Автор(ы) статьи: Колесникова Т.С.
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

честь, репутация, оскорбление

Аннотация:

В статье рассматривается специфика понятия «чести» как основной нормативной особенности в культуре дуэли, приводятся определения видов чести: внешняя (субъективной) и внутренняя (объективной). Эти виды чести составляют несомненную принадлежность каждой реальной личности. Также автор подробно останавливается на возможностях нанесения оскорбления чести и репутации человека, находит пути разрешения последствий оскорбления.

Текст статьи:

Дуэль не может существовать независимо от понятия «чести». Именно  дуэль, как уже выяснилось, является одним из основных  процессов восстановления чести. В противном случае дуэль теряет смысл и превращается в простое ритуализированное убийство. Необходимо более подробно рассмотреть специфику понятия «честь» как основной нормативной особенности в культуре дуэли.

Честь, согласно Толковому словарю Ожегова, представляет собой:

1. Достойные уважения и  гордости моральные качества человека; его соответствующие принципы;
2. Хорошая, незапятнанная репутация, доброе имя;
3. Целомудрие, непорочность;
4. Почет, уважение.

Честь — комплексное морально-этическое и социальное понятие, связанное с оценкой таких качеств индивида, как верность, справедливость, правдивость, благородство, достоинство. Честь может восприниматься как относительное понятие, вызванное к жизни определёнными культурными или социальными традициями, материальными причинами или персональными амбициями. С другой стороны, честь трактуется как изначально присущее человеку чувство, неотъемлемая часть его личности.(Википедия – электронная свободная энциклопедия).

Словарь В.И. Даля, отражая это разделение, определяет честь и как «внутреннее нравственное достоинство человека, доблесть, честность, благородство души и чистую совесть», и как «условное, светское, житейское благородство, нередко ложное, мнимое».

Известны многочисленные высказывания и афоризмы данного понятия. Например:

• «Честь — имущество души И над душой лишь Бог властитель» (Педро Кальдерон, «Саламейский алькальд», хорнада I, сцена 18. Перевод К. Бальмонта);
• «Сокровище на свете разве есть Ценней, чем незапятнанная честь? Нужнее жизни добрая мне слава: Её отдав, на жизнь утрачу право» (Уильям Шекспир, «Ричард II», акт I, сцена I. Перевод Мих. Донского);
• «Я всякую беду согласен перенесть, Но я не соглашусь, чтоб пострадала честь» (Корнель Пьер);
• «Мы не вправе жить, когда погибла честь» (Корнель Пьер).

В христианстве термину «честь» соответствует понятие «благочестие». Честь — создание сосуда, крепкое сдерживание себя в достойном, создание сосуда для достойного. Благочестие — созидание сосуда для благодати, для света. Святых в православии зовут подвижниками благочестия.

Честь — сосуд, покров души. Покров, под которым хранится душа живой. Незапятнанная честь — чистый, целостный покров, не имеющий пятен порочных дел.

Честь понятие общеславянское. Образованно от чьсти, чьту – «почитать, читать, считать». Форма чьсти восходит к *čьt-ti, в которой сочетание tt в результате диссимиляции изменилось в ст, и далее к *kьt-ti, родственного лит. skaitýti — «читать», др.-инд. citti- — «мысль». Та же основа выступает в читать, чтить, считать, чёт (четное число).

В настоящее время под «честью» подразумевается – внутреннее нравственное достоинство человека, доблесть и т.д., а в древности это понятие рассматривалось с материальной позиции – богатство, скот, имущество. Боги наделяли человека богатством и одновременно — уважением, почитанием окружающих. Имущество честного человека можно было сосчитать. Одновременно имущество было своего рода открытой книгой, в которой были «записаны» славные дела земледельца, воина, пирата, вора; имущество было «книгой», которую можно было прочитать.

«В России дворянское понятие о чести и о бесчестии во внятном обличии появилось в послепетровские времена. Честь времен местничества вырастала из сознания незыблемости места рода и человека в государственной структуре. Боярину или дворянину допетровских времен в голову не приходило смывать оскорбление кровью на поединке или просто демонстрацией своей готовности убить или умереть ради чистоты репутации. В этом не было нужды. Государство регулировало отношения между подданными. И не потому, что оно было сильнее и зорче, чем после Петра. Наоборот. А потому, что благородные подданные больше доверяли государству и традиции и меньше связывали понятие чести со своей личностью. Если одному боярину за обиду выдавали другого головой — он считал себя удовлетворенным, хотя его заслуги в происходящем не было никакой. Все делала упорядоченность представлений о сословной ценности рода и человека. И потому в Уложении царя Алексея Михайловича вообще не упоминалось наказание за дуэль, а провозглашалось нечто иное: «А буде кто при царском величестве выймет на кого саблю или иное какое оружие и тем оружием кого ранит, и от той раны тот, кого он ранит, умрет, или в те же поры он кого до смерти убьет, и того убийца за то убийство самого казнити смертию. А хотя буде тот, кого тот убийца ранит, и не умрет, и того убийца по тому же казнити смертию». (Гордин Я.Право на поединок)

В документе «Дуэль и честь въ истинномъ освещенiи. Сообщенiе в офицерскомъ кругу» (1902) рассматривается понятие о чести в двух представлениях, довольно различных в своей сущности, понятий: чести внутренней (субъективной) и чести внешней (объективной). Обе составляют несомненную принадлежность каждой реальной личности.

Честь внутренняя – это известное чувство самоуважения, самооценки, сознания собственной нравственной порядочности, присущи каждому человеку настолько, насколько он сам считает себя близким нравственному идеалу, который он сам-же себе и составил. Высота самого идеала зависит от степени духовного развития, направляемого образованием, религией, а также в сильнейшей степени зависит от влияния среды через воспитание и подражание. Внутренняя честь – тайник сердца человека: он открывается только его собственной совести и извне доступен хорошо знающим его людям, да и то по догадке.

Влиять на внутреннюю честь со стороны можно по-разному и положительно (воспитывая, тем самым, поднимая его нравственный идеал, открывая ему новые горизонты), и отрицательно (развращая, заглушая в нем голос протестующей совести); но «оскорбить» в общепринятом смысле невозможно. Поэтому и защищать свою внутреннюю честь от нападений извне не найдется ни малейшего повода, по крайней мере, поединком; напротив, она – эта честь – всегда будет всеми силами противостоять подобной расправе.

Из выше сказанного следует, что пищей для дуэлей внутренняя совесть служить не может.

Внутренняя совесть в своем ярком проявление присущи одиноким лицам, которые далеки от реальностей жизни в обществе, а именно: идеальному христианину, хотя и живущим среди людей, но отрекшегося от мирских духовных страстей для жизни в Боге; достаточно для очень увлеченной натуры, которую переполняют навязчивые идеи, затмевающие все остальное; и также в экстренных случаях обыкновенному человеку, который предпочел всецело отдаться голосу внутренней чести – чувству долга, интересам дела и т.п. Таких людей, приводится в историческом документе, «оскорбить» нельзя. Они не поймут, не почувствуют, а дуэль им покажется или смешной, или ужасной,  во всяком случае, бесцельной.

Но обыкновенному человеку, цельному – со всеми его потребностями, слабостями и страстями, — не только христианину или вообще существу, стремящемуся к божественному совершенству, не только носителю своего внутреннего долга,– но в значительной степени он еще и неразрывный член соответствующего его умственному и нравственному кругозору общества. Это общество – его стихия, без которой, как рыба без воды, он и жизнь-то свою представить не в состоянии.

Практически со дня своего рождения мы ощущаем в себе органическую потребность, вложенную нам природой, состоять равноправным и уважаемым членом общества. Многие презрительно называют эту потребность «стадной наклонностью» и стараются объявить себя свободным от нее. Но суть вещей от этого не меняется. Мы просто порой не замечаем привычные для нас поступки, помыслы, сознательно предопределенные «общественным мнением». « Иначе что же такое слова: доброе имя, честолюбие, слава, известность, титулы, звание, даже богатство? Позор, стыд, унижение, презрение и т.п.? Что такое «мирская суета», от которой нужно спасаться в кельи? Что такое многочисленные драмы и трагедии в жизни и в литературе, построенные исключительно на остром чувстве разрыва со своим кругом, хотя внутренняя честь часто остается при этом чиста, как кристалл?».

Наша естественная потребность заключается в элементарном – состоять равноправным членом соответственного нам общества. И особенно это характерно звучит, когда мы чувствуем страх, что неуловимая связь с этим обществом находится под угрозой. Одним словом наша жизнь предопределяется комфортным сосуществованием в рядах общества, а все остальное вне его является нравственной смертью, т.е. получение так называемого «волчьего билета».

Общество не может ориентироваться к нам, воспринимая лишь те идеалы, которыми располагает наша внутренняя совесть, т.к. «чужая душа –потемки!», поэтому приходится руководствоваться внешними поступками, догадками и отношением людей, близко нас знающих. Недостаточно быть порядочным человеком и иметь высокую внутреннюю честь; нужно казаться, слыть таковым во мнении общества и с его точки зрения, нужно иметь репутацию или доброе имя, а также осторожно относиться к репутации других. Это и есть природа «внешней чести» или «внешнего достоинства».

Правда состоит в том, что зачастую представления  общественного круга не сходятся с внутренними идеалами, которыми располагает каждая отдельно взятая личность и, скорее всего, противоречат ему, оперируя смесью из нравственных черт с предрассудками, светскими приличиями, условностями… Даже являясь членом общества, можно признавать его несовершенство, критиковать, бороться, влиять на него; но пренебрегать им, слишком отступать от взглядов общества – значит рисковать своей репутацией, правом на уважение со стороны сочленов и даже правом состоять таковым.

В действительности обе чести разделимы только в теории, а в жизни слиты в нас воедино, что порой довольно трудно разобрать, где начинается одна и заканчивается другая. Внешняя честь своими требованиями очень сильно влияет на внутреннюю: воспитывая или даже замещая ее целиком. Поэтому дурной человек в хорошей среде исправляется, а  хороший в дурной – развращается, что зависит от устойчивости и истинного «внутреннего» воспитания. Нередко человек порядочного круга случайно выпадает из общества и не имеет права в него вернуться, быстро теряет все, излишние для него теперь «условности», катится по наклонной плоскости…

Внешняя честь есть, так называемая, Ахиллесова пята каждого человека, которую задеть не составляет особого труда. «Всякое слово, действие, унижающее нас видимым образом, есть уже покушение на наше положение в обществе. Естественно, что оно причиняет нам неприятность, боль, страдание». Исключение составляют те случаи, когда оскорбление не может повредить репутацию в данном обществе или эта репутация прочно установилась и, тогда может иметь незначительный допуск. Репутация –приобретаемая кем – чем-нибудь общественная оценка, общее мнение о качествах, достоинствах и недостатках кого-чего-нибудь. (Толковый словарь Ожегова).

Репутацию можно повредить  собственным поведением или оскорблением

со стороны другого представителя, желающего навредить, затронув ваше доброе имя.

«Оскорблением считается всякий поступок, жесть, слово, намек, выказывающие намеренное презрение, неуважение или пренебрежение одного лица по отношение к другому, а иногда и к целой корпорации; (корпорация, сознавая свою внутреннюю честь, не избавлена также и от внешней: она тоже дорожит своею репутацией)». (2)

Основной чертой оскорбительного поступка является намеренность. Однако эта черта не всегда может присутствовать в действительности, поэтому оскорблением нельзя считать поступок совершенный невежественным человек без характерного умысла, в «бессознательном состоянии». Установить грань между безобидным невежеством и сознательным оскорблением невозможно. В данном случаи это зависит от взглядов и убеждений данного общества, от обстановки и от самого обиженного-пострадавшего

Оскорбления принято делить на три степени: легкое – слово, намек, жест и т.п.; среднее – грубое ругательство, издевательство; тяжелое – пощечина, удар, надругательство над женой, сестрой и т.п. Именно такая характерная классификация приводится в помощь будущему дуэлянту необходимым для определения прав.

Принято считать, что оскорбление задевает не честь потерпевшего, а именно его репутацию. Известно несколько форм отпора на оскорбление:

1. Стерпеть, как истинный христианин, и  предать себя дурным  последствиям;
   1. Совершить самоубийство, конечно, оно не отвечает потребности общения, потребности жизни и может случиться в результате или невозможности обратиться к другим средствам, или полного душевного разлада, или  религиозных воззрениях. Например, как принято в Китае, обычай самоубийства на пороге дома обидчика.
   2. Потребовать извинения от своего обидчика, чистосердечного признания при свидетелях ложности, или необдуманности, или ненамеренности слова, жеста или поступка. Если эти условия на лицо, то честный человек обязан этого признать ( при этом не унижая себя), и тогда дело исчерпано. А если их нет или сам оскорбитель не признает этого. Следует также учитывать степень оскорбления. При тяжелом оскорбление об извинении уже не может идти речь. Извинение формальное или явно ложное может нанести ещё больший вред, задеть самого обидчика. Из выше перечисленного следует, что извинение не всегда может исчерпать оскорбление.
      1. Есть вариант ответить оскорблением на оскорбление. В таком варианте если оскорбитель хотел оскорбить, то равный ответ его не успокоит и пятна с чести уже не снимет. В таком случае потерпевший выступает уже в роли самого оскорбителя. И, конечно, существует вероятность, что этот вариант не успокоит и не остановит противника. Драка, руготня и т.п. доброй славы участникам столкновения не принесет.
      2. Возвратить оскорбление можно путем лишения противника физической возможности требовать удовлетворения, т.е. изувечить или убить его. Хотя для такого случая необходима сила и удача, но своя совесть и общественное мнение редко бывает, чтобы примирилось с подобной расправой. Этот способ, конечно, не является лучшим  и необходимым.
      3. Обратиться к юридической стороне, к защите закона. Но, увы, далеко не всегда юридически есть возможность наказать оскорбителя. Потому что не всякое оскорбление имеет состав преступного деяния. Угрозы закона могут лишь удержать оскорбителя от совершения поступка, но если оскорбление совершено, то это уже не реабилитирует честь оскорбленного, доброй славы, репутации, т.к. суды этим не занимаются. Оскорбленный может почувствовать себя как бы в роли подсудимого и неизбежное для суда раскапывание интимной стороны жизни только усугубит его страдание. Наказание может удовлетворить чувству мести (действие в отплату за причинённое зло, возмездие за что-нибудь, убийство в отмщение за убитого родственника), но не чести.
      4. Общественный суд, взгляды которого очень значимы для оскорбленного, от которого зависит репутация. Решение данного суда руководствуется общественной совестью. Именно в его руках имеются средства, чтобы восстановить доброе имя пострадавшего, признать его незаслуженно оскорбленным, публично выразить ему искреннее сочувствие и одобрение и объявить оскорбителя недостойным.

Однако и здесь есть вероятность пристального рассматривания сугубо личных моментов из жизни пострадавшего и даже при всем выше перечисленном общество может признать репутацию оскорбленного поколебленной. Бывают случаи, когда к  суду общества невозможно обратиться.

Таким образом, бывают разные ситуации, в которых ни одна из предложенных мер может не помочь. И оскорбленный будет болезненно чувствовать отчуждение от родной среды и, если оно угрожает ему серьезными последствиями, ему остается одно: прибегнуть к дуэли.

Дуэль является при этом необходимой и даже, можно сказать, вынужденной мерой в таких случаях. Эта форма восстановления чести, репутации в обществе, не становиться местью и средством избавления от соперника, хотя вероятность этому и существует, потому что пострадавший во время ритуала рискует своей собственной жизнью во имя общественного уважения.

 

Список литературы:

1. Кацура А.В. Дуэль в истории России. М.: ОАО Изд-во «Радуга», 2006
2. М.Э. «Дуэль и честь в истинном освещении». С-Петербург, 1902
3. Свободная энциклопедия –Википедия (Электронный ресурс)- http://ru.wikipedia.org/
4. Словари и энциклопедии на Академике (Электронный ресурс)- http://dic.academic.ru/

Автор(ы) статьи: Клопыжникова А.А.
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

ритуал, обряд,кодификация, цикличность

Аннотация:

В статье рассматривается ритуал как особая форма кодификаии образа жизни, выстроенная в обряде – сценарно оформленном действе.

Текст статьи:

Слово «ритуал» пришло к нам из санскрита, в котором есть корень «ар» — «приводить в движение, двигаться». Причастие от этого глагола «рита» как прилагательное означает «соответствующий, подходящий, правильный», как существительное – «закон», «порядок», «истина», «священный обряд» и «жертвоприношение». Впервые это слово встречается в древнеиндийских гимнах богам – Ригведе, которое одновременно с упоминанием, выступает как совершенно отработанное социальное действие. То есть понятие «ритуал» чрезвычайно давно имело четкую структуру и характеристику. Исследователь Ригведы Т.Я.Елизаренкова так определяет значение слова рита: «Это закон круговращения вселенной регулирует правильное функционирование космоса и жизнь. По закону рита восходит и заходит солнце; одно время года в установленном порядке следует за другим. Все повторяется, и, следуя закону рита, человек воспроизводит цикличность космических явлений в цикличности ритуала, поддерживая тем самым порядок в космосе и в человеческом обществе и создавая условия для нормальной и успешной жизни. Рита является одновременно и этическим законом в обществе. Хорошо и правильно то, что этому закону соответствует: почитание богов и принесение им жертв; награждение жрецов, совершающих жертвоприношение, и поэтов-риши, создающих молитвы. Все эти понятия с отрицательным знаком относятся к области анрита. То есть плохо и неправедно непочитание богов, непринесение им жертв, скупость в отношении жрецов и риши и т.д. Однокоренными с санскритским понятием рита являются и такие индоевропейские слова, как английское rigyt «право», art «искусство», rite «обычай, обряд», русское «ряд», «обряд», «порядок». Современный научный термин «ритуал» происходит из латинского языка, в котором есть существительное ritus «обряд, служба» и образованное от него прилагательное ritualis «обрядовый».

В современном энциклопедическом словаре понятие «ритуал», рассматривается как вид обряда, исторически сложившаяся форма сложного символического поведения, кодифицированная система действий (в том числе речевых), служащих для выражения определённых социальных и культурных взаимоотношений (признания каких-либо ценностей или авторитетов, поддержания социально-нормативной системы и т. п.). В древнейших религиях ритуал служил главным выражением культовых отношений. В дальнейшем с развитием мифологической, а затем и религиозно-философской систем формируются мифологическая интерпретации ритуала и ритуальные средства «драматизации» мифа. Хотя такие религии, как христианство, особенно в его протестантских формах, провозглашают примат «духовной» стороны (вероучения и чувства) перед ритуалом, практически сохранение религиозных отношений в массах обеспечивается в значительной мере действием традиционных систем ритуала, которые составляют наиболее консервативный элемент религии и истолкование которых изменяется в процессе секуляризации общественной жизни. Это делает необходимым рассматривать различные типы ритуала в их связи с исторически складывавшимися нормативно-ценностными системами общества. Ритуал играет важную роль в истории общества как традиционно выработанный метод социального воспитания индивидов, приобщения их к коллективным нормам жизни. Развитие правовых норм, системы нравственных представлений, элементов рационального поведения личности и научного сознания вытесняет ритуал на периферию общественной жизни, главным образом в область церемониальных форм официального поведения и бытовых отношений (гражданскую обрядность, этикет, дипломатический протокол и т. п.).

В толковом словаре Д.Н.Ушакова ритуал трактуется как установленный порядок обрядовых действий при совершении какого-нибудь религиозного акта. Существуют определенные правила поведения в конкретных ситуациях, которыми человек должен соответствовать, даже не смотря на внутреннее состояние души.

Толковый словарь С.Ю.Ожегова и Н.В.Шведова определяет ритуал как установленный порядок действий при совершении церковного таинства.

В настоящее время изучением ритуала занимаются этнографы, социологи, историки, филологи, философы, психологи и психиатры. Все они рассматривают ритуал как одну из форм культурной деятельности человека. Самые первые исследователи ритуала были склонны негативно оценивать этот феномен; они напрямую связывали его с религией и религиозным сознанием, а к этим последним относились как к пережиткам культуры. Так, У. Робертсон-Смит однозначно определял ритуал как религиозную практику; Б.Малиновский связывал ритуал с потребностью человека в чудесах, проистекающей из ощущения своей ограниченности, и формулировал его как традиционно разыгрываемое чудо; Э. Дюркгейм счел возможным, рассматривать, ритуалы как правила поведения, которое предписывают, как человек должен себя вести в присутствии священных объектов.

Однако в то же время ряд исследователей склонны были рассматривать ритуал как явление социально-политической жизни. Например, А. Р. Радклифф — Браун утверждал, что объектами, которым придается ритуальная ценность, являются предметы, социально значимые для мирских, практических, целей, и что обычно ритуальной ценностью — обладают предметы роскоши; А. ван Геннеп и М. Мосс показали, как ри-туал отражает и выражает экономические категории (жертва, дар, обмен) и половозрастные характеристики (инициация и обряды перехода) человеческого коллектива на ранних этапах его существования. Они определяли ритуал как комплекс обрядов, обеспечивающих возрождение космоса, переход от хаоса к порядку. Смена порядка осуществляется при перемене времен года, при последовательных переходах от одного возраста к другому и при перемещениях в социальном пространстве. Ритуалы перехода подразделяются на три обрядовых комплекса: ритуал отделения, ритуал перемещения, ритуал воссоединения.

Со второй половины двадцатого столетия религиозно – символический и предметный аспекты ритуала стали очевидны для этнологов, и на первый план вышли проблемы коммуникации и социализации как функций ритуального действа, поиски ритуального языка и стиля. Р.Фирт понимает под ритуалом определенные установленные действия, которые совершаются с целью повлиять на действительность, имеют символический неэмпирический характер и, как правило, социально санкционированы. Р. и К. Берндты определяют ритуал как обряд, магический или религиозный, который является стилизованным и символическим действием, причем действие это исполняется для достижения определенных целей в земной или загробной жизни. В определении В.Фукса, ритуал – это социально регулируемая, коллективно осуществляемая последовательность действий, которые не порождают новой предметности и не изменяют ситуацию в физическом смысле, а перерабатывают символы и ведут к символическому изменению ситуации. Как бы резюмируя эти точки зрения, Дж. и А.Тодорсоны дают два определения ритуала. По их мнению, это:
1. культурно стандартизованный набор действий символического содержания, совершаемый в ситуациях, предписываемых традиций;
2. символическое поведение, повторяющееся в определенные периоды времени, выражающее в стилизованной явной форме определенные ценности или проблемы группы (или индивидуума).

Таким образом, с точки зрения социологов и этнографов, существует ритуал традиционной культуры и ритуал современной социальной группы; причем если в первом случае ритуал составляет основу поведения и сознания человека, то во втором ритуализация поведения возможна лишь на короткий промежуток времени, а сознание или вовсе не вовлечено в этот процесс, или частично включалось в него для отработки некоторых комплексов. Ритуализация помогает человеку органично существовать внутри своей родной культуры, встроиться в систему социальных отношений иной культуры; через ритуал постигаются тайны социальных иерархий и субкультур.

Особую роль в развитии исследований ритуала играют работы российских и зарубежных структуралистов и семиотиков, рассматривающих это явление культуры в аспекте структурной лингвистики и семиотической теории символа. В.Я.Пропп в книге «Русские аграрные праздники» составляет полный реестр ритем – ритуальных действий и событий восточно — славянского аграного календаря, пытаясь определить природу каждого обряда на основе анализа постоянных элементов его структуры. Ритуал для него связан, прежде всего, с предварением события, с его магическим вызыванием и поэтому обращен в будущее. Для К.Леви — Стросса «ритуал не есть реакция на жизнь. Он есть реакция на то, что из жизни сделала мысль. Он не соответствует непосредственно ни миру, ни опыту мира; он соответствует лишь тому образу, в котором человек мыслит мир». В исследованиях В.Н.Топорова ритуал является сводом правил организации сакрализованного мира; он восстанавливает, обновляет и усиливает все, что к концу цикла приходит в упадок, убывает и стирается из памяти. Топоров пишет о возможном ритуальном происхождении человеческого языка и о его связи с символическими средствами коммуникации у животных, «имея при этом в виду, что именно ритуал был основой, где происходило становление языка как некоей знаковой системы, в которой предполагается связь означаемого и означающего, выраженная в звуках. Многое, видимо, свидетельствует о том, что ритуал древнее языка, предшествует ему и во многих важных чертах предопределяет его».

Ю.М.Лотман рассматривал два этапа эволюции семиотического универсума: дописьменного и письменного. На первом этапе человек искал знание о порядке, в котором организована жизнь. Он следовал той стратегии поведения, на которую ему указывали приметы или результаты гаданий. Поэтому высоко ценилось умение распознавать естественные знаки природы, заложенные в окружающих человека вещах и явлениях. Память коллектива в такой ситуации ориентировалась на повторение одного и того же набора действий и слов, от которых ожидали повторения прежних благоприятных примет, гарантировавших психологическую устойчивость и жизненное благополучие. После изобретения письменности на смену тотальной знаковости пришли специализированные знаковые системы, и культура начала ориентироваться на выработку новых текстов, а не на воспроизведение уже известных, поскольку письменный текст предоставляет человеку возможность оригинального, авторского творчества, идеи которого в силу свойств письменности не будут сведены к уже известным общественным идеалам. Письменность порождает историю и художественное творчество — сферы сознания, объектами которого являются всякого рода изменения и отклонения от порядка. Таким образом, основным семиотическим конфликтом, по Лотману, является конфликт между ритуалом и письменностью, между миром естественных знаков и коллективной традиции и миром свободы индивидуального творчества внутри специализированных знаковых систем.

Ученик Лотмана А.К.Байбурин изучает ритуал как символическую форму поведения, имеющую свою грамматику, синтаксис и лексику, т.е. представляющую собой особый текст. Для него «ритуал является высшей формой и наиболее последовательным воплощением символичности. В ритуале конструируется особого рода реальность – семиотический двойник того, что было «в первый раз» и что подтвердило свою высшую целесообразность уже самим фактом существования и продолжения жизни. Ритуальная реальность с точки зрения архаического сознания – отнюдь не условность, но подлинная, единственно истинная реальность. Ритуал как бы высвечивает те стороны вещей, действий, явлений, которые в обыденной жизни затемнены, не видны, но на самом деле определяют их суть и назначение. В обыденной жизни доминирует «внешнее» (экстенсивное) распространение себя: дом, орудия труда, транспортные средства и т.д. – типичные примеры такого распространения человека и органов его тела. В ритуале представлен иной тип освоения: человек распространяет свою внутреннюю сущность, свою мысль, способность к творчеству. Не случайно ритуал все чаще рассматривается в качестве первоисточника будущих искусств, науки и философии». Для Байбурина ритуал и обычай – вовсе не синонимы, а крайние точки на шкале символических форм поведения. Обычай регламентирует повседневную жизнь, ритуал же – символическую область поведения, касающуюся выживания и благополучия всего коллектива. И вырождение ритуала происходит именно тогда, когда он начинает подстраиваться под быт.

Таковы идеи и подходы представителей гуманитарных наук. Социологи особенно настаивают на коммуникативной и социализирующей функции ритуала, на его непосредственной связи с жизнью человеческого общества. Семиотики, напротив, склонны понимать ритуал как текст и как явление, скорее порожденное мыслью человека, нежели его непосредственным социальным опытом.

В медицине и биологии ритуализм человека изучался психиатрами и физиологами. Исключительный вклад в понимание психофизиологических аспектов формирования ритуального поведения внес российский психоневролог С.Н.Давиденков. Он делил людей на два типа — художественный и умственный. «Первый тип характеризуется живым и эмоционально окрашенным непосредственным восприятием действительности; второй характеризуется отвлеченностью, рассудочностью, а часто и излишним умствованием, в то время как непосредственная, действительная жизнь представляет часто для такого рода субъектов непреодолимые затруднения». Люди умственного типа, по Давиденкову, склонны к психастении, люди художественного — к истерии. И обоим этим типам могут быть свойственны явления навязчивости, порожденные инертностью в работе нервных центров. Жизнь в архаическом мире выдвигала на первый план людей художественно-эмоционального типа, формировавших культуру в аспекте синкретического культового действа, каковым и был встроенный в религию ритуал. Кроме того, развитие человеческого общества препятствовало свободному ходу естественного отбора, и в следствие этого инертные, слабые и неприспособленные к жизни люди, страдавшие навязчивыми состояниями и фобиями, получили возможность транслировать свои страхи на поведение и сознание более сильных членов общества. Поэтому ритуалы и возобладали в человеческой культуре. Таким образом, Давиденкову ритуал представляется объектом психопатологии. Он возникает как следствие навязчивых состояний у инертных и склонных к фобиям людей и впоследствии принимает форму культа, создаваемого представителями художественного типа в качестве обоснования для существования в обществе слабых и склонных к психическим болезням его членов. Ритуал в этой концепции является тормозом эволюции и естественного отбора, и он же – первое свидетельство возникновения культуры. Следовательно, слабость и страх, по этой теории, явились могучими двигателями культурного развития человечества, а культура возникает как символическое средство преодоления естественных недостатков.

Ритуалы представляют собой не только социальное, но и глубокое биологическое явление, что подтверждено работами К.Лоренца и Н. Тинбергена. В частности, Лоренц выделяет четыре функции ритуализованного поведения животных, впоследствии вошедшие в человеческую культуру и преобразованные ею: коммуникация, направление, создание новых мотиваций, дифференциация видов. Лоренц пишет: «При филогенетическом образовании ритуала развитие началось с рецепторной стороны коммуникации; это значит, что выработались полезные для сохранения вида реакции, запускаемые движениями, которые собрат по виду так иначе производит. Это известное явление называли «резонансом», «социальной индукцией» и т.д., причем не задавались вопросом, какие физиологические механизмы приводят к тому, что лошадь впадает в панику, видя другую лошадь, обратившуюся в бегство. Такое «понимание» поведения собрата по виду становится возможным благодаря возникновению некоего приемного аппарата; это и превращает определенную форму поведения в сигнал. Тем самым поведение, служившее ранее лишь другой полезной для сохранения вида функции, приобретает новую, коммуникативную функцию вследствие того, что собрат по виду его понимает». Вторая функция, выделенная Лоренцом, состоит в том, чтобы предотвращать или, по меньшей мере, смягчать вредные для сохранения вида воздействия внутривидовой агрессии. Вместо прямого пожирания или поражения противника животное производит угрожающие действия или издает устрашающие звуки, заменяющие сам акт нападения. Лоренц замечает, что в процессе ритуализации возникают формы поведения, значимые для всего сообщества и потому обязательные для воспроизведения каждым его членом. Тем самым создаются предпосылки для осуществления третьей функции — формирования ценностной системы, связанной с ритуализованными формами поведения. Отныне признаком встроенности особи в стаю являются ее познания в сфере ритуала, готовность заменить непосредственное действие символическим и тем самым выразить свое дружелюбие и потребность в общности с братьями по виду. На этом этапе происходит как бы самоопределение особи, после чего в действие вступает функция дифференциации — запрет на скрещивание видов, пользующихся разными системами сигнализации. Точно так же, по Лоренцу, впоследствии будет обстоять дело и в человеческом обществе. Ритуал будет способствовать взаимопониманию членов коллектива, сдерживать потенциально опасные для него формы поведения (связанные как с агрессией, так и с нарушением бытовой гигиены), способствовать возникновению традиционной системы ценностей и поддерживать сплоченность группы как в плане внутренней общности, так и в плане отличия и изоляции от других подобных групп. Таким образом, такое понимание ритуала побуждает считать его первым языком коммуникации, причиной возникновения человеческих языков и ценностных систем и, как сказал Лоренц, «смирительной рубашкой», которую надевает на человека культура. Культура в этой интерпретации напрямую смыкается с ритуалом, она служит его синонимом, поскольку самые смелые шаги человеческой мысли имеют в своем начале предыдущие формы деятельности и, будучи сделаны, они также застывают чередой форм и сигналов, воспроизвести которые стремится каждый причастный культуре человек. И культура бесконечна потому, что бесконeчен меняющий свои формы и языки ритуал.

Французский социолог Э.Дюркгейм первым классифицировал ритуалы. Согласно ей, все ритуалы делятся на отрицательные и положительные. Отрицательные представляют собой систему запретов, призванных разделить мир сакрального и мир профанного. В одних случаях запрещено принимать пищу, в других – касаться запретных предметов, в третьих – выполнять определенную или всякую вообще работу. В свою очередь положительные обряды совершаются с противоположной целью – не разделять на два мира, а приблизить верующего к миру священного. Дюркгейм подразделяет их на имитационные, коммеморативные и искупительные ритуалы.

Имитационные ритуалы — воспроизведение действий сил сакрального мира и приобщение людей к этим силам (например, совместная трапеза с богами) через такое воспроизведение.

Коммеморативные ритуалы — воспроизводят наиболее значительные события из жизни божеств и общины, как бы воскрешая прошлое на период их проведения (например, новогодний обряд).

Искупительные совершаются с целью искупления или смягчения последствий святотатственного поступка. Дюркгейму также принадлежит определение и описание основных функций ритуала. Таких функций, по его мнению, четыре:
• социализирующая (дисциплинирующая, подготовительная),
• интегративно-коммуникативная (организующая чувства и настроения коллектива, приводящая его к состоянию нераздельной общности),
• воспроизводящая (поддержание традиций, норм и ценностей коллектива)
• психотерапевтическая (создание психологического комфорта бытия, некоей «эйфории» в коллективе).

Исходя из вышеприведенных определений ритуала можно рассматривать его символическую форму поведения живых организмов, связанную с их адаптацией к условиям окружающей среды, направляющую и упорядочивающую их жизненную активность, способствующую возникновению коммуникативных и ценностных систем и служащую основным материалом для образования новых форм поведения, согласованных со своими образцами.

Ритуалы и обряды это звенья одной системы, которые имеют свои нормативные, бытовые и религиозные особенности. Они определяют внутреннее устройство действия и их определенную четкую очередность.

Подводя итог, можно сказать что обряды и ритуалы — это явления изучаемые многими науками, такими как: социологией, семиотикой, историей, филологией, философией, психологией, этнологией и др. Они рассматривались с разных позиций: как явления социальной, политической и биологической жизни. Также обряды и ритуалы связывали с религией и религиозным сознанием (У.Робертсон-Смит, Б.Малиновский, Э.Дюркгейм). В каждой выделялись свои, определенные черты и направления рассматриваемых понятий.

Например, у философов ритуал выступают как единая основа, из которых произрастает вся духовная практика. В их интерпретации обряд является всеобъемлющим удовлетворением всех потребностей человека.

В свою очередь, социологи и этнографы рассматривали ритуал традиционной культуры и ритуал современной социальной группы; где в первом случае ритуал составлял основу поведения и сознания человека, а во втором ритуализация поведения на короткий промежуток времени, где сознание или вовсе не вовлечено в этот процесс, или частично включалось в него для отработки некоторых комплексов. Они утверждали, что ритуализация помогает человеку органично существовать внутри своей родной культуры, встроиться в систему социальных отношений иной культуры; через ритуал и обряд постигаются тайны социальных иерархий и субкультур.

Этнологи выделяли религиозно – символический и предметный аспекты ритуала, и на первый план вышли проблемы коммуникации и социализации как функций ритуального действа, поиски ритуального языка и стиля.(Р.Фирт, Р. и К.Берндты, В.Фукс, Дж. и А.Тодорсоны).

В медицине (С.Н.Давыденков) и биологии (Лоренц К.) ритуал является тормозом эволюции и естественного отбора, и он же – первое свидетельство возникновения культуры. Следовательно, слабость и страх, по этой теории, явились могучими двигателями культурного развития человечества, а культура возникает как символическое средство преодоления естественных недостатков.

Обобщая выше приведенные определения, можно сказать, что ритуал — это и праздник, и скорбь, и церемония, а если совместить все, то это выстраивание событий жизни в определенном порядке и забота о том, чтобы укоренный порядок не нарушался, так как есть внутреннее ощущение правильности этого, заключается в том, что действия, как внешние жесты, так и душевные движения, должны максимально соответствовать внешней ситуации, внутренним побуждениям, т.е. должны быть ответной реакцией на нее и одновременно содержать некий элемент ее предварения.

Литература.
1. Толковый словарь Д.Н.Ушакова
2. Толковый словарь С.Ю.Ожегова и Н.В.Шведова
3. Пропп В.Я. Русские аграрные праздники. М.,1995
4. Топоров В.Н. О ритуале. Введение в проблематику. М., 1988, стр.15, 21
5. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров: человек – текст – семиосфера – история. М., 1996, стр.344-356
6. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. СПб., 1993, стр.16-17
7. С.Н.Давыденков. Эволюционно-генетические проблемы в психопатологии. Л., 1947, стр.25-26
8. Лоренц К. Обратная сторона зеркала. М.,1947, стр.428

Автор(ы) статьи: Дашкова Е.В.
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

стиль, функционирование термина «стиль», «семейные сходства»

Аннотация:

В статье раскрывается понятие «стиль», история возникновения данного термина и первоначальная практикаего использования в период античности. Отражена специфика философского осмысления этого понятия в эпоху Просвещения в XIX-XX столетиях. Рассмотрено функционирование термина «стиль» в рамках искусствоведческого, лингвистического, науковедческого, психологического и социологического контекстов. Отмечено контекстуальное разнообразие типовых признаков понятия «стиль», что позволяет утверждать невозможность однозначного обобщенного его определения и использование при определении данного термина подхода, названного Л. Витгенштейном «семейными сходствами».

Текст статьи:

Сегодня трудно найти такую область человеческого знания и деятельности, в которой бы не использовалось слово «стиль». Этот термин активно используется искусствоведами и лингвистами, культурологами и модельерами, философами и дизайнерами, психологами и архитекторами, социологами и художниками. Он значится в «теоретическом арсенале» как ученого-естественника, так и обществоведа-гуманитария. С полным основанием можно сказать, что термин приобрел междисциплинарный (межотраслевой) характер, и проблема его функционирования в этом статусе уже является предметом специального рассмотрения [1].

История возникновение термина «стиль» и первоначальная практика его использования уходит своими корнями в античность. Это слово «этимологически происходит от stylus, заостренного прутика, используемого для письма на воске греками и римлянами. Здесь смысл метафоричен; так же как мы говорим о вдохновляющем или анонимном пере, о быстрой или смелой руке. Стиль человека первоначально был его характерной, особенной манерой письма: возможно сначала с акцентом на форму его письма, его почерка, позже, конечно, с отсылкой скорее к его выбору и комбинации слов» [2, c.3].

Аристотель использует этот термин в «Поэтике» и «Риторике», в третьей книге которой под стилем понимается способ словесного выражения предметов в правильно составленной речи о них. Уже здесь Аристотель попытался выделить группу взаимодействующих, синонимичных со стилем понятий – способ, форма, манера [3].

Вряд ли можно восстановить всю историю того процесса, в ходе которого термин «стиль» путем расширения и изменения своего значения распространился на всю сферу искусства. Но уже начиная с Нового времени, он широко использовуетсяся в теории языка и литературы, искусствоведении и философской антропологии. В эпоху Просвещения предпринимаются первые попытки философского осмысления этого понятия, установления его более четкого понятийного содержания путем обсуждения в рамках уже выделенной Аристотелем «категориальной сетки»: способ – форма – манера. Здесь следует сказать о И.В. Гёте (1749-1832), который в статье «Простое подражание природе, манера, стиль» (1788) выделяет три ступени развития художественного творчества, обозначение которых вынесено в название статьи. Стиль знаменует собой высшую ступень развития творческой индивидуальности. Если простое подражание природе позволяет охватить объективные свойства предмета, познать их, то манера представляет собой «середину между простым подражанием и стилем». Она знаменует индивидуальную свободу художника, возможность, оперируя формами, в субъективных образах отображать эти свойства. Стиль же – это «познание сущности вещей». В эстетике немецкой классической философии понятие «стиль» приобретает более четкие категориальные ориентиры. Например, Ф.В. Шеллинг (1775-1854) отмечал необходимую связь стиля со способом. Он указывал, что относительно мышления эти понятия равнозначно выражают субъективные особенности творческой личности [4]. Г.В. Гегель (1770-1831) противопоставлял стиль манере, подчеркивая, что манера есть «внешняя сторона формы», а стиль объективен, хотя и отражает своеобразие человека. Стиль объективен именно потому, что он связан с предметами и вытекающими из этих предметов заключениями. Манера случайна, стиль же закономерен [5].

И.И. Винкельманн (1717-1768) в работе «Истории искусства древности» (1763) впервые использует «стиль» в качестве одного из основных понятий u1080 искусствоведческого анализа. Вся история древнегреческого искусства подразделялась на три периода по стилевым признакам: «строгий стиль», «высокий стиль», «изящный стиль». Считая древнегреческое искусство непреходящим образцом для всех времен и народов, он вводит понятие «идеального стиля», к которому должны стремиться все художники.

В конце XIX – начале ХХ в. понятие «стиль» все больше используется для характеристики отдельных этапов эволюции художественной культуры: благодаря работам таких искусствоведов как Г. Вёльфлин (1864-1945) и А. Ригль (1858-1905) это понятие становится основным принципом исторического изучения искусств, развитие которых понималось как процесс закономерного чередования или смены стилей. Но в начале ХХ в. идея «исторического стиля» получает «второе дыхание», прежде всего благодаря творчеству Освальда Шпенглера (1880-1936). В 1919 г. выходит в свет первый том его книги «Закат Европы», основная тема которой состоит в обосновании тезиса, что «у истории нет всеобщей логики, она исчерпывается лишь рождением и умиранием культурных организмов» [6, c.13]. Что обычно называют всемирной историей человечества, является на самом деле, по мнению Шпенглера, историей процесса рождения, юности, зрелости, старости, и, наконец, гибели восьми замкнутых в себе и неповторимых великих культур: египетской, индийской, вавилонской, китайской, греко-римской (аполлоновской), византийско-арабской, культуры майя и ныне существующей западноевропейской (фаустовской). Сравнение разных культур возможно, по Шпенглеру, на основании стилевых характеристик культуры. История каждой из восьми культур представляла собой имманентное развертывание культуры из ее «прасимвола». Этап зарождения культуры заканчивается формированием свойственного только ей уникального стиля. «Поэтому в общей исторической картине культуры может существовать только один стиль, а именно стиль этой культуры» [7, c. 306]. Но имеется некоторое сродство стилей разных культур, которые «…все, в качестве организмов одного и того же вида, обладают историей жизни родственных структур» [7, c. 307]. Именно это и есть, согласно Шпенглеру, история «больших стилей». Уже принятые в искусствоведении обозначения «романский стиль», «готика», «барокко», «рококо», «ампир» являются не самостоятельными стилями, а отдельными фазами стиля западноевропейской культуры. Что же такое «стиль культуры» у Шпенглера? В тексте книги нет прямого ответа на этот вопрос. Поскольку образно-поэтическому языку Шпенглера несвойственны точные дефиниции, то использование термина «стиль» сопровождается целым набором метафор: «стиль есть судьба», «стиль как почерк», «стиль – совокупность форм», «стиль – непреднамеренное и неизбежное устремление всякой деятельности», «стиль – душа культуры».

Стиль, конечно, связан с художественным творчеством, но эту связь Шпенглер трактует очень своеобразно. «Стиль есть судьба. Он дается, но его нельзя приобрести. Сознательный, намеренный, надуманный стиль есть ложный стиль …» [7, c. 298]. Стиль есть выражение бессознательного душевного элемента, хотя стиль и возникает благодаря человеческой воле, художественному стремлению к символизации. Но художник становится великим не потому, что он порождает стиль, а потому что он интуитивно чувствует душу культуры и становится выразителем только ей свойственного стиля.

«Стили не следуют друг за другом, подобно волнам или биению пульса. Они не имеют никакого отношения к личности отдельных художников, к их воле и сознанию. Наоборот, стиль в качестве посредствующей стихии априорно лежит в основе художественной индивидуальности» [7, c. 306]. По-этому именно стиль дает понимание бытия человека, его индивидуальности. «…Стиль есть постоянно новое переживание человека, полное выражение мгновенных свойств его становления, его «alter ego» и отражение в зеркале» [7, c. 306].

Для ответа на поставленный выше вопрос есть смысл обратиться к обобщающей характеристике Альфреда Крёбера (1876-1960), одного из лучших исследователей стилевых определений культуры.

Шпенглеровское исследование «морфологии мировых культур» Крёбер называет «…попыткой выразить стиль культуры. Он является характеристикой всюду проникающей формы (It is characterization of pervasive form), образа (Gestalt). Тотальная форма, вычленяемая не последовательным переходом от предмета к предмету, а как целое, постигаемое в качестве интеллектуальной целостности наподобие слитка после отливки». Его окончательное заключение о возможности использования понятия «стиль» в характеристике культуры является положительным. «Стиль является нитью культуры или цивилизации: последовательный, самосогласующийся способ выражения некоторого поведения или реализации некоторых видов действий. К тому же этот способ избирателен: должна существовать альтернатива выбора, хотя фактически она может быть и не реализована. Где правит принуждение, физическая или физиологическая необходимость, там нет места для стиля» [2, c. 150]. Понятие «стиль» используется при характеристике художественного творчества в диапазоне от явлений эпохальных до специфики отдельных произведений. Но в литературе мы не находим единой точки зрения по вопросу о содержательных элементах этого понятия. Чаще всего стиль трактуется как «устойчивая целостность или общность образной системы, средств художественной выразительности и образных приемов, характеризующих произведение искусства или совокупность произведений. Стилем также называется система признаков, по которым такая общность может быть опознана. В современной теории стиля существуют различные мнения об объеме понятия стиль: с ним иногда связывают весь комплекс явлений содержания и формы, но чаще ограничивают его значение структурой образа и художественной формой» [8, c. 514].

Прямо противоположную точку зрения высказывает Ю.Б. Борев: «Стиль в искусстве – это не форма, не содержание, не даже их единство в произведении. Стиль – набор “генов” культуры (духовных принципов построения произведения, отбора и сопряжения языковых единиц), обусловливающий тип культурной целостности. Стиль как единая порождающая программа живет в каждой клеточке художественного организма и определяет структуру каждой клеточки и закон их сопряжения в целое. Стиль – императивный приказ целого, повелевающий каждым элементом произведения» [9, c. 136]. Конечно, использование автором биологической и программистской терминологии вряд ли способствует прояснению существа дела, но главным здесь является стремление подчеркнуть определяющую роль идейного замысла в формировании стиля произведения. Свою точку зрения Ю.Б. Борев подкрепляет анализом пушкинского «Медного всадника», основная идея которого, по его мнению, состоит в выяснении вопроса о соотношении истории и современности, личности и государственности, счастья и законности. «Эта идея – ядро концепции поэмы, определяющее ее поэтику и стиль, в котором оказываются гармонически объеденены одическое (представляющие Петра и государственность) и обыденное (представляющие Евгения и личностность) начала» [9, c. 137]. Решению этой задачи служит отбор лексического материала и других выразительных средств, так что с полным правом можно сказать, что стиль обусловливает стилистику.

Обращаясь к проблеме определения понятия «художественный стиль», А.Ф. Лосев и М.А. ТахоГоди специально отмечают, что не считают возможным использовать при его характеристике термин «идея» в виду одной из его трактовок как обобщенного содержания. Стиль не может сводиться ни к форме, ни к содержанию художественного произведения, ни даже к их единству. «Художественный стиль есть принцип конструирования всего потенциала художественного произведения на основе тех или иных надструктурных и внехудожественных заданностей и его первичных моделей, которые, однако, имманентны самим художественным структурам произведения» [10, c. 38].

Интерес представляет попытка В.Г. Власова «восстановить» в своих правах концепцию «исторических художественных стилей». Он исходит из того, что художественный стиль не может выступать фактором, однозначно характеризующим историческую эпоху. «Любая историческая эпоха слишком сложна и противоречива для того, чтобы найти свое отражение только в одном художественном стиле». Вместо термина «стиль эпохи» он предпочитает употреблять термин «исторический стиль», подчеркивая, что «таких «исторических стилей» в каждую эпоху, как правило, бывает несколько и каждый из них по-своему выражает те или иные тенденции развития искусства». Каждый «исторический стиль» складывается из борьбы, взаимодействия различных «художественных направлений».

«Понятие «стиля» – настаивает В.Г. Власов – применимо только к художественному творчеству. … Использование слова «стиль» в быту или в иных, нехудожественных сферах человеческой деятельности возможно лишь в качестве метафоры» [11, c. 546]. Но вряд ли допустимо игнорировать практику использования этого термина в других областях научного знания.

В ХХ в. проблема стиля интенсивно рассматривается в сфере лингвистики, а также в социолингвистических исследованиях, где анализируются стилевые особенности речевого общения в различных социальных контекстах с точки зрения их реализации в социальных действиях индивида и группы. В западной литературе этот аспект функционирования термина «стиль» рассматривается в рамках «дискурсивного анализа», где социальный контекст предстает в различных измерениях: межличностном, социоструктурном, идеологическом, прагматическом [12, p. 14-17]. Из разнообразных типов научных контекстов термин «стиль» прочно утвердился и в психологии.

Таким образом, поле деятельности термина «стиль» становится очень широким. Нам представляется сомнительной сама возможность конструирования чистого, универсального понятия «стиль». Даже в истории искусств оказывается невозможным четко очертить границы господствующего художественного стиля не только во временных рамках, но и в наборе существенных признаков. Выход за рамки искусствоведческого контекста и рассмотрение функционирования термина «стиль» в рамках лингвистического, науковедческого, психологического, социологического контекстов показывает, что набор этих признаков существенно изменяется.

Контекстуальное разнообразие типовых признаков понятия «стиль», невозможность однозначного обобщенного его определения позволяет нам утверждать, что мы здесь имеем ситуацию, аналогичную описанной Л. Витгенштейном при рассмотрении термина «игра». Рассматривая процессы, которые называются “играми”, он подчеркивает, что мы имеем здесь «сложную сеть подобий, накладывающихся друг на друга и переплетающихся друг с другом, сходств в большом и малом» [13, c. 111]. Эти подобия Л. Витгенштейн называет «семейными сходствами». Аналогичная ситуация складывается в современном мире, и с термином «стиль». Если понятие не удается четко ограничить, то остается, подчеркивает Л. Витгенштейн, только один способ его введения: путём примеров. При этом «приведение примеров здесь не косвенное средство пояснения, – к которому мы прибегаем за неимением лучшего. Ведь любое общее определение тоже может быть неверно понято» [13, c. 113]. Но использование термина «стиль» в культурологическом контексте имеет один существенный общий признак: стиль всегда связан с выбором. На это неоднократно указывает Л.Г. Ионин: «…Говорить о стиле можно только тогда, когда есть выбор»; «когда выбора нет, мы имеем дело или с традицией, или с каноном, когда есть выбор, можно говорить о стиле» [14, c. 159-160]. А. Крёбер также отмечает, что стиль возможен только тогда, когда существует «альтернатива выбора» [2, c. 150]. Стиль в отношении человека как носителя культуры – это всегда выбор. Стилевой выбор, стилетворчество – это возможность человека по созданию, конструированию своей собственной субъективности и вместе с тем возможность осознания самим себя как творца, субъекта культуры.

 

Литература

1. Павловская О.Е. Проблема функционирования межсистемного термина стиль в гуманитарных науках // Известия вузов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. Приложение. Ростов н/Д, 2004. № 2.

2. Kroeber A.L. Style and civilizations. New York: Cornell, 1957.

3. Аристотель. Риторика // Античные риторики. М., 1978.

4. Шеллинг Ф.В. Философия искусств / Пер. с нем. П.С. СПб., 1996.

5. Гегель Г.В.Ф. Эстетика. Т 1. М., 1968.

6. Драч Г.В. «Морфология культуры» Освальда Шпенглера // Шпенглер О. Закат Европы. Ростов н/Д, 1998.

7. Шпенглер О. Закат Европы. Ростов н /Д, 1998.

8. Недошивин Г.А., Чёрных А.М., Чудакова М.О., Кантор А.М. Стиль в литературе и искусстве //Большая советская энциклопедия. 3-е изд. М., 1976. Т. 24.

9. Борев Ю.Б. Эстетика: Учебник. М, 2002.

10. Лосев А.Ф., Тахо-Годи М.А. Эстетика природы (природа и ее стилевые функции у Р. Роллана). Киев, 1998.

11. Власов В.Г. Стиль, стилизация // Стили в искусстве. Словарь. СПб, 1998.

12. См.: Styles of discourse / Ed. by N. Coupland. London; New York; Sydney, 1988.

13. Витгенштейн Л. Философские работы. Часть I. М., 1994.

14. Ионин Л. Социология культуры: путь в новое тысячелетие. М., 2000.

Автор(ы) статьи: Бирюкова А.
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

интеллект, интеллектуальный акт, спморегуляция, активность, механизм интеллекта

Аннотация:

Любой интеллектуальный акт предполагает активность субъекта и наличие саморегуляции при его выполнении. Его основой является именно умственная активность, в то время как саморегуляция лишь обеспечивает необходимый для решения задачи уровень активности. При этом активность и саморегуляция являются базовыми факторами интеллектуальной продуктив­ности, и добавляет к ним еще и работоспособность.

Текст статьи:

Интеллект больше, чем какое-либо другое понятие, оказался объектом споров и критики. Уже при попытке дать определение интеллекта ученые-психологи сталкиваются со значительными трудностями. В 1921 году журнал «Психология обучения» организовал дискуссию, в которой приняли участие крупнейшие американские психологи. Каждого из них попросили дать определение интеллекта и назвать способ, которым интеллект можно было бы лучше всего измерить. В качестве лучшего способа измерения почти все ученые назвали тестирование, тогда как их определения интеллекта оказались парадоксально противоречивыми. Очень удачную метафору в связи с этим привел Дружинин В.Н. в своей книге: Диагностика общих способностей. Он пишет: «Термин «интеллект», помимо своего научного значения (которое у каждого теоретика свое), как старый крейсер ракушками, оброс бесконечным количе­ством обыденных и популяризаторских истолкований».

Когда говорят об интеллекте как некоторой способности, то многие ученые в первую очередь опираются на его адаптационное значение для человека и высших животных. Так, например, Штерн В. полагал, что интеллект — это есть некоторая общая способность приспособления к новым жизненным усло­виям.

А согласно Полани Л., интеллект относится к одному из способов приоб­ретения знаний. Но, на взгляд большинства других авторов, приобретение знаний (ассимиляция, по Пиаже Ж.) выступает лишь побочной стороной процесса при­менения знаний при решении жизненной задачи. Важно, чтобы задача была дей­ствительно новой или, по крайней мере, имела компонент новизны. С проблемой интеллектуального поведения тесно связана проблема «трансфера» — переноса «знаний — операций» из одной ситуации на другую (новую).

Но в целом развитый интеллект, по Пиаже Ж., проявляется в универсальной адаптивности, в достижении «равновесия» индивида со средой.

Любой интеллектуальный акт предполагает активность субъекта и наличие саморегуляции при его выполнении. По мнению Акимовой М. К., основой интеллекта является именно умственная активность, в то время как саморегуляция лишь обеспечивает необходимый для решения задачи уровень активности. К этой точке зрения примыкает Голубева Э.А, полагающая, что активность и саморегуляция являются базовыми факторами интеллектуальной продуктив­ности, и добавляет к ним еще и работоспособность.

 

Таким образом, можно дать первичное определение интеллекта как некоторой способности, определяющей общую успешность адаптации человека к новым условиям. Ме­ханизм интеллекта проявляется в решении задачи во внутреннем плане дей­ствия («в уме») при доминировании роли сознания над бессознательным. Одна­ко подобное определение столь же спорно, как и все другие.

Томпсон Дж. полагает, что интеллект есть лишь абстрактное поня­тие, которое упрощает и суммирует ряд поведенческих характеристик.

Ученые разработавшие первые тесты интеллекта (например, Бине, Симон, 1905), рассматривали это свойство более широко. По их мнению, человек обладающий интеллектом — это тот, кто «правильно судит, понимает и размышляет» и «кто, благодаря своему здравому смыслу» и «инициативности» может «приспосабливаться к обстоятельствам жизни».

Эту точку зрения разделял и Векслер — он считал, что «интеллект — это глобальная способность разумно действовать, рационально мыслить и хорошо справляться с жизненными обстоятельствами».

Отсутствие однозначности в определениях интеллекта связано с многообразием его проявлений. Однако всем им присуще то общее, что позволяет отличать их от других особенностей поведения, а именно активизация в любом интеллектуальном акте мышления, памяти, воображения — всех тех психических функций, которые обеспечивают познание окружающего мира.

Соответственно некоторые ученые под интеллектом как объектом измерения подразумевают те проявления индивидуальности человека, которые имеют отношение к его познавательным свойствам и особенностям. Этот подход имеет давние традиции. Однако, понимая интеллект как способность к обучению, его тем самым привязывают к задачам только лишь одного вида деятельности. Кроме того, есть и иные причины не позволяющие принять это определение интеллекта.

Действительно, во многих работах показано, что дан­ные, полученные с помощью тестов интеллекта, значимо коррелируют с успешностью обучения (коэффициент кор­реляции равен примерно 0,50, причем зависимость более высока в начальных классах школы, а затем несколько снижается). Но оценки успеваемости отражают не про­цесс обучения, а его результат, сами же корреляции объясняются тем, что большинство тестов интеллекта из­меряет «насколько присущи индивиду интеллектуальные навыки, которыми овладевают в школе». Но ни тесты интеллекта, ни школьные оценки не дают возможности предсказать, как человек будет справляться со многими жизненными ситуациями.

Психологи до сих пор спорят о его природе. В настоящее время существует множество теорий интеллекта. Одна из попыток упорядочить информацию, накопленную в области экспериментально-психологических теорий и исследований интеллекта, принадлежит М.А. Холодной. Ею были выделены восемь основных подходов, для каждого из которых характерна определенная концептуальная линия в трактовке природы интеллекта:

Социокультурный — интеллект рассматривается как результат процесса социализации и влияния культуры в целом (Брунер Дж.; Коул М. и Скрибнер С.; Леви-Брюль Л.; Лурия А.Р.; Выготский Л.С. и др.).

Генетический — интеллект определяется как следствие усложняющейся адаптации к требованиям окружающей среды в естественных условиях взаимодействия человека с окружающим миром  (Чарлсворз У.Р.; Пиаже Ж.).

Процессуально-деятельностный — интеллект рассматривается как особая форма человеческой деятельности (Рубинштейн С.Л.; Брушлинский А.В.; Венгер Л.А.; Талызина Н.Ф.; Тихомиров О.К.; Абульханова-Славская К.А. и др.).

Образовательный — интеллект как продукт целенаправленного обучения (Стаатс А.; Фишер К.; Фейерштейн Р.; Менчинская Н.А.; Калмыкова З.И.; Берулава Г.А. и др.).

Информационный — интеллект определяется как совокупность элементарных процессов переработки информации (Айзенк Г.; Хант Э.; Стернберг Р. и др.).

Феноменологический — интеллект как особая форма содержания сознания (Келер В.; Дункер К.; Мейли Р., Вертгеймер М.; Глезер Р.; Кэмпион Дж. и др.).

Структурно-уровневый — интеллект как система разноуровневых познавательных процессов (Ананьев Б.Г.; Степанова Е.И.; Величковский Б.М. и др.).

Регуляционный — интеллект как форма саморегуляции психической активности (Терстоун Л.Л. и др.)

Но и эту схему можно свернуть и провести еще более общую классификацию существующих на данный момент подходов к проблеме интеллекта, это позволяет выявить несколько кардинально различных направлений. Так  Айзенк Г. выделяет 3 базовых концепции:

Интеллект как биологических феномен;

Интеллект как социокультурный феномен;

Психометрический интеллект.

А Дружинин добавляет четвертый подход, выходящий за рамки чисто-научного, но без которого характеристика данного понятия не будет полной, — это обыденные характеристики интеллекта.

В содержание «биологический интеллект» включаются особенности функционирования структур головного мозга, отвечающие за познавательную активность. Они определяют индивидуальные отличия интеллекта и связывают их с наследственностью. По мнению Айзенка, биологический аспект является наиболее фундаментальным, и служит основой для психометрического и социального.

Основоположником психофизиологического подхода к проблеме интеллекта был Гальтон Ф., который использовал для измерения интеллекта сенсорные показатели (время реакции, сенсорное различение и т.п.). Более поздние исследования английского психолога Барта (1940, 1966) еще более упрочили эту теорию. В его данных практически невозможно увидеть влия­ние среды на интеллект.

Важно заметить, что довольно силь­ным союзником концепции наследственности интеллекта во все времена являлся здравый смысл, ибо обыденные житейские наб­людения учили, что «яблоко от яблони недалеко падает».

В своей современной формулировке теория наследст­венной детерминации интеллекта утверждает, что при­мерно 80 % вариаций в количественных показателях спо­собностей (IQ) следует отнести за счет генетических раз­личий между людьми. Высказываются и более умеренные взгляды, сог­ласно которым влиянием наследственности объясняется от 25 % до 65 % индивидуальных различии в интеллекте.

Существует три типа исследований, позволяющих сделать выводы о влиянии наследственности на интел­лект, в том виде, как он измеряется тестами: 1) изуче­ние зависимости оценок интеллекта родных и приемных детей от уровня интеллектуального развития родителей (усыновителей); 2) изучение внутрипарного сходства по показателям интеллекта у генетически идентичных монозиготных (МЗ) и дизиготных (ДЗ) близнецов, гено­типы которых различаются, как у обычных братьев и се­стер; 3) изучение степени интеллектуального подобия лиц с идентичным генотипом, но воспитывавшихся по­рознь (так называемый метод разлученных МЗ близне­цов).

В настоящее время наиболее выдающимся последователем теории биологического интеллекта на Западе является Г.Айзенк. В своих работах, в частности в, он приводит веские доводы в пользу данной концепции.

Однако в литературе имеется так же и множество опровержений биологической детерминированности интеллекта.

Социокультурная концепция рассматривает интеллект как способность индивидуума к адаптации: «Интеллект — это то, что обеспечивает эффектив­ность адаптации, поведения в сложной среде». Определение интеллекта через приспособительную деятельность находит все больше сторонников. Для Пиаже Ж., как уже говорилось выше, сущность интеллекта выступает в струк­турировании отношений между средой и организмом, а его развитие проявляется в более адекватной адаптации. Вернон отмечает, что интеллект соответствует общему уровню сложности и гибкости в схемах поведе­ния личности, последовательно сформировавшихся в те­чение ее жизни.

Очевидно, невозможно определить интеллект вне мно­гообразных форм взаимодействия индивида с окружаю­щей средой. С позиций советской психологии это взаи­модействие рассматривается как активное, действенное, а не просто приспособление, адаптация. «Понятие тако­го рода, как интеллект, раскрывается лишь в плане кон­кретных действенных взаимоотношений индивида с окру­жающей действительностью». Такое понимание интеллекта позволяет рассматри­вать его как процесс, а не результат, выступающий в виде способности к обучению, способности к абстрактному мышлению и т.д. Однако такой подход к пониманию интеллекта несостоятелен, поскольку он объединяет производные от совершенно между собой не связанных компонен­тов — IQ, личности, мотивации и др., что приводит к ненаучному размытию границ понятия интеллекта. Следствием такого подхода, по мнению Айзенка, окажутся бесконечные дискуссии на тему того, какой из параметров можно считать наиболее репрезентативным.

С.И. Ожегов в своем толковом словаре русского языка определяет слово » интеллект «, как мыслительная способность, умственное начало у человека. Так, или примерно так, толкуют это понятие и другие толковые словари. В частности, в словаре иностранных слов под редакцией И.В. Лехина и проф. Ф.И. Петрова — интеллект (лат. Intellects) означает ум, рассудок, разум, мыслительная способность человека. ( Из чего следует, что слова: ум, рассудок, разум, и, как я полагаю, сознание — это слова синонимы означающие интеллект в русском звучании). В общем, все словари сходятся в одном: интеллект это мыслительная способность человека. Эта та самая способность, которая не только отличает человека от животных, но и различает людей по интеллектуальному признаку.

Автор(ы) статьи: Алиева Н.З.
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

постнеклассический этап, онтологический статус нелинейности, атрибутивные характеристики, новая мировоззренческо-методологическая парадигма

Аннотация:

В статье раскрываются причины становления неклассической картины мира, ставшей для России третьего тысячелетия является актуальным феноменом. Смысл бытия современной философии состоит в поисках новой мировоззренческо-методологической парадигмы, позволяющей не только адекватно осмыслить современную реальность, но и создавать стратегии управления современного бытия и созидания будущего. Актуальными становятся идеи, ориентированные на становление целостного нелинейного мировоззрения и трансляции его посредством механизмов культуры и образования.

Текст статьи:

Постнеклассический этап развития мировоззрения и научной картины мира поставил новые задачи.

Первая – устранение из современной постнеклассической картины мира ориентации на линейную однозначность; выявление онтологического статуса нелинейности, неопределенности как атрибутивных характеристик бытия; Вторая – становление ноосферогенетического синтеза всего корпуса знаний, в том числе и мировоззренческого, становления учения о ноосфере как новой научно-мировоззренческой системы. Третья – становление холистического мировоззрения и научной картины мира, представляющих мир как целостность, включающую человека. Решение этой триединой задачи способствует становлению нового неклассического синергийно–ноосферного мировоззрения и общенаучной междисциплинарной единой картины мира как целостности.

Мы живем в переходную эпоху кризисов и перемен во всех сферах: природной, социальной, духовной, характеризующуюся девальвацией мировоззренческих ориентиров. Сформировать новое мировоззрение и новые методологические регулятивы само естествознание как частная наука не в со-

стоянии. Задача естествознания – изучение природы, мира. Но осознать – что такое природа – вопрос мировоззрения и задача философии, способной осуществлять рефлексию над наукой и философское осмысление мира, формировать мировоззрение новой переходной эпохи. Синтез философии и естествознания способен преодолеть тенденции иррационализма, деструктивности, мировоззренческого разброда.

Становление нового неклассического мировоззрения для России третьего тысячелетия является актуальным феноменом. Вопрос в том, как соединить в единое целое знание научное, знание обыденное, знание мировоззренческое, человеческую мудрость разных эпох. Смысл бытия современной философии состоит в поисках новой мировоззренческо-методологической парадигмы, позволяющей не только адекватно осмыслить современную реальность, но и создавать стратегии управления современного бытия и созидания будущего. Актуальными становятся идеи, ориентированные на становление целостного нелинейного мировоззрения и трансляции его посредством механизмов культуры и образования.

Раздробленность и передел философского знания в последние десятилетия привели к разрозненности научного и философского знания, которое несет предел созданию целостного мировоззрения с современной обобщенной картиной мира. Поэтому в условиях перехода к новому образовательному

обществу с новым неклассическим интеллектом возрастает значение неклассических подходов, неклассической науки и Неклассичности в целом, которые позволят создать новую интерпретацию и новый синтез философии, образования и культуры для создания новой ноосферной цивилизации третьего тысячелетия.

Новое мировидение, формируемое современной наукой, приобретает новые черты. Во-первых, оно является холистическим, так как формируется с одной стороны, естествознанием, а с другой, науками о человеке, с помощью интегративных процессов. Модель мироздания, создаваемых естествознанием XXI в., представляет мир как целостность, включающую человека. Во-вторых, новое мировидение должно стать нелинейным, ориентированным на нелинейность мира, его познания и образования. В-третьих, такому пониманию мира сопричастной является концепция ноосферного знания, конценция ноосферизма (А.И. Субетто и др.).

«Ноосферное знание – это новое представление отношений «Человек-Природа», возникающее на стыке науки, философии, психологии. Здесь образ мира задается вместе с u1095 человеком, природа понимается как самоорганизующаяся целостность, включающая человека. Ноосферное знание предстает как место встречи духа и разума» [1, с 9]. В таком социокультурном контексте выталкивается самой самоорганизующейся реальностью проблема становления нового постнеклассического мировоззрения с новой научной картиной мира, новой рациональностью, новой культурой, новым образованием и новым бытием человека в мире.

В связи с этим постнеклассический этап развития мировоззрения и научной картины мира поставил новые задачи. Первая задача – устранение из современной постнеклассической картины мира ориентации на линейную однозначность; выявление онтологического статуса нелинейности, неопределенности как атрибутивных характеристик бытия; применение постаналитического способа мышления, сочленяющего три сферы анализа: исторический, рефлексивный и теоретический. Вторая задача – становление ноосферогенетического синтеза всего корпуса знаний, в том числе и мировоззренческого, становления учения о ноосфере как новой научно-мировоззренческой системы, описывающей основы и механизмы становления «ноосферы будущего» в XXI в. и расширяющего учение о ноосфере В.И. Вернадского. Третья задача – становление холистического мировоззрения и научной картины мира, представляющих мир как целостность, включающую человека.

Решение первой задачи может осуществить синергетика, которая проецирует естествознание, естественнонаучное образование и его компоненты (научную картину мира, научный стиль мышления) на наш современный, бурлящий и изменчивый мир с его нестабильностью и неравновесностью. Она возвращает естественные и гуманитарные науки в мир нестационарности, нестабильности, открытости и самоорганизации. Концентуальным узлом новой парадигмы называет нелинейность. Новая парадигма есть парадигма нелинейности [2]. Синергетика дает значительное расширение поля исследуемых объектов, открывая пути к освоению сложных саморегулирующихся систем. Такие объекты характеризуются сложностью, уровневой организацией, наличием взаимодействия их элементов, существованием управляющего уровня и обратных связей, обеспечивающих целостность системы. Понятие обратной связи вызвано существованием возвратных циклов в природе, принципиальной необратимостью эволюционных процессов в системах, далеких от равновесия. Линейные представления уступают место нелинейным. Линейная причинность уступает место циклической, в которой схема «причина – следствие» меняется на «неустойчивость – устойчивость – новая неустойчивость». Эта схема объясняет фазовые переходы, возвратные циклы в природе и социуме.

Что дает синергетика для мировоззренческих целей образования? В современном мире, потрясаемом темпом происходящих в нем изменений, глубиной нестабильностей и кризисных явлений, человек утрачивает мировоззренческие ориентиры. Как жить, для чего жить, какой морали следовать в жизни и своей практической деятельности, как выжить в условиях неопределенности и хаоса в мире – вот круг вопросов, на которые должен найти ответ человек. В таких условиях именно синергетика может стать новым мировоззренческим ориентиром. Она конструирует новое синергетическое видение мира, которое содержит философские рассуждения. Но в их основе в отличие от других философских направлений лежат результаты математических и естественнонаучных теорий. Таким образом, синергетика не умозрительно, а доказательно строит свою философию.

Что нового дает синергетика в мировоззренческом аспекте? Она открывает другую сторону жизни. Поясню на простом примере маятника. Если немного отклонить маятник в сторону от нижнего положения равновесия и отпустить, он будет колебаться предсказуемо по законам классической механики. Если поднять маятник в верхнюю точку и отпустить, то невозможно предсказать влево или вправо он начнет двигаться. Такое нестабильное и нелинейное поведение маятника является неклассическим, оно развивает нелинейное видение мира. Мир устроен так, что он допускает сложное. С.П.

Курдюмов видит новые тенденции в научном мировоззрении [3]:

- идея множественности, осуществляемая через многовариантность развития, множество форм приспособления к быстро меняющейся среде;

_ невозможность экстраполяции по времени сложных систем: в условиях неустойчивости системы: малое воздействие может приводить к катастрофическим результатам, дальнейшим цепным реакциям, которые развиваются по своим законам и приводят в действие мощные энергии;

_ срыв и изменение направления развития системы в точках бифуркации;

_ коэволюция систем, развивающихся с различной скоростью;

_ самоорганизация сложных систем;

_ осуществление режимов с обострением, в которых за конечное время энергия системы уходит в бесконечность;

_ идея эволюции как отдельных видов живых организмов, так и всей природы и человечества с созданием нового мировидения, новой культуры, новых социальных структур – ноосферной философии.

Включение синергетических объектов и процессов в научные исследования вызвало революционную перестройку в картинах реальности ведущих областей естествознания. «В противовес концепту мертвой природы, лишенной какого-либо импульса к движению, уже в XVIII в. зарождается и набирает обороты концепция самоизменения, самопреобразования природных тел и живых организмов» [4]. В мировоззренческом плане синергетика знаменует собой становление нового взгляда на окружающий нас мир и человека в этом мире. Синергетика не только меняет матрицу понятий, понятийный строй мышления, она перестраивает наше мироощущение, мировосприятие, миропонимание. Она открывает ту сторону жизни, которая всегда считалась аномалией, досадным недоразумением.

Нелинейный мир – это мир с иными, отличающимися от привычных для классической науки закономерностями. Это закономерности вырастания сложных структур из малых флуктуаций (хаоса), построения сложного эволюционного целого из частей, направленности течения процессов, иные принципы симметрии и управления процессами развития сложных систем. Причем важно понять, что все реальные системы, как правило, открыты и нелинейны. И наоборот, закрытость и линейность есть исключение из правила, чрезмерное, часто неправомерное, упрощение действительного положения дел.

XXI в. – это время становления ноосферы будущего – общепланетной сферы разума как целостной системы знаний, технологий, информационных систем и как новой научно-мировоззренческой системы, описывающей основы и механизмы становления «ноосферы будущего». Предтечей учения о ноосфере явился русский космизм с его синтетическим мироощущением, реализующимся через категории соборности (А.С. Хомяков, В.С. Соловьев и др.), цельности бытия, всеобщего сознания, принципа единства (П.Я. Чаадаев), всеединства (В.С. Соловьев), всечеловечности и всемирности (Ф.М. Достоевский, А.В. Сухово-Кобылин).

Великий русский ученый В.И. Вернадский, создатель учения о Биосфере, получившего во второй половине ХХ в. статус научной теории и признание мировой науки, выдвинул идею о Ноосфере – Сфере Разума как высшей стадии эволюции Биосферы. Сам термин «ноосфера» впервые был предложен в 1928 г. Э. Ле Руа в книге «Происхождение человечества и эволюция разума», в которой он пишет, что эволюция осуществляется новыми, чисто психическими средствами: через промышленность, общество, язык, интеллект, и таким образом биосфера переходит в ноосферу. Термин «ноосфера» используется в главной работе Тейяра де Шардена «Феномен человека», утверждавшей неизбежность слияния всех рас в единое человечество и его объединение с Природой и Богом.

Ноосферное миропонимание получило развитие в трудах Н.Н. Моисеева, в которых ноосфера выступает как разумная организация деятельности человека, обеспечивающая коэволюцию биосферы и человечества. Он утверждает, что «для обеспечения стабильности рода человеческого необходимо должны быть некоторые универсалии, определяющие представления людей об окружающем мире и своих обязанностях по отношению к тому, что их окружает – по отношению к Природе и другим людям. Именно эти универсалии мне и хотелось бы называть миропониманием». И далее: «Выработка миропонимания, формирование мировоззренческих универсалий, помогающих людям выживать в критических ситуациях, и утверждение их в сознании людей мне представляется в современных условиях важнейшей задачей цивилизации XXI в. И теперь этот процесс уже не может быть спонтанным процессом самоорганизации. Он должен стать процессом целенаправленной деятельности Коллективного Разума человечества. Успешное решение этих мировоззренческих проблем – ключ к будущему» [5].

Учение о Ноосфере и формирование научных основ ноосферы оформляется в виде ноосферологии (Б.Г. Режабек и др.), ноосферизма (А.И. Субетто и др.). Это учение должно стать основой нового мировоззрения, способного определить место и роль человечества во Вселенной и направление его эволюции. Ноосферное мировоззрение находится в стадии становления, представляя особую роль человека во Вселенной как единственного носителя разума. Создание основ ноосферного мировоззрения опирается на то, что лишь при гармоничных отношениях научного знания, философии и религии возможно понимание мира и выработка плодотворного и ответственного отношения к нему и требует синтеза разных знаний.

Большой вклад в современное развитие учения о ноосфере, живом веществе, биосфере внесли такие ученые как В.П. Казначеев, А.И. Субетто, А.Д. Урсул, А.Л. Яншин, Ф.Т. Яншина, Э.Н. Елисеев, Э.И. Колчинский, А.П. Огурцов и другие. В. П. Казначеев определяет ноосферогенез как космопланетарный процесс. А.И. Субетто определяет ноосферизм как теоретическую систему, которая должна «завершить преобразования основ научного мировоззрения, импульс которым задает учение о ноосфере В.И. Вернадского».

Современное развитие учения о ноосфере Вернадского и его оснований предстает как глубокий научно-мировоззренческий переворот, являющийся результатом развивающейся «вернадскианской революции» в системе научного мировоззрения. Ибо творческое наследие Вернадского в его целост-

ности дало основания и предпосылки развития учения о ноосфере и поиска ноосферной модели будущего человечества и России. А.И. Субетто отмечает: «Учение о ноосфере В.И. Вернадского, в начале, в первой половине ХХ в., незамеченное человечеством, «взорвало» основания «картины мира», показало логику становления ноосферы – нового состояния биосферы Земли и геологической истории Земли, в которой «живое разумное вещество» или «ноосферный монолит» по Казначееву становится своеобразным мощным фактором в геологической истории» [6].

А.И. Субетто, развивая учение о ноосфере, называет его ноосферизмом и определяет следующим образом: «Ноосферизм – это не только новая модель бытия, социоприродного гомеостаза, но и новая философия, новая научная картина мира, новое качество человека. В этой философии понимание природы как Самотворящей Природы, Природы-Пантакреатора, понимание не только бытия человека, но и Бытия вообще, как креативного бытия, становится важнейшим онтологическим основанием. Илья Пригожин заметил: «Пассивная Вселенная не способна порождать созидающую Вселенную» [7].

В теории ноосферизма А.И. Субетто получает развитие теория ноосферогенеза В.И. Вернадского. Она развивается в направлениях: преодоление механистической картины мира через восприятие устройства мира как организма; ноосферный синтез единой науки; смены парадигм эволюционизма; спиральной картины эволюции; изменения представлений о пространственно-временном базисе существования Космоса, Земли, Биосферы; антропизацию научной картины мира; определения понятия неклассичности бытия.

Велика роль образования в становлении ноосферы. Космос создал человеческий разум на Земле не случайно. Его предназначение «оразумление биосферной эволюции». И наоборот, ноосферогенез поможет осуществить синтез всего корпуса знаний, в том числе и естественнонучного с гуманитарным. Он предопределен революцией, происходящей в системе научных знаний и научного мировоззрения, становлением ноосферизма как междисциплинарного, проблемноориентированного научного комплекса и как новой научно-мировоззренческой системы. Существующие тенденции фундаментализации, гуманизации, экологизации, математизации образования входят в ноосферизацию образования в XXI в. как частности. На базе представлений о природе как сложной динамической системы и ноосфере может быть осуществлен синтез частнонаучных картин мира и развитие общенаучной картины мира. В свою очередь сама общенаучная картина мира рассматривается не как точный и окончательный портрет природы, а как постепенно уточняемая и развивающаяся система относительно истинного знания о мире.

М. Шлик утверждает: «Наука едина. Это не мозаика и не роща, в которой произрастают рядом друг с другом различные виды деревьев. Наука – это единое дерево со многими ветвями и листьями. Она делает возможным познание единого мира, который не распадается на различные реальности, например, на сферу природы и духа. Различие заключается не в сущности вещей, а в отличных друг от друга особенностях исследовательского процесса, а именно в различных способах исследования, применяемых гуманитарными и естественными науками» [8].

Таким образом, решение триединой задачи способствует становлению нового неклассического синергийно–ноосферного мировоззрения и общенаучной междисциплинарной единой картины мира как целостности.

 

Литература

1. Черникова И. В. Философия и история науки. Томск, 2001.

2. Князева Е.Н. Основания синергетики. Синергетическое мировидение. М., 2005.

3. Курдюмов С.П. Новые тенденции в научном мировоззрении.

http://spkurdyumov.narod.ru/KurdyumovSergPavlovich.htm.

4. Ивушкина Е.Б., Режабек Е.Я. Философия и история науки. СПб., 2006.

5. Моисеев Н.Н. О мировоззрении и миропонимании. http://nnmoiseev.narod.ru/mirivoz.htm.

6. Субетто А.И. Ноосферизм. Т.1. Введение в ноосферизм. СПб., 2001; 2003.

7. Вернадскианская революция в системе научного мировоззрения – поиск ноосферной модели бу-

дущего человечества в XXI веке (коллективная монография)/ Под науч. ред. А.И.Субетто. СПб.,

2003.

8. Шлик М. Философия и естествознание // Эпистемология и философия науки. 2004. Т.1. № 1.

Автор(ы) статьи: Ромах О.В.
Раздел: не указан
Ключевые слова:

не указаны

Аннотация:

не указана

Текст статьи:

Второй выпуск «Аналитики культурологии» (2-14) в 2009 году размещает представленные материалы по разделам: Теоретическая культурология, Историческая культурология, Прикладная культурология и Социальная культурология  .

Раздел «Теорическая культурология» выстроен в ключе исследования культуры в форматах аксиологии, онтологии, гносеологии; исследования философии как основы культуры в ее культурологенности, смыслозадавании  и семиозиса, исторической ретроспективы трудов мыслителей по этому поводу.

Одновременно с этим в раздел помещены исследования сущности интеллекта, стиля, чести, ритуализации как кодов жизни; неклассической мировоззренческой картины мира, что в совокупности является отдельными направлениями сущности культуры в ее содержательном и функциональном ключах. Не менее важным становится и изучение методологии исследования национального характера, что является доминантным для культуры и культурологии в ее аналитике, так как человек был и остается «мерой всех вещей» — творцом и производным от культуры, каковая, в том числе создает и особенности национального и личностного характера. Полемика о природном или культурном в человеке выходит на проблему исследования происхождения человека, всего живого на земле, что напрямую затрагивает важнейшие для человечества мировоззренческие вопросы: о первичности сознания или материи, о Боге и вере, о душе и духовности и т.п.  Представляется, что от решения этих вопросов зависит их поведение, дела и поступки, принимаемые решения, нравственная атмосфера в семье и обществе, моральные и нравственные ориентиры, оценка событий и явлений современной жизни.

В разделе «Историческая Культурология» представлены материалы преимущественно по исторической культурологии России, где можно выделить  статьи по исследованию русского народного образа жизни, изучение народных примет и суеверий как категории анализа-наблюдения, дающих информацию об окружающем пространстве, представленного анализом значений дней недели, сопоставительное изучения наследия исторических персонажей с библейскими в летописании домонгольской руси. Интересна статья о музыке как основы художественной культуры, где показано  исследования ее значимости в истории развития культурологической мысли. Здесь помещены материалы, раскрывающие особенности становления культурологи на Западе в исторической ретроспективе и исследования трудов мыслителей, направленных на становление и развитие духовно-душевного здоровья человека.

Статьи позволяют отметить широту  научных интересов и развития культурологической мысли наших авторов.

 

 

Раздел «Социальная культурология» получился в этом выпуске самым крупным. Здесь представлены статьи, которые можно объединить в блок, исследующий массовую культуру на уровне изучение ее природы и функциональности, анализа экранной культуры, становящейся альтернативой иных ее видов, СМИ в пространстве гуманитарной культуры, на уровне исследования ее отдельных жанров – телесериалов и глянцевых журналов. Обращение внимание на этот аспект представляет важным в соотнесении с масштабами и значимостью массовой культуры в современной обществе. Как социальный феномен исследуется наука, информация как аспект культуры повседневности, ряж ценностей социума – субкультура «анимэ», духовность и ее особенности, мировоззренческие позиции представителей религиозных конфессий, долголетие как социальный феномен и др.

Раздел дает представление о векторах развития научных интересов в социально-культурологическом плане.

Раздел «Прикладная Культурология» — основан на исследовании направлений национальной культуры в ее повседневной констатнте – изучении культурологи быта, исследовании семейных традиций в национальных сказках и мифах, кодирующих это изучением основ национальной культуры. Литература и музыка и статьи, посвященные им – постоянная тематика нашего издания, которые и исследуются в этом разделе. Новым стало представление науки в ее компарации (советская – американская) и анализ индекса цитирования научных изысканий. Интересным направлением представляется методология технологизации культуры в разных ракурсов, в том числе и выявления влияния телекоммуникационных технологий на ее развитие.

Содержание нашего издания выстраивается в уже aпробированном алфавитном размещении статей каждого из разделов. Это показало свою эффективность, что побуждает нас оставить этот принцип и позволяет быстро найти статьи в соответствии с координатами авторов. Тем не менее, ставшая в определенной степени традиционной, направленность материалов разделяется на вышеуказанные разделы культурологии – теоретический, исторический, социальный, прикладной.

Полифонизм исследований не только чрезвычайно интересен, но и дает множественные подходы к решению сложных проблем разного направления.

Статьи подготовлены преподавателями, аспирантами, докторантами, доцентами и профессорами  вузов России – Москвы, Санк-Петербурга, Казани, Иркутска, Нальчика, Хабаровска, Белгорода, Тамбова, Рязани, Троицка, Пензы, Перми, Самары, Еревана, Тобольска, Тюмени, Саратова.

Всего доброго, ждем отклики на помещенные статьи, новые материалы, которые надеемся разместить в нашем издании.

С уважением, благодарностью, лучшими пожеланиями и надеждой на сотрудничество

Ромах О.В.