Раздел: не указан
Ключевые слова:
культура, ритуалы, процессуальность, статусность.
Аннотация:в статье рассматриваются статусные состояния культуры, представленные в идеальной и материализованной формах.
Текст статьи:
Сущее в культуре, пребывающее преимущественно в идеальной, ментальной, деятельностной и иных неоформленных сферах должна быть укоренена в узнаваемых состояниях, которые бы сделали их определенным образом встроенными в конкретное пространство и время, придали им процессуально-ритуализованный характер и через них закрепились бы в мировоззрении, менталитете личности и социума. То есть, культура в любом случае должна быть материализована, состоятельна и процессуализирована. Естественная релятивность в определении того, что принадлежит области собственно культурных состояний, а что не может рассматриваться в качестве таковых, зависит от системы отношений, в которых обнаруживаются ее характеристики. Говоря словами Маркса, который столкнулся с подобной трудностью в определении, свойство вещи быть товаром, служить деньгами, выступать представителем капитала либо быть просто культурным благом, безотносительно к ее стоимостной оценке зависит не от натуральных качеств вещи, а от характера общественных отношений, в которых она берется и рассматривается (91:251). Состояние культуры в этом смысле также обнаруживает и утверждает себя только в отношениях людей друг к другу и окружающему миру.
Процессуальность можно понимать как состояние, выступающее как – философское и общенаучное понятие, которое синонимизируется с понятиями регламент, режим, порядок, очередность действий, протекающих в определенном времени. По мнению Аристотеля, понятие состояние тесно связано с категориями качества и свойства. Он писал: “Претерпеваемым состоянием в одном смысле называется качество, в отношении к которому возможны изменения, … а в другом смысле так называются уже реальные процессы или изменения в области этих свойств” (7:90). По современным представлениям, понятие процессуальность и состояние – чрезвычайно общая абстракция, отражающая количественно-качественные формы реализации бытия культуры, существования объектов любой природы, наличной и приобретенной ими специфики и определенности их сущностных, основных свойств и качеств, как внутренних, так и внешних. Содержание понятия состояние имеет свою специфику. Его нельзя приравнивать по семантике к категории качества. Это, скорее, форма проявления качественной определенности, так как в его описание обычно не включают описание структуры объекта, характер элементов, всех решительно его свойств. То есть, это ограниченное по объему понятие, в него входят только основные общие и специфицирующие параметры объекта – сущностные характеристики. Понятие же качества фактически требует его потенциально неограниченного описания. С этим связан тот простой факт, что в физике понятие качества не является ее собственным работающим понятием. Таким понятием здесь как раз является понятие состояние.
Но состояние – производное начало от других позиций, в частности – материи — начала, по преимуществу, воспринимающего воздействия. В отличие от «физики существующего» (being) рождается «физика возникающего», или «физика становления» (becoming) . Одновременно с этим приходит понимание того принципиального факта, что время и процесс по существу синонимичные понятия, что время это не просто параметр, но понятие, обобщающее для таких неустранимых свойств мира, как развитие и изменчивость. Материи как материалу, основе противостоят процессы формообразования. Категорию «материя» можно определить как материал и сущность формообразования и изменений. Она то, из чего нечто качественно определенное образуется благодаря воздействию различных процессов или действию их внутри нее. А процессуальное начало — это формообразование, движение как процесс принятия материей определенной формы. Философское свойство материи и есть свойство служить материалом, сырьем и/или субстратом в отличие от процессности — процессов формообразования (16:96).
Составляя субстрат и материал процессов и изменений, материя конкретно проявляется в содержании (составе) образований сущего. Материя характеризует то, что имеется, что пребывает, на что оказывается воздействие, тогда как процессы и изменения, возникающие на их основе, характеризуют то, как образования пребывают, как что происходит. Процессуальность представляет сущее со стороны текучести его образований. Текучести не бывает вне какой-либо материальности. Изменения, текучесть, движение, если они не просто воспроизведение и тиражирование, сводятся к формообразованию, к оформлению материальности и, значит, к появлению новых конкретных образований, протекающих в определенном времени. Именно последний аспект является в последнее время особым предметом исследований в гуманитарных и естественных науках.
Проблема времени, и связанная с ней, проблема ритма — одна из тех, которые волновали и волнуют человечество на протяжении всей его истории. В этой теме концентрируются почти все фундаментальные вопросы, стоящие перед самим человеком, его экзистенцией и его деятельностью в мире. Поэтому категория времени носит по самой своей природе универсальный и интердисциплинарный характер.
Что касается науки ХХ — XXI века, то для нее вообще характерна совершенно особая тематизация времени. Более того, вполне возможно, что именно понятие времени — это понятие, вокруг которого явно, или неявно идут сегодня основные споры и решаются научные проблемы.
После грандиозных интеллектуальных революций в науке ХХ века мы начинаем видеть, как Время постепенно становится подлинным героем научного разума. Сообщество ученых все более и более убеждается в том, насколько в некоторых случаях недостаточны представления о времени классической науки. Эти представления не охватывают процессуальность, развитие, направленность событийного потока во Вселенной. В настоящее время почти все науки захвачены идеей развития. Идея эволюционизма, по мнению Тейяра де Шардена, становится уже не гипотезой, а фундаментальным условием существования науки как таковой (119).
«Стрела времени» «пронзает» собой всю толщу современных научных представлений человечества. Эта почти всеобщая интуиция времени во многом опирается, сознательно, или бессознательно, на временную форму, культивируемую и сохраненную в европейской гуманитарной культуре и, более всего, классической музыке.
Само понятие времени, подвергнутое серьезной рефлексии, может послужить изменению некоторых базовых понятий культуры. Вся ритуализация, процессуальность, состояния культуры со всей ее специальной и гуманитарной спецификой, может и должна себя мыслить как равноправный элемент мирового научного процесса. Две фундаментальные темы, связанные между собой, могут послужить тем общим основанием, на котором возможно это сближение: это тема времени, как необратимости и тема субъект-объектных взаимодействий. Эти темы могут быть поняты как отражение базовых качеств данной человеку реальности, реальности как эмпирической, так и теоретической его деятельности.
Глава Брюссельской научной школы И.Р. Пригожин, отмечая необычайную активизацию интереса к проблеме времени во второй половине ХХ века, называет эту ситуацию «переоткрытием времени» (110). Пригожин, говоря о классической науке, вернее о том, что он связывает с «ньютонианской парадигмой», которая жива до сих пор, называет время «забытым измерением».
Для классического подхода время используется как внешний количественный параметр. При этом оно, что самое главное, оказывается полностью обратимым. Но обратимость времени здесь, по существу, означает его (времени) отсутствие, так как снимает различие между прошлым, настоящим и будущим. В этом смысле можно говорить о «безвременной», по существу безразличной к направлению времени научной картине мира. Следующее высказывание Эйнштейна очень характерно: «Для нас, убежденных физиков, различие между прошлым, настоящим и будущим всего лишь иллюзия, хотя и весьма устойчивая».
Такая «безвременная» картина мира, в которой временные различия являются только «иллюзией», чем-то крайне привлекательна для ученых. Эйнштейн сохранял «классическую» позицию в этом вопросе, хотя именно его работы произвели революцию во взглядах на время, в частности, заставили обратить внимание на фундаментальную связь времени и реальных физических процессов.
Если рассматривать «классический Разум» как явление Культуры и как нечто архетипическое, то в терминах М. Элиаде это может описываться как борьба между «космосом» и «историей» (137). Выбор Эйнштейна в данном случае явно склонялся в сторону «космоса». И это, уже буквально, имело отношение к его первоначальной модели «стационарной вселенной», его первой негативной реакции на идею расширяющейся (то есть имеющей свою историю) вселенной А.Фридмана его многолетней полемике с Н.Бором и пр. Но если в отношении к Фридману он довольно быстро изменил свою позицию, то в ситуации с Бором его точка зрения не изменилась (16).
Материальность и процессуальность неразрывны, различие между ними не абсолютно, а относительно, ибо они могут меняться местами, переходить друг в друга. Относительная самостоятельность процессуальное познавательно отражена в теории диалектики и синергетике, согласно которым однотипные процессы могут происходить в разных, при этом иногда разнотипных, образованиях и системах. При этом три фундаментальных качества феномена состояния культуры: времени-энергии — непрерывность, необратимость и субъект-объектность позволяют провести существенные аналогии с представлениями, актуальными для научного сообщества нашего времени.
Понятие duree, по мысли Бергсона, является основой творческой эволюции мира и резко противопоставлено механизированному «тик-так» времени классической науки. Н. Винер, родоначальник кибернетики, утверждал совершенно неожиданную для своего времени вещь: «… автомат живет в таком же бергсоновском времени, как и живой организм» . Колоссальную роль, которую сыграла идея duree в науке ХХ века подчеркивал В. И. Вернадский.
При вышеприведенном понимании материя противостоит форме — качественной определенности отдельного образования, а также внутренней и внешней организации образования — и процессуальное равно — процессам, происходящим в материи как материале (сырье) или как на субстрате (почве). Итак, материя — это материал и субстрат изменений.
Но и материал, и субстрат тоже как-то оформлены. Превращение их во что-то бесструктурное и совершенно неупорядоченное будет разрушением, переходом нечто в ничто. Возможность превращения образований сущего в устойчивое ничто и воцарения хаоса свидетельствует об уязвимости в принципе сущего. А осознание его уязвимости выступает основанием ответственной, осторожной, предусмотрительной, то есть опирающейся на знания и нравственные императивы, культурогенной активности, что подчеркивает и А.И. Селиванов (114: 76, 54, 58, 62, 64). Хаос созидателен не вообще, а лишь в той мере, в какой его временное установление ведет к переходу системы на более высокий уровень организации. Только ведущая роль культуры в условиях цивилизации может обеспечить преобладание в условиях последней упорядоченности над беспорядком, структурности над хаосом и установление гармонии среди разнобоя.
Культура выступает как организующая, упорядочивающая социальная сила в противостоянии хаосу и неупорядоченности. В формообразовании, организации и упорядочивании преодолевается косность материала и меняется используемая материя. В результате появляются системы, оформляются роды, виды и подвиды культуры. Она создается либо как переорганизация и переделка имеющихся форм, их преодоление, либо как формотворчество, возникновение организованного нового и прибавление к сущему в культурообразном виде.
Относительность различения материальности и формообразования проявляется и в том, что многие процессы происходят внутри материала воздействия. Нечто вместе с внутренне присущими ему процессами может представать объектом внешнего воздействия. Вообще, как известно, любые процессы происходят внутри какой-то данности. Вне материи вообще ничего не может быть и не происходит. Но в абстракции можно и нужно проводить различие между материалом, с одной стороны, и процессами формообразования — с другой, хотя бы потому, что результаты воздействия будут различными тогда, когда на одинаковую материю воздействуют разные процессы, и — наоборот — когда один и тот же процесс оказывает воздействие на различные «ткани» или возникает внутри различных «почв». В общественной истории бывало, что управляющие субъекты заметно по-разному реформировали весьма схожие по уровню и характеру развития страны, и это приводило к мало сопоставимым итогам: одна страна начинала бурно идти в рост, а другая топталась на месте, если вообще не скатывалась вниз.
Как показывает синергетика, со стороны самоорганизации сходными могут быть процессы, происходящие в разных областях реальности. Так, нарастание революционной волны в стране по тому, как протекает процесс, вполне может быть подобно сходу лавины в горах. Схематически близки механизмы самодостраивания систем и перехода от хаоса к порядку и от порядка к хаосу в совершенно различных сферах сущего. Подобные друг другу механизмы образования и распада систем присущи и живому, и социальному миру. Это доказывает относительную самостоятельность процессуального (110).
Материя выступает как субстрат, материал, «ткань» всех образований сущего, которые необходимо различаются по способу существования, то есть по форме. И определенное качество материала и субстрата, и способ их организации, и характер связей образования с другими образованиями — все это относится к форме. Любая качественная определенность материи, которая как нечто аморфное и неопределенное в целом существует только в абстракции, а в частях может пребывать там, где на месте прежней системы воцаряется хаос, означает то, что имеется некоторая форма. Каждое отдельное есть форма. Каждое отдельное так или иначе формируется, и все формы когда-то возникают из чего-то и на какой-то почве.
Единство материи и формы, по существу, неразрывно, лишь в абстракции можно их относительно отделять друг от друга. Любая форма может послужить материей для образования новых форм.
В истории философии деление на материальность и формообразование впервые в диалектическом соотношении рассматривал Аристотель, когда он выдвигал понимание движения как процесса восприятие (принятия) материей какой-то формы.
Лосев так объясняет его понимание. «Аристотель, несмотря на общий античный синтетизм, а вернее сказать, смешанность и недифференцированность научного знания, сумел найти в музыке ту ее специфику, которую даже и сейчас еще далеко не все понимают. Специфика эта заключается в том, что музыку Аристотель понимает как отражение чисто временного процесса, как чистую процессуальность, как чистейшее становление, для которого не характерно ничто устойчивое и ничто неподвижное. Все вещи движутся, и вообще все на свете погружено в становление. Все вечно возникает и все вечно погибает. Но при таком отношении к действительности мы обращаем главное свое внимание на те предметы, вещи, тела, существа, которые находятся в постоянном и вечном процессе возникновения и уничтожения, которые важны для нас сами по себе, а на ту процессуальность, на то становление, в которое погружены все эти предметы, мы часто даже не обращаем никакого внимания.
Чтобы понять специфику музыки, как ее изображает Аристотель, надо, наоборот, отвлечься от всех вещей и тел, от всех предметов и существ и сосредоточиться только на их чистом становлении. Изображением этого чистого становления, этой ничем не нарушаемой процессуальности, этого движения как такового как раз и занимается музыка. … Каким-то историческим чудом нужно считать то, что Аристотель, всегда трактующий действительность в ее полноте и чувственной конкретности, сумел произвести такого рода чудовищную абстракцию, а именно отделить движение от движущегося предмета, да еще объявить это чистое движение предметом целого искусства, музыки. Это одно из самых удивительных достижений античной эстетики, как бы близко к этому ни подходили Гераклит или Платон. Это – мировое открытие, и притом такое уверенное, такое решительное и такое безусловное» (81:78-86).
В Новое время большой вклад в разработку категорий процесс и процессуальность (иногда пишут «процессность») внесли Гегель и Бергсон. Гегель обогатил теорию процесса (развития) понятием «становление», а также диалектическими принципами единства и борьбы противоположностей, взаимного перехода количественных изменений в качественные, отрицания отрицания, разработал категории диалектики. Гегель, однако, абсолютизировал процессуальность и считал процесс абсолютной формой существования предмета и мира в целом. А. Бергсон рассматривал время, как фактор, образующий «жизненный порыв» как «энергетический динамизм» и, истолковывая его, в некоторых моментах предвосхитил теорию самоорганизации открытых систем, то есть синергетику (35,144).
То же самое присуще и состоянию культуры. При всем многообразии определений термина «культура», можно увидеть, что одной из важнейших ее функций является именно организация социального поведения людей. Носители одного и того же типа культурного сознания всегда обладают сходным (хотя и выраженным обычно в разной степени) представлением о нормах и правилах действий в той или иной конкретной ситуации. Таким образом, осознание своей связи с тем или иным типом культуры оказывается для людей новым основанием их взаимной организованности. Умение одинаковым (или хотя бы достаточно сходным) образом расшифровывать сообщения, передаваемые в каком-то данном сообществе, выявлять в них смыслы, определяющие всю его жизнедеятельность, использовать стандартные образцы поведения, задаваемого этими сообщениями и пр. — обеспечивают рамки, в которых каждый член этого сообщества ощущает свою связь с остальными, воспринимает себя в качестве элемента единого целого, преодолевая тем самым «страх одиночества и заброшенности» (16).
С этой точки зрения культура предстает как семиотическая (знаковая) система. В нее входят конкретные вещи, в которых опредмечивался общекультурный смысл какого-то данного сообщества («знаки первого порядка»), явления, события, с помощью которых можно было бы указывать на все, что входит в сферу интеллектуального внимания людей: любые отсутствующие «здесь-теперь» вещи, явления, их свойства, отношения между вещами и событиями, различные операциональные схемы действий, которые еще не осуществились, но должны быть осуществлены или наоборот — запрещены.
Такие знаки, среди прочего, могут также служить средством выражения определенных внутренних состояний каждого участника коммуникативного акта (так, в старинном куртуазном «языке цветов» определенные растения, демонстрируемые одним из собеседников другому или другим, выражали грусть, радость и другие чувства их обладателя). В этой роли часто используются различные формы одежды, раскраска лица и тела и т.д. Поскольку все эти средства по многим параметрам отличаются от знаков «первого порядка», их можно назвать «знаками второго порядка». Они задают не целостный образ, а последовательность операций, разбитых на определенное множество фрагментов. Эти фрагменты могут быть различным образом расположены во времени, часто предполагают их реализацию различными людьми, они вообще могут быть направлены на кого-то, кто до знакомства с некоторой инструкцией, определяющей последовательность его будущих поведенческих актов, вообще не подозревал о самом существовании этой инструкции и соответствующих способов действия. В силу этого такие знаки чаще всего конкретно адресованы, предполагают контекстную выделенность того, кому они предназначены.
Только знание всей системы, элементом которой является тот или иной знак, определяет как его значение, так и правила пользования им. Знаки замещают скрытые за ними сущности так, что люди часто забывают об их вторичности, не принимают во внимание то обстоятельство, что предметы, явления, процессы и пр., используемые в качестве средств указания на нечто иное, чем они сами, могут вызывать совсем иные реакции, будучи использованы вне их знаковой функции. Вторичная функция вещей, используемых людьми в своей деятельности, постепенно вытесняет из поля зрения их непосредственную природу. Человечество все в большей степени заслоняется от прямого восприятия действительности искусственной средой (так называемой «второй природой»), порождаемой действиями людей. При этом довольно часто элементы искусственной среды, создаваясь для решения одних задач, в дальнейшем могут иметь еще большее значение в рамках совсем других практических ситуаций.
Само разнообразие знаковых систем свидетельствует о том, насколько опосредованный характер имеет современная социальная жизнь, распределенная по весьма дифференцированным уровням человеческих коллективов и осуществляемых ими действий. Люди все в большей степени имеют дело с тем, что сами же и создают. Происходит постоянное взаимопревращение средств и целей. Для решения определенных задач человек придумывает какие-то приемы, изобретает вспомогательные предметы и пр. Затем, совершенствуя свою деятельность, он начинает улучшать используемые методы и предметные средства, для чего приходится, в свою очередь, создавать новые способы и инструменты и т.д. (31). Постоянная переориентация деятельности приводит к тому, что исходная цель все больше отодвигается на задний план, а иногда может вообще выйти за рамки внимания, первоначальный смысл забывается и поведение людей, в этом случае, приобретает чисто формальный характер.
Знаковые системы, опосредующие самые различные виды человеческой активности, не только являются средствами организации соответствующей деятельности, но часто и сами становятся предметом, на который эта деятельность направлена. Создание соответствующих знаков, их совершенствование, выявление или изобретение новых способов их использования — все такие процедуры довольно часто оказываются весьма важной целью, с которой так или иначе связано функционирование культуры. Поэтому важно, чтобы используемые знаки не только указывали на нечто, отличающееся от них (по отношению к чему конкретные реальные предметы или явления и выступают в роли знаков), но и непосредственно свидетельствовали о собственном существовании. Чем выше культура по уровню развития, тем большее значение приобретает функция самопредъявления знаковых систем, создаваемых и используемых этой культурой. Это проявляется и в росте интереса к особенностям конструирования таких систем, выявлению законов их организации.
Широкое распространение различных вариантов искусственных языков, в том числе и так называемых «машинных», построенных по образцу математических структур, обнаруживает достаточно наглядно, что постоянное указание на собственное существование является для них не менее (а может быть и более) важной задачей, нежели та, для решения которой данный язык возникал. Язык вообще существует, лишь постоянно демонстрируя себя. Не случайно такую популярность (при всем разнобое интерпретаций) приобрела позиция М. Хайдеггера, характеризующая язык вообще как «дом бытия» (129). Все, с чем имеют дело люди (включая их собственные внутренние переживания), приобретает некоторую определенность, становится осознаваемым только вмещаясь в какие-то языковые формы. Все виды человеческой жизнедеятельности сегодня так или иначе зависят от эффективности знаковых систем, регулирующих функционирование различных типов современного общества. Поэтому можно утверждать, что единство любого социума, целостность его культуры существенным образом определяются эффективностью знаковых систем, создаваемых и используемых этой культурой.
Межчеловеческое общение, осуществляемое в любой системе культуры, создает некий фон, вне которого интеллектуальные процессы неосуществимы. Можно назвать такой фон «семиотическим пространством», поскольку он обусловлен наличием различных знаковых систем, сложным взаимодействием между ними и влиянием, оказываемым ими на любые формы социальной коммуникации. Подобно тому, как нашу планету окружает «радиофон», возникающий как побочный результат технического прогресса земной цивилизации, «семиотическое пространство» не является самоцелью и, в то же время, однажды оформившись, оно существенным образом регулирует каждую область и каждый уровень человеческой (как индивидуально-личностной, так и социально- массовой) активности.
Ясно, что чем сложнее социальная жизнь, тем существеннее роль различных фрагментов «семиотического пространства» в ее успешном функционировании. Поэтому с развитием общества все больше внимания уделяется повышению организованности этого пространства и оптимизации его функционирования, что и обусловливает необходимость периодического совершенствования знаковых структур, составляющих содержание этого пространства и обеспечивающих его внешнее проявление. В связи с этим, история любого общества отчетливо демонстрирует периодическую смену двух различных, хотя и пересекающихся между собой фаз. Одна из них — «утилитарная» — связана с сохранением и постоянным воспроизведением уже существующих знаков, регулирующих поведение людей на разных уровнях и в разных сферах общественного бытия. Содержание другой — «символической» — составляют процессы, направленные на создание новых знаковых систем, и выраженных в них новых социальных целей и ориентаций, когда традиционные культурные смыслы перестают быть эффективными.
Таким образом, усиление роли символических средств в процессах функционирования культуры чаще всего свидетельствует о том, что на данном этапе исторического развития в общественной жизни социальное начало преобладает над индивидуально-личностным отношением человека к окружающему миру. Создаваемые знаковые системы ориентируют каждого члена общества на ценности, не имеющие непосредственно утилитарного характера, выражающие культурные смыслы одинаково важные для всех групп, составляющих это общество, поэтому сама неопределенность формы, в которой они представлены в общественном сознании, позволяет каждой из таких групп интерпретировать смыслы, выраженные новыми символами, в соответствии со своими целями и интересами. Поскольку несовпадение подобных интерпретаций обнаруживается и осознается не сразу, постольку появление новых общих символов на некоторое время может стимулировать ощущение единства устремлений всех членов общества. Достаточно устойчиво прослеживается весьма интересная связь: чем хуже условия существования общества, чем ниже общий уровень жизни его членов, тем более масштабны их мировоззренческие поиски, тем более сложные символические системы они создают и используют.
Реализация «символической фазы» в культурной жизни общества обнаруживает наличие разных тенденций дальнейшего развития общества. Таким образом, изменения, происходящие в социальной и культурной жизни человеческих сообществ, влияют на переорганизацию соответствующего семиотического пространства и наоборот — качественные сдвиги в таком пространстве порождают фундаментальную перестройку самих культурных комплексов в целом. В первую очередь это относится к формам социальной коммуникации. В зависимости от того, какая из двух фаз оказывается определяющей на данный момент времени, меняется и представление о целях, а значит и способах организации межчеловеческого общения. В рамках «утилитарной» фазы важнейшей целью коммуникации является трансляция внутри данного общества какой-то константной информации, отражающей полезный социальный опыт, накопленный предшествующими поколениями и сохраняющий свою значимость в данное время. Следовательно, критерием успешности и ценности средств, используемых в общении людей, является минимизация искажений информации, циркулирующей в обществе, обеспечение совпадений в способах интерпретации передаваемых и получаемых сообщений (32, 33).
Содержание «символической» фазы представляет собой совокупность процессов, порождающих новую информацию, либо вовсе не представленную в текстах прошлого либо существовавшую в них скрыто, неявным образом. Ценность коммуникативных средств, применимых в подобных условиях (и в первую очередь средств языка) определяется их способностью обеспечивать смысловые сдвиги, не порождаемые правилами, уже существующими на данный момент, определяющими в значительной степени процессуальность и состояние жизни и культуры, как нечто первозданное и совершенно непреодолимое. С помощью категории жизнь обозреваются постоянная текучесть и становление, то бурление, то мирно протекающие процессы в их взаимодействии. Жизнь предстает единством диалектических и синергетических процессов, которые могут происходить на разных субстратах и в разных материалах. Поэтому можно говорить о жизни космоса, о человеческой, общественной жизни, о жизни в искусстве, о жизни ученого и т.д. Общественная жизнь — это процессуальность бытийственной и идеальной сфер общества, вечная текучесть и изменчивость общественных форм, их взаимодействие, взаимопереливы и взаимопереходы (16). Культуру в рассматриваемом аспекте можно понимать как аксиологизированную и гуманизированную организацию жизни людьми.
И материальность, и формообразование были и будут всегда. Все конкретные формы сущего образовались в порядке тесного единства и борьбы между определенной материальностью и определенными процессами. Каждая из этой пары противоположностей есть, как говорил Гегель, «свое другое», они одновременно предполагают и отрицают друг друга. Культура основана, в частности, на возможности принятия материей различных форм, на способности людей, используя разнообразные материалы и субстраты и «колдуя» над тем или иным сырьем, получать формы-результаты, представляющие для человека ценность. А тогда, когда культуроносная предметность выступает в виде человеческих деяний, она формируется из специфической социальной энергии, составляющей «ткань» поведенческих актов и межчеловеческих отношений.
Производство культуры предполагает антропофильное формо-образование, человекоугодную подготовку и обработку материала, взращивание на том или ином субстрате человекоугодных образований. В результате сущее наращивается и разнообразится за счет прибавления в универсум образований, гармоничных с ним и отвечающих интересам человека как меры всех вещей. В реальности, однако, и культурогенная активность людей дает свои издержки и, кроме того, она тесно переплетается с активностью, не содержащей культуроносного потенциала.
Это делает культуру феноменом нашего мира в смысле мировоззренческой выделенности, самоявленности в качестве важнейшей характеристики деятельного состоявшегося бытия людей. Сегодня не только взывают к самобытности этнических и национальных культур. Становятся обычными апелляции к необходимости обладать «политической культурой», иметь должную «культуру производства», развивать «культуру общения», владеть «культурой поведения», говорят также о «физической культуре» и т.п. Обращение к регулятивной ценности культуры как основного, если не единственного, условия верной направленности человеческого действия сегодня становится практически неизбежным при оценке самых различных видов и способов человеческой деятельности, их результатов, образующих более или менее крупные события общественной жизни. Иначе говоря, культура и человеческая культурность обнаруживают себя в тех же самых актах, в которых человек деятельно относится к миру, воспроизводит и производит весь спектр условий и обстоятельств своей жизнедеятельности.
Создавая культурную предметность, человек нередко ищет то, с помощью каких конкретных способов и осуществляя какую деятельность можно получить те или иные замышленные формы. Однако именно эта непосредственная соотнесенность феноменальных обнаружений культуры с реальностью человеческих действий, поведения, поступков — всего активного бытия людей — как раз и делает затруднительным, а иногда и невозможным понимание естественности культурной жизни. Дело в том, что как бы ни бралась непосредственно наблюдаемая связь культуры с предметно-преобразующей деятельностью человека — а на признании фундаментальности такой связи сходятся большинство философских подходов к культуре, уже в само сущностное определение деятельности входит безусловное понимание ее предметной направленности и сознательно-контролируемого изменения сущего (113:284). Деятельность, ничего не меняющая и не имеющая достаточно определенной цели, конечно, бессмысленна. В этом случае все естественное, начиная от вещества предметного материала, реальных средств и обстоятельств деятельности, вплоть до естественно сложившихся — коллективных и индивидуальных условий деятельной активности, выступает в значении теряющего свою изначальную натуральность. Поэтому с точки зрения деятельностного воззрения на культуру в естественном усматривают лишь предысторические или вообще внешние деятельности условия и предпосылки человеческого бытия.
Часто приходится решать и вопрос о том, пользуясь каким материа-лом, возможно добиться желаемых результатов в процессе труда и творчества. Конкретные субстрат и материал иногда приходится добывать или вновь искусственно создавать. Процессуальность сказывается на характере материальности. Но и последняя — при всей относительной пассивности — сказывается на характере процесса (активности), который в немалой мере обусловлен состоянием материи и проистекает как из него, так и из природы тех сил, которые являются носителями определенных воздействий. В достаточно развитом обществе носителями активности выступают прежде всего социальные субъекты. Для продуцирования культуры от субъектов обязательно требуется постижение специфики материала, доминантной основы в каждой области человеческой активности, а кроме того, владение процессами преобразования материи в нечто весьма нужное, желанное для людей и удовлетворенно ими принимаемое.
В этом случае к преобразованию культуры, естественности дальнейшего культурного движения обычно относят то, что традиционно носит название первоначальных условий производства. Это естественно сложившиеся природные условия существования — природный мир, земля, не только как вещественно-физический арсенал, доставляющий материал и первоначальные средства труда, но и как место обитания, образующее жизненный базис создателей – группы людей. В этот ряд естественных условий попадает также исторически складывающаяся предметная среда (предметный мир) обитания, как и естественно сложившаяся общность совместной жизни, языка, обычаев, традиций, форм жизнедеятельности вообще. Однако если деятельность рассматривается как некоторая базисная характеристика человеческой культуры, то развитие последней предстает в перспективе превращения естественно обнаруженных предпосылок деятельности в исторически заданные ее условия, в определенной степени сознательно контролируемые людьми.
Это утверждение происходит из мировоззренческого традиционного культуроформирующего понимания самой природы деятельности. Любая ее формы направлена к определенной цели, и, соответственна всЯ человеческая деятельность также должна иметь какую-то глобальную цель, которая людям представляется в исключительно идеальныъ гуманистически выстроенных вариантах.
Классическая философия давала ответы на это, исходя из принципов и закономерностей развития социального устройства, при котором люди смогут активно и целенаправленно формировать сами формы общения», и для которого все естественно сложившиеся человеческие предпосылки деятельности останутся навсегда ушедшими в предысторию. Соответственно для «исторического развития, делающего самоцелью эту целостность развития, т.е. развития всех человеческих сил как таковых, безотносительно к какому бы то ни было заранее установленному масштабу», человек представляется универсально развитым субъектом, господствующим «как над силами так называемой «природы», так и над силами его собственной природы» (91). Речь идет, таким образом, о культуре как универсальной мере деятельного отношения человека к «натуральным состояниям» общественной жизни и природного бытия, как вне себя, так и к своим собственным.
Таким образом, развитие культуры представляет собой творческий поиск, определение и создание субъектами новых нужных людям форм сущего. В этом случае собственно человеческая способность делать предметом своей направленной активности окружающий мир и самое свою жизнедеятельность рассматривается преимущественно как прогрессивное преодоление всего естественного и непосредственного не только по отношению к натурально-природному, но и применительно к самобытному личностному бытию человека. Субъекты различных видов, подвидов и областей культуры работают над разным материалом и возделывают новые культуроносные формы на весьма разных «почвах». Композитор работает со звуками и ритмами, создавая новые чарующие нас звучания и мелодии, он использует музыкальные инструменты, живописец создает художественные полотна, используя краски, создавая их сочетания, тона и полутона, грунтуя холст, манипулируя кисточками, пользуясь мольбертом и т.д. (32, 33).
Для воспитателя материей будет выступать душевно-духовный мир его воспитанников, этому миру он будет пытаться придать должный моральный настрой, тогда как для преподавателя важно обогатить и выстроить в наукообразную систему такую «материю», как сознание обучаемых им людей. На почве и из материала прежних форм культурой создаются новые, более совершенные техника и технология, улучшенные с точки зрения потребителя предметы быта, одежда, обувь, средства передвижения, космические корабли и прочее, прочее.
Человек не в силах в принципе создать или вообще ликвидировать материю. Она неуничтожима. Но люди в состоянии придавать все новые и новые, их устраивающие, формы, хотя, к сожалению, они могут действовать и уже отчасти действуют разрушительно по отношению к некоторым человекоугодным как природным, так и общественным формам. Существуют философские учения — Вл. Соловьева, Н.Ф. Федорова, Тейяра де Шардена и других, — согласно которым человек может оказаться властным над материей в том смысле, что Бог умом и руками людей создаст гармоничное им мироздание, разумным властелином которого люди будут сами.
Культурнесущие образования появляются как итог тщательной обработки материала и возделывания предметности на определенной почве. В культуре закрепляются сотворенные субъектами методы воздействия на материал, обработки и «засеивания» пространства. Поддержка культуры предполагает воссоздание того и владение тем, что создано ценного, умение вводить в жизнь найденные благотворные формы, применять разработанные методики и организовывать общественную жизнедеятельность согласно «человеческому измерению».
Материей (материалом, субстратом) по отношению к культуро-образующим процессам выступают: а) первая природа, б) еще неокультуренные элементы, части, сферы общественного бытия, в) культурные накопления, сформировавшиеся в прошлом и имеющиеся в настоящем, но требующие усовершенствования. Формообразующим процессом выступает культурогенная активность субъектов, создающая новые, а также поддерживающая и обогащающая уже добытые ценности. Естественно, что и человеческая активность может быть объектом воздействия и преобразования, и тогда она предстает как материал. Другими словами, под сферой собственно состояния культуры, культурной жизни понимается такая сетка межчеловеческих связей и отношений человека к окружающему, в которой люди способны выступать субъектами своей жизнедеятельности, максимально контролировать и направленно менять созданные условия и обстоятельства бытия как данности (34). С этой точки зрения и характеристики подлинно культурного может приобрести человеческое действие, поступок или историческое событие, которые соответствуют нормативам подобной системы отношений. Культурным оказывается преимущественно то, что позволяет человеку выступать в качестве субъекта деятельности, разумно самоопределяться в мире, то, что дает возможность достаточно свободно изменять и варьировать исходные обстоятельства своего существования.