Автор(ы) статьи: Воробьева Е.А.
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

культурное пространство, зоны взаимодействия культур, культурное приграничье.

Аннотация:

В статье разрабатываются некоторые аспекты теории культурного пространства. В частности, проанализированы зоны взаимодействия куль¬тур, которые определяются как «культурное приграничье», являющееся фак¬тором формирования нового культурного пространства. В связи с этим пере¬осмысливается онтологический статус границ, характеризующихся сегодня динамичностью, ситуативностью и контекстудальностью.

Текст статьи:

В настоящее время актуальность рассмотрения культуры через ее про­странственные характеристики подтверждается множеством исследований, по­священных данной проблеме. В этом плане понятие культурное пространство становится предметом научной рефлексии в философии культуры.                                                                                                                Мы исходим из того, культурное пространство, в первую очередь, ха­рактеризуется таким свойством, как днелогичность. То есть, культурное про­странство представляет собой не только сферу со-существования различных культур, но и возможность их диалогического взаимодействия. Так, В.К. Наза­ров¹, анализируя формирование культурного пространства России, обращается к работам евразийцев, которые утверждали, что на становление русского этноса большое влияние оказали монголы, причем речь идет именно о диалогическом плюрализме культур, входящих в евразийское культурное пространство, а ни в коем случае не о доминировании, поглощении одной культурой других. На этом основании осознаваемым культурное пространство становится только при столкновении с другой культурой. Данные факты позволяют нам принять по­зицию Ким Мин Су² в определении культурного пространства как пространст­ва коммуникативного.                                                              Коммуникация происходит как на уровне хронологическом, так и на уровне топологическом, способствуя самоидентификации культурного про­странства, выделению его смысловых элементов. Культурное пространство -особый коммуникативный универсум, где коммуникация между локальными культурами осуществляется в результате диалога между ними, через образова­ние особого коммуникационного поля смыслового пересечения. Диалог, взаи­мопроникновение — это не только способ взаимодействия культур, но и непре­менное условие их развития. Закрытые культуры, оставаясь внутренне само­достаточными, культуры обреченные. Развитие, которое происходит благодаря открытости, «происходит в системе координат как глобальных, так и локаль­ных в пространственно-временном отношении и всегда глубинных по сущно-стно-временным, архетипическим основаниям»³.                                                                                              Сегодня диалог между культурами начинает осуществляться в иных «измерениях», в иных коммуникативно-семиотических условиях, образуя гло­бальное коммуникативное поле. Наиболее ценным в такой форме диалога куль­тур, как показал Ю.М.Лотман⁴, является не область их смыслового совпадения, а, напротив, не пересекаемая по смыслу область культур, вынуждающая вести диалог между культурами в виде деятельности по переводу смысла и значения символов иной культуры на язык собственной. Зона пересечения отдельных культур, которую мы рассматриваем как культурное приграничье, выделяется уже за счет использования интегративных механизмов.                                                         Культурное приграничье обеспечивает диалогичность культурного про­странства, которое обуславливает наличие Другого Я, следовательно, и нали­чие границ между Своим миром и миром Чужого (Иного). Антропологичность культурного пространства позволяет делать вывод о том, что стремление чело­века упорядочить в своем сознании окружающий мир приводит к действиям по созданию границ. Таких границ множество, так как в пространстве присутству­ет множество разнонаправленных смыслообразующих зон, областей. Наше внутреннее восприятие окружающего мира в значительной мере обусловлено вербальными категориями, которые мы используем для его описания. Весь процесс дробления внешнего мира на категории, имеющие названия, а также последующее упорядочение этих категорий в соответствии с нашими потреб­ностями основывается на том, что мы имеем возможность манипулировать мо­делью мира, которую мы осознаем. Когда мы используем различного рода зна­ки, чтобы отделить один класс предметов или действий от другого, мы создаем искусственные границы на том пространстве, которое в своем естественном виде является континуальным. Это понятие границы осмысливается сегодня в некоторых современных гуманитарных исследованиях⁵. Наиболее разработана данная проблематика в исследованиях В.А. Каганского⁶, который отмечает, что «пространство — универсум, где есть места, позиции, смежность, удаленность, близость, расстояния, направления, области, зоны, границы. Для пространства осмысленны вопросы: где? куда? как далеко? рядом с чем? в центре? на пери­ферии?»⁷. Эта позиция представляется нам достаточно объективной, так как любая культура всегда стремится к установлению собственных границ, к опре­делению и выделению пространства собственного бытия и «зоны» бытия Дру­гого. Социокультурная граница отражает представления о дихотомической структуре жизненного мира, и поэтому, как правило, мыслится как пространст­венная. Все пространство бытия человека пересечено видимыми и невидимыми границами. Границы, проходящие в пространстве, занимают важное место в культуре.                                              Границы — самый напряженный, конфликтный, смыслообразующий участок культурного пространства, определяющий отношения Свой-Чужой. Экзистенциалисты, например, вводят понятие пограничной ситуации, в кото­рой выявляется суть человеческого существования. Граница — место выбора дальнейшего Пути человека, именно здесь его подстерегают опасности и испы­тания, так как это место наибольшего удаления от центра «своего» мира, сле­довательно, это зона наименьшего воздействия собственных защитных сил, это  пространство действия законов Другого, чужого мира. В мифологической мо­дели мира порог (граница дома) — место жительства домового. В наивной кар­тине мира можно проследить влияние данного представления на жизнь челове­ка через наличие и следование различным приметам: нельзя прыгать через по­рог, сидеть, стоять на нем, передавать через него что-либо. Так, например, у многих народов существует обычай переносить невесту через порог.                                                               Не менее важно и то, что граница, проходящая в физическом простран­стве, имеет и субъективное осмысление. Так, Л.М. Дробижева, трактует этни­ческую границу как акт сознания⁸; момент «закрепления» культурных границ в сознании определяет самоидентификацию человека в пространстве культуры и саму идентичность места.                                    Границы также являются инструментом маркирования противополож­ных по содержанию, но равнозначных зон, образующих смысло-ценностное содержание культурного пространства, которое выражается через фундамен­тальные категории упорядочивания мира, рождения Логоса из Хаоса: мир­ской/священный (профанный/сакральный).                                                     В этом контексте понятие Иного Мира образуется в результате перевертывания характерных черт повседневной жизни. Этот Мир и Иной Мир понимаются как топографически отдельные пространства, разделенные пограничной зоной, которая обладает качествами обоих пространств. Пограничная зона является сосредоточием обрядовой деятельности, поэтому в мифологическом мышлении пограничная зона реализуется в создании «мостийЗ^пдареущрствует некая неопределенность относительно отграничения зоны сакрального от зоны профанного. М. Дуглас⁹ писала о том, что высокое и низкое, священное и нечистое являются пограничными зонами, вполне соотносимыми, где строго разделить одно от другого не представляется возможным. Скорее, различимы будут представления о Собственном и Чуждом, которые дают возможность каждому человеку идентифицировать себя согласно конкретной культурной ситуации. Следует также учесть, что в архаических коллективах верования выполняли не только сакральные, но и светские функции, например, регулировали социальное поведение, упорядочивали хозяйственную деятельность. Следовательно, мы не можем говорить о четком разграничении данных зон: они могут «наслаиваться» друг на друга, совпадать в конкретной культурной ситуации. Э. Лич¹⁰, анализируя данный факт, отмечал, что при осмыслении категориальных различий внутри единого пространства значимыми становятся именно границы, поэтому мы обращаем внимание на различия, а не на подобия, следовательно, мы полагаем, что    маркеры   таких   границ   обладают   особой   значимостью,   являются что особыми «порогами», что всегда сопряжено с обрядами, с переходом из одного социального статуса в другой. Во всех че­ловеческих обществах в подавляющем большинстве случаев ритуалы — это «обряды перехода», отмечающие пересечение границы между одной социаль­ной категорией и другой: ритуалы достижения половой зрелости, свадебные, погребальные и другие инициационные обряды.                                                                                     Наличие границ делает положение человека в культурном пространстве прозрачнее, позволяет определить его место. В этом отношении с первого взгляда может показаться объективным соотнесение положения человека на границах, разделяющих культурное пространство на какие-либо области, с по­нятием «маргинальность». Термин «маргинальность» возник для объяснения одного из способов человеческого существования — на «границе» культурных миров. Согласно Р. Парку¹¹, «маргинальный человек» — индивид, находящийся на границе двух различных, нередко конфликтующих между собой культур. Идея Р. Парка была развита Э. Стоунквистом. Понятие маргинального человека у Э. Стоунквиста характеризует социального субъекта, участвующего в куль­турном конфликте. Им становится индивид, находящийся на краю каждой из культур, но не принадлежащей ни одной из них. Э. Стоунквист рассматривает маргинального человека как ключевую личность в контактах культур: «стре­мясь интегрироваться в доминирующую группу общества, члены подчиненных групп (например, этнических общин) приобщаются к её культурным стандар­там; формирующиеся таким образом «культурные гибриды» неизбежно оказы­ваются в «маргинальной» ситуации — на краю доминирующей группы, никогда их полностью не принимающей, так и группы происхождения, отторгающей их как отступников»¹². Границы всяких ограниченных порядков, создаваемых оп­ределенными структурами, обозначают «зоны маргинальности» и способы пе­рехода, пересечения границ¹³. Оппонентом данной теории является В.А. Каган-ский, который выступает против отождествления границ с маргинальностью, рассматривая вопрос о статусе границ. Например, выделение границ различных этнических кварталов происходит только в сознании человека и отношение к ним выражается в боязни эти кварталы посещать.                              В.Л. Каганский считает, что семиотический (даже культурный) статус границ относителен. Например, будут совершенно различны решения границы двух смежных культурных областей с позиций представителей каждой из этих областей. Бывают ситуации, когда одновременно с разных позиций граница не только локализуется по-разному, но и является в одних аспектах, с одних пози­ций условной линией, а с других — переходной зоной (то есть вторичной, произ­водной от разграничиваемых ею областей). Следовательно, мы можем сделать вывод о ситуативности, контекстуальное™ границ. Поэтому В.Л. Каганский замечает, что пригородную зону между крупным городом и сельской средой современного советско-постсоветского пространства нельзя категорично отне­сти ни к городской, ни к сельской, хотя эта пригородная зона имеет черты той и другой¹⁴. То есть здесь можно говорить не столько об инверсии самой оппози­ции «центр — периферия», сколько об инверсии смысла категорий «центр» -«граница». Метод деконструкции, предложенный постмодернистами, также направлен на децентрирование различного рода структур, на разрушение би­нарных оппозиций, которые, по мнению постмодернистов, подчинены логике раба и господина и ограничивают творческую свободу человека.                                                                              Исследование границ как компонентов морфологии пространства не­редко выявляет у них функции активно действующих центров; границы как бы «превращаются» в центры¹⁵. Представления о проницаемости границ возможны потому, что сам факт существования границ детерминирован идеей движения (в первую очередь, перехода, преодоления границ, выхода за пределы опреде­ленного локуса). В таком случае мы можем говорить о пространстве потоков в противовес классическому пониманию пространства как пространства мест. То есть маргинальность фиксируется не на границах, а в особых областях про­странства. «И граница эта — не местообитание, среда, а барьер, свойства / функ­ции которого актуализируются при пересечении ее персонажем.»¹⁶. Мы можем предположить, что именно эта особенность является основанием переосмыс­ления значения маргинальности. Так, СП. Гурин расширяет сферу использова­ния данного понятия, предлагая использовать его в философии культуры, тео­рии познания, тем самым укрепляя динамичность онтологического статуса маргинальности. Как утверждает исследователь, «использование понятия мар­гинальности подчеркивает сложность внутреннего устройства бытия, нетриви­альность его структуры и топологии, многомерность и нелинейность онтологи­ческих и антропологических пространств, особое значение динамических и энергетических характеристик бытия человека»¹⁷.                                                                                         Данные факты позволили А.А. Пылковой ввести в круг гуманитар­ных интересов понятие «приграничье» как особый пространственно-культурный феномен, «единое социокультурное пространство сопредельных регионов, структурируемое трансграничными социокультурными сетями». Исследователь подчеркивает, что актуализированные этим взаимодействием смыслы, транслируясь через границу, выступают основанием для формирова­ния новой идентичности, рожденной в диалоге и ориентированной на диалог.                                                           Принимая во внимание данные тезисы, исследователи выделяют осо­бый цивилизационно-культурный тип — пограничные цивилизации планетарно­го уровня¹⁹. Принцип преобладания гетерогенности над гомогенностью, много­образия над единством соединяет латиноамериканскую и российскую погра­ничные цивилизации.                         Любая культура представлена пространственно-временным континуу­мом, соотношение пространства и времени различно в различных социокуль­турных общностях. При анализе русского культурного пространства акценти­руется пространственная характеристика культурного бытия, то есть выделяет­ся особая роль пространства. Также и с латиноамериканской цивилизацией, где пространство доминирует над временем. Как в латиноамериканской, так и в российской мысли пространство приобретает определенную ценностную на­грузку, в структуре континуума оно играет ведущую роль²⁰. К определяющим характеристикам пространства пограничных цивилизаций относят его беспре­дельность, необозримость, неизмеримость.                                                                                      Важным для интерпретации процесса культурогенеза во всех по­граничных цивилизационных общностях, которые возникают на периферии стабильных цивилизаций, является наличие или отсутствие культурного взаи­мовлияния. Пограничные цивилизации также способны распространять культурные ценности за пределы своих границ как в сторону удаления от центра, так и в направлении самого центра.                                   До сих пор речь шла о границах пространственных. Как известно, во многом определяющими бытие человека являются и временные границы. Обращаясь к анализу данных границ, мы, тем самым, считаем необходимым включение в структуру культурного пространства и компонент времени. Связь пространства со временем прослеживается через периодическое обновление, изменение составляющих его частей, что обуславливает неоднородность про­странства²¹.                                                                                Итак, одним из факторов существования культурного пространства вы­ступает диалог между «временами»: прошлым, настоящим, будущим; между разными видами времени: мифологическим, виртуальным, историческим, ду­ховным, личностным и т.д. Разнообразие «времен» осваивается и используется культурой, составляя ее главное пространство. Самым важным результатом диалога времен является более адекватная оценка своего настоящего. Одно­временное сосуществование и диалог разных времен — специфический признак культурного пространства. Актуальное сосуществование прошлого, настоящего и будущего превращает время в реальное пространство культуры. Именно че­рез призму времени нами воспринимается все существующее в мире, все дос­тупное нашему сознанию и нашему объяснению. О непосредственном соотно­шении времени и человеческой жизни говорит, например, наличие «антропо-ориентированного», «анторопоморфизированного» календаря у эвенков²³.          Временем определяется и ценность всех событий человеческой жизни: «все уже в прошлом» или «помню все, как вчера». В мифах индоевропейских народов время мыслится бесконечным и изначальным; оно предписывается только земному, срединному миру, в верхнем мире его нет, так как это про­странство Вечности, но творится время именно там и оттуда отправляется на землю.

В этом контексте вызывает интерес позиция Т.А. Алексиной²⁴, которая выделяет три типа темпоральной ориентации культурного пространства: ретро­спективную (ориентацию на прошлое), презентивную (ориентация на настоя­щее), перспективную (ориентацию на будущее). Поэтому можно говорить и об ориентации на Вечность (вневременная ориентация). Так, например, в ментали­тете русского человека очень ярко прослеживается перспективная ориентация. Для традиционных культур реальное настоящее время не имеет ни значения, ни смысла, оно — ничто и уходит в никуда, т.е. для них характерна ориентация на вечность, которая тоже не лишена смысла. Н. Бердяев писал о том, что самая большая душевная потеря человека — потеря связи с вечностью.                                 Известно, что календарные праздники упорядочивали жизнь архаиче­ского сообщества, осуществляя «пороговые действия», провоцирующие к по­стоянному подчеркиванию оппозиции человека и мира при неразрывности их внутренних взаимосвязей. Тем не менее, целостность человека представляется неизменной.

Итак, мы констатируем тот факт, что сегодня практически размыты границы культур как в пространственном, так и во временном измерениях. Та­ким образом, мы считаем, что культурное приграничье обозначается через спе­цифически очерченные границы, важнейшими свойствами которых является динамичность, ситуативность, контекстуальность. В свою очередь, наличие культурного приграничья является фактором формирования нового культурно­го пространства при условии реализации диалога как важнейшего принципа взаимоотношений различных компонентов культурного пространства.

¹ Назаров В.К. Общенациональная идея как фактор интеграции культурного пространства России: евразийская версия// Культурное пространство Восточной  Сибири и Монголии: Материалы международной научно-практической конференции. — Улан-Удэ: Издательско-полиграфический комплекс ВСГАКИ, 2002. — 503 с. С.
12-21

²  Ким М.С. Язык культурного пространства Южной Кореи / Ким Мин Су Автореф. дис.канд. филос. наук.: 09.00.13. -Чита, 2004. -28 с.

³  Егоров В.К. Философия культуры России: контуры и проблемы. — М.: Изд-во РАГС, 2002. — 656 с. Стр. 61.

⁴  Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. М., 1992.

⁵  Лич Э. «Культура и коммуникация: Логика взаимосвязи символов. К использованию структурного анализа в социальной антропологии» Пер. с англ. — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2001. — 142 с;
Митин И.И. Комплексные географические характеристики. Множественные реальности мест и семиозис про­странственных мифов. Смоленск: Ойкумена, 2004. С. 7-57; Пылкова А.А. Приграничье как феномен культуры (на примере Дальнего Востока России)// Автореф. дис… канд. культурологии. Комсомольск-на-Амуре, 2004 г.;
Топоров В.Н. Проблемы культурного приграничья. Функция границы и образ «соседа» в становлении этниче­ского самосознания (русско-балтийская перспектива) // Советское славяноведение.   1991,    № 1; Виноградова Л.Н. Граница как особая пространственная категория в народной культуре //Культура и пространство. Славянский мир. Издательство «Логос», 287 с. С. 19-26; и др.

⁶  Каганский В.А. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. Сб. ст. М.: Новое литературное  обозрение, 2001; Географические границы: противоречия и парадоксы // Географические границы. М.: Изд-во МГУ, 1982;   Природоохранная деятельность и ценность границ // Уч. зап. Тартуск. ун-та. Вып. 704. Тарту,
1985; Проблема границ в географическом пространствоведении // Пространство и время в географии. Казань: Изд-во Каз. ун-та, 1987;  Центры и границы как дополнительные категории географического пространствоведения // Центрографический метод в экономической географии. Л.: ГО СССР, 1989; Советское пространство: конструкция и деструкция // Иное. Т. 1. М.: Аргус, 1995;  Граница как позиция и предмет понимания // Пони­мание как усмотрение и построение смыслов. Тверь, 1996; Центр — провинция — периферия — граница. Основные
зоны культурного ландшафта // Культурный ландшафт: вопросы теории и методологии исследования. М.; Смоленск: Изд-во СГУ, 1998; Этюды о границах. I. Ситуация границы и граница // Мир психологии. 1999. № 3.

⁷   Каганский В.А. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. М., 2001

⁸  Дробижева Л.М. Этнические границы и этнические различия. / Л.М. Дробижева // Этносоциум, 2005. — № 2. — С. 20 — 23.

⁹  Дуглас М. Чистота и опасность. М.: Гардарика, 2000. — 210 с.

¹⁰     Лич Э. Культура и коммуникация: Логика взаимосвязи символов. К использованию структурного анализа в социальной антропологии. Пер. с англ. — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2001. — 142 с.

¹¹     Park R.E. Human migration & the marginal man // American Journal of Sociology. — Chicago, 1928. — Vol.33, №6. — P.881-893.

¹²     Stonequist E.V. The Marginal Man. A Study in personality and culture conflict. — New York, Russell & Russell 1961.-P.218.

¹³     Иконникова Н.К. Социальные и культурные порядки // Личность. Культура. Общество. 2000. Т.П. Спец. Вып. Материалы Всероссийской научной конференции «Человек, общество и культура в контексте глобальных из­ менений» 19-21 октября 2000 г. 293 стр. Стр. 58-66.

¹⁴     Каганский В. Л. Советское пространство: конструкция и деструкция // Иное. Т. 1. М.: Аргус. 1995.
¹⁵Каганский        В.Л.        Вопросы        о       пространстве        маргинальности.        [Электронный       ресурс] http://magazines.russ.ru/nlo/1999/37/kagan.html

¹⁶    Каганский В. Л. Этюды о границах. I. Ситуация границы и граница // Мир психологии. 1999. № 3.

¹⁷    Гурин СП. Маргинальная антропология [Электронный ресурс] http//anthropology.ru/ru/texts/gurin/marigin/html

¹⁸     Пылкова А.А. Приграничье как феномен культуры (на примере Дальнего Востока России) Автор, дисс. На соискание ученой ст. канд. культурологи. Комсомольск-на-Амуре, 2004.

19 Шемякин Я.Г. Отличительные особенности «пограничных» цивилизаций (Латинская Америка и Россия в сравнительно-историческом освещении)// Общественные науки и современность.3, 2000. Стр. 96-113; Земсков В.Б. Латинская Америка и Россия (проблема культурного синтеза в пограничных цивилизациях). ОНС, №5, 2000 г. Стр. 96-103

²⁰   Земсков В.Б. Латинская Америка и Россия (проблема культурного синтеза в пограничных цивилизациях). ОНС, №5, 2000 г. Стр. 96-103

²¹     Культурология. XX век. Энциклопедия. Т.2. — СПб., 1998. — С. 141-143.

²²   Алексина Т.А. «Чужое» как «иное»: расширяющееся пространство культурного диалога. [Электронный ре­сурс] http//www.auditorium.ru/aud/v/index.php?a=vconf&c=getForm&r=thesisDesc&idthesis=1748

²³   Туголуков В.А. Следопыты верхом на оленях. М.: Наука, 1969 — 213 с. Стр. 91-93.

²⁴      Алексина Т.А. «Чужое» как «иное»: расширяющееся пространство культурного диалога. [Электронный ресурс] http//www.auditorium.ru/aud/v/index.php?a=vconf&c=getForm&r=thesisDesc&idthesis=1748