ИДЕИ ГУМАНИСТОВ ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ ОСТАЛИСЬ В ПРОШЛОМ?

Автор(ы) статьи: Пронина Ю.В.
Раздел: ИСТОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

эпоха Возрождения, гуманизм, антропоцентризм и индивидуализм, достоинства человека, жажда знаний, информационное общество

Аннотация:

В статье рассматриваются идеи гуманистов эпохи Возрождения, которые востребованы современным информационным обществом.

Текст статьи:

В 70-х годах ХХ века на смену индустриальному обществу пришло постиндустриальное, отличительной чертой которого является широкое распространение информационных технологий, а информационные ресурсы превращаются в ведущую экономическую категорию. Переход к индустриальному обществу определяется понятием «модернизация». Основными этапами модернизации принято считать: Возрождение, Реформацию, промышленную революцию. Эпоха Возрождения была начальным этапом становления индустриального общества. В это время утвердились такие ценности, как самоуважение и уважение личности, право выбора научного поиска и т.п. Эти ценности разрабатывались идейным течением XIV – XVI вв. гуманизмом, утвердившим новый взгляд на человека. Идеи гуманистов эпохи Возрождения не потеряли своего значения и в настоящее время [2, 3, 5, 6, 14]. Многие достижения того времени оказали и оказывают влияние на развитие современного общества.  В переходный период формирование парадигмы развития общества осуществляется и за счет использования идей и достижений, накопленных человечеством. Эпоха Возрождения относится к такому периоду в истории цивилизации, когда были сформулированы многие гуманистические положения [1, 8, 11, 19, 20]. Их актуальность сохраняется и в настоящее время. Причем в современных условиях гуманитарные аспекты в развитии общества выделяются как приоритетные. Распространение накопленного человечеством опыта осуществляется за счет приобщения к наследию выдающихся людей, в частности гуманистов эпохи Возрождения.

Идейным течением эпохи Возрождения был гуманизм, в частности антропоцентризм и индивидуализм,  в которых преобладал интерес к человеку, вера в его безграничные возможности и достоинства [15]. Появилось принципиально новое научно-материалистическое понимание окружающего мира, широкое распространение получили идеи равенства. Ренессансный индивидуализм будил мысль и волю, был нацелен на максимальное раскрытие возможностей человека, лучших сторон неповторимого своеобразия личности. Другая сторона индивидуализма – сосредоточение внимания на человеческой личности. По идее антропоцентризма, человек – воплощение высшего совершенства и высшего смысла вселенной,  ее естественной центр и подлинный владыка, а потому и как «мера всех вещей» (формула Протагора).

Данные положения имеют большое значение и в современных условиях, так как признается важнейшая роль гуманитарных идей для развития человечества. Гуманистическая идеология была ориентирована на личность; но ренессансный индивидуализм не имел того антисоциального, морально разрушительного характера, каким отличается реакционный индивидуализм буржуазии зрелой и поздней. В литературе еще не исчезло ницшеанское определение индивидуализма как всепожирающего эгоизма и социального равнодушия. Данте в «Божественной комедии» души людей, проживших свой век бесполезно, не пустил даже в ад. Леонардо да Винчи тех, кто не оставил после себя ничего хорошего, полезного людям, уподоблял кишке с двумя отверстиями, называл «наполнителями нужников» и «царями скотов». Свое жизненное убеждение он сформулировал четко: «Лучше потерять способность двигаться, чем перестать приносить пользу» [цит. по: 17]. Петрарка писал: «Философы учат использовать доблесть для того, чтобы приносить пользу, а не пользоваться ею для собственной выгоды». Монтеманьо, упрекая сытого и распущенного бездельника, восклицает: «Есть ли кто из смертных, кому бы ты был когда-нибудь полезен?..» [9].

Человек не должен жить в ущерб другим, но при этом жить полноценной жизнью. Человек должен быть полезен людям. Этот вопрос занимает важное место в нравственных исканиях гуманистов. Рассуждения мы встречаем   и у Лоренцо Валле, и у Поджо, и у Альберти. У двух первых философах встречаются мысли о противопоставлении личности обществу. Гуманисты не видят всех противоречий буржуазного общества, но они их смутно ощущают. Им кажется, что они нашли способ гармонического согласования частного и общественного интереса. Но принцип общественной полезности остается одним их неотъемлемых компонентов социально-этической доктрины ренессансного гуманизма. Главное, что великие гуманисты сумели осуществить этот принцип практически: неутомимыми усилиями для блага родины (Петрарка, Салютати, Бруни), мыслительным и творческим трудом, изобретениями, открытиями (Альберти, Леонардо), созданием гигантской духовной сокровищницы, прежде всего – художественных ценностей. Этой сокровищницей человечество никогда не перестанет наслаждаться, пока существует. Гуманистический индивидуализм требовал от человека самих высоких моральных качеств, побуждал каждого усилием собственной воли, своим трудом достигать вершин добродетели и благородства.

И – славы. Речь не идет о тщеславии, а о героической активности личности во благо людей, которая оставляет благодарную память в потомках о том, что А.С. Пушкин назовет «благородным чувством честолюбия». В требовании права человека на славу, громко заявленном в гуманизме Ренессанса начиная с Данте, ясно раскрывается антифеодальный смысл гуманистической этики: ведь в феодальном обществе личность была подавлена религиозными и сословными традициями, проявление человеком самостоятельности осуждалось как величайший грех гордыни. «Пусть умолкнет человеческая гордыня, после того как прозвучало божественное слово», — писал Петр Достопочтенный [9]. Напротив, ренессансный индивидуализм будил мысль и волю, был нацелен на максимальное раскрытие возможностей человека, лучших сторон неповторимого своеобразия личности. Он не позволял человеку спрятаться за ширмой сословий и религии. Признание высокой самоценности личности несло в себе непременное требование ее свободы и вместе с тем не снимало с каждого материального долга. «Следуй своей дорогою, и пусть себе люди говорят, что угодно» – эти слова Данте, которые Маркс поставил в эпиграф своего главного научного труда, как нельзя ярче выражают саму суть и историческое значение гуманистического раскрепощения личности и позволяют приблизиться к пониманию поразительной внутренней нравственной силы, создавшей великих новаторов: Данте, Мазаччо, Брунеллески, Леонардо, Рафаэля, Микеланджело.

Гуманистический индивидуализм требовал от человека напряжения сил и воли, творческого подвига во имя высокой добродетели и благородной славы. «Зажги сам свет доблести», — призывал Петрарка, — «всеми силами пробивайся сквозь трудности, поднимайся над высоким». Не к пассивной созерцательности, восхваляемой церковью, звал человека гуманизм. Доблесть, писал Петрарка, «всегда в неуспокоенности и всегда больше других волнуется… всегда находится в действии» [12]. Вот почему идеология гуманизма смогла породить и вдохновить титанов Возрождения.

С этим связана другая важнейшая сторона ренессансного индивидуализма: сосредоточение внимания на человеческой личности. Наверное, никогда сократовский лозунг «Познай самого себя» не получал такой популярности, но и нового смысла: человек, как главный, интереснейший объект познания, вытесняет бога. В этом – и разрыв со Средневековьем, и разрешение его нравственной муки. В освободительном индивидуализме была могучая прогрессивная сила гуманизма. Он был обращен к человеку: не к дворянину, не к купцу. Его идеалом был человек вообще: свободная, всесторонне развитая, нравственно достойная, творческая, социально активная личность. И в духовном раскрепощении, и в творческом раскрытии личности заслуга гуманизма огромна.

Но здесь же коренилась и его слабость. Гуманисты были убеждены в естественном (нравственном) равенстве людей, в том, что человек может достигать всего, – достаточно захотеть. Это убеждение мешало разглядеть социальное неравенство между людьми, понять, что образованность, занятие искусствами и науками, всестороннее развитие личности были доступны отнюдь не всем. В этом проявилось коренное внутреннее противоречие гуманизма как идеологии антифеодальной, но одновременно и буржуазной, а потому не способной подняться выше абстрактного гуманизма. И в то же время в этом была сила гуманизма: исторически ограниченный, классово обусловленный, он с самого начала нес в себе дар высоких общечеловеческих ценностей.

Одна из ключевых проблем – проблема достоинства человека. Источник благородства заключается в нас самих – в нравственных началах личности. «Благородство, — пишет Колюччо Салютати, — это данная нам от природы наилучшая расположенность ко всяческим добродетелям и похвальным страстям» [9]. Тема добродетели – доблести становится центральной в ренессансном гуманизме. Доблесть не наследуется от предков, не может быть обеспечена чужими заслугами, богатством, титулами. Она достигается постоянными усилиями человека. «Истинно благородным, — писал Петрарка, — не рождаются, но становятся». И он делает вывод решающего значения: «Какой путь жизни ту выберешь, — дело твоих рук» [12].

Так выдвигается совершенно новый нравственный принцип: каждый сам творец своего благородства. Принцип этот защищали и своим личным примером доказывали гуманисты разных поколений, но особенно ярко его выразил в конце XV века Пико делла Мирандола в своей «Речи о достоинстве человека». Он влагает в уста самого бога обращенную к Адаму декларацию нравственной суверенности человека и неограниченной свободы человеческой воли: «Не даем мы тебе, о Адам, ни своего места, ни определенного образа, ни особой обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному желанию: согласно своей воли и своему решению… чтобы ты сам, свободный и славный мастер, сформировал себя в образе, которые предпочитаешь… О высшее и восхитительное счастье человека, которому дано владеть тем, чем пожелает, и быть кем хочет!»[9].  Пико исходит из библейской версии о творении человека богом, но фактически порывает с коренным постулатом религии о полной и постоянной зависимости человека от божьей воли. Более того, он открывает пред человеком безграничные возможности свободы и совершенствования: в человека бог вложил «семена и зародыши разнородной жизни, и соответственно тому, как каждый их возделывает, они вырастут и дадут в нем свои плоды». Он может пасть до уровня животного, но может стать «ангелом и сыном бога».

Эти высказывания гуманистов выглядели ересью в глазах церкви, выступали  как яркое противоречие между гуманистами и церковью. Нравственная сторона этой мысли гуманистов: каждый сам кузнец своего счастья, что  было важнейшим открытием гуманистической этики. Данный постулат сегодня звучит довольно часто, на него ссылаются и политики, и ученые, и управленцы и т.п.

Так отрицание сословной привязанности, присущей феодальному обществу, а равным образом отрицание вековечной «истины» веры о зависимости человека от божьей воли, в свою очередь вели к тому «обнаружению» – пробуждению, раскрепощению личности, которое принято обозначать понятием ренессансный индивидуализм.

Порывая со средневековым идеалом человека, гуманизм создал свой собственный нравственный идеал, который призывал человека к познанию. Отличительным становится жажда знаний (весьма созвучно с современным положением, ибо современное общество часто определяют как общество знаний). Еще Данте провозгласил познание первейшим призванием человека. Эту мысль развивал Петрарка. Вера вызывала у него сомнение: «Большая вера часто открывала дорогу большим опасностям». В «Исповеди», в своих спорах с Августином, он избирает судьей не бога, не ангела и не святого, а истину. В диалогах трактат «О средствах против всякой судьбы» свои социально-этические взгляды он излагает от имени Разума [12].

«Человек рожден и предназначен к познанию», — утверждал Манетти. А герой трактата Буонаккорсо Монтеманьо «О благородстве» признается: «От природы была заложена во мне жажда знания». И ничто не казалось ему «более достойным, чем познавать истину». Он считает мудрость неотъемлемым достоянием человека [9]. Так, вопреки требованиям церкви, гуманизм выдвинул требование познания как высшего долга человека. Монтеманьо убежден, что без знания «всех лучших искусств» человек не может достичь благородства. Те, кто в овладении знания превзошли других, не только достигли высшего благородства, но возвысились «почти до божества». Джаноццо Манетти утверждает, что «без познания люди вообще перестали быть людьми». Он показывает, что познание и действие, как высший долг человека, делают его схожим с ангелами и с самим богом. Это были новые и смелые идеи. Ведь, согласно Библии, бог изгнал перволюдей из рая за то, что они пожелали попробовать яблоко с древа познания, а, значит, сравняться с богами.

Высокая оценка значения человека и его деятельности не только перечеркивала средневековый идеал аскетизма – презрения к миру и к человеку не только нравственно возвышала человека. Она означала, в сущности, рождение новой картины мира, в которой центром становился не бог, а человек. Это был поворот от вековечного теоцентризма к антропоцентризму. Именно антропоцентризм стал центральной, опорной идеей гуманизма.

Для Манетти несомненно, что «человек… есть нечто наилучшее… и даже более чем наилучшее». Именно ради человека был создан мир, все его блага и красоты. Манетти не порывает с представлением о создании мира богом, но ведь «большая часть того, что можно видеть в мире, было устроено и упорядочено людьми… благодаря разнообразным их трудам». Значит, человек сам является творцом, подобным богу, и даже превосходит его. Гуманист приходит к совершенно недопустимой для религии мысли, что создание мира богом было лишь «первоначальным и еще незаконченным» и только позднее «все было изобретено, изготовлено и доведено до совершенства нами». Человек оказывается даже лучшим творцом и художником, чем бог: созданные богом «мир и его красоты… были сделаны (людьми) значительно более прекрасными и превосходными и отделаны с гораздо большим вкусом». И все это – не по божьему внушению, но только «благодаря… исключительной остроте человеческой мысли» и труду людей.

Поэтому не удивительно, что Манетти объявляет «нашими», то есть принадлежащими людям, возделанный поля, сады, дома, башни, города. Он идет далее и объявляет достоянием людей горы, равнины, ручьи, реки, моря, травы, деревья – всю земную природу. К этому он добавляет воздух, и даже заоблачный эфир. Человек претендует у него и на космос. «К чему говорить более? – пишет Манетти. – Нам принадлежат небеса, звезды, созвездия, планеты». Так человек присваивает себе то, что религия всегда считала самоочевидным достоянием бога, — светила небесные и самые «небеса», обиталище божеств. Так человек провозглашается властелином Вселенной. Но и это не предел. Человек предъявляет притязания даже на те незримые создания, которыми населила мир религия мир и которые она безоговорочно подчинила богу. «Нашими, — пишет Манетти, — являются ангелы, которые, по словам апостола, как духовные руководители считаются созданными для пользы людей».

Ссылка на апостола не может заслонить святотатственного, с точки зрения религии, покушения гуманиста на неотъемлемую собственность, права бога. Ведь в результате этой своеобразной мысли бог лишился всего, стал бессилен, а человек, эта, согласно религии, «тварь божья», всегда и во всем зависящая от всевышнего, стал могуч. Он – подлинный владыка мира. Манетти так и пишет: «Из всего сказанного… следует прямо и, безусловно, что человек является самым богатым и самым могущественным, поскольку он может пользоваться по собственной воле всем, что было создано, и собственной  волей господствовать и повелевать»[9].

Так обнаруживается противоположность антропоцентризма религиозного и гуманистического. Первый, утверждая, что бог поставил человека над всеми прочими земными тварями, что человека он любит больше всего и постоянно заботится о его благе, тут же обуславливал это расположение непременным требованием, чтобы человек более всего возлюбил бога, неустанно славил его и неукоснительно ему повиновался. Иначе и не могло быть в религиозном мировоззрении, где исходной точкой всегда является бог.

Напротив, исходной точкой гуманистического антропоцентризма стал человек. Он рассматривался как воплощение высшего совершенства и высшего смысла вселенной, как ее естественный центр и подлинный владыка, а потому и как «мера всех вещей» (формула Протагора, получившая широкую популярность в эпоху Возрождения). Такой реальный антропоцентризм неизбежно отнимал у бога его мнимое могущество и ставил на его место человека – суверенного, мудрого, сильного своим разумом и трудом, могучего властелина мира. Мятежный антропоцентризм становился фундаментом гуманистического свободомыслия.

Проблему достоинства человека выдвинула на первый план в эту эпоху не только необходимость сбросить оковы сословной дискриминации. После тысячетелетия господства христианско-аскетической  идеологии, исходившей из догмата о «первородном грехе», будто бы неизбывно тяготеющем над людьми, о порочности и ничтожестве человека, и в противовес этой идеологии гуманизм должен был морально реабилитировать человека, утвердить его нравственный суверенитет, обосновать его высокое достоинство, его безграничные возможности совершенствования и творчества.

Битву за достоинство человека начал Петрарка. Уже в тайной исповеди ему пришлось выдержать натиск воинствующего аскетизма. Августин настойчиво внушает: «Взгляни на человека, как он наг и безобразен. Он более жалок, чем ничтожнейший червь». Человеческое тело представляется ему «омерзительным». Августин упрекает Франциска (Петрарку) в том, что тот «гордится добрыми качествами своего тела», радуется его мощности и цветущему здоровью. Здесь уже взгляды первого гуманиста на физическую природу человека не сходятся с требованиями католического правоверия.

Позднее в большом сочинении «О средствах против всякой судьбы» Петрарка начнет горячую защиту человеческого тела – первейшего доказательства достоинства человека: оно «имеет приятный вид, спокойный и устремленный ввысь взор… Только человеку мать-природа дала взор и чело, отражающие тайны души». [12]  Колюччо Салютати уже скажет открыто: «Человек – центр вселенной».

В борьбе против религиозного аскетизма и в XV в. проблема достоинства человека останется центральной в итальянском гуманизме. В 1451г. Джаноццо Манетти напишет трактат «О достоинстве и превосходстве человека». Здесь он смело вступит в открытый спор с церковным авторитетом – папой Иннокентием III, который написал в конце XII в. трактат «О презрении к миру, или о ничтожестве человеческого состояния», где человек – существо жалкое и отвратительное, причем именно тело, физическая природа человека подвергалась нападкам со стороны автора.

Доказательство «величайшей и безмерной славы человечества» Манетти начинает с рассмотрения тела. Гуманист выразил «восхищение человеческим телом». «С необычайным восторгом» он описывает все достоинства, «великолепные качества нашего организма». Он ищет объяснения совершенства «благородных и превосходных» органов чувств, а также человеческого разума. Важнейшие доказательства совершенства разума человека Манетти видит в необычайном развитии наук и искусств. Он часто ссылается на достижения ученых и художников Возрождения. Важнейшие проявления «великой и блестящей» силы человеческого разума Манетти ищет в орудиях, изобретенных человеком, и в «великих и замечательных деяниях», совершенных с помощью этих орудий. Его восхищают успехи человека в изобретении и строительстве кораблей, в плавании по неведомым морям и океанам, в открытии новых земель. Прославляя изобретательность человека, Манетти восхищается как египетскими пирамидами, так и куполом флорентийского собора, возведенного Филиппом Брунеллески без деревянного и железного каркаса. Манетти до Вольтера так высоко оценил и прославил человеческие изобретения. Он предстает истинным сыном деятельной и изобретательной Флоренции.

Манетти прославил и трудолюбие, без которого не возможны все эти достижения человеческого разума и творчества. Он подчеркивает решающее значение человеческих рук, этих «словно бы живых орудий», с помощью которых человек может «выполнять разного рода работы и обязанности в различных… искусствах».

С гордостью пишет Манетти обо всем, что было создано людьми. «Все дома, все укрепления, все города… все сооружения на земле», «языки и разнообразные виды письменности», «живопись, скульптура, искусства, науки», «все орудия» [9] – все это свидетельства мудрости, изобретательности и трудолюбия человека. В роде человеческом Манетти видит силу культурного прогресса: ведь человек «не допускает, чтобы земля одичала от свирепых зверей и сделалась пустынной от грубых корней растений; благодаря его труду равнины, острова, берега покрыты пашнями и застроены городами». Такое прекрасное и могучее существо не может рассматриваться, как ничтожество. После бога – устроителем мира должен быть человек.

Так гуманисты отрицали основу религиозной философии – отречение от мирской жизни, а главное – истязание плоти. Философы эпохи Возрождения считали, что человек прекрасен от рождения: не только душевно, но и физически. Другой стороной воздвигнутого религией «града божьего» являлось подавление земной жизни. Отсюда этическая доктрина аскетизма: презрение к миру и человеку, требование бегства из мира, «убиение плоти», подавление естественных человеческих явлений. «Христос вырывает монаха из бездны мира, как пастырь вырывает ягненка из пасти волка», — писал в XII в. Бернар Клервоский. Поэтому и появилось требование постоянного упоминания ничтожества человека: папа Иннокентий III в трактате «О презрении к миру» доказывал, что человек – мерзейшая из тварей, а его жизнь – сплошная цепь страданий и бедствий.

Уже Петрарка призывал человека взглянуть на мир иначе, – и «ты увидишь многое, что делает жизнь счастливой и радостной». Раскрывая богатство и красоту природы, достоинство и совершенство человеческого тела, он приходит к прочному жизнеутверждению: нужно, «чтобы ты возликовал от радости». Все изменилось: природа и мир прекрасны, а человек возвращен миру для счастья.

В поэзии Петрарки есть две поразительно смелые строки:

Так наслаждайся же на этом свете,

И дорога на небеса тебе окажется открытой [12].

Но в этой фразе нет страха божьего, где непременное условие «спасения» – покаяние и уничижение в земной жизни. Видимость «небесной цели» вроде бы сохранена, но христианская этика приобрела другой смысл. Отвергнут аскетизм – непременный компонент религиозной нравственности. Скорбь сменилась радостью. Петрарка писал, что «природа установила (человеку) неопределенный конец жизни». Гуманист отдал природе то, что религия считает бесспорной привилегией бога. Петрарка мотивирует это действие природы: «чтобы всегда (человеку) верилось в настоящее и ближайшее будущее». Он считает земное существование главным для человека, но мало верит в обещающую религией загробную жизнь. Это были не отвлеченные рассуждения. Петрарка отговаривал своего брата вступить в монастырь. Продолжатель его идей Колюччо Салютати по этому же поводу писал одному из друзей: «Не думай… что путь совершенства состоит в том, чтобы уйти от людей, избегать созерцания приятных вещей, заключить себя в монастырь, стать отшельником». Дело не в отрицательном отношении гуманистов к идее презрения мира. Им была глубоко чуждой традиционная религиозная этика страданий, требуемого верой «сокрушения духа». Петрарка «вслед за Цицероном» называл печаль, вызванную «некиим наслаждением страданием», – злом, которого нужно избегать всеми силами, «слово камня души».

Не удивительно, что гуманисты расходились с церковью в таких вопросах, как жизнь и смерть. Уже в «Тайне» Августин многократно укоряет Франциска (Петрарку) за то, что тот мало думает о смерти, а это первая обязанность христианина. Напротив, Франциск признается, что смерть его мало интересует, что для него важнее жизнь.

Цель человеческой жизни формулируется по-новому, не по церковному предписанию. «Мы должны, — говорит Никколо Никколи в диалоге Поджо, — стремиться к тому, что предписывает разум и мудрость, а именно к честному и всему тому, что делает нас блаженными и счастливыми» [9]. Но религия отвергала возможность достичь блаженства в земной, несовершенной жизни. Оно объявлялось доступным только в потустороннем, вымышленном мире и только для тех, кто на земле был послушным рабом божьим, неукоснительно следовал законам церкви, без чего не возможно было достичь спасительной «благодати». Гуманист же об этом даже не вспоминает. Центральная в этике христианства проблема «спасение» души его не интересует. Блаженство он отождествляет с земным счастьем, которое считает вполне достижимым. Оно – в обладании человеческими добродетелями (как интеллектуальными, так и моральными), во всестороннем развитии человека, в его постоянном нравственном совершенствовании. Истинное счастье может быть только честным. А путь к этому – следование к требованиям разума и мудрости. Гуманисты в отличие от религиозной философии считали, что человек может быть счастлив на земле. При этом ему не надо быть рядом с богом, а достаточно того, что есть рядом.

Данные идеи востребованы сегодня, так как именно человек, его интеллект способны определить дальнейший путь развития нашей цивилизации. Профессионализм, образование, устремления сделать многое на благо себе и людям определяют ту нишу, которую он может занять в обществе, в определенной социальной группе и т.д.

 

ЛИТЕРАТУРА:

 

  1. Амбрамсон, М.Л. От Данте к Альберти /М.Л.Амбрамсон. – М., 1979. — 138 с.
  2. Брагина, Л.М. Итальянский гуманизм. Этические учения XIV – XV веков /Л.М. Брагина. – М., 1977. -  123 с.
  3. Гениева, Е П. Хождения во Флоренцию /Гениева Е., Баренбойм П. – М., 2003.-  656 с.
  4. Голенищев-Кутузов, И.Н. Творчество Данте и мировая культура /И.Н.Голенищев-Кутузов. – М., 1917. — 515 с.
  5. Горфункель, А.Х. Философия эпохи Возрождения /А.Х.Горфункель. – М., 1980 – 219 с.
  6. Гуманистические ценности европейских цивилизаций и проблемы современного мира /под ред. В.Л. Полякова, Н.И.Элиасберг. – СПб., 1996. – Ч.1. – 268 с.
  7. Гуревич, П.С. Введение в философию  /П.С. Гуревич. – М., 1997. – 243 с.
  8. Дживелегов, А.К. Творцы итальянского Возрождения. Т.1. /А.К.Дживелегов – М., 1959. — 137 с.
  9. Итальянский гуманизм: сб. текстов /Пер. с лат. и коммент. Ревякиной Н.В., Девятайкиной Н.И., Лукьяновой. – Саратов, 1984.  — 120 с.
  10. Лазарев, В.Н. Происхождение итальянского Возрождения. Т.2. /В.Н. Лазарев– М., 1959. — 130 с.
  11. Лосев, А.Ф. Эстетика Возрождения /А.Ф.Лосев. – М., 1976. – 198 с.
  12. Петрарка, Ф. Избранное /Ф.Петрарка. – М., 1974. — 211 с.
  13. Радугин, А.А. Философия: учебник /А.А.Радугин. – М., 2001. — 272 с.
  14. Соколов, В.В. Европейская философия ХУ-ХУШ веков /В.В.Соколов. – М., 1984. – 305 с.
  15. Стам, С.М. Корифеи Возрождения /С.М.Стам. – М., 1972.-  276 с.
  16. Тэн, И. Лекции об искусстве // Характер человека в эпоху итальянского Возрождения /И.Тэн. – М., 1960 – С.92-94.
  17. Уоллэйс, Р.  Мир Леонардо. 1452 – 1519. /Р.Уоллэйс. – М., 1997. – 192 с.
  18. Философский словарь. – М., 1990. – 517 с.
  19. Хачатурян, В.М. История мировых цивилизаций /В.М.Хачатурян. – М., 1996. – 346 с.
  20. Человек и общество. Основы современной цивилизации: Хрестоматия. – М., 1992. – 303 с.