Автор(ы) статьи: Малашонок М.Г.
Раздел: ИСТОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

эволюционизм, позитивизм, интеллигенция, литература, наука.

Аннотация:

В статье рассматривается влияние идей основателя эволюционизма Г.Спенсера на складывание мировоззрения Д.С. Мережковского. Анализируется процесс преломления и интерпретации эволюционистских воззрений, «духа и буквы» этой теории, в литературно-критических статьях и публицистике русского мыслителя, что выразилось при построении им эволюционных цепочек «от простого к сложному» в своих исследованиях и эссе.

Текст статьи:

Затрагивая эволюционистский  аспект творчества основателя русского символизма Д.С. Мережковского, мы должны отметить, что эта сторона его личности, как ученого и теоретика культуры, мало освещена. Одним из немногих исследователей, кто обращает внимание на этот «корень» нового религиозного сознания является Ольга Матич. Она отмечает, что в мировоззрении философа христианские и языческие мотивы переплетались с радикализмом и материализмом разночинной интеллигенции второй половины XIX века [1].  Таким образом, «неохристианин» Мережковский не так далеко ушел от идеологии русских материалистов и позитивистов 60-70-х годов.

Как известно многие из современных ему религиозных мыслителей Серебряного века, прежде чем окончательно утвердиться в религиозном миропонимании, прошли через искушение различными видами материализма. О своем социалистическом и марксистском прошлом вспоминает в своей философской автобиографии «Самопознание» Н.А. Бердяев. Сам он отмечал, что к революции его привели те же мотивы, что в последствие обусловили его переход к идеализму и обновленному  религиозному сознанию. Этими мотивами были: во-первых, романтизм и смутно осознаваемая жажда рыцарского поприща; во-вторых, априорная «отдельность» – оппозиционность по отношению к тому или иному большинству, главными атрибутами которого является сила и «буржуазность». По мнению философа, социализм и коммунизм, христианство и православие в равной степени могут стать буржуазными [2]. Признать «правоту социализма» ему во многом помог, идеолог русского народничества Н.К. Михайловский. Бердяев глубоко проникся духом марксизма, о чем свидетельствует тот факт, что его первая статья «Ф. А. Ланге и критическая философия в ее отношении к социализму» (1899), опубликованная на немецком языке в журнале «Новое Время», получила одобрение К. Каутского. «Он очень приветствовал мою статью и писал мне, что возлагает большие надежды на русских марксистов для дальнейшего теоретического развития марксистской теории» [3].  Почти одновременно с Н. А. Бердяевым к марксизму пришли такие авторы, как П. Б. Струве, С. Н Булгаков – мыслители, которые затем «вернутся» от марксистского мировоззрения к идеалистическому, религиозному, христианскому.

Переход от «марксизма к идеализму», во многом расценивался и выглядел, как «выздоровление». Увлечение революционными мыслями, было признано «болезнью», «одержимостью», различающуюся только по формам (которые эта «болезнь» принимала в  творчестве того или иного автора), но не по сути. Решающим коллективным «исповедальным словом» стали «Вехи» (1909), в которых семь авторов, «семь смиренных», по выражению Мережковского, выступившего против «Вех» [4], с различных сторон рассматривали вину русской радикальной интеллигенции в нагнетании революционной обстановки. Путь к «очевидности», иначе к покаянию через бунт являлся типичным для русского интеллигента. «Если кто-нибудь из русских писателей начинал бунтовать то разве для того, чтобы тотчас покаяться и еще глубже смириться» [5]. Даже такой непримиримый апологет разрушения, как М. А. Бакунин, приходит к этому. Имеются в виду два «покаянных текста» письма этого автора – «Исповедь» и письмо к императору Александру I.  Трудно не согласиться с автором предисловия к послереволюционному изданию этих текстов, писавшему, что они «принадлежат к числу самых потрясающих документов, какие знаем мы о революционерах. Содержание их ошеломляет. Самобичевания, расправа, которую Бакунин производит со своею деятельностью, осуждение, которое выносит он своему мировоззрению, бросают первый и неожиданный свет на  стереотипный облик  революционера [6].

В отличие от многих своих современников Д.С. Мережковский, он был свободен от одержимости идеей социалистической революции. Хотя мыслитель и отдавал должное А.И. Герцену, М. Бакунину [7], он слишком хорошо усвоил уроки «Бесов» Ф. М. Достоевского, «Отцов и Детей» И. С. Тургенева, чтобы понимать ложь нигилизма и богоборческого анархизма.  Экономический детерминизм никогда не рассматривался им как решающий фактор культурно-исторического развития. В этом отношении мыслитель был последовательным идеалистом. Увлечение антихристианскими идеями Ф. Ницше не только не секуляризовало  мировоззрения писателя, но скорее, напротив, углубило мистическую его составляющую. В невосприимчивости к идеологии «быстрого приготовления», сыграли свою роль и уровень образования и эрудиции. Однако, у автора «Христа и Антихриста» был источник материалистического толка,  который сыграл немаловажную роль в формировании его творческого почерка и стиля мышления.

В студенческие годы (1884 – 1899), проведенные на историко-филологическом факультете, он серьезно увлекался позитивной философией, хотя «с детства религиозный смутно чувствовал  ее недостаточность» [8]. Среди штудируемых им авторов были позитивисты Огюст Конт, Джон Стюарт Милль, Чарльз Дарвин. Особую роль в формировании взглядов будущего религиозного мыслителя сыграл Герберт Спенсер (1820 – 1903), о чем сам Мережковский упоминает в автобиографической записке: «В это время в студенческом общежитии я спорил с В.В. Водовозовым, (в последствие, знаменитый юрист и экономист) в историческом обществе, доказывая ему, что невозможно обосновать миросозерцание, дающее смысл жизни, на «Непознаваемом» Спенсера» [9].

Синтетическая философия Спенсера меньше всего располагала к превращению ее в идеологическое знамя, хотя это и не принижает ее значение, как своеобразного символа времени. В России идеи английского философа стали популярны в 70-80-гг. Они спровоцировали очередной взлет русской философской и естественнонаучной  мысли. Наиболее известными русскими  последователями данной системы, в той или иной мере,  являлись П.А. Лавров, Н.К. Михайловский, Г. Н. Вырубов и ряд других мыслителей, моралистов, ученых. Так, с эволюционистскими идеями полемизировал Н.К. Михайловский (1843 – 1904). Г. Спенсер считал, что общество развивается благодаря разделению труда и специализации его членов. Михайловский оспаривал такое утверждение и указывал, что специализация, приводит к регрессу личности. Степень развития, достигаемая личностью в результате развития какой-либо способности за счет других, может быть очень высока, но тип развития (общая сумма качеств и способностей) этой личности понижается. Соглашаясь с английским ученым в том, что природа подчиняется механистической причинности, Михайловский подчеркивал, что чисто биологический, объективный метод исследования в социологии себя не оправдывает. Человеческая личность, наделенная разумом несет с собой новую силу. Человек «… весьма редко удовлетворяется комбинацией ощущений и впечатлений, получаемых им от процессов  и результатов естественного хода вещей» [10]. Таким образом, русский мыслитель усложнил эволюционистскую схему Спенсера, внося в нее элемент субъективизма.  Под влиянием английского философа сложились взгляды П. Л. Лаврова (1823 – 1900). По мнению последнего, только факты, данные в опыте могут быть объектами научного исследования. Наука предполагает реальное существование предметов, познаваемых посредством нормальной деятельности наших органов чувств, и причинную связь между ними. Философия есть творчество, критически объединяющее все отрасли знания в одно целое [11].

Исследуя механизм осуществления того или иного культурно-философского обмена – в областях литературы, философии, этики – между разными национальными культурами и менталитетами, мы можем утверждать,  что эти обмен осуществляется  по двум основным каналам. Во-первых, это влияние опосредованное – через «дух» теории. В данном случае, теория рассматривается не с научной точки зрения, а с эстетической. Дух теории, как и дух эпохи, оказывает наиболее сильное воздействие, обуславливает первую реакцию – или иначе, первое впечатление, самое верное. Судя по нему, мы можем говорить о том,  приживется та или иная теория. Во-вторых,  это область конкретного научения, «буква» теории. Та или иная новая научная теория рассматривается в ее истинном виде, с точки зрения методологического интереса, усваивается и применяется затем по назначению. Рассмотрим эти типы влияния.

Дух теории. Давая общую характеристику Герберта Спенсера, обычно отмечают, что его универсальная философская система подытожила развитие философских идей XIX века. Заслуживает внимание также нестандартное, сравнение, которое делает современный исследователь В.Ю. Павленко, говоря, что Спенсер «в интеллектуально-систематической форме  выразил викторианскую эпоху, так же, как Ч. Диккенс в литературно-художественной» [12]. Этим духом английской колониальной империи периода ее наивысшего расцвета и пронизана философия Г. Спенсера. Об особом, интегрирующем духе этой философии, косвенно свидетельствует другой источник, на который указывает В. Ю. Павленко. Это «Мартин Иден» Джека Лондона (1876 – 1916).

Д. Лондон являлся младшим современником Д.С. Мережковского. По причине нелюбви и априорного невнимания к американской культуре, как промышленной и только, Д. С. Мережковский не уделял ей должного исследовательского внимания. Америку он видел «выпавшей», как из восточных, так и из западных схем развития. «Тут крайний Запад сходится с крайним Востоком  ее литературе», – писал он в одной из своих статей [13]. Если бы это было иначе, русский мыслитель смог бы оценить насколько синхронным был ход его мыслей  и мыслей американского писателя, или хотя бы имя главного героя – Eden (Рай, Эдем)

Рассмотрим подробнее этот вопрос, с ссылками на источник. В одной из глав Лондон описывает знакомство Идена с эволюционистским учением Г. Спенсера. Попытки Мартина Идена самостоятельно понять теорию эволюции, ни к чему не привели. «Единственное что он вынес из этого чтения – это представление об эволюции как о беспочвенной теоретической выдумке сухих педантов» [14]. Однако после знакомства с «Основными началами» Спенсера все меняется. Английский ученый привел разрозненные факты и гипотезы в систему, объединил, сделал выводы и предоставил взору человека конкретный  и упорядоченный мир во всех деталях и с полной наглядностью, «как те маленькие модели кораблей в стеклянных банках, которые матросы мастерят на досуге <…> он (Мартин Иден) вдруг проник в тайную сущность вещей, и познание опъянило его ….»  [15].  Интересно,  что к данной теории главный герой подходит не как «естественник», но как «гуманитарий» – он готовится стать писателем. Это хорошо соотносится с тем, как к философии Спенсера приходит Мережковский, начинающий литератор. Больше всего поразила Мартина всеобщая взаимосвязь наук, вещей, слов, знаний. Эффект, произведенный этим «открытием» на американского матроса, каковым являлся Иден (Адам, Чистая Доска – в том, что касается образованности) и воздействие, оказанное теорией на Мережковского, заканчивающего систематический курс в одном из европейских университетов,  были несоизмеримы. Однако, принципиальной разницы между ними нет. Только количественная, измеряющаяся объемом информации, известной первому и второму. Информация эта, по словам Джека Лондона, заключается в «клетках памяти», которые не сообщаются между собой, и заслуга Спенсера, заключалась в том, что он открыл возможность свободного информационно обмена. Так у Мартина Идена было всего две основные клетки памяти – «мореплавание» и «женская психология, между которыми не было сообщения [16]. Английский ученый наглядно доказал Мартину Идену, что связь между «судном подхваченным бурей» и «женщиной в истерике»  вполне законна и даже научна. Если воспользоваться языком Джека Лондона, у Мережковского было гораздо  больше «клеток памяти»: «античная мифология», «христианство», «русская проза», «русская поэзия», «аристократический быт», «Петербург» и множество других. В результате того, что границы между этими «клетками» стерлись, Мережковский мог рассматривать культуру во всем многообразии, как единое целое, соотносить  «несравнимые», на первый взгляд, объекты исследования, например, авторский стиль и умение одеваться: «В древне латеранской статуе Софокла складки одежды кажутся столь же гармоническими, как и стихи его трагедий» [17].

Буква теории. В строго научном смысле слова Г. Спенсер так же сильно повлиял на Мережковского, как и в духовном плане, что выразилось несколько иначе, чем у позитивистов 70-80-х гг.. Это неудивительно,  если вспомнить литературную сторону дарования Мережковского, как доминирующую.

Г. Спенсер обозначил цели своей работы следующим образом:  1)  дать связный отчет о прогрессе внешнего мира; 2)описывать необходимую и реальную филиацию вещей; 3) объяснить генезис явлений, составляющих природу [18]. Английского мыслителя интересовал внешний, материальный мир – биологический и социальный. Мир идей и понятий, как субъективный является подчиненным, по отношению к миру вещей, как  объективному. На вопрос о соотношении  «Науки и Религии», являвшийся ключевым для Д.С. Мережковского, Спенсер в «Основных началах» отвечал следующим образом: мир делится на две категории: «познаваемое» и  «Непознаваемое». Понятия «материи», «движения» и «силы» лишь символы, Они могут быть «законными» и «несостоятельными» (чистые фикции) [19]. Мережковский расценивал наличие термина «Непознаваемое» в философской системе английского философа, как признание последним существования Бога, а саму систему – примером «новейшего научного мистицизма». По выражению русского мыслителя, «Непознаваемое» Спенсера соединяет все события и явления культуры и природы, как «нить зерна ожерелья»: «Выньте ее из эволюционной системы – и система рассыплется» [20].

Основными постулатами эволюционистского подхода, разработанного  Спенсером, являются: 1)идея единства человеческого рода и единообразия развития культур; 2)прямая однолинейность этого развития — от простого к сложному; 3)обязательность выделенных стадий развития; 4) идея  прогресса и его кульминации; 5) психологическое обоснование явлений культуры [21]. На эти установки Мережковский ориентируется в ряде своих литературно-критических статей. Влияние эволюционизма сказывается в поисках русским мыслителем «панацеи», единой религиозной «системы мер и весов» в искусстве, политике. По образцу целевой установки, данной Гербертом Спенсером, Мережковский мог бы сказать, перефразируя оригинал, что его целями являются: 1) изучение прогресса человеческих понятий; 2) описание генеалогии, родословной идей; 3) толкование образов и символов, посредством которых человек творит культуру.

Принципы эволюционизма Мережковский впервые применяет в статье  «Рассказы Вл. Короленко» (1889). В ней автор исследует эволюцию образа «страдающего человека из народа». В начале статьи следует заявление о том, что «общим фоном и основной характерной нотой» современной ему русской литературы является жизненный кризис и страдание [22]. Главной причиной страдания – является больная совесть русской интеллигенции, бессознательное чувство вины перед народом, отчуждения от народного тела. Затем автор ставит перед собой задачу «проследить, как постепенно развивалось и через какие фазы происходило отношение русских писателей к излюбленному им типу “униженных и оскорбленных”, который так часто являлся героем художественной литературы» [23]. В соответствии с установкой на линейное развитие «от простого к сложному» критик выстраивает оригинальную эволюционную цепочку. Усложняется и эволюционирует здесь психология героя: от смирения, к осознанию собственного достоинства  и бунту.

Представителями первого фазиса являются  Ф. М. Достоевский и Н. А. Некрасов. Несмотря на противоположность во всех других отношениях, они сходятся в одной черте: их тип «человека из народа» – безответный мученик. Он отличается  смирением и пассивностью. Второй фазис представлен «человеком из народа» Л.Н. Толстого. Это более сложный тип. Писатель не только жалеет униженных и окружает их мистическим ореолом мученичества. Описанные (созданные) им представители типа «униженных» отлично сознают свою силу и правоту [24]. Третий фазис эволюции данного типа мы находим у Г. И. Успенского. Этот народнический писатель обосновал превосходство крестьянина над высшими классами «влиянием  земледельческого труда и близости к природе», хотя речь в данном случае идет уже не столько о нравственном превосходстве, сколько о физическом. Внешне герой Успенского страдает и молчит, но внутренне отлично сознает свою силу, и свое право. Его осуществлению мешает, «фаталистическая, стихийная власть земли», которая не дает крестьянину «разогнуться» и «доразвиться до обдуманного, нравственного  протеста» [25]. В четвертом фазисе, в который русская литература вступает вместе с В. Г. Короленко, тип «униженного и оскорбленного» достигает необходимого развития, и переходит в нападение, последовательно обвиняя  государственный строй, общество и Провидение в несправедливости. По мнению Д.С. Мережковского, это является вершиной данного эволюционного ряда.

Оценивая данную статью необходимо сделать несколько критических замечаний. Во-первых, данный подход имеет один существенный недостаток. Д.С. Мережковский забывает, что тип «униженного» не вымышленный, а жизненный, списанный с реальности. Это не совсем символ. Автор вступает в противоречие с собственным утверждением, сделанным им за год до этого, в статье «Старый вопрос по поводу нового таланта»: «Конечно, не жизнь для искусства, а искусство для жизни, так как целое значительней своей части, а искусство только часть жизни» [26].  Во-вторых, четвертый фазис бунта, описанный критиком, не является единственной логическим завершением становления человеческой личности. Возможен и другой сценарий развития, как это происходит в случае  Мартина Идена. Этот литературный, во многом утопический, тип вполне вписывается в ряд, описанный Мережковским. Мартин – пример необразованного человека из низов, который энергию бунта сублимирует в любовь к знаниям и книгам. По иронии, одной из фаз его саморазвития является знакомство с философией Герберта Спенсера, с помощью которой русский мыслитель Д.С. Мережковский, в свою очередь, оценивает возможности нравственного роста человека низовой культуры.

Подводя итоги, мы можем отметить, что эволюционизм Г. Спенсера, действительно оказал большое влияние на ход мысли Д.С. Мережковского. Мы рассмотрели также недостатки этой теории. Во-первых,  ориентированная на биологию и социологию, она требует осторожности, когда речь идет о психологии. Во-вторых, исследователь сам является звеном в эволюции «от простого к сложному», теоретическим изучением которой занимается. Он должен отдавать себе отчет в своем месте, которое он занимает в «пространстве и времени», как человек и как ученый.

 

 

 

 

 

 

 

 

1. Матич О. Христианство нового завета и традиция русского утопизма// Мережковский: мысль и слово. – М. – 1999. – С. 106-107.
2. Бердяев Н.А. Самопознание. – М. – 1991. – С. 116.
3. Там же. – С. 122.
4. Мережковский Д.С. Семь смиренных// Вехи: Pro et Contra. – СПб. – С. 102.
5. Мережковский Д.С. М. Ю. Лермонтов: поэт сверхчеловечества// Мережковский Д.С. В Тихом омуте. – М. – 1991. – С. 384.
6. Полонский В. Михаил Бакунин в эпоху сороковых-шестидесятых годов // Бакунин М.А. Исповедь и письмо Александру Второму. М., 1921. С. 5.
7. Мережковский Д.С. Грядущий хам// Мережковский Д.С. Больная Россия. – Л. – 1991. – С.  26-27.
8. Мережковский Д.С. Автобиографическая записка// Мережковский Д.С. Акрополь: избранные литературно-критические статьи. – М. – 1991. – С. 320.
9. Там же.
10. Цит. по: Лосский Н.О. Русские позитивисты// Лосский Н. О. История русской философии. – М. – 1991. – С. 92-93.
11. Лосский Н.О. Русские позитивисты// Лосский Н. О. История русской философии. – М. – 1991. – С. 91.
12. Павленко Ю.В. Герберт Спенсер, как последний западноевропейский философ-энциклопедист// Спенсер Г. Синтетическая философия. – С. 5.
13. Мережковский Д.С. Грядущий Хам// Мережковский Д.С. Больная Россия. – Л. – 1991. – С. 29.
14. Лондон Д. Собрание сочинений в 7 тт. – Т. 7. – С. 353.
15. Там же.
16. Там же. – С. 354.
17. Мережковский Д.С. Гоголь и чорт (Исследование)// Мережковский Д.С. В тихом омуте. – М. – 1991. – С. 257.
18. Спенсер Г. Социальная статика// Спенсер Г. Синтетическая философия (в сокращенном изложении Ф. Говарда Коллинса) – С. 7.
19. Спенсер Г. Синтетическая философия (в сокращенном изложении Ф. Говарда Коллинса) – С. 18.
20. Мережковский Д.С. Мистическое начало нашего века// Мережковский Д.С. Акрополь: избранные литературно-критические статьи. – С. 178.
21. Белик А. А. Культурология.  Антропологические теории культур. – М. – 1999. – С. 29-30.
22. Мережковский Д.С. Рассказы Вл. Короленко// Акрополь. – С. 58.
23. Там же.
24. Там же. – С. 60 — 61.
25. Там же. – С. 61.
26. Мережковкий Д.С. Старый вопрос по поводу нового таланта// Мережковский Д.С. Акрополь. – С. 43.