Автор(ы) статьи: Белолипецкая Н.А.
Раздел: ИСТОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

стереотипы, восприятие Египта, функции стереотипа, имперская политика.

Аннотация:

статья посвящена британским стереотипам восприятия Египта на рубеже двух столетий и содержит характеристику основных английских представлений о Египте. Рассматриваются особенности самого понятия «стереотип», его функции и причины появления. Британские стереотипы оцениваются с точки зрения имперской политики и колониального опыта данной страны. Затрагиваются проблемы формирования английского общественного мнения по египетскому вопросу и освещения его в средствах массовой информации.

Текст статьи:

Прежде всего, необходимо определиться с терминологией. Итак, под стереотипами в данном случае имеются в виду стереотипы этнические, т.е. упрощенный, схематизированный, эмоционально окрашенный и чрезвычайно устойчивый образ какой-либо этнической группы или общности, легко распространяемый на всех ее представителей (этнический образ). Именно такое определение содержит краткий этнологический словарь. Стоит подчеркнуть, что в принципе стереотип не всегда несет на себе эмоциональную нагрузку, играя роль определенной схемы для упрощения действительности, однако она является неизбежной частью этнических стереотипов. Ю.В.Платонов, например, подчеркивает этот момент, отмечая, что «этнический стереотип характеризуется повышенной эмоциональностью и устойчивостью в отражении черт стереотипизируемой группы»[1]. Стереотипы формируются в результате межкультурной коммуникации, представляющей собой обмен всеми видами информации между двумя этносами, вступившими во взаимодействие. Е.Г Фалькова выделяет три уровня межкультурной коммуникации: этнический (между локальными этносами), национальный (между государственно-политическими структурами) и цивилизационный, на котором «возможны наиболее существенные результаты в обмене духовными, художественными, научными достижениями»[2]. Кроме того, при обмене информацией исследователи выделяют культуру-донора и культуру реципиента. Египет и Великобритания практически с начала 19в. начали взаимодействовать одновременно на национальном и цивилизационном уровне, при этом туманный Альбион постоянно сохранял роль культуры-донора, начиная с 1876г., когда стало известно  о банкротстве Египта и его неспособности платить по долгам. После подавления в 1882г. националистически окрашенного восстания под руководством Ораби-паши, английские войска уже не покидали страну. В 1914г. в связи с началом первой мировой войны правительство Великобритании объявило Египет своим протекторатом.

Английское общественное мнение обратило свои взоры к Египту в начале 80-х гг. 19в. В 19в. оно уже практически полностью формировалось прессой, что позволяет поставить между ними знак равенства и говорить об особенностях общественного мнения, основываясь на журнальных публикациях и публицистических произведениях. Под общественным мнением подразумевается в данном случае совокупность суждений и оценок, характеризующих консолидированное отношение массового сознания к наиболее значимым и актуализированным проблемам, событиям и фактам экономики, политики, культуры, общественной жизни.

Благоприятной почвой для формирования устойчивых этнических стереотипов о Египте, многие из которых существуют по сей день, стал колониальный опыт Великобритании в целом, в свете которого рассматривались все новые имперские приобретения, а также укоренившееся за 18-19вв. в сознании обывателя мнение о непоколебимости английского господства в мире. Для Англии египетский вопрос находился в рамках общей «Восточной политики», при этом часто проводились параллели между Египтом и Индией[3], поэтому на Египет зачастую переносились стереотипы, сформированные англичанами еще при колонизации Индии. Египет привлекал внимание не только английских политиков, но и журналистов, историков. Описания этой страны, ее истории, древней и современной религии можно было встретить как на страницах газет, книжных изданий, так и в крупных аналитических журналах, таких как «ХІХ век и далее…» («The nineteenth Century and after…»). За 40 лет своего господства Великобритания так и не смогла обрести многочисленных сторонников среди местного населения, однако английское общественное мнение полностью поддерживало государственную политику, полагая, что британское пребывание в Египте являлось более справедливым и менее хищническим, чем было бы пребывание там представителей других европейских стран[4].

Самой известной книгой о Египте, десятилетиями формировавшей образ египтянина в Великобритании стало произведение У.Лэйна «Египет и египтяне»[5]. Впервые этот труд был опубликован в 1836г., и первый тираж разошелся в течение двух недель. Та же участь постигла и второе, более дешевое издание. Долгий и продолжительный успех этой книги отражал, по мнению английского исследователя Г.Дейтона, интересы викторианского общества, нуждавшегося в подробном освещении египетских нравов и распространения влияния Англии в Египте[6]. При этом совершенно справедливым является утверждение У.Липпмана о том, что «совокупность образов в нашем воображении откликается на стимул, похожий, хоть и смутно, на один из аспектов этих образов»[7], т.е. английское общество видело в описаниях культуры и быта Египта лишь то, что соответствовало его представлениям об обществе, находящемся на достаточно низкой ступени развития. В последующие десятилетия ни одно описание восточных стран (которые продолжали периодически выходить в Великобритании) не могло сравниться  по популярности с книгой У.Лэйна, пока не началась английская оккупация Египта, вызвавшая буквально лавину разнообразных публикаций. С 1881 по 1883 г. было издано огромное количество книг, написано множество статей по египетской проблематике. Именно с этого времени Египет входит в массовое сознание англичан, с этого момента можно говорить о формировании широкого общественного мнения по египетскому вопросу и о широком освещении его в прессе.

Необходимо отметить, что в английской прессе при описании Египта причудливо смешались автостереотипы (т.е. представления англичан о самих себе) и гетеростереотипы (т.е. совокупность суждений о других, в данном случае преимущественно колонизированных народах). При попытке охарактеризовать египетское общество английская пресса часто использовала противопоставление «мы – они», используя положительные автостереотипы и уничижительные гетеростереотипы, формируя тем самым черно-белую картину в сознании обывателя. Целью статьи является выявление и характеристика основных английских стереотипов, возникших при регулярном соприкосновении с египетской культурой, вопрос об их истинности здесь не будет затронут. 

Английские стереотипы о Египте и египетской культуре можно разделить на политические и бытовые. Центральным было представление о необходимости английского господства в регионе для защиты собственных интересов и цивилизаторской миссии Великобритании. Стереотипным стало представление о том, что интересы жителей туманного Альбиона распространяются практически на весь мир. Политическая, художественная и популярная литература о различных частях империи призвана была выполнять «правительственный заказ»: сплачивать англичан, вызывая у них чувство гордости и обостряя патриотизм. Английские государственные деятели, а за ними и обыватели считали, что Англия должна иметь возможность защищать Суэцкий канал, являющийся прямой дорогой в Индию, ее финансовым интересам соответствует увеличение сырьевой хлопковой базы в стране[8], Египту же нужно прямое руководство европейской державы, для того чтобы встать на европейский путь развития. Утверждалось, что только Англия как страна передовой демократии и колоссального колониального опыта сможет обеспечить Египту устойчивое развитие и предотвратит возвращение к варварским и беззаконным временам, предшествовавшим европейскому вторжению в страну. Пресса постоянно подчеркивала, что Англия обладает особыми интересами в этом регионе, и именно по этой причине она должна быть здесь преобладающей силой, а положение одной из нескольких международных сил для нее «унизительно»[9]. Благородная миссия Великобритании активно освещалась политиками и журналистами. Как писал Х.Стюарт, «у Англии есть сейчас великая возможность – если она хорошо использует ее в Египте, то осуществит великую миссию», «будет национальным позором, если, однажды взяв в руки плуг, мы теперь провернем обратно и откажемся от благородной миссии, которую мы взяли на себя»[10]. Англичане считали себя благородными рыцарями, которые не могут повернуть обратно, т.к. это будет позором для них. «Всякая попытка с нашей стороны ускользнуть от ответственности, которую мы взяли на себя, подвергнет нас, как нацию, серьезным обвинениям,… и предаст нашу национальную честь и национальные интересы»[11], – вторил Дж.Стюарту М.Уоллес. Правление европейцев рассматривалось как луч надежды «среди темноты, которая в последнее время затмевала египетский политический горизонт»[12]. Стереотип о цивилизаторской миссии Великобритании подкреплялся мнением о том, что без английской помощи египетская цивилизация просто погибнет. Английский журналист Д.Сладен говорил прямо: «Египет нуждается в Англии, т.к. без нее национальное банкротство произойдет с пугающей внезапностью и египетская цивилизация будет уничтожена»[13]. «Великобритания убеждена, что ее миссия – спасти египетское общество и, более того, — что она способна сделать это»[14], вторил ему Э.Б.Кромер, генеральный консул Великобритании в Египте с 1883 по 1907 гг. Английская система управления представлялась благом, которого в течение столетий был лишен народ Египта. «Крестьяне должны быть благодарны нам, т.к., несомненно, мы улучшили их участь и сделали многое для них»[15],- писал все тот же С.Лоу. Стереотип о великой цивилизаторской миссии Великобритании являлся неизменной частью любого внешнеполитического сообщения на протяжении всего 19в., сформировав у английского обывателя определенное видение мира. Начало оккупации Египта просто активизировало в общественном сознании этот стереотип, поэтому англичане увидели в завоевании этой восточной страны не акт агрессии, а неизбежный шаг на пути мирового прогресса. Цивилизаторская миссия Великобритании является своеобразным автостереотипом, позволившим стране, если говорить словами У.Липпмана, «проецировать во внешний мир сознание собственной значимости»[16].

Если правление Великобритании воспринималось общественным мнением как лучшее из существующих, то, соответственно, египетские националисты, сопротивлявшиеся британскому политическому влиянию, объявлялись врагами Египта, не понимающими его интересов. Высказывалось опасение, что националисты выпускают из бутылки джинна, которым не смогут управлять. Английский журналист Х.Файф констатировал: «Лидеры националистов не фанатичны. Но они взывают к фанатизму людей, видя, что никакие другие меры не смогут заставить их заинтересоваться агитацией за независимость»[17]. Многократно подчеркивалась некомпетентность националистов в политических вопросах, высказывалось мнение о том, что они не представляют себе последствий ухода англичан из страны. В массовое сознание британцев внедрялась мысль о необходимости и неизбежности английского управления Египтом, а любое оппозиционное высказывание националистически настроенных местных политиков трактовалось как доказательство их политической незрелости и общего непонимания ими политической обстановки. Подобное противопоставление позволяло создать упрощенную схему и защитить сознание английского обывателя от возможной путаницы, в чем и заключается одна из основных функций стереотипа. Кроме того, создание схемы «мы» (носители передовой цивилизации) и «они» (варвары) помогало английскому обществу осознать свое единство, несмотря на социальные противоречия 19в. Для английской публицистики тема национальной независимости Египта стала с течением времени одной из ведущих. Каждый считал своим долгом высказаться по данной проблеме, причем высказывания эти носили преимущественно негативный характер, т.е. положительно коннотированному  автостереотипу противопоставлялся эмоционально ярко окрашенный негативный гетеростереотип. Отмечалось, что националисты выражают мнение ограниченной части населения, т.к. значительная часть египетских интеллектуалов зачастую была оторвана от родных корней, проживая большую часть жизни за границей и получая европейское образование[18]. Кроме того, националисты, по мнению англичан, не только плохо знали собственных соотечественников, но и плохо ориентировались в международной обстановке. Лозунг «Египет для египтян» колониальные деятели и широкая английская общественность считали смешным, полагая, что население страны не сможет управлять ею самостоятельно: националисты «забывают, что египетский крестьянин, неспособный читать или писать, не имея ни опыта в общественных делах, ни интересов, выходящих за пределы рутины повседневной жизни, не способен к самоуправлению»[19]. Путешественники, непосредственно контактировавшие с крестьянами, утверждали, что тех совершенно не интересует, кто ими правит: турки, англичане или национальное правительство, многие даже не знали точно, в чьих руках находится власть в настоящий момент. Дж. Вайли, журналист и путешественник, долгое время исследовавший состояние дел в Египте, приводит свою беседу с одним из деревенских шейхов. В ответ на вопрос о том, что думают феллахи о власти султана, этот шейх сказал: «Неужели вы думаете, что феллахи что-то знают о султане? Они не знают ничего, и это их не заботит».[20] Тем самым английская пресса не только создавала негативный образ египетского националиста, но и формировала стереотип индифферентного к политике собственного правительства населения. Этот стереотип распространился к началу 20в. практически на все культуры стран Азии и Африки: энергичный представитель западных стран противопоставлялся ленивому и равнодушному восточному обывателю.

Англия в сознании ее граждан олицетворяла понятие прогресса, между ними ставили знак равенства, поэтому сопротивление английскому вмешательству в египетские дела означало для английского общественного мнения сопротивление идее прогресса. Критику деятельности Великобритании в стране английские публицисты считали несправедливой и ребяческой, национальная пресса Египта воспринималась англичанами негативно, выражалось мнение о том, что она несправедливо порочит англичан (т.е. не соответствует положительному автостереотипу). Британские общественные деятели многократно апеллировали к Э.Кромеру с тем, чтобы он ужесточил цензуру. Наиболее либеральная английская пресса говорила о том, что путь к независимости Египта – это не развитие националистического движения, а формирование здорового общественного мнения и развитие образования, разумеется, на основе британских образцов. Для общественного мнения Великобритании 19в., точно также как и для большинства европейских стран, был характерен стереотип о неизбежности прогресса. Если логика развития Западных стран полностью подтверждала его, то страны Востока демонстрировали совершенно иной путь развития, поэтому для сохранения ставшего на тот момент традиционным для Запада представления о необходимо прогресса необходимо было провозгласить (а, главное, подтвердить на практике) универсализм этого стереотипа.

Стереотипные представления о колонизируемых народах, в том числе и о египтянах, как о детях являлись своеобразным связующим звеном между политическими и бытовыми характеристиками жителей Египта. В прессе постоянно муссировалась мысль о том, что египтянам необходим строгий ментор, т.к. их самостоятельное развитие проблематично[21]. Особенную популярность этот стереотип приобрел после выхода в свет двухтомного сочинения Э.Б.Кромера, представлявшего собой, по мнению английского журналиста С.Митры, «чарующие чтение для любого, кто интересуется управлением Англии на востоке, в Египте или Индии»[22]. Основная мысль книги лорда Кромера (сам он считал ее практическим руководством для любого колониального политика), заключалась в том, что Египет – это страна варваров, которых необходимо образовывать годами. Египтяне, утверждал Э.Кромер, как дети, инстинктивно тянутся к дурному. Может быть, они и окажутся способны к самостоятельному управлению, но произойдет это очень не скоро, и еще много лет Великобритания будет опекать Египет. «Великобритания убеждена, что ее миссия – спасти египетское общество, и более того, что она способна спасти его»[23], − считал английский генеральный консул. Английская пресса рассматривала египтян и их современную культуру только как сырой материал, который необходимо переработать и из которого надо создать цивилизацию по типу европейской, с европейскими законами, взаимоотношениями и административной структурой. Это мнение сформировалось под воздействием мифа об универсализме западной культуры. Поскольку 19в. продемонстрировал впечатляющие успехи в развитии науки и техники, то в сознании среднестатистического жителя Европы возникло стойкое представление о необходимости распространить этот путь развития на отсталые колонизируемые страны.

Политическая составляющая взаимоотношений Британии и Египта, конечно, воздействовала на общественное мнение, содействуя формированию образа великой империи, но у широкой общественности гораздо большим интересом пользовалась литература, характеризующая быт, нравы и повседневную жизнь египетского населения. Статьи и публицистические сочинения подобного бытового плана создавали в сознании рядового обывателя более понятный и близкий образ Египта, отличающийся от того, что был представлен в литературе политической. Авторы уделяли огромное внимание описанию характера, мировоззрений и менталитета египетского населения, но основой для него служили стереотипы, выработанные британским общественным мнением еще во время первых контактов с индусами. Западному рационализированному сознанию местные жители представлялись чрезмерно консервативными в привычках и традициях, склонными к покорности, лишенными инициативы[24]. Об этом писал, например, английский журналист М.Уоллес: «Возможно, в мире нет людей, более покорных властям и более легко управляемых, чем египтяне»[25]. Английская пресса объясняла эту покорность тысячелетней историей страны, на протяжении которой египтянин находился в зависимости и подчинении. Власть англичан представлялась британскому общественному мнению наилучшей из всех, что когда-либо были в Египте. «В конце 69 столетия своей истории египтянин, кажется, наконец, нашел хозяина, который велит ему делать правильные вещи»[26], – с удовлетворением отмечал Дж.Стивенс. Для эмоциональной составляющей стереотипа о покорности и инертности египетского населения характерна амбивалентность. Напрмер, Э.Б.Кромер различал покорность населения местным правителям и английским властям. Покорность местному правительству он считал сугубо отрицательной чертой египетского характера, но взрывы непокорности по отношению к англичанам его возмущали. Хотя покорность и фатализм и являлись, по его мнению, лучшими качествами для наиболее легкого и эффективного управления местным населением[27].  

Еще одним эмоционально окрашенным бытовым стереотипом было представление о фатализме, жителей Египта, об отсутствии у них деловой хватки. Причиной египетского фатализма в глазах английской общественности стал ислам, что дало основание говорить о вреде этой религиозной доктрины и о несомненной пользе исповедуемого британцами варианта протестантизма. Провозглашение собственного религиозного превосходства было еще одной стороной представления об универсальности технического прогресса. Логическая связь была достаточно простой: поскольку Запад смог добиться выдающихся успехов на пути прогресса (прогресс рассматривался в качестве универсальной категории), то породившая этот прогресс религия автоматически также становилась передовой по сравнению с остальными. Как считали англичане, религия, играя первостепенную роль в жизни египтян, ограничивала их мир рамками догм, обычаев и традиций, которые они не могли преступить. Отмечалось доминирование в повседневной жизни людей религиозного сознания: «Среди арабов пустыни вера в учение ислама – это не принятие абстрактной догмы, но активная сила жизни»[28], – писал Э.Дайси. Английские колониальные деятели склонны были подчеркивать негативные, с точки зрения управления страной по европейским стандартам, черты ислама. Э.Б.Кромер считал, что ислам не приемлет компромиссов, месть и ненависть имеют для мусульманина гораздо большее значение, чем любовь и благотворительность[29]. Осуществляя реформы в Египте, лорд Кромер не встречал особого сопротивления местного населения за исключением тех случаев, когда эти реформы шли вразрез с установлениями шариата, поэтому именно религия виделась ему силой, тормозящей реальный прогресс в стране. Англичане считали, что для успешного развития египетскому населению необходимо отказаться от некоторых постулатов ислама и воспринять христианские ценности. Египтянам рекомендовалось сменить одну веру на другую (ислам на прогресс) или совместить их. Среди англичан было широко распространено убеждение, которое внедрялось и в массовое сознание, что «ислам – это политика, равно как и вера, и, будучи политикой, он не выносит соперничества, не допускает партнерства, не приемлет компромисса, который отбрасывает его на второстепенные позиции»[30].

Египетская беспечность также часто подчеркивалась прессой и являлась в представлении широких слоев британского общества типичной для колонизированного народа. Этот характерный для западного общества стереотип возник при близком знакомстве европейцев с народами Азии и Африки еще в 17в., английская пресса лишь расширила его, наполнив доказательствами. Англичане отмечали свойственные жителям египетской деревни равнодушие к точным цифрам и далеким от жизни понятиям, отсутствие беспокойства по поводу завтрашнего дня. «Его жизнь в прошлом и настоящем. Завтра позаботится  о себе само»[31], – писал о феллахах Э.Б.Кромер. Отмечалось отсутствие у египтян «сбалансированного сознания, твердых суждений, беспристрастности»[32]. Пресса и публицистика рисовала образ человека, не склонного к скептицизму, жизнерадостного, любящего сплетни и праздность. Для египтянина не характерна западная четкость мысли, зачастую он не в силах вывести элементарного заключения из двух предпосылок, его объяснение всегда будет длительным и запутанным. Рассказывая что-либо, он обязательно несколько раз собьется с мысли. В политике, как и в повседневной жизни, египтянин принимает за правду самые абсурдные вещи[33], — поучал колониальных политиков Э.Б.Кромер. Глубокий консерватизм жителей Египта, нежелание что-либо менять, отсутствие ответственности вызывали удивление и зачастую раздражение англичан. Лорд Кромер писал об этом с точки зрения администратора, задачей которого является реформирование внутренней политики страны: «Египетский бюрократ меньше думает о том, что должно быть сделано, чем о том,  чтобы действовать таким образом, чтобы на него самого нельзя было возвести обвинений»[34]. Представления о лености, фатализме, беспечности и безалаберности египетского населения были сформированы британским общественным мнением в рамках противопоставления «мы-они», где положительно окрашенные характеристики английского обывателя (трудолюбие, предусмотрительность, сдержанность) противостояли негативному образу египтянина.

Таким образом, можно констатировать, что английские представления о египтянах во многом определялись как предшествующим опытом колониальной деятельности страны и сформировавшимися на основе этого опыта стереотипами о туземном населении, так и автостереотипами о великой миссии Великобритании. Если следовать классификации Ю.Платонова[35], выделившего три группы факторов, воздействующих на формирование этнических стереотипов, то меньше всего на британские представления о египтянах воздействовали собственно особенности египетской этнической психологии, в большей степени они определялись социально-политическими и экономическими условия развития этих стран, где Великобритания выступала как донор, а Египет только как реципиент. Что касается небольшой длительности и глубины культурного контакта двух стран на момент формирования стереотипов, то для английского общественного мнения это не имело особого значения, поскольку Египет рассматривался как одна из колонизованных Великобританией стран с типичными особенностями территории, нуждающейся в цивилизаторском воздействии западной культуры. Функции британских стереотипов о египетской культуре можно вслед за У.Липпманом[36] охарактеризовать как защиту от путаницы и экономию усилий (вместо изучения многообразия восточных культур английский обыватель привычно следовал стереотипному образу восточного варвара), а также как некоторую гарантию самоуважения среднестатистического жителя Великобритании, выглядевшего прогрессивно на фоне «отсталого» населения Египта.[37]