Автор(ы) статьи: МАЛЫШЕВ А.В.
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

социум, культура, переход, переходность, философия, мифология, традиция, кризис культуры.

Аннотация:

В статье рассматривается одна из насущных задач современной науки: выявление соотношения категорий «перехода» и «переходности» с современным состоянием и особенностями развития классической и современной философии и культуры. Несмотря на важный для отечественной науки, отмеченный в названии статьи аспект исследования данной проблематики, наличие ряда разрозненных исследований в данной области научного знания не дают целостного представления о раскрываемой автором теме.

Текст статьи:

Понятия перехода и переходности нередко рассматривались отечественной и западной наукой в контексте философии постмодернизма. Последнее понятие, как таковое, является спорным, однако ни у кого не вызывает сомнений вопрос о культуре постмодера и порожденных ею процессов. Кроме того, мы считаем безусловным факт: постмодерн существенным образом повлиял на многие, происходящие в отечественной и западной культуре процессы, переход и переходность в этом ряду – не исключение.

Итак, рассмотрим, что же это за явление – постмодерн, почему некоторые ученые считают, что у него нет и не может быть своей философии. А также рассмотрим интересующие нас понятия в системе координат новой культуры  конца ХХ в. Философская мысль ХХ века вплоть до 70 годов, анализировала тот или иной культурный пласт с учетом конкретного контекста, порождая собой модели культуры, адекватные культурно-историческому процессу. Пос­ледние три десятилетия ХХ и начало CCI века породили принципиально иную ситуацию. Культура, философия, психология, мифология превратились в эклектичное соединение различных слоев и образований, несоединимых в органическое целое. Так родилась методология постмодерна со свойственным ей стиранием границ и специфики методов, взаимопереплетением их между собой.

Один из теоретиков постмодерна Ж-Ф.Лиотар определяет данное направление как особое мирочувствование современной эпохи. Речь идет именно о чувствовании, ощущении, при игнорировании рационального момента, который всегда был присущ философии. Таким образом,

говорить о методологии постмодерна можно с некоторой долей условности, что не мешает определить черты данного метода:

1. стирание границ между теорией и практикой;
2. размытые границы между культурой и способами ее осмысления;
3. отсутствие универсального способа мышления и философствования;
4. взаимопроникновение художественного и научного аспектов исследования;
5. эклектичность жанров исследования;
6. открытие художественных смыслов известных цитат научных трудов;
7. определение метода как существующего около и вокруг философии и культуры.

Говоря о методе постмодерна, необходимо упомянуть о наличии двух точек зрения: о появлении постмодерна и о его перспективах: хотя сам термин «постмодерн» в различных вариантах его осмысления встречается со второй половины XIX века, постмодернизмом в современном понимании поначалу начали называть авангард американской литературы и архитектуры 50-х гг. ХХ века (романы К.Воннегута, постройки Р.Вентури).  В 60–70-е гг. появляются первые научные и философские работы французских постмодернистов (тогда еще – постструктуралистов). Первые работы о постмодерне приходятся на 70–80-е гг. Переход к новой парадигме мировосприятия был связан со многими совпавшими по времени событиями: началом постиндустриальной стадии развития, изобретением компьютера и созданием всемирной информационной сети, «революцией хиппи», радикально повысившей уровень культурной толерантности западного общества и пр.

В этом смысле, показательна точка зрения, представленная в работах У.Эко, который считал, что скоро постмодернистское миропонимание распространялось и будет распространяться на всю историю и культуру. Принципиальная для постмодерниста позиция: способность вобрать в собственный опыт все культурное наследие, лишить его четких временных границ, перемешать между собой и позиционировать как авторский, культурный эксперимент, пред­лагая философии новые правила.

Следствием подобного метода становится многообразие определений понятий «переход», «культура», «архетип», «миф», «мифологема», «мифологизирование». Следует отметить взаимосвязь данных понятий и их взаимозависимость.

Авторское ощущение мифологемы представлено, например, у Ж.Лакана, следующим образом: «Уг­лубляясь в сложную ткань двусмысленностей, метафор и метонимий, наталкиваешься на зыбкую мифологему под названием либидо» (Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. – М., 1996,; с. 18).

Зыбкость формулировок – характерное явление для философии пост­модерна, так же, как и смешение разных подходов не только к изучению мифа, но и к самому процессу научного исследования, который представлял собой компиляцию научных исследований, авторских эссе и художественной литературы. Ж.Бодрийяр рассматривает современнюу культуру как некий симулякр или миф, причем вкладывает в это понятие следующее значение: «Эмпирический предмет во всей случайности своей формы, цвета, материала, функции, дискурса, наконец, если это предмет культуры, в случайности своей эстетической целесообразности – такой предмет является просто мифом. Он не представляет из себя ничего, кроме различных типов отношений и значений, которые готовы сойтись друг с другом, вступить в противоречие и завязаться на нем как предмете» (Бодрийар Ж. К критике политической экономии знака. – М., 2003, с. 55).

Согласно его мнению, «структура» понятий «субъект, предмет, потребность, культура» одна и та же, соответствующая так называемой наивной категоризации. Задачей такого типа категоризации может являться стирание концептуального единства, называемого предметом, деконструкция потребности. Таким образом, напрашивается «магическая параллель» между потребностью и культурологической мыслью. Субъект и объ­ект при этом оцениваются как иллюзорные и начинают существовать в качестве «удивительных самих по себе и различенных мифов», целью исследования которых становится обоснование их взаимоотношений, между которыми потребность превращается в своеобразный волшебный мостик, соединящий друг с другом различные, происходящие в культуре процессы.

Интересно, что обмен понимается как некоторая операция между двумя разделенными терминами, которые существуют до обмена изолированно друг от друга, но впоследствии оказываются в ситуации «двойного принужде­ния»: принуждения давать и принуждения брать: «В таком случае необходимо предполагать существование магической силы, имманентной предмету, силы, которая начинает преследовать дарителя и подталкивает его к тому, чтобы отделаться от предмета. Непреодолимое противостояние двух терминов обмена, таким образом, отменяется ценой дополнительного, магического, искусственного и тавтологического понятия, экономию которого проясняет К.Леви-Строс в своей критике, с самого начала задавая обмен в качестве структуры» (Там же, с. 69).

Следуя той же логике, Ж.Бодрийяр выделяет понятие «первичных потребностей», которое базируется на своеобразном «прожиточном антропологическом минимуме» – минимуме «первичных потребностей». К числу первичных потребностей он относит потребность в собственной территории, на которой индивид может есть, пить, спать, заниматься любовью. Неразрешимая дихотомия первичных и вторичных потребностей представляется ученому очевидной: «По ту сторону порога выживания человек больше не знает, чего он хочет, – так он становится для экономиста собственно «социальным», то есть отчуждаемым, подверженным манипуляциям и мистификациям. По ту сторону он оказывается жертвой социального и культурного, а по эту – автономной неотчуждаемой сущностью. Мы видим, как это различение, уводя всю область социокультурного во вторичные потребности, позволяет – позади функционального алиби потребности-выжи­вания – восстановить уровень индивидуальной сущности, некую человекосущность, имеющую основание в природе» (Там же; с. 75).

Последствия данного процесса рискуют привести к кризису, как внутриличностному, так и культурному: «прожиточный антропологический минимум» становится для индивида деструктивным, потому что он определяется по остаточному принципу в соотношении с главной жизненной необходимостью «некоего избытка»: доли Бога, доли жертвы, излишней траты, экономической прибыли. Согласно мнению Бодрийяра, эти «избытки» разрушают жизнь человека. В качестве выхода ему представляется освобождение от «избытков», от всякого рода обязательств магического, социального, культурного или религиозного порядка.

В то же время, индивид, «освобожденный» от своих архаических, символических и личных связей, самим фактом своего существования разрушает социальное понимание полезности, потребностей, социальных и культурных форм их удовлетворения, а также необходимость потребительской стоимости. Подчеркнем, что некоторая «понятийная размытость», характерна не только для научного творчества Ж.Бодрийяра, но и других представителей постмодернизма. Под «культурой» в разных книгах – «Система вещей», «К критике политической экономии знака», «Символический обмен и смерть» – им понимается разное: от типичной для масс-медиа, формы подавления индивидуальности – до одного из способов возвращения этой индивидуальности, своеобразной реализации в культуре собственного образа.

Рассматривая понятии перехода и переходности в системе координат посмодерна, необходимо отметить некую схожесть этих понятий: переход – это то, что грозит новыми процессами, и приставка «пост» намекает на некие процессы, которые произойдут после того, как… О том, как грамотно сформуривать окончание данной мысли, ученые спорят. По мнению одних, приставка «пост» имеет не временное, а художественно-стилевое значение. Постмодернизм – это то, что наступило после модернизма.

Соотношение модернизма и постмодернизма разные авторы трактуют по-разному, но все сходятся на том, что модернизм, как «большой стиль», просуществовал до Второй мировой войны. В отечественном искусствознании явление модернизма, получило название «художественный авангард 1910-1930-х гг.» – дадаизм, сюрреализм, кубизм, футуризм, архитектура Ле Корбюзье, Л.Рай­та, Мис ван дер Роя и т.п. Таким образом, постмодернизм – это не постсовременная эпоха, а стиль, пришедший на смену модернизму. Не будем забывать, что и постмодернизм начался именно как художественный стиль 1950-х гг. и лишь с рубежа 1960-1970-х гг. постепенно превратился в некую философскую парадигму. Из последнего вытекает, что понятие «постмодерн» обозначает и некое новое отношение, как к прошлому, так и к настоящему, некое новое ощущение времени в культуре.

Во многих современных отечественных исследований разминается мысль о том, что минувший век был наполнен ощущением кризиса и конечности: ожидание конца света (ядерного Апокалипсиса), конца истории, конца культуры переживается западными философами «с помощью» различной научной терминологии.

Возможно, постмодерн явил собой именно подобный опыт переживания – предощущения совпадения конца и начала, вопрос только в том, что именно должно завершиться, а что – начаться.

Мнения культурологов, философов, историков расходятся, но вне сомнения имеет место завершение одного цикла и начало нового. Хотя рождение постмодерна хронологически совпало с началом перехода к постиндустриальной эпохе, было бы большим упрощением трактовать постмодерн просто как культуру постиндустриального общества.

Как интеллектуальное течение, постмодерн более автономен, хотя, несомненно, отражает характерную для постиндустриализма индивидуализацию культуры и постепенную «деконструкцию» многих черт культуры модернизма. Именно в этом смысле можно определить постмодернизм как своеобразную форму мироощущения переходной эпохи.

В переходные периоды распада целостности дает о себе знать потребность в реставрации старых, архаичных исторических форм и отношений, порождая собой некий возврат назад, к процессам, которые происходили в культуре ранее. В свое время их окончательная завершенность была очевидной, но происходит очередной «перелом» – и парад архаичных культурно-исторических форм, в том числе, реставрация мифологии, дает о себе знать. Происходит это по следующей причине: оцененные как «прошлые» культурные формы, стряхивая с себя архаичную пыль, приходят в неожиданное соприкосновение, в результате которого рождается иная реальность, создающая альтернативу той реальности, которая почти разрушена у всех на глазах.

С.Махлина, в частности пишет о постмодернизме: «Постмодернизм, отталкиваясь от искусства, предшествовавшего ему, в то же время включает в себя и отталкивание от искусства начала века… В этом отношении постмодернизм смыкается с барокко, также явившимся

рефлексией на предшествующую ему эпоху и так же, как и постмодернизм, рассматриваемый не только как реакция на классицизм, но и как рефлексия эллинизма на предыдущий период» (Махлина С. Т. Семиотика культуры и искусства. Опыт Энциклопедического сло­варя. – СПб., 2000,  с. 343).

Н.Терещенко и Т.Шатунова дают иное определение понятию «постмодерн»: «Культура предстает нашему взору, как совокупность, соединение (иногда эклектическое) различных культурных слоев и образований, которые невозможно помыслить как органическое целое. В теории тоже отсутствует единая форма осмысления культурных процессов. Эта ситуация, непривычная для российской и для европейской ситуации, получила название «постмодерн» (Терещенко Н., Шатунова Т. Постмодернизм как ситуация философствования . – М., 2003; с. 23).

Называя философию постмодерна «стратегией подрыва и перехода», Терещенко и Шатунова подчеркивают, что данная стратегия не принесет традициям отечественной и европейской культуры катастрофических разрушений до тех пор, пока не начнет претендовать на универсализм. Но в таком случае, постмодерн опровергнет сам себя, поскольку одним из его теоретических положений является отрицание больших нарративов.

Необходимо подчеркнуть, что ситуация философствования постмодерна возможна в демократическом обществе, допускающем одновременное существование различных мироощущений и терпимыми к иным мирочувствованиям. Однако явление демократии – уже есть большой нарратив, порожденный ренессансным гуманизмом и эпохой Просвещения. Терещенко и Шатунова пишут: «Но если постмодерн является всего лишь субкультурой, находящейся, так сказать, под защитой большого нарратива, о каком завершении времени больших нарративов, о какой послесовременной эпохе мы говорим?» (Там же; с. 18).

Ответ на этот вопрос еще предстоит найти, надеемся, что наше исследование отчасти откроет некоторые аспекты данного исследования.

 Список литературы:
Бодрийар Ж.. Система вещей. – М., 2001.
Saldivar R. Figural language in the novel The flowers of speech from Cervantes to Joyce. – Princeton, 1984.
Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. – М., 1996.
Derrida J. Psyche: Inventions de l`autre. – P., 1990.
Махлина С. Т. Семиотика культуры и искусства. Опыт Энциклопедического словаря. – СПб., 2000.
Делез Ж. Различие и повторение. – СПб., 1998.
Ковриженко М. Бренд и глобальные коммуникации // Традиции и современность социологии. – М., 2001.
Терещенко Н., Шатунова Т. Постмодернизм как ситуация философствования . – М., 2003.
Бодрийар Ж. К критике политической экономии знака. – М., 2003.