Автор(ы) статьи: РОЗЕНБЕРГ Н.В.
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

повседневность, дихотомия, быт, «нераскрытость» в культуру.

Аннотация:

Уровни структуры культуры повседневности целесообразно рассмотреть через их дихотомию. Дихотомии включают в себя амбивалентные элементы, которые, с одной стороны, указывают на устойчивость структур культуры повседневности и отражают ее традиционные элементы, а с другой – обнаруживают, что современная культура повседневности насыщена инновационными компонентами.

Текст статьи:

Проблема современной антропологии и в целом проблема современного человека не может быть понята сегодня без понимания другой, более корневой проблемы – проблемы структур его обитания или как говорят в феноменологии, структур повседневности. Тема повседневности является темой междисциплинарных исследований и требует привлечения разнообразных методологических принципов, только такой подход позволяет осуществить «прочтение» структур повседневности.

Прежде чем приступить к анализу структуры культуры повседневности, необходимо еще раз отметить, что в современной науке коренным образом изменяется представление о «структуре». Фокус внимания смещается с анализа теоретической схемы на поток изменений, в котором эта схема и приобретает смысл, ведь «зримые социальные отношения никоим образом не образуют структуру; структура обнаруживается лишь в теоретической модели, разрабатываемой учеными, позволяя уяснить функционирование этих отношений»[1]. И если классический структурализм претендовал на выявление четко определяемых и фиксируемых по четким основаниям позиций, которые структурируют отношения внутри системы, то в современных постструктуралистских теориях изменяется само понятие «структура». Это происходит под влиянием новых процессов: глобализации, консюмеризма, виртуализации, комодификации и пр. Современные теоретики показывают, что структуры сами являются продуктом культуры и потому могут быть объектом манипуляций и переинтерпретаций. Ризоморфный характер культуры постиндустриального общества приводит к тому, что социальные слои и страты отделяются друг от друга лишь условно, пунктирно, поэтому, рассматривая структуры культуры повседневности, необходимо помнить о размытости их границ.

Мы согласны с тем, что современные структуры культуры повседневности не сводятся к какой-либо универсальной понятийной или ценностной системе. Более того, вопрос о собственных структурирующих началах повседневности крайне сложен из-за ее полиморфизма и стихийности.  Однако заметим, что анализ структур повседневности, определяющих понятийные и визуальные, духовные и телесные акты человека необходим ввиду того, что в современном обществе слишком усложнилась жизнь отдельного индивида, а значит, сложной стала и сама повседневность. Структуры же повседневного уклада жизни составляют «субстанцию» социальной исторической памяти. «Социальный мир – это не просто чей-то частный мир, он является интерсубъективным миром культуры. Мир интерсубъективен, так как мы живем среди других людей: нас связывает общность забот, труд, взаимопонимание. Он – мир культуры, ибо с самого начала повседневность предстает перед нами как смысловой универсум, совокупность значений. Однако эта совокупность значений – и в этом отличие царства культуры от царства природы – возникла и продолжает формироваться в человеческих действиях: наших собственных и других людей, современников и предшественников»[2]. Каждодневное воспроизведение исторически сложившихся отношений, форм общения, самоорганизации, наказания, поощрения и т.п. является материалом мировоззренческого (духовного) и одновременно политического себя-именования, себя-выделения и себя-утверждения среди других сообществ людей.

Действительный мир, в котором живет человек, создается из типичного и случайного, стандартного и оригинального, стереотипного и уникального материала, поэтому человек существует одновременно не в одном, а в двух и более жизненных мирах разного характера и с различными способами включенности того или иного мира. Человек не хочет лишиться действительной укорененности в мире, но вместо мира жизни он укореняет лишь ее социокультурные образы, рождаемые повседневностью. В то же время современная повседневность показывает, как природа и культура могут стыковаться органично, приводя общество к возможности выхода из тупика обыденных ценностей.

И еще одно замечание: в пространстве повседневности сходятся все «линии жизни» всех сфер человеческого бытия, и поэтому повседневность как таковая «в чистом виде» не существует, а ее ядро поддается «расщеплению» лишь на теоретическом уровне.

Несмотря на очевидность присутствия повседневного в нашем сознании и жизнедеятельности, вполне отчетливый уклад его бытийных структур – круг близкого общения, дом, вещи, обыденные знания, речь, привычки, каждодневное поведение и т.д., непросто определить смысловые координаты этой сферы культуры. Поэтому можно предположить, что критерием «опознания» повседневности будет ощущение человеком непосредственности своего существования, максимальной близости собственного «Я» и бытия, «жизненности» круга близких людей. А эта близость осуществляется, прежде всего, на уровне быта, который мы в конструируемой нами структуре повседневности определим как структуру первого уровня, которая, начиная с рождения, оказывает влияние на формирование ценностей и установок сознания каждого отдельного человека. Человек осмысливал сущее в мифе и философии, вторгался в него с помощью техники, перевоссоздавал в искусстве, но «вживался» в сущее только через бытовое обустройство.

Добавим, что быт – это весьма традиционная область жизни, к тому же «нераскрытая» в общественную сферу (как, например, одежда или предметы туалета). И если учеба или работа, или развлечения, или даже семья, у человека может отсутствовать, то быт это то, что нас всегда окружает (даже космонавты в космосе организуют себе быт).  Многое в сфере быта и его предметной среде «контролируется» малыми неформальными группами (знакомые, коллеги, семья), где формируются свои потребительские предпочтения, ценностные ориентации и вкусы. Быт вбирает в себя опыт поколений и отвечает культурным стереотипам. Все то, что мы наблюдаем повседневно, в чем пребываем каждый день, что циклически повторяется и подчиняется определенным законам, гласным или негласным, можно отнести к сфере быта. Здесь оказываются объединенными множество направлений, различные деятельности и практики, рожденные разнообразными человеческими потребностями. Более того, положить быт в основу структурной организации повседневности позволяет нам тот факт, что именно он представляет собой основное место протекания обыденной жизни людей.

Бытовое, то, чем окружен человек и с чем сталкивается в своей повседневности, имеет большое, а иногда и решающее значение, потому что создает настрой, атмосферу, фон, который воздействует на чувства и жизнедеятельность. Кроме того, быт является для других продолжением или зеркалом нас самих. В быту, а вернее в конкретных бытовых вещах оказываются причудливо связанными различные культурные и практические, социальные и бессознательные функции, которые, в свою очередь, удовлетворяют соответствующие потребности.

Быт – это не только вещная среда, это еще и среда поведенческая. Обстановка складывается не только из предметов, но и из конкретного живого общения, культуры этого общения, соответственно, воспитания, традиций и ценностей. Привычки и обычаи,  традиции и ценности – все они аккумулируются в быте человека и определенным образом влияют на его организацию. Разные социальные слои по-разному устраивают свой быт, но он присутствует  у всех без исключения.

В индустриальную эпоху быт человека определяла в основном его классово-сословная принадлежность, поэтому быт, да и образ жизни в целом у представителей одного класса мало отличался. Современное общество является обществом конвенциональных статусов, в котором принадлежность к определенному слою зависит от культурных факторов. Общественные слои определяются стилем жизни и системами ценностей. Вследствие неустойчивости подобных факторов, стратификационная система общества является мозаичной и неустойчивой. В такой ситуации решающее значение приобретают символические ценности. Повседневная культура в обществе конвенциональных статусных групп становится одновременно и более однородной, и более мозаичной. В том, что касается материальных благ и потребляемых товаров, она становится более однородной, но в том, что касается ценностей и стилей жизни, она становится все более разнообразной, предоставляя все больший простор для индивидуального выбора. Прежние границы между классовыми субкультурами стираются[3]. Стратификация является не экономическим, а прежде всего культурным феноменом и выражается в стиле жизни, образцах потребления, информационных потоках, эстетических предпочтениях и ценностях. И хотя конвенциальные группы столь же реальны, как и классы, они нестабильны и могут налагаться и пересекаться, а следовательно, и структуры повседневности будут являться текучей матрицей и нестабильным образованием. В этой ситуации на формирование повседневности все большее значение оказывает профессия индивида, именно профессия или занятие являются показателем системы ценностей и образцов потребления. Наряду с этим существуют и этнические, религиозные, образовательные группы и т.д. А также группы, определяемые образцами потребления, типа хакеров или байкеров, группы, связанные с принятием определенных ценностей и ориентаций (феминистки, сионисты, защитники всего живого и пр.).

О плюрализме жизненных миров в далеко продвинувшихся вперед индустриальных странах пишет Т. Лукман: «Индивид вырастает в мире, в котором нет ни общих ценностей, определяющих поведение в разных сферах жизни, ни единой реальности, идентичной для всех»[4]. М. Маффесоли констатирует «рост числа небольших групп экзистенциальной сети, своего рода трайбализм…»[5]. При этом новые типы социальных общностей, возникающие на основе аффективного единства (спорт, музыка, мода), противопоставляются традиционным социальным институтам, таким как государство, семья, работа, церковь, партии. Эти множащиеся сообщества, которые Маффесоли уподобляет черепице, становятся своеобразным ответом на вызовы глобализации, а формирующаяся в них локальная солидарность нужна для того, чтобы смягчить удар от столкновения с пугающей реальностью, преодолеть формальный и абстрактный характер социальных взаимосвязей.

Таким образом, система современного общества подобна мозаике, образуемой различными субкультурами, гражданскими инициативами, группами этнических и религиозных борцов, новыми социальными движениями, бандами, феминистскими объединениями, интернетовскими дискуссионными группами, профессиональными объединениями и т.д.  И если, как уже отмечалось, в традиционном обществе структуры повседневности представляли собой стабильные образования (можно было говорить о повседневности рабочего, крестьянина, городской или деревенской повседневности), предсказывали поведение индивида и передавались по наследству, то организация повседневности общества конвенциальных статусов достаточно сложна. Важно, что принадлежность к одним группам не исключает принадлежности к другим, и именно принадлежность к таким добровольным объединениям характеризует образ жизни, структуру потребления, ценности индивида и т.д.

Исходя из вышесказанного, заметим, что охватить все структуры повседневности всех общественных слоев – поистине грандиозная задача, скорее всего непосильная в рамках одного исследования, поэтому следующий второй уровень структуры культуры повседневности на наш взгляд целесообразно рассмотреть через их дихотомию (под дихотомией понимают раздвоенность, последовательное деление на две части, не связанные между собой). Дихотомии включают в себя амбивалентные элементы, которые, с одной стороны, указывают на устойчивость структур культуры повседневности и отражают ее традиционные элементы, а с другой – обнаруживают, что современная культура повседневности насыщена инновационными компонентами. Но это не имплицитно предполагаемые оппозиторные значения, о которых писал Н. Элиас (см. главу 1, часть 1), а прочно вошедшие в контекст повседневности явления. В современном мире, с глобализацией техносферы, совершенствованием информационных и коммуникативных технологий и другими процессами происходит особенно стремительное сближение и контрастное взаимодействие внеобыденных и повседневных сфер культуры. Остановимся на анализе основополагающих, на наш взгляд, дихотомий, которые определяют облик современной культуры повседневности, основные из них:

- привычка – спонтанность;
- ритуал – внезапность;
- рутина – креативность;
- будни — праздник;
- традиция — мода;
- стабильность — экстремальность;
- реальность — виртуальность.

Основным элементом повседневной социальной деятельности является общепринятая практика, т.е. все, что делается по привычке. Поэтому к анализу структурных дихотомий культуры повседневности приступим с дихотомии  «привычка-спонтанность». Привычка служит исходной клеточкой одновременно социальной и культурной жизни людей и соответственно лежит в основе повседневности. Как показывает Гуссерль, на уровне повседневности происходит сплавление специфических индивидуальных привычек в единый «габитус сообщества»; в предельно развитой форме – в его нравы и обычаи, и, коррелятивно, в семейный, родовой и, в конечном счете, национальный, характер[6].

Привычки играют в жизни человека исключительно важную роль, всю значимость которой мы представляем себе очень редко. Привычка – это установившаяся схема (стереотип) поведения в определенных ситуациях. Большинство наших привычек не встречают со стороны окружающих ни одобрения, ни осуждения,  но привычка побуждает человека поступать определенным образом, и это уже отражается в поведении. Когда выработана привычка, мы поступаем так потому, что иначе не можем, потому что так привыкли и, соответственно, внешние формы поведения уже получают положительную или отрицательную оценку других людей. Привычка чаще всего образовывается без особых усилий со стороны человека. Строгий распорядок дня, пример родителей и других окружающих, многократное повторение одних и тех же действий приводит к тому, что незаметно для самого себя у человека появляются определенные привычки. Сама жизнь как трансцендентально-исторический процесс есть «привычка жить по привычке» (Гуссерль).

Будучи, на первый взгляд, банальным, на самом деле этот феномен играет основополагающую роль в культуре повседневности каждого индивида и его психологического здоровья. Привычка есть нечто дискретно‑повторяющееся (хотя в семантике слова и содержится идея непрерывности). Вычленяя в течение времени «привычные» нам схемы, мы разряжаем потенциал страха, таящийся в его непрерывности и в абсолютной единичности его событий. Культура повседневности представляет собой хорошо организованные рутинные образцы и состоит из набора привычек, традиций, институтов, распорядка всех видов деятельности. Безусловно, и в повседневной рутине есть новые ситуации и неожиданные события, но даже такие отклонения управляются способами, с помощью которых люди обычно справляются с экстраординарными ситуациями. Существуют привычные способы реагирования на кризисы в бизнесе, отношения к болезни или даже смерти. Как это ни парадоксально, в культуре повседневности существуют рутинные способы иметь дело с инновациями.  Рутинный характер социальной жизни продленной во времени и пространстве, повторяемость действий, их воспроизводство в одинаковой манере день за днем, составляют материальную основу того, что называется рекурсивным (возвратным) характером социальной жизни. Как пишет Э. Гидденс: «Структуральные свойства социальной деятельности постоянно восстанавливаются и это однообразие важно для функционирования психологических механизмов, посредством которых в ходе повседневной деятельности удовлетворяется потребность в надежности и онтологической безопасности. В связи с этим, второстепенные с виду и несущественные правила поведения, условности и традиции повседневной социальной жизни оказываются ее фундаментальным каркасом, играя первостепенную роль в деле обуздания источников подсознательной напряженности, которые в противном случае поработили бы нас»[7]. Повседневные привычки – это то, чему индивид не придает значения, а иногда просто не замечает, но что прорастает в самые глубинные пласты его жизни и не уничтожается даже во времена войн и революций. Это отлаженные, постоянно повторяющиеся действия, становящиеся сценариями жизни, которые воспроизводят сами структуры, и «сценарии» эти нарушаются только со смертью человека.

Основное предназначение привычки – освобождение от необходимости принимать решение в повторяющихся ситуациях. Традиционные обычаи и случайно приобретенные привычки влияют на большинство наших действий и чувств. Привычки овладевают нами, начинают нам нравиться, становятся насущной необходимостью. Даже совершаемые по принуждению дурные поступки благодаря силе привычки вскоре становятся вполне сносными. Именно привычкам мы обязаны постоянством своих установок; именно они нас дисциплинируют. Они становятся нашей «второй натурой». Привыкнув к чему-либо – пусть даже преступному, – человек перестает это замечать. Привычки складываются постепенно, иногда целенаправленно, сознательно, для того, чтобы упрощать жизнь, а иногда – спонтанно. Спонтанность (лат. — самопроизвольный) является амбивалентной структурой по отношению к привычке, и представляет собой процессы, вызванные внутренними причинами, способность активно действовать под влиянием внутренних побуждений. В повседневной жизни, человек, безусловно, руководствуется привычками, но как показал В.В. Налимов[8], сознание человека действует, в том числе и спонтанно, вне отчетливо воспринимаемых причинно-следственных связей.

Однако спонтанность поведения не означает, что здесь не используются привычные действия, что и позволяет нам рассматривать ее как амбивалентную структуру. Спонтанность содержит две основных переменных: адекватный ответ (для данной культуры) и новизна[9]. Поэтому человек, который не знаком с культурными и социальными ограничениями конкретной культуры, выдавая спонтанное поведение, рассматривается как маргинал.

Спонтанность проявляется как непредсказуемая сторона человеческой активность – это тот ключ, который приводит к пониманию идеи творчества. Как говорил Морено: «Творчество – это спящая красавица, которая для того, чтобы проснуться, нуждается в катализаторе. Таким хитрым катализатором творчества является спонтанность»[10]. Другими словами, идеи возникают во время спонтанного действия, а при удаче и достаточной настойчивости могут привести к творческому акту.

Привычный порядок организации и повторяемости событий повседневной жизни рождает такое ее свойство как рутинность. Поэтому следующая дихотомия представлена нами как «рутина – креативность».

Рутина составляет необходимый фундамент, базу стабильного, с минимальными затратами на принятие решений повседневного существования. «Задний план опривыченной деятельности предоставляет возможность переднему плану для рассуждений и инноваций»[11].   Повседневное – это то, что происходит каждый день и нас, поэтому, не удивляет, и которое мы спокойно обнаруживаем в форме рутины, многочисленных знакомых нам явлений. Следование общепринятым практикам или рутине – одно из важнейших условий психологического комфорта индивида. Типизация рутинных действий в структурах жизненного мира обеспечивает непрерывность повседневности. В ее основе антиципации того, что мир останется прежним, и то, что успешно сделано однажды, можно повторить. Подобные ожидания схватываются выражением «чувствовать себя как дома», означающим высшую степень понятности и предсказуемости. Ведь домашняя жизнь следует организованным рутинным образцам и имеет хорошо определенные цели и апробированные средства, состоящие из набора традиций, привычек и распорядка всех видов деятельности. И вместе с тем, повседневность – это относительно автономная сфера, в которую вторгаются до определенной степени все формы культуры – мораль, искусство, наука, техника. Именно синкретизм повседневности образует ее специфику. В этом смысле повседневность не является самотождественным феноменом, поскольку в ней есть место сакральному, экстраординарному, творческому. Рутина и инновации дополняют друг друга. Творческий потенциал человека используется при возникновении проблемных ситуаций. Ведь повседневность чревата возможностью неожиданного поворота событий, внезапно принимаемых решений, незапланированных действий. Креативное в повседневности прокладывает себе путь с помощью отклонений, отходов от правил и новых дефиниций, повседневность начинает существовать как место образования смысла, открытия правил.

В противовес регламентирующей функции институционального оформления искусства повседневная культура выставляет неинституциональные формы творчества, обозначая тем самым тенденцию к депрофессионализации творческой деятельности. Ориентация на спонтанное «эстетическое действие» любого человека, не связанного с системой производства художественных ценностей, является отличительной чертой современной повседневной культуры. Изменяются отношения между искусством и жизнью.

Каждый человек должен стать художником, коль скоро в его жизни присутствует момент творческого отношения к действительности. Понимание творчества как жизни и жизни как творчества предполагает спонтанный, принципиально не сводимый к фиксированным состояниям опыт эстетического творчества в бытовой повседневности. «Концепция эстетики повседневности – пишет Н.Б. Маньковская, – сводит художественное творчество к домашнему самовыражению в одежде, танцах, кулинарии, поделках, интерьере и т.п. Проблема свободы творчества переводится в план внутренней культурной эмансипации»[12]. Переплетение жизни и искусства способствует вполне определенной карнавализации повседневного поведения в противостоянии ценностям «истеблишмента». Современная повседневность стремится к преодолению замкнутости элитарного художественного профессионализма и его отчужденности от эстетических потребностей общественного большинства. Соотношение творчества и повседневности сегодня становится центральной проблемой, вокруг которой группируются идеи о приобщении к эстетически продуктивной деятельности не только профессиональных художников, но и каждого человека. М. Дюфрен констатирует конец институциональных форм художественного творчества. «Смерть институционализации» он считает важнейшим показателем современного состояния художественной культуры. Когда-то элитарность искусства была необходима, но сегодня она стала анахронизмом, необходимо создание подлинно народного искусства, к которому были бы причастны все, а не только специалисты и эксперты. По мнению Дюфрена необходимо изменить структуру занятости, чтобы у каждого появилось достаточно свободного времени для того, чтобы попробовать свои силы в художественном творчестве. Как было отмечено нами выше, информационная эра дает и дальше будет давать такую возможность. «Художественное творчество не должно пониматься согласно модели, предлагаемой самими художниками. Следует принять, признать и уважать, не делая противопоставления с традицией и сложившимися нормами, такие виды творчества, которыми занят обустраивающий свой участок садовод, украшающая свое жилище женщина любитель-живописец, поп-музыкант»[13].

В повседневной практической деятельности есть место творчеству каждого человека. Творческая активность перемещается в повседневность.

В определенной степени этому способствует значительная трансформация и реорганизация системы академического художественного образования. Основы профессиональной подготовки проникли в пограничные искусству области: неспециализированный фольклор, декоративное творчество, дизайн, эстетизацию досуга и жизненного пространства. Образование становилось более массовым, охватывало широкие слои населения, прямо не связанные с производством художественных ценностей.

Исходя из этого, можно предположить, что именно в креативном потенциале неспециализированной повседневности просматриваются новые продуктивные ресурсы культуры.