Автор(ы) статьи: ПОЙЗНЕР Б.Н. СОСНИН Э.А.
Раздел: СОЦИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

университет, триада функций университета, антропологический поворот

Аннотация:

Авторы считают причиной духовного упадка классического университета в России радикальный антропологический поворот, постоянно набиравший скорость и силу после революции 1917 г.

Текст статьи:

В старые благородные времена лучшие души России равнялись

на Запад в стремлении догнать и перегнать Европу духа.

Страсть эта передалась впоследствии вытравившим их лакеям,

разумеется, в соответствующей редакции: обгонялась уже

не духовная Европа, а мясо-молочно-кукурузная Америка.

Равнение на западный дух уступило место равнению на западное брюхо.

Карен Свасьян, 1995

 

<…> в России иллюзией является традиция (или традиции),

а актуальной реальностью – комплекс чисто материальных целей.

Димитрий Сегал, 2006

 

Триада функций университета. Как известно, немецкое слово Universität происходит от латинского universitas – целость, совокупность. Первоначально любое сообщество, объединённое горизонтальными коммуникациями, называлось universitas [1, с. 57]. С позиций социальной синергетики и информатики университет – саморазвивающаяся организация, которой свойственна триада взаимосвязанных генеральных функций:

a) образовательно-воспитательная, формирующая человека, способного воспроизводить комплексы сложных культурных образцов и творить новые;

b) исследовательская, создающая новое знание и методы его получения;

g) функция поддержания, репродукции, развития кадрового состава, организационной структуры, материально-технической базы, педагогических методик, исследовательских методологий и технологий [1, с. 17]. Естественно, «преподавательский состав, который работает в высшей школе, составляет её главное богатство и её главный потенциал» [2, с. 4]. Но отвечает ли духовное состояние преподавателей классического университета его миссии в современной России? Вопрос этот составляет ядро университетской рефлексии, если так можно назвать постоянное и пристальное вглядывание в изменяющегося человека университета [3].

Классический университет (как организация, обеспечивающая указанные функции) возникал минимум трижды. Впервые – во второй половине V в. до н.э. как школа софистов в Афинах [4, с. 78]. Позднее, в 533 г., – в форме Академии Гондишапура (на юге Ирана) [5, с. 79–99]. И вновь – в конце XII в. – из старых образовательных центров: в Болонье (1158), Париже (1200), Оксфорде, Монпелье [6, с. 544–552]. Значит, университет – весьма совершенное социальное изобретение, которое устойчиво самовоспроизводится в разнообразном социокультурном окружении. Оно преодолевает даже террор и стеснения оккупационного и тоталитарного режимов: вспомним деятельность подпольных университетов в Польше 1939–1950-х гг. и существование в СССР некоторых научных школ под прикрытием идеологической лояльности. 

О границах между университетом и обществом. Дефиниция «классический университет» – сложный двойной концепт. Выявление и систематизация его смыслов в диахронном, синхронном и других планах есть самостоятельная задача. Вероятно, томская конференция 2007 г. уточнит её постановку. С дискуссией о критериях «классичности» связан вопрос о роли границ между университетом и его социокультурным окружением.

Мы рассматриваем университет как самоорганизующуюся систему, эволюционирующую в изменчивой среде. Подчеркнём: открытая система воспроизводит себя, если у неё есть границы, которые отделяют её от среды.

Очевидно, что успешность образовательно-воспитательной деятельности – один из критериев «классичности» университета. По этому критерию расцвет его пришёлся на финал русского культурного ренессанса, т.е. на рубеж XIX–XX вв. (обычно называемый неоднозначным термином «Серебряный век» [7]). Этот период возрождения стал стимулом – и кульминацией – развития отечественного классического университета, а он, в свою очередь, укреплял социальную базу ренессанса. Сфера влияния университета на российское общество, хотя и расширялась на волне возрождения, всё же не успела достичь должного размаха в ситуации социокультурной раздробленности и «пустотелости» нашей монархии.

Нам кажется, что русское возрождение и классический университет решали общую сверхзадачу, вероятно, тогда никем не артикулированную. Сверхзадача эта – консолидация «пойкилокультурной» империи (от др.-греч. poikiloV – пёстрый, разнообразный, запутанный, хитросплетённый). В огромной стране то потаённо, то явно проявлялась тенденция к дезинтеграции, к мятежной дезорганизации. Бесспорно, среди двигателей этой тенденции – разношёрстные культуры субкультур. Вот некоторые из них.

– Этнические, например украинская, белорусская, татарская, немецкая, еврейская, цыганская, грузинская.

– Религиозные, социальные, профессиональные, маргинальные, скажем, субкультура старообрядцев, сектантов, среднеазиатских мусульман, военных, мастеровых, торговцев, богемы, прислуги, уголовников.

– Территориальные и локальные субкультуры: поморская, казацкая, одесская, переселенческая, сибирская, забайкальская и т.п.

В идеале это – «цветущая сложность» (К.Н. Леонтьев), очарование империи. Но в действительности – предпосылка к разобщению, к разлому социальной конструкции по субкультурным членениям и «швам».

Официально интеграция разнородных субкультур была возложена на Русскую православную церковь. Первая мировая война означала fiasco, которое потерпела интеграционная миссия христианства в Европе. Аналогично, ожесточённая гражданская война в России и последующие события в ней знаменовали провал консолидирующей стратегии русского православия. Выявляя причины слабости (до)революционного общества, Ф.А. Степун утверждал: победа большевиков «доказывает немаловажное – что ещё в двадцатом столетии мифы являются силой, образующей историю» [8, с. 95]. XXI столетие этот тезис отнюдь не опровергает. Более того, с начала 1990-х гг. по разным поводам повторяют горестный вывод П.Я. Чаадаева о фундаментальном нигилизме соотечественников: «<…> мы не храним в наших сердцах ничего из тех уроков, которые предшествовали нашему собственному существованию» (цит. по [9, с. 367]). Шумный восторг части населения (демонстрирующей средневековый фетишизм) по поводу возведения и ремонта храмов, часовен etc., который разделяет власть и раздувает пресса, подтверждает диагноз П.Я. Чаадаева: неудача христианизации обитателей Руси / России нами не учитывается, не изучается. Так не лучше ли было средства из казны, 15 лет расходуемые на нужды РПЦ, к которой принадлежат лишь около 5% россиян, пустить на развитие государственных университетов?

С первых шагов русского ренессанса, символ которого – Пушкин и его творчество, соперником церкви на поприще духовного объединения народов России становится наша классическая литература и – шире – русский язык. Так, у Андрея Белого главное действующее лицо «Серебряного голубя» (1909) наделяет «крепкие, смольные русские слова» чуть ли не харизмой, определяя их значение ёмким неологизмом духомётные. Герой убеждён: «<…> если ты русский, будет у тебя красная на душе тайна, и что липкая смола твоё духомётное слово; виду у него нет, а привязывается, и дух от слова идёт благодатный, приятный <…>» [10, с. 562–563].

В ренессансно-интеграционном контексте миссию университета естественно связать с феноменом петербургского аполлинизма. Этот термин образован от имени Аполлона – древнегреческого бога света и водителя Муз. По выражению В.Н. Топорова, аполлинизм – начавшаяся в XVIII в. мотивация в развитии духовной культуры России. Он воплощается в принципе наиболее совершенной организации, чувстве меры, гармонии, в жанрах художественного, в ratio, (само)познании, самоопределении, самоконтроле [11, с. 7–9, 236]. Но в мифе у Аполлона есть противник: дракон Пифон (Puqwn) — олицетворение тьмы, хтонических сил (от др.-греч. cqonioV — земной, туземный, подземный). И вот что важно для нашей темы: в начале 1918 г. Александр Блок распознал наступление «пифонической» эпохи [11, с. 13–22]. Пожалуй, нынче её brand – антиинтеллектуализм.

Насколько можно судить, между дореволюционным университетом и пойкилокультурным обществом лежала граница, подобная очищающему фильтру либо биологической мембране: она была почти непроницаема для культурного воздействия полу- и необразованной массы, находившейся снаружи. Наоборот, выходцы из простого народа, попадая в орбиту университетской жизни и принимая дотоле не известные им нормы, изменялись в ценностном, мировоззренческом и других отношениях. Из мемуаров известно, что стимулом такой метаморфозы были импозантные фигуры профессоров и университетская атмосфера, определяемая их присутствием. Недаром в те годы в аристократических и образованных кругах бытовала дефиниция: интеллигент – это сын сапожника, окончивший университет.  Здесь сословное высокомерие парадоксально сочетается с пиететом перед университетом. Значит, университет обладал метаболическим потенциалом (от др.-греч. metabolh – перемена; изменчивость), что позволяло «переварить» и облагородить простолюдина, а не только обучить его профессии.

Среди ярких деятелей русского ренессанса доля таких фигур показательно велика. Так, Питирим Сорокин, родившийся в крестьянской семье в 1889 г. («среди народа коми, или зырян» [12, с. 11]), блестяще завершил обучение в Петербургском университете, был оставлен при нём для «приготовления к профессорскому званию». В качестве магистерской диссертации он написал труд «Преступление и кара, подвиг и награда» (1913) [12. 64, 68], до сих пор остающийся классическим. Закономерно, что позднее в «Системе социологии» П.А. Сорокин разработал положение: образование есть социальный лифт, поднимающий индивида в более высокую страту.

Надо подчеркнуть: заслуга той профессуры – критика и неприятие побочных продуктов ускорявшейся социальной эволюции. Тем самым, воздвигалась незримая «санитарная» граница. Она изолировала университет от общества, насыщавшегося цивилизационными отходами и культурными отбросами (часть их исследовал П. Слотердайк [13]). Потому-то университет мог развить – de nihilo – полноценную и плодотворную личность. Классический университет реализовал гуманистический императив русского возрождения: повышать «акции личности в истории». Экономическую метафору человеческой ценности мы заимствуем у О. Мандельштама. Подводя итоги русской революции, мировой и гражданской войны, поэт – вслед за А. Блоком – констатировал смену ценностной парадигмы, т.е. приход неклассического времени. Вот его главная примета: «<…> когда мы вступили в полосу могучих социальных движений, массовых организованных действий, <…> акции личности в истории падают <…>» (1922) [14, с. 273].

Интервенция массовой культуры и университет. А каков в наши дни университет на Западе? Обратимся, например, к американскому лингвисту Ноаму Хомскому. Его лекция [15] в Университете Сиены (1999) посвящена субъектам «сознательного и хитроумного манипулирования организованными привычками и мнениями масс». Он критикует образовательно-воспитательную функцию университета: «Манипулирование мнением – это обязанность СМИ, профессиональных журналов, школ, университетов и вообще образованных классов. Задача манипулирования привычками и поведенческими установками выпадает на долю популярного искусства, рекламы и огромной индустрии пиара. Её цель, пишут лидеры бизнеса, – “упразднить вековые обычаи”». Тем самым, простодушных людей принуждают сосредоточивать внимание на «поверхностных вещах, которые составляют большую часть потребительской моды». В итоге люди принимают «свою обессмысленную и подчинённую жизнь». Отказываясь от самостоятельности, они доверяют свою судьбу «умным меньшинствам, секулярному священству, которые служат власти и реализуют власть <…>» [15, с. 263–264]. A propos, удачный термин «секулярное священство» предложил Ис. Берлин, чтобы раскрыть социокультурную роль «коммунистов-интеллектуалов, оправдывавших государственную религию и преступления власти» [15, с. 254]. Они-то и царили в советских университетах.

Но справедлива ли для современной ситуации в России оценка роли университета, данная Н. Хомским?  Допустим, что нет. Это значит, что имеется барьер, труднопреодолимая граница между сферой, где производят, пропагандируют, транслируют всевозможные продукты массовой культуры, т.е. плебейское начало в человеке поощряют, закрепляют, тиражируют, и пространством, в котором строится работа университета, «сублимирующая» плебс. Если констатация Н. Хомского к нам не относится, это значит, что сегодня университет есть некое антитело в общественном организме, которое эффективно вырабатывает иммунитет против деятельности любых корпораций, использующей суггестию [16, с, 17], нацеленных на манипулирование сознанием и поведением. Это значит, что в нашем не очень здоровом обществе университет действует подобно лечебно-профилактическому учреждению, противостоя социальной патологии [18].

Увы, в реальном университете иная картина. Слишком мал культурный градиент между контингентом преподавателей и носителями массового сознания. Оно сплавлено из фрагментов всяческих мифологий, недостоверной истории, низкопробной публицистики, рекламируемых стилей жизни и ценностей в эпоху глобализации, эталонов искусства и эстетических норм, рассчитанных на простонародный вкус, etc. Идущая капитализация  образования придаёт отношениям педагога со студентом клиентальный характер. А по законам рыночной конкуренции клиенту надо угождать…

В чём стратегический просчёт современного российского университета, объявляющего себя классическим? Возможно в том, что он не обращается на деле к традиции петербургского аполлинизма, не выступает в обществе как воинствующий и квалифицированный оппонент массовой культуры, не критикует её производителей, распространителей, потребителей [18].

Стоит ли удивляться, что в российском университете «пифоническое» начало преобладает над культом Аполлона? Вспомним, какое поражение русскому возрождению, а заодно и петербургскому аполлинизму нанесла Октябрьская революция. Она повлекла сеть социокультурных катастроф. 1922 год, когда большевики наладили экспорт отечественных учёных (пароходами в Германию), видится временной границей. За ней остался университет, чья «классичность» – по гамбургскому счёту (каламбурно и буквально). «Русский бред», который прозрел А. Блок в 1918 г. [11, с. 13–22], имел вскоре – одной из своих форм – большевицкую «пролетаризацию вузов». Старые кадры стали вытесняться теми, кого Андрей Белый (в 1909 г., но словно он застал эпоху глобализации и сети Интернет) нарёк «интеллигентным плебсом всего мира» [19, с. 75]. А там пошли в университет любые фигуры, угодные партийной власти. Самовоспроизводство доброкачественной профессуры расстроилось. OcloV занял студенческие скамьи. В вечном поединке Пифон стал теснить Аполлона. У остатков профессуры нашлись ученики, обеспечившие успехи науки в 1940–1950-е гг. Но ученики учеников утратили дореволюционную традицию, и университет превратился в суррогатную alma mater.

С конца 1950-х гг. ощутимый признак (и фактор) потери метаболического потенциала – разрушение лингвистической границы между университетом и улицей. Конечно, это явление носило весьма масштабный и необратимый характер. На его истоки указывает М.О. Чудакова: «Давно состоявшаяся у миллионов выходцев из деревни замена исконной речи тем, что Зощенко назвал в середине 20-х годов “обезьяним языком”, стала сказываться и на речевом поведении других слоёв населения» [20, с. 498] (о позиции М. Зощенко см. [9]).

Показатель детрадиционализма и антиинтеллектуализма в университете наших дней – его «отлучение от слова», «отлучение от истории». Согласно логике О. Мандельштама, такое отлучение есть срыв в нигилизм [21, с. 222]. За полвека лексика и дискурс преподавателя вплотную приблизились к бытовому просторечию, клише, размножаемым СМИ, сленгу микроцефалов, арго уголовников. И это отнюдь не вкусовой плюрализм: ведь отсутствует полюс высокой нормы. А косноязычие студентов реципрокно ослабляет их мышление.

О (не)восстановимой «классичности». На наш взгляд, сегодня вернуть метаболические возможности университету мешает неблагоприятный культурно-исторический фон, который «играет на понижение» акций человека. Во-первых, очередная смена доминанты картины мира (термин В.Б. Мириманова), знаменательная тем, что осуществилось самовыдвижение человека в центр картины мира или даже вторжение его туда [22]. Во-вторых, почти одновременно идёт дрейф в сторону «предельных антропологических проявлений». Согласно С.С. Хоружему, оно взаимно усугубляется свободной активностью «Человека, саморазвёртывающегося и самореализующегося» [23. 8]. В-третьих, прогресс в области коммуникаций и технологий суггестии делает молодого человека уязвимым перед интервенцией информационных систем [15; 16]. В-четвёртых, остро проявляются диверсификация форм и самоускорение социокультурной эволюции [24, с. 180–223; 25, с. 24–85; 26].

Значит, растёт влияние её побочных продуктов. Духовное оскудение России углублено отступлением книжной культуры – «под натиском ширпотреба» (И. Бродский, 1994) [27]. Засилье кича в литературе, искусстве, дизайне, СМИ взаимно усиливается ускоряющимся распространением пошлого вкуса во всех слоях российского общества. В литературе этот процесс укрепляется, и подгоняется ещё превращением малообразованного, «серенького» читателя в такого же автора – графомана: «В итоге заурядность не просто порождает заурядность, старательно её культивирует!» [28, с. 164]. Эстетические и этические параметры нашего социума на заре третьего миллениума демонстрируют немало параллелей с началом 1860-х годов. После отмены крепостного права в российском общественном сознании формируется концепт нигилизм [29]. И чем ближе к нашим дням, тем богаче собрание исторических фактов, которые демонстрируют нигилизм демоса: различные его градации, формы, взаимодействие с русским менталитетом. Возможно, старшим братом нигилизма следует считать социофобию (людобоязнь – в переводе М.Н. Эпштейна). Её носитель – «маленький человек», претерпевший эволюцию, вектор которой становится понятным, если сравнить литературных героев Н. Гоголя (1842), А. Чехова (1898), А. Платонова (1929). На линии этого вектора оказываются святые отцы и вожди коммунизма. Его господство в СССР сопровождалось эпидемией социофобии [30, с. 194–195, 201–202] и захватом «маленьким человеком» социокультурной авансцены [9; 20]. Русский нигилизм и университет, университет и «маленький человек» – темы рефлексивного плана. Университетскую же публику отвлекают схоластическими спорами: какой вуз надлежит называть инновационным, исследовательским, генеративным etc.

Но надо ли реставрировать «классичность» университета, восстанавливать дело аполлинизма? Да – если желаем затормозить одичание народа, податливого в области морали [9]. Правда, успех маловероятен. Ведь от членов universitas требуется испытать эпистрофический порыв (от др.-греч. epistrojh — обращение, поворот), т.е. стремление к изначальной целостности, к тому, что называют плерома (др.-греч. plhrwma — полнота, обилие, множество). Категория epistrojh (по Ю.А. Шичалину) раскрывает способ бытия по отношению к более высокому началу [31, с. 9–10]. Возможно, тогда возник бы импульс к самоочищению университета. Мы имеем в виду гипотезу М.Н. Эпштейна: в основе жизни и культуры лежит самоочищение [32, с. 388–395].

А первый шаг, наверное, – «дезидентификация», или  растождествление, по К. Свасьяну. У него «растождествление – тяжёлая работа сознания, отдирающего от себя всё, что к нему прилипло; вахта негативного среди праздника простодушия и поддакивания; если телега жизни рано или поздно начинает буксовать в налаженности форм и способов понимания жизни, выражаемых коротким сигналом “о’кей”, то приходится, чтобы не потерять в себе человека, впрягать в неё волов, смогших бы вытянуть её из дерьма общезначимостей». Философский манифест К. Свасьяна заслуживает внимания. В частности, он призывает растождествляться «со всем, что есть общего в ассортименте привычек ума и воли, а главное, со всеми теми словами и представлениями, с которыми современному человеку приходится как раз отождествлять себя, чтобы иметь шанс на культурную и социальную прописку». Аполлинизму соответствует медицинская семантика у К. Свасьяна: «растождествления – дезинфекция, дезинсекция, дезактивация сознания, запрограммированного автоматизмами, всё равно какими <…>» [33, с. 9].

Но приучить человека к такой гигиене сознания всегда было творческим идеалом самоотверженных тружеников классического университета.

PS (из ответов В.В. Васильковой, В.Г. Ланкину, Д.Л. Ситниковой в дискуссии на Всероссийской научной конференции «Классический университет в неклассическое время» в Томском университете 27–28 июня 2007 г.). Конкуренты университету (в борьбе организаций за людской ресурс [16, с. 94–104]) – структуры, предоставляющие  образовательные услуги (не претендуя на метаболическое действие) и субкультуры, вербующие себе сторонников. Пусть сегодня пресловутый сын сапожника (или генерала – неважно, если оба отштампованы массовой культурой) поступил в университет. Для антропологического (а не только карьерного) успеха студента необходимы два условия.

1) Под влиянием предъявленных университетом культурных образцов, репрезентирующих мир, он в состоянии изменить свой индивидуальный стиль («способ переживания субъектом жизни» [34, с. 21]) и способы деятельности.

2) В университете (оснащённом информационными технологиями и ТСО [1, с. 121–129]) задают тон живые лица: авторитетные носители и волевые создатели культурных образцов высокого стиля [1–3; 26; 35].

Первое-то условие выполнимо хотя бы статистически. А второе? Жертвуя политкорректностью, признаем: оно выполнимо лишь как социокультурное чудо. Ведь по шкале «аполлиничность – пифоничность» [11, с. 22] эволюция российских поколений давно идёт под знаком системной деградации. Следовательно, в университетском (а также общественном) «тексте» профессор 2007 года и профессор, допустим, 1907-го – омонимы.

 

 

Литература

 

1. Соснин Э.А., Пойзнер Б.Н. Университет как социальное изобретение: рождение, эволюция, неустойчивость. — Томск: Изд-во Том. ун-та, 2004. — 184 c.

2. Высшая школа России с позиций нелинейной динамики: Проблемы, оценки, модели / М.Н. Стриханов, Д.И. Трубецков, А.А. Короновский, Ю.П. Шараевский, А.Е. Храмов. — М.: ФИЗМАТЛИТ, 2007. — 192 с.

3. Пойзнер Б.Н. Человек университета // Alma mater (Москва). 1993. — № 2. — С. 12–14.

4. Марру А.-И. История воспитания в античности (Греция). — М.: «Греко-латинский кабинет» Ю.А. Шичалина, 1998. — 426 с.

5. Свасьян К.А. Становление европейской науки. — М.: Evidentis, 2002. — 436 c.

6. Словарь средневековой культуры / Под ред. А.Я. Гуревича. — М.: РОССПЭН, 2003. — 623 с.

7. Ронен О. Серебряный век как умысел и вымысел. — М.: ОГИ, 2000. — 152 с.

8. Степун Ф.А. Ленин (1930) // Вопросы философии. 2002. — № 8. — С. 93–97.

9. Сарнов Б. Случай Зощенко: Пришествие капитана Лебядкина. — М.: Эксмо, 2005 – 704 с.

10. Белый А. Серебряный голубь // Соч. В 2-х т. Т. 1. Поэзия. Проза / Вступ. статья, сост. и подгот. текста В. Пискунова. — М.: Худож. лит., 1990. — С. 377–644.

11. Топоров В.Н. Из истории петербургского аполлинизма: его золотые дни и его крушение. — М.: ОГИ, 2004. — 264 с.

12. Сорокин П.А. Дальняя дорога: Автобиография / Пер., общ. ред., предисловие и примеч. А.В. Липского. — М.: Моск. рабочий; ТЕРРА, 1992. — 303 с.

13. Слотердайк П. Критика цинического разума. — Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2001. — 584 с.

14. Мандельштам О.Э. Конец романа // Собр. соч. в 4-х т. Т. 2: Стихи и проза 1921–1929 / Сост. и комм. П. Нерлер, А. Никитаев. — М.: Арт–Бизнес–Центр, 1993. — С. 271–275.

15. Хомский Н. Секулярное священство и опасности, которые таит демократия // Хомский Н. О природе и языке. — М.: КомКнига, 2005. — С. 254–268.

16. Соснин Э.А., Нургалеева Л.В., Пойзнер Б.Н. Информационные системы и человек: принципы взаимодействия: Учеб. пособие. — Томск: Том. гос. ун-т, 2004. — 120 с.

17. Субботина Н.Д. Суггестия и контрсуггестия в обществе. — М.: КомКнига, 2006. — 208 с.

18. Пойзнер Б.Н. Университет против социальной патологии // Высшее образование в России. 2004. — № 3. — С. 91–95.

19. Бугаев Б. На перевале. XIV. Штемпелёванная культура // Весы. – 1909. – № 20. 9. – С. 72–80.

20. Чудакова М.О. О советском языке и словаре советизмов (Тезисы) // Тыняновский сборник. Выпуск 12: X–XI–XII Тыняновские чтения. Исследования. Материалы. — М.: Водолей Publishers, 2006. — С. 491–503.

21. Мандельштам О.Э. О природе слова // Собр. соч. в 4-х т. Т. 1: Стихи и проза 1906–1921 / Сост. и комм. П. Нерлер, А. Никитаев. — М.: Арт–Бизнес–Центр, 1993. — С. 217–231.

22. Пойзнер Б.Н., Соснин Э.А. Смена доминанты картины мира с точки зрения теории самоорганизации // Порядок и хаос в развитии социально-экономических систем: Материалы 2-го научного семинара «Самоорганизация устойчивых целостностей в природе и обществе». — Томск, 1998. — С. 91–94.

23. Хоружий С.С. Очерки синергийной антропологии. — М.: Ин-т философии, теологии и истории св. Фомы, 2005. — 406 с.

24. Эвери Дж. Теория информации и эволюция. — М.–Ижевск: НИЦ «РиХД»; Ин-т компьютерных исследований, 2006. — 256 с.

25. Хайтун С.Д. Социум против человека: Законы социальной эволюции. — М.: КомКнига, 2006. — 336 с.

26. Сегал Д.М. Куда ж нам плыть? // Сегал Д.М. Литература как охранная грамота. – М.: Водолей Publishers, 2006. С. 899–935.

27. Пойзнер Б.Н. Феномен харизмы и письменная культура // Невский библиофил: Альманах. Вып. 12. СПб.: Сударыня, 2007. С. 21–37.

28. Суворов О.В. Феномен графомании как результат «восстания масс» // Вопросы философии. 2008. № 5. – С. 160–165.

29. Зубов В.П. К истории слова «нигилизм» // Избр. тр. по истории философии и эстетики. 1917–1930 / Сост. М.В. Зубова. – М.: Индрик, 2004. – С. 385–400.

30. Эпштейн М.Н. Маленький человек в футляре: синдром Башмачкина–Беликова // Вопросы литературы. 2005. Ноябрь – Декабрь. – С. 193–203.

31. Шичалин Ю.А. Epistrofh, или Феномен возвращения в первой европейской культуре // Шичалин Ю.А. Античность – Европа – История. — М.: «Греко-латинский кабинет» Ю.А. Шичалина, 1999. — С. 5–64.

32. Эпштейн М.Н. Самоочищение. Гипотеза о происхождении культуры // Эпштейн М.Н. Знак пробела: О будущем гуманитарных наук. – М.: Новое лит. обозрение, 2004. С. 371–398.

33. Свасьян К. Растождествления. – М.: Evidentis, 2006. – 536 с.

34. Устюгова Е.Н. Стиль и культура: Опыт построения общей теории стиля. – СПб.: Изд-во С.-Петербург. ун-та, 2006. – 260 с.

35. Зёрнов В.Д. Записки русского интеллигента / Публ., вступ. ст., коммент. и указ. имён В.А. Соломонова; Под ред. А.Е. Иванова. – М.: Индрик, 2005. – 400 с.

 

Автор(ы) статьи: Редкозубова О.С.
Раздел: СОЦИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

смех, смеховая культура, обыденность, фамильярность, студент.

Аннотация:

в статье рассматривается значмость и функицональные особенности смеха в культуре и смеховой культуры, представленную в обрядово-зрелищных формах, словесных произведениях и фамильярной речи.

Текст статьи:

Необходимость изучения многообразных форм человеческой жизнедеятельности делает важными исследования  форм  проявления смеха в ней. Следуя традициям ее изучения М.М. Бахтиным, отметим, что он представлял смеховую культуру как сплав трех составляющих: обрядово-зрелищных форм, словесных произведений и фамильярной речи, противостоящих официальной идеологии эпохи; все эти составляющие, по сути, представляют собой особые формы хранения и передачи информации о социокультурных ценностях.

Одновременно с этим, смех можно рассматривать как понимание того, каким образом можно решить данную проблему и найти выход из ситуации. То есть,  смех есть реакция на проблему, легко разрешимую и не представляющую не­преодолимой опасности. В студенческой жизни это часто встречается:  студенты, пытаясь скрыть свою неготовность к занятиям, прибегают к смешным ситуациям, анекдотам  и  просто выходят из неловких и каверзных ситуации посредством смеха.

В силу этого особые свойства человека, обладающего пониманием, значительно больше, чем знания, это природные свойства личности, наделенной чувством юмора. Известно, что можно знать шутку, но не понимать ее: в силу этого, в основе смеха лежит нечто большее, чем только знание. Смех, таким образом, должен определяться через принципиально иную категорию, которой, собственно, и является кате­гория понимания.

Многочисленные исследования смеха демонстрирует принадлежность его к ряду истори­чески выработанных и регламентированных форм социального действия, пред­ставляющих свои мировоззренческие ориентиры и культурные ценности. Это положение дает основания для выделения особой смеховой культуры, т.е. части общечеловеческой культуры, рассматривающей действительность сквозь призму смеха и комического.

Понимание является творческим процессом — приращение нового знания предполагает созидательную работу мышления, рефлексию и планирование, умение найти нечто общее в разнородных явлениях. На том же принципе осно­ван и смех — единство процессов остроумия и творчества.

Важной характеристикой смехового понимания является биологичность. Михаил Бахтин говорит о понимании как о сочетании двух сознаний. При этом всякий объект познания проявляется как нечто персонифицированное: «Мертвая вещь в пределе не существует, это — абстрактный элемент (условный); всякое целое (природа и ее явления, отнесенные к целому) в какой-то мере личностно». Собственно в этой диалогичности понимания и коренится общепринятый тезис, согласно которому можно смеяться только над человеком и человеческим; смех существует только в диалоге личностей.

Понять адекватно любой культурный текст (в широком значении) — значит понять его контекст — исторический, религиозный, моральный, политический, научный и т.д.  Ученый В.В. Ильин  пишет, что понимание «связано с таким приобщени­ем к смыслам человеческой деятельности, когда сознание начинает резониро­вать в вещах, а вещи выступают как вещание, раскрывая свой смысловой по­тенциал, удостоверяемый культурно-историческим, социальным опытом». Именно поэтому, хотя юмор и является общим достоянием человечества, его специфические проявления, например, национальные или профессиональные невозможно понять без предпонимания социальных и культурных смыслов, на которых он основан. Трудно понять студенческий юмор, ни живя и ни вращаясь в университетской жизни.

На основании всего можно сделать вывод о том, что смех является специфическим выражением понимания.

В условиях формирования информационного общества актуальной исследовательской проблемой становится вопрос о сущности, механизмах, возможностях и пределах взаимопонимания.  Чрезвычайно важны эти позиции в студенческой среде. Смех и смеховая культура, прежде всего — коллективное понятие и занятие, в которую они (студенты) включаются при всяком удобном случае; по своей природе смеховая культура  является ярко выраженным социокультурным явлением, выполняющим коммуникативную функцию. Коммуникация в студенческой среде чрезвычайно насыщенная. Так как молодежный возраст – это возраст общения, новых знакомств, обретение друзей и различных эмоций.

Цель студенческого взаимодействия — взаимопонимание, единые и согласован­ные действия всех членов общества. Для человека, включенного в общий про­цесс достижения цели, смех будет символом приятия и единения; для того, кто невольно тормозит этот процесс, ввиду чрезмерной педантичности, глупости и т.д., смех будет выражением неприятия и своеобразной, но действенной попыт­кой перевоспитания.

Смех и его разнообразные виды, как в условиях различных культур, так и в рамках одной культуры или социума несут некоторую информацию, сопровождаются определенными знаками, имеющими значения и смыслы, которые расшифровываются и принимаются или отвергаются окружающими. Это дает основание говорить о смехе как коммуникативном процессе, в ходе которого устанавливается (или не устанавливается) взаимопонимание между субъектами коммуникации.

Анекдот, остроту, шутку и т.п., что вызывает смех или улыбку, можно назвать объектом смеха. Коммуникантов, участвующих в смеховом процессе, т.е. шутников, пытающихся вызвать смех, и их слушателей, принимающих или не принимающих шутки, – субъектами смеха. В некоторых случаях объект и один из субъектов смеха могут совпадать, например, клоун, пытающийся вызвать смех над собой. Между субъектами смеха устанавливаются отношения понимания (взаимопонимания), когда они включены в единое смысловое поле, позволяющее им примерно одинаково истолковать заложенный в объекте смеха или приписанный ему смысл. Поскольку понимание всегда субъективно, ибо определяется индивидуальным полем смыслов, не вполне совпадающим с общим смысловым полем, возможна множественность и даже альтернативность пониманий как следствие осмысления объекта смеха различным образом, в частности, в различных социокультурных традициях, нравственных нормах, идеологических клише и т.д. Поэтому рискнем утверждать, что понимание объекта смеха всегда имеет место, поскольку субъект всегда приписывает той или иной смысл объекту смеха.

Объект смеха, сам смех и его характер определяются в целом социально-культурными условиями, задающими некоторое смысловое поле, в рамках которого осуществляется понимание объекта смеха.

Одно и то же явление может быть очень смешным в одной культурной эпохе и не быть таковым – в другой. Нынешние читатели очень удивляются, узнавая, что современники Пушкина весело смеялись над фразой в «Евгении Онегине»: «На кляче тощей и косматой сидит форейтор бородатый», и приходится долго растолковывать, что же здесь смешного, кто такой форейтор и почему он был бородатым, хотя таковым быть не должен (расписать, в чем дело) В различных социальных группах или разных социально-исторических условиях также имеют место неодинаковые смеховые реакции на объект смеха, а порой выявляются различные, в том числе не смешные, уровни понимания смешной ситуации. Примером может служить типичный образ студента, который пришел на зачет или экзамен не подготовленным. Свое незнание студент может вуалировать эпатажной одеждой, видимостью тяжелой болезни, страдальческим рассказом о чрезвычайно бедственном положении семьи и мн. др.  В том случае, если он проведет экзаменатора своими экзерсисами, то в поле зрения смеха попадает именно последний, а удачливый «ловкий» студент приобретает ореол «ловкача», который «обвел» его «вокруг пальца».

После этого, студент может смеяться в одиночестве, вспомнив выигрышную для себя ситуацию, или прочитав анекдот, или увидев некий другой объект смеха. Однако и в этом случае налицо коммуникация и процесс понимания и взаимопонимания по поводу объекта смеха. Во-первых, смысловое поле студента сформировалось под влиянием общепринятых смыслов и продолжает испытывать их воздействие. Во-вторых, в объект смеха, например, в прочитанный анекдот, заложен некоторый смысл его создателем. В-третьих, студент, приписав определенный смысл воспринимаемому объекту смеха, понял его. В-четвертых, в случае совпадения приписанных объекту смеха смыслов достигается взаимопонимание, хотя один из субъектов ( мы говорим о студенте)может находиться в другом месте.

История исследования конкретных критериев смеха, смеховой культуры, внутренних компонентов внутри ее, длительны и различны. Так, конкретные измерения, согласно которым сфера смешного раздваивалась, были: радость и торжество у бороро, целенаправленность и бесцельность у Аристофана,  наличие или отсутствие вкуса у Цицерона. Смех, тесно связанный с биологической природой человека (вульгарной и беспричинной телесной радостью, обжорст­вом, пьянством, распутством) противостоял смеху культурному: цивилизован­ному, целенаправленному, отточенному и разумному.

Сама сущность смешного, и собственно, смех есть реакция на что-то, победа над неким состоянием, что имеет древнюю дочеловеческую эмоционально-аффективную природу. В большинстве случаев это реакция на страх,  где сам смех раздается как завершение состояния страха (все просто, а я боялся – (смех). Такая реакция присутствует во всех культурах и рассматривается как психофизиологическая его константа. Смех впервые раздается над поверженным врагом: это символ победы не только над противником, но и над страхом за свою жизнь. Этот победный смех является сигналом для членов племени, показывающим, что опасность минова­ла. Важно также отметить, что смех, прежде всего, является компенсацией именно ощущения страха — как индивидуального, так и коллективного; неслу­чайно смех часто звучит как реакция на отступивший страх.

На подобном принципе основана эффективность смеха в разрешении межличностных конфликтов; при этом смеховая разрядка часто играет перво­степенную роль в преодолении кризисных ситуаций. Ролевые конфликты, особенно возни­кающие внутри семьи, создают напряженность. Шутка может помочь нам дать выход своим чувствам.

В первобытном обществе и, отчасти, в средневековом и ренессансном карнавале смех играл важную рекреативную роль: человек отды­хал от забот и проблем, от давления общественных норм, традиций и регламен­тации. Ритуалы и обряды существовали, в большей части, в особом, празднич­ном времени, четко отграниченном от времени трудового. Досуговый характер обрядов позволял отвлечься от каждодневных трудов, дать отдых, как телу, так и рассудку. Важнейшим из механизмов праздничной релаксации являлся смех. Подобная функция заложена уже в физиобиологических его основах — смех стимулирует выделение организмом эндорфинов, которые обладают специфи­ческими наркотическими свойствами, притупляющими ощущения физической и духовной боли». Компенсация в данном случае выполняет защитную роль: не случайно то, что смех с успехом применяется в лечении, а также при оказании психологической помощи тяжело или неизлечимо больным людям. Защитную роль выполняет и черный юмор, связывающий смех и смерть: появившиеся не­сколько десятилетий назад шутки, связанные со СПИДом и взрывом в Черно­быле, в последние годы — с терроризмом, при всей их этической нежелательно­сти психологически оправданы — они помогают справиться с угрозами и фо­биями современного мира для налаживания нормальной каждодневной жизни.

На празднике часто звучит «беспричинный смех» — это ликующий смех человеческого здоровья, пе­реполненности жизненными силами, радости существования, характерный, прежде всего, для детского мировосприятия или юности, наполненной новыми, сильными чувствами. Смысл и эмпирические причины такого смеха действи­тельно трудно найти и строго классифицировать. «Подобно тому, как стоном человек привязывается к настоящей секунде своего страждущего тела (и он целиком за пределами прошлого и будущего), так и в этом экстатическом смехе человек свободен от воспоминаний и даже от жела­ния, ибо обращает свой крик к настоящему мгновению мира и ничего другого знать не хочет», — пишет Милан Кундера . Тем не менее, можно сказать, что этот смех не эгоистичен, а диалогичен; эта «невыносимая легкость бытия» яв­ляется способом отношения к миру как к Ты, способом, рождающим чувство всеобъемлющего понимания реальности во всей ее целостности. Очень часто именно такой – беспричинный смех – смех праздника и радости транспонируется в совместный, коллективный смех, который является совершенно особым уровнем смеха. Реак­ция каждого отдельного члена группы может вызываться разными комически­ми причинами, но общий смех подразумевает новый, социальный уровень по­нимания — взаимопонимание, являющееся признаком сплочения коллектива, дружеского участия и неформального равенства.

Смех, сам по себе, является оценочным сообщением, направленным на достижение определенного эффекта. Информация, передаваемая смехом, обозначает, как правило, негативную оцен­ку объекта с точки зрения его соответствия социальным нормам. Смеховая ин­формация проходит обратный путь от субъекта к объекту; при этом объект, в большей или меньшей степени, меняется под ее воздействием, направляя свое поведение в социально приемлемое русло.

Смеховая коммуникация всегда обнаруживает внутреннее устремление к увеличению числа участников: она отличается неполнотой и незавершенностью далее в диалоге двух субъектов. Помимо двух диалогических субъектов — того, кто высмеивает, и того, кого высмеивают, смех подразумевает и третью пози­цию — слушателя (слушателей). При этом смех проявляется тем ярче, чем больше людей вовлечены в сферу его воздействия: именно поэтому он так заразителен. Таким образом, смех изначально требует социального пространства. Смех может выступать также как определенная эмоциональная разряд­ка, отдых и защита от забот и проблем повседневной жизни, «предохранитель­ный клапан» для асоциальных желаний.

Смеясь, человек и общество познают мир, преодолевая ложь, заблуждения и глупость и приближаясь к пониманию истины. Смех с этой точ­ки зрения является формой познания. Иными словами, комическое можно рассмат­ривать как специфический вид духовной деятельности человека и общества по постижению явлений окружающего мира, а, в конечном счете, и по созданию значимого мировоззренческого целого.

Особое значение смех приобретает в обыденном познании, обнажая, прежде всего, заблуждения, иллюзии, косность и догматизм в индивидуальной и общественной жизни — достаточно четко эти тенденции проанализированы различными теоретиками комического, прежде всего, Анри Бергсоном. В художественном познании область смеха значительно расширя­ется за счет свободного творчества художника, что расширяет и социальный опыт человечества, формируемый, в том числе комедиями, сатирой и другими художественными и близкими к художественным формами смеховой культуры.

Смех пронизывает различные сферы общественной жизни, однако в наи­большей степени он себя проявляет в сфере нравственных отношений. Это положение обусловлено рядом различных факторов. Прежде всего, смех, как и мораль, включен, прямо или косвенно, в процесс социальной коммуникации. При этом коммуникация — человека с человеком, группы с группой, личности и коллектива — опосредована общественной оценкой с позиции действующих норм. Смех также предполагает оценку сущего с точки зрения должного. И, на­конец, смех, как и нравственные нормы, опирается на неофициальные санкции — прежде всего, на реакцию других и общественное мнение.

Подводя итоги, можно сделать следующий вывод, что значение смеха и смеховой культуры проходит определенные этапы и на каждом этапе формирует свое значение и влияние на культуру. На ранних этапах развития общества формируются базовые коммуни­кативная и игровая функции смеха. Первоначально смех служит сигналом для всего племени, указывающим на отсутствие опасности. Позже, с развитием досугово-обрядовых форм, смех, отчасти сохраняя первоначальное значение, пре­вращается в символ праздника -временного завершения тяжелого труда и борь­бы за выживание. Праздничная коммуникация, выраженная, прежде всего, кол­лективным осмеянием, таким образом, способствует достижению социальной общности. С коммуникационной функцией тесно связана игровая функция. Яв­ляясь частью игрового общения, смех, подобно последней, удовлетворяет ряд определенных социальных потребностей, способствуя консолидации.

 

Литература

1. Аверинцев С.С. Бахтин, смех, христианская культура. // М.М.Бахтин как философ. — М.: ИФ РАН, 1992, — С. 7 — 19.
2. Бахтин М.М. Автор и герой. — СПб.: Азбука, 2000. — 336 с.
3. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. — М.: Художественная ли­тература, 1986.-543 с.
4. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. — М.:  Советский писатель, 1963.-364 с.
5. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле  и  народная  культура средневе­ковья и Ренессанса. — М.: Художественная литература, 1990. — 543 с.
6. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. — М.: Искусство, 1979. — 424 с.
7. Бергсон А. Смех. — М.: Искусство, 1992. — 127 с.
8. Гусев С.С, Тульчинский Г.Л. Проблема понимания в философии. — М.: Политиздат, 1985. — 192 с.
9. Дмитриев А.В. Социология юмора. — М.: Издательство РАН, 1996. — 214 с.
10. Ильин В.В. Философия:   Социальная философия, аксиология, философия истории. — М.: Академический проект, 1999. — 386 с.
    1. Карасев Л.В. Философия смеха. — М.: РГГУ, 1996. — 224 с.

 

Автор(ы) статьи: Рахманин А.И.
Раздел: СОЦИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

нормы, нормативные основы, менталитет, Древняя Русь, современная Россия, национальный характер.

Аннотация:

В данной статье проведен подробный сравнительный анализ нормативных основ культуры Древней Руси и современности. За основу были взяты основные нормы, а именно – семейные, правовые, военные и религиозные. Результаты сравнительного анализа отражены в таблице 1, которая находится в заключительной части нашей статьи.

Текст статьи:

Древнерусское государство сложилось во второй половине IX в. Это было раннефеодальное государство, хозяйственную основу которого образовало земледелие. Тем самым обеспечивалась прочность культурных традиций, перенятых Киевской Русью от скифских земледельческих племен, а также в целом от праславянской этнической общности.

Огромные территории России, удаленность друг от друга населенных пунктов, разбросанность месторождений природных ископаемых, необходимость охраны границ — все это однозначно требует сильной государственности. Уже при Ярославе Мудром территория Руси была не меньше всей Западной Европы. Кроме того, попытки завоевать Россию, не предпринимавшиеся с завидной регулярностью разве что только с Севера, требовали расширения территорий и сильного государства для самозащиты.

Такое положение вещей и привело к своеобразной черте русского характера: с одной стороны, русский человек ценит независимость от государства — да и вообще предпочитает, чтобы оно никак в его дела не вмешивалось. При этом одновременно он хочет, чтобы государство было сильным — та самая «тяга к сильной руке», которую либералы любят представлять в виде «вековой склонности русских к рабству и повиновению».

Опять же, все легко объясняется через разные менталитеты. Если для Востока государство «находится везде» и управляет всеми сторонами жизни, а для Запада оно должно прибегать по первому воплю «о нарушении прав и свобод», то на Руси и теперь в современной России XXI века оно понимается как бы отдельно, само по себе — но одновременно и неотъемлемо от себя.

Философ XX в. Н.А. Бердяев писал, что в русской истории «нельзя найти органического единства». И действительно историю России можно выделить несколько важных периодов её развития, каждый из которых резко отличался от предыдущего и от последующего и характеризовался социокультурным своеобразием и внутренним единством. И в каждом случае переход же от одного замкнутого в себе социокультурного этапа к последующему осуществлялся не постепенным, эволюционным путем, а в результате достаточно резкой, внезапной «ломки» целостной и единой социокультурной системы. В истории русской культуры таких «ломок» можно насчитать достаточно много:

1. крещение Руси;

2. начало монголо-татарского нашествия;

3. создание Московского царства и утверждение русского самодержавия;

4. религиозный раскол и начало петровских реформ;

5. осуществление крестьянской реформы (отмена крепостного права);

6. Октябрьская революция 1917 г.;

7.«Великий перелом» (начало советского тоталитаризма);

8.  август 1991 г. — начало демократических, либеральных реформ в России.

Все они носили разрушительный характер и имели далеко идущие культурно-исторические последствия: отказ от старой культурной традиции, замена повседневной (обыденной), сложившейся в течение ряда лет и передававшейся от поколения к поколению культуры, т. е. всего того, что является основой устойчивости общества, придает людям ощущение уверенности и возможности эволюционного, поступательного развития.

Вполне вероятно, что культурно-историческая преемственность основываются на менталитете народа, который, несмотря на некоторые изменения, сохранил свои коренные качества, сформированные за много веков. Понятие «менталитет»  в научном общении обозначает характерные для людей определенной исторической эпохи умение мыслить, действовать, чувствовать и воспринимать мир определенным образом. Менталитет выражает себя в мифологии, в представлениях о мире и человеке, фольклоре, в богословии, разных теориях и учениях, искусстве, литературе, традиционных способах поведения и взаимопонимания, обычаях обустройства личной и общественной жизни. Из единства всех составляющих возникает неповторимый облик национальной культуры. Возможно, именно на уровне менталитета в национальной культуре закрепляется и сохраняется верность собственному пути развития.

Исходя из вышесказанного,  рассмотрим отражение трех фундаментальных нормативных основ культуры Древней Руси в современном российском обществе – семейных норм; норм, касающихся отношения к воинской службе и армии; норм религии и отношения к вере .

1) Семейные нормы.

Структура индивидуальной семьи в эпоху средневековья и ее внутренняя организация складывались под воздействием развивающегося христианства, и поэтому развитие семейно-брачных отношений и статус женщины в семье регулировались в значительной степени нормами христианской морали. Основу церковной концепции семьи составлял тезис о святости супружества.

Таким образом, внедрение нравственных начал в семенную жизнь древнерусского человека исходило из провозглашаемых церковью принципов. Черпая обоснование подобных моральных норм в творениях отцов церкви, церковники призывали сохранять верность супругу даже в случае аморальных проступков с его стороны. Церковники с одной стороны, утверждали идею бренности земного бытия, бессилия человеческой личности, а с другой — подчеркивали значение «земных» дел. Так же подчеркивали значение  в семейной жизни основной женской роли — рождения «чад», но при подчинении их «главным» ценностям: любви к богу. Власть мужа над женой трактовалась церковниками как закон, соответствующий иерархичности построения сословного государства: и.женам глава муж, мужу — князь, а князю — бог.

Таким образом, мы видим, что брачно-семейные отношения регулировались запретительными нормами. Церковь столкнулась с такими проявлениями языческих воззрений, которые противоречили христианским взглядам на брак и семью. За запретами, нарушение которых влекло уголовные наказания, гражданско-правовую ответственность или церковные епитимий, вырисовывается тип отношений между мужчиной и женщиной, который соответствовал бы христианскому образцу.

Хотя христианство видит в браке нерасторжимый союз мужчины и женщины (ибо то, что соединил Бог, человек расторгнуть не может), греческая церковь допускала возможность расторжения брака. Не разрешалось самовольное расторжение брака без церковного судебного разбирательства («роспуст»). Церковь стремилась убедить вчерашних язычников в том, что брак должен заключаться на всю жизнь и в идеале оставаться нерасторжимым. Перечень поводов к расторжению брака почти целиком был заимствован из византийских законов, в частности из Прохирона, но с учетом русских традиций. Итак, брак растрогался, когда:

1) обнаруживалось, что жена слышала от других людей о готовящемся злоумышленнии на власть и жизнь князя, а от мужа своего утаила;

2) муж заставал жену с прелюбодеем или это доказывалось показаниями послухов;

3) жена вынашивала замысел отравить мужа зельем или знала о готовящемся другими людьми убийстве мужа, а ему не сказала;

4) жена без разрешения мужа посещала пиры с чужими людьми и оставалась ночевать без мужа;

5) жена посещала днем или ночью (не имело значения) игрища, несмотря на запрещения мужа;

6) жена давала наводку вору похитить имущество мужа или сама что-либо похищала или совершала кражу из церкви.

Обращает на себя внимание то, что повод к разводу могла дать только жена, но не муж, которому, очевидно, предоставлялась большая свобода в семейной жизни. Так воспитывался взгляд на мужа как на главную фигуру в брачном союзе, в котором жена должна вести себя праведно и мужебоязненно, что и, как предполагалось, способствовало укреплению семьи. На мужа возлагалась роль воспитателя жены, что хорошо видно из статьи церковного Устава князя Ярослава, согласно которой деятельность жены, хотя и не угодная церкви, не расценивалась как повод к разводу. Личные и имущественные права супругов обусловливались главенством отца и мужа в семье, что определялось всем укладом жизни Древней Руси. Положение женщины в обществе зависело от социального положения ее отца или мужа: церковные княжеские уставы говорят о жене и дочери «великих бояр», «нарочитых людей», «простой чади». Вплоть до 1926 года по русскому праву супруги имели раздельное имущество и брак не создавал общей совместной собственности супругов. Имущественные споры между мужем и женой («промежи мужем и женою о животе») Устав Владимира Святославича относил к церковной юрисдикции.

На сегодняшний день  нормы брачно-семейных отношений, а также их правовое регулирование в современной России выглядят несколько по-другому. Семья традиционно рассматривается как основной институт первичной социализации индивида. Современная семья — это семья, живущая в новых социально-экономических условиях, она является одной из наиболее динамичных групп, и именно семья становится «инициатором» всего нового, которое отражается в сознании супругов в виде их ценностных ориентаций, потребностей, жизненных планов, взаимоотношений между полами. Именно в семье формируются новые представления о месте и роли мужчины и женщины в современном мире. [7; 36].

В современной семье супружеские, родительские и другие социально важные роли с поразительной быстротой меняются, наполняясь новым содержанием, что актуализирует исследовательский интерес к их изучению. Брачные ориентации, цели, взгляды, ценности современных супругов во многом отличны от взглядов предыдущих поколений. Специфика современной семьи заключается в следующем: ориентации на брачного партнера, снижении ценности детей, сложности совмещения профессиональных и семейных ролей; снижении авторитета мужчины как главы семьи, быстром изменении социально-нравственных норм. Современная семья, создаваемая молодыми людьми, очень быстро приспосабливается к новым требованиям социокультурного фона, быстро реагирует на все общественные изменения, имеет перед собой множество альтернатив брачно-семейного поведения. Но в то же время она заметно подвержена воздействию внешних обстоятельств (плохие жилищные условия, ограниченные материальные возможности, нередкая материальная зависимость от родителей, проблемы самоопределения и др.). Переходный период развития российского общества увеличил объективные факторы нестабильности семьи. Современная семья оказалась в ситуации перестройки социально-психологических основ семейного образа жизни и жизненных ценностей, что сопровождается процессом трансформации традиционной системы ценностей. Состояние трансформации российского общества придало отношениям между полами новую направленность: во-первых, меняются традиции заключения брака, идет переход от закрытой системы выбора брачного партнера к открытой; во-вторых, изменилось социальное положение женщины в современном обществе; в-третьих, осуществляется пересмотр господствующей половой морали и этической системы. Так же  современной семье оба супруга являются не только реальными, но и необходимыми «кормильцами», что позволяет говорить о постепенном движении в сторону перераспределения ответственности. Что касается правового и имущественного регулирования брачно-семейных отношений в современной России, то очевидно, что отечественные социальные традиции не позволяют видеть в браке помимо человеческих отношений еще и имущественные. Подавляющему большинству пар, особенно молодых, сама мысль о заключении подобной сделки кажется кощунственной. Молодожены искренне счастливы, они доверяют друг другу. В России морально-этические нормы одерживают верх над нормами правовыми, и супруги предпочитают решать все вопросы внутри семьи, а к заключению брачного контракта прибегают в случаях, когда нужно срочно переоформить собственное имущество на супругу/супруга. [].

Институт брачного договора, являющийся нормой супружеских отношений в США и в странах западной Европы и насчитывающий многие десятки лет, весьма медленно, но все-таки  набирает популярность в нашей стране. В семейном законодательстве Советского Союза понятия брачного договора не существовало вообще. В те времена вся сколько-нибудь серьезная собственность была государственной, семья жила исключительно на зарплату и почти каждая женщина работала. Но в 90-х в стране изменилась экономическая ситуация и стали появляться богатые люди. В их семьях, как правило, один супруг работает, а другой находится на его содержании. В этой ситуации и появляется необходимость в брачном договоре.

2) Нормы, касающиеся отношения к воинской службе и армии.

Общество и армия предъявляют к поведению человека в военной форме особые требования. Поэтому знание определенных законов поведения является непременные условием   воинской   службы.   При   общении   с   другими людьми мало желания вести себя правильно, необходимо еще и твердо знать правила приличия, принятые в обществе и конкретном  профессиональном кругу, уметь применять их на практике. Воинский этикет основан на требованиях уставов, принципах армейской морали и традициях Вооруженных Сил. Эти правила охватывают служебные и внеслужебные взаимоотношения воинов, формы их обращения друг к другу, ритуалы, отношение к другим людям. Поведение человека в военной форме, по сути,- внешняя сторона,  по которой окружающие судят о надежности, внутренней силе и нравственных качествах армии. Мать смотрит на военного, думая, что скоро таким станет ее сын. Пожилой прохожий, глядя на человека в погонах, вспоминает о годах своей службы в Вооруженных Силах, сравнивает и делает выводы. Зарубежные гости придирчиво оценивают внешний вид и поведение представителей той армии, которой их так долго пугали…

Окружающая среда и военные походы формировали воинов — защитников родной земли. В условиях, когда еще не стожилось специальное военное законодательство, регламентирующее военную службу и поведение воина в бою. Военные испытания рождали традиции патриотизма, стойкости, товарищества, взаимовыручки и победы в бою. Летопись и литературные источники подтверждают, что еще в Древней Руси начинают складываться традиции почитания стяга, хоругви как воинской святыни, с особой торжественностью проходили ритуалы чествования победителей, захоронения с воинскими почестями и религиозными обычаями погибших в боях ратников и князей.

Необходимо отметить, что религия, особенно после крещения Руси, освящала самопожертвование человека, примиряла его со смертью, давала надежду на получение небесного венца в случае гибели на поле брани. Такие убеждения способствовали осознанию воином веры -неотъемлемой составляющей воинского духа. Русские воинские традиции не раз приводили к победам в войнах, потому что были освящены именем Бога, что давало сильную поддержку сражающемуся. Был разработан ритуал принятия клятвы на верность царю. Каждый военный человек приводился к крестному целованию — приносил присягу государю «верно служить» и «во всем послушным и покорным быть и делать по его велению». Всякий нарушивший эту клятву признавался теперь не только клятвопреступником, но и вероотступником, так как, целуя крест, брал в свидетели своей верности и преданности царю Бога. Религиозность длительное время выступала важнейшей стороной нравственного облика русского воина и определяла духовное содержание воинских традиций.

Воинские традиции и ритуалы Российских Вооруженных Сил находятся в постоянном развитии. Этому способствуют самые различные условия: исторические условия жизни; способ комплектования вооруженных сил; общественно-политический характер государства; уровень развития военного дела; национальные качества личного состава; характер войн, которые велись Российским государством.

История русского народа сопровождалась титанической борьбой за национальную независимость, в ходе которой активно складывались и развивались ратные, боевые традиции. Не меркнет в веках слава бранных подвигов князей Киевской Руси, русских князей Александра Невского и Дмитрия Донского, боярина Дмитрия Пожарского и земского старосты Козьмы Минина. Основу военной организации того времени составляли княжеские дружины. Торжественно и строго проходил ритуал смотра дружины перед выступлением в боевой поход. «Не пощадим жизни своей за землю русскую» — обращался князь к своей дружине. Именно так звучит важнейший из всех военных лозунгов нашего народа, когда он с оружием в руках защищает свою страну.

В ходе смотра проверялось оружие и снаряжение. Дружинники практиковались в выполнении военных сигналов, производстве различных перестроений, разучивали приемы использования оружия. Князья как самые искусные воины личным примером обучали и воспитывали своих ратников, что стало одной из важнейших традиций для командного состава последующих поколений. Воинское ремесло на Руси всегда было делом почетным и многотрудным. Воин должен быть храбр, быстр и решителен, вынослив в походах, искусен в ратном мастерстве. Именно здесь, в княжеских дружинах зародился обряд испытаний воина, оформившийся впоследствии в ритуал посвящения в воины. В ритуал посвящения входил и обряд клятвы на верность князю. В это время на первый план выступали такие качества воина, как его преданность князю, стойкость, неподкупность, готовность к подвигу. Формированию таких качеств способствовали весьма распространенные наказы родителей, односельчан, поучения великих людей, в которых давались советы, говорилось о нормах повеления воина.

В Русской армии во все времена высоко ценилась традиция верности боевому знамени. В Древней Руси знамена назывались стягами и служили местом сбора войск. Во время сражения стягами подавались сигналы войскам. Защитить свой стяг в бою считалось доблестью, захватить вражеский – геройством. От воинов требовалось защищать знамя в бою, не щадя жизни. Утрата воинской святыни считалась величайшим позором и преступлением. Русская военная история знает немало подвигов, совершенных офицерами и солдатами, отстаивающими честь своих знамен.

Боевые знамена для воинов Российской армии всегда были символом духовного единения людей, символом чести и славы. С боевыми знаменами у них связывались любовь к Отечеству, национальная военная гордость. И в мирное время традиция верности воинскому знамени находит воплощение в практических делах, в успехах боевой подготовки, в безупречной дисциплине, высокой бдительности и организованности. В Российских Вооруженных Силах идет определенный поиск возможностей для оживления старых традиций нравственного характера, связанных с православной религией.

Успехи армии как школы боевой и духовно-нравственной подготовки защитников Отечества во многом зависят от ее способности следовать лучшим традициям прошлого, внимать мудрым заповедям и советам лучших ее представителей. Эти традиции, заповеди и советы могут быть результативны лишь в том случае, если будет использоваться весь арсенал форм, методов и средств духовно-нравственного воздействия на воинов.

3) Нормы религии и отношения к вере.

Православие сумело войти в духовную жизнь русского общества. Многие исследователи древнерусской истории отмечают тот факт, что процесс введения христианства на Руси занял достаточно длительное время и растянулся на века. По мнению большинства историков, принятие православия русским народом, самого духа христианского учения произошло лишь в 14-15вв. Это время образования сильного русского государства, централизации русских земель вокруг Москвы и разрыва с Золотой Ордой. Православие стало идеологией борьбы с Ордой. В результате христианство полноправно входит в жизнь и быт Русского общества и создает ту прочную связь с Русским народом, которая сохраняется, по сей день.

Второе: характерная черта христианства — это адаптация к местным условиям жизни любого общества. Общее мнение исследователей по проблеме утверждения христианской религии на Руси, то что православие вобрало в себя черты, нормы поведения, культурные традиции которые существовали у древних славян испокон веков до введения новой веры. Произошел — синкретизм, смешение и слияние различных элементов христианства и русского язычества. Эта черта не специфическая для условий жизни русского общества, а присуща всему христианству, и имеет закономерный характер. «Христианство нигде и никогда не существовало в абстрактно «образцовом» виде. Оно всегда и это закономерно — приобретало специфические черты той среды, в которую попадало, становилось в той или иной мере синкретичным… Синкретические обряды прежде, чем они укоренились в деревнях, процветали на княжеском дворе» (стр.267.*16). Принятие христианства было в первую очередь политическим актом, принятым сверху правящей властью для укрепления своей внутренней власти, поднятии престижа нового государственного образования (Киевской Руси), и централизации государства. Надо отметить и тот факт, что Киевская Русь приняла христианскую веру лишь в 10в. а западной Европе и Византийской империи христианство за многие века существования имело и большой опыт в управлении, дипломатии и политике, свою оригинальную систему идеологического воспитания и своеобразную культуру. Дело здесь как раз именно в том, что нравственные традиции, культуру, весь духовный опыт народа определяется не религией. Идеологические нормы, догмат — выражает как раз устоявшиеся традиции. Религия здесь, таким образом, является как бы показателем сложившихся уже каких-либо отношений (политических, правовых, нравственных, экономических и т.д.). Относится ли это явление целиком к культуре и культурогенезу? Нет. Догматические принципы изменились минимально, и тонкости их были непонятны подавляющему большинству верующих. Следовательно, они не могли их волновать. Спор папы Николая 1 с патриархом Фотием представлялся современникам как очередная склока среди прелатов и был скоро забыт… И тем не менее глубина раскола росла, хотя бессмысленность ее была очевидна всем.» (стр. 248-249.*17). Ведь действительно если исходить с точки зрения нравственных норм — все страны исповедующие одну и ту же религию, с одинаковыми моральными заповедями, нормами поведения, должны только сближаться и дружить с друг другом (по крайней мере, не враждовать).

Любая культура имеет свои отличия. Это связано и с географическими особенностями и условиями жизни. А также особенностями поведения, культуры, привычек, развития, технического прогресса, научных идей и т.д. Таким образом, можно говорить, о наличие отличий, индивидуального развития, особенностей культурных традиций Русского общества. Процесс христианизации русского общества проходил очень сложно и неравномерно. Многие элементы православия были близки русскому народу. Само слово — православие русского происхождения. Его можно разделить на две составляющие — слава и правь. Например, та самая идея — Троицы. Здесь не случайно расхождение с западной церковью (католичеством). В архитектуре — ранние христианские русские церкви имеют ярко выраженную языческую символику. Многие древние традиции русского народа, обряды слились с христианскими праздниками.

Православные святые заменили многих языческих богов. «День рождества Св. Иоанна Предтечи (24июня) составляет один из особенно торжественных праздников не только в славянском мире, но и почти во всей Европе, он приходится примерно на день летнего солнцестояния. Праздник этот известен под названием Ивана Купало. Прежде всего скажем, что во время славянского язычества Купало был бог плодов земных… С истреблением внешнего идолослужения при введении веры христианской в России, понятия тогда преобладавшего язычества, внедрясь в дух и быт народа, проявлялись в древних праздниках и поверьях, даже христианские торжества церкви получили названия языческих, как например: русальная неделя, Купало, радоница и проч…». (стр. 66-67.*19). Еще один характерный пример связанный с пророком Ильей, в нем отчетливо прослеживаются черты Перуна. Поэтому за ним и закрепилось прозвище — Илья Громовик. Все православные святые играли роль заступников целителей. Каждый из них имел свою «специализацию». Так христианский епископ Власий переквалифицировался в покровителя скотоводства (видимо по созвучию с Велесом). Считалось, что Иван-Креститель помогает от головной боли, Антипа от зубной, преподобный Марон от лихорадки. Так можно продолжать до бесконечности. История иконы на Руси так же имеет довольно любопытную особенность. Согласно христианским догматам сверхъестественной силой обладает вовсе не икона. Главный аспект — вера молящегося. Но фактически с самого начала христианизации на Руси стали, поклонятся ей, как самостоятельному объекту. Иконы всячески старались умилостивить. Зажигали курения, создавали драгоценные оклады. Когда икона не оправдывала надежд, то ее могли и наказать. Например, выкинуть, спрятать в чулан и т.п.

Существенной особенностью современного этапа развития православия является секуляризация, под которой понимается процесс вытеснения религиозно-мифологической картины мира научно-рациональным ее объяснением, и тесно связанное с ним ослабление влияния религии на различные социальные институты — образование, экономику, политику и т.п. Выделяются четыре основные функции религии в обществе:

1) интегративная,

2) регулятивная,

3) психотерапевтическая,

4) коммуникативная.

1. Интегративная функция религии очевидна – религиозные символы, ценности,обряды и обычаи способствуют сплоченности, обеспечивают устойчивость и стабильность первобытных и феодальных обществ.

Стабилизирующая роль религии проявляется в следующем:

1) будучи институционализированной, официально признаваемой государством системой идей и ценностей, она своими действиями стремится сохранить и поддержать тот социальный порядок, частью которого сама является;

2) если иметь в виду современные общества, в которых действуют признанные мировые религии, то присущие им универсальная направленность, а также громадное воздействие на моральное сознание общества, его традиции, обычаи, нравы способствуют сохранению интегративной функции религии.

2. Регулятивная функция религии заключается в том, что она поддерживает и усиливает действие принятых в обществе социальных норм поведения, осуществляет социальный контроль, как формальный – через деятельность церковных организаций, так и неформальный, осуществляемый самими верующими как носителями моральных норм по отношению к окружающим людям.

3. Сферой деятельности психотерапевтической функции религии выступает само религиозное сообщество через отправление религиозного культа — богослужения, молитвы, ритуалы, обряды и т.п., имеющие успокоительное, утешительное воздействие на психику человека.

4. Коммуникативная функции проявляется прежде всего по отношению к самим верующим. Общение развертывается для верующих в двух планах: общение с Богом и общение друг с другом. Богообщение является высшим видом общения, и соответственно общение с ближними приобретает второстепенный характер.

Современное российское общество характеризуется появлением новых форм организации религии и их широким распространением. Традиционные религиозные институты под воздействием силового поля современного общества переживают значительные модификации. Церковь сегодня идет навстречу своему потребителю: таинства и священнодействия могут проводиться на дому и в удобное для прихожан время, священники освящают различные объекты светского характера. Современные религиозные организации, и в первую очередь РПЦ, достаточно эффективно используют средства массовой коммуникации для саморекламы. Широко используются все возможные на сегодняшний день каналы СМИ: газеты, ТВ, Интернет. Кроме того, обсуждается возможность введения факультативного курса «Основ православной культуры» в школе, т.е. на тот контингент, который наиболее восприимчив к внушению. Все отношения в религиозных организациях строятся на коммерческой основе. Формула «деньги-товар» характерна для всех без исключения: требы, свечи, иконки, таинства и пр. имеют определенные расценки, соответствующие прейскуранты можно увидеть в любом приходе.

В заключение хотелось бы отметить, что социальный институт религии в современной России переживает период глобальной трансформации, пытаясь найти свое место в обществе и по отношению к отдельному индивиду. Насколько эта позиция будет ориентироваться на современную потребительскую культуру — покажет время. Однако предпосылок для превращения религии в один из многочисленных объектов «купли-продажи», в «товар» сегодня в российском обществе достаточно много.

Итак, мы можем наблюдать преемственность основных общественных норм русского человека, обусловленную историческим развитием. Тем не менее, требования и реалии современного общества налагают ограничения на «наследование» как семейных, так и религиозных норм, меняется и отношение к воинской службе.

На наш взгляд, трансформация общественных норм в России происходит по двум причинам: а) резкая трансформация политической системы государства в XX столетии – от абсолютной монархии к парламентаризму; б) технический прогресс и  процессы глобализации, затрагивающие, в том числе и сферу национальной культуры – они обусловили культурное влияние Западной цивилизации и активное заимствование её норм и ценностей.

Указанные факторы обусловили, с одной стороны, рост личной свободы каждого из носителей русской культуры и предоставили возможность воспользоваться «благами» многовекового культурного и общественно-политического развития Запада, а с другой стороны -  привели к искажению собственных исторически выработанных систем взаимоотношений и взглядов -  на жизненный уклад, на роль семьи и отношения внутри неё, на нормы нравственности.

В целом, на наш взгляд, трансформации основных норм современного российского общества (по отношению к общественным нормам Древней Руси) обусловлены заменой главенствующей нормативной основы (или, если угодно, идеологии) : со времен создания русской государственности и до начала XX столетия базой для построения всех общественных норм было православие – оно, будучи единственной государственной религией, лежало как в основе семейных отношений, так и в основе отношений политических и военных. Более того, православная мораль имела (и имеет сегодня) директивный, предписывающий характер, и регулировала общественные взаимоотношения на основе норм патернализма, смирения и, что наиболее важно, долга. Современные же нормативные основы российского общества  — это нормы демократии, свободы личности и прав человека, выработанные западной культурой. Таким образом, имея ввиду трансформацию нормативных основ русской культуры, можно сделать вывод, что в течение XX столетия в общественном сознании произошел переход от долга и самоограничения во имя божественного идеала к праву и свободе индивида в вопросе определения его собственных идеалов.

Таблица 1. Сравнение основополагающих типов общественных норм Древней Руси и современной России.

	Семейные нормы	Нормы воинской службы	Нормы религии
Древняя Русь	- святость супружества, основа брака — церковные (православные) принципы; - четкая иерархия, во главе которой — старший мужчина в семье	-вера — неотъемлемая составляющая воинского духа; - высокий престиж воинского сословия	- православие является не только единственной  и государственной религией, но и нормативной основой культуры; - органичный синтез более древних языческих традиций и норм православия.
Современная Россия	- ориентация на брачного партнера,                                  — снижение ценности детей;                                   - сложность совмещения профессиональных и семейных ролей;                                             — снижение авторитета мужчины как главы семьи.	- снижение престижа воинской службы;                                      — жесткая иерархия взаимоотношений;                                        — потеря определяющей роли веры в формировании боевого духа воина и замена её понятием «государственного долга».	-секуляризация религии; - вытеснение православия из сферы политической власти; - своеобразная «мода» на православные обряды и символику, без вкладывания в последние соответствующего им смысла.

 

 

Список используемой литературы.

1.  Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая Степь. М: Мысль 1993г.

1. Гумилев Л.Н. От Руси до России: Очерки этнической истории. — М: Рольф, 2000.
2. Греков Б. Д. Большая семья Русской Правды и Полицкого статута // Избр. тр. Т. II. М., 1959.
3. Горчаков М. О тайне супружества. СПб., 1880. С. 308.
4. Даль Б. Толковый словарь великорусского живого языка. Т. 1. М., 1996.
5. ДубакинД. Влияние христианства на семейный быт русского обще­ства в период до времени появления «Домостроя». СПб., 1880.
6. Женщины Древней Руси   Н.Л.Пушкарева М.: «Мысль». – 1989. – 286с
7. История русского законодательства. И.Д. Беляев / СПб.: Лань, 1999. С. 469.
8. Люди и нравы Древней Руси   Б.А. Романов. Изд. «Наука», М – Л. – 1966г
9. Платонов С.Ф. Курс лекций по истории России. М., 1998
10. Пушкарева Н. Л. Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X — начало XIX в.). М., 1997. С. И.
11. Терещенко А.В. Быт русского народа   «Рус. книга». – 1997. – 288с.

 

Автор(ы) статьи: Нордберг Л.В.
Раздел: СОЦИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

управление, человеческие ресурсы, корпоративная культура, социальные нормы и ценности, нормативная легитимизация, менторинг.

Аннотация:

в статье рассматривается специфика применения системы менторинга в управлении человеческими ресурсами предприятия и его роль в формировании и поддержании корпоративной культуры

Текст статьи:

Для реализации эффективного руководства современным предприятием принципиально важным является правильность представлений о месте и роли корпоративной культуры в достижении целей организации, о путях ее формирования, возможностях корректировки и поддержания функционирования на высоком уровне, приближенном к оптимальному.

Трансформация современной системы бизнес-процессов с неизбежностью привела к изменению парадигмы менеджмента в целом и подходов к работе с персоналом в частности. В ряду этих изменений все большее значение начинают приобретать институты, ответственные за саморазвитие и освоение новых форм личностной самореализации работниками организации.

Снижается уровень унификации сотрудников, возрастает роль индивидуального подхода, поскольку основным социальным ресурсом эпохи постсоциальности становится человек. Абстрагируясь от численных показателей, можно сделать предположение о том, что с содержательной точки зрения более актуализированным становится подход управления человеческими ресурсами, проецируемый и на доминирующую в недавнем прошлом парадигмууправления персоналом.

Основной целью управления любой организацией является обеспечение результативности деятельности ее подразделений, целью управления бизнес-

организацией становится обеспечение максимально возможной прибыли. В

связи с этим специфика управления человеческими ресурсами может быть определена через двойственность взаимно дополнительных целей. В первом

случае – традиционных, представленных получением максимально возможной выгоды от умений и навыков работников; во втором – развернутых к интересам самих сотрудников, ориентированных на соответствующее их собственным притязаниям материальное вознаграждение, а также на психологически комфортную деятельность в организации. Потребность в обеспечении психологически комфортного климата в трудовом коллективе становится определяющим фактором при рассмотрении процессов изменения стратегий управления человеческими ресурсами на стадии перехода от современной к постсовременной эпохе.

Современные подходы к управлению человеческими ресурсами основываются на достижениях психологии и социологии труда, используют новые технологии комплектования штатов предприятий, разработки и закрепления нормативных правил внутрикорпоративного взаимодействия, выявления процедур по определению потребностей работников. Результатом оказывается достижение эффективности взаимодействия организации и ее членов.

Управление человеческими ресурсами строится на принципах опережающего

воздействия. Тесная интеграция управления человеческими ресурсами с общей бизнес-стратегией становится фундаментальным отличием от традиционной модели управления персоналом.

Система управления человеческими ресурсами предполагает разработку дополнительных инструментов и технологий воздействия на персонал, одним

из которых становится корпоративная культура предприятия. В современных

условиях управления человеческими ресурсами роль корпоративной культуры оказывается тесно связана с рядом преимуществ, которые становятся возможны при ее использовании в рамках бизнес-стратегии организации.

Корпоративная культура формирует, накапливает и воспроизводит основные ценности, миссию и стратегические цели организации – как для внешней, так и для внутренней среды. Она создает специфическую, присущую именно этой организации систему внутренних и внешних коммуникаций, позволяет развиваться и функционировать системе внешних связей. И наконец, именно корпоративнаякультура отвечает за определение норм отношений в трудовом процессе, обеспечивает самоорганизацию, сплоченность коллектива, укрепление корпоративности. Это основные функции организации, которые, наряду с другими элементами и механизмами бизнес-процессов, определяют ее специфику.

Такого рода важность и значимость корпоративной культуры в функционировании организации с неизбежностью приводят к формированию

множества подходов и определений в различных сферах социального знания.

Теоретическая рефлексия этого понятия создала множество подходов к определению корпоративной культуры. Если попытаться обобщить наиболее значимые, то можно выделить несколько основных групп авторов, рассматривающих данные подходы.

К первой группе можно отнести авторов, которые определяют корпора-

тивную культуру как характеристику деятельности организации и ее членов.

Это Д. Олдхэм, Э. Шейн, Б.Мильнер, Р.Холл. Представители этой группы указывают, что корпоративная культура – это коллективные базовые представления, формы отношения и ряд других аспектов в достижении результатов деятельности.

Ко второй группе авторов можно отнести тех, кто определяет корпоративную культуру через перечисление элементов организационной культуры.

Наиболее яркими представителями этой группы являются Д. Хэмптон, Р. Дафт, Н. Леметр, Н. Алдапов, В. Шихирев, Ф. Лютенс. В частности, последний дает наиболее типичное определение корпоративной культуры: «наблюдаемая регулярная форма поведения (отношение сотрудников к своей

работе), нормы, доминирующие ценности, философия (принятые в организации отношения сотрудников между собой, отношения к клиентам), правила, организационный климат» [1.С. 264].

К третьей группе можно отнести тех авторов, которые определяют корпоративную культуры как целостную категорию, определяющую социальный климат в организации в целом. В этом случае она становится образом мышления и способом действия членов трудового коллектива. Представителями этой группы являются, например, М.Мескон и Э.Джакус.

И наконец, четвертая группа представлена такими авторами, как В. Спивак, Р.Гриффин, П.Вейл, Д. Элридж, А.Кромби, К.Камерон, Р.Куинн. Здесь интегративным основанием становится определение корпоративной культуры, отражающее характер воздействия ее компонентов на организацию в целом, с прояснением того, «что ценно для организации, каковы стили ее лидерства, язык и символы, процедуры и повседневные нормы, как определяется успех, все то, что определяет уникальность характера организации» [2. С.168].

Несмотря на разнообразие подходов к определению корпоративной культуры, можно отметить общие характеристики, в той или иной мере выделяемые всеми авторами. Здесь принципиальным становится то, что корпоративная культура должна восприниматься большинством членов организации, а ее основным компонентом должны рассматриваться ценности организации. Учитывая анализ всех основных определений корпоративной культуры, можно попытаться сформулировать своего рода синтетическое определение. В этом случае корпоративная культура – это совокупность различных инструментов и методов, позволяющих индивиду отождествить себя с организацией, формирующих чувство сопричастности и мобилизующих дополнительные ресурсы работника на благо организации в целом.

Основным условием эффективной реализации всех функций корпоративной культуры является наличие в организации проводников, которые могут быть в определенной мере и субъектами влияния в организации. Если рассматривать возможных проводников и трансляторов корпоративной куль-

туры, то ими, помимо собственно руководства и топ-менеджмента компании,

могут стать наиболее авторитетные сотрудники организации. Они наиболее полно включены в существующие социально-психологические связи организации, ценностное и нормативное пространство, имеют длительный стаж трудовой деятельности на предприятии, пользуются доверием у руководства организации.

В современных условиях с введением новых систем эффективного управления человеческими ресурсами таким проводником ценностей и норм организации может оказаться и ментор. Поскольку его деятельность опирается, в первую очередь, на систему авторитарного влияния и управления, она становится наиболее эффективной, когда менторы начинают передавать свои знания и навыки наиболее перспективным сотрудникам компании, а также молодым специалистам, мотивированным на ускоренное карьерное продвижение. В результате менторы начинают формировать смысловые поля, создавая и воссоздавая коммуникативные сети, количественно и качественно расширяя ценностно-нормативное пространство организации, формируя единую культуру.

Как отмечают Т.И.Заславская и Р.В. Рывкина, в любой культуре присутствуют два аспекта – личностный и институциональный [3. С. 113,114].

Институциональное измерение культуры имеет более широкое значение.

Этот аспект включает структурно оформленные комплексы ценностей и норм, имеющих общепринятое и обязательное значение для членов данного сообщества. Он распространяется на всю совокупность социокультурных яв-лений. В процессе совместной деятельности формируются культурные способности субъекта, поскольку сама деятельность становится системообразующим фактором культуры.

Любые нормы предполагают систему санкций, имеющих обязательную силу в случае отклонения от нормативно одобренных образцов поведения.

Воспроизводство социальных норм во многом зависит от уровня моральной

поддержки большинства членов социальных систем, на которых распространяется их действие. Корпоративная культура должна отвечать требованиям эффективности нормативной системы и, прежде всего, ценностным критериям нормативно ориентированного поведения.

Еще Т. Парсонсом ценности были определены как общепринятые представления о желательном типе социальной организации. В реальной жизни, в ходе производственной деятельности ценности проявляются чаще всего как определенные предпочтения, корректирующие нормы ролевого поведения.

Эти ценности, наряду с другими эквивалентами корпоративной культуры, образуют систему символически обобщенных средств взаимодействия, рассматриваемых как средства корпоративной идентификации во внутренней и внешней среде.

Генерализация ценностей в корпоративной культуре отдельного предприятия обнаруживается в расширении сферы действия универсальных культурных образцов, не являющихся специфическими для других организаций.

Обобщение ценностей происходит при помощи символических посредников,

которыми становятся деньги, власть, влияние, престиж и ряд других факторов, характеризующих особенности каждой организации. Эти посредники реализуются в повседневном общении как ценностные предпочтения и ориентации. Они способствуют согласованной работе подразделений и сотрудников, а также успешному продвижению в карьере.

В связи с этим становится возможным говорить об эффективности менторинга как системы передачи существующей организационной и корпоративной культуры предприятия. С одной стороны, организация получает ценностно-ориентированного на корпоративную культуру сотрудника. С другой стороны, сотрудник также получает доступ к ценностям и ресурсам организации. Отсутствие или недостаточность уровня проявления корпоративных ценностей и норм у сотрудников могут привести к формированию множества субкультур, препятствующих достижению основных целей организации.

Наличие противоположных субкультур порождает противоречия между сотрудниками и делает их усилия разнонаправленными. Корпоративная культура является эффективной только тогда, когда она управляема и сформирована в соответствии с целями организации и спецификой требований рынка. Она предполагает ясное определение корпоративных целей, ценностей и норм поведения участников трудового коллектива. Основным принципом формирования корпоративной культуры должно быть ее соответствие всем элементам системы управления организации. Поэтому при трансляции корпоративной культуры, изменении стратегии, структуры и других элементов системы управления руководство организации должно оценивать степень реализуемости предпринимаемых управленческих решений в рамках существующей социальной системы, с учетом особенностей рынка и поведения конкурентов, а также общего состояния трудового коллектива организации. Необходимо также учитывать, что культура по своей природе более инертна, чем остальные элементы системы управления, поэтому любые изменения корпоративной культуры должны проводиться с учетом возможностей их реального воплощения, а также наличия проводников предпринимаемых изменений.

Для прояснения роли менторов в процессе формирования или трансформации элементов корпоративной культуры необходимо определить особенности их деятельности. Она носит рациональный характер. Здесь рациональность не следует отождествлять с целесообразностью или целеустремленностью, так как это не только осознанная направленность и осмысленность действий, но и принятие во внимание потребностей и интересов субъектов взаимодействия. Рациональность действий ментора основывается на некотором исходном знании о существующих ценностях и нормах организации. В процессе передачи умений, навыков, корпоративных правил принципиально значимым становится отсутствие искажений, поскольку от этого условия будет зависеть эффективность усвоения норм и ценностей, существующих в конкретной корпоративной культуре.

В соответствии с этим менторам предъявляется целый ряд требований, важнейшими из которых являются умение и готовность передавать накопленные знания и опыт. Поскольку менторы в процессе взаимодействия

транслируют не только свои профессиональные знания и умения, но и сложившуюся в организации системунорм и ценностей, они рассматриваются

основными агентами социальной адаптации.

Действия участника программы менторинга становятся рациональными в том случае, если их ориентации обоснованы, реализуются с учетом возможных или желательных результатов, избранных средств и существующих в наличии ресурсов. Первое условие предполагает «привязку» ориентаций действия к потребностям и интересам подопечного ментора, второе связано с его функциональными возможностями и, прежде всего, с возможностью эффективной организации и обеспечения процесса реализации этих ориентаций.

Усвоение ценностей и норм корпоративной культуры обеспечивается лишь тогда, когда подопечный ментора мотивирован на приращение собственных умений и навыков, на успешное освоение существующих символических средств, принятых в организации.

Такого рода действия должны носить двусторонний характер: предполагаются существенные усилия и со стороны ментора – участника взаимодействия. Он должен уметь описать и объяснить доступными ему символическими средствами различные проблемные, включая объективно существующие и независящие от него, ситуации. Эти ситуации должны рассматриваться как наделенные определенными смыслами, изначально интерпретируемые и реинтерпретируемые. Поскольку ментор и подопечный оказываются включены в сценарий корпоративного ролевого поведения, в процессе взаимодействия им с неизбежностью приходится следовать технико-рациональной системе действия и руководствоваться внешней системой соотнесения.

В процессе взаимодействия с подопечными менторы формируют нормативную легитимизацию, определяемую нормативными предписаниями и ролевыми ожиданиями членов трудового коллектива. Эти отношения должны быть непротиворечивыми, взаимосогласованными и совместимыми на различных уровнях системы организации. Социальные нормы, определяющие составные компоненты корпоративной культуры, транслируемой в ходе взаимодействия менторов со своими подопечными, должны также обеспечивать возможность их использования как руководства к действию при исполнении предусмотренных социальных ролей. Транслируемые в процессе менторинга нормы должны иметь обобщенный характер, определяя взаимодействие на всех уровнях социальной организации.

Отношения ментора и подопечного в формировании процесса передачи корпоративной культуры связаны также и с тем, что последний должен осознавать пределы собственной компетенции с точки зрения возможных последствий действия и с учетом имеющихся в его распоряжении ресурсов. Также и ментор обязан быть реальным экспертом норм и правил корпоративной культуры организации, принимая всю полноту ответственности за последствия принимаемых решений. Такого рода взаимно обусловленная деятельность должна основываться на разделении сфер компетенций ментора и подопечного.

Подопечному в рамках собственной сферы компетенций предписано сохранение полной внутренней автономии, а также относительно полной или

частичной внешней автономии. Обеспечение этих степеней свободы в рамках

корпоративной культуры становится залогом успешного саморазвития подопечного ментора. Чрезмерное расширение внешней автономии может привести к нарушению баланса сфер влияния ментора и подопечного. Рациональное осознание подопечным непротиворечивости собственных целей, а также целей, ценностей и норм взаимодействующего с ним ментора и корпорации в целом является залогом успешной профессиональной и социальной интеграции, полноценного включения в корпоративную культуру организации. Разработка и реализация совместной программы деятельности способствуют эффективному усвоению умений и навыков, нормативных правил и ценностей, сближению и согласованию позиций в процессе повседневного общения.

Оно становится более результативным при использовании также и вненормативных средств регуляции и контроля. Это означает, что формируемая интерсубъективность должна выражаться в форме открытого и свободного дискурса, обмена мнениями и аргументированных доказательств. Это достаточно сложный процесс, требующий от ментора высокого уровня лояльности, в частности, в отношении субкультуры подопечного, поскольку только нежесткие формы взаимодействия обеспечивают ненасильственный характер усвоения норм и ценностей корпоративной культуры.

В процессе интеграции подопечного в корпоративную культуру ментор создает дополнительные каналы распространения информации, формирует полноценного работника предприятия, обеспечивая взаимовыгодный обмен существующими у каждого субъекта взаимодействия ресурсами. С современных позиций менторинг как патронажная система внутрикорпоративной социализации и профессионализации рассматривается одним из стратегически значимых оснований воспроизводства и развития не только корпоративной культуры, но и технологий управления человеческими ресурсами.

* * *

1. Лютенс Ф. Корпоративное поведение. М.: ИНФРА М, 1999.

2. Камерон К., Куинн Р. Диагностика и изменения корпоративной культуры / Пер. с англ.; под ред. И.В.Андреевой. СПб.: Питер, 2001.

3. Заславская Т.И., Рывкина Р.В. Социология экономической жизни: очерки теории. Новосибирск, 1991.

Автор(ы) статьи: Налетова И.В.
Раздел: СОЦИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

качество высшего образования, образовательные услуги, региональный университет, студенты, преподаватели, работодатели.

Аннотация:

в статье представлены выводы эмпирического социологического исследования качества регионального университетского образования среди преподавателей и студентов Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина и работодателей г. Тамбова.

Текст статьи:

Качество высшего образования сегодня воспринимается неоднозначно. С одной стороны, его повышение в современных условиях перехода от индустриального уровня к постиндустриальному, информационному и сетевому, а также интеграции российской системы высшего образования в Болонский процесс становится одним из факторов соответствия системы высшего образования уровню развития новой социокультурной реальности. С другой стороны – существующее множество подходов к определению качества образования, неоднозначность способов его измерения затрудняют объективный научный анализ этой характеристики современных образовательных услуг. Одним из практических методов исследования качества высшего образования выступает множество существующих социологических методик, которые позволяют выявить отношение к существующему уровню, его восприятие разными социальными группами, заинтересованными в повышении качества образовательных услуг.

В современном обществе существует как минимум четыре социальные группы, которые заинтересованы в объективной оценке качества образования и его соответствии уровню развития общества. Прежде всего, это государство, которое посредством повышения качества образования стремится повысить конкурентоспособность экономики и страны в целом. Вторая группа – работодатели, заинтересованные в получении на предприятия и фирмы высококвалифицированных работников, не нуждающихся, хотя бы в первое время после получения образования, в повышении его уровня, качества, переквалификации. Третья группа – университеты (менеджмент и преподаватели), которые не просто формируют качество высшего образования, но и посредством него закладывают основы привлекательности бренда и имиджа учебного заведения на рынке образовательных услуг. Наконец, в качестве современного образования заинтересованы студенты, которые, несмотря на то, что в нашем обществе пока не утвердилась концепция «человеческого капитала», стремятся после окончания вуза получить не просто работу по специальности, а высокооплачиваемую работу.

Традиционно  каждая из социальных групп, связанных с системой высшего образования, имеет собственные критерии оценки ее качества, по-своему видит цели обучения, проблемы, предъявляет требования к уровню развития системы образования в целом и процесса обучения в частности. Однако комплексных сравнительных исследований уровня удовлетворения качеством высшего образования основных социальных групп, заинтересованных в высоком уровне образовательных услуг, в нашем регионе пока крайне мало. Под руководством автора в 2007-2008 учебном году в рамках дисциплин специализации «социология образования» и студенческого инновационного проекта было проведено исследование «Качество образования в Тамбовском государственном университете им. Г.Р. Державина: студенты, преподаватели, работодатели».

Основная цель исследования – получение обоснованных и надежных эмпирических данных о восприятии качества образования, предоставляемого Тамбовским государственным университетом им. Г.Р. Державина.

Исследование было направлено на выявление следующих позиций:

1. Выявление мнения респондентов об основных проблемах, существующих в отечественном высшем образовании;
2. Определение особенностей восприятия качества предлагаемого образования ТГУ им. Г.Р. Державина разными социальными группами;
3. Выявление оценки возможности трудоустройства студентов нашего университета на региональном рынке труда;
4. Уточнение задач взаимодействия между студентами, преподавателями и работодателями;
5. Выявление барьеров, препятствующих плодотворному сотрудничеству университета и регионального рынка труда;
6. Сравнение представлений работодателей и университета об эффективных формах взаимодействия.

Исследование проводилось методом анкетного опроса. Генеральную совокупность составили студенты и профессорско-преподавательский состав Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина, а также работодатели города Тамбова.

Полученные результаты исследования позволили сделать следующие выводы:

1. В настоящее время необходимо соответствие между требованиями рынка труда и предлагаемыми образовательными услугами. Одним из ключевых факторов соответствия образовательных услуг потребностям региона является их качество. Сегодня сложилась противоречивая ситуация: рынок труда переполнен выпускниками системы высшего профессионального образования, но по ряду критериев характер и качество их подготовки не устраивает работодателей. Результаты социологических исследований свидетельствуют, что работодатели устанавливают прямую зависимость между качеством подготовки специалистов и успешностью их работы в организации. Тем самым проблема неудовлетворенностью качеством образования работодателей становится условием, серьезно осложняющим развитие региональной экономики.

2. Результаты исследования свидетельствуют о том, что подавляющее большинство опрошенных всех трех групп признают существование проблем в современной системе высшего образования, в том числе и на региональном уровне. Но чаще всего преподаватели и студенты связывают существующие проблемы в высшем образовании с объективными факторами развития самой институциональной системы, чем с субъективными или личностными факторами, тогда как работодатели обращают внимание на субъективные особенности организации учебного процесса (низкая компетентность студентов и профессорско-преподавательского состава, недостаточный уровень получаемых знаний и т.д.). Для всех групп опрошенных проблемой является платное образование и связанные с ним трудности, а вот переходом на двухуровневую систему бакалавр/магистр пока озабочены только преподаватели.

3. Несмотря на существующие разногласия в восприятии качества высшего образования, предоставляемого нашим университетом, преподавателями, студентами и работодателями, результаты исследования свидетельствуют о готовности опрошенных социальных групп к плодотворному сотрудничеству на основе однозначных оценок таких критериев, как осознание кризисных элементов в системе образования, значимости высшего образования в современном обществе, его практической направленности, качеств и ценностей молодых специалистов, получивших высшее образование.

4. Результаты исследования показывают, что большинство представителей разных социальных групп опрошенных занимают промежуточную позицию между позитивным и негативным восприятием современного качества высшего образования (примерно две трети), тогда как полностью довольны существующим качеством образования только каждый третий студент, каждый десятый преподаватель и только 2% работодателей.

5. Подавляющее большинство опрошенных преподавателей (75%) довольны качеством образования, которое дается студентам нашего университета, из них каждый пятый удовлетворен качеством полностью, а более половины (55%) скорее удовлетворены им, чем нет. Это свидетельствует о более высокой оценке работы собственного университета, чем российской системы образования в целом, что подтверждают и ответы на вопрос о соответствии ТГУ им. Г.Р. Державина критериям качества современного образования. Почти 80% опрошенных подтверждают соответствие нашего университета критериям современного качества образования. Одновременно 6% работодателей считают, что знания и умения выпускников нашего университета соответствуют критериям качественного образования и 47% скорее согласны с этим.

6. Результаты исследования выявили несоответствие восприятия главной задачи ТГУ им. Г.Р. Державина на рынке образовательных услуг основными исследуемыми группами. Работодатели видят главную задачу регионального университета в подготовке, переподготовке и повышении квалификации работников с высшим образованием, оставляя без внимания такие критерии, как сохранение и приумножение нравственных, культурных и научных ценностей общества, распространение знаний среди населения; удовлетворение личности в интеллектуальном, культурном и нравственном развитии. Последние в большей степени значимы для студентов и преподавателей. Необходимо отметить низкую популярность среди всех групп опрошенных такой задачи, как формирование у обучающихся гражданской позиции.

7. Существуют и противоречия в распределениях на вопрос о соответствии специальностей, предлагаемых ТГУ, между преподавателями, студентами и работодателями. Если каждый третий преподаватель и студент согласны с тем, что такое соответствие есть, то среди работодателей согласились с этим меньше, чем каждый пятый, тогда как каждый третий из опрошенных работодателей считает, что только малая часть выпускников нашего университета востребована на рынке труда. Одновременно с этим почти половина опрошенных и работодателей, и респондентов от системы образования обратили внимание на то, что, скорее всего, соответствие предлагаемых специальностей требованиям рынка труда есть при некотором несоответствии.

8. Для того чтобы учебный процесс был наиболее эффективным все представители опрошенных групп обращают внимание на возможность участия работодателей в процессе подготовки своих будущих специалистов. Сами работодатели считают для себя возможным руководить производственной практикой, преподавать ряд практических дисциплин, проводить совместные исследовательские проекты, семинары и тренинги. Одновременно работодатели показали достаточно низкое знание проблем методического обеспечения учебного процесса (об этом свидетельствует большой процент затруднившихся ответить на вопросы о необходимости введения новых форм работы со студентами и т.д.) и почти каждый третий отмечает отсутствие у себя педагогического образования.

9. В целом претензии работодателей к качеству образовательных услуг нашего университета осмыслены слабо, работодатели не могут четко сформулировать свои требования к университету иначе, чем в наиболее общем виде. Исследование показывает, что работодатели и университет по-разному видят задачи и перспективы совместного сотрудничества, имеющиеся формы сотрудничества реализуются достаточно локально и в ограниченных размерах. Поэтому оценка практики взаимодействия работодателей и университета должна быть дифференцированной. Необходимо преодолеть разрыв между университетом и работодателями, которые, ограничиваясь решением частных задач, замкнуты сами на себе. Для этого можно сформировать программу в рамках совместных курсов повышения квалификации, семинаров, конференций и для преподавателей, и для работодателей, на которых определить предмет сотрудничества, зоны ответственности, условия деятельности сторон.

 

Автор(ы) статьи: Крыкова И.В.
Раздел: СОЦИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

мужчина, женщина, жена, права женщин.

Аннотация:

В статье анализируется проблема становления и развития правового статуса женщин, начиная с истоков ее зарождения и до принятия христианства. Автор уделяет особое внимание регламентации семейно-бытовых, имущественных отношений с участием женщин, а также степень их вовлеченности в общественную сферу

Текст статьи:

Феминизм как борьба за достижение юридического равноправия полов, по мнению большинства исследователей, возник на рубеже XVIII – XIX веков. Равенство мужчин и женщин – это вопрос равенства человеческого существования. Вместе с тем, принятие прав женщин долгие века отставало от признания прав мужчин. Истоки социальной дискриминации женщин следует искать в глубокой древности. Без анализа правового положения женщин в ранние периоды истории, на наш взгляд, трудно представить целостную концепцию развития феминизма как общественно-политического движения за гражданские права женщин.

Как считают большинство исследователей, совершенно разные условия существования мужчин и женщин определило первичное разделение труда. Оно, как отмечает С.Г. Айвазова, утвердило за мужчинами «право на «внешнюю» деятельность, на освоение мира и господство над ним», а за женщинами – «право на рождение и воспитание детей, на обустройство дома и быта». [2, с. 12]. Однако и здесь, в доме женщины оказались подчинены мужскому авторитету. Мужчина, таким образом, выполнял роль субъекта истории, а женщина становилась объектом мужской власти. Вопрос о разделении труда, поставившем женщин в неравное, зависимое положение от мужчин, можно отнести к одному из самых спорных и загадочных в истории, и ответ на него, по мнению С.Г. Айвазовой, следует искать уже в первобытной эпохе – времени, когда и происходил этот процесс.

Современная наука не обладает точными данными о характере гендерного взаимодействия в самом далеком прошлом. Одни исследователи считают, что период каменного века (50-20 тыс. лет назад) был гендерно нейтральным, то есть «взаимоотношения между мужчинами и женщинами не имели в ту пору общественной значимости». [5, с. 17]. Другие полагают, что на раннем этапе истории человечества царил матриархат (от лат. мater — мать + греч. аrche – власть) — гипотетическая форма общественного устройства на ранних этапах развития первобытно-общинного строя, характеризующаяся доминирующей ролью женщины в семье, хозяйстве, общественной жизни. [11]. При этом счет родства и наследование ведется по материнской линии. Швейцарский ученый И.Я. Бахофен впервые выделил период матриархата и ввёл термин гинекократия (от греч. gyne, — женщина и kratos – власть) для обозначения этой предполагавшейся им универсальной стадии в истории человечества.  Теория И.Я. Бахофена получила своеобразное продолжение в трудах американского этнографа и археолога Л.Г. Моргана, а также немецкого философа Ф. Энгельса. Поскольку этнология, археология и антропология так и не предоставили валидных доказательств существования матриархата, к 70-м годам ХХ века большинство антропологов пришли к выводу о том, что матриархат – это миф, выдуманный И.Я. Бахофеном.

Американская феминистка антрополог Риан Айслер утверждает, что матриархат в действительности предполагал партнерские отношения между женщинами и мужчинами, которые были разрушены с появлением «технологий войны», утвердивших превосходство грубой силы. [5, с. 17].

В пользу вероятности существования матриархата, по мнению  ряда исследователей, говорят археологические данные, полученные в ходе раскопок самых ранних захоронений человека, свидетельствующих о равном статусе погребенных вне зависимости от их принадлежности к полу; древние мифы о господстве женщин; материалы, позволяющие интерпретацию существования женских божеств — глав пантеона, правительниц племен и государств и т.д.аспространенный мире льством высокой женской роли в архаичном обществе, по мнению длежности к полу. лизе материалов, полученн  [5, с. 17-18].

Третья точка зрения на этот вопрос обосновывает суждение, согласно которому история человечества изначально складывалась как история мужского доминирования. Такое господство мужчин над женщинами принято обозначать понятием «патриархат».

По мнению С.Г. Айвазовой, не смотря на то, что ни одна из вышеприведенных точек зрения на характер гендерных отношений в доисторический период не получила окончательного признания, очевидным является другое: с появлением традиционного общества (т.е. приблизительно 7-5 тыс. лет тому назад) «патриархат стал узаконенной системой отношений между мужчинами и женщинами». [5, с. 19]

Следует отметить, что отношения власти между полами хорошо иллюстрируют нормы языка. Известно, что слова «мужчина» и «человек» во многих европейских языках совпадают (например, man в английском и l’homme – во французском), а понятие «женщина» подразумевает лишь значение «жена». [7, с. 23].

Проявление социальной дискриминации по признаку пола можно проследить уже в тот момент, когда рождается ребенок. В традиционном обществе предпочтение всегда отдавалось рождению сына. Так, например, в Древней Греции при рождении сына счастливые родители украшали дверь оливковыми ветвями. В древнем Иерусалиме бегали по улицам и провозглашали во всеуслышание: ”У нас родился сын!” [10]. О нем мечтали все женщины, его желали все мужчины: сына, наследника, который примет нажитое трудом состояние семьи и достойно его приумножит. Если же рождалась дочь, в этом чаще всего винили только женщину. В Аравийской пустыне с древних времен существовал обычай вырывать перед каждыми родами яму в песке, над которой мать рожала, сидя на корточках. Если ребенок, падавший в яму, был “всего лишь” девочкой, отец тотчас решал, засыпать  ли над ней яму или, если девочек в племени не хватало, позволить ей жить. Нередко новорожденных девочек приносили в жертву божествам.

Когда дочь достигала “опасного” возраста — возраста половой зрелости, её чаще всего запирали под замок, отгородив от мира мужчин. Во многих древних цивилизациях можно встретить описания табу, окружавших девочку в момент первой менструации. Английский этнолог Дж.Дж. Фрэзер сообщает, что у некоторых народов девушки при наступлении первой менструации удалялась в маленькую, расположенную на отшибе хижину, где должны были жить в строжайшем затворничестве, которое в зависимости от местных обычаев могло продолжаться от нескольких дней до года. [10]. Все это время девочки считались «нечистыми», а значит «опасными для общества». Следует отметить, что женской менструации в древние времена часто приписывались губительные свойства (например, считалось, что «нечистая» женщина способна превратить вино в уксус, из-за неё молоко скисает, гибнет урожай,  рвутся струны на арфах и т.д.). [2, с. 13].

В традиционном обществе женщина зачастую была обречена навсегда оставаться несовершеннолетней в гражданской жизни. В Древней Индии, согласно законам Ману, женщине в детстве полагалось быть под властью отца, в молодости – мужа, после его смерти – под властью сыновей, ибо «женщина никогда не пригодна для самостоятельности». [4, с. 51-52]. В Древнем Риме над женщинами устанавливалась постоянная опека, которая не зависела от наступления совершеннолетия. Обязательность наличия опекуна при женщине определялась, во-первых, общим ограниченным публично-правовым статусом лиц женского пола, во-вторых, считалась необходимой “в силу присущего женщине легкомыслия”. [9].

В большинстве случаев на начальных этапах традиционного общества, как полагают историки,  «жена была рабой мужчины – главы семьи, который владел женщиной на правах частной собственности и мог поступать с нею так же, как он поступал с любой принадлежащей ему вещью». [5, с. 21]. Так, например, согласно своду законов Хаммурапи муж мог одолжить жену как рабочую силу другому, мог заложить жену и детей, если испытывал затруднения. За непослушание, лень, отказ от исполнения супружеских обязанностей супруг мог «побить свою жену, отрезать ей нос, выжечь на лбу рабское клеймо или прогнать ее, мог проткнуть ей уши у позорного столба».  [10]. В Древнем Китае после замужества женщина становилась служанкой мужа и его родителей. Отец считался «представителем императора» в доме, и любое нарушение домашних устоев рассматривалось как нарушение устоев государства. От женщины не требовалось выделяться умом или талантами; лучшими женскими качествами считались робость, сдержанность и умение приспосабливаться к характеру мужа.

На Востоке кроме законной жены мужчина мог иметь побочную жену или несколько наложниц (особенно в случае бесплодия жены). В Древнем Китае их называли «вторая жена», «третья жена» и т.д. У евреев библейской эпохи было принято многоженство, при этом под страхом суровых наказаний требовалось, чтобы невеста была отдана супругу девственницей. В Греции закон предписывал мужчине строгую моногамию, но в его распоряжении были все служанки, рабыни, а вне дома он мог иметь сколько угодно подруг. При этом высшей формой любви признавалась любовь мужчины к мужчине (в Древней Греции гомосексуализм получил широкое распространение и, по мнению некоторых исследователей, был в какой-то степени эстетизирован). В Древнем Риме женщина после свадьбы переходила «в руку» к супругу. Ее внутрисемейный статус был подчиненным: она приравнивалась как бы к дочери, а муж приобретал над нею власть домовладыки. [9]

В большинстве древних цивилизаций женщина была бесправной во всех отношениях. Согласно законам Хаммурапи она не могла ни заключать договоров, ни ставить свою подпись — все только через опекуна. В древние времена, как правило, женщина не имела права собственности на имущество и была ограничена, а в некоторых странах (например, в Вавилоне) и вовсе лишена прав наследования. В Древнем Риме имущественные отношения супругов различались в зависимости от формы заключения брака по римскому праву: либо все имущество жены переходило к мужу, либо действовал принцип раздельности имуществ супругов. Женщины обладали ограниченной завещательной способностью (требовалось согласие опекуна; в более позднем римском праве женщины стали обладать почти совершенной свободой завещания в отношении лично ей принадлежавшего имущества). Женщина не могла предстать перед судом ни как истица, ни как свидетельница «вследствие непостоянства женского ума». [4, с. 51-52]

Как правило, женщины не могли требовать развода, таким правом чаще всего обладал только муж. В Древнем Китае муж мог разойтись без бракоразводного процесса, если жена «не оправдала надежд предков», т.е. была непослушна его родителям, бесплодна, распутна, болтлива и т.д. [4, с. 69-70]. Согласно Талмуду, муж мог развестись с женой, если она просто разбила блюдо в его доме, или если муж найдет более красивую жену. В Древней Греции развод также был свободен. Муж мог в любое время отослать жену из своего дома (правда, в этом случае он обязан был вернуть ей приданое, если только развод не был вызван изменой жены). Римский брак допускал развод супругов (в христианскую эпоху развод постепенно был запрещен). Расторжение брака сопровождалось выяснением причин развода, и виновная сторона несла имущественные санкции в виде потери своего добрачного имущества или штрафов.

Во всех без исключения традиционных обществах женщине предписывается строгое целомудрие. Супружеская неверность жены рассматривалась как величайшее предательство, за которое жена подвергалась страшным карам, вплоть до смертной казни. Согласно древнееврейскому обычаю, женщину за измену следовало побить камнями. В Древнем Риме прелюбодеяние жены могло караться домашней саморасправой, на которую имели право муж и отец жены. Её могли забить камнями, бросить в цирке на растерзание зверям.

Одна из проблем, встающих во всех обществах, где женщина находится под опекой, — это положение вдов. На Востоке в древние времена существовал обычай левирата, т.е. если женщина теряла мужа, то чаще всего её должен был взять в жены деверь или другой родственник мужа. Наиболее радикальным решением было заклание вдов над могилой супруга. В Древней Индии с давних времен существовал обычай сати (в  переводе  с  санскрита  означает «преданная жена») — самосожжение вдов, отменённый под влиянием женских организаций лишь в 1829 году.

Однако были в Древнем мире и исключения. В Древнем Египте женщины пользовались большей свободой, чем в других странах Востока. Они могли заниматься торговлей, получать профессию (например, ткачихи). Женщины могли присутствовать на праздниках. В Древнем Египте предки определялись по женской линии, и родословную всегда составляла мать семейства (её называли «небет пер» — «хозяйка дома»). [8, с. 54]. Традиции не запрещали женщине представлять государственные интересы. Известны несколько случаев в истории Египта, когда женщины становились фараонами (самой известной из них была царица Хатшепсут). Женщины могли владеть имуществом и распоряжаться им по своему усмотрению. Мужчина и женщина были равны перед законом. Женщины имели право подавать исковые заявления в суд и самостоятельно отстаивать там свои интересы. При заключении брака состоятельные египтяне заключали брачный договор, в котором оговаривали имущественные права сторон. Допускался развод, после которого женщина сохраняла право на повторное замужество. Обычно египтянин имел только одну жену; фараоны и знатные вельможи могли позволить себе нескольких жен и, кроме того, содержали наложниц, социальный статус которых был настолько высоким, что их дети могли наследовать царский престол.

Мир женщины в традиционном обществе был ограничен домом и семьей. Почти всегда после свадьбы жена переселяется в дом супруга — уже одного этого достаточно, чтобы продемонстрировать мужское превосходство. Например, согласно римскому праву, жена не могла жить одна, она была обязана следовать месту жительства своего мужа. Муж имел право заставить жену жить в своем доме, прибегнув для этого или к насильственным действиям, или к помощи властей.

В древние времена у многих народов для всех девушек и женщин, независимо от возраста, существовали особые женские покои, которые для надежности охранялись и закрывались на засов (в некоторых странах в женской части дома не было даже окон). В Древней Греции зажиточный грек-горожанин проводил большую часть времени вне дома, дискутировал на улицах и в общественных местах. Женщина должна была, напротив, жить замкнуто в т.н. гинекеях (от греч. gynaikeios — женский, gyne — женщина) -  женской половине в задней части дома. Исключением была Спарта – единственный город, где женщина считалась почти равной мужчине.

Зачастую женщине не позволялось переступать дверной порог и одной выходить на улицу. У евреев библейской эпохи женщина не могла выйти на улицу без покрывала. Девушки из богатых и благородных семейств, выраставшие в замкнутом пространстве, учились выполнять повседневную домашнюю работу — готовить еду, прясть, ткать и шить, но больше ничему. Для представителей нижних слоев населения к этому объему домашних работ добавлялись еще помощь мужу в поле и ремесле. Все воспитание готовило их только к роли будущих жен. Они должны были оставаться целомудренными и, по существу, невежественными, довольствоваться лишь самыми ограниченными знаниями, проявлять покорность по отношению к родителям и супругу, выполнять религиозные предписания. [10].

В общественной жизни женщины, как правило, не участвовали или их участие играло второстепенную роль. В Древней Греции на массовые мероприятия, за исключением религиозных церемоний, женщину не пускали (например, всем женщинам под страхом смертной казни запрещалось присутствовать на Олимпийских играх). Только в эпоху эллинизма самостоятельность греческих женщин несколько выросла, они стали более активно получать образование, приобретать профессию.

Юридический статус римской женщины (mater familias, мать семейства, matrona) был выше, чем у греческой женщины. Как отмечает С. де Бовуар, «римлянка гораздо активнее вовлекается в общественную жизнь; дома она занимает атриум — центральное помещение жилища, а не отправляется в гинекей подальше от посторонних глаз», она «присутствует на трапезах, на празднествах, ходит в театр», «матрону называют domina (госпожа)». [3] Иногда они играют видную роль в истории: легендарные сабинянки, спасшие Рим, Лукреция, чьё самоубийство послужило поводом  к изгнанию  этрусских царей и др. Особым почетом в Древнем Риме пользовались весталки – жрицы богини Весты, поддерживающие в её храме вечный огонь как символ нерушимости государства. Весталки должны были хранить целомудрие, при нарушении этого обычая их заживо закапывали в землю или замуровывали. Весталки могли владеть имуществом, могли  смягчить вынесенный приговор, к ним прислушивались даже императоры.

Несмотря на практически полную изолированность женщин из общественной жизни, потребность в их обществе была велика, так как именно женщина являлась главной носительницей высшего начала, перед которым преклонялся мужчина (особенно, грек или римлянин) – красоты в её высшей, законченной форме. Поэтому говоря о древней женщине как о свободной представительнице общества, зачастую приходится иметь в виду только гетер (от греч. — подруга, спутница) — образованных женщин, ведущих свободный и независимый образ жизни. Социальный статус гетер был достаточно высок, некоторые из них оставили свой след в истории античной литературы, искусства, философии и политики (например, Таис Афинская — возлюбленная Александра Македонского, Аспазия – жена и правая рука правителя Афин Перикла и др.).

Следует отметить, что во всех странах с древних времен одним из следствий порабощения «честной женщины» семьей являлось наличие проституции. Среди многих первобытных народов была распространена т.н. патриархальная (гостеприимная) проституция (обычай, когда хозяин предлагал свою жену или дочь гостю). Широко распространена в древние времена (особенно в Индии, Вавилоне, Древней Греции) была храмовая или священная проституция. Но чаще всего священная проституция переходила в проституцию законную, поскольку духовенство видело в подобной торговле средство наживы. В античные времена существовали публичные дома (в Древней Греции их называли диктерионы). Римлянке, желавшей заниматься проституцией, выдавалась licentia stupri (буквально «разрешение глупости»), причем она лишалась правовой и имущественной дееспособности.

Таким образом,  можно сделать вывод о том, что социальная практика дискриминации женщин зародилась давно и репродуцировалась веками, а возникшие во времена первичного разделения труда общества были патриархальными и строились на основе гендерной иерархии. С момента возникновения традиционного общества отношения между мужчинами и женщинами выступали как субъектно-объектные и были статусно неравными.

Брак в древние времена чаще всего представлял собой имущественную сделку, в результате которой жена становилась собственностью мужа. Поскольку она — собственность мужчины, как раб, скотина или вещь, он может иметь нескольких жен (а в случае моногамии – подруг, наложниц и т.д.); муж может разводиться с женами по собственной прихоти — общество не дает женщинам практически никаких гарантий.

Даже в те короткие периоды, когда женщина занимала относительно высокое социальное положение, будь то в Греции или Римской империи, это вовсе не было достижением женщин как части населения в целом, а касалось лишь ограниченного числа женщин, выступавших в роли столичных красавиц, украшавших собой любое общество и являвшихся непременным атрибутом роскошной жизни богатых людей. Если не считать эти блистательные исключения, древняя женщина влачила полурабское существование, редко покидая дом; во многих случаях женщина признается юридически недееспособной.

Таким образом, в условиях, когда в общественной жизни господствовали мужчины, а женщины не имели большинства гражданских прав, практически не обладали имущественными правами, не имели возможности получать сравнимого с мужским уровня образования, женщины утрачивали свое субъективное начало и превращались в объект собственности, инструмент деторождения.

Список литературы

1. Адам и Ева. Альманах гендерной теории / Под ред. Л.П. Репиной. – М.: ИВИ РАН; СПб.: Алетея, 2003.
2. Айвазова С. Русские женщины в лабиринте равноправия. – М., 1998.
3. Бовуар С. де. Второй пол. М-СПб., 1997. http://www.french-book.net/text/Biblio/Ru/Beauvoir/vtoroi_pol.html
4. Вологдин А.А. История государства и права зарубежных стран: Учеб. Пособие. – М.: Высш. шк., 2005.
5. Гендерные аспекты политической социологии. Учебное пособие /Отв. ред. С.Г. Айвазова, О.А. Хасбулатова. – М., 2004.
6. Дубинский М. Мужчины и женщина. – М.: Дрофа-Плюс, 2005.
7. Клименкова Т.А. Женщина как феномен культуры. Взгляд из России. – М.: Преображение, — 1996.
8. Культурология. История мировой культуры: Учебник для вузов / Под ред. Н.О. Воскресенской. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, Единство, 2003.
9. Основы римского частного права / В. Б. Романовская, Э. Б. Курзенин. http://law.edu.ru/doc/document.asp?docID=1136998&subID=100019595,100075629#text

10.http://student.km.ru/ref_show_frame.asp?id=88614C05832241E2BB93A23280727CEB

11.  http://www.glossary.ru/cgi-bin/gl_sch2.cgi?R1dMg,y

Автор(ы) статьи: Загороднова К. П., Мордовина Л.В.
Раздел: СОЦИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

модели духовных ценностей, повседневная культура семьи, семейная атмосфера, коммуникация, распределение обязанностей, бытовая атмосфера.

Аннотация:

В статье дается характеристика и значение моделей духовных ценностей в повседневной культуре семьи.

Текст статьи:

Семья — это сложное социокультурное явление. Специфика и уникальность ее состоит в том, что она фокусирует в себе практически все аспекты человеческой жизнедеятельности и выходит на все уровни социальной практики: от индивидуального до общественно-исторического, от материального до духовного.

Именно в повседневной культуре семьи формируются духовные ценности, которые имеют огромное значение не только для всех членов данной семьи, но и для общества в целом.

Повседневную культуру каждой семьи характеризует определенный уровень духовности. Чем выше этот уровень, тем больше оснований для семьи быть сплоченной, развивать способности и интересы, удовлетворять культурные потребности своих членов, успешно воспитывать детей, жить богатой нравственной и эмоционально-эстетической жизнью. К духовным ценностям  повседневной культуры семьи следует, прежде всего, отнести ее идейно — нравственные устои, распределение обязанностей, семейную атмосферу, общение внутри семьи, эстетику быта.

Рассмотрим модели духовных ценностей более подробно.

Сам дух семьи, характер отношений в ней, общий стиль и тон супружества принято называть семейной атмосферой. В сущности, она является основным источником радости или неприятностей, ощущения полноты супружества или его неполноценности. Семейная атмосфера складывается из многих элементов, главный из которых — нравственное здоровье семьи, тесно связанное с жизнью общества. Можно сказать, что нравственная семейная атмосфера устойчива в такой мере, в какой социальна семья и в какой искренни и честны супруги в своих взаимоотношениях. Причём нравственное сознание семьи и супругов постоянно возрастает, если здесь не провозглашают принципов, а ими руководствуются, не говорят о том, как надо вести себя, а просто живут по законам совести и чести, не рассуждают о морали, а живут в соответствии с ней. Такая атмосфера оптимистична, пронизана высокой нравственностью, уверенностью в будущем.

Семейная атмосфера — это психологический климат семьи. Она включает в себя духовную жизнь родителей и детей, единство их интересов, увлечений, переживаний. В этом случае исследователи говорят о духовном единстве семьи, когда каждый стремиться понять других, разделить их заботы, помочь. Духовное единство сплачивает семью в коллектив, помогает созданию общего стиля и тона жизни.

Многие исследователи выделяют два типа климата семьи: благоприятный и неблагоприятный. Многолетние наблюдения показывают, что довольно значительной части семей присущ противоречивый климат.

Исходной основой благоприятного климата является супружеская совместимость, в первую очередь такой ее компонент, как общность идейно- нравственных взглядов мужа и жены. Для благоприятного климата характерны следующие признаки: сплоченность, возможность всестороннего развития личности каждого ее члена, высокая доброжелательная требовательность членов семьи друг к другу, чувство защищенности и эмоциональной удовлетворенности, гордость за принадлежность к своей семье, принципиальность, ответственность.

В семье с благоприятным климатом каждый ее член относится к остальным с любовью, уважением и доверием, к родителям — еще и с почитанием, к более слабому — с готовностью помочь в любую минуту.

Важный показатель благоприятного климата семьи – стремление ее членов проводить свободное время в домашнем кругу, беседовать на интересующие всех темы, вместе выполнять домашнюю работу, подчеркивать достоинства и добрые дела каждого, преподносить друг другу приятные сюрпризы, вместе путешествовать.

Неблагоприятный климат семьи ведет к депрессиям, ссорам, психической напряженности, дефициту в положительных эмоциях. Если члены семьи не стремятся изменить такое положение к лучшему, то само существование семьи становится проблематичным.

Общение в семье представляет собой отношение членов семьи друг к другу и их взаимодействие, обмен информацией между ними, их духовный контакт.  Спектр общения в семье может быть очень разнообразным. Помимо бесед о работе, домашнем хозяйстве, здоровье, жизни друзей и знакомых оно включает в себя обсуждение вопросов, связанных с воспитанием детей, искусством, политикой, и так далее.

Удовлетворённость супругов общением зависит от степени совместимости их взглядов, ценностей. Не вызывает сомнения тот факт, что нервозность, неуравновешенность, замкнутость и другие отрицательные черты характера являются плохими спутниками семейного общения.

Однако не бывает идеального общения в семье, т.е. общения, состоящего только из согласия. Супружеские отношения неизбежно проходят через противоречия: ссоры, конфликты, и так далее. В этих случаях очень важно понять супругам позицию друг друга, поставить себя на его место.

В семейном общении очень важны нравственные принципы, главным из которых является — уважение другого, его «я».  Нередко, после трудного трудового дня супруги стремятся сорвать своё плохое настроение на близких, дать выход накопившейся озлобленности. Они начинают ворчать, упрекать, делать замечания, кричать. В результате такой разрядки человек может получить временное облегчение, хотя последствия могут оказаться тяжёлыми. Одних начинают мучить угрызения совести за собственную неправоту и несдержанность. Других — обида за несправедливые обвинения и упрёки. В результате это способствует разрушению семьи.

Иногда полезно делать компромиссы, т.е. идти на уступки друг другу. Также очень важно уметь признавать свои ошибки, как право других ошибаться.

Очень важно почаще делиться своими мыслями, не скупиться на похвалу, добрые слова.

Основными компонентами культуры общения являются сопереживание, терпимость, уступчивость, доброжелательность.

Чем больше семья, тем сложнее распределение домашних обязанностей.

Законом семейной жизни является равномерное распределение обязанностей по ведению домашнего хозяйства между всеми членами семьи. Это параллельно является важным моментом в воспитании детей. Подрастая, дети берут на себя всё более сложные и ответственные обязанности по ведению домашнего хозяйства. В результате они реально помогают родителям, своей семье и отрабатывают у себя полезные привычки. Таким образом, бытовая атмосфера в семье формируется постепенно. Труд в семье обеспечивает необходимую гармонию во взаимоотношениях, гарантируя материальное благополучие. Работа по дому воспринимается как нечто неприятное, навязанное, но она очень важна и составляет основную часть семейных дел. Людям, на плечи которых ложится ее выполнять следует уделять особое внимание.

Бытовой труд выступает как средство проявления внимания друг к другу, заботливости, взаимного уважения. В этом выражается нравственный смысл домашнего труда, бытовых обязанностей. Трудолюбие предполагает определённую культуру труда. Работа по домашнему хозяйству весьма разнообразна, и здесь важны чуткое отношение, взаимопомощь, умение тактично поддержать друг друга.

Чем справедливее организовано в семье распределение обязанностей, чем более творчески относятся члены семьи к своим обязанностям, тем больше перспектив у судьбы брака. Хозяйственные стороны быта приобретают окраску высокой педагогики и истинного воспитания чувств. К этому следует относиться со всей серьёзностью ввиду того, чтобы не утратить способность нежно и преданно заботиться о других. Это качество взращивается в семье.

Таким образом, можно сделать вывод:

Семейная атмосфера -  выделена в статье, как  главная составляющая всех моделей. Отмечена ее уникальность, выраженная в чуткости восприятия перемен настроений членов семьи. При этом перемены в семейной атмосфере могут чувствовать только члены одной семьи.  Коммуникация – как духовный контакт между членами семьи, распределение обязанностей – как снова благоприятных духовных взаимоотношений. Бытовой труд  — как средство проявления внимания друг к другу, заботливости, взаимного уважения.

Для углубленного изучения данной тематики, было проведено исследование. Получены следующие результаты:

В анкетировании приняли участие 30 человек из них, респондентов мужского пола 55%, женского пола 45%, следующих возрастных категорий: от 18-25 лет – 35%, 25-35 лет – 35%, от 35-55 лет – 30%. По роду деятельности респонденты: работающий – 70%, студент – 20%, студент и работающий – 5%, не работающий – 5%.

На вопрос «Что включает в себя понятие «духовные ценности повседневной культуры семьи»?» респонденты 30% ответили «традиции, обычаи, нравы», столько же 30% респондентов выбрали «общение, распределение обязанностей, бытовая атмосфера». 70% семей респондентов состоят из двух человек, 12% семей включают троих, четверых членов. 80% респондентов общаются лично с членами семьи несколько раз в день, 15% несколько раз в месяц. Значение общения в семье 60% респондентов оценивают как очень важное, 35% как важное. Темой общения в семье у 40% респондентов является учеба. Нет четкого разграничения обязанностей у 60% респондентов, обязанности закреплены за каждым членом семьи у 30% опрошенных. В существование семейной атмосферы верят 45% респондентов, «скорее да, чем нет»  ответили 40%. На открытый вопрос «Что Вы подразумеваете под «семейной атмосферой?» 35% ответили «уют», 20% «взаимопонимание», 15% «благополучие», 15% «взаимоотношения  между членами семьи», 15% — «любовь». «Голубой – спокойный мирный» — 70% респондентов отнесли к цвету своей семейной атмосферы, 20% выбрали «красный – насыщенный, яркий». На вопрос «Чувствуете ли Вы, когда семейная атмосфера претерпевает изменения в лучшую или худшую сторону?» 50% ответили «да», 35% ответили «скорее да, чем нет». В результате оценки позиций в повседневной культуре семьи голоса распределились следующим образом: первое место по значимости разделили «общение»  и «взаимопонимание» — 35%, «материальное благополучие» — посчитали важным 20% респондентов, «интерьер» — 10%. «Редко» проводят отдых всей семьей 70% респондентов, 20% регулярно. Получают удовольствие от совместного отдыха семьей 50% респондентов, 40% ответили «скорее да, чем нет». На вопрос «С каким чувством Вы чаще всего идете домой?» 50% ответили «наконец-то я отдохну», 30% выбрали ответ «очень соскучилась(ся) по домашним».

В заключительном вопросе анкеты нужно было «согласиться» или не «согласиться» с верностью данного утверждения: ««Чем выше уровень духовности семьи, тем больше оснований для семьи быть сплоченной, развивать способности и интересы, удовлетворять культурные потребности своих членов, успешно воспитывать детей, жить богатой нравственной и эмоционально-эстетической жизнью», 60% респондентов подтвердили верность данного утверждения, 40% ответили «скорее да, чем нет».

Таким образом, исследователь и автор статьи приходит к выводу, что на данном этапе развития общества, с ускоренным темпом жизни, высокой конкурентоспособностью на рынке труда, все большее значение для каждого человека приобретает семья, духовные ценности повседневной ее культуры. По результатам анкетирования, члены семей придают большое значение общению, знают, что такое семейная атмосфера, и стремятся к ее стабильности и укреплению. Дом, остается местом отдыха души и тела, взаимопонимания, любви и благополучия.

 

 

Литература

 

 

1. Афанасьева Т.М. “Семья”. М, 1988.

2. БЕДНЫЙ М.С., «Семья–здоровье–общество», М., 1986

3. Бердяев Н.А.. “Философия свободы”. М, 1990

4. Витек К. Проблемы супружеского благополучия.- М.,1988

5. Гаспорян Ю.А. Семья на пороге 21 века: социологические проблемы.- Спб.,1999

6.Голод С.И. Семья и брак: историко-социологический анализ.- Спб.,1998

7.Голод С.И. Стабильность семьи: социально-демографические аспекты.- Л.1984.

8. Гребенников И.В. “Основы семейной жизни”. М, 1991.

9.Дементьева И.Ф. Первые годы брака: проблемы становления молодой семьи.- М.,1991

10.Зацепин В.И. Молодая семья: социально-экономические, правовые, морально-психологические проблемы.- Киев,1991

11.Здравомыслова О.М. Российская семья на европейском фоне.- М., 1998

12.Кравченко А.И. Социология: учебное пособие.- М.,2002

13. Коломинский Я.Л.. “Человек: психология”. М, 1980.

14. Кон И.С.. «В поисках себя». М, 1989.

“Человек и его ценности”. М, 1988.

15. Леви В.Л. “Искусство быть собой”. М, 1974.

16.  Леонтьев А.Н. “Деятельность. Сознание. Личность”. М, 1977.

17. Макаренко А.С. Сочинения. М, 1957.

18. ОСИПОВ Г.В., КОВАЛЕНКО Ю.П. «Социология», М., 1990

19. Основные концепции социологии семьи второй половины XIX -

начала XX веков Ревенко Н.В. (кафедра гуманитарных дисциплин, МГТУ)

20.ОщепковаА.П. Сибирская семья: особенности развития и формирования нравственности, культуры личности.- Томск,1996

21. Петровский А.В. “Популярные беседы о психологии”. М, 1982.

22. Рувинский Л.И. , А.Е. Соловьёва. “Психология самовоспитания”. М, 1982.

23.Сборник статей «Культура семейных отношений» М., 1985

24. Семья: XXI век. Проблемы формирования региональной семейной политики/ Аналитический вестник Совета Федерации ФС РФ. – 2002

25. ХАРЧЕВ А.Г., МАЦКОВСКИЙ М.С. «Современная семья и её проблемы М.,1978

26. Чуркин И.Ю. Семья как важнейший социальный институт || Социология и современное общество || учебное пособие.- Н.,1999.- Ч.3- С.62-73.

27. Юркевич В.С. “Выполнить себя”. М, 1986.

 

Автор(ы) статьи: Четвертакова Ж.В.
Раздел: ИСТОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

русский язык, национальный характер, структура языка, культура, пословица.

Аннотация:

В статье анализируется проблема взаимосвязи языка и национального характера; раскрываются формы выражения национального характера в языке.

Текст статьи:

Сокровищницей духовной культуры народа, и выразителем национального самосознания является язык, поскольку именно в языке отражены общие знания людей о традициях, которые сложились в той или иной культуре, в нем опосредованно материализуется историческая память. В тоже время, язык выступает живым выражением характера народа, энергичной связью с мировой культурой. [5,с.79]

Каждый язык имеет свой ритм, размер, структуру. Так, славянофильская концепция считает, что сущность русской культуры, заключенная в стремлении проникнуть в суть явления, тесным образом связана со структурой языка. В частности, Аксаков С. утверждает, что формам русского глагола не свойственно устойчивое выражение времени ни прошедшего, ни настоящего. [2] Анализируя глаголы, Аксаков С. приходит к выводу, что пренебрежение  категорией времени, является следствием того, что она представляет собой продукт абстрактного рационалистического подхода к жизненному опыту. Рациональная мысль отвлекается от непосредственного характера действия, сосредотачиваясь вместо этого на отвлеченных от самого действия условиях, в которых оно протекает; именно так, по Аксакову С., поступают другие языки. Напротив, значение форм русского глагола направленно на выявление качественной сущности действия, т.е. протяженности, кратности, интенсивности, исчерпанности. При этом утверждается, что язык наш обращает внимание на внутреннюю сторону, т.е. вопрос «как» – вопрос сущности самого действия, а вопрос «когда»- это внешнее проявление действия.

Ну а поскольку язык имеет не только свою структуру, но и выражение чувств, концентрируемое в манере произношения, то  Дорофеева Н.В., исследуя удивление в русском и английском языках, приходит к выводу, что отличия обусловлены распространением у русских мифологического сознания, а у англичан — рационального. Поэтому русскому удивлению присущ сакральный характер, т.е. ощущение неспособности управлять положением дел в мире, зависимость всего происходящего от воли высших сил, оно также характеризуется зависимостью от степени осведомленности субъекта, восприятия его окружающими, мимическими проявлениями, предписанием о регуляции эмоционального поведения и этической оценкой. Английское удивление указывает на  предметный, агентивный, индивидуалистский характер языкового сознания. [3]

Выразительность и богатство оттенков, демонстрируемые в русском языке, по мнению Вьюнова Ю., следует отнести к достоинствам, причисляя к ним еще точность и разнообразие стилей, что является лучшим доказательством одаренности русского народа. [1,с.23] Русский язык, как считает ряд ученых — язык подвижный, открытый для заимствования, не сопротивляется реформам. Он содержит в себе коды, которые управляют жизнью. Важнейший из кодов — это 28 знаков, которые соответствуют лунному календарю, а значит естественному природному, космическому ритму. Эта матрица деформируется  в зависимости от той идеи, которую несет в себе русский этнос. Она проявляется через произношение, грамматику, словарный состав языка. [6,с.64-66]

Русский язык — язык системный, так как содержит смыслы, правящие жизнью, закрытые и не прозрачные, но богатые оттенками. Системность языка обеспечивает, целостный взгляд на мир, способствует формированию   целостности и системности русской культуры.

Русский язык несет в себе ряд функций. Во-первых, он выступает важным элементом формирования групповой идентичности. Например, сестры, говорящие на разных языках, более чужды друг другу, нежели два незнакомых человека которые впервые встретились, и обмениваются приветствиями на родном языке. Во-вторых, он выступает в роли посредника для человека, при восприятии им большинства черт мировых явлений и представляет собой главное орудие, при помощи которого он оказывает обратное воздействие на внешний мир. В-третьих, в нем сконцентрирована возможность убеждать, принуждать, обращать в свою веру,- заключенная в умении выражать многое в немногих словах. Поэтому самым эффективным средством фиксации и накопления культурной информации является идиоматика языка.

Идиома представляет собой неразложимое словосочетание, образное выражение или краткое народное изречение, в котором ярко проявляется национальный характер, его сущностные черты. Пословица — едва ли не первое блистательное проявление творчества народа. В ней, как в зерне заложены все деятельные силы национального характера. Пословицы и поговорки в сконцентрированной форме выражают многовековую мудрость народа, его наблюдения над миром, окружающей природой и взаимоотношениями между людьми. В пословицах и поговорках запечатлен весь познавательный опыт народа, его морально-этические, социально-эстетические, художественные и воспитательные идеалы.

Пословицы  вторгаются во все области человеческого бытия, людских надежд, помыслов, оценок ближних, родных, соседей, властей, маленьких и больших начальников, общественных порядков, учреждений, законов, суда, справедливости, житейских обычаев, течения жизни, души человека, его здоровья, права, причин и следствий его разнообразных действий. Самыми распространенными жизненными принципами выступают: «Под лежачий камень вода не течет», «Терпение и труд все перетрут», «Что не делается — все к лучшему», «На счастье надейся, а сам не плошай», «Заработанный ломоть лучше краденного каравая». [7,с.105]

Известный фольклорист, языковед, собиратель и издатель пословиц Даль В. выделял для своих пословиц сто семьдесят девять рубрик: пословицы о предметах веры, о судьбе, о счастье, о богатстве и бедности, о достоинстве, скупости, о бережливости и мотовстве и д.р. Эти тематики столь же разнообразны, как жизнь народа.

Однако тематическая многоликость пословиц не главное, хотя и важное их достоинство. Много существеннее — как они трансформируют национальные черты характера через воспроизведение жизни. И действительно, ни одна из пословиц не лишена всепоглощающего страстного интереса ко всему, что касается человека, его  отношения к окружающему миру. За каждой из них видишь, кто судит, рядит, спорит, вышучивает, насмехается, балагурит, печалится, скорбит, радуется, бранится. Пословица представляет множественность случаев и жизненных сцен.

Характерной чертой пословиц является их целенаправленность, желание передать определенную оценку явлений действительности. При этом идея не навязывается, она воплощена в образе, представляющем единство содержания и художественной формы. Все элементы пословицы подчинены тому, чтобы убедить в системности высказанного суждения. Например, возьмем поговорку «Много будешь знать – скоро состаришься». Здесь сконцентрирован опыт осуществления жизни и смерти, поскольку опыт как знание, без практики мертв[4,с.59].

Многие пословицы таят в себе иносказательный смысл, который проявляется в зависимости от того или иного контекста. Это касается многих пословиц, высмеивающих различные пороки в характере человека, как, например: «Каков Савва, такова ему и слава», «Нечего на зеркало пенять, коль рожа крива», «Не все золото, что блестит», «Убери пень в вешний день, и пень будет пригож», «Видом орел, умом тетерев». Но это не относится ко всем произведениям пословичного жанра. Можно назвать и пословицы другого типа, употребляющиеся только в прямом смысле, без обиняков и иносказаний. Именно так мы воспринимаем такие образцы этого жанра, как, например: «Пословица — всем делам помощница», «Лицо — зеркало души», «Где ум, там и толк».

Для пословиц, как и для других фольклорных жанров, характерно бытование во многих вариантах, оттенки которых изменяются как хронологически, так и в зависимости от распространения их на территории той или иной модели национального характера. Немаловажную роль при этом играют условия бытования тех или иных образцов устного народного поэтического творчества, контекст их употребления. Очень часто, используя форму фольклора, люди интерпретируют пословицы в зависимости от современной ситуации. Например: «Из грязи в Думу», «До неба высоко, до президента далеко», «Повторение прибежище лентяев», «Мудрый пользуется девизом – будь готов к любым сюрпризам». [7,с.133] Это свидетельствует о том, что русский фольклор не стал архаикой, а продолжает развиваться и корректироваться под влиянием меняющихся социальных и культурных условий.

Русские  пословицы впитали информацию о чертах русского характера, которую можно разделить на несколько главных тем: Бог-вера, земледелие, человек, правда, богатство, достаток. Пословицы как сфера национальной культуры  несут в себе  ярко выраженную направленность таких черт русского характера, как трудолюбие, коллективизм, совестливость, ответственность перед людьми и перед Богом, человеколюбие, нестяжательство и т.д. Однако, как утверждает Сикевич З., пословица содержит в себе противоречия, так же как и «русская натура, потому и в пословицах выражаются абсолютно противоположные суждения по одному и тому же предмету, например «не нашим умом, а Божьим судом», и одновременно абсолютно противоположная «рекомендация» — «Богу молись, а своего дела держись»». [7,с.100]

То есть пословицы воплощают в себя жизненную мудрость: через четкость и лаконичность формы перед объектом восприятия раскрывается важный смысл, который своими словами пришлось бы долго расшифровывать.

Таким образом, отражая действительность, создавая уникальную и неповторимую картину мира, фиксируя традиции, ценности сложившиеся в определенной культуре язык формирует человека через реализацию своих функций, определяет его поведение, образ жизни, мировоззрение, национальный характер. В языке фиксируются сущностные черты национального характера, принимая различные формы выражения.

Литература:

1. Вьюнов Ю. Истоки и основные свойства русского национального характера//Русская духовная культура. – М., 1997. –С 19-35.
2. Гаспаров Б. Лингвистика национального самосознания. – Режим доступа: http://ihtik.lib.ru/philsoph/index.html.
3. Дорофеева Н. Удивление как эмоциональный концепт. Автореф. дис…канд. филолог. наук. — Волгоград, 2002.

1. Кичигин В. Народная  культура юга России. Опыт систематизации этнофольклорного материала Белгородской области. – Белгород, 2000.

5. Кокшаров Н. Нация и культура (социально-философский анализ). – Новгород, 1997.
6. Панов Е. Черное солнце// Свет.- 2005. — № 1.-С.64-66.
7. Сикевич З. Национальное самосознание русских (социологический очерк). – М., 1996.

 

 

 

Автор(ы) статьи: Четвертакова Ж.В.
Раздел: ИСТОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

культурные традиции, армия, ценности, культура.

Аннотация:

В статье раскрывается понятие культурных традиций офицерского корпуса Российской армии, вклад офицерского корпуса в развитие отечественной культуры.

Текст статьи:

Культурные традиции  играли и играют большую роль в становлении и развитии Вооруженных Сил России. Они в значительной степени являются показателем качественного состава офицерского корпуса, его духовно-нравственных ориентиров. Боевые традиции офицеров русской армии всегда были важной предпосылкой ее блестящих побед. Традиции в воспитании и обучении войск, бытовые традиции во многом определяли облик российской армии и ее военнослужащих.

Проблема культурных традиций, как таковых, появилась в науке вместе со стремлением осознать место и роль в общественной практике устойчивых, передаваемых от поколения к поколению, элементов материальной и духовной жизни общества.

В патриархальном обществе традиции играли роль основного регулятива, составив историческую основу морали, ее базис.

К античному периоду относится первая попытка создать учение о традициях, в котором традиционность воплощается в понятии «этос» — нрав, обычай. К традиционным относили, прежде всего, такие категории, как «добродетель», «справедливость», что свидетельствует о разработке проблемы традиций в русле зарождавшейся этики. В объяснении традиций выделяли направление, которое подходило к этосу исключительно как к духовному образованию.

Средневековье характеризуется господством традиционной морали, так как приоритет религиозно-сословного сознания определял осмысление традиций как священных правил и заповедей. Истолкование обычаев и традиций в качестве чисто идеальных форм стало в дальнейшем господствующим в философии.

Для культуры Нового времени свойственно историко-литературное и этнографическое рассмотрение традиций. Признание их ведущей историко-культурной роли зачастую сочеталось с отрицанием их позитивной роли в настоящем и будущем, что было особенно характерно для периода Просвещения.

Классики диалектического материализма не оставили разработанных положений о сущности и роли традиций. Для них характерно противоречивое отношение к этому социокультурному феномену. С одной стороны, традиции рассматривались как тормоз общественного развития, а с другой — признавалась их позитивная роль в истории общества и даже способность положительно влиять на социальные процессы. В последующие периоды развития диалектического материализма были сформулированы некоторые методологические основы анализа традиций.

Во-первых, традиции должны рассматриваться в неразрывной связи с историческим процессом, особенностями его этапов. Во-вторых, необходимо исследовать совокупность материального и духовного наследия, обусловившего возникновение традиций. В-третьих, важно различать прогрессивные и регрессивные (реакционные) традиции, которые могут быть либо тормозом, либо основой развития.

Для русской политической мысли свойственен культурологический и правовой взгляд на традиции, которые рассматривались как основа для развития культуры, как гарантия будущего существования общества.

В современной политологической и философской литературе определение сущности традиций сводится чаще всего к поиску субстанциональной основы. В качестве таковой чаще всего используются устойчивые формы регуляции человеческой деятельности и отношений, такие как обычай, правило, норма, привычка, обряд, нрав и т.п. Исследование различных частных случаев традиционности позволяет прийти к выводам: традиции распространены и в материальной, и в духовной сферах человеческого бытия; традиционность охватывает все явления и процессы, присущие обществу; поиск оснований для определения сущности традиций следует вести в ряду наиболее интегрированных свойств, характеризующих традиционные явления и процессы.

Термин «традиция» латинского происхождения. Он характеризует устойчивый, передающийся из поколения в поколение социальный опыт в виде привычек, норм поведения, обычаев, идей и других общественных установлений. Традиции, как устойчивые явления общественной жизни, распространяются на все ее сферы. В военной области функционирует их специфическая разновидность — воинские традиции, под которыми понимаются исторически сложившиеся в армии и на флоте, передающиеся из поколения в поколение идеи, правила, обычаи, нормы, другие общественные установления военной организации, связанные с выполнением боевых задач, воинской службой, с обучением и подготовкой личного состава, с бытом военнослужащих. В армейской действительности традиции выступают важным средством воспитания и обучения.

Армия, военная служба – один из самых мощных вдохновляющих источников художественного творчества писателей и поэтов, композиторов и живописцев, скульпторов и архитекторов. Ратные люди всегда были героями произведений, составлявших славу и гордость российской культуры. Среди них – первые былинные богатыри Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович. Все русские князья непременно были воинами, их изображения на стенах храмов напоминали соотечественникам о священности воинского долга. Впрочем, земледелец всегда твердо знал, что воинская дружина – гарант сохранности и безопасности его дома, его веры, традиций и культуры.

Россия держит первенство по количеству ратников, возведенных в лик святых. Языческая Русь чтила Святослава, христианская Россия причислила к лику святых Александра Невского, его сына Даниила Московского, позднее  Дмитрия Донского. К святому российскому воинству принадлежат князья Щеня и Михаил Воротынский. На этапе императорской России наступила эпоха «светлейших князей». Это было время князя Голицына, графа Шереметьева, князей Суворова и Кутузова.

На всех этапах развития государства Российского главными ценностями его офицеров были высокая духовность, патриотизм, мужество и воинская честь. Армия всегда была там, где трудно, где решались судьбы Отечества и его культуры. При этом она нередко решала несвойственные ей задачи. Так, в 1722 г. Петр I назначил военных управлять православной церковью. Именно среди военных Петр предпочел искать человека, сочетавшего в себе такие качества, как доброта, смелость и знания.

Армия во все времена нуждалась в культуре как вдохновляющем начале трудного и опасного дела служения Родине. Славянские воины с древности использовали воодушевляющую силу искусства для подготовки к сражениям. С незапамятных времен известны боевые игры и воинственные пляски, предшествовавшие битве. На этапе Древнерусского государства возникают специальные ритуалы, непременным элементом которых стала музыка. В начала ХУIII в. военно-церемониальная музыка прочно входит в жизнь русской армии, в систему ее боевой подготовки и воспитания.

Среди композиторов, создававших полковые (встречные) и исторические марши российской армии, – М.И. Глинка, П.И. Чайковский, Э.Ф. Направник, Н.А. Титов, А.Ф. Львов и др. Специально к открытию восстанавливаемого ныне храма Христа Спасителя в мае 1883 г. П.И. Чайковский написал увертюру «1812-й год» и сам дирижировал сводным оркестром. Русских воинов вдохновляли и благословляли перед битвой строгие лики святых с русских икон, мудрое «Слово о полку Игореве», бессмертная суворовская «Наука побеждать», гордые зубчатые стены Московского Кремля, наполненные жизненной силой картины Репина и Левитана. Летописец прямо замечает, что «Троица» создавалась Рублевым для того, «дабы воззрением на святую троицу» преодолеть страх перед любым врагом великой Руси, выстоять и победить. Святые иконы в битвах несли впереди воинов наряду со знаменами. Пречистая Божья Матерь испокон веку считалась покровительницей Руси. Ее образ сливался в сознании воина с образом матери, с образом Родины. Икона Смоленской Пречистой Божьей Матери была рядом с воинами на Бородинском поле, икона Донской Богоматери вдохновляла их на Куликовом поле и в Казанском походе Ивана Грозного. Вот где истоки российской духовности, умноженные силой искусства.

Культура многолика, и неисчерпаем духовный потенциал отечественных культурных ценностей. И все они — через литературу, музыку, живопись и архитектуру – укрепляют любовь воина к Отечеству, питают душу армии. Достижения мировой и отечественной культуры, российская духовность, в свою очередь, находили в лице российской армии надежную защиту от любых посягательств недругов России и разрушителей культурных ценностей.

Убедительным примером связи армии и культуры является литература. Среди тысяч русских литераторов XVIII – начала XX в. примерно каждый третий был офицером или выходцем из офицерской среды. Литература позволяла офицеру не только продемонстрировать свой культурный уровень, но, прежде всего, показать глубину проникновения в жизнь народа, постижение его интересов и заботу о судьбах нации. Литературно одаренные представители офицерского сословия обращались к истории и прозревали будущее, критиковали современность и стремились к ее совершенствованию. И всегда в центре их внимания находился человек с его проблемами и трудностями, радостями и горестями.

Выдающееся место в русской литературе XVIII в. занимает Г.Р. Державин (1743–1816). Целый ряд державинских од можно по праву назвать военными. Таковы его стихи «На взятие Измаила», «На переход Альпийских гор» и др.

Художественная литература XIX в., начало, которого связано с Отечественной войной 1812 г., была еще более богато и ярко представлена офицерами — поэтами и писателями.

Наиболее характерным в этой связи является творчество героя многих войн и прославленного поэта Д.В.Давыдова (1784— 1839). Давыдов вошел в историю как «поэт-гусар», «певец-герой». Защита любимой Родины была для него делом чести и славы. Гордость за Отчизну и бесстрашие воина звучат в строках многих его стихотворений.

После победы в войне 1812 г. передовые русские офицеры выступили решительными сторонниками преобразований в России. Наиболее крупными поэтами из числа офицеров-декабристов были К.Ф. Рылеев — автор сборника «Думы» и агитационных песен, А.И. Одоевский — «главный поэт» офицеров-каторжан, автор ответа на послание А.С. Пушкина «В Сибирь», Ф.Н. Глинка, оставивший потомкам «Очерки Бородинского сражения» и «Письма русского офицера», а также В.Ф. Раевский, А.А. Бестужев-Марлинский и его брат М.А. Бестужев (всего в семье Бестужевых было четыре брата-декабриста).

Разгром декабризма не ослабил патриотического духа передовых офицеров-литераторов. Очень много сделали в этот период для развития отечественной литературы офицеры А.С. Грибоедов, М.Ю. Лермонтов, Е.А. Боратынский, К.Н. Батюшков, В.И. Даль и десятки других великолепных поэтов и прозаиков.

В середине XIX в. выдвинулась новая плеяда писателей-офицеров, которую открывает имя Л.Н. Толстого. «Севастопольские рассказы», написанные тогда еще молодым артиллерийским офицером, бесспорно свидетельствовали о том, что в литературу пришел новый мощный талант. Дух русского народа показан в этих рассказах через величие рядового солдата. Именно в солдатах Толстой находит проявление силы и достоинства человеческого характера. Не исключение в этом отношении и гениальный роман Л.Н. Толстого «Война и мир».

Российским военным XX в. выпала нелегкая судьба. На их долю пришлось немало испытаний. Но, как и прежде, в армейской среде выросло немало талантливых поэтов и писателей. Они в своих произведениях отражали всю сложность и важность тяжелой военной службы, на собственном опыте испытав ее горечь, лишения и романтизм. Достаточно назвать несколько известных имен литераторов, посвятивших часть своей жизни службе Отечеству в армии: Н. Гумилев, М.Зощенко, Б.Лавренев, В.Вишневский, М. Шолохов, Д. Фурманов, К. Симонов, Ю. Герман, Э. Казакевич, И. Эренбург, А. Твардовский, В. Астафьев, В. Быков, Ю. Бондарев, И. Стаднюк, В. Карпов и др.

Значительный вклад внесли офицеры в развитие российского изобразительного искусства. Военная тема в произведениях, отображающих баталии, воинские подвиги, совершенные во имя светлых идеалов защиты Родины, всегда занимала в нем значительное место. Однако это отнюдь не означает, что военные художники отображали только войну. В золотой фонд отечественного изобразительного искусства вошли такие выдающиеся имена, как бароны П.К., М.К. и М.П. Клодты, генерал Н.А. Ярошенко, В.В. Верещагин,     П.А. Федотов и многие другие.

Символом русского искусства батальной живописи продолжает оставаться творчество Василия Васильевича Верещагина (1842–1904). Еще учась в Морском кадетском корпусе, Верещагин посещает рисовальную школу. В 1860 г. он с отличием оканчивает Морской корпус, а затем полностью посвящает себя живописи.

И даже оставив военную службу, он навсегда остался связанным с армией. Чтобы своими глазами увидеть боевые действия, неоднократно бывал на Кавказе и в Туркестане. Его правдивые батальные сцены на темы войны в Туркестане поражают остротой восприятия и передачи чувств («Смертельно раненный», «Апофеоз войны» и др.).

Своеобразным явлением в отечественном изобразительном искусстве стала деятельность студии военных художников им. М.Б. Грекова. В студии работали выдающиеся мастера: Е.В. Вучетич, подполковник, бывший в годы Великой Отечественной войны командиром взвода, командиром батальона, автор знаменитого «Воина-освободителя» в Трептов-парке в Берлине, мемориала на Мамаевом кургане в Волгограде; А.А. Гарпенко, участник Великой Отечественной войны, майор; П.А. Кривоногов, майор, офицер-кавалерист, сражавшийся в частях Л.М. Доватора, а затем в танковом соединении (работы «Сталинград», «Курская битва», «Победа» и др.); П.Т. Мальцев, майор, руководитель группы художников Военно-Морского Флота в годы войны («Гибель «Варяга»), и др.

Художественными руководителями студии им. Грекова в разные годы были такие мастера живописи и графики, как народный художник СССР полковник Н.Н. Жуков, полковники член-корреспондент Академии художеств М.И. Самсонов, народный художник России Н.Н. Соломин. Значительным событием в нашем искусстве явилось создание коллективом студии им. М.Б. Грекова шести диорам, посвященных важнейшим битвам Великой Отечественной войны и открытых к 50-летнему юбилею Великой Победы в Военно-историческом музее и на Поклонной горе в Москве.

Среди художников-фронтовиков четверо стали Героями Советского Союза: гвардии майор А.П. Голубовский, погибший при форсировании Одера, командир орудия сержант А.А. Тяпушкин, командир отделения саперной бригады сержант С.Ф. Абдуллаев, командир взвода противотанковой батареи младший лейтенант М.Л. Гуревич.

Значительны заслуги русских офицеров в развитии отечественной музыкальной культуры. Прежде всего, необходимо отметить, что в становление русской музыкальной классики большой вклад внес, наряду с «Пушкиным русской музыки» М.И. Глинкой, его  современник, гусарский офицер Александр Александрович Алябьев (1787–1851).

Во второй половине XIX в. в Петербурге формируется содружество русских композиторов, получившее название «Могучая кучка». В числе «великолепной пятерки», совершившей переворот в развитии не только отечественного, но и мирового классического музыкального искусства, трое были профессиональными  офицерами.

Николай Андреевич Римский-Корсаков (1844–1908) профессиональный морской офицер, который по окончании Петербургского морского корпуса совершил трехгодичное кругосветное плавание на фрегате «Алмаз». Практически все 15 написанных им опер (эпические, сказочные, историко-бытовые) исполняются и сегодня («Снегурочка», «Садко», «Царская невеста», «Золотой петушок»). Им созданы 4 симфонии, симфоническая картина «Шехерезада», большое количество камерных сочинений и романсов.

Именно ему наше музыкальное искусство обязано тем, что Военно-оркестровая служба России – одна из ведущих в мире. С 1873 по 1884 г. Н.А. Римский-Корсаков являлся Инспектором военно-музыкантских хоров морского ведомства (сегодня эта должность называется «начальник Военно-оркестровой службы и ВМФ России»). Он принципиально изменил саму природу и служебную деятельность военных оркестров.

В школе гвардейских прапорщиков получил профессиональное военное образование один из величайших композиторов России, родоначальник основных направлений музыкального искусства XX в. Модест Петрович Мусоргский (1839–1881). Его музыкальный талант, проявившийся уже в 6-летнем возрасте, расцвел в годы обучения в школе прапорщиков.

Им написаны великие оперы «Борис Годунов» и «Хованщина», фортепианный цикл «Картинки с выставки», изумительные вокальные циклы «Детская», «Без солнца», «Песни и пляски смерти», симфоническая картина «Ночь на Лысой горе», большое количество песен и романсов.

В послереволюционное время традиции заложенные великими предками, развивали в армии прежде всего профессиональные военно-художественные творческие коллективы – военные оркестры и ансамбли песни и пляски. В первую очередь следует отметить двух основоположников военно-музыкального искусства страны в советский период – генерал-майоров С.А. Чернецкого (1881–1950), первого начальника Военно-оркестровой службы СА и ВМФ, и А.В. Александрова (1883–1946), основателя и руководителя Ансамбля песни и пляски Советской Армии (впоследствии названного его именем).

С.А. Чернецкий и А.В. Александров явились создателями единственных в мире профессиональных музыкальных военно-учебных заведений – Военно-дирижерского факультета (1935 г.) и военно-музыкальной школы (1937 г. сегодня – Московское военно-музыкальное училище).

Много именитых людей, связанных с вооруженными силами, можно найти и в области кино. В первую очередь следует назвать бывшего есаула Войска Донского Александра Алексеевича Ханжонкова (1877–1945). Ему удалось создать в дореволюционной России целую империю по производству и прокату кинофильмов. За 1908–1916 гг. под его руководством было выпущено на экран около 300 художественных фильмов, в том числе первая в мире полнометражная картина «Оборона Севастополя» (1911 г.). После 1917 г. московская студия Ханжонкова стала базой зарождавшейся советской кинематографии.

Многие выдающиеся отечественные кинематографисты были активными участниками Великой Отечественной войны. Боевой путь от рядового связиста до старшего лейтенанта, командира воздушно-десантной роты прошел режиссер Г.Н. Чухрай («Сорок первый», «Баллада о солдате», «Чистое небо»). Майором закончил войну народный артист СССР Ю.Н. Озеров («Освобождение», «Огненная дуга», «Битва за Берлин», «Последний штурм» и др.). Бывший старший лейтенант Ф.С. Хитрук является участником создания более чем 200 мультипликационных фильмов («История одного преступления», «Каникулы Бонифация», «Фильм, фильм, фильм», «Винни Пух» и др.).

Рождение русского национального драматического театра в середине XVIII в. напрямую связано с российской армией. До этого времени в Москве и Петербурге выступали исключительно иноземные артисты, оперные и балетные труппы. В феврале 1750 г. кадеты Сухопутного шляхетского корпуса поставили под руководством первого русского драматурга Александра Петровича Сумарокова (также воспитанника этого корпуса) русскую трагедию «Хорев». Спектакль прошел с огромным успехом. За два года кадеты поставили тридцать два спектакля, главным образом произведения Сумарокова.

Это военно-учебное заведение окончили первые русские прославленные актеры и деятели театра Федор Волков, Иван Дмитриевский, Алексей Попов и др.

В конце XVIII – начале XIX в. в России было немало крепостных театров. Среди них нельзя не назвать труппу, принадлежавшую генералиссимусу А.В. Суворову. Великий полководец не только имел свой домашний театр, но и с увлечением занимался его делами.

Многие военные занимали высокие посты в театральной иерархии. Например, директором императорских театров в течение четверти века — с 1833 по 1858 г.– был генерал в отставке А.М. Гедеонов. Его сменил на этом посту А.И. Сабуров, бывший гусарский полковник. Сын генерала Гедеонова – С.А. Гедеонов, археолог, историк – был также популярным драматургом и 9 лет возглавлял дирекцию императорских театров.

С первых дней Великой Отечественной войны деятели театров встали в боевой строй. Возникают фронтовые актерские бригады, которые выезжают в действующую армию со своими концертными программами. О масштабах обслуживания фронта говорят такие цифры: за время войны в воинских частях побывали 3 685 артистических бригад, в которых участвовали 42 тыс. творческих работников. Ими было дано 473 тыс. спектаклей и концертов. Пожалуй, не было в стране театра, который не послал бы в действующую армию своих актеров.

Нынешний Центральный академический театр Российской Армии, возглавляемый продолжительное время генерал-майором В.И. Якимовым, вносит заметный вклад в развитие театрального  искусства, в героико-патриотическое воспитание воинов армии и флота.

Воины Российской армии, и прежде всего ее офицерство, традиционно глубокими корнями были связаны с отечественной культурой. Являясь ее достойными носителями, они не оставались пассивными созерцателями и потребителями. Значительная часть их внесла достойный вклад в развитие российской культуры и духовное просвещение своего народа.

Таким образом, лучшие произведения культуры, авторами которых являются русские офицеры, – это венец национальной философии и отечественной духовности. Офицер – носитель базовых традиций своего народа и рыцарского кодекса чести. Он – культурный стержень армии и гарант ее духовного здоровья. Он должен сделать армию хранителем ее главных национальных достояний.

Литература

1. Большой энциклопедический словарь. В 2-х т. М. 1991. Т.2.
2. Данилов Ю.Н. Россия в мировой войне /1914-1915/. СПб., 1916.
3. Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. В 2 т. М., 1974. Т. 1.
4. Из боевого прошлошго русской армии. Документы и материалы о подвигах русских солдат и офицеров. М.., 1947.
5. Кривицкий А. Традиции русского офицерства.
6. Суворов А.В. Полковое учреждение. М., 1949.
7. Традиции офицеров русской армии.-Жуковский, М.; 2004.
8. Трескин Д.Н. Курс военно-прикладной педагогики. Дух реформы русского военного дела. Киев, 1909.

Автор(ы) статьи: Стерликова М.
Раздел: ИСТОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

культ, Богиня-мать, семиозис культов, генезис культов, кодификаторы культа.

Аннотация:

в статье рассматриваются семиозис культов, с основе которых лежит концепция женщины – дарительницы жизни.

Текст статьи:

В последнее время человечество предпринимает все больше попыток познать и изучить духовную сущность человека и явлений окружающего мира и в поисках ответов все чаще обращает взор к культурному наследию, оставленному нам древнейшими цивилизациями. Ведь именно об этом и гласит старинная пословица: «Хочешь знать новое – читай древнее».

При изучении древних культур нельзя игнорировать  значение религиозных культов,  ведь   первоначальное представление и понимание   «культуры» проистекало из понятия «культ». Культ был окружен образами и символами, в которых выражались наиболее значимые для человека ценности и смыслы. В этой сложной символической системе мифов и ритуалов зашифрован огромный пласт всеобъемлющего знания. Расшифровка этих знаний чрезвычайно важна для понимания путей развития человеческой мысли, искусства, обычаев, религии и мифологии, так как в них выражены отношения между вещами, явлениями и идеями, они таят в себе законы связи материального мира со сверхъестественным. В прежние времена эти знания считались сакральными и тщательно охранялись узким кругом Посвященных. Теперь же наступило время, когда доступ к ним открыт, и количество желающих изучать их и работать с ними постоянно увеличивается. Некоторые исследователи полагают, что процесс расшифровки этих символов, «вживания» в них способствует разгадке структуры человеческой психики, а возможно, и строения души человека.

Изучение древнейших культур показало, что значительное место практически у всех народов мира занимает поклонение культу женской богини или священному женскому началу. Культ женской богини считается древнейшим в истории мировых религий, его  происхождение теряется в далекой древности и связано с историей возникновения человечества. «Магия Богини- Матери – это магия столь же древняя, как и сама жизнь. Мать существовала до появления богов и смертных и будет существовать и после великого растворения. …» (Harding, Elizabeth U. Kali: The Black Goddess of Dakshines War. York Beach, ME: Nicholas-Hays, 1993.).

В  основе культа лежит концепция женщины – дарительницы жизни. До сих пор, на огромном пространстве от Испании до Сибири находят фигурки женщин, сделанные из камня, кости и глины. Эти фигурки называют «Венерами эпохи палеолита» (40-50 тыс. лет до нашей эры) и для всех них характерны преувеличенные формы изображения органов деторождения и кормления, в то время как голова и конечности изображаются условно. Большинство археологов считают, что это были изображения Богини-Матери, культ которой носил в первобытную эпоху универсальный характер. Богиня – Мать представляла собой Землю или Природу, в которой заключена творческая сила всей жизни, Женщину в качестве матери  людей, в которой заключена идея материнства (Мифы народов мира, т.1, с. 178). «Многие народы воздавали культ Земле, рассматриваемой как Мать», — пишет Вандри. (Vendryes J. La Religion des Celtes // Les Religions de l`Europe ancienne. III. Paris, 1948. P. 276).

В период неолита (10-12 тыс. лет до н.э.) появляются многочисленные образы Богини-Матери как отражение различных сил природы.

Такое доминирующее положение культа женской богини в ранних религиозных верованиях связано с положением женщины в древнейших обществах. Вся жизнь человеческого коллектива была сконцентрирована вокруг женщины, женщина была не только продолжательницей рода; все привычки, нормы поведения и традиции передавались через женщину. Возможно, отсутствовало даже представление о связи полового акта с беременностью и рождением ребенка, соответственно, в умах тогдашних людей мужчина не играл никакой роли в деле продолжения рода (Бхаттачарья, с. 6-7).

Богиня играла центральную роль в религиозном ритуале и народном сознании практически всех народов Земли, имея лишь разные имена. Древние шумеры поклонялись великой богине любви и войны Инанне, божественной хранительницей Урука, чье положение в шумерском пантеоне стало прочным около III тысячелетия до н.э. В аккадском пантеоне была известна великая богиня войны и любви Иштар, у ханаанеян – Анат.

Древние персы, принявшие учение Зороастра, поклонялись Богине чистоты и непорочности Анахите. Для всех этих богинь были характерны целомудрие и распутство, материнская забота и кровожадность. Древние астрологи рассматривали Великую Богиню любви и войны, имеющую эпитеты — Владычица Богов, Восточная звезда, Царица Царей, Дева-Воительница, Хранительница человечества, Мать всей мудрости, как персонификацию планеты Венера. Те же черты характеризуют и Матронит, богиню-дочь в каббалистической литературе.

В Индии традиция индуизма поместила женские божества на высокую духовную ступень. Богиня-Мать, известная под разными местными и общеиндийскими именами (Ума, Парвати, Кали, Дурга), почиталась в качестве супруги бога Шивы.

Малоазиатская Кибела, которой поклонялись по всему Средиземноморью, считалась Матерью Богов, хранительницей сокровенных знаний. Такими же качествами была наделена и египетская богиня Исида. В Египте Исида имела семь различных воплощений женственности, ее рассматривали как чрево, способное родить бога, в данном случае Гора, а одно из имен богини – Хатхор — означало «дом Гора».

Особо любимы женские божества были и у древних греков: Гера — жена Зевса, хранительница домашнего очага, чистоты супружества и законного брака, Афина – мудрая богиня-воительница, Афродита – вечно юная богиня любви и красоты, Артемида – богиня плодородия.

У славян известна Богиня Мокошь — пряха, прядущая бесконечную пряжу — всепроникающую энергию мироздания. Позднее в христианской традиции это трансформируется в покров Богоматери. Похожие представления о Богине-пряхе сохранились у саамов, финнов, литовцев и других народов Севера. Не случайно русское слово «макушка» определяет местонахождение Верховной Богини в тонком теле человека, именно из макушки — темени головы начинается связь человека с Богом и небесами.

На африканском континенте из дагомейской мифологии известна Богиня Миноха — покровительница женщин и властительница судьбы, прядущая невидимую нить, соединяющую человека с тремя мирами — подземным, человеческим и небесным. Эвенки Севера представляли судьбу — Маин, как невидимую нить, выходящую из головы в небо, и ее разрыв означал смерть.

Тонкие структуры энергетического тела человека, изучаемые в Йоге, описаны у многих народов как Мировое Древо. Символ Космического Мирового Древа проходит через историю всех древних цивилизаций — индийской, китайской, ассиро-вавилонской, шумеро-аккадской, иранской, у аборигенов Австралии, Полинезии, инков, ацтеков, индейцев Америки.

В библейские времена культ богини существовал по всей Святой земле, где особенно почиталась богиня Ашера (Ашторет), Шехина. Некоторые верующие считали ее супругой самого Яхве — бога древних евреев. Символы этой богини встречались во многих местах возле так называемых Камней Ашеры — вертикально поставленных скальных обломков, которые  изображали богиню.

Некоторые исследователи считают, что своим происхождением верховный исламский бог, Аллах, обязан богине Аль‑лат, которая ассоциировалась с Каабой в Мекке, святыней домусульманских времен, которую в лице самого Мухаммеда поставил себе на службу ислам.

Это уже позднее, со становлением патриархального общества, были предприняты меры по подавлению культа богини в христианстве и исламе. В результате чего царица, богиня, жрица, мать была отодвинута на второй план.

В 431 году на Эфесском соборе христианские епископы объявили Деву Марию Богородицей (по‑гречески «Тео‑токос» — Theotokos), официально придав ей божественный статус. Однако они проявили осторожность и не стали наделять ее привычными атрибутами плодородия, дабы избежать ассоциаций с фигурами языческих богинь.

Существование женских культов является фактом, о котором нужно знать и помнить, чтобы проследить — какую же роль сыграла концепция женского начала в религиозном сознании древних народов и их потомков.

Совершенно очевидно, что женские божества не исчезли, они существовали в обрядах, мифах и символах на протяжении всей истории человечества, претерпев трансформацию, им в измененной форме удалось сохранить большую часть власти над религиозными чувствами людей. И сегодня почитание богини, понимание ее энергии и духовности вновь обретают былую популярность.