Раздел: КУЛЬТУРОЛОГИЯ И ХУДОЖЕСТВЕННАЯ КУЛЬТУРА
Ключевые слова:
не указаны
Аннотация:не указана
Текст статьи:
Особая и уникальная роль в создании художественного динамического образа развивающегося мира, в приобщении к истории художественных явлений человечества принадлежит Эрмитажу – крупнейшему историко-культурному и художественному музею.
Этапы становления Эрмитажа как крупнейшего центра искусства в первую очередь были связаны с работами по созданию экспозиций музея, где следовало учитывать особенности восприятия весьма разнородных памятников и создавать условия, в которых не только достаточно выгодно выступали бы исторические связи, но и выявлялось бы и художественное значение отдельных произведений.
Так, в самой структуре музея – Эрмитажа, — в концепцию постоянных выставок закладывалась основа восприятия их зрителем. Помимо постоянных экспозиций, Эрмитаж организует временные выставки, число которых увеличивается с каждым годом. Эти выставки включают материалы, отражающие культуру и искусство разных стран, континентов, различных цивилизаций, вносят иную, новую струю в атмосферу музея и в процесс экспозиционной деятельности.
Концепции временных выставок не всегда следуют традиционным эрмитажным принципам. Они создаются в зависимости от самого предметного материала выставки, ее тематики, целей и задач, стоящих перед экспозиционерами, а также включают и такие факторы, как предполагаемая структура публики, ее поведенческие модели, оценки и мнения.
Попробуем на примере двух чрезвычайно значимых временных выставок Эрмитажа проанализировать процесс восприятия их зрителями, выявить связь и соотношение восприятия с основной концептуальной идеей выставки. Основным мотивом посещения выставки «Куниеси и его время. Японская гравюра ХIХ века. Школа Утагава» был интерес зрителей к японской культуре, искусству и к гравюре ХIХ века.
Данная экспозиция вызвала особое внимание в связи с тем, что впервые в Эрмитаже были выставлены в большом объеме коллекции гравюр Куниеси и Кунисада – известных в мире представителей крупнейшей японской школы ХIХ века — школы Утагава. Экспозиция открывалась интересным и содержательным текстом, дававшим общее представление о японской гравюре этого периода; гравюры же, расположенные по художественным школам, внутри которых выделялись основные жанры японской графики, не были снабжены пояснительной информацией.
Вопрос заключался в том, сможет ли и в какой степени отечественная публика сумеет воспринять гравюры школы Утагава, правильно понять сюжеты, точнее, истинный смысл произведений, так как он не всегда был очевиден. «Одной из особенностей японской гравюры позднего периода является словесное и изобразительное иносказание, лежащее в основе замысла листа». Пожалуй, это было одним из главных препятствий к полноценному восприятию произведений выставки. Однако реакция зрителей, их ответы на вопросы, касающиеся впечатлений от осмотра, степень заинтересованного отношения к японской гравюре, выделение произведений в качестве наиболее предпочтительных, время осмотра и другое дали основание считать, что диалог зрителей с японской гравюрой как будто бы состоялся. Но перед нами встали еще два вопроса: почему он смог состояться и на каком уровне, в какой мере? В качестве ответа на первый вопрос нами выделены три фактора, которые могли способствовать возможному диалогу зрителя:
1. Ни с чем не сравнимая выразительность гравюр, их изысканный стиль, техническое совершенство, новизна ощущений, погружение в особую атмосферу действия – все это и другое компенсировали незнание сюжетной линии и делали возможным общение и сопереживание с произведениями.
2. Тончайшее чувство природы, способность слияния героев с ней были близки и находили отклик у отечественного зрителя. Зрители до 30-35 лет составили 58% от общего числа посетителей выставки; 40% из них – жители Петербурга.
3. Следует отметить и такой фактор: определенное число зрителей (около половины всех тех, кто принял участие в опросе) в разной мере были знакомы с японской поэзией, театром, живописью, философией, историей.
На основании анализа материала опроса представим распределение наиболее значимых предпочтений зрителей в зависимости от особенностей ими «прочтения» темы произведения, своего видения главного, заложенного в модели выставки и отдельных произведений.
1. Выделение конкретных работ, стремление обосновать свой выбор; ассоциативные связи в области японской поэзии, театра; своеобразие трактовки персонажей, бытовых сцен, театральных коллизий…
«Необычность телодвижений, костюмов: все это увлекает, хотя и совершенно непонятны сюжеты» (39 лет, м., преподаватель).
«В работах Кунисада, в каждой его гравюре свой неповторимый характер»(18 лет, м., студент).
2. Произведения привлекли техническим совершенством, мастерством графического искусства, утонченностью колорита и линий.
«Очень необычная графика, удивительная способность передачи образов и сути посредством линий при полном отсутствии светотени и теней» (22 года, м., филолог).
«Так лаконично и так много сказано» (37 лет, м.).
3. Зрителей привлекли необычность и загадочность гравюр Японии.
«Почувствовала экзотику Японии» (24 года, ж.).
«Таинственная и загадочная живопись» (37 лет, м.).
4. Респонденты выделили историко-философский, психологический аспекты.
«Совершенно иной образ мышления, по сравнению с европейским и русским» (40 лет, ж.).
«Акценты в непривычных местах стимулируют мысли. Интересны психологические моменты в работах Куниеси» (25 лет, м., аспирант).
Таким образом, определенная часть зрителей в процессе осмотра выставки смогла почувствовать (какая-то часть из них на уровне подсознания) своеобразие, выразительность образов, особый стиль японской графики, отличающийся лаконизмом и огромной внутренней энергетикой.
И все-таки даже наиболее подготовленный зритель не смог в полной мере «заглянуть» в таинственные глубины миросозерцания таких сложных и разных художников, какими являлись Куниеси и Кунисада. Часть зрителей оказалась на пути к адекватному восприятию произведений, она смогла лишь интуитивно «уловить» какие-то наиболее важные черты гравюр школы Утагава. И это оправдано и объяснимо. Ведь гравюры создавались для японского зрителя и потребителя, который в большинстве своем был социально, психологически и образовательно подготовлен к восприятию и пониманию японской гравюры, поэзии, театра, литературы.
Следует признать тот факт, что для довольно большого числа отечественных зрителей (как, впрочем, и европейских) «язык» японской гравюры оказался не совсем понятен. Тем не менее, само посещение выставки, ее осмотр способствовали познанию нового, развитию фантазии, воображения, с помощью которых рождались потоки образов, значений, личностных переживаний.
Грандиозная выставка «Синай. Византия. Русь», удачно расположенная в Большой Соборной Церкви Эрмитажа, была уникальна по содержанию, принципам построения и способу взаимодействия со зрителями. Воспринимая произведения византийских и русских мастеров, зритель испытывал особую силу их притяжения, которая увеличивалась по мере продвижения его в пространстве храма. Пространство выставки как будто бы «втягивало» и вело зрителя к ее вершине – синайским иконам, размещенным в алтарной части собора.
У наибольшего числа посетителей интерес к выставке был связан с отношением к ней как к историко-культурному явлению современной жизни, хотя диапазон этого отношения был очень широк – это исторический, художественный, философский, религиозный, культурологический аспекты. Профессиональный состав публики на экспозиции «Синай. Византия. Русь» отличался присутствием большого числа преподавателей, студентов, работников культуры, музейщиков, деятелей церкви, государственных служащих, художников. для большей части зрителей главное заключалось уже в самом названии, которое начиналось словом «Синай», вызьтвающим множество ассоциаций и олицетворяющим духовно близкое и светлое. Ряд вопросов анкеты, вьтявляющих духовную, эмоциональную близость к тем или иным памятникам, представил тончайшие нюансы восприятия и сопереживания, редкие откровения зрителей:
- Синайские иконы объединены мощью духовного начала, близостью эмоционального состояния к зрителям, а также особым, восточным, проявлением православных образов.
- Иконы, выполненные византийскими мастерами, впечатляют монументальностью, глубиной ощущения, драматичностью и суровостью. «Христос Пантократор» – это и евангельский Христос, но вместе с тем и Судия человечества, Творец и Вседержитель.
На данной выставке зафиксирован почти равный процент молодых зрителей (до 30 лет) и зрителей более старшего возраста. Жители Петербурга и Ленинградской области составили 57%; иногородние – 38%; иностранные граждане – 5%.
Русские иконы, представленные на выставке, близки, в первую очередь как национальные православные святыни, а в то же время и как чудесные произведения искусства, близкие своим душевным настроем, глубиной проникновения, теплотой, мягкостью, особым мироощущением доброты и успокоения.
Вопрос, обращенный к зрителям: «В чем Вы видите основное достоинство выставки «Синай. Византия. Русь?» должен был выявить глубинное понимание того, что составило идею выставки, ее сверхзадачу. Мы получили широкую палитру мнений и интересных мыслей. Зрители увидели достоинство в качественном и творческом подборе материала; в обращении Эрмитажа к культуре христианского Востока и возможности сравнения и сопоставления произведений разных эпох и регионов сферы византийского влияния; в убеждении, что только духовность может объединить нас, дать надежду на будущее.
Социологические исследования публики Эрмитажа, подтверждая уже известное, выявляя новое, ставят сегодня в центр внимания проблему экспозиции музея, ее возможностей и восприятия экспозиции, ее составляющих, современным зрителем.