Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:
универсалии культуры, лизинг методологии, лингводисциплинарный концепт, русский язык, наука.
Аннотация:Авторы применяют свою идею лизинга методологии (1999) к междисциплинарной деятельности. Авторы трактуют отдельную науку либо технологию как особый язык (по В.П. Зубову, 1926), вводят понятие лингводисциплинарный концепт и его производные. Опираясь на них, авторы предлагают дополнить компаративный подход семантико-когнитивным. Это позволяет построить концептологическую схему совершенствования междисциплинарной деятельности.
Текст статьи:
… наука есть язык.
В. Зубов, 1926
Любой язык в большей или меньшей степени неадекватен
той реальности, для описания которой он используется.
С. Серебряный, 2004
Без универсалий невозможно понимание мира и взаимопонимание между людьми.
С. Неретина, А. Огурцов, 2006
Постановка вопроса и неологизм лизинг методологии. В поиске средств повышения продуктивности междисциплинарных исследований прецедентом для нас служит Словарь (1970) Э. Бенвениста [1], интегрирующий изучение человека, языка и культуры. Разделяя распространённое понимание науки как коммуникативной социокультурной системы, мы рассматриваем два аспекта междисциплинарности: лингвистический и когнитивный. Наша цель – показать роль познавательных концептов в междисциплинарной деятельности и наметить путь (междисциплинарного, естественно) совершенствования её.
Названные аспекты объединяет толкование междисциплинарного исследования как лизинга концептов (от англ. lease – брать / давать в аренду). Выражение «лизинг методологии» введено нами применительно к целенаправленной деятельности [2, с. 22]: творческой и мультипрофессиональной [3–5]. Как и в экономической практике, лизинг методологии осуществляется регулярно; результаты его, какими бы они ни были, всегда «идут не в отходы, а в доходы». Leasing предполагает предприимчивость сдающего / берущего в аренду и часто – междисциплинарного посредника. Лизингу предшествуют рефлексия и критическая самооценка. Успешный выбор объекта лизинга нередко подсказан случайностью, и тогда возникает тема «везения» в науке.
Лизинг удовлетворяет интересы минимум двух участников взаимодействия, дополняя их возможности (ресурсы, modus operandi). Поэтому он – универсальный способ решения широкого класса проблем, порождённых типичной неполнотой, несамодостаточностью тех или иных целеустремлённых систем деятельности. Для плодотворной междисциплинарности, т.е. синергии различных видов знания, необходим системный, проблемно ориентированный, многосторонний лизинг методологического оснащения, созданного в рамках конкретной науки или её области. Термин leasing подчёркивает, что сумма исследовательских средств (и материальных, и идеальных) составляет мировой культурный ресурс. Некоторые части его принадлежат — по авторскому праву — тем или иным лицам, товариществам и т.д., другие же части есть res nullius, а отдельные — ворованный воздух (в смысле О. Мандельштама) [6, с. 83, 111].
Тематически ближайший сюжет лизинга методологии – «аренда» лингвистами у математиков категории концепт. Считается, что её разработал в книге по математической логике «Исчисление понятий» (1879) Г. Фреге, впервые приступивший к более глубокому исследованию понятия смысл [7, с. 654; 8]. А. Чёрч создал исчисление высказываний (1956) и в качестве дефиниции суждения предложил концепт истинностного значения [7, с. 667].
Zwischenwelt и наука как язык. Следуя Г.И. Петровой, будем трактовать междисциплинарность как неклассическую форму фундаментальности знания. Кроме того, примем, что conditio qua non междисциплинарности – системный эффект, т.е. появление качественно нового знания (по сравнению с суммой внутридисциплинарных знаний). Новое качество – адекватность: междисциплинарное знание моделирует действительность с повышенной степенью реалистичности. Как известно, в когнитивных актах между действительностью и нашим сознанием располагается активнейший посредник – язык. Акцентируя topoV и миссию языка как сферы медиации, Л. Вайсгербер ввёл эффектный термин Zwischenwelt [цит. по: 9, с. 8] (от нем. zwischen – между + welt – мир). Вместе с тем язык признан главным средством кодирования / изменения мира.
Допустим, что интердисциплинарное исследование развёртывается успешно и способно дать новое знание. Чтобы вероятность столь благоприятного исхода была высокой, часто требуется обогатить Zwischenwelt, добавив словесный эквивалент нового знания. В науке (моно- либо полидисциплинарной) так происходит всегда. Вот суждение сотрудника шпетовского ГАХНа, проницательного историка науки В.П. Зубова: «Научно доказать – значит сообщить в научной форме, ввести в научный язык, включить в его контекст. “Наука бессильна объяснить” значит только, что при данном научном языке, где такому-то и такому-то слову придаётся такое-то и такое-то значение, невозможно рассказать о таком-то и таком-то факте. Нужно или ввести новые обозначения, или преобразовать значения старых терминов так, чтобы новое явление укладывалось в научную систему» (1926) [10, с. 277].
Приложима ли мысль В.П. Зубова к случаю междисциплинарной деятельности? Да. Преобразование значений старых терминов науки № 1 состоит в распространении их не только на новые, но и на старые факты дисциплины № 2 (либо № 3, 4 и т.д.). С позиции дисциплины № 2 такой акт есть лизинг терминологии, а затем, возможно, – и методологии науки № 1. Далее В.П. Зубов выдвигает разделяемый и нами тезис: «Научность всегда сводится к словесному изложению, а не к предмету, т.е. к обоснованию, доказательству, включению в систему. Таким образом, наука есть лишь один из видов человеческого языка – наиболее гибкий в смысле передачи и распространения и наиболее захватывающий разные слои людей и разные национальности благодаря своей абстрактно-безличной форме, но всё же не исключительно единственный, так сказать, универсальный, все прочие превосходящий язык» [10, с. 277–278]. Значит, плодотворная междисциплинарность вносит свою лепту в процесс «вербализации мира», если вспомнить выражение Л. Ельмслева.
Но коли наука (и, очевидно, технология) есть язык, а он состоит из слов, то что же есть слово? Окончательного ответа пока нет. И.Е. Аничков в статье «Об определении слова» (между 1955 и 1960) критически анализирует 34 дефиниции слова в лингвистике. «Едва ли не правильнее видеть в слове очень сложное понятие, чем простое», – резюмирует он. Согласно И.Е. Аничкову слово есть – в определённом языке и речи – повторяющийся относительно самостоятельный и относительно прочный комплекс звуков, имеющий одно значение (или несколько так или иначе связанных между собой значений) [11, с. 216, 248]. Отметим, что категория слова у И.Е. Аничкова близка к пониманию слова как репликатора, т.е. самовоспроизводящейся (в подходящей среде), самодостаточной, устойчивой и способной к изменчивости информационной целостности [12, с. 234–235].
«Языковая личность» и междисциплинарность концептологии. В свете цитированных обобщений учёный, особенно ведущий интердисциплинарные исследования, проявляется как «языковая личность» (термин Ю.Н. Караулова, 1987), т.е. совокупность свойств человека, обусловливающих создание и восприятие текстов. Их различают по степени структурно-языковой сложности; глубине и точности отражения действительности; целям [9, с. 12]. Тогда получается, что одно из междисциплинарных средств анализа междисциплинарности – когнитивистика. Она изучает и моделирует феномены разума, ментальных процессов, принципы организации и функционирования соответствующих естественных и искусственных систем. Когнитивистика возникла на рубеже 1950–1960-х гг. в США усилиями Дж. Миллера и Дж. Бруннера. Сегодня она объединяет когнитивную психологию, культурную антропологию, моделирование искусственного интеллекта, нейронауку, когнитивную лингвистику [13, с. 7; 14]. А феномен «языковой личности» первыми, наверное, почуяли бдительные идеологи тоталитарного общества. Так, один из лозунгов нацистских студентов предупреждал: «Немец, который пишет на немецком, а мыслит не на немецком, является предателем» [цит. по: 15, с. 124]. В СССР для контроля над умами людей и коммуникациями в обществе был введён «советский язык», lingua sovetica [16, с. 23]. Не зря «новояз» и его сила – в центре романа «1984» Дж. Оруэлла (1949).
Чтобы рефлексировать междисциплинарную деятельность, пригодна когнитивистика. Она повышает «степень самопонимания» (в смысле Ис. Берлина [17, с. 411]) человека, истории и форм его культуры, раскрывает взаимоотношения между видами деятельности человека и языком. В этом плане истолкование действительности – продукт взаимодействия трёх уровней психического отражения: a) чувственного восприятия, b) формирования обобщений и абстракций, g) речемыслительных процессов. В итоге представление о мире организуется как многомерная система концептов [13, с. 10], или универсалий культуры [18]. И в междисциплинарной НИР, и в контакте науки с разработкой техники / технологии, часто рождающем know how, и в образовании (будь то педагог либо студент) «языковая личность» мыслит и действует тем продуктивней, чем шире её персональный набор концептов.
Концепт (от лат. conceptus – зачатие, плод < concipere – собирать, схватывать, задумывать, зачинать) `в русском языке имеет своим синонимом понятие, но противопоставляется ему на шкале знания как «сущностное» и «поверхностное» [19, с. 12]. Сегодня концепт определяют как многомерный и сложный когнитивный лингвосоциальный конструкт, отражающий процесс познания мира, результаты деятельности человека, его опыт, мнения и знания о мире, а также хранящий их.
Не намекает ли эта характеристика на то, что сами концепты зачаты ещё на заре нашей истории? Да. В.Б. Мириманов, размышляя над памятниками палеолита, мезолита, неолита, традиционного искусства, вводит категорию универсалия дописьменного искусства. Он вскрывает связи универсалий с календарными и похоронными обрядами, культом предков, обрядами инициации etc. [20]. С. Неретина и А. Огурцов полагают: тотемы (англ. totem < яз. индейцев – его род) «предстают как первые универсалии, присущие локальным сообществам, но выходящие по своей функции и значимости за пределы этой локальности» [18, с. 81]. Ю.С. Степанов видит в концепте «явление культуры, родственное “понятию” в логике, психологии и философии, исторически – “идеям” Платона». И цитирует С.Н. Булгакова (1953): «Идеи – словесные образы бытия, имена – их осуществление» [21, с. 4].
Такое разнообразие суждений и тот факт, что концепт до сих пор не имеет однозначной дефиниции [9, с. 34, 35], – симптомы молодости концептологии. Так называет себя междисциплинарное гуманитарное направление, изучающее концепты, их содержание и отношения внутри концептосферы [22, с. 7]. Концептология в частности стремится выразить в понятиях трудноопределимый «дух народа» (Folksgeist, по В. фон Гумбольдту), т.е. национальную специфику представления знания в языке. Прогресс отечественной концептологии ускорила статья философа-«веховца» С.А. Алексеева-Аскольдова (1928) [23]. Он сопротивопоставил концепт и слово, предложив разделять познавательные и художественные концепты. Много позже эту категорию использовали Р.И. Павилёнис (выясняя соотношение смысла и концепта [24, с. 279–280]) и М.А. Холодная (выявляя роль концептов в организации мышления [25, с. 23]). После краха коммунистической доктрины пути развития концептологии наметил Д.С. Лихачёв, предложив широко употребляемую ныне идею концептосферы как системной части национальной культуры (1992) [26].
О молодости концептологии также свидетельствует конкуренция неологизмов, развернувшаяся в 1990-е гг. в отечественной лингвистической литературе. С термином концепт состязались новообразования: «лингвокультурема», «мифологема», «логоэпистема». Слово концепт сегодня намного опережает соперников по частоте употребления [19, с. 41]. Конкуренция эта показательна с точки зрения синергетики. Ведь концепт – частный случай репликатора. А в ситуации «порядок из хаоса» репликатор, случайно опередивший своих «соперников», служит зачинщиком, агентом самоорганизации, которая способна привести к господству «удачливого» репликатора в системе [12, с. 238].
Концепт – «квант структурированного знания». В плане междисциплинарности немаловажно, что «концепт, как и понятие, – единица когнитивного порядка». Но архитектоника концепта как структурно-смыслового образования сложней, чем у понятия. Концепт составляют три компонента: понятийный, образный и ценностный [28, с. 13]. Творцы концептологии предлагают различать «категории, составляющие предельный уровень научного обобщения» и «ценности, находящиеся во владении каждого – константы культуры» [27, с. 12–13]; делить концепты по их тяготению к сфере «научного» либо «художественного» [21, с. 23]; считать, что от «известных ментальных единиц, используемых в различных областях науки (например, когнитивный концепт, фрейм, сценарий скрипт, понятие, образ, архетип, гештальт, мнема, стереотип)» лингвокультурный концепт отличается тем, что его «центром всегда является ценность» [28, с. 13]. Аксиологичность даёт концепту дополнительный источник влияния на сообщество учёных.
В качестве иллюстрации к цитированным положениям, актуальной для обсуждения междисциплинарности, коснёмся комментариев С.С. Аверинцева относительно концепта ум. Он напоминает, что классическая традиция умозрения с эпохи Платона трактовала интуицию как «озарение ума, как непосредственное усмотрение истины умом – умом, а не тем, что вне ума, не тёмным иррациональным началом». Распад традиции выразился в том, что Л. Фейербах связал интуицию исключительно с чувственностью, А. Бергсон – с инстинктом, З. Фрейд – с бессознательным. Обыденное сознание сегодня видит в интуиции противоположность «умственному». Такое толкование взаимно укрепляется «квазипрограммистской концепцией» интеллекта, горизонт которой наглухо ограничен содержанием, в принципе поддающимся формализации на потребу компьютеру». В этом контексте показательно словосочетание «искусственный интеллект». По С.С. Аверинцеву, оно проливает свет на то, как нынче многие интерпретируют интеллект естественный.
Но древнегреческое слово nouV, латинское intellectus, а также старинное славянское и русское ум (в богословском, философском, аскетическом обиходе) имели иную семантику. Ранее эти слова означали «целостную полноту способности мышления, объемлющую и те аспекты, которые поддаются формализации, и те, которые её не допускают (относясь при этом к сфере мышления, а не к какой-нибудь иной)». С.С. Аверинцев настаивает на том, что «концепт “ум” не терпит отторжения интуиции, напротив, интегрируемой этим концептом как его неотъемлемая, важнейшая составляющая» [29, с. 56, 57].
Его тезис подтверждается естествознанием 1990–2000-х гг. В синергетике интуицию описывают как процесс самодостраивания некоторой структуры на поле сознания и мозга: визуального и мысленного образа, идеи, представления etc. [30, с. 222–225]. Современная физика полагает, что природа (со)знания и интеллекта есть феномен «физического мозга» [14, с. 79]. А «термин интеллект следует употреблять исключительно в связи с пониманием», в противовес многим поборникам искусственного интеллекта, убеждённым в том, что он превосходно «обойдётся без подлинного понимания и, как следствие, осознания» [31, с. 73]. В универсальном эволюционизме различают разумное существо и «разумную систему»: последняя может не обладать сознанием, тогда как для первого это обязательно [32, с. 278]. Было бы интересно рассмотреть с учётом этих представлений особенности когнитивных процессов в междисциплинарном исследовании, но это уже отдельная тема.
Согласно Фр. Ницше, «философы должны не просто принимать данные им концепты, чтобы чистить их и наводить на них лоск; следует прежде всего самим их производить, творить, утверждать и убеждать людей ими пользоваться. До сих пор каждый доверял своим концептам, словно это волшебное приданое, полученное из столь же волшебного мира» [цит. по: 33, с. 14]). Концепт толкуют как «принадлежность сознания человека, глобальная единица мыслительной деятельности, квант структурированного знания» [22, с. 7]. Концепт – единица коллективного (со)знания (отправляющая к высшим духовным ценностям), имеющая языковое выражение и отмеченная этнокультурной спецификой [34, с. 11]. «Концепты, которыми мы живём», по известной формуле Дж. Лакоффа и М. Джонсона, управляют мышлением людей, структурируют их ощущения, поведение, отношение к другим, влияют на повседневную деятельность – вплоть до тривиальных деталей. Наша концептуальная система в значительной степени метафорична, но этот факт обычно не сознаётся [35, с. 25]. Хотя концепт не обязательно вербален, т.е. он может передаваться предметными действиями, но он всегда оформлен как знак [21, с. 19, 126–127; 9, с. 38].
Для осмысления междисциплинарности полезно синтезировать приведённые выше дефиниции концепта, выделяя тезис Ю.С. Степанова: концепт – «понятие, расширенное в результате всей современной научной ситуации» [21, с. 19], – а также (вслед за М.А. Холодной) трактуя его как «познавательную психическую структуру, особенности организации которой обеспечивают возможность отражения действительности в единстве разнокачественных аспектов» [25, с. 23]. Междисциплинарность – один из ответов на «вызов» изучаемой реальности: ей присуща глубинная разнокачественность аспектов.
Определяя концепт, Ю.С. Степанов выбирает метафору «тонкая плёнка цивилизации» (вроде кожуры яблока; физик здесь, наверное, вспомнил бы поверхностные квантовые состояния) и добавляет: когда концепты «складываются в мозаику, рождается Новая всеобщая антропология» [21, с. 18]. И это – не просто намёк на параллели с «Новой наукой» Дж. Вико. Ю.С. Степанов обосновывает дуализм концептов, вводя их базовую синонимию: концепт как «общечеловеческое, вненациональное» тяготеет к «научному»; концепт как «национальное» столь же естественно тяготеет к «художественному». Он поясняет, что в своей книге [21] «Научное» излагает соединения концептов, «Художественное» – неповторимые несоединимые концепты [21, с. 23].
Специфику и роль последних помогает установить следующее разделение: «Лингвокультурные концепты относятся к числу единиц ментальности / менталитета». Этими категориями описывают этнический характер. Ментальность – способ видения мира вообще, а менталитет – набор специфических когнитивных, эмотивных, поведенческих стереотипов, свойственных нации. Обращают на себя внимание «дублетные лингвокультурные концепты» в данном языке: они не имеют аналогичных пар в других языках. Так, наши правда и истина, совесть и сознание, воля и свобода – «дублетные лингвокультурные концепты». Они оказывают «особенно существенное влияние на национальный характер» [34, с. 11]. А вот пример с обратным соотношением, взятый у С.С. Аверинцева. Слово образ, в церковнославянском обиходе приспособленное для передачи совершенно различных греческих терминов – и eidoV, и eikwn, и tupoV, и tropoV, – «обладает нетерпимым для термина смысловым осциллированием» [29, с. 56].
Неологизм: «одиночный» лингводисциплинарный концепт. Если стоять на позиции В.П. Зубова (наука – особый язык), то каждую отдельную науку либо технологию отличает её «внутридисциплинарный» язык, или, по крайней мере, «диалект», или хотя бы «акцент». И это – в рамках национального языка, на котором мыслит специалист, если не считать лизинга иноязычных научно-технических и гуманитарных терминов. Из-за этих рамок существенна лингвокультурная принадлежность учёного, поскольку его этноспецифические когнитивные стереотипы определяются менталитетом. Но дисциплинарно определённое сообщество (медики, философы и т.д.) есть особая субкультура. Конечно, она составляет часть этноса. Однако эта субкультура связана с интернациональным коллективом и выделяется дискурсом, набором познавательных концептов, правил описания, объяснения, верификации etc., – всем, из чего сложен «внутридисциплинарный» язык. А он – в сюжете общения представителей двух научных (и технологических) субкультур – по своей функции аналогичен национальному языку в контакте с иноземцем. (В коммуникативном плане – помимо дисциплинарного и лингвокультурного аспекта – существен половой диморфизм: особенности строения и функционирования мозга у мужчин и женщин [36; 37].)
Мы исходим из подобия междисциплинарных отношений в когнитивной ситуации межъязыковым контактам (см. таблицу). И закрепляем параллель – терминологически – понятием: лингводисциплинарный концепт. Оно аналогично упоминавшемуся термину «лингвокультурный концепт» [28]. На что указывает неологизм лингводисциплиниарный? Он подчёркивает, что познавательный концепт не просто входит в тезаурус данной науки либо отрасли техники, но в своей семантике содержит, словно голограмма, смысловые излучения других единиц этого «внутридисциплинарного» языка.
Развивая аналогию в направлении феномена «дублетных лингвокультурных концептов» [34, с. 11], мы предлагаем ввести ещё одно понятие: «одиночный лингводисциплинарный концепт». Прилагательное одиночный (лат. singulus) означает, что познавательный концепт этой науки (или технологии) не имеет релевантного двойника в другой (или в других), и там, стало быть, может ощущаться концептная недостача.
Так, в физико-математических дисциплинах оперируют познавательными концептами: линейность, нелинейность и криволинейность (причём первый со вторым либо с третьим составляют две различные парные оппозиции). В социогуманитарных науках – за весьма редкими исключениями последних лет – концепт криволинейность «заслоняет» собой концепт нелинейность. Тем самым, у последнего не находится аналога в гуманитарном дискурсе, т.е. нелинейность – «одиночный лингводисциплинарный концепт» в физико-математическом языке. Ещё пример: в естествознании различают две пары концептов: (не)устойчивое состояние и (не)равновесное состояние. Но в социогуманитарных текстах вторую пару обычно отождествляют с первой. (Как известно, в системе, находящейся в неравновесном состоянии, идут необратимые процессы; если же система находится в неустойчивом состоянии, то в ней возможны обратимые процессы, скажем, колебательные.) И лингводисциплинарные концепты «(не)равновесное состояние» являются«одиночными».
Очевидно, что каждому «одиночному лингводисциплинарному концепту» некоторой науки соответствует в другом «внутридисциплинарном» языке семантико-когнитивная лакуна. Чем их больше в обеих науках, тем ниже уровень взаимопонимания в коммуникации. Но зато – при благоприятном исходе взаимодействия учёных – тем богаче итог перекрёстного опыления наук познавательными концептами благодаря заполнению лакун. Попробуем наметить возможный путь совершенствования междисциплинарных исследований и образовательных программ, опираясь на введённые представления.
Лизинг концептов – на службу междисциплинарности. Вероятно, полезно провести двойное сопротивопоставление рабочих концептуариев (собраний концептов) – см. таблицу.
1) Надо составить для некоторой науки концептуарии, соответствующие нескольким языкам. И сравнить концептуарии попарно, чтобы выявить «одиночные» лингводисциплинарные концепты в двух языках. Совокупность таких «одиночек», очевидно, выражала бы, образно говоря, межъязыковой диссонанс концептов определённой дисциплины (допустим, математики в русско-немецком диалоге). По составу «одиночек» можно реконструировать лингводисциплинарные отличия познавательных составляющих менталитета учёных двух национальностей, работающих в одной и той же науке (скажем, русских и немецких математиков). Тем самым воплотился бы замысел Г.Д. Гачева (конца 1960-х гг.): компаративное изучение естественнонаучной лексики в русском и романо-германских языках, а также реконструкция национальных образов мира [38].
А если повторить эту процедуру для той же науки, но других пар языков (русский и китайский etc.)? В итоге откроется языковой спектр «одиночных лингводисциплинарных концептов» данной науки (e.g.: математики). По спектру диагностируем языковое распределение семантико-когнитивных лакун в данной науке (т.е. распределение по национальным языкам в математике) – см. таблицу. Конечно, заимствование иноязычных слов (живых и мёртвых языков) – древняя традиция. Нынче её поддерживает глобализация.
2) Затем, наоборот, для определённого языка составим концептуарии ряда взаимодействующих наук. Сравнив их попарно, можно выявить «одиночные» лингводисциплинарные концепты (например, русские – в математике по сравнению с историей). Набор их для каждой пары наук выразит междисциплинарный диссонанс концептов в данном языке (скажем, диссонанс математики и истории в русском). По составу набора реконструируем лингводисциплинарные отличия познавательных составляющих менталитета учёных – носителей данного языка, – занятых в этих двух науках (допустим, русских математиков и историков). Знание указанного диссонанса облегчит проектирование, проведение, развитие междисциплинарной деятельности (e.g.: математиков и историков).
Если повторить эту процедуру для того же языка, но иных пар наук (история versus биология и т.д.), то получим дисциплинарный спектр «одиночных лингводисциплинарных концептов» национального языка. И станет возможным диагностировать дисциплинарное распределение семантико-когнитивных лакун в национальном языке (e.g.: распределение лакун по наукам в русском) – см. таблицу. Мы ожидаем, что тогда обнаружатся некие инварианты и девиации, присущие менталитету учёных данного этноса.
Для практики минимизации лакун интересны два прецедента: опыт осмысления проблемы художественного перевода в семиотике и теории стилей XX в. [39, с. 29–109]; обновление эстетической рефлексии и дискурса в изобразительном искусстве, вызванное желанием художников на закате второго миллениума «поучиться» у естествознания [40].
Таблица
Действия по п. 1) и 2), а также сравнительный анализ языкового и дисциплинарного распределения лакун создают условия, чтобы проектировать и осуществлять многосторонний лизинг лингводисциплинарных концептов (в первую очередь – «одиночных»). Тем самым, можно обогатить концептосферы каждой из наук, обеспечить их целостность. Ресурс концептов здесь – тезаурусы «синтезирующих» наук [1; 2; 12; 18; 21; 30–32; 37; 41] и вообще любых – близких или далёких – дисциплин.
Как оценивать лизинг концептов? В поисках критерия мы обратились к универсальной и простой схеме целенаправленной деятельности, принадлежащей В.И. Корогодину [2, с. 22]:
[R, S] ½Q(I) P > p ® [Z, W]. (1)
Здесь R — ресурсы, сопутствующие ситуации S; W — побочные продукты, получаемые помимо результата Z; Q — оператор целенаправленного действия, построенный на основе указаний информации I; P — вероятность достижения цели Z в акте целенаправленного действия (1); p — вероятность самопроизвольного достижения цели Z. В этой трактовке информация I — некий алгоритм, план, указания. Согласно им посредством некоторого реализующего устройства можно построить оператор целенаправленной деятельности Q. Запись Q(I) символизирует, что оператор построен на основании информации I. В контексте междисциплинарной деятельности (1) лизинг концептов может идти на трёх уровнях: R и W, Q(I), Z. Успешный лизинг способен поднять ранг концепта. Некоторые классификации предлагают такую иерархию: суперконцепты (скажем, время, число), макроконцепты (стихии), базовые концепты (родина, дом), микроконцепты (пляска) [13, с. 16].
Заключение. От междисциплинарности – к подъёму русского языка. Исходя из языкового базиса науки, мы предложили: а) дополнить семантико-когнитивный подход [22] компаративным; б) выяснить, как соотносится семантика единиц «внутридисциплинарного языка» одной науки (и технологии) с концептосферой другой; в) выявить дисциплинарную и языковую структуру лингводисциплинарных пробелов в науках; г) зная её, спланировать системную «аренду» релевантных познавательных концептов. В итоге ожидается: a) междисциплинарная деятельности станет эффективней, b) содержание образования – глубже, g) пополнение фонда научно-технических терминов и социогуманитарных категорий расширит эвристическую основу.
Но ощущается ли в России нужда в его пополнении? Признаемся: мы впервые глубоко задумались об этом, пытаясь обосновать шкалу динамических систем (исходя из представлений глобального эволюционизма и синергетики) [42, с. 229–232], сформулировать новый познавательный концепт: управляемый онтогенез технических динамических систем [43] – и заложить основу междисциплинарного направления, которое предложили назвать квантово-синергетическая цитоинформатика [42, с. 218–223; 44]. Мы осознали правоту С.Д. Серебряного, индолога и переводчика: всякий язык в какой-то мере неадекватен реальности, какую он призван описывать [16, с. 23].
Ситуацию с русским учёный резюмирует в трёх тезисах: 1) наш современный литературный язык относительно молод (ему около 200 лет) и «недостаточно обработан (изощрён) в плане интеллектуальных дискурсов»; 2) будучи сильно задержан в своём развитии при советском режиме, он «отстал» от западных языков (что снижало его способность противостоять «советскому языку») [16, с. 21, 23]; 3) русский язык «зачастую оказывается довольно неадекватным средством осмысления действительности», причём сравнительно чаще и больше, чем другие языки, «может быть, потому, что те, кто им пользуются, вовсе не отдают себе отчёта в самой возможности такой неадекватности» [16, с. 27]. И мы думаем, что междисциплинарность – диагностика опасной неадекватности.
Литература
1. Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов / Общ. ред. и вступ. ст. Ю.С. Степанова. – М.: Прогресс Универс, 1995. – 456 с.
2. Корогодин В.И. Информация и феномен жизни. – Пущино, Пущинский научный центр РАН, 1991. – 204 с.
3. Соснин Э.А., Пойзнер Б.Н. Venturous activity Российского университета и leasing методологий // Человек, рынок, образование на рубеже XXI века. Материалы Междунар. научно-практ. конф. (ноябрь
4. Пойзнер Б.Н., Соснин Э.А. Формирование полидисциплинарной теории эволюции и leasing методологий // Социальное знание в поисках идентичности: Сб. ст. — Томск: Водолей, 1999. — С. 119–122.
5. Соснин Э.А., Пойзнер Б.Н. Исследовательская деятельность в университетах и лизинг методологий // Интеграция учебного процесса и фундаментальных исследований в университетах: инновационные стратегии и технологии. 1-я Всерос. конф. (20–21 апреля
6. Соснин Э.А., Пойзнер Б.Н. Рабочая книга по социальному конструированию (Междисциплинарный проект). Ч. 2. — Томск: Изд-во Том. ун-та, 2001. — 132 с.
7. Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. – М.: Наука, 1975. – 720 с.
8. Фреге Г. Мысль: логическое исследование // Фреге Г. Логические исследования/ Cоcт., вступ. ст. и комм. В.А. Суровцева. – Томск: Водолей, 1997. – С. 22–49.
9. Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах. – М.: Гнозис, 2008. – 374 с.
10. Зубов В.П. Генезис научной терминологии // Избр. тр. по истории философии и эстетики. 1917–1930 / Сост. М.В. Зубова. – М.: Индрик, 2004. – С. 277–297.
11. Аничков И.Е. Труды по языкознанию / Сост. и отв. ред. В.П. Недялков. – СПб.: Наука, 1997. – 510 с.
12. Пойзнер Б.Н. Репликация – латентный трансдисциплинарный концепт? // Новые идеи в аксиологии и анализе ценностного сознания: Коллективная монография. Вып. 4. Екатеринбург: УрО РАН, 2007. – С. 220–258.
13. Маслова В.А. Введение в когнитивную лингвистику: Уч. пособие. – М.: Флинта: Наука, 2006. – 296 с.
14. Черчланд П.С. Важна ли нейронаука для философии? // Вопросы философии. 2008 № 5. – С. 79–86.
15. Федье Фр. Хайдеггер: Анатомия скандала / Пер., послесл. В.Ю. Быстров. – СПб.: Владимир Даль, 2008. – 252 с.
16. Серебряный С.Д. О «советской парадигме» (заметки индолога. – М.: РГГУ, 2004. – 80 с.
17. Берлин Ис. Разрыв между естественными и гуманитарными науками // Берлин Ис. Подлинная цель познания: Избранные эссе / Пер. с англ. и коммент. В.В. Сапова. – М.: Канон+, 2002. – С. 369–411.
18. Неретина С., Огурцов А. Пути к универсалиям. – СПб.: РХГА, 2006. – 1000 с.
19. Воркачев С.Г. Счастье как лингвокультурный концепт. – М.: ИТДГК «Гнозис», 2006. – 236 с.
20. Мириманов В.Б. Универсалии дописьменного искусства // Литературные архетипы и универсалии / Под ред. Е.М. Мелетинского. – М.: РГГУ, 2001. – С. 11–72.
21. Степанов Ю.С. Концепты: Тонкая плёнка цивилизации. – М.: Языки славянских культур, 2007. – 248 с.
22. Попова З.Д., Стернин И.А. Основные черты семантико-когнитивного подхода к языку // Антология концептов / Под ред. В.И. Карасика, И.А. Стернина. – М.: Гнозис, 2007. – С. 7–9.
23. Аскольдов С.А. Концепт и слово // Русская словесность: Антология. – М.: Academia, 1997. – С. 267–280. См. библиографию о нём во вступительной статье: Лихачёв Д.С. «Повести» Аскольдова // Русская литература. 1998. № 2. – С. 165–166.
24. Павилёнис Р.И. Проблема смысла: логико-философский анализ языка. – М.: Мысль, 1983. – 286 с.
25. Холодная М.А. Интегральные структуры понятийного мышления. – Томск: Изд-во Том. ун-та, 1983. – 189 с.
26. Лихачёв Д.С. Концептосфера русского языка // Лихачёв Д.С. Очерки по философии художественного творчества. – СПб: Изд-во БЛИЦ, 1996. – С. 139–156.
27. Степанов Ю.С., Проскурин С.Г. Константы мировой культуры. Алфавиты и алфавитные тексты в периоды двоеверия. – М.: Наука, 1993. – 158 с.
28. Карасик В.И., Слышкин Г.Г. Базовые характеристики линвокультурных концептов // Антология концептов / Под ред. В.И. Карасика, И.А. Стернина. – М.: Гнозис, 2007. – С. 12–13.
29. Аверинцев С.С. От концепта «интеллекта» к концепту «ума» // Аничков И.Е. Труды по языкознанию / Сост. и отв. ред. В.П. Недялков. – СПб.: Наука, 1997. – С. 55–57.
30. Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика: нелинейность времени и ландшафты эволюции. – М.: КомКнига, 2007. – 272 с.
31. Пенроуз Р. Тени разума: в поисках науки о сознании. – Ижевск: ИКИ, 2005. – 688 с.
32. Хайтун С.Д. Феномен человека на фоне универсальной эволюции. – М.: КомКнига, 2005. – 536 с.
33. Делёз Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? / Пер. и послесл. С.Н. Зенкина. М: Ин-т эксперимент. социологии; – СПб. Алетейя, 1998. – 288 с.
34. Воркачёв С.Г. Постулаты лингвоконцептологии // Антология концептов / Под ред. В.И. Карасика, И.А. Стернина. – М.: Гнозис, 2007. – С. 10–11.
35. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живём / Под ред. и с предисл. А.Н. Баранова. – М.: Изд-во ЛКИ, 2007. – 256 с.
36. Геодакян В.А. Системно-эволюционная трактовка асимметрии мозга // Методологические проблемы: Ежегодник 1986. – М.: Наука, 1987. – С. 355-376.
37. Иванов Вяч.Вс. Нечет и чёт // Иванов Вяч.Вс. Избр. тр. по семиотике и истории культуры. Т. 1. — М.: Языки русской культуры, 1999. — С. 381-604.
38. Гачев Г. Национальные образы мира: Космо-Психо-Логос. – М.: ИГ «Прогресс»–«Культура», 1995. – 480 с.
39. Эко У. Сказать почти то же самое: Опыты о переводе. – СПб.: Симпозиум, 2006. – 574 с.
40. Say it isn’t so: Art Trains Its Sights on Natural Sciences. –
41. Буданов В.Г. Методология синергетики в постнеклассической науке и образовании. – М.: ЛКИ, 2007. – 232 с.
42. Измайлов И.В., Пойзнер Б.Н., Лячин А.В. Детерминированный хаос в моделях нелинейного кольцевого интерферометра. – Томск: Изд-во Том. ун-та, 2007. – 256 с.
43. Измайлов И.В., Пойзнер Б.Н. Понятие управляемого онтогенеза технических динамических систем: контекст и содержание // Материалы междунар. научн. конф. «Информация, сигналы, системы: вопросы методологии, анализа и синтеза». Ч. 1. (май
44. Измайлов И.В., Пойзнер Б.Н., Слядников С.С., Соснин Э.А. Квантово-синергетическая цитоинформатика как возможное направление в нейронауке // Научная сессия МИФИ – 2007. IX Всерос. научно-техн. конф. «Нейроинформатика-2007»: Сб. научных тр. В 3-х ч. Ч. 2. – М.: МИФИ, 2007. – С. 71–79.