Автор(ы) статьи: Величко Ю.В.
Раздел: не указан
Ключевые слова:

не указаны

Аннотация:

не указана

Текст статьи:

Как уже видно из предшествующих разделов работы, географическое и социальное пространство Западной Сибири является не только чрезвычайно большим, но и многообразным. Вследствие этого охарактеризовать этос всех малых городов региона не представляется возможным в рамках данной диссертации. Поэтому мы решили остановиться на описании этоса малых городов Тюменской области, так как, во-первых, она является самой крупной из областей Западной Сибири, во-вторых, генезис и судьба многих малых городов юга Тюменская области и соседних с ней Омской, Новосибирской областей аналогичны. Кроме того, на ее территории существуют малые города, не только принадлежащие к двум указанным типам (стабильные и нестабильные), но имеющие в настоящее время противоположные тенденции динамики. В стабильных городах развивается социально-экономическая сфера, а в некоторых наблюдается и демографический рост. Нестабильные города, напротив, медленно и неуклонно приходят в состояние социально-экономического и демографического упадка. Поскольку первые в основном представлены молодыми городами, а вторые — старыми, то следует сконцентрировать наше внимание на различиях в этосе молодых и старых малых городов.

Старые города Западной Сибири специализировались в основном на таких отраслях как сельскохозяйственное машиностроение, пищевая и легкая промышленность, судоходство (или железнодорожные перевозки). Немаловажное место в экономике старых городов данного региона занимала лесопромышленность. Городское население сформировалось из следующих слоев и сословий: военных, чиновников, дворянства, зажиточных крестьян, организовавших свое дело; купцов и судовладельцев; крестьянства, поначалу приписанного к фабрикам и заводам; рабочих железнодорожных (либо судоремонтных) мастерских; интеллигенции (инженеров, путейцев, учителей, врачей и др.). Очень незначительная часть горожан является потомками ссыльных (от декабристов до советских политкаторжан), однако культурное значение этой «прослойки» довольно существенно, так же как и роль духовенства.

Основным социальным носителем культуры старого малого города является городское население, рассматриваемое в качестве особой социально-культурной общности. В рамках социально-культурной стратификации городского населения сибирские ученые выделяют следующие социокультурные слои. Во-первых, слой «чистых» горожан (далее горожане), т.е. тех, кто всю или по крайне мере более 3/4своей жизни прожил в городе. Часть лиц этого слоя – горожане второго, третьего и более поколения. По характеристике Л.В. Корель, этот слой населения является «наиболее ярким представителем, а также транслятором и генератором стандартов и стереотипов урбанизированного образа жизни». На этот слой как самый приспособленный к городскому образу жизни, «видимо, должны ориентироваться в своем поведении остальные группы» и он является референтным и «демонстрирует эталоны и образцы поведения урбанизированного человека».[i]

Второй слой – «преимущественно» горожане (далее полугорожане) – объединяет лиц, которые провели в городе от половины до 3/4 жизни. Это – горожане первого поколения, фон традиционной аграрной культуры и образа жизни, согласно гипотетическим представлениям Л.В. Корель, у них размыт и слабо сказывается на поведении, установках и образе жизни.[ii]

Третий слой состоит из лиц, проживших в городских поселениях более четверти, но не более половины своей жизни. Это полусельские жители по своим социокультурным характеристикам (далее – городские полуселяне). Этот слой образуют горожане первого поколения с заметно выраженными, элементами традиционной аграрной культуры в поведении, установках и образе жизни в целом. По определению Л.В. Корель, «Пока им удалось освоить… лишь «азы» городского образа жизни. Их ожидаемое поведение — это сплав, с одной стороны, традиционных аграрных поведенческих установок, присущих сельскому населению, с другой – сугубо городских стандартов и стереотипов поведения».[iii]

В старых малых городах Западной Сибири по данным социологов именно первая группа составляет основное население, 60%. Более того, половина, а иногда преимущественное большинство представителей «чистых горожан» являются горожанами во втором, третьем и даже четвертом поколении. Миграционная динамика имеет вялотекущий характер, т.к. отсутствие сверхкрупных предприятий и экономический застой, продолжающийся здесь не одно десятилетие, являются причинами устойчивости городского состава. Конечно, молодежь уезжала учиться в крупные города, но часть ее возвращалась по завершению учебы в родные места. И причина этого состоит не только в том, что очень сложно устроиться в Омске или Новосибирске, но и в особенностях менталитета молодежи из малых старых городов. Во-первых, молодые сибиряки из старых городов по сравнению с молодежью из Европейской России менее подвержены синдрому «тяготения к столицам», поскольку, как уже указывалось, самодостаточность – характерная черта психологии людей из этого региона. Спокойный, несуетливый нрав жителей Сибири хорошо известен. Во-вторых, старые города, расположенные в поймах рек, на возвышенностях, окруженные рощами или лесами, органично вписаны в ландшафт, составляющий часть экологической культуры малых городов, что, в свою очередь, нередко определяет представление о желательной «картине города», с которой контрастируют большие города. По этим и другим причинам часть молодежи без сожаления возвращалась после учебы в родные места. (В последнее десятилетие ситуация изменилась. Анализ новых тенденций и их культурных последствий будет изложен ниже). Результаты анкетирования учащейся молодежи г. Тары показали, что большинство привлекает к «малой родине» наряду с другими факторами именно окружающая природа.[iv]

Органичность города и ландшафта, отсутствие резкой границы между естественной и социокультурной средой обитания и их диаметральной противоположности составляет характерную черту этоса малых городов. Как показывают наблюдения и исследования ученых, здесь горожане рассматривают окружающую природу не как «место отдыха», а как источник существования. Город заканчивается огородами и садовыми участками, на которых трудятся ради пропитания, лесные угодья и реки — места сбора грибов, ягод, охоты, рыбной ловли, что также воспринимается как труд, доставляющий кроме пользы еще и удовольствие. Приусадебное хозяйство является важным социокультурным показателем вообще для малых городов как Европейской России, так и юга Западной Сибири. Его распространенность свидетельствует не только и не столько об экономической целесообразности, сколько о сохранении в менталитете горожан ценностных установок и приоритетов традиционной (сельской) культуры. Они присутствуют у жителей тех старых западносибирских городов, история которых начиналась с фабрик и заводов. «Предприниматель строил фабрику в сельской местности, учитывая транспортные условия, наличие топлива, а также стоимость рабочей силы… На промышленные производственные ритмы накладываются ритмы сельскохозяйственные. Застройка – усадьбы с палисадниками, сараями, огородами. На улице штабеля дров, копны сена, бродят козы, бычки, куры, гуси. Участок улицы перед домом – продолжение двора. Фабрика оставляла своих рабочих крестьянами по внефабричным занятиям, образу жизни, суждениям и привычкам».[v] Многие старые малые города по сегодняшний день включают в себя кварталы старой «деревенской» застройки наряду с микрорайоном хрущевских «пятиэтажек», окруженных, палисадниками, сараями и курятниками. Улицы по мере удаления от центра постепенно лишаются твердого покрытия и плавно переходят в проселки, ведущие к огородам и садам.

Таким образом, старый малый город вписан в окружающий ландшафт, ближайшая природная среда воспринимается жителями как сфера хозяйствования, как «продолжение дома», а лесостепь и тайга — как соседки, с которыми следует ладить.

Так как многие малые города Западной Сибири остались в стороне от генерального вектора советской индустриализации, устремленного на восток, то их социально-экономическое и культурное развитие не носило форсированного характера. Поэтому в них еще сохранились некоторые черты городского уклада, образа жизни и культурной атмосферы, определившиеся более века назад. «Несмотря на то, что культурная среда резко выросших в предвоенные годы монофункциональных малых городов Сибири находилась в стадии становления «городского мира», …нельзя игнорировать факты, свидетельствующие об укоренении опорных конструкций местного культурно-цивилизационного ландшафта, включая его духовные компоненты».[vi]

В дореволюционной культурной истории западно-сибирских городов можно выделить дореформенный и послереформенный этапы. Как подчеркивает А.И.Куприянов, общественный быт городского населения Западной Сибири в первой половине Х1Х в. сохранял, в основном, сословный характер. Появившиеся в малых городах региона некоторые институты городской культуры и новые формы праздничного быта еще не смогли обрести должную устойчивость или же уживались рядом с традиционными формами народной культуры. Но к середине Х1Х в. светское чтение, спектакли, концерты, «вольные маскарады» становятся характерной чертой культурного быта горожан. Вместе с тем в городской жизни до конца века сохраняются многие черты, присущие селу. В целом главной особенностью развития малых городов до реформы 1861 г. можно считать процесс формирования городской культуры как некоего целостного феномена. В этот период происходит сближение разных социокультурных групп городского населения, растет образовательный уровень купечества и мещанства, происходит освоение представителями этих групп форм культуры, характерных ранее для высших слоев общества. В пореформенный период приток мигрантов из деревень нарушит социокультурную целостность города, достигнутую к середине Х1Х в.[vii] Следующие полвека мигранты будут укореняться в городе, осваивая формы и способы городской жизни и культуры и постепенно превращаясь в горожан. «Сибирские города на рубеже веков росли, как на дрожжах, и подавляющее большинство новых жителей города были вчерашние крестьяне. В результате известная традиционность не только сохранялась, но и поддерживалась».[viii] Поэтому в дореволюционной культурной жизни малых городов оставалось много общего с традиционным бытом, что обусловлено социально-экономическими и культурными факторами, например, общностью цикла православных праздников. Кстати, в советский период долго сохранялось «нелегальное» празднование наиболее значимых религиозных событий, что следует рассматривать уже как признак устойчивости культурных традиций, т.е. культурного консерватизма. Дольше всего сохранялось празднование святок, масленицы, Пасхи, Троицы.

На рубеже ХIХ-ХХ в.в. в Западной Сибири активизируется экономическая жизнь, интенсивно развивается фабричное и мелкотоварное производство, расширяется ассортимент, объемы и сферы рынка. В малых городах и в больших идут аналогичные процессы, но в малых они ограниченнее и медленнее. Основой городской среды в малых городах является купечество. Как писал К.Оланьон, « сибиряк-купец похож на своего собрата по коренной России. Но самое происхождение его (крестьянское – Ю.В.), затруднение путей сообщения и другие жизненные препятствия, которые ему приходится преодолевать, сделали его более самостоятельным, более смышленым, энергичным, а иногда и более предприимчивым».[ix] Однако один из представителей сибирского купечества, высокообразованный, интеллигентный Н.М. Чукмалдин замечает более существенные различия между сибирским купечеством и столичным: «В Тюмени, бывает, нужны деньги на неделю, на две, близкий человек одолжит…на слово, без всякого документа и расписки. И всегда деньги возвращались в назначенный срок сполна. Мне не помнится случая, где бы взаимное одолжение породило какой-либо спор и неудовольствие. Здесь же (в Москве – Ю.В.) господствовали совсем иные обычаи и нравы. Я мог давать деньги, одалживая другого, но я всегда рисковал их потерять. …Я стал осторожнее, сдержаннее, но потерял значительную часть доверия к людям, какая была воспитана во мне сибирской жизнью и существовала там между человеческими отношениями».[x] Между тем, по словам Ю.М.Беспаловой, сибиряк никогда не был идеалистом, рассудок в нем преобладал над чувствами.[xi] Но честность, твердость слова, чувство собственного достоинства – особые культурные черты сибирского купечества, были эталонными для других слоев городского населения. И в тех городах, где хотя бы в какой-то мере сохранился культурный след этого сословия после уничтожения его советской властью, там еще встречаются люди, напоминающие своих далеких предков удивительным соединением предприимчивости, практичности и честности.

В начале ХХ века вырабатывается представление о нормах культурного поведения горожанина, его отличия от поведения крестьян. В частности, «вечерки» (выезд молодых горожан в деревню на вечер, выпивка и ухаживание за деревенскими девушками) и другие феномены «мужичьего» или деревенского поведения становятся объектом критики. «Интеллигенция уездных городов прилагает немалые усилия для утверждения нового культурного стереотипа. Среди «разумных» развлечений – народные чтения, празднования исторических дат, любительский театр. В них участвовали учителя, приказчики, чиновники, железнодорожные рабочие.»[xii]

Отметим, что и позже, в советский период самодеятельность, самоорганизация являлись отличительной чертой культурной среды старых малых городов. Отсутствие профессиональных коллективов восполнялось кружками, народными театрами, хорами, студиями, существовавшими в советское время при Домах культуры. Они выполняли не только культурно-досуговую функцию, но и воспитательную. Во-первых, нередко талантливая молодежь находила в них возможность «открыть себя» и обрести первые профессиональные навыки. Во-вторых, в какой-то, пусть и слабой степени, культурная самодеятельность отвлекала от пагубного пристрастия к алкоголю. В-третьих, вокруг самодеятельных коллективов образовывалась культурная микросреда, аккумулировавшая и сохранявшая интеллектуальный, творческий дух собственно городской культуры.

Другим учреждением культуры, влияющим на состояние культурной атмосферы в старых городах, является краеведческий музей. Он есть почти в каждом малом городе Западной Сибири. В этих городах жили на поселении декабристы, сюда ссылали поляков и литовцев после восстания в 60-х годах Х1Х в., народников и социал-демократов. Многие из них оставили существенный след в культурной истории городов, поэтому в экспозиции всегда представлен историко-архивный и другой материал об их жизни. Если в 1960 г. по региону насчитывалось 20 музеев, то в 1990 г. — уже 72. Музей – один из интеллектуальных и духовных центров культурной среды. Во-первых, немногочисленная высокообразованная интеллигенция малых городов представлена именно научными сотрудниками музеев. Во-вторых, благодаря их энтузиазму еще продолжают существовать публичные лекции и другие культурно-познавательные мероприятия. В-третьих, посещение школьниками городского музея способствует сохранению исторической памяти. Отметим, что сибирякам вообще присуще уважительное отношение к истории края. Как указывает А.В.Бугаев, в Тобольской губернии не было зажиточного дома, в котором не висел бы портрет Ермака на холсте, дереве, а чаще на железных подносах.[xiii] Но историческую память хранят не только музеи. В старых городах фактически полностью сохранилась историко-архитектурная часть. Дворянские особняки, купеческие дома, здания муниципальных учреждений, учебных заведений, банков и, конечно, соборы и церкви – наглядная история города. В сложившейся исторически обывательской застройке продолжают жить старожилы. В этих «родовых гнездах» хранятся семейные архивы, бабушкины сундуки, утварь. Многие исследователи отмечают, насколько актуальна у жителей малых городов память об истории семьи, о своих предках – торгующих крестьянах, кустарях-ремесленниках, представителях купечества и земской интеллигенции. Во многом этот феномен объясняется тем, что основателями сибирских семей были яркие, незаурядные личности. С одной стороны – предприимчивые, хозяйственные, упорные, с развитым чувством собственного достоинства, нередко, кстати сказать, из старообрядцев; с другой – представители интеллигенции (в том числе духовенства), люди высокой культуры, самоотверженные и бескорыстные, не говоря уже о «служивых людях», ставивших остроги, то есть стоящих у основания городов. Характер внутрисемейных отношений в городах Сибири также имел свою специфику. «Сибирячки были более энергичными, активными… Сибирские женщины нередко самостоятельно занимались предпринимательством. Имущество супругов было раздельным, а приданое или приобретенное имущество считалось ее собственностью».[xiv]

Особенностью культурного самосознания жителей Сибири, как известно, является самоопределение «сибиряк», составляющее наряду с этническим и конфессиональным самоопределениями основу идентичности. Однако так себя называют в основном русские, т.е., строго говоря, потомки колонистов и переселенцев из Европейской России. Аборигенным населением в Западной Сибири являются татары (к югу от Оби) и малые народы (обские угры — ханты и т.д., проживавшие к северу от Оби). Кроме того, на территории Тюменского края проживают украинцы, казахи, башкиры, казаки, которых принято считать отдельным этносом, и немцы. Мы перечислили здесь только те народы, представители которых составляют не менее 1% от всего населения – этнический диапазон региона намного шире. Старые малые города, расположенные в Обь-Иртышском бассейне, являются довольно полиэтничными, и, следовательно, многие семьи интернациональны. Так, в частности, 39,8 % казахов имеют родственников другой национальности. Около 50% немцев находятся в браке с русскими или имеют русские корни. Поэтому бытовая культура жителей сибирских городов характеризуется определенным интернационализмом — здесь есть кухня, стереотипы поведения, обычаи, которые сформировались в результате диффузии этнокультур.

Исторически сложившаяся полиэтничность больших и малых городов Сибири, обуславливает этническую толерантность, характерную для культурной среды. Еще в начале ХХ века, по словам В.Н.Волковой, в сибирских городах было много мечетей, медресе и школ, сибирские татары учились в гимназиях, средних специальных училищах, пополняя число городских служащих, и особенно успешно проявляли себя в сфере торговли.[xv] В малых городах этническая терпимость как черта культурной атмосферы имеет свои особые формы и вместе с тем альтернативу себе. Известно, что взаимосвязи между людьми, семьями в малых городах являются более непосредственными, тесными, а общение — более интенсивным и «без лишних церемоний». К знакомым заходят без предварительного информирования (телефон ведь есть далеко не у всех жителей), к соседям идут за спичками или солью, на семейных торжествах рядом с родственниками всегда сидят друзья-соседи, потому что дружат часто «улицами» или «домами». И если случается серьезная бытовая ссора, участники которой являются представителями разных этносов, то часто негативное отношение временно экстраполируется на всех представителей народа. Это свойственно для обывательской психологии. И все же, ни национализм, ни шовинизм не свойственны для малых сибирских городов. Так было и раньше: «Несмотря на конфессиональную неоднородность населения в ряде городов, не было никаких конфликтов на национальной или конфессиональной почве.»[xvi]

Здесь все знают друг друга, так или иначе опосредствованно связаны родственными, соседскими, школьными, профессиональными и другими отношениями — социальный мир малого города тесен.

Совсем иное отношение складывается к приехавшим издалека. К «чужакам» относятся настороженно, с определенной долей негативизма. Поэтому «неместному» молодому специалисту, особенно из большого города, нередко трудно бывает адаптироваться и обрести свой круг. Социокультурная среда малых городов замкнута, и старые малые города Сибири – не исключение, хотя все свою историю они принимали ссыльных из самых разных уголков России.

Необходимо отметить, что этим малые города не отличаются от деревни, где люди так же относятся к чужим. Кстати, настороженное восприятие незнакомцев – специфическая черта поведения жителей именно сибирских деревень (и малых городов), в деревнях Европейской России люди более приветливы по отношению к приезжим. Этот феномен объясняется социальной историей Сибири, по дорогам которой бродило много «сомнительных личностей» – беглых каторжников и других криминальных элементов. Кстати, к ссыльным в сибирских городах относились без презрения и даже сочувственно. Как отмечал Н.В.Басаргин, «от ссыльных требовалось только, чтобы он…трудился прилежно; в таком случае по прошествии нескольких лет ожидало его уважение людей, с которыми ему приходилось жить и иметь дело».[xvii]

«Открытость» социокультурной среды — черта собственно городской культуры с более высоким интеллектуальным и образовательным уровнем, с иными стереотипами поведения. Поэтому вышеописанный феномен свидетельствует о «промежуточном» характере культуры малых городов. Им вообще во многом присущ полусельский уклад жизни: здесь по-прежнему ведущая роль в трансляции культуры принадлежит традиционным каналам. Так, по данным социологов более 30% молодежи ориентируются при выборе ценностных приоритетов на родителей, еще столько же – на друзей.[xviii]

Формы досуга также имеют аналогию с сельскими: вечерним прогулкам по центральной улице, дискотекам, рыбалкам молодежь отводит основное свободное время, пока старшее поколение сидит у телевизора. Но в весеннее и осеннее время те и другие трудятся на огородах, урожаи с которых являются существенной составляющей в продуктовой корзине горожан.

Пласт собственно городской культуры крайне тонкий, и сконцентрирован он в среде старой городской интеллигенции, представленной учителями, врачами, сотрудниками музеев, немногими высокообразованными специалистами промышленного производства.

Укорененность, устойчивость – вот, пожалуй, черты, выражающие культурную атмосферу старых малых городов.

Молодые малые города расположены на севере Тюменской области, в районах ресурсодобычи, осваиваемых нефтегазовым комплексом. Окруженные непроходимой тайгой и болотами, эти города выступают островами четко очерченной ойкумены цивилизации. Граница между городом и окружающей природной средой выражена предельно зримо – асфальтированной или бетонированной дорогой, по одну сторону которой располагаются многоэтажные дома, по другую – тайга. Город противостоит природе, а она – ему. Ближайшая, прилегающая к городу полоса тайги воспринимается как место отдыха. В летнее время отпусков жители уезжают в родные места и на курорты, но в немногие дня ранней осени и весны, когда тепло и уже или еще нет мошки, горожане устраивают пикники и ходят за грибами. Однако в целом отношение к окружающей природе индифферетное, если не негативное. Дело в том, что многие приехали из мест с совсем другим ландшафтом, и тайга их пугает. Тем более что в Обской низменности она заболочена, поэтому, действительно, труднопроходима и опасна. Кроме того, по оценкам специалистов, вокруг населенных промышленных пунктов создается дискомфортная зона размером приблизительно 2500 кв.км., вдоль транспортных магистралей – коридор шириной в 10 км.[xix]

Молодые города компактны, чаще всего они являют собой продуманную архитектурную планировку с современными многоэтажными домами улучшенной планировки, предприятиями социального обслуживания, среди которых привлекают внимание здания учреждений культуры (концертный зал, плавательный бассейн, библиотека, выставочный зал), банков, офисов, гостиницы. В последние годы не редкостью городского ландшафта является православная церковь и даже мечеть.

С самого начала промышленного освоения тюменского севера здесь начал складываться этос временного пребывания, который характерен не только для обитателей экспедиционных поселков, что вполне оправданно, но и для жителей ряда базовых городов среднего Приобья. «В формирующихся городах новых районов освоения очень мало коренных жителей. Население северных городов Западной Сибири формировалось за счет всех крупных регионов.»[xx] Преимущественное большинство населения малых городов Тюменского севера – «временщики», как называют их сами сибиряки, – люди, приехавшие в основном из «европейской» России на заработки. Вот уже тридцать лет сюда приезжали и приезжают не жить, а работать, точнее – зарабатывать. Социологические исследования, проводившиеся в 70-х годах, показывают, что основным мотивом переезда на тюменский север являлось желание высоких заработков; на втором месте среди мотивов стоят семейные обстоятельства и, вероятно, жилищная проблема, но третье место занимает стремление сменить обстановку.[xxi]

Эта тенденция сохранялась в последующие годы и особенно усилилась во второй половине 90-х, когда приватизация НГК стимулировала темпы его развития. Однако по мере того, как каждая следующая миграционная волна все больше составлялась из людей материально ориентированных, а «романтиков» поубавилось, усилился отток населения. Одни, скопив некоторые суммы, стремятся уехать на «материк» для того, чтобы уладить те бытовые проблемы, ради решения которых они в свое время покинули родные места. Другие, заработавшие более крупные деньги, уезжают, чтобы организовать свое дело «на большой земле». Но, конечно, главная причина отъезда – климат. Высокая влажность, ветры, низкие температуры зимой и обилие мошки и гнуса летом делают эти места малопригодными для жизни людей, выросших в иных климатических условиях. А представителей коренных сибирских этносов в этих практически нет.

В этническом составе малых молодых городов преобладают русские и украинцы, приехавшие из Европейской России, татары и башкиры из Татарстана и Башкирии, т.е. из регионов, которые также специализируются на добыче и переработке нефти. В начале 90-х годов после распада СССР, стали чаще приезжать жители Армении и Азербайджана, интенсивно занимающие сферу торговли. Полиэтничность и межконфессиональность – характерные признаки городского населения, что является сходным у молодых и старых малых городов Западной Сибири. Но при этом городская среда первых этнически более дифференцирована и представляет совокупность сообществ. Основные личные связи и отношения людей ограничиваются пределами своей этнической и конфессиональной общности, часто дружат семьи, приехавшие из одного города или региона. Поэтому в бытовой культуре этнических меньшинств и других групп достаточно ярко выражен национальный колорит. Кроме того, как отмечает С.Н.Михеев, большинство мигрантов из России сохраняют особенности культуры бывшей местности проживания.[xxii] Многообразие социокультурного пространства является особенностью молодых городов, приближающей их культуру к собственно городской. Другой особенностью городской среды является более ярко выраженная материальная и социально-статусная дифференциация по сравнению со старыми малыми городами. С одной стороны, между заработной платой работников НГК и заработками остальных (учителей, медиков, строителей, работников сферы обслуживания) есть весьма существенная разница, с другой – менеджеры, высший эшелон инженерно-технического персонала и банковские служащие, имеющие отношение к НГК, зарабатывают во много раз больше, чем рабочие и техники. Однако данные различия не создают источника напряжения и социальную рознь, так как экономическая структура города однородна: здесь все «привязано» к одной – нефтегазодобывающей – отрасли. Но социально-экономическая дифференциация определяет, в свою очередь, социокультурные различия в запросах (образовательных, информационных, эстетических, досуговых и др.), создавая таким образом неоднородность культурной среды.

В отличие от старых малых городов социокультурная среда молодых городов носит открытый и подвижный характер. Здесь с интересом и доброжелательным вниманием воспринимают приехавших «с большой земли» – здесь нет понятия «чужого» и «чуждого». Стереотипы социального поведения и общения за пределами «своей группы» носят суперэтнический характер.

Эти города выполняют функцию своеобразных перевалочных баз для вахтовых рабочих, «спальных районов» для нефтяников, газовиков и строителей, являются местом дислокации менеджеров и инженерно-технического персонала предприятий НГК (нефтегазового комплекса). Здесь располагаются штаб-квартиры нефтяных и газовых концернов. В силу своей весьма рентабельной монопрофильности эти города находятся в более выгодном положении, чем расположенные в других регионах Западной Сибири, включая и крупные административные центры.

В отличие от старых малых городов, многие из которых прозябают в стороне от магистральных путей сообщения, малые города тюменского севера стягивают к себе трассы и авиалинии — каждый город имеет аэропорт, потому что воздушные коммуникации здесь единственно надежные. Здесь открываются филиалы банков, связанных с НГК, и филиалы вузов – как тюменских, так и московских. Не редкостью стали гостиницы и другие службы сервиса, не уступающие столичным по уровню обслуживания. Высокая заработная плата определяет высокий уровень спроса, что стимулирует развитие торгово-экономической и сервисной сферы. Вместе с тем интенсивный миграционный процесс детерминирует такие характеристики культурной среды малых новых городов, как динамичность, высокий инновационный уровень, суперэтничность, интенсивность информационных потоков, т.е. по ряду показателей она отвечает критериям современной городской культуры.

Как мы отмечали выше, эти города нельзя назвать периферийными, и вместе с тем было бы некорректно называть их центральными, поскольку в нашем контексте понятие центра подразумевает наличие культурно освоенного пространства. Но Когалым или Уренгой окружают простирающиеся на тысячи километров леса и болота. В то же время такие города достаточно независимы от административного центра (в частности, от Тюмени) в экономическом и культурном отношении. Специалистами в области социально-экономической географии установлено, что периферия, слишком удаленная от своего центра, нередко испытывает влияние другого региона, к которому она пространственно ближе. Но парадокс состоит том, что «ближайшим» регионом для новых городов севера Тюменской области, под влиянием которого они находятся, является Москва. Иными словами, характерной чертой социально-экономического и культурного бытия новых городов является их тесная связь с российской столицей. Оттуда притекают и туда утекают информационные, финансовые и интеллектуальные потоки.

Специалисты, занимающиеся изучением социокультурных процессов в северных регионах Западной Сибири, отмечают, что они находятся в состоянии поиска своей идентичности. Ранее она была основана на противопоставлении «большой земле». Преодоление данной культурной традиции началось недавно, и в нем исключительную роль играют региональные СМИ. Происходит кардинальная переоценка отношения к среде обитания, к коренным народам, к традиционным методам хозяйствования. Собственный событийный ряд и история (этнографические передачи, местные новости), т.е. то, что происходит «здесь и сейчас» приобретает статус, сравнимый со статусом событий в центре. На смену негативной самоидентификации (через противопоставление «большой земле») приходит позитивная. «Именно сейчас в Западной Сибири формируется поколение, которое воспринимает ее не «извне», как место, куда приезжают, а «изнутри», как место, где живут.»[xxiii] Но, на наш взгляд, данный вывод несколько преждевременен, точнее, он вовсе не свидетельствует о том, что желающих покинуть северные города становится меньше.

Динамичность повседневного уклада жизни, его неустойчивость, подвижность, многообразие социальных практик — специфические черты культурной атмосферы молодых городов. Таким образом, даже без детального анализа можно сказать, что по ряду признаков культура молодых городов больше отвечает понятию «городская культура», нежели в малых старых городах. И все же дух этих городов заключен в этосе временного пребывания.

Итак, выше мы в самых общих чертах охарактеризовали этос малых городов – старых и молодых. Существенные, почти противоположные различия в этосе (место, жилище и социально-культурная атмосфера) позволяют рассматривать их как полярные точки социокультурного пространства Западной Сибири. Но, вероятно, у них есть и общее — черты, тенденции, процессы. Чтобы выявить общее в культуре малых городов, следует обратиться от макро- к микроисследованию.
———————————————-
[i] Корель Л.В. Перемещение населения между городом и селом в условиях урбанизации. Новосибирск, 1982. С.47.
[ii] Корель Л.В. Там же.
[iii] Корель Л.В. Там же.
[iv] Генова Н.М., Волощенко Г.Г., Голубев Б.И. Вчера, сегодня, завтра юности малого сибирского города.// Проблемы культура городов России. Материалы П Всероссийского научно-практического семинара. Омск,1996.С.106.
[v] Город и деревня в европейской России: сто лет перемен М., 2001. С.130.
[vi] Рыженко В.Г., Назимова В.Ш. Культурно-цивилизационный ландшафт малых сибирских городов в экстремальных условиях (ХХ век)// Проблемы культуры городов России. Материалы Ш Всероссийского научно-практического семинара. Ишим-Омск,1997.
[vii] Куприянов А.И. Русский город в первой половине Х1Х в.: общественный быт и культура горожан Западной Сибири. М., 1995. С.152-153.
[viii] Гончаров Ю.М. Традиции и новации в социальном развитии городской семьи в Сибири.//Городская культура Сибири: традиции и новации. Новосибирск, 2002. С.53.
[ix] Оланьон К. Сибирь и ее экономическое будущее СПб, 1903. С.98
[x] Чукмалдин Н.М. Мои воспоминания. Ч.2, М., 1902. С.144.
[xi] Беспалова Ю.М. Ценностные ориентации западно-сибирского предпринимательства второй половины Х1Х – начала ХХ в.в. Тюмень, 1998. С.48.
[xii] Оглезнева Г.В. Культурная жизнь уездных городов во П половине Х1Х- начале ХХ вв.: традиции и модернизация.//Проблемы культуры городов России. Материалы Ш Всероссийского научно-практического семинара. Ишим-Омск,1997. С.50.
[xiii] Бугаев А.В. Общенациональная и местная история в памяти русских крестьян Х1Хв.// Русские старожилы. Материалы Ш Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». Тобольск-Омск, 2000.
[xiv] Гончаров Ю.М. Традиции и новации в социальном развитии городской семьи в Сибири.// Городская культура Сибири: традиции и новации. Новосибирск, 2000. С.46.
[xv] Волкова В.Н. Книга в контексте диалога культур.// Русские старожилы. Тобольск-Омск, 2000.С.33.
[xvi] Куприянов А.И. Русский город в первой половине Х1Х в.: общественный быт и культура горожан Западной Сибири. М., 1995. С.37.
[xvii] Приводится по: Куприянов А.И. Русский город в первой половине Х1Х в.: общественный быт и культура горожан Западной Сибири. М., 1995. С. 66.
[xviii] Тучина С.П. Духовное самоопределение личности в современном городе.//Проблемы культуры городов России. Ишим-Омск, 1997. С.40.
[xix] Поисеев И.И. Северное природопользование: состояние и перспективы.// Социальное развитие национальных автономий РСФСР в новых условиях. М., 1990. С.71.
[xx] Михеев С.Н. Социокультурные особенности освоения западносибирского региона.//Северный регион: экономика и социокультурная динамика. Материалы Всероссийской научной конференции. Сургут, 2000. С.14.
[xxi] Малинин Е.Д., Ушаков А.К. Население Сибири. М., 1976. С.95.
[xxii] Михеев С.Н. Социокультурные особенности освоения западносибирского региона.//Северный регион: экономика и социокультурная динамика. Материалы Всероссийской научной конференции. Сургут, 2000. С.14.
[xxiii] Дьякова Е.Г., Трахтенберг А.Д. К проблеме формирования северной идентичности: роль местных СМИ.// Северный регион: экономика и социокультурная динамика. Сургут, 2000. С.45-46.

Автор(ы) статьи: Величко Ю.В.
Раздел: не указан
Ключевые слова:

не указаны

Аннотация:

не указана

Текст статьи:

Как уже отмечалось выше, к исследованию городов Западной Сибири, в том числе малых, нельзя подходить без их предварительной дифференциации. Именно здесь начинается существенное отличие по всем параметрам: от характера географической среды до характеристик социальных, экономических, культурных и прочих. Поэтому следует дать типологию городов Западной Сибири. В основе ее будут положены два признака: величина города (крупный, средний, малый) и возраст (старый, молодой).

Поскольку освоение, а точнее, завоевание Сибири Россией шло через Южный Урал, то основной территорией расселения стал юг Западной Сибири, граничащий сегодня с Казахстаном, и среднее Приобье. К середине ХIХ в. здесь существовало около 20 городов, в которых проживало почти 115 тыс. жителей. Но при этом даже в 1939 г., когда все население Западной Сибири достигло почти 9 млн., жители городов составляли только 29% от общего числа.

Это свидетельствует о том, что и в ХХ веке юг Западной Сибири в довоенный период, несмотря на развитие угледобывающей и металлургической отраслей, оставался преимущественно аграрным районом. Кстати, сельское хозяйство здесь было прибыльным, успешным, стабильным. Объясняется это как геоклиматической характеристикой района, так и трудолюбивым, упорным характером населения, среди которого было немало выходцев из Малороссии, немцев, а также высланных в свое время «раскулаченных» крестьян, т.е. наиболее трудолюбивой и хозяйственной части россиян.

Прирост городского населения связан с эвакуацией и строительством промышленных предприятий во время войны 1941-1945 г.г., за которым последовал устойчивый рост и развитие урбанизированного пространства в связи с дальнейшей индустриализацией региона. Следует подчеркнуть, что урбанизированное пространство Западной Сибири сосредоточено в основном в Новосибирской, Барнаульской, Омской областях и в Южном Кузбассе. Таким образом, на площади в 50 тыс.кв.км., составляющей 10% от территории Западной Сибири, размещается 61% городского населения и 66% городов. Почти все города здесь возникли самое позднее в 40-50 годах прошлого века и их условно можно отнести к старым. Вторая по численности агломерация городов располагается в верхнем и среднем Приобье, входящим в Томскую и в самую крупную область региона – Тюменскую. Представлена она в основном старыми городами, возникшими преимущественно в период интенсивного освоения Западной Сибири царской Россией.

———————————————

* Здесь резко континентальный климат, но низкая влажность зимой и достаточное количество осадков летом делают его вполне щадящим. Лесостепная зона, где луга и полустепи чередуются с лиственными, преимущественно березовыми, и сосновыми лесами и рощами. Много ручьев и озер. С юга на север катят свои воды Иртыш, Ишим и реки помельче. Ландшафт представляет равнину с небольшими перепадами высот. Такова географическая характеристика южной части Тюменской, Омской, Новосибирской областей. Но несколько севернее, в среднем Приобье картина совсем другая: тайга и болота, влияние арктических циклонов и высокая влажность.

В литературе по отечественной урбанистике отсутствует обоснованная дифференциация городов на старые и молодые (новые), изредка просто констатируется факт «молодости» или «старости» города. Конечно, в отношении крупных городов, возникших в ХVIII веке и ранее, нет особой необходимости обосновывать их включение в класс «старых городов». Сложнее классифицировать малые и средние города, возникшие в период советской индустриализации, т.е. в 20-50 годы. Разумеется, можно положить в основании классификации формальный и вместе с тем условный признак — год основания города или перевода поселка в категорию города. Например, считать город, которому 50 и более лет, — старым. Но здесь возникает вопрос: почему 50 лет, а не 100 или 30? К тому же в Западной Сибири, как в целом по СССР, в статус города переводились поселки при шахтах и заводах. Так, например, Гурьевск, образованный еще в 1815 г., получил статус города в 1938 г., а Заводоуковск, возникший как рабочий поселок при винокуренном заводе в первой половине ХУШ в., стал городом в 1960 г. Но можно ли считать их «молодыми городами», если демографическая, экономическая и социально-культурная инфраструктура в основных своих чертах сложились более столетия назад и развивалась преимущественно в количественном аспекте. Корректно ли включать Заводоуковск, Гурьев, с одной стороны, и, с другой стороны, Когалым, Ноябрьск, Новый Уренгой, построенные « с нуля» в 70-е годы ХХ в., в один класс «молодых» городов? Поэтому мы предлагаем формальный признак классификации (возраст города) дополнить содержательным признаком, а именно: характер формирования городской инфраструктуры. Если она развивается на сложившейся ранее основе, которая при этом не претерпевает существенных изменений, то город следует включать в класс «старых», если она формировалась «с нуля» или существовавшая инфраструктура претерпела качественную модернизацию, то город является молодым. Таким образом, идентификация города как старого или молодого предполагает не просто фиксирование его возраста, но анализ социальной и культурной городской среды.

Помимо вышеозначенного признака — характера развития городской инфраструктуры — в качестве одного из существенных критериев для определения возраста города, на наш взгляд, следует выделить «возраст» городского населения. Так, город, взрослое население которого представлено первым или даже вторым поколением «коренных» жителей, следует считать молодым. Иными словами, большая часть его жителей воспитана не в традициях культурной среды данного города. Менталитет либо их самих, либо их родителей сформирован в семьях, выросших на культурной почве иных агломераций, чаще всего сельского или поселкового типа. Кроме того, город, быстро растущий за счет интенсивной миграции из других городов, также следует рассматривать как молодой, ибо культурная среда в этом случае «размывается», утрачивает идентичность, находится в процессе модификации, развития, что, собственно, является признаком молодости. Старыми городами следует называть те, взрослое население которых представлено коренными горожанами, как минимум, в третьем поколении, а процент мигрантов невелик.

Среди городов Западной Сибири следует выделить, прежде всего, большие, средние и малые. Первые из них являются, как правило, старыми по всем вышеуказанным признакам. В основном это областные и краевые центры, а также города Кузнецкого угольного бассейна, образованные в конце 19 века и интенсивно развивавшиеся в первые советские пятилетки. Больших городов в Западной Сибири, по сравнению с европейской Россией, немного.

Гораздо больше число средних городов, которые расположены в самых разных районах Западносибирского региона – от сельскохозяйственного и промышленного (угледобывающего) юга до малонаселенного севера – и выполняют самые разные функции. Так, среди них, например, шахтерский Прокопьевск (Кемеровская область); Тобольск, бывший некогда административным и культурным центром Западной Сибири; Салехард (Обдорский острог, позже поселок Обдорск, получивший статус города в 1933 г.), являющийся ныне центром Ямало-Ненецкого округа; города Среднего Приобья, образованные из поселков в 60-70-х годах или построенные «с нуля» и выросшие на нефтедобыче, такие, как Сургут, Нижневартовск, Нефтеюганск. Как мы видим, разнообразие типов среди средних городов довольно высоко: старые, возникшие в дореволюционной России и медленно эволюционировавшие на протяжении своей истории; молодые, возникшие на основе давно существовавшего поселения и быстро выросшие в многонаселенные агломерации, и новые, молодые города, построенные в последней трети ХХ века в процессе интенсивного освоения нефтяных месторождений.

Малые города составляют наибольший процент среди городов Западной Сибири, но при этом большая часть жителей сосредоточена именно в крупных и средних городах, что свидетельствует о крайне неравномерной плотности населения в данном регионе. Этот демографический фактор имеет и культурный аспект, на котором мы остановимся ниже. Типологическое разнообразие среди малых городов тоже довольно высоко и во многом схоже со средними городами. Однако среди них встречается особая категория, представленная старыми промышленными городами, которые до перестройки приближались по численности населения к средним, были относительно устойчивыми, хотя и медленно развивавшимися. Расположены они, как правило, вдоль Транссибирской магистрали и возле крупных железнодорожных узлов. За последние 20 лет они резко деградировали, численность населения в них сократилась, и сегодня эти города стали малыми. Среди них можно выделить Ишим (Тюменская область), Рубцовск (Алтайский край), Белово (Кемеровская область) и др.* Следует подчеркнуть, что в Сибири малые города сосредоточены именно вдоль транспортных путей – железнодорожных и водных.

Среди старых городов Западной Сибири к концу ХХ в. в числе малых оказались те, развитие которых не имело ни масштаба, ни темпа, ни оснований для того и другого. Это преимущественно города, расположенные на Иртыше, Ишиме, по Тоболу, в верховьях Оби, оставшиеся в стороне от железнодорожных магистралей и мест разработки природных ресурсов. Основу экономики здесь составляли судоходство, лесосплав и пищевая промышленность

Последние двадцать лет многие города юга Западной Сибири с присущей им монопрофильностью переживают тяжелые времена. Главной причиной данной ситуации является профиль производства. Его основными сферами здесь являлись угледобывающая и химическая промышленность, обработка сельскохозяйственной продукции и машиностроение, ориентированное также больше на сельское хозяйство.

————————————-

*По прогнозам экономистов и социологов эта же тенденция намечается и в городах, связанных с добычей не возобновляемых природных ресурсов (угля, нефти, газа, руды).

Спад производства в машиностроении, как показывает статистика, самый сильный, а угледобывающую отрасль потрясают приватизационные акции и возникающие в связи с этим и не только с этим кризисы. Поэтому «сельская составляющая» в жизни городов, сохранявшаяся и раньше, в настоящее время усилилась – население выживает за счет земли (огородов, деревенских домов с приусадебными участками и т.п.). В 90-х годах здесь наблюдался повсеместный спад производства, отток людей в сельскую местность, обнищание основной массы населения и другие процессы, характерные для постсоветского социального пространства.

Кстати, к ряду не столько малых, сколько периферийных городов постепенно приближаются те, что раньше считались «средними» и являлись центрами, например, Тобольск и другие города на реках. Даже создание крупного нефтехимического предприятия в Тобольске не улучшило положение города в целом, а лишь частично приостановило рост безработицы. Одна из главных причин их постепенного угасания – экономическая ситуация, к которой добавляется удаленность от основных транспортных железнодорожных линий, спад интенсивности речного движения.

В Сибири в связи с огромными пространствами «столичность» и «провинциальность» городов не выражена так резко, как в европейской России. Социокультурная (но не экономическая) самодостаточность города – малого или большого – особенность сибирских городов, т.к. каждый из них был своеобразным «центром» своего локального пространства. «В отличие от европейской части страны с более высокой плотностью малых, средних и больших населенных мест, имеющих часто рядовое значение, в Сибири большинство городов с момента возникновения обретали последовательно определенное ранговое значение опорных, оборонительных, торгово-ремесленных, административных, промышленных, научных и культурных центров, концентрируя в себе на каждом отрезке времени все наиболее характерные функции региона.» Кроме того, сама Сибирь, будучи формальной периферией российского государства, никогда не идентифицировала себя с провинцией, не тянулась к его столицам и, прежде всего, по причине богатства своей земли. Но если для городов европейской России характерно деление на столичные и провинциальные, то в Сибири важны более географические, нежели социокультурные маркировки – центр и периферия. В зависимости от плотности транспортных коммуникаций определяется и роль города, его центральное или периферийное положение. Поэтому малые города, разумеется, занимают периферийное положение в социальном пространстве и, наоборот, периферийность обрекает город на «малость». Однако следует учесть, что многие старые города, имеющие сегодня статус «малого» и «периферийного» были когда-то вовсе не малыми для своего времени и выполняли функции центров. Этот исторический факт имеет немаловажное значение для состояния культуры в старых малых городах, для исторического и культурного самосознания горожан. Поэтому малые старые города очень отличаются в культурном аспекте от малых городов, возникших в период индустриализации (в 30-е годы) и в послевоенное время, когда интенсифицировалось развитие угледобывающей и обрабатывающей промышленности. Последние, по сути, были и остаются рабочими поселками при шахтах и заводах или выступают в качестве спутников крупных городов, как, к примеру, подмосковный Зеленоград.

Северный регион Западной Сибири, входящий почти полностью в Тюменскую область, начали осваивать в конце 60 — начале 70-х годов, когда там были открыты крупные месторождения нефти и газа. На этой экономической основе росли Сургут, Нижневартовск, Уренгой, строились Урай, Ноябрьск, Надым, Когалым, Лангепас и др. Следует подчеркнуть, что освоение месторождений нефти в Западной Сибири не послужило толчком к развитию химического и нефтеперерабатывающего производства: оно размещается преимущественно в Башкирии, через которую тянулись на запад нефтепроводы, и в районе Кузнецкого бассейна, на границе Западной и Восточной Сибири, т.е. там, где уже существовала данная отрасль индустрии.

За исключением Тюмени, Сургута, Нижневартовска преимущественное большинство городов севера Тюменской области относятся к малым. Строго говоря, многие из этих городов представляют собой конгломерат пятиэтажек, пристроенных к старым поселкам и поселениям. Таков, например, Ханты-Мансийск, столица округа, являющегося самым крупным в России районом нефтедобычи. Но есть и такие, как Когалым, Мегион или Надым, построенные с нуля. В этих городах – многоэтажные дома с квартирами улучшенной планировки, современная и оснащенная новейшим оборудованием инфраструктура, продуманная пространственная архитектура, экодизайн и т.п.

В отличие от юга на тюменском севере экономическая жизнь в период перестройки слегка сбилась с темпа, но уже в середине 90-х после приватизации ТЭК забурлила с новой силой. Однако интенсификация нефтедобычи вовсе не означает, что все малые города, связанные с ней, начали богатеть и хорошеть. Большинство из них по-прежнему сохраняют довольно неприглядный вид, не обновляется жилой фонд, не развивается коммунально-бытовая сфера. На фоне этого расцвели те города, в которых базируются центры нефтяных и газовых концернов. Следует отметить, что налаженное авиасообщение, высокий уровень компьютеризации и развитость информационной электронной сети дают все основания рассматривать такие города отнюдь не как периферийные.

Суровый климат этого края – единственное, что уравнивает его бедные и богатые города. Влияние арктической зоны, низкие температуры зимой, высокая влажность, заболоченность местности определяют крайне тяжелые климатические условия жизни. Равнинный рельеф, открытость территории для ветров является причиной частой смены их направления и резкими изменениями погоды, особенно весной и осенью. Поэтому в районах нового освоения реализовывалась трехступенчатая система расселения: опорный город – в южной части, базовый город в Среднем Приобье, вахтенное (экспедиционное ) поселение в северных районах.

Итак, можно выделить основные типы городов Западной Сибири:

- большие центральные;
- средние стабильные (старые и молодые);
- средние нестабильные (старые и молодые, регрессирующие);
- малые стабильные (старые и молодые);
- малые нестабильные (старые и молодые).

Стабильность города выражается в росте численности населения, развитии экономики и социальной инфраструктуры в настоящее время. Поэтому следует учесть, что стабильность является временной характеристикой и темпоральным основанием типологии.

Поскольку предметом данного диссертационного исследования является культура малых городов, постольку остановимся особо на дифференциации малых городов.

Среди малых городов стабильными являются сегодня именно молодые, расположенные в основном на Тюменском севере, в районах, осваиваемых ТЭК (топливно-энергетическим комплексом). Напротив, нестабильные города, т.е. находящиеся в состоянии не приостанавливающегося пока регресса, представлены в основном старыми и расположены на юге Тюменской области и в южных районах Западной Сибири. Но среди нестабильных городов есть также молодые, находящиеся на севере, в нижнем течении Оби, например, Лабытнанги.

Автор(ы) статьи: Белокопытова Е.И.
Раздел: не указан
Ключевые слова:

не указаны

Аннотация:

не указана

Текст статьи:

На формирование культуры нации постоянно оказывается постоянное различное влияние возрастных слоев этой нации. Традиционно консервативным является слой пожилых людей и слой людей среднего возраста. Молодежь является более «революционным» пластом общества и оказывает наиболее существенное влияние на культуру, изменяя ее. Именно поэтому проблемы влияния молодежной субкультуры на национальную культуру является актуальной темой для изучения.

«Каждый человек принадлежит к какой-то субкультуре, хотя субкультуры большинства людей не имеют ни самоназвания, ни системы символов, обозначающих их границы. Правдоподобное предположение состоит в том, что самоидентификация и символика проявляются лишь вместе с необходимостью быстро и эффективно отличить своих от чужих. Исходя из этого, можно выдвинуть гипотезы относительно связи организационных факторов и проведения символических границ. Эмпирические данные в целом подтверждают это предположение, так, есть очевидная связь между субъективной важностью субкультурной самоидентификации и степенью, с которой группа распылена в большей по размерам популяции»[1]. Исходя из этого, необходимы четкие критерии и показатели, с помощью которых эти субкультуры можно выявлять, описывать и типологизировать.

Субкультура — это часть общей культуры нации, в отдельных аспектах отмечающаяся или противостоящая целому, но в главных чертах согласующаяся и продолжающая культуру нации, которая получила название доминирующей культуры. Субкультура отличается от доминирующей культуры языком, взглядами на жизнь, манерами поведения, прической, одеждой, обычаями. Различия могут быть очень сильными, но субкультура не противостоит доминирующей культуре. Она включает ряд ценностей доминирующей культуры и добавляет к ним новые ценности, характерные только для нее.

Составляющими субкультуры и одновременно ее признаками, можно назвать следующие компоненты: знание (картина мира в узком смысле); ценности; стиль и образ жизни; социальные институты как системы норм; процедурное знание (навыки, умения, способы осуществления, методы); потребности и склонности (см. схему).

Молодежная проблематика актуализировалась в науке в середине 50-х годов XX века. Поскольку традиционные общества развиваются постепенно, замедленными темпами, опираясь в основном на опыт старших поколений, постольку феномен молодежной культуры относится преимущественно к динамическим обществам, и был замечен в связи с конституированием так называемой «техногенной цивилизации». Если ранее культура не делилась так ярко выражено на «взрослую» и «молодежную» (независимо от возраста все пели одни и те же песни, слушали одну и ту же музыку, танцевали одни и те же танцы и т.п.), то теперь у «отцов» и «детей» появились серьезные отличия и в ценностных ориентациях, и в моде, и в способах коммуникации, и даже в образе жизни в целом.[2]

Стремительное, перманентное ускорение и обновление становятся ведущими характеристиками жизни современных индустриальных обществ. Научно-технические революции делают их чрезвычайно динамичными системами, стимулируя радикальное изменение социальных связей и форм человеческих коммуникаций. В современной культуре присутствует ярко выраженный слой инноваций, которые постоянно взламывают и перестраивают культурную традицию, затрудняя тем самым процессы социализации и адаптации человека к постоянно меняющимся условиям и требованиям жизни. Поиски человеком самого себя, своей индивидуальности и социального статуса осложняются изобилием выбора, сочетающегося с динамизмом и новизной.

Как специфическое явление, молодежная культура возникает и в связи с тем, что физиологическая акселерация молодых людей сопровождается резким возрастанием длительности периода их социализации (порой до 30 лет), что вызвано необходимостью увеличения времени на образование и профессиональную подготовку, соответствующую требованиям эпохи. Сегодня юноша рано перестает быть ребенком (по своему психофизиологическому развитию), но по социальному статусу еще долгое время не принадлежит миру взрослых. Юношеский возраст — время, когда экономическая активность и самостоятельность еще не достигнуты в полном объеме. Психологически молодежь принадлежит миру взрослых, а социологически — миру отрочества. Если в смысле насыщения знаниями человек созревает гораздо раньше, то в смысле положения в обществе, возможности сказать свое слово — зрелость его отодвигается. «Молодежь» как феномен и социологическая категория, рожденная индустриальным обществом, характеризуется психологической зрелостью при отсутствии весомого участия в институтах взрослых.

Молодежная субкультура — частичная, относительно когерентная система внутри общей системы культуры. Ее возникновение связано с неопределенностью социальных ролей молодежи, неуверенностью в собственном социальном статусе. В онтогенетическом аспекте молодежная субкультура представляется как фаза развития, через которую должен пройти каждый. Ее сущность — поиск социального статуса. Посредством нее юноша «упражняется» в исполнении ролей, которые в дальнейшем должен будет играть в мире взрослых.

Самые доступные социальные площадки для конкретных дел молодежи — досуг, где можно проявить собственную самостоятельность: умение принимать решение и руководить, организовывать и организовываться. Досуг — это не только общение, но и своего рода социальная игра, отсутствие навыков таких игр в юности приводит к тому, что человек и в зрелом возрасте считает себя свободным от обязательств.

В динамичных обществах семья частично или полностью утрачивает свою функцию как инстанция социализации личности, поскольку темпы изменений социальной жизни порождают историческое несоответствие старшего поколения изменившимся задачам нового времени. С вступлением в юношеский возраст молодой человек отворачивается от семьи, ищет те социальные связи, которые должны защитить его от пока еще чуждого общества. Между потерянной семьей и еще не обретенным обществом юноша стремится примкнуть к себе подобным. Образующиеся таким образом неформальные группы обеспечивают молодому человеку определенный социальный статус. Платой за это, зачастую, выступает отказ от индивидуальности и полное подчинение нормам, ценностям и интересам группы. Эти неформальные группы продуцируют свою субкультуру, отличающуюся от культуры взрослых. Ей свойственны внутреннее единообразие и внешний протест против общепринятых установлений. Благодаря наличию собственной культуры, эти группы маргинальны по отношению к обществу, а потому всегда содержат элементы социальной дезорганизации, потенциально тяготеют к отклоняющемуся от общепризнанных норм поведению.

Довольно часто все ограничивается лишь эксцентричностью поведения и нарушением норм общепринятой морали, интересами вокруг секса, «тусовок», музыки и наркотиков. Однако этаже среда формирует контркультурную ценностную ориентацию, высшим принципом которой объявляется принцип удовольствия, наслаждения, выступающий побудительным мотивом и целью всего поведения. Вся ценностная сетка молодежной контркультуры связана с иррационализмом, что продиктовано признанием собственно человеческого лишь в природном, то есть отмежеванием «человеческого» от того «социального», которое возникло вследствие «монополии головы». Последовательное проведение иррационализма определяет гедонизм как ведущую ценностную ориентацию молодежной контркультуры. Отсюда и мораль вседозволенности, являющаяся важнейшим и органическим элементом контркультуры. Поскольку бытие контркультуры сконцентрировано на «сегодня», «теперь», то гедонистическая устремленность — прямое следствие этого.

Молодежная контркультура требует сознательного отказа от системы традиционных ценностей и замены их контрценностями — свободой самовыражения, личной причастностью к новому стилю жизни, установкой на ликвидацию репрессивных и регламентирующих моментов человеческих взаимоотношений, полным доверием к спонтанным проявлениям чувств, фантазии, воображения, невербальным способам общения. Ее основной девиз — счастье человека, понимаемое как свобода от внешних условностей, добропорядочности. Личность, предлагаемая и проектируемая кон-тркулътурой, именно потому враждебно противостоит всякому нравственному запрету и моральному авторитету, что в ее психике еще не вполне сформировались механизмы ценностей нравственно-духовной ориентации в человеческом мире.

Долгое время в нашей стране единственной молодежной организацией был комсомол, официально разрешенный и поддерживаемый. Однако уже в 70-е годы стали складываться неформальные молодежные группы, продуцирующие в ряде случаев свою контркультуру, в силу общей социально-политической ситуации в стране, находившиеся в «андерграунде». С началом процессов гласности и перестройки эти группы, легализовав свою деятельность, довольно громко заявили о себе, значительно увеличив тем самым свою численность. Определенное место среди них занимали группы, формировавшиеся вокруг различных музыкальных вкусов и стилей (металлисты, роллинги, брейкеры, битломаны и т.п.). Возникали также неформальные молодежные организации, ценностные ориентации которых имели некоторьш политический и идеологический оттенок (ностальгисты, пацифисты, отклонисты, зелёные). Выделялись группы аполитичного, эскапистского характера (хиппи, панки, люди системы). Среди интеллектуальной молодежи пользовалась популярностью эстетствующая группа «митьки», выделявшаяся самоиронией и гротескно подчеркнутым стилем «а la Русь». Формировались группировки, исповедовавшие «культ мускулов» и физической силы (качки), а также криминогенные группы, объединявшиеся на базе агрессивности, жесткой организованности и противоправной деятельности (теляги, гопники, люберы и т.п.). Некоторые из них воодушевлялись лозунгами восстановления социалистической справедливости и борьбы со «скверной» в лице хиппи, панков и т.п. движений.

В освещении средств массовой информации того времени молодежная тематика бурлила от неформальных страстей металлистов, роггеров, панков, системных ребят, брейкеров, хайлайфистов и прочих групп и объединений с броскими названиями, которых неустанно «открывали» для широкой публики и усиленно рекламировали журналисты. Нонконформизм этой молодежной среды проявлялся во всем: в манерах, в одежде, в увлечениях, в жаргоне, достигая даже откровенно экстремистских форм. Однако занесенные на российскую почву после падения «железного занавеса» течения западной молодежной субкультуры трансформировались у нас в довольно нелепые формы, большей частью совпадая с западными лишь внешне. Часто они «срисовывались» с западных сверстников неумелыми «художниками», поэтому получались не копии, а карикатуры.

Достигнув максимума, неформальная активность российской молодежи стала спадать, что сопровождалось исчезновением многих молодежных групп, значительным уменьшением численности оставшихся. В настоящее время в молодежной среде нашей страны можно выделить три ведущих категории субкультуры, первую из которых образуют молодые люди, занимающиеся мелким бизнесом (мажоры). Они ориентированы на «легкое» добывание денег и «красивую жизнь». Их характеризует деловая хватка, достаточно хорошо развитое чувство корпоративности. Им присущ нравственный релятивизм, вследствие чего деятельность таких групп довольно часто связана с незаконным бизнесом и правонарушениями.

Вторую категорию составляют «люберы», «гопники» и т.п. Они отличаются жесткой дисциплиной и организованностью, агрессивностью, исповедованием «культа физической силы», ярко выраженной криминальной направленностью, и во многих случаях — связью с уголовным миром. Их «идеология» опирается на примитивизированные социалистические идеалы, окрашенные «уголовной романтикой». Основу деятельности таких групп составляет мелкий рэкет и спекуляции. Группировки этого толка, как правило, хорошо вооружены, причем уже не только цепями, ножами, кастетами, но и огнестрельным оружием. Описанные выше молодежные криминогенные объединения в условиях политической нестабильности представляют значительную опасность, поскольку являются достаточно пластичным материалом, и в любой момент могут стать инструментом деятельности политических организаций радикальной и экстремистской ориентации.

Современная молодежь, однако, состоит не только из неформалов. Третью категорию составляют так называемые «яппи» и «не-ояппи». Это выходцы из средне- и малообеспеченных семей, отличающиеся целеустремленностью, серьезностью, прагматизмом, самостоятельностью суждений, оценок и деятельности. Они ориентированы на обеспечение материального достатка в будущем и продвижение по социальной и служебной лестнице. Их интересы концентрируются в сфере образования, как необходимого трамплина для успешного продвижения в жизни. В манере одеваться их отличает деловой классический стиль и подчеркнутая опрятность. «Яппи», как правило, не имеют вредных привычек, заботятся о своем здоровье, занимаясь престижными видами спорта. Для них характерно стремление «делать деньги» и успешную карьеру в качестве бизнесменов, банковских работников, юристов.[3]

Итак, с одной стороны, молодежные субкультуры культивируют протест против общества взрослых, его ценностей и авторитетов, но, с другой стороны, именно они призваны способствовать адаптации молодежи к тому же обществу.
——————————-
[1] Соколов К.Б. субкультуры, этносы и искусство: концепция социокультурной стратификации // Вест. Российского гуманитарного фонда. – 1997. – № 1.
[2] Флиер А.Я. Культуралогия для культурологов. – М.: Академический проект, 2000.
[3] Культурология: Учебник для студ. техн. вузов (Под ред. Н.Г. Багдасарьян). – М.: Высш. школа, 1999.

Автор(ы) статьи: Аверина М.В.
Раздел: не указан
Ключевые слова:

не указаны

Аннотация:

не указана

Текст статьи:

Авторы новейших исследований, давая характеристику определенным городским территориям, все чаще используют термин – «маргинальное» пространство. Данное понятие разработано в русле постмодернистской концепции. Его представители Ж.Делез и Ф.Гуаттари предложили свое видение пространственной организации человеком собственного мира, основывающемся на двух исходных допущениях.

Во-первых, на представлении о том, что явление территориальности исторически вторично по отношению к первично не разграниченному, «детерриториализованному» пространству. Во-вторых, на представлении о желании и его символизации как побудительном начале, раскалывающим, децентрализирующим целостного индивида. С этой точки зрения символ рассматривается как позиция, ограничивающая желание, поскольку он связан с выделением определенной территории из безграничного пространства. Таким образом, символ вытесняет желание с этой территории.

Предполагается, что на первой, дотерриториальной, стадии индивид выступает как представитель общественных желаний, намерений, движений и потому его поведение не ограничено индивидуальной идентичностью. Территориальная стадия характеризуется началом кодификации социальной жизни, ограничением свободного сканирования пространства каждым из представителей сообщества, установлением территориальных границ и структур. Соответственно популяция разделяется на субъектов, подчинившихся организованному пространству, и субъектов желания, которым в нем не остается места. Поэтому последние оттесняются в маргинальные по отношению к структурированным области. Маргинальное положение носителя желания характеризуется тем, что он добровольно уступает свое место другим субъектам, подчиняющимся процессу территориализации.

Данная концепция позволяет определенным образом интерпретировать тенденции современной застройки: территории исторических центров; выгодные ландшафтные условия, благоприятная экологическая обстановка и т.п. привлекают субъектов, стремящихся кодифицировать свою социальную жизнь, установить территориальные границы. Субъекты желания, которым в организованном пространстве не остается места, вынужденно оттесняются в маргинальные области (на окраины и в неблагоприятные ландшафтные условия). Сразу следует оговориться, учитывая взаимозависимость базовых и вторичных пространств, предлагаемая интерпретация не является однозначной, слишком много факторов, которые способствуют или препятствуют выбору индивидом территории своего пребывания. На наш взгляд, субъекты, подчинившиеся организованному пространству, будут кодифицировать и кодифицируют свою социальную жизнь вне зависимости от своего места обитания, аналогично этому субъекты желания могут находить маргинальные пространства и существовать в них независимо от кодификации какой-либо территории.

Субъекты «желания» начинают руководствоваться совершенно иной жизненной философией: их влечет к себе не мир, основанный на рационализме, на доверии к информации, а мир наблюдаемого, переживаемого, признание тех процессов и явлений, которые не поддаются рациональному упорядочению. Это позволяет осознать наличие множественности самоидентификаций людей и, соответственно, признать множественность принципов и ритмов самоорганизации социокультурной жизни.

На наш взгляд, к таким субъектам «желания», наряду с другими категориями людей, можно отнести спортсменов-экстремалов. Представители данной сферы спортивной активности все больше привлекают к себе внимание своими неординарными потребностями поиска необычного в повседневном, доказательства неизведанных психических и физических возможностей человека, желанием своей спортивной деятельностью достигнуть наивысших форм творчества и смысла бытия и т.п.

Даже выбор пространств для тренировок и соревнований у них специфичен. Так, в скейтинге выделяют гринд (Grind) – спуск по лестничным перилам на доске или роликах, стритстайл (Streetstyle) – катание по городу с использованием урбанистических препятствий (бордюров, скамеек, ступенек, труб и прочего), трюки на скейтборде, велосипеде можно увидеть около памятников, на главных площадях исторических центров, на парапетах набережных и т.п.

Не остается без внимания и воздушное пространство города: набирает популярность свободное падение (с парашютом) со сверхмалых высот. Начало этому направлению положил Джошуа Питерс (24-летний англичанин), который совершил прыжок с парашютом с крыши Нотр-Дама. В дальнейшем прыжки были совершены и с Эйфелевой башни и с Останкинской, в настоящее время активно практикуются прыжки с парашютом с крыш различных многоэтажных домов.

Следует сделать акцент и на зимних видах экстрима. Среди них можно отметить беккантри (Back country) – катание вне ухоженных трасс, кросс-кантри (Cross country) – гонки по пересеченной местности, фрирайд (Freeride) – катание по любым склонам на разных скоростях.

Однако здесь есть своя специфика, обусловленная размерами городов. В крупных центрах используются пространства в черте города, в мелких – на окраинах.

На наш взгляд, выбор маргинальных пространств спортсменами-экстремалами для своих тренировок и соревнований не случаен.

Кризис, поразивший российское общество, затронул и сферу спорта. Использование официальных спортивных сооружений, которые можно обозначить как организованные, кодифицированные пространства, стало затруднительным по многим причинам. Даже у представителей традиционных видов спорта возникают проблемы с посещением стадионов, катков, треков, бассейнов и т.п., и, по возможности, они пытаются реализовывать свои потребности в тренировках за рубежом.

Нахождение в маргинальном пространстве и активное использование его возможностей стимулирует интенсивные поиски нестандартных решений, в частности, продуцирование новых видов спортивной активности и не только.

Маргинальный статус в сфере современного спорта имеют многие направления физической активности, что, как нам представляется, является благодатной почвой для попыток экспериментирования, поиска чего-то другого, более подходящего реалиям сегодняшнего времени.

В ситуации децентрированности существования людей в обществе и культуре, фрагментированности мира и личности не всегда оправданы поиски глобальной единой концепции дальнейшего развития физической культуры и спорта. Разработка ряда локальных теорий может принести большую пользу. Одной из них является концепция маргинальности. Не претендуя на познавательную универсальность, она может обозначить один из новых ракурсов видения выхода из кризисного положения, сложившегося в современном российском спорте.

Автор(ы) статьи: Ромах О.В.
Раздел: не указан
Ключевые слова:

не указаны

Аннотация:

не указана

Текст статьи:

В четвертом выпуске сетевого электронного научного издания «Аналитика культурологии» рассматриваются смысловые, функциональные, структурные аспекты культурологии.

Мы специально не стали разделять издание по блокам, оставив алфавитное ранжирование, чтобы читатели могли более быстро найти статьи в соответствии в координатами авторов. Тем не менее, ставшая в определенной степени традиционной, направленность материалов разделяется на вышеуказанные аспекты.

Смысловые аспекты и аналитика глубинных позиций культуры представлена исследованием направленности ее интеллектуальности, изучением красоты, счастья, мудрости, голосовой мелодики, где авторы статей разрабатывали вариативность и взаимопроникновение артефактов культуры друг в друга, где разное их соотношение придает целостному организму культуры разные векторы развития. Многовекторное рассмотрение, отход от традиционной дуальности явлений делает работы этого направления интересными и значительными в научном плане.

Информациологический и информационный аспект культурологии, представляется нам не только как эффективный способ исследования культуры и культурологи, но и как метод, позволяющий детализировать культурные явления. Информационность культуры представлена одновременно в нескольких аспектах: и как информациология, и как информативность и как информационная субкультура. Последняя рассматривается как базовая подсистема целостной системы информационной культуры, ее частный случай, отличающийся некоторой локальностью и замкнутостью. Подобный ракурс исследований чрезвычайно интересен и дает множественные подходы к решению сложных проблем разного направления.

Авторы не обошли вниманием и социокультурные аспекты, в число которых вошли исследования молодежных субкультур, прав и свобод личности, взаимодействия разнонаправленных позиций культуры.

Статьи подготовлены преподавателями, аспирантами, докторантами вузов России.