Автор(ы) статьи: Четвертакова Ж.В.
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

российское общество, модернизация, национальный характер, приоритеты, рыночная экономика, современный социум.

Аннотация:

В статье раскрываются проблемы взаимодействия, взаимозависимости и взаимовлияния основных аспектов и ценностных ориентиров демократического общества на специфику и динамику национального характера в экономических, политических, социокультурных условиях современности; анализируются объективные реалии духовного направления, социально-генетические аспекты формирования модели русского национального характера под воздействием реформирования современного общества.

Текст статьи:

В 90-е годы XX века в России начались демократические преобразо-вания, которые знаменовали  переход от одной общественной экономической системы к другой,  основанной на частной собственности (рыночной эконо¬мике). При этом формирование происходило не только качественно иной системы экономических институтов, но и инновационных моделей поведения индивидов, новых типов личности. Основу рынка составляет частная собственность на условия и средства производства и, соответственно, стремление производителя реализовать в первую очередь свой частный интерес. Рыночная экономика, как утверждают ее теоретики, основывается на вере в возможности человека, предполагая убежденность в том, что никто лучше самого человека не может знать, в чем заключается его истинное предназначение и пути его реализации. Индивид, согласно рыночной концепции, сам осознает свои потребности и может их должным образом обеспечить при условии предоставления ему свободы действий. Основной принцип поведения человека в рыночной системе сформулирован еще классиком английской политэкономии Адамом Смитом: «Преследуя свой частный интерес, ты будешь лучше способствовать общему благу, нежели если бы ты стремился к этому сознательно»

Следует отметить, что демократические преобразования в российском обществе начались с разрушения существовавших ранее экономических, политических и социокультурных отношений, потери выгодных позиций на мировых рынках. Формирование рыночной экономики ведет к целому комплексу социальных последствий, которые являются прерогативой государства и других политических и социокультурных  институтов общества. Экономика, не ориентированная на развитие общества, его социальные и культурные запросы, демонстрирует нам образцы «дикого», нецивилизованного рынка, жесточайшей эксплуатации трудящихся классов в виде безработицы, социальной незащищенности экономически слабых, неконкурентоспособных слоев населения (стариков, детей, инвалидов) и др.

Российское общество «периода модернизации» характеризуется наличием динамичных тенденций, постоянным изменением сфер деятельности, усложнением структур и соответствующих форм сознания и нравственных алгоритмов. Вместе с тем, оно перманентно: противоречия между новыми тенденциями социального развития и культурными эталонами, образцами, фиксирующими прошлый опыт, постоянно дестабилизируют современный социум, задерживают рациональное функционирование. Любая модернизация общества сопряжена с освоением индивидами новых социальных навыков и ролей, социокультурным моделированием поведения граждан  с учетом  динамики информатизационного поля. Современная социокультурная ситуация в российском социуме приобретает следующие черты.

Во-первых, в российском обществе происходит смена культурных ценностей, которые  рассматриваются уже  через призму рыночных отношений, (экономический либерализм, конкуренция, стремление к прибыли, личное обогащение), что противоречит существовавшей веками ментальности русской культуры – коллективизму. В результате современное общество актуализирует процесс инкультурации. В процессе демократизации общества высшие ценности (ценности цели) теряют свое значение, что приводит к таким последствиям, как проблемы коммуникативного характера,  двойная мораль, всеобщее отчуждение, фрустрация и д.р., что в свою очередь ведет к образованию экзистенционального вакуума, либо к отсутствию потребности в высших ценностях. Кроме того, современное общество делает акцент на процесс социализации личности, процесс же инкультуризации остается второстепенным и идет, дополняя социализацию индивида, с той частью общечеловеческой культуры, которая наиболее востребована в современном социуме на данном промежутке развития.

Во-вторых, отсутствует единый однозначный подход к действительности. Поляризация богатства и бедности, прежде всего, сказалась на доступе к образованию. Появилось большое количество частных школ и вузов (Москва, середина 90-х годов — 200 школ и 80 вузов). Произошла резкая переориентация в целях и смысле образования среди молодежи. Классическую культуру во всех областях сменила эстетика модельного и шоу-бизнеса, классический вкус – показная демонстрация роскоши существования определенных групп населения . По социологическим данным 2004 года, в Москве проживает 100 тысяч «долларовых миллионеров». Следует отметить, что ежемесячная зарп-лата профессора университета – около 300 долл., средняя пенсия по стране  -не более 50 долл., а чаевые русских олигархов доходят порой до  500 евро.

В-третьих, отсутствует интеграция  различных форм и систем  знаний, профессиональной и этической культуры, религиозных концепций и др. Для политической элиты весьма удобно «фрагментарное» культурное пространство, которое  позволяет манипулировать ценностными ориентирами современного социума.  В-четвертых, происходит расширение культурных контактов, которые оказывают воздействие на субъект культуры на микро- и макроуровне. Активно развивающийся процесс компьютеризации способствует расширению культурного поля, создавая  виртуальный мир, изменяет пространственные способы общения и информационные связи. Возможности культурной самоидентификации личности становятся шире, что позволяет  выйти на новый уровень, увеличить объем   своего внутреннего личностного культурного поля. Включение России в глобальную информационную Галактику меняет социум на макроуровне, что превращает истины национального самосознания из относительных в абсолютные. Соответственно меняется и этико-социальная атмосфера в обществе.

Происходящие тенденции заставляют использовать весь потенциал социума как системы, задействовать функционально ее элементы –индивиды, нормы, связи, отношения; переносить взаимодействие социума и национального характера в иную плоскость, рассматривая «социум» как человеческое сообщество, которое исторически сложилось и генетически развивалось. В данном случае категория «национальный характер» выступает как «резервуар», вобравший в себя жизненные приоритеты смысла, созидающие ценности социума, традиции и культуру своего народа. Как объективная реальность, национальный характер проявляется через модели поведения индивида. В деятельности людей он обладает как потенциальной, так и активной составляющей энергией, образуя два полюса, в плоскости которых происходит циркуляция приоритетов. Однако, они понимаются как потенция, которую можно актуализировать в создавшихся обстоятельствах. Объективные реалии жизни и субъективные наслоения духовного характера выступают генератором, избирательно активизируя черты национального характера, либо подавляя соответствующие социально-генетические предрасположения личности, коллектива или социума в целом.

Воздействие происходящих событий в российском обществе по-разному воспринимается и оценивается людьми в зависимости от принадлежности к той или иной модели русского национального характера, несмотря на то, что  мощные миграционные потоки размывают сложившийся социально-психологический тип культурных моделей. Рассмотрим основные модели русского характера. В среднерусской культурной модели  регион традиционно отличался правовым нигилизмом, особым отношение к власти, отсутствием приоритета свободы и индивидуалистских начал. Однако не менее вероятно и другое —специфика миграции в регион в последние десятилетия способствовала накоплению в ней определённого типа населения — социально активного, ориентированного на содержательную сторону жизни и богатство жизненных возможностей, с высоким адаптивным потенциалом, тенденцией яркой выраженности государственнических настроений. Жители данной культурной модели в большей степени ориентированы на ценности, обеспечивающие индивидуализм и семейную жизнь, в большей степени, чем жители других регионов, ощущают себя способными оказывать влияние на происходящие события.

В культурные моделях Севера, Сибири и Дальнего Востока абсолютное большинство населения формировалось вместе с развитием добывающей промышленности, которое и определяло социокультурное пространство. В современных условиях происходит свертывание части добывающих отраслей промышленности, что приводит к падению качества жизни. Ухудшаются показатели в сфере здоровья, образования, культуры, досуга и д.р. В результате отсутствует  формирование стабильных общностей, меняется сам тип личности. Среди жителей менее всего ценятся интеллигентность, достоинство, образованность, снижается ценность личности и самой жизни. Естественные трудности не сближают, а, наоборот, разобщают. На смену традиционной культуре природопользования пришли варварские методы. С падением качества жизни начинается отток населения в южные регионы.

В регионах южной культурной модели сконцентрированы черты индивидуалистического типа, которые демонстрируют максимальное принятие демократических идеалов. Широко распространена ориентация на собственные силы, а ценностные системы носят индивидуалистический характер, близкий западному менталитету. Для  южной модели характерно неприятие жесткой тоталитарной модели власти. Её жители настроены скорее на развитие страны по пути рыночной модернизации. На казацкую культурную модель в современных условиях возлагаются задачи наведения порядка и подавление криминальных структур на юге России, что объективно способствует сохранению качеств характера данной модели. Казачество преимущественно реализовало себя в таких сферах деятельности, как  предпринимательство, фермерство, работа на частных, акционерных и государственных предприятиях. Отмечается положительное отношение к частной собственности, низкая ориентированность на православие, духовность [8]. Отношение к воинской службе осталось неизменным. Политические симпатии размыты, но главной константой выступает уважение к сильной и решительной власти. На местах создаются структуры казачьего самоуправления – круг, атаманы.

Модернизация государства, формирование гражданского общества требуют, чтобы в новом обществе система образования формировала сознательного гражданина, эффективно участвующего в демократическом процессе, не принимающего силовые методы разрешения политических и социальных конфликтов внутри страны и готового защищать ее от агрессии. Для решения этой задачи приоритетным ориентиром для образования  личности становится облегчение социализации в рыночной среде через формирование ценностей: ответственности за собственное благосостояние и за состояние общества через освоение молодым поколениям основных социальных навыков, практических умений в области экономики и социальных отношений. Это должно привести к формированию других ценностных ориентаций в национальном российском менталитете, чем те, которые преобладают в настоящее время у старшего поколения.

Как показывают социологические исследования, проведенные в 90-е годы, преобладающими ценностями  старшего поколения являлись идейность, примат духовного над материальным, державность,  трудолюбие, коллективизм, общность. Это тот комплекс, в рамках которого происходило становление данного поколения, его реализация в процессе деятельности. При этом некоторые исследователи отмечают, что старшее поколение в целом неоднородно, отсутствует однозначность восприятия и трактовки отдельных ценностей, что указывает на процесс дифференциации  энергетического потенциала, разном уровне адаптированности  к современным условиям. Молодое поколение россиян в отличие от более зрелого поколения смысложизненные ценностные ориентации под воздействием  современных социальных условий располагает в следующей иерархии: 1. «Свобода человека – то, без чего жизнь теряет смысл». 2. «Вера в бога – это только обряды, имеющие какой-то не всем понятный смысл». 3. «Бывают  условия, что никакая красота не сделает человека лучше». 4. «Человеку свойственно разное, но все-таки по природе он добр». 5. «Смысл жизни в том, чтобы улучшить свою собственную жизнь, и в том, чтобы обеспечить достойное продолжение своего рода». 6. «Не всегда нужно стремиться к правде, иногда нужна ложь во спасение». 7. «Только содержательная работа заслуживает того, чтобы заниматься ею значительную часть своей жизни». 8. «Жизнь человека – высшая ценность, только закон может посягнуть на неё» [1, с. 101].

Приведенное социологическое исследование показывает, что  добро и свобода выступают теми  характерными чертами русского национального характера, которые  не подвержены влиянию перемен в обществе, а, наоборот, актуализируются. При этом трактовка свободы как возможности вести жизнь «по душе», «быть самому себе хозяином» преобладает. Глубинные основы национального характера проявляются и являются востребованными в определенные отрезки времени.  Вместе с тем, изменение социальных условий и смена общественных ценностных ориентиров приводит к тому, что механизмы защиты прежних ценностных ориентаций перестают быть ведущими. На первое место выходят механизмы адаптации к новым ценностным ориентациям. Динамику данного процесса можно проследить через анализ трансформации становления индивидуальной ценностной системы личности, включающей следующие стадии:

- сохранение прежней ценностной системы субъекта, несмотря на происходящие общественные перемены. Сформированная в процессе прошлого опыта индивидуальная система ценностных ориентаций, служит своеобразным фильтром для поступающей извне ценностной информации;

- расстройство индивидуальной ценностной системы. Состояние, которое означает индивидуальный ценностный вакуум, состояние отчуждения;

- развитие – такое изменение в ценностно-ориентационной системе личности, когда обогащается внутреннее содержание ценностных ориентаций с помощью механизма адаптации к изменившейся социокультурной сфере.

Социальное пространство представляет собой сферу социальных взаимодействий и противодействий, которые бесконечно многообразны и внутри себя сложны, но именно они формируют основное пространство социального бытия. Амплитуда адаптационных возможностей социального вида жизни будет зависеть от стратегического ресурса, составляющего ценностные ориентации, которые определяют потребности. В результате своего исторического развития России приходилось сталкиваться с многочисленными катаклизмами, преодоление которых привело к формированию особого механизма социальной адаптации, которые действуют и в нынешнее трудное для страны время. Это и есть тот стратегический ресурс,  который является при введении инноваций продуманной социальной защитой населения (творческое отношение к труду, коллективизм, патерналистские отношения к государству, которое должно обеспечить достойный уровень социальных гарантий [6, с. 30].

Неслучайно, идентифицируя себя в современных условиях, народ обращается к таким исконным приоритетам, как:

- готовность переносить трудности и испытания;

-  защита Отечества любой ценой;

- знание славного прошлого, героической истории;

-  воля к свободе,  независимость;

- национальный язык.

- единство, сплоченность, готовность жертвовать личными интересами во имя государства.

-стремление к поиску правды, высшего смысла.

-особое историческое предназначение, историческая миссия [3, с. 84].

В современной России национальные традиции оказываются для многих безусловными ценностями. Возникшие этнокультурные сообщества активизировали интерес общественности к национальным языкам, одежде, этикету. Но национальный характер – не только объект потребления, но и созидания, как за  счет духовной отдачи, опыта каждого прожившего жизнь человека, так и за  счет конвергенции и интеграции с другими социумами. В условиях крупных переломов, человек утрачивает привычные ориентации и стремится выработать и усвоить новые, которые культивируются социальными установками. Уплотняется событийность в единицу времени, снимается хаотичная внутренняя структура времени, его дифференциация на прошлое, настоящее и  будущее. Уплотняется пространство духовной жизни. В результате формируется «двойной вызов». Во-первых, — возникает потребность выработки взаимоприемлемых образцов, сочетания образов духовности, а следовательно, культурного диалога. Во-вторых, потребность заново,  уже вне  стереотипов, работающих в традиционном обществе, осуществить национальную идентификацию.

Параллельно распадается и традиционная иерархическая структура социализации, т.к. наряду с культивируемыми веками приоритетами (культ духа, традиция, пространство, качество) возникает расчет, формируется, как культ на личное (наружное, временное, повседневное, количественное). Выделение последнего приводит к тому, что эти два культа фиксируются в социальном процессе. «В России, отмечая дрейф русского самосознания, — сегодня сосуществуют две различные модели ценностных систем. Одна из них тяготеет к постиндустриальной индивидуалистической модели ценностей западного типа, а другая  связана с носителями традиционалистской российской ментальности и тяготеет к патриархально-коллективистской модели ценностей» [2, с. 108].

Индивидуалистическая  модель при выработке новых ориентаций на первое место выдвигает инициативу, предприимчивость, деловитость, энергичность, которые соответствуют рыночным отношениям, какую бы сферу они не затрагивали (экономическая, политическая, духовная), что можно отнести к высоко  адаптированной группе населения. Она является  опорой существующего порядка, т.к. сохранение нынешнего социального устройства соответствует их собственным установкам. «По состоянию на начало…лета (1998 г.), примерно 1/6 часть (16,3 % опрошенных) успешно адаптировалась к жизненным реалиям, восприняла господствующие нормы и ценности как свои собственные. В условиях нынешнего социально-экономического кризиса эта доля высоко адаптированных людей сократилась примерно на треть и в марте 1999 года составила лишь 12%» [4, с. 21].

Процессы, связанные с модернизацией, меняют всю духовную ситуацию в современном социуме. Общественное сознание, опиравшееся на  устоявшуюся иерархию ценностей (понятие верности, долга, чести, достоинства) начинает утрачивать устойчивую структуру. Новая система, хотя и сильно отличается от прежней, тем не менее, во многих своих чертах, особенно глубинных, повторяет отвергнутую. Деструкции подвергается лишь поверхностная система приоритетов. Изменение социокультурной ситуации в стране затрагивает коренные ценностные ориентации личности, определяющие ее положение в социуме, которое детерминируется основными чертами национального характера и определяются отношением к данным изменениям в различных сферах.

Таким образом, взаимодействие национального характера и социума находится в плоскости коррекции. Национальный характер в современном социуме актуализирует необходимые черты и приоритеты, выработанные веками. Народ, как носитель национального характера не только фиксирует реальность, но и оценивает ее с точки зрения возможностей своей исторической судьбы и сохранения своей идентичности. Самоопределение здесь обретает ценностный приоритет перед реальностью, т.е. идет отражение действительности через призму ценностного понимания, а также интерпретация реальности через призму приоритета бытия перед бытием иных реалий окружающего мира.

Литература

1.         Гаврилюк В., Триказ Н. Динамика ценностных ориентаций в период социальной трансформации// Социс. – 2002. — № 1.- С.101.

2.         Горшков М. и др. Массовое сознание россиян в период осуществления трансформации: реальность против мифов // Мир России.- 1996. — № 2.-С.108.

3.         Клямкин И., Лапкин В. Русский вопрос в России // Политические исследования.- 1995.- № 5.-С.84.

4.         Мокрый В. Динамика социально-политических ориентаций электората в условиях финансово-экономического кризиса // Социс. – 1999. — № 8.- С.21.

5.         Митрохин Л. Религиозная ситуация в современной России // Социс. – 1995. — № 11. — С. 80.

6.         Новоженова И. Российский социум: демографические характеристики // Российский социум: некоторые проблемы безопасности / Под ред. Т. Пархалина.- М., 1997. — С.30.

7.         Пальцев А. Менталитет и ценностные ориентации этнических общностей (На примере субэтноса сибиряков) – Новосибирск, 2001. — С.92.

8.         Современное Донское казачество (политический, социальный, экономический портрет). – Ростов-на/Д., 1992. — С. 11-14.

9.         Романович Н. Демократические ценности и свобода «по русски» // Социс. – 2002. — № 8. — С. 36.

Автор(ы) статьи: Царева Н.А.
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

модернизм, постмодернизм, русский символизм, культура, эстетика.

Аннотация:

В статье рассматривается различное отношение к постмодернизму современных российских философов. Автор выделяет три основные точки зрения на постмодернизм. Во-первых, отрицательное отношение к постмодернизму. Во-вторых, оценка постмодернизма как перехода к чему-то принципиально иному. В-третьих, оценка постмодернизма как продолжения модернизма. Последнее положение принимается автором, который анализирует связь модернизма с постмодернизмом.

Текст статьи:

В современной философии преобладает взгляд на постмодернизм как на мироощущение переходного периода, что формально обосновано самим термином «постмодернизм», буквально означающим то, что после «модерна». Префикс «пост» нечто сменяющее, преодолевающее модерн. В XX веке, считает В. Бычков, наступает состояние «пост-культуры», «интенсивного перехода в культуре к чему-то принципиально иному, чем Культура, не имеющему аналогов в обозримой истории»[5, с. 61].

В русском языке понятие «модерн» означает определенную эпоху конца XIX – начала XX века. Модернизмом называли авангардные течения, отрицавшие реализм как ограничение творчества определенными рамками и утверждавшие принципиально иные ценности, устремленные в будущее. Это доказывает связь модернизма, постмодернизма как определенных стадий развития. Модернизм манифестировал новаторские направления в начале XX века, которые, утратив некоторый эпатаж, становятся уже традиционными. Поэтому в настоящее время не утихают споры о том, существует ли постмодернизм как самостоятельный феномен или же это законное продолжение и развитие модернизма.

Постмодернизм определяется как тенденция в культуре последних десятилетий, затронувшая самые разные области знания, в том числе и философию. Постмодернистские дискуссии охватывают большой круг социально-философских проблем, касающихся внешней и внутренней жизни индивида, политики, морали, культуры, искусства и т.д. Основной характеристикой постмодернистской ситуации стал решительный разрыв с традиционным обществом, его культурными стереотипами. Все подвергается рефлексивному пересмотру, оценивается не с позиций традиционных ценностей, а с точки зрения эффективности. Постмодернизм рассматривается как эпоха радикального пересмотра базисных установок, отказа от традиционного мировоззрения, эпоха разрыва со всей предшествующей культурой.

Статус философского понятия постмодернизм получил в 80-е годы благодаря работам французского мыслителя Ж.-Ф. Лиотара, распространившим дискуссию о постмодернизме на область философии. Начало отсчета существования постмодернистской философии связывают с работой Ж.-Ф. Лиотара «Состояние постмодерна», вышедшей во Франции в 1979 году. Хотя термин начинает употребляться еще в первой половине ХХ века (Р. Панвиц, Ф. де Ониз, А. Тойнби) и затем получает широкое распространение для характеристики новых веяний в искусстве и литературе. Основополагающие произведения виднейших теоретиков постмодернизма были написаны еще в середине 70-х: Ж. Деррида и Р. Барт, к примеру, активно публиковались в начале 70-х; М. Фуко, который сейчас активно переводится, умер в 1984 г. Лиотар понятие «постмодернизм» использует для характеристики уже утвердившихся в обществе тенденций. Российский исследователь постмодернизма И. Ильин справедливо полагает, что постмодернизм как культурное направление первоначально оформился в русле постструктуралистских идей и существовал в относительно узкой философско-литературоведческой сфере. В этот период он был представлен такими мыслителями, как Ж. Деррида (р. 1930), М. Фуко (1926-1984), Ж. Делез (1925-1995), Ф. Гваттари (1930-1992), Ю. Кристева (р. 1941), П. де Ман, Дж. Хартманн, Х. Блум, и Дж.Х.Миллер и др.[14, с. 203].

Впоследствии постмодернизм стал осмысливаться как выражение «духа времени» как мировоззрение, концептуализированное в широком спектре философских, культурологических, литературо- и искусствоведческих теорий и выражающее основные тенденции, идейные установки и ценностные ориентиры общества, достигшего определённого уровня развития. И. Ильин полагает, с чем вполне можно согласиться, что постмодернизм – одна из тенденций и возможностей эволюции социального и культурного мира [15, с. 209].

Интерес к философии постмодернизма в российском обществе возникает в 90-е годы, поэтому его можно назвать запоздалым. Это обусловлено тем, что издательство и перевод литературы, связываемой с этим направлением, появляется только в последние годы. Когда на Западе заговорили о конце постмодернизма, в русской философии постмодернистские дискурсы не успели стать не только основными, но даже популярными.

Отношение к постмодернизму в современной российской философии противоречиво. Большинство философов признают постмодернизм в качестве своеобразного культурного направления и находят его основные принципы и положения характерными для современной эпохи. Другие мыслители высказывают полное неприятие постмодернизма, определяя его как вирус культуры, «декадентство», «историческую немощь», усматривая в постмодернизме очередной призыв к имморализму и разрушению любых этических систем [8.]. Отрицая законы и осуждая существующие общественные системы, постмодернизм угрожает всем политическим системам. Создаваемые постмодернизмом новые формы искусства, шокируя своим вещизмом, эпатируют общество. Постмодернизм часто воспринимается как антипод культуры гуманизма, как контркультура, отрицающая запреты и границы, культивирующая пошлость.

Отношение к постмодернизму у многих философов и искусствоведов достаточно жесткое и негативное. Его оценивают как «распад сознания», «вырождение социологии», «научный миф», «химеру», «повседневный апокалипсис», «гипермодернистскую агрессию», «фантасциентем», «прогресс к смерти»; постмодернисты – «настоящие «подпольщики» в моральной сфере, наслаждающиеся свободой от обычной человеческой нравственности…» и т.д. [13, с. 74]. «Постмодернизм – это философия, презирающая всякую философию; это безудержность интерпретаций в надежде исчерпать их до конца; это мистика без сверхъестественного; это религия в отсутствие Бога; это антибогословие, которое хочет довраться до правды; это опустошение шумом, чтобы освободить место для сакрального; это оглушенность тишиной, в ожидании, когда ангелы вострубят; это бегство от божества, чтобы вовремя оказаться в точке Встречи; это праздник Апокалипсиса, который всегда с тобой…»[10.].

Сторонники такого взгляда на постмодернизм не воспринимают его как серьезную попытку создать нечто новое по отношению к академической философии. Постмодернистскую культуру нередко сравнивают с культурой поздней античности, с ее настроением «конца исто¬рии», когда все уже высказано до конца и исчезла почва для новых, оригинальных идей.

Другими философами постмодернизм воспринимается как определенное умонастроение периода кризиса [16.]. Постмодернизм рассматривают как современную историческую эпоху культуры, которая в широком смысле понимается как «глобальное состояние цивилизации последних десятилетий, вся сумма культурных настроений и философских тенденций»[24.], как иная форма культурного сознания. В этом определении постмодернизма усматриваются попытки установить его связь с предшествующими философскими направлениями. Например, идея Н.С.Автономовой о преемственности постмодернизмом сначала романтизма конца XVIII начала XIX в., затем модернизма главенствовавшего в культуре в конце XIX – начале XX вв.[1, с. 20]. Действительно, для этого есть основания, поскольку основные проблемы постмодернизма и его своеобразный нигилизм можно обнаружить в философских учениях, начиная с античности и вплоть до западноевропейского иррационализма ХIХ-ХХ вв.

Философ видит положительное значение постмодернизма в «сдерживании поспешного, иллюзорного синтезирования», в «оттачивании чувствительности к жизненному и культурному разнообразию», в «развитии в себе возможности существования без каких-либо предустановленных гарантий»[1, с. 20].

И.И.Евлампиев определяет постмодернизм как главное направление современного философского развития. Философ рассматривает постмодернизм как ближайшего преемника и наследника позитивизма, с которым его объединяет «культ поверхности, воинствующее неприятие трансцендентного в человеке, в культуре, в каждом элементе бытия»[12, с. 167]. С точки зрения Евлампиева, постмодернизм имеет две основные характеристики, отличающие его от философии модернизма. Во-первых, постмодернизм категорически отрицает метафизику, оценивая ее как «возможную форму единообразия», поскольку все эмпирическое бытие зависит от Абсолюта, реализующего свою волю через социальные и политические структуры. Постмодернизм отрицает цельность бытия не только в сфере материальной жизни человека, но и в духовной, поскольку «высшая» духовность предполагает принципиальное неравенство людей по степени духовного развития и определенные отношения власти и подчинения. Поэтому постмодернизм поддерживает демократическую массовую культуру. Во-вторых, представители постмодернизма полагают, что время великих авторов ушло и современное творчество представляет собой модификацию уже созданного, игру с ними.

Определение постмодернизма как мифологемы общемировоззренческого порядка принадлежит Ю.Н.Давыдову. Сутью мифологемы является крушение надежд человека на свою бесконечную мощь и власть. Давыдов говорит о генетической связи модернизма и постмодернизма, в основе которой лежит единая идейная традиция, в русле которой вызревала теория постмодернистского миросозерцания у Ж. Батайя, Ж. Делеза, Ф. Гваттари, М. Фуко, Ж.-Ф. Лиотара и Ж. Деррида. Глубинное, типологическое родство, базирующееся на идее тотального и революционного разрыва со всем старым миром и его историей, объединяет модернизм и постмодернизм. По мнению Ю.В.Давыдова, постмодернизм основал свое миросозерцание на двух принципиальных идеях модернизма: «А именно — марксистской идеи скачка «из царства необходимости в царство свободы», с одной стороны, и идеи «до-», «вне-» и «сверх-современности» фрейдовского либидо, или принципа удовольствия, – с другой»[11, с. 10].

Антитрадиционализм постмодернизма, его отказ от регулирующей роли установленных принципов представляется В.В.Малявину возможностью создания новой «мифологии, отличающейся от традиционных мифологий, утверждающих истину всех вещей, и от демифологизаторских усилий критической рефлексии, которые демифологизируют способности интеллекта»[20, с. 57]. Постмодернизм совершает переворот в сфере сознания человека, для более глубокого понимания сущности реального и своего «я».

Явление постмодернизма по своему генезису культурологическое, поскольку первоначально возникает в сфере архитектуры, позднее – в других видах искусства. В гуманитарной теории постмодернизм рассматривается как постструктурализм. И. Ильин называет постструктурализм «законным сыном структурализма, так как

вырос из него в результате долгого процесса постепенного трансформирования, видоизменяя исходные постулаты своего предка, и его недаром определяют как «постструктурализм» [16, с. 30]. Если же говорить о философском понятии постмодернизма, то речь идет о деконструктивизме. По мнению В.А.Кутырева, все эти определения характеризуют «единый процесс отрицания исторически сложившейся культуры человечества: в искусстве – модернизма, в гуманитаристике – гуманизма, в философии – метафизики». Тем самым деконструктивизм позиционирует себя как антиискусство, антигуманизм, антифилософия. Постмодерн определяется В.А.Кутыревым как «эпоха, исторический этап в развитии человечества, включающий в себя все многообразие, не только постмодернистских, явлений», подчиненных господствующей тенденции. Постмодернизм и является идеологией этой тенденции. Поэтому если говорить о постмодерне как эпохе, то нужно говорить о деконструкции как теории и механизме особого рода мыслительной деятельности. Если же рассуждать о постмодернизме в философском ключе, то речь пойдет о проблеме деконструктивизма как идеологии [18, с. 22].

Разнообразные интерпретации постмодернизма обусловлены его принципиальной незавершенностью, поскольку он выражает мировоззрение современной нам эпохи, находящейся в стадии становления и не определившей направления развития. Кроме того, постмодернизм представляет широкий спектр различных по своей направленности и рассматриваемой проблематике, но равноправно сосуществующих идейных течений.

Мы понимаем постмодернизм как многозначный комплекс социально- политических, научно-теоретических, этических, эмоционально-эстетических, эпистемологических и теологических представлений о мире, получивший распространение в конце ХХ века. Основной чертой постмодернизма как мировоззрения, на наш взгляд, является плюрализм, обусловливающий все остальные характеристики: децентрацию, изменчивость, контекстуальность, неопределенность, иронию и т.д.

Философию постмодернизма нам представляется целесообразным понимать как комплекс различных постмодернистских теорий конца ХХ века, представляющих постмодернистское мировоззрение, в основе которого лежит критика принципов классического рационализма, осмысление процессов развития мира в целом, и теоретические предложения преодоления кризисных явлений.

Постмодернизм выражает самим фактом своего существования одну из универсальных тенденций развития культуры, поэтому позиция философов, признающих в целом, несмотря на деконструктивизм, позитивность постмодернизма, представляется нам наиболее перспективной.

Во-первых, безусловно, положительным в постмодернизме является его обращение к философскому осмыслению проблемы языка. Для философии XX в., по-прежнему занятой проблемой поиска «подлинного» человеческого бытия, было характерным пристальное внимание к языку, понимание его основополагающей роли в культуре, а не только как средства передачи “идей”. В связи с этим появляются лингвистически ориентированные варианты герменевтики, аналитическая философия. Интерес к языку и символу стал основанием метода структурного языкознания (Ф. Соссюр), социологии языка (Э. Сепир, Б. Уорф), превращения сферы бессознательного в особого рода организованный язык (Ж. Лакан), обнаружение символов-архетипов коллективного бессознательного (К. Юнг, неофрейдизм), трактовка языка как голоса бытия (М. Хайдеггер), открытие в языке шифров изначального смысла бытия (К. Ясперс) и др.

Но если в первой половине ХХ-го века язык понимался только как значимое средство анализа, поскольку главенствовал предметно-объектный уровень исследования, то постмодернизм, развивая проблему языка, идет еще дальше: теперь осуществляется рефлексия над самими приемами анализа объектов. Постмодернизм уже задается вопросом: а может быть, язык обладает еще большей автономией, может быть, это сфера, которая сама навязывает предмету его структуру? Постмодернизм изменил познавательную установку. По словам Г.М.Пономаревой, «исследование «того, что сделано», и иллюзий с этим связанных, поставило в центр постмодернистской проблематики исследование того «как это сделано», что выдвинуло на первый план проблемы, требующие прояснения роли знака, символа, языка и структуропорождающей деятельности»[23, с. 202].

Во-вторых, позитивность постмодернизма заключается в его обращении к гуманитарным корням философии: литературному дискурсу, нарративу, диалогу и т.д. Виднейшие представители постмодернизма ставят своей целью помочь читателю понять текст, раскодировать знаки, раскрыть и по-своему осмыслить авторские идеи. Например, философия для Ж. Деррида является центром, объединяющим гуманитарные науки и искусство в единую систему. Так постмодернизм подчеркивает тесную связь литературы и философии.

В-третьих, демократичность постмодернизма имеет положительные стороны: понимая современную тенденцию срастания со¬знания со средствами коммуникаций, представители постмодернизма стремятся смягчить конфликт между техникой и гуманитарной культурой, соединить массовость с поэтичностью. Литература классического модернизма была элитарным явлением, она отличалась особым эстетизмом, утонченностью худо¬жественных форм. Новое постмодернистское искусство во мно¬гом связано с массовой культурой, посредством которой и происходит приобщение к постмодернизму. Соединение элитарного искусства с «массовой культурой» считается специфическим качеством постмодернизма. Сближение искусст¬ва и жизни, обращение к проблемам эстетики повседневности, вопросам эстетизации жизни, окру¬жающей среды характерно для постмодернизма. В настоящее время трансформируются критерии эстетических оценок ряда феноменов культуры, исчезает строгое противопоставление высокого искусства – массовому, научного сознания – обыденному.

В-четвертых, положительным в постмодернизме является его приоритетное отношение к проблеме сознания. В этом плане постмодернизм находится в русле развития всей современной мировой философии, рассматривающей проблемы когнитивной науки (включая и когнитивную психологию), и модную тему искусственного интеллекта, и вопросы, связанные со средствами массовой информации, вне которой сложно представить сегодня жизнь человека.

В-пятых, отказ от традиционных ценностей в постмодернизме имеет, кроме отрицательных, позитивные моменты. Разрушение рациональных стандартов происходит ради признания многообразия современных проектов жизни, научных кон¬цепций, социальных взаимоотношений. При этом, по мнению Н.С.Автономовой, постмодернизм сознает опасность неограниченного плюрализма и развивает в себе «возможности существования без каких-либо предустановленных гарантий», для него характерно «сдерживание поспешного, иллюзорного синтезирования», «оттачивание чувствительности к жизненному и культурному разнообразию»[1, с. 20].

Для философии постмодернизма характерен переход к новой много-мерной парадигме мышления, предлагающей концепции нового поколения, являющиеся альтернативными как логи¬ческому фундаментализму, так и классическому плюра¬лизму. При этом постмодернизм характеризуется то¬лерантностью по отношению к ним. В. Вельш видит положительное значение постмодернизма в том, что «постмодернизм бежит ото всех форм монизма, унификации и тоталитаризации, не приемлет единой общеобязательной утопии и многих скрытых видов деспотизма, а вместо этого переходит к провозглашению множественности и конкуренции парадигм. «Постмодерн радикально плюралистичен, и не из-за поверхностности подхода или безразличия, но благодаря сознанию бесспорной ценности различных концепций и проектов. Видение постмодерна — видение плюралистичное»[6, с. 109].

В-шестых, обращение постмодернизма к актуальным вопросам, порожденным кризисными явлениями в современной культуре, в частности, развитием средств массовой коммуникации, бесспорно, заслуживает внимания. И хотя спасительной теории не предлагается, постмодернизм, выражающий дух времени, помогает осознать причины кризиса.

История показывает, что в основе изменения всех философских парадигм лежат определенные умонастроения, которые специфическим образом рационализируются и концептуализируются. Постмодернизм возникает как реакция на мощное развитие и тотальное воздействие на индивида новейших технических средств массовых коммуникаций, в результате которых человек невольно оказывается втянутым в существование во второй искусственной реальности. В постмодернистской концепции мир предстает как хаос, структурировать который бессильны прогресс и разум. Центры, образующие мир, общество, человека, не просто смещены, они отсутствуют. Децентрация становится концепцией мира в постмодернизме. Для постмодернизма характерно стремление выйти за рамки классической философии для того, чтобы в кризисной ситуации неясности, утраты смысла обрести начало нового поиска. Для этого необходимым является релятивистское отношение к науке, искусству, технике для утверждения основных человеческих ценностей. «Деконструкция», отрицающая систематизацию и связь явлений, дает понятийную гибкость, свободу выбора различных концепций и проектов.

В концепциях, предлагаемых постмодернизмом, Н.С.Автономова видит «намек на новый способ определения разума и его границ? Возможно, мы видим тут фор¬мирование какого-то нового, пока еще не существующего предмета мыс¬ли — многомерность языковых обнаружений философии — для схваты¬вания которого у нас нет дискурсивных средств, а есть пока лишь тонкие наблюдения над связями языка, литературы, философии»[2, с. 88].

Аналогичная оценка постмодернизма, уходящего от традиционной «классичности», принадлежит М. Уварову, который считает, что перед человечеством открываются «действительно новые, особые смыслы… общепринятое использование приставки «пост» для обозначения этих смыслов весьма показательно: на смену извечному «нео-», (неокантианство, неотомизм, неопозитивизм, неореализм, неокритицизм) или же его этимологическим инверсиям (новый рационализм, «новые левые», новая волна) приходит энтимема «пост-культуры»[27.].

По мнению Э. Тоффлера, постмодерн представляет культуру XXI века, в обществе «третьей волны», как он называет современную эпоху компьютерных технологий, сети Интернет и «мультимедиа». Постмодерн возникает в качестве антипода культуры XX века. Новое общество как система иного типа всегда возникает из хаоса, поэтому характерные для него элементы деструкции и анархии Тоффлер рассматривает как признаки новой цивилизации. В будущем обществе информация освободит людей от власти унификации, наступит мир «свободы», по словам Тоффлера. Все это свидетельствует о переходе цивилизации в новую сферу, лишенную застоя [26, с. 72].

Термин постмодернизм обозначает новую парадигму, в которой стали работать философы и культурологи в разных «пространствах», стремясь уловить и отрефлексировать новые явления в культуре. Для постмодернистсткой культурной парадигмы в ее стремлении создать целостную духовную среду, воссоеди¬няющую природу, культуру и технику, характерна своя система ценностей, норм, стереотипов поведения, которые несмотря на их своеобразную трактовку, обусловленную изменениями современного образа жизни, тесно сопряжены с традиционными ценностями предыдущих культурных парадигм. Как бы не открещивался постмодернизм от всех достижений предыдущих эпох, его корни невозможно не обнаружить в истории философии и искусства. Многие художественные формы, прежние ценности, старые понятия по-своему используются современными постмодернистами. Это обусловлено поиском основ, желанием продолжения традиций. Не протест, а конформизм характерен для современного постмодернизма. Не случайно философов постмодернизма так интересует анализ истории философии, литературы и культуры.

Постмодернизм как современное мироощущение можно сравнить с модернизмом, который также в свое время возник как своеобразный протест против действительности и создал новые направления в философии и искусстве. Уже сами названия «постмодернизм» и «модернизм» нацеливают на сопоставление, чтобы выяснить точки соприкосновения и определить характер связи этих понятий. В искусстве модернизм традиционно понимался как художественное направление конца XIX – начала ХХ века [25]. В философии общепринятого определения термина «модернизм» не существует, и можно выделить следующие основных его тракторки. В. Вельш, И. Хассан, В.В.Малявин, Н.С.Автономова [7.] и др. философы рассматривают «модернизм» как художественно-эстетический феномен, сложившийся в конце ХIХ – начале ХХ века. В рамках историко-философского исследования Д.А.Ольшанский определяет модернизм как «идеологическое течение в европейской философии, направленное на преобразование и обновление. В этом смысле модернизм как идеологическое явление противопоставляется идеологии традиционного общества, основанной, во-первых, на доминировании традиции над инновацией, а, во-вторых, опирающейся на религиозное или мифологическое оправдание этой традиции»[22.]. Научно-технический прогресс обусловил процесс изменения духовного мира человека, его психики, что привело к разрушению системы традиционных ценностей, к кризису культурной парадигмы. Усиление влияния иррационалистических идей было детерминировано падением авторитета позитивизма, отождествлением рационализма с буржуазностью. В конце XIX – начале XX веков многие европейские и русские философы, такие как Ф. Ницше, О. Шпенглер, Н. Бердяев, А. Белый и др., чутко улавливали процессы угасания традиционной духовности и осознавали глобальность надвигающегося перелома в культуре. Кризисное мироощущение обусловливает появление модернизма.

Другое понимание «модернизма» связано с именами Ж.-Ф. Лиотара, Х. Кюнга, Ю. Хабермаса и других мыслителей. Они рассматривают модернизм как мировоззрение, нацеленное на индивидуальность, провозглашающее активность субъекта, отстаивающее приоритеты рационалистического знания. Этот феномен модернизма, основывающийся на вере в разум, прогресс и научное знание сформировался в западно-европейской культуре в Новое время.

Модернизм рубежа XIX-XX вв. настолько глубоко отличается от модернизма эпохи Нового времени, что, безусловно, подразумевает наличие какого-либо основания для существования одного названия столь разных феноменов. Если понимать модернизм как мировоззрение, ориентированное на отрицание традиционных основ, то хронологические рамки модернизма не будут иметь принципиального значения. Философское представление о феномене модернизма дает У. Эко и настаивает на существовании модернизма в любой эпохе[29, с. 636].

Иногда рассматривают понятие «модернизм» в двух смыслах. В широком смысле модернизм подразумевает эпоху Нового времени, в узком смысле – это рубеж XIX-XX веков [14, с. 201]. Мы понимаем модернизм как художественное направление конца XIX – начала ХХ века, охватывающее все сферы культуры и ориентированное на синтез религиозных, философских и искусствоведческих идей. Модернизм создал идею единой религии, основанную на синтезе оккультизма, мистики и христианства, единого искусства, единой философии. Как феномен в философии модернизм понимается как идеологическое течение в европейской философии, направленное на преобразование и обновление.

Термином «постмодернизм» мы обозначаем направление в современной культуре и одновременно современную культурную эпоху.

Значение слова «модерн» (новый) позволяет говорить о модернизме как мировоззрении, ориентированном на отрицание традиционных основ. Культура, философия, идеология, система ценностей традиционного общества в модернизме подвергалась пересмотру и обновлению. Модернизм рубежа XIX-XX веков создал тенденции, развитие которых привело к возникновению нового культурного направления, получившего название «постмодернизм».

Модернизм начала прошлого столетия и постмодернизм в своей сущности представляют собой своеобразное отражение кризисного состояния западной цивилизации и ее духовной культуры. По словам В. Вельша, «ведь и в самом деле между современным по¬стмодерном и тогдашним ранним модерном есть известная бли¬зость» [6, с. 134]. Хотя бы вследствие принципиального постмодернистского плюра¬лизма, включающего в себя все прошедшее и настоящее, в том числе и модернизм.

Ориентация модернизма на обновление стала весомым аргументом для Ю. Хабермаса, отрицавшего своеобразие постмодернизма. Называя модерн (подразумевая эпоху Просвещения) «незавершенным проектом современности» [28, с. 86], Ю. Хабермас утверждает, что мы продолжаем жить в эпоху модерна, и говорить о новой эпохе, применяя новый термин «постмодернизм», преждевременно. Философ утвержден, что модернизм представлял собой совершенно новый принцип проектирования, не признаваемого новоевропейской философией. «Незавершенным» этот проект представлялся Хабермасу в силу того, что в его основе лежало желание постоянного изменения, и, следовательно, проект заведомо оказывается невыполнимым.

Как в эпоху Просвещения, так и в настоящее время, полагает Хабермас, разум является основой общественного развития, в котором решающую роль будет играть наука и техника. Хабермас убежден, что синтез гуманизма традиционного либерализма с идеей «организованного» капитализма продолжит в модернистском проекте процесс культурного обновления.

Если принять точку зрения Хабермана, то модернизм как проект вечного обновления существует и в настоящее время, т.е. идеи, концепции и теории модернизма можно обнаружить в современной культурной парадигме.

Этот взгляд на модернизм аналогичен пониманию постмодернизма Л. Андреевым, который рассматривает его как «этап в истории модернизма, органически связанный с его основными качествами, их развивающий до логического предела» [3, с. 292].

Непосредственно представители постмодернизма рассматривают его связь с модернизмом по-разному. Ж. Деррида полагает, что постмодернизм — это противоположный модернизму тип миросозерцания, означающий окончательное поражение модернизма, который «отличается стремлением к абсолютной власти». Согласно Деррида, конец модернизма означает начало противоположного ему способа человеческого существования – постмодернистского. Радикальное отличие постмодернистского миросозерцания от модернистского, по мнению Деррида, заключается в том, что оно «не может быть выражено в традиционных формах греческого, христианского или другого мышления» [4, с. 93]. В основе постмодернистского мировоззрения лежит освобождение человека от потребности верить в бога.

Ж. Бодрийяр определяет постмодернизм как тип культурно-исторической рефлексии, порожденной западным миром. С точки зрения Бодрийяра, постмодернистская рефлексия, разрушая стереотипы европейского сознания, ищет позитивные ориентиры, противоположные существующим.

О постмодернизме как новой эстетиче¬ской парадигме, которая подспудно возникает в недрах устоявшихся художественных моделей, рассуждает Р. Барт, который высказался о концепции постмодернизма как культуры нового художественного наполнения, а отнюдь не истощения.

Расплывчивость границ постмодернизма отмечают многие мыслители. Ж.-Ф. Лиотар, один из основоположников философского постмодернизма считает его частью модернизма. «Постмодерн помещается не после мо¬дерна и не против него; он уже содержался в модерне, только скрыто» [19, с. 103]. «Постмодернистское», «постмодернизм», «постмодерн» – эти понятия для Лиотара по своему содержанию тождественны словосочетанию «переписать современность» [19, c. 103]. Существующая периодизация истории культуры, считает Лиотар, не выполнила своей задачи, она только называет в смысле «пре-» и «пост-», до и после, не отражая позиции «сейчас». Более того, обозначить сущность прошедшего и будущего не возможно, если «не располагать поток событий в связи с «сейчас», с неким now». Переписывание имеет смысл возврата к начальной точке, к началу, свободному от накопленных предубеждений. Постмодернизм не представляется Лиотару новой эпохой, а всего лишь переписыванием некоторых черт по требованию современности, чтобы обосновать свою законность в проекте раскрепощения всего человечества посредством развития науки и техники.

Приставка «пост» в термине «постмодернизм», по мнению Лиотара, указывает на критическое переосмысление постмодернизмом классической стадии эволюции новоевропейской культуры, «поскольку современность, современная темпоральность несет в себе импульс перехода, перерастания в иное состояние, отличное от нее самой» [19, с. 103]. Лиотар, рассматривая творчество европейских классиков, пришел к выводу, что и у Аристотеля постмодерн встречается до появления всякого модерна, и Дидро своим отрицанием всех предыдущих «великих повествований» представляет собой пример «воплощения постмодернизма».

Осознание глобальных перемен обусловило уже с конца XIX века в искусстве, особенно в символизме, предчувствие апокалиптической картины будущего. И в XX столетии продолжается переоценка системы ценностей, функцию обновления которых должен выполнить постмодернизм, с его поисками новых форм, связью с массовой культурой.

Определение постмодернизма как продолжение модернизма дает У. Эко, находя общие для них черты в сближении с гуманитарной культурой, множественностью художественных кодов. В «Постскрип¬туме» к своему роману «Имя розы» У. Эко называет постмодернизм определенным духовным состоянием общества и высказывает мысль о том, что черты постмодернизма можно найти в культуре любой эпохи, даже у Гомера. «Постмодернизм – не фиксированное хронологически явление, а некое духовное состояние, подход к работе. В этом смысле правомерна фраза, что у любой эпохи есть собственный постмодернизм» [29, с. 636]. Каждая эпоха в свой час подходит к порогу кризиса, подобного описанному у Ф. Ницше в «Несвоевременных размышлениях», там, где говорится о вреде историзма. Когда прошлое начинает тяготить, возникает модернизм, но и он приходит к своему пределу. «Постмодернизм – это ответ модернизму: раз уж прошлое невозможно уничтожить, ибо его уничтожение ведет к немоте, его нужно переосмыслить, иронично, без наивности» [29, с. 636]. Один и тот же художник может быть и модернистом и постмодернистом, если в его творчестве появляется ироническое переосмысление. С этой точки зрения, Эко считает, что Рабле и Стерна можно назвать постмодернистами. Главной целью постмодернизма Эко видит разрушение привычных для предшествующей культуры разделений и дихотомий – реализма и ирреализма, формализма и содержательности, «чистого», элитарного и массового искусства и т.д.

Теоретик постмодернизма В. Вельш характеризует отношение модернизма и постмодернизма: «Постмодерн хотя и появляется «после Нового времени», но по сути дела никак не «после модерна». Более того, он совпадает с модернизмом XX столетия, отличаясь от него лишь интенсивностью: то, что впервые было выработано этим модерном в высших эзотерических формах, постмодерн осуществляет на широком фронте обыденной реальности» [6, с. 132].

О постмодернизме как переходном периоде, характерном для всех эпох, пишет Л.К.Гречко. «Постмодернизм следует располагать в будущем, а также на переходе от настоящего к будущему. Переход здесь даже предпочтителен, поскольку это отвечает некоей общей установке постмодернизма – на переломы, просветы, вырезы, края, трещины, обрывы. Постмодернизм в высшей степени современен. В высшей – потому что намеренно забегает вперед, опережает время, потому что высота, пик его в будущем [9, с. 167]. По мнению Л.К.Гречко, постмодернизм стремится выступить в качестве «опровержения, критики какого-то «современного» времени», к замене модели реальности на саму реальность. Связь модернизма с постмодернизмом рассматривается как разрыв, который «есть тоже преемственность, но только отрицательная», когда человек, ощущая порог, предел, стремится заглянуть за горизонт индустриальной цивилизации. И, тем не менее, Гречко считает, что постмодернизм нельзя считать продолжением или возрождением модернизма в связи с основными принципами этих феноменов культуры. Подвергая радикальной критике действительность, модернисты обращались к трансцендентальному в поисках истинного идеала. Отвергая реалии существующего мира, они искали и создавали модели сверхмира. Модернизм был нацелен на поиск определенности и незыблемых оснований. Постмодернизм нацелен на повседневность, радикальный плюрализм, неопределенность. Расцвет постмодернизма свидетельствует, что современная западная цивилизация, ощущая необходимость обновления, подошла к какой-то переломной черте в своем развитии.

Русский постмодернизм Л. Гречко квалифицирует как периферийный, считая, что только в благополучных, развитых, передовых странах возможны постматериальные ценности. Л. Гречко ссылается на Р. Инглхарта, который пишет: «Ценности постмодерна получат наибольшее распространение в обществах, где уровень богатства и степень уверенности в будущем – наивысшие; для населения скудно живущих обществ на первый план будут выдвигаться по преимуществу ценности выживания»[17, с. 23]. В России же ценности периферийного постмодернизма «суть ценности нужды, недостатка, выживания», когда «гуманизмом латают дыры технологии». И духовность периферии остается соответствующей традиционному обществу, она носит вневременной характер и потому не соответствует реальному течению жизни. «Это духовность, рожденная бедностью, лишениями, недостатками, а не богатством, избытком, полнотой жизни»[9, с. 167]. И если постмодернизм сломает русское культурное сознание, то это принесет положительный результат, трансформируя его на западный манер как более рефлексивное и мобильное. На наш взгляд, оппозиция западный (центральный) и русский (периферийный) постмодернизма, о которой пишет Гречко, не умаляет богатства и полноты русской культуры. Тот факт, что постмодернизм не так популярен в России, как на западе, подтверждает высокий потенциал русского культурного сознания, в основе которого лежат традиционные духовные ценности.

Проблема соотношения модернизма и постмодернизма не решается в философии однозначно. Некоторые сторонники близости модернизма и пост-модернизма считают, что основные концептуальные положения постмодернизма сформировались благодаря нежизненности модернизма. По мнению И.В.Никитиной, мозаичная структура культуры, интерактивное искусство, виртуальная реальность и др. – эти признаки присутствовали уже на рубеже XIX и XX веков. «Принцип «переоценки ценностей», выдвинутый Ф. Ницше, мистицизм были типичными чертами мира, породившего модернизм. И постмодерн есть логическое завершение этого процесса. Он связан с прошлым, а не с будущим»[21, с. 113].

Эта негативная оценка постмодернизма как регресса модернизма основана на отказе от его идеалов и ценностей, утверждавших прогресс и свободу. Если идеалом модернизма была свобо¬да самовыражения художника, растворение искусства в жизни, креативность любого индивида, то субъект постмодерниз¬ма предпочитает индиви¬дуальной свободе возможность существования согласно предлагаемому коду.

И, тем не менее, очевидно, что как модернизм, так и постмодернизм не разрывает связей с предшествующей культурой. Для постмодернизма также важно сохранить духовность как гарант существования культуры, все больше подчиняющейся бездуховной цивилизации. Хотя постмодернизм проявляет стремление к духовности в своеобразной форме: это и борьба с властью языка у Р. Барта, и шизоанализ Ж. Делеза, и противостояние симулякрам Ж. Бодрийяра и т.д. Представители постмодернизма ощущают себя творцами новой философии и искусства, способными устоять перед кризисом традиционной культуры и наступлением власти цивилизации.

Концепции современного постмодернизма доказывают развитие и трансформацию культуры модернизма, сущность которого остается неизменной при многообразии интерпретаций его идей. С этой точки зрения, постмодернизм является переходным типом культуры, возникшим на модернистской основе и использующим её язык и понятия. Поэтому не стоит рассматривать постмодернизм как полную ревизию наследия предыдущих эпох, это может привести к искажению видения не только прошлого, но и будущего.

Литература.

1. Автономова Н.С. Возвращаясь к азам. Постмодернизм и культура. Материалы «круглого стола». // Вопросы философии. М., 1993. № 3. С. 20.

2. Автономова Н.С. Деррида и грамматология. //Деррида. О грамматологии. – М.: Книжный Дом, 2001. – С. 88.

3. Андреев Л.Д. Чем же закончилась история второго тысячелетия? //Зарубежная литература второго тысячелетия. 1000-2000. Учеб. пособие. – М.: Высшая школа, 2001. С. 292-334.

4. Архитектура и философия. Интервью с Жаком Дерридой. – Ленинград-Париж: «Беседа», 1986. – C. 93.

5. Бычков В. Феномен неклассического эстетического сознания. //Человек. 2003. № 12. С. 61.

6. Вельш В. «Постмодерн». Генеалогия и значение одного спорного понятия. //Путь. М., 1992. № 1. С. 109.

7. Вельш В. «Постмодерн». Генеалогия и значение одного спорного понятия. //Путь. М., 1992. №1. С. 109-110; Автономова Н.С. Возвращаясь к азам. //Вопросы философии. М., 1993. № 3 и др.

8. Гальцева Р. Борьба с Логосом. //Новый мир. 1994, № 9; Дубровский Д.И. Постмодернистская мода. // Вопросы философии. 2000, № 4.

9. Гречко Л.К. Интеллектуальный импорт, или О периферийном постмодернизме. // Общественные науки и современность. 2000. №. 1. C. 167.

10. Гурин С.П. Маргинальная антропология. – Саратов: Изд. Центр СГЭА, 2000. С. 103.

11.Давыдов Ю.В. Патологичность «состояния постмодернизма».//Социологические исследования. 2001. № 11. С. 10.

12. Евлампиев В.В. Неклассическая метафизика или конец метафизики? Европейская философия на распутье. //Вопросы философии. 2003. № 5. С. 167.

13. Золотухина-Аболина Е.В. Постмодернизм: распад сознания? // Общественные науки и современность. 1997. N 4. C. 74.

14. Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм.– М.: Интрада, 1996. – С. 203-204.

15. Ильин И.П. Постмодернизм. //Словарь терминов. – М.: Интрада, 2001. – С.209.

16. Ильин И. Постмодернизм от истоков до конца столетия. Эволюция научного мифа. – М.: Интрада, 1998. – С. 270; Липовецкий М. Русский постмодернизм. Очерки исторической поэтики. – Екатеринбург:Урал. гос пед. ун-т, 1997. 201 с.; Маньковская Н.Б. Эстетика постмодернизма. – М.: Всеросс. гос. ин-т кинематографии, 2000. – 310 с.

17. Инглхарт Р. Постмодерн: меняющиеся ценности и изменяющиеся общества. //Политические исследования. 1997. № 4. С. 23.

18. Кутырев В.А. Философия иного, или небытийный смысл трансмодернизма. //Вопросы философии. 2005. № 11. С. 22.

19. Лиотар Ж.-Ф. Переписать современность. // Ступени: Философский журнал. 1994. № 2. С. 103

20. Малявин В.В. Мифология и традиция постмодернизма. //Логос. Ленинградские международные чтения по философии культуры. Кн.1. Разум. Духовность. Традиции. – Л.:ЛГУ, 1995. – С. 57.

21. Никитина И.В.О временах, о нравах. Маски массовой культуры. //Человек. 2004. № 12. С. 113.

22. Ольшанский Д.А. Основы идеологии модернизма. – Режим доступа: http://ihtik.lib.ru/tmp/zmnh_10sept2005/_ihtik.lib.ru_10sept2005_11123.html#l [Дата обращения 7.06.2006 г.]

23. Пономарева Г.М. Философия ХХ века. – М., 1997. Учебное пособие. С. 202.

24. Русская постмодернистская литература. – М.: Наука, 2001. – С. 9. Курицын В. Постмодернизм: Новая первобытная культура. // Новый мир. 1992, № 2.

25. Сарабьянов Д.В. Стиль модерн. Истоки. История. Проблемы. – М.: Искусство, 1992. – 247 с.

26. Тоффлер Э. Третья волна. – М.: Изд-во ACT, 1999. – C. 72.

27. Уваров М.С. Элитарен ли постмодернизм? // Вопросы культурологии. 2005. № 8. С. 83.

28. Хабермас Ю. Модерн – незавершенный проект. //Вопросы философии. 1992. № 4. C. 86.

29. Эко У. Записки на полях «Имени Розы». // Эко У. Имя Розы. – СПб.: Фолиант, 1999. – С. 63

Автор(ы) статьи: Ромах О.В.
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

деятельность, процесс деятельности, личность, акты деятельности, функциональность деятельности.

Аннотация:

В статье рассматривается деятельность как процесс создания предметной среды культуры, формирования личности как «удвоение себя в ней», так как любая деятельность – есть не только преобразование окружающего, но и приобретение новых умений, способностей.

Текст статьи:

Деятельность и деятельностная концепция всегда была одной из базовых построений, на которых основывались культура, ее достижения и развитие. Именно деятельность в разных сферах преломления, уровневых  и личностных константах дает возможность анализировать собственно культуру как социальную, личностную, историческую, синергетическую систему.

Вследствие многообразия видов деятельности, она выступает в виде различных уровней, которые позволяют рассматривать ее и как обыденный труд, и как устремленный в творчество поток, в котором присутствует вдохновение, озарение и др. При этом, возникнуть на голом месте они не могут, а могут лишь  вырасти из деятельности, к которой приспособлен человек, в которой он становится мастером. Деятельность – та основа, в которой человек изменяет свою собственную природу, “удваивает” себя в конкретных предметах, отношениях с другими  людьми, преобразовании окружающего мира.

Деятельность в разных сферах схожа и, одновременно, обладает принципиальными различиями. В позициях сходства она предполагает создание модели, образа результата, к реализации которого направлены усилия личности. Узнадзе называл его “установочным предвосхищением… образного замысла постепенно получающего в творческом процессе соответствующую форму воплощения. Такое целеполагаение может быть пунктирно зафиксировано в виде определенного плана, наброска” (5:50) — архитектонике деятельности. Созданный план в процессе материализации постоянно соотносится с идеальным и предполагает движение к цели. В этом продвижении корректируется как первоначальный план, так и структура деятельности, способы, при помощи которых она осуществляется. Любая деятельность без цели невозможна. Движение к ней – есть необходимая субстанция любого дела. Более того, само включение в деятельность уже становится движением к цели. Но прежде этого осуществляется сложная работа по ее – цели — созданию, продумыванию, придумыванию, визуализации ее в виде какого-то мысленного образа. То есть, вступая в опредмечивание созданной мысленной модели, человек представляет себе ее как что-то уже существующее в сознании. И эта часть деятельности представляет собой самый интересный и сложный этап. Это – творчество, которое основывается на прозрениях, интуиции. Можно без пре¬увеличения сказать, что без интуиции его не бывает (4:38).

Великие мыслители прошлого Декарт и Лейбниц считали интуицию высшей формой познания, вершиной проявления единства интеллектуального знания. В процессе рождения идеи разум од-новременно мыслит и созерцает. Это созер¬цание имеет не только чувственную природу, а выяв¬ляет сущность вещей в их связях и взаимодействиях. Они обнаружили, что есть истины, которые ум откры-вает не в результате логического доказательства, а благодаря непосредственному интеллектуальному виде¬нию, или созерцанию.

Научная интуиция связана с непрерывным, обо¬стренным наблюдением. Догадка не наступит, если человек не будет наблю¬дать внешний мир. Очень интересна на этот счет точка зрения В. Налимова, объясняющего природу научного творчества, мышления и интуиции. По его мнению, существуют две формы мышления. Одна — словесно-логическая, где каждому слову, понятию присущ четкий логический признак, другая — интуитивная, пространственная. Во втором случае человек покидает пределы мысли и выходит в открытое пространство, где ему открывается сразу все, где образы будущих открытий парят как птицы или облака. Налимов рассматривает плодотворную научную деятельность как неосознанную медитацию. Действительно, медитация предполагает отключение логического сознания и проникновение в таинствен¬ное царство подсознания. Медитативное состояние освобождает человека от уз логики и позволяет воспри¬нимать вещи непосредственно и прямо, без участия и фильтра ума (3:394).

Вероятно, природа этого этапа деятельности никогда не будет изу-чена до конца. Это настолько тонкий и многогран¬ный процесс, что до конца постигнуть его невероят¬но трудно. Но поиски в этом на¬правлении ведутся постоянно. Сегодня доказано, что в процессе познания участвуют не только ум, интел¬лект, но и воля, эмоции, стремление к прекрасному. По этому поводу Эйнштейн говорил, что его как ученого стимулиру¬ет заниматься творчеством чувство красоты, желание достигнуть некой симметрии, эстетического проник¬новения в глубину вещей. Нильс Бор, говоря о нем, утверждал: «Это человек с вечным, неукротимым стремлением к совершенству, к архитектурной стройности, к клас¬сической законченности теорий, к единой системе, на основе которой можно было развивать всю физичес¬кую картину». Но этот этап деятельности, который и есть творчество — не только угадывание отдель¬ных частей, а видение целого. Однако прежде, чем это произойдет, ученый должен прекрас¬но владеть предметом, досконально изучить созданное его предшественниками и в то же время ему необходи¬мо оставаться внутренне свободным (3:273).

Поиски решения могут совершаться при помощи индук¬ции и дедукции, то есть путем обыкновенного логи¬ческого рассуждения, подобного вычислению. Но если речь идет о прорыве в новую область, о преодо¬лении психологического барьера и изменении при¬вычных представлений, то тогда логика уступает мес¬то интуиции.

Выяснилось, что поиски решения во всех сферах сопровождаются определенным алгоритмом действий. После постановки проблемы (цели, задачи) начинается упорный труд по обдумыванию этой проблемы. Прежде чем в сознании мелькнет догадка, человек почти всегда долго и упорно раздумывает над задачей. Кто-то занимается этим постоянно, кто-то, поставив задачу, откладывает (как ему кажется) ее выполнение. Но в это время – время откладывания, происходит ее обдумывание, представление, воображение ее как уже готового результата, то есть создания виртуального образа. Именно так создается мысленная платформа, на основе которой и возникают откровения интуиции, мига, которому предшествуют годы упорного труда, где мысль работает в одном направ¬лении. Здесь как бы случайно возникает не¬кая догадка, вызванная подсказкой, ассоциацией, ко¬торая на первый взгляд кажется нелепой. Чтобы сдвинуться с мертвой точки, исследователь упор¬ными сознательными усилиями, повторяя рассужде¬ния и вычисления, проходя многими дорогами вок¬руг предмета изучения, пытается войти внутрь проблемы. Это происходит тогда, когда критическая масса размышлений вокруг сути создана, в этот момент как раз и включа¬ется интуиция — мышление останавливается и догад¬ка позволяет выйти на качественно другой уровень осмысления предмета. В этот момент прихо¬дит озарение. Это достаточно сложно проследить и почти всегда кажется, что это происходит случайно. Тем не менее, процесс этот, естественно, в приблизительном варианте, хорошо показан в ряде экранизаций детективного жанра. Мисс Марпл (Агата Кристи) находила решения, пользуясь аналогиями, сравнивая действия преступников и их внешние черты с чертами и повадками знакомых ей соседей, которые совершали или  находились в преддверии совершения похожих действий, и всегда оказывалась права. Другая детективная дама – Джессика Флетчер (сериал «Она написала убийство») пользовалась методом ассоциаций, когда какой-то звук, движение, запах и др. приводил ее к разрешению проблемы.

Алгоритмизация интеллектуальной деятельности выводит в этом периоде мысль в пространство бес¬сознательного. Французский мате¬матик Жак Адамар приводит яркое высказывание, иллюстрирующее этот процесс: «Когда я произношу фразу, где на¬ходится следующая? Очевидно, не в области сознания, которое занято первой фразой. Я о ней не думаю, и, тем не менее, она готова появиться через мгновение, чего не могло бы произойти, если бы я о ней не думал бессознательно». Есть множество примеров, когда решения приходят во сне, то есть из информационной бессознательной сферы. Это заметили и использовали чрезвычайно давно многие представители науки и искусства. Например, Кант говорил, что бессознательное — это «акушерка мыслей». Немецкий психолог Вильгельм Вундт сравнивал подсознание с неким таинственным существом, кото¬рое трудится не покладая рук, чтобы потом бросить зре-лые плоды к нашим ногам (4:268-298).

В силу этого, одних знаний для рождения новой идеи явно недостаточно. Зародышем будущего откры¬тия служит гипотеза, истинность которой предстоит ус¬тановить. Нельзя сесть за стол и приказать себе немед¬ленно сделать открытие. Скорее наоборот, надо предо¬ставить бессознательному полную свободу и подождать, пока оно само бросит созревшие плоды к вашим ногам. Строгий порядок, царящий в сознании, мешает фор¬мированию новых гипотез, рождению парадоксальных и безумных идей. Поэтому сам процесс фор¬мирования гипотез освобожден эволюцией от контро¬ля сознания, готового опровергнуть гипотезу в самом ее зародыше. Сознанию предоставлена иная роль — от¬бор тех гипотез, которые правильно отражают действи-тельность. Волевой исследователь, даже если он ошибается, но не пре-кращает поиски истины, чаще всего выходит на пра¬вильную дорогу с помощью интуиции и награждается верным решением, принципиально новым видением предмета. Его ведет к истине шестое чувство, застав¬ляет быть пытливым и настойчивым (1:115-117).

«Кому хоть раз приходилось делать работу, лежащую на грани или, казалось бы, за гранью возможного, тот знает, что есть только один путь —упорными и неотступ¬ными усилиями, подходами с разных сторон, отметая все препятствия и все посторонние мысли, довести себя до экстаза, когда сознательное мышление продолжает¬ся во сне, а подсознательное — наяву», — прокомменти¬ровал это состояние академик А.Б. Мигдал. Настоящий художник тоже должен обладать твердой волей и терпением. Знаменитая фраза Чайковского: «Вдохновение – редкая гостья, она не любит посещать ленивых», известна всем. Сам он работал безостановочно, надеясь на то, что озарение придет как заслуженная награда за труд. «Когда я на¬хожусь в нормальном состоянии духа, — писал он, — я сочиняю всегда, каждую минуту и при всякой обста¬новке. Иногда я с любопытством наблюдаю за той не¬прерывной работой, которая сама собой происходит в той области головы, которая отдана музыке. Иногда это бывает какая-то подготовительная музыкальная мысль, и стараешься удержать ее в памяти. Откуда это являет¬ся — непроницаемая тайна»  (1:148-160).

В этом положении заключается глубокий смысл. Сама деятельность — есть применение значительного числа длительных волевых усилий. Следовательно, волевые усилия необходимы тем больше, чем более длительна сама деятельность, чем более сложна цель, чем большее стремление к ее достижению испытывает человек. Стремление к цели не может быть прерогативой одной лишь сферы — профессиональной деятельности. Высокая заинтересованность свободно направленной деятельности в сфере художественной культуры может стать полем приложения волевых усилий и высокого целеполагания. Многие исследователи отмечают, что личность по своей природе стремится к активности. Более того, человек просто нуждается в самой деятельности. Это естественное состояние живого организма. Следовательно, не просто деятельность, осуществляемая в любой сфере, а деятельность, требующая волевых усилий и, как следствие этого, определенную длительность, может позитивно влиять на личность (2:166).

Любую деятельность невозможно рассматривать только как принудительную или как доставляющую только удовольствия. Любой ее вид может быть и принудительным и доставляющим удовольствие. Никогда никакая деятельность не может быть окрашена только одним эмоциональным цветом. В ней по существу, заключается множество этапов, проходя по которым она трансформируется из удовольствия в принуждение и наоборот. И этих этапов тем больше, чем более длительна сама деятельность. Причем первоначальная основа в большинстве случаев базируется именно на эстетическом отношении к ее итогу. Здесь она представляется не как сложный и длительный процесс, а как привлекательный результат. Деятельность свободно избранная, как никакая другая, оценивается человеком именно с этих позиций, с точки  зрения концентрации в ней привлекательного, красивого, престижного. Практически все компоненты, включенные сюда, воспринимаются как переходность границ искусства в жизнь. Бахтин М.М. указывает, что все окружающее, сама человеческая жизнь оценивается именно с позиций эстетики, ничего отдаленного, очищенного от нее (эстетического оценивания) в окружающем не существует (2).

 

Параметры эстетической привлекательности деятельности

 

 

100

 

 

80

 

60

40

 

20

 

На схеме показано, как меняется эстетическое отношение к деятельности на протяжении ее выполнения. В первоначальном своем восприятии результат представляется как что-то невероятно прекрасное, как достижение поставленной цели, могущей дать личности много нового, ценного, интересного. Сразу после начала деятельности, когда созданный план начинает материализовываться и человек начинает испытывать определенные трудности в этом процессе, собственно эстетическая привлекательность деятельности, начинает резко снижаться. Это может быть объяснено многими причинами, в том числе и тем, что она (деятельность) становится привычной и человек просто выполняет ее, потому что связан словом, данным кому-либо (заказ, необходимость выполнения и пр.) или себе самому. Помимо этого, почти всегда возникают определенные сложности в выполнении – недостаточность мастерства, неудовлетворенность первоначальным замыслом, нехватка времени или неумение себя организовать, периодически возникающие недомогания, появление других интересных событий и мн. др. Тем не менее, и при снижении привлекательности конечной цели деятельность осуществляется и достигает результата. На этом этапе человек видит почти всегда иную картину, нежели ту, которую он создал в своем воображении, вступая в деятельность. Яркость удовлетворенности результатом всегда менее выражена эмоционально, чем начало вступления в деятельность. И с этим связано также несколько причин: привычность деятельности, усталость от ее выполнения, изменения себя. Последнее, очевидно, особенно важно, так как приобретение новых качеств выводит человека на другой уровень самоосознания и результаты, часто ошеломительные для других, для него – норма, к которой он шел определенное время, и которая стала новым мерилом его личностных сил. Эмоциональность – эстетичность, таким образом, меняются в процессе самой деятельности и приобретают разные оттенки проявления (2).

Эти позиции более или менее выражены в зависимости от общего направления национальной культуры. Япония, Китай, например, возвели эстетическое в жизненный принцип, жизненный культ. В других культурах, это выражено несколько иначе. Русская культура ориентирована на акцентуацию в первую очередь этического, но, тем не менее, этика в нашей реальности теснейшим образом связано с эстетическими позициями, которые выступают как характеристики этического. Само мышление настроено именно на такой отбор окружающего, и все человеческое бытие ритуально оформлено эстетически. Еще более, эстетическое усиливается в общении, будь то совместная деятельность по опредмечиванию чего-либо или другая его форма.

Таким образом, эстетические, привлекательные компоненты присутствуют во всем человеческом бытии, в том числе и в деятельности. Привлекательность результатов, стремление к получению удовольствия от выполненного своими руками и становится основой мотиваций человека. Привлекательность результата побуждает действие. Это особенно ярко проявляется в сфере художественной, в частности, сценической деятельности.

Свободное нерегламентированное научное, религиозное или художественное творчество привлекательны для личности и привлекательность ее тем больше, чем моложе человек. В частности, сценическая деятельность обладает чрезвычайной притягательностью. Внешняя легкость, броскость, возможность быть на виду приводит первоначально к занятиям. На начальном их этапе, как показывают множественные исследования, они ставят перед собой в основном внешние цели. Главными у них становятся личностными мотивы, которые проявляются прежде всего в поведенческой форме деятельности, стремлении выделиться, обратить на себя внимание публики (3:225).

Начинающие артисты, молодые аспиранты несут себя так высоко, что вызывают умиление у более взрослых и опытных представителей этих сфер.

В данном случае основой такого поведения становится восприятие самого нахождение в новой для себя сферы как условия последующей успешности. Это, одновременно и стремление мгновенно достигнуть результата и довести это до сведения остальных.

Эту позицию можно рассматривать как фрагментарное целеполагание, стремление личности включиться в деятельность только для получения воображаемого  результата. Его достижение имеет двойственное значение. С одной стороны, высокая мгновенная результативность деятельности реальная или  предполагаемая может сформировать легковесное отношение к ней, если все получается сразу и не сопровождается систематическим трудом. Эта деятельность не обременительна для человека и он, естественно, стремится к другой, более сложной. К достигнутым целям (полученному результату, в качестве которого выступает оставленная деятельность) формируется легковесное отношение. Более того, она воспринимается как фрагментарная и не заслуживающая внимания. Для позитивного влияния на личность деятельность должна выключать в себя определенное количество сложностей, сочетая на первоначальном этапе привлекательные моменты с необходимостью приложения волевых усилий.

Достаточно давно существует мнение, что первая проба себя не должна быть абсолютно успешной и на уровне наблюдений это сформировалось довольно четко. Так, в английском парламенте, успех первой  речи его члена читается плохим предзнаменованием. И в этом заключается глубокий смысл, основанный на анализе влияния фрагментарной деятельности на личность.

Если деятельность не сразу приносит позитивные результаты, то при наличии высокой привлекательности итога, или, иначе говоря, стойкости интереса, появляется возможность значительно активизировать волевые усилия. В данном случае активируется необходимость более тщательной отработке отдельных моментов, понимание необходимости серьезной, а следовательно длительной и систематической работы. Происходит переосмысление значимости этой деятельности, нахождение способов ее организации, пополнения знаний. Деятельность, таким образом, увеличивает свою длительность, включает большее количество волевых усилий, приобретает качества системности, вырабатывает собственную творческую лабораторию, становится образом жизни. Став нормативным аспектом она постоянно трансформируется из привлекательности в принуждение и наоборот. Причем, более важным здесь остается привлекательность, выраженная уже теперь в стремлении к ее качественному результату, не утратившему эстетических параметров. Если эта основа полностью пропадает, то аннулируется и ее производное.

Таким образом, сам процесс создания продукта деятельности предполагает осуществление по следующей схеме: идеальная цель, мысленный образ результата, его корректировка; поиск форм воплощения цели в реальность; материализация цели; корректировка форм деятельности и способов осуществления ее; достижение цели в конкретном образе, предмете, акте деятельности.

Очень интересны исследования результативности деятельности. Почти всегда (или редко) человек недоволен итогами деятельности. Известны, конечно, случаи, когда автору нравилось его произведения. Здесь можно привести в качестве примера А.С. Пушкина, который после создания Б.Годунова,  ликовал, восклицая: «Ай да Пушкин…». Тем не менее, есть множество примеров, когда многим не нравились созданными ими плоды. Не будем множить эти известные факты. Отметим лишь, что неудовлетворенность этими позициями имеет основания. Автор в любом случае сравнивает получившееся с первоначальным планом, который всегда почти коренным образом от него отличается. Это связано с тем, что в процессе деятельности происходит его обязательная корректировка, что диктуется и самим процессом деятельности, и условиями, в которых она осуществляется,  и личностным развитием автора-исполнителя и др. Очень наглядно это происходит в сфере материализованной, когда сам материал, из которого создается продукт, диктует формы, образы, настроение. В духовной сфере это сложнее проследить, но, тем не менее, развитие сюжета, протекание химического или физического процесса, сами подсказывают ход развития. Очень часто ученый, художник следуют за ними. В силу этого, первоначальные аспекты становятся неактуальными. В бытовой сфере это наблюдается повсеместно. Хорошие хозяйки знают, что приготовить совершенно одинаковое по вкусу блюдо практически невозможно. Когда их приятельницы пытаются выяснить, что и сколько они кладут для получения такого итога, кулинарки поводят плечами и отвечают, что делают это по вкусу (интуитивно), причем многие искусницы никогда не пробуют еду во время приготовления.

Одновременно с этим, неудовлетворенность испытывается за счет того, что в процессе деятельности меняется сам человек, расширяются и меняются его качества. И то, что было удивительным вчера, сегодня воспринимается как нечто само собой разумеющееся – становится нормативным аспектом постоянно совершенствующейся культуры личности.

Следовательно, сам процесс деятельности примерно одинаков в различных серах. Но если в схематизированной сфере присутствует безусловная необходимость, социальная организация и социальный контроль, то есть определенное сокращение или аннулирование  свободных компонентов, то в интеллектуальной, художественной сфере результативность практически полностью зависит от целенаправленности самой личности, ее собственных волевых усилий, умения самоорганизации, то есть волевых качеств.

Этот условно выделяемый второй период – волевой — принуждение себя — наиболее опасен для любых  занятий. Руководствоваться здесь только интересом уже нельзя и невозможно. Для его сохранения необходима черновая работа, создающая платформу умений, знаний, навыков. Невидимость и сложность ее подчас ставит под сомнение необходимость деятельности вообще. Именно здесь нужна твердая воля и способность представить себе объемную далекоотстающую цель в виде небольших довольно несложных систематически выполняемых задач. Сумма их и позволит приблизиться к результату. Его достижение позволяют говорить о наступлении следующего этапа, в котором сохраненный интерес сочетается с приобретенными умениями. На место принуждения приходит удовольствие именно от деятельности как особого рода атмосферы, в которой человек чувствует себя комфортно и уверенно. Более того, приобретенное мастерство рождает особое внутренне состояние, которое позволяет ему (человеку) ощущать свои силы (самосознание: я это сделал, я это смогу). Уверенность в своих силах позволит гармонично распределять их, привлекая к “удвоению себя” в деятельности самые разные методы и приемы.

Этот период позволяет приобрести свободу, преобразовать деятельность в эстетические категории, которые полифункциональны в процессуальном и результирующем аспектах. Начинающий становится мастером, его действия исчисляются в эстетических категориях, в силу вступает эстетический феномен.

Возрастание качества воли в процессе деятельности

Возрастание качества воли в процессе совершения деятельности

 

 

 

 

 

 

В отношении научной, художественной деятельности этот период позволяет перевести первоначальные личностные мотивы в фон, на котором более важным становится мотив социальной значимости, формирования общественной активности, роли внешних результатов.

Приобретение творческой свободы в деятельности делает ее еще более привлекательной. Сюда включаются действия человека, прошедшего длительную и сложную школу отработки новых свойств, качеств. Дальнейшее совершенствование позволяет развивать такой ракурс способностей личности, в которой она вызывает изменения в природе, самой себе, отношениях с другими людьми.

При этом, приобретение творческой свободы, избавление от неловкости вовсе не означает, что отныне вся деятельность всегда будет приносить только удовольствие, радость и эйфорию. За этим этапом последует другой, который потребует самопринуждения для приобретения новых навыков, способностей, выполнения деятельности на новой качественной основе. Процесс совершенствования бесконечен и поэтому, на какой бы стадии развития человека деятельность не выполнялась, она не может быть окрашена одинаковыми эмоциями. В ней всегда присутствуют этапы, основанные на самопринуждении, но это — переход к более высокой стадии личностного развития, вершиной которого становится творчество.

Однако, помимо сходства, в материальной и духовной сфере есть множество различий.

Материальная сфера — преимущественно сфера совместной деятельности, где труд каждого человека анонимен, фрагментарен и человек почти не может выделить в нем свою собственную долю. Созданный продукт отделен от создателя и начинает свою собственную жизнь, практически не неся в себе выраженного авторского начала. Своеобразно и сырье, из которого создаются предметы материальной сферы. Всегда это либо природные, либо искусственно созданные материалы, из которых создаются предметы.

Духовная сфера и деятельность в ней авторские от начала до конца, в которой личность создателя просматривается не зависимо от времени создания предмета (образца) культуры. Так, в художественных произведениях мы всегда ощущаем личностные качества автора, его настроения, отношение к героям и др. Деятельность в этой сфере на всех этапах связана с авторством конкретного человека, она не теряет целостности, не отделяется от создателя. Сырьем в духовной сфере могут выступать не только природные и искусственные материалы (в деятельности скульптора — мрамор и др.), но и чисто духовные объекты. Главным материалом для писателя выступают художественные образы, а средством их отображения выступает язык.

Помимо этого, только в духовной сфере возможен такой феномен, который получил название “акт деятельности”. Это такая деятельность, в которой воедино слиты пространные и временные параметры, где результат связан с процессом создания. Он существует во временных границах и его качество зависит от уровня личностной формы культуры. К этим видам деятельности следует отнести деятельность педагога, актера, политика и др., качество деятельности которых напрямую связано с уровнем развития личности, ее многогранности, умения влиять на людей.

Зрители часто смотрят фильм не с точки зрения отслеживания сюжета, но для того, чтобы еще раз соприкоснуться с игрой актеров; слушают музыку, для того, чтобы насладиться виртуозностью игры определенного музыканта и др.  Особенно ярко личностные позиции просматриваются в педагогической деятельности. Известно, что маленькие дети любят не столько предмет, сколько учителя, и уже через его личность воспринимают и любят ту или иную учебную дисциплину. Поэтому умение вызывать к себе симпатию должно стать профессиональным качеством любого человека, работающего с людьми и, особенно, детьми, школьниками, студентами.

Таким образом, деятельность во всем своем многообразии творит культуру и становится тем двигателем, который позволяет оценить личность в культурно-эстетических категориях.

Использованная литература:

1.         Ключников С. Интуиция, творчество, человек. М., 2005,

2.         Крылова М. Эстетичность деятельности. М., 2006.

3.         Пабиров В. Культура, труд, человек. М., 2005.

4.         Творческая природа личности. СПБ, 2002.

5.         Узнадзе Д. Избранные сочинения. Т. 2, М., 1978

 

Автор(ы) статьи: Пронина Л.А.
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

культурно-образовательное пространство, его модель, информатизация, синергетика, открытость, культурная среда, гештальтобразование

Аннотация:

На основе синергетического подхода в статье представлена модель современного культурно-образовательного пространства, где открытость рассматривается как его качество в условиях информатизации образования. Выделены его свойства, принципы функционирования и развития в условиях гештальтобразования, механизм взаимодействия субъектов образовательного процесса с культурно-образовательным пространством.

Текст статьи:

В современных условиях образовательные концепции (например, непрерывное, открытое, ноосферное и т.п. образование) имеют ярко выраженный информационный характер. На наш взгляд, в качестве объединяющего начала для них можно использовать понятие «гештальтобразование». Реализация данной образовательной парадигмы  возможна лишь в условиях открытости культурно-образовательного пространства. Первоначально рассмотрим, почему открытость является  обязательным условием его функционирования, что представляет собой современное  образовательное пространство, как оно коррелирует с культурным, каким образом влияет на образовательные процессы и его субъекты, и как гештальтобразование использует его возможности.

Мы понимаем «образование как социальный институт, выполняющий цивилизационную (экономическую, социальную, гуманитарную и культурную) функцию в обществе и как процесс усвоения накопленного человечеством научного знания, приобретения определенных навыков и умений для последующего выполнения социально значимых функций» [3, с.69]. Сегодня гуманитарная и культурная функция становятся приоритетными. Культурная функция гештальтобразования заключается в том, чтобы использовать преемственность исторически сложившихся культурных ценностей в процессе социализации личности, при этом рассматривая человека не только как носителя культурных ценностей, но и как творца новых.

У многих ученых и практиков образование рассматривается в контексте культуры как ретранслятор культурных ценностей последующим поколениям, утверждая, в частности, что одной из главных задач является удовлетворение национально-культурных потребностей населения [2]. Некоторые в качестве основных функций образования выделяют: образование как средство передачи общей культуры последующим поколениям или образование как средство всестороннего развития личности. Мы считаем, что гештальтобразование выполняет универсальную культурную миссию как гарант преемственности и сохранности тех достижений и норм цивилизации, которые образуют жизненный мир реального человека. Гештальтобразование из способа просвещения индивида превращается в механизм развития культуры, формирования образа мира и человека в нем. Тогда институт гештальтобразования есть посредник между индивидуумом и социумом в передаче, закреплении, сохранении и умножении значимых для цивилизационного развития культурных смыслов. Следовательно,  для современного уровня информатизации характерна трансформация функций  образования — гештальтобразования,  значит  необходимы новые условия  его функционирования.

В условиях дальнейшей информатизации  целесообразен новый подход к модернизации гештальтобразования. На современном  этапе цивилизационного развития социума изменяется функция науки, которая  должна критически переоценить свою историческую и мировоззренческую значимость. Объективный процесс превращения научной мысли  в планетарное явление, на что в свое время указывал В.И. Вернадский, должен нарастать, соответственно должно усиливаться влияние науки в ее интегративной форме на все виды жизнедеятельности человека, в том числе на его мировоззрение и мировосприятие. Именно поэтому современное общество все чаще квалифицируют как общество знаний.  В условиях информатизации эффект знаний неизмеримо усиливается, а современная виртуальная среда  служит технологической базой широкого распространения знаний. Традиционное нормативное образование может подготовить специалиста в определенной области, но имеющего весьма фрагментарные знания о мироустройстве, законах функционирования и развития социума, человеческой цивилизации и перспективах развития и т.д. Ибо образование в этом случае направлено на формирование рационального, логико-вербального, репродуктивного мышления, а деятельность обучаемого жестко регламентирована. Однако, учитывая, что человечество  живет в весьма динамическом мире, с быстро увеличивающимися объемами информационных и информациологических ресурсов, знаний простых ситуаций становится недостаточно. Решить данную проблему  и дать свободу мышления  можно лишь за счет предоставления  личности возможности для самообразования и образовательной самореализации на базе открытости гештальтобразования на протяжении всей жизни. Открытость, непрерывность  гештальтобразования возможна лишь в условиях открытости культурно-образовательного пространства. Ведь гештальтобразование предполагает непрерывность обучения на протяжении всей жизни, изменения в характере отношений участников образовательной деятельности, эффективность и доступность в получении знаний. Гештальтобразование – это система открытого образования, которая в реальном режиме времени обменивается ресурсами, знаниями и информацией с внешней средой – культурным пространством. Это означает, что человек будет взаимодействовать с различными компонентами культурно-образовательного пространства на протяжении всей жизни, будут меняться формы и методы, цели  инфовзаимодействия участников образовательного процесса. Кроме того, на смену принципам механической картины мира пришла культурная картина мира, а это значит, что определяющей тенденцией современного образовательного процесса должна стать интеграция, а не дальнейшая дифференциация различных способов освоения мира, где основой целостного восприятия и осознания окружающей действительности  становятся идеи и принципы синергетики. Как показывает исторический опыт, развитие возможно только в открытых системах, которые имеют обратную связь с внешней средой, к которым мы относим и гештальтобразование. Его информатизация позволяет вывести образовательный процесс на уровень активного социального творчества, что расширяет потенциальные возможности развития человека и способствует интеграции и переработке различного рода культурной информации в открытой культурной среде.

И ученые, и практики отмечают, что информационные технологии значительно видоизменили учебный процесс: они открывают учащимся доступ к информационным и информациологическим ресурсам, повышают эффективность самостоятельной работы, дают совершенно новые возможности для творчества, обретения и закрепления профессиональных знаний,  умений и навыков, позволяют реализовать принципиально новые формы и методы обучения и т.д. Кроме того, изменились и возможности преподавателя: он может для достижения поставленных дидактических целей применять различные виды и формы учебной работы, использовать различные информационные и информациологические ресурсы образования. Следовательно, он имеет возможность проектировать обучающую культурную среду. Ориентированные на преподавателя инструментальные средства позволяют ему оперативно обновлять содержание автоматизированных  учебных и контролирующих программ в соответствии с новыми знаниями и технологиями. Совершенно новые возможности для учащихся и преподавателей предоставляют телекоммуникационные технологии. Поэтому информатизация гештальтобразования становится приоритетным направлениям в условиях модернизации. Информатизация образования в России в настоящее время предполагает:

•           «создать правовые, экономические, технологические, социальные и профессионально-образовательные условия для того, чтобы необходимая для решения социальных и личных проблем информация была доступна в любое время, в любой точке, любому потенциальному пользователю;

•           создать технологические условия, аппаратные и программные средства, телекоммуникационные системы, обеспечивающие выполнение предыдущего пункта;

•           обеспечить индустриально-технологическую базу для производства в рамках международного разделения труда национальных конкурентоспособных информационных технологий и ресурсов;

•           обеспечить первоочередное развитие структур, институтов и механизмов, прежде всего в науке и образовании, гарантирующих опережающее производство информации и знаний;

•           подготовить квалифицированные кадры;

•           реализовать комплексное внедрение информационных технологий в сферу производства, управления, образования, науки, культуры, транспорта, энергетики и т.д.» [1, с.17].

Следовательно, информатизация влияет на содержание и качество гештальтобразования, культурных полей и  культурно-образовательных сред.

Современный период развития образования позволяет прогнозировать распространение высшего образования, и даже переход к всеобщему высшему образованию (что уже планируется в некоторых странах). На основе процесса сегментации и индивидуализации потребностей населения во многих странах идет активная диверсификация учреждений, форм и методов обучения. Образование и неразрывно связанное с ним воспитание последующих поколений населения страны в течение всей их жизни вносит практически монопольный вклад в качество человеческого потенциала. С учетом тенденций развития общества складываются и требования к современному гештальтобразованию, изменяется внутренняя структура профессионального мира. Следовательно, изменяются требования и к качеству культурно-образовательного пространства.

Определяя социальное пространство как ансамбль невидимых связей, которые формируют пространство позиций, внешних по отношению друг к другу, определенных одни через другие, по их близости, соседству или по дистанции между ними, а также по относительной позиции (сверху, снизу или между) можно утверждать, что оно (пространство) есть пространство отношений. Тогда культурно-образовательное пространство – это пространство отношений всех субъектов гештальтобразования и  процесс отношений, возникающих в результате образовательной деятельности между субъектами (причем субъектами выступают и педагоги, и учащиеся, и культурные среды). Причем это не устойчивое состояние, а огромный комплекс не останавливающихся операций, процессов, целый поток разнообразных событий, позиций. Оно имеет процессуальный образ, а его материальное содержание – это практики конкретных индивидов или групп индивидов, объединенных в коллективы.   Образовательные отношения возникают в результате взаимодействия индивидов и их групп.  Говоря о культурно-образовательном пространстве, мы должны понимать, что это пространство отношений, потенциально возможных и возникающих в процессе обучающейся деятельности и его локализация в узкой географической точке в условиях информатизации невозможна.

Синергетический подход позволяет построить модель культурно- образовательного пространства.  Мы исходим из того, что культурно-образовательное пространство – это пространство отношений, которые обусловлены процессами трансляции культурной информации.  Для определения его  структуры используем понятие культурного поля как множества источников культурной информации и культурной среды, в которой они распространяются. Культурная информация  в этом случае  выступает как характеристика меры упорядоченности отношений элементов системы, как мера снятой неопределенности их поведения. Тогда культурное поле является фрагментом транслированного в образовательное пространство культурного пространства, которое представляет собой многообразие форм упорядоченности социальных отношений, законов их функционирования и развития. Такое поле не имеет четких границ, очень мобильно и изменчиво, отличается адаптивностью к изменяющимся образовательным потребностям.

Концепцию развития культурно-образовательного пространства мы строим  на синергетическом подходе к выявлению и мобилизации всех ресурсов, реально и потенциально участвующих в гештальтобразовании. Таким образом, нам  необходимо определить набор определенным образом связанных между собой условий и ресурсов, которые могут оказывать влияние на гештальтобразование человека в условиях продолжающейся информатизации. В настоящее время опорой развития культурно-образовательного пространства является структура функционирования региональной системы образования, культуры,  сформированная в историческом развитии деятельностью поколений людей.  В роли основного ресурса пространственного развития гештальтобразования мы рассматриваем потенциал образовательных учреждений, потенциал институтов науки, культуры, в том числе информационно-библиотечный потенциал. Уровень развития культурно-образовательного пространства можно определить по состоянию информационных каналов, которые сегодня значительно обогатились за счет  Интернета как среды развития гештальтобразования, глобальных телекоммуникационных компьютерных сетей, а новые информационные технологии становятся основной составляющей образовательных процессов грядущего века. В этих условиях гарантия качества гештальтобразования требует изменения информационного обеспечения образовательного процесса, проектирования системы управления на новой информационной базе и принятия целевой программы информатизации. Именно поэтому изменились требования: от информационно-методического обеспечения образования к информационно-образовательной среде обучения, далее еще шире – к культурно-образовательному пространству.

Современное культурно-образовательное пространство мы определяем как открытую, нелинейную систему, отличающуюся нестабильностью в развитии (например, периодические кризисы, периоды стабилизации и т.п.), имеющую различные варианты развития (например, различные образовательные концепции конца двадцатого века), сложность формообразований и т.д. Культурно-образовательное пространство должно максимально способствовать решению главной задачи – расширенному воспроизводству социокультурного бытия, посредством которого осуществляется передача  культурного наследия (материальных и духовных ценностей знаний, умений) от одного поколения к другому. В современных условиях целесообразно рассматривать гештальтобразование как феномен культуры, позволяющий человеку в процессе социализации и инкультурации не только реализовать свои природные задатки и возможности, но и подключиться к новым массивам культурной информации, адекватно адаптироваться к противоречивым условиям бытия.

Культурно-образовательное пространство – это незамкнутая, самоорганизующаяся система, а само гештальтобразование есть процесс развития свободных, самоактуализирующихся личностей. Данная идея основана на анализе действий человека по нахождению себя в этом мире, когда он несет ответственность за свою собственную судьбу. Человек – не объект управления, а сознательный субъект, выбирающий свое отношение к себе и миру. Такая свобода выбора является главным аспектом философии гештальтобразования. То, что изучается должно иметь определенный смысл в жизни учащегося, который должен не просто получить представления об определенных знаниях, а сделать их личностными, осознать их важность для себя и своей деятельности. Для этого он должен получить возможность свободного исследования в культурно-образовательной среде, где есть необходимые инструменты и материалы, есть и педагог, и ко всему этому есть открытый доступ. Только таким способом можно достичь главного -  свободного развития личности.

На наш взгляд, главной целью гештальтобразования является подготовка личности к успешной деятельности в общественной и профессиональной сферах в условиях перехода цивилизации в информационную стадию развития. Модель такого образования можно представить в виде культурной среды ориентированной на человека способного к самоорганизации, развитию своих  способностей на основе приобретения знаний и овладения методологией их использования в повседневной жизни и профессиональной деятельности с целью наиболее полной самореализации в условиях формирования и функционирования общества  знаний.

Современная парадигма гештальтобразования должна учитывать общецивилизационные тенденции связанные с цифровой технологией. Открытое культурно-образовательное пространство дает свободный доступ к информационным и информациологическим ресурсам всего мирового сообщества, снимает пространственно-временные ограничения в работе с различными источниками культурной информации посредством информационных сетей. Сегодня требования для пользователей становятся все более простыми, а сами информационные услуги – более индивидуализированными. Такое пространство предоставляет широкую свободу выбора стратегии и тактики гештальтобразования. Основным принципом является выделение человека как центрального субъекта, инициирующего и организующего свой собственный процесс образования.  В настоящее время  компетенция уже важнее статуса: от специалистов требуется личная и социальная компетенция, знание различных методов и умение их использовать, широкая информированность и т.д. Таким образом, информатизация гештальтобразования стимулировала прооцессы глобализации. Глобальное образование определяют как одно из направлений развития современной педагогической теории и практики, основывающейся на необходимости подготовки человека к жизни в условиях быстро меняющегося, все более взаимосвязанного мира, нарастающих глобальных проблем и кризисов [3, с.53].

Культурно-образовательное пространство является системой взаимодействия трех его субъектов — педагога, учащегося и среды между ними, находящихся в трехстороннем активном процессе: активен педагог, активен учащийся, активна среда между ними. Такой подход  позволяет рассматривать трехкомпонентное взаимодействие субъектов культурно-образовательного пространства как единый процесс целенаправленного формирования личности, не разделяя воспитание и образование. В этом процессе взаимодействие субъектов представляет собой  активное отношение с культурной  средой, которую мы рассматриваем как активную часть культурно-образовательного пространства.   Данную  структуру мы определяем как   «идеальную форму  культурной среды», а значит и «идеальную форму образовательной среды», ибо в этом случае содержание культуры, которое было выработано человечеством в процессе исторического развития «работает» на гештальтобразование. Эти отношения возникают в условиях, когда субъекты начинают взаимодействовать с культурно-образовательным пространством, имея определенный набор знаний о свойствах предметов и способах их связи, сложившиеся представления о нормах и правилах, смыслах и ценностях, существующих в обществе, т. е. располагают собственным культурным опытом, а значит и определенным «личным» культурным пространством. Содержание и организация культурно-образовательного пространства педагога  и учащегося будут отличаться, так как это зависит от наличия  определенного жизненного опыта, а в случае с педагогом еще и от профессиональных знаний, умений и навыков, его профессионально-педагогической культуры. В зависимости от того, в каком направлении и насколько далеко осознается субъектом окружающий мир, зависит и форма культурно-образовательной среды. При существующих качественных и количественных различиях культурной информации, которой владеют оба субъекта, их пространства являются открытыми, сформированными в некоторой мере стихийно, которые постоянно видоизменяются, трансформируются и развиваются. Сходство заключается также и в том, что в пространствах этих субъектов присутствует «идеальная форма культурной  среды». В пространстве учащегося она является  целью его развития, в пространстве педагога — как методы и способы, пути достижения этой цели. Тогда «идеальная форма культурной среды» является тем объектом, на который направлены активные действия обоих субъектов: действия учащегося по освоению этой «идеальной формы», действия педагога по организации процесса этого освоения. И педагог, и учащийся в культурной среде выступают как пользователи, как самобытные источники и как авторы культурной информации. Организованная  педагогом культурная  среда как совокупность отношений по осуществлению процесса освоения «идеальной формы» несет в себе логику, направленность развития учащегося, адаптируясь к поставленным целям, изменяясь и развиваясь за счет многообразия форм деятельности. В этом заключается активность  культурно-образовательной среды, что позволяет рассматривать ее не только как объект, но и как субъект культурно-образовательного пространства. Активность  культурной среды создает новое качество системы отношений субъектов образовательного пространства. Культурная среда начинает управлять, определять других субъектов инфовзаимодействия, требовать их изменений, проводит селекцию их состояний и т.п.

Взаимодействие субъектов культурно-образовательного пространства с одной стороны, обеспечивает их единство и общность, с другой — способствует проявлению и развитию их индивидуальности.  Тогда культурно-образовательное пространство — это динамическое единство субъектов образовательного процесса и системы их отношений, а гештальтобразование — это процесс последовательного изменения отношений учащегося и педагога с культурной средой (а значит и с культурно-образовательным пространством), своеобразный «путь» субъектов образовательного процесса в культурно-образовательном пространстве.

Культурно-образовательное пространство мы дифференцируем по трем уровням: макро-, мезо- и микроуровнях. В первом случае мы имеем дело с единым культурно-образовательным пространством Земли. Построение и развитие такого пространства считается  необходимым условием для развития гештальтобразования в условиях общества знаний. Это связано с глобализацией рынка труда, рынка образовательных услуг и продуктов. В тоже время существуют реальные технологии – технологии Интернет, которые позволяют осуществить данные процессы.  На мезоуровне мы выделяет культурно-образовательное пространство страны, региона, города, конкретного образовательного учреждения. Такое пространство развивается в соответствии с мировыми тенденциями в образовании (например, реализация Болонских соглашений в нашей стране). Его специфика определяется спецификой развития образования в конкретной стране или регионе. Культурно-образовательное пространство мезоуровня реализует принцип доступности образования, свободу выбора  образовательного учреждения, образовательных программ и т.д. Сегодня на данном уровне мы наблюдаем некоторую «разорванность» образовательного пространства. Это связано с разрывом между богатыми и бедными странами, что приводит к разным уровням образования – высокому и низкому. Кроме того, мы имеем различия культур народов, что отражается на образовании.

На микроуровне мы имеем дело с культурно-образовательным пространством личности. На каждом уровне культурно-образовательное пространство обладает свойствами самоорганизующихся систем: открытостью, нелинейностью, стохастичностью. Оно, как открытая система, находится в состоянии временного равновесия, так как его элементы не имеют четких структурных связей и пополняются новыми. Причем,  мы выделяем  изменения на каждом уровне культурно-образовательного пространства. На личном – изменения в собственной образовательной стратегии приводит к появлению новых элементов; изменения в образовательных потребностях общества стимулирует появление новых образовательных программ, новых специальностей, новой системы образовательных учреждений и т.п., что влияет на состояние мезоуровня. Накопления на этих двух уровнях,  мировые тенденции вносят коррективы  на макроуровне.

На наш взгляд, в идеале ядро образовательного пространства совпадает с ядром культурного пространства. Через образовательный компонент ядро культурного пространства активно транслируется во времени-пространстве. На каждом этапе развития гештальтобразования могут использоваться различные части ядра. В тоже время следует выделить и пояс именно образовательного пространства, который более активен, осуществляет проверку, что ввести в свое ядро и в дальнейшем реализовать через образовательные программы или образовательные структуры. Гештальтобразование, используя потенциал пояса, имеет  возможность осуществлять отбор каких-либо идей, новых знаний. Данный охранительный пояс совпадает с культурными полями, о которых мы говорили выше.

Современное культурно-образовательное пространство на каждом уровне выполняет следующие функции: модели действительности, средство социализации, средство самореализации и развития личности, средство достижения интеллектуально-нравственной свободы, творческой индивидуальности.

По мере изменения образовательных концепций, образовательных моделей меняются и критерии функционирования культурно-образовательного пространства. Если ранее следует отметить унификацию и инвариантность, то в условиях усиливающейся информатизации мы уже имеем дело с системными параметрами – анизотропией, вариативностью и т.п. Поэтому все более актуализируется проблема создания адаптивного механизма, позволяющего субъектам наиболее эффективно взаимодействовать с культурно-образовательным пространством. Таким механизмом, на наш взгляд, является информационная культура личности.  Тогда информационная культура – это практограмма личности в условиях информатизации гештальтобразования.

Гештальтобразование является действенным средством социализации в условиях информатизации, то есть оно оказывает  помощь человеку в ускоренном и углубленном, системном и целенаправленном усвоении культуры, так как вне взаимодействия с исторически накопленной человечеством культурой невозможно сформировать специалиста ХХI века. Итак, культура характеризует обновляющееся бытие социума и человека, каждое поколение осваивает предметный мир культуры, способы, умения  и навыки отношения к природе и с природой, культурные ценности, образцы поведения. Культура предстает перед нами как форма передачи социального опыта, а индивид выступает в качестве носителя культурных норм и образцов.  Культура обеспечивает сохранение и перенос духовности человека на его жизнедеятельность и выступает как способ социализации субъекта. Путь к такой культуре – это гештальтобразование, которое   осуществляет трансляцию культуры от одного поколения к другому, выполняя функцию связующего звена, не давая прерваться культурной преемственности. Кроме культуры общество не располагает никакими иными механизмами трансляции знаний и накопленного опыта. Разрыв  культурной преемственности обрекает новые поколения на потерю социальной памяти. Гештальтобразование, таким образом, обеспечивает статичность культурной составляющей общества, осуществляя его в определенном пространстве и времени. Поэтому целесообразно говорить о культурно-образовательном пространстве как оптимальной базе такого образования. Удвоение каждые 10-15 лет культурной (научной) информации, быстрое обновление технологий, приводит к тому, что образовательная система  не всегда может угнаться за развитием науки и практики. Кроме того, структура современного культурно-образовательного пространства  не всегда  ориентирована на вовлечение в работу личности учащегося и личности педагога.  Поэтому  необходимо создание совершенно новой архитектуры культурно-образовательного пространства, которая бы объективировала в себе новые цели гештальтобразования. На наш взгляд, строение поля гештальтобразования должно соответствовать логике культуры. При этом необходимо помнить, что современная культура перестала быть культурой отраслевой, все активнее осуществляются  интеграционные процессы в науке (все чаще осуществляются исследования на «стыке» наук), производстве, искусстве. Ярким примером проявления этой  культуры становится Интернет, где в связях гипертекста задействована культурная информация самого различного типа.

Современное культурно-образовательное пространство ориентированно на настоящее, на будущее,  на самоценность человека как уникальности, как личности, как единственного источника продуктивного деяния. Развитие современной культуры базируется на способности определять границу «значимого» и «незначимого»,  и эту способность определяют как  культуроформирующую. Она должна формироваться в человеке системой гештальтобразования. В этом случае образовательная  деятельность  ориентируется на формирование «человека культуры». Тогда  в архитектуру культурно-образовательного пространства вводится  новый элемент -  современные информационные технологии, а функции педагога трансформируются: он превращается в педагога-консультанта,  который работает не со знанием-информацией, а с культурной ситуацией, в которой у учащегося  рождается знание-мысль, то есть то, что человек сотворил сам  (новые идеи, открытия и т.д.). Следовательно,  задача современного педагога состоит в том, чтобы создать ситуацию культуры. Тогда и специализация, и профессионализм будут связаны с развитием общей культуры, а иначе специалист мыслит «узко».

Гештальтобразование следует рассматривать как процесс и результат усвоения человеком предшествующей человеческой культуры и, прежде всего, систематизированных знаний, умений и навыков. Оно представляет собой трансляцию культурной информации, накопленной предшествующими поколениями, другим – следующим поколениям. Такой подход позволяет решить проблему  фундаментализации гештальтобразования   — существенного повышения качества образования и уровня образованности людей.   Тогда возникает вопрос: каким должен быть модуль новой  архитектуры культурно-образовательного пространства?   В этом случае  необходимо иметь четкое представление о пространстве культуры. Диалог культур выступает как методологический принцип совершенствования системы гештальтобразования, где  решается сложная задача подготовки индивида к жизни в условиях многонациональной и поликультурной среды, формирования готовности к общению, умений сотрудничать с людьми разных национальностей, рас и т.д. Культурно-образовательное пространство должно быть ориентировано на обучение и воспитание учащихся в духе «культуры мира», толерантности, межнационального гуманизма, на создание условий благоприятных для интеграции личности в культуры народов мира, на развитие умений и навыков продуктивного взаимодействия с носителями различных культур. Тогда диалог культур – это аксиологическое пространство развития личности. В своем развитии гештальтобразование должно быть ориентировано на  образ культуры двадцать первого века,  культуры как своей среды существования. В основе диалога культур лежит особый механизм общения, обеспечивающий связь между культурами и создающий общее семантическое (коммуникационное) поле.  Следовательно, сегодня мы имеем дело с поликультурным образовательным пространством. По мнению ученых, развитие аксиологического потенциала учащихся  в культурно-образовательном пространстве проходит три этапа: полиаккультурация личности – вхождение личности в диалог культур, аксиологизация или присвоение личностью ценностных смыслов диалога культур, построение личностью своей жизненной перспективы. Но информатизация имеет множество последствий, которые влияют и на состояние культурно-образовательного пространства. Можно выделить   проблемы информационного неравенства, информационной стратификации общества и т.п. Поэтому современное культурно-образовательное пространство отличается различной плотностью, а в некоторых случаях его можно классифицировать как «разорванное» (например, для бедных стран)  в силу различий его доступности и качества. Однако его открытость позволяет реализовывать наиболее перспективные образовательные концепции. Поэтому дальнейшее развитие гештальтобразования возможно лишь при условии развития культурно-образовательного пространства, его открытости.

Литература:

1.         Евтихиев Н.Н. Образование и информатика-96 /Евтихиев Н.Н., Зобов Б.И., Иванников А.Д. и др.; под ред. А.Я. Савельева. – М., 1997. – 76 с.

2.         Культура и образование в информационном обществе: мат. Международ. науч.-практ. конф. – Краснодар, 2003. – 434 с.

3.         Основы открытого образования. Т.1. /отв. ред. В.И. Солдаткин. – М., 2002. – 676 с.

 

Автор(ы) статьи: Новиков А.В.
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

Высшее образование, информатизация образования, информационно-образовательное пространство, подготовка специалистов.

Аннотация:

В статье рассмотрены вопросы профессиональной подготовки специалистов в сфере экономической безопасности в условиях становления и развития единого информационно-образовательного пространства.

Текст статьи:

Современное российское образование вошло в период модернизации, связанной в первую очередь с развитием информационных и телекоммуникационных технологий, способствующих созданию единого информационного пространства, повышению качества и конкурентоспособности отечественного образования, в том числе высшего. С другой стороны, изменения в экономике влияют на формирование нового социального заказа, предъявляемого обществом к качеству подготовки специалистов. На передний план выходят: способность к адаптации в меняющихся социальных и экономических условиях; умение работать в сотрудничестве с другими людьми и ориентироваться в происходящих процессах; способность критически мыслить и принимать самостоятельные решения и т.д.

Условия образовательной деятельности в высшем и последипломном образовании в настоящее время характеризуются развитием электронных технологий обучения, включающих в себя использование среды Интернет, электронных библиотек, учебно-методических мультимедийных материалов, лабораторных практикумов, в том числе с удаленным доступом. В отечественных научных разработках явления и процессы, связанные с реализацией образовательных возможностей средств информационно-компьютерных технологий (ИКТ), получили название «информатизация образования». Информатизация образования рассматривается как целенаправленно организованный процесс, ориентированный на реализацию целей обучения и развития индивида, который включает в себя подсистемы обучения и воспитания, обеспечивающие сферу образования методологией, технологией и практикой разработки и оптимального использования средств ИКТ, применяемых в комфортных и здоровьесберегающих условиях.

Информатизация образования, несомненно, изменяет требования к компетентности будущего специалиста любой профессиональной среды, что, в свою очередь, предполагает: разработку теоретических основ осуществления учебного информационного взаимодействия между обучаемым, обучающими интерактивным средством обучения, функционирующим на базе ИКТ; развитие личностных качеств обучающихся, и прежде всего самостоятельности и инициативы в процессе получения профессионального образования; формирование у обучающегося ответственности за выбор режима учебной деятельности и информационного взаимодействия с интерактивными источниками учебной информации; формирование у обучающегося компетенций в области реализации возможностей средств ИКТ в учебно-профессиональной и будущей профессиональной деятельности, в том числе для спланированного продвижения в повышении квалификации.

Указанные направления совершенствования образования, относящиеся также к подготовке специалистов в сфере экономической безопасности Российской Федерации, обеспечиваются не только активным использованием в процессе обучения компьютерной техники или ресурсов информационных сетей. Они должны подкрепляться, прежде всего, дидактически обоснованной реализацией возможностей средств ИКТ, применение которых создает предпосылки интенсификации образовательного процесса, а также разработкой методик, ориентированных на развитие интеллекта обучаемого, на самостоятельное извлечение и представление знания, на продуцирование информации.

В целом в научно-методической литературе вопросы использования информационных технологий в образовательном процессе  вуза рассмотрены довольно широко. Концептуально-теоретические основы информатизации образования освещены в работах В.П. Беспалько, А.А. Вербицкого, Б.С. Гершунского, В.В. Давыдова, А.П. Ершова, Е.И. Машбица, Е.С. Полат, С. Пейнерта, Н.Ф. Талызиной и др.

Теоретическим аспектам создания и использования средств информатизации образования посвящены исследования А.И. Башмакова, И.Е. Вострокнутова, С.Р. Домановой, Л.Х. Зайнутдиновой, И.Г. Захаровой, К.Г. Кречетникова, З.Ф. Мазур, Д.Ш. Матроса, С.В. Панюковой, И.В. Роберт, Э.Г. Скребицкого и др.

Педагогические и методические основы обучения студентов в высших учебных заведениях с использованием информационных технологий разработаны в исследованиях А.А. Андреева, А.А. Ахаяна, А.Л. Денисовой, Е.В. Дозорова, С.А. Новоселова, П.И. Образцова, И.В. Онокова, М.И. Потеева, Л.В. Рошиной, О.К. Филатова, М.С. Чвановой, Т.Л. Шапошниковой, О.Н. Шиловой, В.Ф. Шолоховича и др.

Однако, несмотря на то, что реализация возможностей средств ИКТ значительно совершенствует учебный процесс, развивает личность студента, приобщает его к реализации потенциала информационного ресурса Интернет, общая ситуация с информатизацией образования в высшей школе России  сегодня может быть охарактеризована как неудовлетворительная. Это касается и профессиональной подготовки в вузах будущих специалистов в сфере экономической безопасности, при которой господствует традиционный подход со всеми присущими ему противоречиями и несоответствием современному уровню развития человека и общества. Среди главных недостатков традиционного подхода к обучению можно выделить декларативный способ представления знаний, констатирующий подход к контролю результатов учебной деятельности, недостаточная дифференциация обучения, отставание содержания учебно-методической литературы от запросов современности, слабое проявление самостоятельности при освоении знаний и т.д.

В определенной степени указанные недостатки  могут быть преодолены на основе реализации в вузовском образовании концепции контекстного обучения вместе с теорией и методикой деловых игр. Однако анализ показывает, что возможности контекстного обучения и деловых игр с использованием средств ИКТ в теории и методике профессионального, в частности юридического образования, – изучены недостаточно.

Изложенное указывает на существование и необходимость разрешения  противоречий между: высоким уровнем развития современных ИКТ, реализация возможностей которых определяет пути совершенствования профессиональной подготовки студентов, и недостаточным уровнем использования этих возможностей в научно-методическом обеспечении юридического образования будущих специалистов в сфере экономической безопасности Российской Федерации; потребностью в новых образовательных технологиях в условиях модернизации образования, постепенного перехода к личностно-ориентированной образовательной парадигме и недостаточным применением данных технологий в традиционной системе вузовского обучения; широким внедрением информационно-компьютерных технологий во все сферы человеческой деятельности и недостаточным уровнем подготовки специалистов, способных компетентно их использовать в своей профессиональной деятельности.

Сказанное определяет потребность проведения в настоящее время исследования, связанного с необходимостью ответа на вопрос: каковы теоретические основы, ведущие тенденции, принципы, технологии и психолого-педагогические условия эффективного осуществления юридического образования будущих специалистов в сфере экономической безопасности Российской Федерации с применением информационно-компьютерных средств? Целью подобного исследования может стать разработка концепции информатизации юридического образования будущих специалистов средствами ИКТ.

В качестве гипотезы исследования целесообразно рассматривать следующую: информатизация юридического образования будущих специалистов в сфере экономической безопасности Российской Федерации будет успешной и положительно влияющей на качество профессиональной подготовки студентов, если: содержание обучения проектируется на основе деятельностной модели специалиста, содержащей основные задачи, функции, объекты и проблемы будущей профессиональной деятельности; обучение студентов современным информационным технологиям общего назначения (текстовые и графические редакторы, электронные таблицы, программы для работы в компьютерных сетях и т.д.) и специализированным технологиям, применяемым в юридической деятельности (справочные правовые системы по законодательству, правовые ресурсы Интернет и др.) осуществляется на материале содержания юридических дисциплин в формах поисковой, игровой, тренировочной, проектной, исследовательской деятельности; в качестве основных используются методы, моделирующие содержание профессиональной деятельности, осуществляемой в информационно-компьютерной среде, а учебная деятельность студентов строится как поэтапная самостоятельная работа, направленная на разрешение проблемных ситуаций в условиях группового диалогического общения при участии преподавателя; учебная деятельность осуществляется на полимотивационной основе – действуют внешние мотивы, не связанные с усваиваемыми знаниями и выполняемой деятельностью (учение является средством достижения других целей) и одновременно актуализируются внутренние мотивы познавательного интереса, стремления осваивать новые знания и виды познавательной деятельности, самореализации и др.; эффективность обучения, основанного на информатизации юридического образования студентов определяется по ряду показателей, среди которых: качество усвоения программного материала по дисциплинам юридического цикла; развивающий эффект обучения (продвижение в интеллектуальном развитии, повышение уровня познавательной мотивации, субъектной и рефлексивной позиции обучающихся и др.); временные затраты на обучение – сохранение или сокращение сроков обучения, предусмотренных учебным планом; валеологические характеристики учебного процесса.

Среди основных задач исследования можно выделить: обоснование теоретико-методологические основы проблемы информатизации профессиональной подготовки в вузах будущих специалистов в сфере экономической безопасности; выявление ведущих тенденций и принципов оптимального использования средств ИКТ в юридическом образовании; разработку концептуальной модели информатизации юридического образования будущих специалистов налоговой службы, включающую в себя целевые, содержательные, организационно-методические, субъектно-личностные, средовые характеристики процесса обучения на базе ИКТ; создание и  экспериментальная апробация технологии проектирования и реализации контекстно-обучающих задач и деловых игр в информационно-компьютерной среде и на материале юридической подготовки студентов; выявление психолого-педагогических условий эффективной реализации концептуальной модели информатизации юридического образования студентов Всероссийской Государственной Налоговой Академии Министерства финансов (ВГНА МФ) РФ; определение показателей эффективности обучения, осуществляемого на основе информатизации юридического образования.

Автор(ы) статьи: Налетова И.В.
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

высшее образование, трансформация современных университетов, предпринимательский университет, метафундаментальный анализ исследовательско-предпринимательского университета.

Аннотация:

На основе метафундаментального синтеза существующих подходов к исследованию высшего образования в статье рассматриваются социокультурные основы предпринимательского университета. Показаны возможности их институциональных, структурных, организационных, когнитивных, интернациональных, аксиологических и т.д. изменений под влиянием интеграции культуроформирующих и предпринимательских функций.

Текст статьи:

Современные социокультурные тенденции развития свидетельствуют о расширении функций высшего образования. Оно все чаще начинает рассматриваться не только как социальный институт и социокультурный феномен, но и элемент современных рыночных отношений, что порождает новые структуры высшего образования: академический капитализм, университет рыночного типа, предпринимательский университет. Такие новые университетские модели нарушают классическую культуроформирующую основу университетов, делая их активным субъектом современного неолиберализма, тенденций экономической глобализации, элементом инновационной экономики, что вызывает много споров о институциональной стабильности высшего образования в целом и университетского образования в частности. В данной статье мы попытаемся опровергнуть мнение о нарастающем институциональном кризисе в высшем образовании и на основе синтеза существующих исследовательских подходов показать возможности предпринимательских университетов для развития современной культуры.

Предпринимательские университеты – одна из динамично развивающихся структур современного высшего образования, которое более трех десятилетий назад было провозглашено основным социальным институтом нового постиндустриального общества. Изменения последнего, наращивание и доминирование в нем сетевых, информационных, либерально-экономических процессов привели к тому, что высшее образование, для того, чтобы сохранить свои функции, должно трансформироваться в соответствии с современными требованиями и потребностями. Процесс постоянного трансформирования меняет функциональные, структурные, организационные, идеологические, ценностные характеристики высшего образования. Одновременно в нем сфокусировано большинство социальных проблем: интегрируя традиционное академическое предназначение трансляции культуры, развития науки и научно-исследовательских традиций, формирования элиты и высокоинтеллектуального социального слоя, необходимого для эффективного функционирования информационной культуры и культуры общества конвенциональных статусов, а также социально-экономические ценности, тенденции маркетизации, оценки качества, которые становятся важными элементами современных процессов глобализации, интеграции, создания общемирового образовательного пространства, оно адекватно отражает современные социокультурные тенденции. Университеты и другие высшие учебные заведения расширяют свое социокультурное и социально-экономическое пространство, все больше влияют на окружающую среду и одновременно находятся под сильным ее воздействием. Наблюдаются тенденции динамичного интегративного воздействия высшего образования и культуры в самом широком смысле как на макро-, так и на микро- уровнях. Все чаще высшие учебные заведения вынуждены сочетать в себе образовательную миссию и способность к предпринимательскому менеджменту, одной из основных черт которого становится университетское антрепренерство.

Все это расширяет границы исследований современного высшего образования и придает особую значимость методам и методологии исследования высшего образования. В теоретических обоснованиях процессов трансформации все чаще появляются интегративные черты диахронно-синхронических, компаративно-структурных, кросс-национальных, системных, герменевтических исследований, каждые из которых стремятся обосновать изменения высшего образования в рамках своей парадигмы.

Исследования предпринимательского университета в последние годы начинают распространяться как в культуре англо-американского высшего образования, так и в европейских теориях, а также в современной России. Согласно им, предпринимательский университет ставит перед собой две задачи:

•           предлагать и осуществлять программы предпринимательства для того, чтобы готовить людей, стремящихся основать собственный бизнес, и развивать предпринимательское мышление у студентов, обучающихся по другим специальностям;

•           самому выступать предпринимательским учреждением, организуя бизнес-инкубаторы, технологические парки и т. д., вовлекая в эту деятельность студентов и выпускников, помогая им тем самым основать собственные компании [1:188].

Предпринимательский университет, таким образом, осуществляет не только обучение и исследования в области бизнеса и других социально-экономических сферах, но и способствует привлечению в университеты больших финансовых вложений, как со стороны крупных корпораций, так и со стороны правительства, получению прибыли университетом от собственной предпринимательской деятельности. Предпринимательский университет посредством сотрудничества с другими учреждениями вносит большой вклад в социокультурное и экономическое развитие не только на уровне региона, но и на национальном и глобальном уровнях.

Первыми университетами, которые стали предлагать программы предпринимательства, выступили школы бизнеса крупных американских исследовательских университетов. Созданные в 1947 году курсы «Управление новыми предприятиями» в Гарварде и в 1953 году «Предпринимательство и инновации» в Нью-Йоркском университете стали первыми курсами предпринимательства, которые в течение нескольких лет получили мировую известность. В 70-е годы в американских университетах начался настоящий предпринимательский бум, который привел к увеличению курсов предпринимательства с 16 в начале 1970-х годов до более чем 700 предпринимательских программ, предлагаемых в 2002 году [2:178]. Первые курсы предпринимательства были направлены на помощь корпорациям в повышении эффективности производства, улучшении качества и дизайна готовой продукции, расширении экспорта за рубеж. Все это требовало от будущих специалистов максимально эффективной работы. Поэтому для преподавания были привлечены профессора и предприниматели из самых разнообразных областей знаний, не только из сферы экономики и управления, но и по инженерно-конструкторским дисциплинам, изучению международных отношений, психологии, социологии и т. д. Это облегчало поиск новых путей организации работы, управления трудовыми коллективами, эффективных способов управления технологическими и проектно-конструкторскими работами, методов анализа зарубежной экономики и культуры. Ученым предлагалось выйти за рамки решения теоретических задач и попытаться изучить реальную стратегию и практику преуспевающих корпораций Америки и других стран. В свою очередь, на кафедрах гуманитарных и естественных наук следовало повысить требования к изучению иностранного языка, экономики и истории зарубежных стран, зарубежной культуры [3:38].

В 2002 году группа исследователей Корнельского университета под руководством Д. Стира, Дж. Джагетта и К. Ховиса на основе анализа 38 программ предпринимательства, предлагаемых американскими университетами, выделила две большие группы программ – сфокусированные и общеуниверситетские [2:180-182]. Сфокусированные программы сконцентрированы или исключительно в сфере бизнеса, или в интегрированной сфере бизнеса и инженерного дела. Более распространенными являются общеуниверситетские программы предпринимательства (их предлагают 74 % американских университетов), которые ориентированы за пределы сфер бизнеса и инженерного дела и готовят специалистов в сфере межкультурной коммуникации, досуга, регионоведения и т. д. В свою очередь, все общеуниверситетские программы предпринимательства можно разделить на «магнитные» и «излучающие». «Магнитные» привлекают студентов к курсам, предлагаемым школами бизнеса, «излучающие» − преподаются вне школ бизнеса, с упором на специфические потребности студентов. Часто университеты выбирают комбинированные модели. Общего алгоритма выбора не существует, и модель выбирается с учетом реальных условий – политики университета в целом, поддержки заинтересованных лиц, которая, прежде всего, заключается в финансовой помощи.

Рост школ бизнеса сегодня наблюдается и в европейских университетах. По данным британского исследователя Б. Кларка, который проанализировал пути и способы институционально-организационных изменений пяти европейских университетов (английского, голландского, шотландского, шведского и финляндского), в период последних двух десятилетий ХХ века предпринимательские программы в основном реализовывались в университетах Северной Европы, хотя в странах Центральной и Южной Европы и существовали отдельные курсы по предпринимательству [4]. Например, в Нидерландах из 441 тыс. студентов в конце 90-х годов 85 тыс. (каждый пятый) обучались на бизнес-факультетах [5:281-282].

Поскольку европейские университеты не имели опыта развития школ бизнеса при университетах, перед ними встали проблемы методологического описания стратегий формирования предпринимательского «духа» [1; 2]. Создание новых инфраструктур и образовательных программ требует от университета больших организационных, физических и творческих усилий.

Признавая, что предпринимательству можно до некоторой степени научить и научиться, европейцы задаются вопросом о том, какие модели и подходы к обучению можно использовать в учебном процессе. Преподавание такого динамичного предмета, как «Предпринимательство» и осуществление предпринимательской стратегии всего университета влечет за собой сложные проблемы. В учебные программы следует включать специфические предметы, в частности, такие, как методика ведения переговоров, планирование времени, управление процессом, креативные технологии. Важной частью должен стать предпринимательский менеджмент и на уровне преподавания, и на уровне управления университета. Студентам и в определенной степени преподавателям, необходимо привить предпринимательскую мотивацию для осознания предпринимательства реальной профессиональной         перспективой. Наконец, и для преподавания предпринимательских дисциплин, и для успешной реализации стратегии самого университета необходимо сформировать команду, в которую войдут и профессора, и предприниматели.

Большой интерес представляет анализ развития предпринимательского духа в немецких университетах, которые не только развивают принципы предпринимательства, но и способствуют формированию предпринимательской культуры в рамках тех традиционных культурных традиций, которые характерны для немецкого высшего образования и были заимствованы в процессе формирования и развития отечественных университетов.

Первая кафедра предпринимательства появилась в Германии только в 1998 году, а уже к 2004 их насчитывалось более 50. Для оценки качества предпринимательского образования в Германии с 2001 года составляют рейтинги вузов, которые учитывают следующие показатели [2:181]:

Таблица 1.

Рейтинговые показатели немецких

предпринимательских университетов

Модуль рейтинга       Весовой коэффициент

Предлагаемые курсы по предпринимательству     30% (120 очков)

Маркетинг и коммуникации 20% (80 очков)

Стимулирующие и развивающие программы (например, бизнес-планов)          15% (60 очков)

Деятельность по учреждению новых компаний и создание благоприятных условий для нее   10% (40 очков)

Деятельность по передаче (особенно технологий)            10% (40 очков)

Мотивация целевых групп    5% (20 очков)

Сети    5% (20 очков)

Внутреннее сотрудничество и контакты    5% (20 очков)

 

Среди 75 классических университетов, занявших в рейтинге первые места – Горный университет Вупперталя и Технический университет Дрездена (по 288 очков), Рейн-Вестфальский технический университет в Аахене (279 очков), Технический университет Аахена (270 очков), университет Штутгарта (248 очков), университет Кайзерслацутерна (244 очков) и др. [2: 182]. Несмотря на то, что рейтинг вызывает много вопросов, в частности относительно подбора критериев и достоверности представляемой информации, он отражает общую картину. Так, рейтинг показывает, что университеты, занявшие ведущие позиции, выработали всеобъемлющие и логичные концепции предпринимательства, включающие продуманные наборы курсовых предложений, а также эффективно осуществляют маркетинговую и коммуникационную деятельность.

Среди предпринимательских университетов Германии, которые не вошли в рейтинг классических университетов, выделяется университет прикладных наук Гельзенкирхена. Используя общеуниверситетские программы предпринимательства, университет развивает инновационную деятельность помимо экономической области на различных инженерных факультетах, информатики и многих других. Прослушать курс предпринимательства могут все желающие, в том числе и те, будущая специальность которых не связана с бизнесом. Ядром новой организационной структуры университета стал Институт развития инноваций и предпринимательства, который реализует обе задачи предпринимательского университета, осуществляет и подготовку студентов в области предпринимательства, и деятельность, связанную с развитием новых компаний и предпринимательства.

Определенный интерес представляет анализ развития тенденций предпринимательской культуры в голландских университетах. На основе анализа деятельности молодого, динамично развивающего университета города Твенте можно выделить несколько направлений развития современного предпринимательского университета на локальном, региональном, национальном и наднациональном уровнях:

•           в научной сфере, стремясь в большей степени отвечать уровню развития общества и технологий, в университете был создан междисциплинарный и мультидисциплинарный подход, который помогает исследовать области, интегрирующие технологические и социальные проблемы;

•           в работе со студентами применяются методики, активизирующие их исследовательскую и социальную активность, которая не традиционна для голландских вузов;

•           в сфере информатизации наличие одной из лучших в стране информационно-технологической инфраструктуры позволяет университету лидировать на уровне виртуального образовательного пространства не только Нидерландов, но и Европы в целом;

•           в сфере экономики университет стал важной экономической силой восточного региона, который, по голландским стандартам, далеко удален от политического и экономического сердца страны на западе, для многих компаний Восточной Голландии близость к университету стала главной причиной выбора их местоположения;

•           в сфере международных программ университет развивает интернациональные связи не только путем участия своих студентов в международных программах студенческого обмена Европы, но и расширяет «интернационализацию дома» путем привлечения в свои стены студентов стран Европы и Азии. Сегодня международные контакты университета сосредоточены во всех частях мира, более половины аспирантов, обучающихся на степень PhD пребывают за границей, чтобы в последствии использовать накопленный интеркультурный опыт в родном университете [5: 42-43].

Такие стратегии развития современных европейских университетов отвечают принципам Гельзенкирхенской декларации институционального предпринимательского управления и изучения предпринимательства в системах высшего образования Европы [6]. В Декларации подчеркивается значение современного момента в развитии европейского высшего образования, в котором появились новые тенденции на институциональном и системном уровнях. «Новая парадигма» функционирования европейского высшего образования связана с Болонским процессом и формированием единого европейского пространства высшего образования, что позволит университетам Европы по-новому проявить себя в качестве образовательных и исследовательских институтов, которые участвуют в экономическом и социальном развитии, производя и распространяя знание. Решения этой задачи заключаются в формировании предпринимательского характера университетского менеджмента и включении в учебные планы изучения предпринимательства.

Идея «предпринимательского университета», отмечено в Декларации, подразумевает соответствующую корректировку управленческих структур и деятельности университета, что способствует институализации университетского менеджмента, которому свойственны:

•           профессионализация университетского менеджмента и персонала в сочетании с сильным исполнительным руководством;

•           диверсификация источников дохода;

•           изучение и интеграция новых рыночных методов менеджмента при условии бережного отношения к ключевым академическим ценностям;

•           тесные связи с деловыми кругами и обществом;

•           развитие инициативной и инновационной предпринимательской культуры: передача знаний, основание новых производственных компаний, продолжение образования и налаживание контактов с выпускниками, в том числе и для привлечения финансовых средств в университет;

•           интеграция академических и исследовательских подразделений посредством размывания традиционных дисциплинарных границ и учреждения проектных начинаний, соответствующих новым методам производства знаний.

Участники международной конференции подчеркнули, что подобные перемены сделают вузы более современными и динамичными без ущерба для традиционных академических ценностей. В зарождающихся сегодня новых наукоемких экономических и общественных системах требуются университеты нового типа, где возникнет не только новая система управления предпринимательского характера, но и изменятся задачи производства и распространения знаний, которые должны осуществляться с учетом требований рынка.

Помимо изменения институциональных основ академического менеджмента, которые помогут адаптироваться университетам на глобальном рынке образования, Декларация акцентирует внимание на самом изучении предпринимательства, которое поможет выпускникам вузов успешнее устроиться на глобальном рынке труда. Изучение предпринимательства, основанное на интегрированном подходе к ознакомлению, обучению и интеллектуальному предпринимательству позволит каждому студенту, вне зависимости от сферы специализации, приобщиться к предпринимательской культуре, проникнутой духом инициативности и ответственности. Создание и изучение новых программ предпринимательства, где последнее понимается как поиск возможностей, не зависящих от имеющихся в наличии ресурсов, расширит ряды потенциальных предпринимателей, активизирует исследовательскую деятельность, облегчит выпускникам процесс основания новых компаний и понимание схем функционирования рынков в условиях наукоемкой экономики [6].

Необходимо подчеркнуть, что стратегии развития предпринимательских университетов акцентируют внимание не только на процессах интеграции структур высшего образования в современную экономику знания, но и стараются сохранить свои культуроформирующие функции и социальную направленность путем соединения классических и постклассических академических ценностей. Университеты адаптируются к современным процессам проникновения рыночных отношений в стены высших учебных заведений и одновременно подтвердить свою принадлежность к некоммерческому сектору экономики, к которой они принадлежат по своей социальной природе наряду с культурой, наукой и здравоохранением. Несмотря на сокращение государственного финансирования высшего образования в большинстве стран мира, оно остается важной статьей бюджета. Причем к некоммерческим услугам можно отнести и некоторые платные услуги государственных образовательных учреждений, а также платную образовательную деятельность негосударственных учебных заведений, если доход от этой деятельности используется на возмещение затрат по обеспечению образовательного процесса, в том числе и на увеличение расходов на заработную плату. В связи с этим популярным становится термин «университетское антрепренерство»

Впервые понятие «антрепренер» появилось в работе Р.Кантильона «Очерк о природе коммерции» относительно хозяйствующего субъекта, который берет на себя риск, связанный с организацией нового предприятия или с коммерческим внедрением новой идеи, нового продукта, нового вида услуг.  В английском языке слово «антрепренерство» (entrepnership) синонимично понятию «предпринимательство». В современной экономической литературе антрепренерством называют инновационные процессы и явления в организациях. Это – выражение предпринимательской способности: при том что такие процессы не характеризуются направленностью на получение прибыли [7:29]. Антрепренерство направлено на достижение уставных задач и целей организации. Согласно этому, применительно к процессам предпринимательской деятельности в современной системе высшего образования можно говорить об образовательном антрепренерстве как направлении по реализации предпринимательской способности в образовательной деятельности [8:55].

Социальная направленность образовательного антрепренерства может быть выражена в нескольких моментах:

•           в открытом отношении университета к новым педагогическим идеям и моделям организации образовательного процесса, в его инициативе по развитию отношений новой образовательной парадигмы – открытого образования;

•           в направленности деятельности университета на повышение образовательного уровня населения посредством оказания платных и бесплатных образовательных услуг;

•           в использовании инновационных экономических механизмов организации хозяйствования и образовательной деятельности [8:56].

Таким образом, университетское антрепренерство помогает вернуться к классическому понятию предпринимательства, которое предложил Й. Шумпетер: стремление к нововведению, умение рисковать, вера в собственные силы, ощущение собственной независимости [7:33]. Выступая антрепренером образовательных услуг, современные предпринимательские университеты адаптируются и к институционально-структурным изменениям в современном высшем образовании («высшее образования без границ», дистанционное образование, открытое образование, непрерывное образование), и к организационным («академический капитализм», «университет рыночного типа»). Университетское антрепренерство предполагает выработку стратегий модернизации предпринимательского университета для наиболее полного соответствия потребностям регионального, национального и общемирового масштабов.

Таким образом, предпринимательский университет сочетает в себе множество современных тенденций: и институциональные, и структурные, и организационные, и функциональные, и множество других. К тому же в каждой стране предпринимательский университет обладает своими особенностями, что делает необходимым компаративный анализ стратегий его развития и функционирования. Поэтому в рамках какого-то одного подхода или метода, и даже парадигмы исследовать предпринимательский университет как один из современных культуроформирующих факторов нам не представляется возможным. Для этого мы предлагаем использовать синтез имеющихся методов и подходов − метафундаментализм [9].

Метафундаментализм – синтез герменевтического, когнитивного, диахронно-синхронического, системного, институционального, структурного, организационного, компаративно-исторического подходов и кросс-национальных исследований высшего образования. Это совокупный, поэтапно выстроенный метод исследования, наиболее применимый в аналитике высшего образования как культуроформирующей константы современности. Он позволяет исследовать не отдельные образовательные системы, а рассматривать высшее образование в комплексе мировых, макрорегиональных, национальных, региональных и локальных проблем, вычленяя в каждом из этих уровней то, что приемлемо в целом для высшего образования как одного из основных элементов культуры. Синтезируя множество методов, метафундаментализм выделяет в каждом из них то эвристическое начало, которое позволяет рассматривать отдельные элементы высшего образование как часть целого.

Используя метафундаментализм для анализа современных тенденций развития предпринимательского университета, можно увидеть, что трансформация классических университетов в предпринимательские может быть осуществлена по следующим основным направлениям:

•           институциональные изменения, включающие в себя создание предпринимательских структур, как классического академического, так и инновационного типа; формирование динамической периферии; открытие новых специальностей, отделений;

•           структурные изменения – формирование структур непрерывного и виртуального образования, создание единой социокультурной и социально-экономической системы обратной связи с регионом и региональной промышленностью;

•           организационные изменения – создание надежной системы университетского менеджмента; формирование системы университетского антрепренерства; диверсификация финансирования;

•           когнитивные изменения – формирование системы научно-исследовательских методик, складывающихся как в рамках фундаментального, так и прикладного знания;

•           аксиологические изменения – интеграция классического университетского этоса с развитыми постакадемическими ценностями, создание и развитие ценностей целостной предпринимательской культуры преподавателей, студентов, представителей университетского менеджмента и обслуживающего персонала;

•           интернациональные изменения – развитие стратегий развития университета не только на уровне окружающего социокультурного пространства, но и выход на уровень мирового образовательного пространства, развитие международных связей, участие в международных научно-исследовательских, инновационных и учебных программах.

Список возможных направлений развития университетов не просто в сторону предпринимательской активности, но и в направлении создания исследователько-предпринимательского университета можно продолжить и дальше. Причем университеты, для того чтобы адаптироваться к современным социокультурным процессам и вернуть себе статус культуроформирующих институтов, должны развивать целый комплекс разных направлений (причем не обязательно одинаковых для разных университетов), а не замыкаться на каком-то одном. Именно в этом случае они останутся важными факторами регионального и национального развития, смогут выйти на международный уровень и оправдать свой социальный, культурный, экономический и политический статусы.

Литература:

1.         Schulte, P. The Entrepreneurial University: a Strategy for Institutional Development / P. Schulte // Higher Education in Europe. – 2004. – Vol. 29. – № 2. – р. 187-193.

2.         Volkmann, Ch. Entrepreneurial Studies in Higher Education. An Ascending Academic Discipline in the Twenty-First Century / Ch. Volkmann // Higher Education in Europe. – 2004. – Vol. 29. – № 2. – р. 177-186.

3.         Бок, Д. Университеты и будущее Америки: Пер. с англ. / Д. Бок. – М.: Изд-во МГУ, 1993. – 128 с.

4.         Сорокина, Н. Д. Предпринимательский университет (шведский опыт) / Сорокина Н. Д. // Высшее образование в России. – 2002. – № 3. – с. 122-134. – с.91-94.

5.         Jong, de H. The Case of the University of Twente: Internatialisation as Education Policy / H. de Jong and H. Teekens // Journal of Studies in International Education. – 2003. – Vol. 7. – № 1. – р. 41-51.

6.         The Gelsenkirchendeclaration on Institutional Entrepreneurial Management and Entrepreneurial Studies in Higher Education in Europe // Higher Education in Europe. – 2004. – Vol. 29. – № 2. – р. 241-243.

7.         Коваленко, А.И. Образовательное антрепренерство / А.И.Коваленко. – М.: Маркет ДС Корпорейшн, 2004. – 166 с.

8.         Предпринимательские университеты в инновационной экономике/ под общ. ред. проф. Ю.Б.Рубина. – М.: Маркет ДС Корпорейшн, 2005. – 402. с.

9.         Налетова, И.В. Исследования высшего образования: концепт метафундаментализма / И.В. Налетова. – Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2005. – 306 с.

Автор(ы) статьи: Нагорнова Е.Е.
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

феминистичность, женственность, семантика.

Аннотация:

В статье раскрываются культурфилософские изыскания смысловых аспектов сущности феминистичности (женственности), женщины, исследование ее значительности в социуме, и включает в себя целый набор моделей и образцов поведения, ситуативно меняющихся в конкретном времени. Приводятся многочисленные примеры из мифологии, традиционной культуры и философии.

Текст статьи:

Смысловые аспекты сущности феминистичности (женственности), женщины, исследование ее значительности и социуме включает в себя не только чисто визуальные аспекты восприятия телесности, но и целый набор моделей и образцов поведения, ситуативно меняющихся в конкретном времени. Семантика женщины и женского  с древнейших времен считалось чрезвычайно важным. Ее почитали как «носительницу жизни, дающую жизнь, защитницу и кормилицу. Этот древний символизм преобладает в изображении женщин в искусстве, мифологии, религии во всех ранних традициях и отображается в эмблемах, наиболее часто связанных с ними. Сюда входят символы матки (пещера, колодец, источник; сосуды – ваза, кувшин, чаша…; символы плодородия – деревья и фрукты; специфические сексуальные образы – раковина, ромб или перевернутый треугольник.  Качества женщины в традиционной символике – душа, интуиция, эмоции, эмоциональная переменчивость, пассивность и подсознательное, любовь и чистота».

Семантика эмоциональной переменчивости женщины может рассматриваться двояко – как недостаток (о чем всегда говорят исследователи мужчины) и как великое достоинство – мгновенная реакция на данную ситуацию. Исходя из этого, каждая женщина в каждом конкретном случае может быть разной и казаться и красавицей и ее противоположностью.

В значительной степени подобные явления связаны с соотношением того, что в классической науке получило название «соотношение духа и плоти», где дух таким образом освещал плоть, что она казалась прекрасной. По выражению Мережковско¬го, проблема плоти, ее освещения и преображения стала наиболее существенной для русской культурфилософии начала века. Более того, именно религиозная культурфилософия может  выступать как доминантное исследова¬тельское поле для анализа специфики осмысления проблемы внешности.

В силу это она представляет собой целый комплекс явлений, могущий называться социокультурным конструктом, так как включают в себя социальные ожидания относительно феминистических характеристик.  Социокультурное моделирование в этом случае связано с определением демографо-профессиональных позиций, отношениям, в силу чего подвержено культурно-историческим изменениям.

Культурология и взаимодополняющие области знаний, как социология и литература, позволяют наглядно представить конструирование концепта «женской внешности», обнаружить позицию женщины в ходе исторического развития общества, его социальной иерархии , осмыслить пути самоидентификации женщины и репрезентации женственности.

Однако существующие исследования ориентированы прежде всего на компаративный анализ феминистического и маскулинного компонентов. Многие из научных исследований по-прежнему решают вопрос первичности и значимости  дихотомии — мужское или женское, и, как правило, склоняясь к значимости первого.

Семантика и восприятие феминистичности как социокультурного конструкта в разное время развития общества было различным. Соотнесение в конкретной междисциплинарной практике социальной категории «феминистичность» с субъективной идентичностью «женщина», включение этой категории в подвижный культурно-исторический контекст, обусловили необходимость и возможность представления этой категории в русле разных дисциплинарных подходов. Например, в философии женщина и ее сущностные свойства постоянно являются предметом многочисленных теоретических размышлений, дискуссий, дебатов. Достаточно основательные исследования концепта «феминистичности» на примере  отечественной  философии  от  средневековья до  наших дней проводит О. Рябов, автор многочисленных публикаций.   В отечественной философии исследования феминистичности получили выражение уже в философских сочинениях средневековых авторов, хотя в целом воззрения на природу и предназначение женщины в русле мировой традиции развивались со времен античности. Именно древнегреческие философы в течение длительного времени решали вопрос: есть ли душа у женщины? Человек ли женщина? С превышением всего в один голос пришли к выводу, что — человек, но долгое время воспринимали женщину как существо несовершенное, как получеловека. Следует отметить, что при всей предвзятости в отношении к женщинам именно античные философы первыми актуализировали эту проблему. Несмотря на давнюю и неизменную привязанность греков к гармонии и красоте (атрибутов, издревле связанных с женственностью), однако отношение к женщине в их учениях было последовательно уничижительным. На протяжении длительного исторического периода в интеллектуальной истории человечества, начиная с античности, господствует установка, которая позже получила название мизогинии (женоненавистничества), — нейтрализация и исключение женского как из системы рационального философского мышления, так и из системы организации общественной жизни.

Одним из наиболее радикальных патриархатных мыслителей был Платон, в учениях которого женский субъект исключается из сферы философствования и философского знания. Платоном признается только мужской субъект — «мудрый муж», идеализированным воплощением которого выступает Сократ. Женское начало у Платона всегда частное, основанное на эгоистическом влечении, а не на добродетели. Ни одна социальная функция, связанная с управлением общественными делами, не может быть, согласно Платону, присуща женщине. Идея о необходимости введения в «справедливом государстве» института общности жен, что позволило    бы    преодолеть    алчность,    собственнические    чувства    и стремление правителей действовать в интересах своих детей и жен, в которых он видит основную угрозу для осуществления идеальной социальной утопии — одним из наиболее ярких примеров мизогинии у Платона.

Тем не менее уже он утверждал, что в каждом мужчине есть часть женских, а в каждой женщине часть мужских качеств. По сути дела он говорил о единстве противоположностей, которые на Востоке «символизируются кругом, разделенным на равные части S-образной кривой; на темную женскую половину (инь) и светлую, мужскую – (Ян). В центре каждой половинки – маленький кружок, окрашенный в противоположный цвет. Этот простой символ сбалансированного динамизма символизирует взаимозависимость противоположных сил и принципов в космосе. Принимая во внимание то, что совершенный андрогин сформировал бы неразделенный круг, символ «инь – Ян» подразумевает, что каждая разделенная половина содержит семя другой».

В европейской традиции эти позиции выражены еще более точно и гармонично. Это символ двух треугольников, наложенных друг на друга, которые есть гармония и порождают гармонию.

Треугольник, направленный острием вверх символизирует мужчину, вниз – женщину. Только их соединение и дает равновесное существование и развитие жизни.

Длительное развитие концепта феминистичности с акцентуацией на женской внешности привело к многочисленным исследованиям, создавшим позиции рассмотрения внешности, ее половой принадлежности через структуру духа. В частности, В. Соловьев позиционировал ее в связи с концепцией духовно¬го преображения человека. Сама задача преображения и предлагаемые пути ее решения носили утопический характер: философские работы Соловьева пред-ставляют собой своеобразные религиозно-философские манифесты без кон¬кретных практических рекомендаций по осуществлению идей, в этих манифе¬стах заложенных.

Однако, созданная В. Соловьевым концепция идей любви (в том числе жертвенной, альтруистичной) более, по его выражению свойственна женщине, которая и является ее носительницей и хранительницей. Антропологический проект любви В. Соловьева базируется на идее «преображенной человечности», обусловленной концепцией «перерождения Вселенского, преобразования … пространства и времени».

Помимо этого, само понимание «женского», относящееся к женщине, по сложившейся повсеместно традиции оказывается за границами исследований, за границами нормы. То есть стереотипное ее понимание,   воспринимаемое   в   одной      парадигме   с женщиной, женским, женственностью, связано, демонстрирует не разность, но неравенство. Как полагает В. Сабиров, данная концепция является «в своем роде концептуальным нормативом и в строго предметном жизненном смысле представляет собой какую-то странную апологию умозри¬тельного утопизма на почве Эроса».

Естественно, что подобное проистекает из биологических межполовых различий, во-первых, и доминированием мужского начала во всех сферах социальной деятельности, во-вторых. Более того, все романисты-мужчины, творившие до настоящего времени, создали столь мощный стереотип  типологий женщины, что в значительной степени усиливает указанные позиции.

Вследствие этого «социальные нормы и роли постоянно меняются во времени, однако тендерная асимметрия остается почти неизменной. Эта техника широко используется в политическом дискурсе».

Параллельно с этим, исследование феминистической внешности и ее ситуационным изменениям интересовали ученых со времен далекой древности.   «Женское   в   дискурсе   никогда   не   сводится   к   чистым логическим конструкциям». Осмысление этой далеко не однозначной категории дается как на уровне эмоционально-эстетическом, повседневном, обыденном, так и на уровне рационально-логическом. Актуализаций смысла внешности заняты разные научные области, в числе которых философские, психологические, культурологические, социологические, искусствоведческие, литературоведческие исследования. В одной из статей о стилях в искусстве читаем: «Основная идея модерна -соразмерность нового искусства «человеку в пиджаке», то есть стилю приватной жизни. Отсюда особая комфортность модерна, красота предметной среды, окружающей человека, его «избыточный» эстетизм. Отсюда его женственность, по-декадентски хрупко-изнеженная или демонически-роковая, его культ прекрасной дамы, его насыщенность загадочными образами-символами: это и лилия, и орхидея, и водоросли, и женская фигура. Живопись модерна ориентирована на замедленное рассматривание, любование, даже смакование художественного приема»9. То есть женственность в искусстве нередко ассоциируется с красотой, загадочностью, хрупкой изнеженностью, в то же время с демонически-роковыми интенциями. Современный итальянский философ, психолог, теолог, социолог А. Менегетти в своей работе «Женщина третьего тысячелетия» отмечал, что «жизнь женщины полна жестоких противоречий: просто невероятно, как ангел в ней спокойно уживаться с дьяволом». С одной стороны, сугубо женское: замужество, материнство, сострадательность, терпение, чувственность, с другой — мужское: рациональность, политическая жесткость.

Мифология объясняет это половой раздельностью, что есть свидетельство дезинтеграции и расщепленности человеческого суще¬ства: «Целый человек — абсолютная индивидуальность — высшее единство мужчины и женщины», это «свободное единство мужского и женского начал, сохраняющих свою формальную обособленность, но преодолевающих свою существенную рознь и распадение». Идея «абсолютной индивиду¬альности» связана со специфически понятым античным образом «андрогина». Платон в диалоге «Пир» воспроизводил древний орфический миф об андрогинах — предках людей, имевших два лица, четыре руки и ноги, вознамерив¬шихся однажды взойти на небо. Зевс наказал этих «перволюдей», разрубив каждого вдоль, повернув лица и половые органы в сторону разреза и разбро¬сав половины по миру. С тех пор, согласно Платону, люди ищут свою утра¬ченную половину, и когда находят, возникает Эрос. Соловьев, анализируя его, дает андрогинности свое трактование, которое заключается  в идее соедине¬ния в новой, духовно преображенной, идеальной форме: «требуется такое сочетание двух данных ограниченных существ, которое создало бы из них одну абсолютную индивидуальность». Более того, сущность андрогинизма Соловьев сводит не к физическому соединению мужской и женской природы, а к способности парадоксальным образом выходить за пределы собственного эмпирического эгоизма, своей роковой половой обо¬собленности: «Познавая истину другого не отвлеченно, а существенно, перенося на деле свою собственную истину за пределы своей эмпирической особенности, мы тем самым проявляем и осуществляем … свое безусловное значение, которое именно и состоит в способности … жить не только в себе, но и в другом». При этом, женщина в таком соединении не отказывается от своей автономности и от себя самой, но сочетается с другим посредством любви, которая есть активное действие человека по преображению своей природы. Более того, он говорит, что «любовь — духов¬но-физический процесс восстановления образа Божия в материальном челове¬ке …, но взрастить его мы должны собственным сознательным действием … необходима деятельная вера, нравственный подвиг и труд…».

В светской литературе и социологии природа женщины находят разное выражение. Произведение искусства — литературы в частности, можно рассматривать как запёчатлённые в образной форме общественные отношения и реализуемые (актуализируемые) читателем в живом восприятии. В социологии реальные женщины представлены прежде всего в их социальной обусловленности. Художественная литература даёт значительный эмпирический материал, но ее роль, естественно, нельзя рассматривать лишь в русле социологического исследования, она, безусловно, этим не ограничивается, хотя хорошо  известно, что художественная интуиция не раз приводила к величайшим социальным обобщениям, а сам художник зачастую оказывался источником любопытных наблюдений и открытий. «Есть ли вообще какое-нибудь социологическое обобщение, которое бы не было предвосхищено писателями?» — задает риторический вопрос П. Лазарсфельд .

Понимание концепта «женщина» и суть ее визуальной феминистичности в разные периоды развития человеческого общества было далеко не однозначным. Светлый и темные позиции ее восприятия видны в истории всей мировой культуры. Но, несмотря на разность толкования этих концептов, многочисленные научные исследования показывают, что феминистичность и женщина, как правило, ассоциируется с природным, природой, с тем, что человек (мужчина) стремится покорить, подчинить, направить на службу себе и контролировать. Именно репродуктивные функции женщины сближают ее с природой, и на этой доминанте строится большинство умозаключений, т. е. оппозиция женского и мужского становится оппозицией природного и культурного, что, как правило, чаще всего лежит в основании всеобщего умаления женщины   и   сути   женственности. Одновременно с этим, сутью женщины является любовь. Именно она «начало просветления и одухотворения индивидуальности … требует сохранения ее такой, требует вечной юности и бессмертия определенного человека», — полагает мыслитель.

Отсюда деятельный аспект соловьевской концепции творческого субъекта реализуется по отношению к внешности женщины. Соловьев одним из первых в рус¬ской религиозной философии провозгласил тезис о телесной и духовной «це¬лости»: «ложная духовность есть отрицание плоти, истинная духов¬ность есть ее перерождение, спасение, воскресение». Однако плоть и тело в его концепции не идентичны друг другу. Тело играет второстепенную, исключительно инструментальную роль, оно есть орудие и пассивный мате¬риал для духа. Плоть же — начало автономное; самостоятельность родового тела, «животности возбужденной», «бунтующей материи» губительна для ин¬дивидуальности, и потому она нуждается в спасении, то есть в подчинении индивидуальному сознанию. Постулируется четкое дискурсивное разделение творческой личности в качестве субъекта и плоти в качестве объекта: «про¬светляется и одухотворяется только плоть, и она есть необходимый предмет любви». Тело же должно явиться результатом этого акта спасения. Вместе с тем надо отметить, что, несмотря на негативную в этическом отно¬шении оценку автономии телесности, Соловьев признает за ней роль онтоло-гической основы человеческой жизни.

Таким образом, в его концепции тело и его визуализация не обладает автономией, собственным значением, оно значимо только в качестве вместилища индиви¬дуальности («храм духа»). Поэтому автономия плоти («материи бу¬шующей», «животности возбужденной») как онтологического основания жиз¬ни противостоит в этическом отношении свободе личности, потому нуждается в «освящении», «преобразовании». Разные типы внешности, по Соловьеву, обладают преимущественно объектными дискурсивными характеристиками, должные восприниматься и переживаться как поле разворачивания благоприобретенных социокультур¬ных значений.

В силу этого, сформированные традиционные, патриархальные подходы, женщину связывают с внешней привлекательностью, кротостью, несамостоятельностью, послушанием. Подобную же позицию мы видим в трактованиях Малого академического словаря русского языка (MAC), который дает такое толкование понятию «женственный» — Обладающий признаками, качествами, присущими женщине; мягкий, нежный. Женственная натура. Она, такая добрая, женственная, бесконечно милая. Куприн. Поединок. Еще милее, женственнее стал ее смех, и Рогов смеялся с нею. Федин. Похищение Европы. Концепт «женственность» в МАСе также предлагает такое же патриархатно-традиционное толкование: Свойство по знач. с прил. «женственный» «Эти красивые руки стали заботиться об одиноком человеке — так женственно, незаметно — пришить пуговицу, починить белье. Щепкин-Куперник. Театр в моей жизни» (там же). Понятие «женское» дается в этом же источнике как свойственное женщине в качестве биологического вида: лицо женского рода, женские руки, женское платье, женская шляпка и т. д. Как видно из приведенных примеров, дефиниции современного академического словаря русского языка предлагают лишь некоторые ориентиры в предмете нашего исследования. Но вряд ли можно согласиться с тем, что определения мягкий, нежный всегда соотносимы с женственностью в социокультурном дискурсе, отечественном в том числе. Очевидно, что ни одно из словарных толкований не дает исчерпывающей характеристики женщины и тем более женственности. Дается лишь указание на наличие каких-то определенных качеств, свойственных женщине как природному, биологическому; иллюстрации словарных статей демонстрируют эти вполне определенные в традиционном понимании особенности, приписываемые женщине (…красивые движения и ту неуловимую форму кокетства,   к   которой   она   прибегала   из   желания   нравиться.   А. Островский).

При этом основное внимание уделяется именно внешности (плоти) и ее ситуативным проявлениям. В этом ракурсе будет целесообразным отметить отношение к плоти Н. Бердяева – одного из последователей учения Соловьева, который отмечал неприятие материальной стороны жизни: «Я не люблю материю, которая есть тяжесть и необходимость». Плоть  — беззнаковая косная и статичная материя не несет в себе человеческого со¬держания, которое может возникать только в мире смыслов. Плоть для него значима лишь в качестве материального состава, строительного мате¬риала. Физиология, по его мнению, провоцирует окостенение и стандартизацию социальных отношений. Физиологические потребности в силу своей регулярности продуцируют повседневные практики тела — «быт», в котором плоть сливается с социально-дискурсивным полем. «Быт», пространство повседневности в этом смысле Бердяевым понимается как социально-биологическое коллективное тело, репрессивное по отношению к личности. Этот социально-биологический «суррогат» быта переживается, по его мне¬нию, сервильно и магически, что означает утрату свободы лично¬сти, так как «магический элемент связан с необходимостью и закованностью». Магическое мировосприятие в этом смысле есть коллективное, те¬лесное переживание, которое Бердяев называет «магическим млением» или «космическим прельщением». Он отождествляет социальные меха¬низмы власти и первобытные магические практики. Телесность во внешней форме — бес¬сознательное чувство коллективной идентичности в пространстве повседнев¬ности, где телесно-магическое мировосприятие слито с репрессией социального кода.

Второй подход рассматривает внешность в качестве формы, придаваемой пло¬ти как бы извне. Бердяев пишет, что «ошибочно ставить знак равенства между телом и материей … форма тела не определяется материальным составом». Человеческое тело, полагает мыслитель, есть форма присутствия в объективном мире «духа», поле реализации личностных, то есть социокуль¬турных смыслов: «тело есть дух, … форма тела относится к личности и насле¬дует вечность».

Для Бердяева особенно важно лицо, «лик человеческий» как элемент те¬лесной организации, конституирующий «образ человека». Как отмечал мыс¬литель во многих своих работах («Судьба России», «Миросозерцание Досто¬евского», «Самопознание»), экстаз и космическое прельщение разрушают образ человека. Своей же «миссией» он считал борьбу за сохране¬ние этого образа.

Оценка этого образа в работах автора двоякая. С одной стороны, образ человека в качестве «формы плоти» нормативен и неизменяем: «форма вносит меру, она сдерживает, ставит границы, укрепляет в середине». С дру¬гой стороны, внешний образ индивидуален и неповторим. Через формаль¬ность лика проявляется ненормативная свобода духа. Но образ этот предстает не столько конкретным телесным воплощени¬ем, сколько символическим концептом. Образ, по Бердяеву, «надмирен», трансцендентен, потому окончательно не может быть объективирован в пространстве и времени, иными словами, быть актуализи¬рован в телесном бытии. С этим связано авторское экзистенциальное чувство неприятия эмпирического, объектного мира, которое присутствует в его ме¬муарах: «У меня было сильное отталкивание от физиологических функций ор¬ганизма, брезгливость ко всему, связанному с плотью мира. … Я не люблю видеть себя в объективированном   мире, не люблю смотреть свою фотографию… Я никогда не мог вполне войти ни в какую точку времени и простран¬ства, ни в какое мгновение и ни в какое место. Центр меня самого … поме¬щался в ином плане».

По его мнению, женщина, напротив, любит и любуется своим телом и внешностью, развивая и культивируя именно свою непохожесть на мужчину, свою женственность. В неоднократно упоминаемом нами социологическом словаре Тони Лоусон и Джоан Гэррод женственность (feminicity) определяется как «качество, отличающее женщину от мужчины. Традиционно сложилась концепция женских свойств и особенностей, которой активно противостоят участники феминистского движения, считающие, что устоявшиеся представления ограничивают возможности женщин, отводят им роль беззащитных и беспомощных членов общества. Концепция социальной значимости женщины и ее внешности все время видоизменяется и пересматривается по мере того, как женщины все более активно берут на себя функцию определения собственной судьбы и ищут новые возможности для самовыражения как в традиционных, так и в нетрадиционных формах. Соответственно, в глазах исследователей женственность представляет собой ученых обусловленную категорию», а мужественность толкуется как «набор качеств, присущих представителям мужского пола. Существует традиционная концепция мужественности, которая исследуется на предмет особенностей мужского поведения как в отношении женщин, так и по тем ограничениям, которые накладываются этой концепцией на способность мужчин полностью самовыражаться, различные концепции мужественности постоянно формируются и пересматриваются по мере того, как мужчины пытаются выяснить иные особенности своего характера, отличных от традиционных. Новый всплеск интереса к вопросу о мужественности связан с развитием постмодернизма и его акцентом на формирование идентичности» (там же). Как видно из определений,    женственность и мужественность в качестве социально обусловленных категорий постоянно видоизменяются, формируются, пересматриваются и не зависят от биологической принадлежности к конкретному полу.

Пол, по мнению Бердяева, есть «точка пересечения двух миров в орга¬низме человека, … в сексуальности человека узнаются метафизические корни его естества». В качестве точки пересечения в человеческом те¬ле микрокосма и макрокосма пол закрепляет человека в структуре космоса, то есть объективированного, «падшего» мира. Физиологическая половая жизнь в этом смысле противостоит жизни личностной, индивидуальной. При этом «пол может не интегрироваться в целост¬ную преображенную жизнь, может остаться изолированной сферой падшести», — пишет мыслитель.

Неопределенность и размытость понимания женщины и женственности в ее внешних проявлениях в академических словарных толкованиях вполне естественна, поскольку с течением времени понимание ее как социального конструкта в динамично эволюционизирующей      отечественной     культуре   претерпевало значительные трансформации. Менялось время, и соответственно менялся взгляд на женскую внешность. Множество факторов составляют суть подходов к анализу, базировавшемуся на географическом, национальном, этническом, религиозном, политическом, идеологическом, личностном, социальном аспектах. Современный психолог, культуролог, социолог Теун Марез считает, что человек «живет в теле, которое по физическим признакам относится к женскому (или мужскому), обладает осознанием, которое именуется женским, и потенциалом под названием женственность. Стремиться развить любой потенциал, кроме своего, — значит отказаться от собственного, а что в этом хорошего? … у каждого есть свой потенциал женственности или мужественности». Приняв за основу некоторые постулаты исследователя, в то же время вряд ли можно согласиться с его утверждением о закрепленности и устойчивости потенциала женственности, который, как будет проиллюстрировано в последующих главах, трансформируется в результате разнообразных факторов. Однако достаточно убедительной видится графическая схема, предложенная Теуном Марезом.

Женщина = пол= ваше физическое тело

Женское = ваше сознание

Женственность = ваш потенциал

Полоролевые стереотипы» (в числе которых и феминистичность), существующие в России, по представлениям многих зарубежных исследователей, «в значительной мере опираются на культурные конструкты XIX века, и это несмотря на глубинные изменения, привнесенные советской эпохой», — считает немецкая исследовательница Верена Эрих-Хефели.

Несомненно, к пониманию женщины и феминистичности следует подходить дифференцированно. Т. е. женщина рассматривается с одной стороны, как плод природы, натуры, как, в определенной степени, неизменная биологическая субстанция, а ее феминистичность, визуализированная телесная морфология в качестве некого артефакта, «второй природы», то есть нечто искусственно созданное, то, что конструируется и актуализируется исторически и социально в ходе культурного освоения природы. Гораздо раньше к этой проблеме было обращено в философской мысли, где обнаруживается множество попыток дать ей свое обоснование, начиная от социально-бытовых до религиозно символических. «Будучи связанной с разными аспектами эволюции общества и его менталитета, эта категория, как и её антиномия — мужественность, отражала не только шкалу ценностей общества, но и степень его прогресса и демократизации. Даже самые примитивные,   бытующие   представления   о   феминистичности отражают  сложный комплекс идей не только о предназначении женщины в социуме, не только формируют её права и обязанности, но и задают поведенческие нормы, то есть вырабатывают те ритуально-эстетические формы, которые должна использовать женщина, дабы соответствовать социальным императивам этой категории».

В силу этого получается, что обыденное сознание связывает феминистичность и внешность женщины с беззащитностью, слабостью, обладающей значительной внешней привлекательностью, вследствие чего во многих культурах женщине отведена роль последовательной исполнительницы воли мужчины, часто игрушкой в его руках. Эта позиция настолько прочно укоренилась в ментальности мужчин, что зачастую подчеркивается к месту и ни к месту.

Обращаясь к широкому толкованию концепции феминистичности, трансформируя его как социальный продукт, выясняется, что понятийные позиции женщина и феминистичность как комплекс ее качеств, позиционирующие особые свойства женской сущности – есть разновариантные аспекты. «Феминистичность не укладывается ни в одну идентификационную форму, будучи всегда больше ее границ и пределов («Родина», «Мать». «Вечная женственность» и т. д. и т. п.).

Это ярко просматривается через анализ работ В. Розанова. Он выработал собственный концептуальный подход к проблеме телесности и в качестве аль¬тернативы конституирует своеобразную метафизику пола, которая демонст¬рирует попытку мыслителя возродить в русском культурном пространстве на¬чала XX века дохристианскую, языческую соматическую культуру. Этим объ¬ясняется обращение Розанова к ветхозаветным и античным ценностям. В работах «Люди лунного света» и «В мире неясного и нерешенного» представляется областью разворачивания бо¬жественного, местом божественного присутствия. Сакральное реализуется в телесном, материальном посредством пола — родовой и индивидуальной сек¬суальности. Акцентирование метафизической природы сексуальности приво¬дит Розанова к выводу о том, что «связь пола с Богом — большая, чем связь ума с Богом, даже чем связь совести с Богом». Пол высту¬пает в качестве медиатора между человеческим миром и миром божествен¬ным, «освящая» плоть уже самим своим существованием. В рассуждениях Ро¬занова выделяются аспекты божественной природы пола.

Пол создает телесную организацию и по¬средством этой организации определяет и его духовные качества. Говоря о душе с ее томлением по Богу как о врожденном даре, Розанов последовательно приходит к идее микрокосма, то есть идее метафизической природы тела: «Тогда, очевидно, есть два неба: внешнее — на которое мы смотрим, и внут¬реннее — которым мы живем; и оно, тоже со звездами и солнцем, как бы вы¬стилает внутренность нас, соприсутствует в каждой частице нашего организ¬ма — физической в то же время, как и метафизической».

О доминировании духовного начала в телесно-половом устройстве че¬ловека свидетельствует описываемое автором тождество, «невыразимое соот¬ношение» между психологическими качествами обоих полов и их гениталия¬ми («половыми лицами»). Пол тождественен единообразию половых признаков и психических качеств. Но оно (тождество), только под¬тверждение «космогонического сложения» телесности человека, которое обеспечивает его воспроизведение, потомство. То есть, сакральное присутствует в сфере человече¬ской телесности: в его биологических инстинктах, в родовой сексуальности. Бог, как его понимает Розанов, укоренен в космосе, в телесном бытии.

Таким образом, устройство фигуры человека в описании мыслителя от¬ражает структуру божественного творения, ибо «по образу и подобию Божию» содержит в себе два полюса: «внутреннюю ввернутость и внешнюю вы-вернутость — в двух расходящихся направлениях». Один полюс обра¬зует в ней «феноменальное лицо, обращенное по сю сторону», другой образу¬ет «лицо ноуменальное, уходящее в тот мир».

В концепции В. Розанова, таким образом, можно обнаружить идею ди¬хотомической взаимосвязанности обусловленности социаль¬ной жизни и телесностью человека. Телесность как сакральное начало, конструирует структуру социокультурных свя¬зей через энергию пола: половая природа проявляется во всех формах человеческой деятельности. Вместе с тем пол яв¬ляется и трансгрессивным началом по отношению к социокультурным норма¬тивам. Он полностью не включен в структуру социокультурной деятельности: в силу своей сакральной, «потусторонней», как считал Розанов, сущности, он является областью «молчания», экзистенциальной точкой «отсутствия» в поле дискурсивных практик. Такая двойственная природа телесности выражается в двуполярном соматическом устройстве. Два полюса человеческого тела — ли¬цо и гениталии, воплощают идею амбивалентного существования тела в куль¬туре: лицо включено в систему социокультурных практик как коммуникатив¬ный элемент, гениталии же, присутствуя в социокультурном пространстве, как полагал автор, лишь в сакральном, интимном половом акте, выражают идею метафизического отсутствия, «зияния», семантической «пустоты», вы¬хода в «мир иной». Дискурсивной информативности лица гениталии противо¬поставляют недискурсивные телесные ощущения: «ритмы» и «пульсации».

Рассмотрение феминистичности как  социокультурного продукта предполагает учет таких компонентов половой дифференциации, как биологический пол, гендерная идентичность, гендерные идеалы, сексуальные роли. Каждый из этих компонентов, взятый с учетом особенностей того ли иного исторического отрезка времени, оказывает влияние на формирование разновекторных вариантов женской сущности и ее телесной морфологии.

Научные сферы, религия, искусство, в частности литература — средства, принимающие активное участие в формировании женской сущности. Возможности их чрезвычайно значимы в формировании этого феномена. В частности, литература, сопровождая человечество всю жизнь, являясь первичной вформировании идеала, показывает изменчивость, трансформацию, морфологию и содержание его в разные эпохи. Социология как наука, изучающая реальное общество,       способна      зафиксировать      жизнестойкость      идеала женственности, меру его распространения, идентифицированность этого

конструкта в обществе.

Культурология как интегрирующая дисциплина

позволяет рассмотреть этот феномен в более широком контексте, трансформировав в нормативную, регулятивную сферу культуры, имеющую целью регуляцию телесной морфологии на благо общества и семьи, которая сама (семья) выступает как определенная внешняя структура плоти социума. Это своеобразное «мистическое тело», структурированное по позициям:

1.         Семья — внешняя  оболочка «пола-тела», его  «инфраструктура», встроенная в структуру социума. Это есть социально маркированный слой телесной жизни.

2.         «Дух плоти», ее «благоухание», то есть «мельчайшие «спиритуальные» частицы всегда индивидуального и неповторимого тела», в ракурсе нашего анализа тело-лицо, индивидуальные специфические свойства отдельного человеческого тела.

3.         Телесная оболочка «духовной плоти» — плоть как неиндивидуализированная телесность.

4.         Центральная точка пола — «точка жизни», «завихрение», непроницае¬мое «Ничто» пола, точка максимальной неопределенности, суждения о кото¬рой у В. Розанова противоречивы. С одной стороны, это «бесполость», отсутствие телесных желаний, с другой — исходная точка половой жизни тела, некая некодируемая экзистенция.

То есть, в структуре этого «мистического тела» можно опреде¬лить границы его дискурсивного кодирования и обозначить пространство сущности жены и мужа. Сфера взаимоперетекания располагается на границе второго и третьего уровней: между неиндивидуализированной плотью и «телом-лицом». Граница дискур¬сивной кодируемости проходит между четвертым и третьим уровнями: между неиндивидуализированной «плотью» и экзистенциальным ничто, пространст¬вом вне дискурса. Пол в концепции В. Розанова центрирован точкой своего отсутствия — границей, очерчивающей пределы дискурсивного вопрошания.

Согласно этой схеме, тело предстает системой, «космосом» иерархиче¬ски соотнесенных элементов, которые между тем обладают определенной ав¬тономией, своей собственной жизнью и скрывают в себе дискурсивно невыра¬зимые, автономные смыслы. Однако иерархия частей тела центрируется в концепции Розанова двумя полюсами — лицом и гениталиями, семантически противопоставленными друг другу. В структуре тела они противостоят и до¬полняют друг друга как собственные негативы, оттиски.

Лицо как наиболее коммуникативный элемент символизирует индивидуальное, личное начало: «индивидуум (лицо) начинает¬ся там, где вдруг сказано закону природы: «стоп»! «не пускаю сюда!» «Лицо возникло впервые, — рассуждает мыслитель, — там, где впервые… произошло нарушение закона». Посредством лица тело говорит, высказывается, в лице «прерывается немота», оканчивается «безразличие» тела и формирует¬ся его «особливость». Розанов концептуализирует значимость лица как «универсального, нужного миру начала» в качестве коммуника¬тивного семиотического механизма.

Одновременно с этим и другие части тела позиционируют себя по-разному. Розанов пишет о существовании в теле человека, включенном в пространство культуры, дифференциации на «говорящие» части, предельная точка которых — лицо, и «молчащие» — части, линии, плоскости «большей глухоты и тупости». Примерами последних он считает среднюю часть голени, среднюю часть предплечья. Но уже говорящим, «личным» является ладонь — своеобразный «эмбрион лица». Вместе с тем он утверждает наличие у ладони собственного лица, автономной «души», что реализуется в собственной «памяти», независимой от головной памяти, в характере, манере, «едва ли рационально объяснимых».

Информативность частей тела подчеркивается их позиционированием, что обусловлено культурными стереотипами, модой, требованиями времени и др.  В целом это влечет за собой множество символических предписаний относительно того, как себя вести, как выглядеть, на что рассчитывать в жизни, с кем общаться; они являются для людей чем-то вроде когнитивного путеводителя по жизни».

Понимание сущности феминистичности чрезвычайно затруднительно вне социальной стратификации. С определенного момента времени почти в каждом обществе, где социально предписанные характеристики имеют два типа (ярлыка), одному биологическому полу предписываются социальные роли, которые считаются культурно вторичными. Феминистичность, как правило, отождествляемая с «женским», означает снижение социального и культурного статусов, традиционно воспринимаясь как культурно вторичный феномен. Феминистичность рассматривается на уровне социокультурного детерминирования, того, что надстраивается обществом над физиологической, анатомо-биологической реальностью. «Хотя можно сказать, что у человека есть природа, гораздо важнее сказать, что человек конструирует свою природу, или проще говоря, самого себя». То есть женщина — это сама природа, а феминистичность — это «вторая природа», культурный артефакт. Именно общество создает условия для социального развития человека, женщины в частности, конструирует ее особенностей, накладывая   отпечаток   конкретной   культуры,   конкретного   общества.

Именно общество создает условия для массового использования ценностей культуры, тиражирования разнообразные культурные артефакты. Однако женщина, создавая свою феминистичность, или принимает или отвергает те модели, которые предлагает ей конкретное общество, и репрезентирует ее в зависимости от собственных ценностных ориентиров. «Культурные артефакты являются продуктами индивидуальной деятельности, социальной организации, технологии и культурных паттернов. Интерпретации этих материалов, конечно, сами являются культурными артефактами», — отмечает Е. Ярская-Смирнова.

Таким образом, феминистичность может пониматься как изменяющееся инфоявление, как нелинейная структура, созданная типом культуры, нормативно включенной ею в процессы социализации и индивидуализации через множество социальных институтов, создающих и транслирующих наиболее продуктивные для конкретного времени стереотипы.

 

Литература:

1.         Бердяев Н. А. //Русский эрос, или Философия любви в России. — М., 1991. — С. 232-265.

2.         Жеребкина И. Тендерные 90-е, или Фаллоса не существует. СПб., 2003.

3.         Имендёрфер Е.. Мемуары Надежды Мандельштам. «Литературное вдовство» как профессия и служба «его» творчеству // Женский дискурс в литературном процессе России конца XX века. Женская Информационная Сеть.Эйр: //www/ womnet. ru

4.         Лоусон Т., Гэррод Д.. Социология. А — Я: Словарь-справочник. М., 1990.

5.         Марез Теун. Женское начало. М., 2005.

6.         Менегетти  А.  Женщина третьего  тысячелетия.  М., 2002.

7.         Миндлин И. Первые шаги // Новый мир. 1966. № 8.

8.         Розанов В. Собрание сочинений. В мире неясного и нерешенного. Из восточных мотивов. — М.: 1995.

9.         Розин В.М. Природа сексуальности //Вопросы философии. — № 4. -1999.-С.79-85.

10.       Рябов О.В. Русская философия женственности (XI -XX века). Иваново, 1999).

11.       Словарь русского языка: В 4-х т. АН СССР (MAC), Т. 1. М., 1981.

12.       Тресиддер Д. Словарь символов. М., 2001.

13.       Эрих-Хэфели    В.    К    вопросу    о    становлении    концепции

феминистичности   в   буржуазном   обществе   18   века:   Психо-историческая значимость героини Ж.-Ж. Руссо. М., 1999.

14.       Ярская — Смирнова. Е. Истоки и методы тендерных исследований // Одежда для Адама и Евы: Очерки тендерных исследований. М, 2001. С. 7- 92

Автор(ы) статьи: Нагорнова Е.Е.
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

феминистичность, телесность.

Аннотация:

В статье рассматриваются семиотические (знаковые) основы феминистичности, нормативно закрепленные в традиционной культуре с древнейших времен. Исследователи феминистичности создали множественные типологии, ранжирующие женщин по общим признакам. При этом, акцент делается преимущественно на социальных позициях, что удаляет из семантики феминистичности ее природное начало, которое достаточно прочно и обосновано дано в мировой культуре, где все центрировано в соответствии с базовыми природными позициями – стихиями: земли, воды, воздуха, огня. В силу этого, базовых знаков может быть 4, применительно к временным позициям – 12, вариативность ситуативная приобретает бесконечное число позиций.

Текст статьи:

Семиотика — знаковость феминистичности – один из древнейших вопросов, которые прочно укоренены в традиционной культуре с древнейших времен. Каждая из древнейших Богинь, например, Греции – опекала определенную сферу природы-человека и помогала людям.

Семиотичность чрезвычайно свойственна женщинам, которые меняют ее в течение своей жизни множество раз и идентифицируют себя с наиболее приемлемыми в конкретной ситуации образами. Вследствие этого, идентичность является ключевым элементом феминистичности и формируется социальными процессами. В свою очередь социальные процессы, связанные с ее формированием, детерминируются социальной структурой. И напротив, идентичность, сформированная благодаря взаимодействию женского организма и социальной структуры, оказывает влияние на последнюю, модифицируя ее. В этом плане можно сказать, что особые исторические социальные структуры порождают определенные типы идентичности.

Изучение стереотипов поведения позволяет в определённой степени понять, каким образом в обществе создаются условия, способствующие неравенству мужчин и женщин. Мужские культурные стереотипы функционально направлены на неординарные поступки и решения, направленные на реализацию цели. Женщины же, когда нарушают привычные стереотипы, связанные с послушанием, терпением, пытающиеся проявить      свою      власть,      волю,      считаются      «неженственными», «мужеподобными» и являются нередко источником самых разнообразных противостояний.

Естественно, что сейчас происходит мощная ломка всех стереотипов, связанная с изменением полового разделения труда, с изменением во взаимоотношениях в семье и в связи с социальным прогрессом происходит постепенная унификация идеалов маскулинности и феминности.

Женщина становится совокупностью и, одновременно, результатом определенного набора практик, которые проявляются в повседневности. Гендерная идентичность, в частности феминистичность, выражается в системе ролей, стереотипов как на социальном, так и личностном, индивидуальном уровнях, что проявляется в поступках, коммуникации, стиле поведения, в языковых практиках и пр. Классификация поведенческих практик по принципу общности и различного позволяет представить тот или иной знак-символ социокультурного конструирования, то есть комплекс устойчивых и регулярно повторяющихся культурных и общественных норм, социального и культурного поведения.

Феминистичность, явленная в телесности, четко определена биологической конституцией и социальным развитием. Например, женщина социально развитая, будет заботиться о своем теле всесторонне, в частности никогда не примет пищи, которая ее в конечном счете убьет. Телесность выступает в качестве социальной характеристики тела лишь в рамках ценностного отношения человека к миру. Следовательно, она выступает и как ценность.

При этом как женщине, так и мужчине априорно навязываются определенные роли, отклонение от которых связано с общественным неприятием. Формируется целый ряд барьеров к полноценной реализации личности, основанных на стереотипном понимании мужского и женского. Эти стереотипы чаще всего не имеют под собой объективного обоснования, например, биологическими особенностями организма, а являются сформированной социальной практикой. Социум направляет каждого индивида реализовать себя в русле своего биологического пола и нередко агрессивно подавляет все выходы за пределы «нормального» поведения.

Отечественная исследовательница особенностей культурного взаимодействия мужчины и/или женщины с социумом Е. Весельницкая обнаруживает несколько путей  социальной идентификации женщины и называет четыре варианта семиотики женской социализации: хозяйка, воин, приз, муза. Именно в этом ключе и формируется как морфологическая (телесная), так и внутренняя феминистичность. Тело — это именно «та среда, через посредство которой я вообще прихожу в соприкосновение с внешним миром. Поэтому если я хочу осуществить свои цели, то я должен сделать мое тело способным к тому, чтобы это субъективное перевести во внешнюю объективность. К этому тело мое не приспособлено от природы; непосредственно оно выполняет скорее лишь то, что соответствует животной жизни. Но чисто органические функции не суть еще функции, выполняемые по побуждению моего духа». Животное непосредственно вращается в кругу своих природных потребностей. Человек же, напротив, должен сформировать свое тело. Но для этого требуется образование . Поэтому, если в обществе развит данный институт, то можно вести речь также о сформировавшемся общественном теле или о телесности как определенной вершине выражения общественной гармонии, которая, на наш взгляд, проявляется в развитии всех форм жизни (экономической, политической, духовной, нравственной и т.д.).

Каждый символ-знак феминистичности своеобразным способом связан с условиями внешней среды, что обусловливает идентичность его телесной организации с той ролью. которая им выполняется. В данном случае сама духовная и телесная организация человека, степень развитости которой в значительной мере влияет на весь здоровый образ жизни, обусловлена социальными и культурными процессами. Если человек не может выполнять свои суть подлинно человеческие функции (еда, питье, одежда, половой акт и т.д.), которые в абстракции приобретают животный характер, то это означает лишь то, что у него нет свободы, нет той социальности или универсальности, каковая его и отличает от остальных тварей. Что телесная и духовная жизнь человека неразрывно связана с природой, означает не что иное, как то, что сама природа связана с самой собой, поскольку человек — это часть природы.

В силу этого, каждая семиотика феминистичности, есть и семиотика телесно-духовной организации, скрепленная стереотипами-мировоззрением. В частности, возвращаясь к Веселовской, следует вслед за ней отметить, что женщина-хозяйка воспринимает всю территорию, которая находится в сфере ее влияния, как целое, за которую она несет ответственность. У женщины хозяйки «всегда готов и стол и дом» Дом — обильный, стол — сытый. Это предполагает серьезные знания, умения и силы, необходимые для руководства домом-организацией, где все имеет свое место, функционально и семантически обозначено и реально действует. Женщина-воин — это неуемная активистка, она обычно не склонна заниматься хозяйством, «дом ее похож на блиндаж, на некое убежище, где можно передохнуть». Основная сфера ее деятельности, как правило, работа. Общественная деятельность это не только ее хобби, но и форма бытия. В типологии эта позиции более всего близка к мужскому образу жизни и мировоззрения, где воин – ставит, принимает и реализует свои решения в достаточно быстром и часто жестком виде. Для этого типа главное целеполагание, которое может быть малоэстетизированным. но максимально эффективным по сути. Женщина-приз знает себе цену, всегда умеет подать себя, к общественной активности никакой тяги не питает, обыкновенно ждет, когда ее завоюют. При этом главной ее заботой становится эстетизация внешности и развитие искусства максимально выгодно показать себя с нужной стороны. Этих женщин с полным правом можно назвать исследовательницами мужчин, предмету изучения которого они отдают значительное число времени. При этом их собственная телесность включается в мир культуры не только потому, что оно подвергается социальной модификации в результате определенной деятельности людей, но и потому, что оно начинает выполнять определенные социальные функции.

Постоянное совершенствование в искусстве привораживания мужчин в роли женщины-приза, приводило к известным историческим баталиям, которые разыгрывались вокруг женщин самой разной социальной принадлежности. Женщина-муза — это источник вдохновений, как правило, для представителей противоположного пола.

Другая американская исследовательница Н. Рис в одной из своих работ по этнографии выделяет три основных стереотипа самоопределения женщины в российском обществе советской эпохи. Она отмечает: «Реальным следствием сочетания архаических, но живучих половых стереотипов и коммунистической пропаганды оказалось то, что в общественном сознании сложилось два противоположных образа женщины: с одной стороны, славянская Мать-земля, кормилица, полностью отдавшая себя заботам о муже — патриархе и детях, а с другой — современная женщина, трудящаяся бок о бок с мужчиной … Помимо этих двух взаимоисключающих и труднодостижимых идеалов есть ещё один, который по мере сил стремятся воплотить женщины, желающие иметь настоящий успех. Имеется в виду образ уверенной в себе, обворожительной     красавицы.     Эта позиция достаточно сложна и. одновременно чрезвычайно пластична. Здесь феминистичность обворожительной красавицы есть воплощение абстрактного духовного труда и в то же время она есть продукт определенного полезного, производительного конкретного труда. То есть, это не просто набор телесных привлекательных черт, но такая их трансформация, где все действия направлены на реализацию поставленной задачи.

Американские ученые У. Томас и Ф. Знанецкий, рассматривая поведение индивида в результате «механизма воздействия общности (группы) и общества», выделяют три разновидности характеров: «филистайн», «богемиан» и «креативный», на что указывает в своем исследовании социолог Е.С. Баразгова. «Филистайн» с трудом воспринимает требования изменяющейся ситуации, ориентируется в своем сознании и поведении на стабильность, жизнь этого типа связана с традиционными ситуациями. «Богемиан»     отличается спонтанностью     поведенческих     реакций, неспособностью формирования определенных моделей поведения, стройной организации жизни. Люди «креативного» характера, по замечанию исследователей, «образуют динамическое ядро социальных систем», представляя «собой меньшинство в любом обществе, но их деятельность наиболее продуктивна, поскольку характер «является результатом уникального сплава темперамента и исторических условий формирования личности» .

Очень показательной в этом отношении является типология, данная А. Менегетти, основываясь на мифологических образах античности, где выделяет «три типа великих женщин: тип Юноны, Венеры и Минервы. Юнона представляет собой тип женщины-хозяйки, Венера склонна к стратегии удовольствия, Минерва несет в себе непрерывно обновляющийся ум, который открывает перед тобой тем больше новых граней, чем глубже ты ее познаешь. Именно ум лежит в основе различных форм эстетического порядка Минервы».

Норма Нунан выделяет несколько типов женских образов: традиционные, советизированные, руссофеминистки, феминистки по западному типу, неотрадщионисты, эскеписты.

Традиционные женщины — это те, которые хранят традиции прошлого, верны им; несмотря на выпавшие на их долю страдания и лишения, никогда ничего не требовали от жизни и не ожидали от нее многого. Тип мировоззрения этих женщин, по мнению исследовательницы, может быть назван «бабушкиным синдромом». К советизированным Норма Нунан — причисляет тех, которые приняли идеализированную роль женщины советского периода. Это, прежде всего, «работающая мать». Весельницкая подобный тип называет «женщина-воин», которые играли решающую роль в обществе. Руссофеминистки -это женщины, которые хотят уйти от традиционно советской концепции роли женщины и стремятся найти иные пути своего утверждения в обществе. Нунан в своем исследовании не дает конкретного определения особенности русского феминизма. Направление деятельностных усилий феминисток по западному типу связано с сотрудничеством с западными феминистками и установка на поддержание их деятельности. Неотрадиционалисты — это женщины, стремящиеся уйти от бремени общественных проблем и забот с тем, чтобы вернуться «к чисто женской миссии», под покров домашнего очага, в свой дом-крепость, который спасет или хотя бы убережет от бурь. Это женщины,   которые  стремятся освободиться от двойной ноши советско-российского общества, снять ношу эмансипации. Представители этой группы, как считает автор, встречаются на всех возрастных уровнях. Норма К. Нунан выделяет еще один тип женщин. По ее терминологии, это женщины-эскеписты. Тип, ищущий легких путей в жизни. Эти пути они находят, по ее мнению, либо в коммерции, либо в выгодном замужестве.

Отсюда можно прийти к выводу, что в целом во все времена существовали и существует разные типы феминистичности, в чистом виде вряд ли какой-то определённый тип может существовать. Тем не менее для удобства изучения, можно условно выделить несколько базовых направлений, в которые так или иначе могут вкладываться остальные типологии феминистичности.

Принимая во внимание только социальные позиции и классифицируя женщин и сам феномен феминистичности  по этим позициям, мы тем самым удаляем из семантики и самой женщины ее природное начало, которое достаточно прочно и обосновано дано в мировой культуре, где все центрировано в соответствии с базовыми природными позициями – стихиями: земли, воды, воздуха, огня. Очевидно, именно эти аспекты и могут лечь в основу феминистичности, дав достаточное число вариаций в зависимости от времени, направленности и конкретного проявления женщины в конкретных случаях. Исходя из этого выстроены и зодиакальные знаки с их характеристиками, которые также можно положить в основу знаковости.

В силу этого, базовых типов будет 4, применительно к временным позициям – 12, вариативность ситуативная приобретает бесконечное число позиций.

Поэтому фиминистичность может быть выстроена по доминантным признакам – земных женщин, воздушных женщин, огненных женщин, водных женщин.

При этом нужно отметить, что эта знаковость очень условна, так как сама женщина отмечена в эзотерической культуре и всех традиционных культурах как вода – информация, которую она (женщина) накапливает, сохраняет, создает, реализует, транслирует. В конкретной стране, в частности, России, она проявляет себя и как героиня во всех темпорально-онтологических аспектах. А героизм изначально связан с огнем. Таким образом, даже в своем природном аспекте ее феминистичность изначально амбивалентна.

Земные женщины – женщины патриархального склада характера, которые живут преимущественно земными проблемами, и представляют собой дев, жен, матерей, свекровей, тещ, главной задачей которых становится поддержание семьи в традиционном крепком варианте. Им свойственны сострадательность, способность к сочувствию, сопереживанию. Внутренняя религиозность, «христианственность» души присуща русской женщине, явившей и образцы святости, и подвиги самоотречения на протяжении всей многострадальной истории. Это нежно любящие женщины, способные на самопожертвование ради других, у них, как правило, «всегда готов и стол и дом», это те, кто свято и неукоснительно хранят традиции прошлого. Этот тип в первую очередь включает «женщину-домоправительницу». Домоправительница  как тип феминистичности позиционирует в первую очередь создание и поддержание «домашнего очага», чувства дома, насыщенного не только вкусными запахами, но и заботой, вниманием, теплом любви, понимания. Это обустройство дома – моральной крепости, где семья нерушима, и как бы не прав был кто-то из ее членов, поддержут именно его, а не «чужого». Хозяйка — это не только заботливая, по-матерински теплая кормилица, но и требовательная властная госпожа. Русская культура на протяжении своего становления и развития формирует подобные женские типы в реальной жизни: пройдут ряды самоотверженных деятельниц на пользу народа, жертвенных, самоотверженных.

Домоправительница как тип феминистичности становится кодом-символом прочности семьи. Она не только хранительница устоев собственной семьи, но и семьи взрослых. уже отделившихся детей, где она постоянно появляется, а, если наступает угроза распада семьи детей, она делает все, чтобы это предотвратить. Не смотря на то, что нынешняя молодежь иначе смотрит на семейные ценности, такой тип женщины, очевидно, заложен на генетическом уровне и юные «домоправительницы» так как упорно вьют свое гнездо, как и их патриархальные предшественницы. Женщина-хозяйка — идеальная жена для мужчины-Воина, прикроет тылы, создаст надежную опору, стену, на которую он сможет опереться и которая поможет ему быть спокойным и уверенным. Это настоящая женщина-весна, овевающая всех теплым ласковым ветерком.

Подтип этого типа – женщины, для которых аккуратность и долг «превыше всего», типичные астрологические «девы», скрупулезно выполняющие все обязанности, у которых аккуратность переходит в манию, которые чрезвычайно плодотворно работают в роли секретарей, бухгалтеров, корректоров и др., где главным аспектом является тщательность, точность, правильность. Фантазийность им мало свойственна, но они надежны и верны. По сути — это те же покорные женщины, но постоянно жертвуют собой «в тиши», в силу добровольно возложенного на себя долга, высшего чувства или убеждения. Очень часто секретарши долго и горячее любят своего начальника, выполняя все его требования и прихоти, десятилетиями ожидая, когда же он, наконец-то разойдется с «больной и некрасивой» женой и женится на ней.

Тип земной феминистичности уделяет минимальное внимание собственной внешности, В большинстве случаев – это лишь стремление к опрятности, удобству, скромным немарким тонам, одежде «унисекс», в которых сложно увидеть миловидность.

Целительницы и целительство присуще всем женщинам, так как является ее генетической родовой чертой. Даяна Стайн в знаменитой книге «Все женщины целительницы», прямо говорит об этом, утверждая, что женщины были создательницами мира, богинями-дарительницами жизни, изобретательницами позитивной, то есть мирной цивилизации. Во всех культурах женщины развивали навыки, помогавшие первобытным людям выжить, от приготовления пищи до плетения корзин, от сбора растений до земледелия, от одомашнивания животных до строительства жилищ. Но главным из их умений и навыков были наука и искусство исцелять.

В эпоху раннего матриархата целительство и религия были тесно взаимосвязаны, причем религия была уделом женщин. Целительство начиналось с рождения, и акт рождения ребенка женщиной был почти тождествен акту сотворения мира богиней. В каждой культуре есть свои сказания о сотворении мира, и в этих сказаниях неизбежно и неизменно повествуется о рождении. Богиня, известная под множеством разных имен, возникала из хаоса, чтобы сотворить Землю и Вселенную. Из своего чрева она создавала или порождала все разновидности живых существ.

Благодаря этому они видели в себе богинь-рожениц, а повивальное дело, обеспечивавшее выживание человеческого рода и отдельного человека, легло в основу искусства целительниц. Способности женщины давать жизнь сопутствует ее роль кормилицы, защитницы и воспитательницы детей. Еще одной основой женского целительства стали взаимоотношения матери и ребенка. Вплоть до нашего века ребенок, лишенный грудного молока, был обречен на смерть, и, если мать не могла сама кормить новорожденного, ему находили кормилицу. Искусственное вскармливание появилось не так давно.

В этих принципах присутствовали две главные целительские роли: роль повитухи по отношению к роженице и роль матери по отношению к ребенку. Эти первые основы всего искусства исцеления обеспечивали выживание пле¬мени и человеческого рода в целом, и определявшие их отношения были матриархальными. Если взять отношения между повитухой и роженицей, то повитуха способствовала появлению на свет новой жизни. Мать выполняла ее наставления, но, по сути, вся работа (роды) доставалась ей. Повитуха — ею всегда была женщина, — скорее всего, имела своих детей, и, быть может, нынешняя роженица когда-то была повитухой у нее. Двух женщин связывали отношения доверия и равенства: они вместе трудились, чтобы произвести на свет новую жизнь, и могли меняться ролями.

Если же взять пример отношений матери и ребенка, то мать нянчила, кормила, защищала и воспитывала ребенка до тех пор, пока он не вырастал и не становился самостоятельным. Впоследствии, став взрослым, этот ребенок или кто-то из его братьев и сестер мог взять на себя заботу о стареющей матери. Когда ее силы начинали убывать, дочь могла приносить ей пищу, помогать ей и заботиться о ней в старости до самой смерти. И опять эти роли строились на основе равенства и взаимного доверия (169).

Таковы были начала целительства и медицины: они проистекали из потребности женщин заботиться друг о друге при родах, выращивании детей, а в старости оказывать взаимную помощь и поддержку во имя выживания племени и всего человеческого рода.

Дальнейшая связь женщин с Богиней Матерью и целительством определялась менструальным циклом. В матриархальном обществе Богиня-Мать олицетворяла землю и Вселенную, и в особенности луну. В ипостаси богини Земли ее циклы были временами года, циклами развития растений и зароды¬ша. В ипостаси богини Луны они соответствовали менструальному циклу, состоящему из двадцати восьми с половиной дней. В своей способности к зачатию и деторождению женщины усматривали единство с Матерью Землей, а в ежемесячных кровотечениях — с лунным циклом богини.

Затем эпоха матриархата закончилась. И все же многие женщины хранили в памяти Богиню и продолжали поклоняться ей тайно. В каждой местности деревенская повитуха оставалась главной целительницей и попечительницей, нередко она же являлась и глав¬ной деревенской жрицей. Религия Богини выжила в подполье, несмотря на жесточайшее притеснение со стороны патриархальных племен, правительств и мужчин-ревнителей веры. Множество сведений об искусстве исцеления, как и вообще сведений, касающихся всех граней женской цивилизации, было утрачено при пожарах, которые до десятого века уничтожали библиотеки древних матриархальных поселений, при падении великих африканских и египетских торговых империй, при сожжении ведьм в Европе с тринадцатого по семнадцатый век и при насаждении христианства в Северной и Южной Америке.

Не будем углубляться далее в исторические изыскания, но отметим, что и сейчас целительская роль женщины в доме не удалена. Первая помощь, оказываемая всем домочадцам – принадлежит женщине-матери, и это естественно, Причем речь идет не просто о принятии таблеток, но целой стратегии поддержания здоровья семьи, которой обладает женщина. Именно она осуществляет и профилактические и лечебные функции на физиологическом и психологическом уровнях для детей, мужа, родителей и др. К наиболее искусным обращаются знакомые и соседи. Речь в данном случае не идет о профессиональных врачах или целителях, а именно о типе феминистичности, которая позиционирует особые свойства целительства и продуцирует их в мир.

Вариациями этого плана могут выступать целительницы души – утешительницы — «тактики», целительницы  тела – «врачевательницы», целительницы социума — стратеги.

Из названий становится ясно, что целительницы души, в быту называемые «жилеткой для плача» не только могут выслушать и утешить, но и дать конкретные советы по «разруливанию» ситуации. Они имеют огромное значение в обществе, выполняя роль психологов, психотерапевтов, значимость которых в российском обществе все еще эфемерна. Более доверяют именно приятельнице-подруге, которая знакома с ситуацией и может реально помощь, более того, с ней уже создано энергийное родство-единство, это «твой человек», которому можно доверять и который реально окажет помощь. Как правило круг проблем, решаемых этим образом, касается личностных аспектов. Прототипом этого может выступать, телевизионный проект «Клуб бывших жен», который рассматривает именно эти проблемы и дать конструкты выхода и их, модели преобразования ситуации.

Социальные проблемы и их урегулирование – подтип целительниц, которых уместно назвать целительницами стратегами, которые могут анализировать ситуацию целостно и предложить конкретные методы выхода из нее и кардинального изменения и улучшения.

Расширяющаяся сфера жизни начинает требовать от женщины активности — огненности, и они с беззаветной смелостью выступает на борьбу с обстоятельствами и, если потребуется, на

Такой тип представляет женщина-огонь, героиня. Предыдущим типам сложно осуществлять социальную активность, воински бороться за справедливость, чаще всего они проигрывают в этом. Социум жесток. Сама структура социальной организации общества беспощадна. Отбор идет очень жестокий. И если человек чем-то не отвечает требованиям социальных структур, то ему приходится довольствоваться минимальными благами этой структуры, лишь минимумом того, что она может предложить . Это под силу лишь женщине-героине, которая всеми силами пытается преодолеть какие-либо трудности, препятствия. Это неуемная активистка, для которой основной формой деятельности является общественная работа. Домашняя работа, забота о собственной семье для нее далеко не главное в жизни. Это своеобразный корабль, постоянно стремящийся в большое плавание. Тихая гавань и тем более заводь — это не для них.

Знак огненной феминистичности ранжируется как амазонка, руководительница, активистка, каждая из которых для самодостаточности обретает некоторые черты мужской социализации.

Большая или меньшая мощность этого набора зависит от ее жизни, от сферы, в которой она действует, и от мужчины, который рядом. То есть в зависимости от условий жизни в женщинах более или менее ярко проявляются черты мужского начала. У каждой женщины существует энергетическая возможность включиться, встроиться в мужской поток и воспользоваться энергией мужского Начала Мира, пройти осознанную тренировку. Максимальное проявление героизма представлено в типе, названном амазонке.

В большинстве традиционных литературных источников, затрагивающих вопросы о роли и предназначении женщины, высказывается мысль о том, что женщина лишена свойства быть субъектом, активно действующей личностью, обладающей инициативой, деятельностными интенциями. По убеждению Ницше, историю делают мужчины, женщины в ней не участвуют. Порой сами женщины подобное суждение считают как вполне естественное и не подлежащее обсуждению. В частности, французская писательница Симона де Бовуар полагает, что женщину необходимо воспринимать только относительно мужчины, а следовательно, она не может найти опору в самой себе, она лишена свойства быть субъектом. На наш взгляд, подобные рассуждения вряд ли можно считать правомерными. Сохранились предания об амазонках, одерживающих сокрушительные победы над мужчинами. Любому школьнику известно имя Жанны де Арк, «Орлеанской девы», освободившей Францию от векового английского ига, своими подвигами вписавшей имя героической женщины в страницы мрачного Средневековья. Феминизм эпохи Возрождения культивирует идеал «героической женщины, женщины -«вираго» (мужеподобной), сильной телом и духом, отличающейся стойкостью, способностью защищаться, смелостью и уверенностью в своих интеллектуальных способностях.

Более того, участие и победы женщин в Великой Отечественной войне, культивируемый сейчас образ экранной воинской феминистичности перетекает в реальность. Тип «женщины-героини», женщины-»воительницы», совершающей подвиг мужества, известен еще с глубокой древности. Уже с первых летописных преданий известно о первых славянских женщинах Ольге, Рогнеде, Евфросинье Суздальской, Княгине Евдокии, о которых упоминается с большим уважением и благоговением как активных участницах в упрочении Земли Русской, голос и слово которых прошли через толщу веков. Древнерусские былины знают лучших стрелков из числа женщин (жена Дуная).

Следующий вариант – правительницы, деловые женщины, бизнес-леди, организаторы производств, лидеры в разных сферах деятельности.

Этот знак феминистичности ориентирован на мощную социализацию, умение принимать решения, отстаивать их, находиться и побеждать в мужском мире. Широко известна и роль Клеопатры и Княгини Ольги в развитии государств. Достаточно много сведений оставила история об активной роли женщины в развитии русской культуры более позднего периода, особенно начиная с XVIII века, периода правления Петра Великого, кардинально изменившего культурную жизнь России и, естественно, жизнь и судьбу русской женщины. При Елизавете Россия добилась крупных успехов, как экономических, так и военных. Елизавета была единственным русским монархом, в чье царствование никто не был приговорен к смерти: к сожалению, этот урок гуманизма, данный женщиной, был забыт следующими правителями. XVIII век славился деятельными женскими натурами.

Подтип активистка – представляет собой женщину, которой до всего есть дело. Это по сути хозяйки, забота которых направлена вовне. Это устроительницы чужих судеб (профсоюзные деятельницы), женщины, занимающиеся благоустройством и культивированием окружающего пространства, милосердной деятельностью и др.

При этом весь огненный тип феминистичности обычно не склонны заниматься домашним хозяйством и предпочитают иметь кого-нибудь в тылу, чтобы на него переложить основные хозяйственные заботы. Дом женщины этого типа часто похож на блиндаж, на некое убежище, куда можно прийти передохнуть после тяжелых социальных битв. Как правило, они не устроены в личной жизни, ей сложно найти постоянного спутника жизни в силу достаточно завышенных требований к будущему спутнику. Она всегда находится в активной позиции, и мужчин она тоже завоевывает. Муж для нее либо тот, кто обеспечивает тыл, либо товарищ по борьбе с опасностями, единомышленник. Семья, где муж и жена тяготеют к этому типу, — это две боевые единицы. Современные женщины, относящиеся к этому типу, имеют некоторые особенности. Обществу правительница будет предлагать свои достижения как социальный товар. Ее цена — в ее социальных возможностях. Профессия захватывает целиком. Работа для нее — место творчества. Профессия — это место силы ее творческого потенциала, это самая большая ее ценность. Ввиду недостатка времени (одержимая постоянным порывом к активному действию, ей некогда или незачем отслеживать свое поведение в соответствии нормами, канонами, правилами), она проявляет чрезмерную напористость и в личных отношениях с мужчинами, и окружающими. Этот тип женщины, как правило, неодобряем мужчинами. В качестве доказательства можно привести высказывание Теуна Мареза, английского философа, который в своей книге «Женское и мужское», пытаясь обосновать мысль, что успех для мужчины и успех для женщины — разные вещи, что чисто мужские качества никогда не принесут ей счастья, пишет: «Женщины, желающие «быть самыми главными», — большие начальники, всегда стремящиеся быть правыми, указывать всем, что, где делать. Эти женщины не могут не нянчиться со всеми подряд, будь то ребенок, мужчина, собака или попугай. Такие дамы всегда хотят нести ответственность за все и настаивают на том, что знают абсолютно все лучше остальных, и поэтому распоряжаются всем, включая финансы, права на собственность и ежемесячные счета. Вдобавок они очень властолюбивы и не упускают случая посоревноваться с мужчинами, так как убеждены, что последние по какой-то причине стоят ниже женщин. К тому же эти дамы смотрят на женственность как на признак слабости, а этого нужно избегать любым путем». Русский философ М. Булгаков писал по этому поводу: «Мужеподобная женщина производит столь же уродливое впечатление, как женообразный мужчина. Мнимое равенство неизбежно сопрягается с поруганием женственности, нигилизм приводит к цинизму». К типу женщин-героинь мы также причисляем разного рода феминисток: советизированных женщин, руссофеминисток, феминисток по западному типу, согласно терминологии К. Нунан. Феминистки (Феминизм (франц, от лат. Femina — женщина), женское движение за уравнение женщин в правах смужчинами в рамках буржуазного строя. Возникло в 18 в.. первоначально с Сев. Америке и во Франции  — это те, кто активно отстаивает свои женские права. Активизация женской деятельности обозначилась после событий, связанных  с  отменой  крепостного  права. В 60-е годы XIX длинные вереницы женщин потянулись на разные поприща культуры: в сестры милосердия, изучать медицину, науки на курсах и заграничных университетах, в школы учить детей, крестьянских по преимуществу. Им, этим девушкам, уже не нужно было, как первым «пионеркам освободительного движения», чтобы их вел непременно мужчина, чтобы любовь одушевляла стремление их к деятельности, интерес и убежденность становились все более и более самоценными чертами таких девушек.

Последний тип феминистичнсоти – воздух – представляет собой подтипы созидательниц, муз- мечтательниц, непосед.

Созидательницы широко представлены в науке, искусстве, где они могут проявить свою творческую предметную потенцию,  к чему тяготели  многие образованные женщины. К числу таковых можно отнести и Жорж Санд, и Е. Раевскую, о жизни которой можно узнать из ее «Записок». Эта незаурядная женщина предстает перед читателем не только как наблюдательный и чуткий ко всему происходящему человек, но и как литератор, способный высокохудожественно и проникновенно «немую боль в слова облечь», рассказать о том, чему была свидетелем, о чем знает «не понаслышке, не из книжки». Она поведала о том, какой «платой самою большой», оплатили происшедшее и другие женщины, отправившиеся вслед за своими мужьями на каторгу, разделив вместе с ними тяжелую участь. Сколько мужества и героизма потребовалось молодым хрупким, внешне, казалось бы, избалованным женщинам, привыкшим к светской жизни, сохранять чувство собственного достоинства, делать вид беззаботности и веселья под звуки кандального звона и скрежета цепей. Княгиня Е.И. Трубецкая, А.Г. Муравьёва (в Сибири прожила недолго, умерла от сильной простуды), графиня Е.П. Нарышкина, А.В. Ентальцева, Н.Д. Фонвизина, П.Е. Анненкова (урожденная Полина Гебль, дочь наполеоновского офицера), М.К. Юшневская, А.В. Розен, К.П. Ивашева (урожденная Ле Дантю, француженка) героически делили с мужьями все тяготы жизни. Привыкшие к изысканной кухне, к жизни с множеством прислуги, они, стараясь не роптать на свою судьбу, вместе с мужьями ели чёрствый хлеб и запивали квасом, стирали и чинили белье, шили одежду, сажали овощи и выполняли множество другой работы, о существовании которой когда-то даже не знали. Об Александре Муравьевой, которая вызывала восхищение у всех, кто ее знал, благодаря исключительной мягкости, стремлению облегчить участь ссыльных, сочувствию идеалам декабристов, писали многие. Н.А. Бестужев посвятил ей рассказ «Шлиссельбургская станция», Н.А. Некрасов посвятил ей проникновенные строки: / Пленителен образ отважной жены, / Явившей душевную силу, /Ив снежных пустынях суровой страны / Сокрывшейся рано в могилу/.

«Русские по сердцу, высокие по характеру» женщины — эти «отважные жёны» являли пример «душевной силы» в «снежных пустынях суровой страны».

Но созидательность их проявилась и в том, что они принесли реальную пользу культурному развитию Сибири. В настоящее время художественная, научная деятельность – реальная сфера приложения сил женщин, где они достигает значительных высот и представлены серьезным числом. В России в послеперестроечное время произошел серьезный приток женщин в науку, так большинство мужчин. ранее не «пускавших» в нее женщин, перешли в бизнес, зачастую криминальный и наука сейчас. в особенности гуманитарная и социальная ее сфера – становится все более феминизированной. Умение этого типа «улавливать иформацию из воздуха», высокая степень интуиции, становится серьезным качеством, помогающим в этой деятельности. Бердяев говорил по этому поводу, что это умение «находится в потоке сознания», то есть выходить в информационные слои, которые и становятся источником научных, художественных, религиозных идей.

Муза-мечтательница – подтип феминистичности, ориентированный на жизнь в виртуальном мире. Это женщины, любящие планировать все действия, рассказывать о своих планах в мельчайших подробностях, повествовать о результатах, как уже о свершившихся фактах. Это увлеченные, интересные женщины, живо интересующиеся всем вокруг и примеряющие на себя все сферы жизни, деятельности, мышления и др. При всей интересности, далее планов дело, как правило, не идет, силы истрачены на мечтания, грезы наяву, то есть это множественные медитации проигрывания разных жизненных ролей. Сфера деятельности таких женщин – повествования, нахождение в любом обществе. которое может слушать разнообразные легенды из якобы собственной жизни.

Мечтательницы очень эстетичны, так как фантазийность их, как правило, касается лучшей участи, красивой жизни, внешней привлекательности и др. Домашние занятия они совершают, находясь в одном из образов и, не обращая на них особенно внимания, так как они проходят «вторичной деятельностью», не затрагивая их сути.

Подтип непоседы, напротив, очень деятелен, но последняя ориентирована на горячее вступление в новую деятельность, которая оставляется почти сразу же после вступления в нее, как только пропадает первоначальный интерес. Таким образом, вокруг накапливается множество начатых и не завершенных дел, а «непоседа» уже увлечена чем-то новым.

Два последних варианта не могут существовать самостоятельно, для них нужна опора и именно, имея в виду таких женщин, русская философии оформила идею о невозможности женщины быть самостоятельным, активно действующим субъектом, что звучит часто достаточно однозначно как в работах зарубежных, так и отечественных мыслителей,    даже тех, кто, казалось бы, настроен по отношению к  женщине вполне лояльно. К таким философам можно отнести и В. Розанова, по мнению которого «Я» мужчины с гору величиной, «Я» женское… просто прислонено к мужскому «Я». Хотя следует отдать должное: этот философ всегда достаточно «чутко и понятливо» относился к женщине, к ее слабостям и заблуждениям.

Таким образом, особенности выделенной знаковости феминистичности подразделяется на 4 знака и 12 их вариантов, представленных стихиями «земля» — преимущественно женщин патриархального склада, включающего в себя подтипы покорных, доуправительниц, секретарш, которые все в совокупности живут преимущественно земными проблемами, и представляют собой дев, жен, матерей, свекровей, тещ, главной задачей которых становится поддержание семьи в традиционном крепком варианте.

Женщины знака «вода» обозначены как целительницы, миссия которых исцелять окружающих, их подтипами выступают целительницы души – утешительницы — «тактики», целительницы  тела – «врачевательницы», целительницы социума — стратеги.

Знак огненной феминистичности ранжируется как амазонка, руководительница, активистка, каждая из которых для самодостаточности обретает некоторые черты мужской социализации.

Последний знак феминистичнсоти – воздух – представляет собой подтипы созидательниц, муз- мечтательниц, непосед. Умение этого знака «улавливать информацию из воздуха», высокая степень интуиции, становится серьезным качеством, помогающим в этой деятельности. Бердяев говорил по этому поводу, что это умение «находится в потоке сознания», то есть выходить в информационные слои, которые и становятся источником научных, художественных, религиозных идей.

Литература:

1.         Бердяев Н. А. Метафизика пола и любви / Н. А. Бердяев //Русский эрос, или Философия любви в России. — М., 1991.

2.         Булгаков С. Н. Свет невечерний: созерцания и умозрения. — М., 1994.

3.         Марез Теун. Женское начало. М., 2005.

4.         Менегетти  А.  Женщина третьего  тысячелетия.  — М., 2002.

5.         Нунан  Н.К. Женщины России — вчера,   сегодня, завтра. — М., 2004

6.         Розанов В. Мимолетное. — М., 1994.

Автор(ы) статьи: Макаров Д.В.
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

Преображение, христианство, духовная культура, идея преображения.

Аннотация:

В статье выявляется значение идеи Преображения в христианстве и прослеживается ее влияние на русскую духовную культуру.

Текст статьи:

Идея Преображения является одним из основных концептов русской духовной культуры. По христианскому учению,  человек создан для вечной блаженной жизни с Богом. Именно так определяет цель жизни человека православное учение: «Бог создал человека, чтобы он познавал Бога, любил и прославлял Его, и через то вечно блаженствовал» [1]. Блаженство возможно для человека через соединение с Богом. Именно поэтому Православие понимает  смысл жизни человека как «спасение», которое есть «единение с Богом»,  «обожение»,   то есть «духовное совершенство человека» [4].

Это высшее совершенство есть православный идеал, о котором профессор Московской Духовной Академии А. И. Осипов  пишет, что христианский смысл жизни  заключается «в приобретении личностью еще здесь, на земле, богоподобных духовных ценностей и вере в реальное воскресение тела для бесконечной жизни в Боге» [4].

Золотую формулу христианского смысла жизни дал, живший в первой половине XIX века, преподобный Серафим Саровский. Он, вслед за великими отцами древности, еще раз утвердил главное, и назвал это «стяжанием Святого Духа»: «В стяжении этого-то Духа Божия и состоит истинная цель нашей жизни христианской, а молитва, бдение, пост, милостыня и другие ради Христа делаемые добродетели суть только средства к стяжанию Духа Божиего» [5]. Для святителя Феофана Затворника (вторая половина XIX века) преображение человеческой души Божественной благодатью – тоже главная цель жизни: «Когда душа вся проникается благодатию, тогда и оболочка ее вся становится ярко-светлою. Как внутреннее все в сем случае стянуто к единому, от коего исходят и все тамошние движения и действия, то и ярко-светлость оболочки представляется исходящею из того же центра вслед за духовными действиями. Это и есть лучезарность. Внутреннее облагодатствованного блестит, как звезда, не духовным только, но и вещественным светом. <…>

Вот чего добивались и чего достигнуть старались святые подвижники! Согласитесь, что было и есть из-за чего трудиться. Но ведь доступ в эту область всем открыт. Это не заповедный луг или сад. Всем обетованы такие блага  и задаток дан на стяжание их – благодать Святаго Духа – в крещении                     и миропомазании. За нами стоит только порыться в себе и достать сие сокровище. Клад в нашем саду – только лопату взять и начать рыть. С первых же ударов заступа начнет позвякивать сребро и злато. А там глядь – вот и все сокровище. Радости тогда меры не будет» [5].

«Идеал православия есть не прогресс, но преображение»,–                             так утверждал в ХХ веке архиепископ Илларион Троицкий:                                     «Идеалом преображения жило древнее христианство. Прочтите христианские писания первых двух веков, и вы увидите, как проникнуты они этой идеей нового человека. «Мы новый народ! – смело говорят христиане даже пред лицом языческого мира. Христианин – новый, как бы только что родившийся человек». Христианство, по мысли св. Игнатия Богоносца, есть «домостроительство относительно нового человека».

Христиане возносятся  на высоту орудием Иисуса Христа, которое есть крест, пользуясь вервию – Духом Святым. Вера их возводит, а любовь есть путь, которым они восходят. Поэтому христиане все – богоносцы и храмоносцы, христоносцы, святоносцы.

Так повсюду эта идея нового человека, не прогрессивного, а нового; всюду идеал внутреннего преображения, а не внешнего прогресса.

В период расцвета богословской церковной мысли в церковном богословии существенное значение получает идея обожения, которую вы найдете у всех величайших богословов Церкви, начиная с IV века. Эта идея опять ставит пред христианским сознанием как цель преображение, а не прогресс» [2].

Этапы становления русской культуры разные исследователи определяют по-разному. Хорошо известен подход Н. А. Бердяева, выделявшего пять образов Руси и России: Киевская, Татарская, Московская, Петровская, Советская, соответствовавшие важнейшим периодам политической истории России. Другой исследователь – Г. П. Федотов – выделял три этапа в развитии русской культуры: киевский, московский и петербургский. Киевский он характеризовал как результат христианской прививки на «грубом славянском дичке», подчеркивая разрыв с Западом вследствие принятия греко-православного вероисповедания и перевода Библии на славянский язык. Московский этап он оценивал негативно, т. к. русский народ был превращен в холопов, свобода подавлена. Петербургский этап воспринимался им как результат импорта западной культуры и денационализации.

В любом случае налицо три основных истока русской культуры, соотношение которых определило и определяет ее своеобразие. Это, во-первых,  древнее язычество. Во-вторых, христианство. В-третьих, западно-европейская культурная традиция. Конечно, это только основные истоки. В действительности на судьбы русской культуры повлияли более многочисленные факторы, исторические изломы, перевороты, успехи и драмы российской жизни.

Без сомнения, касаясь древнерусской культуры, можно утверждать, что практически до XVII века она имела христианский характер (по крайней мере внешний). Идеалом человека является святой, который имеет главное устремление – к Царству Небесному, к духовному Преображению своей личности по образу Христа. Живые святые являют этот образ в жизни, а древнерусское искусство: литература и иконопись  дает  изображение преображенного человека.

Пути к Преображению различны. Например, князь  Владимир-Святой устремляется к нему покаянием, верой и принятием крещения. Исполнением заповедей и мученичеством преображаются святые Борис и Глеб. Подвигами: постом  и молитвой стяжают благодать преподобные Антоний и Феодосий Печерские, Сергий Радонежский и другие русские святые.

Если же человек не достигает Преображения в полноте, то, хотя бы, встает на путь покаяния, как, например, князь Игорь в «Слове о Полку Игореве», или как герои бытовых повестей XVII века: «О горе-злочастии», «О Савве Грудцыне», которые раскаиваются в своих грехах и уходят в монастыри. А покаяние – начало Преображения.

Одной из главных эстетических установок древнерусского искусства было изображение идеала, нормы, образца. Д. С. Лихачев называл это  «этикетностью». Смысл же этого термина – христианский. Это человек, каким он должен быть – по образу Христа.

Когда в XVIII веке формируется светское искусство, и его непосредственная связь с христианством рвется, преображенный человек исчезает из литературы и живописи. И появляется идея преобразить  уже не только душу человека, но и окружающий мир (стремление изукрасить землю, превратить землю в рай уже в этой жизни: уже в архитектуре ХVII века эта идея  выражается достаточно ярко).

Об этом  же говорит появление в ХVIII веке в русской литературе жанра утопии, который в Европе возник еще в эпоху Возрождения. В Средние века представление о Рае – Золотом Веке – было классическим, то есть христианским: Рай потерян Адамом. Золотой Век представлялся находившимся в далеком прошлом. И его возвращение мыслилось только в эсхатологическом плане – после Второго Пришествия. Но  никогда он не мыслился в настоящем или в будущем (в пределах исторической жизни человечества). В утопии же некая модель Золотого Века (идеально устроенного человеческого общества) уже представляется существующей в настоящем или в историческом (достижимом) будущем.

Начиная с ХVIII  века герои русской литературы – люди обычные, еще не преображенные. Даже более того, появляются типы грешников. Однако, общеизвестно, что целью всех сатириков XVIII века являлось искоренение пороков общества путем их высмеивания. Получается, что, на первый взгляд, авторы ставили перед собой ту же задачу, что и древнерусские авторы (Преображение человека), но, на самом деле, вектор устремлений человека был направлен уже в иную сторону: не к духовному миру, а к земному.                           И к достижению этого идеала стремились совершенно иным способом, изображая уже не идеал на который надо равняться, а грех, с которым надо бороться, в том числе и средствами сатиры.

В литературе XIX века мотив Преображения часто встречается                            в полускрытом виде или  в плане ожидания – возможности: «Борис Годунов», «Евгений Онегин», «Пир во время чумы» А. С. Пушкина,  «Мертвые души», «Ревизор» Н. В. Гоголя,  «Идиот», «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского.

В лирике Пушкина преображение героя – основной принцип. Как говорит об этом В. С. Непомнящий [3], герой Пушкина входит в стихотворение одним, а выходит из него совершенно другим – преображенным, обновленным: «Я помню чудное мгновенье», «Пророк» и др. С ним совершается чудо, или он сам поднимается до таких вершин духа, где становится способным простить, принять, покаяться, то есть измениться, преобразиться под действием тех благодатных стихий, к которым он прикоснулся в момент озарения.

У Ф. М. Достоевского в романе «Преступление и наказание» уже конкретно показано начало процесса преображения героя, происходящее вслед за Пасхой и после причащения Раскольникова. Причем, автор показывает, что в этом нет заслуги героя, это дар от Бога. То есть у Достоевского человек не может преобразиться, воскреснуть сам по себе, совершить с ним это может только Бог.

С середины XIX века начала создаваться оригинальная религиозная философия, одной из основных идей которой была идея Преображения. На рубеже веков была заново открыта древнерусская икона.

В Символизме рубежа веков преображение мира и человека – уже основная  художественная задача. Как пишет об этом Л. А. Смирнова: «Символизм питался светлой мечтой о нравственном преображении человека» [7]. Как писал Ф. Сологуб, основное стремление модернистов было – преобразить мир «усилием творческой воли». Отсюда же проистекает символистская концепция революции: старый мир прогнил, революция есть движение стихийных сил, которая  обновит мир. Так, например, у Блока в начале «Двенадцати». Но у модернистов, незаметным образом, христианская идея Преображения извращается. Революция – стремление к изменению мира, но уже не по канонам Преображения Христова, то есть духовное, а преображение социальное. Осуществившаяся революция принесла разочарование.

Соцреализм утверждал, что человек пока еще находится                           в состоянии  несовершенства. И в соцреализме шел поиск «нового» человека, конечно уже не преображенного благодатью, а преобразованного по новым канонам – революционным. Это есть и у Фурманова, где Клычков пытается лепить такого человека из Чапаева. Это есть и в «Железном потоке» Серафимовича, где масса создает  вождя – железного человека. Эта же проблема есть и у Бабеля, где герой пытается изжить свою интеллигентность.

Идея совершенствования человека и модель сознания остаются теми же, меняются только ориентиры, ценности и координаты движения (от духовного христианского идеала к земному материалистическому). То есть сознание остается (по внутренним законам) религиозно ориентированным,                                 но осуществляет себя уже в другой системе координат. Например, у А. Блока               в поэме «Двенадцать» красногвардейцы постоянно опасаются и даже ищут некоего «врага», и он периодически воплощается то в «буржуе», то в Ваньке,   то даже в сугробе. В то же время, пусть и бессознательно (без веры,                        по привычке), красногвардейцы все время поминают Господа: «Мировой пожар в крови – Господи благослови!» (перед началом грабежей), «Упокой Господи, душу рабы Твоея» (после гибели Катьки). Это типичная христианская модель сознания: призывать на помощь Бога и опасаться врага рода человеческого. Красногвардейцы же (как и народ советского государства) не верят в Бога, но испытывают нужду в этом (веру заменяет идеология – вера в Коммунизм), а поиски врага теперь ведут среди людей: классовый враг, внешний враг, внутренний враг.

ХХ век стал веком трагедии русской духовной культуры: официальная идеология СССР практически полностью закрыла от общества верхнюю планку традиционных ценностей – православный духовно-нравственный идеал святости, идеал Преображения (и инерция этой закрытости еще остается). В тоже время советские граждане не стали культурными европейцами, тщательно возделывающими земной мир. В результате, в ХХ веке Россия не построила мира материальной культуры, окончательно утратила исконные духовные ценности и оказалась действительно хуже всех – «притчей во языцех».

Но в глубине народной души все же сохранился неясный образ высшего идеала. Русский человек так и не отдал всего сердца утопической идее построения Рая на земле. Всегда в русской духовной культуре, где-то в глубине, оставалось представление о том, что есть нечто высшее и большее, чем просто сытость, достаток, бытовое, мещанское счастье. И поэтому русский человек, даже утратив стремление к Царству Небесному, всегда был готов терпеть неудобства своего времени – ради высших целей, в которых он видел отблеск идеала.

Много сделали для духовного возрождения деятели русской эмиграции (писатели, философы, богословы и священнослужители). Они сохранили и творчески преумножили великое наследие Святой Руси. В частности, идея Преображения и само изображение преображенного человека возрождаются у Б. К. Зайцева и И. С. Шмелева. Их герои устремлены к духовно-нравственному преображению: из атеиста в православного христианина («Пути небесные», «Записки неписателя», и др.).

И. С. Шмелев не только продолжает линию Ф. М. Достоевского, но и возвращается к древнерусской традиции в полном смысле. В повести «Богомолье», романах «Лето Господне» и «Пути небесные» автор создает образы преображенных людей – святых. Например, образ старца Варнавы Гефсиманского, который буквально «сияет» благодатью. По этому же пути идет и Б. К. Зайцев, создавая образы святых, например преподобного Сергия Радонежского. Еще в раннем творчестве Шмелев, обращаясь к традиционным темам, например, к теме маленького человека или «лишних людей», дает новые трактовки. В частности, в повести «Человек из ресторана» его задача – показать, как разрушаются в сознании «маленького человека» мнимые ценности (богатство, светское образование, горделивое чувство собственной праведности), и открываются подлинные (смирение и благодать Божия как источник добродетели), и как это новое знание действительно преображает его внутренний мир.

Таким образом, в лице И. С. Шмелева и Б. К. Зайцева русская духовная культура на новом этапе возвращается к своим истокам – христианским традициям, к идее Преображения человека.

Литература.

1.         Давыденков Олег, иерей. Катихизис. Введение в догматическое богословие Курс лекций / О. Давыденков. – М.: Издательство Православного Свято-Тихоновского Богословского Института, 2000. – С. 99-232.

2.         Илларион Троицкий, архиепископ. Прогресс и Преображение // Архиепископ Илларион Троицкий. Без церкви нет спасения. – М., 1998. – С. 264-284.

3.         Непомнящий В.С. Пушкин: Избр. работы 1960-х – 1990-х гг. Кн. 2 Пушкин. Русская картина мира / В. С. Непомнящий. – 2001. –  С. 492.  А также см.: Новый мир. – 1996. – № 3. – С. 187.

4.         Осипов А. И. Православное понимание смысла жизни / Осипов А. И. – Киев, 2001. –  С. 4-7.

5.         Святой преподобный Серафим Саровский чудотворец. – М.: P. S.; Московская Патриархия, 1990. – С. 51.

6.         Св. Феофан Затворник. Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться. – М., 1997. –  С. 18-37.

7.         Смирнова Л. А. Русская литература конца XIX – начала ХХ века / Л. А. Смирнова. –    М.,  1993. – С. 35.

Автор(ы) статьи: Лезина И.С.
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

Информация, информационные концепции, информационное общество, информациология, ноосфера.

Аннотация:

Информация - главная ценность земной цивилизации. Сложность современного мира, взрыв знаний, лавины источников информации привели к главной задаче человечества: получении функциональной, научной, технологической, компьютерной, информационной грамоте. Немаловажное значение получил процесс передачи и освоения общей культуры, которая значительно трансформировалась в современном обществе. На заре информати¬зации, феномен информации привлек к себе внима¬ние философов, физиков, лингвистов, генетиков, социологов, разработавших большое количество концепций.

Текст статьи:

В настоящий момент существующие концепции приводят различные названия современного общества: «переходное», «информационное», «сетевое», «электронное», «познающее», «образующее» «информационная цивилизация», «общество коллективного разума»,  и т. д. Несомненно одно, за информацией признается статус доминанты. Информация — главная ценность земной цивилизации. В виду сложности современного мира, скорости происходящих изменений и их непредсказуемости, а также взрыва знаний, лавины источников информации, многие прежние представления, понятия, технологии устарели. Задача современного человека состоит в обучении функциональной, научной, технологической, компьютерной, информационной грамоте. Немаловажное значение имеет также процесс  передачи и освоения общей культуры, которая значительно трансформировалась в информационном обществе.

В 20-30-е годы XX века появились предпосылки изучения понятия информации, связанные с гуманитарными науками, в частности с теорией журналистики. Например, работы М. Левидова, А. Курса, М. Гуса, В. Кузьмичева. Наиболее распространенным было понимание информации как описания фактов, сведений, сообщений. На примере прессы исследовались источники информации, свойства информации, такие как новизна, оригинальность, достоверность и т. д.

Радикально трактовка понятия информации изменилась с появлением теории информации К. Шеннона и кибернетики Н. Винера. Так во второй половине XX века, под информацией уже понимались не просто любые сведения, как результаты коммуникации, а то что сокращает степень неопределенности у получателя информации о каком-либо объекте или явлении. Неопределенность существует тогда, когда происходит выбор одной из двух или большего числа возможностей. Это имеет место не только в процессах коммуникации, но и в управлении, познании, как в социальной сфере, так и за ее пределами (7:793).

Другими словами, по Шеннону, информация – это то, что увеличивает степень знания ее адресатом интересующих его объектов окружающего мира. В данном контексте реально даже рассчитать количество информации, например, по критерию повышения вероятности успешного решения поставленной задачи.

В связи с тем, что с середины XX в. начались интенсивные исследования по проблемам, связанным с информационными процессами, количество публикаций на эту тему превзошло даже общее число работ по теории относительности — одному из самых известных разделов физики. Среди авторов работ на эту тему, кроме названных ученых с мировым именем, как Винер, Шеннон, были Глушков и Колмогоров, разрешившие немало информационных проблем. Тем не менее, присутствовало мнение, что информационная наука так и не достигла существенного продвижения вперед, в связи с тем, что не было найдено общее определение «информации». Однако уже десятки тысяч лет люди успешно оперируют информацией, количественно измеряют.

Известно, что во втором издании Большой Советской Энциклопедии понятию информации отводилось всего несколько строк — оно определялось как одно из понятий журналистики, как особый вид газетных жанров, с помощью которого читатель узнает о событиях и новостях внутренней и международной жизни. Однако пять лет спустя в дополнительном 51 томе того же издания академик А. Н. Колмогоров рассматривает информацию в широком всеохватывающем плане как первооснову новых перспективных областей науки и техники.

С этого момента открывается оживленная дискуссия среди ученых различных областей знания вокруг понятия информации в нашей стране. Так, в 1965 г. А. Н. Колмогоров ввел принципиально новое, алгоритмическое определение количества информации (2:184).

В XX в. популярной стала информационная концепция культуры М. Маклюэна, канадского ученого, связавшего социокуль¬турный процесс с особенностями получения, переработки и передачи информации. Еще в 60-х гг. он выдвинул тезис о том, что смена эпох в истории человечества определяется господ¬ствующими средствами коммуникации, такие как язык, печать, на¬ука, компьютеры, телевидение и т.д.

Каждая эпоха, согласно Маклюэну, имеет свои особенности коммуникаций. Например, устные средства коммуникации эпохи докаменного варварства связывали людей крепкими узами, являясь пределом для сепаратиз¬ма и индивидуализма. Человек в силу непременного обмена информацией был прямым или косвенным участником всех событий в жизни рода или племени.

Появление письменности и алфавита перебросило чело¬века в визуальный мир. Знания и опыт стали передаваться письменным способом. Книгопечатание, изобретенное Иоганном Гуттенбергом, породило ин-формационный взрыв, явившийся революцией в сфере массо¬вой коммуникации.

С появлением телеграфа Морзе закончилась галактика Гуттенберга. Так в 1844 году первое средство сообще¬ния знаменовало начало электронной эры. Телеграф ускорил распро¬странение информации до скорости света, до скорости нервного импульса. Новые средства сообщения — радио, телевидение и компьютер — делают информацию окружающей средой человека: рождаясь, каждый новый человек как бы под¬ключается к мировой информационной сети. Погружаясь в информационную среду, человек получает способность вме¬щать в себя все человечество и впитывать все простран¬ства и времена мира. Человечество объединяется в сети современных электронных средств коммуникации (3:6).

Таким образом современные средства коммуникации — телеграф, ра-дио, телефон, телевизор, компьютер — все более радика¬лизируют все сферы общественной жизни. Электронные средства нашего времени создают беско¬нечные аудиовизуальные ряды, активизируют зрение, слух, осязание. Реальность вновь обретает свою конкретность. Человек, получая информацию о среде, становится своеобразным участником событий.

Большой успех имела возникшая позже теория «постиндустриального общества» или другое название «сверхиндустриальной цивилизации» О.Тоффлера, известная как концепция «третьей волны».  Автор отстаивает положение о том, что человечество проходит через технологическую революцию, или «третью волну» радикальных преобразований общества. К первой волне он относит аграрную революцию, ко второй – индустриальную. «Третья волна», современная, начавшаяся в 50-е годы 20 века в США, а затем в странах Европы, должна привести к созданию сверхиндустриальной цивилизации (5:200). В работе «Третья волна» показано, что кризис охватил все системы индустриального общества: национальное государство, экономическую и финансовую системы, социальные и политические институты, ценности и т.д. Новый великий поворот в истории человечества, «третью волну», Тоффлер сравнивает с переходом от варварства к цивилизации. Происходит «смещение власти», т.е. меняется соотношение трех ее источников: принуждения, богатства и знания. В данном обществе знание становится определяющим фактором функционирования власти. Изменения в основных сферах общества приводит к изменениям в инфосфере, т.е. системе социальной коммуникации и информации (6:9).

Известный российский философ, академик Арнольдов А.И. в своей концепции об информации уделяет этому понятию главенствующую роль в современном мире. Более того, информация, по Арнольдову, востребованная обществом универсальная ценность. Производя изменения во всем современном цивилизационном укладе, информация является паролем в будущее.

В ходе общественной эволюции и индивидуального человеческого развития, а также в процессе освоения человеком жизненных реалий информация приобретает новое содержание. Информация сегодня трактуется как основа человеческого знания. В общественном сознании начинает укрепляться мысль, что основное свойство живой материи – воспринимать и хранить информацию. Человек сознательно творчески преобразует мир информации, вступает в информационные отношения, что связано с потребностью в знаниях. Концепция Арнольдова подчеркивает масштабный характер информации, способность направлять свою интеллектуальную и эмоциональную энергию на творчество и созидание, а также отражение всего – от глобальных проблем современности до внутреннего мира человека. В данном смысле информацию можно рассматривать как «проект человеческого существования», несущий всю гамму идей, культурных ценностей и всего того, что формирует интеллектуальный облик человека.

Арнольдов А.И. выявил четыре фактора, сближающие информацию и культуру:

- их универсальность,

- единство направленности на сознание и жизнепроявления людей,

- их социальная детерминированность, имеющая тенденцию к глобализации,

- ориентация на личность, имеющая направленность на индивидуализацию (1:13).

Следовательно, культура и информация выполняют нормативную, ценностную, регулятивную функции. Уникальность информации заключается в том, что создаваемые знания она превращает в достояние всего человечества.

Исследуя информационную концепцию культуры данного философа, можно отметить назначение информации в современном обществе: открытие Истины и Знания, служение человеку в постижении окружающего мира.

Арнольдов А.И. заявляет: «Информация — великий двигатель науч¬но-технического прогресса, ей суждено стать ведущей материальной и духовной силой новой цивилизации, источником ее постоянного развития» (4:81).

Концепцией наиболее глубоко раскрывшей взаимосвязь информации с культурой, обществом и человеком, явилась работа отечественного ученого И.И. Юзвишина. Именно им была оформлена фундаментальная наука конца 20 века — информациология, которая выдвинула тезис о том, что все в мире – есть информация. Более того – информация заполняет всемирный физический вакуум, и столь мощно воздействует на материю, что последняя приобретает информационные свойства. Благодаря этой концепции, понятие информации стало одним из фундаментальных в современной науке. Наряду с такими понятиями, как вещество, энергия, пространство и время, оно составляет основу современной научной картины мира. Это позволило заявить о существовании пятого состояния вещества (кроме жидкого, твердого, газообразного, плазменного) – информационного.

В современном мире не существует ни одной сферы или области человеческой деятельности, где бы информация не играла главной роли. Так как именно она обеспечивает самоорганизацию не только человека, но и всего животного и растительного мира и Вселенной в целом. «Информация является обобщенной фундаментальной первоосновой, позволяющей допускать, что, переходя из одной формы в другую, она отражается и представляется нам всеми микро-, макродинамическими процессами, явлениями, событиями, органическими и неорганическими объектами природы» (8:231). Юзвишин И.И. дает характеристику понятия «информации», и выделяет два класса: массовая или общая информация и узко¬специальная. Информация первого класса доступна всем членам общества; узкоспеци¬альная предоставляется отдельным слоям в соответствии с профессиями членов социальных групп и делится в свою очередь на следующие классы: научная, техническая, технологическая, политическая, экономическая, нормативная, эко¬логическая, космическая, гуманитарная, историческая, культурологическая и другая информация.

С космической точки зрения информация является фундаментальной пер¬воосновой и всеобщим субстратом Вселенной. Она существует независимо от нас и проявляется в едином процессе микро- и макромерных отношений, порож¬дающих энергию, движение и массу в пространстве и во времени.

Юзвишин И.И. считает, что вездесущая информация как фундаментальная субстанция Вселенной явилась для философии той междисциплинарной гранью, с одной стороны которой всегда была мифология и религия, а с другой — наука. Поэтому информационно- философские мировоззре¬ния в разные социально-экономические эпохи всегда явно и позитивно отлича¬лись от неявных религиозных и мифологических мировоззрений. Философия на основе первичной достоверной информации выкристаллизовалась в мощное фундаментальное информациологическое мировоззрение. Базируясь на информациологическом подходе, философия определилась как фундаментальная дисциплина, заложив основу для такой науки как информациология, ко¬торая за последнее десятилетие создала мощный научно-революционный резо¬нанс во всем мире и стала одной из определяющих наук третьего тысячелетия (8:477). Информациология — это наука способная раскрыть совершенно новые горизонты обеспечения широких слоев населения всеми видами и формами информации. Также наука может быть фунда¬ментально-прикладной базой всех областей знаний для ученых, специалистов, государственных и общественных деятелей единого мирового информационного сообщества.

Большой вклад в изучении тайн мироздания внес советский ученый В.И.Вернадский – естествоиспытатель, оставивший глубокий след в мировой науке и культуре. Идея о новой фазе эволюции биосферы, в которую вступит человечество, возникла у Вернадского еще в 90-е годы 19 века.

Хотя само понятие «ноосфера» (греч. nous — разум)  было введено в научный обиход французами П. Тейяром де Шарденом и Э. Леруа, в большинстве случаев его связывают с русским ученым В.И. Вернадским.

С появлением человека как разумной составляющей живого вещества, с точки зрения Вернадского, внутри биосферы начинает зарождаться качественно новая область – «новое геологическое явление на нашей планете». Ноосфера — последнее из многих состояний эволюции биосферы в геологической истории (3:114).

Сегодня человек может наглядно проанализировать процесс преобразования биосферы в ноосферу за последние 50 лет. Истощение запасов полезных ископаемых, нехватка пресной воды, утончение озонового слоя, загрязнение нефтепродуктами мирового океана, увеличение объема радиоактивных отходов ядерной промышленности, резкое уменьшение площади Аральского моря — это далеко не полный перечень прямого воздействия человека на природу. Возможно, как следствие перечисленных выше явлений: повышение сейсмичности, увеличение числа наводнений, увеличение числа техногенных аварий, новые болезни (СПИД, губчатый энцефалит) и сюда даже иногда относят тенденцию к увеличению терроризма по национальным и религиозным причинам.

Однако, даже по отрывочным сведениям можно предположить, что экологическая ситуация далеко не соответствует оптимизму В.И. Вернадского.

С.В. Покровский в формулирует определение ноосферы в соответствие с сегодняшней ситуацией: «ноосфера — это сфера разума, как часть биосферы, в которой разум человека должен контролировать мощь своего воздействия на природу» (3:114).

Таким образом, именно на заре информати¬зации, феномен информации привлек к себе внима¬ние философов, физиков, лингвистов, генетиков, социологов, историков и т. д. Поня¬тие — «информация» приобрело популярность и вызвало повышенный интерес научной обществен¬ности.

Как мы отметили, при погружении в семантику этого понятия пе¬ред учеными предстал своеобразный, запутанный и затененный множеством наслоений физического, физиологического, психологического, социального характера феномен, споры о котором не затихают и по сей день. Была выработана бездна его дефи¬ниций (специалисты насчитывают их более 200), среди которых нет ни одной более или менее обще¬признанной. И как было сказано выше, оформились информационные концепции культуры, по-раз¬ному трактующие данную проблематику.

Литература.

1.         Арнольдов А.И. Информация  — общечеловеческая культурная ценность // Научная техническая информация. сер.1. – 2003. -  №8.

2.         Введение в культурологию: Учеб. пособие для вузов / Ред. Е. В. Попов. — М., 1996.

3.         Культурология 20 век. Энциклопедия в 2-х т. — М., 2003.

4.         Тихоплав В.Ю. Гармония хаоса. — М., 2004.

5.         Тоффлер О. Третья волна. — М., 1999.

6.         Тоффлер О. Смещение власти: знание, богатство и принуждение на пороге 21 века. — М., 1991.

7.         Шеннон К. Работы по теории информации и кибернетике. — М., 1963.

8.         Юзвишин И. И. Основы информациологии. Учебник. — М., 2000.