Архив рубрики: Выпуск 3 (27), 2013

РОМАХ О.В. КОЛОНКА РЕДАКТОРА

Уважаемые читатели и авторы нашего издания, благодарим Вас за внимание к нам, повторюсь, что нам приятно, когда наши авторы возвращаются к нам, в большей степени это, конечно, аспиранты и докторанты, но помимо их, с нами сотрудничает целый ряд вузов разных регионов страны.

Все номера нашего издания размещены на сайте Научной электронной библиотеки (eLibrary.ru), так что каждый может увидеть результаты своей публикационной активности, индекс Хирша, объемы цитирований и др.

С этого номера наше издание будет размещено и на сайтах CyberLeninka (Киберленинка), договор с которой об этом мы недавно заключили. Это повысит и объемы цитирования и, полагаю, внимание к нашему изданию.

Первый выпуск «Аналитики культурологии» (3-27) в 2013 году размещает представленные материалы по разделам: Теоретическая культурология, Историческая культурология, Социальная культурология и Прикладная культурология, где каждый рассматривает актуальные проблемы культурологии, включающие в себя аспекты и известные, проанализированные в новом ключе, и инновационные, поданные как в микро, так и макро-аспектах.

Содержательный пласт статей дает представление об интересах авторов, которые сосредотачиваются и на исследовании постмодернизма, этнических процессах, творчестве в разных его аспектах, анализу регионализации, глобализации и их взаимодействиям, что повторяет процессы, проходящие во всем мире. Вместе с тем, мы представляем вниманию наших читателей и материалы исторической культурологии, которые исследуют как творчество наших великих ученых, так и великих этносов, наследие которых изучается и берется на вооружение молодыми учеными.

Содержание нашего издания выстраивается в уже aпробированном алфавитном размещении статей каждого из разделов.

Статьи подготовлены преподавателями, аспирантами, докторантами, доцентами и профессорами вузов России.

Всего доброго, ждем отклики на помещенные статьи, ждем новые материалы, которые надеемся разместить в нашем издании.

С уважением, благодарностью, лучшими пожеланиями и надеждой на сотрудничество

Ромах О.В.

ПРОДВИЖЕНИЕ КУЛЬТУРНОГО ПРОДУКТА В СИСТЕМЕ МАРКЕТИНГА СОЦИАЛЬНО-КУЛЬТУРНОЙ СФЕРЫ

Автор(ы) статьи: Ольга Андреевна Быстрова, ст. препод. кафедры культурологии и социально-культурных технологий Тюменской государственной академии культуры, искусств и социальных технологий.
Раздел: Прикладная культурология
Ключевые слова:

система маркетинга, социально-культурная сфера, культурный продукт, продвижение, комплекс маркетинговых коммуникаций, реклама, PR, средства рекламирования, рекламная кампания.

Аннотация:

В статье рассматривается процесс продвижения как один из ведущих в маркетинговой системе социально-культурной сферы, обосновывается роль и место рекламы и PR в системе маркетинговых коммуникаций, определяются их специфические характеристики. В частности, определены факторы, оказывающие влияние на выбор рекламных средств в учреждениях культуры.

Текст статьи:

Развитие маркетинга как отрасли научного знания напрямую связано с деятельностью производителей товаров и услуг по обеспечению их продажи на рынке в условиях конкуренции. Именно процессы обеспечения потребителей лучшими, чем у конкурентов товарами и услугами, с ориентацией на потребности общества в целом, поставило данную отрасль на одну из первоначальных ступеней успешного ведения бизнеса. Интеграция всех научных знаний, практического опыта позволяет представить маркетинг в виде целостной системы, внутри которой взаимодействует ряд элементов. В качестве таковых рассматриваются цели, принципы, функции, субъект и объект маркетинговой деятельности.  Поскольку товары и услуги, предназначенные для продажи, должны удовлетворять потребностям покупателей, основным принципом маркетинга является ориентация на потребительский спрос. Распространено мнение, что «маркетинговая стратегия предполагает первоочередную ориентацию ни на свой  продукт как таковой, а на реальные потребности клиентуры», и приводится в этой связи следующий принцип производства, основанный на общеизвестной концепции маркетинга: «Производить и продавать товары, которые, безусловно, будут куплены, а не стремиться навязывать людям то, что удалось произвести». [3]

Основная цель маркетинга в социально-культурной сфере – это продажа культурных услуг, которая будет в целом включать мероприятия по планированию товарной, сбытовой, ценовой, коммуникативной политики. [5] Тем не менее, следует учитывать и такое замечание, когда маркетинг в сфере культуры рассматривается не только как деятельность, связанная с реализацией услуг, это работа, начинающаяся сразу после возникновения самой идеи новой услуги. Её присутствие связано с осуществлением успешной коммуникативной политики, главенствующую роль в которой играет реклама.

Как важный вид деятельности организаций культуры, реклама имеет перед собой две цели:

- расширить рынок культурной продукции в рыночно ориентированном обществе;

-  стимулировать развитие культурных потребностей и традиций населения. [1, с. 4]

Присутствие рекламы в комплексе маркетинговых коммуникаций оправдано с точки зрения ее воздействия на все элементы маркетинговой системы в деятельности учреждений культуры. Однако существует ряд заблуждений, влияющих на негативное отношение  к маркетингу в сфере культуры, в целом, на рекламу, в частности. К ним можно отнести завышенное мнение о собственной продукции, мнимое знание своей публики, нежелание определять целевую аудиторию.   В некоторых случаях подчеркивается отрицательное воздействие рекламы на сознание современного потребителя. В данной ситуации аргументация построена на том, что реклама является основой массовой культуры, формирующей взгляды на жизнь, ценности, язык, выбор предметов повседневного пользования. Однако такой подход не принимает во внимание другую сторону рекламы: она может быть полезным и могучим средством популяризации культурного продукта. Более того, смыслом рекламной работы в учреждениях культуры является тот факт, что «реклама сама по себе не является предложением культурного продукта, а представляет мотив для покупки». [1, с. 3-4] Выявление такого мотива подразумевает умелое использование потребности и того, что движет современным пользователем культурной продукции.

В целом следует отметить, что, сталкиваясь с рекламой, мы имеем дело с многоликим явлением, затрагивающим многие социально – экономические сферы, то есть, «реклама – это не просто рекламное объявление само по себе, это часть нашего общества, социальное явление, которое оказывает влияние на стиль нашей жизни и, в свою очередь, зависит от него». [3]  Ее формы и методы использования столь многообразны, что сделать какие-то общие заключения о специфиче­ских качествах как составного элемента комплекса стимулирования затруднительно. Однако значимость рекламы в системе маркетинговой деятельности учреждений культуры определяется непосредственно тем положением, которое она занимает. Следствием этого является определение места рекламной деятельности, взаимосвязи рекламы со всеми элементами комплекса маркетинга в целом, и элементами комплекса продвижения, в частности.

Присутствие рекламы в системе маркетинговой деятельности учреждений культуры в качестве элемента комплекса продвижения, приводит к тому, что данные учреждения в условиях новой рыночной ориентации определяют новые подходы к организации маркетинга и рекламы. При этом рекламная деятельность начинает рассматриваться не как отдельно реализуемые рекламные мероприятия, а как целый комплекс мероприятий, направленных на достижение маркетинговых целей. Следует отметить, что процесс взаимодействия рекламы с элементами маркетинговой системы в полной мере реализуется посредством проведения рекламной кампании, которая имеет ряд особенностей в сфере культуры.

Рекламная кампания является достаточно действенным методом продвижения продукции, оказывая влияние на сбыт и прибыль предприятия. Относительно учреждений культуры, реклама дает толчок притоку посетителей, в данном случае потребителей услуг, соответственно, влияет на популярность предлагаемой продукции и успешное функционирование организации в целом. Акцент на рекламу как составляющего элемента комплекса маркетинга позволяет увеличить число потенциальных потребителей услуг учреждений культуры, создать имидж учреждению, нацелить производителей услуг на улучшение качества. Однако следует помнить о том, что формы и методы ее использования  столь многообразны, что сделать какие-то выводы о специфиче­ских качествах затруднительно. Более того, для достижения наибольшего коммуникационного эффекта учреждениям культуры необходимо тщательно координировать весь комплекс маркетинга, а не только комплекс стимулиро­вания.

Тем не менее, в процессе проведения рекламной кампании, следует учитывать специфику использования средств рекламирования, поскольку любой способ продвижения культурного продукта требует наличия разнообразия средств, форм. Отмечается, что реклама является наиболее эффективным способом коммуникативного воздействия на потребителя рынка услуг, и именно использование средств рекламы способствует процветанию культурной продукции и убеждению целевой аудитории её приобретать. Наиболее эффективна та рекламная кампания, которая использует разные средства информации, дающие в комплексе максимальный эффект.

Современный рынок рекламной продукции широк и разнообразен, включает такие привлекательные виды рекламы, как печатную, наружную, транспортную, компьютерную, прессовую, аудиовизуальную, сувенирную продукцию и рекламу на месте продажи. Организациям социально-культурной сферы все названные виды в большинстве случаев доступны и хорошо знакомы на практике. Использование какого-либо из них обусловлено спецификой того учреждения и той местности, в которой оно располагается. Так, например, относительно условий использования рекламных средств на территории Тюменской области, следует выделять возможности северных регионов (Ханты-Мансийского автономного округа и Ямало-Ненецкого автономного округа) и районов юга Тюменской области. При этом больше возможностей у городских учреждений культуры, чем у сельских, и даже среди городских учреждений преимущество у центральных городов. На наш взгляд, продолжая анализировать условия использования рекламных средств, следует выделить следующие факторы, влияющие на их выбор.

-                     территориальная принадлежность учреждения культуры. Для городских учреждений выбор рекламных средств шире и разнообразнее, поскольку на территории города возможно существование профессиональных рекламных агентств, способных оказать квалифицированную помощь в производстве и распространению рекламной продукции;

-                     форма услуги: платная или бесплатная. Для бесплатных услуг учреждения культуры предпочитают обходиться минимальным набором рекламной продукции, при этом в её изготовлении рассчитывают на собственные силы;

-                     уровень проводимых мероприятий. Крупномасштабные мероприятия в целях получения необходимого эффекта воздействия требуют применения нескольких рекламных средств одновременно (фестивали, конкурсы, концерты районного, областного, российского, международного уровня);

-                     источник финансирования. Помимо бюджетного финансирования учреждения культуры могут использовать другие источники, такие как спонсорство, меценатство, осуществление коммерческой деятельности. В такой ситуации учреждение может расширить спектр используемых рекламных средств;

-                     наличие конкурентной среды. В случае присутствия на локальном рынке конкурента учреждения культуры стремятся использовать своевременную рекламу посредством её разнообразия;

-                     состояние материально-технической базы. При наличии технических средств, специалистов учреждения культуры способны самостоятельно производить ряд рекламной продукции, сосредоточиться на изготовлении каких-либо форм печатной, наружной, компьютерной рекламы;

-                     статус учреждения: федеральный, краевой, областной, муниципальный. Чем выше статус учреждения, тем больше возможностей в выборе рекламных средств (например, областная филармония или государственный драматический театр).

Помимо самостоятельно определённых факторов в рекламном процессе выделяются критерии отбора рекламных средств: охват целевой аудитории; приверженность целевой аудитории; стоимость; сервисность; доступность. Другими словами, «реклама функционирует по единым законам, но ее виды имеют свою специфику, обусловленную особенностями рекламируемых ценностей… Приступая к рекламе, необходимо:

- определить основной круг реальных и потенциальных потребителей культурного продукта;

- охарактеризовать их по демографическим (возраст, пол), геогра­фическим (район проживания, тип местности, климат) признакам, по принадлежности к определенной социальной группе, уровню образова­ния и культурных запросов, степени подготовленности к восприятию предлагаемых культурных продуктов, уровню доходов;

- установить, есть ли конкуренты, и если есть, то в чем можно их превзойти;

- изучить историю создания творческого коллектива или организа­ции, их планы на ближайшее время и на перспективу. [4]

Однако процесс продвижения культурного продукта не ограничивается только лишь рекламой. Более того, до сих пор бытует мнение о том, что рекламе уделяется недостаточное внимание. По мнению Е.Л. Шековой, «…доля коммерческой рекламы в сфере культуры незначительна». [6, с. 9] В результате активно используются технологии других маркетинговых коммуникаций, как PR и Паблисити. Эксперты в области маркетинговых коммуникаций утверждают, что для позиционирования учреждения культуры на рынке важным является формирование и поддержание, исследование и прогнозирование общественного мнения.

PR включает в себя различные формы работы с потребителями, инвесторами, СМИ, властями, населением, общественными организациями, собственным персоналом. При этом организации культуры имеют ряд преимуществ для налаживания связей с общественностью:

- богатый опыт организации и проведения культурно-массовых мероприятий;

- близость к структурам власти;

- целевая аудитория;

- возможности заинтересовать сферы бизнеса;

- тесное сотрудничество со СМИ. [2, с. 67]

Всё многообразие PR-деятельности организаций социально-культурной сферы выстраивается в двух направлениях: создание репутации и поддержание имиджа. Данные мероприятия требуют наличия управленческих процессов. Не случайно среди основных направлений маркетинговой деятельности в сфере культуры выделяется управление репутацией организации, которое находится в тесном взаимодействии с управлением самой организации и управлением отношениями с покровителями. [6, с. 3] Это позволяет вновь отметить системный характер маркетинговой деятельности в социально-культурной сфере. Подтверждением данному положению является процесс взаимодействия всех элементов комплекса маркетинговых коммуникаций. Так потребность в хорошей репутации удовлетворяется целенаправленной рекламой, а также системой взаимосвязанных акций специалистов PR, направленных на создание благоприятного отношения к учреждению сегодня и в будущем, другими словами реклама учреждения культуры входит в состав имиджа учреждения.

Таким образом, при грамотном продвижении можно сформировать культурный продукт практически с нуля и именно в том месте, где на него есть спрос, поскольку главным маркетинговым рычагом в сфере культуры фактически является продвижение. Однако нужно помнить, что добиться реального результата можно только систематичностью действий. Нужно понимать, что если постоянно не напоминать потребителю о себе и своих предложениях, то они рано или поздно воспользуются услугами конкурентов.

Тем не менее, следует отметить, что наблюдаются характерные сдвиги собственно в маркетинге, что, естественно, оказывает влияние на процесс продвижения культурного продукта – быстро развивается, улучшается и расширяется соответствующая инфраструктура; происходит постоянное совершенствование технических средств маркетинговой деятельности; используются компьютеризированные диалоговые средства общения  между коммерческими партнерами и потребителями; все большую роль начинают играть факторы переоценки ценностей, такие, как качество потребления по отношению к его количеству и стоимости; формируются новые возрастные структуры, из-за чего пересматриваются целевые группы рекламного воздействия. Таким образом, в условиях современного рынка учреждения социально-культурной сферы принимают маркетинг как необходимый механизм своего развития, в результате чего развивают формы продажи своей продукции с помощью рекламных кампаний, находят соответствующее место специфическим формам продажи этой продукции. Главное помнить, что процесс продвижения культурного продукта должен протекать системно, с учетом взаимодействия всех элементов комплекса маркетинга.

 

Список литературы:

  1. Драгичевич-Шешич М. Маркетинг организаций культуры [Текст] / М. Драгичевич-Шешич // Артменеджер / Журнал для профессионалов. – Москва : ЗАО «Холдинговая Компания « Блиц-Информ», 2002. – № 2. – С. 3-6.
  2. Козлова Т.В. Технологии позиционирования учреждения [Текст] / Т. В. Козлова // Справочник руководителя учреждения культуры, 2005. – №11. – С. 65-73.
  3. Котлер Ф. Основы маркетинга [Текст] / Ф. Котлер, Пер. с англ. 3-е издание.  – Москва : Прогресс, 1990. – 736 с.
  4. Культурно-досуговая деятельность : Учебник [Текст] // под ред. А. Жаркова, В. Чижикова. – Москва : МГУК, 1998. – 464 с.
  5. Лапина Т.С., Ромах О.В. Культура  в  гуманизации  цивилизации . Аналитика культурологии, 2007, № 1.с. 53-60
  6. Лапина Т.С., Ромах О.В. Культурогенная энергетика: ее виды и их взаимосвязь. Аналитика культурологии, 2007, № 1.  с. 48-53
  7. Новаторов В.Е. Маркетинг в социально-культурной сфере [Текст] / В. Е. Новаторов. – Омск : Омич, 2000. – 288 с.
  8. Ромах О.В Интеллектуальный потенциал культурологии с. 6-10. Аналитика культурологии. 2004, № 1, с. 6-10
  9. Ромах О.В. «Человек культуры» в социальном пространстве. . Аналитика культурологии, 2007, № 1. с. 96-100
  10. Ромах О.В. Воля как доминанта культуры   Аналитика культурологии. 2006. № 1. С. 11.
  11. Ромах О.В. Информациология языков культуры. Аналитика культурологии, 2005, № 1. с. 7.15
  12. Шекова Е.Л. Особенности маркетинга в сфере культуры [Текст] / Е. Л. Шекова // Маркетинг в России и за рубежом, 2001. – №3. – С. 3-11.

ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ АТМОСФЕРА НА МАССОВЫХ ВЕСЕННИХ ПРАЗДНИКАХ У ДРЕВНИХ НАРОДОВ.

Автор(ы) статьи: Татаринцева Елена Александровна – аспирантка ТГУ им Г.Р. Державина
Раздел: Историческая культурология
Ключевые слова:

праздник, зрелище, культ, плодородие, весеннее равноденствие.

Аннотация:

В статье рассматриваются понятия о зрелище, культе, отношении к массовым праздникам у древних народов. Их сходство на примере весенних празднеств.

Текст статьи:

Зрелища имеют столь же продолжительную историю, как и сама культура. Изучение зрелищ в прошлом в основном сводилось к изучению зрелищных искусств. До конца ХIХ века зрелища, как правило, не выделялись в виде самостоятельного действа, а рассматривались в контексте других схожих событий – гуляний, обрядов, традиций, обычаев.

Рассматривая массовые праздничные действа, следует отметить, что они имеют богатую историю, уходящую своими корнями в глубину веков. В основе праздника лежало естественное стремление человека к отдыху после труда, в сочетании с религиозными чувствами. Такое  стремление приводило к установлению праздников, которые сочетали в себе отдых, как физический, так и духовно-эмоциональный, и в то же время направленные на проведение религиозных культов.

Под культом понимается религиозное служение божеству и связанные с этим религиозные обряды. Культ – это почитание, поклонение высшему существу и совокупность форм этого почитания, таких как: жертвоприношения, молитвы, священные символы и обряды. Культовый праздник – это не церемония «в память» о каком-либо мифическом или религиозном событии, а его восстановление в настоящем. Это показ, драматическое представление, образное воплощение мифических событий. Так как культ есть спектакль, в основе которого всегда лежит религиозный миф с его над временными особенностями, то связанная с культом зрелищная форма праздника позволяла массам верующих активно участвовать в религиозной жизни, переживать глубокий смысл жертвоприношения, очищения и т. п. Повторение жестов и ритуалов переносило человека в иной мир, где уже не властны законы истории и условия обыденной жизни. Праздник  как явление культуры имел культовую сущность, в которой находила выражение сама идея праздника, и основная его составляющая символическое игровое действо.

При определенных условиях можно искусственно воссоздать отдельные эпизоды, картины и действа, церемонии любого праздника, можно соответственно декорировать и среду, и участников зрелищ. Но каждый конкретный праздник живет отдельно только раз, и каждый раз он воспроизводит опыт коллективной «праздничной памяти» поколений. В ячейках этой памяти хранятся сокровища духовной культуры, накопленные вековой мудростью.

Праздниками были дни, установленные для чествования богов, духов или личности, либо воспоминания важных событий, приостанавливающих повседневные занятия, а также включающих веселье, торжество, устраиваемое по определенному поводу. О божественной, игровой и нравственной сущности праздника как «величайшего» и «высокого» досуга рассуждали еще Платон и Аристотель. Впоследствии возникло стремление разделить праздничное действо на культовое и светское.

На протяжении эпох, в празднествах находили отражение как вещественные, так и духовные результаты деятельности человека, в них своеобразно выражался определенный уровень общественного сознания, мировоззрения людей, проявлялись черты морали и эстетические вкусы. Иными словами, любой праздник как социально-художественное явление – необходимый элемент жизни человека, одно из проявлений его общественного бытия и культуры.

Первоначальная цель всякой праздничной процессии имела тесное отношение к культу.  Торжественное шествие жрецов завершалось в храме или у алтаря, где происходило жертвоприношение. Но так как именно такие шествия являлись наиболее удобным случаем для обнаружения праздничного блеска и великолепия, то мало-помалу внешняя их сторона выступила на первый план. С древнейших времен в народных обрядах, празднествах в полную силу проявлялся вольнолюбивых дух народа, царило карнавальное веселье, смех, сатира. Позже в таких мероприятиях стали принимать участие целые хоры певцов и музыкантов, почетнейшие лица населения, эскорты вооруженных всадников и целые толпы народа. В процессиях стали носить не только предназначенные для божества дары, но и блестящую храмовую утварь, священные изображения, статуи и символы и т. д., и в некоторых случаях к торжественным процессиям сводилось все значение праздника.

В исторические времена количество праздников было весьма значительно. Значительная часть праздников, в особенности древнейшего происхождения, была посвящена богам, как господствующим в природе силам, от которых зависели перемены времен года, фазы небесных светил, атмосферные явления, урожаи или неурожаи, все благоприятные или неблагоприятные для человека явления природы. В других праздниках боги чествовались как устроители и покровители общественного и нравственного порядка, так как в тех же силах природы древние видели и нравственные существа, то милостивые, то немилостивые к человеку. Наконец, вследствие общего верования, что умершие люди, пребывая в подземном царстве, имели притязание не только на почетную память в потомстве, но и на дары и жертвы, кроме частных поминок в среде отдельных родов, совершались в память усопших и общественные праздники, при которых, конечно, не были забываемы и боги, правившие в подземном царстве.

Способы празднования были различны, смотря по значению праздника. Вообще, можно сказать, что главными актами, с которых начинался праздник, были жертвоприношения и другие богослужебные обряды, которыми люди исполняли свой долг относительно божества и которые сопровождались иногда песнями, процессиями, играми и т. п. Затем обыкновенно начиналось веселье, пляски и пиршества, при которых забывалась обыкновенная простота и скромность повседневной жизни.  Были и печальные праздники, которые ознаменовывались только прекращением всех обыденных дел, иногда постами и воздержанием от удовольствий, но таких было немного, в большинстве же случаев праздники были временем отдыха, веселья и всевозможных удовольствий, в которых принимали участие все люди, без ограничения. На протяжении эпох в празднествах находили отражение как вещественные, так и духовные результаты деятельности человека. В них своеобразно выражался определенный уровень общественного сознания, мировоззрения людей, проявлялись черты морали, эстетические вкусы и т. п. Иными словами, любой праздник как социально-художественное явление – необходимый элемент жизни человека, одно из проявлений его общественного бытия и культуры.

Рассматривая праздники разных народов, можно отметить их огромное сходство. Начиная со схожего зачина праздника и завершая общим весельем и пиршеством. Проведем сравнение весенних праздников, которые включали, главным образом, отмечание весеннего равноденствия, различные ритуалы и обряды, посвященные плодородию, рождению жизни, как расцвета природы после зимы.

День весеннего равноденствия – одна из поворотных точек солярного цикла, когда световой день становится равным ночи и начинает увеличиваться. Во всех без исключения мировых культурах, на всех континентах это ежегодное событие оставило глубокий след в традициях и в мифологии. Равноденствие – один из «системообразующих» моментов в представлениях о мироустройстве у всех народов. Поэтому не удивительно, что элементы солярной символики, в том числе связанные с весенним равноденствием, присутствующие в ритуалах древних праздников или в священных образах, могут быть очень похожими, вплоть до буквальных повторений, в разных уголках Земли.

Так, в Древней Греции в весенних праздниках изображали победу светлых сил жизни над темными – над силами смерти. Земледельцы рассчитывали на содействие богов в получении богатого урожая, скотоводы – на удачу в разведении скота. На празднествах этого типа люди приветствовали животворящие силы в форме разгула, пиршества и всяческой разнузданности. Смех, перебранка, сквернословие представлялись средствами, магически обеспечивающими победу жизни. Обычные в течение года правила приличия снимались на время этих праздников. Нельзя не отметить, праздники, длящиеся по несколько дней, такие как Дионисии. Великие Дионисии праздновались пять дней и включали яркие шествия, сопровождавшиеся культовыми песнями, танцами и драматическими представлениями.

Большинство ритуалов в Древней Греции сопровождалось музыкой, песнями и танцами. Платон утверждал, что музыку придумали и создали боги. Как и другие народы древности, греки были уверены, что музыка, ритм и мелодия, сопровождающие пляску, приводят людей к соприкосновению божеством. Греки считали, что люди более всего сближались с богами в тот момент, когда были счастливы, а музыка и танцы способны большинство людей привести в счастливое состояние. Что являлось основным не только для древних греков, но и для других народов. Так как, приходя к состоянию счастья, люди отдыхали и восстанавливали как физические, так и духовно-моральные силы, для того, чтобы в дальнейшие будничные дни, они способны были снова заниматься своим трудом. Праздники выводили человека из состояния усталости и застойности жизни, наполняя положительными эмоциями. Платон именно в этом видел цель праздников: боги давали людям отдых от труда, чтобы они повеселились вместе с музами, Аполлоном и Дионисом.

Как и в Греции, в Древнем  Риме ни один праздник не обходился без музыки, пения и танцев. Хорошие музыканты и певцы, пользовались в Риме большой симпатией слушателей и зрителей. Без танцоров и танцовщиц в Риме так же не обходились ни пиры, ни публичные зрелища, ни торжественные шествия, как и без музыки и пения. Как и в Греции, происхождение римских празднеств и зрелищ неотделимо от истории местных верований, культов и религиозных обрядов.

Программа весенних празднеств у римлян включала в себя театральные представления, выступления мимов, танцы гетер с раздеваниями. Надо всем витал дух вольности, раскованности, пиршественного разгула: «Богиня идет в венках многоцветных./ Сцена открыта опять вольностям шуток срамных», — пишет о проведении Флоралий Овидий (Фасты, IV, 945—946). И все же мы знаем, что римлян куда больше, чем музыка, чем выступления танцоров и даже театральные представления, притягивали к себе состязания на колесницах в цирке и кровавые действа в амфитеатрах.

Так как весенние праздники, основной частью, были нацелены на умилостивание богов, для будущего урожая, в них главными действующими лицами была молодежь. Часто празднества носили непристойный характер. В праздниках античного мира – это зачастую были оргии. У древних славян считалось правильным для получения хорошего урожая оплодотворить женщину на вспаханном поле. Связаны подобные обряды с древними индоевропейскими верованиями, когда для лучшей урожайности, люди воспроизводили действия богов. То есть, чтобы земля «родила», ее оплодотворяет небо. Славянский Ярилин день в проведении и разгульности был схож с празднеством дня Диониса и греков.

Также важным весенним праздником у славян, как для молодежи, так и для всех возрастов, была Масленица, которая в языческие времена называлась «Комоедица». Масленичные обычаи и обряды должны были, прежде всего, «способствовать плодородию земли и размножению всего живого». Именно поэтому основными действующими лицами в них выступали молодожены и молодежь. Парни и девушки в продолжение всей масленицы устраивали общие вечеринки и поздно возвращались домой. Масленичные обряды уже в середине XIX века приняли характер своеобразного народного гуляния с песнями, играми, плясками, в котором участвовали все сельские жители, независимо от возраста и положения, но главная роль принадлежала все-таки, как и в древности молодежи.

У кельтов также были подобные весенние праздники. Среди них можно отметить праздник Бельтан, который проводился 1 мая и был посвящен богу солнца и плодородия Беленусу, которому приносили символические жертвы друиды, кельтские жрецы. Бельтан и последующие дни и ночи были временем любовных игр и внебрачных связей. По обычаю в канун этого праздника большие группы молодежи обоего пола уходили вечером в лес и проводили всю ночь за играми, возвращаясь лишь наутро, с ворохом цветов и веток березы и других деревьев.  Бельтан прославлял символическое соединение, брак женского и мужского аспектов божества и связан с началом лета. В этот день люди празднуют плодородие земли и людей, поэтому традиционны молодежные гулянки и веселье.

Подобный праздник плодородия, проводимый в феврале-марте, можно отметить и в современной Индии. Холи – это индусские сатурналии и самый популярный праздник для низших сословий (каст). Этот праздник плодородия, славящий наступление весны. Основные черты Холи – это пение непристойных песен, опрыскивание друг друга подкрашенной водой, шумные толпы и общая атмосфера вседозволенности.

Таким образом, на примере весенних праздников у различных народов, можно проследить их общность. Везде присутствовали основные элементы обряда жертвоприношений, задабривание сил природы и богов. Большую роль играли, также как и в современных праздниках – молодежь. Религиозная и сакральная суть праздников тесно переплетается с наслаждениями и удовольствиями людей. Ощущая единения и как бы приближение себя к богам, на таких празднествах, люди полностью погружались в атмосферу массового действа, что меняло привычный ход событий и помогало поднять духовно-эмоциональный настрой, после долгих трудовых дней. На подобных праздниках люди удовлетворяли свои потребности в полной мере, как физически, так и духовно, насыщаясь и обогащая свою жизнь.

 

Литература:

  1. Бенифанд А. В. Праздники: сущность, история, современность – Красноярск, 1986.
  2. Винничук Л. Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима / Пер. с польск. В. К. Ронина. — М.: Высш. шк., 1988.
  3. Гершуни Е.П. Массовые праздники и народные представления – Л., 1962.
  4. Гиффорд Д. Кельтская мудрость деревьев./Пер.с англ./- М.: Омега, 2006.
  5. Ивашенцов Г.А. Индия. – М., 1989.
  6. Лапина Т.С., Ромах О.В. Культура  в  гуманизации  цивилизации . Аналитика культурологии, 2007, № 1.с. 53-60
  7. Лапина Т.С., Ромах О.В. Культурогенная энергетика: ее виды и их взаимосвязь. Аналитика культурологии, 2007, № 1.  с. 48-53
  8. Ромах О.В Интеллектуальный потенциал культурологии с. 6-10. Аналитика культурологии. 2004, № 1, с. 6-10
  9. Ромах О.В. «Человек культуры» в социальном пространстве. . Аналитика культурологии, 2007, № 1. с. 96-100
  10. Ромах О.В. Воля как доминанта культуры   Аналитика культурологии. 2006. № 1. С. 11.
  11. Ромах О.В. Информациология языков культуры. Аналитика культурологии, 2005, № 1. с. 7.15
  12. Снегирев И.М. Русские простонародные праздники и суеверные обряды – М.: Сов. Россия, 1990.
  13. Чечетин А.И. История массовых народных празднеств и представлений – М.: МГИК, 1976.
  14. http://astromenu.com
  15. http://coollib.net
  16. http://ru.wikipedia.org

ОТНОШЕНИЕ К ПОНЯТИЯМ УДОВОЛЬСТВИЕ И НАСЛАЖДЕНИЕ В РАЗНЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ЭПОХИ.

Автор(ы) статьи: Татаринцева Елена Александровна – аспирантка ТГУ им Г.Р. Державина
Раздел: Историческая культурология
Ключевые слова:

удовольствие, наслаждение, страдание.

Аннотация:

В статье рассматриваются понятия удовольствия и наслаждения. Взгляды различных философов на эти феномены

Текст статьи:

Удовольствие и наслаждение – феномены, без изучения которых не может быть понят человек. Анализ сложившихся представлений о них в определенном социально-культурном контексте и их восприятие в определенном месте и времени,  характеризует само общество, подчеркивает своеобразие культуры. Язык удовольствия и наслаждения многое может дать человеку для описания специфики своего присутствия в мире. Удовольствие и боль даны каждому в качестве первого опыта, поэтому имеют объединяющий все живые существа характер. Удовольствие  характеризуется положительно окрашенными эмоциями, сопровождающимися удовлетворением одной или нескольких потребностей. Наслаждение – бесценный стимул человеческого существования, венец желаний человека, источник и награда его творческих усилий, глубочайшая радость бытия.

От удовольствия зависит активность человека, которая отвечает потребностям организма, а отсутствие удовольствия и страдания тормозят действия человека, приводят к упадку сил как моральных, так и физических. В данном смысле удовольствие имеет большую значимость, играет положительную роль. Состояние удовлетворенности является идеальным для организма, поэтому  человек стремиться к достижению такого состояния.

В обыденной речи слова удовольствие и наслаждение сближаются в своих употреблениях и нередко отождествляются. Рассматривая этимологию славянских языков, слово удовольствие восходит к значению – воля уда. Уд означал мужской половой орган, соответственно, слово удовольствие, первоначально, относилось к мужскому удовольствию. Но постепенно, слово стало описывать все, что приносит положительные эмоции. Необходимо также отметить, что современная этимология рассматривает слово уд в системе таких координат-обозначений тела: над — под, перед — зад, сердце — уд, причем уд в данном контексте имеет исходное значение «то, что вне», и противопоставлен сердцу – внутреннему центру человеческого организма.

Понятия удовольствий и наслаждений рассматривались с еще очень давних времен. В античные времена этим феноменам уделяли достаточно много внимания. Киренаики считали, что удовольствие является высшим благом, которое следует добиваться любыми средствами. Сократ же признавал значимость удовольствия, но трактовал его как сознание того, что что-то делается хорошо. В полемике с софистами Сократ настаивал на различении дурных, хороших, истинных и ложных удовольствий. Платон говорил о том, что наиприятнейшая жизнь является одновременно наилучшей жизнью, но хороша она не только оттого, что полна удовольствий. Так же и Аристотель считал, что удовольствие как таковое не есть благо и не достойно предпочтения само по себе. Эти идеи получили развитие в эвдемонизме Эпикура.

Так, Эпикур говорил об удовольствии не как о чувственном наслаждении, а как о свободе от телесных страданий и душевных переживаний. Он не призывал полностью отказаться от физических удовольствий, но от тех, что могут привести к страданиям.

В сочинениях Галена, Цельса, Руфа Эфесского проводится мысль о том, что если тело испытывает нехватку или переизбыток удовольствий, то оно стремится компенсировать их в согласии с природными законами, поэтому естественные удовольствия не подлежат ограничению, тогда как излишества, вызванные заблуждениями души, вредны для здоровья. Античные авторы мыслят в категориях «меры», соблюдение которой является необходимым условием для того, чтобы практики удовольствия соответствовали порядку истины.

В Средневековье идеи наслаждений и удовольствий утратили свое первоначальное значение. В эпоху господства в Европе христианства, наслаждение уступает место благодати. Благодать, в отличие от суверенного наслаждения, дарована, то есть ее проявление зависит от воли Бога.

В новоевропейской мысли к удовольствию и наслаждению снова обратились, как к главным источникам и причинам поведения людей. Так считали Б. Спиноза, Дж. Локк, Ф. Хатчесон, Д. Юм, Т. Гоббс, Б. Мандевиль, К. Гельвеций. Фрейд с психологической точки зрения доказал, что удовольствие, будучи исходным, не может быть универсальным принципом поведения общественного индивида, тем более, если речь идет о нравственных основаниях поведения. Наиболее яркими, а также и относительно доступными можно считать телесные удовольствия, сексуальные, и удовольствия, связанные с удовлетворением потребности в тепле, пище, отдыхе. Но сам принцип удовольствия находится в противостоянии с общественными нормами приличия. Стремление к удовольствиям может быть реализуемым лишь в уходе от ответственных отношений с другими людьми.

В философском контексте можно выявить четыре позиции относительно таких понятий, как удовольствие и наслаждение. Первый можно отметить взгляд Ролана Барта. Наслаждение в его понимании является высшей мерой удовольствия, сверхинтенсивным удовольствием. Жан Лакан под наслаждением понимал избыточное удовольствие. Славой Жижек считал, что ощущение наслаждения возникает как раз из-за этой избыточности.

Другая точка зрения представлена психологом Бюлером. В его понимании, наслаждение является конечной точкой удовольствия, а не весь процесс в целом.

Третью позицию также выдвинул Барт. Он попытался найти качественные различия этих двух понятий. По его мнению, удовольствие связано с устойчивостью субъекта, которое опирается на комфорт и удобства. Он рассматривает понятия наслаждение и удовольствие с позиции получения их через чтение книг. То есть, при прочтении классических книг он испытывает удовольствие, а при чтении авангардных, неудобно читаемых, встряхивающих человека, он испытывает наслаждение.

Барт считал, что понятие наслаждение не поддается словесному или какому-либо другому описанию. Удовольствие же, напротив, легко описуемо, так как мера его не велика. К тому же удовольствие отчасти контролируемо, тогда как контролировать чувство наслаждения невозможно.

С позиции восприятия этих понятий как относящихся к физическому и духовному, удовольствие относиться к первому, а наслаждение ко второму, высокому, нравственному. Таково эстетическое наслаждение. Эстетическое наслаждение – получение наслаждения через наблюдения за предметами, обладающими эстетической ценностью. Теоретиками исихастского  направления, такими как  Григорий Синаит, Григорий Палама, Николай Кавасила, выдвигалась идея существования духовного наслаждения. Такое наслаждение свидетельствовало о сошествии на человека божественной благодати и являлось чистым и бесстрастным.

Существует иной подход в понимании понятий удовольствие и наслаждение, принадлежащий Майклу Холлу. По его мнению, удовольствия – это первичное состояние ума и тела, они относятся к таким впечатлениям об окружающем мире, какими для нас являются восприятие звуков, тепла, запахов и т.п. А наслаждение есть метасостояние, то есть ментальным или эмоциональным состоянием осознания другого состояния. То есть наслаждение является более высоким уровнем потому, что оно предполагает сознание, разум и связано с системой личностных ценностей, верований и убеждений, пониманий.

Для Жака Лакана, наслаждение достигает «эксцесса», переходит и меру и потому причиняет боль и страдание. Об этом упоминает и Альбер Камю, используя выражение «ожог нестерпимого наслаждения». Он также считал, что человек не может наслаждаться слишком долго, в конце концов он устанет от этого. О сочетании наслаждения и причиняемого им страдания упоминали многие мыслители. В том числе Лукреций, Монтень, Лейбниц. Последний говорил о необходимости определенного диссонанса в приятном, для избегания его чрезмерности.

Удовольствие обычно происходит без всяких усилий.  Если же человек заставит себя задуматься над удовольствием и попытается понять его, проанализировать, продиагностировать, ощущение удовольствия исчезнет. Люди могут ощущать удовольствие от восприятия настоящего момента – от принятия пищи, отдыха, упражнений, красоты, запахов, прикосновений, рассмотрения картин, восприятия звуков и т.п.

Удовольствие также является ограниченным во времени. Оно длится какое-то время и затем пропадает. Но чем больше человек наслаждается гаммой удовольствий, тем больше он ощущает разочарование, скуку и пустоту.

Наслаждение заключает в себе большую степень сложности, чем простое удовольствие. Когда человек применяет «разум» к огромному разнообразию жизненных переживаний, мы находим себя достаточно сильными, чтобы испытывать радость и удовольствие от практически чего угодно.

В итоге, следует отметить, что философы и мыслители разных эпох обращались к пониманию и значению удовольствий и наслаждений. Каждая из них доставляет человеку приятные ощущения в большей или меньшей степени. Возводились они до высших добродетелей и цели в человеческой жизни, либо отрицались как самоцель, значение их не отрицалось. Как древние, так и современные люди осознали необходимость внутреннего контроля над удовольствиями и наслаждениями, помимо контроля, который осуществляется внешней средой.

 

 

 

 

Литература:

  1. Бюлер К. Реакция удовольствия и неудовольствия. Наслаждение, игра, творчество// Психология эмоций. СПб.: Питер, 2007.
  2. Зализняк А.А. Счастье и наслаждение в русской языковой картине мира //Русский язык в научном освещении. 2003.
  3. Орел В. Э. Слав. *udъ. // Этимология 1977. М.: «Наука», 1979.
  4. Лапина Т.С., Ромах О.В. Культура  в  гуманизации  цивилизации . Аналитика культурологии, 2007, № 1.с. 53-60
  5. Лапина Т.С., Ромах О.В. Культурогенная энергетика: ее виды и их взаимосвязь. Аналитика культурологии, 2007, № 1.  с. 48-53
  6. Ромах О.В Интеллектуальный потенциал культурологии с. 6-10. Аналитика культурологии. 2004, № 1, с. 6-10
  7. Ромах О.В. «Человек культуры» в социальном пространстве. . Аналитика культурологии, 2007, № 1. с. 96-100
  8. Ромах О.В. Воля как доминанта культуры   Аналитика культурологии. 2006. № 1. С. 11.
  9. Ромах О.В. Информациология языков культуры. Аналитика культурологии, 2005, № 1. с. 7.15
  10. Шахнович М.М. Сад Эпикура: Философия религии Эпикура и эпикурейская традиция в истории европейской культуры. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2002.
  11. http://enc-dic.com/philosophy
  12. http://ru.wikipedia.org

ПРОБЛЕМЫ ЯЗЫКА КАК КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКАЯ ОСЬ В ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ

Автор(ы) статьи: Тинякова Елена Александровна, кандидат философских наук, доцент кафедры философии, Курский государственный университет
Раздел: Теоретическая культурология
Ключевые слова:

история философии, изучение языка, развитие смысла, логический подход, семиотика, символические формы, ценности, феноменология, экзистенциализм, герменевтика, структурализм.

Аннотация:

Философия появилась в результате смыслового созревания языка. Философское употребление языка требовало мудрствования в использовании слов. Постепенно интенсифицировалось стремление человека изучать окружающий мир. С одной стороны стремление к взаимосвязи всего осознанного человеком в его окружении порождало расширение объема смысла слов, а с другой стороны- возникала философия слова с дифференциацией смысла. В статье просматриваются традиционные периоды истории философии от античности до 18 века. Постепенно изучение человеческого языка все более облачается в культурологические выводы. В современной философии 19-20 веков культурологическая значимость изучения языка связана с логическим и семиотическим подходами к языку, теорией символических форм, теорией ценностей, философским анализом информационного процесса, феноменологической философией, экзистенциализмом, герменевтикой, структурализмом.

Текст статьи:

Философия возникла из необходимости сконцентрировать, систематизировать и упорядочить смысловые квоты в понимании о мире, накопленные в процессе интеллектуального развития человечества. Поэтому если физика требовала систематизации знаний и опыта о процессах, претерпеваемых веществами и предметами; химия- о свойствах веществ; астрономия – познаний о космосе; философия появилась на свет как наука в результате смыслового созревания языка; она посягнула на упорядочивание языкового образа мира во всех его аспектах, вследствие этого и примеры для своих выводов она черпала из различных естественных и точных наук. Философские тексты закладывали фундамент человеческого знания о мире. Философский статус приобретали такие слова, которые могли порождать перекрестные ассоциации у человека, а благодаря этому связывать все предметное многообразие в единое целое. Такими словами были метафоры, различного рода образные выражения. Философское употребление языка требовало мудрствования в использовании слов. Колыбелью философии был поэтический язык древней Греции. В поэмах Гомера и устных сказаниях его предшественников рапсодов содержались наиболее  общие, а поэтому казавшиеся возвышенными и в определенной степени идеальными, выводы о жизни человека, как в отношениях между собой, так и в отношении  к природе. Античные мыслители пытались в своих размышлениях объять весь мир, поэтому искали в природе универсальную, первоначальную субстанцию, т.е. они пытались найти смысловой фокус мироздания(1). Эти размышления поднимали человека над конкретными маркерами (словами) первобытного языка, имеющих непосредственное соответствие в предметах и явлениях окружающего мира. Именно стремление к взаимосвязи всего осознанного человеком в его окружении порождало расширение объема смысла слов древнего языка, это происходило благодаря развитию символизации в мыслительном процессе, формированию абстрактного мышления. Сначала человек обращался к единичному элементу окружающего мира (предмету, явлению или процессу), выделял его по необходимой для жизни значимости и изобретал способ его идентификации либо жестом, либо опосредованным предметом, рисунком или произносимым звуковым комплексом. Но поскольку идентифицируя выбранный элемент мироздания, человек обнаруживал соответствия ему, взаимосвязь с другими элементами, ему становилось недостаточно первоначально заложенного смысла в выбранный идентификатор, как-то архаичное слово. Так рождалась потребность в словах с обобщающим смыслом. И когда интеллектуальное развитие человека накопило достаточный запас таких слов, возникло понятие, их объединяющее – мудрость. В человеческом обществе стали выделяться люди, наиболее искусно владеющие языком и умеющие использовать его материал для своих размышлений о мире. Своими рассуждениями они создавали интеллектуальные картины нашего мироздания, причем в этих, пока только устных текстах, чувствовалось их авторство. Оно определялось исходной позицией – что мыслитель считал истиной мира. Мудрецы задавали вопросы: что истинно и что ложно; каков путь, ведущий к обнаружению и познанию истины.

Когда античные мыслители стали задумываться над вопросами –«Каков подлинный вклад чувств  и что идет от разума? Каковы логические формы, посредством которых человек думает, судит, рассуждает? Каковы правила адекватного  мышления?»- созрело время изучать сам инструмент человеческого мышления- язык. Стали выделяться философы, которые стремились понять, как протекает процесс  мышления человека, и как он отражается в языке. С развитием цивилизации интенсифицировалось стремление человека изучать окружающий мир. А для этого нужны были совершенные контакты между людьми для корректировки знания, нужны были способы фиксации знания, хранения его для передачи через большой и малый промежуток времени. Эти нужды мог удовлетворить только человеческий язык.

Античный философ Ксенофан известен своими размышлениями об уме и мудрости. Он обращал внимание на необходимость изучения языка, который реализует ум человека. Ксенофан отдавал предпочтение силе ума, как самой высокой ценности среди других проявлений витального характера. В античной философии чувственный опыт человека еще не включался в человеческий язык. Так, например, Парменид считал, что путь правды есть путь разума, путь ошибок неизбежно связан с чувствами. Эту мысль подтверждает Мелисс из Самоса. Он решительно отрицает ценность всего чувственного (более того чувства утверждают небытие) и признает лишь устанавливаемое разумом. То есть в понимании языка приоритет отдавался разуму в размышлениях упомянутых философов. Эта точка зрения, на мой взгляд, родилась из ситуации, в которой происходило активное распределение накопленного смысла об окружающем мире по структурным элементам человеческого языка. Безусловно, это была ошибка, что человек фиксирует смысл в языке без участия своей чувственной сферы. И ошибка в рассуждениях античных философов о языке возникла потому, что человек как бы не обозначал свои чувства словами. Они упустили момент взаимосвязи между чувством и разумом. Однако ведь именно чувственная сфера заставляет человека думать. В современных исследованиях эта точка зрения заставляет фиксировать у животных разум.

В античный период в истории философии происходят поиски материальной основы языка. Эмпедокл считал, что исток мыслительного процесса находится в сердце, а проводником его является кровь. Анаксагор из Клазомен предложил философский термин «геометрии». В это понятие он включал массы, где все смешано так, что ничто не выделяется. Впоследствие же некий Ум (интеллект) производит движение этих масс, в результате которого из хаотической смеси возникает упорядоченная структурная масса – из нее и рождаются вещи, предметы. Эта мысль отдаленно напоминает взгляд: язык – конструктор нашей реальности.

Большой вклад в обособление рассуждений о языке в философии внесли греческие «просветители» – софисты. Они стремились порождать истины путем манипулирования материалом языка. Интересно вспомнить опыт Протагора об использовании возможностей языка для отстаивания истины. Он подробно представил такие логические ходы мыслительного процесса как доказательство, аргументирование, аннулирование, противоречие. Горгий обратил внимание на то, что между мышлением, отраженным в языке, и бытием есть несоответствие. Это было предвестником дальнейшего крупного аргумента в философии языка, что язык и реальность не тождественны. По мнению Горгия, хотя слово и указывает на определенный элемент реальности, оно полностью не исчерпывает его смысла. Причинами, вследствие которых возникает расхождение между языком и реальностью, философ считал следующие: требование или влияние текущего момента; исторический контекст; социальная характеристика, т.е. последствия употребления слова или фразы для общения между людьми. Риторика Горгия провозгласила автономию слова, он обратил внимание на то, что слово имеет силу в конструировании нашей жизни, оно является носителем убеждения, верования, внушения.  Горгий открыл эстетическую ценность слова. Определенный вклад в этом плане сделали и другие мастера риторики. Благодаря софистам и риторике слово, как элемент человеческого языка, стало инструментом философской науки. Первым философским экспериментом был спор.

Величайшим открытием Платона было открытие диалогической природы человеческого языка. Это его знаменитые диалоги. Он обратил внимание и на негативные последствия манипулирования языком, особенно в риторике: слово может убеждать и в неистинном, суетном, иллюзорном. Это было важным гносеологическим предупреждением: язык может вести человека по ложному пути в процессе познания. В учении Платона просматривается негативное отношение к эстетическому аспекту в оформлении знания. Платон считает, что искусство скрывает истину. Аристотель пытался исследовать смыслы слов средствами самого языка. Он разработал метод дефиниций, определил логические ходы в рассуждениях. Совершенный дискурс в его понятии таков, в котором заключение необходимо вытекает из предпосылок. Иными словами, Аристотель поднял вопрос о логической системе смыслов, зафиксированных в языке. Причем молчаливые паузы тоже включались в цельный логический образ нашего мироздания, рожденного умом человека. В молчании смысл созревал для будущих высказываний, или продолжался после завершения потока речи.Можно сделать вывод: в античности выделились две науки о   человеческом языке – риторика и логика.

В Средние века изучение языка продолжалось с точки зрения божественного понимания окружающего мира. Основные установки в религиозной трактовке языка были следующие:

- дар языка получен людьми от Бога – «Слово было у Бога»;

- божественное Слово творит и сохраняет наш мир.

Философ раннего средневековья Пьер Абеляр разработал метод историко-лингвистического анализа текста. Он сделал вывод, что смысл слова – это не что-то раз и навсегда данное, завершенное, поэтому в анализах слов он изучает вариантность смыслов, полисемию, стремится к установлению аутентичности текста. В 9-12 веках «грамматические штудии» Шартрской школы продолжают науку о языке. Ученые этой школы пытались найти соответствие между языком и реальностью, поэтому главная проблема их научных рассуждений- соотношение имен и вещей.Для философских выводов о языке мыслители Шартрской школы анализировали грамматическую структуру языка. Иоанн Солсберийский называл грамматику «колыбелью философии».  «Грамматические» штудии Шартрской школы пошатнули  авторитет Отцов Церкви в их выводах о природе языка, т.к. они изучали и анализировали практическую сторону языковой действительности. Однако представление о божественной сути языка все же доминировало в средневековой философии. В этом плане можно сослаться на учение Бонавентуры. Прозрение человека возможно только через Бога, а не через язык. Поэтому, по мнению Бонавентуры, работа души, думы и размышления о творце и его даре, Святом Духе, более значимы для человека, чем язык, книги. В последнем 11 веке Средневековья среди философов, занимавшихся проблемами языка, выделяется У.Оккам. Он обращает внимание на то, что основное назначение знаков языка – описание и передача информации. В своей работе «Сумма логики» он выделяет три типа терминов, носителей информации – «термин ментальный», который является звеном внутреннего мыслительного процесса; являясь частью ментальной пропозиции, этот термин еще не приобрел лингвистического обличья; второй и третий типы – это устное и письменное слово. Оккам дифференцирует смыслы, несомые словами (в русском переводе учения У.Оккама вместо «слово» используется «термин», это повышает статус научности информации, передаваемой языком): это точные и неопределенные смыслы, абсолютные и соотнесенные с контекстом. В трактовке смысла слов У.Оккамом просматривается предвестие науки о контексте, контекстуальном значении. Учение У.Оккама было шагом на пути создания символической логики: он рассматривал термины, как чистые символы, как если бы они коррелировали между собой, не принимая в учет их отношение к объективной реальности. В дальнейшем будет создана символическая логика с разделением на синтаксический и семантический уровни представления информации.

Изучение языка в средние века потребовало совершенствования понимания смыслов слов, уже существующих в языке и составляющих  достаточный костяк языка, и нужно было совершенствовать использование вновь появляющихся слов и продуцировать новые слова. Поэтому ученые, несмотря на подчинение своих научных взглядов божественной теории языка, проявляют активное внимание к грамматике, структуре языка, динамике смысла слов. Ученые поняли, что человеческий язык не исчерпывает человеческое мышление. Возникает наука логика. Целью которой было придать ясность языку и реализовать познавательные интенции. Средневековая логика устанавливала связь между латинским языком и логическими теориями и выражениями. Средневековая логика возникла на материале научного латинского языка, который считался наиболее высоким уровнем рациональности в фиксации смыслов об окружающей реальности. Ученые пытались формулировать ментальные конструкции в символической репрезентации средствами латинского языка, т.е. они поднимались на металингвистический уровень. Для возникновения символической логики большую роль сыграло учение о божественной сущности языка, которое абстрагировало человеческий язык от реальности и ориентировало на оперирование чистыми смыслами в мыслительном процессе.

В эпоху гуманизма и Возрождения в размышлениях философов о языке как центральная сохраняется божественная трактовка языка. Для углубления понимания человеческого языка большое значение имела переводческая деятельность, переход с одного языка на другой. Абстрагирование человеческого языка в его божественном понимании породило магические, мистические доктрины о языке. В магической теории языка Марсилио Фичино понятие коммуникации расширяется до металингвистического окружения: информацию передают не только слова человеческого языка, но и камни, талисманы, элементы природного окружения.     Символическое отношение к знакам языка вылилось в мистическую доктрину Пико делла Мирандолы. Ученый пытался расшифровать понятие о Боге в языке. Результатом его исканий явилась теософская система, где слова и буквы еврейского алфавита наделялись креативной энергией.

Новое время-17 век- отмечено вниманием ученых к роли человеческого языка в развитии науки. Расширение опытной базы науки требовало дифференциации смыслов о мире, прежде всего на истинное и ложное. Фиксация средствами языка ложных знаний не отрицалась, это признавалось как необходимый этап в поисках истины. Галилей в своих научных трактатах выделял мыслительные эксперименты. Это было важным выводом о динамике языка, т.е. становлении в  языке истинности знания. Сам язык признавался экспериментальным средством в поисках научной истинности. Научные искания Галилея были продолжены в теории «идолов», т.е. ложных понятий в языке, Ф.Бэконом. Ложные понятия в языке, по мнению ученого, порождаются самой человеческой природой, обществом, традициями. Однако говоря о вреде ложных понятий и необходимости очищения от них, Ф.Бэкон не указывал путь, как это сделать средствами языка. Он предлагал знания проверять экспериментом. Эту проблему подробно разработали позитивисты в 20 веке.

Т.Гоббс рассуждает о положительных и отрицательных смыслах слов языка с точки зрения философской этики, т.к. слова языка вмещают то, что мы о них думаем. Т.Гоббс говорит о мышлении в связи с языком, ранее же язык, в основном, ассоциировался с Божьим даром. В теории языка Гоббса начало познания нужно искать в чувственном опыте, слова отражают не сущность вещи, а то, как мы ее воспринимаем. Мысли Т.Гоббса о роли чувственного опыта в формировании языка продолжил Дж. Беркли. Философ взаимосвязывал две сферы языка – эмоциональную и интеллектуальную. Основной же императив его гносеологии – нужно полагаться на ощущения. Идеи, которым служат слова, являются либо ощущениями, либо воздействиями разума на ощущения. Таким образом, Дж.Беркли вводит понятие «язык природы», который мы воспринимаем с помощью органов чувств в дополнение к словесному языку. Причем ощущения первичны по отношению к человеческому языку. Вне рассуждений Беркли о человеческом языке стоит способность человеческого разума к абстракции, поэтому его теория  не соприкасается с теорией Локка. Дж.Локк рассматривает слова языка в рамках философии категорий – всеобщего\ общего\ единичного. Согласно его взгляду, язык возник благодаря способности человеческого мышления обобщать единичные вещи. Вещи, включая слова и идеи, по своему бытию единичны. Когда человек отстраняется от единичного, то остается общее – это создание нашего разума, т.е. природа «общности» – это способность разума обобщать или представлять многие единичные вещи.

В эпоху научной революции наравне со стремлениями ученых повысить эффективность применения языка, прежде всего в научном знании, о чем было сказано выше, продолжает развиваться магическая теория языка (Кардано, делла Порта, Фракасторо). Это объяснялось самой ситуацией потребности человека в знаниях о мире, полезных для жизни. Человек экспериментально и средствами языка мог меньше, чем были его потребности. Все, что человек не мог, переносилось в магию. Т.Кампанелла различал три формы магии: божественную, природную и демоническую. Магико-герметическая традиция противостояла стремлению ученых уточнить человеческий язык опорой его на конкретную, проверяющую реальность (именно здесь возникал вопрос об истинных и ложных смыслах в языке).

К концу периода Нового времени четко оформляются две науки о языке – лингвистика и философия языка. Их сближали исследования в анализе логической структуры смысла, зафиксированного в языке, с целью уточнения понятий об окружающем мире. Ученые лингвистического кружка Леметра де Саси соединили логику с лингвистикой: логические структуры они раскрывали через формы лингвистические. Арно и Лансело выдвинули концепцию «общей грамматики». Они поставили цель выявить базовые логические структуры в функционировании человеческого сознания в историческом развитии языка в целом, а не на материале одного конкретного языка. Блез Паскаль выделил элементы языка, которые мешали рассуждать и строить логические суждения: это термины, смысл которых не прояснен, или за которыми не стоят уже доказанные истины.

Обширные исследования в области изучения языка были сделаны Дж. Вико, который доказал необходимость научного союза философии и филологии: философия без филологии пуста, а филология без философии слепа. К тому времени, когда жил ученый, уже было довольно развито искусство перевода. Это позволило Дж.Вико исследовать специфику национальных языков и создать концепцию некоего «общего языка», точнее определить ментальное языковое пространство, общее для всех наций. Через язык Вико пытался реконструировать историю человеческой мысли. Учение Дж.Вико подвело философов к поиску универсалий для всех языков. Вико определяет  три  периода  в  истории  человеческого  языка: язык  богов (это  самая  глубокая  истина, держащая  мир, и не  доступная  людям, это  было «немое  время» для  людей), язык  героев (это  проявление  языка  в человеческой  сущности, самой  высшей по  совершенству реализации), язык  разума (применение  языка становится характерной чертой  человека  в  массовом  проявлении).

В эпоху Просвещения больших исследований, ориентированных на изучение языка, не было. Язык в это время скорее выполнял свои практические функции- использовался для распространения знаний, делались переводы фундаментальных произведений. Ученые были заняты систематизацией знаний различного профиля, язык использовался для энциклопедической работы. Этот период был необходим для начала новых теоретических работ о языке, но для теоретических выводов нужно было всесторонне испробовать язык в его практическом применении. В философских работах такого ученого Просвещения как Кондильяк большое место занимают рассуждения о языке (это его работы «Грамматика», «Искусство говорить», «Искусство мыслить», «Искусство писать»). Понятия  языка в теории Кондильяка происходят из ощущений.

В эпоху романтизма к исследователям языка – философам и лингвистам- присоединяются мастера художественного  слова – писатели и поэты. Философское изучение языка во многом сближается с литературой. Если в эпоху Нового Времени, активного оформления отраслевой структуры научного знания, ученых более интересовало отражение истины мира в языке, то в эпоху романтизма проявилось стремление к отражению в языке идеи чистой красоты, творимой разумом. Средствами языка романтики не столько пытались представить истину мира, а возвысить природу.

Ф.Шлейермахер заложил фундамент современной философской герменевтики- науки об интерпретации текстов. Вместе с герменевтикой начинается философское исследование обратной реакции языка на человека. В эпоху романтизма происходит некоторое возвышение языка благодаря объединению философии с литературой прежде всего в лице таких корифеев слова как И.В.Гете, Ф.Шиллер, сторонников течения «Бури и натиска». Поэтому в некоторой степени возрождаются  божественные теории языка.  В учении Иоганна Георга Гамана языковые понятия в отрыве от Бога становятся безжизненными. Ведь канонические религиозные книги содержат примеры универсальных понятий, которые Бог пожелал открыть человеку.

Иоганн Готфрид Гердер, сторонник «Бури и натиска», в «Трактовке об источнике языка» представляет язык как средство творения мира: с помощью языка люди объединяются в радости и любви для созидания, язык зафиксировал и связал законы – только благодаря языку стала возможна история  человечества (2). Философ утверждает за языком его главную функцию- творца культуры.

Все исследования о языке в первой половине 19 века находились под влиянием В.фон Гумбольдта. Ученый обосновал идею, что каждый язык несет в себе особенности менталитета нации, вместе с тем он видел в различных языках общие универсалии, типичные для человеческого мышления в целом. Язык В.фон Гумбольдт считал творением человеческого духа, иными словами язык является носителем духовной энергии человека, и эта энергия языка порождает мысли. Под энергией языка философ понимал чувственное ощущение материи мира и переплав ее в слова. Выдающимся выводом в теории В.фон Гумбольдта было суждение о языке как средстве открытия неизвестной реальности, т.е. язык, по мнению ученого, обладал прогностической функцией в гносеологии.

Под влиянием учения о языке В. фон Гумбольдта активно развиваются сравнительные исследования языков, и прежде всего в области грамматики (исследование родства санскрита с латинским, греческим и другими европейскими языками, которое было обнаружено еще в конце 18 века; Ф.Бопп сравнивал персидский, индийский, арабский и еврейский языки; Расмус Раск изучал греческий, латинский, германские, балтийские и славянские языки; Якоб Гримм анализировал фонетическую историю германских языков, он вывел «Закон Гримма» о регулярных соотношениях между индоевропейскими и германскими шумными звуками). Безусловно, сравнительные изучения различных языков были предвосхищены большим опытом переводческой работы, накопленной к этому времени. Компаративисты мечтали реконструировать путем сравнения первоначальный язык- праязык всех индоевропейских языков. Английский востоковед У.Джонс наметил в штрихах протоязык для европейских языков. Стремление выстроить единое историческое древо языков имело большое значение для объединения всего культурного процесса.

К середине 19 века в философии можно заметить обособление  различных научных подходов к изучению человеческого языка. Эти подходы отличаются методологией исследования, постановкой  проблематики. Логический подход к изучению языка предполагает определенный диапазон философских суждений об отношении смысла к языку: от конкретного анализа всех оттенков смысла слова, наложения этого смысла на окружающую реальность, изучение его взаимосвязи со смыслами других слов- до исследования познания в чистом идеальном виде в логических структурах вне наложения на язык.     Представитель марбургской школы Герман  Коген занимался в числе других философских проблем изучением логики научного знания, языка науки. Он пытается поднять науку над хаосом чувственных наблюдений, с его точки зрения философия должна помогать находить априорные законы и теории, т.е. преодолевать  психологические редукции в познании. Пауль Наторп тоже соотносит язык с мышлением на материале точных наук. В оперировании смыслами о нашей реальности ученый выделял анализ и синтез. Синтез предполагает постоянную переработку детерминаций объекта, а анализ контролирует произведенный синтез. Наторп подчеркивал постоянную динамику суждений о нашей реальности: реальное нельзя свести к застывшим определениям, реальное – это процесс определения. Отсюда вытекает важный вывод о семиотическом содержании слов языка: контекст постоянно корректирует смыслы слов.

Теория ценностей В.Виндельбанда проверяет на прочность объективный материал мысли: она отбрасывает то, что проверки не выдерживает.  С точки зрения научного знания Виндельбандт выделяет два типа смыслов: выражающие регулярность, структуру мира и явлений; передающие отличительную индивидуальность элементов реальности. Поэтому любой элемент нужно рассматривать как имеющий особенный неповторимый смысл, и как вписывающийся в единообразие мира. Именно это свойство смысла позволяет нам строить логические цепочки смыслов, рассуждений. У Генриха Риккерта философия предстает как логика сферы ценности истины. В продуцировании человеческим сознанием смыслов Риккерт выделяет три уровня: 1.психофизический уровень, 2.обращение сознания к окружающей реальности, 3. работа сознания с накопленным смысловым материалом. В результате разнообразные эмпирические данные переводятся на язык общих понятий, формальных связей и структур.

С логическим подходом к изучению языка соприкасается философия символических форм Э.Кассирера. Постижение окружающей реальности сознанием человека философ представляет как символический контекст, человеческий язык является одним из его уровней, другими фундаментальными формами являются – миф, искусство, религия. Точка отсчета в истории цивилизации – рождение человеческого языка. Фиксируя понимание человеком окружающей реальности, язык сохраняет это постижение человеком мира в лингвистических формах, художественных образах, мифических символах, ритуалах, которые окружают человека и создают вокруг него дополнительную символическую идеальную реальность, которую человек переводит в практику своей жизни. Теория символических форм Э.Кассирера говорит о том, что человеческий язык – не единственный способ записи понимания окружающего мира (3).

Своеобразие логического подхода к изучению языка проявилось у Чарльза Пирса. Анализируя смыслы языка как практически применимые в жизни, Пирс структурным элементом смысловой картины нашего мироздания считает не слово, а знак. Поэтому в его теории понятие «язык» гораздо шире, чем это традиционно принято. У Пирса язык- это система смыслонесущих знаков. Любая мысль поддерживается цепочкой знаков, составляющих природу языка. Знак, по отношению к соответствующей ему квоте информации, может быть образом, индексом, символом. Пирс рассматривает движение знаков в коммуникационном процессе. Смыслы знаков, а в отношении человеческого языка слова и выражения, постигаются исключительно через их необходимость  для реальной жизни. Отсюда можно сделать важный вывод об организации информационного процесса- пригодность и применимость для жизни является критерием отбора информации для включения ее в информационный процесс. Это, безусловно, прагматическое правило, которое позволяет нам определить учение Ч.Пирса как логический прагматизм семиотики.

Рассуждения о языке У.Джемса во многом схожи с идеями Ч.Пирса, но У. Джемс подсоединяет к своей теории данные психологии. Признание тождества  ментальной и физиологической сфер жизни человека выливается у него в идею приспособления внешних отношений к внутренним. Отсюда вытекает, что язык выполняет инструментальную функцию в жизни человека: разум – динамический инструмент приспособления к среде. Продолжая идеи Пирса, итальянский философ Вайлати в прагматической ориентации человеческого языка ищет объективные критерии дифференциации на истинность и ложность вне зависимости от интеллектуальной деятельности отдельного субъекта.

Новое в философском фоне для понимания человеческого языка внесла теория Дж.Дьюи. Разум утратил свою созерцательную характеристику, стал оперативным, т.е. активно приспосабливающим  мир к нужным для жизни человека целям. Наше познание о мире фиксируется символическими терминами – от обыденного языка до специфического языка различных отраслей научного знания. Рефлексивное мышление человека приводит в гармонию воспринимаемый им эмпирический хаос и трансформирует его в унифицированную общность. Эмпирические факты не раз и навсегда данные, они – результаты дифференциации, сравнения и выбора.

Постепенно изучение человеческого языка все более облачается в  культурологические выводы. Это философия Бенедетто Кроче. В работе «Краткое изложение эстетики» он анализирует экспрессивную функцию искусства и человеческого языка в сравнении с различными видами искусства. Б.Кроче считает человеческий язык эстетическим явлением. Экспрессивную функцию языка он рассматривает и с точки зрения логики, науки о чистом понятии. В этом плане язык получает у него трансцендентальный статус. Проверка ясности логической экспрессии осуществляется у Кроче графическими символами.      Новый аспект в посредничестве человеческого языка в общении и контактах с окружающим миром внесло такое направление в философской мысли как феноменология. Основоположником этого научного направления является Эдмунд Гуссерль. Феноменология стремится постичь вещи и факты нашего мира, не отягощенные лингвистическим материалом, т.е. свободные от их словесных представлений. Феноменология пытается устранить субъекта как посредника в интерпретации реальности и выявить универсальные сущности. Иными словами феноменологическая философия дает нам смысловое содержание окружающего мира, которое универсально является человеческому сознанию, причем дифференциации проявляющиеся в различных языках устраняются. Э.Гуссерль предложил концепцию «чистой логики», т.е. как сущности фактов и вещей являются человеческому сознанию. Под логическую структуру истины философ подводит психологические данные, логически структурируемые сущности зарождаются в мире наших влечений, надежд, воспоминаний. Феноменологическая философия исследует метальную конструкцию мира, создаваемую смыслами, рожденными человеческим сознанием, причем человеческое сознание – это универсальная мыслящая сущность собирательного значения.     Макс Шелер выводит феноменологическую концепцию мира на сенсуалистический уровень: мир открывается человеку через чувства, чувственная интуиция создает определенную иерархию ценностей. Абсолютность бытия, его вечность – это присутствие в нем Бога, но само понятие о Боге – это не представление о «существе, стоящем над», а вера в Бога, т.е. сам религиозный акт веры. Такое представление о Боге не противопоставлено научному знанию, а наоборот способствует его просветлению.

Феноменологическая философия расширила само понятие   «язык» за пределы словесного языка и подвела к выводу, что ментальная конструкция реальности создается всеми языками культуры. Это направление в философии подняло признание Бога до высшего универсального принципа науки (М.Шелер, Р.Отто, Э.Штейн). Поскольку весь смысл, являющийся из фактов и вещей, подчинен смыслу человеческой жизни, то феноменология имеет существенный моральный потенциал (М.Шелер, Н.Гартман).

Повышенный философский интерес к динамике человеческой жизни, стремление человека осознать движущуюся реальность породили такое направление в философии как экзистенциализм, который утвердился в Европе между двумя мировыми войнами. Карл Ясперс провозгласил целью экзистенциалистской философии – обрести смысл поверх всех целей в мире. Тогда философия – это духовный процесс, который являет смысл, охватывающий все цели.

В 20 веке, с самого его начала, продолжается интерес философов именно к художественному языку, но под новым углом зрения. Эрих Ротхакер считал роль языка в культуре созидательной: с каждым сказанным словом, фразой, предложением вносятся новые штрихи в представление окружающей природы – это либо прояснение имеющейся сущности, либо добавление к лицу природы в плане акселерации дальнейшего развития или фантазийной надстройки в соответствии с желаниями человека, которым не всегда суждено осуществиться.

Мартин Хайдеггер для философских выводов об отношении человеческой мыслительной деятельности и языка к бытию, и их друг к другу  отдавал приоритет поэтическому языку. Человека включает в мир его язык, с помощью которого он трансформирует его. А измененный человеком мир меняет и его самого. В этом суть экзистенции. Хайдеггер допускает, что слова, грамматика и синтаксис могут спровоцировать человека на ошибочную подачу сущности средствами языка. Язык создает человеку его обитель, и насколько он сможет его совершенно использовать, настолько и комфортна будет для него обитель. Понятия, создаваемые языком, проверяются самой экзистенцией. До их оформления разумом человека в лингвистических формах, сущее бытия уже проявилось и сбылось в своей истине  или представилось в проекции для совершения в будущем.

Для экзистенциалистов (Карл Ясперс, Жан-Поль Сартр, Морис Мерло-Понти, Альбер Камю) сама жизнь и события этой жизни представляют язык, т.е. понятие «язык» выходит не только за рамки лингвистики, но и семиотики. К.Ясперс отождествляет понятия «экзистенция» и «коммуникация». Тогда язык в его лингвистическом выражении является пружиной экзистенции, он может ее замедлять, ускорять, корректировать и подводить к конечности для каждого отдельного человека.

Диахронический философский подход к изучению языка связан прежде всего с именем Ганса Георга Гадамера (4). Будучи учеником Хайдеггера и восприняв от него интерес к поэтическому языку в познании сущности бытия, Г.Г. Гадамер создает новое направление в философской мысли  о языке – историческую эстетику или герменевтику. Опыт философов в интерпретации текстов культуры известен в предшествующие этапы развития философии: античная риторика, средневековое толкование «священных» текстов, трактовка древних текстов в эпоху ренессанса, далее Ф.Шлегель, Ф.Шлейермахер, Дильтей. В трактовке текстов Г.Г. Гадамер стремится устранить наслоение додумываемого, присоединившегося в процессе исторической жизни произведения культуры. Само понятие «текст культуры» у Гадамера шире, это не только словесный текст, но панорама смысла созданного и другими языками культуры. Такой взгляд повышает информационную ценность произведений различных видов  искусства. Мы ищем презентацию смысла о нашей реальности не только в литературном тексте, но и в музыкальном произведении, в картине художника, драматическом произведении и т.д. Герменевтическая трактовка текста углубляет его соприкосновение с контекстом и понимание.

Развитие герменевтики, как одной из философских наук о языке продолжили Э.Бетти, П.Рикер, Л.Парейсон, Дж.Ваттимо.  Отличие  герменевтической интерпретации от понимания в том, что в первом случае человек работает со смыслами смыслов: смысл текста рождает у него свой смысл, который он соотносит с указанным автором анализируемого текста объектом реальности или элементом опорного контекста. Впоследствии у позитивиста Л.Витгенштейна родилось понятие об игре слов, понятие о языке как игре. Заслуга герменевтиков в том, что каждый из них со своими индивидуальными инициативами, пытался решить вопрос о роли посредников в использовании языка для понимания реальности: смысл, несомый структурными элементами языка культуры, может отдалиться от соответствующего ему объекта реальности во времени, и чем больше проходит времени, тем больше он имеет возможностей испытать индивидуальные модификации его воспринимающих. Задача герменевтики — вернуть смысл к его истинности, оригиналу. Э. Бетти пытается разработать формулу объективной интерпретации.     Герменевтика П.Рикера соприкасается с концепцией символических форм. В реальности символа Рикер видит пары векторов – археологический и телеологический, регрессивный и прогрессивный, добро и зло. Поль Рикер уделяет большое внимание моральному аспекту в анализе языка. Он пытается проникнуть в суть, насколько зло мира исходит из языка и пишет работу «Символика зла». Наиболее значимы для герменевтического анализа те части культурных текстов, где  происходит скопление вариантности смыслов, особенно в конфликтном столкновении понятий.  Поль Рикер исследует фигуративный, скрытый смысл. В поле зрения герменевтика П. Рикера попадает такой  философский резерв языка как метафора, привлекавший философов еще в античности. Благодаря метафорам язык наиболее полно реализует свою творческую потенцию.  А.Парейсон, следуя герменевтическому подходу к изучению языка, отдает предпочтение языку мифов, образному поэтическому перед языком доказательств. Он связывает понятие интерпретации с экзистенцией: само стремление к истине есть интерпретация, и эту интерпретацию регулирует отношение бытия и человека, истина предстает пред нами в ее интерпретации, отсюда вытекает, что сама экзистенция – это личность, творящая  интерпретацию истины. Высшая истина в философии Л.Парейсона – Бог, и философы не должны посягать на его интерпретацию. Бог далек от философских теорем.

С начала 20 века в логическом анализе языка наблюдается новый научный поворот благодаря фундаментальному вкладу Рассела, Фреге, Уайтхеда, Витгенштейна. Не отрываясь от научных корней философской логики языка и всего, что дала предшествующая аналитическая философия, ученые-позитивисты критически оценивают саму идею передачи смыслов об окружающем мире средствами языка. Логический анализ позитивистов своей методологией в значительной мере обязан математическому анализу. Замена лингвистических знаков искусственными символами дала возможность оперировать понятиями как математическими знаками. Это сделало возможным создание искусственных языков науки, которые значительно повысили эффективность научного знания. Были решены две главные задачи, над решением которых трудились философы, критикующие смыслы языка, в предшествующие периоды: подведение формальных средств выражения под научные понятия четко фиксировало их семантический потенциал и устраняло возможности возникновения различных интерпретаций; формальные языки решили проблему универсальности общения между носителями различных национальных языков и сделали реально разрешимой задачу создания искусственного интеллекта. Философия позитивизма создала концепцию идеального, логически совершенного языка. Все предшествующее развитие философии, касавшееся изучения человеческого мышления не отягощенного лингвистическим обличием, заложило фундамент идее  позитивистов об идеальном языке. А.Н. Уайтхед определил философию как науку о смыслах над смыслами. Отсюда вытекает метанаучный вывод, что множество философских систем благостно, так как проверяет смысл. Именно философия позитивизма заставила научный мир признать, что проблемы языка – это не какая-либо часть философской науки, а вся философия является наукой о языке. Л.Витгенштейн обосновал понятие «языка реальности», в котором человеческая речь лишь существенная его часть, она вписывается в создаваемое человеком и рожденное природой звучание иного рода, которым пронизана вся наша реальность. Молчание же, присутствующее в виде интервалов в звучании нашего мира, не выпадает из общего смыслового содержания окружающей среды. Витгенштейн пытался оценить непроговариваемое. Отсюда вытекает идея о непрерывности коммуникации, о вечности в динамике смысла нашей реальности. Оригинален был подход Л.Витгенштейна к взаимодействию смыслов в языке: философ выдвигает концепцию языка как игры. Философское понятие игры как внутренней динамики каждого вида искусства характерно для герменевтики. Л.Витгенштейн в своих рассуждениях соприкасается с этой позицией и разрабатывает теорию языковых игр. Слово « игра» как философское понятие вписывается в само течение жизни, игрой называет Витгенштейн пользование языком, т.к. оно инициируется самим человеком, требует определенной искусности и творчества в его применении.

Начало 20 века ознаменовалось выдвижением фундаментальных идей в области теоретической лингвистики. Эти идеи имели и большое философское значение. Исследования Фердинанда де Сосюра на стыке лингвистики, семиотики и антропологии, в основе которых лежала оппозиция языка и слова, речи и языка позволили обосновать социологический подход в изучении языка. Фердинанд де Сосюр анализировал социальную природу языка как в синхроническом, так и в диахроническом аспектах.

Начало структурализму, как философскому направлению, было положено Леви-Строссом, Фуко, Лаканом. В центре внимания философов оказались безличные структуры, подсознательные и вместе с  тем всеопределяющие. Свои идеи ученые-структуралисты базировали и на данных психоанализа, научно доказавшим ценность бессознательного для сознательного поведения. Жак Лакан рассматривает бессознательное, описанное в психоанализе Фрейда, как лингвистическое депо. Безусловно, Фрейд не рассматривал функцию мозга, продуцирующую язык, в аспекте структурализма, но он пытался восстановить, реконструировать с помощью психоанализа тексты снов, т.е. пытался найти лингвистическую активность в самой глубине человеческого сознания. Ж.Лакан проявлял интерес к речи человека в состоянии невроза, где более значимы стимулы, генерируемые внутренним психическим состоянием, а не стимулы, поступающие извне. Отсюда вытекает другой ценный научный подход к анализу человеческого языка: следуя научным традициям психоанализа, Ж.Лакан исследовал семантическую  эволюцию человека и учитывал генетически передаваемую лингвистическую информацию в форме традиций. Лакан закрепил научный союз психоанализа с лингвистикой. В теории Лакана язык устанавливает символическую связь человека с окружающей реальностью. Философ предлагает понятие «универсального языка психоаналитических символов», этот язык рождается при встрече человеческого желания с языком и переводим на другие языки. Таким образом, благодаря применению психоанализа для понимания человеческой коммуникации были расширены рамки культуры, соответствующей логическим векторам человеческого сознания. Такая позиция впоследствии породила множество современных художественных течений.

Структуралисты стремились постичь объективные структуры культурного априори, закрепленного в языке. Леви-Стросс считал структурную лингвистику своеобразным эталоном для анализа культурных феноменов. В русле структурализма Мишель Фуко рассматривает вопрос о связи знания и языка: слова и вещи связаны посредством мыслительных представлений, и язык выполняет роль критического инструмента в анализе мыслительных процессов. Человеческий ум испещрен знаками культурной традиции и эволюции; когда человеческое сознание соприкасается с реальным фактом, участвуют не только сиюминутные ментальные сигналы, генерируемые органами чувств, но задействуется и память с хранящимися в ней ожиданиями, гипотезами, преданиями. Именно здесь и создается проблемная критическая ситуация, которая решается лингвистическими средствами. Такое влияние человеческого языка делает культурный процесс  многослойным (5).

Для современной французской философии, в том числе и постструктурализма, характерно фокусировать философское исследование языка на культурный контекст. Различные культурофилософские течения сближаются на базе принимаемой ими лингвистической методологии. Жак  Деррида находит корни культурно-исторической традиции в языке. Речь и письмо для него вторичны и производны от архетипов мировых культур.

В рассмотрении взаимосвязи «язык и культурный процесс» выделяются два основных подхода: как человеческий язык определяет культурный процесс, а с другой стороны- как феномены культуры дают качественные черты современному языку.

 

Литература

  1. Таранов П.С. Анатомия мудрости: 120 философов; В 2-х т.-Симферополь: Таврия, 1996.-Т.1.-624 с., Т.2.—622 с.
  2. Нордау М. Вырождение. Современные  французы. (Пер. С нем.)-М.: Республика, 1995.- 400 с.
  3. Семиотика: Антология.- М.: Академический Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001.- 702 с.
  4. Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики. (Пер. с нем.)- М.: Прогресс, 1988.- 704 с.

5. Рождественский Ю.Н. Введение в культуроведение. _М.: ЧеРо,1996.- 288 с.

СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ И МИРОВОЗЗРЕНИЕ

Автор(ы) статьи: Тарасов Алексей Николаевич, кандидат философских наук, доцент кафедры философии Липецкого государственного педагогического университета
Раздел: Теоретическая культурология
Ключевые слова:

социокультурная трансформация, мировоззрение, поздний эллинизм, Возрождение, авангард, постмодерн, кризис культуры.

Аннотация:

Мировоззрение представляет собой систему обобщённых знаний о мире в целом, о месте в нём человека, о его отношении к миру. В работе поставлена задача проследить как процессы кардинальных изменений в обществе, именуемые термином «социокультурная трансформация», влияют на эту систему взглядов. В работе анализируются четыре периода социокультурных трансформаций в континууме европейской культуры: поздний эллинизм, Возрождение, авангард и постмодерн. Делается вывод о том, что не только мировоззрение конкретного человека подвергается изменению, но и «коллективное социальное» мировоззрение подготавливает процессы социокультурных трансформаций.

Текст статьи:

Существует значительное количество определений термина «мировоззрение». На наш взгляд, под последним следует понимать целостную систему взглядов человека на мир (т.е. на природу, общество и мышление), оказывающих существенное воздействие на ценностную ориентацию и деятельность человека.

Мировоззрение выступает как духовно-практическое явление и представляет собой сплав знаний, поведенческих установок, ценностей и убеждений. Это вопрос об отношении человека к миру, о его месте и назначении в этом мире, решение проблем о статусе человека в объективной реальности, его детерминация и возможности. На основе решения этих вопросов человек вырабатывает жизненную установку, которой руководствуется в практической деятельности.

Мировоззрение является основополагающим элементом всякой культурной системы. Мировоззрение может быть повседневно-практическим и теоретическим, обыденным и научным, индивидуальным и общественным. К основным историческим типам мировоззрения относятся: мифологическое, религиозное, философское.

Мировоззрение имеет две стороны: мироощущение (психоэмоциональная основа мировоззрения) и миропонимание (интеллектуальная основа). Можно сказать, что мировоззрение – сложное, напряжённое, противоречивое единство миропонимания и мироощущения, знаний и ценностей, интеллекта и эмоций, разумного обоснования и веры, убеждений и сомнений, общественно значимого и личностного, традиционного и творческого мышления.

В кризисные периоды развития культуры и мировоззрение отдельного индивида и «коллективное социальное» мировоззрение, часто определяемое как менталитет, подвергаются значительным изменениям. Масштабность таких изменений многократно возрастает в периоды социокультурных трансформаций, т.е. в переходные периоды от одной культур-системы к другой [2, 11, 12, 13, 28, 29]. В континууме европейской культуры, по нашему мнению, может быть определено четыре социокультурных трансформации [7]: поздний эллинизм – как переход от античной культуры к средневековой [1], Возрождение – как переход от средневековой к новоевропейской культуре [24], авангард – от новоевропейской к современной [10], и на современном этапе трансформации, отражением этих социокультурных процессов стал постмодерн – переход от современной к постсовременной культур-системе [16, 26, 27]. Каждый из этих переходных периодов отражает качественные изменения, происходящие в сфере науки [20], религии [18], искусства [22] и философии [21], замену одной культур-системы на другую. При этом происходят трансформационные процессы [8, 19], ведущие зачастую к замене на характеристики противоположного порядка тем, что были в прежней культур-системе [3]. Переход к таким периодам готовится социально-экономическими условиями развития конкретного региона, а сама социокультурная трансформация всегда базируется на философско-теоретической основе [4], ярким отражением чего является, например, постмодерн как современная социокультурная трансформация [5, 9, 14, 15, 17, 23, 25]. При этом, как правило, именно искусство, в силу своей специфики – художественного образа, способно первым из всех сфер культуры отразить сущность происходящих изменений, на что обращали внимание мыслители прошлого [6]. Социокультурная трансформация в этом отношении приводит к изменениям системного порядка, открывая путь для новой культур-системы, не является исключением и мировоззрение.

Мировоззрение формируется под влиянием многих факторов. Однако, принципиальную роль в его становлении играют те конкретно-исторические условия, в которых живёт конкретный человек. Несомненно, поступательное, динамичное развитие общества по пути созидания формирует мировоззрение антропогенной направленности с устойчивым положительным идеалом. Наоборот, движение социума по деструктивному пути низлагает формирование мировоззрения по направлению антропогенной культурности.

Динамика культуры, а именно специфика того или иного периода её развития также сказывается на мировоззрении. Как известно, процесс динамики культуры может быть представлен как последовательная смена кардинальных изменений с формированием новых аксиологический ориентиров и системно-поступательное развитие устоявшихся норм и ценностей. Последние как раз и образуют существо культур-системы, в том смысле, что по ним можно выявить характерные черты, отличающие один период от другого, например античную культур-систему от средневековой и т.д. В мировоззрении, как индивидуальном, так и коллективном все эти характеристики находят непосредственное воплощение. Так, рассматривая специфику средневековой культур-системы, мы отмечаем, что её отличительная особенность – теоцентризм, представление о том, что Бог выступает в качестве источника высшего знания, первопричины и первосущности бытия, и всё имеет ценность постольку, поскольку соотносится с Богом. Поэтому и мировоззрение типичного представителя средневековой культуры будет по сути своей теоцентричным, т.е. все явления бытия будут оцениваться с позиций мерила, каковым выступает Бог. Другой пример – новоевропейская культур-система. На этом этапе мировоззренческая установка определяется как антропоцентризм, т.е. высшей ценностью, источником знания выступает человек. Осознание человеком самого себя как высшей силы имело грандиозные последствия и в сфере науки, и искусства, и даже религии (примером чего в континууме европейской культуры стало появления протестантизма, когда человек напрямую «без посредника» может общаться с Богом).

Итак, в периоды системно-поступательного развития культуры мировоззрение отражает и развивает устоявшиеся нормы и ценности, существенно не изменяя их.

Иная ситуация наблюдается в кризисные периоды и периоды социокультурных трансформаций. Такие периоды представляются естественно-необходимыми в динамике культуры, они нужны хотя бы для того, чтобы культурная парадигма оттолкнулась от прошлых норм и ценностей и вышла к новым рубежам культурности антропогенной направленности. В переходные эпохи прежние нормы и ценности низлагаются, при этом новые ещё не утвердились. Именно в такие моменты начинается парадигмальная смена в мировоззрении.

В зависимости от масштабности изменений, мировоззренческие установки пересматриваются по разному. Кризис культуры знаменует собой изменения структурного характера, а социокультурная трансформация – системного, в том смысле, что меняется вся мировоззренческая парадигма социума.

Причинами таких изменений могут выступать разные факторов, как внутрикультурного характера, так и внешнего. Однако, как показывает анализ истории европейской культуры, эти причины действуют в совокупности.

Переход от античной культуры к средневековой был подготовлен ходом исторического развития – падение Западной Римской империи в 476 г. знаменовало собой завершение античности. При этом исторические источники периода позднего эллинизма показывают, что происходившее вызывало непонимание у типичных представителей античного мира. В связи с этим, многие пытались найти опору в религии, поэтому зарождавшееся христианство заняло в мировоззрении переходного периода генеральную позицию и окончательно утвердилось в средневековой культур-системе.

Переход от теоцентрического мировоззрения к антропоцентрическому в эпоху Возрождения сопровождался трансформацией ценностных установок, норм и идеалов. Вызвано это было, прежде всего, падением авторитета католической церкви, как следствие, прежняя религиозная идеология низлагалась, на смену ей приходил гуманизм. В определённой степени это может рассматриваться как кардинальная смена мировоззренческой парадигмы, возможно даже замена противоположного характера, поскольку если прежде Бог выступал в качестве основы бытия, а человек ему подчинялся, то теперь человек понимается как действенная сила, преобразующая этот мир.

Изменения в мировоззрении рубежа XIX – XX веков, вызванные III социокультурной трансформацией, представленной культурой авангарда, отразили все сферы культуры. Так, в науке впервые было замечено явление радиоактивности, которое долгое время не могло быть объяснено, что дало основание некоторым физикам заявить будто бы «материя исчезла». С позиции современного научного знания мы понимаем, что подобное заявление ошибочно – сама сумма знаний на тот момент была не способна объяснить замеченные открытия. Итак, научное мировоззрение рубежа веков претерпевало трансформацию, кардинальную смену воззрений.

Нечто подобное наблюдается и в искусстве. Происходит трансформация в понимании сущности искусства. Если прежде господствовала классическая, реалистическая линия, согласно которой искусство – есть отражение действительности в форме художественного образа с целью передачи социально значимого опыта, то теперь в результате социокультурной трансформации, приходит абстракция, которая утвердилась и стала основой модернистских течений.

Мировоззренческие ориентации подверглись изменению и в философии. Фактически до сер. XIX в. философия видела свою цель в познании сущности бытия рациональными методами. Появившийся во втор. пол. XIX в. иррационализм начал подвергать эту установку низложению.

Итак, на примере III социокультурной трансформации, представленной культурой авангарда, прослеживается отчётливая тенденция трансформации мировоззрения. Подобные процессы взаимовлияния социокультурной трансформации и мировоззрения в каждый конкретный период проявлялись всегда. На современном этапе происходящие системные изменения отражаются посредством культуры постмодерна.

Таким образом, мировоззрение представляя собой систему взглядов на мир, всегда детерминировано конкретно-историческими условиями его развития. Оно постоянно находится в динамике, хотя последняя носит неравномерный характер. В периоды поступательного развития мировоззрение предстаёт как устоявшаяся система норм и ценностей. В периоды кардинальных изменений (социокультурных трансформаций) мировоззрение подвергается влиянию внешних факторов и само трансформируется, зачастую приобретая характеристики противоположного порядка, по сравнению с прежней культур-системой.

Литература:

  1. Тарасов А.Н. Детерминация культуры позднего эллинизма как социокультурной трансформации: философский анализ // В мире научных открытий. Красноярск: Научно-инновационный центр, 2013. № 1.3 (37) (Гуманитарные и общественные науки). С. 276-293.
  2. Тарасов А.Н. Категориально-понятийный аппарат аналитики социокультурной трансформации // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов, 2012. Вып. № 1 (15). Ч. 1. С. 189-191.
  3. Тарасов А.Н. Концепт «культур-система» в аспекте аналитики социокультурных трансформаций в континууме европейской культуры // Фундаментальные исследования. 2013. № 4 (часть 1). С. 190-193.
  4. Тарасов А.Н. Манифесты футуристов как культурфилософская основа III социокультурной трансформации в континууме европейской культуры // Современные проблемы науки и образования. 2013. № 1; [Электронный ресурс] URL: www.science-education.ru/107-8330 (дата обращения: 01.11.2013).
  5. Тарасов А.Н. Массовая культура как один из истоков постмодернистского типа художественной культуры // Человек и Вселенная. Санкт-Петербург, 2007. № 8. С. 98-107.
  6. Тарасов А.Н. Н.А. Бердяев о роли искусства в отражении процесса социокультурной трансформации // Современные проблемы науки и образования. 2011. № 6; [Электронный ресурс] URL: www.science-education.ru/100-5171. (дата обращения: 01.11.2013).
  7. Тарасов А.Н. Периоды социокультурных трансформаций в континууме европейской культуры // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики.  Тамбов, 2012. Вып. № 10 (25). Ч. 1. С. 185-192.
  8. Тарасов А.Н. Плюрализм как характеристика социокультурных трансформаций в континууме европейской культуры: философский анализ // Альманах современной науки и образования. 2013. № 9. С.  173-175.
  9. Тарасов А.Н. Постструктурализм как философская основа постмодернистского типа художественной культуры // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. Санкт-Петербург, 2008.  № 74-1. С. 478-483.
  10.  Тарасов А.Н. Русская религиозная философия вт. пол. XIX – нач. XX вв. о культуре авангарда как проявлении социокультурной трансформации //  European Social Science Journal. Москва, 2011. Вып. № 11 (14). С. 35-43.
  11.  Тарасов А.Н. Синергетический подход к аналитике социокультурных трансформаций в континууме европейской культуры // Фундаментальные исследования. 2013. № 6 (часть 1). С. 212-215.
  12.  Тарасов А.Н. Сущность концепта «социокультурная трансформация» // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов, 2011. Вып. № 7 (13). Ч. II. С. 211-213.
  13.  Тарасов А.Н. Теоретико-методологические аспекты аналитики социокультурной трансформации // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов, 2011. Вып. № 8 (14). Ч. II. С. 204-206.
  14.  Тарасов А.Н. Теория деконструкции как философско-теоретическая основа эстетики постмодернизма // Философия и общество. Москва, 2009. № 1 (53). С. 174-187.
  15.  Тарасов А.Н. Феномен «прекрасного» в художественной культуре постмодернизма: культурологический анализ:  автореф. дисс. … канд. филос. наук. Тамбов, 2010. 23 с.
  16.  Тарасов А.Н. Феномен «прекрасного» в художественной культуре постмодернизма: культурологический анализ: дисс. … канд. филос. наук. Липецк, 2010. 160 с.
  17.  Тарасов А.Н. Философские истоки художественной культуры постмодернизма: постфрейдизм // Вестник Тамбовского университета. Сер. Гуманитарные науки. Тамбов, 2007. Вып. 12 (56). С. 59-63.
  18.  Тарасов А.Н. Философский анализ развития религии в континууме европейской культуры в периоды социокультурной трансформации  // Современные проблемы науки и образования. 2012. № 5; [Электронный ресурс]  URL: http://www.science-education.ru/105-6939. (дата обращения: 01.11.2013).
  19.  Тарасов А.Н. Экономическая культура общества в условиях современной социокультурной трансформации евроатлантической цивилизации: философский аспект // Фундаментальные исследования. 2012. № 9 (часть 1). С. 182-185.
  20.  Tarasov A.N. Analysis of development of science in the continuum of European culture during periods of social and cultural transformations: the philosophical aspect // Applied and Fundamental Studies: Proceedings of the 1st International Academic Conference. Vol. 2. October 27-28, 2012, St. Louis, USA. Publishing House «Science & InnovationCenter», 2012. Р. 303-308.
  21.  Тарасов А.Н. Философское знание в условиях социокультурной трансформации (на примере эллинизма) // Аналитика культурологии. – Тамбов. 2012.  № 22. С. 166-169. / [Электронный журнал] URL: /journal/archive/item/799-9.html.  Номер гос. рег. 0421200022/0009.
  22.  Тарасов А.Н. Влияние социокультурной трансформации на изменение сущностных границ искусства // Аналитика культурологии. – Тамбов. 2011. № 21. С. 193-197. / [Электронный журнал] URL: /journal/archive/item/756-31.html.  Номер гос. рег. 0421100022/0105.
  23.  Тарасов А.Н. Аспекты оценки состояния современной культуры стран евроатлантической цивилизации // Аналитика культурологии. Тамбов. 2011. № 21. С. 190-192. / [Электронный журнал] URL: /journal/archive/item/755-32.html. Номер гос. рег. 0420900022/0104.
  24.  Тарасов А.Н. Эстетическая культура общества в условиях социокультурной трансформации (на примере маньеризма) // European Social Science Journal. Москва, 2012. Вып. № 5 (20). С. 191-199.
  25.  Тарасов А.Н. Социокультурная детерминация художественной культуры постмодернизма // Аналитика культурологии. Тамбов. 2009. № 15. С. 222-225. / [Электронный журнал] URL: /component/k2/item/320-article_27.html.  Номер гос. рег. 0420900022/0143.
  26.  Тарасов А.Н. Постмодернистские арт-практики: хэппенинг, перформанс // Аналитика культурологии. Тамбов. 2009. № 15. С. 99-101. / [Электронный журнал] URL: /component/k2/item/361-article_49.html. Номер гос. рег. 0420900022/0134.
  27.  Тарасов А.Н. Постмодернизм в традиционных видах художественной культуры: архитектура, литература, живопись // Аналитика культурологии. Тамбов. 2009. № 15. С. 226-230. / [Электронный журнал]  URL: /component/k2/item/322-article_28.html. Номер гос. рег. 0420900022/0144.
  28.  Тарасов А.Н. Аналитика социокультурной трансформации // Аналитика культурологии. Тамбов. 2012. № 24. С. 65-73. / [Электронный журнал] URL: /journal/new-number/item/876-9.html.
  29.  Тарасов А.Н. Философско-теоретические основания актуализации концепта «социокультурная трансформация» // Аналитика культурологии. Тамбов. 2012.  № 23. С. 218-221. / [Электронный журнал] URL: /journal/archive/item/840-9.html.
  30.  Тарасов А.Н. Аналитика культуры авангарда как социокультурной трансформации в континууме европейской культуры: философский аспект // Аналитика культурологии. Тамбов. 2013. № 25. С. 9-14. / [Электронный журнал] URL:  /journal/new-number/item/908.html.

ФИЛОСОФСКИЙ АНАЛИЗ КУЛЬТУРЫ ПОЗДНЕГО ЭЛЛИНИЗМА КАК I СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ ТРАНСФОРМАЦИИ В КОНТИНУУМЕ ЕВРОПЕЙСКОЙ КУЛЬТУРЫ

Автор(ы) статьи: Тарасов Алексей Николаевич, кандидат философских наук, доцент кафедры философии Липецкого государственного педагогического университета
Раздел: Теоретическая культурология
Ключевые слова:

социокультурная трансформация, культура позднего эллинизма, кризис культуры, европейская культура, философский анализ.

Аннотация:

В статье анализируется специфика культуры позднего эллинизма с позиции её отражения I социокультурной трансформации в континууме европейской культуры. Аналитика указанной закономерности ведётся методами философского знания. В работе показано, что в III – V вв. в культуре позднеантичного мира во всех сферах культуры, будь-то искусство, религия, философия или наука, происходят кардинальные изменения, которые были обусловлены как имманентным (внутренним) ходом развития европейской культуры, так и детерминациями внешнего характера. Выявленные кардинальные изменения в системе культуры и позволяют характеризовать культуру позднего эллинизма как социокультурная трансформация.

Текст статьи:

Культура позднего эллинизма представляет собой уникальное явление, что определяется двумя взаимосвязанными обстоятельствами: с одной стороны, поздний эллинизм есть завершение античной культур-системы, низложение тех культур-доминантных характеристик, которые были характерны для этой культур-системы, отражали её сущность; с другой, – это время утверждения новой культуры – средневековой, с её отличительным набором культур-доминантных характеристик. В этой связи, культура позднего эллинизма может быть охарактеризована как социокультурная трансформация. Иными словами, характеризовать культуру позднего эллинизма как «кризис культуры», по нашему мнению, не совсем корректно. Кризис культуры, в отличие от социокультурной трансформации отражает только переход от одного этапа культур-системы к другому, не затрагивая культур-доминантных характеристик конкретной культур-системы.

Первостепенная важность культуры позднего эллинизма определяется тем, что этот период явился переходной эпохой от античной к средневековой культуре, в связи с чем рассматриваемый этап следует характеризовать как социокультурная трансформация [2, 11, 12, 13]. В континууме европейской культуры, по нашему мнению, может быть определено четыре социокультурных трансформации [7]: поздний эллинизм – как переход от античной культуры к средневековой [1], Возрождение – как переход от средневековой к новоевропейской культуре [24], авангард – от новоевропейской к современной [10], и на современном этапе трансформации, отражением этих социокультурных процессов стал постмодерн – переход от современной к постсовременной культур-системе [16, 26, 27]. Каждый из этих переходных периодов отражает качественные изменения, происходящие в сфере науки [20], религии [18], искусства [22] и философии [21], замену одной культур-системы на другую. При этом происходят трансформационные процессы [8, 19], ведущие зачастую к замене на характеристики противоположного порядка тем, что были в прежней культур-системе [3]. Переход к таким периодам готовится социально-экономическими условиями развития конкретного региона, а сама социокультурная трансформация всегда базируется на философско-теоретической основе [4], ярким отражением чего является, например, постмодерн как современная социокультурная трансформация [5, 9, 14, 15, 17, 23, 25]. При этом, как правило, именно искусство, в силу своей специфики – художественного образа, способно первым из всех сфер культуры отразить сущность происходящих изменений, на что обращали внимание мыслители прошлого [6]. Социокультурная трансформация в этом отношении приводит к изменениям системного порядка, открывая путь для новой культур-системы. Именно культура позднего эллинизма являет нам первый в континууме европейской культуры пример социокультурной трансформации. Проведём философский анализ этого заключительного этапа античной культур-системы с позиции его характеристики как социокультурной трансформации.

Не отрицая значение экономического фактора в развитии культуры подчеркнём, что упадок экономики, основывавшийся на рабовладельческом способе производства – основе «золотого века полисной системы», начался в Италии с конца I в., а в провинциях с сер. II в., что в свою очередь отразило глубокие социально-политические изменения. Касалось это в частности территориального устройства империи. Завоёванные полисы, в качестве либо побеждённых, либо союзников включались в состав крупной державы, привнося свои культурные традиции.

Кардинальные изменения происходят и в социальной структуре. Усугублялся социальный раскол, выразившийся, например, в том, что высшие слои получали качественное образование, в то время как низшие – в лучшем случае профессиональные навыки. Следствием этого стало то, что дробилась и эволюционировала единая прежде культура. Да и в среде плебса также наблюдается расслоение, имевшее итогом формирование своеобразной «культуры низов».

Подобные тенденции трансформационного порядка только усиливались и в других сферах общественной жизни. Уже ко II-III вв. подавляющее большинство императоров выходило из среды наиболее популярных в армии командиров: они назначались наследниками своих предшественников под давлением армии или завоёвывали власть с помощью выдвигавших их легионов. В стремлении утвердить свою власть, каждый император пытался подвести под это соответствующую идеологическую базу. Исследователи отмечают в этой связи правление императора Августа, который, утверждая вечность установленного им строя, как бы отрицал всякое культурное движение вперёд, тем самым, пытаясь сдержать имманентные (внутренние) силы развития культуры, что, в свою очередь, не могло не привести к серьёзным последствиям. В частности, это многократно усилило значение религии, поскольку теперь, как признание существующего строя, так и оппозиция ему должна была принимать религиозную форму, а сама религия становилась центром духовного творчества, контролировала все сферы его деятельности и определяла его направленность. Таким образом, культура нашла выход своим внутренним законам развития, отразив его в доминировании религии.

Эти социально-экономические и социально-политические предвестники кризиса нашли своеобразное отражение в науке, в частности, в гуманитарном знании. Так, например, историография, которая традиционно выступала в качестве идеологической основы режима теряла эту свою значимость. Как справедливо подчёркивают исследователи, вырождение историографии было ярким симптомом и следствием разложения «римского мифа».

В сфере духовной культуры и практики всё больший интерес стало вызывать всё необычное, не вписывающееся в традиционные нормы. Прежде проповедуемый философами долгий и трудный путь исканий многих отталкивал. Мыслитель Лукиан, например, неоднократно в карикатурном виде показывал не только философов, жизнь которых не соответствует их учению, но и тех, кто многие годы изучал философию в бесперспективной надежде «войти в полис мудрецов».

Стремление уйти от реальной действительности проявилось и в романах, где действие обычно происходило в каких-нибудь отдалённых, полусказочных странах. Это стремление уйти от реальности, обусловленное отсутствием ясных целей реального действия, сказалось на самых разных сторонах культуры. Примером этого может служить ораторское искусство. Как справедливо подчёркивают исследователи, ораторам, начиная с III в. редко удавалось затрагивать действительно актуальные проблемы, всё ограничивалось лишь красивыми словами. Подобные тенденции проявляются и в искусстве – вычурность, внешняя красивость начинает отражаться в архитектуре, живописи и зрелищах. Грандиозность построек стала цениться больше соразмерности и изящества.

Общее умонастроение отразилось и на развитии естественных наук – развивалось только те её отрасли, которые были связаны с практикой. В первую очередь это была агрономия. Однако её успехи сужались невозможностью организовать интенсивное рациональное хозяйство, основанное на рабском труде. В других областях науки теория и практика со временем всё более расходилась. Предпочтение стали отдавать не оригинальным исследованиям, а компиляциям энциклопедического типа. В I в. такие компиляции ко всем отраслям знания составили Корнелий Цельс и Плиний Старший.

Однако те знания, которые продолжали активно развиваться, как правило, не находили отклика у современников. Историки науки в этой связи приводят пример Александрийской математической школы, которая просуществовала до IV в., но достижения её были оценены и развиты только последующими поколениями, в других культур-системах континуума европейской культуры.

Все описанные выше характеристики были только предвестниками кризиса, что ещё раз подтверждает необходимость применения синергетического подхода к анализу культуры в переходные периоды её динамики. Этот подход со всей очевидностью показывает, что развитие культуры подчинено в первую очередь внутренним (имманентным) законам, поскольку задолго до перехода к средневековой культур-системе, в античной стали проявляться тенденции, свидетельствующие об упадке последней, несмотря на некоторые успехи экономического развития.

С кон. II в. положение в империи ухудшается. Именно с этого периода мы можем говорить о начале кризиса античной культур-системы, в конечном счёте, переросшем в трансформацию, приведшем к зарождению средневековой культур-системы. В отечественной и зарубежной историко-культурологической и философско-культурологической литературе приводится много примеров, свидетельствующих о кардинальных, системных изменениях. Практически все исследователи подчёркивают, что очевидным проявлением кризиса стало прекращение образования новых городов, которые выступали в роли основной территориальной единицы, распространявшей античную культуру.

Социокультурная детерминация этих процессов по мнению исследователей различна. Среди распространённых позиций: некомпетентность императоров, правивших после II в.; распущенность армии, вызванная падением культурного уровня; широкое влияние восточно-культурного элемента, привыкшего к жёсткой централизации власти; возникшие противоречия между городом и деревней; финансовый кризис, вызванный утечкой золота на Восток; Великое переселение народов; общее сокращение численности населения-носителя культурности исконно античной культур-системы. Отечественная историческая наука долгое время в качестве основной причиной указывала кризис античного рабовладельческого способа производства.

Применение синергетического подхода позволяет утверждать, что причины начавшихся изменений системного характера следует искать в совокупности внешних и внутренних интенций. Наряду с очевидными внешними причинами, имеются внутренние, отражающие «дух времени» и выразившиеся в необходимости выхода культуры на новые рубежи.

Выше мы уже говорили о тех обстоятельствах, в которых развивались различные сферы культуры в преддверии кризиса, теперь остановимся на специфике их развития в период социокультурной трансформации.

Развитие философского знания сопровождалось такими характеристиками как решительный разрыв с предшествующей культурной традицией (собственно античной), иррационализм, плюрализм и релятивизм. Чрезвычайно усилился идеологический нажим – императоры требовали от философов постоянного восхваления того счастья, которое они якобы принесли поданным. Тем интереснее, с точки зрения философского анализа, являются попытки преодолеть этот кризис в философском знании. Одну из них мы встречаем в работах Секста Эмпирика. Суть его позиции заключается в аргументе, что при наличии противоположных мнений невозможно найти критерий для установления истины. Таким критерием не может быть ни ссылка на авторитет, ни мнение большинства людей. Неспособность рациональными методами объяснить мир, возрождение скептицизма отодвинуло разум, как минимум, на второй план. К III в. крайний пессимизм охватил все учения. Как отмечают исследователи, наиболее известными из таковых стали герметизм и гностицизм. В этих течениях основы античного мировоззрения оказались подорванными. Последняя попытка спасти культур-доминантные характеристики античности в философском знании была предпринята Плотином, что нашло отражение в его эстетических взглядах. По его мнению, истинно прекрасное – едино и просто. Задача художника видится в познании первоисточника, который сообщает миру красоту.

Однако в реальности искусство позднего эллинизма не откликнулось на этот призыв Плотина. Искусствоведы отмечают, что императорские статуи поздней империи – это колоссальные фигуры с застывшими, страшными в нечеловеческом величии лицами.

Тенденции релятивизма и плюрализма отразила и литература, что выразилось в изменении образа положительного героя: от гражданина, который был готов жертвовать всем ради величия родного города к человеку подчиняющемуся необходимости.

Идея плюрализма нашла реализацию и в религии. К III в. активно распространяются восточные культы, что стало следствием культурной эклектики позднего эллинизма. Да и усиливавшееся христианство последовательно отрицало все официальные ценности. Зародившись в низах, оно стало распространяться во всех слоях, привлекало все оппозиционные элементы. К IV в. император Константин прекратил все гонения на христиан, осознавая невозможность противостоять его усилению. На наш взгляд, этот факт наглядно иллюстрирует пример внутренних (имманентных) причин развития культуры – усиление роли христианства отвечало требованиям времени, «духу времени» и никакие внешние обстоятельства не могли этому помешать.

Итогом всех указанных проявлений социокультурной трансформации стала невозможность существования самого государства. В 476 г. произошло падение Западной Римской империи, в политическом смысле знаменовало собой завершение античной культур-системы и переход к средневековой.

Таким образом, культура позднего эллинизма являет пример социокультурной трансформации в континууме европейской культуры. Социокультурная детерминация этого процесса обусловлена явлениями внешнего и внутреннего характера. Внешние обстоятельства связаны с социально-экономическим развитием, неспособностью рабовладельческого способа производства отвечать на экономические запросы времени. Показав свою максимальную эффективность в период «золотого века полисной системы», к нач. III в. н.э. зарождается новый феодальный способ производства, который в свою очередь способствовал формированию нового типа культуры. Ход культурного развития в не меньшей степени повлиял на переход к средневековой культур-системе, примером своеобразного локомотива, тянувшего за собой все остальные сферы культура выступала религия.

Анализ закономерностей развития культуры этого времени показывает, что в ней нашли отражение все характеристики социокультурной трансформации, а именно: решительный разрыв с предшествующей культурной традицией, плюрализм, релятивизм, скептицизм, эклектизм. В искусстве этого этапа прослеживается доминирование формы над содержанием, стремление к экспериментам и т.д. Религия окончательно утвердила своё главенство в общественном сознании, знаменовав собой переход к средневековой культур-системе. Своеобразный путь развития прошла и наука, начавшись открытиями, заложившими основы европейского научного знания, к периоду позднего эллинизма она переживает деградацию и ненужность.

Аналитика итогов развития культуры позднего эллинизма как социокультурной трансформации показывает, что этот этап античной культур-системы знаменовал собой переход к средневековой культур-системе. Общественная мысль позднего эллинизма пыталась предложить альтернативы этому процессу, но внутренние (имманентные) силы развития европейской культуры не принимали эти варианты, поскольку все они не выходили за рамки культур-доминантных характеристик античной культур-системы. Для выхода на новые рубежи развития европейской культуры потенциально дееспособные варианты могла предложить только религия, что и осуществлялось и знаменовало наступление средневековой культур-системы.

Литература:

  1. Тарасов А.Н. Детерминация культуры позднего эллинизма как социокультурной трансформации: философский анализ // В мире научных открытий. Красноярск: Научно-инновационный центр, 2013. № 1.3 (37) (Гуманитарные и общественные науки). С. 276-293.
  2. Тарасов А.Н. Категориально-понятийный аппарат аналитики социокультурной трансформации // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов, 2012. Вып. № 1 (15). Ч. 1. С. 189-191.
  3. Тарасов А.Н. Концепт «культур-система» в аспекте аналитики социокультурных трансформаций в континууме европейской культуры // Фундаментальные исследования. 2013. № 4 (часть 1). С. 190-193.
  4. Тарасов А.Н. Манифесты футуристов как культурфилософская основа III социокультурной трансформации в континууме европейской культуры // Современные проблемы науки и образования. 2013. № 1; [Электронный ресурс] URL: www.science-education.ru/107-8330 (дата обращения: 01.11.2013).
  5. Тарасов А.Н. Массовая культура как один из истоков постмодернистского типа художественной культуры // Человек и Вселенная. Санкт-Петербург, 2007. № 8. С. 98-107.
  6. Тарасов А.Н. Н.А. Бердяев о роли искусства в отражении процесса социокультурной трансформации // Современные проблемы науки и образования. 2011. № 6; [Электронный ресурс] URL: www.science-education.ru/100-5171. (дата обращения: 01.11.2013).
  7. Тарасов А.Н. Периоды социокультурных трансформаций в континууме европейской культуры // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики.  Тамбов, 2012. Вып. № 10 (25). Ч. 1. С. 185-192.
  8. Тарасов А.Н. Плюрализм как характеристика социокультурных трансформаций в континууме европейской культуры: философский анализ // Альманах современной науки и образования. 2013. № 9. С.  173-175.
  9. Тарасов А.Н. Постструктурализм как философская основа постмодернистского типа художественной культуры // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. Санкт-Петербург, 2008.  № 74-1. С. 478-483.
  10.  Тарасов А.Н. Русская религиозная философия вт. пол. XIX – нач. XX вв. о культуре авангарда как проявлении социокультурной трансформации //  European Social Science Journal. Москва, 2011. Вып. № 11 (14). С. 35-43.
  11.  Тарасов А.Н. Синергетический подход к аналитике социокультурных трансформаций в континууме европейской культуры // Фундаментальные исследования. 2013. № 6 (часть 1). С. 212-215.
  12.  Тарасов А.Н. Сущность концепта «социокультурная трансформация» // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов, 2011. Вып. № 7 (13). Ч. II. С. 211-213.
  13.  Тарасов А.Н. Теоретико-методологические аспекты аналитики социокультурной трансформации // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов, 2011. Вып. № 8 (14). Ч. II. С. 204-206.
  14.  Тарасов А.Н. Теория деконструкции как философско-теоретическая основа эстетики постмодернизма // Философия и общество. Москва, 2009. № 1 (53). С. 174-187.
  15.  Тарасов А.Н. Феномен «прекрасного» в художественной культуре постмодернизма: культурологический анализ:  автореф. дисс. … канд. филос. наук. Тамбов, 2010. 23 с.
  16.  Тарасов А.Н. Феномен «прекрасного» в художественной культуре постмодернизма: культурологический анализ: дисс. … канд. филос. наук. Липецк, 2010. 160 с.
  17.  Тарасов А.Н. Философские истоки художественной культуры постмодернизма: постфрейдизм // Вестник Тамбовского университета. Сер. Гуманитарные науки. Тамбов, 2007. Вып. 12 (56). С. 59-63.
  18.  Тарасов А.Н. Философский анализ развития религии в континууме европейской культуры в периоды социокультурной трансформации  // Современные проблемы науки и образования. 2012. № 5; [Электронный ресурс]  URL: http://www.science-education.ru/105-6939. (дата обращения: 01.11.2013).
  19.  Тарасов А.Н. Экономическая культура общества в условиях современной социокультурной трансформации евроатлантической цивилизации: философский аспект // Фундаментальные исследования. 2012. № 9 (часть 1). С. 182-185.
  20.  Tarasov A.N. Analysis of development of science in the continuum of European culture during periods of social and cultural transformations: the philosophical aspect // Applied and Fundamental Studies: Proceedings of the 1st International Academic Conference. Vol. 2. October 27-28, 2012, St. Louis, USA. Publishing House «Science & InnovationCenter», 2012. Р. 303-308.
  21.  Тарасов А.Н. Философское знание в условиях социокультурной трансформации (на примере эллинизма) // Аналитика культурологии. – Тамбов. 2012.  № 22. С. 166-169 / [Электронный журнал] URL: /journal/archive/item/799-9.html.  Номер гос. рег. 0421200022/0009.
  22.  Тарасов А.Н. Влияние социокультурной трансформации на изменение сущностных границ искусства // Аналитика культурологии. – Тамбов. 2011. № 21. С. 193-197 / [Электронный журнал] URL: /journal/archive/item/756-31.html.  Номер гос. рег. 0421100022/0105.
  23.  Тарасов А.Н. Аспекты оценки состояния современной культуры стран евроатлантической цивилизации // Аналитика культурологии. Тамбов. 2011. № 21. С. 190-192 / [Электронный журнал] URL: /journal/archive/item/755-32.html. Номер гос. рег. 0420900022/0104.
  24.  Тарасов А.Н. Эстетическая культура общества в условиях социокультурной трансформации (на примере маньеризма) // European Social Science Journal. Москва, 2012. Вып. № 5 (20). С. 191-199.
  25.  Тарасов А.Н. Социокультурная детерминация художественной культуры постмодернизма // Аналитика культурологии. Тамбов. 2009. № 15. С. 222-225 / [Электронный журнал] URL: /component/k2/item/320-article_27.html.  Номер гос. рег. 0420900022/0143.
  26.  Тарасов А.Н. Постмодернистские арт-практики: хэппенинг, перформанс // Аналитика культурологии. Тамбов. 2009. № 15. С. 99-101 / [Электронный журнал] URL: /component/k2/item/361-article_49.html. Номер гос. рег. 0420900022/0134.
  27.  Тарасов А.Н. Постмодернизм в традиционных видах художественной культуры: архитектура, литература, живопись // Аналитика культурологии. Тамбов. 2009. № 15. С. 226-230 / [Электронный журнал]  URL: /component/k2/item/322-article_28.html. Номер гос. рег. 0420900022/0144.

ИДЕНТИЧНОСТЬ ПОСТСОВЕТСКОГО ПРОСТРАНСТВА КАК ОСНОВА ДЛЯ ФОРМИРОВАНИЯ ФРАГМЕНТАРНОГО ОБЩЕСТВА

Автор(ы) статьи: Солодова Виктория Александровна, аспирантка Института социальных наук Иркутского государственного университета, специальность «Социальная философия»
Раздел: Теоретическая культурология
Ключевые слова:

идентичность постсоветского пространства, постсоветское пространство, фрагментарное общество, социальная идентичность, интеграционные и дезинтеграционные процессы

Аннотация:

Данная статья посвящена исследованию феномена идентичности постсоветского пространства, а также рассмотрению постсоветского пространства в качестве фрагментарного общества. Также сформирована теория стадий развития фрагментарного общества и проведена параллель между социальной идентичностью и идентичностью постсоветского пространства.

Текст статьи:

Многие российские и зарубежные ученые уже более двадцати лет занимаются исследованием такого значимого события конца XX как распад СССР и, как следствие, образованного на его базе постсоветского пространства. Стоит отметить, что данная тематика не теряет своей актуальности сегодня, а напротив, вызывает все больший интерес в связи с нарастанием интеграционных и дезинтеграционных процессов в рамках постсоветского пространства. Обращаясь к истории, можно констатировать следующее.

Исход Второй мировой войны в значительной степени изменил соотношение сил на мировой арене. СССР становится одной из ведущих мировых держав, при этом могущество поствоенных Соединенных штатов в те годы возрастает еще больше, ярким показателем чего является тот факт, что ВНП в США вырастает на 70%, при этом людские жертвы минимальны. Постепенно идет нарастание взаимного недоверия и подозрительности Соединенных штатов и Советского Союза. СССР волнует ядерная монополия США и попытки диктовать свои условия, США в свою очередь не устраивает стремительный рост влияния СССР в мире. Натянутость отношений прослеживается практически сразу после окончания Второй мировой войны: прекращаются поставки военной техники в СССР, проходят испытания американцами ядерного оружия, США выступает в качестве международного кредитора, идет заселение Европы коммунистами. Все эти события в итоге влекут за собой начало так называемой «холодной войны». Такие страны как Югославия, Албания, Болгария, Венгрия, Румыния и Чехословакия имеют просоветскую направленность, кроме того функционируют коммунистические движения в Греции, Иране, Китае и Вьетнаме. Соединенные штаты в свою очередь имеют большое влияние в Западной Европе, Азии, Африке и Латинской Америке. Противоборство двух держав будет существовать на протяжении не одного десятка лет, но уже в 1989 году рухнет «железный занавес». После распада СССР в 1991 году США заявит о победе в холодной войне, а территория бывшего СССР отныне будет считаться постсоветским пространством, включающим новые субъекты международных отношений, а также являясь объектом исследования ученых из разных областей науки со всего мира. В свою очередь мы хотели бы охарактеризовать постсоветское пространство как фрагментарное общество, со свойственными ему особенностями, а также взять на рассмотрение постсоветскую идентичность в рамках данного фрагментарного общества.

Для более подробного анализа необходимо прибегнуть к толкованию понятия фрагментарное общество2. Наиболее логично рассматривать под понятием «фрагментарный» нечто неполное, состоящее из фрагментов. Таким образом, фрагментарное общество предстает как разрозненное общество, состоящее из в значительной степени обособленных его сегментов. Однако, мы склонны предполагать, что оно может выступать в качестве переходного состояния того или иного общества. В данном ключе мы рассматриваем два подхода к понятию фрагментарное общество. Оно может представлять собой:

- ранее целостное общество, которое под влиянием определенных факторов претерпело значимые изменения, что в итоге способствовало росту его фрагментации и разобщенности;

- общество, находящееся в данный момент в состоянии разобщенности и дисбаланса, но стремящееся к интеграции.

Кроме того, будучи переходным состоянием общества, фрагментарность является в достаточной мере гибким и изменчивым состоянием. Так, например, социум отдельного государства может прийти к состоянию фрагментарного общества в результате революции (согласно первому подходу), но с течением времени ситуация в стране может стабилизироваться, что приведет к интеграции и росту сплоченности (согласно второму подходу).

Опираясь на данную теорию и принимая на рассмотрение постсоветское пространство в качестве фрагментарного общества, мы подразумеваем не только межгосударственную фрагментарность внутри постсоветского пространства, но и фрагментарность внутри самих стран, как следствие. Таким образом, идентичность постсоветского пространства охватывает население всех бывших стран-союзниц. Необходимо отметить, что близость стран, относимых к постсоветскому пространству, предопределена исторически, при том не только географическая близость, но и экономическая, политическая и, что особенно важно, культурная. Общеизвестно, что после распада СССР многие семьи оказались по разные стороны государственных границ. Самым простым доказательством этого факта является наличие у большинства российских семей родственников проживающих в разных странах постсоветского пространства, а также наличие в их родословной представителя национальности какой-либо из стран бывших союзниц. Еще одним интегрирующим фактором является емкое понятие «славяне», в частности «восточные славяне», которое объединяет русских, украинцев и белорусов. Таким образом, идентичность постсоветского пространства обеспечивается притяжением входящих в него стран и напрямую зависит от отношений между странами и обстановки внутри каждой из них. Касательно фрагментарности, можно сделать следующее заключение: идентичность постсоветского пространства напрямую зависит от степени фрагментарности  или, другими словами, от стадии развития фрагментарного общества и наоборот. В свою очередь социальная идентичность жителя любой из стран постсоветского пространства напрямую зависит от состояния идентичности постсоветского пространства. Другими словами, в том случае, если общество отдельной страны разобщено, социальная идентичность человека будет более многогранна. Социальная идентичность подразумевает самоидентификацию индивида в качестве члена группы вплоть до деперсонализации. Поскольку в разобщенном обществе появляется большое количество партий, диаспор, религиозных течений, отстаивающих свои права и интересы, социальная идентичность здесь будет присутствовать. Таким образом, социальная идентичность в данном конкретном случае более многогранна. Например, сегодня в России существуют украинская, белорусская, грузинская и другие диаспоры, множество партий и религиозных организаций. Все они обладают высокой степенью деперсонализации их членов. Напротив, в советское время не наблюдалось наличие столь обособленных диаспор, в силу определенных обстоятельств не было множества партий, а со свободой вероисповедания дело обстояло еще более сложно. Однако социальная идентичность в советское время тоже имела место быть в плане осознания рядовым советским человеком себя в качестве члена социалистического общества. Таким обществом, социальная идентичность существует на любой стадии развития фрагментарного общество, при этом основное отличие заключается в ее емкости и многогранности.

Возвращаясь к фрагментарности, наиболее интересным является тот факт, что определить, на какой стадии развития находится фрагментарное общество (распада или интеграции) достаточно сложно и напоминает Кота Шредингера, объекта мысленного эксперимента известного физика-теоретика Э. Шредингера. Таким образом, фрагментарное общество характеризуется состоянием неопределенности, следовательно, и постсоветская идентичность тоже будет обладать такой характеристикой как неопределенность. В случае с Котом Шредингера, узнать, жив ли он, можно только открыв стальную камеру. В случае с фрагментарным обществом, также только прибегнув к радикальным мерам. Чтобы обосновать нашу точку зрения прибегнем к конкретным примерам.

Центральное место среди бывших стран-участниц СССР, объединенных сегодня понятием постсоветское пространство, занимает Россия. Россию вполне можно назвать преемницей СССР, при этом мы имеем в виду не политический строй в целом, а только политику последних лет существования СССР, основанную на государственной концепции «нового  политического мышления» М.С. Горбачева. Согласно данной концепции, внешняя политика должна была быть направлена на: нормализацию отношений со странами Запада (особенно  с США). Несмотря на то, что взаимоотношения СССР и США улучшались, основной проблемой было то, что Советский Союз шел на неоправданные уступки, в результате чего был вынужден отказаться от влияния в ряде стран, таким образом, поддерживая политику США. Что же касается современной России и наложения на нее «нового политического мышления», то получится следующая ситуация. Можно сказать, что современная Россия отчасти переняла эту политику. Одним из показателей данного факта является то, что Россия по-прежнему идет на большие уступки при решении каких-либо сложных вопросов с западом. Одним из последних примеров можно назвать план вступления России в ВТО в 2012 году. Изначально этот шаг, по подсчетам ряда экспертов являлся убыточным для страны, было выявлено, что лишь несколько отраслей могут быть конкурентоспособными при таком положении вещей, остальные при этом понесут значимые потери. Спустя уже год со дня вступления России в ВТО, специалисты говорят о том, что самые плохие прогнозы не подтверждаются. При этом на сегодняшний день от вступления в ВТО пострадало российское сельское хозяйство, в частности рисоводство и свиноводство. Тем не менее «по оценке Всемирного банка, те отрасли, которые выигрывают от вступления России в ВТО, — составляют треть российской экономики. В то же время те, которые проигрывают, составляют лишь 4%»3.

Таким образом, Россия (как фрагмент постсоветского пространства) идет на «радикальные меры», под которыми в данном конкретном примере мы подразумеваем вступление в ВТО, чтобы выйти из состояния неопределенности, тем самым подтверждая, что фрагментарное общество находится на стадии внешней интеграции. Но состояние общества зависит от состояния его отдельного индивида, поэтому не менее значима внутренняя интеграция, настроения граждан, а как следствие состояние постсоветский идентичности.

Для иллюстрации внутренних настроений социума постсоветского пространства, мы обратились к данным исследования настроений населения стран постсоветского пространства, а именно интеграционных ориентаций граждан, проводимого международным исследовательский консорциумом «Евразийский монитор» в 2012 году. Общее количество опрошенных составило более 13 тысяч человек из 10 стран СНГ и Грузии (до 2 тысяч в каждой стране). Ввиду того, что основной целью политики любого государства должно быть обеспечение благополучия своего населения и каждого его представителя, это исследование особенно актуально.

Одной из основных задач данного исследования было выявить экономическую, политическую, культурную интеграционную ориентацию стран. Согласно полученным данным постсоветское пространство выступает основным ориентиром в плане политической интеграции для всех задействованных в исследовании стран (по мнению 48-69% респондентов в разных странах). Исключением является Грузия, выбирающая в качестве приоритетного ориентира США. При этом в плане экономической и социокультурной интеграции Армения, Беларусь, Грузия, Молдова, Россия и Украина большее предпочтение отдают странам Евросоюза, остальные в основном странам постсоветского пространства. Интересным является тот факт, что в общем плане Россия и Украина являются главными интеграционными ориентирами в рамках постсоветского пространства, по мнению жителей других стран, но в свою очередь жители России и Украины приоритетным ориентиром считают Евросоюз. Данное положение вещей предопределено исторически сложившимся доминирующим положением России и Украины в постсоветском пространстве, но в то же время их стремлением приблизиться к более развитому западу.

Необходимо отметить, что страны постсоветского пространства в целом поддерживают создание интеграционных объединений на данной территории. Например, положительное отношение к созданию Таможенного союза отметили не только жители его стран-членов, но также жители Таджикистана (76% респондентов), Узбекистана и  Кыргызстана (67%), Молдовы (65%), Беларуси (60%), Армении (61%), Украины (57%). Достаточно интересной оказалась реакция стран на вопрос  о возможности сближения стран СНГ в ближайшие пять лет. Средний показатель положительных ответов составил 40%, 30% респондентов заявили о том, что ничего не изменится, 12% опрошенных говорят о грядущем отдалении стран. Наиболее настроены на сближение стран жители Таджикистана, Казахстана и Киргизстана, тогда как жители Азербайджана, Молдовы, Украины и Грузии настроены на отдаление стран4.

Таким образом, основываясь на данных исследования, можно сделать следующие выводы. Несмотря на то, что постсоветское пространство выступает основным ориентиром в плане политической интеграции для всех задействованных в исследовании стран, мы наблюдаем явную прозападническую ориентацию России и Украины в плане экономической и социально-культурной интеграции. Ввиду того, что Россия играет доминирующую роль на территории постсоветского пространства, но сама ориентирована на запад, мы наблюдаем дисбаланс, откуда идет и относительно невысокая оценка респондентами возможности сближения стран в ближайшие пять лет. Кроме того страны Закавказья (Грузия и Азербайджан), с которыми у России сохраняется тесная постсоветская связь, но в то же время существуют достаточно сложные взаимоотношения, не настроены на сближение, как и Украина, которая в свою очередь (как и Россия) ориентирована на запад.   Основываясь на вышесказанном, можно сделать вывод, что, несмотря на наследие, оставшееся после распада СССР — на тесную связь между бывшими странами-участницами, мы наблюдаем явление фрагментарного общества. Если соотносить фрагментарное общество со всем населением постсоветского пространства, то здесь имеет место быть фрагментарность описываемая нами в первом подходе, до следующей стадии (непосредственного стремления к интеграции) отношения стран еще не доросли. Сегодня в большей степени наблюдается кооперация (взаимовыгодное сотрудничество) стран. Что касается идентичности постсоветского пространства, то она зиждется на советской идентичности и может стать одним из ведущих факторов будущей интеграции стран постсоветского пространства при грамотной политике стран. При одном из возможных путей развития событий, а именно воссоздания атмосферы советского периода, идентичность постсоветского пространства могла бы перерасти в социальную идентичность в плане осознания жителем постсоветского пространства себя в качестве члена единого общества. Однако на сегодняшний день мы наблюдаем многогранную социальную идентичность в качестве приверженности жителей постсоветского пространства к каким либо партиям, религиозным организациям, диаспорам. Фрагментарность постсоветского общества влияет на фрагментарность общества внутри каждой страны (в частности России) и влечет рост неопределенности в жизни каждого индивида.

Примечания:

1 Статья написана по материалам гранта Президента РФ МК-480.2013.6 «Эмпатия в конструировании социальной идентичности: гендерные аспекты (руководитель — О.А. Полюшкевич)

2 См.: Мешков Д.Н. Некоторые факторы фрагментации и целостности современного общества / Д.Н. Мешков // Регионология: научно-публицистический журнал Министерства образования и науки РФ, — №4, 2011.

3 См.: Кто в выигрыше от вступления России в ВТО? //BBC: русская служба URL: http://www.bbc.co.uk/russian/business/2012/08/120821_russia_wto_accession.shtml (дата обращения: 21.09.2013)

4 См.: Задорин И.В., Мойсов В.В., Глод Е.В. Мониторинг общественных настроений: первая волна // Интеграционный барометр / ЕЭИ —№ 3 (16) август, 2012.

ФЕНОМЕН ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ФОРМЫ СОВРЕМЕННОГО РОССИЙСКОГО ТЕЛЕВИДЕНИЯ

Автор(ы) статьи: Скляр Артем Игоревич - аспирант Краснодарского государственного университета культуры и искусств
Раздел: Теоретическая культурология
Ключевые слова:

телевидение, художественная форма, культурные ценности, социум.

Аннотация:

данная статья посвящена выяснению целостности художественной формы современного российского телевидения, которая, с точки зрения автора, рассматривается как феномен художественной повседневности.

Текст статьи:

Определить художественную форму и ее целостность современного российского телевидения – огромная научная задача. Возможно, даже для  отдельного исследования. Тем не менее, накопленные факты, мнения ученых, собственные мысли и наблюдения позволяют нам провести вдумчивый анализ проблемы целостности художественной формы ТВ современной российской повседневности.

Учитывая широко принятое в гуманитарной сфере понимание  формы как завершающей содержание,  мы считаем наиболее точным в контексте нашей статьи концепцию М. М. Бахтина,  рассматривающего  форму в рамках соотношений: содержание – материал – форма.  По представлениям ученого, художественно-эстетическая форма  имеет  такие  важные моменты: автор – творец, создающий форму, завершающую ценностное содержание творца. Анализируя то, о чем пишет М. М. Бахтин о форме, можно сказать, что  через его модель творящего сознания, можно прийти к определению концепта художественной формы в других сферах культуры, в частности, телевидения. Найдем обоснование предложенного тезиса о происхождении и трансформаций художественной формы  российского телевидения.

В контексте русского национального языкового сознания категории «содержание» и «форма» понимаются асимметрично. По мнению исследователя О. Г. Ревзиной  «… «содержание» – слово исконное, в то время как «форма» –  достаточно позднее заимствование, не имеющее собственно русского словарного синонима (разные значения слова передаются описательно: внешний вид, облик, внешние очертания, внешнее выражение, внешняя сторона чего-либо). Таким образом, соотношение содержания и формы включается в семиотическую оппозицию «свое» – «чужое», и русскому языковому сознанию близко «свое», то есть «содержание»»[1]. Многие исследователи доказали, что в российской культурной традиции  богатое, пусть даже и плохо сформированное содержание всегда предпочитается отточенной, но пустой  форме. Так было и в эпоху советского телевидения, и совсем наоборот сегодня, в ХХI в.

Западная оппозиция «форма – содержание» – это современный приоритет телевизионной индустрии, которая все более и более приобретает рыночный блеск, затмевающий  содержание телепрограмм.

Не смотря на идеологизацию советского телевидения, национальные культурные ценности сохранялись, в том числе и через форму подачи телевизионного материала, речь и поведение дикторов (телепередачи «А ну-ка, девушки!», «АБВГДейка», «Будильник», «Вокруг смеха», «Взгляд», «Здоровье», «Ленинский университет миллионов», «Международная панорама», «Музыкальный киоск», «Очевилное – невероятное», «Песня года» и др.). Сегодня уже трудно говорить о существовании национального телевещания  и его признаках. Европейский и американский менталитет искажают российскую телевизионную форму.

Рассматривая и изучая систему современных телевизионных  приоритетов на российском ТВ, мы убеждаемся в том, что перед нами, во-первых, язык современного телевидения – нормативные аспекты формы, отвлечённые во множестве своем от конкретных художественных и творческих воплощений авторов. Например, популярное у российских телезрителей  «Поле чудес» (российский аналог американской программы «Wheel of Fortune» / «Колесо фортуны»), форма которого не меняется вот уже более двадцати двух лет. Безусловно, определенные художественные нововведения привносились в телеигру: оформление студии, смена ведущего, некоторые дополнения в правила игры и другое не смогли  кардинально  изменить характерную форму. Во-вторых, даже совершенная художественная форма является достоянием российского художественного содержания. В частности, телевизионные соревнования  «Большие гонки»: как бы европейская форма игры не прятала ее участников за костюмами и декорациями, мы всегда на телеэкране узнаем великолепные образцы  российского содержания.

Широкая и содержательная русская душа, непременно, проявится всегда, может даже и в не лучшей своей форме: яркий пример ненормативных высказываний Алексея Воробьева на выступлении «Евровидения» в мае 2011 г. Телевизионная Европа не оценила эмоционального содержания россиянина и форму его подачи.

Форма современного российского телевидения относительно самостоятельна, однако имеет свои внутренние законы развития, на которые влияют социальные и культурные факторы. Социальный контекст  зрительских потребностей, безусловно, также оказывает определенное воздействие на содержание и форму той или иной телепередачи. Художественная практика телевидения РФ показывает, что черпая свои  творческие идеи  в общественной жизни, культуре, истории, технике, природе, повседневности россиян, она дополняет,  обогащает и развивает форму выражения, создавая специфическую отечественную  художественную систему современного телевещания.

Мы полагаем, что средства художественного выражения современного телевидения РФ тяготеют к системности, внутренней обусловленности и в силу этого способны саморазвиваться и самосовершенствоваться. Во многих российских телеканалах присутствуют законы внутренней организации и развития. Поэтому одни и те же  телепрограммы, несколько изменяя форму, продолжают жить: новостные – «Время», «Новости», спортивные – «Футбол», «Баскетбол», репортажи с Олимпийских игр,   «Человек и закон», «Здоровье» («Жить здорово») и др.

Необходимо также заметить, что принципы формообразования одних телепрограмм воздействуют на другие. Например, долгое время на Первом канале была и есть популярная шоу-программа «Пусть говорят» с А. Малаховым, чуть позже, практически в таком же формате, выходят другие – «Говорим и показываем» с Л. Закошанским, «Прямой эфир» с М. Зеленским.

Если художественная форма – это понятие, «… обозначающее конструктивное единство художественного произведения» (И. В. Полозова), то несомненным завершением формы является ее целостность. Согласно М. М. Бахтину, форма является мостом, ведущим к содержанию. По нашему мнению, соответствие внутреннего содержания внешней форме и есть художественная целостность.

Телеиндустрия, телевидение, телеканал, телепередача могут представлять собой целое (целостность содержания и формы) лишь тогда, когда элементы творчества, мысли, дела получают свое значение в составе данной целостности, т. е. телевизионной информации: для кого, для какой цели и какими художественными средствами выразительности она создается.

Мы уверены, что культурный контекст любой телевизионной программы необходим потому, что только он может создавать новые ассоциативные связи, которые приводят к появлению новых художественных форм. Современное российское телевидение находится в постоянном поиске нового содержания и новых форм, наиболее совершенных и более выразительных.

Телевидение, являясь средством организации художественного пространства современности, выступает как средство познания мира. Стремление завершить целостность телевизионного образа,  сбалансировать художественное содержание с формой всегда создает телепередачи, в которых заключена колоссальная культурная информация. И важнейшим таким каналом на российском телевидении является «Россия К» – телевизионной канал о культуре, проводящий своеобразный и строгий культурный отбор наиболее универсальных телевизионных форм, ценных по целому ряду параметров – емкость информации, концентрированность на человеке / герое телепередачи, изящество телеведущих, отточенность русской речи, понимание и точность предмета диалога  и т.д.

Содержание всегда имеет форму (совершенную или незавершенную), форма имеет смысл и значение лишь тогда, когда служит проявлением содержания.

Если нарушается этот принцип, то  результат творческой деятельности будет неясным, расплывчатым, идею которой трудно будет понять непосвященным в процесс, в нашем случае – телезрителям. Вместе с тем, зависимость формы от содержания не может сделать ее вторичной по значению, содержание раскрывается только в форме, а в более качественном творческом проявлении – от степени соответствия формы содержанию.

Анализируя те или иные телевизионные передачи, нельзя рассматривать их идеи вне образной формы. Мысль телевизионных авторов и зрительское внимание выступают как единый процесс познания, постижения действительности, и не должен сводиться к определенным выводам, к программе каких-то конкретных действия, поскольку эмоции зрителя во многом могут не поддаваться здравой мысли, логике, смысловой ориентации. Это опасно для самого человека и общества. Целостный характер телеканалов придают не телевизионные герои и ведущие, а единство поставленных  и раскрываемых в них проблем.

Целостность художественной формы мы видим  в тех телевизионных передачах, где присутствуют смысловые и ценностные идейные нити программы, которые в качественном отношении определяются внутренней энергией авторов и завершенной формой создателей и организаторов. В качестве положительного примера можно привести программы Первого канала «Жди меня», «Минута славы», «Национальное достояние», «Голубой огонек», художественный язык которых, по нашему мнению, складывается под влиянием целого ряда социально-исторических и культурно-коммуникативных факторов, а  опосредуются они  логикой их внутреннего и  системного развития.

Парадоксальным образом некоторым воплощением концепта современной российской телевизионной художественной формы становится антиформа таких программ российского телевидения как «Дом», «Дом 2» и других, где антиэстетичность и дисгармония – ведущие признаки популярности среди молодежного сегмента телезрителей.

Таким образом, завершая рассмотрение целостности художественной формы современного российского телевидения как феномен, можно сделать следующие выводы:

– содержание и форма – это установленные гуманитарной наукой категории, с помощью которых во всех аспектах жизни различаются две стороны существования – деятельность и ее строение;

– содержательно-стилевые тенденции времени на современном российском телевидении  запечатлевают тот сложившийся образ, который можно соединить с концептом художественной формы, выраженной  в активном художественном  сознательном творении  авторов того или иного телеканала,  телепрограммы, телеведущего. В качестве главной культурной детерминанты на ТВ РФ сегодня выступает не только индивидуальное творчество, но и национальное сознание, позволяющее говорить на телеэкране кто мы, какие у нас помыслы и замысла, дела и поступки. В целом формируется определенная  шкала культурных ценностей индивидуального уровня (креативность, уверенность в себе, ориентация на будущее), межгрупповые (безопасность, комфортность, универсализм), национальные (самоопределение, сохранение, открытость к изменениям, традиции);

– и если сегодня в зрительных образах отечественного телевидения мы угадываем характеристики, которыми наделено российское национальное сознание –  природность, стихийность, непредсказуемость,  силу творчества –  значит  отечественное телевидение не может быть разрушено чужой формой и чужим содержанием.

 

Ссылки:

  1. Ревзина, О. Г. О концепте собственно русской художественной формы URL: http://danefae.org/lib/ogrevzina/rusforma.htm (дата обращения: 11.01.2013).
  2. 2.       Ромах О.В ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ КУЛЬТУРОЛОГИИ с. 6-10. Аналитика культурологии. 2004, № 1, с. 6-10
  3. Ромах О.В. ИНФОРМАЦИОЛОГИЯ ЯЗЫКОВ КУЛЬТУРЫ. Аналитика культурологии, 2005, № 1. с. 7.15
  4. Ромах О.В. ВОЛЯ КАК ДОМИНАНТА КУЛЬТУРЫ   Аналитика культурологии. 2006. № 1. С. 11.
  5. Лапина Т.С., Ромах О.В. Культурогенная энергетика: ее виды и их взаимосвязь. Аналитика культурологии, 2007, № 1.  с. 48-53
  6. Лапина Т.С., Ромах О.В. Культура  в  гуманизации  цивилизации . Аналитика культурологии, 2007, № 1.с. 53-60
  7. Ромах О.В. «Человек культуры» в социальном пространстве. . Аналитика культурологии, 2007, № 1. с. 96-100

ОСОБЕННОСТИ ТВОРЧЕСКОЙ АКТИВНОСТИ.

Автор(ы) статьи: Ромах Ольга Викторовна - Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина
Раздел: Теоретическая культурология
Ключевые слова:

творчество, экстремальность, культура, преобразования.

Аннотация:

В статье рассматриваются параметры творческой активности, которая трансформируется в творческую экстремальность, так как мобилизует все силу личности.

Текст статьи:

Творчество — сфера, которая как никакая другая подвергается исследованиям разного рода. Практически во всех отмечается, что оно (творчество) изначально присуще человеку и является его родовой чертой. Творчество, следовательно — та деятельность, которой человек занимается наиболее охотно, так как именно оно обеспечивает его существование как биологического и социального существа.

Параллельно с этим отмечается, что,  не смотря на присутствие его в разных сферах, творческие проявления практически никогда не вписываются в обычный ритм жизнедеятельности  человека, культурной среды. Есть периоды большей и меньшей творческой активности. Культурная среда стремится пребывать в стабильном состоянии, а творчество выводит ее из него. Личности также подвержены подобному.  Более того, изучение творческих процессов дают основания утверждать, что большая часть творцов перемежает периоды творческих напряжений с гораздо более длительными периодами отдыха.

Подобные позиции позволяют говорить о том, что творчество, являясь с одной стороны, природной сущностью человека, с другой, вызывает чрезмерную затрату сил, то есть становиться экстремальной ситуацией.

Попробуем выстроить экстремальность как категориальную родовую позицию творчества. Коль скоро она присутствует, и более того, провоцирует творчество, то ее целесообразно рассмотреть в разных уровнях, соответственных направлениям, стимулирующим его. Поэтому уровнями экстремальности можно считать следующие:

личностная экстремальность

социальная экстремальность

стратовая экстремальность

микросредовая экстремальность.

В этом случае личностную экстремальность следует рассматривать как условия, которые специально вносятся личностью в собственное творчество; социальную — как воздействие социума на граждан (в политическом, экономическом и др. отношениях), которое стимулирует творчество и собственно последнее становится единственным условием существования. В качестве социальной экстремальности целесообразно также рассматривать и воздействие одного социума на другой, когда происходит  подавление одних образцов культуры другими, что и стимулирует последние к ускоренному развитию. Стратовая экстремальность — условия, в которых творчество становится профессиональной принадлежностью. Примером тому могут быть научные, художественные и другие социально-профессиональные группы, обеспечивающие нормальное функционирование конкретной сферы, основанной на постоянном, и, следовательно, профессиональном творчестве. Микросредовая экстремальность — ситуативное творчество, обеспечивающее человеку нормальное существование в семье, дружеском окружении и др.

Рассмотрим выделенные позиции.

Стратовая экстремальность — связана с необходимостью творчества в конкретной социальной группе, страте, где оно (творчество) обуславливает социальное продвижение, личностное развитие и др. В этом случае творчество становится столь же необходимой величиной и сферой деятельности, как и при социальной экстремальности. Так, научная среда, просто обязывает своих членов находится в более или менее постоянном творчеством процессе. Именно он, и, естественно, продукты или результаты его становится условием нормально, комфортного существования индивида в профессиональной среде. В этом случае творческая активность, выраженная в количестве и качестве научных трудов обеспечивает продвижение по служебной лестнице, признание (позитивное или негативное) коллег, формированию уважения, появлению авторитета и, наконец, научной школы, известной своим руководителем и направлением деятельности. При этом творческая известность становится следствием стратовой экстремальности и, одновременно, условием личностной активности. Творческая среда ставит перед личностью ряд условий, при котором она может в ней находится: обычно — это необходимый — наличный уровень знаний, пригодный для интеллектуальной деятельности в этой сфере; эрудированность, уровень которой зависит от общей эрудированности среды; умение достаточно самостоятельно и в срок выдавать ожидаемые творческие результаты; наличие оригинальных идей, могущих обеспечить дальнейшее развитие как самой проблемы, так и стать основой новых направлений. Естественно, что личность, не вписывающаяся в эти параметры с течением времени выпадает из этих условий и заменяется другой более подходящей, то есть, способной существовать и функционировать в сложившихся экстремальных, а для социальной страты — нормальных, условиях.

При этом, в самой социальной страте сам творческий процесс распределен неравномерно. Он активизируется тогда, когда нужно провести конференцию, представить материалы в сборник, создать монографию, учебник и др. В химико-биологических, физических процессах он концентрируется на периодах оформления идей, создания технологий, а затем сами лабораторные работы представляют собой достаточно рутинные занятия, эффективность которых зависит от точной реализации предыдущего этапа. Примерно тоже наблюдается и в других — гуманитарных сферах, где собственно творчество — оформление идей, а остальное — написание — достаточно рутинная работа, требующая усидчивости, высокой работоспособности и др.

Но, помимо этого, личность, создавая произведение (любой формы и жанра), дополнительно создает для себя экстремальную ситуацию, то есть, “встраивает” в нее дополнительные усложнения.

Уровень “личностной экстремальности” связан чаще всего с тем, что человек, наметивший для себя идею-образ, определив примерное время создания и др. почти всегда максимально оттягивает процесс его выполнения, то есть вступления в материализацию задуманного.

Анализ литературы позволяет говорить о том, что исключительно малое число творцов охотно и систематически занимались творчеством.

Этим известны Флобер, Гете, Кант, Дюма, у которых создание произведений встраивалось в обычный образ жизни и ежедневные 6-8 часов за письменным столом становились нормой образа жизни. Бердяев отмечал, что ежеутреннее нахождение “в потоке сознания” доставляет ему наиболее приятные ощущения. При этом он подчеркивает, что редко полностью осознает, что именно он делает и признает, что “пишет он плохо”, и не любит перечитывать написанное.

Но основная масса писателей, художников, композиторов, ученых и др. признает, что оттягивает написание произведений до максимально возможного срока. Возможно это связано с тем, что процесс создания идеи — концентрация знаний, свершений, озарений. А его материализация -  как бы второстепенный процесс, который заставляет творца обращаться к тому, что уже создано, то есть, тому, “что было вчера”, в определенной степени уже “морально устарело” и др. Поэтому материализация замысла трудная и “нудная работа” для выполнения которой требуется значительное число волевых усилий. Очень часто творцы прибегали к экстренным мерам, необходимых, с их точки зрения, для его реализации. Чтобы ничто не мешало достижению результата, они предпринимали разные меры “невозможности появления перед публикой”, то есть самоизоляция, смена привычного образа жизни. Самый оптимальный — отъезд из привычной среды, из обычного круга знакомых, сведение до минимума контактов и погружение в творчество. Этот метод использовался многократно, используется он и сейчас. Для примера можно привести “болдинскую осень” Пушкина, “краснополянские бдения” Л. Толстого, отъезды наших современников на дачи и др. Революционеры отмечали, что проводили время в тюрьмах очень плодотворно и использовали его для образования, изучения иностранных языков, создания основ своих произведений. То же самое отмечали узники советских лагерей, где часто последние становились настоящими творческими лабораториями, давшими стране много свершений.

Думается следует сразу оговориться, что автор совершенно не ратует за подобные методы изоляции, но отмечает, что намеченная закономерность — изоляция и самоизоляция от общества может использоваться для творчества чрезвычайно плодотворно.

В ряду этих методов лежит и известные примеры, которыми широко пользовались и создатели произведений и люди, знавшие их близко. Великого В. Шекспира закрывали на несколько дней, в течение которых он вынужден был писать свои трагедии, Скарлатти антрепренер увозил в загородное имение, где он часто в течение недели писал оперы; Бальзак остригал себе волосы (а он славился прекрасной шевелюрой) с половины головы и за то время, пока прическа приходила в норму, заканчивал запланированное произведение. Примеров, подобных этим, можно найти множество.

Но суть не в их необычности, не в причудах гения, а в некоем общем свойстве, которое просматривается во всех и позволяет вывести общую черту. Все творцы как бы специально создают себе дополнительные экстремальные условия, в процессе преодоления которых и создается произведение. То есть, они сами “сжимают”, “скручивают” для себя время и пространство и “выплескивают” или опредемечивают то, что уже было обдуманно, сформулировано и лишь нуждалось в материализации. При этом создатели произведений отмечают, что внешнее давление (как правило социальный заказ, сроки, условия договора и др.) должно быть достаточно жестким, максимально мобилизующим физические и интеллектуальные силы. Лишь в этом случае возможным становится не просто написание произведения, но создание такого его варианта, который впоследствии редко меняется, корректируется, улучшается. Это такой выплеск, который ориентирован на высший уровень изначально. В данном случае совершенно не имеется в виду, что это окончательный вариант произведения. Просто в конкретном пространстве-времени человек реализует лучшее, что в нем есть и, пока длится этот период, то есть человек не перейдет на другой уровень понимания, позитивное оценивание созданного сохраняется.

С течением времени, когда период творчества отодвигается назад, оценки и видение трансформируются, меняется и восприятие созданного, автор буквально жаждет изменить все (или почти все), что было создано. И в процессе этого изменения меняется и само произведение, зачастую кардинально. Оно практически создается заново. Вот почему многие из творцов, написав что-то и доведя произведение до воспринимаемого состояния, стараются не прикасаться к нему вновь до тех пор, пока оно основательно не забудется “остынет”. В то же время часть авторов, в частности В. Любищев настоятельно рекомендовал своим студентам и сотрудникам возвращаться к написанному не ранее, чем через год. Тогда, по его мнению, страсти улягутся и человек сможет воспринимать созданное им как продукт совершенно постороннего лица, более того, воспринимать собственное творение как неизвестное произведение, что, естественно, дает возможность максимальной объективизации оценок.

Такая тенденция — создание условий для личностной экстремальности — свойственно не только творцам-профессионалам. Студенческая среда демонстрирует подобное очень ярко. Фольклор этой социальной группы запечатлел  подобное отношение в бессмертных строках “от сессии до сессии живут студенты весело, а сессии всего два раза в год”; “в учебный план ввели китайский язык. А когда сдавать? — Завтра! Ну, тогда есть время!…”

При всей нагрузке студентов разных специальностей подготовка к семинарам, курсовым работам, экзаменам и зачетам, написание рефератов и докладов как правило переносится на последние 2-3 дня. Именно они и становятся периодом время-пространственного сжатия, которое дает мощные количественные результаты. Но после этого выброса, до 90% информации совершенно забывается.

Все эти факторы дают основание утверждать, что подобное скорее норма, нежели исключение и само творчество развивается по своим собственным законам, в котором присутствуют периоды максимального напряжения (как правило кратковременные) и периоды расслабления (как правило длительные).

Если перевести эти замеры на соотношение обдумывания идеи и ее реализации, то силы, затрачиваемые на них также неравномерны.

Первый период — концептуальный — связан с обдумыванием идеи, созданием замысла и по сути именно он является тем самым творческим аспектом, на котором строится все произведение. Именно интересный замысел становится условием жизнеспособности культурной ценности. Он — самое интересное в работе и именно здесь человек чувствует себя творцом. Но, как отмечает многие исследователи, один только замысел, каков бы ни был его размах, социального признания,  не получает. Вследствие этого, любое творчество это соотношение, при котором идея составляет от 2 до 5 %, а остальные 98-95 % – это исполнение. Второй период — исполнение или материализация и является тем самым  аспектом, который оттягивается творцом на бесконечно долгий период, на самый последний срок. Концепция должна трансформироваться в технологию  независимо от сферы творчества. Писатель должен найти яркие выражения для создания образа, художник — отработать цветовые решения и композицию, музыкант мелодическую линию и аранжировку, ученый максимально удобное решение и формулировку и др. То есть, наступает другой, не менее важный — технологический этап, который и демонстрирует наличие способностей к доведению замысла до конца, способности к доработке концепции.

Это совершенно другое качество творчества, где одновременно происходит и  корректировка созданной концепции и создание метода ее реализации, разработка таких способов, которые наиболее полно ее высветят.

Исследования подтверждают, что на этот этап затрачивают не просто больше времени и сил (вспомним соотношение 5%-95%), но в чисто эмоциональном плане этот период далек от удовольствия. Если создание замысла — приятный и создающий ощущение возвышенности этап, то реализация его становится самопринуждением самого чистого вида. Здесь творец становится  подобием клерка, который обязан ежедневно вовремя приходить на работу и выполнять запланированное (по объему, срокам, форме).

При неравномерности или стихийности  второго этапа, делать это бывает достаточно трудно уже и потому, что каждая длительная пауза между творческими процессами приводит к потере или сокращению наработанных навыков и входить заново в творческую лабораторию достаточно сложно. Это напоминает усилия человека, который время от времени начинает заниматься физической культурой и на одной тренировке показывает высокие результаты, но в следующие несколько дней просто не может двигаться, так как порвал все мышцы. Поэтому система занятий и призывы к ней — оптимальный вариант, который однако редко встречается в практике.

Биографические изыскания позволяют говорить о том, что лишь люди, наметившие долговременный план деятельности, ориентированный на несколько десятилетий и, как правило, направленный на осуществление глобальной цели, могут построить систему деятельности и неукоснительно следовать запланированному.

Другой сложностью становится способность доведения до нужного финала первоначальной идеи. Здесь сознание должно переключиться на детали, отработку мельчайших подробностей, особенностей и др., что придает произведению форму и выявляет собственно стиль автора. Эти способности по-разному выражены у разных людей. Есть личности, специализирующиеся на идее (примером тому могут быть сценаристы, или авторы идей, что сейчас широко практикуется в кинематографе, телевидении, написании детективов, создании музыкальных шлягеров и др.), есть другие — специализирующиеся на формообразующих позициях, в случае этого они не испытывают затруднений с выработкой стиля, то есть — тактики.

Направленность — стратегическая или тактическая и становится той демаркационной линией, по которой пролегает личностная экстремальность. Оттягивается тот момент, который дается более трудно, человек как бы набирает силы перед вхождением в этот процесс.

Личностная экстремальность усиливается еще и в зависимости от  того, как именно человек относится к своему творчеству. Значительная часть людей  видят в собственном творении такое экстраординарное явление, что переносят этот процесс и на себя, тираня и раня подобным окружающих. Чаще подобное проявляется у мужчин, для которых проблема творчества более актуальна, нежели для женщин. Последние — постоянно творят. А. Левшинов особенно отмечает, что женщина — и дизайнер собственного дома, и визажист, и воспитатель детей и мужа, и кулинар и др. и поэтому творческая атмосфера — для нее естественная среда обитания. Мужчина же творит почти только тогда, когда создает какое-то конкретное произведение, что, естественно, требует от него больших усилий и, в частности, создания особой атмосферы, которая бы способствовала творческому процессу.

Большие мастера отмечают, что абсолютизировать творческий процесс нет необходимости — это такая же работа, как и любая другая. Мансерад Кабалье высказывается по этому поводу предельно конкретно, отмечая, что работает постоянно, используя для этого тот же режим, который использует и шофер, и маляр и представители других профессий. Коль скоро каждая из них имеет свою специфику и требует особых наклонностей, то и  профессионал, постоянно находящийся в публичном пространстве,  занимается ею чтобы поддерживать свой профессиональный уровень и идти вперед. Такое отношение к деятельности многое ставит на свои места и в частности развевает иллюзию о том, что все талантливые люди должны обязательно отличаться странностями, забывчивостью, быть крайне неуравновешенными и в чрезвычайных случаях становятся сумасшедшими, или отличаются другими отклонениями. Дискуссия о том, что такое гений — норма или отклонение, до настоящего времени не получила адекватного трактования. Вместе с тем, исследования, проводимые во всех странах. В России этим занимаются А. Валентинов,  В. Критская, Т. Мелешко, Ю. Поляков, которые, в частности, в подтверждают то, что среди гениев и талантов большая часть — нормальные люди, доживающие до глубокой старости, имеющие отменное здоровье, меньшая часть — люди с различными отклонениями, варианты которых многогранны — от обычного алкоголизма до крайних степеней помешательства.  Исследователи отмечают, что не помешательство является причиной талантливости, а талантливость и, следовательно, напряженная работа приводит к нервным перегрузкам (1). Более того, известный офтальмолог говорит о том, что именно систематическое творчество продлевает человеку жизнь, так как заставляет мозг активно работать, при этом он полноценно снабжается кровью и кислородом и, естественно, поддерживает все функции организма в нормальном состоянии. Поэтому жизнь до 90-100-летнего возраста — нормальная продолжительность жизни активно созидающего творца. Вследствие сказанного становится ясным, что режим труда и отдыха необходим и рядовому и талантливому человеку, так как является условием его работоспособности и продолжительности жизни .

В случае стихийности творчества, или перед ответственным  моментам его демонстрации, присущая творчеству напряженность достигает такого уровня, при котором творец входит в длительное измененное состояние, при котором ценным для него становится только его деятельность, что сказывается на всем образе жизни — эмоциональном настрое, игнорировании внешних воздействий, нечувствительности к голоду, жажде, болезненности и др. Близкие люди — члены семьи, друзья и др. просто стараются не попадаться им “под руку”, так как этот период может протекать под эгидой агрессивной эмоциональности, когда творец совершенно не фиксирует на окружающих эмоционального внимания и, не замечая этого, больно ранит их либо невнимательностью, либо просто грубостью. Последнее часто проявляется даже у людей, которые никогда не допускают подобного в обычной жизни. (Примерно такая же картина наблюдается у водителей автомобилей. При малейшем намеке на сложную, даже далекую от аварийной, ситуацию, милые интеллигентные дамы и рафинированные мужчины отпускают словечки, далекие от нормального лексикона родственной им среды).  Причем, “возвращаясь” в нормальное, то есть нетворческое или непроблемное  состояние, созидатели совершенно не могут понять, почему это близкие вдруг охладели к ним, демонстрируют отчужденность и безразличие, иными словами, эмоционально наказывают творцов. То есть, внимание в процессе создания произведения почти не фиксирует не входящие в поле его интересов ситуации.

Из биографических данных, многочисленных мемуарных исследований известно, что перед выступлениями актеры, режиссеры, дирижеры, политики и др. становятся практически невыносимыми людьми, не терпящими никаких возражений и демонстрирующими это в зависимости от собственного темперамента.

Это позволяет сказать, что творческий процесс — экстремальность и для создателя, и его семьи, и его окружения — то есть микросредового кольца.

Микросредовая экстремальность связана с многими позициями, но более всего ее в межличностном общении, принятых в нем моделях взаимодействий.  Спектр этих направлений достаточно велик — от комплиментарного до конфликтного, но подобное — хорошо и много рассматривается в специальных разделах психологии.

Кроме указанных экстремальных уровней, творчество является и экстремальным воздействием на среду. Последняя в силу тяготения к стабильности, старается сохранить то, что уже присутствует в своей структуре и сопротивляется изменениям. Творчество приветствуется лишь когда изменения, вносимые им имеют позитивный характер, во-первых, и вводятся порционно, во-вторых, не внося видимую сумятицу в уже существующие структуры.

Вместе с тем, социологи и историки культуры отмечают наличие мощных культурных взлетов после социальных катаклизмов — войн, бедствий, природных катастроф. Культура как бы старается возместить то, что было разрушено или утрачено, создавая при этом произведения такого направления, которые бы наиболее полно выполняло поставленную задачу. Известно, что стихийные бедствия приводят к появлению новых форм и направлений в области техники, ее достижения приводят к прорыву в области гуманитарной, художественной, религиозной и др. Более того, техническое совершенство зачастую обуславливает духовное голодание, требующее выхода в разных направлениях интеллектуальной “изыскной” не утилитарной среды. То есть, второй уровень экстремальности — мощные социально-природные катаклизмы, отметающие остальные настроения и  сомнения личности и среды. Этот уровень можно назвать социально-обусловленным, когда творчество становится безусловной необходимостью значительного числа людей, в некоторых случаях — всего общества. Современный этап отечественного развития — именно такая позиция, когда творчество в самых разных сферах становится совершенно необходимой компонентой, приводящей к смене ориентиров творчества, быстрому нарабатыванию новых способностей и др.

Творчество с точки зрения социальных изменений имеет выраженную экстремистскую природу, так как нарушает сложившийся ход вещей. Мощное экстремистское влияние, как, например, Российские события последних 15 лет, приводят к изменению не только всех сложившихся структур, но и изменению сознания и мышления, вводу в него совершенно иных, часто антагонистических элементов. Обилие их приводит к ситуации, когда в действие вступают не только культурный (то есть чисто творческий, равный капельному вводу новшеств) уровень, который “врастает” и делает гармоничными социальные изменения, но более обширный и агрессивный, приводящий к этническому (как в случае множественных миграций, переживаемых сейчас Россией) и цивилизационному сдвигу. В последней случае мощная эскалация одной культуры в другую ( в данном случае американской в российскую) приводит к вытеснению части отечественных образцов и замены их совершенно новыми по сущности и форме параметрами. И хотя Российская культура — сложившаяся и обладающая очевидным иммунитетом к низкопробным образцам, длительность воздействия проявляет себя достаточно наглядно.

В подобном случае социальные изменения вносятся не взирая на существующие условия и становятся в первом варианте инородными пластами, должными претерпеть множественные изменения и трансформации, чтобы стать устойчивыми позициями в новой среде, и, по-настоящему, гармоничным слоем или быть удаленными из нее, как совершенно неподходящие.

Социальные изменения в данном случае становятся похожими на прививки против определенной болезни, которые должны вызвать боль, чтобы в будущем избавить живой организм от заражения. Современная культурная экспансия Запада протекает по классическому образцу, включающему в себя формирование потребительских ориентаций и позиций образа жизни; провозглашение западной культуры как универсальной; односторонний поток информации; формирование социально-культурной элиты, должной утвердить прозападные ориентации. Экстремизм проявляет себя и в экономике, и в политике, и в культуре. Множество окружающих примеров дает возможность не останавливаться на них в настоящей статье.

Вместе с тем, отечественная культура как бы осознала, что мощно насаждаемые информационной войной антимифы о том, что Россия — дикая отсталая стра­на; главные враги русских — сами рус­ские; только Запад нам поможет, толь­ко его инвестиции нас спасут; займы МВФ — это не кабала, а великое благо; СССР — это тоталитаризм, рабство и тюрьма народов и тому подобное уже утрачивают свое воздействие. В противовес не просто формулируется ряд контрмифов: (Россия (Святая Русь) — мировой по­люс Добра (конструктивной консоли­дации народов), на протяжении не­скольких столетий энергично разруша­емый силами вселенского зла.

Россия была и остается духовным центром мира, продвинувшимся даль­ше всех в направлении созидания сфе­ры разума — духодерживания (ноосферной государственности) — единства народов с сохранением их националь­ного и культурного своеобразия.

Главные враги русских — корыстные бездуховные люди, разрушающие при­роду Земли и деморализующие целые народы во имя мелких личных интере­сов обогащения, стремления к власти, славе, чувственным удовольствиям.

Нам никто не поможет, кроме нас самих, а спасти Россию и весь мир мы можем только через нравственное со­вершенствование и самосовершен­ствование каждого.), но они получают реальное воплощение в разных направлениях мышления и деятельности.

Достаточно напомнить о глубинных изысканиях корней дохристианской славянской культуры, утверждении и множественном подтверждении первородности и мировом распространении образцов именно отечественной культуры. По этом проблемам вышло много монографий (Асова, Басовых, Гусева, Жарникова, Иванова, Кандаурова, Разоренова, Рыбакова, Серебрякова и др.), на популяризаторском уровне статьи об этом постоянно публикаются в журналах “Наука и религия”, “Знак вопроса”, “Вопросы философии”, “Свет” и мн. др.

В прекрасной работе Г. Молоканова отмечается уникальность и универсальность русской культуры. Он, в частности, указывает, что “Российская государственность, нако­пившая многовековой опыт единения народов с сохранением их своеобра­зия, — это национальное достояние на­родов России, своеобразная форма са­моорганизации народов Евразии.

Наши недруги язвят, что русские, гор­дясь Россией как страной духовной, не могут объяснить, что под этим нужно понимать.

Мы знаем, что такое духовность и духодержавие. Духовность — это умение и интуитивное искусство правильно, мирными средствами, без кровопроли­тий, на основе добра, любви, совести, справедливости решать неразрешимые, казалось бы, конфликты, противоречия, проблемы, возникающие между людь­ми, этносами, народами, нациями в про­цессе их общения и совместного про­живания. Такими качествами обладают все благие мировые религии, и поэто­му духовность обычно смешивают с религиозностью. Но религии сами формируются в процессе взаимодей­ствия племен и народов с природой и друг с другом.

Мы приобрели свою духовность вы­нужденно, с незапамятных времен про­живая на открытых и доступных со всех сторон обширных и богатых просторах Евразийского материка. Западные, Во­сточные и Южные цивилизации еще со времен ранней античности устремля­лись сюда с величайшими армиями и были крайне обескуражены своими поражениями от «диких плохо органи­зованных» племен.

В действительности же эти племена были уже объединены общеславянским языком и русской культурой. Из русской метаистории, как показывают исследо­вания русских ученых-ведистов, просве­чивает грандиозная предыстория Руси как прямой наследницы и корневого образования гигантского индоевропей­ского ариадержавия (от слова “арии”), еще в доистори­ческое прошлое объединившего в сверхобщину огромное число разнооб­разных народов, королевств, ханств, го­родов-государств на территории Евро­пы и Азии. В своеобразной (одухотво­ренной) русской культуре синтезирован многотысячелетний суровый опыт прак­тического взаимодействия, объедине­ния и выживания людей с различными верованиями и организационно-госу­дарственными формами.

В этом же тысячелетнем опыте на­роды России приобрели несметные информационные, духовные богатства, ставшие основой духодержавия. Духодержавие — это российская го­сударственность в чистом виде, не за­соренная чужими заимствованиями. Ее придумали наши арийские предки, пе­редав нам по наследству. Духодержа­вие — единство в многообразии, кото­рое, в зависимости от внешних и внут­ренних причин, требований выживания, реализуется в разных формах государ­ственности; монархия, республика, союз республик, федерация, вечевое управ­ление, империя или теократия (Святая Русь). Но при всех модификациях она остается межэтническим, а часто и меж­материковым информационно-объеди­ненным на началах добра и справедли­вости, внутренне свободным, доброволь­ным братством различных народов, эт­носов, верований, рас — единством в многообразии.

В духожержавии всегда действовал принцип «общего блага». Ради «блага для всех», являющегося специфической установкой русской культуры, в России еще в древнее время отказались от первичности принципа «свободы прав человека», разрушительного для собор­ного духодержавия; этот принцип «сво­боды прав» малознающие свою и рус­скую историю правящие демократы наивно воспринимают как последнее и высшее слово “цивилизованных госу­дарств”(2).

Эти позиции осмыслены не только учеными, но и представителями художественной сферы, массовой информации и др.  На телевидении, в частности, появилось множество передач, ориентированных на демонстрацию отечественных образцов, подготовленных лидерами и авторитетами отечественной культуры,  ярким показателем которых может служить цикл передач — “Русский стандарт” Н. Михалкова.

То есть, внешняя экстремальность, выраженная в подавлении национальных позиций, начинает активно стимулировать творчество  и оформляет самосознание на должном уровне.

Помимо этого, нынешняя ситуация, приведя к анулированию одних позиций — резкому сокращению технических служб, работников ВПК и др. подобных — казалось бы должна была резко сократить число и  качество творческих проявлений, но этого не только не произошло, но, напротив, объемы творчества увеличились. Стенания по поводу утечки умов и ненужности подготовленных профессионалов  не оправданы хотя бы тем, что люди, не опустившие руки под воздействием обстоятельств (учителя, инженеры, военные, ученые и др.), и лишь сменив поле деятельности, не утратили творческие данные. Просто это творчество, то есть наработанные способности, стали реализовываться в других сферах. Следовательно, последние (бытовые, экономические, политические и др. направления)  выиграли в качественном плане и стали функционировать на другом, более продуктивном уровне.  Повсеместно отмечается стабильность и развитие бытовых форм деятельности и много другого, где бывшие “технари” и “интеллектуалы-гуманитарии”  проявляют себя как талантливые грамотные профессионалы. Творчество повернуто в другую сторону, но оно по-прежнему выполняет свои функции и приносит ощутимый доход.

Таким образом, экстремальность становится стимулирующим творческое развитие личности и среды явлением, которое следует специально изучать и использовать действие его законов в повседневной жизни, в особенности в сферах, где оно обязательное условие. Вырастая в отдельную категорию, экстремальность заслуживает специального рассмотрения и развития как в теоретическом, так и практическом планах.

 

Литература:

  1. Валентинов А. Гений платит дважды. //Незримая сила, 1998, № 12, с. 6.
  2. Г. Молоканов. В поисках “Русской идеи”. М., 1998. С. 56-58.
  3. Ромах О.В ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ КУЛЬТУРОЛОГИИ с. 6-10. Аналитика культурологии. 2004, № 1, с. 6-10
  4. Ромах О.В. ИНФОРМАЦИОЛОГИЯ ЯЗЫКОВ КУЛЬТУРЫ. Аналитика культурологии, 2005, № 1. с. 7.15
  5. Ромах О.В. ВОЛЯ КАК ДОМИНАНТА КУЛЬТУРЫ   Аналитика культурологии. 2006. № 1. С. 11.
  6. Лапина Т.С., Ромах О.В. Культурогенная энергетика: ее виды и их взаимосвязь. Аналитика культурологии, 2007, № 1.  с. 48-53
  7. Лапина Т.С., Ромах О.В. Культура  в  гуманизации  цивилизации . Аналитика культурологии, 2007, № 1.с. 53-60
  8. Ромах О.В. «Человек культуры» в социальном пространстве. . Аналитика культурологии, 2007, № 1. с. 96-100