Автор(ы) статьи: АБАЕВА Е.А.
Раздел: ИСТОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

Византия, традиции, храмовое искусство.

Аннотация:

Византийская церковь, многонациональная по своему составу, стала сокровищницей, т.е. собирательницей и хранительницей мировой культуры православия. Страну, в основе своей грекоязычную, населяли сирийцы, копты, фракийцы, иллирийцы, армяне, грузины, арабы, иудеи, греки, римляне. Она принимала таланты и идеи отовсюду. От Александрии она взяла метод вычисления дня Пасхи, из Антиохии пришли некоторые из ее наиболее выдающихся деятелей, включая свт. Иоанна Златоуста, Нестория и (в VI в.) св. Романа Сладкопевца, принесших в столицу антиохийскую литургическую традицию. Доводы в христологических спорах первоначально были заимствованы из Сирии и Египта; Константинополь сохранял и синтезировал ценные элементы этих двух направлений.

Текст статьи:

Византия стала  следующей  исторической ступенью после первоначальной апостольской общины. Историческое распространение   христианского  богослужения посредством  ее великой исторической миссии привнесло  в ”культуру человечества  некий новый благодатный  дух”,  который ”оживил субстанцию культуры”,  ее  ”живую душу”[1].  Человек  как  творец культуры, переживший  встречу с живым началом своего бытия,  стремился  привнести в окружающий  мир  Его духовный импульс и этим запечатлеть в нем свое продолжение.  Географическое положение страны связало Византию   с Европой,  Азией  и  Африкой, открыв тем самым арену контактов со всем миром.

Начиная с VI в., Константинополь  стал мировым  центром христианства   на  Востоке.  После великой схизмы (разделение единой христианской церкви в 1054 г. на  католическую  и  православную) между  Востоком  и  Западом  он  приобрел первенство  в  православии  в  целом. На Западе церковь развивалась как сильный институт. На Востоке она представляла собой мистическую общность, развивающую идеалы духовности. Указанные события наложили сильный отпечаток на культурную и религиозную специфику современной  России.

В отличие от главных религиозных направлений Запада – католицизма и порожденного им протестантизма, православие дистанцировалось от стремления  церкви к светской власти и не участвовало  в  формировании  структур, приведших в  конечном счете к образованию Евросоюза. Византийская религиозность представляла собой прямую противоположность — неустанную духовную борьбу, в которой задавались образцы высоких духовных качеств. Их примером может служить исихазм – одна из наиболее возвышенных форм христианской мистики. Его высшей точкой является идея духовного наслаждения жизнью «во Христе» [2].

Благодаря этим  историческим  событиям последующее восприятие  Россией  византийской традиции православия и возложение  на  себя  миссии его оплота — «Москва – третий Рим» — вне  контекста  непрерывности   культурного  развития  обеих  стран  рассматриваться  не  может[3]. Это мотивировано, прежде всего, общими построениями экклезиологического умозрения,  а  также спецификой  формирования  в его пространстве экзистенциональной, трансцендентальной и эсхатологической  концепции.

Византийская церковь, многонациональная по своему составу, стала сокровищницей, т.е. собирательницей и хранительницей мировой культуры православия. Страну, в основе своей грекоязычную, населяли сирийцы, копты, фракийцы, иллирийцы, армяне, грузины, арабы, иудеи, греки, римляне. Она  принимала таланты и идеи отовсюду. От Александрии она взяла метод вычисления дня Пасхи, из Антиохии пришли некоторые из ее наиболее выдающихся деятелей, включая свт. Иоанна Златоуста, Нестория и (в VI в.) св. Романа Сладкопевца, принесших  в  столицу антиохийскую литургическую традицию. Доводы в христологических спорах первоначально были заимствованы из Сирии и Египта; Константинополь  сохранял и синтезировал ценные элементы этих двух направлений[4].

В формировании православного  богословия  последовательно закладывается идея соборности, которая  в России обрела черты  высшего социального идеала   и воплотилась в принципе «всенародного жизнестроительства». Патриархальная система ценностей, на которой формировался указанный принцип, в настоящее время часто противопоставляется   идеалам   демократии  западного  образца. Но при этом необходимо иметь ввиду, что именно в православии, особенно в ранних его формах находится значительный ее потенциал, правда, четко соотнесенный с нравственными критериями свободы. В  период, когда православие  определяло  способ  и  принципы  жизни человека и общества, демократические элементы были очень выразительны[5].

Художественное творчество  Византии воплотило ее духовные идеалы. В течение столетий на традициях искусства поздней Римской  империи  сформировалось  совершенно иное по своим темам  и  языку  искусство,  обращенное исключительно к внутреннему  миру  человека  и  его  нравственным  ценностям.

Согласно  принятой   периодизации, история византийской христианской  культуры  разделяется  на следующие этапы:

·раннехристианский период так называемой предвизантийской культуры (I-Ш вв.);

·ранневизантийский период (IV-VII вв.);

·иконоборческий период (VIII — первая половина IX вв.);

·поздний период (вторая половина IX-Х вв)[6].

Именно в этом  последнем  периоде  византийское  искусство  пришло  на  Русь с  ее  специфичным  чувством  священности  родной  Земли[7]. В итоге храм стал целостным воплощением как выработанных Византией православных догматов, так и чувства священного  предназначения страны, ставшей их оплотом. Его искусство перестало быть объектом чувственного восприятия, каковым оно являлось в языческое время.

Несмотря на отдельные различия, все указанные периоды   объединены  едиными   каноническими  требованиями,  опиравшимися на новую эстетику[8]. Ее сущностью стало понимание того, что земное существование человека ограничено всеми видами относительности: относительной добротой, относительной красотой, относительной истиной, относительной правдой, относительным знанием и т.п. Но, погружаясь в культуру духовно, человек не может ограничиться этим: он ищет абсолютную доброту, абсолютную красоту, абсолютную истину и абсолютную правду. Его знание возвышается до знания Богочеловека Христа. Но это становится возможным только тогда, если его мысль погружается во  Всемысль.

Подобный в общих закономерностях исторический процесс становления  христианства, придя   на Русь,  претерпевал   определенную трансформацию, проистекающую из специфики природно-географических  и культурно – исторических условий страны. Исследования в указанной области проводились многими учеными, среди которых можно отметить работы таких авторов как    А. И. Абрамов, С. С. Аверинцев, П. В. Безобразов, В. В. Бычков, Г. К. Вагнер, Т.Ф. Владышевская, Е. Е. Володина, Г. Д. Гачев,  А. Н. Грабар, М.Н. Громов, Л. Н. Гумилев, М. Диль, В. В. Зеньковский, С. А. Иванов, А. П. Каждан, А. А. Кириллов, Н. С. Козлов,  Г. Л. Курбатов, В. Н. Лазарев, А. П. Лебедев, И. П. Медведев, Н. В. Пигулевский, М. А. Поляковский, С. В. Полякова, Т. В. Попова, Н. В. Сухова, Н. Тальберг,  Н. С. Трубецкой, 3. В. Удальцова, Ф. И. Успенский, Л. А. Фрейберг,     С. С.Хоружий, М. Д. Шуткина, и др.

Официальная история Православной Церкви в России начинается с Владимира Великого. С этого времени в русские языческие традиции  врачевания  начали привноситься принципы христианской нравственности.  Известно, что в Византии первые христианские монастыри,  при которых организовывались больницы и медицинские школы, стали организовываться  в IV столетии. Первыми христианскими врачами считались братья-близнецы Косьма и Дамиан. Во времена Диоклетиана (284—305) они были преданы мученической смерти,  впоследствии  произведены  в  сан святых и почитаются в христианском мире как покровители врачей и аптекарей[9].

Но начала зарождения христианства  на Руси было более ранним. Первыми из русских князей, по  преданию,  крестились  киевские князья  Аскольд и Дир (867 г.). Почти через сто лет после них княгиня Ольга приняла крещение в 957 г. от  самого Константинопольского патриарха, получив  в  крещение  имя  Елена[10].  Её  сын  Святослав  христианство не принял. Время его княжения можно рассматривать как период вызревания национального мировоззрения, родственного христианству. Согласно литературным источникам, при князе Святославе (972 г.) в Киеве было уже несколько христианских храмов[11]. И хотя в научной литературе сведений об оказании ими вспоможения больным и  немощным нами не обнаружено, подобная деятельность в рамках христианского милосердия, вероятно, осуществлялась.

Литературные источники, освещающие историю предхристианского периода, свидетельствуют о том, что культура Руси исторически  развивалась  в направлении осознания единобожия. В  более  позднем сознании древнерусского человека сформировались представления о едином прародителе богов и творце мира – Роде. Это  был  не  просто  бог, а  скорее  идея  Вселенной,  включающая в себя  высшее  и  жизненно  важные  понятия  существования человека.

          Б. А. Рыбаков (Рождение Руси. М.:  «АиФ Принт», 2003)[12] отмечает,  что с  именем  Рода связан  широчайший круг понятий слов, в котором корнем является «род»:

Род (семья, племя, династия)         -                           Природа;

Народ                                              -                           родить, рожать;

Родина                                   -                          урожай.

Таким  образом, в народном сознании семья, народ, родина, природа, урожай и т.д., т.е. все то основное, чем жил древнерусский человек, воплощаются в едином художественном символе, глубоко пронизывающем  народное творчество. Это практически подтверждает подготовленность сознания  к  восприятию  единобожья, хотя процесс христианизации Руси был сложным, длительным и неоднозначным.

       Христианское учение и древние языческие представления существовали обок; в известной мере  это положение сохранилось до наших дней.    В настоящее время позиция различных  ученых  продолжает  оставаться  не однозначной. Б.А. Рыбаков в своих многочисленных исследованиях показал, что «Киевской   Руси   предшествовала   тысячелетняя    медлительная   жизнь разрозненных  славянских,  финно-угорских   и   латышско-литовских   племен, постепенно  и малоприметно совершенствовавших  свое  хозяйство  и социальную  структуру на необозримых пространствах лесостепи  и лесов Восточной Европы»[13] .

Язычество и христианство, как видно из приведенных научных источников,  воплощая  два разных типа мировоззрения, не связанных между собой преемственно,  основываются  на  чувстве  единства Вселенной  и  включенности  в  нее  человека. Исходя из принципиально разных типов миропонимания, оба направления  мысли органически связывают человека  с Землей.   Это с самого начала христианизации Руси создавало условия для  постепенного  наслаивания обоих типов мировоззрения  друг  на  друга.

В указанном  процессе,  с одной стороны,  язычество  получило  возможность  сохранения  многих  своих  традиций вплоть до настоящего времени,  а с другой – христианство адаптировалось к  языческим  понятиям и преданиям. То и другое тем или иным образом сказалось в художественном творчестве, развитие которого отразило религиозные и  просветительские  процессы  дальнейшего  времени.  Ивсе это не только определяло специфику  религиозности  народа, но и серьезнейшим образом повлияло на  обрядовые формы  христианства.

Учитывая вышесказанное, необходимо иметь ввиду, что сохранившаяся  до наших дней приверженность к древним русским обычаям проистекает далеко не всегда  из поклонения  языческому божеству.  В этом часто выражается традиционное почитание великого  нравственного  принципа  мироздания,  который  воплощался в понятии Рода и отражался во всех видах народного творчества[14].

Образные  воплощения  божественного  в  художественной культуре христианства отразили идею  искупления Земли от порабощения ее злом.Данная идея пронизала собой художественно-образный строй  древнерусского искусства  как целостной системы, обладающей своими внутренними закономерностями[15]. В них начала активно развиваться тема,  фиксирующая  различие между внешним и внутренним миром человека, т.е. всем тем, что относится к явлениям психической сферы человека, и тем, что к ней не относится. И при всем этом человек провидчески следовал за переходами чувств в мысли и мыслей в чувства, переживаний в идеи и идей в переживания. Формирующаяся при этом культура отражала многогранную сущность его души.

Подобный подход  проявился не только в древнерусском искусстве.  Существенное  значение  имел также факт того, что к концу X-го века Киевская Русь была обширной восточноевропейской страной  практически  окруженной  народами, исповедовавшими к тому  времени монотеистические религии – иудаизм, христианство, ислам:  Дунайская Болгария приняла христианство в 869 году и ввела у себя славянскую письменность, разработанную Кириллом и Мефодием; христианизация постепенно захватила Чехию, Венгрию, Польшу, на очереди оставалась Прибалтика.

         Официально принял христианство внук Ольги, Владимир. При этом, как свидетельствуют летописи, важную роль в принятии им решения сыграл эстетический фактор – богатство и красота византийского  храма[16]. Его внутреннее убранство, выполненное на основе  синтеза  искусств,   впервые объединило в себе эмоционально-духовное  содержание образа с декоративным началом. Разработанная в  иконографии образность раскрывала историю  Священного  писания. Сюжетами  росписей  стали  самые значительные евангельские сцены. 

          Декоративная  система  росписи храма превратилась в сжатую,  символически  насыщенную  формулу, в которой был важен не столько  исторический, сколько догматический смысл.  Обращающийся   к Евангелию человек попадает в иной мир, где приобщается  не к сфере волнующих  поисков,  порыва к небу, а оказывается  перед  тайной  ответа. С этим связан особый тип образности, являющийся в сущности своей окном между двумя мирами. В органичном их сочетании стала  восприниматься идея здоровья.

После крещения на Руси постепенно начало формироваться крестьянство. Своеобразие его художественной культуры, впитавшее в  себя  идею единой вселенной, постепенно трансформировалось под влиянием византийского искусства ивыступило в дальнейшем действенной силой и хранителем народной традиции (слав. крестьянин – крещенный человек)[17]. Христианские идеи глубоко проникли в сознание народа, чья культура, в т.ч. художественная, обеспечивала господство сложившихся  традиций.  Они   явились  формой  и механизмом сохранения  и  развития  социально-культурных  устоев,  а также их трансляции  через  поколения.  Художественно – образный  славянский мир, развивающийся во многом по родственным с Византией законам, на Руси стал самоопределяться в стройную систему, осознающую себя оплотом православия.

Праславянская или восточнославянская община эволюционировала в древнерусскую в условиях самоопределения русского народа как самостоятельного этноса с устойчивыми элементами древнерусской государственности и самобытной художественной  культурой. В этих условиях  начинается  процесс  развития  медицины  как ремесла[18]. На стыке с самобытней духовной и материальной культурой общества в ней проявились   специфические качества, характер и смысл определяющие логику и направленность развития культуры народа в целом. Его ментальность и нравственность являлись синтезом православной идеологии и духовно-нравственного мировоззрения древних русов. Эстетическая мысль и художественная  практика, затрагивающие все стороны жизни, ориентировались на  традиционные устои, вобравшие в себя новое, более высокое духовное содержание. Византийские эстетические элементы  приобретали специфику национальной духовности,  и  отражались во всех видах художественного творчества, в т.ч. материально-предметного[19].

В памятниках древней русской литературы, как отмечал Д.С. Лихачев,  русская земля мыслилась «не только во всей ее широте, но и как часть вселенной, во всяком случае – как часть христианского мира» [20]. Эта мысль иллюстрируется в «Хождении игумена Даниила, относящемуся к ХII веку. В древнейшем русском описании  паломничества  в  Святую землю постоянно ощущается мотив неразрывной связи Руси как целого с религиозным центром мира.

В атмосфере глубокой преемственности осуществлялся  переход от древнерусской общины к общине русской (крестьянской), который происходил постепенно, параллельно и в связи с процессами  формирования  централизованного  русского  государства в ХIV – ХV столетиях. Это был этап, охватывающий несколько столетий, на протяжении которых культура и искусство складывались непротиворечиво, наследуя мировоззренческие традиции  предков[21].

В связи с тем, что Русь времен Владимира соседствовала с народами, имеющими свою письменность и развитые религии, она стремилась войти в этот мир. При этом она осознавала себя и утверждалась как государство, представляющее собой оплот византийского христианства со сформировавшейся народной культурой и традицией. С тех  пор, вплоть  до ХХ  века, христианство, в форме православия, оставалось доминантой культуры, духовной и материальной, на территории сначала Руси, а затем – России[22].

Константинополь, воспринимающийся как новый Рим, который, подобно своему предшественнику, был раскинут на семи холмах и разделен на 14 частей, стал прообразом духовно-символического самовыражения России. На семи холмах (как третий Рим) стала восприниматься и Москва. Это не соответствует строгой действительности, но имеет большое культурное значение. Россия стремилась отразить внешние признаки византийской духовности  как  преемница  православного вероисповедания. Таким образом. Впервые в истории национальной и материальной разобщенности людей было противопоставлено духовное единство народов.

В центре Константинополя была поставлена золотая колонна, от которой расходились дороги во все направления. Подобной пространственной точкой отсчета в России стал Кремль, уникальный ансамбль которого, складывающийся веками, стал символом ее истории. При создании одного из величественных его комплексов ХIХ века – Большого Кремлевского дворца – архитектор К.А. Тон уделял особое внимание реставрации древних церквей ХV – ХVI столетий[23].

Взаимоотношения  русской и византийской культур вытекают из факта того, что  Византия — следующая историческая ступень после первоначальной апостольской общины, это отмечают в своих исследованиях  все  исследователи  православной  культуры.  Начиная с VI в., Константинополь стал бесспорным центром христианской  ортодоксии на Востоке, а после великой схизмы между Востоком  и  Западом  он приобрел первенство в православии в целом.  Благодаря этим   историческим  событияммысль о России как «Третьем Риме», т.е. православной  непрерывности и внутренней  логичности  его  развития,   вне ссылок  на  Византию невозможна. Она стала сокровищницей, т.е. собирательницей и хранительницей мировой культуры православия.

В художественном отношении  яркая образность и символика христианского  богослужения воспитывала чувство стиля у художников.  В течение столетий на традициях искусства поздней Римской  империи  сформировалось  совершенно иное по своим темам  и  языку  искусство,  обращенное исключительно к внутреннему  миру  человека  и  его  духовным  ценностям. Именно в этом  последнем  периоде  византийское  искусство  пришло  на  Русь с  ее  специфичным  чувством  священности  родной  Земли.

После падения Константинополя под ударами турок в 1453 г. христианская культура продолжала развиваться в Венеции и Сицилии, куда от турецких завоевателей бежали многие византийские мастера, на Балканах, в Закавказье и, наконец, в Древней Руси, перенесенное туда христианскими миссионерами. Для становления ее новой художественной культуры решающее значение имело творчество Феофана Грека (ок. 1340-1410 гг.)[24]. Главным источником биографических сведений о нем (Феофане Греке) является письмо ученика Сергия Радонежского Епифания Премудрого архимандриту тверского Спасо-Афанасиева монастыря Кириллу (ок. 1415 г.). Феофан Грек, приехавший на Русь из Константинополя, внес неоценимый вклад в художественное, культурное и духовное развитие Руси, принеся лучшие традиции византийского искусства. Он органически соединил их с русским искусством, став крупнейшим мастером русской живописи. Известно, что Феофан работал в Новгороде и Москве.

Согласно упомянутому выше письму Епифания Премудрого он «собственною рукой расписал много различных церквей каменных – более сорока по городам: в Константинополе и в Халкидоне, и Галате (генуэзский квартал в Константинополе, и в Кафе (Феодосия), и в Великом Новгороде, и в Нижнем)» (там же, с. 629). Однако, единственная, дошедшая до нас его работа, имеющая точное документальное подтверждение, – росписи церкви Спаса Преображения на Ильине – улице в Новгороде Великом.

Живопись Феофана отличается свободой композиционного построения, художественной выразительностью, острыми индивидуальными характеристиками изображаемых персонажей. Епифаний Премудрый, наблюдающий его работу в Москве, писал: «Никто никогда не видел его взирающим на образцы, как делают некоторые наши иконописцы, которые в недоумении постоянно в них всматриваются, глядя туда и сюда, и не столько пишут красками, сколько смотрят на образцы.

Он же, казалось, руками писал роспись, беспрестанно расхаживал, беседуя с приходящими, а умом обдумывал отвлеченное и духовное, ибо чувственными очами ума видел духовную красоту». Проникнутая глубоким философским размышлением, живопись Феофана Грека — одно из самых ярких проявлений того экспрессивно-эмоционального стиля в русском искусстве конца XIV века, который оказал огромное влияние на творчество Андрея Рублева[25].

Переходу Феофана Грека из Византии на Русь придавалось глубокое символическое значение. Это как бы переданная эстафета духового искусства в страну, которая впоследствии стала оплотом православия в мировом масштабе. Последнее слово Византии в догматическом искусстве открыло путь первым творческим силам русской культуры, связанным  с именем Сергия Радонежского. Он умер примерно за 60 лет до окончательного падения Константинополя, подготовив духовную почву для восприятия и дальнейшего истолкования православного искусства. Последнее приобрело во многом специфичный характер. Троичный день, например, является литургическим творчеством чисто русской культуры,  а  точнее – духовным  творчеством  преподобного  Сергия. В иконе Троицы Андрей Рублев явился гениальным воплотителем этого великого замысла. Заданное им направление достигло высочайших вершин  в  храмовом  искусстве и до наших дней осталось непревзойденным.

Для Руси наступило ее историческое «совершеннолетие», требовавшее включения ее в христианскую традицию культурного достояния мира. Христианство открыло для славян новый мир высоких нравственных идей любви и сострадания к ближнему и, проводя эти идеи в жизнь, впервые заговорило о призрении бедных.

И если в  античном мире богатство расценивалось в качестве безусловного  блага и неотъемлемого условия счастливой жизни, то парадоксальный  евангельский  постулат «Блаженны нищие», впервые прозвучавшая в христианстве, явились тем новым  революционным  элементом идеологии, который существенно повлиял на социальную мысль  и  социальную практику последующих столетий, вызвав к жизни понятие и феномен милосердия и благотворительности по отношению  к больным и бедным.

Церковная практика помощи с первых лет христианства до становления государственности на Руси развивалась по двум основным направлениям: помощь через монастыри – монастырская система помощи; помощь через приходы – приходская система помощи. В первый период активно развивались монастыри, получающие поддержку со стороны княжеской власти и, окрепнув экономически, монастыри становятся центрами благотворительной социальной деятельности. Подробнее история становления больничных храмов на Руси освещена в гл.2.1.

XVI век – один из самых сложных периодов в русском церковном искусстве, оставивший неоднозначный след в русской культуре. С одной стороны, век этот, особенно в первой своей половине,  остается  одним  из самых блестящих, сохраняя в основном  направлении  духовную  насыщенность,  простоту, строгость и монументальность образа; с другой стороны, уже в середине века намечается сдвиг, определяющий в дальнейшем развитие течения, которое окончательно кристаллизуется в XVII веке и постепенно приведет  к  разрыву с традицией. В послерублевский период начинает  частично  утрачиваться  духовно-смысловая  основа  образа.  Ослабевает   исихастская  напряженность,  спадает  духовный  подъем.

Спаду  духовной  жизни  и  соответствующему сдвигу в церковном  искусстве  способствуют  и  внешние исторические условия  Московской  Руси  этого  периода. С падением Византии (1453 г.) и захватом турками  Балкан намечается  постепенный процесс  переключения  Руси   из  круга  единоверных стран Восточной  Европы в сферу культуры западноевропейской[26]. Этот  процесс    разносторонне  и противоречиво отражался  на русской культуре: с  одной  стороны  светские тенденции  начали  проникать в высокую  духовность  православия,  с  другой – культура последнего стала  обогащаться  западным  опытом   взаимодействия  медицины  и  церкви.

В настоящее время, возрождая русскую культуру и пытаясь придать ей новое  дыхание,  искусство  обращается к  жизненной  объемности и смысловой  многогранности  Византийско-Русского Православия, которое  ярко  отразилась  в  самобытных  ликах  православных святых и наиболее чтимых существ ангельского мира. Их образы, воплощённые в художественных произведениях, охватывают  основной  спектр  эстетических исканий русской культуры. Это показывают уже сами наименования, принятые церковью для разных  изображений  Богоматери: Всех Скорбящих Радость, Утоление Печалей, Взыскание Погибших, Умягчение Злых Сердец и т.п. Их глубокий смысл и высокий нравственный идеал освящал все подлинные шедевры высокого искусства.

При этом остается востребованным   искусство, которое осмысливалось и развивалось  в творчестве русских философов.  Глубокий философский смысл обрели образы самоуглубленных аскетов (Антоний и Макарий Египетские,  Григорий  Синаит,  Нил Сорский), государственных мужей (Константин Великий, Владимир Святой, св. благоверный князь Александр Невский), беззащитных «страстотерпцев» (Борис и Глеб), выдающихся подвижников мысли (Григорий Богослов, Григорий Нисский, Григорий Палама) и парадоксальных юродивых (Симеон, Андрей, Василий Блаженный, Ксения Блаженная).

Наряду с эстетической выразительностью и догматическим содержанием  в  них  утвердился  культурный идеал России как символ  непреходящей истины. Как отмечает А. Афанасьев, «Вечности принадлежит духовная реальность, а времени – символ этой реальности[27]». Ряд выдающихся ученых, таких как С. А. Аверинцев, В. Ф. Асмус, М. М. Бахтин, В. В. Бычков и многие другие считают, что концентрация исследовательского внимания на символизме  церковного искусства  близка  исследованию  религиозно-эстетической  целостности[28]-[29],  что для преодоления постмодернистской раздробленносмти мышления имеет принципиальное  значение.  Но вместе с тем стратегия возрождения русской художественной традиции не может быть объектом противоречий между людьми, придерживающимися разных мировоззренческих идеологий. Специфика  исторического развития культуры ХХ го века свидетельствует о  глобализации  процессов  художественного  творчества [30]-[31].

Целостному мировоззрению присуще стремление к  проникновению  в  сущность  мира,   художественное  видение явлений  пронизано  религиозным  сознанием,  его  идеями. Таково, например, творчество  А. А. Иванова, стремящегося в картине «Явление Мессии народу» воплотить в художественно-образной форме всю сущность Евангелия. Идею картины, возникшую в его сознании в 1833 году, он воспринял как дар Божий, посланный ему Провидением. Столь характерная для православия потребность соединить Божественное и человеческое, небесное и земное, преобразить все естественное и самобытное, воплощается в художественном  творчестве через понимание единства земного и небесного, его жизненном осуществлении. Здесь нет сборника законов, но есть цель, к которой человек должен стремиться[32].

Отсюда вытекает особое значение культового аспекта в православном понимании храмового искусства, где культ является не условно-символическим действием, подобным светскому обряду, но «мистическим» актом сочетания начал Небесного и земного мира. В этой ситуации художественный образ иконографических сюжетов открывает перед человеком живущий в нём дух. И здесь неизбежно вступает в силу канон, поскольку «… всякое совершенство трудно изобразимо  для  человеческого  искусства,  которое располагает лишь относительными средствами, так сказать, светотени и для передачи  индивидуальной формы пользуется деформацией… Но тело Спасителя  в  этом смысле не индивидуально, потому что оно всё – индивидуально или сверхиндивидуально, или абсолютно-индивидуально. В его свете нет теней, в его гармонии нет диссонансов, в его тени нет деформации, и потому обычные изобразительные средства, средства искусства здесь изнемогают. Тем не менее, человеку дано иметь своё видение Христа, и он ищет Его образа (может быть и вообще-то ничего другого не ищет – сознательно или бессознательно, – изобразительное искусство). Как всё – индивидуальность, лик Христов, хотя и не равняется никакой отдельной индивидуальности, однако, все их в Себе содержит, или, наоборот, в каждом человеческом лице в силу человечности его имеется причастность к человеческому лику Христову»[33].

С таких позиций С. Булгаков рассматривал иконописный образ. В самый решительный момент кризиса русской культуры начала прошлого века он отмечал, что в храме выражается стремление человека  быть  причастным  вечности, через богословско-мистическую сосредоточенность искать не внешнего знания, а способов сокровенного приобщения к истине, духовного зрения, интуитивного видения. В этом заключается квинт-эссенция любой подлинной культуры, ее сущность.

Внутренняя среда храма достигает своего назначения, если она способна сосредоточить на себе интеллектуальный и духовный потенциал  человека. Здесь  изображение определяется как образ, т.е. изображение относится к действительно существующему по принципу подобия. Ни художественные формы, ни вещественные среды в организации храма не случайны. То и другое в искусстве   связано  с  художественным  замыслом [34].

---