Архив рубрики: Выпуск 1 (31), 2015

«МАРКЕТИНГОВАЯ ПАРАДИГМА РАЗВИТИЯ СОЦИАЛЬНО-КУЛЬТУРНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ»

Автор(ы) статьи: Чернов Алексей Сергеевич, к.п.н., доцент кафедры управления и ресурсного обеспечения социально-культурной деятельности ОмГУ им. Ф.М. Достоевского
Раздел: Теоретическая культурология.
Ключевые слова:

социально-культурная деятельности, маркетинг, парадигмы социально-культурной деятельности, культурно-досуговая деятельности, маркетинговые технологии, культура и искусство.

Аннотация:

Статья посвящена современной парадигме социально-культурной деятельности. Автор рассуждает о наличии маркетинговой основы развития современной социально-культурной деятельности, которая открывает многообещающие возможности для теоретиков, практиков и учреждений социально - культурной деятельности. В статье подчеркивается крайняя важность полезности обращения к маркетинговым технологиям во всех сферах социально-культурной действительности. По мнению автора, особого внимания заслуживают вопросы связанные с маркетинговой составляющей в процессе эффективной реализации социально-культурных технологий и подготовкой современного специалиста социально-культурной сферы, а также созданием необходимых для этого организационно-педагогических условий.

Текст статьи:

В последнее десятилетие внимание многих ученых привлечено к изучению места и роли учреждений культуры и специалистов социально-культурной сферы в условиях изменившихся социально-экономических условий в стране. Четко обозначились контуры проблемы современной социально-культурной деятельности, проблемы реализации современных социально-культурных технологий и творческой самореализации специалиста культуры в новых условиях. Руководители и работники учреждений культуры ощущают это в своей повседневной трудовой деятельности. Совершенно очевидно, что проблемы, порождаемые рыночными условиями, необходимо решать адекватными методами, т.е. путем обращения к маркетинговым технологиям. До недавнего времени маркетинг применялся, главным образом, в сфере коммерческой деятельности. В последние годы он стал важнейшим инструментом оптимизации деятельности и некоммерческих организаций, в частности, организаций социально-культурной сферы. Обращение к маркетингу некоммерческих организаций открывает перед нами неплохие перспективы оптимизации их деятельности. Особый интерес представляет обращение к маркетинговым технологиям, применяемым в процессе функционирования учреждений культуры, непосредственной реализации социально-культурных технологий и повседневной профессиональной деятельности специалиста культуры. Современная социально – культурная деятельность, – это уже не просто набор технологий способствующих созидательному освоению досуга, а комплексная социально-экономическая система, основанная на изучении потребностей потребителя социально-культурных услуг, создании конкурентоспособных услуг и художественно-промышленных товаров, изучении закономерностей социально-культурного рынка и подготовке профессионалов с определенным багажом специальных знаний, умений и навыков как непременно творческой личности, реализующей себя в области культуры и искусства.

По нашему мнению, для гармоничного развития социально-культурной сферы, результативной и рентабельной работы учреждений культуры и искусства, своевременной адаптации и успешной работы современного специалиста культуры необходимо разрабатывать и внедрять в повседневную социально-культурную практику маркетинговые комплексы, включающие в себя такие классические компоненты практического маркетинга, как: товар, цена, сбыт и продвижение. Назрела необходимость в маркетинговых исследованиях социально-культурного рынка, целенаправленной его сегментации и адекватном позиционировании. Именно с помощью таких инструментов маркетинга определяются, по нашему убеждению, в настоящее время перспективы социально-культурной сферы в целом.

Маркетинговые технологии, в настоящее время, правомерно рассматривать как фундаментальное основание для благоприятного развития всей системы социально-культурной деятельности. Это, на наш взгляд, необходимое условие совершенствования социально-культурных технологий, активизации деятельности учреждений социально-культурной сферы, профессионального развития специалистов культуры.

В связи с этим отметим, что социально-культурная деятельность, все её элементы, нуждаются в переосмыслении с учетом современных рыночных реалий и неодносложных социальных изменений. Специалисты, остро нуждаются в научно-практических рекомендациях по овладению маркетинговыми технологиями.

К сожалению, ни в отечественной, ни в зарубежной литературе вопросы применения маркетинговых технологий, как средства интенсификации социально-культурной деятельности, до настоящего времени, не нашли своего развернутого и обстоятельного освещения. Что касается исследований отечественных ученых-маркетологов, то следует заметить, что вплоть до начала 90-х г.г. минувшего столетия они находились на «нелегальном положении» и смогли опубликовать первые свои работы по маркетингу лишь с переходом страны к рыночной экономике.

Своеобразным «прорывом» к рынку и, соответственно, маркетингу стали опубликованные в 90-х г.г. минувшего века переводные работы ряда зарубежных маркетологов: Ф.Котлера, Д.Эванса, Б.Бермана, Е.Дихтля, Х.Хершгена, Х.Швальбе, В.Благоева, Д.Дороти, А. Хоскинга и др.

Социально-культурный маркетинг, как прикладная научная дисциплина, начал формироваться лишь с выходом в свет научных работ экономического характера и содержания (А.З. Алейник, Б.Б. Афинян, И.П. Бойко, И.М. Болотников, Л.Н. Галенская, Г.М. Галуцкий, Л.Н. Герасимова, Е.И. Жданова, А.С. Запесоцкий, С.В. Иванов, Г.М. Кафаров, Н.В. Кротова, Н.П. Лапшин, Л.А. Линькова, О.В. Мазун, Н.А. Михеева, Ю.А. Помпеев, Л.И. Рудич, Ф.Ф, Рыбаков, Б.Ю. Сорочкин, И.А. Столяров, С.Ю. Флягина, И.И. Цыганов).

Однако и эти признанные научные авторитеты, а также первые социально-культурные маркетологи (А.С. Запесоцкий, О.Н. Кокойкина, В.Е. Новаторов,  Г.Л. Тульчинский и др.) как правило, лишь частично касались в своих работах маркетинга и частных маркетинговых технологий как фундамента для системы социально-культурной деятельности: в реализации социально-культурных технологий,  и их применения в профессиональной деятельности специалиста социально-культурной сферы.

Естественно, что проблемы управления учреждениями социально-культурной сферы и применения маркетинговых технологий в социально-культурной деятельности неправомерно рассматривать вне связи с социально-культурной практикой и теорией социально-культурной деятельности.

Важную роль в понимании сути происходивших в культурной жизни страны изменений сыграли работы отечественных культурологов (Ю.П. Азарова, М.А. Ариарского, А.И. Арнольдова, А.А. Аронова, С.Н. Артановского, С.Н. Иконникова, Н.С. Мансурова, Э.В. Соколова, А.Я. Флиера и др.), по-своему предвосхитивших рыночные преобразования в социально-культурной сфере.

Весьма своевременными и актуальными оказались работы таких известных ученых, как: Т.И. Бакланова, Г.М. Бирженюк,  Е.И. Григорьева, А.Д. Жарков, Л.С. Жаркова, А.С. Каргин, Т.Г. Киселева, А.С. Ковальчук, Ю.Д. Красильников, А.П. Марков, Н.Ф. Максютин,  Б.Г. Мосалёв, Г.Я. Никитина, В.С. Садовская, Ю.А. Стрельцов, В.Я. Суртаев, В.Е. Триодин, В.В. Туев, В.И. Черниченко, В.М. Чижиков, Д.В. Шамсутдинова,  Н.Н. Ярошенко и др.

Но и они не предложили убедительных теоретических разработок и/или научно-практических рекомендаций по переводу системы социально-культурной деятельности на принципы маркетинга.

До сих пор маркетинг рассматривается отдельными авторами как самодостаточная система, которая слабо увязывается с содержанием и организацией социально-культурной деятельности и личностью специалиста социально-культурной сферы. Недостаточно полно выявлены и раскрыты особенности маркетинга в социально-культурной сфере, в отдельных её областях, направлениях деятельности. Многие кажущиеся бесспорными теоретические положения маркетинга социально-культурной сферы должным образом не апробировались, не подкреплялись опытно-экспериментальной работой. Мало отражено в научной литературе содержание маркетинга личности, не исследованы технологии самомаркетинга специалиста социально-культурной сферы. Важно также подчеркнуть, что маркетинговые проблемы традиционно рассматриваются в работах названных выше авторов только во взаимосвязи с развитием экономических механизмов. При этом не придается должного значения социально-психологическим и педагогическим аспектам маркетинговой деятельности, что для социально-культурной деятельности имеет подчас определяющее значение.

В связи с вышеизложенным, возникает определенный ряд противоречий:

- между острой потребностью социально-культурной практики в универсальных технологиях «выживания» и эффективной деятельности в условиях рынка и недостаточной адаптированностью всех элементов и специалистов социально-культурной деятельности к успешному бытованию в коммерческом секторе культуры и в системе создания и  реализации социально-культурных товаров (услуг);

- между возрастанием современных требований к: 1) процессу реализации социально-культурных технологий и их адаптации к современным реалиям; 2) социальной и экономической эффективности деятельности учреждений культуры и искусства;

- между необходимостью непрерывного самообразования, самовоспитания и саморазвития специалиста культуры на основе маркетинговых технологий и неготовностью специалиста строить на принципах маркетинга свою повседневную профессиональную деятельность, а также личную стратегию профессионального совершенствования и творческой самореализации, как основы профессиональной адаптации и профессионального мастерства.

Высокая потребность разрешения выделенных противоречий определяет основную проблему исследований в этой области, связанную с научным осмыслением сущности и специфики организации системы социально-культурной-деятельности на маркетинговых основаниях, а также содержательных, организационных, социально-психологических и социально-культурных условий маркетингового освоения социально-культурных технологий.

На наш взгляд, на сегодняшний день жизненно необходимо:

- научно обосновать сущность и специфику маркетинга как концептуальной основы развития социально-культурных технологий;

- выявить организационно-педагогические условия применения маркетинговых технологий в современной социально-культурной деятельности в России;

- изучить возможности совершенствования деятельности современных учреждений социально-культурной сферы на принципах маркетинга;

-выявить потенциал маркетинговых технологий как фактора профессиональной адаптации специалистов социально-культурной сферы.

Перспективы развития данного направления обширны. Они предполагают разработку принципиально нового направления педагогической науки, ориентированного на развитие теории и практики социально-культурной деятельности в России, интегрирующего достижения теории, методики и технологии социально-культурной деятельности и принципы маркетинга.

СОВРЕМЕННЫЙ ПОДХОД К ИЗУЧЕНИЮ КОСТЮМА КАК КУЛЬТУРНОГО КОДА

Автор(ы) статьи: Шипилова Елена Александровна – аспирантка ТГУ им. Г.Р. Державина
Раздел: Теоретическая культурология.
Ключевые слова:

культурный код, смысл, знак, символ, костюм.

Аннотация:

В статье рассматривается возможность изучения символики костюма и его интерпретации как культурного кода. Современная культура бытования костюма в обществе представляет собой взаимодействие традиционно сложившихся структур с современными, поскольку исторически устойчивые представления о мире и месте человека в нём, постоянно дополняются и видоизменяются. Семиотический статус костюма как совокупности функционально взаимосвязанных в культуре вещей на протяжении столетий закреплялся в памяти поколений. Костюм, обладая комплексом стабильных информационных сообщений в социальном пространстве, является одним из способов невербальной коммуникации и формированием знаковой системы в культуре.

Текст статьи:

Человеческая жизнь  с  момента  рождения  и  до самой   смерти   сопровождается     наличием  вещей, а любая вещь, попадая в поле  социального взаимодействия,  обретает определенный  смысл. Почему  предметный мир  повседневности  так  важен  для человеческого существования,  в чем  смысл  обладания, тем или иным  предметом одежды,  который  маркирует собой   значимые   социальные  роли.  «Костюм вездесущ, и по своим свойствам и функциям  в культуре он может быть объектом  самостоятельного исследования,  рассматриваться  как универсальная культурная  метафора, служить инструментом анализа»[5.64].

Понимание культуры, как   неприродного имеет первичный смысл, но  человеческое общество, развиваясь,  наделяет значения культуры новыми смыслами со сложной  структурой  и  ценностями. В XX веке,  для понимания  особенностей культуры  возникает направление    семиологического   понимания культуры, которая развивается на основе  философии и лингвистики. С семиотической точки зрения  культура – это  совокупность  знаковых систем,  с помощью  которых  человечество  или  данный  народ,  поддерживает  свою  сплоченность,  оберегает свои  ценности  и  своеобразие  своей культуры  и её связи  с окружающим миром.[10.394].

Основы семиотического подхода к изучению культуры были заложены ещё в 19 веке американским философом и логиком Ч.Пирсом  и швейцарским  филологом и антропологом Ф. де Соссюром. Изучая  семиотику культуры, исследователь ,  прежде всего рассматривает  знаковые средства культуры  и трактует  культурные феномены, как тексты, которые  составлены с помощью кода и несут  определенную информацию, понятную  для членов общества.

Определения культуры  довольно  разнообразны, но в любом  таком определении  содержание  самой культуры находит своё выражение в языке.  Обычно под языком понимают  разговорный, например русский или английский. А всякий разговорный язык  представляет собой   систему знаков, или код,  с помощью которого люди передают между собой информацию.

Культура  стала восприниматься  как один из видов  коммуникаций, обмена информацией, а явления культуры  приобрели статус системы знаков и символов.  В культуре одновременно  существуют  различные  знаковые системы, или языки культуры: естественный язык,  письменные тексты,  традиции, ритуалы, предметы  повседневного быта,  искусство и декоративно-прикладное творчество.

Язык культуры  в широком смысле  представляет собой   взаимодополняемую   систему вербальных и невербальных способов  обмена информацией. Цель любой знаковой  системы  накапливание,  сохранение   и передача  информации, что  составляет основу любой культуры. Поэтому мир знаков, рассматривается как  способ сохранения  социальной  информации  и передачи её из поколения в поколение,  таким образом,  социальная информация,   выраженная в  знаковых системах, образует  в культуре своеобразную социальную наследственность.

Знаки и знаковые системы, являясь  особыми признаками  культуры,  влияют на её развитие  с помощью  предметного мира повседневности. С самого рождения человек окружен предметами , созданными для того, чтобы мир действительный  и мир материальный поддерживали  не только биологическую среду проживания, но и социальную среду.

Предметы  социального  быта, т.е.  материальные предметы,   созданные человеком,  имеют две функции  — утилитарную,  и  знаково-смысловую. Каждая из этих функций  изменяет среду проживания и смысловую  нагрузку повседневных  практик. Из этого следует, что человек  создавая предметы быта,  производят не только физический предмет, но и, наделяя его смыслом, вкладывает в него  значения наиболее весомые   в среде  социокультурных отношений. Смысл вещей скрыт не в самих вещах, а в той культуре, которая создала эту вещь.

Обработанные  человеком  сырьё растительное или животное, становится  одеянием, т.е. средством укрытия от непогоды, а одеяние обработанное и физически и духовно, (нанесение  царапин, вышивки, рисунка) придает вещи уже  смысловые коннотации,  следовательно,  вещь становится   знаком. В данном случае знак – это  предмет, выступающий  в качестве носителя информации о других предметах и явлениях в  социальной среде.

Рассмотрим     подробнее  понятие « культурный  код»,  чтобы определить эти термины  дадим  краткое определение  указанным  понятиям. В  семиотику  и  культурологию  термин   «код»  пришел  из  теории  информации,  где  он определяется  как  «совокупность  правил   отображения элементов одного набора наэлементы второго набора. Элементами могут быть знаки или цепочка знаков. Первый   набор называется кодовым набором, а второй– набором элементов кода. Код данных– система, образуемая кодовым набором и правилами, по которым из элементов  этого кодового набора строят данные при кодировании»[6. 53]

Код (франц.) – « сборник  условных сокращений  обозначений  и  названий,  применяемых  для  передачи  информации…»[7. 251]«Кодирование – перевод  какой-либо  информации,  выраженной  естественным языком, в последовательность  условных символов… по  определенным  правилам»[там же.251]«Декодирование (англ.)  -  процесс  преобразования (восстановления)  закодированных данных» [там же.137]

Многозначность понятия «код»  одновременно означает 1) код данных, 2)кодовый набор, 3) набор элементов кода. В культурологи  употребление словосочетания «культурный код»  связаны с различными  значения   в употреблении и  вытекает из   контекста. В семиотике  культуры  понятия «код», «знак» и «язык»  очень близки по характеру своего значения. Трудность выделения  кода из  всей структуры  знаковой системы  предполагает некую синонимичность этих понятий.

Анализ литературы  показывает, что  «код» часто применяется как родовое понятие для любого вида знаковых систем. Н.Б. Мечковская,   в частности, дает основание для вывода о полной взаимозаменяемости   данных понятий: «семантические возможности знаковой системы (кода) определяются тремя характеристиками семиотики: 1) характером плана содержания отдельного знака; 2) составом (количеством и разнообразием) знаков; 3) наличием правил комбинации знаков»[11. 204.]

Костюмный язык представляет собой  один из видов общественной деятельности,  участвующий во всех сферах  жизнедеятельности человека в общесоциальной и частной жизни. Использование костюма носит различный характер при производстве,  потреблении, истории, искусстве, культуре из чего следует, что сфера, в контексте которой рассматривается костюмный язык    накладывает свой «диалект» понятный лишь в контексте изучения. Костюмный язык неразрывно связан с  человеческим обществом, имеет материальную основу, играет большую роль  в костюмной деятельности  и визуальном общении. У. Эко, на наш взгляд, исключает возможность синонимичного использования  понятий«код» и«знаковая система». Код  –  это «система,  устанавливающая: 1)  репертуар  противопоставленных  друг  другу  символов; 2)  правила  их  сочетания; 3) окказионально   взаимооднозначное   соответствие  каждого  символа  какому-то  одному означаемому»[19. 45]

А. Моль подчеркивает: «В  состав кода входят различные правила грамматики, синтаксиса, логики, здравого смысла, правдоподобия и т. д. Все они накладывают ограничения на осуществляемый отправителем сообщения выбор слов и, если

они известны получателю, позволяют ему с определенной вероятностью предсказывать содержание сообщения»[12.130] А   определение, данное коду Г.Г. Почепцовым, ориентировано на практические задачи создания имиджа и трактуется в понятиях«формы» и«содержания»: «Для описания системы знаков используется понятие кода: это как бы сумма всех соответствий  между формой и содержанием.  Зная код  того или иного языка, мы в состоянии по-рождать на нем высказывания. Без знания кода у нас ничего не получится» [16.11]

Костюмный код  (язык) существует в культуре, как факт  реальной действительности.  Посредством  комбинирования  предметов  одежды  и сочетания  их в  определенную  совокупность  можно сделать сообщение, понятное другим носителям  конкретной культуры. В социокультурных отношениях  костюмное высказывание  может определенным  образом  воздействовать на зрителя, например: привлечь внимание, доставить эстетическое удовольствие,   сообщить о принадлежности к профессиональной общности и т.д. Каждое такое сообщение только визуально воспринимаемое, говорит о том,  что у людей сформировалось в культурной среде  какое-то определенное  представление  о  костюмных знаках,  и они  их  понимают без дополнительных  пояснений.

Сравнивая  вышеприведенные  высказывания,   можно обнаружить общие признаки кода: кодом называется система (структура), обладающая регулятивной функцией в информационных (и  коммуникационных)  процессах; код  -  принадлежность метаязыка  знаковой системы.

Костюмное визуальное общение происходит  с помощью  костюмных  знаков, которые   имеют   формальные  и  содержательные  стороны, при этом  толкование термина  «костюмные  знаки»  включает  в себя  разнообразные  аспекты:  коммуникативный, нормативный, стилистический, прагматический, языковой и др.[18.17]

Рассмотрим  соотношение  понятий  «код» и «язык». .По мнению А.Р. Усмановой,  наиболее  близким  по  смыслу  термином к коду выступает «язык»,  как один  из  способов  организации высказывания по определенным правилам. [15.364] По  мнению  У.Эко   понятие  «код» более функционально, так как может применяться в отношении невербальных систем коммуникации.

Ю.М. Лотман, считают, что термин  «код» «несет представление об искусственной структуре, обусловленной  мгновенной  договоренностью,  в  отличие от языка с его«естественным» происхождением  и  более  запутанным  характером  условности(здесь  использование  кода  не  всегда  носит  осознанный  характер; участники коммуникации подчиняются правилам языка безотчетно, не ощущая  своей зависимости от навязанной им жесткой системы правил» [9. 15]

Чтобы  костюмный язык  мог выразить и передать  необходимую  информацию,  какое-то  смысловое  содержание, его  языковые  элементы  должны быть упорядочены  относительно друг  друга  и должны  употребляться  по установленным  правилам, обеспечивающим  соотнесение   единиц костюмного языка  с элементами мыслительного содержания. Следовательно, костюмный язык  должен  быть целостной системой.  «Код–это  структура, представленная в виде модели, выступающая как основополагающее правило при формировании ряда конкретных сообщений, которые благодаря этому и обретают  способность быть сообщаемыми»[19.44]

В структуре  костюмного языка  определяющим является  костюм надетый на человека, а  определяемым  -  содержание смыслов, того  что человек в данном костюме  хотел выразить. Под этим  действием лежит  состояние  сказать необходимое -  это своеобразный дресс-код  для конкретной ситуации: работа в офисе, отдых на маскараде, спортивный отдых, делова встреча, в каждой ситуации костюм человека  высказывается  по  определенным  правилам в социуме.

Костюм представляет собой совокупность  различных предметов одежды, объединенных  в  единый комплект по  какому-либо признаку. Уникальность философии костюма заключается в его возможности  отражать  все процессы,   происходящие в  изучаемый период времени. Развитие костюма в культуре происходит параллельно с  получением результатов  человеческой деятельности в области  развития ремесел и декоративно прикладного творчества, но главным всегда остается вкладываемый смысл   в  предмет производства, в его назначение, его цвет  и фактуру. Вникая в  закономерности  возникновения, формирования и функционирования костюма  мы сталкиваемся с  последовательным  переходом смысловых коннотаций из традиционных  костюмных практик в современных  социокультурных отношений.

Язык костюма является  в каждой отдельно взятой культуре  смыслообразующей структурой, которая  составляет семиологическую  систему,  которая  содержит в себе  коллективный опыт предшествующих поколений.Общее в теории костюмного языка  современная наука рассматривает с позиции семиотики. Моррис Ч. Пишет: «Отношение семиотики к наукам двоякое: с одной стороны, семиотика — это наука в ряду других наук, а с другой стороны, это   — инструмент наук».[13.]  И далее там же: « …поскольку  любая наука использует знаки  и выражает  свои  результаты с помощью знаков, следовательно, метанаука  должна использовать семиотику как органон и орудие».[13.2]

Смысл знака   существует только в стадии  социального  общения,  и  проявляет себя как  знание, истолкование которого дает  формулу   кода  в данной  культуре. Любые социальные процессы и явления  существуют во взаимодействии людей друг с другом в межличностных  процессах общения или обменом  символами и знаками, поскольку любое  взаимодействие и есть процесс коммуникации. Коммуникация  существует в рамках вербального и невербального общения, в рамках которого и существует костюмный  язык.

Структура символа  всегда многоаспектна, что  существенно меняет  процесс  обмена информацией. Данный в смысловом значении код, понятен тем, кто сам  является частью  структуры. По мнению А.Ф.Лосева  -  « символ вещи есть её выражение…,  а выражение вещи есть сразу  и её  внутреннее, и её  внешнее…, при этом не  обязательно,  чтобы  внешняя  сторона  символа  была слишком красочно изображена. Это изображение  может быть и незначительным…, но оно должно быть существенным…»[8.42-43]

Выражение любой вещи есть признак символа, означающий значение предмета, т.е его знак. Между знаком и значением существует определенное отношение  существующее  в  вещи как его вторая, т.е. знаковая функция, как  часть смысловой  природы вещи. Любой знак  обладает предметным значением,  так и одежда состоит из предметов/вещей,  которые составляют в целом структуру костюма и его предметное  значение. Кроме предметного значения  у вещи,  т.е. костюма  существует ещё и смысловое  значение.

« Понятие знака, не имеющего  значения или же  «отделенного»  от своего  значения, сразу же теряет смысл: знак  без значения  не есть знак,  и можно  лишь весьма  приблизительно  характеризовать  его в этом  случае как  «материал знака»,  «основу  знака»,  «фигуру знака»  и т.д.» И  далее: « Знак не может  существовать  без значения; только в значении коренится то,  что делает его знаком»[17.133] Знак и значение неразрывно связаны, как утверждает  Л.С. Выготский : « Нет вообще знака без значения…Значение есть всюду,   где есть знак».[4.160]

В науке к символам принято относить предметы, явления или действия, которые  имеют в себе  определенную информацию  или указывают на другой объект наделенный информацией. Символы  могут иметь  материальные  признаки, т.е. форму, цвет, звук и пр.  и обладать значением, закрепленным  за физическими признаками. Таким образом, символ   это материальный, чувственно воспринимаемый предмет, явление или действие,  который  представляет собой другой предмет, свойство, действие.   Значение символа в культуре может не совпадать  с его качественной материальной характеристикой  и может отражать условно  закодированные в процессе  социальных взаимоотношений  смыслы, которые   становятся    смысловым  кодом культуры. Роль символа в  культуре  огромна, Э. Кассирер  определял человека  как  «символизируещее  существо»  [2.168]

Практически всё вышесказанное  о языке, символах   и  знаках в культуре в полной мере можно отнести  к  такому феномену культуры, как костюм. Символика  традиционного костюма представляет  собой  знаки, сложившиеся в  узком этнически  сформированном  обществе, но поскольку  художественно  выверенные  временем   средства  выражения  в костюме  оказываются   понятными  и для современников и для  последующих поколений, то с уверенностью  можно говорить о них как культурных кодах  традиционных  обществ (17).

Современная культура конструирует новые формы символов, но опирающиеся  на  традиционные  практики  повседневного  использования предметного мира одежды, формируя  тем  самым  новые культурные коды. Л.В. Петров в своей книге «Мода как  общественное явление»,  одним из первых исследователей   выделил  знаковую сущность костюма, которая  не потеряла своей актуальности и в наши дни. Л.В. Петров написал: « В  определенном оформлении  внешнего облика  индивида  заключена целая иерархия  знаковых систем, которые отражают:  1) социальную дифференциацию;  2) половую;  3)возрастно-групповую;  4) эротические характеристики; 5)  характерологические особенности;  6) престижно-статусные  и ролевые моменты»[14.23]

Костюм     может дать  характеристику своему   владельцу, поскольку  обстоятельства,  просматривающиеся в причинах использования  тех или иных предметов одежды, расскажут,  почему человек использует сегодня именно её. С помощью  языка  одежды человек может  «говорить»  своим внешним видом правду, а может в зависимости от сложившихся  социальных  потребностей, «сообщать»  заведомо ложную информацию. С помощью  одежды в  современном обществе пожилой человек может казаться моложе, а молодой – постарше; бедные  стараются казаться богаче, и т.д.  Костюм  меняет внешнее представление об индивидууме, посредством закодированных смыслов, понятных окружающим.

Таким образом, человеческое общество  создавая  предметный  мир  в  культуре, создавали прежде всего,  мир ценностей, который осмыслен и понятен для членов общества. Всякая вещь, обретая смысловую ценность, становится частью семиотической системы, которая постоянно  развивается, в условиях  растущего объема информации и скорости её передачи. Социокультурные  отношения   современности,  позволяют в условиях  возникновения   новых  смысловых  структур  создавать  другие   культурные коды, сохраняя  устаревающие смыслы  в  активной форме использования.

 

Список использованной литературы.

 

1.ГорскийД.П., Ивин А.А., Никифоров А.Л. Краткий словарь по логике. М., 1991.

2. Гусев С.С. Тульчинский Г.Л. Проблема понимания в философии.– М.:  Политиздат,    1985.

3. Выготский Л.С. Психология искусства. Искусство, М., 1965.

4. Захаржевская Р.В. Костюм для сцены. М., 1973.

5. Кирсанова Р.М. «История костюма в России  как  научная дисциплина» Т.М. №1 2006г

6. Кловский Д.Д. Теория передачи сигналов.  – М.: Связь, 1984.

7. Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. М., 1975.

8. Лосев АФ Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976.

9. Лотман Ю.М. Культура и взрыв/ Ю.М. Лот-ман. – М.: Гнозис; Прогресс, 1992.

10. Махлина С.Т. Семиотика культуры и искусства. Опыт энциклопедического словаря.Ч.2. СПб. 2000.

11. Мечковская Н.Б. Семиотика. Язык, природа, культура/ Н.Б. Мечковская– 2-е изд., испр. – М.: Академия, 2007.

12. Моль  А.  Социодинамика  культуры– Вст.ст., ред. и прим. Б.В. Бирюкова, Р.Х. Зарипова и  С.Н. Плотникова/ А. Моль– М.: Прогресс, 1973.

 

13. Моррис, Ч.У. Основания теории знаков // Семиотика. Сборник переводов. Под ред. Ю. С. Степанова. М.: Радуга, 1982.

14. Петров Л.В. Мода как общественное явление. Л., 1974.

15. Постмодернизм:  Энциклопедия / Сост.  И науч. ред. А.А. Грицанов, М.А. Можейко. – Минск: Интерпрессервис; Книжный дом, 2001.

16. Почепцов Г.Г. Семиотика. –   М.: Рефл-бук; К.: Ваклер,  2002.

17. Ромах О.В. Культурология. Теория культуры. М., 2010.

18. Серебренников Б.А. Роль  человеческого  фактора  в языке. Язык и мышление. –  М.: Наука, 1988.

19. Степучев Р.А.  Основы теории костюмного языка. Учебное пособие для ВУЗов. – М.: МГТУ им. А. Н. Косыгина, 2003.

20. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. –  ТОО ТК «Петрополис», 1998.

«СИМУЛЯКР» И УПРАВЛЕНИЕ В КУЛЬТУРЕ

Автор(ы) статьи: Николаева-Чинарова Алевтина Петровна, доктор филос. н., РГУК им. С.А. Герасимова
Раздел: Социальная культурология.
Ключевые слова:

симулякр, образы, фантомы сознания.

Аннотация:

Современная культура и управление ею уподобляется симулякру. Автором этого понятия принято считать Ж. Бодрийара, хотя впервые оно употребляется у Делеза. Французский ученый понимал под ними образы, которые заменяют, а впоследствии, вытесняют реальность, по его мнению, современный мир культуры функционирует как своеобразный мир видимостей, фантомов сознания, которые не имеют к реальности никакого отношения, но воспринимаются как реальность.

Текст статьи:

Известно, что первые работы о постмодерне приходятся на 70–80-е гг. Переход к новой парадигме мировосприятия был связан со многими совпавшими по времени событиями: началом постиндустриальной стадии развития, изобретением компьютера и созданием всемирной информационной сети, «революцией хиппи», радикально повысившей уровень культурной толерантности западного общества и пр.

Мы считаем интересной точку зрения, представленную в работах У.Эко, который считал, что скоро постмодернистское миропонимание распространится на всю историю и культуру. Принципиальная для постмодерниста позиция: способность вобрать в собственный опыт все культурное наследие, лишить его четких временных границ, перемешать между собой и позиционировать как авторский, культурный эксперимент, пред­лагая обществу и культуре новые правила и новые понятия, в том числе, модное понятие симулякра.

Зыбкость формулировок – характерное явление для философии пост­модерна, так же, как и смешение разных подходов не только к изучению мифа, но и к самому процессу научного исследования, который представлял собой компиляцию научных исследований, авторских эссе и художественной литературы. Ж.Бодрийяр считает, что «социальная и культурная структура»

понятий «субъект, предмет, потребность» одна и та же, соответствующая так называемой наивной категоризации. Задачей такого типа категоризации может являться стирание концептуального единства, называемого предметом, деконструкция потребности. Таким образом, напрашивается «магическая параллель» между потребностью и управлением, современной экономической мыслью. Субъект и объ­ект начинают существовать в качестве «удивительных самих по себе и различенных целей и потребностей», целью исследования которых становится обоснование их взаимоотношений, между которыми потребность превращается в своеобразный волшебный мостик.

Управление при этом понимается как некоторая операция между двумя разделенными терминами, которые существуют до обмена изолированно друг от друга, но впоследствии оказываются в ситуации «двойного принужде­ния»: принуждения давать и принуждения брать: «В таком случае необходимо предполагать существование магической силы, имманентной предмету, силы, которая начинает преследовать дарителя и подталкивает его к тому, чтобы отделаться от предмета. Непреодолимое противостояние двух терминов обмена, таким образом, отменяется ценой дополнительного, магического, искусственного и тавтологического понятия, экономию которого проясняет К.Леви-Строс в своей критике, с самого начала задавая обмен в качестве структуры».[i]

Следуя той же логике, Ж.Бодрийяр выделяет понятие «первичных потребностей», которое базируется на своеобразном «прожиточном антропологическом минимуме» – минимуме «первичных потребностей». К числу первичных потребностей он относит потребность в собственной территории, на которой индивид может есть, пить, спать, заниматься любовью. Неразрешимая дихотомия первичных и вторичных потребностей представляется ученому очевидной: «По ту сторону порога выживания человек больше не знает, чего он хочет, – так он становится для экономиста собственно «социальным», то есть отчуждаемым, подверженным манипуляциям и мистификациям. По ту сторону он оказывается жертвой социального и культурного, а по эту – автономной неотчуждаемой сущностью. Мы видим, как это различение, уводя всю область социокультурного во вторичные потребности, позволяет – позади функционального алиби потребности-выжи­вания – восстановить уровень индивидуальной сущности, некую человекосущность, имеющую основание в природе».[ii]

Таким образом, «прожиточный антропологический минимум» становится для индивида деструктивным, потому что он определяется по остаточному принципу в соотношении с главной жизненной необходимостью «некоего избытка»: доли Бога, доли жертвы, излишней траты, экономической прибыли. Согласно мнению Бодрийяра, эти «избытки» разрушают жизнь человека. В качестве выхода ему представляется освобождение от «избытков», от всякого рода обязательств магического или религиозного порядка.

В то же время, индивид, «освобожденный» от своих архаических, символических и личных связей, самим фактом своего существования разрушает социальное понимание полезности, потребностей, социальных и культурных форм их удовлетворения, а также необходимость потребительской стоимости. Применительно к которой Ж.Бодрийяр, рассматривая вопрос о «статусе» старинных вещей, отмечает характерную их особенность: «заколдовывать время и пережи­ваться как знак» в таком случае, старинная вещь не отличается от любого другого элемен­та и соотносится с ними всеми: «Поскольку же, напротив, она обладает меньшей соотнесенностью с другими вещами и выс­тупает как нечто целое, как некая наличная подлинность, то у нее появляется специальный психологический статус. Она переживается иначе. Именно в этом глубинная польза этой бес­полезной вещи».[iii]

Тягу к старинным ве­щам и предметам ручной работы Бодрийяр называет «своеобразным феноменом аккультурации», который заставляет уставших от потребления людей тянуться к знакам и символам, эксцентричным в про­странстве и времени по отношению к их собственной культуре. Императив, которому отвечают старинные вещи, становится императивом завершенного и совершенного «существа». Такой предмет становится мифологичным: время, в котором он живет – своего рода «однажды сбывшееся настоящее», что придает ему «корневой», «подлинный» характер.

Бодрийяр пишет о том, что функциональная вещь обладает эффективностью, ми­­фологическая вещь – завершенностью: «Знаменуемое ею со­стоявшееся собы­тие – это событие рождения. Я – не тот, кто живет сегодня (в этом мой страх), я тот, кто уже был раньше, согласно логике обратного рождения, знаменуемого мне таким предметом, который из настоящего устремлен в глубь времени; это и есть регрессия. Таким образом, старинная вещь выступает как миф о первоначале».[iv]

Ученый подчеркивает, что так называемая любовь к старине сходна по ряду признаков со страстью коллекционирования: и то, и другое являют собой «нарциссическую регрессию», «систему отмены времени», «воображаемое господство над рождени­ем и смертью». По его мнению, в проявлении потребности старинных вещей сле­дует различать два аспекта: ностальгическое влечение к первоначалу; обсессию подлинности. «И то и другое, по-видимому, вытекает из отсылки к рождению, каковую представляет собой старинная вещь в своей вре­менной замкнутости; действительно, всякая рожденность предполагает наличие отца и матери. Инволюция к исто­кам – это, разумеется, регрессия в материнскую утробу; чем более старинны вещи, тем более они приближают нас к не­коей оставшейся в прошлом эпохе, к «божеству», к приро­де, к первобытным знаниям».[v]

Подобная потребность в желании вещей рождает два противоположных процесса: старинная вещь стремится интегрироваться в современную культурную систему, из глубины прошлых времен создавая в настоящем «пустое времен­ное измерение», при этом, поскольку одновременно старинная вещь является индивидуальной регрессией, устремляется из настоящего в прошлое, прое­цируя на него «пустое измерение бытия». Таинство старинных вещей заключается, по мысли Бодрийяра, в следу­ющем: создавая ощущение прикосновения к знаменитому или могущественному, они хранят в себе «обаяние сотворенности», которое тождественно уникальности. «Стремление найти в произведении след творчества – будь то реальный отпеча­ток руки автора или же хотя бы его подпись, – это тоже по­иски своих родовых корней и трансцендентной фигуры отца. Подлинность всегда исходит от Отца – именно в нем ис­точник ценности. И старинная вещь являет нашему вооб­ражению одновременно и благородные родовые корни, и инволюцию в материнское лоно».[vi]

Таким образом, по мысли Бодрийяра, происходят поиски подлинности – «укорененности бытия в себе» порождают поиски алиби – ино-бытия. Функционирование любой обстановки и предмета уничтожает их, вещь нефункциональная осмысливается как «эмбрион, материнская клетка». Спустя некоторое время кажущийся необходимым предмет становится фетишем, превращаясь в культурный знак, в котором появляется символический контекст, с его помощью создается иная реальность.

Применительно к понятию симулякра нам представляется интересной следующая мысль Бодрийяра: «В этом фантазме, которым живет всякое всякое индивидуальное сознание, проецируемая деталь оказывает­ся эквивалентом моего «я», и вокруг нее организуется весь остальной мир. Это фантазм сублимированной подлиннос­ти, которая всегда кончается, не доходя до реальности (sub limina). Подобно реликвии, секуляризуя в себе ее функцию, старинная вещь осуществляет реорганизацию мира в виде констелляции, в противоположность его функционально-протяженной организации, в попытке предохранить от нее глубинную (очевидно, сущностно необходимую) ирреаль­ность нашей внутренней жизни».[vii]

Таким образом, удовлетворение некоей потребности символизирует собой таинство включения ценностного, вселенского смысла в замкнутый круг конкретного, завершен­ного времени. Переживание такого состояние у потребителя напоминает ему о детстве, о таящейся глубоко в подсознании «воспоминании» собственного пренатального существования, а возможно, погружает его на большие глубины – коллективного бессознательного.

Ж.Делез в книге «Различие и повторение» назвал современную культуру миром симулякров, в котором не переживается Бог, в отличие от всей предыдущей истории. В качестве примера он приводил четыре «лика» платоновской диалектики: отбор различия; учреждение мифического круга; установление обоснования; полагание комплекса вопрос – задача. В четырех «ликах» существует соотношение с Единым, которое, по мнению Ж.Делеза, «не следует смешивать с тождественностью понятия вообще; оно, скорее, характеризует Идею как “самое” вещь».[viii]

Делез считает, что различение одинакового и тождественного способно приносить плоды, но только в том случае, если «одинаковое преобразуется, соотносясь с различием». Вещи и существа, соотносясь друг с другом своим различным, вплотную подходят к разрушению их тождества. Таким образом, по мысли Делеза, платонизм включает в себя идею необходимости различения «самой вещи» и симулякров. Однако отличительной особенностью платонизма является отнесение различия к обоснованию, подчинение одинаковому, а также «мифическое опосредование». Отказ от данной концепции означает «отвержение примата оригинала над копией, образца – над образом», восславление царства симулякров и отражений.[ix]

В качестве подтверждения своих слов Делез приводит мнение П.Клоссовски, который писал о вечном возвращении, как о существовании каждой вещи в виде копии, скопление которых не оставляет места оригиналам. П.Клоссовски, называя вечное возвращение «пародийным», поскольку оно «квалифицирует все, чему позволяет быть (или возвращаться), как симулякр». Таким образом, симулякр определяется как признак или форма «сущего», притом, что «вечное возвращение» воспринимается как «сила бытия».

По мнению Делеза, когда идентичность вещей распылена, бытие ускользает, становится однозначным, начинает вращаться вокруг различного: «То, что есть или вернулось, лишено предварительно учрежденного тождества: вещь сведена к различию, раскалывающему ее, ко всем заключенным в ней различиям, через которые она проходит. Именно в этом смысле симулякр является символом, то есть знаком, поскольку он включает в себя условия своего собственного повторения».[x]

Симулякр наделяется способностью схватывать «конституирующую несхожесть вещи», которую он лишает образа. В том случае, если функцией вечного возвращения становится установление «различия между средними и высшими формами», существует сущностное различие между средними или умеренными позициями вечного возвращения, в качестве которых представляются как «частичные циклы», так и «глобальное возвращение». Делез считает, что вечное возвращение, почувствовав свою силу, не позволяет равному с ним существованию иного основания, которое разрушается либо поглощается самим вечным возвращением. С другой стороны, оно влечет за собой всеобщий крах содержания, сущность которого – в свободе «непосредственного содержания». Связь бессодержательного с необоснованным – своего рода, отражение бесформенного и высшей формы – и являет собой вечное возвращение.

Таким образом, согласно Делезу: «Любая вещь, животное или человек доводится до состояния симулякра. Тогда мыслитель вечного возвращения, который не дает вытащить себя из пещеры, но скорее найдет по ту сторону другую пещеру, такую, куда всегда можно сбежать, имел бы полное право сказать, что обладает высшей формой всего сущего, как поэт, «отвечающий за человечество и даже животных».[xi]

В заключение статьи акцентируем внимание на том, что управление в современной культуре можно охарактеризовать словами Делеза, как некий симулякр, особенностью которого является соотнесение различного с различным посредством самого различия. Такие системы, по его мнению, интенсивны и определяются интенсивными количествами, постоянно сообщающимися друг с другом. Такая коммуникация предполагает веру в частные свойства интенсивных количеств, которые могут быть разделены, но соответственно собственному порядку.

При этом, подобия представляются Делезу результатом функционирования данной системы симулякра, которую он описывает посредством следующих понятий: глубина, в которой образуются интенсивности; формируемые интенсивностями расходящиеся ряды или «поля» индивидуализации; посредник между ними – так называемый «темный предшественник»; внутренние соединения, порождающие движения; наличие пассивных мыслящих субъектов и так называемых «субъектов-личинок»; своеобразное формирование времени и пространства; способы формирования двойной дифференциации системы; своего рода, «упаковка», которая подтверждает стойкость всех предыдущих факторов.

Мы надеемся, что данная статья поможет позитивизировать многие из происходящих в современной культуре процессов, в том числе, преодолеть утратившие свою актуальность постмодернистские тенденции.



[i] Бодрийар Ж. К критике политической экономии знака. – М., 2003, с. 69.

[ii] Бодрийар Ж. К критике политической экономии знака. – М., 2003, с. 83.

[iii] Бодрийар Ж. К критике политической экономии знака. – М., 2003, с. 85.

[iv] Бодрийар Ж. К критике политической экономии знака. – М., 2003, с. 86.

[v] Бодрийар Ж. К критике политической экономии знака. – М., 2003, с. 84.

[vi] Бодрийар Ж. К критике политической экономии знака. – М., 2003, с. 89.

[vii] Бодрийар Ж. К критике политической экономии знака. – М., 2003, с. 89.

[viii] Deleuze C., Guattari F. Capitalisme et schizophrenie: L`Anti-Oedipe. – P., 1972, 318 р.

[ix] Deleuze C., Guattari F. Capitalisme et schizophrenie: L`Anti-Oedipe. – P., 1972, 318 р.

[x] Deleuze C., Guattari F. Capitalisme et schizophrenie: L`Anti-Oedipe. – P., 1972, 318 р.

[xi] Deleuze C., Guattari F. Capitalisme et schizophrenie: L`Anti-Oedipe. – P., 1972, 318 р.

КУЛЬТУРА В КОНТЕКСТЕ ГИПЕРРЕАЛЬНОГО МИРА

Автор(ы) статьи: Николаева-Чинарова Алевтина Петровна - доктор филос. н., РГУК им. С.А. Герасимова.
Раздел: Социальная культурология.
Ключевые слова:

Мир социума, мир культуры, гиперреальные события

Аннотация:

В концепции «позднего» Ж. Бодрийара, гиперреальные подобия заполоняют мир социума и культуры, вытесняя любые формы существования подлинности. Данная позиция позволила ученому обосновать причины происходящих в современном ему обществе процессов, в том числе, разработать свою теорию культуры.

Текст статьи:

Идеи сокращенного гиперреального мира в основу анализа современной культуры положены Ж. Бодрийаром: современная культура становится своего рода симулякром, предлагающим человеку моделируемый ею мир. Следует отметить, что перу Ж. Бодрийара принадлежит исследование культуры в контексте постмодернистской теории. В своих исследованиях ученый пользуется лингвистическими кате­гориями структуральной семиотики, в том числе, поня­тием «коннотации», дополнительного смысла, который социум приписывае­т знаку.[i]

Нам представляется очевидным сходство его концепции с идеями Р. Барта, который ранее пытался перенести методы семиотики на повседневность. Очевидно влияние Р. Барта и в упоминании известной мысли о ложной «натурализации» идеологических значений, о реальной природе, которая обретает знаковый характер природности. В поздних работах Ж. Бодрийар изменил свою концепцию, отказавшись от некоторых положений, в том числе, от идеи «технической реаль­ности» вещей, с помощью которой можно было обнаруживать так называемые «неподлинные подобия».

В концепции «позднего» Ж. Бодрийара, гиперреальные подобия заполоняют мир социума и культуры, вытесняя любые формы существования подлинности. Данная позиция позволила ученому обосновать причины происходящих в современном ему обществе процессов, в том числе, разработать свою теорию культуры.

Делез предполагает, что система неподлинной культуры предполагает одновременное наличие расхождения и смещения, соединения и разъединения, единственное совпадение существующих рядов – со всепоглощающим их бесформенным хаосом. Он пишет о том, что ни у одного ряда нет преимущества перед другими, ни один не обладает тождеством образца либо подобием копии. Ни один не противостоит другому и не аналогичен ему. Каждый состоит из различий и коммуницирует с другими посредством различий. Венчающие анархии заменяют иерархии репрезентации; кочевые дистрибуции — так называемые оседлые дистрибуции репрезентации.[ii]

В целях исследования процессов, которые происходят в управлении современной культурой, которая на наших глазах превращается в некое гиперреальное явление, необходимо остановиться на одном из базовых определений представителей философии постмодернизма – постмодернистском факторе среды и доверия. Так, Ж  Бодрийар отмечает, что современная культура превращается для потребителя продукции культуры в своеобразный фактор среды, создает иллюзию теплоты и доверия: «Подобно тому, как краски бывают не красными и зелеными, а теплыми или холод­ными, как определяющим показателем личности служит тепло­та или холодность, — так и вещи бывают теплыми или хо­лодными, то есть равнодушно-враждебными или же естественно откровенными, общительными, одним сло­вом «персонализированными».[iii]

Современная культура становится, своего рода, компенсаторным механизмом психической неустойчивости человека, который, в свою очередь, интериоризирует это, так называемое социальное «попечительство», которое  производит не только ма­териальные блага, но и иллюзию теплоты и доверия общения. Функцию «социальных попечителей» берут на себя сегодня те, те культурой управляет. Разумеется, социальное «попечительство» имеет своей целью «улучшение культуры», а говоря иными словами, рост прибыли для тех, кто ею управляет, но правильная «подача» информации как дара создает ощущение ее демократичности.

В данном случае мы имеем дело с игрой экранной культуры в «дар» и «доступность»: архаический ри­туал дара и подарка «накладывается» на наивные ожидания  ребенка, который привык к пас­сивному получению родительских благодеяний. С учетом того, что большинство наших современников недополучили родительской любви, сохранили в себе инфантильность, данный механизм оказывается очень действенным, но не следует забывать, что цель его – превращение коммерческих отноше­ний в личностные.

Таким образом, с помощью Ж. Бодрийара мы можем обозначить вторичную, но не менее важную функцию современной управления культурой: компенсировать и «врачевать» психическую неустойчивость и травмированность наших современников, предоставляя им «воображаемое удовлетворение», создавая  иллюзию его востребованности и значимости для общества. Ж. Бодрийар замечает: «Сквозь это сладостное воспевание вещей необходимо слышать истинный императив: «Смотрите: целое общество занято тем, что приспосабливается к вам и к вашим желаниям. Следовательно, и для вас разумно было бы интегрироваться в это общество». Внушение происходит незаметно, но целью его является не столько «побуждение» порабощение человека вещами, сколько подсказываемое таким дискурсом приоб­щение к социальному консенсусу: вещь — это род службы на благо общества, особое личностное отношение между ним и вами».[iv]

Сравнивая отношение к несущейся с экрана информации в странах Запада и Востока, можно прийти к выводу о том, что важным в данном случае, становится политическая обстановка в конкретных странах. Так, некоторое предубеждение жителей Запада против «граждан Востока» связано с недостаточным развитием в восточных странах экранной информации и возможности приобщения к ней широких слоев населения. Несмотря на это, принцип построения подобного типа воздействия на массы в странах и Запада, и Востока примерно одинаков: «благодаря» игровой функции он имеет своим следствием процесс регрессии, который тормозит процессы труда, производства, рынка и стоимос­ти, в том числе и продуктивного управления культурой.

В конечном счете, это приводит к отказу от приобщения к культуре, что влечет расстройство всей так называемой «вол­шебной интегрированности общества». В том случае, если потребитель продукции культуры не впускает в свою жизнь предлагаемую ему информацию и не ориентируется на систему ценностей, которую она предлагает, он доказывает, тем самым, ненужность всего социума и культуры, что, в свою очередь, становится тормозом их развития.   Конечным результатом такой системы отношений становится разобщение, которое достигает своей кульминации в современной культуре.

Эффективность управления современной культурой возрастает также за счет социального статуса, которым обладает практически любой образный и информационный знак, посылаемый культурой: варианты его прочтения, так или иначе, неизбежно ограничиваются теми или иными социальными и культурными рамками. Этот процесс обеспечивается тем, что предлагаемые знаки, даже в том случае, если говорят человеку о настоящей реальности, предлагают свои варианты ее той или иной интерпретации. Таким образом, восприятие «отсылается» к иллюзорной реальности, при этом, настоящая реальность нередко  «подается» так, будто эта реальность несуществующая.

Напрашивается вывод о том, что культура не дает современному человеку ни удовлетворе­ния его информационной, ни эмоциональной, ни иных потребностей, а становится следствием со­стояния, которое с ее помощью порождается: чувством собственной катастрофической нереализо­ванности. Одновременно с этим, потребитель ее продукции ощущает хроническую тревожность и возбуж­денность, рассогласование реальности и любое истинное представления о ней впоследствии травмирует его.

Чтение образов культуры Ж. Бодрийар уподобляет модному психологическому понятию – психодрамы, которая подразумевает истинные чувства  при переживании ложных ситуаций, все это становится средством воспитания массового потребителя продукции культуры, который вынужден оставаться пассивным и ждать, когда же на него обрушится изобилие образов. Этот процесс имеет своей конечной целью переключить внимание человека от истинной реальности к реальности нужной тем, кто управляет культурой, заставить его постоянно испытывать фрустрацию, чтобы, таким образом, поддерживать в нем чувство вины, блокирующее механизмы осознания того, что действительно с ним происходит. Чтение образов культуры способствует появлению готовности к восприятию новых информационных и эмоциональных образов,  которые, сменяя друг друга, гипнотизируют сознание.

Основной функцией обра­зов культуры становится устранение реального мира, что, безусловно, фрустрирует человека. Принцип реальности, который смещается либо искажается, превращается в постоянный рост желаний, которые увеличиваются до жажды зрелищ, требуя все больших и больших «абсурдно-регрессивных» переживаний. Отсюда становится понятной и глубокая согласованность между знаком и глобальным строем общества, культура не механи­чески несет в себе ценности этого общества, она более тонко «протаскивает» общественный строй (в его двойной ипостаси одаривания и подавления) посредством своей двойственной презумптивной функции.

Продолжая анализировать исследования современных ученых, посвященных культуре как некоей концепции гиперреального мира и управлении им, о перспективе культуры XXI века можно сделать вывод: сложившаяся в конце XX века система технотронной цивилизации не представляет основания для положительных изменений типа человека. Это будет человек-потребитель, постепенно теряющий социокультурные основания называться человеком разумным (homo sapiens), в тенденции эволюционизирующий к аналогу своего творения — роботу, ибо технотронная цивилизация — это, в конечном счете, эра роботов, превращающих современную культуру в симулякр.

При этом важно отметить, что управление системой социальных потребностей в культуре должно объединять и координировать сами ценности и потребности, но ни в коем случае, не манипулировать ими. Безусловно, управляющая систе­ма должна строго учитывать требования социальных, культурных и экономи­ческих законов, которые проявляются в определении цели, поиске пу­тей ее реализации, оценке результатов достижения. К числу основных законов, которые определяют социальное и культурное развитие, относятся законы социального развития, законы социальной мобильности, законы социальной стратификации и другие.

Итак, рассмотрим некоторые из законов, применительно к управлению как «несимулякру» в системе управления системой социальных потребностей. Как известно, категория закон относится к той же группе категорий, что и закономерность, как одни, так и другие, устанавлива­ют общие, существенные и необходимые связи между интересующими нас явлениями. Применительно к теории менеджмента понятие закономерность традиционно рассматривается как первоначальная формулировка закона в на­чале его теоретического исследования, основные положения те­ории управления как «несимулякра» способны раскрыть содержание теории современного менеджмента. К основным законам  управления как «несимулякра» следует отнести:

  1. Закон единства системы социального управления, обуслов­ленный культурными, политическими и экономическими условиями общественного развития. Системе социального и культурного управления органически присуще единство, определяющее основные процессы ее функционирования, характер форми­рования и развития.
  2. Закон пропорциональности управляемой и управляющей подсистем социальной и культурной системы, предполагающий рациона­льную соотносительность внутри них, а также между ними с целью обеспечения наиболее эффективного функциониро­вания этих подсистем.
  3. Закон оптимального соотношения централизации и децен­трализации функций социального и культурного управления. Уровень цен­трализации управления меняется в процессе общественного и культурного развития, данное изменение является законом управления, применительно к любой его сфере и типу.
  4. Закон участия различных слоев населения в социальном и культурном уп­равлении, в повышении его эффективности и ответственно­сти, поскольку общественное и культурное производство материальных и духовных благ неизбежно должно быть подчинено цели удовлетворения потребнос­тей населения.

Отметим, что система любого управления,  как социального, так и культурного еди­на, что проявляется: в неразрывной цепи отношений управ­ления от высших органов административно-государственно­го управления до низших его звеньев. Отметим также, что в единстве социаль­ного управления всеми составными частями глобальных це­лей и интересов общества; в единстве основных функций и методов менеджмента. В том случае, если все составляющие грамотно учитывают социальные и культурные потребности каждого из звеньев цепи, подобной системе управления не грозит превратиться в гиперреальность. Подытоживая данную статью, подчеркнем, что мы считаем весьма полезным для современной экономической теории «профильтровывать» некоторые из современных положений применительно к области управления сквозь призму постмодернизма.



[i] Бодрийар Ж. Система вещей. – М., 1995.

[ii] Deleuze C., Guattari F. Capitalisme et schizophrenie: L`Anti-Oedipe. – P., 1972.

[iii] Бодрийар Ж. Система вещей. – М., 1995, с. 184.

[iv] Бодрийар Ж. Система вещей. – М., 1995, с. 189.

ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИХ ПАМЯТНИКОВ В СОВРЕМЕННОМ ПРОСТРАНСТВЕ И ИХ ВОЗДЕЙСТВИЕ НА СОЦИУМ (КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ)

Автор(ы) статьи: Калита Светлана Павловна, кандидат культурологии, доцент кафедры теории и истории культуры Российского университета дружбы народов (РУДН), Москва. Директор Центра культурного наследия и инновационных проектов в культуре и образовании РУДН
Раздел: Социальная культурология.
Ключевые слова:

артефакт, военно-исторический памятник, коллективная память, танк, социум, прошлое, забвение, напоминание.

Аннотация:

В статье рассматривается бытование и функционирование в социуме одного из наиболее распространенных видов военно–исторического памятника – танка. Выделяются общие особенности, характерные для разных видов памятников и уникальные характеристики, присущие только конкретно этому виду памятников, а также изучается его символическая составляющая.

Текст статьи:

 

Впереди колонн,
Я летел в боях,
Я сам нащупывал цель,
Я железный слон,
И ярость моя
Глядит в смотровую щель.

………………..

И  занял я тихий
Свой престол
В весеннем шелесте трав,
Я застыл над городом,
Как Христос,
Смертию смерть поправ.

(Анчаров М.  (Баллада о танке

 «Т-34», который стоит в чужом городе на высоком красивом постаменте)
«26 октября 2006 года во время выступлений оппозиции в Будапеште демонстрантам удалось запустить  двигатели музейных экспонатов — Т-34-85 и БТР-152 и использовать их в качестве военной техники в ходе столкновений  с полицией.»

( Из новостей) 

 

Целью данной статьи является рассмотрение бытования, без преувеличения,   самого распространенного вида военно–исторического памятника – танка. Попытки автора классифицировать ипостаси артефакта данного вида не претендуют на полноту, ибо, по меткому замечанию О.В Ромах,  Т.С. Лапиной, «Любая классификация приблизительна, она в чем-то омертвляет (препарирует) реальность и что-то в нее укладывается с трудом, но, как верно считается, пусть и не совсем совершенная и не полностью завершённая классификация помогает нам понять действительность, правильнее действовать, а ее наличие все же лучше, чем вообще отсутствие таковой (классификации) [ 1, с. 57 ] «.

В современном памятниковедении считается, что есть два вида памятников – «памятник-подлинник» и «памятник-символ», отличающиеся тем, что  «памятник-подлинник» – это результат исторического действия, его разрушение ведет к утрате реальных следов исторического события, а  памятник-символ, или памятник-знак сооруженных в память о событии уже после того, как оно свершилось, может быть улучшен, изменен, перенесен на другое место и т.д. [ 2, с.7 ] В таком случае танк как памятник выступает  в  этих двух   ипостасях: он является  и подлинником, и символом. Танк,  пребывая в настоящем, сохраняет и удерживает в настоящем прошлое, демонстрируя потенциал будущности. Практически в каждом крупном российском  городе на площади или перекрестке, перед музеем, на месте былого сражения, на участках шоссе. К ним привыкли, их воспринимают как часть городской среды,  пространства,  но  не только: такой  танк – не просто танк как таковой, он означает  не только себя как боевую  машину тяжелого класса, а нечто более значительное. И когда вдруг вспыхивает дискуссия по проблемам  переустройства пространства, нового строительства или переносу монументов, горожане (не только ветераны) проявляют достаточно лояльное и заинтересованное  отношение к этому виду монумента, а когда  это необходимо – встают на защиту « наших танков».   Танков, которые стали памятниками. Потому что  памятники – это не просто предметы. Это -  элементы социальной памяти общества, через которые передаются определенные культурные образцы, нормы, традиции, обряды, а также ментальные послания последующим поколениям. И вновь пришедшие поколения,  даже еще не «считавшие» еще эти послания, хранят их до времени, интуитивно ощущая их важность.

По мнению М. Хальбвакса,  движение социальной жизни неизбежно влечет за собой изменение рамочных конструкций, определяющих память о прошлом: «припоминание» или «забвение» тех или иных исторических событий. Именно постепенное «свыкание с пугающим чуждостью историческим прошлым», преодоление разрыва между «живой» памятью и историей и обусловливает формирование исторической памяти. Причем это «свыкание» представляет путь, пролегающий через концентрические круги, образуемые семьей, социальными связями родственников, дружескими отношениями, а более всего — открытием исторического прошлого благодаря памяти о предках[ 3, с.111 ]  . И танк в качестве памятника  в послевоенном социуме является олицетворением  и одновременно  средством подобного «свыкания», выступая своебразным связующим звеном между военным, послевоенным и после-после- послевоенным  поколениями.

Широко известно афористическое изречение академика Д. С. Лихачева,  что памятник  — это  своеобразно закодированный «документ своей эпохи». А если это так, то код танк понятен и свободно читается разными поколениями. Танк представляет,  репрезентирует сам себя и через самого себя в сжатом, образном и фигуративном виде целый пласт истории – военной истории.  И в этом  (а не только в мощи и в броне) его сила. Танк, демонстрируя себя и войну через себя, выступает  особым способом трансляции социально значимой  героически окрашенной информации, в контексте которой фиксируется, осознается, оценивается, переживается прошлое, настоящее и будущее. По мнению Ф. Анкерсмита, только после того, как нация, сообщество, культура или цивилизация получили «возвышенный исторический опыт», прошлое и его осознание становится неотвратимой реальностью. «Прошлое для них является такой же частью их самих, как наши конечности являются частями наших тел — и забвение прошлого станет тогда чем-то вроде интеллектуальной ампутации» [ 4, с.14 ] .

Особенности танка как памятника

Танк – прежде всего памятник о войне и событиях, связанных с войной. Считается, что военно-историческим памятникам « присущи противоречивые функции для поддержания наднациональности, и, одновременно, сопричастности к национальной славе, которые превалируют над эстетическими аспектами их рецепции. В связи с этим военные памятники воспринимаются не столько как символы, сколько как объекты, обеспечивающие связь прошлого, настоящего и будущего в рамках таких духовных субстанций как национальная гордость и национальное самосознание.» [ 5, с.14 ] . Танк как памятник отличается одновременностью  конкретности идеи (это танк , и точка!) и высокой степенью обобщения (символизирует все танки, танковую мощь), военную силу ( символизирует не только танки, но военную технику в целом).

По мнению  Н. Дьячкова,  «памятники истории и культуры – одна из функций элементов предметного мира культуры, выделяемая людьми для осуществления передачи общественно значимых культурных и технологических традиций из прошлого в будущее». [ 6, с.43 ] . Эта функция выполняется танком очень наглядно, ведь памятник обладают стабилизирующей функцией в обществе и является основой формирования исторически конкретного индивидуального сознания, включающего нравственный, эстетический и эмоциональный компонент. Согласно концепции Н. Дьячкова,  все памятники истории и культуры являются частью более крупного множества – предметного мира культуры, а каждый элемент множества одновременно может  отражать конкретную человеческую деятельность и выступать носителем культурной традиции. Культурная  традиция, заключенная в элементах предметного мира культуры, проявляется лишь при трех условиях: во-первых, предмет должен обратить на себя внимание человека; во-вторых, человек должен быть способен прочитать его историю; в-третьих, человек должен включить предмет в контекст жизни своего времени. Танк как памятник отвечает  всем этим условиям.  К тому же еще

1) Танк обладает важным для памятника свойством – аттрактивностью (или привлекательностью). Танк привлекает глаз где бы он не стоял и абсолютно конкурентоспособен  с  любыми другими стоящими рядом объектами – будь то дерево, дом, фонтан и т.д.  Глаз смотрящего останавливается на танке, мозг смотрящего фиксирует танк, память смотрящего делает зарубку: танк. И глаз его узнает ( может, и не атрибутирует детально ( марка, время и т.д.) но базовая характеристика – танк, а не что-то другое – всплывает мгновенно.

2)  Танк как памятник понятен и прост для восприятия. Он представляет себя и всем своим видом говорит — это я, танк. Силуэт танка знаком всем — от дошкольников до пенсионеров. В азбуках и букварях для дошкольников букву «т» олицетворяет танк, большое количество игрушечных танков в отделах игрушек и в компьютерных играх в реальном и в виртуальном пространстве  бытуют в современном сознании.

4) Танк напоминает о боевом прошлом  страны в целом и  данной территории в частности. Именно  на этом месте, в годы войны, такие танки — реконструкция событий.  (Передний край обороны Тулы  маркирован танком.  Оборона подступов к Москве, место  будущего  Зеленограда – маркировано танком  и т.д.  На таких  местах ( их много по   стране) танки установлены в  послевоенное советское время и стоят  по сей день  К  ним привыкли, возлагают венки, цветы, приезжают свадьбы.

5) Бывает, что и не обязательно  на этом месте  были события   с участием подобной техники.  Но вот поставили и… привыкли. Убирать – не дают. Как,  например, в Екатеринбурге в  микрорайоне Комсомольском, районе ЖБИ, где военная техника была установлена еще в период застройки района в 80-е годы прошлого века  и принадлежала Молодежному жилищному комплексу.  Спустя более  двадцати лет после установки на этом месте танков  некая компания,  собиравшая военную технику якобы с целью организации музея, пыталась забрать  танки с этого места. Но жителям района (кстати, пример самоорганизации гражданского общества ради конкретной, сплачивающей сообщество идеи)  подобное обращение с « их» танками показалось  неприемлемым. Жители района стали активно « защищать» свои танки. Они  блокировали выезды уже погруженных танков, преграждая путь своими собственными автомобилями,  требовали документы, выискивали инициаторов данной акции, привлекали общественность, СМИ. В результате танки остались там, где были поставлены в советское время. Грозная боевая машина, ставшая памятником, оказалась под защитой мирного населения, и мирно население, выдержав натиск, защитило танк!

6) Памятник  -танк – достопримечательность конкретного  места, рядоположенный с другими достопримечательностями. Он представлен на туристических схемах ,вовлечен  в туристические маршруты, является объектом экскурсионного показа и достаточно частого детального непосредственного осмотра.  Большой, объемный,  узнаваемый, можно трогать руками, залезть, грозный, но не страшный – часть среды.

7) Танк — не диковина. Но именно в его узнаваемости – его сила.  Много по всей России, узнаваемо –«Наш танк», «Такой как в нашем городе».

1.Танк в городе.  Любому городскому памятнику   изначально вменен определенный эстетический и идеологический смысл, при этом памятник, в отличие, например,  от здания,  лишен узко-прагматической функции: в нем не живут, его не используют, в крайнем случае, его использую как фон для фотографирования.  В памятнике прошлое и предложенная его авторами  репрезентация  прошлого влияет на коллективное историческое сознание. И ,собственно, поэтому танк-памятник, как правило,   размещается на официальных городских пространствах. При этом памятник-танк  в городской среде встраивается  в  конкретное архитектурно-пространственное или природное окружение. Практически везде памятник-танк стоит  не в закрытых, укромных, « интимных» а напротив, людных,  общественных местах — на улицах и площадях городов, в парках, на развязках дорог, шоссе,  подъездах к городу и т.д. Лаконичность и некоторая величавость форм соединяются в танках с долговечностью материала.  Особенность танка как памятника: танк — это не художественное произведение, а конкретный предмет — грозная боевая машина, поменявшая свое   функциональное назначения, изъятая из первоначального обихода и превратившаяся в памятник. Что изготовляется специально под памятник-танк  — это пьедестал, подставка, место,  на которое танк устанавливается.  Но все это — вторично, ибо основополагающая категория в этом ансамбле — танк.

1.2.Танк в музее.   Мемориальные « танковые объединения»  и отдельные танки-памятники. Это  музейные комплексы военно-исторической тематики, которые объединяют военную технику, где есть один, несколько или более танков. Танки в качестве памятника хранятся в составе музейных собраний и поодиночке.  Например, музеи, где в составе целые коллекции танков, большие или малые. В качестве примеров, иллюстрирущих  данный тезис и не претендующих на полноту охвата, можно назвать следующие ( именно примеры, иллюстрирующие тезис, а  не перечни):

 Музей  танка Т-34 ( Московская область, Мытищинский район ) Как его называют, «маленький музей, посвященный большому танку», из названия видно, что именно  танк является главной концепцией  и  главным экспонатом данного музея.

Музей-диорама «Прорыв блокады Ленинграда». Пос. Марьино Ленинградской области. В этом музее, посвященном конкретному военному событию, представлены танки КВ-1, БТ-5, Т-38, Т-26 и др.  

 Историко-культурный и природный комплекс Бородинского поля. В  комплексе с другими воинскими атрибутами разного времени и разных военных действий поставлен  памятник-танк воинам 5 армии, установленный в 1971 г.

            Бронетанковый музей в Кубинке. В составе экспозиции не только целые танки, но и их фрагменты. Например, в  составе композиции памятника погибшим танкистам — башня танка Т-70М.

Танк Т-70М имеется в музее Великой Отечественной войны в Москве. Также Т-70 имеются в военных музеях в Киеве, Орле, в техническом музее в Тольятти, музее в Познаньской цитадели (Польша), а также в финском танковом музее в Парола (у финского экспоната нет пушки). В качестве памятников «семидесятки» установлены в городах Великом Новгороде, Нижнем Новгороде, Волгограде, Днепропетровске, Ужгороде, Мелитополе, Харькове, Каменске-Шахтинском, Бахчисарае и Нежине. Есть они и в ряде меньших по размеру населённых пунктов — Красном Осколе, Константиновке, Езерище и Варшавцах. Как примеры одинарных танков ( монопамятников) можно рассматривать все нижеописанные примеры.

3.Танк как исторический источник. 1. Танк как маркер  военных действий конкретных территорий. На конкретных территориях шли военные действия. И спустя время  те же самые и ли того же типа машины установлены там. Таким образом маркируется мемориальное пространство военных действий. В качестве примера (в реальности этих  примеров значительно больше!)  можно рассмотреть:

Тула. Танк – на месте переднего края обороны Тулы в 1941 году. Тула всегда защищала Москву с южных рубежей, начиная со времен татаро-монгольских нашествий. И во время военных действий 1941 года Тула тоже выполняла  миссию южного форпоста столицы.  Теперь на этом месте – мемориальный знак и танк.  Тула.11.111W11111111 111111Каменск-Шахтинский Ростовской области. Танк-памятник «Т-70» был установлен здесь в составе  Мемориального  комплекса 9 мая 1971 г.  Этот танк был  подбит фашистами в январе 1943, когда шли бои загород.  В боях участвовали 23-й танковый корпус генерал-майора Е.Г. Пушкина, 169-я танковая бригада полковника А.П. Кодинца, передовой отряд 3-й танковой бригады.

Ропша Ленинградской области.  Танк, стоящий в Ропше  -  танк  КВ-1. Это первый танк,  ворвавшийся   Ропшу и  подбитый немецкой противотанковой артиллерией. Танк после войны был поднят из болота и поставлен на постамент.  На танке установлена мемориальная доска: «В этом районе 19 января 1944 года танкисты Ленинградского фронта, наступавшие из района Ораниенбаума и из района Пулково, сомкнули стальное кольцо вокруг группировки фашистских убийц, обстреливавших из артиллерии город Ленинград».

Москва, Строгино, ул. Катукова — Танк (САУ) — памятник полигону ВОВ в Строгино.  Этот танк  затонул в болотах, которые во время войны были в этих местах. После военных действий  танк был  вытащен  из болота и водружен как  памятник.

4. Территории -  « родины»  танков. Территории, на которых не было военных действий, но  которые имели  прямое отношение к непосредственному производству танков, были «родиной» боевых машин, отправляющихся на фронт.

Барнаул.  Площадь Победы,  танк-памятник Т-34 установлен  в 1995 году. В начале войны в Барнауле функционировал завод № 77 Наркомата танковой промышленности        ( Трансмаш), выпускающий танковые двигатели.

 Нижний Новгород. Памятник – танк Т-70  установлен    на территории мемориала с вечным огнем в сквере в центре города  на пересечении пр. Ленина и пр.Кирова.

Танк Т-70 является  лёгким танком, разработанным осенью  1941 года на Горьковском автомобильном заводе под началом  Астрова Н.А., ведущего разработчика  отечественной линейки лёгких танков того времени. Уже в начале  1942 года Т-70 был принят на вооружение  армии. В то же время  было организовано его  серийное  производство  на нескольких машиностроительных заводах страны, продолжавшееся

до октября 1943 года. Потом на его базе стали выпускаться самоходно-артиллерийские установки СУ-76. Всего было произведено более восьми тысяч танков данной модификации.

5. Танк – памятник труду.  На этих   территориях не было военных действий и они не имели прямого отношения к производству танков, но танки, стоящие там  –  символы труда и патриотизма граждан, работавших и осуществлявших  сбор  средств на покупку танка для фронта. В качестве иллюстраций  — следующие примеры.  Пенза.  Танк Т-34  « Пензенский комсомолец».  На собранные пензенскими комсомольцами средства была построена и отправлена на фронт танковая колонна, состоящая из Т-34.  В 1981 году в Пензе напротив краеведческого музея установлен   танк Т-34 из колонны «Пензенский комсомолец»,  образца 1938 года. Иркутск.  Комсомольцы Иркутской области во время Великой Отечественной войны собрали деньги, на которые  была построена первая танковая колонна в количестве 8 машин из  Иркутска. Танк, который сейчас на постаменте в Иркутске, никогда не состоял в колонне «Иркутский комсомолец», но прошел  боевой путь  с честью и окончил его в Праге. Из 8 « иркутских» танков все остались на полях сражений. Киров.  «Кировчане-фронту». В городе стоит  Танк Т-34 —  памятник героическому труду «Кировчане-фронту»

5. Танк в странах СНГ. С этими территориями сейчас другие отношения, но танки там стоят. До сих пор. Например,  в  Эстонии поставленный в 1970 году танк Т-34″ поставленный  в память о форсировании советскими войсками реки Нарова 25-26 июля в ходе Нарвской наступательной операции Ленинградского фронта в 1944 году. Кстати,  «Нарвский танк» – это,  пожалуй,  единственный оставшийся  памятник времен Великой Отечественной войны а территории Эстонии. В Украине стоят танки в Харьковской,  Донецкой, Черниговской, Днепропетровской, Киевской, Запорожской и других областях, а также в Крыму.

6. Танк как объект экскурсионного показа. Если в городе есть, танк, то , как правило, он является объектом экскурсионного показа и включается  в обзорные ( и многие тематические)  экскурсии. С точки зрения объекта экскурсионного показа и, соответственно, объекта экскурсионного осмотра, танк очень показателен. Во-первых, танк, как правило, расположен на относительно больших площадках и площадях, виден издалека. Во-вторых, как правило, вокруг танка — соответствующее ему пространство, позволяющее разместить экскурсионную группу. В-третьих,  танк приковывает внимание и мимо него трудно провести экскурсию, не отвлекаясь на него ( экскурсанты все равно его замечают, норовят прочитать таблички, сфотографироваться на его фоне и т.д.) Поэтому опытные экскурсоводы включают танк в экскурсионный маршрут, а неопытные, по каким-то соображениям это не сделавшие, но проводящие группу мимо, вынуждены находить всевозможные уловки  и увиливать от вопросов о  танке и ждать отбежавших к танку экскурсантов.

7. Танк как арт-объект.  Памятник – это составная часть культурного наследия страны, а  «материальное культурное наследие (как, впрочем, и духовное) представляет из себя прежде всего сложную социокультурную систему, подчиненную синергетическим законам, активно взаимодействующую со средой и временем и несущую, определенную, меняющуюся во времени и пространстве информацию» [ 7, с.153 ].

Таким образом, танк как памятник активно функционирует в современном обществе,  выступая в самых разнообразных ипостасях.  Причем многообразие способов его бытования в  социуме  демонстрирует многослойность  семиотических смыслов и  интересные возможности их дальнейшего прочтения.

                                           

Библиография

 

1.Ромах О.В., Лапина Т.С. Сущность и природа культурных артефактов //
Аналитика культурологии. 2010. № 17. С. 55-59

2. Кирьянов И.Я. Классификация, принципы отбора и выявления памятников трудовой славы советского народа / И. Я. Кирьянов // Памятники трудовой славы советского народа: [тез. докл. к областной науч.-методич. конф.]. Горький, 1979.

3. Хальбвакс М. Коллективная память. М., 1997.

4. Анкерсмит Ф. Возвышенный исторический опыт. М., 2007.

5. Шухободский  А.Б. « Статус памятника истории и культуры в современной России». Автореферат  дисс.к.филос. н., СПБ, 2012.

6. Дьячков А. Н. Памятники в системе предметного мира культуры // Памятник и современность: Вопросы освоения историко-культурного наследия: сб. научн. тр. М., 1987. С.41-48

7. Лисицкий А.В. Культурное наследие как ресурс устойчивого развития: Дис… канд. культурологич. наук. М., 2004.

СОЦИОЛОГИЯ РОССИЙСКОЙ КИНЕМАТОГРАФИИ ЭПОХИ СОЦИАЛИЗМА

Автор(ы) статьи: Лубашова Наталия Ивановна, д.ф.н., профессор кафедры теории и истории культуры Краснодарского государственного университета культуры и искусств
Раздел: Социальная культурология.
Ключевые слова:

культура, кинематография, социология кино, советский кинозритель, кинорепертуар.

Аннотация:

В статье в исторической ретроспективе рассматриваются вопросы изучения отечественной кинематографии в контексте социологического знания.

Текст статьи:

Социологическое изучение кино начинает в советской России  получает  распространение уже в 20-е гг. ХХ в. Так, например, в «Киножурнале АРК» (АРК – Ассоциация революционной кинематографии) с 1925 г. велась рубрика «Вопросы социологии кино». Здесь постоянно публиковали результаты своих исследований и полемические заметки по вопросам социологии киноискусства А. Дубровский, М. Зарецкий. Н. Лебедев и др.

Особым явлением социологической киномысли 20-х гг. XX в. являлся знаменитый труд Р. Егиазарова и А. Трояновского «Изучение кинозрителя» (1928 г.) [1]. В нем авторы сделали первые попытки определения советского зрителя и его культурных интересов в области кинематографии.

Появление звука в отечественном кино  в 30-е  гг. ХХ в. перевернуло зрительское отношение  к экрану. Его осмысление, принятие и неприятие стали аспектами  и социологического изучения. Однако работ по этой проблематике до наших дней почти не дошло, а сохранившиеся скупые архивные источники  носят информативный характер. Основное же внимание обращалось на техническую сторону звука в фильме, на  актера, заговорившего со зрителем.

В 40 – 50-е гг. ушедшего столетия социология отечественного кино также не была самостоятельной сферой научной мысли. В основном ее некоторые проблемы рассматривались в рамках отдельных киноведческих исследований. Середина ХХ в. – достаточно сложный период в отечественной истории и истории науки социологии. В частности, долгое время  советским государством не признавалась мировая наука социология. Так, например, в 1953 г. Отделом науки и культуры ЦК КПСС было принято решение о нецелесообразности участия советских ученых в работе II Всемирного конгресса социологов (август 1953 г., г. Льеж, Бельгия). Однако уже в  августе 1955 г. советское  руководство согласилось направить группу советских ученых на III Международный конгресс социологов в г. Амстердам (Голландия), подготовка к которому длилась более года: подробно рассматривались и утверждались информация о конгрессе, персональный состав советской делегации и темы докладов, неоднократно в ЦК КПСС давались справки – объективки и характеристики на будущих участников. Наконец в 1958 г. Комиссией ЦК КПСС по вопросам идеологии, культуры и международных партийных связей было принято  Постановление «О создании Советской социологической ассоциации и вступлении ее в Международную социологическую ассоциацию», которое позволило расширить интеграционные научные связи с зарубежными коллегами (например, участие в IV Всемирном конгрессе социологов в г. Стрезе, Италии, 1959 г., V Международном социологическом конгресс в  г. Вашингтоне, США, 1962 г. и др.) [2, с. 18 – 23].

В 60-е гг. – годы исторической «оттепели» – в  СССР с быстрым развитием общественных наук вопросы социологии киноискусства стали актуальными и востребованными обществом. Большой научный вклад в этот исторический период внесли: лаборатория социологических исследований кино Научно-исследовательского кинофотоинститута (НИКФИ); отдел исследования проблем массовой информации и социологии кино Всесоюзного научно-исследовательского института киноискусства (ВНИИК) Госкино СССР; лаборатория «Кино и зритель» Управления кинофикации Исполкома Моссовета и другие  научные учреждения.

Один из старейших советских ученых – киноведов Н. А. Лебедев продолжал плодотворно заниматься и вопросами социологии кино. В 1969 г. вышла его работа «Кино и зритель», где он дал характеристику основным группам кинозрителей:

– дети (дошкольники, младшие школьники);

– подростки (16 – 17 лет);

– всеядные;

– поклонники развлекательного кино;

– зрители, воспитанные на классике и современном киноискусстве;

– зрители с большим диапазоном эстетических интересов;

–  киноснобы [3].

Далее Н. А. Лебедев выделил четыре системы продвижения и показа фильмов, которые в 60-е гг. XX в. были достаточно смелыми и экспериментальными, а именно:

1. Система коммерческих кинотеатров.

2. Система телевизионных кинотеатров.

3. Система специализированных кинотеатров.

4. Система школьных кинотеатров.

Н. А. Лебедев придавал особое значение школьной киноаудитории, поскольку система школьных кинотеатров являлась, по его мнению, самой убедительной системой приобщения детей и подростков к киноискусству, и может обеспечивать полноценное художественно-эстетическое киновоспитание.

В 70-е гг. XX в. в советской социологии кино, в рамках исследования социально – демографической структуры кинозрителя, большую научно- исследовательскую популярность имели частные проблемы, например:

– типология кинозрителя;

– структура и динамика зрителя;

– характер отношения разных социальных групп к киноискусству;

– мотивы посещения кинотеатров;

– структура свободного времени и кино.

Данными проблемами весьма успешно занимались киноведы и социологии российского кино, такие как С. А. Иосифян, И. Н. Гращенкова, М. И. Жабский, Л. Н. Коган, И. С. Левшина, И. А. Рачук и др. [4].

Исследования типологии советского кинозрителя в начале 70-х гг. ХХ в. предпринимали социологи А. Л. Вахеметса и Ю. Н. Семенов, выдвинувшие свою последовательную классификацию зрителей:

– нормативно-ориентированный кинозритель;

– проблемно-ориентированный кинозритель;

– кинозритель, ориентированный на «престиж культуры»;

– эстетически-ориентированный кинозритель;

– «патетический кинозритель»;

– «сентиментальный кинозритель»;

– кинозритель, ориентированный на развлечение;

– кинозритель, ориентированный на приключения [5].

Нетрудно заметить, что классификация кинозрителя Вахеметсы – Семенова построена на оценках поведения зрителя, причем эти оценки исходят от абстрактной схемы функционирования киноискусства в советском обществе 70-х гг. прошлого столетия.

По определению ведущего социолога кино этого периода Н. А. Хренова, «как и всякую науку, науку о кино определяет не только объект, но и предмет. Если относиться к кино как к объекту изучения, то оно может одновременно изучаться не только историей, теорией культуры, искусствознанием, но и социологией. У этих наук будет один и тот же общий объект –  создание, функционирование, восприятие и воздействие кино» [6, с. 273 – 333].

Рассматривая, с точки зрения социологии кино, процессы в отечественной кинематографии Н. А. Хренов в своей работе «О комплексном изучении кино (К истории вопроса)» касался следующей тематики:

– методологические аспекты истории публики;

– социально-психологический аспект взаимодействия кино и публики;

– изучение восприятия фильма;

– осознание кино как особой формы общения;

– рассмотрение кино в рамках теории культуры;

– развлекательные функции кино и др.

В 80-е гг. ХХ  столетия системный подход к киноискусству позволил увидеть перспективы нового этапа развития отечественной социологии кино. Продолжали активную научно-исследовательскую деятельность М. И. Жабский, С. А. Иосифян, И. С. Левшина, Н. А. Хренов, появлялись новые имена в отечественной социологии кино – Г. М. Лифшиц, И. П. Лукшин, И. В. Кокарев и др.[7].

Важнейшей научной дискуссией этого периода считается проблема киновоспитания, кинообразования и кинопросвещения. Ведущие советские ученые И. В. Вайсфельд, И. С. Левшина, С. И. Пензин, Ю. В. Усов, а также пионеры кинообразования в СССР О. Баранов, Ю. Рабинович, Л. Раудсепп, Е. Захарова, В. Рудалев, Е. Жаринова и многие другие в своих исследовательских трудах и на страницах научных изданий выдвигали методики кинообразования в школе, различные модели эстетического киновоспитания и кинопросвещения. В отдельных регионах страны внедрялись и адаптировались авторские системы кинообразования, киновоспитания и кинопросвещения.

Однако были и активные оппоненты этого процесса. Так, например, Г. Р. Масловский утверждал, что школьное кинообразование во многом дублировало учебные программы ВГИКа, многие анализы фильмов построены с искусствоведческих позиций. Он и его сторонники утверждали, что «принцип киноведческого анализа не может быть основой метода школьного кинообразования, т. к. надо готовить не специалистов в области кино, а воспитывать высокую культуру художественного восприятия, открывать путь к эстетическому переживанию кинопроизведения, вводить в мир искусства непосредственно» [8, с. 100]. Сторонники кинообразования убедительно возражали: «Школьникам необходимы знания в области истории и теории кино. И такие знания не  самоцель, а средство, без которого невозможно формировать просвещенное восприятие, прививать школьникам кинограмоту, а затем и кинокультуру (Ю.Н. Тынянов)» [9, с.101].

В 90-е гг. XX в. российской социологией кино осваивался новый комплекс проблем, а именно:

– аспекты взаимодействия кинематографии и зрителя с точки зрения изменившейся истории, процессов социального общения;

– специфика и условия производства кинофильмов в постсоветском пространстве;

– подготовка творческих кадров;

– прогнозирование развития российской кинематографии и др.

В начале последнего десятилетия XX в. отдел социологии НИИ киноискусства разработал, а с 1994 г. проводил крупномасштабные научные социологические исследования по изучению российской детской киноаудитории. Перед отечественными учеными постсоветского пространства были поставлены сложные задачи, поскольку российское кино уже носило противоречивый характер: с одной стороны, оно должно было решать проблему зрелищности фильмов и повышения кинопосещаемости, с другой – выполнять свой социальный заказ – воспитывать политически и граждански зрелое молодое российское поколение.

Проведенные в 1995 г. С. А. Иосифяном и В. А. Петровским социологические исследования показали, что 72% школьников вообще за политикой не следят, 25% – получают информацию о политической жизни страны по телевидению, радио и из газет [10, с. 83 – 85].

Далее авторы отметили:

  1. Абсолютное сокращение детьми кинопосещений, хотя детская аудитория 70 и 90-х  гг. ХХ в., по их мнению была неизменной и составляла 6 – 7%  – дети  и  14-20% – подростки.
  2. Посещаемость кинотеатров была следующей: 50% детей ходили     смотреть фильм 1 – 3 раза в месяц;  около 20%  –  4 – 5 раз в месяц; 6 – 7% более 5 раз в месяц; 23 % детей и подростков  в течение месяца вообще не были в кино.
  3. Важнейшими причинами снижения посещаемости кино были –  высокие цены на билеты (46%) и высокий уровень криминогенности (18%) [11, с. 85 – 87].

Если первые социологические исследования проблем российской кинематографии 90-х гг. ХХ в. (С. А. Иосифян, В. А. Петровский, Н. А. Хренов и др.) в основном касались «внешних» видимых изменений – констатация падения посещаемости кинотеатров, изменение социального состава кинозрителей, сокращение выпуска отечественных фильмов, – то результаты социологических исследований  уже середины 90-х гг. показали резкий внутренний переворот ценностного мира отечественного зрителя, особенно, молодого. Главной причиной, по мнению социолога Л. Д. Рондели, был кинорепертуар. Являясь автором исследования проблем  школьного репертуара, проводимого на базе одного из московских кинотеатров, он пришел к следующим  результатам:

1. В 1995 г. из 328 фильмов,  просмотренных за год детьми и взрослыми в одном потоке 18% составили боевики, 14% – историко-приключенческие и  фантастические фильмы, 12% – эротика, 10% – комедии, 7% – эротические комедии, 5% – боевики-детективы.

2. Во всех просмотренных фильмах  доминировали  следующие главные  ценностные ориентиры киногероев: секс (70%); физическая сила и оружие – средства достижения цели (40%); деньги и богатство важны более чем сохранение жизни (14%); месть как средство восстановления справедливости (10%) [12, с. 92 – 94].

Л. Д. Рондели своими цифрами уже тогда доказывал ученым и практиками отечественного кинодела, что такие фильмы, размывают грань между киновымыслом и реальной жизнью, показывают искаженный ценностный мир, где « подлинные ценности – не столько истина и закон, добро и справедливость, сколько  грубое насилие, сверхъестественная сила и оружие, знание боевых искусств и т. д.» [13, с. 93 – 94].

Возвращаясь к опыту и урокам киноистории России, доктор социологии, заведующий сектором социологии кино НИИ киноискусства Роскомкино М. И. Жабский в исследуемый период выявил  другую проблему – соотношение выхода на отечественный экран собственно российских фильмов и зарубежных.

В своей работе «Вестернизация кинематографа: опыт и уроки истории» он напомнил, что на  первом партийном совещании по кинематографии  (1928 г.) было заявлено, что в 1925 – 1926 гг. в СССР 79% фильмов было ввезено из-за границы [14, с. 25 – 35]. Сформированная нами таблица № 1, по материалам М. И. Жабского, дает представление о выпуске  отечественных фильмов за период с 1931 по 1951 гг.

Таблица № 1.

                      1931 год     73 полнометражных фильма
                      1933 год     48 полнометражных фильмов
                      1935 год     28 полнометражных фильмов
                      1937 год     31 полнометражный фильм
                      1939 год     51 полнометражный фильм
                       1946 год     27 полнометражных фильмов
                       1947 год     17 полнометражных фильмов
                       1948 год     16 полнометражных фильмов
                        1951 год      7 полнометражных фильмов

 

По подсчетам М. И. Жабского, за период 1980 – 1987 гг. в нашей стране было показано 2376 художественных фильмов, из них 1065 – зарубежных кинокартин, что составляло  44,8% от всего  российского кинорепертуара  [15, с. 27 – 28].

Согласно социологическим замерам, проведенным ученым в сотрудничестве с Всесоюзным научно-исследовательским институтом киноискусства, российская публика начала 80-х гг. ХХ в. «…сознательно ориентировалась на широкий спектр функций советской кинематографии»[16, с. 53].

Другой результат социологического исследования М. И. Жабского показал, что в 1989 г. в СССР было ввезено только 11 фильмов из США, а  в  1990 г. – 27, в 1991 г. – 43, в 1992 г. – 87, в 1993 г. – 154, в 1994 г. – 214 фильмов, т.е.  за пять лет произошло увеличение  в 20 раз [17, с. 30].

В целом, позицию М. И. Жабского выразил тезис о том, что созданный в 90-е гг. ХХ в.  кинорынок России – «это средство превращения мощной в былом кинодержавы в средне-ординарную территорию киносбыта» [18, с. 31]. Автор настаивал на формировании государственной кинополитики: «рынок – государство – общественность». К сожалению, в исследуемый период общегосударственная схема  развития кинематографа страны – «рынок – государство – рынок» – еще не достаточно оказывала реальной поддержки социальному и художественно-эстетическому функционированию российской кинематографии.

Наконец, социологические исследования киновосприятий людей, принадлежащих к различным социально-культурным пространствам, провиденные автором исследования, также подтвердили тезис о том, что проблемы отечественной кинематографии в 1991 – 2000 гг. (кинорепертуар, кинозрители, кинопрокат, рыночные, правовые и экономические аспекты  киноискусства и др.) ставили перед государством, Правительством, Президентом Российской Федерации и просто зрителями наиважнейшие вопросы: какой быть постсоветской кинематографии? От какого наследия мы отказались, что  из него мы должны сохранить и кому передать? Что позволит возродиться российскому киноискусству? Как сохранить национальное своеобразие кинокультуры? Что поможет существованию кино России  в сфере мирового рынка? В какой мере эти и другие задачи выполнимы?

 

Таким образом, делая выводы по социологическим исследованиям отечественной кинематографии в ХХ в.,  можно утверждать, что проблемы в основном выявились по следующим позициям: репертуар, зритель, кинорынок. На наш взгляд,  кризисную ситуацию в кинематографии России прошлого столетия, подтверждаемую многими исследованиями в области социологии кино,  можно объяснить целым комплексом причин:

1. Глобальным системным кризисом в России переходного периода конца ХХ – начала ХХI вв.

2. Отсутствием у постсоветской кинематографии целей и задач по формированию культурно-ценностных ориентиров в условиях разрушения советской системы культурных, нравственных и художественно- эстетических ценностей.

3. Лихорадочной попыткой создания в 90-е гг. ХХ в. рыночных отношений в сфере российской культуры и искусства.

4. Засильем зарубежной кинопродукции и не способности отечественной кинематографии конкурировать на собственном российском  кинорынке.

 

Литература

  1. Егиазаров Р., Трояновский, А. Изучение кинозрителя. – М., 1928. – 128 с.
  2. Социология и власть. Сб. 1. Документы. – М., 1997. –  С. 18 – 23.
  3. Лебедев Н. А. Кино и зритель. – М., 1969. – 54 с.
  4. Гращенкова И. Н. Кино и зритель. – М., 1974; Иосифян С. А. Проблемы массовости киноискусства. – М., 1977; Коган Л. Н. Художественный вкус. Опыт конкретно-социологического исследования. – М., 1966; Его же. Кино и зритель. Опыт социологического исследования. – М., 1968; Его же. Искусство и мы. – М., 1970; Левшина И. С. Любите ли вы кино? – М., 1978.; Рачук И. А. Зовущие на подвиг. – М., 1972 и др.
  5. Вахеметса А. Л., Семенов Ю. Н. Социально-эстетическая типология кинозрителя. – М., 1971. –  176 с.
  6.  Вахеметса А. Л., Семенов Ю. Н. Социально-эстетическая типология кинозрителя. – М., 1971. – С. 273 – 333.
  7. Жабский М. И. Кино и массы (проблемы социкультурного взаимодействия). – М., 1987; Его же. Социология кино: истоки, предмет, перспективы. – М., 1989; Иосифян С. А.  Социология кино. Социальные факторы в развитии кинофикации. – М., 1985; Левшина И. С. Как воспринимать произведение искусства. – М., 1983; Ее же. Подросток и экран. – М., 1989; Лифшиц Т. М. Воздействие кинорепертуара в процессе формирования молодых зрителей. – М., 1981; Его же. Проблема киножанров и опыт определения типов художественных фильмов в социологическом исследовании кинорепертуара. – М., 1986.; Лукшин И. П. Искусство как социальный институт. – М., 1984; Кокарев И. В. Кино как бизнес. – М., 1989; Хренов Н. А. Социально-психологические аспекты взаимодействия искусства и публики. – М., 1981 и др.
  8. Масловский Г. Р. Уроки первого этапа // Искусство кино. – 1986. – №  4. – С. 100.
  9. Там же. – С. 101.
  10. Иосифян С.А., Петровский В.А. Кинематограф: детский и подростковый зритель //Социологические исследования. – 1995. –  № 3. – С. 83 – 85.
  11. Там же. – С. 85 – 87.
  12. Рондели Л. Д. «Киноменю» школьников // Социологические исследования. – 1995. –  № 3. – С. 92 – 94.
  13. Там же. – С. 93 – 94.
  14. Жабский М. И. Вестернизация кинематографа: опыт и уроки истории // Социологические исследования. – 1996. – №  2. – С. 25 – 35.
  15. Там же. – С. 27 – 28.
  16. Жабский М. И. Кино и массы (Проблемы социокультурного взаимодействия). – М., 1987. – С. 53.
  17. Жабский М. И. Вестернизация  кинематографа: опыт и уроки истории // Социологические исследования. – 1996. –  № 2. – С. 30.
  18. Там же. – С. 31.

ИЗОБРЕТАТЕЛЬСТВО В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ, ЕГО ТЕКУЩЕЕ СОСТОЯНИЕ, ПРОБЛЕМЫ И ПУТИ ИХ РЕШЕНИЯ

Автор(ы) статьи: Попов Александр – ТГУ им. Г.Р. Державина
Раздел: Социальная культурология.
Ключевые слова:

явления, централизованная система. научно-техническая сфера, кризисные

Аннотация:

В статье рассматривается кризисная ситуация 90-х годов ХХ века до настоящего времени и сложности, переносимые рационализаторством и изобретательством.

Текст статьи:

Вторая половина 90-х годов стала для российской науки периодом преодоления жестокого кризиса, в который научно-техническая сфера погружена с 1991 года. Многократное сокращение бюджетных ассигнований на первоначальном этапе экономических преобразований привело к исключению науки из числа стратегических государственных приоритетов. Централизованная система управления научно-технологическим развитием была разрушена, а надежды на автоматическое действие рыночных механизмов не оправдались. Отечественная наука была поставлена на грань выживания.

Начало нового тысячелетия характеризуется научными и технологическими достижениями, изменившими уклад мировой цивилизации и образовавшими структуру современного общества. Эти достижения становятся определяющим фактором в обеспечении устойчивого развития любой страны, повышении ее конкурентоспособности в мире. Востребованность науки постоянно растет. Небывалыми темпами расширяются рынки наукоемкой продукции. На долю новых знаний, воплощенных в технологиях, оборудовании, продукции, в развитых странах приходится до 85% прироста валового внутреннего продукта.4

В настоящее время в России основная масса исследований и разработок происходит в предпринимательском секторе, который включает в себя все организации и предприятия, чья основная деятельность связана с производством продукции или услуг с целью продажи, в том числе находящиеся в собственности государства, а также частные бесприбыльные предприятия, обслуживающие вышеназванные организации. На его долю приходится 65,5% всех проводимых исследований.

В России насчитывается 420 тыс. исследователей — работники, занимающиеся исследовательской работой и непосредственно осуществляющие создание новых знаний, продуктов, процессов, методов и систем, а также управление указанными видами деятельности. Все исследователи имеют высшее образование. Большинство исследователей работают в области технических (63,8%) и естественных наук (23,9%).

Проблема финансового обеспечения — одна из самых сложных в отечественной науке. Объемы финансовых ресурсов в реальном исчислении, направляемых в эту сферу из всех источников, после резкого падения вначале 90-х гг. относительно стабилизировались. Научный комплекс начал адаптироваться к условиям рыночной экономики. Однако процесс адаптации проходит болезненно. В основном научные исследования и разработки финансируются за счет государственного бюджета.

Проблемы освоения инновационных технологий в промышленности являются ключевыми для большинства стран. Разработка этих технологий, производство высокотехнологичных товаров и выход на мировые рынки рассматривается как стратегическая модель экономического роста.

К сожалению, инновационная активность отечественных предприятий остается низкой. Ухудшились условия освоения инноваций. Инвестиции в основной капитал в целом в постоянных ценах составляют примерно пятую часть уровня 1990 г. Незначительные масштабы инноваций характерны для всех отраслей промышленности и предприятий независимо от численности и формы собственности. Основная часть инновационно-активных предприятий сосредоточена в машиностроении, металлургии, химической и нефтехимической промышленности.

Отечественные разработки составляют основную часть закупленных научных результатов. Зарубежный опыт пока не оказывает существенного влияния на технологические инновации.5

Слабое развитие научной деятельности в России обусловлено не только недостаточным финансированием, но и отношением общества к науке. Об этом свидетельствуют опросы населения. 19% считают, что Россия никогда не сможет достичь технологического уровня развитых государств, 38% затруднились ответить. А в рейтинге наиболее уважаемых профессий, из 12 наука стоит на 10-м месте (уважаемой профессией считают только 5% опрошенных).6

Динамику подъема и падения российского изобретательства достаточно объективно характеризуют следующие данные.

В середине 70-х годов доля России в общем объеме поданных в мире национальных заявок на изобретения составляла 25,8% (для сравнения — США — 14,6%, Японии — 30,6%), а в общем объеме выданных на имя национальных заявителей охранных документов — 22,8% (США — 15,1%, Японии — 19,3%); к началу 90-х годов — соответственно 16,2% (США — 12,8%, Японии — 46,8%) и 33,4% (США — 19%, Японии — 22,2%), а уже к концу 90-х годов — соответственно 2,6% (США — 15,2%, Японии — 44,6%) и 2,9% (США -23,4%, Японии — 24,1%).7

При несущественном росте количества подаваемых в России заявок количество выдаваемых патентов на изобретения имеет четко выраженную тенденцию к сокращению. Причем это происходит на фоне бурного роста соответствующих показателей в ведущих зарубежных странах.

Статистические данные по динамике правовой охраны промышленных образцов и полезных моделей не вносят существенных изменений в результаты оценки изобретательской активности в Российской Федерации. Динамика подачи заявок и выдачи патентов на промышленные образцы, характеризующая соответствующие процессы в области создания и выпуска новых изделий, показывает, что Россия, несмотря на относительный рост этих показателей, значительно уступает ведущим странам мира и находится в конце второго десятка стран — участниц ВОИС (стабильно делит 19-20 места).

Определенной отдушиной для отечественных заявителей при создании и регистрации ими научно-технических достижений (НТД), относящихся к категории объектов промышленной собственности, является институт регистрации полезных моделей. Оперативно (в течение 3-5 месяцев) и за сравнительно небольшие деньги любое лицо может получить охранный документ, удостоверяющий его исключительные права на разработку, относящуюся, правда, лишь к конструктивному выполнению средств производства и предметов потребления, а также их составных частей. Регистрация полезной модели осуществляется в явочном порядке, т.е. без экспертизы по существу (на страх и риск заявителя), а охранный документ с учетом возможности продления его действия позволяет обеспечивать правовую охрану данного объекта промышленной собственности в течение 8 лет с даты подачи заявки на его регистрацию. Зачастую этого срока вполне достаточно для того, чтобы извлечь необходимую выгоду от обладания исключительными правами на данный объект промышленной собственности. Поэтому неудивительно, что из года в год количество подаваемых заявок на регистрацию полезных моделей возрастает.8

 

 

1 Авдулов А.Н. Кулькин А.М., Власть, наука, общество. М.: ИОИОН РАН, 2004., С. – 128.

2 Бендиков М.А., Современные проблемы развития наукоемкой промышленности России, Науковедение 4/2009 г., С. – 11.

3 Гохштанд А.Д. Инновационная деятельность как особый вид экономической деятельности. Патенты и лицензии. — 2007. – N 1., С. – 17.

4 Аблезгова О.В. Коммерческое использование интеллектуальной собственности в России и зарубежных странах. — М.: Дашков и Ко, 2006., С. – 29.

5 Сироткин О.С., «Технологический облик России», Науковедение 4/2009 г., С. – 15.

6 Гохштанд А.Д. Инновационная деятельность как особый вид экономической деятельности // Патенты и лицензии. — 2007. – N 1., С. – 21.

7 Бендиков М.А., Современные проблемы развития наукоемкой промышленности России, Науковедение 4/2009 г., С. – 16.

8 Домбровский В., О научно-промышленной политике России на рубеже веков, Проблемы теории и практики управления, 1/2000 г., С. — 7.

СТАДИИ СТАНОВЛЕНИЯ РОССИЙСКОГО ИЗОБРЕТАТЕЛЬСТВА

Автор(ы) статьи: Попов Александр – ТГУ им. Г.Р. Державина
Раздел: Социальная культурология.
Ключевые слова:

изобретательство, рационализаторство, манифест, декларация. Указ.

Аннотация:

В статье рассматриваются основные этапы российского изобретательства и законодательное закреплении этого феномена.

Текст статьи:

Проследим стадии становления русского изобретательства и выявим факторы, повлиявшие на его развитие в ту или иную эпоху.

Законодательного закрепления движения изобретательства в России до XIX века не было. Первый законодательный акт по правовой охране изобретений был издан 17 июня 1812 года императором АлександромI. Он именовался манифестом «О привилегиях на разные изобретения и открытия в художествах и ремеслах». Стоит отметить непростое для России военно-политическое и экономическое положение в этот период времени. И, несмотря на это, изобретательству начали уделять внимание, и, как следствие, понимали важность этого феномена на государственном уровне.

За прошедшие почти два столетия в России в общей сложности принято около двух десятков законодательных актов по правовой охране изобретений, которые, несомненно, оказали значительное влияние на развитие отечественного изобретательства и научно-технического потенциала в целом. Последний из них, Патентный закон Российской Федерации, несмотря на его несовершенство и несоответствие реальной экономико-правовой ситуации в стране, фактическое невыполнение ряда его основополагающих норм, формально действует без каких-либо изменений с октября 1992 года. И это объективный показатель отношения государства не только к данной проблеме, но и к оценке роли научно-технического прогресса в обеспечении подъема отечественной экономики.1

В истории изобретательства в России можно выделить несколько условных этапов: подготовительный — в течение практически всего XIX столетия (параллельно с формированием основ капиталистических общественно-экономических отношений), стартовый — с конца XIX столетия до середины XX (с момента принятия Положения о привилегиях на изобретения и усовершенствования 1896 г. и начала так называемой научно-технической революции), экстенсивный — с середины 50-х до середины 80-х годов XX столетия (именно в этот период Россия вышла в мировые лидеры по количеству создаваемых и регистрируемых на государственном уровне изобретений) и, наконец, стагнации — с середины 80-х годов по настоящее время.2

Стоит обратить внимание на то, что изобретательство как явление в жизни того или итого человека (в большинстве своем, каждый человек по своему изобретатель – элементарно, например, в обустройстве быта) существовало и раньше XIX века. Но изобретательство, как общепризнанный феномен, как некая структура в научно-технической сфере, выделилось именно в XIX веке. И далее речь пойдет именно об изобретательстве научно-технологическом, влияющим на научно технический прогресс и развитие общества в целом.

Резкий скачок движения изобретателей и рационализаторов произошел в годы советской власти. Ведь именно в этот период на государственном уровне была сделана попытка придать изобретательству в СССР массовый и организованный характер. Для этой цели правительством был принят целый ряд административно-командных мер, начиная от создания в каждом областном центре станций юных техников до обязательного создания на каждом предприятии бюро по изобретательству и рационализации (БРИЗов) и патентных служб. При этом, если в задачи станций юных техников входило привитие технических знаний детям, то в задачи БРИЗов входила доработка технических идей рабочих до технических решений с изобретательским или рационализаторским уровнем, а в задачи патентных служб — предотвращение преждевременной публикации охраноспособных технических решений и своевременное патентование изобретений, отслеживание патентной чистоты выпускаемой продукции и решение других задач. Соответственно была также введена обязательная государственная статистическая отчётность всех предприятий и организаций по изобретательству, обязательное планирование внедрения изобретений и т.д.

В 1958 по решению правительства и президиума ВЦСПС в СССР было создано Всесоюзное общество изобретателей и рационализаторов (ВОИР). Работа ВОИР (по аналогии с работой КПСС) строилась по территориально-производственному принципу: в каждой области (крае, районе) было организовано отделение общества, а на каждом предприятии — ячейка. Так, например, в курской области под эгидой ВОИР был организован и много лет успешно функционировал общественный институт патентоведения, призванный восполнить пробелы в области патентных знаний среди инженерно-технических работников промышленных предприятий Курска и области.

Все эти мероприятия правительства действительно привели к резкому повышению количества создаваемых изобретений. Но рост массового изобретательства происходил зачастую и за счёт мелких изобретений сомнительной ценности. Отрицательные тенденции в развитии изобретательства в СССР обрели зримые черты, особенно в последние годы советской власти. Понизился изобретательский уровень многих технических решений, пришёл в упадок процесс внедрения изобретений и понизилась эффективность внедрения, т.к. во главе угла, в основном, стояла государственная статистическая отчётность по изобретательству (вместо решения первоочередных потребностей производства) и формализованное до абсурда социалистическое соревнование (вместо здоровой конкуренции между промышленными предприятиями).3

Внедрение рыночных отношений в экономику России вначале 1990-х существенно изменили экономические условия работы промышленных предприятий. Исчезновение государственной системы планирования заказов, разрыв снабженческих и сбытовых связей, появление свободной конкуренции с импортными товарами вызвали резкий спад производства социалистического сектора промышленности, за которым последовал и полный развал социалистической системы изобретательства. Лишь после 1995, когда начали появляться первые промышленные предприятия частного сектора экономики, появились и социальные заказы на создание новой, конкурентоспособной продукции и на оформление монопольных прав на промышленную собственность патентами на изобретения.

На основе вышеизложенного можно сделать вывод, что русское изобретательство прошло в своем развитии четыре основных этапа:

  1. Подготовительный (весь XIX в.);
  2. Стартовый (конец XIX – середина XX вв.);

3. Экстенсивный (середина 50-х – середина 80-х ХХ в.);

4. Этап стагнации (конец 80-х – наше время).

На первом этапе появлялись первые законодательные акты, которые давали преимущество изобретателям. На втором и третьем этапах произошел резкий скачок в развитии русского изобретательства. Этому способствовало признание изобретательства и рационализаторства на государственном уровне, а так же всяческие попытки государства к развитию изобретательства: от создания «бюро юных рационализаторов» до патентных служб и издания законодательных актов в этой области. С развалом СССР берет свое начало четвертый этап развития изобретательства – период стагнации. Во многом он связан с экономической ситуацией в стране в тот период времени, и, как следствие, снижение финансирования наукоемких отраслей производства и науки в целом. Наша задача понять, как можно преодолеть кризис в изобретательстве – поставить задачи и необходимые пути их решения для выхода на высокий уровень изобретательской активности в нашей стране.

1 Авдулов А.Н. Кулькин А.М., Власть, наука, общество. М.: ИОИОН РАН, 2004., С. – 128.

2 Бендиков М.А., Современные проблемы развития наукоемкой промышленности России, Науковедение 4/2009 г., С. – 11.

3 Гохштанд А.Д. Инновационная деятельность как особый вид экономической деятельности. Патенты и лицензии. — 2007. – N 1., С. – 17.

4 Аблезгова О.В. Коммерческое использование интеллектуальной собственности в России и зарубежных странах. — М.: Дашков и Ко, 2006., С. – 29.

5 Сироткин О.С., «Технологический облик России», Науковедение 4/2009 г., С. – 15.

6 Гохштанд А.Д. Инновационная деятельность как особый вид экономической деятельности // Патенты и лицензии. — 2007. – N 1., С. – 21.

7 Бендиков М.А., Современные проблемы развития наукоемкой промышленности России, Науковедение 4/2009 г., С. – 16.

8 Домбровский В., О научно-промышленной политике России на рубеже веков, Проблемы теории и практики управления, 1/2000 г., С. — 7.

ПОВЕДЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА В УСЛОВИЯХ СТРЕССА

Автор(ы) статьи: БОРИСОВ ДЕНИС
Раздел: Прикладная культурология.
Ключевые слова:

стресс, выживание, эмоции веществ.

Аннотация:

Долго думал как назвать сегодняшнюю статью потому что она затрагивает достаточно много разнообразных вопросов. Таких как: почему бывают неадекватные люди и поведение? В чем сильные и слабые стороны пессимизма и оптимизма? Как себя вести в крайне стрессовых ситуациях при тяжелых переживаниях? В таких условиях можно использовать множество названий. Все же я решил остановиться на том, «что делать если совсем хреново» потому что с точки зрения человека, пожалуй, это самое главное ибо дает практический набор рекомендаций для тех случаев которые бывают с каждым из нас. Если же говорить более академически, то сегодня вы узнаете очень много полезного про поведение человека в условиях стресса. Любого… От оскорбления в метро и невкусного завтрака до угрозы жизни. Информация уникальная. Готовы? Тогда приступим…

Текст статьи:

ЭМОЦИИ ВЕЩЕСТВ

Для успешного участия и выживания в рамках естественного отбора каждому из нас присущи потребности, заставляющие нас бороться за более «теплое место под солнцем». Это нужно для эволюции.
ПОТРЕБНОСТИ РЕАЛИЗУЮТСЯ ЧЕРЕЗ ЭМОЦИИ!!! Сами по себе потребности не дают вам мотивации. К примеру вы можете понимать потребность есть меньше для того чтоб выглядеть лучше и быть здоровее. Но вы не будете это делать, если со всеми остальными потребностями (наличие полового партнера, социальный статус и т.д.) все в порядке. Зато вы очень быстро сядете на диету, если вам скажут что без этого вы умрете через месяц. Или если вы увидите, что ваш партнер уходит к другой/другому потому что вы не красивы из за лишнего жира. ТРЕВОГА, СТРАХ, РАДОСТЬ, УДОВОЛЬСТВИЕ…все эти ЭМОЦИИ ДАЮТ МОТИВАЦИЮ на определенное поведение. Поэтому если вы чего то хотите ПРОСТО ТАК, то это не будет работать, потому что тут нет эмоциональной мотивации. Для успеха нужна НЕ ПОЗИТИВНАЯ ОЦЕНКА, а НЕОБХОДИМОСТЬ заряженная ЭМОЦИЯМИ! БОЮСЬ (могу умереть или стать инвалидом). ТРЕВОЖУСЬ (муж бросит, останусь без работы). РАДУЮСЬ (получил хорошую оценку, женщина мне дала, купил машину) и т.д…
Улавливаете связь? ПОТРЕБНОСТИ — ЭМОЦИИ! Отлично. Откуда, как вы думаете, возникают эмоции? ЭМОЦИИ — это РЕЗУЛЬТАТ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ С ОКРУЖАЮЩЕЙ СРЕДОЙ!

Если в результате этого взаимодействия:

ОЖИДАНИЯ ПОДТВЕРДИЛИСЬ = ПОЗИТИВНЫЕ эмоции (получилось).  ОЖИДАНИЯ НЕ ПОДТВЕРДИЛИСЬ = НЕГАТИВНЫЕ эмоции (не получилось)

НЕГАТИВ и ПОЗИТИВ реализуется через различные вещества, которые выделяются в нашем теле для того чтоб вы были более эффективные при взаимодействии с окружающей средой.Что это за вещества? Их очень много:

ОКСИТОЦИН = Снижает тревогу, мотивацию, обучение. Повышает безмятежностьи социальную привязанность (например, к супругу или ребенку)
ЭНДОРФИНЫ = Положительно подкрепляют полезное достижение. Обезболивают. Выделяются во время тренировок и после прекращения стресса.
ГОНАДОЛЕБЕРИН = Эйфория. Удовольствие. Подкрепление.
ВАЗОПРЕССИН = Сосредоточенность на чем-то. Внимание.
КОРТИКОЛИБЕРИН = Тревога + мотивация. Работоспособность. Мотивация.
МЕЛАТОНИН = антагонист гонадолиберина. Понижен, когда гонадолиберин повышен (светло).
ОПИАТЫ = Подкрепление после преодоления стресса.

Список не полный. Я написал только примерный набор основных веществ, для того, чтоб вы поняли, как много зависит от них в нашем поведении.

ПОВЕДЕНИЕ И НАСТРОЕНИЕ

Итак, ваше настроение запускается благодаря работе ВЕЩЕСТВ. Одни из них делают его хорошим, другие делают его плохим (настроение). Выработка веществ зависит прежде всего от ваших ОЖИДАНИЙ. Если они оправдываются, то вы в позитиве. Если нет, то вы в негативе.

Нужно мыслить позитивно для того чтоб настроение было всегда хорошим? А вот не так все просто, как может показаться. В каждой реакции есть свои плюсы и минусы. В том числе и в «плохом настроении»…

ХОРОШЕЕ НАСТРОЕНИЕ = Вы развиваете отношения с людьми и больше доверяете им
ПЛОХОЕ НАСТРОЕНИЕ = Вы более осторожны и внимательны. Вы больше думаете.

Является ли первый вариант поведения лучше чем второй? Да. В тех ситуациях, когда вас окружают такие же честные люди как вы. НО ЛЮДИ НЕ ИДЕАЛЬНЫ и честными бывают часто только до тех пор, пока им это выгодно. Если же вы будите стремиться открыто развивать отношения с людьми, которые вас постоянно обманывают, то потеряете больше чем получите. Вам это не выгодно. В таких ситуациях слишком ОПТИМИСТИЧНОЕ поведение будет вам вредить. В таких ситуациях плохое настроение вам пойдет на пользу — снизив вашу доверчивость и глупость. Плохое настроение заставит вас быть более внимательными обдуманным. Что в конечном счете будет вам выгодно.

В нашем теле ничего не бывает просто так. Все вещества, которые вырабатываются, делают это ради чего то (есть или была биологическая выгода от подобной выработки). Если бы 100% оптимизм был 100% выгоден, то все вокруг были бы оптимистами и честными парнями. Однако, мы знаем, что уродов вокруг не меньше чем порядочных людей. В таких условиях счастливая улыбка на лице и излишняя доверчивость вредит. Поэтому эволюция позаботилась остужать пыл таких «оптимистов» плохим настроением через воздействие таких веществ как кортиколиберин и кортизол.

Каждое вещество, которое вырабатывается для формирования эмоции в вашем теле, делает это со смыслом. Хотя порой вы не видите его и не понимаете…

Например ОКСИТОЦИН вырабатывается у кормящих матерей для того чтоб снизить тревожность и повысить привязанность к мужу. Это нужно для того чтоб снизить стрессовое воздействие на ребенка (для его здоровья) и обеспечить доступ питательным ресурсам для выживания. Вот почему женщины в этот период становятся такими спокойными и теряют мотивацию на обучение.

Кстати если проверить уровень окситоцина в группе студентов, то он будет отличаться. Те, у кого этот уровень будет повышен как правило хуже учатся потому что более безмятежны и не переживают за свое будущее. Соответственно у них снижена мотивация на обучение но они хорошо привязываются к другим людям (хорошие друзья, партнеры).

КОРТИКОЛИБЕРИН активно вырабатывается у человека во время участия в боевых действиях. Такой человек чувствует тревогу и заряжается мотивацией на выживание. Окситоцин в такихусловиях будет смертелен. Поэтому его выработка снижена. Зато повышается выработка кортиколиберина, адреналина и других стрессовых гормонов.

Когда у вас что то получается так, как выгодно, то вы получаете подкрпление в видеЭНДОРФИНОВ и ОПИАТОВ. Например, после тренировки или прыжка с парашютом. Эти вещества доставляют удовольствие. Это «пряник» для того чтоб вы делали то, что выгодно эволюции (вам лично). Вот почему НАРКОМАНИЯ — это так плохо. Ведь наркоман получает вещества НЕ ЗА ДОСТИЖЕНИЯ, а в обход привычной схемы. В таких условиях он теряет мотивацию что либо делать и даже порой жить. Зачем к чему то стремиться если то же самое (а то и больше) можно получить искусственно?

ПРО СТРЕСС И НЕАДЕКВАТОВ

Внешнее воздействие бывает знакомым (привычным) и НЕ ЗНАКОМЫМ (новым). В последнем случае мы называем это СТРЕССОМ. Например, когда вы разрушаете ваши мышцы на тренировке — то это стресс. Причем чтоб рост мышц происходил регулярно, стресс тоже должен происходить регулярно. Если нагрузка не будет меняться или вы не будете регулярно тренироваться, то стресса не будет и роста не будет. Когда вы стоите в пробке или горячий джигит пролез перед вами без очереди — то это тоже стресс (ваши ожидания нарушены). Если температура на улице упала до минус 20 градусов или выросла до + 40,…то это что? Правильно. Это тоже стресс.

Стресс окружает нас повсюду. Он бывает сильный. Бывает слабый. Почти всегда он порождает выработку стрессовых гормонов (веществ) для того чтоб вы смогли легче и быстрее справится с внешней ситуацией вам в плюс. Например, они могут включить реакцию «Нападай или Убегай» без участия вашего мозга. На войне это может быть выгодно, а в ночном клубе скорее всего нет (можете убить или покалечить человека).

СТРЕСС — это новое внешнее воздействие на вас. Стресс повышает вашу  ТРЕВОЖНОСТЬ и ВНИМАНИЕ. Это помогает выживанию и приспособлению к новым условиям. Когда новичок сидит за рулем автомобиля — он учится в сотни раз быстрее, чем когда сидит за партой. Стресс делает множество разных вещей с вашим организмом. Например, снижает половой и пищевой инстинкты.

Когда человек не знает как ему реагировать на новый стресс, то он часто ведет себя НЕАДЕКВАТНО! Что это значит? Это значит что ведет себя бессмысленно с биологической точки зрения. Самый простой пример — это когда вы бессмысленно вертите ручку в руках, чешете голову или заикаетесь во время экзамена. Бывают и более ярко выраженные примеры неадекватности. Например, если мужика во время секса с любовницей застала жена он может вскочить и начать петь песню или материться. Бывает люди что то бубнят себя под нос, машут руками и др.

Почему люди делают такие бессмысленные вещи? Потому что они НЕ ЗНАЮТ что нужно делать в новой (не знакомой) для них ситуации. Не зная что делать мозг заставляет их делать хоть что то знакомое… для успокоения.

Все высшие животные, в том числе и человек, имеют определенный набор ДЕЙСТВИЙ (Физический Комплекс Действий = ФКД) в ответ на ПУСКОВОЙ СТИМУЛ. Например если вы голодны (знакомый пусковой стимул) то запускается ФКД поиска пищи (вы идете сначала к плите, потом лезете в холодильник, потом можете пойти в магазин или к соседу и т.д.). Если вы видите перед собой красивую женщины (пусковой стимул), то запускается ФКД флирта. Если вам нужно сдать экзамен, то вы озвучиваете верный ответ (ФКД). Но а что будет если экзамен очень нужно сдать чтоб не забрали в армию, а ответа вы не знаете? Т.е. есть очень сильная мотивация сделать действие, а стимул (правильный ответ для озвучивания) не найден. В таких условиях будет происходить СМЕЩЕННАЯ АКТИВНОСТЬ (человек делает не целесообразные действия — заикается, крутит ручку, чешет голову и т.д.)

ПУСКОВОЙ СТИМУЛ найден (знакомое) = запуск знакомого ФКД
ПУСКОВОЙ СТИМУЛ НЕ НАЙДЕН = СМЕЩЕННАЯ АКТИВНОСТЬ

Когда вы видите человека совершающего глупые и бессмысленные действия. То чаще всего это означает то, что он не знает как правильно себя вести в данной ситуации. Очень часто это становится особенно заметно под алкоголем или наркотой. В таких условиях сознательное работает слабо и не может помочь в маскировке человеческой беспомощности.

ВЫВОД: СТРЕСС ВЫЗЫВАЕТ АДАПТАЦИЮ. Однако если пусковой стимул не найден (слишкомне знакомый стресс), а мотивация на преодоление стресса очень сильна, то человек будет выполнять любую другую более привычную активность взамен верной.

КОНТРОЛЬ СТРЕССА

Проблема не в стрессе, а в его количестве и контроле. Если стресса

СЛИШКОМ МНОГО (размер, длительность),
или стресс НЕ ВОЗМОЖНО КОНТРОЛИРОВАТЬ
то это ПЛОХО! Потому что вместо адаптации к стрессу происходит разрушение и ослабление вашей системы.

Если нагрузка в тренажерном зале слишком избыточна (стресс), то ваше тело не будет расти, а войдет в перетрен (плато). Стресс должен быть достаточным (подконтрольным) а не избыточным (разрушение).

Если вам будут платить деньги за работу без системы (то платят, то не платят), то это тоже будет стресс. Ситуация, которую вы не контролируете. Если вас связать, то ваш контроль над ситуацией будет снижен до минимума (сильнейший стресс и подавленность). Вот почему для того чтоб раздавить человека в первую очередь нужно лишить его свободы. Нужно ограничить его возможности по контролю окружающей действительности. Это подавляет и подчиняет.

ВЫВОД: ДЛЯ ТОГО ЧТОБ ЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ ХОРОШО НУЖНО КОНТРОЛИРОВАТЬ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ. Без этого стресс будет избыточным и навредит.

Причем этот контроль не обязательно должен быть объективным. субъективно контролировать тоже можно, потому что в данном случае речь идет о вашем (внутреннем) состоянии а не о внешнем. Вот в такой ситуации оптимизм может помочь человеку преодолеть стресс.

Например, если вы связанны и вас избивают кнутом, то сжав тряпку или палку зубами вы увеличиваете свой контроль над ситуацией и боль снижается. Эффект психологический, конечно. Но он замечательно работает. Не можешь контролировать все, контролируй хоть что то! И думай над этим.

Вот почему, когда вы на зоне очень важно делать то, что можно делать. Отжиматься — не отжиматься. Учиться — не учиться. Чистить зубы — не чистить зубы…Все это вы решаете. Вы можете это сознательно контролировать, а можете нет. В первом случае вам будет становится лучше. Во втором случае вам будет становится хуже с каждым днем… Если у вас нет контроля вообще над ситуацией (не понятна закономерность стресса) то наступает выученная беспомощность (депрессия, торможение, забитость, реакция затаивания, подавление  воли). Ваша управляемость повышается. Вот почему в армии деды заставляют «хоронить окурки» и бессистемно качают духов. Все это способы добиться выученной беспомощности по причине полного отсутствия контроля у нового призыва над ситуацией. Это повышает их управляемость. То же самое часто делаю опытные руководители со своими работниками (обратная сторона медали — снижение инициативы и развития персонала).

Часто, когда у нас нет контроля над ситуацией, мы пытаемся контролировать хоть что то безсознательно. Тогда получается смещенная активность. Чешем голову, вертим ручку, заикаемся и др.

Однако СОЗНАТЕЛЬНЫЙ КОНТРОЛЬ тех вещей, которые вы можете контролировать дает гораздо больше успокоения, чем безсознательный. Т.е. вы должны придумать то, что в данной ситуации под вашим контролем и не навредит. Затем выполнить это действие. Это добавит успокоения. Вам станет легче.

Причем даже если вы полностью обездвижены (чудовищный стресс для обычного человека), у вас есть возможность контролировать свой разум. Вы можете в уме делать миллион вещей, которые можно не делать. Это ваш контроль над ситуацией. Если вы будете делать такие вещи, понимая, что они зависят от вас а не от других людей, то ваше самочувствие будет улучшаться.

ЛУЧШИЕ СПОСОБЫ УЛУЧШИТЬ САМОЧУВСТВИЕ

Итак, давайте разберем самые эффективные способы и вещества для улучшения вашего самочувствия…

МЕЛАТОНИН нужно понизить (он вырабатывается в темноте для засыпания) потому что он блокирует гонадолеберин (эйфорию). Поэтому, в темное время суток люди чаще всего более пессимистичны, чем в светлое. Откройте шторы и посмотрите на яркую лампочку или солнце — это «прочистит» вам мозги от плохого настроения.

ОПИАТЫ нужно поднять (только не наркотиками) с помощью таких подконтрольных стрессов. Баня, тренировка, Прыжок с парашютом. Опиаты — вещества для подкрепления вашего успеха. Чем их больше, тем лучше вы себя ощущаете. Если вам плохо — прыгните с тарзанки. Вполне возможно все изменится.

ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО РАЗРЕШЕНО. Не ленитесь делать то, что под вашим контролем. Это улучшает самочувствие. Внушите себе, что это делает вас хозяином ситуации. Умывайтесь, отжимайтесь, Переоденьтесь, Читайте и т.д.

ГРУММИНГ. Это действия направленные на очистку поверхности тела у животных (почесывания, поглаживания, обнимания, вымывания и т.д.) Механизм прописан очень глубоко в генетическом коде. Когда ребенок или девушка волнуются — стоит их погладить и они успокаиваются. Мы делаем это на автомате так же как другие приматы. И это работает. Не пренебрегайте умыванием и расчесыванием по утрам. Если у вас все плохо — потрите виски и лицо руками. Вполне возможно вы почувствуете, что не все так плохо как казалось раньше.

АЛКОГОЛЬ. Вообще я очень не люблю алкоголь, потому что он крайне вредный для нашей физиологии. Однако иногда алкоголь может быть очень полезным для вашей психологии, чтоб не сойти с ума. Алкоголь — это самый лучший стресс-протектор сразу после сильнейшего стресса. Например, если у вас на глазах убили близкого человека — то вам полезно будет напиться в этот день. На следующий нельзя. Постоянно нельзя. Но в этот день, если вам очень плохо, то можно.

СОЦИАЛЬНАЯ САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ. Если очень тезисно, то почувствуйте себя часть социальной группы и вам станет значительно легче. Желательно чтоб группа была успешной. Для этого можно завести себе хобби или стать фанатом спортивной команды или даже стать истовым патриотом или завести новую девушку. Главное ощущать, что ты не одно. Тогда тебе станет лучше.

12 ПРАВИЛ УДАЧНОГО РАЗГОВОРА: КАК РАСПОЛОЖИТЬ К СЕБЕ СОБЕСЕДНИКА

Автор(ы) статьи: ВОРОНЦОВ ДМИТРИЙ
Раздел: Прикладная культурология.
Ключевые слова:

техники разговора оценивание, самоощущение.

Аннотация:

В статье рассматриваются чрезвычайно важные позиции, а именно – культурные практики коммуникации, в данном случае – умение расположить к себе собеседника. Умение вести переговоры пригодится не только тем, кто занимает руководящие посты. Правильно построенная беседа может помочь в различных областях. Но главное в этом искусстве — не те слова, которые вы будете говорить, а то, как вы будете себя вести. В этой статье 12 советов о том, как провести разговор, чтобы сразу расположить к себе собеседника.

Текст статьи:

Шаг 1. Расслабьтесь
Напряженность порождает раздражительность, а раздражительность — главный враг продуктивной беседы. Исследования доказывают, что всего одна минута расслабления увеличивает активность головного мозга, что очень важно для ведения беседы и быстрого принятия решений.

Прежде чем начать разговор, сделайте следующее:

  1. Оцените по шкале от 1 до 10, насколько вы напряжены (1 — полностью расслаблены, 10 —вы, как натянутая струна). Запишите эту цифру.
    2. В течение 1,5 минут медленно дышите: вдох на 5 счётов, выдох на 5 счётов.
    3. Теперь зевните пару раз и обратите внимание, расслабились ли вы? Оцените степень вашей расслабленности по 10-ти бальной шкале. Результат запишите.
    4. Теперь нужно размять мышцы тела. Начните с лица: сморщите и напрягите все мышцы лица, а затем расправьте и расслабьте их. Аккуратно понаклоняйте голову из стороныв сторону и назад-вперед. Повращайте плечами. Напрягите руки и ноги, досчитайте до 10, расслабьтесь и встряхните их.
    5. Несколько раз глубоко вздохните. Ваше состояние улучшилось?

 

Шаг 2. Сосредоточьте внимание на настоящем моменте
Когда вы расслабляетесь, вы сосредоточены на текущем моменте, не обращаете вниманиена то, что творится вокруг. То же самое надо сделать во время беседы. Включите интуицию и  вам удастся услышать все оттенки речи говорящего, которые передадут эмоциональное значение его слов, и вы сможете понять, в какой момент беседа свернёт с нужного вам пути.

 

Шаг 3. Чаще молчите
Умение молчать поможет вам уделить больше внимания тому, что говорят другие люди. Чтобы развить это мастерство, попробуйте упражнение «Колокол». Послушайте на любом сайте звук колокола и внимательно вслушивайтесь в звук, пока он не затихнет. Проделайте так несколько раз. Это поможет вам научиться сосредотачивать внимание и молчать, когда вы кого-то слушаете.

 

Шаг 4. Будьте позитивны
Прислушайтесь к своему настроению. Вы устали или бодро себя чувствуете, спокойны или встревожены? Спросите себя: оптимистично ли я настроен в преддверии этого разговора? Если у вас есть сомнения или тревоги — лучше отложить разговор. Если это сделать невозможно, то мысленно начните его, порепетируйте, это поможет вам подобрать слова и аргументы, которые помогут достичь цели.

 

Шаг 5. Подумайте о намерениях собеседника
Чтобы разговор был честным и сбалансированным, каждый должен быть открыт для него и ясно заявлять о своих ценностях, намерениях и целях. Если ваши намерения не совпадают с намерениями человека, с которым вы пытаетесь делать бизнес, — проблемы неизбежны. Попробуйте заранее выяснить, что хотел бы получить от сделки ваш собеседник. Но будьте аккуратны, ваш собеседник может тщательно скрывать свои цели и говорить то, что хотите услышать вы.

 

Шаг 6. До разговора подумайте о чём-то приятном
Вести беседу нужно с выражением доброты, понимания и интереса на лице. Но если на самомделе вы таких чувств не

испытываете, поддельные эмоции будут выглядеть ужасно. Есть небольшой секрет: перед разговором подумайте о чём-то приятном, вспомните людей, которых вы любите и уважаете. Эти мысли придадут вашему взгляду мягкость, вызовут лёгкую полуулыбку, а такое выражение лица подсознательно вызовет чувство доверия к вам вашего собеседника.

 

Шаг 7. Следите за невербальными сигналами
Всё время смотрите на человека, с которым разговариваете. Оставайтесь сосредоточенными старайтесь не отвлекаться на посторонние мысли. Если собеседник что-то не договариваетили хочет вас обмануть, он, конечно, будет это тщательно скрывать, но на какую-то долю секунды он может забыться и выдать себя выражением лица или жестом. Конечно, вы сможете только узнать, что он вас обманывает, но, к сожалению, не сможете узнать о причине обмана.

 

Шаг 8. Будьте любезным собеседником
Начните беседу с комплимента, который задаст ей доброжелательный тон, и закончите комплиментом, выражающим вашу признательность собеседнику за разговор. Конечно, комплименты не должны звучать, как неприкрытая лесть. Поэтому задайте себе вопрос: что я действительно ценю в этом человеке?

 

Шаг 9. Добавьте голосу теплоты
Старайтесь говорить более низким голосом. На такой голос собеседник будет реагировать с большим доверием. Когда мы злимся, когда мы возбуждены или испуганы, наш голос непроизвольно звучит выше и резче, постоянно меняется его громкость и темп речи. Поэтому низкий голос будет сигнализировать собеседнику о вашем спокойствии и уверенности лидера.

 

Шаг 10. Говорите медленнее
Немного замедленная речь помогает людям лучше понимать вас, не напрягаясь, чтобы уловить каждое слово, это вызывает у них уважение к вам. Не так просто научиться говорить медленно, потому что с самого детства многие из нас тараторят. Но придётся постараться, потому что медленная речь успокаивает собеседника, в то время как быстрая вызывает раздражение.

 

Шаг 11. Краткость — сестра таланта
Разбейте свою речь на отрывки по 30 секунд или даже меньше. Не нужно строить невероятных предложений. Наш мозг способен хорошо усваивать информацию только

микро-порциями. Произнесите одно-два предложения, а потом сделайте паузу, убедитесь, что человек вас понял. Если он молчит и не задаёт вопросов, можно продолжать, ещё одно-два  предложения и пауза.

 

Шаг 12. Слушайте внимательно
Сосредоточьте свое внимание на собеседнике, для вас важно всё: его слова,

их эмоциональная окраска, его жесты и выражение лица. Когда он делает паузу  отреагируйте на то, что он сказал. Не забывайте во время разговора прислушиваться и к своей интуиции.

И последний совет: займитесь медитацией, которая укрепляет нервную систему и помогает расслабиться, эта практика пригодится вам во время скучных бесед.