Автор(ы) статьи: Городнова Л.Е.
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

усадьба, ценностно-смысловое ядро, усадебные коммуникации, формы социальной интеграции

Аннотация:

Для формирования культурной идентичности усадьбы необходимо определение ценностно-смыслового ядра важнейших аспектов усадебной истории – системного комплекса специфических, частично нормированных способов и форм социальной интеграции, организации и регуляции усадебных коммуникаций, материального воплощения образных рефлексий и интерпретаций ментально-творческих установок, приемов и механизмов социализации личности дворянина, его способности к социально-культурному воспроизводству.

Текст статьи:

Объективное представление расположения  провинциальной дворянской усадьбы в географическом пространстве России позволяет концептуализировать ее феномен  как один из ключевых в общерусской культуре. Идеальность  усадьбы, как по способу создания образа, так и по духовному содержанию, изначальная открытость усадебной культуры диалогу с философией, религией, эстетикой, искусством наделяет ее особым статусом – рукотворного оазиса, для обозначения которого были применены мифологические корреляты – Эдем, Аркадия. При этом усадебный ландшафт  контекстуально совмещал не только существенные мифологические проекции, но и вполне конкретные социально-экономические реалии.

В настоящее время для формирования культурной идентичности усадьбы необходимо определение ценностно-смыслового ядра важнейших аспектов усадебной истории – системного комплекса специфических, частично нормированных способов и форм социальной интеграции, организации и регуляции усадебных коммуникаций, материального воплощения образных рефлексий и интерпретаций ментально-творческих установок, приемов и механизмов социализации личности дворянина, его  способности к социально-культурному воспроизводству.

Но отсутствие единой концепции изучения усадебной культуры и многозначность категориально-понятийного аппарата самого термина «усадьба» не дают возможности построения культурного вектора постижения материального текста усадьбы, посредством которого  формируется усадебное мироощущение, открывающее духовное многообразие  окружающего мира, которое «…в индивидуальном сознании обозначалось отношениями зависимости внешнего и внутреннего — существования и Сущности, быта и Бытия…»[1]

Исследования современных ученых духовной культуры, интеллектуального и эстетического наследства дворянской усадьбы, в значительной мере, определено содержанием историософских и онтологических концепций, обозначающих место, роль и функциональное назначение усадьбы в патриархальном пространстве крестьянской деревни. «…Дворянская усадьба — многогранное явление, которое позволяет говорить исследователям о «мире русской усадьбы». Усадьбы — это не просто «дворянские гнезда», но и своеобразные центры формирования, развития, сохранения доминантных черт отечественной культуры…усадьбы представляли из себя социокультурную среду, формирующуюся знаниями, стремлениями, вкусами владельца усадьбы, его социальным окружением…»[2]

Усадьба в восприятии современного исследования представляется как особая реальность, которую составляют актуальные культурные явления, деятельно-творческие или психологические феномены, образующие в совокупности не только определенно ценностные эстетические объекты, но и иерархическую систему представлений, обусловленных особым модусом и способностью восприятия владельцем культурных механизмов регулирования социально-экономической жизни, предполагающих включенность крестьянской традиции в исторически формируемый социум.

«…Особое культурное пространство, насыщенное философскими размышлениями об основных жизненных ценностях, здесь рождалась усадебная мифология, имеющая выходы и в христианский космос, и в общие идеологические формулы российской действительности, и в поэтические представления о смысле бытия…Усадебное строительство старалось реализовать на практике общественно-философские идеи своего времени…усадебный мир России – это не только проекция распространённых эпохальных идей на русскую действительность, но и самостоятельная жизненная стихия, обладающая собственной внутренней энергией, своими имманентными законами развития…»[3]

«…Это полностью автономный, самодостаточный социально-природный и культурно-хозяйственный космос, провозгласивший независимость и «свободное» существование как принцип бытия…Две основные функции усадьбы: сохранение традиций и обеспечение развития – важные факторы для осмысления положения дворянской усадьбы в условиях аграрного общества…»[4]

Попытка выявить различные планы и содержательные уровни понятия «усадьба», применительно к социально-культурной реальности  времени ее материального существования, диктует необходимость обращения, в первую очередь, к справочным, словарным и энциклопедическим источникам для более точного определения ее лексического статуса. Автор предисловия к, указанной  в вводной главе,  коллективной монографии «Дворянская и купеческая сельская усадьба в России XVI-XX вв.» Людмила Васильевна Иванова справедливо отмечает: «…В источниках и научной литературе никогда не существовало единого, точно зафиксированного смысла термина «усадьба». Русская усадьба – это исторически развивающееся понятие, и для каждого исторического этапа оно наполнялось новым содержанием…»[5]

Согласно «Толковому словарю живого великорусского языка» Владимира Ивановича Даля усадьба – это «господский дом на селе, со всеми ухожами, садом и огородом…».[6] Автор определения, не ограничиваясь простым перечислением усадебных объектов, указывает на территориальную масштабность усадьбы («со всеми ухожами») и  устанавливает уровень иерархической зависимости между отдельными позициями. В типологическом ряду усадебных объектов и природных реалий  обязательное наличие «господского дома» отражает специфику усадебного поселения, т.к. для места расположения  хозяйственных  построек (сад, огород) без владельческого жилья более применим термин «хозяйственный двор». Смысловая структура ряда однокоренных лексем, приводимых В.И. Далем, «усада», «усадебка», «усадьба», «усадище», «усатбище» отправной точкой имеет понятие «садиться» с признаками укорененности, неподвижности, стабильности.

Издатель «Русского энциклопедического словаря» профессор восточной словесности Санкт-Петербургского университета  Илья Николаевич  Березин определяет усадьбу как «…дом с принадлежащими к нему строениями и землею, находящуюся под строением, принадлежащий помещику или крестьянину. Во всяком имении усадьбы бывают господские или  крестьянские. Первые состоят из жилых или хозяйственных строений: гумен, садов и огородов, принадлежащих владельцу. Вторые из таких же строений, огородов, конопляников и крестьянских гумен. Усадьбы обыкновенно помещаются или на берегах рек или оврагов, где можно запрудить пруды…».[7] Данное определение весьма расплывчато и не дает четкого разграничения  дворянской и крестьянской усадеб, причем   исторические источники крестьянскую усадьбу чаще называют двором.[8]

Конец XIX – начало XX веков были отмечены активной покупкой дворянских имений купеческим сословием и прогрессирующей утратой инфраструктуры дворянских усадеб. Возможно поэтому самое известное и распространенное издание в дореволюционной России универсальный «Энциклопедический словарь»,  выпущенный в 1890-1906 годах издательским обществом Ф.А.Брокгауза (Лейпциг) и И.А.Эфрона (Санкт-Петербург) проигнорировал  этот термин.

В годы советской власти дворянская усадьба являлась объектом эстетически нейтральным. Попытки трансформации функционального назначения усадьбы в 1920-е годы были обречены на неудачу, благодаря существованию в обществе категорически отрицательного отношения  не только к усадьбе, но и дворянской культуре вообще. Политический подтекст присутствовал в исследованиях историографической науки: усадьба рассматривалась как место проживания видных деятелей  советского государства, культуры, науки или сквозь призму классовых противоречий –  как арена угнетения крепостных крестьян:  «…Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? – Потому, что там насиловали и пороли  девок: не у того барина, так у соседа. Почему валят столетние парки? – Потому, что сто лет под их развесистыми липами и кленами господа показывали свою власть: тыкали в нос нищему мошной, а дураку – образованностью… » [9] Основные требования советской идеологии, проверке на лояльность которой подвергались мемуары, воспоминания, художественно-исторические описания усадеб, непосредственно отразились на трактовке понятия «усадьба» в развернутом экономико-культурном смысле слова, вследствие этого «Большая Советская Энциклопедия» дает очень лаконичную трактовку понятия: «Усадьба – в русской архитектуре, комплекс жилых, хозяйственных, парковых и других построек составляющих единое целое. Классический тип помещичьей усадьбы XVIII – первой четверти XIX веков обычно включал украшенный портиком каменный или деревянный, часто оштукатуренный барский дом с одним или несколькими флигелями, оранжерею и парк, хозяйственный двор; в больших усадьбах – так же церковь.»[10]

Возрождение на рубеже XX – XXI веков интереса к усадебной культуре отмечено потребностью исследователей на конкретном усадебном материале восполнить пробелы в исторической природе национальной культуры, выстроить систему ориентации в культурном наследии России, определить «…различные грани социально-хозяйственного и семейного уклада русской действительности…»[11]

В современном  «Энциклопедическом историко-бытовом словаре русского народа XVIII – начала XX веков» профессора Леонида Васильевича Беловинского, дано расширенное толкование понятия «усадьба», тезисный вариант которого выглядит следующим образом:

«Усадьба – организованный участок земли в сельской местности… Обычно под усадьбой подразумевалось помещичье имение…Помещичья усадьба включала жилой дом, иногда с флигелями, людскую избу для дворовых, мастерские, конюшни, каретник, скотный двор,… амбары и погреба с ледниками, оранжерею, грунтовой сарай, сад, огород, иногда парк. При усадьбе в некотором отдалении могла быть церковь…»[12]

Автор вышеприведенного определения не ставит задачу разграничения понятий имение и усадьба, тогда как на территории одного имения могли быть две усадьбы (к примеру, имение Ярополец – усадьба Чернышевых и усадьба Гончаровых). Имение Беловинский Л.В. определяет как «…земельное владение помещика…могло быть с усадьбой или без нее; помещик мог проживать в нем постоянно или наезжать время от времени…».[13]

Выделение автором хозяйственного комплекса, необходимого для   жизнеобеспечения усадьбы, ставит необходимостью, во избежание ошибочных интерпретаций, определение в структуре имения  производственно-промышленного элемента (конные заводы, мельницы, мануфактуры) – экономии. При этом нужно отметить, что структурные элементы  усадьбы и экономии  объединены функциональным и стилевым единством. В практике же эпистолярного жанра усадьба чаще всего именуется «деревней», что вполне логично, так как экономически и хозяйственно усадьба вне крестьянской деревни существовать не может.

Понятие «усадьба»  своим обиходным значением и своей этимологией вызывает в сознании, определенные социально-исторические и социально-бытовые координаты жизни русского общества. Семантическая категория   «поместье – имение – усадьба» фигурирует в мемуарных и литературных источниках с конца XVIII и  на протяжении всего XIX века.[14] Современная интерпретация понятия относит «усадьбу» к устоявшемуся типу лексико-грамматических концептов, разнообразие значений которого определяется степенью развития культуры и наличием определенных историко-политических инсинуаций русского общества.

Многозначность лексической трактовки понятия обусловлена степенью восприятия авторами энциклопедических изданий самого объекта, но, при различной полноте определения усадьбы, наблюдается указание на обязательное наличие жилого дома и сада. Но «…помещичья усадьба не была деревенским домиком. С самого начала она претендовала на  то, чтобы быть пространством культуры, в естественном, природном ландшафте…»[15]

В 1997 году в материалах конференции Общества изучения русской усадьбы (ОИРУ) «Источники по истории русской усадебной культуры»   опубликована статья «К проблеме определения и эволюции понятия «усадьба» историка искусства Михаила Юрьевича Коробко, аналитически исследующая эволюцию термина, первые опыты определения которого были сделаны в пореформенный период, что «…вполне закономерно, так как раньше русская усадьба была реалией, которая по сути своей не требовала каких-либо комментариев, а с середины XIX в. начала гибнуть…»[16].

Ссылаясь на авторитетные источники – «Толковый словарь…» В.И. Даля, «Большую советскую энциклопедию» и другие, автор статьи так определяет дворянскую усадьбу: «…усадьба есть исторически сложившаяся территория с архитектурно-хозяйственным комплексом сооружений…усадьба — это уклад, т.е. образ жизни, и, следовательно, в первую очередь, жилье. Безусловно, в состав усадьбы входят принадлежащие к ней жилые, парковые, хозяйственные, служебные и культовые сооружения, составляющие единый культурно-хозяйственный комплекс…»[17]

До середины XIX в. усадебный мир был весьма устойчивым целостным явлением, поэтому как историко-культурный феномен русская усадьба представляла собой  идеальный,  частично мифологизированный образ природы и человеческого бытия, который еще  мог быть для современников  ощутимой реальностью, но «…духовная жизнь усадьбы из субъекта русской культуры превращалась в  объект, в предмет напряженных поэтических медитаций…»[18]

Отмечая утрату адекватности восприятия усадьбы как социально-культурного объекта, М.Ю. Коробко выделяет в ее развитии три этапа: загородный двор – усадьба – дача и указывает, что «…эволюционно усадьба пришла практически к тому же, с чего началась, поскольку дача и загородный двор типологически очень схожи…».[19] Этим утверждением, на наш взгляд, автор определил не только процесс эволюции понятия «усадьба», но и – процесс деградации усадебной организации непосредственно, результатом которой явились  дачные владения – мелкие коммуникативные пространства, не имеющие того духовно-сакрального смысла, которым обладала культурная традиция дворянской усадьбы в первой половине XIX столетия. «…По сравнению с понятием «усадьба» термин «дача» изначально был гораздо более свободен от социально-культурного контекста…»[20] Усадьба и дача декларируют совершенно разные системы ценностей: это не только масштабность и сословная форма принадлежности, но и абсолютная несоразмерность культурных претензий усадебного и дачного топосов: усадебная форма жизни предполагает обязательное наличие чувства  наследственной привязанности к ландшафту, дачная – всего лишь форма проведения досуга.

На рубеже XIX – XX веков произошла решительная поляризация терминов «усадьба» и «дача» и каждое из них в обыденной лексике стало адресоваться своему не только исторически-бытовому, но и социально-психологическому кругу явлений.

Понятие «усадьба» уже в своем толковании содержит самостоятельную презентацию, в которой сад в его лексическом и материальном значении занимает ведущее место. «…Сады придали новый облик русской усадьбе. Хотя она была цельным обитаемым миром и представляла единый ансамбль жилого дома и неразрывно соединенного с ним сада, именно он являлся основным усадебным пространством, где протекала повседневная жизнь…»[21]

В формировании жизненного пространства сад наполнялся не только ментальными смыслами, но и овеществленными артефактами, являясь результатом синкретичного единства и взаимодействия культуры и природы.

Учитывая вышеизложенный материал и принимая во внимание правила психолингвистики, утверждающие, что «…интерпретатор текста…строит собственную проекцию текста, более или менее схожую с авторской, но никогда полностью не совпадающей с ней…»[22] попытаемся  построить собственный смысловой модуль слова «усадьба», как фонетико-лексической конструкции, обладающей собственным   духовно-эстетическим потенциалом.

Внутренний мир понятия «усадьба» является определенного рода топологией. Выявлению символического содержания слова, сочетаемости составляющих его частей способствует ассоциативное восприятие каждой из них. Любая часть слова есть пример отражения инвариантного семасиологического пространства  с заданным смыслом, наполненным духовной силой, придающей термину особую номинацию, ритм и  смысловую значимость, которая раскрывается после разложения слова на составные части:
усад — усадить, устроить
садь — сад
садьба — судьба (замена букв «у» на «а» в слове «судьба» можно наблюдать в произношении старожилов сельских местностей центральных и северных районов России)

Внутренний смыслообразующий фактор и ментальная структура термина «усадьба» с точки зрения лингвистической и философской науки – «устройство сада судьбы».

Совокупность языков плана, объема, стиля, флористики и гидрографии объективированная языком строительно-ландшафтной архитектуры в дворцово-парковую зону являет усадебный текст организованным целостным монолитом,  принципиальная слитность и неделимость которого обусловлена факторами, положенными в его основание.

Первый фактор – это фонетико-лексическое единство слова «усадьба». Путем грамматико-лексического синтеза понятия, создается компактное сжатое содержание целого словосочетания, слова которого соотносятся друг с другом фонетически, образуя накладки одинаковых букв. Опорой существования своеобразной архитектурной эстетики слова «усадьба» служит, прежде всего, тавтология, позволяющая  отсечь в первом и третьем слове повторяющуюся часть —  «сад», а оставшиеся части словосочетания объединить в единое целое. Прием тавтологии способствует упорядочению  оставшейся фонетической массы, придает конструкции слова  стройность, прочность,  смысловую масштабность. Фонетическая фактура термина определена модуляционной связью трех блоков,  позволяющих объединить в одном слове сложную смысловую конструкцию, в которой троекратное повторение  слова «сад» отражает усадебное триединство, материально-духовную константу  усадебного  пространства: жилой сад (дом) — духовный сад (церковь, часовня) — природный сад (парковая зона).

Лексическая сущность термина тесно взаимосвязана с его символическим смыслом, при этом происходит утрата идиоматичности целого слова, составляющие его части переводятся в контекст определенной смысловой ситуации и получают индивидуальное философское осмысление. Кодировка лексического значения использует прием грамматических шифров, основной целью которых является сокрытие субъекта деятельности — той реально действующей, разлитой во всем усадебном пространстве, энергии, выражающей неявленное присутствие Бога-творца в мире, идея причастности к которому определяет активность созидательной деятельности в усадьбе. Законы общественного развития, подчиняя деятельность дворянина своим собственным ритмам, активно влияли на формирование его мировоззренческих установок. «…Лишь при перенесении центра тяжести человеческой жизни в иной мир, можно творить красоту в этом мире. Величайшая красота всегда была связана  с тем, что человечество…ставило себе цели за пределами этого мира..».[23]

В системе образов усадебной культуры сад как феномен существовал в нескольких ипостасях — реальных и сочиненных, зримых и воображаемых. Между мирами усадебного космоса – видимого и невидимого –  нет четких границ, поэтому стяжение словосочетания в одно слово создает впечатление чистого, реально совершенного, действия. Аккумуляция в усадебном тексте различных аспектов живого познания способствует постижению человеческой психикой глубины его космологической сущности и смысла земного бытия,  эвристический принцип которых наделяет концепт «усадьба» комплексом  внутренней согласованности и целостности. Дворянская усадьба обладала двумя качествами: первое – идеальное, рожденное творческим воображением архитектора и воплощенное трудом строителей, дополненное, впоследствии, мироощущением и жизненным опытом обитателей; второе – реальное, существующее в материальных объектах и в конкретной социальной действительности. Именно они вместе взятые формировали то специфическое культурное содержание синтаксического оборота «устройство сада судьбы», которое стало свойственно представлениям об усадебном мире,  как о лексическом и о духовно-материальном всеедином целом.

Второй фактор целостности, неделимости понятия «усадьба» — это  ментально-философские установки устроителя, для которого «Устройство сада судьбы» явилось оригинальной  формой самовыражения и самореализации личности, включающей в себя несколько причинных аспектов развития усадебной деятельности дворянина.

1. Организация на практике идеальной экономико-культурной территории в соответствии с идеологической и социальной позицией дворянина,  условное осуществление нивелировки сословного неравенства в ограниченном пространстве  провинциальной усадьбы.

2. Обязательная передача по наследству «сада судьбы»  будущим поколениям.

Принятые за образец античные идиллические стандарты жизни мифологической Аркадии – пасторального рая, активно культивировались в идею создания земного Эдема. С обретением райского уголка связывалась устройство дальнейшей жизни родового клана – его судьба, в основе мироощущения которого,  находится, прежде всего, земля – то, в чем родовая династия обретает символ своего духовного постоянства, точку опоры.

«…Отношения зависимости и сопричастности — условия обустройства любого пространственного локуса. В усадьбе этот процесс начинается с культа ландшафта…Так формируется органичное единство «биографической привязанности» человека — его духовной оседлости…»[24]

Психологическим основанием для развития усадебной деятельности является целеустремленность в обретении родового гнезда, сопровождавшаяся мечтой о слиянии человеческой натуры с природой средой, стремлением к реабилитации естественного права на личную свободу, индивидуальное выражение чувств и настроений. Эмоционально-чувственное восприятие дворянином окружающей дикой природы ассоциировалось с хаосом сотворения мира, которому необходимо было противопоставить величественность, возвышенность, живописность упорядоченной божьим промыслом природы, дополнив ее красотой, симметрией, пропорцией, изяществом и светом материальных объектов. Усадебная жизнь представителя дворянского сословия, имеющим моральную и материальную возможность абстрагироваться от политической и общественной жизни, являлась альтернативным способом утверждения своего статуса и возможностью воплощения на практике  индивидуальных ментально-творческих установок. Осознание дворянином своей причастности к созданию новой, идеальной в его понимании, формы жизни и культуры, практическая связь с непреходящими образцами духовной истины, закрепленных в интеллектуальных и художественных объектах усадьбы, давали ему возможность вплотную приблизиться к потаенной глубине реального мира, к первоисточнику, дающему  творческую энергию для  созидания.

Сознательная ориентация на устройство «сада судьбы» в пространстве патриархальной деревни выражает желание дворянина уйти от жесткой иерархии,  строгой нормативности и регламентации столичной жизни, выработать противоположные по мотивации и психологическому содержанию формы духовной и социальной жизни. Стремление жить в подобном пространстве организованном, управляемом и осмысленном, стремление обретения духовной связи с крестьянской общиной, стремление наработать опыт аграрной технологии придавали дворянину уверенность в адекватности божественному замыслу его действий и поступков.

«…Усадебное мышление планетарно в своей основе… — это прежде всего способ отношения к миру…»[25] Существование в этом космическом мироощущении являлось постоянным источником   энергии для творческого общения с природой и народной традицией. Желание освободить крестьянина от сословных границ приводит здесь к рождению своего рода утопии, но условность социальной позиции дворянина остается характерной для усадебной культуры. Аккумуляция вокруг усадебного пространства патриархального культа пахотной земли и ценностей дворянской традиции способствуют возникновению новой промежуточной культуры – культуры  дворянской усадьбы, с которой «…связан тип национальной традиционности, сопоставимый лишь с константностью патриархальных форм крестьянского мира…».[26] Возникает культурно-экономический процесс взаимодействия между конкретными традициями – народной и дворянской, интеграционная сила которых не зависела от  возникновения и концептуализации  традиций в различных социальных контекстах.

Абстрагируясь от реальности, дворянин намечает для себя целевую установку –  устройство родового гнезда, определяющим в дальнейшем форму поместного усадебного быта, с обязательным проживанием большой семьей. Эстетическое и духовное наполнение усадьбы – фамильные портретные галереи, усадебные коллекционные собрания, живописная отделка жилых и церковных интерьеров, семейные  предания, традиции, обычаи – соотносилось с освященной божественным присутствием реальностью, мифологизируя усадебное мироощущение «…в основе которого лежит чувство преемственности поколений, укорененности человека на исторической почве…»[27]

Усадебная пространственная утопия зиждется на естественно-природном начале сельской жизни, в процессе строительства которой абрис земного Эдема приобретает конкретные очертания: по мере  завершения  процессов эстетизации окружающей территории усадебный сад-парк наделяется  статусом земного рая: «…усадьба, благодаря саду, метафорически отождествлялась с раем…в атмосфере сада возник русский усадебный миф…»[28] и получает новое функциональное назначение – сохранение и передача по наследству духовного опыта, памяти, объектов материальной культуры. «…Рай и память — вот две идеи, которые становятся формой и субстанцией сада…помимо всех своих других функций, сад предстает еще как память — память того счастья, которое сохраняется в человеческом сознании..».[29] Аллегорические проекции усадебного триединства ориентированы на хранение памяти разных уровней: дом – семейной, храм – родовой,  сад – исторической.

В сознании обитателя образ усадьбы, приобретая генетически и исторически  множественность значений (родной дом, родовое гнездо), наделяется статусом сакральности, идеализируется и мифологизируется, что способствует переходу конкретного материального объекта в категорию духовных ценностей.  «…Усадебная мифология – ровесница эпохе усадебного строительства и тех идей, которые его воодушевляли…обе эти ипостаси русской усадьбы – реальная и мифологическая – встречаются  друг с другом на уровне более глубоком, чем простая эмпирическая данность…»[30]

Для идеализации прошлого нужны были объективные признаки постоянства, потребность опереться на одушевленных (старые слуги) и неодушевленных свидетелей (убранство комнат, усадебные постройки, кладбища) – хранителей бытовых и семейных традиций, восстанавливающих связь времен. Идеальные уровни интерпретации  и мифологизации усадебного быта, времени и  пространства  являлись непременной формой ментальности, частью самосознания усадебной культуры и родовой памяти. «… Постоянное присутствие прошлого в настоящем необычайно обостряло зрение, превращало самые заурядные предметы бытового усадебного обихода в путеводитель по человеческой судьбе. Такой особый вид одухотворения предметной среды – существенная часть усадебной мифологии. Образ усадьбы для ее обитателя раздваивался, существуя на грани реального, вполне осязаемого и таинственного, уходящего в даль времен. Знакомство со старым имением становится почти магическим актом, позволяющим убедиться в достоверности человеческой памяти…»[31].

Усадьба является непосредственным и важнейшим аккумулятором родовой памяти, которую формируют усадебный хронотоп и повседневность.  Категории «пространство» и «время» – необходимые координаты  усадебной культуры, каждое событие которой имеет достаточно четкие пространственные и временные контуры. Время в усадьбе определяется продолжительностью человеческой жизни, ее история – жизнью нескольких поколений рода. Смена владельцев определяла ритм и рубежи ее истории, привнося в ощущение времени, в систему его измерения глубокий трагизм: в усадьбе, рядом с вечной природой, особенно остро воспринималась быстротечность человеческой жизни.

Повседневность в усадьбе, как укладное образование, формировали семейные духовно-нравственные идеалы, различные аспекты хозяйственной и культурной деятельности, определенная направленность системы воспитания, характеризующие образ жизни обитателей на конкретном отрезке исторического времени. Культура повседневности тяготеет к идеальной композиции. Вступая в соотношение с архитектоникой дворцово-паркового комплекса, основание которого зиждется на классических принципах философии эстетики –  симметрии, красоты и практической пользы – повседневная жизнь обитателей усадьбы организуется как ритуал с обязательным выполнением.

Приобщение молодого дворянина к жизни усадебного пространства, в общем, и родового клана, в частности,  опосредовано социальным общением внутри усадьбы, в кругу которого, через связь поколений во времени, устанавливается преемственность культуры. Именно эта преемственность является наиважнейшим условием и целью социального бытия: традиция передачи и наследования культуры обеспечивает жизнеспособность единого усадебного организма. Передача близким родственникам по наследству  усадебного хозяйства определяла степень заинтересованности владельца в развитии культурно-экономических процессов на ее территории. Но культурная преемственность, возникающая в ходе формирования эстетических ценностей нового поколения владельцев усадьбы, осуществляется иным порядком, нежели порядок биологической наследственности.

Постоянная  ментальная соотнесенность взаимосвязи памяти  и родового гнезда приобретают в дворянском мировоззрении особый статус. «…У каждого рода есть свои привычки, свои традиции, свои нравственные особенности, свои вкусы, своя нить культуры, связи с историей, ее понимание, и все это властно, хотя и бессознательно, воспринимаемое штрихами определяет душу отдельного члена рода…»[32]. Родовая династия – метафизическая целостность, духовное единство,  ее нельзя отождествлять с пониманием рода как «суммы поколений». Духовная генеалогия связана с передачей культурного опыта, родового самосознания, нравственных качеств. Эстетическое и духовное наполнение усадьбы: материальные объекты, произведения искусства, достижения науки, используемые в обширной хозяйственной практике не подчиняются тем законам, которые управляют формированием соматических функций человеческого организма. Усадебные объекты, в которых воплощается целесообразная воля их строителя, коренным образом отличается от вещества, в котором сохраняется его биологический генотип. Носителем ментально-творческих ценностей, конкретным воплощением труда становится материально-духовное наполнение усадьбы, которое образует культурное наследие, передаваемое из поколения в поколение. Гармония и пропорции архитектурных сооружений усадьбы, необозримый арсенал произведений искусства и достижений научно-творческой мысли  — весь материальный мир, ставший неорганической природой человека, выступает как реальное воплощение процесса исторической преемственности. Хранение и передача продуктивной силы и созидательной энергии, формирующей общеродовые ценности, осуществляется за пределами человеческой телесной сущности так, что структура самого наследования оказывается записанной в генетическом коде усадебного пространства. Решение задач интеграции и консолидации сословий в целях совместного бесконфликтного проживания, накопление и обобщение социального, культурного, хозяйственного опыта, удовлетворение утилитарных потребностей транслировались последующим поколениям в качестве традиций.

Дворянская усадьба как культурное явление формировалась, эволюционировала, трансформировалась  более ста пятидесяти лет,  и каждый  последующий этап ее существования отличался от предыдущего. Наличие в усадьбе характерных доминантных черт,  непосредственно влияющих на становление ее культуры, позволяют нам сделать вывод:

Усадьба — показательный  пример утверждения новых символических обозначений окружающего мира и принципов самопознания;
- совокупность созданных искусственных порядков и объектов в сообществе с природными, отвечающих обязательному требованию и представлению дворянина о родовой усадьбе;
-  передаваемая по наследству «возделанная» среда обитания  дворянского сословия, сложившаяся в процессе формирования социально-культурного пространства в хаосе патриархальной деревни, отличающаяся устойчивыми связями с крестьянской традицией и созданием собственных духовных и материальных ценностей;
- ограниченная коммуникативная территория, культурно организованная посредством творческой деятельности и специфических технологий антропогенное пространство, имеющее определенную структуру: жилой дом, сад, набор хозяйственных объектов, необходимых для нормального жизнеобеспечения и функционирования усадьбы;

Дворянская усадьба – самодостаточный микромир, автономность которого определяли пространственные координаты. Обладая конкретными или условными границами оно заключало в себе и экстравертные и интровертные свойства, определявшие духовное содержание усадебного пространства, интенсивность его воздействия на человека. Длительность же существования культуры самой дворянской усадьбы находилась в прямой зависимости от степени концентрации созидательной и конструктивной энергии, сосредоточенной в ее объектах продуктивными усилиями организаторов (владельцев) и строителей (архитекторов, садовых инженеров, крепостных крестьян). Все следующие поколения обитателей усадьбы являются носителями этой энергии, продолжая воссоздавать реальный мир по образу, который был определен мастерством ее строителей. Утрата в пореформенный период социальной актуальности передаваемых материально-духовных ценностей и традиций, ослабление внутриродовых связей, появление альтернативного дачного образа жизни приводит к деградации усадебной культуры, последствиями которой стало прогрессирующее физическое уничтожение усадебных ландшафтов.