Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:
медиакультура, информатизация, информационное общество.
Аннотация:Эволюция медиакультуры на современном этапе гуманитарных исследований информационного общества одна из самых изучаемых. И это естественно, поскольку медиакультура (англ. – media culture) представляет собой особый тип культуры информационного общества, ее теории, истории, современной практики. Обращаясь к процессам развития мировой и отечественной медиакультуры, нельзя забывать такие понятия, как «медиасреда», «медиапространство», «медиаполитика» и другие, которые входят в орбиту не только культурологических исследований, но и социологических, исторических, философских. Все это доказывает, что изучение медиакультуры носит междисциплинарный характер.
Текст статьи:
Учитывая глубину и размах технологических и социальных последствий информатизации различных сфер общественной жизни, ее нередко называют компьютерной или информационной революцией. Более того, западная научно-исследовательская мысль выдвинула различные концепции информационного общества, имеющие своей целью объяснение новейших явлений, порожденных новым этапом научно-технического прогресса, компьютерной и информационной революцией. О значимости и растущей популярности той или иной концепции свидетельствует все более нарастающий поток научных публикаций на эту тему. В настоящее время в западном научном знании, в частности, Дэниел Белл выступает в качестве сторонника информационного общества [1]. Для самого Д. Белла концепция информационного общества стала своеобразным новым этапом развития теории постиндустриального общества. Весной 2006 г. в американском Кембриджском университете американский социолог и футуролог Д. Белл беседовал с российским экономистом и политологом В. Л. Иноземцевым на актуальные и сложные проблемы, встающие перед человечеством в новом столетии. Размышления о перспективах постиндустриальной цивилизации, ее внутренних противоречиях и взаимодействиях развитых стран Западной Европы и Северной Америки с остальным миром, о судьбах рыночной экономики и демократической формы правления, о роли культуры и религии в формирующемся новом мире, о контурах нового глобального порядка и проблемах прав человека легли в основу глубокого научного труда – «Эпоха разобщенности: Размышления о мире ХХI в.» (2007 г.)[2].
Термин Д. Белла «эпоха разобщенности» характеризует важнейшие изменения природы современного общества. С его точки зрения, «… в начале XXI в. на планете происходит масштабный географический сдвиг, который ставит на повестку дня вопрос о конце истории. Появляются новые жизнеспособные модели развития, диссонирующие с традиционными догмами. В изменившихся условиях многие страны отнюдь не стремятся перенять европейские методы развития, а заставить их сделать это не представляется возможным. Это обстоятельство… и определит [важные] особенности наступившего столетия, которое явно ознаменует собой конец европеизации, а быть может, и вестернизации мира, поскольку новые самобытные социальные формы выйдут на первый план» [3, С. 43]. Поэтому Д. Белл и называет наше время эпохой разобщенности. А специфику этой эпохи разобщенности ученый видит в том, что «… в современных условиях в мире уже не существует единого фактора или даже узкой группы факторов, которые оказывают определяющее влияние на направление мирового развития. …. Что же мы имеем? На экономическом «фронте» – глобализацию; пусть не все, но очень многое объясняется как следствие глобализации. В социальной сфере – общество знаний и структуры, возникающих для обработки и использования гигантских массивов информации» [4, С. 48].
Принципы системного анализа, единства исторического и логического, объективности, конкретности рассмотрения современных проблем общества в целом, прослеживаемые в его работе, позволили Д. Беллу сделать вывод: «… глобализация – это не расширившаяся до планетарных масштабов международная экономика. В новой системе каждый товар производит глобальный эффект, и на его цену воздействуют глобальные факторы. Нефть, к примеру, сегодня уже не просто нефть – это товар, изменение предложения которого влияет на всю глобальную систему, а цена его определяется событиями, которые могут не иметь никакого отношения к условиям нефтедобычи в той или иной стране» [5, С. 49 – 50].
Современная ситуация отличается от прежней в двух аспектах, и это затрудняет адекватные сравнения настоящего с прошлым. Первый, который Д. Белл считает наиболее важным и значение которого нередко принижается, – это масштаб событий. Второй аспект, по Д. Беллу, заключается в многообразии. Этот фактор тоже многое меняет в социуме. Современный мир отличается масштабами и многообразием. «И любая попытка сконструировать схему, – заключает ученый, – которая адекватно описывала бы и прошлое, и настоящее, неизбежно разобьется об эти различия» [6, С. 212].
Один из представителей Франкфуртской школы, немецкий и американский философ, социолог Герберт Маркузе считал, что общество потребления развратило всех. В его знаменитой книге «Эрос и цивилизация. Одномерный человек. Исследование идеологии развитого индустриального общества», по мнению ученого, человек одномерен, поскольку им манипулируют. Мировой социум получил одномерное общество, неототалитарную систему, существующую за счет гипноза средств массовой информации, которые внедряют в каждое индивидуальное сознание ложные потребности и культ потребления.
На рубеже ХХ – XXI вв. произошло не только смещение современных культур Запада и Востока, Севера и Юга, Европы, Азии, Африки, Америки, но и сближение спектров культуры в сознании и мышлении каждого современного человека. Мы согласны с утверждением Г. Маркузе в том, что «… распространение и объем социальной системы значений значительно отличается в различные исторические периоды и зависит от достигнутого уровня культуры, но его границы поддаются довольно четкому определению, если сообщение относится к чему-то большему, чем к однозначным предметам и ситуациям повседневной жизни» [7].
В меняющемся мире в связи с условиями, которые диктует информационное общество, философские дискурсы сталкиваются с новыми возможностями и с необходимостью по-новому выстраивать внутренние и внешние связи. В современном обществе существенно трансформируются формы пространственно-временной организации социальных связей. Происходит становление единого взаимосвязанного, взаимозависимого и взаимопроникающего мира. Именно развитие новых информационных технологий обусловило, согласно Г. Маркузе, то, что «… если в философском тексте или дискурсе субъектом суждения становятся слова «субстанция», «идея», «человек», «отчуждение», при этом не происходит и не подразумевается никакой трансформации значения в поведенческую реакцию. Слово остается как бы неосуществленным – кроме как в мышлении, где оно может дать толчок другим мыслям. И только через длинный ряд опосредований внутри исторического континуума суждение может войти в практику, формируя и направляя ее. Но даже и тогда оно остается неосуществленным – только высокомерие абсолютного идеализма настаивает на тезисе о конечном тождестве мышления и его объекта. Таким образом, те слова, с которыми имеет дело философия, вряд ли когда-либо смогут войти в употребление «такое же простое… как употребление слов «стол», «лампа», «дверь». Таким образом, внутри универсума обыденного дискурса точность и ясность недостижимы для философии. Философские понятия осваивают то измерение факта и значения, которое придает смысл атомизированным фразам или словам обыденного дискурса «извне», показывая существенность этого «вне» для понимания обыденного дискурса. Или если сам этот универсум становится предметом философского анализа, язык философии становится «метаязыком». Даже там, где он оперирует простыми понятиями обыденного дискурса, он сохраняет свой антагонистический характер» [8].
В анализируемой нами работе Г. Маркузе, написанной в ключе идеологии индустриального общества, автор обращается к теме мифа и мистификации. Но, на наш взгляд, эти феномены раскрываются недостаточно полно. В частности он пишет: «В девятнадцатом веке теории социализма перевели исходный миф на язык социологических терминов – или скорее обнаружили в данных исторических возможностях рациональное ядро этого мифа. Однако в дальнейшем произошло обратное движение. Сегодня вчерашние рациональные и реалистичные понятия, сталкиваясь с действительными условиями, снова кажутся мифологическими. Действительное состояние рабочего класса в развитом индустриальном обществе превращает марксов «пролетариат» в мифологическое понятие, а действительность современного социализма превращает марксову идею в фантазию» [9]. По нашему мнению, здесь прослеживается противоречие между теорией и фактами: сегодня в ХХI в. мы можем назвать ряд европейских стран, которые довольно успешно на государственном уровне проводят политику социализма в жизнь.
Вместе с тем, нам близка позиция Г. Маркузе о том, что технические достижения развитого индустриального общества и эффективное манипулирование интеллектуальной и материальной продуктивностью переместили фокус мистификации. Если утверждение о том, что идеология воплощается в самом процессе производства, имеет смысл, то, возможно, также имело бы смысл предположить, что иррациональное становится наиболее эффективным носителем мистификации.
Это обстоятельство, по мнению автора, позволяет утверждать, что сегодня мистифицирующие элементы освоены и поставлены на службу производственной рекламе, пропаганде и политике. Магия и колдовство ежедневно практикуются в обществе, дома, в магазине, на работе.
Одна из тенденций, определяющих характер современного периода мирового развития, по Г. Маркузе, заключается в том, что в настоящее время социальные системы значений объединяют различные национальные государства и языковые группы, причем эти обширные системы значений обнаруживают тенденцию к совпадению со сферой влияния более или менее развитых капиталистических обществ, с одной стороны, и со сферой влияния развитых коммунистических обществ, с другой. В то время как детерминирующая функция социальной системы значений утверждает себя наиболее жестко в дискуссионном, политическом универсуме дискурса, она также действует в гораздо более скрытой, бессознательной и эмоциональной форме в обыденном универсуме дискурса.
Однако необходимо заметить, что в европейской философии самым первым и качественно новым моментом в теориях об информационном обществе были труды Хосе Ортеги-и-Гассета. В своих работах «Дегуманизация искусства» (1925 г.) и «Восстание масс» (1929 г.) учёный впервые изложил основные принципы концепции «массового общества», под которым он понимал духовную атмосферу, сложившуюся на Западе в результате кризиса буржуазной демократии, бюрократизации общественных институтов, распространения денежно-меновых отношений на все формы межличностных контактов.
Он определил современное общество как «…подвижное единство меньшинства и массы. Меньшинство – совокупность лиц, выделенных особо; масса – не выделенных ничем» [10]. Автор стремится определить, в чем проявляется категория «масса» в обществе, и приходит к выводу, что «… по одному — единственпому человеку можно определить, масса это или нет. Масса – всякий и каждый, кто ни в добре, ни в зле не мерит себя особой мерой, а ощущает таким же, «как и все», и не только не удручен, но доволен собственной неотличимостью» [11].
Перекликающаяся с позицией Х. Ортеги-и-Гассета наша точка зрения на современную массу связана с радикальным ускорением технического прогресса, изменением структуры занятости населения, становлением и продвижением в социум качественно новой системы ценностей, динамизмом современной постиндустриальной системы.
Специфика постиндустриальной социальной реальности и перспективы ее становления в России ХХI в. могут привести (в негативном развитии) к тому, о чем писал в первой четверти прошлого столетия ученый: «… что заурядные души, не обманываясь насчет собственной заурядности, безбоязненно утверждают свое право на нее и навязывают ее всем и всюду. Масса сминает все непохожее, недюжинное, личностное и лучшее. Кто не такой, как все, кто думает не так, как все, рискует стать отверженным. И ясно, что «все» – это еще не все. Мир обычно был неоднородным единством массы и независимых меньшинств. Сегодня весь мир становится массой» [12].
Еще в 1929 г. Х. Ортега-и-Гассет задавался вопросом: «…откуда возникли все эти толпы, захлестнувшие сегодня историческое пространство?», и сам пытался осмыслить свой же ответ – « … суть не в цифрах народонаселения, а в их контрастности, вскрывающей внезапный и головокружительный темп роста. В этом и соль. Головокружительный рост означает все новые и новые толпы, которые с таким ускорением извергаются на поверхность истории, что не успевают пропитаться традиционной культурой» [13]. Ученым уже тогда была поставлена проблема: традиционная культура народа и ее духовные ценности, исчезающие под давлением массы, и в смысле увеличения народонаселения, и в смысле потери массой культуры как таковой. По мнению ученого, новая социальная реальность была такой: европейская история впервые оказалась отданной на откуп заурядности массы. Х. Ортега-и-Гассет дал развернутую социальную характеристику европейской заурядности начала прошлого столетия, в частности: подспудным и врожденным ощущением легкости и обильности жизни, лишенной тяжких ограничений; чувством собственного превосходства и всесилия, что, естественно, побуждает принимать себя таким, какой есть, и считать свой умственный и нравственный уровень более чем достаточным, и эта, так называемая, самодостаточность повелевает не поддаваться внешнему влиянию, не подвергать сомнению свои взгляды и не считаться ни с кем; привычка ощущать превосходство постоянно бередит желание господствовать; массовый человек держится так, словно в мире существует только он и ему подобные, а отсюда и его еще одна грубейшая черта – вмешиваться во все, навязывая свою убогость бесцеремонно, безоглядно, безотлагательно и безоговорочно.
Очевидно, что с такой ситуацией ученый согласиться не мог, отсюда его заключение: « … снова я с тяжелым сердцем вынужден повторить: этот новоявленный варвар, с хамскими повадками – законный плод нашей цивилизации, и в особенности тех ее форм, которые возникли в XIX в. Он не вторгся в цивилизованный мир извне, как «рослые рыжие варвары» V века, и не проник в него изнутри, путем таинственного самозарождения, вроде того, что Аристотель приписывал головастикам. Он – естественное порождение упомянутого мира. Можно сформулировать закон, подтвержденный палеонтологией и биогеографией: человеческая жизнь расцветала лишь тогда, когда ее растущие возможности уравновешивались теми трудностями, что она испытывала. Это справедливо и для духовною и для физического существования» [14].
И если в начале ХХ в. Ортега-и-Гассет предупреждал, что европейские народы стоят на пороге тяжких внутренних испытаний и самых жгучих общественных проблем – экономических, правовых и социальных, то, с нашей точки зрения, в информационный ХХI в. уже весь мир, по большому счету, пытается решить все те же проблемы – экономические, правовые, социальные.
Литература:
1. Белл Д. Социальные рамки информационного общества. – М., 1986; Он же. Грядущее постиндустриальное общество.– М., 1999; Он же. Эпоха разобщенности: Размышления о мире ХХI в. – М., 2007 и др.
2. Белл Д., Иноземцев В. Л. Эпоха разобщенности: Размышления о мире ХХI в. // postindustrial.net/wp-content/uploads/2010/11/BELL_Russian.pdf.
3. Там же. – С. 43.
4. Там же. – С. 48.
5. Там же. – С. 49 – 50.
6. Там же. – С. 212.
7. Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Одномерный человек. Исследование идеологии развитого индустриального общества. Часть II. Одномерное мышление // www.gumer.info/bogoslov…/index.php
8. Там же. – www.gumer.info/bogoslov…/index.php
9. Там же. – www.gumer.info/bogoslov…/index.php
10. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс / Пер. А. М. Гелескула. – М., 1991 // www.philosophy.ru/…/ortega/vosst.html
11. Там же. – www.philosophy.ru/…/ortega/vosst.html.
12. Там же. – www.philosophy.ru/…/ortega/vosst.html.
13. Там же. – www.philosophy.ru/…/ortega/vosst.html
14. Там же. – www.philosophy.ru/…/ortega/vosst.html