ЭКЗИСТЕНЦИОНАЛЬНЫЙ СМЫСЛ СТАРОСТИ КАК ИТОГОВЫЙ ЭТАП ДОЛГОЛЕТИЯ

Автор(ы) статьи: Шааб К. С.
Раздел: СОЦИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

культура, старость, противоречия, социальное, биологическое, идеальное.

Аннотация:

Абстрактного образа (идеала) старости, пригодного для всех времен и народов, не существует. Каждая культура прошлого порождала собственный идеал как некий итог природно-социального и мистического единения человека с миром, начиная с языческих племён, поедающих своих стариков и приобщающихся через это к жизненной силе рода, что имело место и у славянских племён, приносящих стариков в жертву в качестве посланников Богам-покровителям.

Текст статьи:

Идея старости трансформируется в исторически различные образы, которые являются ее глубинным смыслом, обретающим в той или иной культуре свою парадигмальность и становящимся тем образцом, на который, как на смысложизненный регулятив, ориентируются этносы, народы, личности. В самой идее старости скрыт ряд противоречий между биологическим, социальным и духовным содержанием жизни человека, разрешение которых представляет собой своеобразную меру личностного развития, утверждения воли к жизни, стремления к долголетию. Старость, взятая в системе «мир человек», т.е. рассматриваемая в контексте универсума, в который погружено бытие человека, имеет символический смысл, глубоко укорененный в системе «мир человек», отражая и раскрывая их двухстороннюю сакральную связь, священный и нерасторжимый союз. Этот смысл отчетливо прослеживается в различных культурах, он же придает значимость старости как определенному жизненному этапу на уровне отдельной личности. Для старости характерна разнонаправленность ее биологической и духовной эволюции. В первом случае подразумевается, прежде всего, увеличение средней продолжительности жизни. Достижению этого способствуют многие разнообразные факторы: уровень культуры, экономические, политические, бытовые, демографические, медицинские   и т. п. Общество, где продолжительность жизни людей растет, может считаться благополучным во многих отношениях. Но для полного осуществления старости и долголетия в целом необходимо развертывание и утверждение глубинного бытийного и символического значения старости, выводящего человека за пределы его непосредственного прагматического существования. Видимо, это и обеспечивало повышение адаптивной способности поколений, потому что в каждом из последующих поколений и генетически, и социокультурно накапливался этот смыслоутверждающий потенциал, побуждающий бережно относиться к старым людям, воспитывавший почтенное отношение к старости как содержательному этапу жизни. В то же время духовная эволюция протекает гораздо более сложно, неравномерно, не имеет устойчивой прогрессивной формы, в результате чего данный потенциал действовал то сильнее, то ослабевал, а, значит, колебалась и адаптивная способность к жизни, как у отдельных людей, так и у целых народов.

Абстрактного образа (идеала) старости, пригодного для всех времен и народов, не существует. Каждая культура прошлого порождала собственный идеал как некий итог природно-социального и мистического единения человека с миром, начиная с языческих племён, поедающих своих стариков и приобщающихся через это к жизненной силе рода, что имело место и у славянских племён, приносящих стариков в жертву в качестве посланников богам-покровителям. Известен восходящий к Платону античный образ старости — созерцающие бога умудрённые правители государства. Далее идет христианский идеал старости  — аскет, пребывающий в вечной молитве за род человеческий. Ближе к современности обозначается идеал старости, исследованный И.И. Мечниковым и предполагающий долгую жизнь человека вплоть до того момента, когда у него утрачивается индивидуальное желание жить. Нетрудно видеть, что эти идеалы — образы укладываются в общем и целом в мировоззренческие парадигмы соответствующей культуры и эпохи. Но вместе с тем есть у них и нечто метафизически общее: идеал старости, как всякий раз становится видно, имеет как бы два конца: одним он упирается в жизнь, в бытие человека, другим указывает на тот или иной образ смерти, небытия. С.Л. Франк говорил: «Бытие можно скорее уподобить спутанному клубку — и притом не клубку, который можно было бы развернуть в одну простую нить, а клубку, который будучи развернут, оказывается сложным взаимопереплетающимся узором. Начало и конец всякого частного явления или содержания принадлежит не ему самому, а лежит в другом  — в конечном счете, в целом как таковом»[4]. Квинтэссенцией любого образа старости является то, что его содержание составляет подведение итогов жизненного пути и на этом фоне обозначение высшего смысла, назначения жизни. Старость явление, исполненное глубокого смысла. По степени значимости оно никак не может быть причислено к разряду второстепенных событий хотя бы уже потому, что старость это завершающий этап человеческой жизни. Проблема старости и связанного с ней процесса старения сопрягается с проблемой продолжительности жизни, с определением длительности самого процесса старения. Последний же во многом обусловливается длительностью жизни, ее событийной насыщенностью, факторами не только биологического и социокультурного, но и космического порядка. Цицерон в трактате «О старости» оставил классический образец философии заката жизни. Он показал, что это  — не ленивая и плаксивая старость, вызывающая лишь сострадание и жалость: нет, она предстает тем пунктом назначения жизни, к которому приходит человек гордой внутренней осанки как исполнивший свой нравственный долг и призвание «гражданина мира». Старость, как бремя прожитых и достигнутых лет, ищет для себя утешения. Утешением в старости, пишет Цицерон, служит авторитет, приобретённый с годами. Но авторитет — всего лишь внешнее выражение внутреннего достоинства и цельности личности, посвятившей свою жизнь служению высшим идеалам. Старость  — последний акт драмы человеческой жизни, в которой «удовлетворенность жизнью делает своевременным приход смерти»[5]. Этими словами Цицерон предвосхитил теорию ортобиоза И.И. Мечникова, суть которой в том, что насыщение жизнью подготавливает у человека возникновение естественного желания, или инстинкта смерти. Отношение к старости и старикам один из важнейших показателей степени развития культуры и духовности не только индивида, но и целых народов, и даже социумов. Согласно теории    К.Г. Юнга, образы мудрого старика и мудрой старухи заложены в архетипе человека. Если это действительно так, то к настоящему времени данный архетип основательно деформирован. Современным людям в большинстве своем не приходится надеяться на обретение авторитета в старости по двум основным причинам. Одна из них имеет, так сказать, региональный характер, и заложена в своеобразии современной российской жизни как последовательном низвержении всех кумиров и авторитетов. Рушатся святыни собственного рода и собственной истории, усиливаются нравственные испытания. Все это тяжёлым грузом ложится на плечи старых людей. И уходят они из жизни, нередко во всём разуверившись. Там, где нет между людьми чувства внутреннего единения, «исчезает и род, а вместе с ним и народ, народ, принимающий в свое лоно каждого уходящего из жизни согласно таинственной и величавой библейской формуле: «И умер Авраам, и приложился к народу своему … », « … и умер Исаак, и приложился к народу своему … », « … и умер имярек, и приложился к народу своему … »». [3]. Здесь обнажается экзистенциальный смысл старости: она осуществляет внутреннюю связь, обеспечивает внутреннюю сопричастность не только и не столько между поколениями живущим и уже ушедшим из жизни, сколько между поколениями живущими; она раскрывает мудрость жизненного пути человека как основания непрерывности человеческой истории. Л.П. Карсавин писал, что человек есть множественность, стремящаяся утвердить единство личности, но апогей единства почти всегда совпадает с концом ее земного существования. Старость в этой связи обладает двуединым смыслом: она есть, во-первых, этап духовного устроения и самосостояния личности и, во-вторых, момент «самораскрытия бытия в особом его образе, из коего и с коим бытие соотносит иные образы» [2]. Почтенное, уважительное отношение к старости это не чей-то запрос, а признак связности исторической судьбы народа на любом этапе его жизни. Нет поколений святых и праведников, равно как нет поколений злодеев и преступников. Это — всегда отдельные люди. Потому в самом образе старости следует усматривать в качестве важнейшей ее составляющей момент всепримиряющего единства поколений, и следования мудрым заветам. Старость по своему экзистенциальному смыслу есть непосредственно подготовительный период, который дан человеку для восстановления, как уже отмечалось выше, утраченной в рождении связи с вечностью, с Абсолютом. Потому-то старость неизмеримо выше всех предшествующих периодов человеческой жизни, и, с этой точки зрения, возрасты жизни далеко не равнозначны. По степени насыщенности событиями, по глубине памяти, по единению с историей со старостью никакой возраст не может сравниться.

Старость как осуществившееся состояние внутренней зрелости
человека обретает высшую ценность в отличие от других возрастов жизни,
проходя через которые человек устремляется именно к ней, быть может, и, не
осознавая ясно и явно самого движения. Старость это «время отстоявшегося созерцания, сладостных воспоминаний, высшей духовной зрелости … А древнему старцу дано еще большее и высшее: он приобщается таинственной целесообразности мира во всей ее глубине и благости; он уже проникает взором в потустороннюю жизнь и готов благословить свой земной конец», — так писал И.А.Ильин [1]. Почтенное, уважительное отношение к старости это не чей-то запрос, а признак связности исторической судьбы народа на любом этапе его жизни. Таким образом, старость по своему экзистенциальному смыслу есть непосредственно подготовительный период, который дан человеку для восстановления, как уже отмечалось выше, утраченной в рождении связи с вечностью, с Абсолютом.

Список литературы:

  1. Ильин И. А . Поющее сердце. Книга тихих созерцаний //Ильин И. А . Собрание сочинений в десяти томах. Т.З. М., 1994. — С. 286
  2. Карсавин Л. П. Религиозно-философские сочинения. Т.1. М., 1992. — С. 30
  3. Мяло К. Посвящение в небытие //Новый мир. — 1990.-  №8.-  С. 230
  4. Франк С . Л . Непостижимое // Франк С . Л . Сочинения. М., 1990. — С. 228
  5. Цицерон. О старости. О дружбе. Об обязанностях. М., 1993. — С. 28