Автор(ы) статьи: Берсенева Т.П.
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

гармония, гедонистичность, удовольствие, целостность, томление по красоте.

Аннотация:

B статье рассматривается феномен гармонии как отношения и связи и в материальном, духовном мире человека, акцентируется внимание на анализе субъективной гармонии, как гармонии смыслов, идей, настроений.

Текст статьи:

Постановка вопроса о гармонии в наш век социальных и экономических конфлик­тов может показаться несвоевременной. Действительно, развитие общества, культуры, ис­кусства далеко не всегда соответствует античным представлениям о мере и гармонии. Но разговоры о конце гармонии все-таки кажутся неправомерными. Именно сегодня сильнее, чем когда-либо раньше, ощущается внешний и внутренний дисбаланс, человек стоит пе­ред дилеммой: подчиниться противоречивости и стихийности, сделать хаос главным принципом бытия или гармонизировать этот хаос, найти свое место в жизни. Чаще всего человек выбирает второй путь — ищет твердую основу своего существования. Думается, что таким основанием может быть понимание и восприятие мира (и себя в этом мире) как целостной, упорядоченной, гармонически организованной структуры.

Понятие «гармония» существует в философии уже 2500 лет, представления о ней возникли еще в древнегреческой мифологии. Гармония выступает здесь как дочь бога войны Ареса и богини любви и красоты Афродиты. В этом мифологическом образе отра­зились представления о гармонии как порождении двух, казалось бы, несоединимых на­чал: красоты и борьбы, любви и войны.

Крупнейшие мыслители, начиная с античных времен, давали свое философское оп­ределение категории «гармония». Среди них мы можем назвать Пифагора, Гераклита, Платона, Аристотеля. Предельно общее определение гармонии, которое извлечь из их ра­бот, состоит в том, что она является оптимальным способом соотношения сторон (частей) целого, слиянием различных компонентов в единое органическое целое, в ней получает внешнее проявление внутренняя упорядоченность и мера бытия, гармония — это единство в многообразии. Высказывания многих философов, а также современный уровень знаний о гармонии дают нам представление, что гармония — это особый способ существования устойчивости и изменчивости, равенства и неравенства, единства и различия, специфиче­ское единство многообразия или, более обобщенно, — одна из форм отношения, связи. Но гармония есть не только связь или только единство, а именно определенная форма взаи-мо- и мироотношения, так как она требует связи и отграничения, единства и разнообра­зия. Именно в этом смысле нужно понимать слова Гегеля о том, что «истиной» гармонии является различие, и различное есть сущность гармонии.

Не всякое отношение есть гармония. Гармония предполагает определенный род от­ношений внутри конкретной целостности, характеризующейся единством согласованно­сти частей между собой и целым. Гармония требует различий, составляющих целое. Эти различия, которые могут включать в себя момент противоположности и, следовательно, находиться в отношении противоречия, не восстают друг против друга, а находятся в со­гласованности, отвечающей определенным моментам поступательного развития.

Поскольку гармония есть отношение, постольку нас будет интересовать, отноше­ния каких явлений могут нести в себе гармонию. Наблюдая мир явлений, мы находим в нем много гармоничного. Когда мы слушаем хорошую музыку, то обычно говорим, что эта музыка гармонична. Рассматривая в музее древнегреческую статую, мы говорим о красоте, гармонии, соразмерности этого произведения искусства. Описывая дом, спроек­тированный хорошим архитектором, мы замечаем, что части этого здания находятся между собой в гармонической пропорции. В других вещах или явлениях мы также отмечаем гармонию, но не можем ее объяснить. Однако мы можем сказать о вещественном бытии, о мире явлений, что гармония там существует.

Уточним, что гармония — это отношения и связи и в материальном, вещественном мире, и в идеальном, духовном, субъективном мире человека как определенной целостно­сти. В первом случае гармония реализуется в пространстве и времени, во втором — как гармония смыслов, идей, настроений.

Так как все сущее в мироздании подчиняется закону гармонии, так и человек, явля­ясь частичкой этого мира, целенаправленно, но иногда неосознанно устремляется к гар­монии. Связано это, прежде всего, с тем, что человек остро ощущает звучание мощных диссонансов в своем собственном существовании. Одно из противоречий во внутреннем мире личности возникает потому, что чувственная, видимая красота, которая способна удивлять, вдохновлять, изменчива и преходяща. Гераклит тонко заметил, что невозможно дважды войти в одну и ту же реку, ибо все течет.

Как физическое существо человек сиюминутен, он напряженно переживает свою телесную ограниченность, зависимость от времени. И эта личностная относительность рождает беспокойство, тревогу, страх. Столкновение с бесконечной чередой человеческих смертей, потерями близких людей, осознание неотвратимости собственного исчезновения ставят человека перед лицом сложнейших вопросов, переполняют внутренний мир чувст­вом безысходности, трагизма, вызывают горечь, разочарование, страх, заставляют сомне­ваться в прочности человеческого присутствия на Земле. Осознание хрупкости человече­ского бытия создает «пограничную ситуацию», приоткрывающую ранее невидимое, за­ставляет острее переживать значимость каждого мгновения.

Но иногда человек, даже способный «расслышать» запросы жизни и откликнуться на них, может легко «потерять себя». Не это ли сегодня чувствуют большинство рабо­тающих людей: много интересной работы, много возможностей карьерного и финансово­го роста, при этом очень мало времени для чего-то другого. Когда люди выбирают, куда вложить свои способности и душу, для них очевиден смысл их начинаний, им нравится то, что они делают, но этого так много, что часто они испытывают ощущение потери себя: я себе не принадлежу, у меня нет времени на себя, я должен не кому-то, а себе. В какой-то момент человек сам для себя становится проблемой, и все реже чувствует внутреннее со­гласие и гармонию. Происходит это не только в тяжелые моменты жизни, перед «погра­ничной ситуацией», когда нужно мобилизовать силу и мужество, а на фоне благополуч­ных обстоятельств, когда жизнь хорошо налажена и течет в заданном русле.

Кроме этого, гармония внутреннего мира человека нередко подвергается «атакам» инстинктивных влечений, инерции бессознательного. Именно в таком состоянии Отелло убивает свою возлюбленную, а Анна Каренина решается на самоубийство. Человек всегда в состоянии выбора между истинным и ложным, возвышенным и низменным, прекрасным и уродливым.

С развитием общества человеческое существование не стало менее напряженным, экспрессивным. Но что может сделать человек, чтобы прийти к гармонии, которая бы ос­вободила его от мук одиночества, дала бы возможность почувствовать себя в мире, как дома, и позволила бы ему достичь чувства единства с миром? Ответ на эти вопросы не может носить теоретический характер, даже если он находит свое выражение в теориях и размышлениях о жизни. Так как гармония есть отношение, то на этот вопрос человек мо­жет ответить только всем своим бытием, своим деятельностным отношением к миру. Че­ловек содержит в себе внутреннюю потребность в преодолении любых форм хаоса, в ус­тановлении гармонии, стремится не просто адаптироваться, приспособиться к жизни, а гармонично включить себя в жизнь, организовать «человекомирные» отношения.

Универсальная форма гармонизации отношений человека с миром, заключавшаяся в устремленности к устойчивости и надежности в этом зыбком, вечно текущем мире, в преодолении  хаотического природного начала, связана с возникновением мифологии.

«Томление» по абсолютной красоте и гармонии отразилось в различных мифологических идеях. Возникли вдохновляющие образы царства вечной гармонии, к которому жаждал приобщиться архаичный человек, тоскующий по реальному совершенству. Эти представ­ления нашли воплощение в древнегреческом образе «золотого века» как периоде полного блаженства. К архаической традиции принадлежат понятия «аваллон» (в кельтской мифо­логии «остров блаженных»), «парадиз» (в древнеиранской культуре — место достижения полной гармонии духа). В Шумере верили в существование райской страны Тильмун, где не было ни болезней, ни смерти. В египетской мифологии период незыблемого счастья -время, когда на земле царствовали Осирис и Исида. Один из наиболее ярких образов, свя­занных с поиском идеала, отражен в мифе об Атлантиде. Таким образом, глубочайшая ве­ра в существование абсолютной гармонии, «золотого века», где не было ни тревог, ни бо­лезней, ни зла, ни старости, то есть всего того, что приносило страдание, порождало хаос, повергало в пессимизм, — была присуща уже древним культурам.

С углублением мировосприятия вырабатываются новые формы гармонизации со­циального и личностного бытия. Так, в середине I тысячелетия до н.э. рождается первая мировая религия, основателем которой был принц Гаутама (Будда). Что такое страдание, отчего оно происходит, можно ли освободиться от душевных мучений — вот главная на­правленность напряженных размышлений Будды. Основная предпосылка страданий ус­матривалась не в каких-то конкретных бедах, формах зла, одолевающих человека, а в не­постоянстве, мимолетности всех вещей и явлений бытия. Надежную опору в этом неус­тойчивом, зыбком мире, подлинную гармонию Будда находит в развитии души, в отре­шенности от хрупкости, иллюзорности «видимой» красоты. Так вырабатывается ключевое понятие буддизма — нирвана — как умиротворенность, блаженство, абсолютная гармония, которую обретает человек в процессе угасания страстей, преодоления зависимости от внешнего мира.

В поисках утраченного рая, в борьбе за укрепление земного совершенства, за пре­ображенного человека, свободного от животных инстинктов, формировалось христиан­ское движение, главная цель которого — установление Царства Божьего на земле. Образ Божьего Царства означает не что иное, как идеальный нравственный мировой порядок, наступающий в результате напряженной духовной работы, приближающей человека к Бо­гу. Здесь происходит окончательная победа возвышенного над низменным, добра над злом. Этот итог всеобщего примирения зафиксирован в Библии, отразившей вековую меч­ту о том счастливом будущем, когда волк будет мирно сосуществовать с ягненком, и барс будет лежать с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе; и корова будет пастись с медведицей; и детеныши их будут лежать вместе; и лев, как вол, будет есть со­лому. Это ли не воплощение главного принципа гармонии Гераклита: из различного обра­зуется прекраснейшая гармония.

Проблема поиска абсолютной гармонии привела к рождению еще одной влиятель­ной религии — ислама. До возникновения исламского движения общественную жизнь ара­бов разъедали жестокие распри, отражавшие столкновение племенных приоритетов, ко­рыстных интересов, рыхлость религиозных верований, вбиравших в себя поклонение 360 идолам. Именно Магомет (Мухаммад), пытаясь преодолеть хаос существовавших отно­шений, консолидировать общество, проникся глубоким осознанием зависимости человека, Вселенной от всемогущего Аллаха как единственного источника абсолютного совершен­ства и гармонии. Важнейшим положением новой религии становится благая весть Корана о том, что при сотворении человек был наделен неиспорченной природой, позволяющей жить полноценной, счастливой жизнью благодаря сопричастности богу. Но люди оказа­лись неблагодарными, пренебрегли божественной милостью, лишая себя возможности на­сладиться связью с благодатью Творца как неизменным совершенством.

Следовательно, все мировые религии осознавали текучесть и относительность при­родной реальности, вещного бытия. И, значит, люди не должны фаталистически прини­мать все, что бы ни случилось, идти на поводу у временного потока. От их поведения требуется осознанность, ответственность, нравственность, сопряженные с всеобщим законом абсолютной гармонии, которую воплощал Бог.

Построить гармонические отношения с миром и обрести гармонию в своей душе человек издавна пытался не только с помощью мифологии, религии, но и искусства. Рож­дение искусства свидетельствовало о том, что общество начинало постигать гармонию неповторимого, сиюминутного. Временной поток разрушает гармонию настоящего, вно­сит неопределенность и хаос в человеческое бытие, рождая страдание, боль, разрывая красоту сегодняшнего дня, и только искусство позволило остановить мгновение, сохра­нить его в первозданности. Но самое главное, для искусства каждая личность является не­объятной Вселенной, утрата которой невосполнима и потому трагична. Когда в романе Э.М.Ремарка о войне гибнет главный герой — солдат, уставший от бессмысленных пере­стрелок, военные сводки в этот день состоят из одной фразы: «На Западном фронте без перемен». Для армейского руководства смерть одного солдата не имеет никакого значе­ния. Но с точки зрения искусства, угас неповторимый, потенциально безграничный чело­веческий мир.

С ростом самосознания, стремясь к качественно иному возвышению над спонтан­ностью бытия, человек разрабатывал рациональные пути овладения тайнами Мироздания, что могло обеспечить прочную стабильность, предсказуемость общественного развития. Так рождалась потребность в философских и научных знаниях. Философия уже в своем изначальном понимании мыслилась как бескорыстное стремление к истине во имя под­держания всеобщей гармонии. Именно познание давало человеку власть над силами хао­са, достаточно высокий уровень свободы, который позволял возвышаться над необходи­мостью.

Но сколь бы ни были различны представления всех этих религий, движений и на­правлений, общей для них является идея альтернативы для человека. Человек может вы­бирать между двумя возможностями: идти назад или двигаться вперед. Эта альтернатива может быть оформлена по-разному. В зороастризме альтернативой являются свет и тьма, в христианстве — благословение и проклятие, жизнь и смерть, в социалистической доктри­не альтернативой являлись социализм и капитализм. Так ведь и сам человек не является какой-то постоянной специфической субстанцией, а представляет собой противоречие, которое заложено в условиях самого человеческого существования. Это противоречие требует решения, которое может быть регрессивным или прогрессивным. То, что иногда кажется врожденным стремлением человека к прогрессу, скорее всего, есть динамика по­иска новых решений. На каждой новой ступени, достигнутой человеком, возникают новые противоречия, которые заставляют его и дальше искать новые решения, двигаясь к конеч­ной цели — стать полностью человечным и достичь совершенного единства с миром. Смо­жет ли человек достигнуть этой конечной цели, когда исчезнут поиск и конфликт (как этому учит буддизм), или это станет возможным только после смерти (как это проповеду­ет христианство), — неизвестно и, может быть, даже неважно. Важнее не достижение цели, а вера человека в то, что он может приблизиться к этой цели. Напротив, если человек ищет решения противоречий на регрессивном пути, то он будет неминуемо двигаться к полной потере человеческого облика. И если гармония есть оптимальное отношение и наилучшее состояние и никто не стремится к худшему, то оказывается, что именно чело­веческая деятельность может создавать противоречия и дисгармонию.

Поэтому здесь необходимо поставить вопрос о направленности возникновения гармонии из хаоса души, так как каждый по-разному понимает становление и достижение гармонии. О направленности нам дают представление жизненные ориентации, проявляю­щиеся во всех поступках человека, в его отношении к миру. Именно направленность «за­дает» тон всему «строю» личности.

В мире существуют два базовых полярно противоположных направления измене­ний: 1) становящееся всеединство, то есть движение к такому порядку, который увеличи­вает, в терминологии Эмпедокла, любовь и уменьшает вражду, обеспечивает соборность; 2) «порядок», который основывается на эгоцентрическом стремлении каждого сущего стать властным центром мира, что неизбежно приводит к возрастанию вражды и, следова­тельно, к хаосу. Примеры такой активной дисгармонизации можно найти в любой сфере деятельности. В межличностных отношениях — это желание сделать своего партнера сред­ством достижения собственных целей (при его искреннем участии в общем деле); в поли­тике — это стремление какой-либо сверхдержавы доминировать в мире; в биогенезе -стремление человека замкнуть единый энергоресурс планеты на самого себя, разрушая не только тонкую гармонию, но и простой баланс в биосфере. В общем виде активная дис-гармонизация проявляется как юношеское по своей сути стремление сделать все по-своему, невзирая на обстоятельства.

Первое направление в современной науке обозначается как негэнтропийное, второе — как энтропийное. Но то же самое, только в более глубоком и широком культурно — ду­ховном контексте, всегда обозначалось как добро и зло, как пути Бога и дьявола. То есть первый путь, созидательный, означает движение к гармонии, второй, разрушительный, — к хаосу, к дисгармонии. Э. Фромм второй путь назвал «синдромом распада», побуждающим человека «разрушать ради разрушения и ненавидеть ради ненависти», а первый путь -«синдромом роста», состоящим из «любви к живому, любви к человеку и независимости» [1]. Можно не сомневаться в том, что каждый человек движется в определенном направ­лении: к живому или к мертвому, к добру или к злу, к гармонии или дисгармонии.

Итак, человек любой эпохи и любой культуры сталкивается с одним и тем же во­просом: как достичь единения, как выйти за пределы своей отдельной жизни и обрести воссоединение. Но отвечают на этот вопрос по-разному. И как уже говорилось, история религии и философии есть история этих ответов, во всем их разнообразии и во всей их ог­раниченности.

Напомним, что гармония — это отношения и в материальном, вещественном мире, и в идеальном, духовном, субъективном мире человека. Но человек чаще видит гармонию в материальном, вещественном мире, связывая ее с количественной стороной, с соразмер­ностью, пропорциональностью, симметрией, равенством, материальной устойчивостью. Именно отсутствие этих качеств у некоего целого делает его дисгармоничным в количест­венном отношении. Мир, однако, есть динамическая, подвижная система, и движение, как и материя, в нем вездесуще. Поэтому, чтобы правильно применять понятие гармонии, не­обходимо осмыслить ее не как статическую (в качестве чего-то раз навсегда установивше­гося, безмятежного, застывшего), а как динамическую, как единство устойчивости и из­менчивости, а, следовательно, как противоречие, которое постоянно разрешается и вновь возникает в процессе развития.

Наблюдая конкретные стороны окружающего мира, мы убеждаемся в том, что ка­ждой из них присущи определенная статичность (устойчивость), но одновременно и опре­деленная динамичность (изменчивость). В подтверждение справедливости сказанного можно сослаться хотя бы на теорию эволюции Ч. Дарвина. В его учении биологические объекты обладают двумя важными качествами: наследственностью (определенной устой­чивостью) и изменчивостью. И только при неразрывном единстве этих двух качеств воз­можно существование конкретных биологических объектов.

Итак, понимая гармонию как отношение и рассматривая ее с точки зрения диалек­тики, мы можем выделить главный критерий гармонии — синтез устойчивости и изменчи­вости, равенства и неравенства, где различия, противоположности, составляющие содер­жание гармонии, не просто сосуществуют (это была бы статика, а не гармония), не просто дополняют, а взаимополагают друг друга. Таким образом, реальная гармония, и объектив­ная, и субъективная, всегда динамическая, становящаяся и потому несовершенная.

Поэтому внутренняя, субъективная гармония человека не всегда ассоциируется с гладкой, ровной, хорошо устроенной, «симметричной» жизнью и с успокоенностью души: «Покой нам только снится!» (А. Блок). Конечно же, благоустроенный быт, согласие в се­мье дают нам определенный комфорт, чувство уверенности, спокойствия и оптимизма. Но как часто мы невольно заблуждаемся, изображая гармонию лишь как желанное согласие. Почему молодежь охотно устремляется как к хорошему, так и к плохому? Скорее всего, потому, что в условиях повседневного комфорта, когда среда может предоставить челове­ку все, чего он ни пожелает, в условиях, не требующих активной творческой деятельно­сти, не допускающих риска, нередко можно наблюдать извращенное стремление вызвать дисгармонию. Это проявляется в поклонении беспорядку, превознесении хаоса, бравиро­вании грязной, неопрятной одеждой и прическами, стремлении назойливо и надоедливо шуметь. Духовное оскудение жаждет остроты впечатлений, а слезливая сентименталь­ность — жестокости. Отсюда закономерно следует вывод о том, что суть человеческого бытия состоит не в достижении полного спокойствия и душевного «равенства», а в осу­ществлении меры между стабильным и изменчивым, «равным» и «неравным» душевным состоянием.

Человеческая жизнь — это процесс, деятельность, движение в сторону какой-либо цели, страсти, какого-либо желания, и если человек из-за слабости, страха, некомпетенции или чего-то подобного не в состоянии достигнуть своей цели, своего желания — он страда­ет, испытывая противоречивые чувства: надежду и страх, веру и разочарование, любовь и ненависть. Это страдание приводит к разрушению внутреннего равновесия, согласия, и человек пытается восстановить свою внутреннюю гармонию.

Понятие «гармония» мы редко применяем по отношению к нашему душевному со­стоянию, заменяя его чаще словами удовольствие, удовлетворенность, счастье. В филосо­фии, начиная с самых ранних этапов ее развития, уделялось большое внимание понятиям «удовольствие» и «счастье».

Гедонизм рассматривал удовольствие в качестве главного принципа человеческого поведения. Аристипп, первый представитель гедонистической теории, считал получение удовольствия целью жизни. Гедонисты ставили знак равенства между понятием счастья и непосредственным переживанием, придавая счастью и удовольствию всецело субъектив­ный характер.

Первая попытка пересмотреть гедонистическую позицию, вводя объективные кри­терии в концепцию удовольствия, была сделана Эпикуром, который заявил, что не всякое удовольствие заслуживает предпочтения и только разумное удовольствие благоприятст­вует праведной и хорошей жизни.

Платон рассмотрел желания и удовольствия с учетом критериев истинности и лож­ности. Удовольствие, подобно мысли, может быть истинным и ложным, хорошие люди испытывают истинные удовольствия, а плохие — ложные.

Аристотель утверждал, что субъективное переживание удовольствия не может яв­ляться критерием правильности действий, а, следовательно, и ценности этих действий. Он говорил, что если людям с порочными наклонностями что-то доставляет удовольствие, не надо думать, что это доставляет удовольствие кому-либо еще. Порочные удовольствия являются действительными удовольствиями только для «растленных людей», в то время как удовольствия, реально заслуживающие этого названия, сопутствуют тем деятельно-стям, которые свойственны «добродетельному человеку».

Б. Спиноза в своей «Этике» пишет, что удовольствие — это результат разумной и доброй жизни, а не свидетельство греховности, как утверждают учения, осуждающие удо­вольствие. Понятие удовольствия у Спинозы связано с понятием потенции (силы). Удо­вольствие, соответственно, большая сила для реализации возможностей и для приближе­ния к человеческому образцу. Удовольствие является не целью жизни, а представляет со­бой сопутствующий элемент плодотворной жизни.

В теории Г. Спенсера ключом к его идее об удовольствии-страдании может слу­жить понятие эволюции. Философ делает предположение, что удовольствие и страдание выполняют биологическую функцию стимуляции и побуждения человека к деятельности, которая благоприятна и для индивида, и для всего человеческого рода. Исходя из этого, можно утверждать, что удовольствие и страдание являются обязательными и необходимыми факторами в процессе эволюции: человек изо дня в день поддерживает свою жизнь тем, что отыскивает приятное и избегает неприятное.

Таким образом, Платон считает критерием истинного удовольствия хорошего че­ловека; Аристотель — назначение человека; Спиноза — реализацию человеком своей при­роды посредством использования своих сил; Спенсер — биологическую и социальную ак­тивность человека [2. С.60].

3. Фрейд и другие ученые считали основой удовольствия чувство, сопровождаю­щее снятие болезненного напряжения. Объективная физиологическая потребность в удов­летворении голода, жажды, сна, сексуального удовлетворения ощущается субъективно как желание, и если какое-то время эти желания остаются неудовлетворенными, человек чувствует болезненное напряжение. Когда напряжение спадает, освобождение от него воспринимается как удовольствие, удовлетворение. Удовлетворение путем снятия болез­ненного напряжения дает удовольствие самое обычное и легкое в психологическом плане; оно также может быть одним из самых сильных удовольствий, если напряжение имело место длительный период времени и стало очень сильным. Значение этого удовольствия неоспоримо, как неоспоримо и то, что в жизни многих людей оно является, чуть ли не единственным типом удовольствия, которое им удалось когда-либо испытать.

Есть удовольствия, получаемые в результате снятия напряжения, но психического. Человеку может казаться, что какое-то желание вызвано телесными нуждами, а в действи­тельности оно обусловлено психическими потребностями. Эти желания схожи с нормаль­ными физиологическими потребностями, поскольку и те и другие происходят из некоего дефицита, нехватки чего-то.

Но кроме «сферы дефицита» существует, по выражению Э. Фромма, «сфера из­лишка» — феномен, присущий исключительно человеку. Это сфера внутренней деятельно­сти, которая возможна лишь при условии, что человеку не приходится трудиться только ради добывания средств к существованию и действовать только с целью снятия болезнен­ного напряжения. Излишек энергии, как пишет Э. Фромм, человек расходует на достиже­ние чего-то большего, чем простое выживание. На этом основании Э. Фромм делает раз­личия между удовлетворением, радостью и счастьем [2. С.76].

Во всех сферах жизни человек может получать удовольствие, удовлетворение, ра­дость, счастье. Удовлетворение, удовольствие происходит от действий, устраняющих на­пряжение. Радость же — это достижение, предполагающее внутреннее усилие. Счастье -тоже не божий дар, а достижение человека, это спутник всякой творческой деятельности: мыслительной, чувственной, эмоциональной, физической. Радость и счастье — это не раз­личные по качеству состояния, они различаются только в том смысле, что радость, скорее, соответствует единичному факту, а счастье — это непрерывное и долговременное полное переживание радости; мы можем говорить о «радостях» — во множественном числе, а о «счастье» — исключительно в единственном. Счастье является мерилом того, что человек нашел ответ на извечный вопрос человеческого существования, нашел единство с миром и обрел гармонию в себе, то есть у него есть надежда, есть вера в то, что надежда осущест­вится, и есть любовь к тому, во что он верит и на что надеется. Вера, надежда, любовь принадлежат к наиболее существенным общечеловеческим, а не только христианским, добродетелям.

Как правило, слово «вера», ассоциируется с Богом и религиозными учениями и воспринимается как понятие несовместимое с рациональным и научным мышлением. От­ношение к религиозной вере в современном обществе сложилось в результате длительной борьбы с авторитетом церкви. В настоящее время отсутствие веры является выражением глубокого смятения и отчаяния. За маской мнимой рациональной уверенности скрывается глубокая, укоренившаяся неуверенность, заставляющая людей с готовностью принимать любую навязанную им точку зрения, философию, или находить компромисс с нею. Без веры человек делается бесплодным, беспомощным, его охватывает панический страх и ужас. Все сомнительно, нет ничего определенного. Человек, одержимый сомнением, вынужден сомневаться во всем, о чем бы он ни думал, или испытывать чувство растерянно­сти во всем, что бы он ни делал. Сомнение имеет место при решении самых важных и пустяковых жизненных вопросов. Поэтому, может быть, не всегда надо ассоциировать ве­ру только с религией, с верой в Бога.

В сфере человеческих отношений вера — необходимое условие всякой настоящей дружбы и любви. Кроме этого, мы верим в самих себя. Мы осознаем существование не­коего Я, какого-то внутреннего стержня своей личности, неизменного и постоянного на протяжении всей нашей жизни. Это та самая суть, которая составляет реальность, опреде­ляемую словом Я, и на которой основывается наша убежденность в собственной уникаль­ности и неповторимости. Мы верим не только в свои собственные возможности, но и в возможности человечества.

Зачастую считают, что вера — это состояние пассивного ожидание человеком мо­мента, когда сбудутся его надежды. Но истинные вера и надежда не могут быть пассив­ными и проявляются в качестве внутренней активности. Понятие надежды глубоко разра­ботано в богословии. Так вот, исходя из теологического учения, церковь отнюдь не оп­равдывает бездеятельность. Человек не должен пассивно надеяться на Бога, потому что Бог дал ему силы, чтобы человек пользовался ими. Следовательно, надежда должна быть деятельной, и христианин должен пользоваться данными ему силами, согласуясь с пре­мудростью Божией.

Христианская надежда противопоставляется слепой надежде, самонадеянности, безнадежности и отчаянию. Слепая надежда обрекает людей в нужде, в бедности и болез­нях пассивно ожидать только сверхъестественной помощи, не прилагая для улучшения своего состояния никаких усилий. В излишней самонадеянности человек презирает зна­ния, разум и совесть и поступает только в соответствии со своими соображениями и же­ланиями. Безнадежность в богословии связывается с увлечением одними лишь земными делами и материальными благами. Но все земное проходит, все тленно, и это ощущения смерти порождает отчаяние, страх и безнадежность. Верующий же психически защищен, поскольку у него есть надежда на загробное воздаяние, которого у него не могут отнять никакие удары судьбы. Неверующий в Бога не имеет этой надежды и оказывается во вла­сти отчаяния. Здесь по отношению к надежде можно провести аналогии с верой.

Для современного человека вера редко связана с религиозным пониманием. Также и надежда — это надежда на свои силы, на победу разума, на взаимопонимание, на любовь. Тем более, что человек, осознавая себя отдельной сущностью, но, будучи существом со­циальным, часто ощущает одиночество и отчужденность. Поэтому самая глубокая по­требность человека — это потребность преодолеть свою отчужденность, освободиться из плена одиночества. Быть одиноким — значит быть отрезанным от мира, не имея возможно­сти воспользоваться своими человеческими силами; значит быть беспомощным, неспо­собным активно воздействовать на окружающий мир. Решение этой проблемы человек ищет в достижении единства с другими людьми, в слиянии с другим человеком, в любви. Любовь предполагает сохранение целостности личности, ее индивидуальности. Она раз­рушает преграду между людьми, помогает человеку преодолеть чувство одиночества и отчуждения и вместе с тем позволяет ему оставаться самим собой, сохранить свою цело­стность. Парадокс любви в том, что два человека составляют одно целое и все же остают­ся двумя самостоятельными существами.

Возвращаясь к мысли о субъективной гармонии, следует уточнить: зачастую сча­стье нами воспринимается как прямая противоположность горя или страдания. Но физи­ческие и душевные страдания — часть человеческого существования, и их неизбежность реальна для всех людей. Уберечься от горя во что бы то ни стало, можно лишь полностью отстранившись от окружающего мира, от людей, что исключает возможность испытать счастье. Неслучайно древнегреческие философы ввели понятие «катарсис», что означает очищение души от гнева, зависти, озлобленности, низменных побуждений и установление внутренней гармонии в результате сострадания к безвинному, к несчастному.

Нет четких критериев и норм, по которым можно было бы оценивать жизнь чело­века извне (простой смертный не просыпается с горькой мыслью о том, что он не ми­нистр), человек сам имеет главный и безошибочный критерий — удовлетворенность или неудовлетворенность жизнью. Этот критерий имеет множество оттенков в зависимости от типов людей. Один человек недоволен жизнью, но винит в этом окружающих. Он говорит, что ему не дали, не создали условий, не открыли дорогу. Его нельзя переубедить тем, что рядом с ним такой же человек в тех же условиях живет полной и увлекательной жизнью. Другой человек несет в себе глубокое недовольство собой, он полон сожалений, что мно­гое в свое время упустил, но не замечает, что продолжает жить по-старому, не пытается что-то изменить в жизни.

Удовлетворенность или неудовлетворенность жизнью — это сложное, но всегда обобщенное чувство состоявшейся или несостоявшейся, удачной или неудачной жизни. Человек с его противоречиями и метаниями, взлетами и падениями, утратами и приобре­тениями не может быть постоянно счастливым (только психически больные люди всегда счастливы) или постоянно несчастным.

Таким образом, субъективная гармония, воспринимаемая как успокоенность души, как раз навсегда установленный порядок в человеческой душе и в отношениях человека с миром, как состояние постоянной безмятежности, скорей всего, не гармония, а псевдо­гармония.

Библиография

1. Фромм Э. Душа человека. -М., 1992. — С.45.

1. Фромм Э. Человек для себя. — Минск, 2004.