Раздел: МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ КУЛЬТУРОЛОГИИ
Ключевые слова:
не указаны
Аннотация:не указана
Текст статьи:
Ментальность национальной культуры, как порождение человеческого духа, чрезвычайно полиформична и мало изучена. Она обладает неимоверной, по сути, безусловной, но не фиксированной действенностью, определяющей человеческое мировосприятие. Создаваемая национальной культурой, она теснейшим образом связана с языком, который одновременно является и средством ее порождения и формирует ее.
Наиболее глубоко исследовала ментальность французская историческая школа “Анналов”, которая и ввела в лексикон это понятие (М. Блок и Л. Февр), обращая внимание своих коллег на тот пласт сознания, который в силу своей слабой отрефлексированности не получал прямого отражения в источниках, а потому и постоянно ускользает из поля зрения историков. Их последователи указывали, что в человеческом сознании находят свое преломление самые разные проявления бытия, закрепляясь в системе образов, представлений, символов. Отсюда, изучение образа мыслей людей, способов и форм организации мышления, конкретных и образных картин мира, запечатленных в сознании, рассматривается как возможность понять логику исторического процесса, как в целом, так и применительно к отдельным историческим феноменам.
Приверженцами этой точки зрения на менталитет, в нашей стране, стали представители культурологической школы А.Я. Гуревича. Ментальность, по мнению Гуревича, представляет собой специфический уровень общественного сознания, на котором мысль не отделена от эмоций, привычек и приемов сознания, — люди ими пользуются, обычно сами того не замечая, т.е. бессознательно (4).
Одновременно с этим ментальность может рассматриваться как способ и метод изучения общественных и цивилизационных структур исторического процесса в целом. Гораздо большее прикладное значение имеет изучение ее как качества конкретной эпохи, всего социума, нации, социальной страты.
Таким образом, по мнению Велика А. «ментальность – есть окраска каждой конкретной культуры, которая создает свою специфику, то есть мировосприятие особой конфигурации, которая определяет ракурс базовых характеристик, становых основ национального характера» (2, с. 79). Такая постановка проблемы говорит о том, что каждая этническая культура создает свои матрицы ментальности. Они проявляются как некие свойства традиционного этнического сознания, могущего особым образом отражать (и выражать своим поведением) определенную этническую картину мира.
Этническая картина мира, в свою очередь, есть представления человека о мире, сформировавшиеся на основании определенных культурно-ценностных доминант. Воззрения эти отчасти осознаваемые, отчасти бессознательные. В целом этническая картина мира есть проявление защитной функции в ее психологическом аспекте. Это обуславливает ее трактование и понимание как совокупности бессознательных комплексов, складывающихся в процессе адаптации человеческого коллектива (этноса) к окружающей природно-социальной среде. Они выполняют в этнической культуре роль основных механизмов, ответственных за психологическую адаптацию к окружающей среде. Эти бессознательные образы, включенные в систему этнических констант тем или иным образом, определяют характер действия человека в мире. Последний (характер действий) специфичен для каждой этнической культуры. К характеру действия теснейшим образом примыкает и оценивание этих действий, то есть система ориентаций, норм, идеалов.
Широко известен описанный Кусто разговор с вождем племени каннибалов. Кусто спросил вождя, как они могут питаться человечиной и чем при этом руководствуются? Вождь ответил, что они убивают врага и, съедая его, вбирают в себя его отвагу, силу, то есть, получают и физическую и духовную пищу, причем второй аспект – более важен, так как сам процесс преобразован в сложный и достаточно редкий ритуал. Одновременно с этим вождь посетовал на неэкономность белого населения, которое убивает громадное количество людей в войнах, и совершенно не использует высвобождаемую при этом силу.
Таким образом, разный подход к одной проблеме – есть осевые структуры ментальности, что позволяет говорить о том, что ментальность — это система этнических констант, которая является той призмой, сквозь которую человек смотрит на мир. При такой постановке вопроса возникает проблема взаимодействия носителей культуры – представителей разных типов ментальностей и подходы к возможности унифицирования типов восприятия, переработки информации и взаимодействия их на сходных уровнях. Если ментальность как коллективно-личностное образование представляет собой устойчивые духовные ценности (генетические ценностные константы, навыки, автоматизмы, латентные привычки, долговременные стереотипы), существующие в конкретных пространственно-темпоральных границах, то именно они являются не только основой поведения, но в целом специфической матрицей восприятия мира. В целостном виде они проявляются как в идеалах, языке, образе жизни, так и в вариантах осознанного восприятия тех или иных явлений действительности.
Принадлежность к разным типам культуры демонстрируют неизбежные расхождения, вытекающие из самого факта существования, функционирования и самосознания культур. При этом каждая культура осознает себя как осевую структуру (правильную и лучшую), смотря на другую как на примитивную. Анализ древнейших текстов, начиная от древнеегипетских, древнеримских и др. говорит о том, что себя эти народы называли людьми, а других – варварами. Самосознание культур на основании предпочтения, отдаваемого тем или иным формам собственной мыслительной активности, отражает лишь преобладание некой тенденции в мировосприятии и мироосмыслении представителей данной культуры, чрезвычайно затрудняя при этом взаимодействие с другими.
Эта тенденция существует и сейчас. Изучая памятники древней культуры (тексты) наши современники почти всегда называют их примитивными (даже применительно к дошедшим до нас шедеврам), что объясняется сформированной уверенностью в алогичности или алологичности (наличие другой логики, непонятной нам) у других. По существующим стереотипам, эти позиции оценивались как «если непонятно, то примитивно», «если другая логика, то худшая». Это проявляется буквально во всем, туристы, бывая в бедных районах Индии, с определенным высокомерием и сожалением смотрят на изможденных бедняков, облаченных в нечистые одежды, не замечая того, что последние с брезгливостью отодвигаются даже от тени белого человека. Даже падение тени чужого для них – осквернение. По этому поводу можно приводить бесчисленное количество примеров, характеризующих разные формы мировосприятия.
Отсюда можно сделать вывод, что, уверенность в алогичности мышления представителей других культур возникает в процессе перенесения стандартов и стереотипов собственной культуры на векторы понимания жизнедеятельности и мировосприятия других этносов. На самом же деле логика в их мышлении вовсе не отсутствует, она просто отличается от логики другой культуры.
В отличие от Фрейда, Юнг полагает, что не только субъективное, вытесненное за “порог сознания”, но, прежде всего коллективное и безличное психическое содержание включается в область бессознательного, преобразуется в устойчивые образы и становится архетипами.
В своей сущности ментальность как раз и представляет собой исторически переработанные архетипические представления, через призму которых происходит восприятие основных аспектов реальности: пространства, времени, искусства, политики, экономики, цивилизации, религии, то есть — культуры.
Более подробное рассмотрение ментальных особенностей сознания конкретной социальной группы позволяет проникнуть в “скрытый” слой общественного сознания. Именно такой анализ позволяет объективировать и глубоко изучить создаваемые и транслируемые духовные константы эпохи, вскрыть глубоко укоренившийся и скрытый за внешней идеологией срез реальности – совокупность образов, представлений, восприятий, которая в большинстве случаев остается неизменной даже при смене одной формации другой. Это объясняется мощной устойчивостью ментальных структур, которая проявляется в специфике и логике информативного восприятия мира и типологии ментальных состояний, которые формируются ею.
Исходя из этого, культура задает различные типы описания состояний. При этом у человека – носителя конкретной этнокультуры создается множественные варианты понимания окружающего, зависящего от конкретных ситуаций, окружения, статусных, демографических и иных позиций.
Поэтому, единая поступающая информация может по-разному запечатлеваться в сознании разных людей: отдельные ее элементы будут кем-то отчетливо зафиксированы, а кем-то абсолютно неудачно вербализованы и т.д. При этом более точными они будут у образованной части общества, у которой создаются и конституируются образцы поведения, ценностные ориентиры, идеалы, нормы и др. В данном случае они первоначально выстраиваются, стилизуются, типологизируются и транслируются всеми социальными институтами: государством, учреждениями, семьей и др., которые одновременно с трансляцией осуществляют и функцию социального контроля за верностью усвоения и реализации в жизнедеятельности.
Впоследствии, значительно упрощенные, они перетекают в нижележащие социальные слои, цементируют общую ментальность народа и закрепляются на чрезвычайно длительное время (десятилетия и века, по сути – на время жизни конкретной цивилизации). Социальная дифференциация ментальностей отражает существующее в обществе разделение на общественные группы с присущими им витальными, экономическими интересами, образом жизни и т.п. Исследуя ментальность каждого конкретного слоя, можно воспроизвести не только образ жизни, но и духовное и материальное видение мира и, следовательно, его материализацию в действительности.
Проблема адекватного самоопределения и самосознания человека, органически связана с определением его отношения к окружающей действительности, возможности ее осмысления и изменения в соответствии с найденной истиной бытия. Очевидно, что в личностной сфере самосознания как ментально-культурном пространстве вызревают убеждения, ценностные ориентиры, духовные смыслы, которые закрепляются в нем как эквиваленты Я-сознания. Именно таким образом формируются модусы культуры, которые действуют в сознании индивидов (в личностной сфере) и в общественном сознании (в социально-мотивационной сфере) и задают общий характер всех взаимодействий в социуме, ведущую тональность или окраску общественных отношений. В силу этого, он (модус) определяет параметры национального самосознания, которые есть степень сближения, а затем и единения устремлений и ценностных ориентиров всех членов социума к некой Идее, способной стать фундаментом для дальнейшего существования и успешного развития данного сообщества людей. Для русского общества таким концептом стал в прошлом концепт объединения русских земель и прибавления к ним окружающего пространства, как абсолютная цель, ставшая основанием жизни.
Помимо этого длительная история развития России, формировавшая и ментальность, прошла путь трансформации, связанной со спецификой социальных процессов. Даже поверхностный взгляд на него позволяет проследить многосложный путь становления национального самосознания, нарастания и обогащения личностного начала, что неизбежно приводит к феномену Русского великотерпения.
Ключевский отмечал, что над «мышлением и характером великоросса много поработала природа». Земледельцу в Верховьях Волги приходилось вести в лесах подсечно-огневое земледелие, приспосабливать мало плодородные суглинистые почвы, которые через 4-6 лет вовсе истощались, что заставляло землепашца передвигаться дальше, на северо-восток. Так он кочевал, отвоевывая у леса новые территории, пригодные для земледелия, не имея возможности ориентироваться на создание ухоженной, благоустроенной среды обитания, постоянно испытывая тяготы и лишения. Тяжкий труд, бесконечные перемещения в природных условиях с весьма неустойчивым климатом (заморозки в мае и августе могли погубить урожай) — таков был удел великоросса.
Климат с его континентальной суровостью, с его резкими колебаниями, который мог обернуться и жгучим солнцем и трескучими морозами, сыростью или все убивающей засухой. Кроме того, возникала масса опасностей и трудностей, которые создавали болота, реки, озера. И. Ильин в работе «Главные национальные проблемы» подчеркивает, что русский народ свою стойкость и терпеливость обрел благодаря климату. «Кто хоть раз пережил русский зной, а с ним — с юго-востока дующий обжигающий ветер, кто испытал на себе русские метели, которые метут порою по нескольку дней кряду, кто сталкивался с русским ледяным норд-остом (по-русски его называют «чичер»), который проносясь по равнине, в своем свирепом напоре достигает аж самого Черного моря и предгорий Кавказа, тот точно знает, откуда у русских такая стойкость» (6, с. 286). Оборотной стороной формирования мощного духа выступала мечтательность и утопичность сознания, которая проявилась в «мечте о земном рае», где могут собраться гонимые злом мира праведники, ищущие справедливости обиженные и оскорбленные люди. Она стала одной из распространенных на Руси социальных утопий (там же).
Гумилев Л. отмечал в своих работах, что русский этнос обладал яркими самобытными чертами. В нем очень своеобразно формировалось русское национальное самосознание, плотно слитое с религиозным. В русской истории православие во многом содействовало вызреванию Великотерпения как константной субстанции, хотя и не было единственным. Единство земли, единство народа и власти ассоциировалось с единым централизованным государством и православием, которое приросло к душе русского человека (3).
Помимо этого, русский этнос постоянно учился и закалялся в суровой школе военных эпопей, которые не могли пройти бесследно. Они сформировали такие личностные качества как выносливость и стойкость. И. Ильин в статье «Национальная стойкость» подчеркивает, что российское государство возникло благодаря терпению его народа. И терпение это имеет особые свойства: оно лишено тщеславия, жажды похвалы, стремления к славе и почестям. Русский человек обладает «повседневным» терпением, переносит невзгоды и тяготы с верой, смиренно переживая все напасти. Русский человек научился принимать беды как должное, неизбежное, и нести «свой крест» с мыслью: «Бог терпел и нам велел» (6). Русское великотерпение проявляется в умении спокойно поворачиваться лицом навстречу испытаниям, приготовленным исторической судьбой. Так, лицом к лицу с любой бедой утверждаются личностные начала индивида, формируется духовный культ, а для этого нужно колоссальное мужество, повседневное и повсеместное, способное дать «ровно горящий уголь», который мог бы мерцать и под пеплом. Так набирал силу, крепчал дух народа.
Таким образом, формируются стойкие культурные паттерны — принятые этнокультурой связные конфигурации образов и стереотипов поведения, стандартов, ценностей или идеалов.
Подобный анализ можно провести относительно исследования ментальности интеллигенции, что представляет собой более обширный пласт фактологического материала. Здесь в качестве объекта изучения могут выступать и сочинения известных представителей российской интеллигенции, и их язык, оговорки, манера изложения и др. Это в целом позволяет воссоздать матрицу идеологии, моделей поведения, способов реакции на предлагаемую действительность, что в совокупности воссоздает картину ментальности.
Помимо исследования ментальности представителей разных социальных слоев одного этноса, чрезвычайно показательны исследования моделей ментальности разных темпоральных и этнических культур. Очень интересным становятся соединения в них невозможных, с точки зрения нашей логики, компонентов.
Рассмотрение восприятия мира с точки зрения аристотелевской концепции (наличие множества возможных представлений исходной информации, что является единственно верной ее репрезентацией) дает возможность различно трактовать ее логическую структуру, в том числе и способы понимания состояний сознания потенциального множества субъектов, воспринимающих исходное положение вещей. Эта специфика может и неизбежно противоречит сформированным в сознании стереотипам, установкам, иллюзиям.
Оппонентная структура восприятия ярко представлена в текстовых источниках Древнего мира, в частности, Египта. И сами тексты, и мифология приписывала своим Богам амбивалентные и часто противоречивые свойства, само наличие которых (противоречивых свойств) являлось обычным и именно это привлекало к герою (Богу, Фараону) симпатии народа (5). Данные примеры демонстрируют наличие триад (в отличие от дуального подхода), каждая из которых обладает высокой степенью ценности, и их обязательное сочетание в одном персонаже подчеркивают его значительность. Подобные аспекты позволяют говорить о наличии совершенно другой логики (аллологики) этноса, в паттернах которой воспринималась действительность, что существенно отличается от модусов культуры современного восприятия реальности (5).
Множественные отличия присутствуют и в восприятии природы. Для жителя современного мегаполиса – она – пространство, находящееся за окнами, или в, лучшем случае, на даче. За ней просто наблюдают относительно того, как именно нужно одеться.
Ю. Бромлей отмечает, что для древнего человека, или представителей современных народов – представителей «детских (встроенных в природу) культур», природа совершенно другой мир. Она выступала как одушевленное «Ты», а не безличное «оно». «Ты» — это хотя и иная, но однопорядковая человеку реальность, с которой можно обращаться как с себе подобным и от которой можно ожидать сходных реакций: удовольствия и неудовольствия, обиды или умиротворения, заслуженной защиты или спровоцированной или спорадической агрессии и т.п. Отсюда — стремление умилостивить ее, испросить у нее для себя или для сообщества некоторые блага взамен принятия на себя определенных обязательств, а подчас и посредством угроз (1). Последний аспект очень показателен, более того, он протянул традиционные параметры восприятия и отношений с ней к настоящему времени. Подробно описан случай, происходивший во время строительства Санкт-Петербурга, когда необходимо было перевести по Ладоге караван судов с грузом, но длительный шторм мешал этому. Петр 1 сначала просил Ладогу успокоится, затем угрожал ей словесно (используя ненормативную лексику), а когда уговоры не помогли, велел высечь Ладогу батогами, лично участвуя в этом. После этого шторм прекратился.
Это буквальным образом переплетается с древнеегипетскими текстами, свидетельствующими, что люди не только обращались с Богами (их изображениями) достаточно бесцеремонно, но и буквально требовали соответствующих наград за службу и жертвоприношения. Характер ментальности предполагал близкое общение с высшим миром и введение Богов в повседневный круг бытия (5).
Приведение и действенность схожих примеров позволяют говорить о том, что менталитеты изменяются более медленно, чем что-нибудь другое, и их исследование демонстрирует, как медленно шествует история”.
Но, помимо того, что ментальность представляет собой совокупность рациональных и иррациональных взаимообусловленных, усвоенных и применяемых композиций, она трансформируется в особую пространственно-энергетическую композицию, обладающую своими собственными показателями взаимного притяжения. При этом важной проблемой становится выяснение причин и особенностей такого притяжения. Если совокупность элементов столько различна, то они не должны составлять целостности, а существовать как разрозненные аспекты. Но в реальности это не так.
Отвечая на подобные вопросы, японский ученый Иномата, предлагает свою теорию, изложенную им в книге «Парадигма новой науки».
Он считает, что любые конструкты объединяет энергия, которая движется по спирали, закручиваясь по часовой стрелке. Его основная идея заключается в следующем: сознание-ум и масса-материя не связаны непосредственно. Но когда сознание управляет течением физического времени, появляется положительная и отрицательная энергия.
Рассматривая ментальность с этой точки зрения, можно придти к выводу, что она основывается на концепциях синхронистичности коллективного бессознательного, которые приобретают совершенно иные свойства и характеристики. Ментальность вследствие этого становится не просто набором и совокупностью отдельных субстанций, но преобразуются в поле притяжения каждой из них в единое целое, которое выстраивается в локальную модель мироздания, находящейся на определенной вибрационной волне, порождаемой пониманием, представлениями, то есть сознанием людей одной культуры. То есть общее сознание – есть физическая вибрационная энергия, принимающая форму электромагнитных волн. Материя обладает вибрацией на уровне атомов или элементарных частиц — эта идея лежит в основе квантовой физики. Сознание, как и материя, на базовом уровне состоит из вибрации. Ментальность, как коллективное сознание, и становится определенным управляющим центром, который курирует сознание всех своих носителей и определяет качество, развитие и направленность формирования и культуры, и людей, в ней живущих (7, с. 48-54)
Этой противоречивой, но энергетически соединенной ментальностью, объясняется многомерность людей, каждого конкретного человека, что создает возможность построения разных вариантов целостных образов. Последняя (многомерность) достигается за счет высвечивания одних и затенения других свойств человека. Подразумеваемая целостность человека всегда обнаруживает глубинный слой знаний, формируемый ментальностью, который служит ее исходным основанием. Речь идет о единых началах, лежащих в основе восприятия мира и человеческого бытия. Это — мировоззренческие принципы, связанные в некую систему категорий, незримо присутствующие в нашей культуре и создающие «естественность», самоочевидность общих представлений о мире и человеке, настолько привычных и банальных, что специфика их обычно не замечается представителями данной культуры.
Таким образом, ментальность создает картину мира, в которой соединены все или большинство известных компонентов, соединенных воедино единым полем. Последнее представляет собой мифологический пласт сознания, ориентиры которого и переносятся на восприятие и оценивание окружающего.
В общем конструкте ментальности каждый компонент (наука, искусство, религия) содержательно и функционально отличен от другого, решая свои проблемы и наполняя картину мира определенными смыслами. Три вида знаний, объединяясь в личном сознании по законам апперцепции, образуют стержень культуры, сцементированный вибрационной энергией.
Ментальная картина мира индивида начинает формироваться с момента его рождения и корректируется при поступлении новой информации в течение всей жизни, в процессе чего происходит процесс восприятию явлений внутреннего и внешнего мира. При этом новая информация усваивается (делается своей) тогда, когда сходна, или соответствует индивидуальной ментальности. В противном случае она отторгается, как «другая», следовательно, дискомфортная.
При этом направленность ментальности каждого человека и, соответственно его этнической культуры, будет соответствовать тому типу ментальности, которая более всего проявлена и известна в религиозно-философских доктринах, рождающих определенный тип общей ментальности его этнокультуры. Она становится его почти генетически передаваемой субстанцией, которая приобретает константное качество.
Литература
1. Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983
2. Велик А.А. Психологические направления в этнологии США. От исследования «культура-и-личность» к психологической антропологии // В кн. Этнология в США и Канаде. М., 1989.
3. Гумилев Л. Древняя Русь и Великая Степь. М., 1992
4. Гуревич А.Я. Исторический синтез и «Школа Анналов». Москва. «Индрик».
5. Дюмезиль Ж. Верховные боли индоевропейцев. М., 1986.
6. Ильин И. Главные национальные проблемы. Тобольск, 1972.
7. Иномата Ё. Парадигмы современной науки. СПБ, 2003.