Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:
икона, канон, современная русская культура, иконоборчество, современные иконописные школы.
Аннотация:В настоящей статье рассматриваются актуальные проблемы, раскрывающие сложный, дискуссионный характер восприятия современным историко-культурным пространством наследия предшествующих поколений, в свете необходимости более глубокого изучения исторических истоков и традиций культуры, реконструкции ее смыслообразующих начал и основных ценностных ориентаций. Икона здесь выступает, как важнейший элемент русской культуры, ее художественно-эстетического наследия и духовного опыта. В статье исследуется основной спектр проблем, затрагивающих икону с точки зрения ее неприятия или искажения ее сакральной сути на современном этапе культурного развития России, рассматривается основной ряд проблем, связанных с возвращением древней иконы в действующие храмы, а так же вопросы, возникающие при восстановлении утраченных и создании новых росписей, в том числе представлены перспективы развития современных иконописных школ.
Текст статьи:
Тема иконы затрагивает такую область русской культуры, которая, представляя глубоко национальное явление, в тоже время, несет в себе общекультурные, универсалистские, вселенские и, в этом смысле, – вненациональные информационные составляющие, являя вместилище духовного опыта русского народа и православной церкви. Осмысление духовных и художественно-эстетических составляющих иконы – это одна из попыток реконструкции альтернативного идеала, основанного на приоритете духовно-нравственных ценностей, что особенно актуально в условиях современных исключительно лаицистских тенденций к преобладанию массовой, потребительской, без-нравственной, без-национальной и без-духовной культурной основы.
Однако, отношение современной культуры к иконе весьма неоднозначно. Интересно проследить социокультурные и исторические аспекты данной проблемы, порождающие дискуссионное поле обсуждения как самого феномена иконы, так и восприятие иконы в современном культурном пространстве России.
С одной стороны, возрождение Православия ставит вопрос о возвращение иконы в храм, что само по себе рождает ряд проблем с этим связанных, а именно возвращение икон из музеев, открытие древних росписей в храмах, где они сохранились, формирование отношения к иконам не каноническим и западного реалистического письма, новые росписи храмов и новые школы иконописцев. С другой стороны, в современной культуре продолжают жить, как старые формы иконоборчества, связанные с обвинением иконопочитания в идолопоклонстве, так развиваются и новые формы, как то искусствоведческая трактовка иконописного образа, логически вышедшая из ренессансного живописания, которая, во многом и противодействует возвращению иконы в храм.
Открытому иконоборчеству, направленному против сакральных изображений как таковых, в церковной традиции противостоит сформированная богословская концепция образа и исторический опыт, раскрывающий духовное содержание иконы, как «зримо-явленной истины». В наши дни этот опыт, изложенный в трудах отцов Церкви и философов нашего времени, вполне доступен для изучения, неоднократно переиздавался и воспроизводился в работах современных авторов. Однако приходиться признать, что большинство, даже среди верующих православных людей, не знакомы с учением Церкви об иконописном образе и не способны дать отпор мощному иконоборческому движению наших дней. С другой стороны, доступность этой информации и весьма активный интерес к самому феномену иконы в современной культуре внушают надежду на постепенное образование общества в этом вопросе.
Однако, можно наблюдать новые формы иконоборчества, как то искусствоведческая трактовка иконы, исключительно как произведения искусства, вне богословско-сакрального содержания иконописного образа. Искусствоведение как таковое не ставит перед собой задачу иконоборческого характера, имея по сути своей совсем другие цели и формы исследования. Однако, под воздействием искусствоведческого мировосприятия смысл и содержание иконы в сознании человека меняется настолько, что она теряет всю свою сакральную полноту, по сути перестает быть тем, что она есть. Более того, в силу своего скрытого характера, так как искусствоведение не выступает против иконописных изображений, даже напротив ратует за их сохранение (как памятников истории и искусства), в современной культуре явление это по большей части остается неосознанным и не находит должного сопротивления. При этом, не будучи явным, действует не на сознание, а на подсознание человека, что интересно, в том числе, и на людей относящих себя к православной традиции, постепенно и незаметно формируя их мнение, даже если оно противоречит им по духу, не говоря уже о людях малоцерковных и светских.
Современное искусствоведение определяет иконопись как одну из форм живописного искусства, являющуюся этапом культурного развития, исторически соответствующего эпохе Средневековья и вместе с ней ушедшее в прошлое. Из этого логически следует, что икона представляет собой культурно-историческую ценность как музейный экспонат и должна охраняться государством в том числе и от Церкви, которая претендует на возвращение икон в храмы, что может привести к порче и уничтожению исторических памятников. Как видно из вышесказанного, икона совершенно оторвана от Духовной Реальности, выражением которой она является, в лучшем случае ей отводится роль иллюстрации на церковную тематику, а иногда и роль начальных неразвитых форм живописного искусства.
Если рассматривать данное явление с историко-культурных позиций, то искусствоведческая трактовка иконы берет свое начало в Ренессансе, когда художественное творчество было оторвано от Церкви и передано светской культуре, в результате чего приобрело автономный, личностный характер иллюстративный по своему содержанию и эмоционально-психологический по сути, из сакрального явления превратившись в произведение искусства. Весьма важно подчеркнуть, что новая техника письма не является закономерным этапом развития художественных форм, логически вышедших из иконописных канонов, как это часто принято трактовать в искусствоведении, а представляет собой совершенно новый феномен, имеющий с иконописанием совершенно разные истоки. В основе иконописания лежит духовный опыт, то есть видение Мира Горнего и отражение его в соответствующих не реалистических формах. В основе живописания лежит фантазия художника, реализованная в доступных ему формах, то есть с натуры мира земного. «Способность воображения, — говорит епископ Игнатий (Брянчанинов), — находится в особенном развитии у людей страстных. Она действует в них соответственно своему настроению, и все священное изменяет в страстное. В этом могут убедить картины, на которых изображены священные лица и события знаменитыми, но страстными художниками. Эти художники усиливались вообразить и изобразить святость и добродетель во всех видах ее; но преисполненные и пропитанные грехом, они изображали грех, один грех. Утонченное сладострастие дышит из образа, в котором гениальный живописец хотел изобразить неизвестные ему целомудрие и Божественную любовь» . Иконописцам же предписывалось Церковью обязательное личное благочестие, чаще всего иконописцами были монахи. Обязательным считалось общение со старцами, то есть с людьми стяжавшими Духа Святаго и лично соприкоснувшихся с Миром Горним. Они-то и были истинными иконописцами, мастера лишь передавали их духовный опыт. Но даже если эти условия не могли быть соблюдены, иконописные каноны, сохранившие однажды выраженный духовный опыт, позволяли художнику не впасть в фантазию и лжесвидетельство.
С точки зрения искусствоведения церковные иконописные каноны являются отжившими формами Средневекового искусства, стеснявшими свободу творчества личности, и поэтому отвергнутые историческим культурным процессом, что по сути своей соответствует действительности, так как каноны представляют собой соборный духовный опыт Церкви, что естественным образом противоположно индивидуальному творчеству. Однако говорить о том, что канон является лишь художественным приемом, отслужившим свое и ушедшим в прошлое вместе с эпохой его породившей, в данном случае совершенно не правомерно. В этом смысле характерно, что Орос Седьмого Собора в заключении ставит в один ряд «будь то Евангелие, или изображение креста, или иконная живопись, или святые останки мучеников» . Ведь ни Евангелие, ни крест, ни мощи святых никакого отношения к искусству не имеют. Следовательно, и «иконная живопись» рассматривается как священное достояние, выработанное в глубинах кафолического Придания Церкви: «Иконописание [...] есть одобренное законоположение и предание Кафолической Церкви, ибо знаем, что она — Духа Святого, живущего в ней» (Орос) . Таким образом, иконописный канон не есть художественный прием, а представляет собой сакральное явление, вмещающее Евангельское Откровение и духовный опыт стяжания Духа Святаго. Отсюда следует, что иконописная традиция не может рассматриваться только с искусствоведческой точки зрения, так как не является в полном смысле этого слова искусством, как не являются искусством Евангелие, богослужебные тексты, мощи Святых и т.д.
Итак, искусствоведческая трактовка иконы, подменяя и путая понятия произведения искусства культового назначения и сакрального явления, вносит искажения в восприятие иконы, что по сути своей можно расценить, как специфическую форму иконоборчества.
В данном случае искажению и умалению содержания иконописных изображений противостоят работы видных богословов и философов к.19-н.20 в.в. кн. Трубецкого, о. Павла Флоренского, Епископа Игнатия (Брянчанинова), Успенского и других. Особое значение их в том, что создавались они не только как богословские работы, в них использованы философские и искусствоведческие приемы. Если Святоотеческое Предание не может служить авторитетом для научного восприятия мира современного внецерковного человека, то эти работы выстроены по всем правилам научной логики. Надо сказать, что работы эти в наше время неоднократно переизданы и широко известны не только в церковной среде, что внушает большие надежды на восстановление видения иконы адекватно ее духовному содержанию.
Что касается возвращения древних икон в храмы, то проблема эта многослойна. Как обрисовывает эту ситуацию профессор Дунаев , с одной стороны, иконы являются собственностью Церкви, были у нее изъяты, соответственно должны быть возвращены. С другой стороны, музейные работники, часто с риском для жизни, не изымали иконы, а спасали их от уничтожения, сохраняли, восстанавливали, а многим вернули первоначальный древний вид. Возможно, что в данном случае следует говорить не о праве собственности, а о возвращении в «родной дом», в место, где икона родилась и где ей и следует находиться по своему сущностному назначению. Ведь если ребенок потерялся, а добрые люди приютили его и заботились о нем, но пришли родители, не у кого не встает вопрос с кем будет жить ребенок, его возвращают родителям.
Другая сторона проблемы в том, что древние иконы нуждаются в бережном отношении и особых формах хранения, которые трудно создать в условиях бедных церковных приходов. Хотя с другой стороны не менее бедные музеи и запасники часто также не способны создать необходимые для хранения икон условия. Возможно церквам, которые будут иметь одну или десять древних икон, общими соборными усилиями будет легче справиться с хранением и реставрацией, чем музею, имеющему сто и более иконописных работ. Главное, необходимо понимание этой проблемы с обеих сторон. Со стороны Церкви понимание постепенно формируется. Вот, что пишет иконописец о. Зенон: «очень важно вернуть иконы Церкви. Но для этого, конечно, нужно сначала иметь гарантии, что они будут там храниться в должных условиях. Я думаю, что очень древние иконы уже не могут находиться в храме: должны быть особые помещения для их хранения, и только в праздники они могут выноситься для богослужения, для молитвы» . Разрешить же эту проблему можно только совместными усилиями Церкви и музеев. Реставраторы могут принести свои знания и опыт в церковь, а священнослужители принять предлагаемую помощь с благодарностью.
Еще одна проблема, встающая на пути возвращения древней иконы в храм, это объявление ее достоянием, принадлежащим человечеству. На что проф. Дунаев, на наш взгляд, очень точно отвечает: «Церковь не отнимает духовные ценности ни у общества, ни тем паче у человечества. Вообще «принадлежность человечеству» — красивая, но пустая фраза. Любое произведение искусства принадлежит на праве собственности не абстрактному человечеству, но какой-то конкретной организации, юридическому субъекту, музею или частному лицу. […] Владимирская икона Божией Матери, перенесенная из зала Третьяковской галереи в Успенский собор Кремля, так и останется общенациональным достоянием, а вовсе не превратится в исключительную собственность какого-то «прихода», как мнится иным чиновникам и неумным журналистам. Но икона должна находиться в Божьем храме, она создавалась для молитвенного общения с нею, Для литургического действа» .
Итак, икона не является произведением искусства как таковым, используя лишь художественные формы, икона по сути своей есть Духовная реальность, предназначенная для молитвенного общения человека с Горнем Миром. Отсюда следует, что икону не правомерно рассматривать и оценивать только с искусствоведческих позиций, что любая подобная оценка ведет к умалению сакральной сущности иконы и к прельщению малосведущих в этом вопросе людей. Соответственно, не являясь произведениями искусства, иконы должны находиться не в музеях, а в храмах. Уже сам факт нахождение святыни в музее порождает неправильное к ней отношение и является актом кощунства, не говоря уже о том, сколько пользы могли бы принести древние иконы для духовного возрождения народа, находясь в храмах и будучи доступными для молитвенного общения и литургического действа.
Однако мало вернуть древние иконы в храмы, они не заполнят и половины пустующего храмового пространства, и здесь встает проблема, для наших дней, может быть, важнейшая: проблема создания новых икон и новой росписи храмов. Потребность в том насущная и повсеместная. Требуются иконы и росписи не только для строящихся храмов (их пока еще немного), но и для старых, передаваемых Церкви и пребывающих, чаще всего, в совершенно разрушенном состоянии.
И опять проблема как бы раздваивается, с одной стороны, необходимо создавать иконописную школу построенную на лучших духовных традициях и образцах. С другой стороны, необходимо, чтобы и священство и миряне ощутили потребность в настоящей канонической иконе, чтобы в их духовном сознании неприемлемы стали живописные иллюстрации и стилизованные подделки.
Однако, ситуация такова, что, часто сами священники не готовы понимать и ценить настоящую икону. Иконописец о. Зенон пишет, что когда он предложил открыть древние росписи в Псково-Печерском монастыре, ему отказали на основании того, что старушки не поймут. «Сегодня нет устоявшегося и выраженного мнения Церкви о церковном искусстве, а уж тем более, контроля церковной власти над ним.» – продолжает о. Зенон – «И в ограду Церкви принимается практически все. Я давно задавался вопросом, на который и сейчас не имею ответа: почему очень благочестивые представители духовенства, многие монахи не принимают икону как должно? Можно вполне понять людей, которые добросовестно признаются, что икона канонического письма им непонятна, но никак нельзя согласиться с теми, кто отвергает икону по причине ее непонятности. Многие священнослужители убеждены, что каноническая икона трудна для восприятия простого народа, и лучше ее заменить живописной. Но я уверен, что для большинства не менее непонятны стихиры, ирмосы и сам богослужебный язык, уж не говоря о структуре богослужения, однако, едва ли кому-то придет мысль упростить богослужение применительно к духовной малообразованности. Задача Церкви — возводить людей к высоте боговедения, а не самой снисходить до человеческого невежества. Поэтому отвергающий подлинно православную икону тем самым ставит под сомнение правильность своего восприятия богослужения и, в частности, Евхаристии, из которой икона рождается» . В результате храмы часто расписывают бездарные халтурщики, не имеющие представления о подлинной иконописи. Иногда к ним обращаются просто от безысходности, от неимения ничего лучшего, но бывает и так, что священнослужители поощряют нецерковные по духу росписи, ибо и сами не отличаются должным духовно-культурным уровнем.
В таком духовном нечувствии образа, с одной стороны, виновато «искусствоведческое иконоборчество», за долгие годы сформировавшее определенное отношение к иконе. С другой стороны, целые поколения православных воспитывались на искусстве, которое, прикрываясь догматом иконопочитания, на самом деле никак ему не соответствовало. Древняя настоящая православная икона была открыта только в к. 19 века и почти сразу повсеместно изъята и идеологически уничтожена Советской властью. Вот почему так важно в наше время вернуть древнюю икону в храмы, чтобы новое покаленее клириков, иконописцев и мирян выросло в духовном общении с чистым незамутненным источником духовного опыта.
Что касается современной иконописной школы, то она весьма многолика. Сегодня многие живописцы берутся писать на религиозные темы и даже подражать иконе, используя при этом привычные живописные приемы, как-то живоподобие, перспектива, использование натуры. Для некоторых эти работы являются, по всей видимости, выражением их религиозных чувств и пока они не стремятся вносить их в храмы в качестве свидетельства Истины, работы эти остаются лишь ступенью их личного духовного развития.
Однако можно наблюдать и другие тенденции, когда живописцы, (например, И. Глазунов и его ученики), активно практикуют ренессансную живопись на христианские сюжеты, в том числе и при росписи храмов. В то время как, ренессансное начало в корне чуждо духу православных традиций. Более того, исторический опыт поиска в этом направлении виднейших русских художников к.19—н.20 века Иванова, Крамского, Поленова, Ге, Врубеля, Васнецова, Нестерова и других весьма наглядно это демонстрирует. Вот, что пишет Васнецов: «Ведь мне самому казалось в гордыне безумной, что именно я — и только я — понял дух древней русской живописи и еще, в несколько ином духе, Нестеров. Но когда реставрировали древнюю живопись, и эти фрески в монастырях, отыскали дониконовскую икону и еще более древнюю, то открылся совершенно новый чудесный мир глубочайшего вдохновения и знания закона натуры, выявилось поразительное понимание взаимодействия цветов и техники живописи. Ведь эти древние живописцы, будучи связанными традицией и определенными формами, создали подлинную, настоящую живопись в самом глубоком ее понимании, а именно как игру красок. Это были не рисовальщики, как мы, нынешние, а были творцы, настоящие художники. [ ] Я сам думал, что я проник в дух русской иконы и что я выразил внутренний мир живописца того времени, что я постиг — это уж от гордости — технику этого старого времени. Оказалось, однако, что я глубоко заблуждался. Дух древней русской иконы оказался во много раз выше, чем я думал. Внутренний мир живописи того времени был гораздо более богатым в духовном смысле, чем дух нашего времени, или лично мой, или Нестерова, и нам далеко до их техники, до их живописного эффекта. Моя живопись — это только слабое отражение, притом еще выхолощенное, очень богатого мира древней русской иконы» .
Так же, рассматривая этот вопрос далее, приходится констатировать, что в современной русской иконописной школе немало художников, которые не заботятся об образовании не только духовном, но и техническом. Обладая некоторыми навыками письма и художественными приемами иконописной традиции, они берутся расписывать храмы, пишут иконы на заказ. Эти росписи можно назвать полуреалистическими, так как это и не иконопись, и не реализм в строгом искусствоведческом смысле.
Однако, появляются художники, работы которых можно определить, как активный поиск, желание научиться, понять принципы иконописной выразительности. Об этом наглядно свидетельствует выпущенный в 1994 г. изд. «Современник» альбом «Современная православная икона». Иные иконописцы пробуют освоить приемы то московской, то новгородской средневековой живописи. Есть художники, которые как бы мечутся между средневековьем и «васнецовской» по духу манерою письма. Немалое число представленных в альбоме мастеров явно пытается подражать иконописцам XVII века, особенно Симону Ушакову. При этом, не все сознают необходимость хотя бы начального богословского знания при работе над иконою и над общим оформлением храма. Так, один из художников поместил в Деисусе иконостаса фигуру архангела Гавриила вслед за изображением Богородицы — в левой части иконостаса, тогда как он всегда помещается справа, напротив Божией Матери. Из этого следует, что иконописец, этого не знает, или считает необязательным для себя соблюдать элементарные правила, что совершенно недопустимо в соборном церковном творчестве.
Однако уже сейчас есть и отдельные иконописцы и целые иконописные школы, которые с самого начала имеют канонический подход к пониманию иконы, основанный на древней традиции соборного церковного творчества. В качестве примера можно назвать иконописцев Московской Духовной Академии и Свято-Тихоновского Богословского института. (Росписи академического и семинарского храмов в Троице-Сергиевой Лавре, в московской церкви свт. Николая в Кленниках) Их работы можно рассматривать, как реальные тенденции возрождения канонического иконописного искусства.
Есть и еще одна интересная и дискуссионная проблема, связанная с затронутой темой. В большинстве своем, ни у кого не вызывает сомнения, что храмы должны быть заполнены настоящими иконами. Однако встает вопрос, как относится к иконам и росписям реалистического письма, оставшихся от Синодального периода русской православной Церкви, что делать с огромным количеством полиграфических икон, часто сделанных не с лучших образцов и не лучшего качества. Икона — это постижение Духа, «молитва в красках», однако сейчас храмы заполнены иконами, которые не помогают, а мешают молитве. «Но всякий человек должен молиться благодаря иконе, благодаря пению, а не вопреки им» .
Однако не уничтожать же их, в самом деле. Иконы, освященные в церкви — суть есть святые иконы, и относиться к ним нужно соответственно. То же можно сказать и о полиграфических иконах. Более того, многие из таких икон отмечены чудотворением и мироточением. Есть иконы, которые имеют историческую связь со святыми людьми, и в этой связи очень ценны для православного христионина, как, например, образ Божей Матери перед которым молился Св. Серафим Саровский, или образ Богородицы, заказанный Св. Матроной Московской и сопровождавший ее всю жизнь. Надо сказать, что эти иконы были образца реалистического письма 19 века.
С другой стороны, современное иконописание только в самом начале пути к своему возрождению, хороших мастеров мало и, даже если бы их было во много раз больше, то они не в состоянии были бы обеспечить современные потребности, заменить всю живописную и полиграфическую продукцию. Прогнозируя сложившуюся ситуацию, можно предположить, что со временем, старые и новые храмы будут расписаны так, как это предписывает древний иконописный канон, не уничтожая иконы и фрески, а поновляя их, что отнюдь не противоречит традиции церковного искусства.
Итак, вопреки довольно распространенному мнению, что истинное иконописание в наши дни не возможно, мы позволим себе сделать вывод, что, если икона не есть художественный стиль определенной эпохи, а представляет собой сакральное явление, отражающее Духовный опыт Церкви, то с возрождением самой Православной Церкви, которое мы наблюдаем в наши дни, возродится и икона. В контексте современной культурно-исторической ситуации намечаются тенденции к постепенному формированию иконописных школ на основе древней канонической традиции иконописного мастерства, как в лоне Церкви, так и вне ее. Спектр религиозно-этических проблем связанный с иконами реалистического письма находит реальный исторический выход через поновление неадекватного религиозного искусства новыми каноническими изображениями, в том числе и полиграфические иконы по мере необходимости возможно делать только с лучших образцов. Так же можно констатировать тенденции в формировании конструктивного диалога Церкви и музеев, в результате которого, древние иконы постепенно передаются храмам, а музейные работники и церковные власти активно сотрудничают в деле реставрации и сохранения древних подлинников. Серьезной проблемой для утверждения иконописного образа в культурном пространстве современной России и полноценного раскрытия всей глубины его сакрально-духовного содержания является иконоборчество во всех его проявлениях. Однако нарастающий интерес к истории и теории иконы, который наметился в последнее время, дает основание предполагать, что иконоборчество будет преодолено силой богословской мысли и силой самого иконописного образа, возвращенного в храмы по средствам реставрации и в новых канонических росписях.
Литература
1. Архим. Зинон (Теодор). Беседы иконописца. — Рига, 1997.
2. VII Вселенский Собор. // Деяния Вселенских Соборов. Изд. Казанской Духовной Академии. — Казань, 1873.
3. Дунаев М.М. Своеобразие русской религиозной живописи. – М.: Филология, 1997.
4. Игнатий (Брянчанинов). Епископ. Сочинения. Т. 3. — СПб., 1886.
5. Лепахин В.В. Икона и иконичность. — Санкт-Петербург, 2002.
6. Преп. Иоан Дамаскин Три защитительных слова против порицающих святые иконы или изображения. Пер с греческого А. Бронзова, репринт, — Спб.: И.Л. Гузова, 1893.
7. Трубецкой Е.Н. Три очерка о русской иконе: Россия в ее иконе. — Новосибирск: Сибирь XXI век, 1991.
8. Успенский Л.А. Богословие иконы Православной Церкви. Коломна: Издательство западноевропейского экзархата. Московский патриархат, 1994.
9. Философия русского религиозного искусства XVI-XX в.в. Антология под ред. Н.К. Гаврюшина — М.: Прогресс, 1993.
10. Флоренский П.А. Иконостас. — М.: Искусство, 1995.
11. Шмеман А. Можно ли верить, будучи цивилизованным? / Вестник РСХД. — Париж, 1974, №107.
12. Языкова И.К. Богословие иконы. — М., 1995.