Раздел: СОЦИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:
культура, искусство, прогнозирование, социум, человек, общение.
Аннотация:Современное исследование проблем прогнозирования социального и культурного пространства нуждается в разработке новых футурологических теорий, в которых значительное место уделяется именно изменениям, происходящим в культуре. В данном аспекте статья представляется важной, открывающей неисследованные ранее аспекты культуры и искусства.
Текст статьи:
Современное исследование проблем прогнозирования социального и культурного пространства связано с появлением таких футурологических теорий, в которых значительное место уделяется именно изменениям, происходящим в культуре. Последний факт способствует появлению многочисленных теоретических обобщений, которые по характеру аналитических разработок непосредственно проникают в проблемную область культурологии и вносят несомненный вклад в теорию культуры.
Однако последнее утверждение не исключает активное исследование футурологами других областей знаний, что в конечном итоге все равно заставляет исследователей обращать свое внимание именно на процессы, которые происходят в современной культуре. Проанализировав многочисленные новейшие западные футурологические концепции, мы пришли к выводу, что их можно разделить на четыре основные группы:
1. либеральный научный мейнстрим, авторы данного направления пропагандируют либерально-прогрессистский взгляд, к их числу можно отнести З. Баумана, З. Бжезинского, Э. Гидденса, Э. Тоффлера, Ф. Фукуямы, С. Хантингтона, их мнения различны между собой: концептуальный подход Э. Гидденса, при всей его приверженности идеям либерализма, радикально отличается от прочих: он полагает что «постмодернити» – это некий фантом, очередной симулякр самих постмодернистов, а С. Хантингтон иначе, чем остальные, оценивает гегемонию США, уделяя вопросу ее рассмотрения особое внимание;
2. контркультурная футурология, которая является порождением протестного потенциала массовой культуры 1960-х годов, вненаучная по происхождению, но активно присутствующая в научном дискурсе; это течение в футурологии считается довольно молодым, оно представлено авторами модной в настоящее время науки – молодежной психоделики 1960–1970-х годов, как Т. Лири, К. Беккер, Д. Рашкофф;
3. конструктивная критика капитализма, экономического либерализма и консьюмеризма как явлений, уже проживших свою историю с позиций так называемого холистического, то есть планетарного миропонимания и представлений о другом масштабе будущего развития; это направление развивают основатель школы миросистемного анализа И. Валлерстайн и видный футуролог-синергетик Э. Ласло. Несколько особняком от них стоит критик капитализма П. Дракер;
4. консервативная позиция, для представителей которой характерны, с одной стороны, охранительные и мемориальные культурные ориентации применительно к западной цивилизации, а с другой – откровенный скепсис касательно ее дальнейших изменений; последним по времени представителем консервативной позиции в футурологии, несомненно, является ультраконсервативный американский политик П. Бьюкенен (1).
Безусловно, что в каждой из вышеперечисленных групп можно выделить как оптимистические, так и «катастрофистские» (реалистические, а попросту говоря, пессимистические) концепции. При этом все авторы новейших западных футурологических концепций (представители так называемого футурологического мейнстрима) исповедуют либерально-прогрессистские ценности. Однако, экстраполируя тенденции социокультурного и технологического развития человечества, они делают разные прогнозы – прежде всего на глобальном геополитическом уровне.
На достаточно поверхностном уровне данные прогнозы можно условно разделить на две концептуальные группы: оптимистические и катастрофистские, первые в значительной степени являются порождением победы либеральной идеологии в холодной войне и наступившего (в терминологии Ф. Фукуямы) «конца истории» как конца противостояния идеологий и поиска человечеством оптимального социального устройства. Все эти прогнозы основываются на концепции постиндустриального общества, введенной в научную практику Д. Беллом, который обосновал существование «доиндустриального, индустриального и постиндустриального общества»), С. Крук и С. Лэш – «премодернистского, модернистского и постмодернистского состояния», Э. Тоффлер – «первую», «вторую» и «третью» волны цивилизации (1).
Необходимо также отметить, что особую позицию в рядах либералов занимает Энтони Гидденс, который постулирует идею о том, что модернити (под которой он понимает социальную систему, возникшую вместе с национальным государством и промышленным капиталистическим производством, то есть фактически индустриальное общество) не сменяется сегодня какой-то новой стадией, которую многие исследователи определяют как «постмодернити». По мнению Гидденса, так называемое постиндустриальное общество не более чем фикция, ученый полагает, что на самом деле классическая модернити переживает бурное развитие, резко радикализуется. Гидденс видит два источника этой радикализации:
1. Во-первых, это растущая социологизация жизни, повышение значения рефлексии и саморефлексии, изменение системы ценностей человека, их переориентация с внешних на внутренние, с материальных на нематериальные, что подрывает устои традиционного капиталистического хозяйства.
2. Во-вторых, это глобализация, устранение прежних границ национальных государств и становление мировой сети производственных и информационных структур.
Интересно, что оба эти источника не рассматриваются им как чуждые идеям индустриального общества, полагая, что западная цивилизация модернити сама по себе глубоко социологична и что в ней заложено противопоставление традиции, стремление к безграничной экспансии, он утверждает, что сегодня правильнее вести речь не о новом обществе, сменяющем модернити, а о периоде нового, радикализованного индустриального общества. По мнению Гидденса, постмодернити ассоциируется не только с концом фундаментализма, но и с концом истории. История не имеет ни исконной формы, ни общей телеологии; она не должна отождествляться с «историчностью», поскольку последняя четко связана с институтами модернити. (2).
Однако другие представители данного направления, Ф. Фукуяма и Э. Тоффлер, напротив, полагают, что мы уже живем в мире, где борьба вокруг всех крупных вопросов в основном закончена (2). В частности, по мнению Фукуямы, постисторический мир – это мир, в котором стремление к комфортному самосохранению победило желание рисковать жизнью в битве за престиж и в котором борьбу за господство сменило всеобщее и рациональное признание. Фукуяма подчеркивает, что «число приемлемых форм экономической и политической организации последние сто лет постоянно уменьшается», однако «возможные интерпретации оставшихся форм – капитализма и либеральной демократии – продолжают разнообразиться. Все это наводит на мысль, что даже пусть идеологические различия между государствами уходят на задний план, остаются другие существенные различия, уходящие в культурную и экономическую плоскость» (4, с. 371). Таким образом получается, что при абсолютной победе мирного сосуществования человечеству не грозит единое государство («мировое правительство») как логический результат глобализации.
Для «оптимистов» от футурологического мейнстрима до самого последнего времени наиболее значимыми технологиями являлись информационные (собственно, и приведшие к «концу истории»). Как отмечает Фукуяма, «многие аспекты технологии конца двадцатого столетия, в том числе так называемая информационная революция, весьма способствовали распространению либеральной демократии» (4).
Большинство этих исследователей солидарны в том, что сегодняшнее постиндустриальное общество уже является информационным обществом: владение информацией стало одним из важнейших рычагов властного могущества, наряду с капиталом и принуждением, а сама информация стала основным товаром и основой современной экономики.
По мнению ученого, в ближайшем будущем эти функции информации будут только усиливаться, а «экономика знания» – развиваться: «Переход к экономике, основанной на знании, резко усиливает потребность в коммуникации и способствует гибели старой системы доставки символов» (4, с. 402). От развития информационных (коммуникационных) технологий в существенной степени зависит как военная мощь правящего режима, так и его оснащенность современными средствами информационного контроля, то есть уровень эффективности управления обществом (4, с. 11–12).
Интересно, что такую же точку зрения на роль информационных технологий разделяют и контркультурные футурологи: «Власть, которой сегодня обладает тот или иной человек, определяется уже не количеством собственности, находящейся в его распоряжении, а скорее тем, сколько минут «прайм-тайма» на телевидении или страниц новостной печати он может заполучить» (5, с. 8).
Мы считаем необходимым подчеркнуть, что контркультурные футурологические концепции основываются на критике консьюмеризма и на идеях «новых левых»; можно сказать, что все они произросли из знаменитых работ Г. Маркузе и М. Маклюэна. Существенное влияние на формирование контркультурных футурологических концепций оказали также психоделическое движение 1960-х и массовая культура: широко экранизированная литература киберпанка, родоначальником которого вполне обоснованно считается американский фантаст У. Гибсон.
Понятно, что массовая культура способна генерировать дополнительные потоки информации, транслирующие систему определенных ценностей, в том числе индивидуальных. «Антиидеология» контркультурных футурологов в этом смысле является либерализмом, доведенным до предела, – индивидуальные права и индивидуальное целеполагание ставятся над правами и целеполаганием общества, но свобода личности не кончается «там, где начинается свобода другого человека». При этом инструменты создания новой постиндустриальной и постиерархической – «сетевой» – культуры провозглашаются следующие:
· психоделики (ЛСД, псилоцибин, МДМА);
· Интернет;
· виртуальная реальность;
· медиавирусы.
Подчеркнем, что основное отличие в футурологических концепциях либерально-прогрессистского мейнстрима и контркультурных футурологов проявляется в их отношении к другой наиболее инновационной сфере человеческой деятельности – биотехнологиям (генной инженерии, психофармакологии, биологическим нанотехнологиям). Интересно, если представители контркультуры их приветствуют как инструмент самомодификации человека, то у «классических» либералов биотехнологии по той же самой причине вызывают настороженность. Так, отец-основатель контркультурного психоделического движения 1960-х, человек, которого киберпанки считают своим предшественником, Тимоти Лири утверждал, что «нервная система может быть изменена, интегрирована, перепрограммирована, расширена в своих функциях. Эти возможности, естественно, пугают любую ветвь истеблишмента» (2, р. 131).
По мнению Лири пугать истеблишмент, должно было то, что расширение сознания – путь к свободе от иерархического общества, от старых социокультурных мифов, символов и поведенческих паттернов. Однако данная позиция по мнению исследователей других направлений является небезопасной, так, представитель футурологического истеблишмента Фукуяма в наши дни как раз и опасается, что биотехнологии (в том числе психофармакология), равно как и более глубокое понимание наукой принципов функционирования человеческого мозга, «будут иметь существенные политические последствия – они заново открывают возможности социальной инженерии, от которой отказались общества, обладавшие технологиями двадцатого века» (4, с. 30).
Фукуяма называет информационные технологии «технологиями свободы» (4, с. 29), а австрийский культуролог К. Беккер, председатель института новых культурных технологий, полагает что «рост средств коммуникации, драматически нарастающий поток манипулятивных коммуникаций, оперирующий символами и спекулирующий на базисных человеческих эмоциях, – это система, предназначенная отнюдь не только развлекать и информировать, но заражать индивидуумов ценностями, верованиями и поведенческими кодами…» (4, с. 28).
Необходимо подчеркнуть, что в контркультурном стане нет единства в отношении к коммуникативным технологиям. Беккер предостерегает от опасности информационного тоталитаризма (за счет использования этих технологий государственным аппаратом), а Д. Рашкофф оптимистически полагает, что коммуникативные технологии (прежде всего так называемые «мемы», или медиавирусы) – это технологии, позволяющие индивиду изменять массовое сознание, а соответственно – влиять на «систему» (5, с. 302).
Интересным с научной точки зрения представляется и факт различия между отношением внутри собственно либерального футурологического мейнстрима, развитием информационных технологий и развитием технологий биологических. Прогресс в области биологии порождает в сознании представителей Римского клуба больше этических дилемм, нежели прогресс в области передачи информации и манипулирования ею и сознанием потребителя. Последнее противоречивое отношение к современным технологиям означает прежде всего, что каждая технология имеет две стороны: можно использовать ее как во благо, так и во вред, однако в этом противоречии скрыта, на наш взгляд, и основная проблема всех актуальных футурологических концепций – проблема постиндустриального этоса.
Безусловно, любая технология (как система производства материальных благ) всегда в той или иной степени кореллирует с общественным устройством, а соответственно – с общественной моралью и этикой об этом, в частности, пишет Элвин Тоффлер (5, с. 291). По мнению Фукуямы, «одной из основных движущих сил исторического процесса было и остается развитие науки и технологии, и оно определяет горизонты производительных возможностей экономики, а потому и весьма во многом – структурные характеристики общества» (4, с. 109). Согласно его мнению, любая футурологическая концепция предполагает прогнозирование в следующих сферах:
· геополитической (политической),
· технологической,
· экономической,
· социальной (в том числе коммуникативной, этнологической и демографической),
· экологической,
· аксиологической (ценностно-нормативной).
Библиография
1. Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире. СПб., 2001.
2. Коллин М., Годфри Дж. Измененное состояние: история экстази и рейв-культуры. М., 2004.
3. Рашкофф Д. Медиавирус: Как поп-культура тайно воздействует на ваше сознание. М., 2003.
4. Фукуяма Ф. Великий разрыв. М., 2003.
5. Бьюкенен П. Дж. Смерть Запада. M., 2003.
6. Бодрийар Ж. Система вещей. – М., 2001.