Автор(ы) статьи: СТЕФАНОВСКАЯ Н.А.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

чтение, текст, семиозис, смыслогенез, постмодернизм, шизоанализ.

Аннотация:

В статье анализируются различные постмодернистские трактовки феномена чтения, постулирующие неограниченные возможности конструирования смысла текстов читателем, открытость пространства семиозиса.

Текст статьи:

Постмодернизм, ядром которого принято считать постструктурализм, провозгласил завершение эпохи универсальности, единства культурных кодов. Необходимо отметить, что постмодернизм не является монолитным интеллектуальным течением. Под этим понятием объединяется набор разнообразных как по критерию моделируемой предметности, так и с точки зрения используемой методологии, проектов. Смысловая и категориально-понятийная пестрота подходов постмодернизма обусловлена его радикальным отказом от самой возможности конституирования в сфере современного философствования концептуально-методологической матрицы, которая могла бы претендовать на парадигмальный статус.

В рамках постмодернизма, исходя из его базовых концептуальных особенностей, в частности, акцента на процессах демассовизации и дестандартизации, ухода от массовости социального действия, децентрации социальных систем, изменения характера восприятия реальности, отхода от тотальности всеобщего и возврата к самоценности индивидуального опыта на микроуровне и др., чтение рассматривается как довольно условный термин, объединяющий множество существенно различающихся по качеству процессов (Р.Барт, Ж.Батай, Ж.Бодрийяр, Ж.Деррида, Ф.Джеймисон, Ж.-Ф.Лиотар, Дж.Х.Миллер, П.де Манн, М.Фуко, У.Эко и др.).

Постулируя отказ от «раздвоения» мира, от бинарной оппозиции «означающего-означаемого», «знака-значения», постмодернизм меняет представления о чтении как иерархической, ступенчатой схеме расшифровки истинного смысла текста, поскольку тексты, подлежащие прочтению – это симулякры, не имеющие предметных референций. Знак – не путеводная нить, а та единственная реальность, в которую погружен человек. В конечном счете, реальность исчезает, ее заменяет становящийся реальностью текст. Иными словами, текст выступает не отражением реальности, а первой и единственной реальностью. Происходит замещение мира текстом, как имиджем мира. «Не важно, что есть этот мир сам по себе, важно то, чем он является, как он пред-ставлен. А предстояние картины мира самому этому миру связано с ощущением его конечности, завершенности – и в пределе – неспособности двигаться дальше. Текст же разворачивается беспредельно. Это бесконечный образ конечного мира» [10, с.80].

Соответственно, чтение представляет собой трансмутационный акт общения, в котором творится новый смысл-мысль и изменяется наличный, являя энергию сопротивления любой стихии [9, с.161]. Акт чтения выступает вариантом языковой игры, сферой экспериментирования, где происходит совмещение и смещение смыслов. Идея языковой игры лежит в самой основе постмодернистской концепции Читателя как источника смысла, ибо в процессе чтения «все трое» (т.е. читатель, текст и автор) «являют собою единое и бесконечное поле для игры письма» (Л. Перрон-Муазес) [14, с.958].

«Открытое произведение», согласно У.Эко, становится игрой, системой кодов, которые способны разгадать только посвященные, а значит, только им будет доступно бесконечное движение в пространстве произведения. Для «остальных» произведение конечно и безусловно. Для обычного зрителя искусство продолжает оставаться областью целостности и сферой произведений. Для элиты важной становится способность примкнуть к тексту, слиться с ним, раствориться в его форме [10, с.98].

Таким образом, чтение дискурсивно, оно неразрывно связано с контекстом, и главным в нем становится прочтение, понимание не денотативных значений высказывания, а наоборот, вычитывание тех значений, которые подразумеваются, но остаются невысказанными, невыраженными. Текст принципиально раскрыт, всегда соотносится с другими, современными или предшествующими, или даже будущими дискурсами. В связи с этим важна позиция читателя, превращающегося в соавтора, который может раскрыть скрытые реминисценции, соотнеся произведение с общекультурным контекстом [3, с.54].

Повторимость, воспроизводимость текста является условием его бесконечно долгой культурной жизни. Он может, не меняя своей внутренней определенности, попадать в новые контексты и приобретать новые смыслы. В рамках постмодернизма чтение это не способ обретения Другого, а скорее зеркало для обнаружения и исследования собственной природы и собственных проблем. Чтение возникает из мотива сомнения в собственной самодостаточности. В логике постмодерна в чтении происходит возврат к самому себе, постоянное обдумывание себя, изменение самооценки, внимание к своему внутреннему миру. В чтении человек проявляется как «в самом себе сомневающееся бытие» [10, с.86]. Истоки этого сомнения в социальных условиях жизни современного человека. С одной стороны, он пользуется всеми благами современной цивилизации, а с другой, – отдает себе отчет в ее враждебности человеческому началу. Поэтому человек, если он еще способен на гуманистическую самооценку, испытывает некоторый нравственный дискомфорт, сомневаясь в собственной правомерности. Как утверждает Ж. Деррида: «Критический читатель априори и бесконечно сам подвергается некоему критическому прочтению» [8, с.383].

В постмодернистском понимании чтение децентрировано. Его можно начать с любой точки, которая и станет новым центром. Равенство дискурсов отрицает идею восхождения к «единому» тексту или смыслу в чтении, идеализирует его номадизм, множественность. Образом новой зарождающейся книги становится ризома, основными свойствами которой являются принцип связи и принцип гетерогенности [9, с.162].

Задание тексту смыслового единства – задача читателя. Чтение формирует некоторый метафрейм – особое объединение смысловых блоков, являющееся единичным, подвижным, зависящим от ситуации, социального и эмоционального контекста, личности читателя, который в разных условиях может давать разный результат для читающего. Текст при этом выступает лишь как «сложный букет неоформленных возможностей, стимулирующий интерпретативный дрейф своего читателя» [12, с.23]. При этом обязательным является только взаимное сцепление фрагментов текста, но без заранее заданной (или в любой случайной) конфигурации без цели и без центра, приблизительным аналогом которого может служить детский калейдоскоп с набором разноцветных стекол [1, с.418].

В разных опытах чтения различных читателей (как и в разное время у одних и тех же) «ускользание» и порождение смысла происходит самым причудливым образом. «В коммуникативном пространстве, которое создается книгой, с неизбежностью возникает в результате не одна самоидентичность с устойчивой «сердцевиной», но серии фантомных «копий». Писавший теряет контроль над этими призраками (своими интерсубъективными идентификациями), которые размножаются, живут и самопроизвольно гибнут в публичном пространстве … Публичное пространство приобретает собственную антропогенную силу, становясь в буквальном смысле «фабрикой» по массовому изготовлению интерсубъективных фантомов «авторов». В этом пространстве существует не Кант или Платон, а размножающаяся в опытах чтения серия «кантов» и «платонов»… Таким образом, мир книги – это мир антропо-поэзиса, в котором происходит постоянное, имеющее форму праздничного безделья изобретение человеком самого себя и в качестве «сердцевины» метафизической идентичности «Я», и в качестве серии фантомных существ, обладающих разнообразной психофизиологической организацией» [11, с.193].

Таким образом, постмодернистский подход пробует объяснить, почему чтение одного и того же текста в разное время имеет различный результат. Условной, неформализуемой методологией чтения выступает деконструкция, как некое событие, которое не дожидается размышления, сознания или организации субъекта. Каждое «событие» деконструкции остается единичным [7, с.155]. В таком случае произведение, подобно иероглифу, не подается однозначному прочтению, в нем заложена возможность возврата и переосмысления, «переигрывания» ситуации [10,с.99].

Тем самым, в постмодернистской перспективе чтение это разворачивающийся в субъективном времени читающего процесс индивидуального творчества смыслов. Оно реально только в процессуальности индивидуального означивания в постоянно переструктурирующихся проблемных смысловых полях текста. Текст не готовая ткань, он «…делается, вырабатывается в вечной ткацкой работе. Потерянный в этой ткани (в этой текстуре) субъект постоянно уничтожает себя прежнего, переделывает себя, подобно пауку, истаивающему в строительных выделениях своей паутины» [2, с.13]. Тем самым, утверждается открытость и неограниченность семиозиса в процессе чтения.

В постмодернистских концепциях, чтение – это неповторимая индивидуальная игра смыслов, связей, интерпретаций. Постмодернистская парадигма придает фундаментальный статус феномену дискурса, который трактуется в качестве самодостаточной процессуальности. По мнению ее сторонников, в чтении реально имеет место не интерпретационная деятельность субъекта, а «моменты самотолкования мысли» (Ж. Деррида). Это означает, что какова бы ни была цель дискурсивной процедуры, всегда – и в рамках письма, и в рамках чтения – «субъект… не бывает экстерриториальным по отношению к своему дискурсу» (Р.Барт). Таким образом, чтение есть просто один из способов освоения дискурсов, как «сложной и дифференцированной практики, подчиняющейся доступным анализу правилам и трансформациям» (М.Фуко).

Подобная трактовка читательской деятельности в постмодернизме дает довольно редкую возможность включить в изучение чтения уникальность, единичность отдельного читателя, что является одной из сложнейших проблем социологии чтения – как, не исключая макропроцессов, учесть тонкие индивидуальные структуры личности. В то же время, один из существенных недостатков заключается в том, что в посмодернистской перспективе теряются качественные особенности собственно чтения, размываются его границы, оно превращается в абстрактную характеристику психики, маркирующую не только дистантный контакт, но и другие феномены духовной жизни.

В рамках постмодернизма сформировался еще один подход к трактовке феномена чтения, имеющий ряд принципиальных особенностей в отличие от описанных постмодернистских концепций, что и дает нам повод выделить его как самостоятельный. Мы назвали его – экспериментационный (Ж.Делёз, Ф.Гваттари, М.Бланшо, Б.Вальденфельс, П.Клоссовски, Р.Жирар и др.).

Истоки его находятся во фрейдизме, с позиций которого чтение может быть представлено как постоянный тренинг границы Эго, попытка раздвижения этой границы в сторону проникновения в бессознательное. Объединяющим тезисом для представителей данного подхода выступает наличие некоего метаначала – «желания», как инициирующей и движущей силы человеческой активности, в том числе и в чтении. Единственной приемлемой целью человеческой активности при этом называется производство субъективности, непрерывно самообогащающей свои отношения с миром [5, с.152]. Причем эта движущая сила заключена в индивидуальной психике, а не вне ее. Таким образом, чтение здесь – это всегда психологический эксперимент с заранее непредсказуемым результатом.

В отличие от постмодернизма, утверждающего множественность интерпретаций текста в процессе чтения, основанную на взаимоналожении и перекличке текстов, знании предшествующих текстов читателем и ориентации на авторские метки, в этом подходе декларируется радикальный отказ от интерпретации и наличия смысла в тексте вообще. Основу и результат чтения составляют не интерпретация или моделирование, а экспериментация, создание совершенно нового смысла читателем (лозунг, выдвинутый Ж. Делёзом и Ф. Гваттари – «Замените интерпретацию экспериментацией»). Исходя из этого, по мнению Дж. Х. Миллера, смыслогенез никогда не бывает объективным процессом обнаружения смысла, но вкладыванием смысла в то, что само по себе не имеет никакого смысла [13]. Базовый принцип смыслообразования в чтении – случайность, поскольку в ризоморфной среде коммуникации между дифференцированными линиями носят принципиально случайный характер, ускользающий от консервации.

В качестве базовых положений экспериментационного подхода выделяются следующие:

- способности к чтению даны изначально, врождены,

- они причастны к человеческой сущности как само стремление к коммуникации,

- реализация способности к чтению имеет «шизофреническое раздвоение» на сознательную деятельность самого человека и подсознательное следование безличной силе «желания», как внешней по отношению к личности, но заложенной в психике человека.

Ядром экспериментационного подхода можно считать концепцию шизоанализа Ж.Делёза и Ф.Гваттари, в рамках которой природа чтения выводится из «производящей силы бессознательного».

Согласно этой концепции бессознательное – не «античный театр», выражающий символические образы, а «завод», наполненный всевозможными абстрактными машинизмами, побуждающими его к производству и воспроизводству различных образов, слов и желаний. При этом социальное производство («полное тело», «социус») и «производство желания», по сути, идентичны. Но противостояние между ними разворачивается в пространстве «территориализации» потоков желания.

В отличие от постмодернизма, принципиально отказывающегося от построения самой модели мира, шизоанализ пытается сформировать глобальную систему социума.

Все понятия культуры распределяются между двумя полюсами – шизофренией и паранойей, которые образуют два противостоящих способа мышления, причем первый рассматривается как однозначно позитивный, а второй, соответственно, воплощает в себе все негативные черты культуры.

«Молярный» макромир общественных формаций параноидален, основан на «государственном» мышлении, в основе которого понятия идентичности, сходства, истины, справедливости и отрицания, позволяющие иерархически структурировать внутренние области репрезентационного мышления – субъект, понятие, объект. Он стремится структурировать и ограничить свободные «молекулярные» множественности желаний отдельного человека («шизомолекул»), задать им единые пути, т.е. «территориализировать» их. «Молекулярный» микромир строится на принципах «номадического» мышления, основывающегося на шизофрении, различии, свободной игре сил, разрушающих любой централизованный порядок. «Номадическое мышление» стремится сохранить различие и разнородность понятий там, где «государственное мышление» выстраивает иерархию и сводит все к единому центру-субъекту.

Авторы шизоанализа интерпретируют свободное от нормативирующих структур общества поведение индивида, который может свободно реализовывать свои желания как «деконструированный субъект» – как «шизоидное»: но не в качестве поступков психически больного человека, а как линию поведения лица, сознательно отвергающего каноны общества в угоду своему естественному «производящему желанию», своему бессознательному. Требование слушаться голоса собственного «шизо» (т.е. «шизомолекулы» – основания человека) ведет к необходимости редуцировать из психической жизни нормативные конструкты, навязанные культурой. Исходя из этого чтение как практика репрезентации, правильной интерпретации текста по едино заданным правилам отвергается, оно недетерминируемо.

Чтение есть не распознавание, а свободное конструирование символов товарного мира, декодирование, перекодирование, перегруппировка кодов текста в соответствии с имманентными процессами «производства желания».

Текст, таким образом, предстает не как застывший мертвый организм, а как свободное гладкое пространство мысли, «тело без органов», открытое для вариативного самоконфигурирования. Чтение выступает сферой противостояния произвольного номадического мышления в границах текста и попыток централизованного управления или контроля за ним. Децентрированный текст не предполагает глубинного смысла и аксиологически выделенной интерпретации, не может выступать обнаруживающим исконный смысл предметом истолкования. Подвергнутое означиванию его «тело без органов» принудительно наделяется определенной конфигурацией, т.е. становится «телом с органами» и утрачивает свой статус пустого знака. Любая конкретность телесной организации выступает как насилие над вариабельностью «тела без органов», по мысли Ж.Делёза и Ф.Гваттари: «тело страдает от того, что оно… вообще организовано» [6, с.274].

Смысл чтения – свободное конструирование и дальнейшее оперирование понятиями, но не «пред-данными», «пред-существующими», а обозначающими то, что еще не вошло для человека в объектный строй мироздания, но уже может являть собой фрагмент «внешнего мира».

Доктрина шизоанализа переносит акцент с результата на сам процесс, способ чтения. По утверждению Ф.Гваттари, очевидно, что «принудительная и исключительная оппозиция означающего и означаемого одержима империализмом Означающего, возникающего с появлением машины письма. В таком случае все по праву приводится к букве. Таков закон «деспотического перекодирования»». По мнению Ф. Гваттари, означающее правомерно понимать как «знак великого Деспота (эпохи письма)». Акцентируя «тиранический, террористический, кастрирующий характер означающего» и высказывая сомнение в принципиальной работоспособности Означающего в языке, Ф. Гваттари делает вывод, что само по себе Означающее – «колоссальный архаизм, уводящий к великим империям», и подлежит замене моделью, в границах которой «потоки, содержание и форма» обходятся без означаемого. Целью таковых интеллектуальных поисков являлся поиск «линий абстрактного декодирования, противостоящих культуре».

«…Речь идет не о том, чтобы передать послания, снабдить образами в помощь отождествлению или же формально упрощенными образцами в качестве опоры для процедуры моделирования, но о том, чтобы катализировать экзистенциальные операторы, способные обрести в недрах нынешнего масс-медиативного хаоса устойчивость и стойкость.

Этот поэтико-экзистенциальный катализ, работа которого обнаруживается в недрах скриптуральной, голосовой, музыкальной или пластической дискурсивности, как бы одновременно запускает высказывательную перекристаллизацию творца, интерпретатора и любителя произведения искусства. Эффективность его коренится по существу в способности осуществлять активные процессуальные разрывы внутри семиотически структурированных значествующих и означательных тканей, исходя из которых он пускает в ход новые референционные универсумы». [5]

Соотнося пространственную модель с организацией и устройством человеческого мозга Ж.Делёз и Ф.Гваттари одновременно акцентируют также особую значимость порождающих и отчасти предпосылающих мышление материальных начал, как книги с присущей для нее многослойной структурой взаимоналожения листов. «Книга составляет ризому с миром. Существует непараллельная эволюция книги и мира, книга обеспечивает детерриторизацию мира, но мир осуществляет ретерриторизацию книги, которая в свою очередь детерриторизует себя в мире (если она на это способна и может это)» [6, с.379].

Чтение – одна из процедур субъективизации, обретения автономии, атрибутом которой является множественность примеряемых человеком масок. Чтение предполагает десубъективацию автора посредством определенных текстовых процедур и сопряженное с ней высвобождение процессов имперсонального становления или «Man-становление» самого себя. Обозначая эту трансформацию термином «гетерогенез», Ж. Делёз демонстрирует, каким именно образом, с помощью «трансверсальной машинерии» многомерные знаковые миры превращаются в открытую, самовоспроизводящуюся систему, автономно творящую собственные различия. Результатом этого воспроизводства становится тиражирование бесконечных процессов ускользания от вяжущих фиксаций значения и, таким образом, от тирании означаемого. Иными словами, чтение – это всегда ускользание от фиксирующего, форматирующего значения текста, разрыв его рамок и границ для создания нового поля референций, процесс непрерывной смысловой мутации.

Шизоанализ – одна из немногих концепций, которая, отвергая деспотию Означающего как приоритет родового, ролевого, типичного, в центр анализа выводит единичное, неподвластное этой деспотии.

Созвучная шизоанализу идея присутствует и в концепции личности П.Клоссовски. По его мнению, основным мотивом деятельности субъекта является «желание», остающееся неизменным на всей протяженности развития индивида. Самосознание личности есть продукт воздействия нормативов социальных институтов на бессознательные волевые импульсы, характерные для естественного состояния человеческой природы. В результате в психике индивида первоначальная расстановка импульсивных сил оказывается перевернутой, насильственно задающей приоритет социального.

Для восстановления истинной иерархии прав единичного, индивидуального необходимо устранение «цензуры нормативности», укорененной в сознании на уровне «представлений», непосредственно действием, причем не социальным, а текстуальным. Таким образом, чтение становится актом восстановления и утверждения индивидуальности вопреки социально-культурным регулятивам, укорененным в сознании. Оно подразумевает культивирование индивидуального усилия, «внутреннего порыва» трансгрессивного преодоления преграды, препятствующей нормализации психического состояния индивида, в литературном опыте.

В теоретических построениях М.Бланшо, человек, задаваясь вопросом о своем отношении к миру, обнаруживает неустойчивость своей позиции, когда онтологический статус и «укорененность» субъекта в бытии подвергаются сомнению вследствие смертной природы самого субъекта. Конечность, «дискретность» индивидуального сознания приводят к радикальному пересмотру возможностей разума при обнаружении его оснований в дорефлексивном и допонятийном поле бессознательного желания.

Бытие «поверхности» для установления собственной «глубины» с необходимостью нуждается в диалоге с другим, в роли которого выступает Ничто – смерть как абсолютно «иное». Субъект оказывается противопоставлен не просто негативности своего «зеркального отражения», но всему досубъектному, безличному, нечеловеческому, воплощенному в образе Сфинкса. Эта оппозиция обозначается М.Бланшо как «власть» — «воля к власти». Власть, тотальное господство нормативной рациональности, есть социально прописанный закон, стремящийся к забвению своей анонимной основы – «воли к власти».

Проводником власти выступают нормативные задания языка – литературные, семиотические, риторические, лингвистические, а гранью отделяющей власть от безвластия выступает специфическое культурное образование – книга. Она как продукт социального производства и материальное воплощение «предела власти» противопоставляется «опыту письма», «трансгрессивной текстуальности» желания. «Чистое» мышление в качестве опыта безвластного начинается, когда устранена всякая субъективность. Таким образом, писать нечто, не являющее собой книгу, означает находиться вне знаков, маркирующих предел письма в статусе книги. Нейтрализация власти может происходить через апелляцию к самой «воле к власти» посредством смещения позиции субъекта с «внешнего» на «внутреннее». В результате индивид не поддается однозначной идентификации в качестве полного, до конца выявленного «онтологического знака реальности», так как его глубинное значение ускользает от любых средств социального кодирования в традиционном дискурсе (язык, имя, ценность).

Индивидуальное самосознание начинается, таким образом, с «опыта невозможного» – выявления и расширения собственных пределов, которые не совпадают с границами языковых норм, культурных традиций, социальных полей – и реализуется в трансгрессивной стратегии выхода за пределы социальности.

В концепции М.Бланшо, чтение представляет собой форму свободы, но не той, которая дает или отбирает, а свободы принимающей и утверждающей. Акт чтения ничего не меняет, ничего не добавляет к тому, что уже есть, он позволяет вещам быть такими, как они есть. Процесс чтения сосредоточен «до или же вне акта понимания». Такое чтение всецело отлично от процедур интерпретации.

М. Бланшо, исходя из тезиса, что акт чтения не оставляет вещам ничего, кроме того, что они есть, развивает мысль о чтении как возможности увидеть себя таким, каков ты есть на самом деле, «чтении себя самого». Иными словами, в чтении сознание обращается на самое себя, но совсем не в сторону никогда не постижимой формы бытия. Он называет этот процесс «сущностным чтением». «…Читателю не нужно произведение, написанное для него, — он хочет как раз, чтобы оно было странным, хочет найти в нем нечто неизвестное, другую реальность, дух иного, способный переделать его и сделаться им» [4, с.167].

М.Бланшо предлагал понимать акт чтения в терминах самого произведения, а не в терминах субъекта. При этом он неизменно избегал идеи наделения произведения объективным статусом. Предложение М.Бланшо заключается в том, чтобы мы «принимали произведение за то, что оно есть, и таким образом освободили бы его от присутствия автора».

Акт чтения, благодаря которому могут быть открыты истинные измерения произведения, никогда не может быть представлен автором касательно своей собственной работы. Как заявлял М.Бланшо, «писатель никогда не прочтет свое собственное произведение. Для него это недостижимо, тайна, которую он создает, избегает его взгляда… Невозможность чтения самого себя совпадает с открытием того, что отныне не существует более места для какого-либо еще творения в пространстве, открытым работой и, следовательно, единственно существующая возможность – это всегда переписывать это произведение снова и снова…» [4, с.187]. Подобный эффект реверсивности, повторения присутствует не только в процессе написания, но и в процессе перечитывания.

Таким образом, в рассмотренных концепциях постмодернистской ориентации, свобода прочтения любого текста, отсутствие его смысловой предзаданности, множественность смыслов, конструируемых читателем в уникальной, неповторимой ситуации являются одним из концептуальных оснований трактовки феномена чтения.

 

Использованная литература

1. Барт Р. От произведения к тексту // Избр. работы. Семиотика. Поэтика / Р. Барт. – М., 1994. – С. 401-434.

2. Бауман З. Философские связи и влечения постмодернистской социологии // Вопросы социологии. — 1992. — Т.1,№ 2. – С.5-22.

3. Береснева Н.И. Язык и реальность / Н.И. Береснева. – Пермь, 2004. – 178 с.

4. Бланшо М. От Кафки к Кафке / Морис Бланшо. – М.: Логос, 1998. – 443 с.

5. Гаттари Ф. Язык, сознание и общество // Логос: Ленинград. междунар. чтения по философии культуры / Лениград. гос. ун-т.– Л., 1991. — Кн.1. — С.152-160.

6. Делез Ж. Анти-Эдип. Капитализм и шизофрения / Ж. Делез, Ф. Гваттари. – Екатеринбург : У-Фактория, 2007. – 672 с.

7. Деррида Ж. Письмо японскому другу // Постмодерн как ситуация философствования. – СПб., 2003. — С.152-158.

8. Деррида Ж. Эссе об имени // Всемирная философия ХХ век. – Минск, 2004. — С. 381- 392.

9. Неретина С. Постмодернизм и книжная культура модерна / С.Неретина, А.Огурцов // Общество и книга: от Гутенберга до Интернета. — М., 2001.– С. 146-163.

10. Терещенко Н. Постмодерн как ситуация философствования / Н.Терещенко, Т. Шатунова. – СПб.: Алетейя, 2003. – 190 с.

11. Тищенко П. Книга как антропология // Общество и книга: от Гутенберга до Интернета. — М., 2001.– С. 185-194.

12. Эко У. Роль читателя / Умбето Эко. – СПб.:Symposium, 2005. – 502 с.

13. Экспериментация // Всемирная энциклопедия: философия ХХ век / науч. ред. и сост. А.А.Грицанов. – М., 2002. – С. 934.

14. Языковые игры // Всемирная энциклопедия: философия ХХ век / науч. ред. и сост. А.А.Грицанов. – М., 2002. – С. 958-959.

Автор(ы) статьи: Смирнова И. П.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

критерии, профессионализм, кадровый корпус, профессиональная компетентность.

Аннотация:

В статье анализируется компаративные аспекты уровней профессионализма работников телевидения, вскрывается критериальный аспект повышения качества профессионализма, обсуждаются основные вопросы их компетентности.

Текст статьи:

Подготовка кадров и повышение их профессионализма
В отличие от российского британское ТВ достаточно консервативно. Поэтому нововведение там возникает не тогда, когда оно становятся возможным, а потому, что оно стало необходимым. Любой «центральный» канал типа BBC или ITN обеспечивает высокое качество всех(!) своих программ, к которому наше ТВ ни с точки зрения содержания, ни с точки зрения формы даже не приблизилось. Хотя у российского ТВ тоже есть удачи. Воспользуюсь метафорой. На британском ТВ вы получаете толстый ровный слой шоколада, а на российском — редкие островки шоколада на бескрайних просторах чего-то несъедобного. Британский телеканал идет на эксперимент, если у него есть гениальная идея, средства для ее реализации и высокопрофессиональные кадры. В связи с той ситуацией, которая сложилась в нашей стране с подготовкой и повышением квалификации творческих кадров ТВ, необходимо иметь и развитую систему высшего специального образования, и высококачественную систему повышения квалификации. В последние годы в стране появилось немало разного рода школ, курсов, частных и муниципальных учебных заведений, каждое из которых исповедует собственное понимание качества обучения и образования. При отсутствии единых требований к творческим специалистам, при отсутствии какой-либо качественной учебной литературы и педагогических кадров, при отсутствии стандартов образования для новых профессий и старения действующих имеет место дискредитация телевизионного образования и размывание требований к профессионализму.
В профессии телевизионного ведущего большое значение имеет сама личность, выступающая в роли информатора или комментатора. Очень важно понять, что эта личность несет в себе – созидание или разрушение, и последствия ее профессиональной деятельности. В коллективном телевизионном творчестве очень важно, чтобы все его участники разделяли основные ценности, цели, придерживались общих принципов работы.

Телеведущий как личность
Способность перевоплощаться из создателя в организатора творческого процесса – необходимое качество тележурналиста, оно неизменно присутствует в списке обязательных профессиональных качеств во всех пособиях по тележурналистике. Принято считать, что кроме физических данных – хорошей внешности, приятного голоса и правильного произношения – журналисту нужны: широкое образование, знание жизни и людей; ум и находчивость; чувство юмора; терпение; воображение; энтузиазм; скромность, основанная на вере в себя; способность работать в коллективе». Авторы исследований [1] единодушны в том, что большинство этих качеств – суть самой личности: либо они есть, либо их нет. Однако и то, что дано природой, необходимо развивать в течение всей профессиональной журналистской жизни.
Кроме собственного публичного образа, телеведущий транслирует и образ компании, в которой работает. Телевидение — настолько мощный медиум, что его образ зависит только от него самого, а не от имиджа, создаваемого другими СМИ.
Умение чувствовать настроение общества и выступать в унисон с ним — необходимая составляющая профессионализма на телевидении [2] . Для телевизионного ведущего очень важно соответствовать времени.
Телевизионному ведущему должны быть присущи такие черты, как трудоспособность, самодисциплина, готовность отказаться от многих вещей и внутренняя жилка, которая сможет помочь пережить все трудности и барьеры профессии, а успех приходит тогда, когда все вышеперечисленное успешно гармонирует, и он всего лишь укрепляет в правильности выбранного пути. Зритель включает телевизор, чтобы видеть ведущего доброжелательным, бодрым, всегда с отличным настроением.
Профессионализм телевизионного ведущего проявляется в умении привлечь внимание к информации, которую он сообщает. Делать это можно многими методами, начиная от внешней привлекательности, умело подобранной аналитики и заканчивая лексикой и манерой подачи материала. Самым важным при этом останется соблюдение этических норм как в языке, так и в манере вести программу. «Соблюдение этических норм в языке – часть профессионализма современного журналиста» [3] .

Компетенции телевизионного журналиста
Приступая к составлению компетенций телевизионного журналиста, я пришла к выводу, что нет абсолютно четкого списка качеств, которые необходимы для эффективной и успешной деятельности.  
Каждый журналист рано или поздно определяет для себя некие рамки профессиональных возможностей, т. е. старается делать то, что лучше удается. Важно понимать, что перечень даже из 10 качеств приведет к тому, будет потерян фокус. Все хорошие качества сотруднику нужны, но не все находятся в фокусе. В этой статье важным для меня было сконцентрироваться на ключевых качествах, которыми обладают успешные телевизионные журналисты. Далее этим качествам необходимо было присвоить вес в баллах по 5-бальной шкале. Ведь не для всех качеств даже в фокусе, скорее всего, требуется одинаковая степень проявления. Например, блестящий мастер комментария на международные темы, где продумана каждая фраза, может оказаться беспомощным, взявшись вести телемост, где требуются молниеносная реакция и способность к остроумной импровизации. И наоборот, хорошо работающий в уличных репортажах, в общении с собеседниками на поле или на стадионе репортер часто не выдерживает студийного монолога, крупный план угнетает его, за столом, в кресле он выглядит неестественно, неорганично.
Описывая профессиональные и личностные качества, я стремилась определить, в каких поведенческих примерах эти качества проявляются. На каждое качество я находила несколько примеров из телевизионной практики. Например, описывая инициативность, я использовала такие поведенческие примеры, как: «Ставит перед собой задачи, не дожидаясь указаний руководства» и/или «Стремится участвовать в новых телевизионных проектах, рассматривая их как возможность приобретения новых знаний и навыков». В дальнейшем, проводя оценку, оцениваемым журналистам, я задавалась вопросом: в какой степени проявляется утверждение о проявлении в поведении, например, Владимира Познера, Александра Невзорова, Светланы Сорокиной, «Стремится участвовать в новых проектах».
Разные исследователи по-разному определяют термин «компетенция», в зависимости от того, какой подход они используют. В целом они придерживаются той точки зрения, что этот термин определяет нечто, что должен уметь делать человек, чтобы успешно справиться со своими профессиональными обязанностями.
Традиционно под компетенцией понимают знания, навыки, способности. Может возникнуть вопрос: когда речь идет о коммуникации, то это навык или способность? К этому вопросу мы вернемся чуть ниже. Иными словами, вышеперечисленные термины призваны описывать положительные стороны человека, определяющие эффективность его работы, и в то же время они помогают определить должностные требования, к человеку, претендующему посвятить себя телевизионной журналистике. Под компетенцией мы будем понимать совокупность факторов, включающая способности, личностные качества, знания, умения и навыки, необходимые сотруднику для успешного выполнения своей работы.

Критерии оценки профессионализма
При определении профессиональных и личностных компетенций телевизионного журналиста и требований к профессии важно исходить из их эффективности в достижении результата.
Между «компетенцией» и «компетентностью» есть различие. «Коммуникативная» компетенция предполагает умение донести информацию ясно, точно, в убедительной манере. А коммуникативная «компетентность» включает в себя умение грамотно писать. Разумеется, эти понятия могут пересекаться, но, по существу, компетентность имеет отношение только к уровню конкретных задач.
Владение в достаточном объеме специальными (профессиональными) знаниями, умениями и навыками, необходимыми для успешного выполнения журналистами своих должностных обязанностей, а также способность применения этих знаний на практике входит в понятие компетенция. Иными словами, компетенции специалиста — способности и личностные качества, которые необходимы специалистам для успешного выполнения своей работы.
«Компетенция – это кластер индивидуальных характеристик, определяющих качество выполнения работы. Компетенция фокусируется на том, что именно делают люди, а также на тех аспектах поведения, которые можно наблюдать непосредственно. Компетенции – это факторы, обеспечивающие выдающуюся эффективность работы. Соответственно, большинство компетенций включает в себя ряд основополагающих знаний, навыков, способностей. Более того, когда все ключевые для конкретной работы (или работ) компетенции определены, они формируют «модель компетенций», по которой можно оценивать работников» [4] .
Для успешного выполнения телевизионным журналистом своих обязанностей он должен обладать следующими ключевыми компетенциями: креативность, владение словом, коммуникабельность, работа с информацией, эрудиция, знание аудитории, организованность. Компетенций журналиста можно перечислить значительно больше, но без тех, что перечислены выше, состояться в профессии телевизионного журналиста сложно.

В данной работе мы проанализируем 6 ключевых компетенций телевизионного журналиста.

Уровни развития компетенций
Содержательная характеристика

С – базовый уровень
Необходимый и достаточный уровень для специалиста
Базовый уровень дает представление о том, какое именно поведение и какие именно способности предполагаются данной компетенцией. Базовый уровень является хорошим уровнем. Если работник по развитию своих компетенций находится на уровне 3, то это означает, что он владеет требующимися навыками. Для профессионала, специалиста уровень 3 является оптимальным – он необходим и достаточен для эффективной работы.

D – компетенция недостаточно развита
Нормальный уровень – требуется и возможно развитие
Данный уровень предполагает, что работник частично проявляет навыки, входящие в состав компетенции. Он пытается, стремится проявлять нужные навыки, понимает их необходимость, но у него это не всегда получается. Если специалист по развитию своих компетенций соответствует уровню 2 – это нормально, это предполагает, что он должен развиваться.

Е – компетенция неразвита
Неудовлетворительный уровень – развитие обязательно, но затруднено
Данный уровень предполагает, что работник не владеет необходимыми навыками и не пытается их применять. Уровень 1 является неудовлетворительным, поскольку сотрудник не только не проявляет навыки, но и не понимает их важность и не стремится их развивать.

В – сильный уровень развития компетенций
Требуется только для руководящего звена
Данный уровень требуется только для руководителей среднего звена. Он предполагает особо высокий уровень развития навыков. Сотрудник владеет сложными навыками, способен активно влиять на происходящее, проявлять соответствующие навыки в ситуациях повышенной сложности. Данный уровень предусматривает способность человека заранее предвидеть и предотвращать негативные события.

А – лидерский уровень развития компетенций
Требуется только для высшего менеджмента
Данный уровень развития компетенций необходим только для руководителей, которые по своим должностным обязанностям могут принимать стратегические решения. Лидерский уровень развития компетенций обозначает, что руководитель не только сам проявляет необходимые навыки, но и создает возможность для других сотрудников развивать данную компетенцию. Руководитель, обладающий 5-м уровнем развития компетенции, организует специальные мероприятия, задает нормы, правила, процедуры, которые способствуют проявлению данных компетенций.

Выбор компетенций  осуществляется на основе анализа стратегического плана компании и основных барьеров, которые существуют на пути их реализации. Оптимальный выбор – 5-6 компетенций. Если компания уже имеет корпоративную модель компетенций, то выбор может осуществляться из корпоративного списка. Если выбраны стратегические компетенции, но не определены уровни развития – собственно развитие невозможно, поскольку нет инструмента для проведения дифференцированной оценки, определения целей развития, отслеживания, насколько развитие успешно. Описание уровней развития компетенций – сложная методическая работа.  Не каждая позиция требует одинакового уровня развития компетенций.
При этом оцениваться будут только стратегические, что позволяет всей организации иметь единый фокус развития. Практика показывает, что изменения в поведении людей только тогда, когда воздействие системно организовано. Сотрудники должны знать, что через полгода или год оценка их компетенций будет повторена. Это стимулирует усилия по развитию.
Сегодня модели компетенций имеют большинство западных телекомпаний. Чаще всего они разрабатываются специальными отделами в штаб-квартире организации. Общая концепция модели непосредственно базируется на стратегическом видении первых лиц компании. Эта информация (включающая перечень и описание ключевых компетенций на данном этапе развития компании) является сугубо конфиденциальной: зная принятую модель компетенций, конкуренты могут получить развернутую картину жизни компании, судить о ее сильных и проблемных сторонах, ключевых приоритетах и т.д. Часто разработка модели компетенций сопряжена с приходом в компанию новых сильных лидеров, которые понимают, что бизнес-прорыв невозможен без соответствующего изменения людей.
Компетенция «Коммуникативные навыки»

А
Лидерский уровень развития

В дополнение к уровням В и С
Умеет управлять ситуацией, правильно ставит вопросы, умеет простраивать каналы информации, владеет техниками публичного выступления (ораторского мастерства), умеет представить своих коллег (техники PR).

В
Сильный уровень развития

В дополнение к уровню С
Умеет перевоплощаться в зависимости от статуса, разрабатывает коммуникативные стандарты, проводит обучение, помогает коллегам подбирать аргументы, устанавливать контакты.

С
Базовый уровень
развития

Владеет грамотной речью, умеет слушать и слышать, умеет подобрать правильные аргументы, обладает поведенческой гибкостью, подстраивается под собеседника, владеет искусством самопрезентации (умение расположить к себе собеседника, вызвать доверие, интерес), легко входит в контакт с аудиторией, владеет техниками завоевания аудитории, высокий самоконтроль.

D  
Компетенция недостаточно развита

Не всегда умеет понять потребности аудитории, в конфликтных ситуациях выходит из себя.

Е
Компетенция
не развита

Неграмотная речь, не умение слушать, не может донести идею до собеседника.

Компетенция «Знание аудитории»

А
Лидерский уровень развития

В дополнение к уровням В и С
Создает нормы общения с аудиторией, задает стандарты телевизионного вещания и бизнес-процессов. Вносит предложения по изменению техник и процесса создания программ, привлекает к этому внимание руководства, сам пытается устранять недостатки в работе над программой, ведения телевизионных программ.

В
Сильный уровень развития

В дополнение к уровню С
Может выступать наставником, помочь советом, к нему обращаются за советом, инициативный (в сложной ситуации берет инициативу на себя) и решает проблему.

С
Базовый уровень
развития

Хорошо устанавливает контакт с аудиторией, умеет расположить зрителя к себе зрителя, внимателен, выясняет потребности и запросы аудитории, коммуникабельный, с уважением относится к зрителю, ненавязчив, эмоционально спокоен, доброжелателен, инициативен; нацелен на результат, предлагает варианты решений сложных ситуаций, старается решить проблему; старается понять позицию своей аудитории, ищет компромисс.

D  
Компетенция недостаточно развита

Не всегда умеет понять потребности аудитории, в конфликтных ситуациях выходит из себя. Не со всеми может устанавливать контакт, может быть навязчивым, пытается найти выход в сложной ситуации, но не всегда может.

Е
Компетенция
не развита

Неграмотная речь, не умение слушать, не может донести идею до собеседника.

Компетенция «Креативность»

А
Лидерский уровень развития

В дополнение к уровням В и С
Создает стандарты и нормы творческого подхода к созданию телевизионного продукта, новое видение проблемы, умение прогнозировать развитие ситуаций (ситуационное лидерство), высокий уровень мастерства, организует творческий процесс.

В
Сильный уровень развития

В дополнение к уровню С
Оригинальность мышления, высокая эмоциональная компетентность.

С
Базовый уровень
Развития

Богатое воображение, умеет домыслить «картинку», найти выход из сложной ситуации, может предложить несколько вариантов решений, ко всему имеет нестандартный подход.

D  
Компетенция недостаточно развита

Пытается мыслить творчески, использовать в работе метафоры, отходит от стандартов, штампов.

Е
Компетенция
не развита

Прямолинейное мышление «что вижу – о том пою», слабое воображение, ограниченный словарный запас.

Компетенция «Планирование»

А
Лидерский уровень развития

В дополнение к уровням В и С
Владеет навыками стратегического планирования в условиях неопределенности, умеет выделять информацию из бизнес-среды, обобщать и структурировать информацию на более высоком уровне. Задает стандарты внутри организации (планирование, бюджетирование, структурирование, информирование, обратная связь, продвижение, планирование карьеры сотрудников, обучение и развитие сотрудников).

В
Сильный уровень развития

В дополнение к уровню С
Умеет планировать не только свою деятельность, но и подчиненных, владеет методиками планирования своей деятельности и составляет бюджеты.

С
Базовый уровень
Развития

Умеет расставлять приоритеты, учитывает риски, сроки, изучает оперативную информацию, четко понимает собственные цели и выстраивает задачи, соблюдает сроки планирования.

D  
Компетенция недостаточно развита

Упускает важную информацию, допускает погрешности, иногда неправильно расставляет приоритеты, не умеет работать с большим объемом информации, расставлять приоритеты, учитывать работу смежных подразделений.

Е
Компетенция
не развита

Не умеет планировать время, расставлять приоритеты при подготовке телевизионного продукта.

Компетенция «Эрудиция»

А
Лидерский уровень развития

В дополнение к уровням В и С
Обладает феноменальной памятью, энциклопедические знания, развитое логическое мышление, создает нормы и стандарты творческой деятельности, управления процессами.

В
Сильный уровень развития

В дополнение к уровню С
Умеет глубоко проникать в тему, ставит правильно вопросы, свободно ориентируется в источниках информации, исследует различные ресурсы (человеческие, информационные и т.д.), постоянно повышает свой уровень знаний, расширяет свой кругозор.

С
Базовый уровень
Развития

Высокий уровень интеллекта, широкий кругозор,  умение добывать и структурировать информацию, обладает систематическим мышлением.

D  
Компетенция недостаточно развита

Мало читает, общается, мало интересуется новой информацией, пытается компенсировать отсутствие информации за счет слухов, сплетен и других непроверенных источников, пытается расширять свой кругозор.

Е
Компетенция
не развита

Низкий уровень интеллекта, скромный запас знаний в объеме школьной программы, не стремится к саморазвитию и повышению своего уровня знаний.

Для успешного выполнения телевизионным журналистом своих обязанностей он должен обладать следующими ключевыми компетенциями: креативность, владение словом, коммуникабельность, работа с информацией, эрудиция, знание аудитории, организованность. Компетенций журналиста можно перечислить значительно больше, но без тех, что перечислены выше, состояться в профессии телевизионного журналиста сложно.

Литература:

Васильева Л.А. Делаем новости. М., 2003
Информация. Дипломатия. Психология. М., 2002
Миллс Роджер. Компетенции. М., 2004
Копылова Р.Д. Кинематограф плюс телевидение. М., 1977
Копылова Р.Д. Контакт. М., 1974
Кузнецов М., Цыкунов И. Как позволить другим делать по-вашему (речевые и поведенческие стратегии журналиста). М., 2001
Кузнецов Г.В. ТВ-журналист: критерии профессионализма. М.: РИП-холдинг, 2004.
Любимов А. Мастерство коммуникации. М., 2002 Майстер Дэвид . Истинный профессионализм Москва: Альпина Бизнес Букс, 2004
Опалев А.В. Умение обращаться с людьми. М., 1996
Паркинсон Марк. Использование психологии в бизнесе. Практическое руководство для менеджеров . М.: Hippo, 2003
Рамперсад Хьюберт. Общее управление качеством: личностные и организационные изменения. М., 2005
Уиддет Стив, Сара Холлифорд. Руководство по компетенциям. М.: HIPPO, 2003
Холден Филипп. Квинтэссенция, или менеджмент для менеджеров. М., 2003
Шостак М.И. Репортер: профессионализм и этика. М., 2003

[1] Уиддет Стив , Холлифорд Сара . Руководство по компетенциям . Москва: HIPPO, 2003; Шостак М.И. Репортер: профессионализм и этика. М., 2003; Майстер Дэвид . Истинный профессионализм Москва: Альпина Бизнес Букс, 2004

[2] Кузнецов Г.В. ТВ-журналист: критерии профессионализма. М.: РИП-холдинг, 2004.

[3] Н.С. Лопухина. Конференции. Семинары. Дискуссии. – Журналистика и культура русской речи, № 3, 2005, с.30

[4] Марк Паркинсон. Использование психологии в бизнесе. Практическое руководство для менеджеров . М.: Hippo, 2003, с.22

Автор(ы) статьи: ПЕСИНА О. Н.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

оздоровительная деятельность, подготовка студентов, готовность к оздоровительной деятельности, модель подготовки специалистов.

Аннотация:

В статье предложена модель формирования готовности студентов вуза физической культуры к оздоровительной деятельности, основанная на взаимосвязи мотивационного, контрольного и технологического компонентов готовности. Экспериментально доказано, что модель может быть успешно реализована средствами современных ритмопластических видов гимнастики и хореографии. В процессе реализации модели в первую очередь необходимо учитывать взаимосвязь оздоровительной и педагогической деятельности, что способствует становлению соответствующих мотиваций личности. Развитие мотивационного компонента следует осуществлять по механизму сдвига мотива на конкретную цель, в нашем случае – от спортивной деятельности – к оздоровительной.

Текст статьи:

В настоящее время остро стоит проблема разработки и оптимизации профессиональной подготовки специалистов по массовым формам занятий физическими упражнениями. Системы и методики оздоровительной направленности, современные ритмопластические виды гимнастики и хореографии в подготовке специалистов физического воспитания используются недостаточно [1−3]. Эти обстоятельства настоятельно требуют поиска новых путей подготовки специалистов по оздоровительной деятельности в рамках высшего физкультурного образования и выявляют актуальную проблему готовности студентов к этой работе. В настоящее время модели формирования готовности студентов вузов физической культуры к оздоровительной деятельности не существует, поэтому ее разработка и апробация представляется актуальной [4−6].

Анализ научно-педагогической литературы показывает, что в поисках средств подготовки специалистов по оздоровительным технологиям необходима разработка педагогической технологии, включающей современные ритмопластические виды гимнастики и хореографию [7, 8, 3].

Мы предположили, что эффективность формирования готовности студентов вуза физической культуры к оздоровительной деятельности будет успешной, если в педагогической технологии будут соблюдены следующие условия: разработаны педагогические условия и критерии готовности к оздоровительной деятельности; разработана соответствующая модель. Взаимосвязанными структурными элементами данной модели являются:

• формирование мотивации к оздоровительной деятельности; диагностика состояния здоровья на доврачебном уровне;
• формирование базовой двигательной подготовки и технология обучения оздоровительной деятельности.

Каждый из этих элементов обеспечивает формирование, соответственно, мотивационного, контрольного и технологического компонентов готовности.

Обобщая различные подходы к проблеме готовности, можно выделить два основных толкования:

1) готовность – особое психическое состояние, установка личности на совершение определенной деятельности;

2) готовность – сложное многоуровневое образование, включающее в себя познавательные, волевые, мотивационные, нравственные характеристики [9].

Для уточнения понятия «готовность студентов вуза физической культуры к оздоровительной деятельности», были использованы квалификационные требования образовательного стандарта к выпускнику физкультурного вуза по специальности 022300 «Физическая культура и спорт».

Профессиональная деятельность выпускников вузов физической культуры определяется как педагогическая или оздоровительно-педагогическая. Изучение литературных источников, а также собственный практический опыт позволил представить готовность студентов вуза физической культуры к оздоровительной деятельности как единство следующих компонентов: мотивационного, диагностического, технологического. Поэтому в нашем понимании, готовность к оздоровительной деятельности – это интегральное качество будущего специалиста (Формирование готовности преподавателя физвоспитания к оздоровительной деятельности 85), определяющее установку его личности на решение соответствующих педагогических задач.

Готовность следует рассматривать как системную характеристику. Она состоит из следующих компонентов: мотивационного – формирование к оздоровительной деятельности, диагностческого – (контрольного) – владение методами диагностики на доврачебном уровне, технологического – (базовая двигательная подготовка, технология оздоровительной деятельности).

Степень готовности определяется уровнем сформированности каждого из перечисленных компонентов.

 

Модель формирования готовности студентов вуза физической культуры

к оздоровительной деятельности включает следующие направления:

Социальный заказ: Подготовка специалистов для отрасли «Физическая культура и спорт»

Требования: Государственного образовательного стандарта

к функциональным обязанностям специалиста

Цель: Формирование готовности студентов вуза физической культуры к оздоровительной деятельности

Педагогические условия:

психологический настрой, самодиагностика, оценочная деятельность, развитие рефлексии, формирование творческого мышления, элементы ситуативной педагогики (импровизация преподавателя), применение интерактивных (соревновательных методов), опора на жизненный опыт студентов, мониторинг готовности к оздоровительной деятельности

Структурные компоненты готовности к оздоровительной деятельности:

Мотивационный компонент

Контрольный компонент

Технологический компонент

Педагогическое стимулирование

Психологический настрой

Методы диагностики

Оценочная деятельность

Знание теории и методики

Тестирование физической подготовки

Контроль функциональных систем

Техника базовых упражнений

Оценка методов проектирования комплексов

Базовая двигательная подготовка

Организационно-методические формы

Методика физической подготовки

Хореография

Базовые виды аэробики

Стретчинг

Результат: Готовность к оздоровительной деятельности

Обоснованием для выбора классической аэробики, степ-аэробики, слайд-аэробики и стретчинга в качестве средств формирования двигательной школы, обеспечивающей готовность студентов к оздоровительной деятельности, явилась универсальность используемых в них (86 О. Н. Песина) базовых упражнений, которые после прочного усвоения могут быть адаптированы для других современных ритмопластических видов гимнастики с учетом их специфики. По нашему мнению, оздоровительно-обучающие технологии обладают большими преимуществами для развития профессионально значимых качеств будущего учителя в области оздоровления по сравнению с методами, применяемыми при подготовке спортсменов.

При оценке профессиональной готовности приоритетным является сформированность мотивации будущих преподавателей физической культуры к оздоровительной деятельности.

В процессе формирования готовности к оздоровительной деятельности на первый план, наряду с обучением предметным знаниям, умениям и навыкам, выводится формирование личности студентов [9, 10].

Проведенный анализ профессионально-педагогической подготовки физкультурных кадров (в том числе по гимнастике) показывает, что созданные условия либерализации деятельности вузов, выраженные в их самостоятельности по решению вопросов содержания обучения, организации и методов ведения учебного процесса способствуют проявлению творчества в деятельности преподавателя [11, 3]. Для этого необходимо обучение, обеспечивающее трансформацию познавательной деятельности в профессиональную, с соответствующей сменой потребностей и мотивов. Наши исследования показывают, что учебная активность студентов повышается, если они осознают профессиональную важность учебных дисциплин.

На основании анализа литературных источников [см., например, 2] и собственного практического опыта в основу педагогической технологии, направленной на формирование готовности студентов физкультурного вуза к оздоровительной деятельности, была положена концепция управления реализацией физического потенциала человека. Студенческий возраст, к которому относится начало обучения студентов в вузе физической культуры, является наиболее благоприятным для формирования готовности к какой-либо деятельности. Готовность выступает психологическим состоянием, интегрирующим в себе все внутренние противоречия, присущие данному возрасту, разрешение которых становится движущей силой развития и профессионального становления студента [12]. Одновременно со становлением двигательной активности и морфологическим созреванием отдельных звеньев опорно-двигательного аппарата развиваются двигательные качества. В процессе формирования готовности студентов к оздоровительной деятельности учитывались: гетерохронность в темпе социального и биологического развития в различные возрастные периоды, особенности опорно-двигательного аппарата, сердечно-сосудистой системы, периода полового созревания, динамика формирования скоростно-силовых качеств, выносливости, работоспособности. Для студентов 17−25 лет характерно достижение высоких темпов развития физического потенциала в целом. Учитывая особенности их онтогенеза, надо направленно применять средства и методы современных ритмопластических видов гимнастики для формирования двигательной школы; развивать профессионально важные физические качества, повышать уровень функциональных возможностей основных систем жизнеобеспечения студентов для дальнейшей оздоровительной деятельности [13, 14].

Модель прошла успешную экспериментальную апробацию на кафедре теории и методики гимнастики УралГУФК в период 2002−2007 гг. Исследованиями было охвачено свыше 200 студентов. Большая часть из них прошла эксперимент в полном объеме. Экспериментальная группа (ЭГ) в количестве 81 человека состояла из 13 юношей-спортсменов и 13 − не спортсменов, 30 девушек-спортсменок и 25 − не спортсменок. Студенты ЭГ имели опыт занятий спортивной, художественной гимнастикой, акробатикой, спортивными танцами на паркете, восточными единоборствами. Контрольная группа (КГ) в количестве 64 человек состояла из 10 юношей-спортсменов и 10 − не спортсменов, 18 девушек-спортсменок и 22 − не спортсменок. Студенты КГ занимались до поступления в вуз спортивной, художественной, атлетической гимнастикой, спортивными танцами на паркете, легкой атлетикой, восточными единоборствами.

Студенты не-спортсмены обеих групп имели опыт занятий физической культурой в объеме программы средней школы, а также различными видами спорта от 1 до 2 лет.

Суть эксперимента заключалась в том, что базовая двигательная подготовка студентов и ЭГ, и КГ осуществлялась средствами современных ритмопластических видов гимнастики. Различие заключалось в том, что в ЭГ изучались хореография, стретчинг и базовые виды оздоровительной аэробики, а программа занятий студентов КГ включала развивающую ритмическую (Формирование готовности преподавателя физвоспитания к оздоровительной деятельности 87) гимнастику и шейпинг.

Различными были мотивирование студентов: в ЭГ основной упор делался на оздоровительный характер деятельности, а в КГ – на спортивный результат.

Результаты эксперимента показали, что средние показатели всех трех компонентов готовности к оздоровительной деятельности, как и характеристики состояния здоровья, оказались на статистически значимом уровне выше у студентов в ЭГ. Это означает, что при направленном применении средств и методов хореографии, стретчинга и современных ритмопластических видов гимнастики в соответствии с индивидуальными данными физического развития и подготовленности студентов разработанная нами модель может быть успешно реализована в рамках учебного процесса вузов, готовящих специалистов по физическому воспитанию.

Предложенная модель формирования готовности студентов вуза физической культуры к оздоровительной деятельности основана на взаимосвязи мотивационного, контрольного и технологического компонентов готовности. Экспериментально доказано, что модель может быть успешно реализована средствами современных ритмопластических видов гимнастики и хореографии. В процессе реализации модели в первую очередь необходимо учитывать взаимосвязь оздоровительной и педагогической деятельности, что способствует становлению соответствующих мотиваций личности. Развитие мотивационного компонента следует осуществлять по механизму сдвига мотива на конкретную цель, в нашем случае – от спортивной деятельности – к оздоровительной.

 

 

 

Список литературы

1. Менхин Ю. В., Менхин А. В. Оздоровительная гимнастика. Теория и методика. Ростов-на-Дону: Феникс, 2002.

2. Мякинченко Е. Б., Шестаков М. П. Аэробика. Теория и методика проведения занятий / М.: СпортАкадемПресс, 2002.

3. Сиднева Л. В. Формирование профессиональных знаний и умений проведения занятий по базовой аэробике у студентов высших физкультурных заведений / Автореф. дис. … канд. пед. наук. М.: РГАФК, 2000. 27 с.

4. Гертнер С. В. Формирование готовности будущих учителей к оздоровительной работе в летних оздоровительных лагерях/ Автореф. дис. … канд. пед. наук. Екатеринбург: Уральский гос. пед. ун-т., 2005.

5. Косихин В.П. Модель педагогической готовности будущего учителя–предметника к организации физкультурно-оздоровительной и спортивной работы в школе // Теория и практика физической культуры,

1995. № 5–6. С. 43–44.

6. Лейфа А. В. Система физической активности и здоровьесберегающих средств как фактор достижения оптимального уровня профессиональной готовности студентов высших учебных заведений / Автореф. дис. … канд. пед. наук. М.: РГУФК, 2005. 48 с.

7. Борисенко С. И., Терехина Р. Н., Савельева Л. А., Турищева Л. И. К вопросу о хореографической подготовке в гимнастике / Тезисы докл. межвуз. науч.-практ. конф. молодых ученых СПбГАФК. СПб.: 1996. С. 57-59.

8. Лисицкая Т. С. Хореография в гимнастике. М.: Физкультура и спорт, 1984.

9. Дьяченко М.И., Кандыбович Л.А. Психология высшей школы/ Учеб. пособие для вузов. Минск : , 1981.

10. Кузьмин А. М. Теоретические основы профессионального воспитания будущих специалистов физической культуры / Дис. … докт. пед. наук. Челябинск: УралГАФК, 1999. 310 с.

11. Виленский М. Я., Черняев В. В. Концептуальные основы проектирования и конструирования гуманитарно-ориентированного содержания образования по физической культуре и спорту в вузе. М.: ГНО «Прометей» МГУ, 2004.

12. Караваева С. А. Формирование готовности студентов вуза к самостоятельной работе в процессе изучения психолого-педагогических дисциплин / Дис. … канд. пед. наук. Челябинск: ЧелГУ, 2004.

13. Бальсевич В. К. Онтокинезиология человека. М.: Теория и практика физической культуры, 2000.

14. Камскова Ю. Г. Физиологические основы механики мышечного сокращения. Челябинск: 2006.

15. Антоновский А.Д. Технологическая модель обучения студентов высших заведений физической культуры по дисциплине «Гимнастика» / Автореф. дис. … канд. пед. наук. Смоленск: СГИФК, 2005.

 

Автор(ы) статьи: Павлов А. Г.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

музыка, культура, религия

Аннотация:

Приведены результаты исследований отношения молодёжи к современному христианскому песенному творчеству. Студенческой аудитории двух тамбовских университетов было предложено прослушать христианские песнопения различных стилей и жанров и дать им свою оценку. Сделан вывод о том, что в последние годы наблюдается тенденция формирования определённого стереотипа религиозной ментальности на основе традиционной российской религиозной культуры.

Текст статьи:

Музыка  и пение сопровождает человека на протяжении всей его жизни – от колыбельной  матери над кроваткой младенца  до заупокойных молитв  у смертного одра.  Песнопение способно создать тот эмоциональный настрой, который невозможно пробудить простыми словами.  Мелодия и ритм каким-то образом способны усилить,  более ярко ощутить значение текста. По силе эмоционального  воздействия вряд ли что может сравниться с музыкой. Она способна снять страх,  повести огромные массы людей в смертельную атаку и вызвать слёзы умиления  у человека с самой черствой, огрубелой душой. А самые нежные, самые сокровенные сердечные порывы влюблённых непременно  выражаются в песне.

Огромное влияние музыки на все стороны общественного бытия  констатировалось с глубокой древности. Платон говорил: «Когда изменяются стили музыки, фундаментальные законы государства меняются вместе с ними».  А  Аристотель в связи с этим  утверждал, что музыка должна регулироваться государством.

В религии музыка и пение  на протяжении веков были необходимыми атрибутами богопоклонения.  Пример тому – книга библейских песен-псалмов, которые со времён Ветхого Завета использовались как в общественном богослужении, так и в личном поклонении. Христианская Церковь, переняв многое из ветхозаветного музыкального служения, значительно расширила  эту сферу, по сути, положив начало новой эре в музыкальной культуре.   Священные Писания христиан не дают каких-либо конкретных указаний относительно того, какие формы и стили музыки являются приемлемыми, а какие нет.  Апостол Павел в Послании Эфесской Церкви советует христианам  назидать «самих себя псалмами и славословиями и песнопениями духовными, поя и воспевая в сердцах ваших Господу».  И ранняя Церковь  практиковала   в своих собрания самые разные музыкальные формы:

- одноголосый распев с модуляциями,

- общинные песнопения с повтором в антифоне (респонсории),

- сложные мелодии на одном гласном звуке.

По словам одного из отцов Церкви Игнатия,  совместное исполнение  духовных гимнов в церковном собрании  соединяло в одно целое всех присутствующих: старых и молодых, богатых и бедных, женщин и мужчин, рабов и свободных. Все неравенства общественной жизни  устранялись в гармонии совместного пения, при котором земля уподоблялась небесам

В качестве текстов для  духовных песнопений использовали ветхозаветные псалмы,  фрагменты новозаветных Писаний, и даже вероучительные  трактаты, положенные на популярную музыку.  В первые века христианства, особенно после легализации Церкви императором Константином, массовое исполнение духовных гимнов сопровождало не только  богослужебные собрания, но даже шествия  на спортивные состязания  и другие зрелищные мероприятия.  Псалмы пели дома и в поле; духовная музыка стала часть быта.

По мере формирования литургии церковные песнопения  всё более усложнялись. На богослужениях  общее пение стало заменяться хоровым и постепенно превратилось в привилегию монахов и клириков, а мирянам оставалось только смотреть и слушать.  В 1415 году Константский собор Западной Церкви, приговоривший к сожжению Яна Гуса, постановил:  «Если мирянам запрещено проповедовать и толковать Писание, тем более, им запрещено петь на общественных богослужениях в церкви».

Реформация Западной церкви привнесла революционные изменения и в христианскую музыкальную культуру. Протестантские  Церкви восстановили и  всячески развивали общее пение при богослужении на национальных языках. Сочинялись простые, но величественные и гармоничные мелодии, которые  легко запоминались и охотно  подхватывались всей общиной. На смену помпезной холодности   и мистической сакральности песнопений  средневековья, призванных вызывать у присутствующих священный трепет и благоговение,  в богослужение вошла живость, радость и ощущение  единства  поклоняющихся.   С XVII  века стало формироваться множество сборников духовной музыки и песен  на разные случаи церковной жизни: праздники, бракосочетания, похороны и т.п.    В христианский быт снова стали входить  духовные песнопения внебогослужебного, «домашнего» характера. Если в церковных  богослужебных песнопениях основной  смысловой акцент делался  на Боге и Его делах, «домашние» песни  отражали чаще всего личные духовные переживания автора.

В разные эпохи  по-разному относились и к использованию музыкальных инструментов  в церковном  собрании. Было время, когда признавалось каноническим только пение а-капелла, некоторые церкви  допускали использование органа, а в период бурного распространения протестантизма многие  церкви вводили  в богослужебную практику самые разные музыкальные инструменты, казавшиеся многим доселе неуместными и даже еретическими.

В ХХ веке мир пережил ещё одну культурную революцию. Триумфальное шествие так называемой массовой культуры не могло не отразиться  музыкальной культуре христианских церквей. Первыми идею о том, что не существует музыки «духовной» и «недуховной», а есть только духовные или недуховные тексты развили в так называемых харизматических церквях. Духовным они стали считать всё то, что говорило о Боге вне зависимости от того, насколько вообще поэтичны тексты их песен, какое музыкальное сопровождение  и в каком жанре  при этом используется. Многие гимны, употребляемые  в богослужении «нового стиля»  могли состоять из одной единственной фразы, которую повторяли бесчисленное количество раз. Рок-, поп-, техно- стили  становятся постепенно обыденным явлением  в христианской молодёжной  культуре.

Приверженцы  традиционных  канонов  из наиболее консервативно настроенных конфессий поначалу относились  к «чудачествам» харизматов настороженно, если не сказать, презрительно.  Но, видя, как  небольшие харизматические группы за несколько лет превращаются в  многотысячные общины, а традиционные церкви испытывают глубокий кризис, призадумались даже самые стойкие фундаменталисты. А затем и они ринулись в  битву с более успешными  конкурентами за человеческие  души с применением  самых последних новшеств электронной музыки.  Естественно, что каждая религиозная  конфессия  стремится пополнить свои ряды, в первую очередь, молодёжью. А раз так, то, принято считать,  и «ловить» её следует  на ту приманку, которая  является  для неё наиболее привычной.  И вот уже вслед за протестантами даже православные батюшки долбят по барабанам в рок-группах, чтобы затем наставлять на путь истинный тех, кто пришел  эту музыку слушать.  Известные музыканты и группы,   позиционирующие  себя  как христиане разных деноминаций,   видят свою миссию в том, чтобы посредством, пусть даже «нецерковной» музыки и песен  нести своей аудитории доброе и вечное.

А как сама  нецерковная молодёжь  оценивает музыкальные изыски современных религиозных деятелей?  Ловцы человеческих душ в своей работе исходят из предположения, что молодёжной  аудитории надо давать то, что ей нравится, говорить с ней на том языке, который ей понятен. Однако серьёзных исследований на эту тему, похоже, никто не проводил. В христианских кругах ломаются копья по поводу  того, какая музыка допустима при богослужениях, какая вне храмов, в миссионерской деятельности. Но все аргументы «за» или «против» чего-то носят чисто умозрительный характер, и не опираются на эмпирические исследования.

Мы решили  заполнить этот пробел и провели  исследования среди студентов двух тамбовских  вузов: Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина  (ТГУ) и Тамбовского государственного технического университета (ТГТУ).   Задачей исследования было выявить отношение молодежи к современной христианской музыкальной (песенной) культуре.   Для этого студентам было предложено  прослушать  христианские песнопения различных стилей и жанров  и дать им свою оценку по 10-балльной шкале, заполнив соответствующую графу в опросном листе. А затем студентам предлагалось в устной форме обосновать своё  отношение к услышанному,  привести аргументы и указать на основные факторы, определившие оценку.

К опросу привлекались студенты  2-го курса ТГТУ технической специализации и  студенты 1-4 курсов ТГУ специальности «Культурология».  Практикующих (воцерковлённых)  христиан  каких-либо деноминаций среди опрошенных  не было. Всего опрошенных было около 150 человек.

Первые исследования  проведены нами в 2001 году, а затем  опрос повторили  в несколько измененном виде в 2006 году, что позволило проследить некоторую динамику  в оценках. Результаты представлены в таблице 1.

Таблица 1

Результаты опроса

 

№ песни	Название песни и исполнитель	Оценили на… (% опрошенных)
		1-3 балла	4-6 баллов	7-10 баллов
1	«Не рыдай мене мати»- Монахи Новодевичьего монастыря	29/55	21/35	50/10
2	«Преклонись ко мне, о Боже» -Мужская группа хора	11/50	41/25	48/25
3	«Что ты спишь, восстань душа моя» -  Иеромонах Роман	16/47	58/40	26/13
4	«Бог мой, храни меня» — Хор   (ф-но)	19	35	45
5	«О, наш Отец на небесах»  — Хор  (а капелла)	10/16	13/28	77/56
6	«Ты мой Бог святой» — Ансамбль «Благовестие»	29/12	52/53	19/35
7	«Мой духовный сад»  — Ж. Бичевская на стихи иеромонаха Романа	19	48	32
8	«Как к источнику лань» — Дуэт	29	45	26
9	«Ночь» — А.Барыкин	6	12	82
10	«Сила моя в Тебе, Господь» - Дуэт, гитара	30	49	21
11	«В минуту жизни трудную» (стихи М.Лермонтова) Группа Спасение-	15/20	30/18	55/62
12	«Ну что ты думаешь об этом» — Группа Новый Иерусалим	70	6	24
13	«Отдушина» — Валерий Чередниченко	67	30	3
14	«Война»  - Группа Адонай	82	9	9
15	«В небе херувимы»  — Квартет Анастасия-	9	15	76
16	«Ты хотел знать о Боге» -  Группа Исайя	67	33	0
17	«Ветви крутых дорог» — Группа Назарук	42	46	12
18	«Рыба» — Группа Корни	85	11	4
19	«Песнь Песней» — Группа Новый Иерусалим	21/21	46/33	33/45
20	«Написано» — Группа Дружки	88	8	4
21	«Мы у Бога о многом просим»  — Группа Дружки	15/12	36/34	49/54
22	«Крестик» — Е. Гудухин	22/10	39/22	39/68
23	«Остановись, пока не поздно» — Группа Открытое небо	46/16	33/38	21/46
24	«Химический  кайф»	50	27	23
25	«Не убивай» — Группа Открытое небо	21	30	49
26	«Покаяние» — Е. Гудухин	15/8	33/24	52/68

 

1-3 балла – крайняя степень отвержения, полное неприятие;

4-6 баллов – нейтральное отношение;

7-10 баллов – нравится, принимается

29/55 –  жирно в числителе результаты 2006 года/ за косой чертой результаты 2001 года

Все  предлагаемые для оценки песнопения можно условно  разделить по характеру содержания, музыкальным стилям, и по тому, к какой аудитории песня обращена, и  какую реакцию от аудитории ожидают исполнители. Для удобства анализа мы выделяем следующие 5 групп:

1. Краткое  изложение библейских доктрин. Желаемая реакция – это то, во что следует верить (№№: 12, 14, 16, 18, 20).

2. Молитвенные песнопения (№№ 2,4,5,6,10,15).

3. Личные духовные переживания (№№  1,3,7,8,9,11,13,17,19).

4..Песни социальной направленности. Желаемая реакция –  изменение  модели  социального поведения (23,24,25).

5. Призывные. Желаемая реакция – изменение отношения к Богу (21,22,26).

В каждой  из этих групп есть  как  характерные только им  музыкальные стили, так и  разножанровые композиции.

Самым неожиданным результатом наших исследований оказалось то, что оценки «технарей» и культурологов, имеющих различный уровень эстетической подготовки,   оказались практически идентичными, поэтому в таблице 1  эти сведения не выделены особо.

Какие же факторы явились решающими при оценке  предложенных музыкальных произведений?  Устный опрос  показал, что  респонденты старались  подходить к выражению  своих личных предпочтений  комплексно,  с учетом текста, жанра, аранжировки,  вокального и  исполнительского мастерства, но большинство констатировало, что  наиболее важным в духовном песнопении они считают текст  (хотя, если судить по оценкам, это далеко не всегда  было так).

Самый  низкий уровень слушательских симпатий был отмечен  у песнопений первой группы.  От 67 до 88 % опрошенных выразили в их  адрес крайнюю степень неприятия.  Популярные  среди протестантской молодёжи  группы «Новый Иерусалим», «Адонай», «Исайя», «Дружки»,  не впечатлили их неверующих сверстников.  И причина не в текстах песен, хотя поэзией или стихами их можно называть с большой натяжкой. Отторжение, по результатам устного опроса, вызвал музыкальный жанр, в котором исполнялись эти песни. Нехристианская молодёжь считает, что тяжёлый рок, «техно», «рэп» неприемлемы в музыке, претендующей именоваться духовной.

Для краткости приводим лишь некоторые  оценки и мнения  студентов относительно этих песен и исполнителей: «кощунство», «богохульство», «извращения», «сатанизм»; «музыка, говорящая о Боге, должна быть ассоциативно связана с атрибутами Бога – гармонией, добром, красотой»; «агрессивная музыка напрягает и вызывает протест».  И даже песня № 24 «Химический кайф» из группы социально направленных, призывающая молодых людей задуматься о пагубности наркотиков и разгульной жизни, была оценена крайне низко из-за жёсткого стиля  исполнения.    В 2006 году очень похоже (около половины –  крайне негативно) была оценена и песня № 23 этой же смысловой   группы «Остановись, пока не поздно»  и всё по той же причине. А вот песня № 25 того же исполнителя, что и предыдущая, направленная против абортов, получила диаметрально противоположную оценку (49 % «отлично»).  И мотивация здесь не в том, что  аборты считаются  студентами большим общественным  злом, чем наркотики, разврат или асоциальное поведение, а в то, что  эта песня звучит  в иной манере, чем предыдущие. Музыка в ней не резкая, не напрягающая, не бьющая, а мягкая, проникновенная, несущая пусть даже не совсем приятное нравоучение к глубине души. И в той глубине «внутренний человек» соглашается с обличением, принимает его,  а значит,  песней достигается результат, на который она была нацелена.

Следует отметить ещё одно важное наблюдение. В исследованиях  пятилетней давности песня № 23 оценивалась значительно выше, несмотря на «недуховный» стиль. Из чего мы делаем вывод о том, что в последние годы  наблюдается тенденция формирования определённого стереотипа религиозной ментальности на основе традиционной российской религиозной культуры.  Это наблюдение подтверждается динамикой оценок песен №№ 1,2 и 3 списка. Песнопение № 1  в стиле православного церковного распева, песня  № 2, характерная для классического баптистского богослужебного  пения в 2001 году не получили высоких оценок, а в2006 году около половины опрошенных ставят им самые высокие баллы.  Показательным  может быть тот факт, что  православно-бардовская песня  в авторском исполнении  иеромонаха  Романа   по результатам устного опроса большинству слушателей не понравилась ни в 2001 году, ни 5 лет спустя, так как не отражает личных духовных и душевных переживаний неверующих слушателей. Однако  в 2006 году оценки ей были даны  более высокие  или, по крайней мере, нейтральные (58 % опрошенных), только потому, она имеет традиционную «церковную» окраску.

Задумчивая напевность, созерцательность, мелодичность, красивые стихи, характерные для   традиционной российской музыкальной, культуры,  послужили причиной того, что стабильно высокие оценки были даны  песням-молитвам, песням-размышлениям (№№  4, 5,11) из протестантской духовной классики. Наивысшее одобрение (77% высших баллов) получило песнопение № 5, являющееся поэтическим переложением главной христианской молитвы «Отче наш» И, хотя оно не обладает качествами, характерными для массовой культуры, и было исполнено  хором а капелла, подавляющее большинство респондентов отметило, что именно таким они представляют себе христианскую духовную музыку.

Однако и это мнение нельзя считать однозначным. Когда аудитории было предложено ещё одно переложение христианского славословия «В небе  херувимы» (№ 15),  оценки оказались идентичными оценке песни № 5, хотя  стиль   исполнения был иным. Женский квартет «Анастасия» использовал в этом песнопении не только русский, хорошо понятный на слух текст, но и сделал современную  аранжировку с использованием электронной музыки. Некоторый модернизм  при этом не испортил имидж  духовного песнопения. Напротив, мощь музыки, экспрессия,   гармония  сформировали у слушателей ощущение торжественности, величия присутствия могущественных небесных сил, окружающих трон Вседержителя.  И практически все респонденты при комментировании столь высокой оценки  песнопению  группы «Анастасия» отметили   великолепный вокал, который добавляет  к  духовному  умиротворению эстетическое наслаждение прекрасным.  Следовательно, молодёжная   аудитория вполне адекватно реагирует на реформацию духовного пения, однако оценивает при этом  и то, насколько соответствует данная модернизация  достигаемым при этом целям.

Особое отношение молодёжной аудитории было проявлено к песнопениям, отражающим личные духовные переживания авторов (1,3,7,8,9,13,17,19). На  большинство  песен такого рода реакция была нейтральной (оценка 4-6 баллов), за исключением песни  № 13 «Отдушина» Валерия Чередниченко. По мнению  почти 70 % опрошенных,  вполне сносные стихи были испорчены музыкой  в стиле тюремного шансона, что было расценено как пошлость.

Проблема в оценке духовных  переживаний  «практикующих», «церковных» христиан ещё и  в том, что эти проблемы и эмоции  не могут быть понятыми неверующей аудиторией. То, о чём поёт иеромонах Роман, или группа «Назарук»,  может быть актуальным и понятным  для  людей  из той же среды, как они сами.  Неверующих волнуют иные проблемы,  и песни об этом находят живой отклик в их душах.  Отсюда – такой  успех песни Александра Барыкина «Ночь», оценённая выше всех остальных (82 % высших оценок).  Песня-плач по безвременно ушедшему из жизни другу (брату), песня, в которой и горечь утраты и надежда на встречу в вечных обителях Бога, воспринята молодыми людьми, как личная песня.  Они готовы сами её петь, потому что многие уже испытали утрату близких, а надежда на то, со смерть жизнь не кончается,  воспринимается и неверующими, в строгом смысле этого понятия,  и как их личная надежда.

В группе песен-призывов все предложенные произведения получили высокую оценку, так как признаны актуальными.  Молодых людей действительно волнует, что кресты сегодня не только на куполах храмов, но и на шеях проституток, как украшение, и на татуировках преступников- рецидивистов (песня «Крестик» Евгения Гудухина – № 22). Их «цепляет» песня «Покаяние» (№ 26), потому что она обращена к их душам, к их сердцам;  и не в скрежете металлического рока и не скороговоркой рэпа, а так, как влюблённый поёт серенаду или романс под окном своей избранницы. Самое интересное, большинство соглашается с призывом песни идти к Богу, покаяться  перед Христом; согласны на уровне эмоционального восприятия, что вне Бога  человека не ждёт ничего хорошего.  Но нами отмечена  негативная динамика при  восприятия песен такого рода.   В исследованиях 2001 года только 8-10 %  респондентов неудовлетворительно  относились  к песням-призывам. Песня «Крестик» была хитом христианских  молодёжных программ на светской  FM – радиостанции.   Через 5 лет острота духовного восприятия  заметно притупилась.  И при устной оценке этих музыкальных произведений высказывались мнения о том, что в них оказывается эмоциональное давление, а это вызывает реакцию противодействия.

Проведённые нами исследования  выявили достаточно сложные закономерности и взаимосвязи  различных факторов  в восприятии    молодёжной аудиторией  христианской музыкальной культуры. Мнения о ней неоднозначны, как неоднозначна и сама эта культура. Тем не менее, установлен  ряд принципов, которые в настоящий момент времени в условиях российской культуры  следует учитывать как религиозным, так и светским деятелям, работающим с молодежью.

Автор(ы) статьи: МАСЛЕНЧЕНКО С.В.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

субкультура, хакер, кракер, клабер, геймер, фишер, спамер, стратификация.

Аннотация:

предлагаемая статья посвящена анализу внутриструктурных образований хакерской субкультуры, определению специфики и содержанию социальных ролей и моделей поведения хакеров и кракеров, степени и масштабам влияния на информационное общество и современную культуру.

Текст статьи:

Развитие технической культуры в последней четверти ХХ века по пути трансформации стратегий коммуникации и каналов распространения информации породило новый уникальный социокультурный феномен – Интернет-пространство, которое стало сферой объективации подсистем культуры, строящих свою деятельность вокруг технических, особенно компьютерных инноваций. Воплощением этих тенденций выступает хакерская субкультура.
Слово «хакер» невозможно адекватно перевести на русский – в первую очередь, в силу его двусмысленности. Глагол «to hack» применительно к сфере информационных технологий может иметь два противоположных значения: «взломать систему» и починить, «залатать» ее. Оба эти действия предполагают общую основу: понимание того, как система устроена, способность оперировать громадными массивами программных данных. Не случайно то, что многие системные операторы – бывшие хакеры (в первом, «ломательном» смысле).
В 1984 году Стивен Леви в своей знаменитой книге «Хакеры: Герои компьютерной революции» сформулировал принципы «хакерской этики» [6, с. 66]:
«Доступ к компьютерам должен быть неограниченным и полным».
«Вся информация должна быть бесплатной».
«Не верь властям — борись за децентрализацию».
«Ты можешь творить на компьютере искусство и красоту».
«Компьютеры могут изменить твою жизнь к лучшему».
Анализируя модели активности субкультуры хакеров, можно обнаружить принципиальное различие между хакерами и кракерами: оно состоит в преследуемых целях. Основная задача хакера в том, чтобы, исследуя вычислительную систему, обнаружить слабые места (уязвимости) в ее системе безопасности и информировать пользователей и разработчиков системы с целью последующего устранения найденных слабостей.
Основная задача кракера заключается в непосредственном осуществлении взлома системы с целью получения несанкционированного доступа к чужой информации, – иначе говоря, для ее кражи, подмены или для объявления факта взлома. Кракер, по своей сути, ничем не отличается от обычного вора, взламывающего чужие квартиры и крадущего вещи. Он взламывает вычислительные системы и крадет чужую информацию. Итак, кардинальное различие между хакерами и кракерами в том, что первые – исследователи компьютерной безопасности, а вторые – просто преступники. Хакер в этой терминологии – специалист. В качестве доказательства можно предложить определение данного термина из словаря Гая Л. Стила [6, с. 66]:

Индивидуум, который получает удовольствие от изучения деталей функционирования компьютерных систем и от расширения их возможностей, в отличие от большинства пользователей компьютеров, которые предпочитают знать только необходимый минимум.
Энтузиаст программирования; индивидуум, получающий удовольствие от самого процесса программирования, а не от теоретизирования по этому поводу.

Данная трактовка термина «хакер» отличается от принятой в обыденном сознании и средствах массовой информации, которые, собственно, и привели к подмене понятий. В последнее время многие специалисты по компьютерной безопасности (особенно на Западе) стали аккуратнее относиться к этим дефинициям.
Следует отметить, что рассмотрение субкультуры хакеров целесообразно проводить в контексте более широкого внутрикультурного образования – кибер-культуры, которая в зависимости от мотивов деятельности делится на следующие группы:

Клаберы и геймеры , две категории кибер-пользователей, которые тесным образом связаны между собой. Как правило, они выступают объектом интересов множества производителей как компьютерной, так и мультимедийной техники. И если IP-компании направляют свои рекламные усилия на привлечение геймеров и клаберров-геймеров к покупке и постоянной модернизации имеющихся у них ЭВМ, то мультимедийные производители, такие как Sony, Samsung, LG, BBK, Rovershoht и др., предлагают широкий спектр сопутствующих товаров: стереофонические системы объемного звука, очки виртуального погружения, веб-камеры, наушники, портативные цифровые носители с дополнительными функциями.

Среди геймеров можно выделить две модели кибер-активности:

Игра на собственном ПЭВМ, которую предпочитает меньшая часть из этой группы;
Игра с другими пользователями в рамках как локальных, так и Интернет-сетей, которая находит распространение у 75% геймеров. Отсюда большая их часть предпочитает проводить свободное время не дома в локальной сети (поскольку ее возможности в количественном и качественном планах ограничены аудиторией (жильцы одного или нескольких домов) и возможностью общего сервера), а в Интернет-кафе или Интернет-клубах, где технические характеристики выше, а масштабы играющих возрастают на несколько порядков. В рамках клубов происходит дальнейшая дифференциация геймеров-клаберов. Как правило, в их среде возникают социокультурные группы, главным интегрирующим механизмом которых выступает интерес к какой либо конкретной игре. В Беларуси, в отличие от той же России, дифференциация незначительная, хотя явно в среде геймеров-клаберов можно выделить такие группы – «CohterStrikes»-, «Warcraft III»-, «Unreal»-, «Quacke»- и «Command & Corquer»-сообщества, получившие свои названия от одноименных компьютерных игр. На уровне международных контактов этих сообществ проводятся чемпионаты по определению мирового лидера среди стран по той или иной игре.

Социальную базу геймеров-клаберов составляют лица школьного возраста и студенты. Так среди завсегдатаев Интернет-кафе и клубов посетители старшего школьного возраста (14–17 лет) составляют 40%, студенты (18–23года) – 25%, младшего школьного возраста (до 14 лет) – 25%. 99% посетителей белорусских Интернет-кафе и клубов – молодые люди в возрасте 13–22 лет [5; с.22].
Всемирная организация здравоохранения, обобщив материалы о влиянии компьютерных игр на здоровье человека, пришла к выводу, что частая и продолжительная игра на компьютере несет негативные последствия для здоровья, прежде всего психического, пользователя, что выражается в быстрой утомляемости, скачкообразном изменении артериального давления, повышенном потовыделении, глазных стрессах, головных болях, обмороках [2, с. 47]. Уже сейчас психологи отмечают появление синдрома, который условно называют «компьютерным бешенством». Как показывает статистика, в настоящее время каждый второй пользователь проявляет признаки неадекватного поведения при работе с компьютером. Наиболее характерные из них – применение физической силы к ПЭВМ, бросание оборудования, оскорбление коллег и другие проявления гнева и раздражения [11, с. 2]. А причины хорошо знакомы каждому: непослушание мышки, сбой программного обеспечения, «зависание» оперативной системы или вообще потеря драгоценных данных.
Увлечение молодых людей компьютерными играми становится одним из условий формирования компьютерных преступников. Притягательная сила компьютерных игр заключается в их наркотическом эффекте. Одновременно игромания ведет к ряду нежелательных последствий: снижению волевых качеств, к появлению иллюзии вседозволенности и всемогущества, к разрушению психики. Аномальные изменения психики накладывают отпечаток на личностные качества субъекта, что может послужить толчком к совершению преступления. Эти процессы усугубляются тем обстоятельством, что большинство юных пользователей значительную часть своего свободного времени проводят без родительского контроля. Недостаток знаний об Интернете и компьютерах у родителей приводит к тому, что они не имеют представления о деятельности своих детей в Сети. В проведенном компанией Telewest на данную тему исследовании говорится, что многих родителей беспокоит содержание посещаемых их отпрысками страниц, но каждый четвертый не знает, куда обратиться за советом по данному поводу. Кроме того, большинство родителей не знало, чем занимаются в Сети их дети. Из 500 опрошенных родителей более половины призналось в собственной неуверенности, приводящей к тому, что они могут пребывать в Сети только в присутствии своих детей [9, с.28].
Игромания охватывает не только молодежь, но и достаточно большой процент взрослого населения. При этом различные половозрастные группы предпочитают различные виды игр. Среди пользователей школьного и студенческого возраста две трети – это молодые люди, предпочитающие стратегии, «стрелялки» и спортивные симуляторы. Больший интерес к стратегиям и ролевым играм проявляют представительницы женского пола. Следует отметить, что такие предпочтения сохраняются и в более зрелом возрасте, однако отмечается все больший рост интереса к компьютерным играм у женщин. Такие данные были получены в результате опроса, проведенного британским производителем кибер-игр ELSPA. В Британии женщины составляют 25% игроков, в США – 39%, а в Южной Корее – 69%. В среднем даме, увлекающейся компьютерными играми, 30–35 лет, она играет 7 часов неделю и тратит на игры свыше 300 дол. в год. Женщины не любят игр со смертельным исходом; им нравятся понятные, легкие игры, а не те, в которых масса элементов управления и которые нужно долго осваивать.
Вообще, деятельность субкультуры хакеров в киберпространстве подобна игре. Постепенное включение хакера в Интернет делает все более сложным процесс определения границ между реальным и виртуальным мирами. К тому же данная субкультура, а также мультимедиа-индустрия актуализировали множество технических стратегий, размывающих эту границу, – это так называемые технологии погружения в виртуальную реальность: трехмерных экраны и очки, объемный звук формата 5.1 и более, кибернетические площадки, трансформирующие движения человеческого тела в цифровые модели и создающие эффект механического присутствия человека в виртуальной среде. Упраздняя границы, современные технологии объективируют ситуацию фактически полного включения человека в информационные потоки. Жизнедеятельность хакера в них становится зависимой не только от его знаний и умений, но и самой информационной среды. Локальные компьютерные сети, в меньшей степени, и Интернет, в большей степени, предстают как системы с множеством постоянно трансформирующихся, постоянно возникающих и исчезающих переменных. При поверхностном рассмотрении создается иллюзия хаотичности этого пространства. На самом деле, природу этих процессов составляют вполне осознаваемые явления, поддающиеся изучению со стороны современной науки. Сложность анализа ситуации заключается в том, что информационная среда растет настолько большими темпами, что наука не только не может полностью контролировать их, но и не успевает анализировать последствия этих трансформаций.
2. Спамеры – одна из новых групп кибер-пользователей, возникшая в середине 1990-х гг. и в начале ХХI века представляющая определенную угрозу Интернет-пространству. Местом их локализации выступает Всемирная сеть.
Можно выделить две группы спамеров:

Спамеры-кракеры – профессиональные взломщики информационных ресурсов, которые, получив заказы и материальное вознаграждение от крупных компаний, занимающихся сетевым маркетингом и самостоятельной рассылкой спама – определенных рекламных сообщений, незаказанных получателем.
Спамеры-предприятия – предприятия, занимающиеся сетевым маркетингом, приобретающие за материальное вознаграждение у самеров-кракеров или вообще у кракеров списки компьютеров, доступы к которым ими предварительно взломаны, и самостоятельно с помощью своих компьютерных ресурсов осуществляющие спам-рассылку на электронные ящики пользователей. Спамеры-кракеры, как правило, продают свои списки не одной, а нескольким десяткам компаний, в результате от последних нечего недогадывающемуся пользователю приходят по электронной почте десятки, а то и сотни рекламных предложений. По данным исследований 64–83% электронной почты в мире – спам [3, с.3]. Исследования компании Sophos в 2006 году показали, что из США рассылается больше спама, чем из остальных регионов вместе взятых. Однако, если проследить информационный след рассылки спама, то представители этой компании считают, что в действительности большая часть спама производится в России, а российские спамеры для его рассылки используют американские компьютеры, контроль над которыми получают с помощью своих же кракеров. В процентном отношении показатели выглядят следующим образом: США – 56% мирового спама, Канада – 6,8%, на третьем месте – Китай и Гонконг, на четвертом – Южная Корея. Следует отметить, что в официальном списке стран-спаммеров 2006 года – ни одного из государств СНГ нет.

На начало 2007 года, согласно исследованию компании Marshal, доля спама составляла примерно 85 процентов от общего количества корреспонденции. По оценкам экспертов компании Sophos, самыми активными спамерами остаются американцы, далее следуют спамеры из Китая и Южной Кореи. Из стран СНГ Россия уже занимает восьмое место в рейтинге активности спамеров.
3. «Белые» хакеры – малочисленная группа кибер-пользователей, ставящая целью своей деятельности оказание помощи программистам и пользователям в совершенствовании управления компьютером и виртуальными сетями, модернизации и создании новых программ, в борьбе с черными хакерами – кракерами.
Если проанализировать стратегии активности в Интернет, то можно выделить четыре наиболее общие:

Стратегии размещения информации;
Стратегии защиты информации и сети;
Стратегии пользования информацией;
Стратегии хакинга и кракинга.

Стратегии размещения информации представляют собой совокупность процедур программирования, направленных на включения различного вида информации, находящейся вне компьютерной сети или Интернет и созданной в различных языках программирования, в сети открытого или закрытого пользования с одинаковой операционной системой. Стратегии пользования представляют перечень программных ресурсов, дающих возможность человеку получать, хранить, частично редактировать и размещать информацию. Перечень программ может постоянно изменяться, а они модернизироваться, но перечень предоставляемых пользователю процедур по работе с информацией остается неизменным, в противном случае, например, желание одного человека удалить определенные данные или программы в сети привело бы к нарушению ее работы или затруднило бы доступ другим пользователям к данным объектам.
Наибольшим веером возможностей активного преобразовательного участия в информационных сетях обладают стратегии защиты информации и сети. С одной стороны – это стратегии хакинга, с другой – кракинга. Разделение этих моделей активности на два лагеря неслучайно: носители этих стратегий представляют собой два различных ценностных взгляда на сети, информацию и Интернет. Первые выступают сторонниками регламентированного участия всех пользователей в информационном пространстве в рамках правового поля, вторые же желают неограниченного доступа ко всем ресурсам, несмотря на законы о защите интеллектуальной собственности. Именно между ними разворачивается борьба за доминирование в сетях.
Характерный пример деятельности белых хакеров – Адриан Ламо. Он стал известен на весь мир высокопрофессиональными методами взлома сайтов и экстравагантным образом жизни. Интернет-сообщество окрестило его “белым хакером” за то, что он не использует свои исключительные возможности ради злого умысла. Так, в декабре 2001 года американский телекоммуникационный гигант WordCom публично поблагодарил А. Ламо за то, что тот сумел обнаружить и закрыть брешь в системе безопасности, которая могла позволить злоумышленнику проникнуть в частные сети других крупных финансовых корпораций [10, с.28].
В большинстве случаев жизнь хакеров носит публичный характер. Так, в США проводится открытый чемпионат среди «белых» хакеров, в которых борются за победу команды из различных стран. 22 часа члены сборных пытаются взломать компьютеры друг друга в условиях закрытой сети. Данное соревнование направлено на содействие экспертам по безопасности в изучении методов нападения и, как следствие, методов защиты от возможных атак [1, с.29]. По мимо этого, проводятся международные конференции как в реальном социуме, так и в Интернет-пространстве. Необходимость и желание обмена опытом актуализирует и в европейских странах проведение хакерских съездов и конференций.
Кроме того, крупные IР-компании выступают инициаторами и финансовыми организаторами проведения различных чемпионатов в сфере высоких технологий, преследуя, как правило, экономические цели: заметить и завербовать на работу поддающего надежды молодого специалиста. В последние годы наибольшей известностью и престижем пользуются 2 чемпионата: по программированию и по Интернет-ориентированию. Так в 2006 на чемпионате по программированию, проводимому Google, победителем стал россиянин, при этом, в 100 лучших вошел еще 31 представитель России.
В статистическом своем большинстве «белые» хакеры – бывшие кракеры. Но путь превращения каждый из них проходит по-своему. Многим получить статус «белого» и избавиться от преследования, а также, в некоторых случаях приобрести известность, помогает деятельность на благо общества под пристальным вниманием правоохранительных органов и высокотехнологичных компаний.

«Черные» хакеры или кракеры – самая опасная группа в среде кибер-пользователей, занимающаяся несанкционированным доступом к сетям и информации, что приносит существенный ущерб определенному количеству пользователей. Кракеры в последние годы проявляют все большую склонность к объединению в группы. Посредством Интернет устанавливаются связи между разрозненными представителями как внутри определенной страны, так и за ее пределами. Одной из самых известных является международная группировка вирусописателей «29А», которая специализируется на создании концептуальных вредоносных программ. К «разработкам» данных кракеров относятся: Cap – первый макровирус, вызвавший глобальную эпидемию в Сети, Strem – первый вирус для дополнительных протоколов NTFS, Donut – первый вирус для платформы Net, Rugrat – первый вирус для платформы Win64.Такие группы известны определенными связями со спам-индустрией, охотно приобретающей у них сети из зараженных троянскими программами компьютеров, которые затем с помощью установки прокси-серверов используются для рассылки спама.

Основным инструментом деятельности как у «черных», так и у «белых» хакеров выступает вирус Программы активности вирусописателей постоянно дополняются новыми идеями и их объективациями в виртуальном мире. В последние годы постоянно возрастает количество русскоязычных пользователей, на что и нацелены преступные устремления спамеров. В интернете наблюдается массовая рассылка графических спамовых писем, в которых, кроме основного английского текста, призывающего срочно покупать акции некой сомнительной компании, содержится гиперссылка с текстом на русском языке «Отписать от рассылки можно здесь». Щелкнувший по ссылке перенаправляется на сайт, содержащий вредоносный код. В результате на его компьютер загружается троянская программа
Однако, было бы несправедливо полагать, что кракеры представляют собой органическое единство. Их можно разделить на несколько групп в зависимости от цели, с которой осуществляется взлом:

Вандалы – самая известная (во многом благодаря широкому распространению вирусов, а также творениям некоторых журналистов) и самая малочисленная часть кракеров. Их основная цель – взломать систему для ее дальнейшего разрушения. К ним можно отнести, во-первых, любителей команд типа rm -f -d *, del *.*, format c:/U и так далее, и, во-вторых, специалистов в написании вирусов или «троянских коней». Эта стадия кракерства характерна для новичков и быстро проходит, если кракер продолжает совершенствоваться. Кракеров, которые даже с течением времени не миновали эту стадию, а только все более оттачивали свои навыки разрушения, можно определить как устоявшихся носителей девиантного поведения [4, c.212].
«Шутники» – наиболее безобидная часть кракеров (конечно, в зависимости от того, насколько злые они предпочитают шутки), основная цель которых – известность, достигаемая путем взлома компьютерных систем и внесения туда различных «юмористических» эффектов. К «шутникам» также можно отнести создателей вирусов с различными визуально-звуковыми эффектами (музыка, дрожание или переворачивание экрана, рисование всевозможных картинок и тому подобное). “Шутники” обычно не наносят существенного ущерба компьютерным системам и их администраторам (разве что моральный). На сегодняшний день в Интернете это наиболее распространенная группа кракеров, обычно осуществляющих взлом Web-серверов, чтобы оставить там упоминание о себе. Все это либо невинные шалости начинающих, либо рекламные акции профессионалов.
Экспериментаторы – пытливая молодежь, осваивающая киберпространство и стремящаяся до всего дойти на собственном опыте. Подобно детям, которые усваивают нормы человеческого общежития, экспериментируя с этими нормами и намеренно делая «как нельзя», чтобы посмотреть, что из этого получится, они взламывают компьютерные системы из чистого любопытства. Злонамеренности или стремления к выгоде здесь нет – чистое баловство, в более широкой перспективе весьма к тому же полезное: именно из таких «экспериментаторов» и вырастают со временем настоящие компьютерные специалисты и «белые» хакеры.
Взломщики – профессиональные кракеры, пользующиеся наибольшим почетом и уважением в своей среде. Их основная задача – взлом компьютерной системы с серьезными целями, например, с целью кражи или подмены хранящейся там информации. Как правило, для того, чтобы осуществить взлом, необходимо пройти три основные стадии: исследование вычислительной системы с выявлением в ней изъянов (уязвимостей), разработка программной реализации атаки и непосредственное ее осуществление. Естественно, настоящим профессионалом можно считать только того кракера, который для достижения своей цели проходит все три стадии. С некоторой натяжкой профессионалом можно также считать того кракера, который, используя добытую третьим лицом информацию об уязвимости в системе, пишет ее программную реализацию (exploit). Осуществить третью стадию, используя чужие разработки, очевидно, может практически каждый. Нередко данную группу обозначают еще как пираты. Такой термин используется для обозначения той совокупности кракеров, которые воруют свежие программы. Здесь уже можно говорить о группах и разделении труда внутри них. Одни специализируются на взломе компьютерной защиты; функция других состоит в «скачивании» (копировании) ворованного «софта» (программного обеспечения) на свой компьютер (на хакерском жаргоне такие люди называются «курьерами» ); третьи же, так сказать, «дистрибьюторы» (которые в принципе вообще могут не знать, что такое компьютер и как он работает) занимаются распространением ворованных программ. Корыстная мотивация людей, входящих в пиратские группы, вполне очевидна. Но речь вовсе не обязательно идет о деньгах – в качестве платы за свежие программы ( warez на жаргоне) принимается либо другой warez, либо адреса компьютеров со взломанной защитой. Поскольку дыры в компьютерной защите выявляются и, соответственно, «штопаются» довольно быстро (как правило, в течение от нескольких часов до недели), адреса взломанных систем и пользуются огромным спросом.
– Интернет-мошенники, выдающими свои сайты за другие. Обычно они маскируют ссылки на свои сайты, копируют дизайн популярных ресурсов и требуют на специально созданных веб-страницах ввести пароль пользователя или данные о его кредитной карте. Впервые защита от фишинга появилась в 2004 году в браузере Internet Explorer, который перестал обрабатывать в адресной строке символ @, позволяющий осуществить подмену сайта злоумышленника. Аналогичным механизмом уже оснащены многие почтовые программы и системы.
Шпионы. К этой группе относятся люди, охотящиеся за секретной информацией. Обычно они работают на заказ и за очень большие деньги – на военных, разведку и т.п. В последнее время эта модель активности приобретает новую форму – «боевой езды» (war driving – на языке хакеров): кракеры-«шпионы» разъезжают по городу в поисках незащищенный Wi-Fi сетей. При обнаружении таковых, по беспроводному каналу они внедряют в атаковываемую компьютерную сеть spywar-программу, с помощью которой перехватывают информацию. Как правило, это данные о реквизитах кредитных карт клиентов. Затем кракеры действовали по известной схеме: взлом банковской сети или сети магазинов, которыми пользовался владелец карты, и перевод денег на свои оффшорные счета.

По способу действия всех кракеров можно разделить на 2 большие группы:
А) группы скрытого действия – нацелены на латентное внедрение вредоносных программ и получение искомой и информации или возможностей управления компьютером или сетями, с целью виртуального или реального воздействия;
В) группы открытого (репрезентирующего) действия – нацелены в первую очередь на получение известности в виртуальном, а по возможности и в реальном бытии, путем создания масштабных по распространению вирусных программ.
Впрочем, все не так просто. Дело в том, что, как и в случае с «хорошими хакерами», двигающими компьютерный прогресс, говорить что-то в общем здесь бессмысленно – мотивы деятельности кракеров и ее конкретные формы достаточно многообразны. Условно можно выделить следующие группы доминирующих мотивов:

Психологические мотивы . В последних публикациях специалистов-психологов традиционно акцентируется внимание на следующих мотивирующих установках – желаниях известности, признания и славы. Было установлено, что такие мотивы как месть и недовольство характерны для кракерских атак на корпоративные сети и данные. Причины этих процессов могут быть различными – отсутствие продвижения по служебной лестнице, низкая зарплата, слишком низкий статус в корпоративной иерархии, обида на кого-то из коллег, выговор от руководства и т.д. Зачастую самыми разрушительными бывают именно внутренние атаки. Не секрет, что многие компьютерные специалисты – интроверты, испытывающие определенные сложности в общении и имеющие сравнительно низкую самооценку [8, с.27]. Взлом компьютерных систем для таких людей – попытка достичь более высоких оценок со стороны «коллег по цеху».
Экономические мотивы . Получение материальных благ всегда было одним из важных фактором, обуславливающим поведение кракера.
Политические мотивы . Практически все политические события последнего десятилетия, будь то войны в Чечне, Югославии, Афганистане и Ираке, либо противостояние США с Кубой, Северной Кореей и Китаем, всегда сопровождались «столкновениями» в киберпространстве. Известно, что политические группировки радикальной или религиозной направленности также активно вербуют компьютерных специалистов для противодействия государственным спецслужбам и более активного распространения в Интернете «правильной» информации [129, с.27]. Вдобавок к этому, многие компьютерные специалисты являются носителями «левой» либо анархической идеологии. Поэтому «идеологические» атаки хакеров – это, как правило, либо атаки антиглобалистов, направленные против транснациональных корпораций и правительств наиболее богатых стран, либо действия представителей хакерской субкультуры, выступающих против ущемления свободы, где бы то ни было [129, с. 27]. Еще одна специфическая реализация идеологии свободы – это борьба против скрытия какой-либо информации кем бы то ни было. «Information must be free!» (Информация должна быть свободной!) – заявляют кракеры во всем мире, и под этим девизом взламывают самые различные базы данных и выкладывают полученные таким образом данные в открытый доступ в Интернете. Они же создают пиринговые сети и всячески “помогают” нарушать авторские права.
Религиозные мотивы . Известно, что тоталитарные секты в разных странах мира также привлекают к своей деятельности высококлассных специалистов по информационным технологиям [129, с. 27]. Делается это по нескольким причинам. Во-первых, чтобы посредством компьютерного мошенничества пополнять свою казну. Во-вторых, чтобы способствовать более активному и широкому распространению своих идей через Интернет. И, в-третьих, – для проведения террористических актов. В докладе нью-йоркской полиции об угрозе исламского экстремизма Интернет был назван новым полем битвы против террористов. Согласно данным Reuters, комментируя выпуск доклада, комиссар полиции Нью-Йорка Рэймонд Кэлли назвал глобальную сеть «новым» Афганистаном. Согласно исследованиям полицейского управления, через Всемирную сеть террористы получают возможность распространять свою идеологию и склонять жителей западных стран к противоправным действиям. По их мнению существует 4 стадии превращения добропорядочного американца в опасного экстремиста: предрадикализация, самоидентификация, усвоение радикальных идей и «джихадизация».

Перечень мотивов не исчерпывается изложенными выше, бывают и более редкие – защита экологии и ревность. Низменность мотивов кракеров и отсутствие стремления к профессиональному росту приводят к тому, что 90% из них являются кракерами-«чайниками», которые взламывают плохо администрируемые системы, в основном, используя чужие программы, такие как представленная в русской версии кракерская программа «Взлом – операционная система хакера», которая предназначена для взлома сетей, почты, софта и другой закрытой информации. Она содержит набор утилит для проведения массированных атак как на отдельные компьютеры, так и сети. Система автономна в своей работе не требует применения операционной системы Windows, запускается с диска и не оставляет в сети никаких следов. Даная программа быстро находит распространение в Интернет. Сразу после выхода ее второй версии в сети наблюдался резкий рост кракерской активности. Разработчики уверяют, что и в будущем эта программа остается грозным оружие в руках даже начинающего кракера, вследствие понятности своего интерфейса. Да и стоимость такого ПО обеспечивает ее относительно широкую доступность для пользователей – 18 дол. США.
Написание вирусов становиться неотъемлемым атрибутом современного информационного общества. Большинство индивидуальных и корпоративных пользователей в той или иной степени оказываются вовлеченными в процессы возникновения, распространения и уничтожения вирусных кодов. Возникает целая индустрия компаний, занимающихся разработкой антивирусного программного обеспечения, создающих, по сути дела, вирусы, направленные на уничтожение вредоносного ПО. В этом и есть диалектика современного виртуального пространства: постоянная объективация программ и антипрограмм.
По данным Управления «К» МВД России более 75% кракеров на просторах Рунета (российская часть Интернет-пространства) – это лица моложе 25-ти лет, причем с очень высоким образованием. Количество преступлений в этом сегменте Интернет растет в геометрической прогрессии и удваивается ежегодно. Если в 1997 году в России было выявлено только 17 преступлений такого рода, то в 2003 году их число составило 10920. В целях сокрытия своей причастности к совершению преступлений злоумышленниками используются чужие аккаунты доступа, однократные выходы в сеть с присвоением разных динамических IP-адресов и другие способы конспирации, так что изловить их чрезвычайно сложно.
В первом полугодии 2004 года по материалам подразделений “К” возбуждено 1673 уголовных дела, что на 45% больше, чем за аналогичный период прошлого года. Количество выявленных преступлений возросло почти на 6% и составило 4295 против 4057 в прошлом году.
Больше половины (55%) возбужденных дел составляются по факту неправомерного использования сетевых реквизитов при авторизации в сети (воровство паролей), еще 10,6% (177 дел) – это компьютерное пиратство, 8% (137) – распространение порнографии, 4,1% (67) – распространение вредоносных программ. Остальные категории преступлений включают фрикинг (3%), кардинг (1,5%) и разглашение сведений ограниченного доступа (2,4%).
75,2% “рунетовских” кракеров – это лица в возрасте 25-ти лет и моложе. При этом 67% от общего числа преступников имеют высшее или неоконченное высшее образование, что говорит об их высоком интеллектуальном уровне.
Статистически близкая ситуация с кибер-преступностью и в Беларуси. Если в 1998–2000 годах было возбуждено три уголовных дела, связанных с использованием компьютерных технологий, то с 2001 по 2005 год — 1813. В 2003 году выявлено 118 преступлений в сфере высоких технологий, в 2004 году – 135, в 2005 году – 178, в 2006 – 334. Данная статистика свидетельствует о значительном росте компьютерной преступности. Среди территориальных «лидеров» в 2006 году можно отметить Минск и Минская область – 93 случая, Гродно – 53, Гомель – 51, Витебск – 47, Могилев – 46, Брест – 44.
Сегментарно структура преступлений в сфере высоких технологий за 2006 год согласно данным Управления по раскрытию преступлений в сфере высоких технологий Министерства внутренних дел Республики Беларусь (УРПСВТ) выглядит следующим образом: 72% от общего числа – хищение путем использования компьютерной техники, 13% – модификация компьютерной информации, 6% – разработка вредоносных программ, 4% – несанкционированный доступ к компьютерной информации, 3% – компьютерный саботаж, 1% – неправомерное завладение компьютерной информацией, 1% – изготовление и сбыт спецсредств для несанкционированного доступа к информации. При этом структура компьютерной преступности по сравнению с 2005 годом существенно изменилась. Так в 2005 году лидировал несанкционированный доступ к компьютерной информации – 34% от общего числа преступлений, далее «лидеры» расположились следующим образом: модификация компьютерной информации – 25%, хищение путем использования компьютерной техники – 19%, компьютерный саботаж – 13%, разработка вредоносных программ – 6%, изготовление и сбыт спецсредств для несанкционированного доступа к информации – 2%, неправомерное завладение компьютерной информацией – 1%.
В настоящее время в России и Беларуси отмечается устойчивая тенденция объединения кракеров в группы, в том числе международные. С целью оперативного реагирования на деятельность международных группировок в рамках стран «большой восьмёрки» созданы и работают в круглосуточном режиме национальные контактные пункты. Дежурный оперативный сотрудник находится на постоянной связи в режиме реального времени со своими коллегами в национальных контактных пунктах остальных семи стран. Взаимодействие с остальными странами осуществляется по каналам Интерпола.
Традиционно свое «творчество» кракеры наиболее часто и ярко объективируют по пятницам, субботам и воскресениям, отсюда можно предположить, что, во-первых, у них имеется достаточно свободного времени только в выходные дни, а, во-вторых, это также связано с удобством осуществления атаки, так как иногда ее результаты могут быть замечены или исправлены только в понедельник.
Между вирусописателями развернулась настоящая соревнования на быстроту и масштабы заражения ПК, а также на инновационность в разработке вредоносных кодов. Так, в январе 2006 года вирус Nyxem.e за неделю после обнаружения заразил 1 млн. компьютеров, а код Gpcode.ac стал первой троянской программой, использовавшей криптографический алгоритм для шифрования данных RSA с длиной ключа 56 бит. В июне последовательно появились новые Gpcode (.ae,.af,.ag), причем каждый раз для шифрования использовался все более длинный ключ (260, 330, 660 бит). Троян широко распространился в российской части интернета с помощью спама.
С течением времени вирусы имеют тенденцию программно усложняться: почтовый червь Bagle прошел путь от простой программы в 2004 год до сложного вредителя, обладающего функциями прокси-сервера, загрузчика, шпиона, а почтовый вирус Warezov с сентября по конец 2006 года мутировал более 300 раз.
Всего за 2006 год появилось 60 тысяч новых вирусов, это 41-процентный рост числа новых вирусов по сравнению с 2005 годом. Из новых вариантов вредоносных программ 91% — трояны, 5% — черви и 4% — эксплойты и другое вредоносное ПО. В 2006 году, как и в 2005 году, основным источником новых вредоносных программ был Китай, 30% «троянцев» имеют китайское происхождение. Далее следуют бразильские вирусописатели, специализирующиеся на программах для кражи реквизитов. Третье и четвертое места делят Россия и Турция. Российские вирусописатели производят относительно много концепт-вирусов, руткитов, троянцев для рассылки спама, установки рекламного ПО и сбора адресов электронной почты. Турки часто пишут коды для DoS-атак, бэк-доры, вирусы для ботнетов.
В 2007 году наметились следующие тенденции:
-   стремительного роста числа троянских программ-шпионов, ориентированных на кражу данных пользователей онлайн-игр;
-   дальнейшее развитие троянцев-шифровальщиков, в которых начали применяться серьезные криптографические алгоритмы; повышенное внимание вирусописателей к Microsoft Office;
-   первые не концептуальные, а действительно опасные вирусы и черви для операционной системы MacOS; троянские программы для мобильной платформы J2ME;
-   активное использование хакерами систем мгновенного обмена;
-   отсутствие глобальных эпидемий, приход им на смену локальных, «организованных» по географическому признаку или имеющих крайне малый период активности;
-  стремительная экспансия вредоносных программ в те области интернет-деятельности, которые ранее оставались относительно безопасными – онлайн-игры и социальные сети; применение все новых способов противодействия антивирусным компаниям – упаковки, шифрования, замусоривания вирусного кода.
По данным антивирусной компании Trend Micro ущерб от вирусов год от года растет внушительными темпами: так, в 2001 году он составил примерно 13 млрд. долларов, в 2002, – по разным оценкам, от20–30 млрд., в 2003 году – 55 млрд. основной источник заражения – спам [7, с. 5].
При этом вирусная активность кракеров ведет к существенным экономическим потерям. Согласно подсчетам PricewaterhouseCoopers кракеры и авторы компьютерных вирусов в 2002 году нанесли ущерб мировой экономике в 1,5 трлн. Долларов США. В свою очередь в 2000 году только в США совокупные потери американских фирм составили 266 млрд. долларов США. Для сравнения, это больше, чем действия всех финансовых мошенников, включая преступления с пластиковыми картами и биржевые аферы. В 2000 году потери частных пользователей США составили $ 17 млрд., в то время как в 1995 – $ 0,5 млрд., в 1996 – $ 1,8 млрд., в 1997 – $ 3,3 млрд., в 1998 – $ 6,1 млрд., в 1999 – $ 12,1 млрд. В большинстве случаев учитываются убытки от остановки бизнес-процессов и потерянного рабочего времени. Никто пока не берется приблизительно подсчитать, какие суммы потеряны в результате уничтожения вирусами ценной информации, хранившейся на компьютерах.
Разные исследователи по-разному оценивают перспективы борьбы с вирусной напастью, однако преобладают пессимистические прогнозы. Так, ученые из Университета Карнеги Меллон пришли к выводу, что борьба с компьютерными вирусами будет крайне долгой и, вероятно, безуспешной. Анализ социальных ролей позволил установить то обстоятельство, что субкультура хакеров имеет определенную внутреннюю неформальную иерархию: геймеры, клаберы, спамеры, «белые» хакеры, «черные» хакеры (кракеры). Следует отметить, что кракеры, в свою очередь, социально неоднородны и имеют определенную внутреннюю структуру ролей: вандалы, «шутники», экспериментаторы, взломщики, пираты, дилеры, «охотники».

Литература:

Казунов В. Американский хакерский чемпионат пройдет в феврале 2005 г.//Компьютерная газета. – 2004. – 9 сентября. – С.29.
Козлов В.Е. Компьютерные преступления: криминалистическая характеристика и осмотр места происшествия. – Мн.: Академия МВД Республики Беларусь, 2001. – 120 с.
Кононович А. ФБР начинает войну со спамерами// Компьютерные вести. – 2004. – 27 мая. – С .3.
Леонов А.П., Леонов К.А., Фролов Г.В. Безопасность автоматизированных банковских и офисных систем. – Мн.: НКП Бел., 1996. – 280 с.
Малыженков Е. Компьютерные клубы: кто есть кто?// Компьютерные вести. – 2004. – 29 января. – С. 22.
Масленченко С.В. Субкультура и коммуникация: Монография. – Мн.: Институт радиологии, 2003. – 90 с.
Платов А. Кое-что о вирусах// Компьютерная газета. – 2004. – 26 января. – С .5.
Платов А. Мотивы хакеров//Компьютерная газета. – 2003. – 8 сентября. – С.27.
Саевич Д. Беспризорные дети во Всемирной сети//Компьютерная газета. – 2003. – 22 сентября. – С.28.
Саевич Д. Благородный хакер попал под суд//Компьютерная газета. – 2003. – 22 сентября. – С.28.
Санько С. Компьютерное бешенство? // Компьютерные вести. – 2004. – 8 января. – С.2.

Автор(ы) статьи: Малашонок М.Г.,
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

эсхатология, историософия, мистика, метафизика.

Аннотация:

в данной статье раскрываются актуальность идей Д.С. Мережковского и их воплощение в кинематографе. Также рассматривается возможность междисциплинарной связи между литературой и религиозной философией Серебряного века через экранизацию.

Текст статьи:

.С. Мережковский очень странный объект исследования: чем больше вчитываешься в него, тем больше понимаешь его злободневность, и близость к человеку современного общества. Это далеко не риторический оборот. Мережковский гораздо ближе нам, чем Н.А. Бердяев, С. Булгаков и другие религиозные мыслители Серебряного века. Эта близость тем интересней, что мы о ней не подозреваем.

По мере прочтения романов Мережковского, понимаешь, что его метод во многом направлен на визуальное восприятие, и в этом отношении схож с… кинематографическим методом. Его романы созданы для экранизации. Действительно, проповедь Д.С. Мережковского, иллюстрированная историческими примерами, отчасти даже историческими анекдотами в духе Плутарха, неторопливое морализирование – все то, за что над Д.С. Мережковским издевались «умные и вдумчивые» критики, находит свое воплощении в кинематографе.  Историософские романы писателя благодаря своим пышным историческим декорациям, в которых сюжет (и историческая правда) подчинен доктрине, похожи на голливудские экранизации. Именно в них, главная роль отводится пропаганде отвлеченной идеи,  главной из которых является идея сильной личности, противостоящей неблагоприятным обстоятельством, или же попросту спасающей мир от вселенской катастрофы. Действительно, Конец Света, Судный День (Judgement Day, Doomsday), День Гнева (Dies Irae) является излюбленной темой  режиссеров, в особенности американских. Безусловно, сложный, мистически-религиозный подтекст произведений Д. С. Мережковского превосходит подчас философию (или философскую фантазию) голливудских сценаристов. Сказывается серьезная научная подготовка, многолетний опыт схоластических прений по религиозным вопросам  и великолепная палитра образов писателя-символиста. При создании очередного фильма о Конце света, Антихристе – современному режиссеру трудно было бы найти более серьезного консультанта «по последним вопросам», чем Д.С. Мережковский.  Для писателя же киноэпопея (например, знаменитая трилогия «Omen») сыграла бы роль транслятора его идей, равного которому во времена Мережковского не существовало.

Все вышесказанное имеет под собой вполне весомые доказательства и не является фантастической гипотезой, и в этом направлении ведутся исследовательские работы. Нельзя забывать о том, Мережковский и Гиппиус были драматургами. Статья В. Шкловского, в которой он подвергает Мережковского критике за его «бутафорную мистику», приурочена к постановке трех пьес, «Павла I», «Александра I» и «Николая I» [1]. Причем, эта театральная постановка трилогии «Царство Зверя» осуществлялась уже после бегства Мережковских за границу (1920).  В эмиграции Д.С. Мережковский и З.Н. Гиппиус обращаются непосредственно к работе над киносценариями. Об этом сообщает Т.А. Пахмусс. Американская исследовательница публикует сценарии «Данте» и «Борис Годунов» [2].  В своей статье, посвященный эмиграционному периоду Мережковского, Т. Пахмусс, хотя и не концентрируется на кинематографическом будущем русского писателя и его жены,  но отмечает, что сценарии «Данте» и «Борис Годунов» представляют большой интерес для исследования творчества Мережковского» [3].  Американская исследовательница пишет в этих киносценариях выразилась «сжатая экспозиция главных религиозно-метафизических концепций Мережковского», его «выстраданные мысли, постоянные метафизические устремления, связанные с идеями экуменической Церкви, Царства Трех, переживания свободы во Христе и со Христом» [4].

То что русские богоискатели, представители элитной культуры,  пришли к кинематографу является удивительным и, в то же время, закономерным фактом. В магии кино Мережковские, одни из немногих (к этим немногим принадлежал, кстати, и В. Шкловский), увидели дополнение той магии, которую они создавали в своих произведениях, и которую надеялись вывести в жизнь.

О грандиозных потенциальных возможностях киноискусства,  об отличиях его от театрального, и об особом воздействии синематографа на зрителей размышляла в ряде своих публицистических работ  и писем З.Н. Гиппиус.   В статье «Золотые сны», написанной Зинаидой Гиппиус от имени Мережковского, она говорит о причинах, по которой они обратились к кинематографу. Причина это в неограниченных возможностях трансляции идей и образов: «Это техническое новшество таит в себе могучую силу. Синематограф открывает – потенциально – «новые двери, ведущие куда-то на простор, к образам жизни не данной, а желанной  и быть может не невозможной. Таковы потенции» [5]. В настоящее время (начало XX века), полагает Гиппиус, состояние синематографа соответствует духовному потенциалу средней массы человечества. Зрители хотят изображения жизни, близкой к реальности, но чуть менее серой, менее скучной, менее несчастной и с «хорошим концом» то есть они хотят «сказок», воплощений своих мечтаний, «золотых снов». Но именно благодаря технике воплощения мечтаний и сказок «синематограф в потенции великое орудие для расширения наших горизонтов»[6]. «То, что еще слабо преподносится внутреннему взору, может стать видимо реальному глазу, и насколько поэтому ярче воспринято сознанием! Не забудем и широту круга, захваченного синематографом: широта его действительно мировая» [7].  З.Н. Гиппиус  пишет, что синематограф должен «стать идейным», но при этом не проповедовать, не пророчествовать, а лишь «просветлять для человечества правду его желаний, и надежд». «В настоящее время все мы, кто хочет и может помочь, должны с радостью идти навстречу, хотя бы  первым шагам синематографа, в этом направлении» [8].

Образ  Д.С. Мережковского, как консультанта Конца Света, перестает казаться гротескным, когда узнаешь что в конце 1920-х гг. Мережковский был приглашен одним из директоров парижской киностудии «Экран д’Арт», Владимиром Ивановым для участия в подготовке сценария «грандиозного фильма «Конец мира» режиссера-новатора Абеля Ганса. Причины выбора Мережковского – свидетеля русской революции,  «Апокалипсиса нашего времени» – очевидны и представляются далеко не смешными.  Фильм этот вышел на экраны в январе 1931 года. Имен  Д. Мережковского и З. Гиппиус в титрах этого фильма нет, однако, З.Н. Гиппиус о нем думала и писала. Смысл  замысла этого фильма, по словам Гиппиус, — «золотой сон» сердца, сбывающийся после преодоления человеком внешней опасности [9].

В современном российском кинематографе есть всего два примера, экранизации Мережковского, но зато чрезвычайно ярких. Первый это фильм «Бедный, Бедный Павел», снятый по пьесе Мережковкого, и ставший громким культурным событием благодаря блестящей игре В. Сухорукова, который полностью вжился в роль императора-юродивого. Другим, не менее знаковым, «киновоплощением» Мережковский обязан Карену Шахназарову, снявшему многосерийный фильм «Всадник по имени Смерть», по мотивам романа Б. Савинкова «Конь Бледный». Шахназаров не случайно выбрал для экранизации эту повесть. У режиссера  в активе одиннадцать кинофильмов, один из которых, особенно тесно соприкасается с темой работ Д.С.  Мережковского. Это многосерийный фильм «Цареубийца», посвященный мистическим взаимоотношениям Николая II и Юровского, одного из палачей царской семьи.

О причинах, побудивших его взяться за «Коня Бледного»  Шахназаров  говорит следующим образом: «Меня заинтересовала повесть, поскольку это настоящее художественное произведение. Без всяких натяжек. У Савинкова, писавшего под псевдонимом В. Ропшин, определенно был писательский дар, что признавали и Мережковский, и Гиппиус, и другие литературные авторитеты начала того века <…> Борис Викторович – единственный в мире крупный террорист, который оказался и хорошим писателем. Он не условные схемы рисовал, а создавал полноценные психологические портреты, объясняя причины, внутренние мотивы поведения людей, решивших посвятить жизнь террору. Скажем, Каляев, выведенный в повести под именем Ваня, был фанатично религиозным человеком. Следить за его логикой, системой аргументации чрезвычайно интересно» [10].

Как известно, «Конь Бледный» не просто «признавался», а был написан Савинковым при содействии Мережковских. Гиппиус дарит боевику свой литературный псевдоним – Виктор Ропшин, что наводит многих критиков на мысль, что автор это «известная декадентская писательница, которая не имеет никакого понятия о русском терроре» [11]. При содействии Д.С. Мережковского «Конь Бледный» выходит в издательстве «Шиповник». Писатель также занимается, говоря современным языком, «раскруткой» повести, пишет рецензии, в которых ставит Савинкова на один уровень с Л. Андреевым: «У кого не было веревки на шее, тот не написал бы так. Может быть, написал бы художественнее, трогательнее, страшнее, как Л. Андреев – но не так» [12]. Значение, которое Мережковские  придавали «Коню Бледному», передают строки З.Н.Гиппиус из ее письма М.С.Шагинян в январе 1911 г.: «…этого “Коня”, несовершенного, но бесконечно важного и тогда нового, важного бытием своим, – мы родили жеребеночком, холили и кормили чуть не своим мясом, во всяком случае здоровьем» [13]. Оценивая повесть «Конь Бледный» Д.С.Мережковский писал Б.В.Савинкову: «Вы сделали очень большой шаг вперед в смысле писательского мастерства, – это несомненно. Относительно “идеи” что сказать? Вы ведь знаете, она мне родная. Это наша общая мука. Она выражена стыдливо, целомудренно. <…> Имейте в виду, что романа печатать в России невозможно. А между тем печатать его нужно. Вещь очень серьезная – и надо, чтобы революционеры ее прочли. Она очень подействует. И благотворно. Заставит думать» [14]. Таким образом, можно смело утверждать, что фильме, мы встречаем взгляды именно Д.С. Мережковского (и З.Н. Гиппиус), их систему аргументации  «за» и «против» в отношении насилия, и это будит в нас мысль и волю к мысли, как писал Мережковский [15]. В этом отношении творчество Д.С. Мережковского, как часть русской культурной традиции, является    актуальным для дальнейшего изучения. Так, тема нового исследования  может звучать как «Киноискусство и кинокритика, как опыт религиозной проповеди», поскольку  вполне вероятно, что в современном российском культурном контексте Мережковский вполне мог быть режиссером,  кинокритиком или… телевизионным проповедником.

 

1. Шкловский В. Гамбургский счет. – М.  –  1990.
2. Мережковский Д.С., Гиппиус З.Н. Данте. Борис Годунов. Киносценарии. Редакция и вступительная статья Т. Пахмусс. – NY: Gnosis Press – 1990.
3. Пахмусс. Т. Д.С. Мережковский в эмиграции: романы биографии и сценарии//Мережковский: Мысль и Слово. – М. – 1999. – С. 77.
4. Там же. – С. 78, 79.
5. Пахмусс Т.А. Д.С. Мережковский и З.Н. Гиппиус, как авторы сценариев// Новый журнал. – 1987. – Т. 167. – С 219.
6. Зинаида Николаевна Гиппиус. Новые материалы. Исследования. – М. – 2002. – С. 10.
7. Пахмусс Т.А. Д.С. Мережковский и З.Н. Гиппиус, как авторы сценариев. –  С 221.
8. Там же.
9. Зинаида Николаевна Гиппиус. Новые материалы. Исследования. – М. – 2002. – С. 10.
10. Ванденко А. Купание бледного коня// Итоги. – 2003. – №45.  Режим доступа: www.itogi.ru (12.05.2007).
11. Мережковский Д.С. Конь бледный//Мережковский Д.С. Больная Россия. М. – 1991. – С. 122.
12. Там же. – С. 125.
13. Шагинян М.С. Человек и время. История человеческого становления. – М. – 1982. – С. 343.
14. Морозов К.Н. Поиски ответов на «проклятые вопросы» этики и богоискательство в эсеровской среде в межреволюционный период (июнь 1907г. — февраль 1917г.). Режим доступа: www.machaon.ru (12.04.2007).
15. Мережковский Д.С.  О мудром жале// Мережковский Д.С.  Акрополь. – М. – 1991. – С. 314.

 

 

Автор(ы) статьи: ЛЬВОВ Е.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

географические названия, санскритские корни названий, мифологические основания, расшифровка.

Аннотация:

В статье анализируются взаимосвязи санкритской и проторусской культуры, что исследуется на примере географических названий России.

Текст статьи:

1. Гипотеза происхождения семейства названий «Ишим-Ишма-Чишма и Ко»

Гипотеза «санскритских корней» многих географических названий России (городов, рек, озер) имеет под собой достаточно оснований. Серьёзной проверкой этой гипотезы может быть расшифровка многих названий городов, объяснение их смысла с помощью известных нам языковых и мифологических сведений.

Рассмотрим самую большую группу топонимов, объединённых по их основе: Чишма, Ишма, Ишим . У первого и второго из этих названий есть родственные парные названия, образованные путем замены близких по звучанию буквы « ш » на « ж »: Чишма – Чижма и Ишма – Ижма .

Итак, в начале проследим «эволюционную цепочку» названий Ишим – Ишма. Как уже было видно ранее окончание –им и –ма является остатком от имени Йима. Современное звучание на русском языке, очень близкое к санскриту, позволяет записать его имя как « ima ». Тогда первая часть слова может быть записана как « iş », означающее на санскрите – «владыка, мощь». Такое восстановление позволяет воссоздать наиболее вероятную изначальную форму слова – işima . Его перевод на русский язык означает Владыка Йима или мощь Йимы.

Такая трактовка соответствует легендарной истории Авесты. Действительно, в первой половине своей жизни Йима «…царь золотого века человечества, в царстве которого нет ни жары, ни холода, ни старости, ни смерти, ни зависти….», «…люди были бессмертны и жили в изобилии и благополучии…». Этому периоду его жизни соответствует максимальная мощь, сила и власть Йимы, и так по праву можно называть его и это время.

Представляется, что подобный смысл вкладывался в эти географические древними наподобие «ключей» для поддержания исторической, информационной и даже энергетической связи между поколениями. Нельзя сбрасывать со счетов также и энергетическую связь (духовную подпитку) с духовным миром и возможность нам, наследникам Золотого века в течении многих тысяч лет прикасаться, не ведая того, к легендарной истории.

За много тысяч лет слово « işima », читаемое как « ишима », вобрав в себя результаты нескольких реформ русского языка, написанное современной кириллицей, эволюционно упростилось до двух устойчивых форм: Ишма/Ижма и Ишим. Логично полагать, что от эих форм произошли современные названия городов: Ишманово, Ишмекеево, Ижма, Усть-Ижма, Ишим, Ишимбай, Ишимка 1-я и 2-я, Ишимово, Ишимский, Ишимское, Мордовский Ишим, Новый Ишим, Усть-Ишим .

Аналогичный подход допустимо применить и к образованию слова Чишма. Принимая, как и ранее, концовку составного слова « ima », производного от имени Йима, начальная часть слова может быть представлена как « Çiş » (убийство) или « Çeşa » (окончание). Тогда главное составное слово может быть записано двумя близкими по звучанию словами: Çişima или Çeşaima . Упрощенно оба слова можно прочитать как Чишима. Первое означает « убийство Йимы », а второе можно трактовать как « окончание (эпохи) Йимы ». Всё это полностью совпадает с легендарной историей Авесты, которая повествует о грехопадении Йимы и, как следствие, окончании эпохи Золотого века. «…После грехопадения Йимы в мир проникает Зло, род людской становится несовершенен духовно и телесно. В итоге Йиму свергают с престола, он скитается в изгнании, нигде не находя приюта, а потом его настигают и казнят…».

Эти два слова-названия отражают вторую трагическую половину жизни Йимы. Они являются неотъемлемым дополнением к слову «Ишима», образуя единое биполярное описание его жизни и всей его эпохи. Слово «Чишима» за прошедшее долгое и сложное время упростилось и видоизменилось по двум основным линиями эволюции. Согласно первой линии, из них возникли несколько корнеслов названий Чишма/Чешма/Чежма, от которых образовались такие современные названия городов: Большая Чежма, Елань–Чишма, Новая Чишма, Салкин-Чишма, Салкым-Чишма, Салкын-Чишма, Таш-Чишма, Таш-Чишма, Чешмали, Чишма, Чишмы, Чишмя .

Вероятно, за счет объединения (слияния) двух близких по звучанию шипящих слогов до корнеслова Чим возникло небольшое семейство городов: Чим, Чимбай, Чимеево, Чимшилия. Однако, самая большая группа названий с корнесловом Шима/Шим доказывает, что в результате многотысячелетней истории второй шипящий слог «ши» поглотил первый слог «чи». В результате эволюции возникла многочисленная группа названий: Шима, Шиманово, Шимановск, Шимбуй, Шимваж, Шименеево, Шименер, Шиминерский, Шимкайчай, Шимково, Шимкусы, Шимонис, Шимоновка. Шимоново, Шиморское, Шимск, Шимшурга, Шимякино, Шимяничи.

Справедливости ради, для некоторых названий из группы с корнесловом Шима/Шим нельзя отрицать и вероятность происхождения от исходного названия Ишим.

2. Происхождение двух семейств названий «Туим и Ко» и «Тюмень и Ко»

Попробуем проследить возникновение двух близких по звучанию семейств географических названий: «Туим и Ко» и «Тюмень и Ко».

Первая небольшая группа городов «Туим и Ко» включает в себя всего 5 городов: Туим, Туйемойнак, Туйметкино, Туймазы и Туймыйза, и ее звучание сохранило свои «микроскопичное» отличия от второй на протяжении многотысячелетней истории. Это позволяет сегодня нам говорить о том, что внутренний зашифрованный нашими современниками смысл названий принципиально отличается от смысла названий «Тюменского семейства». В противном случае, за много сотен лет большая группа без особого труда поглотила бы меньшую.

Поиск прототипа для первого слога позволил достаточно легко найти его: санскритское слово « tu » означает золото. /Словарь санскрита Кочергиной/. Это позволяет предположить, что резкое похолодание климата, произошедшее около 10-12 тысяч лет назад, эпохальный перелом всей жизни (в худшую сторону) оставил в народной памяти ностальгию по золотой эпохе, которое было в начале правления Йимы. Эта ностальгия отразилась в географических названиях, отражающих исторические сведения, увековеченные в топонимах. Таким образом, соединение двух слов « tu » (золото) + « ima » (Йима) привело к появлению единого слова-названия – « tuima » (Туима).

Соединение вышеназванных слов за более, чем 10 тысяч лет в разных местностях и языках дало жизнь небольшой группе названий: Туим, Туйемойнак, Туйметкино, Туймазы и Туймыйза. Однако, очевидно, за счет «съедания» звука «и»/»й» в звучании «материнской» группы названий «Туим и Ко» возникла самая большая «дочерняя» группа названий «Тума и Ко»: Тум, Тума, Тумаево, Тумазы, Тумак, Тумак, Тумалейка, Туменевка, Тумботино, Тумменское, Тумер, Тумер, Тумкино, Тумлейка, Тумбук, Тумул, Тумул, Тумул, Тумша, Тумшупе, Тумынь. Однако, нельзя отрицать и влияния на эту группу названий «Тюменского семейства». Рассмотрим гипотезу возникновения семейства «Тюмень и Ко» более подробно.

Исследование происхождения названия одного из самых крупных российских городов этого семейства – Тюмень – было сложным и необычным. Сейчас уже не вызывает сомнений, что в топониме Тюмень, как и в ранее упомянутых случаях, во втором слоге упоминается легендарный зороастрийский герой Йима, и, соответственно, санскритское написание его имени – ima .

Самым близким, из всех возможных слов, к слогу «тю» в санскрите является слово tayu , что означает вор /Словарь санскрита Кочергиной/. Представить себе перевод слова Тюмень, как Вор Йима невозможно, и любой, кто вместе с автором прикоснулся к «дыханию священной и легендарной истории», может подумать, что наше исследование зашло в тупик.

Для успешного разрешения противоречия автором предлагается следующая историческая гипотеза о происхождении слога «тю». Согласно описанному в Авесте мифологическому сюжету, свыше, от Бога (в зороастризме его зовут Ахура-Мазда) Йиме приходит откровение о скором приближении холодов и наступлении зимы (см. Авеста, «Видевдат» Миф о Йиме, Перевод И.М. Стеблин-Каменского):

«……………………………»
22. Так сказал Бог Йиме:
«О Йима прекрасный сын Вивахванта, на этот плотский злой мир придут зимы, а от них сильный смертельный холод. На плотский злой мир придут зимы, и сначала тучи снега выпадут снегом на высочайших горах………..».
25. И ты сделай Вар размером в бег на все четыре стороны и принеси туда семя мелкого и крупного скота, людей, собак, птиц и красных горящих огней. Сделай же Вар размером в бег на все четыре стороны для жилья людей и размером в бег все четыре стороны для помещения скота.
26. Там воду проведи …………., там устрой луга, всегда зеленеющие, где поедается нескончаемая еда, там построй дома, и помещения, и навесы, и загородки, и ограды.
27. Туда принеси семя всех самцов и самок, которые на этой земле величайшие, лучшие и прекраснейшие. Туда принеси семя всех родов скота, которые на этой земле величайшие, лучшие и прекраснейшие.
28. Туда принеси семя всех растений, которые на этой земле высочайшие и благовоннейшие. Туда принеси семя всех снедей, которые на этой земле вкуснейшие и благовоннейшие. И всех сделай по паре, пока люди пребывают в Варе.

…………………………………
30. В переднем округе (Вара) сделай девять проходов, в среднем – шесть, а во внутреннем – три …………………………»
…………………………………

____________________________
Вар – авест. Вара , глинобитная крепость или замок, служащий убежищем для людей, скота, растений и огней во время смертельных холодов зим, снегопадов и наводнений. Судя по приводимому в Авесте описанию, Вар, построенный Йимой, состоял из трёх концентрических кругов стен, во внешнем из которых было девять проходов, в среднем – шесть и во внутреннем – три. Вар этот напоминал, таким образом, по планировке жилища-поселения древних Ариев, включавших круговые концентрические стены, открытые археологами на севере Афганистана и в Южном Приуралье (например г. Аркаим). В русских говорах встречается слово вар, варок, означающее «скотный двор», родственное древнерусскому воръ – в смысле «забор», ограда (а также ворота) и связанное с авестийским вара .

Археологические раскопки, проведенные в конце 80-х годов на южном Урале, во многом подтвердили описания, дошедшие до наших дней в священном тексте Авесты. Вот что пишет руководитель археологической экспедиции: «Уникальный по своей сохранности и наиболее изученный из «страны городов» культурный комплекс Аркаим был обнаружен в 1987 году. Общая площадь памятника 20 тысяч квадратных км. Площадь археологических раскопов – более 8 тысяч квадратных км.

На современной степной поверхности хорошо прослеживается обводной ров, за ним два кольца земляных валов, центральная площадь. Археологические исследования показали, что валы – это остатки оборонительных стен, сложенных из грунта, сырцовых блоков и дерева. Внутри каждого кольца, словно спицы в колесе, расположены жилища, которые строились из бревенчатых каркасов и грунтовых блоков. В хозяйственных отсеках домов – очаги, колодцы, ямы для хранения продуктов, металлургические печи. Перед выходами – крытые дворики. Сегодня исследованы 29 жилищ. Геофизические методы позволили установить, что весь комплекс состоял из 60 построек (35 – во внешнем круге и 25 – во внутреннем). Круговые и радиальные улицы, система водосброса и канализации, основания надвратных башен, ниши и переходы внутри мощных оборонительных стен – все это представляет собой необычайно яркую картину. На поселении собраны большая коллекция керамики, изделий из кости и камня, металлических орудий труда и многочисленные предметы, связанные с металлургическим производством

/Зданович Г.Б. Феномен протоцивилизации бронзового века Урало-Казахстанских степей. обусловленность//Взаимодействие кочевых культур и древних цивилизаций. Алма-Ата, 1989; Зданович Г.Б. Архитектура поселения Аркаим// Маргулановские чтения: Сборник материалов конференции. М.; 1992; Зданович Г.Б. Аркаим: арии на Урале. Гипотеза или установленный факт?// Фантастика и наука (Гипотеза. Прогнозы): Международный ежегодник. Вып.25 М.; 1992.

Итак, как следует из Авесты, убежище для людей и скота у древних Ариев называлось вар . В Тамбовской, Рязанской и Курской областях оно до сих пор сохранилось в своих прежних форме и значении. Одна из форм слова также несет в себе смысл приготовления пищи (кипящая вода; смола; жар). Также оно, согласно Фасмеру, является почти полным синонимом слова вор , которое по прошествии многих сотен лет в бытовом смысле, в первую очередь, сохранило то, что связано с формой круга или окружности. Оно и сегодня является корнем многих слов, связанных с круговым вращением: поворот, разворот, ворота, вращение, ворожба . Последнее, согласно этимологическому словарю Фасмера, представляет собой специальный инструмент – циркуль, разножку, снаряд для очертания кругов, окружностей.

Однако, в настоящее время слово вор гораздо чаще употребляется в другом смысле. Того, кто входит обманным путем, с корыстными целями, другими словами, кто преодолевает созданную охранную границу, как правило, выполненную в виде защитного круга, рва, забора с целью грабежа, стали именовать « вор » . Именно от этого, второго смысла слова произошло семейство новых слов: воровать, врать, изворачиваться, свора .

Итак, слово вор в санскрите пишется как tayu и к современной эпохе это слово донесло до нас, в основном, только лишь второй смысл (мошенник, грабитель). Даже известная поговорка «как тать в ночи», т.е. «…как ночной вор…» (воруют, как известно, чаще всего ночью) сохранила древнюю связь между словами тать и вор .
Исход большей части древних ариев как основных носителей санскрита в южные регионы Азии: Иран, Ирак, Индию и их расселение среди местных народов привел к значительным изменениям бытового уклада людей из-за более жаркого климата на новых землях. Из-за жары уже не было особой нужны строить особо теплые крепости-вары для сохранения тепла и, возможно, поэтому первый, исходный смысл прекратил свое существование, а в санскрите осталось лишь второе значение слова соответствующее вору, мошеннику.

Поэтому, учитывая существовавшую ранее двусмысленность, мы в праве использовать именно первый исконный смысл слова. Таким образом, изменения образа жизни арийцев естественно привели к смысловым изменениям санскрита, а искусственно созданные ранее географические названия увековечили древнюю историю и превратились в естественные памятники истории народа. Итак, сочетание двух слов «tayu» и «ima» образует санскритское слово «tayuma» (Вар или убежище Йимы), которое будет звучать «Тюма». Как несложно догадаться, именно форма этого слова и стала «материнской» для всего последующего семейства Тюменских названий. Поиск всех родственных Тюменских названий по российским регионам выявил 17 географических названий, обобщенная информация по которым сведена в табл. 1

Как несложно заметить, расшифрованные ранее географические названия давались в честь значимой, оставшейся в памяти человечества, эпохи. Другими словами, корень названия отражает суть этой эпохи, как временного промежутка жизни человечества. И вот впервые мы встречаем географические названия семейства «Тюмень и Ко», в которых зашифрованы рукотворные построения (убежище, вар, крепость) имевшие (и скорее всего до настоящего времени имеющие) важную «территориальную привязку» к конкретной географической местности. Можно нарисовать карту России, выделив регионы, содержащие названия из «Тюменского семейства» красным цветом. Эта карта приведена на рис.1, и на ней красным цветом выделено Тюменское семейство», а желтым остальные области.

Пока трудно предположить какую-либо гипотезу, объясняющую общий характер полученных «пятен», образованных Тюменскими названиями. Видно, что расположение «Тюменского семейства» приблизительно равномерное, и оно почти соответствует общей территории современной России. Из этого можно предположить, что на территории древнейшей Руси проживал единый народ с общим языком (санскритом), культурой, историей со священным писанием Авестой.

Автор(ы) статьи: ЖЕЛЕЗНЯК А.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

язык, менталитет, изменения языка, индикация, этнос.

Аннотация:

Язык, как средство выражения мыслей, и мышление, как процесс производства мыслей, теснейшим образом взаимосвязаны и взаимообусловлены. Взаимозависимость языка и мышления проявляется, упрощенно говоря, в том, что мысли отливаются в формы, удобные для их выражения средствами языка, а язык устроен таким образом, чтобы наиболее адекватно отражать сформировавшиеся мысли _ .

Текст статьи:

Признавая очевидную (пусть нежесткую и неоднозначную) взаимосвязь языка и мышления на абстрактном уровне, мы с необходимостью должны признать (по крайней мере, допустить) наличие корреляции между определенными типами языка _ 2 и определенными типами мышления _ 3 , еще конкретнее – взаимосвязь тех или иных особенностей конкретного языка и этнического менталитета его основных (исходных) носителей _ 4 .

Что первично во взаимодействии языка и этнического менталитета? В случае сформировавшегося этноса (и вообще, для стационарного состояния этноязыковой системы) такая постановка вопроса некорректна: язык и этнический менталитет, представляя собой весьма устойчивые и инерционные образования, находятся во взаимосоответствии, в равной мере структурируя и поддерживая стабильность друг друга. Язык способствует воспроизводству этнического менталитета в каждом новом поколении людей, исподволь навязывая ребенку такой способ мышления, который согласуется со структурой языка, а значит и со структурой этнического менталитета. В то же время воспроизводимые при посредстве языка этнические стереотипы мышления способствуют закреплению в языке особенностей, согласующихся с этими стереотипами.

Однако язык и этнический менталитет, будучи двумя сторонами одной «медали» – единого процесса производства и выражения мыслей, совершенно неравнозначны с точки зрения их доступности для научного анализа, которому конкретный язык (система объективная и определенная) поддается несравненно лучше, чем этнический менталитет (вещь субъективная и трудно определимая). Поэтому имеется заманчивая возможность по особенностям языка реконструировать хотя бы некоторые особенности этнического менталитета . Попытаемся сделать это на примере английского и русского языков. Для этого рассмотрим такие особенности указанных языков, которыми они наиболее заметно (и существенно) отличаются, – грамматический строй и систему видовременных форм глагола.

Грамматический строй языка и структура мышления

Английский язык, как известно, относится к языкам аналитического строя, в которых грамматические отношения выражаются порядком слов в предложении и специальными служебными словами.

Для английского языка характерны:

1) малое число аффиксов (особенно флексий); преобладание слов, состоящих из одних корней;
2) фиксированный порядок слов в предложении _ 5 (при перестановке слов смысл предложения может быть искажен или утерян _ 1 );
3) грамматическая (морфологическая) многозначность слов: принадлежность слова к той или иной части речи часто определяется его местом в предложении и другими (в том числе, служебными) словами _ 7 ;
4) тесная смысловая взаимосвязь и взаимозависимость слов в предложении: семантическое поле значительной части слов грамматически (морфологически) неоднородно и дискретно, т.е. состоит из различных именных, глагольных и т.п. участков; актуальность того или иного участка определяется другими словами и предложением в целом.

Таким образом, структурной единицей английского (как и любого аналитического) языка является предложение . При его искусственном расчленении на отдельные слова смысл последних часто делается неопределенным _ 8 .

Русский язык – язык синтетического строя, в котором грамматические отношения выражаются морфологически с помощью аффиксов (преимущественно флексий).
Для русского языка характерны:

1) большое число аффиксов (особенно флексий); развитая система склонения и спряжения;
2) относительно свободный порядок слов в предложении (при перестановке слов смысл предложения, как правило, не меняется или меняется незначительно);
3) грамматическая (морфологическая) однозначность слов: в большинстве случаев слова однозначно идентифицируются как существительные, прилагательные, глаголы и т.д. – независимо от места в предложении и других слов (причем практически все имена однозначно идентифицируются как имена, а глаголы – как глаголы _ 9 );
4) относительная смысловая независимость слов в предложении: семантическое поле слова, как правило, грамматически (морфологически) однородно и определяется, в морфологическом отношении, им самим; контекст обычно лишь актуализует то или иное значение из этого поля _ 10 .

Таким образом, структурной единицей русского (как и любого синтетического) языка является слово . При расчленении предложения на отдельные слова последние, как правило, сохраняют свой основной смысл _ 11 .

Рассмотрим, какое влияние оказывают эти особенности английского и русского языков на структуру устной диалогической речи. Будем считать, что эта речь состоит из отдельных речевых актов – монологов, каждый из которых передает достаточно обособленную и законченную мысль (т.е. контекст несуществен) _ 12 .

Речевой акт представляет собой передачу сообщения от говорящего (адресанта) к слушающему (адресату). Компонентами речевого акта являются 1) мысленное кодирование сообщения и 2) говорение – для адресанта, 3) восприятие сообщения и 4) его мысленное декодирование – для адресата (рис. 1) _ 13 .

Структурная единица английской речи – предложение. Англоязычный адресант проговаривает свое сообщение нерасчленяемыми (слабо расчленяемыми) по смыслу наборами слов, выражающими законченную мысль, и такими же наборами воспринимает сообщение адресат. Но если процесс передачи – восприятия сообщения структурирован предложениями, то предложениями же должны быть структурированы и процессы кодирования – декодирования того же сообщения. Иными словами, англоязычные собеседники должны мыслить отдельными и цельными предложениями-фразами . Это означает следующее.

1) Англоязычный адресант кодирует мысль до конца, и лишь затем сообщает ее адресату («сначала думает, потом говорит»). Уже первое слово и даже первые звуки фразы могут потребовать полной завершенности процесса кодирования мысли. Так, чтобы произнести звуки [m], [l], [v], [d] в словоформах I’m, I’ll, I’ve, I’d , адресант должен заранее «решить», в каком времени будет задействован глагол.

Особо тщательно должны быть «продуманы» адресантом сообщения, построенные с привлечением сложных видовременных форм глагола, инфинитивных и причастных оборотов, сложноподчиненных предложений. При этом чем более сложная аналитическая конструкция используется, тем меньше возможностей у адресанта перестроить предложение по ходу дела. Например, начав произносить фразу the plane is to land (самолет должен приземлиться) , адресант не может оборвать свое сообщение после слова is , так как уже произнесенные слова the plane is… могут быть поняты адресатом совершенно неверно ( самолет находится… ).

2) Англоязычный адресат воспринимает сообщение адресанта до конца, и лишь затем декодирует его («сначала слушает, потом думает»). При восприятии отдельного слова адресат может осуществить лишь его предварительное осмысливание, а также частичное переосмысливание слов, воспринятых ранее. Так, выслушав 2-е слово сообщения, адресат его предварительно осмысливает и, в то же время, частично переосмысливает 1-е слово (в соответствии с предварительно осмысленным 2-м); «прием» 3-го слова и его предварительное осмысливание сопровождается частичным переосмысливанием 1-го и 2-го слов (в соответствии с предварительно осмысленным 3-м), и т.д. И лишь после восприятия последнего слова адресат имеет возможность полностью декодировать сообщение и адекватно понять (уяснить) его смысл.

Проиллюстрируем сказанное на следующем примере. В неоконченной фразе the main assembly line conveyer control system consists of… (система управления конвейером главной сборочной линии состоит из…) восприятие и предварительное осмысливание каждого нового слова требует частичного переосмысливания большинства воспринятых ранее слов _ 14 . И только после предварительного осмысливания глагола-сказуемого consists (состоит) у слушателя появляется определенная уверенность в том, что переосмысливать имена подлежащной группы далее не потребуется.

Радикальное переосмысливание уже воспринятой и предварительно осмысленной части фразы часто требуется при восприятии сложных глагольных конструкций с многозначными глаголами to have и to be . Например, сообщение you will have been working… (вы будете работать…) после восприятия слов you will have… может быть предварительно (и совершенно неверно) понято как вы будете иметь…

В некоторых случаях предварительное декодирование воспринятого слова вообще невозможно. Английское предложение, например, может быть начато как неисчисляемым существительным (т.е. существительным без артикля), так и созвучным ему глаголом в форме повелительного наклонения (инфинитив без частицы to). Поэтому предложения, начатые словами air, water, land , могут в дальнейшем оказаться как повествовательными ( воздух…, вода…, земля… ), так и повелительными ( проветрите…, полейте…, причаливай!… ) _ 15 .

Как видим, адекватное осмысливание сообщения возможно лишь в том случае, если адресат удерживает в своей краткосрочной памяти все предложение. Аналитический строй английского языка предъявляет высокие требования и к вниманию адресата. Так, пропуск всего одного звука в разговорных формах I’ll, I’ve, I’d может привести к неверному пониманию сути сообщения _ 16 .

Аналитический строй английского языка, заставляющий адресанта «сначала мыслить, потом говорить», а адресата – «сначала слушать, потом осмысливать», требует от обоих участников диалога внимательно выслушивать реплики друг друга и не перебивать собеседника в процессе его высказывания. В противном случае сообщения могут превратиться в бессвязный набор бессмысленных слов и звуков.

Отметим, что английская речь должна легче даваться человеку с флегматическим темпераментом – спокойному, выдержанному, неторопливому, чем, например, холерику – человеку взрывному и необузданному.

Структурной единицей русской речи является слово. Это дает возможность:

адресанту – 1) кодировать каждое слово сообщения в отдельности и тут же произносить его (до кодирования следующего слова);
2) начинать говорение до завершения процесса кодирования мысли;
3) »додумывать» мысль в процессе говорения;
4) начинать и обрывать фразу в любом месте;
5) легко переходить от одной незавершенной фразы к другой, начатой ранее;
6) строить сообщение из обрывков разных фраз и несвязанных (слабо связанных) между собой слов;

адресату – 1) декодировать сообщение по ходу его восприятия, слово за словом _ 17 ;
2) пропускать («прослушивать») отдельные слова и даже группы слов в сообщении (конечно, понимание сообщения при этом может ухудшиться, однако смысл ранее воспринятых и уже декодированных слов остается, как правило, неизменным);
3) не удерживать в краткосрочной памяти уже воспринятые и декодированные слова;

обоим участникам диалога – перебивать друг друга и даже говорить одновременно (при этом понимание сообщений может оставаться адекватным).

Русский язык , следовательно, позволяет адресанту «думать и говорить одновременно», а адресату – «одновременно слушать и думать» . Такая речь должна легко даваться сангвинику – человеку живому, подвижному, легко и быстро переключающемуся.

Как видим, структуры речевого акта у англо- и русскоязычных собеседников существенно различны _ 18 . Однако из этого вовсе не следует, что англоязычный адресант «продумывает» сообщение медленнее, чем русскоязычный, а до англоязычного адресата медленнее «доходит» его смысл. Суммарное время кодирования и декодирования предложения (при большом усреднении), как и качество этих операций, в обоих случаях одинаковы. Различие, во-первых, состоит в том, что англоязычный адресант производит мысленное кодирование «оптом» – в начале предложения, а русскоязычный – «в розницу», перемежая его с говорением. Во-вторых, у англоязычного адресата элементы операции мысленного декодирования распределены в процессе речевого акта существенно неравномерно (и количественно, и качественно); у русскоязычного адресата эти элементы более или менее равномерно распределены между актами восприятия отдельных слов.

Таким образом, английский язык не только заставляет человека мыслить относительно крупными структурными единицами (предложениями), но и – за счет разнесения и обособления во времени элементарных мыслительных актов – дискретизирует (расчленяет на порции) сам процесс мышления. Такая дискретизирующая функция английского языка может , на наш взгляд, служить косвенным индикатором дискретности (логичности) _ 19 английского менталитета. Русский же язык не только позволяет мыслить относительно мелкими структурными единицами (словами), но и – за счет сближения, наложения и фактического слияния элементов мышления – интегрирует (объединяет в единое и непрерывное целое) процесс мышления как таковой. Интегрирующая функция русского языка может , как нам представляется, служить косвенным индикатором аналоговости (образности) _ 20 русского менталитета.

Видовременные формы глагола и восприятие времени

Английский глагол, как известно, имеет развитую систему видовременных форм. Она включает времена the Present, the Past, the Future в каждой из групп Indefinite, Perfect, Continuous, Perfect Continuous – итого 12 личных форм действительного залога изъявительного наклонения. Система видовременных форм русского глагола значительно беднее: настоящее (несовершенного вида), прошедшее (совершенного и несовершенного вида), будущее (совершенного и несовершенного вида) – итого 5 личных форм действительного залога изъявительного наклонения. Остановимся, однако, не на количественных, а на качественных различиях этих систем.

В русском языке видовая форма характеризует глагол с точки зрения законченности действия _ 21 : глаголы совершенного вида выражают законченное действие, глаголы несовершенного вида – незаконченное действие _ 22 . Временная форма, в общем случае, соотносит действие с моментом речи (и плюс-минус бесконечностью). Т.е. точками отсчета для прошедшего являются бесконечно удаленное прошедшее и буквальное настоящее («сделано что-то» к моменту речи, или только «делалось»), для будущего – буквальное настоящее и бесконечно удаленное будущее («будет сделано что-то» вообще, когда-нибудь, или только «будет делаться»). Иных точек отсчета русский глагол (сам по себе, вне контекста) не имеет.

Таким образом, прошедшее и будущее «чистого» русского глагола бесконечно длительны, абстрактны и непрерывны _ 23 ; настоящее «чистого» русского глагола, в отличие от прошедшего и будущего, не имеет длительности, – оно, как правило, одномоментно («есть только миг между прошлым и будущим…») _ 24 . Т.е. русский глагол, взятый сам по себе, в отрыве от грамматического и иного контекста, а) не дробит и не конкретизирует прошедшее и будущее – они у него слитны и абстрактны _ 25 , б) не дробит и не конкретизирует настоящее – оно и так у него предельно дискретно и предельно конкретно _ 26 .

В английском языке видовая форма характеризует глагол не столько с точки зрения законченности действия, сколько с точки зрения его соотнесенности с некоторым моментом или (и) отрезком времени. С моментом обычно соотносится законченное действие, с отрезком – незаконченное. С моментом и отрезком может быть соотнесено как законченное действие, так и действие, законченное не полностью. Кроме того, любое действие (завершенное, незавершенное, частично завершенное) может быть представлено в своем времени абстрактно, без соотнесения с конкретным отрезком или моментом.

Временная форма локализует момент (отрезок) отсчета – в настоящем, прошедшем или будущем _ 27 . В прошедшем и будущем момент и отрезок отсчета могут быть расположены произвольно (т.е. момент, с которым соотносится действие, в общем случае не совпадает ни с моментом речи, ни с плюс-минус бесконечностью, а аналогичный отрезок – ни с моментом речи, ни с плюс-минус бесконечностью не соприкасается). Настоящее (в отличие от русского глагола) имеет длительность и, следовательно, также допускает наличие контрольной точки или/и контрольного отрезка. Точкой отсчета в настоящем является момент речи; отрезок отсчета либо охватывает момент речи, либо с ним соприкасается _ 28 .

Ниже даются примеры типичного употребления всех видов и времен английского глагола.

Вид Perfect (совершенный _ 29 ) соотносит действие с моментом времени: to have answered ответить, to have written написать, to have done сделать – к некоторому моменту (в настоящем, прошедшем или будущем) _ 30 . При этом не сообщается о том, когда было (будет) завершено действие, – важно, что к указанному моменту оно уже было (будет) завершено. Present Perfect Tense (настоящее совершенное время) : I’ve answered your remarks and suggestions – я (уже) ответил на Ваши замечания и предложения (когда именно ответил – не важно, важно, что к моменту речи уже ответил) _ 31 . Past Perfect Tense ( прошедшее совершенное время ) : yesterday by 12 o’clock he had written the letter for you – вчера к 12 часам он ( уже ) написал Вам письмо . Future Perfect Tense ( будущее совершенное время ) : we’ll have done our lessons by 12 o’clock – мы приготовим уроки к 12 часам _ 32 .

Подчеркнем, что Perfect-формы глагола-сказуемого указывают на соотнесенность действия с каким-то моментом сами по себе, независимо от грамматического контекста: he had written… – он (уже) написал… (к какому-то моменту в прошлом); we’ll have done… – мы сделаем… (к какому-то моменту в будущем). Обстоятельства времени лишь конкретизуют этот момент (примеры см. выше).

Вид Continuous (продолженный _ 33 ) соотносит действие с отрезком времени: to be answering отвечать, to be writing писать, to be doing делать – непрерывно в течение некоторого отрезка времени (в настоящем, прошедшем или будущем). Этот отрезок может быть задан прямо – своим названием ( at present, last week, tomorrow ) или границами ( from… till ), или косвенно – через координаты актуального центра ( at … o’clock ) _ 34 . Present Continuous Tense (настоящее продолженное время) : I’m answering your remarks and suggestions – я (сейчас) отвечаю на Ваши замечания и предложения (начал работу несколько раньше, завершу – несколько позже, актуальный центр интервала – момент речи). Past Continuous Tense (прошедшее продолженное время) : yesterday at 12 o’clock he was writing a letter for you – вчера в 12 часов он писал Вам письмо (указан актуальный центр); he was writing a letter for you from 10 till 12 o’clock – он писал Вам письмо с 10 до 12 часов (указаны границы интервала). Future Continuous Tense (будущее продолженное время) : we’ll be doing our lessons at 12 o’clock tomorrow – завтра в 12 часов мы будем готовить уроки (указан центр); tomorrow we’ll be doing our lessons all day long – завтра с утра до вечера мы будем делать уроки (дано название отрезка – tomorrow all day long).

Уточним, что Continuous-формы глагола-сказуемого уже сами по себе указывают на соотнесенность действия с каким-то отрезком времени: he was writing… – он писал… (в течение какого-то времени в прошлом); we’ll be doing… – мы будем делать… (в течение какого-то времени в будущем). Обстоятельства лишь конкретизуют это время (примеры см. выше).

Вид Perfect Continuous (совершенный продолженный _ 35 ) соотносит действие и с отрезком, и с моментом: to have been answering, to have been writing, to have been doing – отвечать, писать, делать непрерывно в течение некоторого отрезка времени и (по крайней мере, частично) ответить, написать, сделать к некоторому моменту (в настоящем, прошедшем или будущем); допускается (и даже, как правило, предполагается) продолжение действия и после этого момента _ 36 . Present Perfect Continuous Tense (настоящее совершенное продолженное время) : I’ve been answering your remarks and suggestions for 2 hours – я отвечаю на Ваши замечания и предложения вот уже 2 часа (к данному моменту на часть из них уже ответил и собираюсь отвечать дальше). Past Perfect Continuous Tense (прошедшее совершенное продолженное время) : he had been writing the letter for 2 hours when you called – к моменту Вашего звонка он писал письмо уже 2 часа (что-то написал и, по-видимому, собирался писать дальше). Future Perfect Continuous Tense (будущее совершенное продолженное время) : we’ll have been doing our lessons for 2 hours when you come – к моменту твоего прихода мы будем готовить уроки уже 2 часа (успеем немало сделать, а потом, наверное, продолжим) _ 37 . Добавим, что глаголы в Perfect Continuous так же самостоятельно указывают на наличие момента и отрезка отсчета, как в Perfect – на наличие момента, а в Continuous – на наличие отрезка.

И наконец, вид Indefinite (неопределенный) _ 38 ни с отрезком, ни с моментом действие не соотносит. To answer, to write, to do : а) многократно отвечать, писать, делать – вообще, всегда, обычно, регулярно, часто, редко, иногда (в настоящем, прошедшем или будущем); б) один раз ответить, написать, сделать – когда-нибудь (в прошедшем или будущем). Present Indefinite Tense (настоящее неопределенное время) : I always (usually, often, sometimes) answer your remarks and suggestions – я всегда (обычно, часто, иногда) отвечаю на Ваши замечания и предложения . Past Indefinite Tense (прошедшее неопределенное время) : he wrote letters for you every day – он писал Вам письма каждый день; he once wrote a letter for you – однажды он написал Вам письмо . Future Indefinite Tense (будущее неопределенное время) : we’ll always do our lessons – мы всегда будем делать уроки; we’ll do our lessons later – мы сделаем уроки позже _ 39 .

Таким образом, английским глаголам в Perfect соответствуют (в грубом приближении) русские глаголы совершенного вида, глаголам в Continuous и Perfect Continuous – глаголы несовершенного вида, глаголам в Indefinite могут соответствовать глаголы как совершенного, так и несовершенного видов. Что же касается обратного соответствия, то русским глаголам обоих видов (взятым в отрыве от контекста) соответствует лишь один английский вид – Indefinite.

Как видим, прошедшее и будущее «сложных» видов английского глагола дискретны и конкретны (разбиты точкой или/и отрезком отсчета на участки, локализация которых более или менее определена) _ 40 . Протяженное настоящее английского глагола не отличается, в принципе, от прошедшего и будущего _ 41 . Т.е. английский глагол (в отличие от русского) дробит и конкретизирует прошедшее, настоящее и будущее _ 42 . Причем обеспечивается эта дискретизация и конкретизация самим глаголом (в рамках соответствующей аналитической конструкции), без привлечения дополнительных слов _ 43 .

Логично предположить, что описанные здесь существенные различия в системах видовременных форм английского и русского глаголов так или иначе связаны с различиями в восприятии времени у основных (исходных) носителей английского и русского языков. По всей видимости, у «прирожденных» носителей английского языка восприятие времени дробно и конкретно, у «коренных» носителей русского языка – слитно и абстрактно _ 44 . Таким образом, английский глагол может служить косвенным индикатором конкретно-дискретного (конкретно-логического) менталитета, русский глагол – косвенным индикатором абстрактно-аналогового (абстрактно-образного) менталитета.

Кроме того, русский глагол сигнализирует об особом отношении своего носителя к настоящему времени : настоящее русского глагола, в отличие от бесконечно длительного и абстрактного прошедшего-будущего, моментально и сугубо конкретно. Можно предположить, что только узкоконкретное настоящее воспринимается русскоязычными как время подлинное, реальное, т.е. «настоящее» во всех значениях этого слова; на фоне такого четкого и определенного настоящего неопределенные, «размазанные» от «очень давно» до «сейчас» и от «сейчас» до «очень нескоро» прошедшее и будущее как бы не существуют (не настоящие = «ненастоящие», ирреальные, воображаемые времена) _ 45 . Однако при ближайшем рассмотрении и настоящее время русского глагола оказывается «ненастоящим»: конкретность этого времени настолько узка, что фактически бессодержательна; абстрактное прошедшее скачкообразно переходит в абстрактное будущее, а на их стыке – подвижный и трудноуловимый «миг» настоящего. Таким образом, русскоязычное время, стягиваясь в точку настоящего, в ней же и исчезает _ 46 .

Английский же глагол свидетельствует, что в картине мира его носителей настоящее время не отличается, в принципе, от прошедшего и будущего. Поэтому естественно предположить, что все времена воспринимаются коренными англоязычными как подлинные, реальные; так же предметно , надо полагать, воспринимается ими и время как таковое .

Выводы и перспективы

Мы рассмотрели две важные особенности английского и русского языков – грамматический строй и систему видовременных форм глагола – и выяснили, что обе они могут служить косвенным индикатором дискретности / аналоговости (логичности / образности) соответствующего менталитета, а 2-я – еще и косвенным индикатором его конкретности / абстрактности. Заметим, что психологические и культурологические наблюдения, при всей их субъективности и неопределенности, свидетельствуют, в общем, о том же: английский (и американский) менталитет – конкретный и логичный (дискретный), русский – абстрактный и образный (аналоговый). Кроме того, эти наблюдения в целом подтверждают существенные различия в восприятии времени, сопряженные со свойствами русского и английского глаголов: русский человек, образно говоря, живет вне времени, англичане же (как и американцы) относятся ко времени со всей серьезностью.

Однако две особенности двух языков , сами по себе , – не повод для окончательных утверждений. К тому же наш анализ сопровождался целым рядом допущений и упрощений. Действительность (лингвистическая и ментальная) намного богаче и сложнее. Поэтому использовать язык в качестве практического индикатора этнического менталитета следует очень осторожно, отдавая себе отчет в вероятностном характере любых полученных таким путем выводов и обобщений. Чтобы заметно увеличить эту вероятность, необходимо, как минимум, рассмотреть а) другие «ментальносопряженные» особенности английского и русского языков _ 47 ; б) »ментальносопряженные» особенности других языков народов мира _ 48 . Уже полученные результаты позволяют отнестись к подобным исследованиям с оптимизмом _ 49 .

1. Язык выражает не только мысли, но и чувства, ощущения, эмоции; мышление реализуется не только в языке, но и в художественных образах, чертежах, жестах, взглядах, действиях. Однако выражение мыслей – важнейшая функция языка, а язык – важнейший «реализатор» продуктов мышления. Это и порождает указанную взаимозависимость.
2. В этой статье нас будут интересовать языки аналитического и синтетического строя. Существуют, как известно, и другие типологические классификации языков (в основу которых положены не грамматический строй, а морфология, синтаксис и т.д. – см., напр., Лингвистический энциклопедический словарь, глав. ред. В.Н. Ярцева, М., «Советская энциклопедия», 1990, с. 511-512).
3. Мышление может быть, с одной стороны, конкретным или абстрактным, с другой стороны, – логическим (дискретно-логическим) или образным (аналогово-образным). Т.е., при такой классификации (основанной на самом общем подходе) менталитет (способ мышления) может быть
1) конкретно-образным (конкретно-аналоговым),
2) конкретно-логическим (конкретно-дискретным),
3) абстрактно-образным (абстрактно-аналоговым),
4) абстрактно-логическим (абстрактно-дискретным).
Необходимые разъяснения по поводу понятий «дискретность», «логичность», «аналоговость», «образность» будут даны ниже (в примечаниях).
Существуют и другие классификации типов (способов) мышления (для настоящей статьи неактуальные).
4. У «некоренных» носителей языка (например, русских, давно живущих в США и говорящих на английском языке) менталитет и язык могут не соответствовать и даже противоречить друг другу (т.е. русские американцы могут говорить по-английски, и даже только по-английски, но думать при этом «по-русски»). Этот феномен – пример огромной адаптабельности Homo sapiens – далеко выходит за рамки нашего рассмотрения.
5. Отступления от обычного порядка слов каждый раз значимы (несут дополнительную смысловую нагрузку) и лишь усиливают аналитичность. Так, вспомогательный глагол had, оторванный от сказуемого и помещенный перед подлежащим, может быть признаком единой аналитической конструкции – бессоюзного условного предложения. Например, в предложении had you repaired the engine yesterday, we would have left the port (если бы вы вчера отремонтировали двигатель, мы бы уже вышли из порта) глагол had, являющийся частью сказуемого had repaired, помещен перед подлежащим you.
6. Например, перестановка слов worker и engine в предложении the worker repaired the engine – рабочий отремонтировал машину приводит к потере смысла: the engine repaired the worker – машина отремонтировала рабочего.
В словосочетании the paper book любая перестановка приводит к появлению совершенно нового смысла:
the paper book – бумажная книга (книга на бумажном носителе);
paper the book – заверните (эту) книгу (в бумагу);
book the paper – зарегистрируйте (эту) газету / статью (в картотеке).
7. Так, в английском языке часто совпадают основные (словарные) формы глагола и существительного (they act они действуют – an act действие), производные (аффиксальные) формы глагола и существительного (he acts он действует – the acts действия), основные формы прилагательного и существительного (yellow желтый – a yellow желток, a field flower полевой цветок – a flower field цветочное поле). Совпадение (фонетико-графическое и абстрактно-семантическое) основных форм существительного, прилагательного и глагола – явление в английском языке широко распространенное (a garden сад, a garden alley садовая дорожка, to garden возделывать сад; the colour film цветная пленка, colour of paper цвет бумаги, to colour красить; salt соль, a salt cucumber соленый огурец, to salt солить). Более того: в английском языке одно и то же слово, в зависимости от роли в предложении, расположения относительно других слов и наличия (отсутствия) определителя (в частности, артикля или частицы to), может оказаться 1) существительным, 2) прилагательным, 3) глаголом, 4) наречием или 5) предлогом (round: как существительное – круг, как прилагательное – круглый, как глагол – округлять, окружать, как наречие или предлог – вокруг, кругом). Такая морфологическая многозначность – одно из наиболее ярких проявлений английского языкового аналитизма.
8. Особо уязвимы при искусственном расчленении такие сложные аналитические конструкции, как глаголы в сослагательном наклонении, инфинитивные, причастные и герундиальные обороты, сложноподчиненные предложения некоторых типов. Так, расчленение инфинитивного оборота в предложении I want him to keep the promise (я хочу, чтобы он выполнил обещание) приводит к потере определенности всех слов после I want.
9. Чего никак не скажешь об английском языке, в котором многие слова (в основном, прямом значении и исходной, словарной форме) имеют как именную, так и глагольную «грани» (jump – прыгать, прыжок; play – играть, игра; run – бежать, бег; bicycle – велосипед, ездить на велосипеде; paper – бумага, заворачивать в бумагу; blue – синий, подсинивать; см. также другие примеры такого рода в примечаниях выше и ниже).
10. Так, слово поле, в зависимости от лексического контекста, может принимать, в частности, следующие значения: 1) безлесная равнина (выбраться из леса в поле), 2) обрабатываемый участок земли (ржаное поле), 3) обширное пространство (ледовые поля), 4) оборудованная площадка (летное поле), 5) (спец.) множество / система (семантическое поле – множество / система смыслов). Однако в любом контексте поле есть имя существительное. Для сравнения: английское слово field, в зависимости от грамматического контекста, может быть и существительным (примерно с тем же набором значений, что и русское поле), и прилагательным (field plants – полевые растения, a field hospital – полевой госпиталь), и глаголом (to field a team – выпустить команду на поле, to field an army – выдвинуть армию в район сражения).
11. Конечно, приведенные здесь особенности обоих языков носят относительный характер: в английском языке присутствуют элементы синтетического строя (например, суффикс множественного числа существительных -s), в русском языке встречаются аналитические формы (например, форма будущего времени глагола – буду делать).
12. Для большинства практических случаев (особенно для живого, бойкого, ситуационно обусловленного и интонационно окрашенного диалога) такое допущение неправомерно (т.е. контекст существен, и пренебрегать им нельзя). Тем не менее здесь, как и вообще в данной статье, нас будет интересовать, в первую очередь, теоретически чистый случай. Необходимые же поправки на речевую практику (в том числе – на контекст) будут даны в примечаниях.
13. В подавляющем большинстве случаев кодирование и декодирование мысли «натуральными» носителями языка осуществляется неосознанно.
14. The main… главное?… основное?… (например, состоит в том, что…);
the main assembly… главный агрегат?…;
the main assembly line… главная сборочная линия?…;
the main assembly line conveyer… конвейер главной сборочной линии?…;
the main assembly line conveyer control… органы управления конвейером главной сборочной линии?…;
the main assembly line conveyer control system… система управления конвейером главной сборочной линии?…
15. На практике такая двузначность обычно снимается контекстом (предыдущими фразами, интонацией, ситуацией и т.п.). Однако здесь, как и было указано, мы рассматриваем теоретически чистый случай.
16. Звук [l] подготавливает слушателя к восприятию будущего неопределенного времени, звуки [v] и [d] – к восприятию совершенного времени (соответственно, настоящего и прошедшего). Ср.: I’ll help я буду помогать (помогу) – I help я помогаю, I’ve / I’d helped я помог – I helped я помогал (помог); I’ll build я буду строить (построю) – I build я строю; I’ve / I’d built я построил – I built я строил (построил). В русском языке с «потерей» звуков [l], [v], [d] может быть соотнесена «потеря» кратких глагольных приставок в-, с-, о- (впишу, спишу, опишу – пишу; вписал, списал, описал – писал). Однако глаголов с такими приставками в русском языке относительно немного, в то время как английские разговорные формы типа I’ll, I’ve, I’d приложимы к значительной части глаголов и употребляются достаточно часто.
17. В процессе декодирования очередного слова (как и в английской речи) может происходить некоторое переосмысливание (точнее, доосмысливание) слов, воспринятых ранее. Однако такое уточнение смысла (в отличие от английской речи) практически никогда не нарушает морфологической идентификации уже декодированных слов: существительные остаются существительными, глаголы – глаголами.
18. Контекст, от которого мы абстрагировались, разбив диалогическую речь на отдельные монологи, эти различия в той или иной мере сглаживает. Но лишь в некоторых практических случаях, когда контекст важнее не только конкретных слов, но и целых фраз (как бывает, например, при обмене репликами между близкими людьми), выявленные различия в структуре английской и русской речи можно считать несущественными. В подобных ситуациях структурной единицей речи оказывается уже не слово (как в русском языке) и не предложение (как в английском), а диалог – система речевых актов – в целом (и даже метадиалог – система диалогов между данными собеседниками в актуальном отрезке времени). В результате такое важнейшее свойство языка, как грамматический строй (аналитизм / синтетизм) отходит на второй план.
19. «Дискретность» и «логичность» – не одно и то же: «дискретность» (дробность, порционность) характеризует внутреннюю структуру процесса мышления, «логичность» (формальная упорядоченность) – взаимосвязь элементов мышления. Однако ментальной дискретности, как правило, соответствует ментальная логичность (и наоборот). Поэтому в данной статье мы рассматриваем «дискретность» и «логичность» как синонимы и менталитет с такими свойствами называем дискретным (логичным).
20. «Аналоговость» и «образность» – не одно и то же: «аналоговость» (непрерывность) характеризует внутреннюю структуру процесса мышления, «образность» (цельность) характеризует мышление с внешней стороны. Однако ментальная аналоговость, в норме, сопряжена с ментальной образностью (и наоборот). Поэтому в настоящей статье мы рассматриваем «аналоговость» и «образность» как синонимы и менталитет с такими свойствами называем аналоговым (образным).
21. Существуют и иные критерии видового противопоставления русских глаголов (см., напр., «Современный русский язык», под ред. В.А. Белошапковой, М., Высш. шк., 1989, с. 470-473).
22. Строго говоря, глагол (как русский, так и английский) может выражать не только действие (бежать, петь, приобретать), но и состояние (стоять, молчать, иметь); русский глагол совершенного вида может выражать действие не только длительное законченное (прибежать, допеть), но и едва начатое (выбежать, запеть), а также действие быстрое, целостное (ударить, крикнуть); глаголы несовершенного вида выражают не только длительные незаконченные действия (бежать, кричать), но и незаконченные серии многократных прерывистых действий (прыгать, выскакивать); законченные же серии таких действий выражаются глаголами совершенного вида (попрыгать, повыскакивать). С категориями вида и времени глагола связаны и многие другие лингвистические «нюансы», которыми, однако, в рамках нашей задачи в основном можно пренебречь. Поэтому здесь, как и вообще в данной статье, мы сознательно сужаем и упрощаем лингвистическую реальность (в том, что касается видовременных форм глагола, – особо сложную), делая в необходимых случаях уточнения и оговорки.
23. Абстрактная непрерывность времени не нарушается и в случае многократных дискретных действий (прыгать — попрыгать, выскакивать — повыскакивать): начало и конец каждого элементарного действия (отдельного прыжка или скачка), равно как и интервалы между ними, не представляют интереса для адресата и адресантом, как правило, не указываются.
24. Именно поэтому настоящее время русского глагола не имеет совершенного вида: чтобы действие закончилось (прибежать), началось (выбежать) или осуществилось сразу (ударить), нужен хоть какой-то временной интервал. (Настоящее время русского и английского глагола подробно рассмотрено в статье 2.)
25. Я бежал, он выбежал, мы будем петь, они не допоют, ты ударил, я крикну, спортсмены прыгали, они будут выскакивать, лягушка попрыгала, все повыскакивают – в этих примерах прошедшее и будущее слитны и абстрактны (т.е. никаких временных ориентиров, кроме момента речи и плюс-минус бесконечности, не имеют). Конечно, у адресанта есть возможность раздробить и конкретизовать прошедшее-будущее средствами русского языка. Однако при этом, как правило, возникает необходимость в привлечении дополнительных слов — неглаголов (в роли обстоятельств и дополнений). Я сразу же выбежал, бежал без остановки и прибежал засветло; завтра в клубе мы будем петь народные песни; ты ударил меня первым; я сейчас крикну – вмиг все повыскакивают; спортсмены прыгали в длину один за другим; лягушка попрыгала в свое болото – в этих примерах прошедшее и будущее дробятся и конкретизуются не только обстоятельствами времени (сразу же, засветло, завтра, сейчас, вмиг), но и, косвенно, – обстоятельствами места (в клубе, в свое болото) и образа действия (без остановки, первым, в длину, один за другим), а также дополнениями (народные песни, меня). Косвенное воздействие обстоятельств и дополнений на прошедшее-будущее состоит в том, что с их помощью адресат получает примерное представление о времени действия и его продолжительности: ты ударил меня первым – очевидно, это было не так давно и произошло очень быстро; точка раздела прошедшего на раннее (до ударил) и позднее (после ударил) примерно определилась.
26. У русскоязычного адресанта, конечно, есть возможность «раздвинуть» настоящее в прошедшее и будущее и тем самым придать ему не только длительность, но и абстрактность. Однако растяжение / деконкретизация настоящего (как и дробление / конкретизация прошедшего-будущего) производится (в огромном большинстве случаев) не самим глаголом, а приглагольными обстоятельствами и дополнениями. Ср., например, сообщения 1) я читаю (в данный момент) и 2) по вечерам я читаю «Войну и мир» – начал читать раньше и окончу позже, причем читаю не все время напролет, а только по вечерам (т.е. в данный момент, возможно, и не читаю); дополнение («Войну и мир») может дать адресату примерное представление об общей длительности действия. Примеры «бесконечно длящегося», постоянного настоящего времени – Земля вращается вокруг Солнца; коровы не едят мяса, ты говоришь по-английски? Пример полностью деконкретизированного, абстрактного настоящего времени – цыплят по осени считают. Во всех примерах семантический выход глагола за пределы момента речи осуществляется контекстуально, при помощи слов — неглаголов. (См. также статью 2.)
27. Кроме того, будущее может быть соотнесено не только с настоящим, но и с прошедшим (времена the Future in the Past, в этой работе не рассматриваются).
28. См. также статью 2.
29. Переводится также как завершенный, свершенный, перфектный.
30. В настоящем этим моментом является момент речи.
31. В случае многократных действий в неистекшем периоде времени (today, this week) Present Perfect допускает их возобновление и после момента речи, вплоть до завершения указанного периода: today I’ve answered some your remarks and suggestions – сегодня я (уже) ответил на ряд Ваших замечаний и предложений (и, может быть, до конца дня отвечу еще на некоторые / отвечу на оставшиеся).
32. В Past и Future Perfect момент отсчета может быть задан не только прямо, как в приведенных примерах (by 12 o’clock к 12 часам), но и косвенно – через указание на другое, практически мгновенное, действие. He had written the letter for you before you called – он написал Вам письмо еще до того, как Вы позвонили; we’ll have done our lessons before you come – мы приготовим уроки к моменту твоего прихода.
33. Переводится также как длительный, длящийся, континуальный.
34. В настоящем контрольный отрезок может быть задан только 1-м (today) или 3-м (now) способом. Последний способ применяется значительно чаще; роль актуального центра при этом играет момент речи (обычно не указывается, а подразумевается).
35. Переводится также как завершенно-длительный, длительно-итоговый, перфектно-континуальный.
36. В настоящем моментом отсчета является момент речи; отрезок отсчета, соответственно, примыкает к моменту речи слева, а вероятностная «добавка» – справа.
В прошедшем и будущем момент отсчета обычно задается косвенно – через указание на другое, практически мгновенное, действие (см. примеры в основной части текста).
37. В приведенных примерах контрольный отрезок задан через свою длительность (for 2 hours – 2 часа). Возможно также задание отрезка через его начальный момент (since 2 o’clock – с 2-х часов) и общее название (all this year – весь этот год, lately – в последнее время, those 2 days – в те 2 дня).
38. Также называемый Simple (простой).
39. В Past и Future Indefinite возможно указание и на более определенное время. Однако для этого требуются дополнительные слова-неглаголы (в роли обстоятельств): yesterday he wrote a letter for you – вчера он написал (писал) Вам письмо; we’ll do our lessons tomorrow – мы сделаем (будем делать) уроки завтра. Сами же по себе, в отрыве от грамматического контекста, Past и Future Indefinite соотносят действие лишь с абстрактным прошедшим и абстрактным будущим: he wrote – он писал (написал); we’ll do – мы будем делать (сделаем).
40. В Past и Future Perfect прошедшее и будущее разбиты на 2 четко разграниченных участка – до и после момента отсчета. При косвенном задании момента отсчета (before you called, before you come) участки столь же дискретны, что и при прямом (by 12 o’clock).
В Past и Future Continuous прошедшее и будущее разбиты на 3 участка – до отрезка отсчета, отрезок, после отрезка; кроме того, сам отрезок отсчета, в случае его задания через актуальный центр, разбивается на 2 участка – до и после центра (т.е. всего имеем 4 участка). Четкость границ между участками зависит от способа задания контрольного отрезка: при задании через крайние точки (from 10 till 12 o’clock) обе границы определены точно, при задании через общее имя отрезка (tomorrow all day long) границы могут быть несколько смазаны, при задании через актуальный центр (at 12 o’clock) внешние границы отрезка сильно смазаны или не определены, внутренняя же граница (до / после центра) определена точно (так что и в этом случае можно говорить о 2-х четко разграниченных участках – до и после центра).
В Perfect Continuous прошедшее и будущее также разбиты на 3 участка – до отрезка отсчета, отрезок, после отрезка; кроме того, последний участок, при наличии вероятностной «добавки», сам разбивается на 2 участка – до вероятного окончания действия и после (т.е. всего, как и в Continuous, имеем до 4-х участков). Четкость границ между участками зависит от способа задания контрольного отрезка и наличия «добавки». При задании через длительность отрезка (for 2 hours) или его начальный момент (since 2 o’clock) обе границы основного участка определены точно, при задании через общее название может быть смазана левая граница (lately). При наличии вероятностной «добавки» размыта (или не определена) ее правая граница. Однако и в самом неопределенном случае имеется 2 четко разграниченных участка – до и после момента отсчета (до when you called и после, до when you come и после).
Добавим, что все участки прошедшего и будущего, кроме крайнего слева в прошедшем и крайнего справа в будущем, имеют конечную длительность (в отличие от бесконечно длительного прошедшего-будущего русского глагола).
41. Настоящее английского глагола отличается, в интересующем нас аспекте, от прошедшего и будущего, но это отличие не качественное (как в русском языке), а количественное. Именно: участки настоящего так или иначе привязаны к моменту речи (см. рис. 3); прошедшее же и будущее, имеющие произвольные точки и отрезки отсчета, разбиваются на участки любой локализации. Т.е. возможности дробления настоящего меньше, чем возможности дробления прошедшего и будущего. Что не означает, конечно, какой-то ущербности английского настоящего по сравнению с другими временами. Наоборот: настоящее, обладающее целым рядом замечательных свойств, является в англоязычной картине мира главным и системообразующим временем (см. статью 2).
42. Точнее, английский глагол дает возможность дробить и конкретизировать время (группы Perfect, Continuous, Perfect Continuous). Но также дает возможность этой возможностью не пользоваться (группа Indefinite).
43. Сравните, например, сообщения он писал… и he was writing… В 1-м случае о действии известно лишь то, что оно имело место в абстрактном прошедшем и не было завершено; во 2-м же случае указывается не только на прошедшее время и незавершенность действия, но и, прежде всего, на его непрерывное протекание в ограниченном временном интервале. В английском случае дополнительные слова-неглаголы (… from 10 till 12 o’clock) могут потребоваться для привязки этого интервала к шкале времени, в русском же случае дополнительные слова (… непрерывно с 10 до 12 часов) необходимы, во-первых, для информации о наличии интервала как такового, во-вторых, для указания на континуальный характер действия. Поэтому дословный перевод английских глагольных конструкций на русский язык существенно обедняет и даже искажает смысл высказываний; передача же всего смысла требует привлечения многих дополнительных слов (см. примеры в основной части текста).
44. Строго говоря, слитно и абстрактно воспринимается русскоязычными не всё время, а «только» прошедшее-будущее, охватывающее всю временную ось за исключением момента речи. (Вывод касательно русского настоящего см. далее в основной части текста.)
45. Сравните. В русском языке слово «настоящий» имеет 2 значения – 1) нынешний, теперешний и 2) подлинный, истинный (настоящее золото, настоящий художник, настоящее чувство, настоящая цена). В английском языке понятия «нынешний» и «подлинный» передаются совершенно разными словами (present и real / true / genuine соответственно).
46. Еще раз оговоримся: речь здесь идет о прошедшем, настоящем и будущем «чистого» глагола. Однако детальные исследования настоящего времени распространенной фразы (т.е. фразы, в которой сказуемое сопряжено с дополнениями и обстоятельствами) выводы данной статьи, в общем и целом, оставляют в силе (см. статью 2).
47. Например, наличие / отсутствие артиклей у существительных.
48. Например, хинди (как и английский) – язык аналитического строя, однако говорящие на нем индийцы (в отличие от дискретно-логических англичан) – народ образно-аналоговый. Аналитичность языка, следовательно, сама по себе не может служить индикатором дискретности (логичности) его носителей – здесь требуется привлечение многих других лингвистических фактов.
Что же касается языка и менталитета индийцев (китайцев и некоторых других «восточных» по духу, но аналитичных по языку народов), то можно предположить, что аналитизм языка коррелирует не только с большой дискретностью («западностью»), но и с большой аналоговостью («восточностью»), в то время как синтетизм коррелирует с каким-то «промежуточным» («западно-восточным») менталитетом. Однако это, конечно, всего лишь гипотеза, нуждающаяся для своего подтверждения в исследовании несравненно более широкого круга языковых явлений.
49. Приглашаю всех читателей в статью 2 («Обретенное время»). В ней речь пойдет о восприятии настоящего времени (и времени вообще).

Автор(ы) статьи: ГРИЦАНЧУК Н.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

текст, текстуальность, информация, генеральная информация, язык, информативные свойства языка.

Аннотация:

В статье анализуруются основные парллели языков и текстов, где текст понимается как любое возможное количество определённым образом организованных динамических знаковых систем, генерирующих новую информацию. Соответственно и любое произведение междисциплинарного искусства обладает минимум четырьмя внутренними характеристиками – дополнительностью, динамикой, фрактальностью и способностью порождать новую информацию.

Текст статьи:

Если попытаться обобщить существующие результативные попытки приложения естественнонаучных знаний, методологий естественных наук в изучении произведений искусства и создании художественных произведений, то при различных подходах – симметрологическом (1), эстетическом (2), информационном (2), синергетическом (3) – в объединяющей их основе мы непременно обнаружим две характерные составляющие – все углубляющееся восприятие, понимание и анализ художественных моделей мира по линии развития взаимодействия знаков и различных знаковых систем (носители) и взаимопроникновение контекстов (порождающее содержание) в поле взаимодействия существующих констант культуры (науки и искусства). Необходимое условие подобного подхода – существование наблюдателя (человека). И эта линия, логика междисциплинарного подхода, его расширение, увеличения возможных комбинаций видов искусства с рядом теорий естественных наук, похоже, предопределили постепенную потерю вербальной литературой роли главенствующего начала в связке вербальное-визуальное, в «сложных системах взаимодействия разной природы». Но это вовсе не потеря, а приобретение, не сужение возможностей автора, а расширение, что является залогом поступательного развития «междисциплинарного» искусства (со временем, вероятно, появится более ёмкий термин), понимаемом в более широком контексте, чем синтез нескольких видов искусств.

Движение в этом направлении наиболее зримо в современном изобразительном искусстве (актуальное искусство), в той её области, что, на самом деле, имеет косвенное отношение, например, к живописи и давно требует иной классификации и точных, отграничивающих определений. Первым шагом на пути сближения науки и искусства стало появление в недрах самой науки – гуманитарной, естественной – научных работ (литературоведческих, философских и т. д.) в равной степени являющимися и художественными произведениями, – в естественных в такой роли чаще всего выступают всевозможные следствия фундаментальных теорий, их приложение на практике.

Характерной чертой, на наш взгляд, отличающей часть произведений современного искусства от «традиционного» и «актуального» является то, что в них синтез как порождающий принцип уступает место более эффективному в определенных ситуациях подходу – дополнительности. В отличие от синтеза, где органически сосуществуют различные виды искусств, – дополнительность сочетает те стороны науки и искусства, которые взаимоисключают друг друга, находятся в противоборстве и вне своего единства существуют как односторонние явления и методики. В статье «Дополнительность и симметрия»(4) А. Н. Паршин приводит один из многочисленных доводов Нильса Бора в обоснование дополнительности. Бором рассматривается два подхода в изучении живого организма: один – наблюдение со стороны, изучение поведения, мотивов, второй – вскрытие, непосредственное изучение внутреннего устройства человека. Следует вывод – не один из них в полной мере не описывает человека, но оба подхода, несмотря на то, что они взаимоисключающие, дополняют друг друга и дают более полное описание живого существа. Здесь обращает на себя внимание то, что живой организм напоминает фрактал: при прекращении процесса жизнедеятельности организм превращается в бессмысленный набор мёртвых органов так же, как, например, кривая Коха, являющая фракталом, при отсутствии субъекта и прекращении деления отрезков кривой превращается в конечную ломаную линию. А значит, описанная дополнительность присуща и фракталам.

В упомянутой статье автор в конечном итоге пишет о взаимодополняющем характере работы полушарий головного мозга, хотя одно из них старается подавить другое. А поскольку установлено, что левому полушарию свойственно аналитическое мышление (условно научное), а правому образное (условно художественное), то мы можем предположить, что в таких же дополнительных отношениях состоят и результаты их деятельности – наука и искусство, научные и художественные тексты, естественнонаучное и гуманитарное знание. Возникают параллели между живым организмом и полисемиотическим текстом в духе идей Ю. М. Лотмана и построений У.Эко. При этом текст понимается как любое возможное количество определённым образом организованных динамических знаковых систем, генерирующих новую информацию, в том числе и вероятностного характера. Соответственно и любое произведение междисциплинарного искусства обладает минимум четырьмя внутренними характеристиками – дополнительностью, динамикой, фрактальностью и способностью порождать новую информацию. К слову, в общем, на более высоком обобщающем уровне продукты и синтеза, и дополнительности мирно уживаются в возникающем единстве.

В качестве явления, сочетающего элементы различных художественных систем, принадлежащих различным видам искусства, выступает, например, «БУКВЫ» А. Очеретянского (5), – художественное произведение, где основному тексту предшествует теория-комментарий. В общем, синтез вербального и визуального. Но кроющиеся в произведении возможности выводят его за рамки синтеза вербального и визуального в иную размерность, даруют дополнительное расширение, позволяют описывать его «понятиями разных дисциплин». Для автора суть таящихся возможностей в «расширенном видении», дающего максимальное приращение возможных значений при »ориентированном сдвиге». Нам при таком подходе видится развитие определенного эволюционного семиотического ряда (концепта) – в данном случае продолжение эволюции букв – за счёт расширения, дополнения его из других, возможных семиотических рядов, знаками, обозначающими эволюцию природных явлений, танца, предметов и т. д. с уже имеющимися контекстами. В другом ракурсе «БУКВЫ» (визуальная часть) напоминает ситуацию «до или вне языка», когда явления, объекты, предметы не обозначены, не определены и как бы не существуют, но вместе с тем сами являются знаками других, ещё не читаемых, но узнаваемых знаковых систем. То есть, в какой-то степени они одновременно создаваемый и реконструируемый алфавит – прото и нео – знаковой системы с более универсальными свойствами. Что необычно, эти знаки не только полифонические звуки, но и цвет, и аромат, и жест. А это дает возможность, обратившись к памяти, более поздние модальности (зрение и слух) дополнить модальностями, появившимися ранее (тактильными, обонятельными), способствующими углублению и усилению эмоционального восприятия, поведения. Тем самым мы говорим о произведениях искусства, при восприятии которых возможно движение не только от эмоций к сознанию, но и, наоборот – от сознания к эмоциям (6). Буквально, ментальная репрезентация данной части произведения – происходит и в форме образа, и в форме знака в зависимости от глубины и длительности нейрофизиологических процессов, протекающих в мозге. Пример комплементарности современной семиотики и когнитивистики. В связи с этим открывается возможность доопределить художественные произведения, созданные и существующие в междисциплинарной области: это «открытые интерактивные междисциплинарные системы, хранящие, воспроизводящие, передающие не только информацию, но и эмоции» (7).

Этими замечаниями пока и ограничимся, ещё раз напомнив о главном. С нашей точки зрения естественнонаучное и гуманитарное знание (шире наука и искусство) не находятся в противоречии. Эти обширные пространства не только взаимодополняют друг друга, но и образуют «устойчивое неравновесие» -область междисциплинарного знания, порождающую новые идеи и подходы, в конечном итоге – иерархическое множество семиотико-когнитивных моделей мира. При этом традиционная наука не подменяет искусство – и наоборот, – сохраняя свои традиционные подходы и методологию. Междисциплинарность невозможна без подпитки, как со стороны гуманитарных наук, так и со стороны естественнонаучных, как невозможно существование текста культуры, жизни-текста без моральных ценностей, без обмена энергией, веществом, информацией с окружающими и средой. Основание для таких утверждений создается и обустраивается на протяжении всей истории существования человечества. И оно, как необходимые и важные для нас составляющие, помимо многого другого, включает – синкретическое праискусство, античное мировоззрение, современную экспериментальную нейрофизиологию.

Источники

1. А. В. Шубников., В. А.Копцик. Симметрия в науке и искусстве: Москва-Ижевск: Институт компьютерных исследований, 2004, 560 стр.

2. В. А. Копцик., В. П. Рыжов, В. М. Петров. Этюды по теории искусств: Диалог естественных и гуманитарных наук / Владимир Копцик, Владимир Рыжов, Владимир Петров – М.:ОГИ, 2004. – 368 с.

3. И. А. Евин. Синергетика мозга. М.,НИЦ «РХД», 2005г.108 стр.

4. А. Н. Паршин. Дополнительность и симметрия// Вопросы философии, №5, 2001г., стр. 84-104.

5. А. Очеретянский. Тезисы на тему: Будущее смешанной техники – в смештехнически организованном концептуальном видении. «Черновик», №22, 2007г.

6. Ю. И. Александров. От эмоций к сознанию// Симпозиум «Сознание и мозг».30 ноября 2006г., г. Москва, Институт философии РАН. Материалы к обсуждению.

7. Н. И. Грицанчук. «Трудные» тексты и современное естествознание (рукопись).

 

Автор(ы) статьи: Васильев А. Ф.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

гордость, самооценка, эмоции, насилие, агрессия, субкультура

Аннотация:

Проявления нетерпимости, насилия и агрессии должны быть тесно связаны с такой «социальной» эмоцией, как гордость, но эта связь пока мало подвергалась детальному изучению. Рассмотрены некоторые из возможных теоретических подходов к такому исследованию.

Текст статьи:

Существуют явные различия между социальными группами по их терпимости к чужакам и по их готовности прибегать к разного рода насильственным действиям. Часто эти различия бывают достаточно глубоко укоренены в культуре и менталитете этих групп. Так, известно, что «многое из того, что называют «преступностью малолетних», составляет приспособление к требованиям особой эталонной группы… [Такое] поведение оценивается как отклоняющееся теми, кто не является участником той же самой эталонной группы» [1. С. 487-488]. Именно эти и другие подобные им различия и будут нами рассмотрены. Почему некоторые группы более агрессивны, чем другие? Почему уровень агрессии среди «скинхедов» или футбольных фанатов выше, чем в обычном школьном классе или туристической группе?

Поскольку речь идёт о приемлемой, допустимой или даже прямо одобряемой и поощряемой агрессии, то вопрос можно задать и так: почему агрессивность и насилие оказываются признанной ценностью, частью (групповой) идентичности, рутинно ходят в социальные роли членов этих групп? А поскольку речь пойдёт прежде всего о группах внутри одной и той же «большой» культуры, то вопрос можно сформулировать и по-другому: почему поведение, обычно считающееся девиантным, в некоторых группах становится нормативным, становится частью (суб)культуры?

Существующие в социальной психологии теории не очень хорошо подходят для ответа на подобные вопросы. Так, согласно теории социальной идентичности — одной из основных принятых в социальной психологии теорий агрессии — враждебность по отношениюк чужакам есть следствие само-категоризации и последующего сравнения «нас» с «ними», причём сравнения по благоприятным для «нас» направлениям. Но эта теория предсказывает, что агрессивность в некоторой степени должна быть характерна для любой группы. Такой же вывод должен следовать из выдвинутой несколько лет назад «теории управления страхом» (terror management theory), согласно которой любая культура и заложенное в ней мировоззрение есть, среди прочего, способ сдерживания «экзистенциальной тревоги», а любые другие ценности уже одним фактом своего существования угрожают стройности принятого миропонимания [13. P. 200-204]. Наконец, теория рационального, или реального, конфликта учитывает различия между группами, но когда речь идёт о националистических и других подобных чувствах, то именно их рационализировать труднее всего, поскольку неясно, как можно связать эти чувства с конфликтом каких-либо явно выраженных и существенных экономических или политических интересов.

Когда к проблемам агрессии и её связи с эмоциями обращаются социологи, такие как Т. Шефф (а до него Т. Шибутани) [4; 7-12;], то они находят подтверждения старому предположению о связи между склонностью к принятию экстремистских взглядов и «отчуждением», то есть нарушением нормальной интеграции человека в обществе (в семье, классе/учебной группе, на работе). Чтобы произошло отчуждение между конфликтующими сторонами, должно произойти отчуждение внутри каждой из них. И уже потом следует принятие в «альтернативной», часто экстремистской группе. Такое принятие отличается от подлинной солидарности. Т. Шефф считает его особой формой отчуждения — «поглощением» и говорит о «бимодальном отчуждении»: изоляции от чужой группы в сочетании с поглощением своей. Межэтнический или расовый конфликт приобретает остроту в силу предшествовавшего ему конфликта с родителями, учителями, одноклассниками, супругом, коллегами.

Т. Шефф иллюстрирует свой тезис о связи межэтнического конфликта и отчуждения примером двух великих англичан XVIII века, подробности жизни которых тщательно и надёжно задокументированы — Сэмюэла Джонсона и Уильяма Блейка. Первый, в национализме которого, по мнению Т. Шеффа, можно обнаружить не совсем рациональные нотки, в действительности не имел надёжного источника доходов и не получал удовлетворения в многолетнем браке; второй, несмотря на свою бедность, был более благополучен в обоих этих отношениях и резко осуждал любые проявления национализма. Важно, что во всех случаях Т. Шефф говорит не о формальной принадлежности к группе как таковой и не о вытекающих отсюда преимуществах, а об её эмоциональной значимости: важны оценка, принятие, признание другими людьми. И дело не в абстрактной «самооценке» или «я-концепции», а в эмоциях, и прежде всего в эмоциях стыда и гордости. При этом речь не обязательно должна идти о взрывах чувств, «страстях» — гораздо важнее стыд и гордость как повседневные явления. В частности, гордость в этом контексте следует понимать так, как понимал её ещё Д. Юм [3. С. 403-461, 823], то есть как включающую в себя и обычное чувство собственного достоинства.

Если вслед за Шеффом предположить, что для некоторых людей членство и общение в обычных группах по каким бы то ни было причинам не приносят ничего, кроме унижения и стыда, то в таком случае первоначальный вопрос будет сводиться к следующему: почему та новая группа, в которой эти люди оказываются, должна быть «конфликтогенной» — экстремистской, насильственной — по своей направленности?

Если люди выпадают из «конвенциональных» общественных структур потому что не получают в них эмоционального удовлетворения, то почему те группы, в которых они его находят (или пытаются найти), часто оказываются девиантными? Почему или чем можно гордиться в последних, но нельзя в первых?

Возможно, ответ следует искать в природе и механике действия упомянутых эмоций, прежде всего гордости. Можно показать, что предметом гордости является всё то, что П. Бурдье включал в понятие «капитал» [1]. Упрощая, можно сказать, что мой личный капитал — это всё то, чем я могу свободно пользоваться как средством достижения своих целей. Другими словами, я горжусь своим потенциалом, своей свободой делать то, что желаю (и не делать того, что не желаю). Тогда наряду с традиционным (экономическим) капиталом индивид обладает также культурным и социальным капиталом. Для целей данной работы особенно важно последнее понятие. П. Бурдье определил его как «актуальные или потенциальные ресурсы, связанные с владением сетью отношений знакомства и признания». Среди прочего сюда входит и «репутация» индивида, вообще его признание другими людьми в качестве человека определённой категории и определённого статуса. Другими словами, моя «социальная идентичность», то, «кто я такой» — тоже мой капитал, и я могу гордиться этим отчасти в силу того, что знаю, что именно этим человеком меня считают или сочтут другие.

Как такой подход к гордости помогает понять причины «культурной» агрессивности? Если предметом гордости является личный капитал, то дело может быть в том, что в конвенциональных группах не всегда есть возможность использовать тот капитал, который имеется, нет возможности «реализовать свой потенциал». Естественным выходом тогда будет попытка «капитализировать» имеющиеся личностные качества и навыки, которые не находят применения в рамках существующей системы. Каковы бы ни были правила игры, кто-то всегда играет хуже других.

И это может быть одним из путей появления девиантных, «альтернативных» и «контркультурных» групп с «перевёрнутой» системой ролевых требований.

Насилие становится частью этоса субкультуры именно потому, что оно не входит в «конвенциональные» роли. В своей группе можно принять любые критерии того, кто и что будет считаться достойным одобрения или порицания — того, что войдёт в ролевые ожидания от лица, претендующего на статус члена группы. И поскольку общепринятые критерии — это как раз то, с чем справляться (чему соответствовать) было трудно, то новые критерии могут оказаться прямой противоположностью старым. Капиталом должно стать именно то, что не было им — те навыки и качества, которые нельзя было использовать раньше. Новый статус может базироваться на новых критериях, но «работает» точно так же, как в любой другой группе, и точно так же является источником эмоционального удовлетворения.

Дж. Кобб и Р. Сеннет прослеживают школьные истоки такой трансформации: «отверженные [дети] находят друг друга. Если не могут быть хорошими [для учителей], то они могут завоевать восхищение и похвалы друг друга тем, что плохи [для других]». Такие школьники называли друг друга «the lads» («пацаны») [7]. Как справедливо сказал М. Брейк, молодёжная субкультура вообще «привлекает тех, кто не чувствует больших обязательств или не имеет больших “капиталовложений” в свой существующий статус» [2. С. 164].

Сказанное должно касаться и других субкультур, и тем в большей степени, чем сильнее они противопоставляют себя «мэйнстриму». Э. Андерсон, который в традиции «драматургического анализа» И. Гофмана изучал субкультуры городских негров в США, обнаружил среди прочего, что украсть куртку или кроссовки — даже у человека своей же среды — не считается поступком, достойным осуждения. (У многих из этих людей не было работы, а в отсутствие работы и семейные отношения редко могли оказаться источником эмоционального удовлетворения, особенно для мужчин.) Естественно, что в криминальной среде уголовные действия становятся предметом открытой гордости. Т. Шефф сопоставляет с криминальной субкультурой националистические группировки и находит много общего.

Некоторые современные религиозные движения также требуют деструктивного поведения. И наоборот, в последние века до новой эры доминирующая культура спокойнее относилась к проявлениям воинственности и агрессивности. Античным идеалом был сильный, красивый и гордый человек. Первоначальное распространение христианства, которое в первые годы своего существования было не более чем одной из иудейских апокалиптических сект, тоже можно было бы считать одним из примеров формирования альтернативной ролевой структуры. Атмосфера братской любви могла быть вполне «контркультурной» по отношению к римскому языческому культу силы. Если это так, то участие в христианской общине, как это ни парадоксально, должно было не только избавлять от повседневной униженности, но и вселять гордость.

Л. Хэррис показал, что у организаторов террористических актов 11 сентября 2001 г. не было политических целей в обычном значении этого слова: это был спектакль, шоу [5. P. 19-36]. Но отсюда не следует, что прав был К. Штокхаузен, объявивший эти акты «величайшим произведением искусства всех времён». Не любой спектакль — искусство: есть ещё театр самопрезентации.

Эмоции неустранимы, потому что капитал, образуемый членством в непривилегированной группе, невелик. Желанием обладать таким капиталом самим по себе трудно объяснить ту устойчивость, сплочённость, уровень организации, уровень лояльности членов, которые можно наблюдать в рассматриваемых случаях. Но «человек гордящийся» известен своей склонностью к самообману. По этой же причине принадлежность к таким «воображаемым сообществам» (Б. Андерсон), как нация, может играть центральную роль в общей структуре социальной идентичности индивида — непропорционально большую по сравнению с тем, что она даёт в плане каких-либо ощутимых материальных выгод.

Конечно, рассмотренная модель — только одно из возможных объяснений связи эмоциональных процессов с формированием девиантных субкультур. Можно было бы, например, учесть, что «аудиторией» (в гофмановском смысле) может быть не сама субкультурная группа, а внешняя по отношению к ней публика. Принадлежность к группе — статус её члена — может быть капиталом как внутри, так и вне её. «Иной» всегда имеет право на уважение, и это должно усиливать мотивацию для субкультур быть непохожими любыми способами. Возможно, это один из механизмов того, что Н. Глейзер называл «дифференциальной идентификацией» [2. С. 164]. Так, когда субкультурный стиль входит через средства массовой информации в «большую» культуру, то немедленно происходит изменение этого стиля, поскольку такая инкорпорация нейтрализует его антисоциальный или оппозиционный заряд [6]. Но само содержание «перевёрнутых» ценностей общество по определению принять не может, и это обеспечивает их устойчивость в субкультурных рамках.

Экстремистские политические группировки — пример того случая, когда многие из членов группы, очевидно, ориентируются как друг на друга, так и на внешнюю аудиторию таких же отчуждённых, но прямо не участвующих в организации людей. Более того, в этом случае именно предполагаемое одобрение внешней аудитории может стать одним из критериев, от которых зависит принятие внутри группы. Это ещё одно объяснение того, почему у таких групп может и не быть узко политических целей: их цель — спектакль, самопредставление.

 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Бурдье П. Формы капитала // Экономическая социология. 2002. Т. 3, № 5.

2. Омельченко Е. Молодёжные культуры и субкультуры. М.: Институт со-

циологии РАН, 2000.

3. Юм Д. Сочинения: В 2 т. М.: Мысль, 1965. Т. 1.

4. Шибутани Т. Социальная психология. М., 1999.

5. Harris L. Al Qaeda’s Fantasy Ideology // Policy Review. 2002. № 114.

6. Hebdige D. Subculture: The Meaning of Style. L.: Routledge, 1979.

7. Scheff T. J. Alienation, Nationalism, and Inter-ethnic Conflict.

http://www.soc.ucsb.edu/faculty/scheff/5.html.

8. Scheff T. J. Bloody Revenge: Emotions, Nationalism and War. N. Y.: Perseus

Books, 1994.

136 А.Ф. Васильев

2005.№2 СОЦИОЛОГИЯ И ФИЛОСОФИЯ

9. Scheff T. J. Emotions, the Social Bond, and Human Reality: Part/Whole

Analysis. Cambridge: Cambridge University Press, 1997.

10. Scheff T. J. Socialization of Emotions: Pride and Shame as Causal Agents //

Research Agendas in the Sociology of Emotions / Kemper T. D (ed) Albany:

State University of New York Press, 1990.

11. Scheff T. J., Retzinger S. M. Shame and Violence: Shame and Rage in Destructive

Conflicts. Lexington: Lexington Books, 1991.

12. Scheff T. J. Shame in Self and Society // Symbolic Interaction. 2003. Vol.26.

13. Solomon S., Greenberg J., Pyszczynski T. Pride and Prejudice: Fear of Death

and Social Behaviour // Current Directions in Psychological Science. Vol. 9, No.6.