Автор(ы) статьи: Ромах Ольга Викторовна - Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина
Раздел: Теоретическая культурология
Ключевые слова: творчество, экстремальность, культура, преобразования.
Аннотация: В статье рассматриваются параметры творческой активности, которая трансформируется в творческую экстремальность, так как мобилизует все силу личности.
Текст статьи:
Творчество — сфера, которая как никакая другая подвергается исследованиям разного рода. Практически во всех отмечается, что оно (творчество) изначально присуще человеку и является его родовой чертой. Творчество, следовательно — та деятельность, которой человек занимается наиболее охотно, так как именно оно обеспечивает его существование как биологического и социального существа.
Параллельно с этим отмечается, что, не смотря на присутствие его в разных сферах, творческие проявления практически никогда не вписываются в обычный ритм жизнедеятельности человека, культурной среды. Есть периоды большей и меньшей творческой активности. Культурная среда стремится пребывать в стабильном состоянии, а творчество выводит ее из него. Личности также подвержены подобному. Более того, изучение творческих процессов дают основания утверждать, что большая часть творцов перемежает периоды творческих напряжений с гораздо более длительными периодами отдыха.
Подобные позиции позволяют говорить о том, что творчество, являясь с одной стороны, природной сущностью человека, с другой, вызывает чрезмерную затрату сил, то есть становиться экстремальной ситуацией.
Попробуем выстроить экстремальность как категориальную родовую позицию творчества. Коль скоро она присутствует, и более того, провоцирует творчество, то ее целесообразно рассмотреть в разных уровнях, соответственных направлениям, стимулирующим его. Поэтому уровнями экстремальности можно считать следующие:
личностная экстремальность
социальная экстремальность
стратовая экстремальность
микросредовая экстремальность.
В этом случае личностную экстремальность следует рассматривать как условия, которые специально вносятся личностью в собственное творчество; социальную — как воздействие социума на граждан (в политическом, экономическом и др. отношениях), которое стимулирует творчество и собственно последнее становится единственным условием существования. В качестве социальной экстремальности целесообразно также рассматривать и воздействие одного социума на другой, когда происходит подавление одних образцов культуры другими, что и стимулирует последние к ускоренному развитию. Стратовая экстремальность — условия, в которых творчество становится профессиональной принадлежностью. Примером тому могут быть научные, художественные и другие социально-профессиональные группы, обеспечивающие нормальное функционирование конкретной сферы, основанной на постоянном, и, следовательно, профессиональном творчестве. Микросредовая экстремальность — ситуативное творчество, обеспечивающее человеку нормальное существование в семье, дружеском окружении и др.
Рассмотрим выделенные позиции.
Стратовая экстремальность — связана с необходимостью творчества в конкретной социальной группе, страте, где оно (творчество) обуславливает социальное продвижение, личностное развитие и др. В этом случае творчество становится столь же необходимой величиной и сферой деятельности, как и при социальной экстремальности. Так, научная среда, просто обязывает своих членов находится в более или менее постоянном творчеством процессе. Именно он, и, естественно, продукты или результаты его становится условием нормально, комфортного существования индивида в профессиональной среде. В этом случае творческая активность, выраженная в количестве и качестве научных трудов обеспечивает продвижение по служебной лестнице, признание (позитивное или негативное) коллег, формированию уважения, появлению авторитета и, наконец, научной школы, известной своим руководителем и направлением деятельности. При этом творческая известность становится следствием стратовой экстремальности и, одновременно, условием личностной активности. Творческая среда ставит перед личностью ряд условий, при котором она может в ней находится: обычно — это необходимый — наличный уровень знаний, пригодный для интеллектуальной деятельности в этой сфере; эрудированность, уровень которой зависит от общей эрудированности среды; умение достаточно самостоятельно и в срок выдавать ожидаемые творческие результаты; наличие оригинальных идей, могущих обеспечить дальнейшее развитие как самой проблемы, так и стать основой новых направлений. Естественно, что личность, не вписывающаяся в эти параметры с течением времени выпадает из этих условий и заменяется другой более подходящей, то есть, способной существовать и функционировать в сложившихся экстремальных, а для социальной страты — нормальных, условиях.
При этом, в самой социальной страте сам творческий процесс распределен неравномерно. Он активизируется тогда, когда нужно провести конференцию, представить материалы в сборник, создать монографию, учебник и др. В химико-биологических, физических процессах он концентрируется на периодах оформления идей, создания технологий, а затем сами лабораторные работы представляют собой достаточно рутинные занятия, эффективность которых зависит от точной реализации предыдущего этапа. Примерно тоже наблюдается и в других — гуманитарных сферах, где собственно творчество — оформление идей, а остальное — написание — достаточно рутинная работа, требующая усидчивости, высокой работоспособности и др.
Но, помимо этого, личность, создавая произведение (любой формы и жанра), дополнительно создает для себя экстремальную ситуацию, то есть, “встраивает” в нее дополнительные усложнения.
Уровень “личностной экстремальности” связан чаще всего с тем, что человек, наметивший для себя идею-образ, определив примерное время создания и др. почти всегда максимально оттягивает процесс его выполнения, то есть вступления в материализацию задуманного.
Анализ литературы позволяет говорить о том, что исключительно малое число творцов охотно и систематически занимались творчеством.
Этим известны Флобер, Гете, Кант, Дюма, у которых создание произведений встраивалось в обычный образ жизни и ежедневные 6-8 часов за письменным столом становились нормой образа жизни. Бердяев отмечал, что ежеутреннее нахождение “в потоке сознания” доставляет ему наиболее приятные ощущения. При этом он подчеркивает, что редко полностью осознает, что именно он делает и признает, что “пишет он плохо”, и не любит перечитывать написанное.
Но основная масса писателей, художников, композиторов, ученых и др. признает, что оттягивает написание произведений до максимально возможного срока. Возможно это связано с тем, что процесс создания идеи — концентрация знаний, свершений, озарений. А его материализация - как бы второстепенный процесс, который заставляет творца обращаться к тому, что уже создано, то есть, тому, “что было вчера”, в определенной степени уже “морально устарело” и др. Поэтому материализация замысла трудная и “нудная работа” для выполнения которой требуется значительное число волевых усилий. Очень часто творцы прибегали к экстренным мерам, необходимых, с их точки зрения, для его реализации. Чтобы ничто не мешало достижению результата, они предпринимали разные меры “невозможности появления перед публикой”, то есть самоизоляция, смена привычного образа жизни. Самый оптимальный — отъезд из привычной среды, из обычного круга знакомых, сведение до минимума контактов и погружение в творчество. Этот метод использовался многократно, используется он и сейчас. Для примера можно привести “болдинскую осень” Пушкина, “краснополянские бдения” Л. Толстого, отъезды наших современников на дачи и др. Революционеры отмечали, что проводили время в тюрьмах очень плодотворно и использовали его для образования, изучения иностранных языков, создания основ своих произведений. То же самое отмечали узники советских лагерей, где часто последние становились настоящими творческими лабораториями, давшими стране много свершений.
Думается следует сразу оговориться, что автор совершенно не ратует за подобные методы изоляции, но отмечает, что намеченная закономерность — изоляция и самоизоляция от общества может использоваться для творчества чрезвычайно плодотворно.
В ряду этих методов лежит и известные примеры, которыми широко пользовались и создатели произведений и люди, знавшие их близко. Великого В. Шекспира закрывали на несколько дней, в течение которых он вынужден был писать свои трагедии, Скарлатти антрепренер увозил в загородное имение, где он часто в течение недели писал оперы; Бальзак остригал себе волосы (а он славился прекрасной шевелюрой) с половины головы и за то время, пока прическа приходила в норму, заканчивал запланированное произведение. Примеров, подобных этим, можно найти множество.
Но суть не в их необычности, не в причудах гения, а в некоем общем свойстве, которое просматривается во всех и позволяет вывести общую черту. Все творцы как бы специально создают себе дополнительные экстремальные условия, в процессе преодоления которых и создается произведение. То есть, они сами “сжимают”, “скручивают” для себя время и пространство и “выплескивают” или опредемечивают то, что уже было обдуманно, сформулировано и лишь нуждалось в материализации. При этом создатели произведений отмечают, что внешнее давление (как правило социальный заказ, сроки, условия договора и др.) должно быть достаточно жестким, максимально мобилизующим физические и интеллектуальные силы. Лишь в этом случае возможным становится не просто написание произведения, но создание такого его варианта, который впоследствии редко меняется, корректируется, улучшается. Это такой выплеск, который ориентирован на высший уровень изначально. В данном случае совершенно не имеется в виду, что это окончательный вариант произведения. Просто в конкретном пространстве-времени человек реализует лучшее, что в нем есть и, пока длится этот период, то есть человек не перейдет на другой уровень понимания, позитивное оценивание созданного сохраняется.
С течением времени, когда период творчества отодвигается назад, оценки и видение трансформируются, меняется и восприятие созданного, автор буквально жаждет изменить все (или почти все), что было создано. И в процессе этого изменения меняется и само произведение, зачастую кардинально. Оно практически создается заново. Вот почему многие из творцов, написав что-то и доведя произведение до воспринимаемого состояния, стараются не прикасаться к нему вновь до тех пор, пока оно основательно не забудется “остынет”. В то же время часть авторов, в частности В. Любищев настоятельно рекомендовал своим студентам и сотрудникам возвращаться к написанному не ранее, чем через год. Тогда, по его мнению, страсти улягутся и человек сможет воспринимать созданное им как продукт совершенно постороннего лица, более того, воспринимать собственное творение как неизвестное произведение, что, естественно, дает возможность максимальной объективизации оценок.
Такая тенденция — создание условий для личностной экстремальности — свойственно не только творцам-профессионалам. Студенческая среда демонстрирует подобное очень ярко. Фольклор этой социальной группы запечатлел подобное отношение в бессмертных строках “от сессии до сессии живут студенты весело, а сессии всего два раза в год”; “в учебный план ввели китайский язык. А когда сдавать? — Завтра! Ну, тогда есть время!…”
При всей нагрузке студентов разных специальностей подготовка к семинарам, курсовым работам, экзаменам и зачетам, написание рефератов и докладов как правило переносится на последние 2-3 дня. Именно они и становятся периодом время-пространственного сжатия, которое дает мощные количественные результаты. Но после этого выброса, до 90% информации совершенно забывается.
Все эти факторы дают основание утверждать, что подобное скорее норма, нежели исключение и само творчество развивается по своим собственным законам, в котором присутствуют периоды максимального напряжения (как правило кратковременные) и периоды расслабления (как правило длительные).
Если перевести эти замеры на соотношение обдумывания идеи и ее реализации, то силы, затрачиваемые на них также неравномерны.
Первый период — концептуальный — связан с обдумыванием идеи, созданием замысла и по сути именно он является тем самым творческим аспектом, на котором строится все произведение. Именно интересный замысел становится условием жизнеспособности культурной ценности. Он — самое интересное в работе и именно здесь человек чувствует себя творцом. Но, как отмечает многие исследователи, один только замысел, каков бы ни был его размах, социального признания, не получает. Вследствие этого, любое творчество это соотношение, при котором идея составляет от 2 до 5 %, а остальные 98-95 % – это исполнение. Второй период — исполнение или материализация и является тем самым аспектом, который оттягивается творцом на бесконечно долгий период, на самый последний срок. Концепция должна трансформироваться в технологию независимо от сферы творчества. Писатель должен найти яркие выражения для создания образа, художник — отработать цветовые решения и композицию, музыкант мелодическую линию и аранжировку, ученый максимально удобное решение и формулировку и др. То есть, наступает другой, не менее важный — технологический этап, который и демонстрирует наличие способностей к доведению замысла до конца, способности к доработке концепции.
Это совершенно другое качество творчества, где одновременно происходит и корректировка созданной концепции и создание метода ее реализации, разработка таких способов, которые наиболее полно ее высветят.
Исследования подтверждают, что на этот этап затрачивают не просто больше времени и сил (вспомним соотношение 5%-95%), но в чисто эмоциональном плане этот период далек от удовольствия. Если создание замысла — приятный и создающий ощущение возвышенности этап, то реализация его становится самопринуждением самого чистого вида. Здесь творец становится подобием клерка, который обязан ежедневно вовремя приходить на работу и выполнять запланированное (по объему, срокам, форме).
При неравномерности или стихийности второго этапа, делать это бывает достаточно трудно уже и потому, что каждая длительная пауза между творческими процессами приводит к потере или сокращению наработанных навыков и входить заново в творческую лабораторию достаточно сложно. Это напоминает усилия человека, который время от времени начинает заниматься физической культурой и на одной тренировке показывает высокие результаты, но в следующие несколько дней просто не может двигаться, так как порвал все мышцы. Поэтому система занятий и призывы к ней — оптимальный вариант, который однако редко встречается в практике.
Биографические изыскания позволяют говорить о том, что лишь люди, наметившие долговременный план деятельности, ориентированный на несколько десятилетий и, как правило, направленный на осуществление глобальной цели, могут построить систему деятельности и неукоснительно следовать запланированному.
Другой сложностью становится способность доведения до нужного финала первоначальной идеи. Здесь сознание должно переключиться на детали, отработку мельчайших подробностей, особенностей и др., что придает произведению форму и выявляет собственно стиль автора. Эти способности по-разному выражены у разных людей. Есть личности, специализирующиеся на идее (примером тому могут быть сценаристы, или авторы идей, что сейчас широко практикуется в кинематографе, телевидении, написании детективов, создании музыкальных шлягеров и др.), есть другие — специализирующиеся на формообразующих позициях, в случае этого они не испытывают затруднений с выработкой стиля, то есть — тактики.
Направленность — стратегическая или тактическая и становится той демаркационной линией, по которой пролегает личностная экстремальность. Оттягивается тот момент, который дается более трудно, человек как бы набирает силы перед вхождением в этот процесс.
Личностная экстремальность усиливается еще и в зависимости от того, как именно человек относится к своему творчеству. Значительная часть людей видят в собственном творении такое экстраординарное явление, что переносят этот процесс и на себя, тираня и раня подобным окружающих. Чаще подобное проявляется у мужчин, для которых проблема творчества более актуальна, нежели для женщин. Последние — постоянно творят. А. Левшинов особенно отмечает, что женщина — и дизайнер собственного дома, и визажист, и воспитатель детей и мужа, и кулинар и др. и поэтому творческая атмосфера — для нее естественная среда обитания. Мужчина же творит почти только тогда, когда создает какое-то конкретное произведение, что, естественно, требует от него больших усилий и, в частности, создания особой атмосферы, которая бы способствовала творческому процессу.
Большие мастера отмечают, что абсолютизировать творческий процесс нет необходимости — это такая же работа, как и любая другая. Мансерад Кабалье высказывается по этому поводу предельно конкретно, отмечая, что работает постоянно, используя для этого тот же режим, который использует и шофер, и маляр и представители других профессий. Коль скоро каждая из них имеет свою специфику и требует особых наклонностей, то и профессионал, постоянно находящийся в публичном пространстве, занимается ею чтобы поддерживать свой профессиональный уровень и идти вперед. Такое отношение к деятельности многое ставит на свои места и в частности развевает иллюзию о том, что все талантливые люди должны обязательно отличаться странностями, забывчивостью, быть крайне неуравновешенными и в чрезвычайных случаях становятся сумасшедшими, или отличаются другими отклонениями. Дискуссия о том, что такое гений — норма или отклонение, до настоящего времени не получила адекватного трактования. Вместе с тем, исследования, проводимые во всех странах. В России этим занимаются А. Валентинов, В. Критская, Т. Мелешко, Ю. Поляков, которые, в частности, в подтверждают то, что среди гениев и талантов большая часть — нормальные люди, доживающие до глубокой старости, имеющие отменное здоровье, меньшая часть — люди с различными отклонениями, варианты которых многогранны — от обычного алкоголизма до крайних степеней помешательства. Исследователи отмечают, что не помешательство является причиной талантливости, а талантливость и, следовательно, напряженная работа приводит к нервным перегрузкам (1). Более того, известный офтальмолог говорит о том, что именно систематическое творчество продлевает человеку жизнь, так как заставляет мозг активно работать, при этом он полноценно снабжается кровью и кислородом и, естественно, поддерживает все функции организма в нормальном состоянии. Поэтому жизнь до 90-100-летнего возраста — нормальная продолжительность жизни активно созидающего творца. Вследствие сказанного становится ясным, что режим труда и отдыха необходим и рядовому и талантливому человеку, так как является условием его работоспособности и продолжительности жизни .
В случае стихийности творчества, или перед ответственным моментам его демонстрации, присущая творчеству напряженность достигает такого уровня, при котором творец входит в длительное измененное состояние, при котором ценным для него становится только его деятельность, что сказывается на всем образе жизни — эмоциональном настрое, игнорировании внешних воздействий, нечувствительности к голоду, жажде, болезненности и др. Близкие люди — члены семьи, друзья и др. просто стараются не попадаться им “под руку”, так как этот период может протекать под эгидой агрессивной эмоциональности, когда творец совершенно не фиксирует на окружающих эмоционального внимания и, не замечая этого, больно ранит их либо невнимательностью, либо просто грубостью. Последнее часто проявляется даже у людей, которые никогда не допускают подобного в обычной жизни. (Примерно такая же картина наблюдается у водителей автомобилей. При малейшем намеке на сложную, даже далекую от аварийной, ситуацию, милые интеллигентные дамы и рафинированные мужчины отпускают словечки, далекие от нормального лексикона родственной им среды). Причем, “возвращаясь” в нормальное, то есть нетворческое или непроблемное состояние, созидатели совершенно не могут понять, почему это близкие вдруг охладели к ним, демонстрируют отчужденность и безразличие, иными словами, эмоционально наказывают творцов. То есть, внимание в процессе создания произведения почти не фиксирует не входящие в поле его интересов ситуации.
Из биографических данных, многочисленных мемуарных исследований известно, что перед выступлениями актеры, режиссеры, дирижеры, политики и др. становятся практически невыносимыми людьми, не терпящими никаких возражений и демонстрирующими это в зависимости от собственного темперамента.
Это позволяет сказать, что творческий процесс — экстремальность и для создателя, и его семьи, и его окружения — то есть микросредового кольца.
Микросредовая экстремальность связана с многими позициями, но более всего ее в межличностном общении, принятых в нем моделях взаимодействий. Спектр этих направлений достаточно велик — от комплиментарного до конфликтного, но подобное — хорошо и много рассматривается в специальных разделах психологии.
Кроме указанных экстремальных уровней, творчество является и экстремальным воздействием на среду. Последняя в силу тяготения к стабильности, старается сохранить то, что уже присутствует в своей структуре и сопротивляется изменениям. Творчество приветствуется лишь когда изменения, вносимые им имеют позитивный характер, во-первых, и вводятся порционно, во-вторых, не внося видимую сумятицу в уже существующие структуры.
Вместе с тем, социологи и историки культуры отмечают наличие мощных культурных взлетов после социальных катаклизмов — войн, бедствий, природных катастроф. Культура как бы старается возместить то, что было разрушено или утрачено, создавая при этом произведения такого направления, которые бы наиболее полно выполняло поставленную задачу. Известно, что стихийные бедствия приводят к появлению новых форм и направлений в области техники, ее достижения приводят к прорыву в области гуманитарной, художественной, религиозной и др. Более того, техническое совершенство зачастую обуславливает духовное голодание, требующее выхода в разных направлениях интеллектуальной “изыскной” не утилитарной среды. То есть, второй уровень экстремальности — мощные социально-природные катаклизмы, отметающие остальные настроения и сомнения личности и среды. Этот уровень можно назвать социально-обусловленным, когда творчество становится безусловной необходимостью значительного числа людей, в некоторых случаях — всего общества. Современный этап отечественного развития — именно такая позиция, когда творчество в самых разных сферах становится совершенно необходимой компонентой, приводящей к смене ориентиров творчества, быстрому нарабатыванию новых способностей и др.
Творчество с точки зрения социальных изменений имеет выраженную экстремистскую природу, так как нарушает сложившийся ход вещей. Мощное экстремистское влияние, как, например, Российские события последних 15 лет, приводят к изменению не только всех сложившихся структур, но и изменению сознания и мышления, вводу в него совершенно иных, часто антагонистических элементов. Обилие их приводит к ситуации, когда в действие вступают не только культурный (то есть чисто творческий, равный капельному вводу новшеств) уровень, который “врастает” и делает гармоничными социальные изменения, но более обширный и агрессивный, приводящий к этническому (как в случае множественных миграций, переживаемых сейчас Россией) и цивилизационному сдвигу. В последней случае мощная эскалация одной культуры в другую ( в данном случае американской в российскую) приводит к вытеснению части отечественных образцов и замены их совершенно новыми по сущности и форме параметрами. И хотя Российская культура — сложившаяся и обладающая очевидным иммунитетом к низкопробным образцам, длительность воздействия проявляет себя достаточно наглядно.
В подобном случае социальные изменения вносятся не взирая на существующие условия и становятся в первом варианте инородными пластами, должными претерпеть множественные изменения и трансформации, чтобы стать устойчивыми позициями в новой среде, и, по-настоящему, гармоничным слоем или быть удаленными из нее, как совершенно неподходящие.
Социальные изменения в данном случае становятся похожими на прививки против определенной болезни, которые должны вызвать боль, чтобы в будущем избавить живой организм от заражения. Современная культурная экспансия Запада протекает по классическому образцу, включающему в себя формирование потребительских ориентаций и позиций образа жизни; провозглашение западной культуры как универсальной; односторонний поток информации; формирование социально-культурной элиты, должной утвердить прозападные ориентации. Экстремизм проявляет себя и в экономике, и в политике, и в культуре. Множество окружающих примеров дает возможность не останавливаться на них в настоящей статье.
Вместе с тем, отечественная культура как бы осознала, что мощно насаждаемые информационной войной антимифы о том, что Россия — дикая отсталая страна; главные враги русских — сами русские; только Запад нам поможет, только его инвестиции нас спасут; займы МВФ — это не кабала, а великое благо; СССР — это тоталитаризм, рабство и тюрьма народов и тому подобное уже утрачивают свое воздействие. В противовес не просто формулируется ряд контрмифов: (Россия (Святая Русь) — мировой полюс Добра (конструктивной консолидации народов), на протяжении нескольких столетий энергично разрушаемый силами вселенского зла.
Россия была и остается духовным центром мира, продвинувшимся дальше всех в направлении созидания сферы разума — духодерживания (ноосферной государственности) — единства народов с сохранением их национального и культурного своеобразия.
Главные враги русских — корыстные бездуховные люди, разрушающие природу Земли и деморализующие целые народы во имя мелких личных интересов обогащения, стремления к власти, славе, чувственным удовольствиям.
Нам никто не поможет, кроме нас самих, а спасти Россию и весь мир мы можем только через нравственное совершенствование и самосовершенствование каждого.), но они получают реальное воплощение в разных направлениях мышления и деятельности.
Достаточно напомнить о глубинных изысканиях корней дохристианской славянской культуры, утверждении и множественном подтверждении первородности и мировом распространении образцов именно отечественной культуры. По этом проблемам вышло много монографий (Асова, Басовых, Гусева, Жарникова, Иванова, Кандаурова, Разоренова, Рыбакова, Серебрякова и др.), на популяризаторском уровне статьи об этом постоянно публикаются в журналах “Наука и религия”, “Знак вопроса”, “Вопросы философии”, “Свет” и мн. др.
В прекрасной работе Г. Молоканова отмечается уникальность и универсальность русской культуры. Он, в частности, указывает, что “Российская государственность, накопившая многовековой опыт единения народов с сохранением их своеобразия, — это национальное достояние народов России, своеобразная форма самоорганизации народов Евразии.
Наши недруги язвят, что русские, гордясь Россией как страной духовной, не могут объяснить, что под этим нужно понимать.
Мы знаем, что такое духовность и духодержавие. Духовность — это умение и интуитивное искусство правильно, мирными средствами, без кровопролитий, на основе добра, любви, совести, справедливости решать неразрешимые, казалось бы, конфликты, противоречия, проблемы, возникающие между людьми, этносами, народами, нациями в процессе их общения и совместного проживания. Такими качествами обладают все благие мировые религии, и поэтому духовность обычно смешивают с религиозностью. Но религии сами формируются в процессе взаимодействия племен и народов с природой и друг с другом.
Мы приобрели свою духовность вынужденно, с незапамятных времен проживая на открытых и доступных со всех сторон обширных и богатых просторах Евразийского материка. Западные, Восточные и Южные цивилизации еще со времен ранней античности устремлялись сюда с величайшими армиями и были крайне обескуражены своими поражениями от «диких плохо организованных» племен.
В действительности же эти племена были уже объединены общеславянским языком и русской культурой. Из русской метаистории, как показывают исследования русских ученых-ведистов, просвечивает грандиозная предыстория Руси как прямой наследницы и корневого образования гигантского индоевропейского ариадержавия (от слова “арии”), еще в доисторическое прошлое объединившего в сверхобщину огромное число разнообразных народов, королевств, ханств, городов-государств на территории Европы и Азии. В своеобразной (одухотворенной) русской культуре синтезирован многотысячелетний суровый опыт практического взаимодействия, объединения и выживания людей с различными верованиями и организационно-государственными формами.
В этом же тысячелетнем опыте народы России приобрели несметные информационные, духовные богатства, ставшие основой духодержавия. Духодержавие — это российская государственность в чистом виде, не засоренная чужими заимствованиями. Ее придумали наши арийские предки, передав нам по наследству. Духодержавие — единство в многообразии, которое, в зависимости от внешних и внутренних причин, требований выживания, реализуется в разных формах государственности; монархия, республика, союз республик, федерация, вечевое управление, империя или теократия (Святая Русь). Но при всех модификациях она остается межэтническим, а часто и межматериковым информационно-объединенным на началах добра и справедливости, внутренне свободным, добровольным братством различных народов, этносов, верований, рас — единством в многообразии.
В духожержавии всегда действовал принцип «общего блага». Ради «блага для всех», являющегося специфической установкой русской культуры, в России еще в древнее время отказались от первичности принципа «свободы прав человека», разрушительного для соборного духодержавия; этот принцип «свободы прав» малознающие свою и русскую историю правящие демократы наивно воспринимают как последнее и высшее слово “цивилизованных государств”(2).
Эти позиции осмыслены не только учеными, но и представителями художественной сферы, массовой информации и др. На телевидении, в частности, появилось множество передач, ориентированных на демонстрацию отечественных образцов, подготовленных лидерами и авторитетами отечественной культуры, ярким показателем которых может служить цикл передач — “Русский стандарт” Н. Михалкова.
То есть, внешняя экстремальность, выраженная в подавлении национальных позиций, начинает активно стимулировать творчество и оформляет самосознание на должном уровне.
Помимо этого, нынешняя ситуация, приведя к анулированию одних позиций — резкому сокращению технических служб, работников ВПК и др. подобных — казалось бы должна была резко сократить число и качество творческих проявлений, но этого не только не произошло, но, напротив, объемы творчества увеличились. Стенания по поводу утечки умов и ненужности подготовленных профессионалов не оправданы хотя бы тем, что люди, не опустившие руки под воздействием обстоятельств (учителя, инженеры, военные, ученые и др.), и лишь сменив поле деятельности, не утратили творческие данные. Просто это творчество, то есть наработанные способности, стали реализовываться в других сферах. Следовательно, последние (бытовые, экономические, политические и др. направления) выиграли в качественном плане и стали функционировать на другом, более продуктивном уровне. Повсеместно отмечается стабильность и развитие бытовых форм деятельности и много другого, где бывшие “технари” и “интеллектуалы-гуманитарии” проявляют себя как талантливые грамотные профессионалы. Творчество повернуто в другую сторону, но оно по-прежнему выполняет свои функции и приносит ощутимый доход.
Таким образом, экстремальность становится стимулирующим творческое развитие личности и среды явлением, которое следует специально изучать и использовать действие его законов в повседневной жизни, в особенности в сферах, где оно обязательное условие. Вырастая в отдельную категорию, экстремальность заслуживает специального рассмотрения и развития как в теоретическом, так и практическом планах.
Литература:
- Валентинов А. Гений платит дважды. //Незримая сила, 1998, № 12, с. 6.
- Г. Молоканов. В поисках “Русской идеи”. М., 1998. С. 56-58.
- Ромах О.В ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ КУЛЬТУРОЛОГИИ с. 6-10. Аналитика культурологии. 2004, № 1, с. 6-10
- Ромах О.В. ИНФОРМАЦИОЛОГИЯ ЯЗЫКОВ КУЛЬТУРЫ. Аналитика культурологии, 2005, № 1. с. 7.15
- Ромах О.В. ВОЛЯ КАК ДОМИНАНТА КУЛЬТУРЫ Аналитика культурологии. 2006. № 1. С. 11.
- Лапина Т.С., Ромах О.В. Культурогенная энергетика: ее виды и их взаимосвязь. Аналитика культурологии, 2007, № 1. с. 48-53
- Лапина Т.С., Ромах О.В. Культура в гуманизации цивилизации . Аналитика культурологии, 2007, № 1.с. 53-60
- Ромах О.В. «Человек культуры» в социальном пространстве. . Аналитика культурологии, 2007, № 1. с. 96-100
