Архив рубрики: Выпуск 1 (31), 2015

ЗАЧЕМ ЧИТАТЬ ХУДОЖЕСТВЕННУЮ ЛИТЕРАТУРУ?

Автор(ы) статьи: ГЕЙМАН НИЛ
Раздел: Прикладная культурология.
Ключевые слова:

литература, художественный текст, будущее.

Аннотация:

В статье показаны размышления и оценка Г. Нилом художественной литературы, ее значимости, воздействия на становление личности и невозможность без нее развития тонкого мировоззрения.

Текст статьи:

Зачем читать художественную литературу? Просто наше будущее зависит от чтения.

Людям важно объяснять, на чьей они стороне. Своего рода декларация интересов. Итак,я собираюсь поговорить с вами о чтении. О том, что чтение художественной литературы, чтение для удовольствия являются одной из самых важных вещей в жизни человека.

И я, очевидно, очень пристрастен, ведь я писатель, автор художественных текстов. Я пишу и для детей, и для взрослых. Уже около 30 лет я зарабатываю себе на жизнь с помощью слов, по большей части создавая вещи и записывая их. Несомненно, я заинтересован, чтобы люди читали, чтобы люди читали художественную литературу, чтобы библиотеки и библиотекари существовали и способствовали любви к чтению и существованию мест, где можно читать.

Так что я пристрастен как писатель. Но я гораздо больше пристрастен как читатель.

Однажды я был в Нью-Йорке и услышал разговор о строительстве частных тюрем — это стремительно развивающаяся индустрия в Америке. Тюремная индустрия должна планировать свой будущий рост: сколько камер им понадобится? Каково будет количество заключенных через 15 лет? И они обнаружили, что могут предсказать все это очень легко, используя простейший алгоритм, основанный на опросах, какой процент 10-ти- и 11-летних не можетчитать. И, конечно, не может читать для своего удовольствия.

В этом нет прямой зависимости, нельзя сказать, что в образованном обществе нет преступности. Но взаимосвязь между факторами видна.
Я думаю, что самые простые из этих связей происходят из очевидного.

Грамотные люди читают художественную литературу.

У художественной литературы есть два назначения:
Во-первых, она открывает вам зависимость от чтения. Жажда узнать, что же случится дальше, желание перевернуть страницу, необходимость продолжать, даже если будет тяжело, потому что кто-то попал в беду и ты должен узнать, чем это все кончится…в этоместь настоящий драйв. Это заставляет узнавать новые слова, думать по-другому, продолжать двигаться вперед. Обнаруживать, что чтение само по себе является наслаждением. Единожды осознав это, вы на пути к постоянному чтению.

Простейший способ гарантированно вырастить грамотных детей — это научить их читатьи показать, что чтение — это приятное развлечение. Самое простое — найдите книги, которые им нравятся, дайте им доступ к этим книгам и позвольте им прочесть их.

Не существует плохих авторов для детей, если дети хотят их читать и ищут их книги, потому что все дети разные. Они находят нужные им истории, и они входят внутрь этих историй. Избитая, затасканная идея не избита и не затаскана для них. Ведь ребенок открывает ее впервые для себя. Не отвращайте детей от чтения лишь потому, что вам кажется, будто они читают неправильные вещи.

И вторая вещь, которую делает художественная литература, — она порождает эмпатию. Когда вы смотрите телепередачу или фильм, вы смотрите на вещи, которые происходятс другими людьми. Художественная проза — это что-то, что вы производите из 33 букви пригоршни знаков препинания, и вы, вы один, используя свое воображение, создаете мир, населяете его и смотрите вокруг чужими глазами. Вы начинаете чувствовать вещи, посещать места и миры, о которых вы бы и не узнали. Вы узнаете, что внешний мир — это тоже вы.Вы становитесь кем-то другим, и когда возвратитесь в свой мир, то что-то в вас немножко изменится.

Эмпатия — это инструмент, который собирает людей вместе и позволяет вести себя не каксамовлюбленные одиночки.
Вы также находите в книжках кое-что жизненно важное для существования в этом мире.И вот оно: миру необязательно быть именно таким.

Все может измениться.

В 2007 году я был в Китае, на первом одобренном партией конвенте по научной фантастикеи фэнтези. В какой-то момент я спросил у официального представителя властей: «Почему?» Ведь НФ не одобрялась долгое время. Что изменилось?

Все просто, сказал он мне. Китайцы создавали великолепные вещи, если им приносили схемы. Но ничего они не улучшали и не придумывали сами. Они не изобретали. И поэтому они послали делегацию в США, в Apple, Microsoft, Google, и расспросили людей, которые придумывали будущее, о них самих. И обнаружили, что те читали научную фантастику, когда были мальчиками и девочками.

Литература может показать вам другой мир. Она может взять вас туда, где вы никогда не были. Один раз посетив другие миры, как те, кто отведал волшебных фруктов, вы никогда не сможете быть полностью довольны миром, в котором выросли. Недовольство — это хорошая вещь. Недовольные люди могут изменять и улучшать свои миры, делать их лучше, делать их другими.

Другой способ разрушить детскую любовь к чтению — это, конечно, убедиться, что рядом нет книг. И нет мест, где дети бы могли их прочитать. Мне повезло. Когда я рос, у меня была великолепная районная библиотека.

Библиотеки — это свобода. Свобода читать, свобода общаться.

Это образование (которое не заканчивается в тот день, когда мы покидаем школу или университет), это досуг, это убежище и это доступ к информации.

Я думаю, что тут все дело в природе информации. Информация имеет цену, а правильная информация бесценна. На протяжении всей истории человечества мы жили во времена нехватки информации.

В последние годы мы отошли от нехватки информации и подошли к перенасыщению ею. Согласно Эрику Шмидту из Google, теперь каждые два дня человеческая раса создает столько информации, сколько мы производили от начала нашей цивилизации до 2003 года. Это что-то около пяти эксабайт информации в день, если вы любите цифры. Сейчас задача состоит не в том, чтобы найти редкий цветок в пустыне, а в том, чтобы разыскать конкретное растение в джунглях. Нам нужна помощь в навигации, чтобы найти среди этой информации то, что нам действительно нужно.

Библиотеки — это места, куда люди приходят за информацией. Книги — это только верхушка информационного айсберга, они лежат там, и библиотекари могут свободно и легально обеспечивать вас книгами. Больше детей берут книги из библиотек, чем когда-либо раньше, и это разные книги: бумажные, электронные, аудиокниги.

Но библиотеки — это еще, например, места, где люди, у которых нет компьютера или доступа к интернету, могут выйти в сеть. Это ужасно важно во времена, когда мы ищем работу, рассылаем резюме, оформляем пенсию в интернете. Библиотекари могут помочь этим людям ориентироваться в мире.

Библиотеки — это ворота в будущее. Так что очень жаль, что по всему свету мы видим, как местные власти рассматривают закрытие библиотек как легкий способ сохранить деньги, не понимая, что они обкрадывают будущее, чтобы заплатить за сегодня. Они закрывают ворота, которые должны быть открыты.

Книги — это способ общаться с мертвыми. Это способ учиться у тех, кого больше нет с нами. Человечество создало себя, развивалось, породило тип знаний, которые можно развивать, а не постоянно запоминать. Есть сказки, которые старше многих стран, сказки, которые надолго пережили культуры и стены, в которых они были впервые рассказаны.

Необходимо поддерживать библиотеки. Использовать библиотеки, поощрять других пользоваться ими, протестовать против их закрытия.
Если вы не цените библиотеки, значит, вы не цените информацию, культуру или мудрость.

Вы заглушаете голоса прошлого и вредите будущему.

Мы должны читать вслух нашим детям. Читать им то, что их радует. Читать им истории, от которых мы уже устали. Говорить на разные голоса, заинтересовывать их и не прекращать читать только потому, что они сами научились это делать. Делать чтение вслух моментом единения, временем, когда никто не смотрит в телефоны, когда соблазны мира отложены в сторону.

Мы должны пользоваться языком. Развиваться, узнавать, что значат новые слова и каких применять, общаться понятно, говорить то, что мы имеем в виду. Мы не должны пытаться заморозить язык, притворяться, что это мертвая вещь, которую нужно чтить.
Мы должны использовать язык как живую вещь, которая движется, которая несет слова, которая позволяет их значениям и произношению меняться со временем.

Писатели — особенно детские писатели — имеют обязательства перед читателями. Мы должны писать правдивые вещи, что особенно важно, когда мы сочиняем истории о людях, которые не существовали, или местах, где не бывали, понимать, что истина — это не то, что случилось на самом деле, но то, что рассказывает нам, кто мы такие.

В конце концов, литература — это правдивая ложь, помимо всего прочего. Мы должны не утомлять наших читателей, но делать так, чтобы они сами захотели перевернуть следующую страницу.
Одно из лучших средств для тех, кто читает с неохотой, — это история, от которой они не могут оторваться.

Мы должны говорить нашим читателям правду, вооружать их, давать защиту и передавать ту мудрость, которую мы успели почерпнуть из нашего недолгого пребывания в этом зеленом мире.

Мы не должны проповедовать, читать лекции, запихивать готовые истины в глотки наших читателей, как птицы, которые кормят своих птенцов предварительно разжеванными червяками.
И мы не должны никогда, ни за что на свете, ни при каких обстоятельствах писать для детей то, что бы нам не хотелось прочитать самим.

Все мы — взрослые и дети, писатели и читатели — должны мечтать. Мы должны выдумывать.
Легко притвориться, что никто ничего не может изменить, что мы живем в мире, где общество огромно, а личность меньше чем ничто, атом в стене, зернышко на рисовом поле.Но правда состоит в том, что личности меняют мир снова и снова, личности создают будущееи они делают это, представляя, что вещи могут быть другими.

Оглянитесь. Я серьезно. Остановитесь на мгновение и посмотрите на помещение, в которомвы находитесь. Я хочу показать что-то настолько очевидное, что его все уже забыли. Вот оно: все, что вы видите, включая стены, было в какой-то момент придумано.
Кто-то решил, что гораздо легче будет сидеть на стуле, чем на земле, и придумал стул.
Кому-то пришлось придумать способ, чтобы я мог говорить со всеми вами в Лондоне прямо сейчас, без риска промокнуть.
Эта комната и все вещи в ней, все вещи в здании, в этом городе существуют потому, что снова и снова люди что-то придумывают.

Мы должны делать вещи прекрасными. Не делать мир безобразнее, чем он был до нас, не опустошать океаны, не передавать наши проблемы следующим поколениям. Мы должныубирать за собой и не оставлять наших детей в мире, который мы так глупо испортили, обворовали и изуродовали.

Однажды Альберта Эйнштейна спросили, как мы можем сделать наших детей умнее. Его ответ был простым и мудрым.
Если вы хотите, чтобы ваши дети были умны, сказал он, читайте им сказки.
Если вы хотите, чтобы они были еще умнее, читайте им еще больше сказок.
Он понимал ценность чтения и воображения. Я надеюсь, что мы сможем передать нашим детям мир, где они будут читать, и им будут читать, где они будут воображать и понимать.

ОДНОЛИКИЙ И МНОГОЛИКИЙ СОЦИАЛИЗМ

Автор(ы) статьи: не указан
Раздел: Прикладная культурология
Ключевые слова:

не указаны

Аннотация:

Рецензия на статью Любеновой Р.К. «Социалистическая семья как биополитический диспозитив» // Общество, общности, человек: в поисках «вечного мира»: материалы VII Международной научной Интернет-конференции (17 ноября 2014 г.) / под ред. И.А. Фёдорова, С.В. Гузениной; М-во обр. и науки РФ, ФГБОУ ВПО «Тамб. гос. ун-т им. Г.Р. Державина». Тамбов: Издательский Дом ТГУ имени Г.Р. Державина. 2014.

Текст статьи:

Гузенина Светлана Валерьевна, кандидат социологических наук, доцент кафедры теоретической и прикладной социологии Института гуманитарного и социокультурного образования ФГБОУ ВПО «Тамбовский государственный  университет имени Г.Р.Державина»

 

 

 

Здесь учат бабочек труду,

Ужу дают урок науки,

Как делать пряжу и слюду,

Как шить перчатки или брюки.

Здесь волк с железным микроскопом

Звезду вечернюю поет,

Здесь конь с редиской и укропом

Беседы длинные ведет.

Н.Заболоцкий, «Лошадиный институт»

 

В последние двадцать лет тема социалистического прошлого стала одной из наиболее горячо обсуждаемых проблемных зон в рамках научного, и, в частности, социологического дискурса. Особую популярность она обрела как самостоятельное направление в контексте попыток анализа различных акцентов социалистического образа жизни и повседневных практик социалистического общества вне зависимости от его региональной локализации.

В то же время, попытка дать социологическую оценку социалистической реальности иллюстрирует тенденцию и потребность пост-советской социологии в саморефлексии, самостуктурировании, трансляции потенциальной жизненной силы как в мотивации к постановке общественного диагноза, так и в способности к непредвзятому внешнему наблюдению и через него —  к утверждению самости-зрелости. Собственно, переходный этап подросткового возраста постсоветской социологией ещё не пройден, поскольку количество критических материалов, особенно европейских, посвященных выявлению негативных тенденций социализма пока не спадает, хотя качество таких публикаций варьируется.

Одной из последних интересных научных работ по данной тематике стала статья болгарского социолога Р.Любеновой[1] «Социалистическая семья как биополитический диспозитив», посвященная анализу социалистической болгарской семьи. Автор отталкивается от модели социалистической семьи как биополитического конструкта, т.к. принимает интеллектуальную  позицию М.Фуко.

Вступая в научную полемику с коллегой, отметим, что социализм как идеология возник не в ХХ веке и не с победой партии большевиков в России. Французский социолог Гюстав Лебон в труде «Психология социализма» указывает: « …начало появления социализма теряется в глубине веков. Он имел целью уничтожить неравенство общественных положений, которое как в древнем, так и современном мире представляет собой один и тот же закон. Если всемогущее божество не пересоздаст природу человека, то это неравенство, вне всякого сомнения, будет существовать, пока существует наша планета. Борьба богатого с бедным, надо полагать, будет продолжаться вечно. Не восходя к первобытному коммунизму — этой низшей форме развития, с которой начинали все общества, мы можем сказать, что в древности уже были испытаны разные формы социализма…»[1]. Тот же автор в работе даёт прекрасные примеры попыток установления идеологии социализма как религии в архаичных и древних обществах Греции и Рима, упоминает утопии  о социальном равенстве периода буржуазных революций в Европе. Таким образом, нельзя сделать однозначный вывод о том, что философия социализма априори несет в себе идею зла. Напротив, основная мысль социалистов заключалась в уничтожении социального неравенства людей, что и является причиной многих социальных конфликтов и катаклизмов как прошлого, так и настоящего.

Говоря о социалистическом, все же, трудно избежать политически-идеологического контекста. Сам эксперимент по строительству новой политической и экономической системы подразумевает создание концепта «нового человека»[2], что предполагает ломку прежних представлений, былого сознания. Согласимся с Р.Любеновой в том, что власть стремится сформировать необходимое ей массовое неосознание, в том числе, и через сексуальный диспозитив, при этом «оценивает и подсчитывает ценность человеческого тела посредством калькуляции полезного действия и повышения границ эффективности», однако вряд ли здесь имеет значение вид государственной идеологии, поскольку стремление к достижению целей, обозначенных в идеологических  программах,  путем изменения социального поведения индивидов и групп, характерно для любой государственной власти. Кроме того, по мысли М.Фуко, идеология (будь то социализм, либерализм, консерватизм или иная) – это всегда проект власти о будущем социума, что само по себе  говорит о силе власти, ее значимости; отсутствие же такого проекта – есть свидетельство слабости действующей власти [3; 4].

Статья социолога Р. Любеновой написана прекрасным научным языком, методологически очень стройно выстроена, на протяжении изложения своих научных тезисов автор остается верным выбранной методологии до конца. Такая ясная и четкая магистральная  линия вызывает глубокое уважение, даже учитывая некоторую дискуссионность авторской точки зрения в однобоко-критической оценке общества социализма, которая, тем не менее, вызывает здоровое желание вступить в научную дискуссию по обозначенной проблеме.

Тема, выбранная болгарским социологом, весьма интригующе заявлена, поскольку затрагивает вполне реальный социальный феномен, более того, имеющий двойной статус – семья выступает в социальной системе и институтом, и малой группой. На основании знакомства с позицией автора, хотелось бы после прочтения статьи всё ещё продолжать начатый разговор, не останавливаясь лишь на институциональном срезе при исследовании социалистической семьи.

Сильной стороной изложенного  в статье интеллектуального посыла выступает способность социолога-аналитика увидеть за «гуманным» отношением и повышенным вниманием политической власти  к семье – реальное бесправие советских людей, оказавшихся в ситуации тотального контроля; вынужденных мириться с тем, что государство исподволь и на цыпочках «прокрадывается» в спальни граждан общества социализма. В сочных описаниях автора усматривается, все же, некоторое утрирование, поскольку напрашивается логичный вывод о том, что советские «люди-роботы» практически лишены духовной жизни, ведут абсолютно никчемную, исключительно трудовую жизнь, будучи загнанными в жёсткие рамки социальности. Но такое положение дел никогда не было реальным, за редким исключением, когда система и общество без следа «ломали» человеческое в человеке (отправляя, например, в психиатрическую лечебницу по политическим соображениям).Кроме того, суть советского общества не составляла только лишь ежедневная рутинная работа на фабриках, заводах и стройках. Граждане социалистического общества умудрялись иметь широкий кругозор: глубоко разбираться в  живописи и музыке, посещать театр и балет, они успевали отправляться к морю в отпуск, устраивали дружеские встречи, влюблялись и испытывали ревность, счастье рождения ребёнка (а не гражданина), переживали смерть близкого человека и даже искренне любили свою Родину (а совсем не партию). Как справедливо отмечает российский философ Е.Яковлева, «природа человека состоит в выработке собственного отношения ко всему внешнему, в определенной оценке того, что приходит извне, и самого себя»[5,с.72]. Природа человека вне зависимости от социальных рамок, идеологического гнёта и условий жизни, тем не менее, побеждает: люди способны любить даже на войне, в тюрьмах писать стихи и научные трактаты, а дети в застенках концентрационных лагерей играют «в мир». Духовной свободы у человека никому никогда не отнять. А потому социалистическая семья как искусственно-созданный конструкт возможна, пожалуй, лишь как предмет описания в жанре научной фантастики.

Да и вряд ли социализм выступает таким уж «одноглазым циклопом». Современное информационно-глобализированное общество тотального потребления есть не что иное, как бодрийяровский симулякр, когда под фантиком мнимой свободы мы наблюдаем пустоту демагогии охлократии, обогащение единиц, обнищание масс. Исчез под одобрительные крики и аплодисменты толпы «среднестатистический советский человек», ему на смену пришло постаревшее постсоветское общество с низким уровнем и качеством жизни, заболеваниями, увеличением детской и материнской смертности, сверхсмертностью мужчин (данные по странам Казахстан, Украина, Россия).  Критикуемая автором советская обязательная иммунизация, жесткий контроль за санитарными и гигиеническими нормами в детских учреждениях канули в лету, что привело к потере здоровья нескольких поколений детей во многих странах бывшего советского пространства. Тотальная, навязчивая забота государства сменилась теперь на социальную безответственность власти в лице всех общественных институтов.

В целом, хотелось бы поблагодарить коллегу из Пловдивского университета за грамотную научную статью, написанную в духе европейской социологии на русском языке. В представленной на международную конференцию работе автор транслирует фундаментальную академическую школу блестящего теоретизирования, которая была характерна именно для советской системы высшего образования, в отличие от прикладного характера западного высшего образования, лишенного даже намёка на абстрагирование. Выражая глубокое уважение болгарскому социологу  за научную позицию и надежду на дальнейшее сотрудничество, добавим пожелание удачи и беконовского мужества в борьбе с новоиспеченными идолами калейдоскопично-ризомной реальности на извилистом исследовательском пути к истине.

 

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ:

1. Гюстав Лебон. Психология социализма. [Электронный ресурс] URL: http://royallib.com/read/lebon_gyustav/psihologiya_sotsializma.html#0

2.Конева А.В. Модные нарративы социализма// Международный журнал исследований культуры. International Journal of Cultural Research www.culturalresearch.ru. 4 (9). 2012.с.122.

3. Фуко  М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы: пер. с фр. / М. Фуко. М., 1999.

4. Костарев С.В. Проблема власти и политического взаимодействия // Введение в политологию: учебное пособие / коллектив авторов. – Омск, 2010. С.62-118.

5. Яковлева Е.Л. «Человек играющий» в роли творца символической вселенной // Вестник Томского государственного университета, № 344, 2011. С.72-76.



[1] Магистр, докторант Пловдивского университета им. “П. Хилендарски”, Болгария

О МЕТОДОЛОГИИ ИЗУЧЕНИЯ РОССИЙСКОЙ КИНЕМАТОГРАФИИ: СИСТЕМООБРАЗУЮЩИЕ ОСНОВАНИЯ

Автор(ы) статьи: Лубашова Наталия Ивановна, д.ф.н., профессор кафедры теории и истории культуры Краснодарского государственного университета культуры и искусств
Раздел: Прикладная культурология.
Ключевые слова:

методы и методология, российская кинематография, теория кино.

Аннотация:

Автором рассматриваются вопросы становления и развития методологии советского кино.

Текст статьи:

Методология изучения отечественной кинематографии  весьма важный аспект научного знания. В нашей стране  складывание методов и методологии  о сфере кино, кинематографической культуре, к сожалению, долгое время было второстепенным делом по разным причинам.  Однако, изменения социальной среды и другие аспекты советского социума в 80 – 90 -е гг. ХХ в. обострили проблему научной методологии в целом, и   позволили ученым- киноведам обратиться  к неизбежным  методологическим вопросам.

В частности, в 1989 г. под руководством ведущего сотрудника  Научно-исследовательского института киноискусства, доктора искусствоведения Л. К. Козлова был представлен проект «Основные направления и проблемы современного киноведения», который вызвал  положительную реакцию специалистов [1, с. 80 – 84]. Нам представляется возможным обратиться к нему с некоторыми сокращениями. Теоретическая концепция творческого коллектива  была построена на следующих направлениях:

ТЕОРИЯ КИНО: история теории кино; киноведческие парадигмы; принципы и методы теоретического киноведения в контексте научного знания; историческая поэтика кино; терминологический словарь киноведения; материал кино и границы экранной выразительности; проблемы стиля кино.

МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ ИСТОРИИ КИНО: мировой кинопроцесс; внутренние и внешние детерминации эволюции кино; развитие кино во взаимодействии с иными сферами культуры и социумом; кино, политика и идеология; организационно-экономическая история кино; эволюция кинотехники и киноэстетики; проблема периодизации истории кино; вопросы о магистральных и маргинальных явлениях в кинематографии; положение национальных кинематографий в системе мирового кинопроцесса; вопросы эволюции «киноязыка» и др.

СОЦИОЛОГИЯ КИНО: теоретическая киносоциология (кино как социальный институт, фильм как зеркало социума, социально-культурологический статус кинематографиста и формы кинематографического сознания и др.); практическая киносоциология (критика и разработка методик социологических исследований кино, создание терминологического аппарата киноведения, изучение типологических структур зрительского сознания и механизмов восприятия фильма и др.).

АНАЛИЗ ФИЛЬМА: разработка моделей и методологии анализа фильма; фильм в контексте культуры;  пространство и время фильма; взаимодействие выразительных материй в фильме (изображение, слово, звук); проблемы смысла и значения в кино и др.

ПРОБЛЕМА НАЦИОНАЛЬНОГО И ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОГО В КИНЕМАТОГРАФЕ: кино как современная «мифология»; герой как воплощение нормы и идеала; дихотомия «своего» и «чужого» в соотношении с противопоставлением «добра» и «зла»; модели национальной самокритики и национальной апологетики в кино и др.

КИНО В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННОЙ АУДИВИЗУАЛЬНОЙ И ЭКРАННОЙ КУЛЬТУРЫ:  медитация действительности в видеосфере; формы и виды экранной культуры, их соотношение и взаимодействие и др.

ПУБЛИКАЦИИ И ИНФОРМАЦИЯ: разработка  основ издательской деятельности; фильмографические и профессиональные справочники; публикация  каталога отечественных художественных фильмов;  создание банка данных по фильмографической и библиографической деятельности; издание архивных документов и материалов; подготовка научных конференций и издание ее материалов по истории отечественного кино и др.

Попытку решения важных методологических проблем отечественного киноведения в начале 90-х  гг. прошлого столетия  предпринял  Е. С. Левин. По его мнению, объект  исследования российского кино – «это кинематограф (кинематография) как историко-культурный, политико-идеологический и общественно-эстетический феномен в его зарождении и развитии»[2, с. 38 – 44]. Цель любого киноведческого исследования, по Е. С. Левину, следует рассматривать в следующих аспектах, тесно взаимосвязанных, а именно:

1. Весь кинематограф – это кинофильмы, кинопроизводство, кинопрокат, кинофикация, учебные кинематографические заведения, Госфильмофонд и киноархивы, музеи кино, государственные и общественные учреждения, руководящие кинопроцессом страны

2. Кинематограф в целом  – это производственная (экономическая) и административная единица  одновременно, главная задача которой  выпустить фильм на экран.

Как полагал автор концепции, рассматриваемой нами,  аспект весь кинематограф – комплексное и разнокачественное целое, все части которого многообразно взаимосвязаны и взаимообусловлены, и поэтому весь кинематограф нельзя изучать изолированно, а необходима особая методология, которая позволяла бы рассматривать российское киноведение как «динамичное целое» (Е. С. Левин).  В принципе, можно согласиться с позицией автора, однако, как нам видится, что и «весь кинематограф» и «кинематограф в целом» направлены на достижение одной цели – создание фильма, который будут любить и смотреть не одно поколение зрителей.

Далее в своем проекте Е. С. Левин разрабатывал киноведческую терминологию. Например, категория «кинопоток» представлена им как «… вся экранная продукция, выпущенная за определенный период времени: календарный (или финансовый) год, пятилетку, исторический период» [3, с. 41].

Однако Е. С. Левин заметил, что методология изучения и анализа кинопотока еще не разработана. Следующее понятие – «кинорепертуар» – с точки зрения автора, «…это кинопоток, …структуированный соответствующими инстанциями, которые осуществляют определенную прокатную политику…» [4, с. 42]. И эта киноведческая  категория, по Е. С. Левину, требует разработки своей методологии исследования.

«Кинопроцесс» – еще одно из терминологических понятий, не совсем четко определяемое автором, и через которое «так или  иначе происходит развитие кино как искусства» [5, с. 43].

К сожалению, Е. С. Левин в своем проекте лишь ставил (может быть,  это и правильно?) многочисленные вопросы и повторял мысль о том, что история российского кино требует разработки особой методологии.

Таким образом, соглашаясь с утверждением профессора А. И. Арнольдова, что рассмотрение любого феномена требует подхода к  нему не только как к явлению жизни социальной, но и как к феномену культуры, мы можем определить отечественную кинематографию советского периода 1919 – 1991-х  гг. как культурно-исторический феномен.

Подчеркнем, что потребность в изучении данного феномена обусловлена появлением в истории лишь одного поколения нескольких культурных киноэпох, к которым современный человек должен уметь адаптироваться, принимать или не принимать тот масштаб ценностей российской кинематографии, которую в конце ХХ в. практически  было трудно  назвать национальной.

Феномен отечественного советского кино также постигается путем сочувствия и сопереживания, сопоставлением человеческих историй на экране и в реальной жизни.

Поставленные вопросы являлись определяющими в раскрытии сущности и специфики культурно-исторического феномена. Итак,  в чем же сущностная реальность феномена советской кинематографии? Да в том, что это кино на протяжении 1919 – 1991-х гг. было жизненной реальностью: была создана и успешно действовала советская киноиндустрия (от подготовки профессиональных кадров всех кинопрофессий до проката фильмов); советская кинопродукция была признана высокохудожественной не только в СССР, но и в мировом кинопространстве (что подтверждают многочисленные призы и награды); советское киноискусство положительно повлияло на развитие многих школ,  стилей и направлений  национальных кинематографий (как европейских,  так американских и азиатских); советское кино оставило богатейшее художественно-творческое наследие (от выдающихся фильмов до удивительных человеческих судеб).

Современные ученые – философы, историки, культурологи, в том числе и киноисследователи, анализируя и оценивая новое российское сообщество, пришли к констатации уже сложившегося нового типа социальной и духовно-нравственной жизнедеятельности людей в Российской Федерации, а отсюда, казалось бы, и жизнеорганизации отечественной кинематографии.

Но так  ли это? Не выдаем ли мы желаемое за действительное?

Удачен, полезен, необходим ли европейский, а, на наш взгляд, точнее американский тип рыночных отношений в российской кинематографии, исторически предстоит еще осмысливать, вероятно, немалое время. Но необходимость восстановления отечественного кинопроката, даже по советской структуре, многие ответственные чиновники конца ХХ в. осознали и предпринимали немалые финансовые и правовые попытки на всех уровнях: от федерального до регионального, что тоже говорит в пользу вопроса о культурно-историческом феномене советского кино.

Советскую систему киноиндустрии в конце ХХ в. многие пытались поломать, реорганизовать, уничтожить и т. д. Однако совсем она не исчезла и не исчезнет, потому что ее звенья остаются жизнеспособными и почти неизменными и сейчас и завтра: подготовка профессиональных кинокадров осталась советской; найти работу и творчески состояться в российской кинематографии сегодня трудно, наверное, труднее, чем в советское время, но можно; механизмы и опыт советской системы кинопроката восстанавливаются; основа же нарождающейся новой отечественной  кинематографии во всех лучших ее проявлениях все та же – советская.

И здесь ничего нет плохого, потому что  советская кинематография –  это могучие, сильные, творческие и жизненные корни российского кино в ХХI в., которое действительно в новом  времени оказывает величайшее духовное  и культурное влияние.

 

Литература

  1. Козлов Л., Соколов В., Шилова И., Ямпольский М. Основные направления и проблемы современного киноведения // Киноведческие записки. – 1994. – № 22. – С. 80 – 84.
  2. Левин Е. С.  И вновь о методологии // Киноведческие записки. – 1990. – № 8. – С. 38 – 44.
  3. Там же. – С. 41.
  4. Там же. – С. 42.
  5. Там же. – С. 43.

СУБКУЛЬТУРА АВТОМОБИЛИСТОВ В СОЦИОКУЛЬТУРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ.

Автор(ы) статьи: Лукьянова Екатерина – ТГУК им. Г.Р. Державина
Раздел: Прикладная культурология.
Ключевые слова:

субкультура автомобилисты, знания, гаражная субкультура.

Аннотация:

В статье рассматриваются особенности, характеристика и структурные позиции субкультуры автомобилистов.

Текст статьи:

Субкультура автомобилистов – наиболее визуальная субкультура, членами которой становятся все автомобилисты и, частично, их родные и близкие.

Как никакая другая субкультура  автомобильная ее форма требует от автолюбителя целый ряд жизненно необходимых умений и навыков:

знание правил дорожного движения, не просто умения водит автомобиль, но и постоянно совершенствовать свое мастерство,

знания самого автомобиля, что предполагает не столько умение ремонтировать его в случае необходимости, сколько

знания того, что где находится, умения по звуку определить, все ли в нем в порядке и др.

Наличие автомобиля в скором времени делает его «другом», частью семьи, без которого не мыслится сама жизнь. В силу этого автомобилист наделяет его чертами живого существа часть дает ему имя, здоровается с ним при встрече и прочее. Из материального предмета он преобразуется в  символьно-одушевленный параметр, постоянно холимый и лелеемый хозяином.

Показатели объединенности в субкультуру автомобилистов характеризуются всеми показателями субкультур, каковые представляют собой (от лат. sub — под, около и cultura — возделывание, воспитание,  образование,  почитание) — англ. subculture; нем. Subkultur. – систему  ценностей и норм, установок, способов поведения и жизненных стилей определенной социальной группы, отличающаяся от господствующей в обществе культуры, хотя и связанная с ней. Внутри системы ценностей субкультуры автомобилистов и ее статусной структуры происходит социализация  членов данной социальной группы, и в этом смысле она ничем не отличается от «стандартной» социализации законопослушных граждан.

Практически все автомобилисты учились вождению у профессионалов, знают правила дорожного движения, знаковую его составляющую. Несомненное преимущество Правил Дорожного Движения заключается в том, что они позволяют получить наиболее полное представление о всевозможных тонкостях связанных с вождением, об обязанностях водителей и опасных ситуациях, которые время от времени могут случаться с каждым, даже весьма умелым автовладельцем.    Так же в автошколе начинающий водитель учится этическим нормам вождения.

В субкультуре автомобилистов имеется своя структура, в которую входит ряд особенностей и признаков. Первой особенностью является язык автомобилистов, который разнообразен жестами, световыми и звуковыми сигналами. Световой язык имеет большую популярность среди водителей, в связи с тем, что звуковой сигнал разрешено подавать только для предотвращения дорожно-транспортного происшествия. Следующей особенностью является стиль езды. Стиль езды  определяется характером водителя и типом его нервной деятельности. Существует несколько стилей езды на автомобиле, такие как: вежливый стиль езды, рваный и оптимальный. Так, в вежливом стиле езды, водитель спокоен, самодостаточен и уравновешен. Он просто едет по своим делам и уважительно относится к окружающим. В рваном же стиле езды, водитель показывает свое неуважение ко всем участникам дорожного движения. Он может ехать посередине дороги, резко набирать скорость и так же резко тормозить, может не пропустить пешехода и т.д. Оптимальный стиль езды это самый наилучший стиль, который показывает абсолютное спокойствие на дороге, водитель едет с нормальной скоростью, уважительно относиться к водителям и пешеходам. Взаимопомощь на дороге является очень важной характеристикой автомобилистов, водители всегда (за редким исключением) помогают друг другу, так как понимают, что неприятные ситуации на дороге могут случиться и с ними.

Помимо основных признаков принадлежности к ней, у автомобилистов есть и свои потребности и желания. Потребностями является нехватка чего-либо для автомобиля, а склонностью здесь считается ориентация человека на желание управлять автомобилем, покупать автомобиль и тюнинговать автомобиль.

Последний аспект характеризует отношение водителя к своему другу-любимцу. Автотюнинг применяется для модернизации всех частей и характеристик автомобиля.

Женщины и мужчины по-разному относятся к этому аспекту. Например, женщины приобретая автомобиль, создает уют и комфорт в при помощи аксессуаров для автомобиля.

Мужчины дополняют свой автомобиль лишь для того, чтобы сделать его быстрее и солиднее. Со времени изобретения автомобиля, интерес к самоходным машинам стал расти с каждым днем. Вследствие чего люди стали объединяться в автомобильные сообщества.

Автомобильные сообщества базируются на единой деятельности, главным предметом объединения этого клуба являются автомобили. Главной целью объединения принято считать межличностное общение в клубе, и профессиональную взаимопомощь, которую члены данного сообщества оказывают друг другу ежедневно, и безвозмездно.

Современные автомобильные клубы занимаются экстренной технической помощью на дорогах, юридической помощью,  предоставляют скидку на заправках, автомойках, магазинах, и страховых компаниях, справочную информацию и публикацию в газетах и журналах.

Помимо основных целей, которые реализуются в автомобильных сообществах, имеется огромный интерес к автомобильному спорту. Интересуются   данным  видом спорта  не только те, кто участвует в гонках, но и те люди, которые не имеют собственного автомобиля. Автомобильный спорт — вид спорта, включающий в себя соревнования на большой разновидности транспортных средств, таких как гоночные, серийные, спортивные, грузовые автомобили  и так далее. Автомобильные соревнования отличаются друг от друга дистанцией, классом автомобилей и многим другим. Автомобильный спорт объединяет людей  в общества по интересам к определенному виду гонок, или к определенному типу машин. Современный автоспорт представляет огромное разнообразие видов автомобильных гонок, среди которых необходимо упомянуть кольцевые автогонки, ралли, гонки на внедорожниках, грузовиках, автокросс, гонки на выносливость или суточные марафоны, каждые из которых имеют свои правила и законы. Автомобиль является не только частью автомобильного спорта, но и частью гаражной субкультуры. Гаражная субкультура отличается от остальных субкультур наличием главного предмета, объединяющего членов данной субкультуры — автомобиль. У мужчины помимо простого интереса к данному виду транспорта существует даже собственный язык, в котором есть названия автомобилей, ключей и т.д. Мужчина считает гараж своей крепостью, и любит,  чтобы там все было на своих законных местах. Отличие гаражной субкультуры от других — это локализованное место ,в котором собираются преимущественно мужчины. В гараже  он   ухаживает за автомобилем, делится опытом с другими автомобилистами по вопросам технического обслуживания автомобиля, иногда мужчины просто собираются в гараже, чтобы посмотреть гонки по спортивному каналу, и такой отдых длится преимущественно несколько часов.

Данные нашего исследования позволили сделать следующие выводы: 60 % мужчин считают гараж чисто мужским местом пребывания. Мужчины считают, что женщинам вход в гараж вообще запрещен. Лишь 10% мужчин приходят в гараж только в случае необходимости. Например, когда необходимо поменять резину, починить автомобиль или привести или отвезти продукты питания. 10% мужчин строят в гараже бизнес: открывают там мастерские или автомойки. Так же 20% мужчин приходят в гараж с целью кратковременного отдыха и общения с другими автомобилистами. Некоторые автомобилисты оборудуют гараж с целью длительного проживания в нём, но именно в нашей стране этот феномен не так развит.

Таким образом, автомобилисты – одни из самых ярких представителей субкультур, которая будет развиваться и увеличиваться в объеме.

10 ФРАЗ, КОТОРЫЕ НИКОГДА НЕ СКАЖЕТ СИЛЬНЫЙ УПРАВЛЕНЕЦ

Автор(ы) статьи: Бернард Марр (Bernard Marr), основатель и СЕО Advanced Performance Institute, автор бестселлеров о повышении эффективности бизнеса.
Раздел: Прикладная культурология.
Ключевые слова:

управленец, слова, последствия, характеристики.

Аннотация:

в заметке приводятся часто повторяющиеся выражения управленцев и менеджеров, которые автор расшифровывает с точки зрения восприятия, психологии и возможных последствий их восприятия сотрудниками и оценивания последними своего рукодителя.

Текст статьи:

Бернард Марр собрал самые популярные фразы, которые нравятся начальникам и вызывают отвращение сотрудников.

Если вы тоже любите их повторять, пришло время задуматься

Если вам когда-либо приходилось сталкиваться с плохим начальником, в недрах вашей памяти, вероятно, сохранился списочек предложений, которые служат предупреждающим знаком, что с этим боссом каши не сваришь, а работать с ним — один сплошной кошмар.

Здесь я выбрал десять фраз, которые любой руководитель должен прекратить использовать. Если вы, будучи управленцем, поймали себя на том, что эти предложения являются частью вашего лексикона, возможно, пришло время взглянуть на себя со стороны и рассмотреть причины, побуждающие вас к этому.

1. «Вам повезло, что вы вообще здесь работаете».

Взависимости от экономического положения в стране и ситуации в отрасли в этих словах, конечно, может быть доля правды, но по сути это пустая угроза. Сотруднику повезло иметь работу ровно настолько, насколько вам как менеджеру повезло иметь компетентного кандидата на занимаемой им должности. Сделайте выговор или увольте сотрудника, если выне удовлетворены его работой, но мелкие угрозы, подобные этой, не способствуют решению проблемы.

2. «Это работа, а не место для веселья».

Ну, эта фраза испортит настроение всякому. Но представление о том, что любая упорная работа должна быть каторгой, ошибочно. Люди могут получать удовольствие от работы, быть страстно увлечены ею, независимо от того, чем они занимаются. Вместо того чтобы полностью отказаться от этой претензии, постарайтесь разобраться, что же является причиной вашего недовольства. Вы считаете, что сотрудники не мотивированы? Разве они не чувствуют себя причастными к общему делу? Каким образом вы сможете поощрять желание, стремление, энтузиазм к работе, сделать так, чтобы люди испытывали гордость за то, чем они занимаются?

3. «Я плачу вам не за то, чтобы вы думали».

Вы не должны мешать людям думать, размышлять, рассуждать, вводить новшества. Даже чернорабочий может предложить стоящие идеи по улучшению производственного процесса. Очень важно уметь слушать и проявлять уважение ко всем в компании — начиная от генерального директора и заканчивая уборщиком.

4. «Не я придумываю правила».

Опять же, в то время как это может быть абсолютной правдой, подобные высказывания полностью подрывают ваш авторитет и заставляют вас казаться лишь марионетками высшего руководства. Существует множество других способов ответить на недовольство политикой компании. Вы бы могли подсказать работнику, как направить его жалобу соответствующему лицу, способному повлиять на ситуацию и внести изменения, или заняться этим самостоятельно.

5. «Вы будете делать то, что я вам скажу».

Аналогичная фраза: «Теперь это ваш новый приоритет». Игнорировать приоритетные задачи работника, принося их в жертву решению внезапной возникшей у вас проблемы, — значит проявлять неуважение к сотруднику. Создается впечатление, что вы не должны действовать сообща, в интересах всех людей, когда дело доходит до управления проектами и расстановкиприоритетов. Вместо того чтобы просто перераспределить их задачи, объясните, почемувы хотите, чтобы они направили свои усилия немного в другое русло, и как это затронетих текущие проекты, возможно, ими на время займутся другие сотрудники.

6. «У нас всегда так было принято».

В эти слова менеджер обычно облекает следующую мысль: «Я не люблю перемены». Ну да, перемены пугают. Но то, что вы работали по одной и той же схеме в течение многих лет, совсем не означает, что это лучший способ. Разберитесь в том, что заставляет вас колебаться, и проверьте обоснованность и состоятельность предложений о внесениинововведений в производственный процесс.

7. «Я приму это к сведению».

Переводится как «меня абсолютно не волнует, что вы там думаете, и я буду продолжать делать то, что я делаю, как считаю нужным, будто вы мне ничего не говорили». Вместо того чтобы поддерживать кого-то на словах или давать ложную надежду на то, что они довели до вас свою точку  зрения, почему бы не попробовать действительно к ним прислушаться. Вы также можете сказать что-то вроде «спасибо, вы дали мне пищу для размышлений».

8. «Я тут получил анонимную жалобу…»

Анонимные жалобы — это искры, которые могут зажечь пожар войны в коллективе, стать причиной внутриофисных интриг. Делая подобное заявление, вы тем самым даете понять своим сотрудникам, что либо вы сами хотите выяснить, кто подал жалобу, либо вы хотите, чтобы до этого докопались они, — и если это было сделано анонимно, возможно, на то есть свои причины. Не стоит вообще упоминать человека, который пожаловался на коллектив, если есть такая возможность, лучше взять это бремя на себя, сказав что-то вроде «я заметил, что» или «я обратил внимание», чтобы не делать кого-то козлом отпущения.

9. «Разберитесь с этим сами».

Данный вид руководства характеризует менеджера как жестокого и ленивого одновременно. Если эту проблему работник должен решить самостоятельно, вы могли бы указать на ресурсы, которые сотрудник имеет в своем распоряжении, или предложить соответствующую профессиональную подготовку, на которую он может рассчитывать.

10. «Кажется, это ваши личные проблемы».

Личные проблемы переходят в профессиональные, когда они начинают отражаться на производительности работника. Если кто-то регулярно опаздывает или не выходит на работу из-за проблем в семье, эти трудности становятся и вашей головной болью. Грамотный руководитель устроит мозговой штурм и поможет сотруднику найти оптимальное решение проблемы, вместо того чтобы «отбрыкиваться» от нее и ждать, пока работник справится собственными силами.


Слова имеют большую силу, и то, что мы говорим, очень важно. Кто-то может считать себя хорошим руководителем, судя по своим действиям и достижениям, но если они используют предложения наподобие тех, которые я перечислил здесь, это означает, что они заблуждаются.

МОТИВАЦИЯ: КАК МОТИВИРОВАТЬ СЕБЯ? 8 ПРИЕМОВ ПРАВИЛЬНОГО НАСТРОЯ

Автор(ы) статьи: ЯКУБА ВЛАДИМИР
Раздел: Прикладная культурология.
Ключевые слова:

мотивирование, самомотивация, позитивный настрой.

Аннотация:

В статье рассматриваются приемы мотивирования и самонастроя для полноценной и качественной жизни.

Текст статьи:

Мотивация – это стимулирование кого-либо на выполнение определенных действий, и часто данное понятие применяется в сфере управления персоналом. Существуют традиционные методы мотивации, материальные и нематериальные, нестандартные и такдалее. Об этом мы все знаем. Вопросы начинают возникать тогда, когда мотивация касается на самих – как мотивировать себя? И именно мотивировать, а не насильно заставлять делать то или иное действие? Мотивировать на успех, на достижение цели, в целом на побуждение к действию?Что и как для этого делать, а чего лучше избегать?

Посмотрим по порядку методы, которые напрямую зависят от вас, от вашего мышления и умения правильно себя настроить:

 

1)                          Наши мысли материальны,

и каждый из нас в этом не раз и не два убеждался. Поэтому первый подход на пути к самомотивации  – это избавление от негативных мыслей, тревожного ожидания и пессимистичных прогнозов. Каждый раз, когда вы представляете наихудший исход какого-либо дела, рисуете его себе в самых мрачных красках, вы самым прямым образом способствуете тому, чтобы так оно и произошло на самом деле!
«Надейся на лучшее, готовься к худшему» — трезво оценивайте ситуацию, подумайте о худшем исходе, подготовьтесь к нему и отпустите эти тревожные мысли. Всё сложится наилучшим образом уже потому, что вы подготовлены к любому развитию событий.

2)                          Каждый новый день – это новая возможность одержать победу –

над собой, на работе, на пути к цели, в личных взаимоотношениях и т.д. Помните, что вы и только вы делаете выбор: победить или проиграть в конкретной ситуации. Только лишь открыв глаза утром, подумайте о том, что именно сегодня будет лучше, чем вчера, потому что у вас есть столько возможностей одержать маленькие победы, сделать что-то хорошее и улучшить что-либов своей жизни. Вы с самого утра, даже несмотря на ранний подъём, зарядите себя позитивной энергией, будете на протяжении дня находчивы, сильны и уверены в себе и в своих действиях. Вы управляете своей жизнью и её восприятием – сделайте так, чтобы каждое утро вам хотелось поскорее встать с кровати, действовать и просто наслаждаться жизнью.

3)                          Вдогонку к предыдущему подходу —  следующий:

лучшая самомотивация – это та, которая начинается с утра.

Неважно, утро ли это понедельника, среды или воскресенья – главное, что вы настроили себя встать раньше, чем обычно и сделали это добровольно.
Логично же, что раз вы раньше встали, то и сделать успеете больше, чем обычно. Даже если        говорить о раннем подъеме в воскресенье, когда нет срочных дел и не нужно никуда спешить, то у вас появляется много времени, которое можно потратить на себя: на чтение книги, которую давно откладывали, на поход в бассейн, встречу с несколькими старыми друзьями или на неспешную прогулку с детьми и семьей в местном парке.

4)                          Только позитив и только хороший настрой!

 

Помните, что мы сами управляем своей жизнью и её восприятием? Так начните искать хорошие стороны в каждой, на первый взгляд, неприятной ситуации и проблеме. Вам же ведь наверняка не очень нравятся люди, которые постоянно во всем видят только плохое, от них слышны лишь одни жалобы (на работу, на жизнь, на семью, на здоровье), и они умудряютсяв любом положительном деле увидеть подвох и повод к новому недовольству? Избегайте таких людей и не позволяйте их негативу и недовольству портить вам настрой. Предлагаю не пополнять ряды пессимистов, а стараться постоянно быть в хорошем настроении, чтобы такие же позитивно настроенные люди начали к вам тянуться.
Да, вы можете возразить, что есть такие серьезные и трагичные ситуации в жизни, когда положительных сторон просто-напросто нет. Здесь могу сказать только одно: любая подобная ситуация делает вас сильнее, это опыт, который формирует характер и учит противостоять трудностям. Они показывают, что для вас на самом деле имеет значение и к чему стоит стремиться.

 

5)                          Сомнения – враг номер один!

 

Бывает у вас такое, что находясь на пути прогресса и улучшения своих дел, когда всё хорошо и всё гладко, начинают появляться сомнения: «А всё ли я делаю правильно?», «Аправильный ли путь я выбрал»? Это называется «неуверенность в себе», и она в одну секунду может разрушить всю вашу самомотивацию.
Уверенность в себе – это не только значительная часть мотивации, это самый что ни на есть важный элемент успеха в жизни. В нашем случае, когда вы сомневаетесь в правильности действий, необходимо научиться доверять самому себе. Если вы дали себе слово не делать чего-то или сделать к определенному времени, то постарайтесь сдержать обещание. Научившись доверять себе, вы избавитесь от сомнений на пути к лучшей жизни, и вашамотивация сохранится.

 

6)                          Пути назад нет!

 

Вернемся к утреннему подъёму, когда вы осознанно встаете пораньше, чтобы успеть сделать больше: согласитесь, у вас есть выбор, подремать ещё 5 минуточек или всё-таки поднять голову от подушки. Но если, например, ровно в 6:00 кто-нибудь выливает на вас ведро холодной воды, вы не просто поднимите голову от подушки, но очень быстро встанете без какого-либо намека на сонливость. Альтернативы здесь нет. Или, например, вы поспорили со своими друзьями, что пострижетесь на лысо или сделаете нечто неприемлемое для вас в случае, если до конца года не достигните своей цели. Не оставляйте себе выбора и альтернативы – чем не мощная мотивация?

7) Почувствуйте свой прогресс

Люди устроены так, что если какой-либо процесс действий долгое время не дает прогресса, и прогресс этот даже в будущем трудно представить, то этот процесс чаще всего прекращается. Это простое физиологическое сохранение энергии и сил, а в каких-то случаяхи обычная лень. Вы не видите результата своих действий → уровень мотивации снижается → действия прекращаются → цель не достигнута.
Поэтому старайтесь измерять свои небольшие победы на пути к главному, укрепляйте свою мотивацию, покажите самому себе, что работа идет, прогресс есть и с каждым днем набирает обороты. Например, вы уже месяц качаете пресс и занимаетесь фитнесом, но фигура какой была, такой и осталась, а на животе ни намека на «кубики». Но вы должны были заметить, что состояние и самочувствие значительно улучшилось, нет никаких проблем со сном, а утром вам стало легче вставать, а устаете вы на работе не так быстро,— это всё потому, что физические упражнения дали вам дополнительную энергию. Это и есть ваши небольшие победы, прогресс на пути к идеалу.

 

7)                          Будьте лучше, чем Вы сами!

 

«Будь лучше, чем ты был вчера, а не лучше, чем другие» — ещё одна угроза мотивациии уверенности в себе, когда вы начинаете сравнивать себя с другими, идеальными на ваш взгляд людьми. Частое злоупотребление этой привычкой может привести к совершенной демотивации.
У каждого из нас свой уровень достижений, поэтому не стоит сравнивать свой небольшой прогресс с успехами других. Разным людям нужны разные периоды времени и разные объемы нагрузки для того, чтобы достигнуть той или иной цели. Каждый из нас индивидуален практически по всем критериям и показателям, сравнивать можно разве что спортсменов на соревнованиях или музыкантов на конкурсе, но ведь и здесь возникают нюансы и детали сравнений – а всё потому, что нужен индивидуальный подход и учет всех составляющих прогресса.
Вы сами – вот ваш главный конкурент на пути к успеху, тот, кого нужно обгонять и побеждать каждую минуту, каждый день и становиться за счет этого сильнее и лучше.

Постоянно мотивировать самого себя сложно, но, как вы уже поняли, уровень этой сложности определяете только вы. Только вы можете позволить себе достигнуть того, о чем мечтаете, только вы управляете своей жизнью, как бы банально это ни звучало. Как говорится, при ответе на вопрос «Смогу я или нет?» вы всегда окажетесь правы.

СОВРЕМЕННАЯ КУЛЬТУРА: НЕТРАДИЦИОННЫЙ ПОДХОД

Автор(ы) статьи: Малышев В.С., доктор искусствов., Геращенко Л.Л. доктор филос. наук РГУК им. С.А. Герасимова
Раздел: Историческая культурология.
Ключевые слова:

культура, богословие, их пересечение.

Аннотация:

Наша статья посвящена пересечению культуры и богословия, этот подход мы называем нетрадиционным, поскольку он находится на пересечении различных областей светского и несветского знания. Однако, на наш взгляд, такой подход может помочь нам по-новому видеть многие из проблем отечественной культуры.

Текст статьи:

Одним из источников сохранения традиций культуры всегда были агиографические тексты. Важным для нас в этом плане является фрагмент известного труда святого Филарета (Гумилевского) «Историческое учение об Отцах Церкви». Несколько страниц книги святого Филарета помогают сделать важные выводы, поскольку в них перечислены основные труды по изучению церковной и культурной жизни Церкви и русской традиции.

Исследование ученого, историка и богослова России святого Филарета Гумилевского имеет философский, культурологический, исторический и богословский характер. Он пишет о разных источниках написания книг «Жития святых» на протяжении всей истории вселенской церкви. К этим источникам святой Филарет относит не только известных православных богословов. В список важных для истории церкви трудов он относит и книги, которые были написаны на Западе. Богослов дает критику этих книг, но при этом отмечает наличие в них сведений, которые не сохранились в других источниках.

Ниже я даю краткую справку о святом Филарете. Таким образом я акцентирую внимание на том значении, которое имели труды этого богослова для истории церкви России и для Вселенской Церкви. С 1866 года он был епископом Православной Российской Церкви, с 1859 HYPERLINK «http://ru.wikipedia.org/wiki/1859_%D0%B3%D0%BE%D0%B4″года стал HYPERLINK «http://ru.wikipedia.org/wiki/1859_%D0%B3%D0%BE%D0%B4″архиепископомHYPERLINK «http://ru.wikipedia.org/wiki/1859_%D0%B3%D0%BE%D0%B4″ HYPERLINK «http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A7%D0%B5%D1%80%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%B8_%D0%9D%D0%BE%D0%B2%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B4-%D0%A1%D0%B5%D0%B2%D0%B5%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%B5%D0%BF%D0%B0%D1%80%D1%85%25%20″Черниговским и HYPERLINK «http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A7%D0%B5%D1%80%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%B8_%D0%9D%D0%BE%D0%B2%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B4-%D0%A1%D0%B5%D0%B2%D0%B5%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%B5%D0%BF%D0%B0%D1%80%D1%85%25%20″Нежинским. В 1860 году он защитил докторскую диссертацию по богословию. Известно, что в юности Дмитрий посетил святого СерафимHYPERLINK «http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%84%D0%B8%D0%BC_%D0%A1%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9″аHYPERLINK «http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%84%D0%B8%D0%BC_%D0%A1%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9″ HYPERLINK «http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%84%D0%B8%D0%BC_%D0%A1%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9″СаровскHYPERLINK «http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%84%D0%B8%D0%BC_%D0%A1%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9″огоHYPERLINK «http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A1%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%84%D0%B8%D0%BC_%D0%A1%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9″, который сказал о Филарете: «Сей отрок будет великим светильником Церкви и прославится по всей Руси, как учёный муж».

Произошло то, что говорил святой Серафим. Труды архиепископа Филарета заполнили многие пустоты в области богословия России и Вселенской Церкви. Но не только трудами в области богословия стал прославлен Филарет Гумилевский. Господь прославил его за ту праведную и святую жизнь, за великие дела, которые были полезны Церкви России и угодны Богу. В 2009 году он был прославлен в лике святых как святитель.

Церковь России помнит и чтит святого Фиаларета. Его труды характеризует историческая детализация, обилие ссылок, строгость изложения. Язык его книг не отличается метафорами, в нем нет красивых поучений и образных наставлений, которых много в книгах святого Димитрия Ростовского. Однако сами книги святого Филарета поучают и наставляют цитатами из Евангелия и трудов Отцов Церкви.

Применительно к этой статье нас интересует книга Филарета Гумилевского «Историческое учение об Отцах Церкви». Этот труд обобщает многое, что сделано в богословии до него. Эта книга не адресована широкому читателю. Автор ее не ставил перед собой задачи одновременно раскрывать неизвестные страницы Церковной истории, духовно наставлять и очаровывать примером жизни святых. Все это делает святой Димитрий Ростовский в книге «Жития святых».

Труд Филарета Гумилевского лаконичен, хотя и обширен. В этом труде дается высокая оценка жизни и трудам русских деятелей истории и церковной жизни. Богослов дает реальную оценку разным историческим периодам, в которые создавались разные варианты «Житий русских святых». Он подчеркивает достоинства одних трудов и недостатки других трудов.

Для раскрытия нашей темы нам интересна его краткая оценка фундаментальных трудов, которые были посвящены жизни святых за весь период Церковной истории. В книге «Историческое учение об Отцах Церкви» в параграфе 12. Пособие для учения об Отцах Филарет Гумилевский пишет о том, что очень важно иметь полное собрание книг, в которых бы описывалась жизнь Отцов Церкви. При этом он отмечает, что наиболее полные книги, которые описывают жизнь Отцов Церкви, были написаны или для первых трех веков или для первых шести веков. К числу книг, которые наиболее важны для изучения жизни и трудов Отцов первых трех веков Истории Церкви Филарет Гумилевский относит следующие:

Архиепископ Филарет Гумилевский приводит также известные исследования, в которых описаны жизнь и труды отцов Церкви до шестого века. В этом ряду он выделяет наиболее известные:

Dan. Tobens Institutiones, usus et doctrina Patrum.

Walch Bibliotheka Patristica.

Locherer Lehrbuch d. Patrologie.

Annegarn Handbuch d. Patrologie.

Goldwitzer Patrologoe verbunden mit Patristik.

Fessler Instituones Patrologiae.

Филарет Гумилевский отмечает, что ни одна из этих книг не дает полного представления обо всех трудах того или иного церковного писателя, а также не предлагает развернутого описания его жизни. Эти книги были важны для истории церкви, поскольку сохранили сведения, утраченные в других источниках. Архиепископ характеризует эти книги как краткие, не полные, не всегда исторически точные.

О книгах, которые наиболее важны для описания жизни и учения Отцов Церкви первых шести веков, написано много. В их числе есть книги, тексты которых практически не сохранились. Но есть и труды, переиздания которых были доступны авторам более поздних веков истории Церкви. Поэтому мы приводим классификацию Филарета Гумилевского. В своем труде он перечисляет наиболее интересные с его точки зрения жития, в том числе, русских святых, тексты которых сохранились. Эти труды являются библиографической ценностью.

Для нас важно, что эти книги сохранились в библиотеках выдающихся русских деятелей, историков и богословов, в том числе, в библиотеке святого Димитрия Ростовского, которая была описана после его смерти. Ученые и историки, которые с уважением относились к наследию автора 12 томов «Житий святых» подробно описали все книги его библиотеки. Среди них было много книг на латинском, немецком, французском, польском.  Эти языки знал святой Димитрий Ростовский. Значительно меньше книг было на греческом и еврейском языках, которые тоже знал митрополит. Среди книг на русском языке были доступные для времени святого Димитрия первые русские тексты, в которых были описаны жития русских святых и описаны жития святых до XVІІ века.

Ниже я перечисляю эти книги в том порядке, который дает Филарет Гумилевский. Богослов отмечает, что для полного изучения жизни и трудов Отцов Церкви следует пользоваться наиболее полными и исторически точными книгами. По его мнению, это следующие труды:

  • На первое место архиепископ Филарет Гумилевский ставит Историю житий святых Евсевия, в которой описаны жития многих святых, приведены фрагменты из их сочинений.
  • Каталог церковных писателей и их жизней, в котором описаны 135 жизни и труды церковных писателей первых четырех веков Церкви. Автор этого каталога святой Иероним.
  • Продолжили этот труд, уточнили и дополнили книги Геннадия Марсельского и Исидора Севильского. Они дали дополнительные исторические сведения о трудах церковных писателей до VІІ века, анализируют ошибки в предыдущих книгах, которые были посвящены житиям святых. Эти авторы также продолжают каталог сочинений, который написал святой Иероним. Информация, которые дают Геннадий Марсельский и Исидор Севильский, очень краткая. В текстах нет поучений, наставлений, метафор и образов, отсутствует подробная историческая информация о жизни святых и об их сочинениях. Филарет Гумилевский отмечает, что в этих трудах мало пользы для патристики, потому что эти авторы «занимаются преимущественно западными писателями».
  • Библиотека Фотия сохранила почти 300 сочинений, которые посвящены жизни святых. В этих книгах даются сочинения церковных писателей, приводятся краткие сведения об их жизни. Фотий дает критические оценки трудов писателей Церкви, рассуждает о подлинности некоторых сочинений. По словам Филарета Гумилевского этот труд «не есть хронологический обзор писателей, а заметки о тех трудах церковных писателей, которые читал Фотий».
  • Архиепископ Филарет Гумилевский приводит также известные исследования знаменитых римских богословов, которые много лет трудились над составлением библиотеки церковных писателей первых веков христианства. Наиболее важным трудом архиепископ Филарет считает книги Ellies Du Pin «Новая библиотека церковных писателей». Архиепископ перечисляет особенности этого труда. Прежде всего, Ellies Du Pin дает описание жизни святых первых веков христианства, дает краткие исторические сведения об их трудах, предлагает свою критику их сочинений. Критика богослова Ellies Du Pin является смелой и дерзкой по отношению к западным традициям. В книгах этого автора присутствует критика дел и указаний папы римского, а также его последователей. Филарет Гумилевский отмечает красивый язык текста, его легкость для восприятия широкого круга читателей. В тексте есть метафоры и образные примеры из современной жизни. Это делает труд Ellies Du Pin «Новая библиотека церковных писателей» выдающимся для своего времени и ценным для тех, кто исследует святоотеческую традицию. Однако архиепископ указывает на то, что в этом труде есть богословские ошибки. Эти ошибки не умаляют значимость всей работы в целом.
  • Следующим автором, которого называет Филарет Гумилевский, является Remy Cellier. Его труд называется «История священных и церковных писателей». В книге есть дополнения к книгам Ellies Du Pin, исправление ошибок этого автора. Remy Cellier полнее и глубже раскрывает труды церковных писателей, о которых пишет. Однако язык книги не так красив и образен, как книги Ellies Du Pin «Новая библиотека церковных писателей».
  • К числу книг, в которых приведены важные труды церковных писателей,  архиепископ Филарет Гумилевский относит и труд протестанта Cave «История церковных писателей». По мнению архиепископа, этот труд интересен и для восточной христианской традиции, поскольку в нем много здравой критики протестантской веры и ее традиций. Сведения о церковных писателях даны кратко, труды церковных писателей приведены не полностью.
  • Casimiri Oudini известен своим трудом «Комментарий о писателях церкви». В этой книге приводятся жития и книги церковных писателей до XVІІ века, которые дополняют труд Cave «История церковных писателей». Casimiri Oudini критикует ошибки Cave и указывает на недостаток в этой книге исторических сведений и житий церковных писателей.
  • Архиепископ Филарет Гумилевский относит к числу выдающихся трудов работу Alb. Fabricii «Греческая библиотека». Архиепископ называет этот труд драгоценным, потому что в нем дан список сочинений Учителей греческой Церкви VІІ и последующих веков. Филарет Гумилевский считает, что этот труд незаслуженно забыт, хотя очень полезен для исследования текстов отцов Церкви.
  • Следующим важным трудом архиепископ называет книгу «Библиотека отцов» Gallandi. В этом труде много исторических сведений, описаний жизней отцов Церкви. Труд дополнен критическими замечаниями, которые останавливают внимание на недостатках и неточностях некоторых сочинений. Книга интересна как для восточной, так и для западной христианской традиции.
  • Филарет Гумилевский отмечает важность труда Bollaandi «Acta Sanctorum», в котором приведены жития и труды отцов Церкви до XVІІ века. Архиепископ отмечает, что этому труду свойственны исторические детали, подробное описание трудов и сочинений церковных деятелей. Этому тексту не свойственен красивый язык, в котором есть метафоры. В тексте также нет критического отношения авторов к сочинениям церковных писателей.
  • Последним выдающимся текстом, который описывает жизнь отцов Церкви и их труды  архиепископ Филарет Гумилевский называет «Жития святых» святого Димитрия Ростовского. Архиепископ называет этот труд единственным пособием России, которое обобщает и дополняет все, что было написано ранее.

Подытоживая нашу статью, отметим, перспективу предлагаемого нами подхода, который поможет найти перспективы развития отечественной культуры и философии, которая сегодня очень тесно пересекается срусским богословием.

 

Библиография.

  1. Фергюсон Д. Христианский символизм. – М, 1998.
  2. Филарет (Гумилевский) Обзор русской духовной литературы. – М., 1884.
  3. Философия русского религиозного искусства. — М., 1993,
  4. Флоренский П.А. Храмовое действо как синтез искусств. – М., 1990.
  5. Флоровский Г., протоиерей. Восточные отцы IV века. – Париж, 1937.
  6. Флоровский Г., протоиерей. Пути русского богословия. – Вильнюс, 1991.
  7. Флоровский Г.В. Пути русского богословия. – Париж, 1937.
  8. Шмеман А., протопр. Введение в богословие: Курс лекций по догматическому богословию 1949-1950 гг. – М., 1993.
  9. Шмурло Е.Ф. Римская курия на русском православном востоке в 1609-1654 годах. – Прага, 1928.
  10. Штейнер Р.о России. – Штутгарт, 1975.

К ВОПРОСУ ОБ ОШИБКАХ РУССКИХ ИСТОРИКОВ

Автор(ы) статьи: Малышев В.С., доктор искусствов., Геращенко Л.Л. доктор филос. наук РГУК им. С.А. Герасимова
Раздел: Историческая культурология.
Ключевые слова:

анализ, заблуждения, русское богословие.

Аннотация:

Предметом нашего размышления являются ошибки, совершенные некоторыми историками и богословами, которые имели существенное значения для восприятия русской истории и русской духовной традиции. В рамках этой статьи нами будут оценены некоторые заблуждения из-вестного русского историка, филолога и богослова Флоровского Г. В качестве предмета для анализа нами взята его книга «Пути русского богословия», впервые изданная в Париже в 1937 году.

Текст статьи:

Прежде всего. Необходимо отметить огромное позитивное значение этой книги, которая имела  его знание разных сторон русской действительности вызывает к нему глубокое уважение. Флоровский Г. родился в 1893 г, по образованию историк и филолог. В 20-е годы эмигрировал. Его магистерская диссертация написана о Герцене, в 1926 г. на только что образовавшейся кафедре патрологии. В 1932 г принял сан от Западно-Европейского митрополита Евлогия. Достаточно неожиданные повороты характеризуют личность глубокую и страдающую, которой свойственно объять необъятное и дать всему собственное суждение.

Мы постараемся быть бдительными в плане «переосуждения» и интерпретаций некоторых суждений ученого, который уже оценен историей как великий. Мы предлагаем читателю самому еще раз остановить свое внимание на некоторых предлагаемых нами цитатах из его книги с тем, чтобы что-то принять, а с чем-то категорически не согласиться.

Поэтому нашу статью мы строим как перечисление цитат из книги, которые, возможно, ошибочны, неточны и т. д. Одним словом, читателю предлагается заполнить собственным суждением предлагаемое нами «и т.д.».

  1. Из вступления. «Если критиковать русское православие во имя византинизма, то стоит подвергнуть критике и сам византинизм, равнозначен ли он священному писанию как таковому?»
  2. Из вступления. «… Тот, кто его положений не приемлет, должен будет достичь уровня Флоровского в знании источников, иначе их отказ следовать его путем будет неубедительным…» С. 2.
  3. Фрагменты из самой книги: «Умственный отрыв от патристики и византинизма был, я уверен, главной причиной всех перебоев и духовных неудач в русском развитии». С. 3.
  4. «Дневная культура была культура ума и духа, а ночная – область мечтания и воображения». Так на странице 4 представляет автор путь развития русской культуры: «Путь от стихийной бесзвольности к волевой ответственности, от кружения помыслов и страстей к аскезе и собранности духа, от воображения и рассуждения к цельности и собранности духа, от психического к пневматическому.
  5. С. 4. «Христианство до Владимира есть гораздо большая и более определенная величина, чем это привычно думать. До крещения устанавливаются культурные и религиозные связи с Симеоновской Болгарией».
  6. О житиях святых святого Димитрия Ростовского написано следующее: «Жития святых» составлены, главным образом, по западным источникам… Западнический характер имеют и проповеди., еще более школьные драмы. .. Состав его библиотеки – типичный подбор книг латинского эрудита того времени… В особых обстоятельствах великорусской церковной жизни он не разбирался, так что раскол воспринял только с точки зрения народного невежества…» Стр. 54.
  7. Сс. 54-55 -  о проповедях святого Димитрия Ростовского, которые вошли в сокровищницу русской культуры и истории: «Западнический характер имеют и проповеди. Особенно любопытен состав его библиотеки, — это типичный подпор книг латинского эрудита того времени…». Далее: «Внутренний опыт св. Димитрия не вмещался в этих тесных гранях богословского ложно классицизма, но как писатель он за эти грани не переступал, — и даже с некоторым упрямством отстаивал неприкосновенность Киевксих школьных навыков и традиций. В особых  обстоятельствах великорусской церковной  жизни он не разбирался, так что раскол воспринял только с точки зрения народного невежества.
  8. С.  89. «Феофан Прокопович был человек жуткий… Это был типический наемник и авантюрист, таких наемников много бывало на Западе… Во всем его душевном складе чувствуется нечестность».
  9. С. 110. О Платоне (1737-1811) «Стремился сблизить богословие с жизнью, растворяя богословие в нравоучение. Боялся падения учености и ученой чести».
  10.  О святом Тихоне Задонском (1724-1782) написано, что он тоже был подвержен влиянию западников…
  11. С. 171. «В одно время чтение Библии было запрещено воспитанникам военно-учебных заведений, под тем предлогом, что два кадета уже помешались».
  12. Стр. 232-233. «…новейшая философия была тому подспорьем. С этим было связано пробуждение и религиозного интереса к прошлому. Иначе сказать, чувство предания. Духовная школа была, при всех своих пробелах, школой духовною, и это была единственная связь, соединяющая русскую культуру и ученость с наследием Средневековья и Возрождения».
  13. Стр. 345. Об В.И. Аскоченском и Ростислововом: «И одинаковая у них озлобленность, и какое-то злорадство в осуждениях».
  14.  С. 313. «И, когда свою юношескую диссертацию о «Кризисе западной философии» Соловьев заключал провозглашением совпадения и согласия древних «созерцаний Востока» и новейшего «умозрения Запада», он говорил не о философском «оправдании» христианства, но именно о пессимизме».
  15.  С. 457. О Мережковском. «Кончается «историческое христианство», и не кончается ли эпоха Западной Церкви? Ибо исполнена историческая задача Запада: отторжение от язычества? И не открывается ли очередь Восточной Церкви?»
  16. С. 495. О П. Флоренском. «О каком же опыте и пути идет здесь речь? О трагедии неверующей мысли или о диалектике христианского сознания? Во всяком случае вопрос так поставлен, точно самое важное спасаться от сомнений. И получается впечатление, точно неизбежно приходит к Богу через сомнение и отчаяние. … И вопрос звучит  психологически: Флоренский се сводит к переживанию».
  17. С. 497 О нем же. «По своему внутреннему замыслу это очень западническая книга. Книга западника, мечтательно и эстетически спасающегося на Востоке. Романтический трагизм западной культуры Флоренскому ближе и понятнее, чем проблематика православного предания».
  18.  С. 500. «История русской культуры, вся она в перебоях, в приступах,    в отречениях и увлечениях, в разочарованиях, изменах, разрывах. Всего меньше в ней непосредственной цельности. Русская историческая ткань так странно спутана,  и вся точно перемята и оборвана».
  19. С. 500. «В русской душе есть опасная склонность, есть предательская способность к тем культурно-психологическим перевоплощением, о которых говорил Достоевский в своей Пушкинской речи. «Нам внятно все – и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений». Этот дар всемирной отзывчивости, во всяком случае, роковой и двусмысленный дар. Повышенная чуткость и отзывчивость очень затрудняет творческое собирание души».
  20.  С. 501. «Принято говорить о русской мечтательности, о женственной податливости русской души. В этом есть известная правда. Но источник болезни не в том, что пластичная и легкоплавкая стихия природной жизни не была скреплена и охвачена логосами, не окристаллизировалась в культурном делании».
  21. С. 501. «Действительный источник русской болезни не в этой «естественной» текучести народной стихии, скорее в неверности и в непостоянстве народной любви. Только любовь есть подлинная сила синтеза и единства. И вот  русская душа не была тверда и предана в этой своей последней любви. Слишком часто она заболевала мистическим непостоянством. Слишком привыкли русские люди праздно томиться на роковых перекрестках, у перепутных крестов. И есть в русской душе даже какая-то особенная страсть и притяжение к таким перепутьям и перекресткам. Нет решимости сделать выбор…»
  22. С. 501. «Но не было  в русской душе именно этой жертвенности, не было этого самоотречения перед истиной, этого последнего смирения в любви».
  23.  С. 515. «И так случилось, что с падением Византии богословствовал один только Запад. Богословие есть по существу кафолическая задача, но решалась она только в расколе, это есть основной парадокс в христианской культуре. Запад богословствует, когда Восток молчит, или что всего хуже, необдуманно и с запозданием повторяет западные зады. Православный богослов и до сих пор слишком зависит в своей собственной созидательной работе от западной поддержки. Свои первоисточники он получает именно из западных рук, читает отцов и соборные деяния в западных и часто примерных изданиях, и в западной школе учится методам и технике обращения с собранным материалом. И прошлое нашей церкви мы знаем всего больше благодаря подвигу многих поколений западных исследователей и ученых».
  24.  С. 519. «Под знаком долженствования будущее открывается вернее и глубже, чем под знаком ожиданий и предчувствий. Будущее есть не только взыскуемое и чаемое, но и нечто творимое. Призвание вдохновляет нас именно ответственностью долга. И неожиданным образом, именно в послушании есть творческая сила, есть рождающая мощь. Своеволие есть же начало расточающее. Молитвенное воцерковление, апокалиптическая верность, возвращение к отцам, свободная встреча с Западом, из таких и подобных мотивов слагается творческий постулат русского богословия в обстановке современности».

Каждая из выделенных цитат могла бы стать предметом отдельной статьи, которая на основании исторических доказательств могла бы опровергнуть многое из декларируемого Г. Флоровским. То, что для нас является важным при перечитывании непростых приведенных выше цитат – то, что на Западе этот труд воспринимается как реальная оценка русской культуры, истории и традиции, на основании которой делаются выводы о перспективах нашего исторического и культурного развития.

Мы призываем наших читателей быть бдительными, как в оценке того, что предлагают нам известные личности, так и в отношении к тому, что пишем мы сами. Вполне возможно, спустя поколения, наши потомки подвергнут наши труды более пристальной оценке и критике, чем мы предложили нашему читателю по отношению к любящему России из-за далекого Западного «занавеса» историку и богослову господину  Г. Флоровскому.

Библиография.

Флоровский Г. Пути русского богословия. – Париж, 1937.

ТРАДИЦИОННЫЙ ОТВЕТ НА ВЫЗОВ ИСТОРИИ. Вызов (Часть I)

Автор(ы) статьи: Абдуллин Айдар Риватович, доктор философских наук, профессор; ООО «Аррион-бизнес групп» (ООО «ABG»)
Раздел: Историческая культурология
Ключевые слова:

традиция; первобытное сознание; историчность; экзистенциализм; право; традиционализм.

Аннотация:

В статье предложен феномен, обозначенный «первобытным сознанием». Показано, что часть современных людей могут сохранять черты, присущие «первобытному сознанию»; для них характерен тезис: для сохранения своей «историчности» народ должен оставаться в рамках национальной традиции. Автор же трактует историческое развитие в рамках парадигмы Вызов-и-Ответ А. Дж. Тойнби, а указанное обращение к «традиции» как Ответ на современный Вызов российскому обществу. Суть этого Вызова в либерально-буржуазных ценностях, традиционно не присущих россиянам. Утверждается, что «первобытное сознание» пытается прикрыть философией традиционализма свою историческую несостоятельность.

Текст статьи:

I. Постановка задачи и методология исследования

§ 1. Вызов истории: два пути

 

         Исследование вопросов связанных с этнополитическим устройством и социально-культурным развитием России и ее регионов, поставленных в 90-е годы прошлого века, в частности Республики Башкортостан, вызывают острые дискуссии [4], [12]. Какой смысл вкладывался в понятие «государственный суверенитет», провозглашённый некоторыми регионами РФ? Было ли это исторической закономерностью, итогом исторического развития этих народов, или просто амбиций их политических лидеров? На вопросы подобного рода еще предстоит дать ответы. В данном же исследовании, на примере одного из таких регионов, мы рассмотрим, как видятся социокультурные процессы в контексте этнического сознания. Само же «этническое сознание» равно как и сопутствующие ему «этнополитические процессы» нами рассматриваться не будут; они были освещены, например, в работах башкирского исследователя А.Я. Зарипова [11].

Применимо ли к современной башкирской культуре такое неоднозначное понятие как «общественная мысль»? Этот вопрос разрешится сам собой, если мы обратимся к работе З.Я. Рахматуллиной «Башкирская традиция (социально-философский анализ)» (2000 г.) [17]. Перед нами текст, который может быть назван экзистенциальным, а экзистенциализм, как известно, это иррациональное течение в философии ХХ века. Хотя это исследование читается с болью, но нужно отдать должное высокой нравственной позиции и мужеству, с каким ее отстаивает эта женщина. Работа значима и тем, что ее пафос, основное содержание и выводы, нашли широкое признание в башкирском обществе. В частности это выразилось в популяризации этой работы (с сокращением и незначительными изменениями) отдельными изданиями с многообещающими названиями «Духовное наследие башкир: прошлое, настоящее и будущее» (2001) [19] и  «Башкирский национальный дух» (2002) [18].

Однако в самом начале надо сделать оговорку. Наше исследование не является обычной рецензией на монографию, ибо написана не с этой целью. Рассматриваемая монография, по сути, является успешно защищенной диссертацией, а ее автор получил ученую степень доктора философских наук. Здесь нет никаких вопросов.  Наоборот, то, что она успешно защищена как раз и придает значимость нашему исследованию. Это означает, что речь будет идти не о какой-то малозначимой и маргинальной работе, а о конкретной научной позиции определённых кругов. Что это за «позиция» и что это за «круги»?

Как требует герменевтическая методология, сделаем предварительный набросок того о чем пойдет речь.  Работа называется «Башкирская традиция». Человек, которому очень интересна эта тема, осилив этот трехсот страничный труд, с изумлением обнаружит, что в нем, по сути, не описано ни одной традиции. Под видом «традиции» ему будет предложены архаичные рудименты культуры. Можно ли предположить, что мы столкнулись с неким «первобытным сознанием»? Но прежде ответим на вопрос: откуда возникает сам этот термин. Есть исследователи, которые видят свою  задачу в том, чтобы доказать, что их народ сохранил и ему присущи определённые черты, характерные первобытной культуре. Более того, они гордятся этим, ибо считают это подтверждением историчности и древности своей культуры. Так, по их глубокому убеждению, мед станет слаще, если будет … диким. Тому приведено много «научных» доказательств, и традиционное пасечное пчеловодство стало уступать своему предшественнику – бортничеству; в результате появилась новая торговая марка, которая так и называется «Дикий мед». Таковы последствия интенции указанных исследователей. Если бы речь шла об одном человеке, то в этом не было ничего удивительного. Однако есть основания предполагать, что носителем такого сознания выступает группа, часть определенного этноса, а вполне вероятно и многих других этносов, проживающих в России, да и не только в России. Возможно ли такое?

В своей знаменитой работе «Восстание масс» в разделе «Одичание  и история» Х. Ортега-и-Гассет пишет: «В принципе целые народы могут вечно оставаться первобытными. И остаются. Брейзиг назвал их “народами бесконечного рассвета”, потому что они навсегда застряли в неподвижных, мерзлых сумерках, которые не растопить никакому полдню» [16, с. 92]. Можно ли предположить, что под видом «защиты традиции» эти «круги» пытаются сохранить в современном мире свою «первобытность»? Можно, и более того, делают они это достаточно активно. Примером тому может послужить, брошюра А.Т. Бердина «В защиту традиции», которая  начинается со следующего заявления: «Дискуссии на философские темы в СМИ Башкортостана – явление, к сожалению, не частое. Тем интереснее факт открывшейся недавно полемики вокруг книги З.Я. Рахматуллиной “Башкирская традиция (социально-философский анализ)”» [8, с. 3]. При этом, однако, защищается отнюдь не «традиция», как это приведено в названии и может показаться на первый взгляд, а идеологическая позиция З.Я. Рахматуллиной. Если бы речь шла о традициях, то они должны были быть конкретно указаны  и перечислены. Все народы чтут и берегут свои традиции, да и само понятие «традиция» предполагает такое отношение. Если кто-то обвиняется в отрицании традиций, то должно быть указано какие именно традиции им отрицаются. Отказ же от традиции вообще просто бессмыслен, ибо это отказ от преемственности и разумности в практической деятельности; в реальной жизни никто не может жить без них. Пить чай или кофе, с молоком или без, есть ложкой, палочками или просто рукой, все это задается традицией. Обращаясь к прошлому, мы хотим найти в нем что-то разумное, что может нам помочь в настоящем. Что разумного и полезного из своего прошлого мы должны сохранить? Возродить родоплеменные отношения, вернуться к жизни в юртах, бортничеству? О каких забытых традициях нам хотят поведать? Никаких. Ни одной традиции не приводится ни у З.Я. Рахматуллиной, ни тем более у А.Т. Бердина.  Лейтмотивом этих работ выступает не утверждение традиций, а осуждение тех, кто с их точки зрения «отпал от них». Так «защита традиции» А. Т. Бердиным от начала и до конца сводится к обвинению оппонентов З.Я. Рахматуллиной в «радикальном европоцентризме», «неолиберальном мышлении», «разрыве этнокультурной преемственности и этнического сознания», «социальном атомизме», «чаадаевщине»  и т.п. В ответ можно сказать следующее. Традиция не относится к категории морали; она не  является нормой или обязательством; это просто опыт, то, что с давних пор считается делать Разумно; именно в силу этого она и сохраняется без всякого воздействия извне. Если кто-то перестает ей следовать, значит он не находит ее разумной. Можно ли его обвинять в этом? Ни разу не было замечено, чтобы указанные поборники традиции носили хиджаб или соответственно – тюбетейку. Если и можно их обвинить, то только в том, что слова у них расходятся с делами. Вместо башкирской национальной борьбы «курэш», люди в подавляющем большинстве, вопреки многовековой традиции, стали предпочитать японское «каратэ». Можно ли их обвинять в измене традиции, «национальному духу» своего народа? Можно привести уйму таких «измен». Кто дал право «ученым» менторским тоном поучать и осуждать этих людей?

Однако как критик западных ценностей, наш «защитник»  во многом прав. Не в столь еще далекие времена, нам навязывали единственно верное учение – марксизм-ленинизм и соответствующую ему советскую систему ценностей. Процесс крушения этой системы обосновывался «новой» системой ценностей – европейской, которую стали преподносить как подлинно человеческую или общечеловеческую. Некоторые такие ценности в ней действительно заявлены, например идеи гражданского общества и правового государства, берущие свое начало от работ великого немецкого философа И. Канта. При этом мы также полностью согласны с тем, что, как пишет башкирский юрист А.Н. Халиков «абсолютизация прав человека в правовой действительности имеет свои объективные предпосылки, как в историческом, так и современном ракурсах» [26, с. 40]. Однако как показывает небольшой, но все же опыт, западные политические деятели, т. е. носители этих ценностей, в отношении с другими народами совершенно бесцеремонно прибегают к тактике двойных стандартов, открыто демонстрируя свое лицемерие и ханжество. Если же речь заходит об их экономических интересах, то все средства хороши, вплоть до прямой военной агрессии и физического уничтожения людей медико-биологическими средствами. Как показывает история, привить европейцам основополагающую общечеловеческую ценность – право человека на жизнь – по всей видимости, уже невозможно на генетическом уровне. Суть цинизма западной идеологии оригинально сформулировал политический обозреватель МИА «Россия сегодня» Д.  Косырев:  «Ни одна цивилизация в мире за всю его историю не совершала таких массовых захватов, грабежей и зверств, как европейская, подмявшая под себя больше половины мира. А поскольку человек не может не оправдывать собственные злодейства, мотив возник вот какой: ну да, сейчас вам плохо, мы вас завоевали и немножко поубивали, и продолжаем это дело, но зато мы несем вам такие ценности, что потом вам будет хорошо. А кроме того, вы какие-то чрезмерно бедные, еще и поэтому наши ценности лучше…» [14].

Приведенные мысли указывают на то, что наше исследование, которое во многом опирается на работы и идеи зарубежных исследователей, не следует рассматривать как наставление к слепому и безоговорочному следованию западным установкам. И все же И. Кант всегда останется Кантом. Что этим сказано?

В отечественной литературе есть определенная путаница, связанная с понятиями «нравственность» и «мораль». Иногда пишут, что это одно и то же, последнее является латинским вариантом первого; это не совсем верно. Читая курс «этика» мы поясняли своим студентам, что нравственность – индивидуальна, а мораль – коллективна; нравственность – это всегда проявление свободного и осознанного выбора в сложившейся ситуации. Мораль может быть коммунистической, фашисткой и т.д., но христианской нравственности не бывает. На вопрос обращенный к аудитории: понятно, почему название еженедельной башкирской передачи «Нравственные ценности ислама» не корректно, студенты давали положительный ответ. Обычно кажется, что мораль несет в себе доброе начало, а карательные функции выполняет Закон. Однако все массовые чудовищные преступления оправдывались моралью (коммунистической, фашисткой, христианской, мусульманской и т.д.), а не правом. Право, т.е. правовой Закон, является понятием нравственности. Чтобы понять, как из индивидуальной нравственности перейти к  коллективному праву (всеобщему Закону), мы должны обратиться к И. Канту, к императиву, которое носит его имя – категорический императив Канта. Именно он – единственный человек в мире – кто смог создать особую трансцендентальную философию и благодаря этому связать в одно целое три понятия: Свобода-Нравственность-всеобщий Закон. Человек, освоивший Канта, все три его Критики, и в особенности «Критику практического разума», да еще и на немецком языке (как сделали это некоторые из нас) – уже никогда не станет наклеивать ярлыки «европоцентризма» или «либерализма». И. Кант для него останется Кантом. Но мы немного отклонились от цели нашего исследования. Поэтому, подытоживая сказанное, отметим следующее: критика Запада и прозападно настроенной интеллигенции имеет мало общего с анализом сути нашей национальной традиции. У них разные предметы и поэтому давайте вернемся к своему.

С каким социальным феноменом, внешним проявлением которого выступают общественно значимые публикации, а в нашем случае тексты с рассуждениями о «традиции», мы имеем дело? Какие вопросы ставит перед собой общественная мысль республики, а вместе с ней и наш автор? Конечно же – общечеловеческие. «…Человек готовится вступить в новое историческое измерение – 21 век, – пишет З.Я Рахматуллина во Введении, при этом, как поясняется чуть ниже – 20 век пошатнул все базовые опоры существования мира и человека» [17, с. 3]. Это означает, что автор исследования прекрасно осознает, что не просто башкир, русский или американец,  а Человек готовится вступить в новое измерение. Это новое измерение носит исторический характер, ибо только историческое изменение всегда давало и дает человеку новую опору для дальнейшего существования, которой он лишился в ХХ веке.

Но что несет с собой грядущее новое? На этот счет существуют две точки зрения: 1) оптимизм, вызванный «ощущением интеллектуального и технического величия современной эпохи», и 2) пессимизм, как «осознание надвигающегося антропологического Апокалипсиса, кризиса духа и плоти» [17, с. 3]. На какую же точку зрения встает автор? На вторую, ибо все дальнейшее исследование продиктовано следующей оценкой мировой ситуации, которую дал в  1927 г. французский мыслитель религиозного толка (принявший ислам в 1912 г.) Р. Генон: «…сегодня повсюду мы видим лишь слепых поводырей, ведущих за собой слепое стадо. И совершенно очевидно, что, если эта процессия не будет остановлена, и те и другие с неизбежностью свалятся в пропасть, где они все вместе безвозвратно погибнут» [17, с. 3]. Под «слепыми поводырями» здесь подразумеваются общественные лидеры, не следующие средневековым религиозным традициям, ибо Генон боготворит лишь «традиционную цивилизацию», которая по его понятиям была основана на метафизических, религиозно-духовных ценностях. При этом под «Традицией» (с большой буквы!) он понимал некую эзотерическую, космическую, изначальную и Извечную Истину, данную в древности узкому кругу лиц и которая передавалась из поколения в поколение. Примером такой цивилизации сегодня является Саудовская Аравия (с ее официальной традиционалистской идеологией вахабизма), истоки которой были даны самим Богом пророку Мухаммеду.

Категориальный аппарат «традиционализма» в его российском варианте рассмотрен в работе К.М. Товбина «Традиционалистская философия: версия Дугина», где в частности отмечается принципиальная особенность этой идеологии: «В традиционализме такая “Традиция” противоположна “традиции” как сложившейся национальной инерции. Это в корне разные понятия, так как “Традиция” (Священная, или Полная Традиция) есть излучение Священного, а “традиция” порождена историей как практикой удаления от Сакрального и попыток заменить Его антропоцентрическим и социоцентрическим содержанием. Это два разных понятия, и погружение в суть традиционалистской философии должно начинаться с уяснения этого факта» [21].

Означает ли это что З.Я. Рахматуллина является сторонником «традиционной цивилизации» в геноновском смысле? Внешне, кажется что да, ибо как она пишет: «Сегодняшняя адаптация россиян к рыночной экономике (прозападной ее модели) слабо учитывает традицию народной жизни, духовность и стиль мышления наших соотечественников. Распространение ценностных ориентаций западного образа жизни и культа индивидуализма, не вписывающихся в социокультурный и духовно-нравственный Космос (курсив – А.А.) эволюционного, исторического развития нашей страны, для которой понятия “коллективизм”, “общинность”, “братство” на протяжении веков были основными в организации личного и общественного бытия, грозит полным и окончательным разрывом с Традицией (курсив – А.А.)» [17, с. 4–5]. Если бы она действительно следовала Генону, то в последующем тексте исследования мы бы увидели ее пояснение, что же она понимает под такими базовыми, религиозно-мистическими понятиями как «социокультурный и духовно-нравственный Космос» и «Традиция», по которым должен жить российский (башкирский) народ. При этом, в философском исследовании, немаловажное значение должно было бы быть придано и идеям, изложенным в работе М. Шелера «Положение человека в Космосе» (1928), с которого берет свое начало философская антропология [1]. Для башкир, в качестве таковых могли бы выступить, например, суфийские ценности, которые не трудно связать с деятельностью великого шейха суфийского ордена Накшбандийа Зайнуллы Расулева, который как пишут его земляки-учалинцы: «Был известен своими глубочайшими познаниями в богословии, шариате, суфизме, а также невероятной человечностью, которая притягивала к нему тысячи людей» [10].  Однако к «отрицательным чертам и привычкам широко распространенным в нравственной жизни башкир» автор причисляет «исламско-фаталистическое и суфийское отношение к жизни, воровство…» [17, с. 162]. Не трудно заметить, что «суфизм» (исламский мистицизм) рассматривается как однопорядковая вещь с «воровством». Поэтому в данном исследовании идеи Генона используются не для построения общества, основанного на традиции эзотерической Истины, а для протеста «против современной буржуазно-либеральной системы ценностей» [17, с. 6].

Исходя из того факта, что наше общество находится перед лицом исторических перемен, З. Я. Рахматуллина видит два пути общественного развития: 1) принятие либерально-демократических ценностей буржуазного Запада; 2) возврат к национальной традиции коммунистической России (Евразии). При этом в исследовании не рассматривается ни суть самого исторического Вызова, ни сущность либерально-демократических ценностей буржуазного Запада. Если в начале исследования вопрос ставился о Человеке вообще, о его вступлении в «новое историческое измерение», о том что «20 век пошатнул все базовые опоры существования мира и человека», то теперь речь идет только о россиянах, которые одни не должны вступать в «новое историческое измерение», ибо они должны вернуться к ХХ веку, к коммунизму, являющемуся первой из двух родственных и чудовищных идеологий (вторая фашизм) попытавшихся сделать вызов либерально-демократическим ценностям (Ф. Фукуяма [23]), т.е. к тому, что как раз и «пошатнуло все базовые опоры существования мира и человека». Что подразумевать под «базовыми опорами существования» вопрос в определенной мере спорный, но реализовать их полноценно в современном мире возможно лишь с помощью правового Закона. Поскольку законы бывают разные, и каждый диктатор подводит под свои «законы» определенную мораль, то во избежание этого, современные философы и юристы, основываясь в первую очередь на идеях И. Канта,  пришли к выводу, о том, что закон должен быть не советским, социалистическим,  исламским и т.п., а правовым. Ведущий башкирский юрист Ф.М.  Раянов, рассматривая сущность права, пишет, что строительство социализма и коммунизма в нашей стране, «по существу, привело к толкованию права как карательно-запретительной меры» в то время, как он поясняет далее, «его главное предназначение – обеспечить согласие, гражданский мир в обществе с позиций прав человека» [20, с. 31]. Другой ведущий отечественный юрист С.С. Алексеев исходит из тезиса Канта о том, что право является самым святым из того, что есть у Бога на земле [7, с. 663]. Право, как его понимал Кант, а вслед за ним и современные юристы, например представитель либертарно-юридического правопонимания В.С. Нерсесянц [15, с. 69], невозможно без свободы личности (либерализма), формального равенства людей (демократии) и частной собственности. Последний, как приверженец социалистического выбора, всячески пытается опровергнуть распространенный в бывших странах соцлагеря тезис об «исторической “ошибочности” социализма» и предлагает концепцию постсоциалистического строя, именуемого им цивилитарным (от лат. civis – гражданин), который должен основываться не на государственной собственности, а на предлагаемой им «индивидуализированной» для чего, по его глубокому убеждению, нужно провести новую и на сей раз справедливую ваучеризацию. «Сложность нашего пути к настоящей собственности (а вместе с тем – к праву, свободе и т.д.) (курсив – А.А.) состоит в том, – пишет юрист, – что от обезличенной социалистической необходимо перейти к индивидуализированной собственности…» [15, с. 113]. Тем самым он признает (и об этом он много пишет), что при той форме собственности, которая была во времена СССР, были невозможны ни право, ни свобода, ни порядок и т.д., т.е. все то, без чего невозможно достойное Человека существование.  Поэтому тезис З. Рахматуллиной о том, что «Слова о свободе и порядке, о достойном существовании, которые можно услышать сейчас отовсюду, – это призыв человека, теряющего свою традицию!» [17, с. 6] (в том смысле, что для человека живущего по традиции все это излишне), выглядит, по меньшей мере, странно.

Действительно ли традиция является спасительным прибежищем для тех, кто оказался перед угрозой исторических перемен? И если да, то почему?

 

§ 2. Самобытность прошлого против исторических перемен

 

В своем исследовании З.Я. Рахматуллина настойчиво хочет довести до читателя следующую мысль: «Именно ценности традиции должны образовать духовный стержень национального подвижничества на путях обретения башкирским народом адекватных его духу новых форм подлинного исторического существования (курсив – А.А.), сохранения и развития его самобытной культуры, которая сегодня также оказалась под духовным влиянием чуждых ей культур» [17, с. 246]. По сути дела, вокруг именно этого тезиса, – который начинается как обращение к «руководству республики, ее интеллектуальному и научному потенциалу» [там же] и которым заканчивается вторая (самая важная) из трех глав, – строится все исследование.

Как видно из выделенного курсивом, автор хочет найти такие «новые формы подлинного исторического существования» которые были бы «адекватны духу народа». Это сложнейшая и достойная философа задача. Как же она пытается ее решить? Путем обращения к «ценностям традиций». Правильно это? Безусловно, ибо традиция есть сохранение всего разумного из опыта прошлого. Анализу этого феномена нами также был посвящен целый раздел в исследовании (§1.1. Традиция как онтологическая форма и условие существование культуры)  [3, с. 8–17]. Но можно ли только таким способом решить эту задачу? Нет. Традиция дает лишь «адекватность духу народа», но она не может дать ни «новые формы существования» ни «историчность». Ибо традиция это по своей сути антиисторический феномен, это возврат к прошлому, т.е. отказ от нового, от исторических перемен. Если же народ постоянно не идет на такие перемены, то он просто перестает быть историчным.

Как, например, иначе можно было бы поставить эту проблему? Во-первых, для того чтобы быть историчным надо принять исторический вызов, т.е. решиться идти на перемены. Во-вторых, для этого нужно выяснить: что представляет собой этот ВЫЗОВ, движущий историческое развитие общества. Сущность такого Вызова была раскрыта и использована крупнейшим историком и философом ХХ века А. Дж. Тойнби (концепция Вызов-и-Ответ), для того чтобы показать, как он пишет «генезис 21 цивилизации»: «Общество в своем жизненном процессе сталкивается с рядом проблем, и каждая из них есть вызов. Иными словами, можно сказать, что функция “внешнего фактора” заключается в том, чтобы превратить “внутренний творческий импульс” в постоянный стимул, способствующий реализации потенциально возможных творческих вариаций» [22, c.114]. В-третьих, надо ясно отдавать себе отчет в том, что Ответ должен быть адекватным не столько национальным традициям, сколько Вызову истории. «Неспособность творчески ответить на специфический вызов» пишет Тойнби, ведет к общественному распаду [22, с. 348].

Вместе с тем, позиция З.Я. Рахматуллиной вполне оправдана, ибо лучший ответ, это ответ – связывающий грядущее новое со старым, т.е. с уже имеющимся прошлым опытом. В поисках ответа, люди всегда вначале пытаются опереться на свой исторический опыт. Задача мыслителя состоит в том, чтобы найти эти недостающие, связывающие звенья. К сожалению, подлинное историчное изменение, не имеет опоры в прошлом. Об этом прекрасно сказано в «Философии истории» Гегеля: «Но опыт и история учат, что народы и правительства никогда ничему не научились из истории и не действовали согласно поучениям, которые можно было бы извлечь из нее. В каждую эпоху оказываются такие особые обстоятельства, каждая эпоха является настолько индивидуальным состоянием, что в эту эпоху необходимо и возможно принимать лишь такие решения, которые вытекают из самого этого состояния» [9, c.61]. Однако, несмотря на это, человек так устроен, что даже то историческое прошлое, которое, казалось бы, совершенно не пригодно в новой ситуации, интерпретируется им так, что людям кажется, что «новое есть хорошо позабытое старое». Это облегчает переход к новому. Интерпретация «выводит новое» из прошлого, объясняет его прошлым, проводит связывающие их линии и т.п.  Это очень важно для человека и как пишет З.Я. Рахматуллина «традиция делает мир “своим”, превращая его в Дом человеческого бытия» [17, с. 102]. Эта мысль, в свое время развитая М. Хайдеггером, идет от немецкого поэта романтика Новалиса, который однажды сказал: «Философия есть, собственно, ностальгия, тяга повсюду быть дома» [24, с. 330]. В конечном счете, все философы это yortsöyöüse (тюрк. «любящие Дом»), ибо они всегда хотят, чтобы Мир стал для человека родным Домом. И в этом смысле З.Я. Рахматуллина не является исключением. К сожалению, понятие «мир» (рассматриваемый ею здесь как «Дом человеческого бытия»), который как она совершенно правильно пишет, противостоит человеку и который надо очеловечить, сделать его близким для человека, в последующем ею же очень сильно сужается.

«Национальная традиция, – пишет исследователь, – всегда является охранительной и спасительной идеей для народа, чтобы он не развеялся “по просторам” “цивилизованного человечества”» [17, с. 122]. У прочитавшего этот тезис может сложиться впечатление, что его автор: а) пытается спасти свой народ от угрожающего ему «развеяния “по просторам” “цивилизованного человечества”», б) что именно «национальная традиция» является «спасительной идеей для народа». Но так ли это? Первое, что грозит сегодня башкирам, это ассимиляция со стороны русской культуры. Причем это не просто угроза, а уже реальность, примером тому служат, некоторые из так называемых «русскоязычных башкир». Этот процесс называемый «аккультурацией» очень актуален, он исследован башкирскими социологами, в частности М.Д. Киекбаевым [13], о чем писали и мы [5]. Совершенно непонятно, почему исследователь сознательно игнорирует этот факт. Башкирский язык почти полностью вытеснен из сферы общественной жизни, и отнюдь не английским или турецким языками; башкирам не грозит, что их культура сильно изменится, если вберет в себя достижения немецкой или японской культуры, против которых так яростно выступает автор рассматриваемой работы. «Думается, – пишет она, – что страхи и опасения любого национализма, в том числе и башкирского, что этнос ассимилируется, растворяется, беспочвенны и объективны вредны для приумножения общечеловеческого богатства национальной культуры… Видимо, нет истинного национального духа в той части националистически настроенной интеллигенции и в тех ее построениях, которые ориентированы сегодня целиком на западные (либеральные) или восточные (тюркские) ценности, выдаваемые за “общечеловеческие”» [17, с. 118]. «Башкирскими националистами» надо понимать, она считает всех тех, кто с одной стороны, старается защитить свою культуру от ассимиляции со стороны русской, а с другой тех, кто хочет приобщиться к общечеловеческим культурным ценностям.

Является ли именно «национальная традиция» «охранительной и спасительной идеей для народа»? Можно согласиться только с частью этого утверждения, «охранительной» – да, а вот насчет «спасительности», вопрос, как уже было показано выше, очень спорный. В конце предыдущего параграфа мы задавались вопросом: «Действительно ли традиция является спасительным прибежищем для тех, кто оказался перед угрозой исторических перемен? И если да, то почему?». Спасительно то, что адекватно Вызову. Совершенно необоснованным является тезис о том, что только «национальная традиция» дает подлинное историческое существование. Для того чтобы ответить на этот вопрос надо выяснить, в чем вообще состоит историчность человеческого существования? Если человеческое существование состоит в самореализации человека как свободного существа, то История, ее ткань, образуется лишь тогда, когда общество, люди изменяют сами себя, отвечая на вызов ситуации, которая считается безвыходный с точки зрения прежнего опыта. История народа это то, что он сам (!) из себя сделал. История возникает из исторических событий, под которыми в первую очередь подразумевается то, что привело к социальным изменениям. Традиция – это механизм сохранения этноса, его идентичности во времени; это нечто почти неизменное в его истории, связывающее поколения. Если традиция полностью оборвется, то тогда возникнет другой народ с другой историей, т.е. новый народ должен будет отказаться от своего прошлого. Так коммунисты пытались создать новый «советский народ» который начал свою историю с октября 1917 г. На страницах рассматриваемого исследования башкирам как гражданам России постоянно также предлагается стать новой российской общностью (нацией !) – евразийцами. Возможно ли такое? Да, если при этом народы России сохранят свою этническую составляющую, этническое самосознание, т.е. евразийцы это полиэтничный народ, как например, американцы, которые состоят из разных этносов (китайцев, индусов, ирландцев и т.д.). Но З.Я. Рахматуллина старается убедить в том, что такой границы не должно быть, ибо как она пишет, понятия «этнос» и «нация» равнозначны и «как равнозначные мы употребляем также понятия “этническое самосознание” и “национальное самосознание”» [17, с. 76]. Иначе говоря, евразийство должно лишить людей их этнического самосознания. Эти идеи восходят к «родоначальнику» евразийства Н.С. Трубецкому, слова которого она и цитирует: «Эту нацию мы называем евразийской, ее территорию – Евразией, ее национализм  евразийством» [17, с. 118]. Однако таких примеров, когда народы сознательно, исходя из идеологических соображений, отказывались от своей истории очень мало. Чаще всего народы просто исчезают с исторической арены, потому что не смогли адекватно ответить на Вызов истории. А именно эти Ответы создают историю. Немного в иной форме, на это указывает экзистенциалист К. Ясперс в своей известной работе «Истоки истории и ее цель»: «В истории нас интересует то, что не может интересовать нас в природе, – таинственность скачков в царстве свободы и то, как бытие открывается человеческому сознанию» [27, с. 249]. Только те народы, которые постоянно совершают «скачки в царство свободы» являются по-настоящему историчными. Концепция  же З.Я. Рахматуллиной, основана на противоположенном тезисе, а именно: спасительность возникает в отказе от исторического «скачка», в возвращении к традиции. Откуда взялся этот тезис и является ли он методологически обоснованным?

 

§ 3. Традиционализм как идеология спасения современного мира

 

Судя по названию, рассматриваемая работа посвящена социально-философскому анализу башкирской традиции, т.е. это своего рода научная работа, а не, например, манифест. Научная работа предполагает предмет исследования и соответствующую методологию. Предметом данного исследования является «традиция» вообще и ее частный случай «башкирская традиция». Что же взято в качестве методологии? С первых страниц и до самого конца нам постоянно внушается мысль, что прозападный, либерально-демократический  курс, проводимый в нашей стране, ориентированный на индивидуализм – неверен, т.к. он отрицает традицию народа, привыкшего жить коммуной, и поэтому, читателя убеждают в необходимости возврата к прошлому. Если существует какая-либо теоретически продуманная концепция, направленная на решение значимой общественной проблемы, то такую концепцию называют идеологией. Надо полагать (поскольку автор об этом прямо не пишет), что суть стоящей проблемы состоит в том, что проводимые реформы (имеются ввиду 90-е годы) не дают положительного результата. И как следствие общество катится не в  ту сторону и его надо спасать. В качестве такой спасительной идеи предлагается идеология традиционализма, которая «сегодня в мире вновь возрождается и набирает силу» [17, с. 18], более того, как отмечает З.Я. Рахматуллина, даже модернизм «зачастую опирается на идеологию традиционализма» [17, с. 17]. Однако автор не задается вопросом: почему реформы не идут? По всей видимости, для нее важно не столько решение проблемы, сколько популяризация понравившейся идеологии. Ответ же на поставленный вопрос, в общем-то, очевиден и, на мой взгляд, удачно сформулирован упоминавшимся ранее В.С. Нерсесянцом. Проводя политические и экономические реформы, мы построили не капиталистическую, а возродили традиционную для России – феодальную систему, которая существовала до октябрьской революции 1917 г. Например, это проявляется в том, что российские предприниматели в своей деятельности должны полагаться не на закон, а на так называемую «крышу». Создав нечто подобное капиталистической рыночной экономике, в 90-е годы прошлого века мы стали управлять ею, да и обществом в целом, феодальными методами.

В сложившейся ситуации, З. Я. Рахматуллина находит свое, как она пишет «рациональное зерно», которое «обеспечивает легитимность (законность) существующего социально-нравственного порядка» [17, с. 107]. Не трудно догадаться, что таким зерном является традиция, ибо «сама антропологическая природа традиции обуславливает ее функционирование в обществе в качестве авторитетного механизма легитимизации (обоснования) основного типа человеческих отношений в обществе» [там же]. Таким образом автора не устраивает вновь сложившийся российский «феодализм» и она предлагает опустится еще ниже – вернуться в первобытное общество, ибо только там роль законов выполняет традиция.  Вопросы, связанные с  элементами «первобытного сознания»  которые характерны для определенной части, преимущественно творческой и гуманитарной интеллигенции, не раз поднимались научной общественностью республики. Так, в научном докладе «Время первобытного современника» (вызвавшем в зале бурные эмоции) нами отмечалось, что «в Башкирии, под “прошлым” понимаются не культурные ценности прошлого, а изжившие себя элементы прошлого быта. <…> Более того, башкирский трайбализм не раз обсуждался известными учеными (чл.-корр. Ан РБ Д.Ж. Валеевым, чл.-корр. АН РБ Н.А. Мажитовым, д.и.н. М.М. Кульшариповым)  и ему была дана отрицательная оценка. <…> Означает ли это, что в нашей, на первый взгляд достаточно цивилизованной республике, имеются люди с первобытным сознанием?» [2, с. 6].

Суть предполагаемой методологии анализа традиции описывается на пяти страницах [17, с. 25–29] и сводится к 6 пунктам. Из предлагаемых методологических принципов только один имеет непосредственное значение для анализа такого социального феномена как «традиция». Однако, как показывает текст исследования, его автор ни разу не прибегнул и к этому приему. Что под этим имеется в виду? Можно было взять конкретно-историческую многовековую традицию, например университетские традиции Сорбонны, Оксфорда и т.д. и рассмотреть все их аспекты. Это позволило бы уяснить, что общего между образовательным процессом средневековья и нынешним, использующим  современные информационные технологии. И тогда бы выяснилось, что все сохранившиеся традиции (автономность университета, выборность его руководителей, публичная защита и оппонирование диссертаций и т.д.) возникли как Ответы на вызовы своего времени. Они сохранились не потому, что кто-то их постоянно навязывает, а потому, что они и поныне дают достойный Ответ. А то, что в свое время утратило связь с настоящим, теперь мирно покоится на пыльных полках музеев и архивов. Однако вполне возможно, что кто-то сдует с них пыль, да так, что какая-то их часть вновь окажется востребованной. Но это произойдет только в том случае, если они смогут стать Ответом на Вызов настоящего.

Подлинность существования возникает для человека не тогда, когда он идет по предложенному кем-то пути, правильность которого выражается суффиксом – изм (марксизм, коммунизм и т.п.). Человеческая жизнь, как утверждает Хайдеггер – это Проселок, который олицетворяет собой естественность. Следовать ему  значит слышать Зов Проселка –  быть открытым Бытию. В самом глубоком и проникновенном сочинении ХХ века о сущности Человека, поставившее ее выше «гуманизма» сказано: «Человек не господин Сущего. Человек пастух Бытия» [25, с. 208].

С именем Хайдеггера  часто ассоциируется разработанная им в «Бытии и времени» (1927) – главном философском труде ХХ века – экзистенциальная аналитика человеческого существования (Dasein). Суть этой аналитики нами была подробно рассмотрена [6] и ниже мы будет опираться на ее результаты. З.Я. Рахматуллина также обращается к наследию немецкого философа и пытается приложить его к анализу традиции: «М. Хайдеггер впервые предложил различать “подлинное” и “неподлинное” бытие на основе вовлечения человека в бытие. Предельная же вовлеченность в бытие возможна на основе принятия традиционной (органичной) системы ценностей и  жизни в ней» [17, с. 31]. Но так ли это? Само по себе Бытие не бывает «подлинным» и «неподлинным». Эти понятия относятся только к бытию человека. Человек же не вовлечен в бытие, а является его неотъемлемой частью. Специфичность человеческого бытия именуют экзистенцией. Согласно экзистенциализму подлинность человеческого существования возникает не из традиции, в которой, как неоднократно [17, с. 76, 96, 102] утверждает автор «башкиры нашли экзистенциальную опору» [17, с. 116] а, наоборот, зачастую в противодействии ей. Традиция предполагает ее передачу от поколения к поколению. Экзистенциализм же рассматривает человеческую личность как индивидуальность, как существо одинокое и случайно заброшенное в этот мир (человек не выбирает место и время своего рождения). Оказавшись в такой ситуации человек, реализует проект своего бытия, сущность которого состоит в свободе. Человек конечное существо. Пределом человеческого существования является то, что не может обойти не один человек – это его собственная Смерть. Бытие человека есть бытие-к-смерти – постоянно подчеркивает Хайдеггер. Смерть это не будущее человека, как чаще всего думает обыватель, а элемент экзистенциальной структуры его бытия. Она всегда «здесь и сейчас». В жизни человека бывают ситуации, когда он начинает это ясно понимать. Страхом (ужасом) перед лицом Смерти ему открывается Ничто (Кьеркегор, Хайдеггер). В этой ситуации человек должен принять решение. Нет ничего в мире, чтобы помогло ему: друзья, общество, культура, разум… все это оказывается  бесполезным. При этом религиозные экзистенциалисты (Кьеркегор) считают, что именно в этой ситуации должен вмешаться Бог (который, как гласит библейский миф, не дал Аврааму принести в жертву своего сына), в то время как атеистически настроенные (Хайдеггер, Сартр) утверждают, что даже и Он не в силах помочь Человеку. Смерть таким образом устроена в бытии человека, что он встречает ее в глубоком одиночестве, один на один. В этой экзистенциальной ситуации, человек должен идти не на самоубийство, как учит Хайдеггер, а набраться решимости и совершить действие. Такое решение в принципе не может быть логичным и рациональным, оно всегда иррационально.

В качестве примера можно привести следующую ситуацию. Юноша полюбил девушку другого сословия, национальности, вероисповедания, расы и т.п. Существующая традиция не разрешает ему на ней жениться. Нарушить традицию, значит предать себя и своих близких позору, что равносильно для него смерти. Однако и отказ от любимого человека для него также не выносим. Как быть? Что и кто ему может помочь в этой абсурдной ситуации? Экзистенциализм отвечает: это неразрешимая ситуация ибо на онтологическом уровне у человека нет никакой рациональной опоры. Никакая традиция, мораль, идеология, учителя и т.п. не могут дать единственно верную оценку сложившейся ситуации, помочь в ней. Это абсолютная свобода и решать человек должен сам; это его глубоко личный, конфликтный и рационально не разрешимый, т.е. экзистенциальный выбор. Главное, что требуется от человека, это решиться и сделать шаг! И если впоследствии это решение изменит жизнь, то это будет историческое событие. Только такая безопорность открывает доступ к экзистенции, в результате чего человек впервые остается наедине с самим собой и получает шанс стать самим собой.

Иррационализм, вытекающий из экзистенционального анализа это не бессилие философского ума, поясняет Хайдеггер, а сущность человеческого бытия. Экзистенциализм показывает, что на исходном, онтологическом уровне существование человека абсурдно! Все это великолепно впервые раскрыл  Ницше показав, что разум, мораль, социум это лишь постоянно переделываемые искусственные надстройки над иррациональным потоком Жизни, скрытую сущность которого составляет «Воля к могуществу» (Wille zur Macht). Нужно быть гениальным мыслителем, таким как Хайдеггер, чтобы разработать метод (феноменологическая герменевтика) и проанализировать человеческое существование на экзистенциально-онтологическом уровне. Еще раз повторюсь, экзистенциальная ситуация требует от человека не следования чему-то (традиции) или кому-то (авторитету), а решимости и мужества стать самим собой. Только страх перед лицом Смерти изгоняет из человека все неподлинное, возникающее из его затерянности в массе людей, ценностей поддерживаемых общественным мнением и т. п. Только мужество Быть (Тиллих), шаг в бездну (Дзэн),  как раз и «выталкивает» человека из обыденной суеты в подлинность его существования.

Хотя экзистенциализм и не вошел в качестве  элемента методологии, тем не менее, в предлагаемом исследовании часто используется «экзистенциальная аналитика» и она даже вынесена в заглавие  последнего параграфа первой (методологической) главы (§ 3. Мировоззренческий и ментальный способы осмысления экзистенциальных проблем человека и этноса). К сожалению остается только гадать, что имел в виду автор, утверждая, что с принятием ислама «башкирская элита обрела в новой вере сакральную поддержку своих экзистенциальных корыстных интересов» [17, с. 134].

На титульной странице рассматриваемого исследования указано, что это научное издание, а через три страницы мы читаем: «Это призыв к тем, кто может найти в себе волю к протесту, сопротивлению, чувствует пробуждение смутной возможности истинного возрождения из хаоса и духовного разброда настоящего. Этой Воле нужно указать правильный путь!» [17, с. 6]. Что этим сказано? Призыв к воле (не к разуму), означает к призыв к началу физических действий, характер которых связан с «сопротивлением». Поскольку данная работа призвана указать для этих действий «правильный путь», то традиционализм, в котором автору видится решение стоящей перед ней (отнюдь не научной) проблемы, является не основой для научной методологии, а идеологией спасения для всех тех «кто не приемлет современный мир (систему его духовных ценностей) как на Западе, так в России и Башкортостане…» [17, с. 6]. Поэтому чтобы люди поверили в нее, считает она, надо показать, в чем состоит «экзистенциальная» сущность традиции.

 Список литературы

  1. Абдуллин А. Р. Персоналистская антропология М. Шелера // Проблема человека в философских традиция Востока и Запада. Уфа: Восточный университет, 2006.  С. 75-86.
  2. Абдуллин А.Р. Время первобытного современника // Приоритеты социальной идентичности: история и современность: Материалы межрегиональной научно-практической конференции молодых ученых. Уфа: РИО РУНМЦ МО РБ, 2009. С. 6-7.
  3. Абдуллин А.Р. Культура  и символ. Уфа: Гилем, 1999.  217 с.
  4. Абдуллин А.Р. Об одном аспекте этнополитического развития РБ в 90-е годы ХХ века // Валеев Д.Ж. – ученый и общественный деятель. Материалы «Философско-культурологических чтений имени проф. Д.Ж. Валеева». Уфа: ВЗФИ «Знание», 2003. С. 33-36.
  5. Абдуллин А.Р. Рурализация  и аккультурация башкирской культуры // Ядкяр. 2007. № 4 (40). С. 28-41.
  6. Абдуллин А.Р. Экзистенциально-онтологическое мышление Мартина Хайдеггера //  Интернет-журнал «Российский электронный научный журнал». 2014. № 6 [Электронный ресурс].  Режим доступа: http://journal.bsau.ru/directions/09-00-00-philosophical-sciences/index.php?ELEMENT_ID=412  (дата обращения: 12.01.2015).
    1. Алексеев С.С. Право: Опыт комплексного исследования. М.: Статут, 1999. 712 c.
    2. Бердин А.Т. В защиту традиции. Уфа: РИЦ БашГУ, 2007. 50 с.
    3. Гегель Г.В.Ф. Философия истории. СПб.: Наука, 1993. 480 с.
    4. Зайнулла Расулев (Зайнулла бин Хабибулла бин Расуль) [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.uchaly.ru/publ/10-1-0-12 (дата обращения: 12.01.2015).
    5. Зарипов А.Я. Духовные истоки этнополитических движений. Уфа: РИО РУНМЦ Госкомиздата РБ, 2000. 76 с.
    6. Зарипов А.Я., Файзуллин Ф.С. Этнополитические движения как социальный феномен. Уфа: УГАТУ, 2000. 134 с.
      1. Киекбаев М.Д. Башкиры в городах Башкортостана: история и современность (опыт историко-этнографического и этносоциологического исследования). Уфа: Нур-Полиграфиздат, 1998. 212 с.
      2.  Косырев Д. Прощание с Европой. В хорошем смысле. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://ria.ru/analytics/20150110/1041991949.html   (дата обращения: 12.01.2015).
        1. Нерсесянц В.С. Философия права. М.: Норма, 2001. 256 с.
        2. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс // Избранные труды. М.: Весь мир, 1997. С. 43-163.
          1. Рахматуллина З. Я. Башкирская традиция (социально-философский анализ). Уфа, 2000. 304 с.
          2. Рахматуллина З.Я. Башкирский национальный дух. Уфа, 2002. 154 с.
          3. Рахматуллина З.Я. Духовное наследие башкир: прошлое, настоящее и будущее.  Уфа, 2001. 179 с.
          4. Раянов Ф.М. Теория государства и права. Уфа, 1998. 172 с.
          5. Товбин К.М. Традиционалистская философия: версия Дугина // Аналитика культурологии. 2014. № 3(30). [Электронный ресурс]. Режим доступа:   /journal/archive/item/ (дата обращения: 01.02.2015).
          6. Тойнби А. Дж. Постижение истории. М.: Айрис-пресс, 2003. 640 с.
          7. Фукуяма Ф.  Конец истории? // Вопросы философии. 1990.  № 3. С. 134-155.
          8. Хайдеггер М. Основные понятия метафизики // Время и бытие. М.: Республика, 1993. С. 327-344.
          9. Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Время и бытие. М.: Республика, 1993. С. 192-220.
          10. Халиков А.Н. Правовой статус человека в обществе и государстве //
            Юридическая наука. 2013. № 3. С. 40-44.

            1. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Политиздат, 1991. 521 с.

ТРАДИЦИОННЫЙ ОТВЕТ НА ВЫЗОВ ИСТОРИИ. Ответ (Часть II)

Автор(ы) статьи: Абдуллин Айдар Риватович, доктор философских наук, профессор; ООО «Аррион-бизнес групп» (ООО «ABG»)
Раздел: Историческая культурология.
Ключевые слова:

традиция; первобытное сознание; историчность; фольклор и этнография башкир.

Аннотация:

не указана

Текст статьи:

II. Основное содержание и результаты исследования

§ 4. Феномен традиции и ее сущность

 

Ранее было сказано, что предметом рассматриваемого исследования является: а) традиция вообще, и б) башкирская традиция. Поэтому основная часть анализируемой нами работы (главы 1 и 2 соответственно) посвящена раскрытию их содержания. Рассмотрим последовательно полученные результаты.

Итак, латинское слово «традиция» имеет три значения: 1) исторически сложившиеся и передаваемые обычаи; 2) установившиеся порядки; 3) предание. Изначально в российских просвещенных кругах его употребляли, когда речь шла «об архаических способах культурного наследования» [10, с. 10], но сегодня оно употребляется в более широком значении. В этнографии традиция, наряду с обычаем, обрядом и ритуалом является ключевым понятием для описания жизни народов, ибо «эти явления считаются основными социальными механизмами регулирования межчеловеческих отношений, особенно в архаичных (традиционных) обществах, характеризующихся повышенной устойчивостью и инерцией» [10, с. 11]. Данное определение традиции значимо в двух отношениях. Во-первых, это основной социальный механизм для традиционных (первобытных) обществ, и, во-вторых, эти общества характеризируются своей устойчивостью. Что подразумевается под устойчивостью (инерционностью) традиционных обществ? Они устойчивы по отношению к переменам, и даже если перемены оказываются неизбежными, то такие общества идут на них с большим трудом, т.е. проявляют инертность. Другим словами, эти общества изменяются лишь под воздействием внешних, вынуждающих природных факторов, но никак не на основе внутренних факторов, предполагающих свободный и сознательный выбор. Поэтому они живут лишь в природном времени, т.е. обладают прошлым, но не имеют исторического измерения. Например, американские индейцы, аборигены Африки, Австралии и т.п. (на жизнь которых автор постоянно ссылается) являются очень древними народами, имеют богатый фольклор и традиции, представляют большой интерес для этнографии, но при этом не имеют истории. Это «дети природы», и поэтому такие традиционные общества называют неисторическими.  Иными словами, если традиция составляет основу социального механизма, то такое общество является неисторическим.

Чем же ценна традиция? Тем, что она дает человеку чувство «уверенности» [10, с. 8], «защищенности, надежной опоры и осмысленности существования» [10, с. 30].

Понимая, что традиция в своей сущности это «застывший “опыт прошлого”, объективированный в виде жестких образов мысли и поведения» которые противостоят реальной жизни, автор предлагает рассматривать традицию иначе, а именно как «духовно-практическое свойство народа», выступающее «средством познания, смыслополагания, оценки и регуляции индивидуального и общественного бытия» [10, с. 30]. Конечно, мы то можем изменить свой взгляд, но сущность традиции от этого не изменится. Перед нами самый настоящий «застывший “опыт прошлого”», и все его оценочные, регулятивные и т.п. функции направлены против процессов реальной жизни, которые постоянно размывают традиционные ценности. Итогом анализа сущности традиции, по всей видимости, должна служить следующая «дефиниция этого понятия. Традиция, на наш взгляд, есть система целевых и нормативных антропологических (мировоззренческих и ментальных) представлений и установок, выражающая сущностное ядро человеческого существования и мотивирующая поведение людей» [10, с. 30].

Таким образом, опираясь на вышеизложенное и в первую очередь на приведенную дефиницию, мы сможем перейти к  рассмотрению того, что же конкретно «выражает сущностное ядро» и «мотивирует поведение» башкирского народа.

 

§ 5. Традиционная культура башкир в свете фольклора и этнографии

 

Анализ башкирской традиции осуществляется на двух уровнях: фольклорно-этнографическом и собственно историческом. Однако с первых строк второй главы, посвященной башкирской культуре, автор заявляет, что факт существования башкирской традиции связан с тем что «у башкирского народа, как у всякого исторического народа, есть своя история, религиозное и языковое единство, свой культурный и ментальный архетип, т.е. традиция…(оба курсива – А.А.)» [10, с. 113]. Надо ли понимать этот тезис так, что у неисторических народов нет собственной традиции? Очевидно, что нет. Более того, в отличие от исторических народов, их культура основывается исключительно на фольклоре и  традиции. Такие традиционные общества (народы) наиболее привлекательны для этнографов, поскольку их культура почти не несет на себе отпечатка истории или как еще говорят «цивилизованности». Задаваясь вопросом о «Метафизике башкирского духа» (так назван § 1) З.Я. Рахматуллина считает, что философ не должен игнорировать «этнологическую и этнографическую эмпирику. Он только из нее может вывести свои метафизические (мировоззренческие) смыслы» [10, с. 124].  (Пояснение в скобках существенно, ибо, по сути, в данной работе речь идет именно о мировоззрении, но никак не о метафизике). Это действительно так, фольклор и этнографические сведения дают основательный материал для понимания мировоззрения народа. Поэтому в этом параграфе рассмотрим первый из выше приведенных уровней, а историческую составляющую башкирской традиции рассмотрим в следующем. При этом будем считать, как это следует из вышеизложенного, что в отличие от исторических событий, исследованием которых занимаются историки, фольклористика и этнография представляют лишь традиционную составляющую жизни народа, т.е. неисторическую.

Поскольку рассматриваемое исследование является философским, а не этнографическим, то вполне допустимо, что исследователь для достижения поставленной цели опирается на существующие работы в этой области. В качестве таковых в первую очередь выступают: 1) работа двух серьезных башкирских этнографов Н.В. Бикбулатова, Ф.Ф. Фатыховой «Семейных быт башкир XIX – XX вв.» (1991), где как пишет З. Я. Рахматуллина, было впервые сделано «системное описание традиционных ритуалов перехода башкир, их происхождения, социально-исторической обусловленности и последующей эволюции…» [10, с. 173] и 2) работы фольклориста Р.А. Султангареевой «Башкирский свадебно-обрядовый фольклор» (1994) и «Семейно-бытовой обрядовый фольклор башкирского народа» (1998), где «башкирский ритуальный комплекс рассматривается в единстве с его поэтическим репертуаром и фольклорными текстами» [там же]. Основываясь на этом материале, автор задается целью (как гласит название § 2) выявить «Духовную сущность ритуалов и церемоний башкирского народа». При таком подходе существенным для нас является то, что именно выбирается, чему из всего многообразия ритуальных действий автор придает значимость, ибо «Речь идет по существу о судьбоносной экзистенциальной максиме “быть или не быть” башкирскому народу?» [10, с. 6]. Иными словами, те ритуалы, на которые направлено сознание исследователя и которые он актуализирует, как раз и должны стать путеводной звездой башкирского народа на пороге XXI века.

В качестве таковых З.Я. Рахматуллина предлагает следующие: праздник «Летний Нардуган», время «щадящего режима» во взаимоотношениях с природой;  культ Неба и связанного с ним бога Тэнгри; сакрализация природы в культе «Земля–Вода»; культ священной горы; культовое отношение к пещерам и ущельям; система тотемизма, в которую входили такие животные как медведь, волк, конь, птицы и связанные с ними праздники «Каргатуй» (праздник грача) и «Кукушкин чай», а также растения (можжевельник, береза, рябина); хозяйственные обряды, включающие в себя земледельческие культы  и магические приемы (например «взывание дождя») многие из которых «практикуются в башкирском быту и сегодня» [10, с. 185]; весенний праздник сабантуй, который устраивался «непосредственно перед перекочевкой с зимнего стойбища на летнее» [10, с. 186]; обычай «выход на природу» (отдых на природе); событие рождения ребенка и связанный с ним культ родителей; ритуальные запреты в отношении беременной женщины и ритуальные действия связные с родами (например, для облегчения родов «давали выпить воды, в которой предварительно ополоснул руки человек, вырвавший лягушку изо рта змеи» [10, с. 191]); ритуал наречения имени; инициационный ритуал посвящения в мужчины обрезание и «возможно, в древнем башкирском обществе существовали и женские посвящения, связанные с наступлением первых менструаций» [10, с. 196]; прокалывание ушей и одевание сережек; брачные церемонии и свадебный ритуал; погребальный ритуал и внимательное отношение к кладбищу; ритуал гостеприимства. Заканчивая этот раздел исследования, автор отмечает: «мы становимся свидетелями возвращения в культуру многих забытых ритуалов и праздников (“Кукушкиного чая”, “Праздника грача”) и др.» и поясняет, это «нечто большее, чем просто акт этнографического любования. Это прежде всего обретение современным человеком  утерянной гармонии со средой обитания, прикосновение к духу и духовности своего народа, дарующих и память прошлого, и чувство настоящего, и уверенность  в будущем» [10, с. 217].

Таким образом, в перечисленных традициях, надо полагать, автор видит то, что «выражает сущностное ядро» и «мотивирует поведение» башкирского народа.

Как не трудно заметить, все эти «традиции» (если вообще их таковыми можно назвать) обладают одной общей чертой, а именно – архаичностью. Ни одно из них не связано с каким-либо историческим событием. Первобытное общество называют традиционным и неисторичным именно потому, что оно чтит такие – не имеющие исторических корней традиции. Поэтому можно принять тезис о том, что такие традиции «на протяжении веков сопровождали национальную историю башкирского народа» [там же], но только в том смысле, что они лишь «сопровождали историю», но никак не составляли исторической сущности его существования. Однако именно в том, что они придают «духу новые формы подлинно исторического существования» [10, с. 246] нас постоянно пытаются убедить, о чем уже было сказано.

Возможно, кто-то попытается связать какой-либо из выше приведенных традиционных обрядов с метафизической ценностью, показав тем самым, что он выходит за рамки первобытного мировоззрения. Например, таковым, часто выдается (например, в работе Р.А. Сулатнгареевой) обряд обрезания, ибо он связан с исламом, и поэтому, кажется, что несет в себе элемент не первобытного, а полноценного религиозного мировоззрения. К сожалению, в этом обряде нет ничего ни сакрального, ни тем более метафизического. Крупнейший французский исламовед А. Массэ, пишет, что об этом обряде, в Коране «буквально ни слова не говорится», и он был известен уже «в первобытной Аравии» [7, с. 109]. Обрезание не имеет не только метафизической, но и даже утилитарной ценности. Так отечественный исследователь религиозных элементов в первобытной культуре С. А. Токарев отмечает: «О происхождении религиозного обычая обрезания делались разные предположения, вплоть до анекдотического, но, впрочем, высказываемого с самым серьезным видом утверждения, что это-де гигиенически важное профилактическое средство против заболевания (см.: Еврейская энциклопедия. Спб. Б. г. Т. 11. С. 909–911)» [12, с. 225]. Иначе говоря, с таким же успехом (в гигиенических целях!) человеку можно отрезать нос, чтобы у него не было насморка. Как великолепно показал Ницше в одной из своих лучших работ «Антихристианин», христианство – это религия спасения, возникшая из иудаизма, а «задняя мысль всей системы спасения – сделать человека больным» [9, с. 73]. Из иудаизма (как это подчеркивается практически в каждой суре Корана и не однократно) возникла и другая религия спасения – ислам. Человека надо сделать больным, и тогда он будет ходить к священнику, чтобы просить у него здоровья. Верующий это раб – в прямом (!) смысле этого слова – священника. В иудаизме и исламе обряд обрезания – это сохраненная первобытная форма порабощения человека путем нанесения на него клейма как на раба «божьего» (древние тюрки так клеймили только свой скот). Лишая человека (ребенка!) части его тела (имеющее большое физиологическое значение), тем самым «хирургии» физически принуждают его  быть носителем религиозного сознания. Только первобытный человек, может воспринимать как «особый знак» свою искалеченность и неполноценность и, устраивать по этому поводу праздник. Обрезание – это откровенное членовредительство, которое кроме ущербности сознания и вреда сексуальной сфере ничего  не дает.

Однако метафизические взгляды присущи и нашему народу. Так образцом высочайшей метафизики башкирского духа выступает, например фраза, сказанная главным героем башкирского эпоса «Урал-батыр» – Мир создан красотой – анализу которого мы посвятили отдельное исследование [3].

Как уже было сказано, традиция помимо своей первобытной формы может носить и черты историчности. Именно такая традиция – несущая на себе печать истории, воспроизводя ее  – приобщает человека к его истории, и тем самым придает истории не только событийный, но процессуальный характер. О чем же свидетельствует нам наша история?

 

§ 6. «Историческая» предпосылка современного менталитета башкир

 

Прежде чем начать анализ исторического развития, ответим на вопрос: как понимает значение этого развития сам автор исследования? «Пути исторического развития, – пишет она, – оставляют неизгладимый след в духовной памяти этноса, рефлектируются в его характере и способствуют в той или иной мере продуцированию и закреплению одних черт и размыванию или даже стиранию с духовной матрицы тех национальных качеств, которые были даже традиционными и устойчивыми на протяжении многих поколений» [10, с. 157]. Приведенное высказывание, на наш взгляд, свидетельствует о том, что его автор прекрасно понимает как смысл исторического развития, так и его значение для социально-философского исследования. Исторические события, оставляя след, способствуют продуцированию и/или стиранию каких-то качеств характера народа. Здесь нужно обратить внимание на то обстоятельство, что история изменяет характер народа, и в этом изменении нет ничего негативного. Так, например, задаваясь вопросом о типологической классификации основных этнических общностей, современный азербайджанский исследователь Р.С. Гаджиев рассматривает их с позиции «историчности», а завершение этого процесса он связывает с формированием определенной правовой культуры. Обобщая опыт западных и российских исследователей, Р.С. Гаджиев приходит к следующему выводу: «Из вышеизложенных суждений можно сделать за­ключение, что нациями могут называться лишь те народы, которые смогли на основе своих культур­ных ценностей создать гражданское общество и правовое государство» [6, с.14]. Но все ли народы способны на это? А если нет, то имеют ли они вообще свой исторический путь? Как бы там ни было, но только те события, которые влекут за собой необратимые изменения, как раз и образуют то, что именуют путем исторического развития. В рамках своего исследования, т.е. в соответствии с поставленной целью, З.Я. Рахматуллина пытается очертить этот путь, пройденный башкирским народом.

Под каким же углом зрения видится этот путь? Под углом небуржуазности, ибо «стремление к социальной справедливости, “небуржуазность” (нестяжательство) души, – утверждает она, – служит своего рода – принципом организации башкирами своего материального и духовного бытия» [10, с. 147]. Почему мы должны ставить акцент не на «стремление к социальной справедливости», а на «небуржуазность»? Если юрист С.С. Алексеев, пытается связать понятие справедливость как с этикой так и правом, то В.С. Нерсесянц оспаривает этот тезис и утверждает что «справедливость – внутреннее свойство и качество права, категория и характеристика правовая, а не внеправовая (не моральная, нравственная, религиозная и т.д.)» [8, с. 32–33]. Юристы часто спорят, но все правоведы солидарны в том, что общество не может быть (социально) справедливым, если в нем человека лишают права на его собственность. Поскольку З.Я. Рахматуллина, как было показано ранее, отвергает либерально-демократические ценности и, следовательно, вытекающие из них идеи прав человека и правового государства, а без современного философски и юридически понимаемого права невозможна никакая справедливость, то утверждение о том, что она преследует идеи «социальной справедливости» нужно поставить под сомнение. Позиция автора, явно марксистская (коммунистическая), ибо она также считает, что именно частная собственность порождает социальную несправедливость. Опираясь на этот краеугольный камень марксизма, своим историческим экскурсом она пытается доказать что «“Небуржуазный” характер башкирского духа сформирован тысячелетним развитием национальной истории и культуры и коренится в глубинах того сложного социально-психологического и духовно-мировоззренческого образования, которое мы называем менталитетом народа» [10, с. 291]. Надо отдать должное, с этой задачей она справилась и сделала это следующим образом.

Исходя из идеи  о том что «Башкирский народ в целом не может исторически действовать сколько-нибудь долго “по ту сторону” своего национального духа и характера, чего нельзя сказать об отдельных индивидуумах» [10, с. 125] она ставит две задачи:  а) главную – выявить природный, т.е. небуржуазный менталитет башкирского народа, который просто не мыслим без русской культуры ибо «народ, отчужденный от классической русской традиции, обречен на провинциализм и замкнутость своей духовной культуры, вынужден жить мифами и сциентическими импровизациями “политически ангажированных” философов и деятелей искусства, изобретающих для него стилизованную рафинированную “национальность”» [10, с. 121] и, исходя из этого б) побочную – выделить в самом народе «чужеродные» элементы, т.е. противоречащие природному менталитету башкир, под которыми подразумевается «некоторая часть национальной интеллигенции, “обеспокоенной” обустройством башкирского этноса» [там же] и которые «пытаются заменить культурно-историческое ядро бытия башкирского народа на другие (англо-саксонское, туранское и т.д.) [10, с. 6].

Обладая определенным менталитетом, башкирский народ на протяжении своей истории всегда действовал в соответствии с ним. Как же был сформирован менталитет башкир? «Образ жизни кочевника-скотовода… наложил неизгладимую печать на физический облик, миропонимание и духовные ориентации башкирского народа. … Дух кочевой жизни, бытие в самом центре природы, неразрывной частью которого осознавали себя башкиры, обусловили оформление своеобразного способа их мироотношения и миропознания, определили характерные особенности башкирского типа мышления» [10, с. 135]. Осознание себя «неразрывной частью» природы (если нет соответствующего религиозного учения, например пантеизма), по сути, означает, отсутствие осознания как такового, ибо для осознания своей человеческой сущности, необходимо перво-наперво отделится от природы (животной жизни). Поэтому кочевник-скотовод – это еще первобытный человек, т.е. слитый с природой. По всей видимости, современный башкир мало отличается от своего предка. Если  Н. Малиев в конце ХIХ века (1876) писал о башкирах, что «между ними сохранились многие симпатические черты, свойственные первобытному народу» [10, с. 148], то и в конце ХХ века, как пишет З. Я. Рахматуллина, «эмоции у них всегда преобладают над разумом, совесть – над рассудком…» [10, с. 136]. Этот тезис и шире – башкиры  это «дети природы», часто встречается как в данной работе, так и в «трудах» многих других башкирских ученых. Если это действительно так, то среди современных башкир нет ни ученых, ни врачей, ни экономистов, ни инженеров и т.п., а лишь одни «артисты». Нет у них и нравственности; ведь для того чтобы она была, поведение человека должно быть свободным и осознанным. Проявлением нравственности народа является его мудрость, а «познать свою Свободу и реализовать ее в виде надприродных законов нравственного мира, значит: быть мудрым на словах и на деле» [1, с. 21].

Чтобы показать историческую неизменность менталитета башкир, З. Я. Рахматуллина временно отходит от понимания историчности как набора исторических событий повлекших за собой изменение характера народа. Теперь ключевым моментом понимания исторического процесса и его периодизации является «отношение к природе». «В основе башкирского исторического процесса, – пишет она, – а следовательно, и формирования национальной традиции всегда лежали отношение человеческого духа к природе и судьба башкира (его духовность) в этих взаимоотношениях с природой. Можно условно выделить несколько периодов в отношении башкир к природе. Первоначальный период – языческий, доисламский, который характеризуется погруженностью (растворенностью) людей в природной стихии, непосредственном органическом единстве с ней» [10, с. 141].  Далее следуют периоды исламизации, где сохраняется «гармоническое единство башкира со средой своего обитания» [10, с. 141] и индустриализации с которой «начинается процесс отчуждения башкир от природы» [10, с. 142]. После изложения «любви башкир» к «природе», к «созерцанию ее красоты» речь заходит о «любви к свободе» как «одной из характерных черт национального характера башкир» [10, с. 145]. Поскольку движение к свободе (по Канту) составляет суть исторического прогресса, то теперь история вновь начинает рассматриваться с точки зрения «социогенеза башкир» которые «прошли все круги ада» от татаро-монгольского нашествия до насильственной христианизации и русификации, и при этом все же «сохранили свою национальную идентичность» [10, с. 145]. Далее в 18 веке вводится кантонная система управления и население превращается в военно-служилое казачье сословие. Это время очень пагубно отразилось на национальном духе. Произошла «ломка традиционного уклада жизни» и «башкирский народ из обычного патриархального существования оказался на другом уровне бытия» [10, с. 160], хотя как поясняется тут же в скобках это «в целом явление закономерное и прогрессивное в историческом развитии башкирского этноса» [там же]. Далее, в результате «быстрых темпов капитализации и индустриализации края» идет обострение социально-экономического положения. «“Небуржуазная” башкирская душа отнюдь не способствовала развитию в народе способностей к предпринимательской деятельности. Немаловажную роль сыграл здесь и “антибуржуазный” дух исламской веры» [10, с. 161]. И, наконец, наступили события октября 1917, после которых «башкирский народ, наряду со всеми российскими народами, приступил к строительству социалистического общества» [10, с. 166]. Относительно «советского этапа», пишет З. Я. Рахматуллина, существуют разные оценки. Однако, как поясняет она далее, если учесть что наше общество «в целом не принимает курс проводимых буржуазно-демократических реформ, есть все основания утверждать, что социализм был “достаточно почвенным, укорененным в традиции” российских народов. … За восемьдесят лет своего существования при советском общественном устройстве башкирский дух сохранил и обогатил (развил) свои смысложизненные ценности, свой менталитет…» [10, с. 167]. Ценность социализма видится ей в том, что он воплотил в себе те идеалы нравственности и справедливости, которые полностью соответствовали природному «небуржуазному» менталитету народа, который он сохранил и пронес сквозь века неизменном виде [10, с. 229]. Это и составляет то самое историческое ядро народа, которое, как выявил исследователь, воплощено в его традиции. Проблема же заключается в том, что современная история вошла в противоречие с «традиционным сознанием башкир» ибо последнее «отвергает (западный) идеал либерально-демократического переустройства общества. Отвергает – как неадекватный национальной традиции, как противоречащий и социально-экономическому генотипу собственного исторического существования. Рынок, конкуренция, предпринимательство, право и защита частной собственности, гипертрофия индивидуального “Я” остаются чуждыми народной психологии» [10, с. 233–234].

Сложность создавшегося положения состоит в том, что у обеих сторон (традиционного и исторического пути развития) есть свои сторонники. Поскольку автор исследования позиционирует себя как защитник первого пути, то определенный интерес вызывает его представление о своих оппонентах. Как было отмечено выше, это побочная задача (б). «Культурологически, в их отношении к традиции, – пишет ученый, – среди представителей башкирского этноса, на наш взгляд, можно выделить три типа. К первому мы относим башкир, сохраняющих свою национальную сущность, владеющих языком и укоренных в родной культуре. Этот тип объединен еще одним высшим началом: уважением к русской культуре… Второй тип, как мы полагаем, образуют башкиры, не владеющие родным языком, но не утратившие до конца традицию национальной культуры (“русскоязычные” башкиры). Третий тип представлен той частью башкирского населения, которая утратила собственную культуру и не приобщилась к русской, т.е. маргинальный тип, отчужденный от традиции, потерявший контакт с основой и источником подлинной народной жизни, ее духом. Как мы полагаем, именно этот тип с чуть усвоенными коммунистическими (марксистскими) идеями в прошлом… играет ведущую роль в современных социальных и духовных преобразованиях… Судьбу башкирской культуры они связывают не с русской (“евразийской”) культурой, а с западной или туранской» [10, с. 253-254].

Приведенная типология имеет принципиально важно значение для нашего исследования, если взглянуть на него с иных позиций. Перед нами модель восприятия своего окружения воссозданная «первобытным сознанием». К первому типу, очевидно, автор этой модели причисляет себя; второй тип промежуточный, которой уже отошел от первого, но еще не стал третьим. Что же представляет собой третий тип, ибо в работе он не конкретизирован? Кого конкретно можно причислить к нему? Конечно, с определенной долей вероятности мы могли бы указать и перечислить их имена. Но это в некоторой степени рискованно, неизвестно как эти люди отреагируют  на это. Поэтому ограничимся следующим: к третьему типу, вероятно, относится автор этих строк. Почему? «В защите традиции» А.Т. Бердина он представлен как противник традиции: «Проблема в том, что постиндустриальная культура в нео-либеральном, глобализаторском исполнении лишает человечество всех ценностей вообще, заменяя их ценой. Это – уникальное и страшное явление в мировой культуре. И прямое следствие гипертрофии индивидуализма, “атомизации” общества и человека, за которые ратует А. Абдуллин» [5, с. 17]. Очевидно еще одной чертой третьего типа является культ индивидуализма, которого традиционно не было и – как без устали повторяет З.Я. Рахмтуллина – не должно быть у башкир, но который, как мы узнали, явно проявляется у автора этих строк. В ответ можно привести достаточно известную вещь, изложенную в «Общедоступном учебнике социологии» классика социологии П. Сорокина: «Можно выделить три типа современной семейной организации: 1) тип семьи патриархальной, 2) тип семьи неустойчивой, ложно-индивидуалистической и 3) тип семьи индивидуалистической. Характерной чертой патриархальной семьи является ее коммунистическое воспитание. Здесь молодые поколения приучаются полагаться не на себя и не на свои силы, а на силы общины, рода, коммуны. Личной инициативе не дается простора. Ребенок с малых лет приучается думать так, как все думают, поступать так, как поступают, жить в общине, слушаться общины, полагаться на общину. Таковы семьи пастушеских народов (киргизов, башкир и т.п.), живущих родами-коммунами. Из лона такой семьи выходят люди не энергичные, малоинициативные, не способные личными силами бороться за жизнь. Народы, имеющие такой тип семьи, народы ленивые, вялые, неизбежно побеждаемые при столкновении с народами индивидуалистическими» [11, с. 49]. В качестве примера индивидуалистических народов П. Сорокин приводит скандинавов.

Поскольку в приведенной типологии уже второй тип «не владеет родным языком», то, следовательно, третий тем более. А может третий тип все-таки владеть им, как например автор этих строк? Что значит «утративший собственную культуру» и «потерявший контакт с основой и источником подлинной народной жизни, ее духом»? Живущий за границей что-ли? Йог или буддист много лет проведший в медитации и достигший состояния самадхи (нирваны) перестает быть носителем индийской культуры? Если человек не разделяет чьих-то ценностей, можно ли на основе этого утверждать, что он вообще утратил культуру? Можно ли назвать таковым, человека посвятившего часть своей жизни исследованию духовной культуры своего народа, написавшего десяток статей, диссертацию посвящённую «воссозданию традиционного искусства» своего народа и издавшего ее?

Из рассмотренной нами типологии совершенно очевидно, что носители «первобытного сознания»: а) ясно и четко осознают свою обособленность внутри своего же этноса; б) противопоставляют себя другим типам (сознания); в) преподносят  другие типы как вредные и даже враждебные обществу. Однако при этом с одной стороны они не в состоянии самостоятельно осознать свою «первобытность» ибо не желают стать  на другую точку зрения, но с другой, всячески противодействуют такого рода анализу объявляя его исходно методологически несостоятельным в силу его, например прозападной предубежденности.

И все же, как это уже отмечалось, надо отдать должное нравственной позиции З.Я. Рахматуллиной, поскольку она имела мужество находится в оппозиции к проводимому в те 90-е годы в стране политическому курсу и защищала интересы той части общества, которая оказалась в худшем положении, как следствии проводимых реформ.

Таким образом, общий итог данного исследования выглядит следующим образом. Задаваясь вопросом о том, соответствует ли «политическое поведение башкирского народа» [10, с. 167] его духу, менталитету, традиции и.т.п., автор дает следующий ответ: «Поскольку природа башкирского народа осознана нами как “небуржуазная”… на все эти вопросы мы можем ответить отрицательно» [там же].

Возникает вопрос: в чем же ценность рассмотренного исследования? На первый взгляд может показаться, что работа посвящена защите социализма. Отнюдь. Это было бы слишком банально и примитивно. Ее значимость гораздо глубже. Ответ на вопрос: какую культурологическую модель можно здесь выявить? – вынесен в наше название «Традиционный ответ на вызов истории». Оказавшись перед лицом социальных (возможно и исторических) перемен, для нахождения адекватного Ответа на него, автор предлагает посмотреть вглубь истории. История башкир, как она считает, отвечает переменам – нет. Является ли такой ответ характерным для башкирского народа? Да. Это – традиционный ответ. Суть этой традиционности состоит в том, что отвечая на Вызовы истории постоянно одним и тем же – Нет, башкирский народ  остается вне истории. Поэтому наш народ как народ традиционный является неисторичным. Рассмотренная работа служит тому наглядным подтверждением.

А мог ли быть получен иной вывод? Нет. В своем исследовании З.Я. Рахматуллина пытается обратится к истории своего народа, которой, по сути, у него… НЕТ. Даже принятие ислама, которое по определению (!) должно было изменить характер народа, не меняет дела, ибо это была лишь «поверхностная (формально-ритуальная) исламизация башкир» [10, с. 134], которая, по сути, не привела к серьезным социальным изменениям. Доказав что менталитет башкир не изменился не смотря на все перипетии его многовековой «истории», тем самым она одновременно отвергла тезис об историчности народа, о прохождении им исторического пути развития. Поэтому в названии данного параграфа слово «историческая» взято в кавычки.

Эта ментальная неисторичность как раз и задет очередной неисторичный ответ. Тем самым налицо определенная социально-культурная модель поведения. Конечно, могут возразить, что у башкирского народа, как и у других народов России, есть собственная история, и о ней написано много книг, среди которых есть даже и многотомные. Но являются ли башкиры подлинными историческими субъектами этих книг? Нет. Все эти книги лишь об истории России, где просто в увеличенном виде представлен тот или иной ее народ.

Для пояснения своей мысли еще раз обращусь к тексту: «Судьба башкирского народа и его харизматических лидеров (Карасакала, Кинзи Арсланова, Салавата Юлаева, З. Валиди и др.) – это пример подвижничества… во имя национальной свободы. Символом нации, ее непобедимого и вольнолюбивого духа стал Салават Юлаев…» [10, с. 145]. О чем свидетельствует этот фрагмент текста? О нашем понимании истории. В истории личность играет ведущую роль. Кто из перечисленных лидеров, с точки зрения автора, является исторической личностью? По все видимости Салават Юлаев. Мы же утверждаем, что из всех перечисленных, он единственный кто неисторичен. Почему? Потому что именно он не был субъектом истории, ибо  лишь примкнул к восстанию под предводительством Е. Пугачева, став его подручным, сподвижником. Для истории России важны события связанные лишь с именами Пугачева, Разина и т.д., но не Карасакала. Последнему, по сути, вообще нет места в ее истории. Зато ему должно найтись место в башкирской истории. Однако восстание под его предводительством, в конечном счете, ничего не дало и никак не изменило характер народа, и поэтому оно не является историческим событием и для башкир. По-настоящему  историческим лицом является лишь Заки Валиди. Созданная им республика существует и поныне; именно он реализовал идею башкирской государственности и это прочно вошло в сознание, к сожалению только некоторых башкир и то большей частью лишь профессиональных историков. Например, башкирский историк А.Б. Юнусова, которая, кстати, на хорошем профессиональном уровне показала, что ислам «не смог вытеснить доисламские (читай “первобытные” – А.А.)  религиозно-философские представления башкир» [13, с. 315] (что было конечно же с радостью подхвачено нашим автором), пишет: «Успех башкирского национального движения логически завершился провозглашением в ноябре 1917 г. национальной автономии… – планируемой как – независимой от Российской империи Башкирской автономии» [13, с. 316]. Наш же философ, в отличие от историка считает, что «движение башкир за создание автономной государственности…завершилось провозглашением Башкирской АССР в составе РСФСР» [10, с. 166]. В этом утверждении «телега поставлена впереди лошади». Вначале была провозглашена автономия Башкирии, и лишь затем, как следствие этого, была образована Российская Федерация. Не трудно заметить, что мы имеем две противоположные точки зрения. Какая из них соответствует неисторическому взгляду на историю? Последняя. Работа З.Я. Рахматуллиной является наглядной демонстрацией того, что взгляды профессиональных историков не стали достоянием общества. Отчасти это конечно связано и с тем, что в свое время у башкир была сознательно «стерта» историческая значимость этого события и вместо нее привита враждебность по отношению к ее подлинным творцам. В рассматриваемом исследовании приведенная выше цитата о З. Валиди является единственным упоминанием об этом великом для нас человеке, да и то лишь в скобках. Хотя именно его деятельность, является важнейшим событием в жизни народа на его пути к историческому развитию.

Для подтверждения своего тезиса о коммунистическом природном менталитете башкир, который передается по традиции, автор «с ностальгией» [10, с. 254] обращается к фольклору, мифу, ритуалу. Все это, как известно, является не историческим, а доисторическим материалом. В нем большей частью представлено архаичное, первобытное мировоззрение народа. Не только башкиры, но и все народы мира, в первобытную эпоху были «коммунистами», ибо в своем развитии прошли фазу «первобытного коммунизма». Поэтому работа З.Я. Рахматуллиной это не отстаивание коммунистических ценностей, как может показаться, а под его видом – защита первобытного сознания башкир, которое является для него «естественным и органичным». Поскольку первобытное сознание не исторично, т.е. оно не развито и не имеет множества своих форм, то нависшая опасность его утраты воспринимается его носителем как смертельная и поэтому ставит сознание исследователя в особое и единственно возможное в сложившейся ситуации положение – экзистенциальное. В этом как раз и видится главная значимость данной работы. Ибо перед нами не столько рациональный философский текст, сколько крик души, протест и «призыв человека теряющего свою традицию!» [10, с. 6]. Это именно то («естественное» для башкира) состояние когда «эмоции преобладают над разумом». Только благодаря этому высветилось иррациональное «дно» башкирского сознания, его экзистенция, которая обычному рациональному мышлению (не философскому) не доступна. Иначе говоря, для выявления наличия «первобытного сознания» у определенной части современных башкир, понадобилось не научное исследование, а подобный экзистенциальный «крик». Доказывая, что башкиры ради сохранения своей идентичности должны следовать национальной традиции, по сути же, она утверждает, что в нынешней исторической ситуации,  башкиры в целях сохранения своей идентичности, должны выбрать «первобытность». Та же часть башкир (третий тип), которая не хочет быть частью «народа вечного рассвета» должна быть осуждена ибо «представляет собой однозначное зло, угрожает башкирской культуре разрушением ее целостности и органического, естественного пути развития» [10, с. 254].

Мы же, в вопросе историчности и подлинности существования народа придерживаемся иной точки зрения, ибо считаем, что ключом к ним выступает не традиция, а Судьба [4]. Когда-то, следовать ей было нашей «традицией», которую мы еще не утратили до конца, ибо даже сегодня не перестаем восхищаться «клёкотом парящего орла – этим древним символом тюрков, гордым вызовом и решимостью вновь испытать судьбу»[1] [2, с. 42].

Список литературы

  1. Абдуллин А. Р. Быть мудрым: на словах или на деле? // Философская и общественно-политическая мысль Башкортостана в ХХ столетии. Материалы региональной научной конференции. Уфа: Гилем, 2001. С. 12-21.
  2. Абдуллин А. Р. Тюркский мир: радость символов веры // Ядкяр. 2001. № 1. С. 37-42.
  3. Абдуллин А.Р. «Евангельская речь» в сказании «Урал-батыр» // Башкирский фольклор. Вып. IV. 85 лет записи башкирского народного эпоса «Урал-батыр». Уфа: Гилем, 2000. С. 166-174.
  4. Абдуллин А.Р. Открытость судьбе и бытие свободным как онтологическое основание культурно-исторического развития // Нормативные основы культуры: Материалы региональной научной конференции. Уфа, 2001. С. 133-145.
  5. Бердин А.Т. В защиту традиции. Уфа: РИЦ БашГУ, 2007. 50 с.
  6. Гаджиев Р.С. К типологической классификации основных этнических общностей // Известия Саратовского ун-та. Нов. серия. Сер. Философия. Психология. Педагогика. 2013. Т.13, вып. 3. С. 11-14.
    1. Массэ А. Ислам. М.: Наука, 1982. 191 с.
    2. Нерсесянц В.С. Философия права. М.: Норма, 2001. 256 с.
    3. Ницше Ф. Антихристианин // Сумерки богов. М.: Политиздат, 1989. С. 17-93.
    4. Рахматуллина З. Я. Башкирская традиция (социально-философский анализ). Уфа, 2000. 304 с.
    5. Сорокин Π.Α.  Общедоступный учебник социологии. М.: Наука, 1994. 560 с.
      1. Токарев С. А. Ранние формы религии. М.: Политиздат, 1990. 622 с.
      2. Юнусова А. Б. Ислам в Башкирии. Уфа, 1999.  352 с.


[1]                      Доклад, прочитанный автором на заключительном Пленарном заседании  Международного конгресса тюркологов «Тюркология накануне XXI века: достижения, состояние, перспективы». Уфа,  10-12 июня 1997 г.