Автор(ы) статьи: В. Данилов, С. Есиков, В. Канищев, Д. Сельцер.
Раздел: ИСТОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова: крестьянское движение, Тамбовский регион, помещечье земледелие, природные и социальные условия
Аннотация: В статье рассматривается специфика, природа и динамика крестьянского движения Тамбовщины 20-х годов ХХ века. Протест против фискальной политики царского правительства был общим для всех категорий крестьянства, включая бывших государственных крестьян, у которых не было непосредственного конфликта с помещиками. Помимо социально-экономических причин положение тамбовского крестьянства конца XIX — начала XX в. усугублялось естественно-историческим кризисом аграрного общества.
Текст статьи:
В общественном, а зачастую и научном сознании крестьянское движение в Тамбовской губернии обычно ассоциируется со знаменитой «Антоновщиной». Между тем тамбовское восстание 1920—1921 гг. было завершающим этапом более широкого социально-политического процесса первых двух десятилетий XX в., получившего в современной исторической науке наименование аграрной революции.
Тамбовская губерния, ставшая в XVIII — начале XIX в. регионом мощного помещичьего землевладения, сохранившая в пореформенный период, по судейству, полукрепостнический режим в деревне, на протяжении целого столетия (начиная с поддержки «Пугачевщины») являлась зоной и мощного антипомещичьего протеста. После реформы 1861 г. в крестьянское движение добавились антигосударственные мотивы, связанные с недовольством крестьянами выкупными платежами и тяжелым налоговым бременем. Протест против фискальной политики царского правительства был общим для всех категорий крестьянства, включая бывших государственных крестьян, у которых не было непосредственного конфликта с помещиками. Помимо социально-экономических причин положение тамбовского крестьянства конца XIX — начала XX в. усугублялось естественно-историческим кризисом аграрного общества. Как писал известный крестьяновед Э.Р. Вольф, мы не поймем факторов участия крестьян в крупных восстаниях XX в., если не будем постоянно помнить, как тяжко отразились на нем три кризиса: демографический кризис, экологический кризис и кризис власти1.
До XIX в. тамбовский регион развивался всецело в зависимости от природных условий, которые пока не создавали ограничений для развития земледелия в приречных районах. Экстенсивная аграрная экономика была сопряжена с экстенсивным демографическим поведением крестьянского населения, очень быстрым ростом сельского населения. Но в течение XIX в. в губернии обнаружились естественные пределы развития экономики, демографии и экологии традиционного общества. К началу XX в. в аграрных регионах России все явственнее проявлялись черты системного кризиса, особо проявившиеся в аграрном перенаселении, сокращении природных ресурсов для сельского хозяйства, истощении почвы, стагнации производства основных зерновых культур при сохранении жесткой зависимости урожаев хлебов от резких природно-климатических колебаний, сокращении масштабов животноводства ввиду распашки пастбищных и других кормовых угодий и т.п.
Демографический подъем до предела обострил проблему аграрного перенаселения Тамбовской губернии. По некоторым подсчетам, уже в 1890-е гг. :выше 40% сельского населения оказалось «лишним»2. Власти пытались изменить ситуацию, организуя переселение крестьянства в восточные регионы страны с большими земельными ресурсами. Однако миграционные процессы не смягчили остроту демографической ситуации. К 1897 г. из губернии выехало 260 тыс. сельских жителей, почти десятая часть населения Тамбовщины на тот момент. В 1906—1914 гг. из Тамбовской губернии выехало примерно 100 тыс. крестьян (около 3% населения края), что явно не могло смягчить напряженность земельного вопроса на Тамбовщине3. Она, напротив, нарастала ввиду того, что естественный прирост населения региона перекрывал механическое
миграционное движение. Только в одном 1912 г. превышение рождаемости над смертностью в Тамбовской губернии составило 100 тыс. чел., т.е. равнялось числу всех переселенцев из губернии за период столыпинской реформы. Миграция крестьянства за пределы губернии во многом была связана с тем, что тамбовские города, которые до начала XX в. оставались, главным образом, административными доиндустриальными центрами, не могли принять сколько-нибудь значительное количество избыточного сельского населения.
Следствием экстенсивного демографического развития тамбовской деревни уже в первой половине XIX в. стали экологические проблемы Наиболее существенной из них явилось нарушение существовавшей в начале века оптимальной структуры использования природных угодий. Известный российский статистик К.И. Арсеньев, приводя сведения о количестве земли по Генеральному межеванию в Тамбовской губернии на 1797 г. (в пропорциональном отношении оно выглядело так: пашня — 40%, леса — 31%, луга — 29%), указывал на «самое равномерное распределение угодьев» в Тамбовской губернии в сравнении с другими губерниями черноземной зоны4. К середине 1860-х гг. произошло резкое изменение распределения использования земельных угодий губернии. В 1866 г. пашня (вместе с усадебной землей) занимала уже 70%, леса — 18%, сенокосы — 12%5. К середине XIX в. в сельской местности наметились проблемы и с использованием водных ресурсов. В связи с нехваткой для расселения приречных территорий началось основание новых населенных пунктов в плакорных (межречных) пространствах, где требовались искусственные источники воды. В 1862 г. около 20% сельских поселений располагались у прудов, колодцев, оврагов с водой и т.п.6
В первое двадцатилетие после реформы 1861 г. на Тамбовщине усиленно распахивались целинные и залежные земли, вырубались леса, засыпались овраги. Удельный вес пашни стал приближаться к запредельном}- показателю в 80%, сводя до минимума территории под лесами и кормовыми угодьями. По мнению аграрников (А.А. Кауфман, А.В. Чаянов и др.), для рационального трехпольного хозяйства необходима площадь лугов и выгонов, по крайней мере, равная пахотной. В Тамбовской же губернии к началу XX в. пашни было в 9 раз больше, чем пастбищных угодий. Ухудшение экологического положения губернии, его влияние на экономику и жизненный уровень тамбовского крестьянства быстро заметили современники. Так, в отчете сенатора Мордвинова, ревизовавшего Тамбовскую губернию в 1870-е гг., отмечались явные признаки уменьшения крестьянского благосостояния, связанные с истощением плодородности земли вследствие беспорядочной и хищнической ее обработки, уменьшением количества рабочего скота7.
Интегральным показателем демографо-экологического характера, демонстрирующим человеческую нагрузку на окружающую среду, является плотность населения. Н.П. Огановский писал, что при трехпольной системе земледелия населению становится тесно при густоте в 40 чел. на кв. версту. Для Тамбовской губернии, находившейся большей частью в черноземной полосе, эту цифру он поднимал до 50 — 55 чел.8 Уже к 1880-м гг. губерния перешагнула этот рубеж. А в 1917 г. плотность населения на крестьянских землях была почти вдвое выше нормы.
Но дело было не только в плотности населения, которая во многом является абстрактным научным показателем. Необходимо учитывать и такой «жизненный» показатель, как людность населенных пунктов. Она, на наш взгляд, во многом объясняет естественно-исторические предпосылки повышенной социально-политической активности крестьян определенных районов Тамбовской губернии в период крестьянской революции — Борисоглебского уезда и степных частей Тамбовского, Кирсановского и Козловского уездов. В первом из них средняя людность населенных пунктов в начале XX в. перевалила за 1000 чел. В Тамбовском, Кирсановском и Козловском уездах в среднем она находилась на общегубернском уровне — 700 — 800 чел.9 «Разрядка людской напряженности» в степных районах ограничивалась трудностями переселения из больших приречных сел на сухие плакорные пространства, где требовались громадные средства для строительства прудов, колодцев, скважин, лесонасаждений и т.п.
Интересно обратить внимание на различия в наделении землей крестьян разных природных зон губернии. В начале 1880-х гг. в северных уездах на одно крестьянское хозяйство приходилось 7,2 — 7,4 дес. земли, в лесостепных и степных — 10 — 12 дес. (это соответствовало норме для черноземных губерний). В последующие три десятилетия в северных уездах этот показатель снизился до 6,1—6,2 дес., а в остальных — до 6,7 — 6,9 дес. Казалось бы, северные уезды должны были стать наиболее «буйными» в смысле политической активности. Но в условиях пореформенного уменьшения размеров земельных наделов они начали переход к интенсивному хозяйствованию. К тому же здесь было развито отходничество в близкие промышленные губернии, что снижало реальную плотность населения и соответствующую радикальную социально-политическую активность перенаселенных крестьянских сообществ. В лесостепных и степных уездах уменьшение наделов происходило резко, экстенсивная традиция хозяйствования преодолевалась очень мало, отхода почти не было, в целом острота демографического и экологического кризисов была выше, что и подталкивало крестьянство «сидячих» районов к решительной борьбе за недостающие природные ресурсы. Во всех наиболее крупных вспышках аграрно-крестьянской революции первых десятилетий XX в. неизменно наиболее активными были крестьяне Борисоглебского, Кирсановского, Козловского и Тамбовского уездов.
Описание роли демографического роста в сокращении крестьянского землевладения отнюдь не означает, что авторы данной статьи всецело приняли взгляды вересаевского Лизара — крестьянина 1890-х гг., видевшего причины всех деревенских бед в росте населения сверх меры, состоявшей в соответствии крестьянской семьи земельному наделу: «Прежде… лучше было… Мера была, порядок! Война объявится, а либо голод, — и почистит народ, глядишь — жить свободнее стало… А таперичка нету этого. Ни войны не слыхать, везде тихо, фершалих наставили. Вот и тужит народ землею… Выедешь с сохою на нивку, а что сеять не знаешь!.. На сторону нам ходить некуда, заработки плохие!.. Ложись да помирай… Если чей бог хороший, то прибирает к себе, — значит, сокращает семейство. Слыхал, как говорится? Дай, господи, скотину с приплодцем, а деток с приморцем. Вот как говорится у нас!»10
Рост населения — общее явление для всех развитых и действительно развивающихся стран, важнейший фактор их экономического, социального и культурного развития. Сказанное в полной мере относится и к России в прошлом и настоящем. Освоение ее огромных пространств так же, как и преодоление крестьянского малоземелья, задерживалось сохранением помещичьего господства. Напомним об «отрезках» крестьянских земель помещикам в ходе реформы 1861 г. и о сохранении «временнообязанного состояния», то есть фактической крепостной зависимости крестьян от помещиков до 1883 г., о последовавшем затем десятилетии контрреформ с укреплением прямого господства помещиков в деревне через создание системы «земских начальников» и усиление прикрепления крестьян к земле через ограничение выхода из общины, что вполне соответствовало экономическим интересам помещиков. Сохранение полукрепостных порядков в деревне стало одним из главных факторов революции. Крестьянское население, не имевшее достаточного выхода за пределы губернии, а внутри региона в города, страдающее от растущей нехватки земли, кормовых, лесных, водных угодий и снижения их качества, неизбежно становилось более радикально настроенным против помещиков, не только имевших количественно обширные и качественно лучшие земельные и другие природные ресурсы, но и сохранявших отношения грубой эксплуатации крестьян. В последние годы XIX в. образованные современники стали замечать появление у крестьян чувства ненависти к помещикам. «Пора их, дьяволов, обничтожить», — говорил молодой крестьянин, герой повести тамбовского писателя А.И. Эртеля, написанной в 1890-е гг.11
Не случайно крестьянские восстания, начавшиеся в 1902 г. в черноземных губерниях Украины, перекинулись в тамбовские села и деревни. Здесь они нашли подготовленную и социально-экономическую, и естественно-историческую, и социально-психологическую почву. В последующие 20 лет борьба тамбовских крестьян против помещиков и любых форм зависимости и гнета почти не затухала, имея только разную степень широты, массовости и интенсивности. Единичные крестьянские выступления в Тамбовской губернии были постоянным явлением деревенской действительности в XVIII —XIX вв. Новое качество крестьянского движения 1902 — 1903 гг. проявилось в том, что выступления крестьян одного села по самому заурядному поводу служило детонатором для выступления крестьян в соседних селениях. Таким образом формировался общекрестьянский антипомещичий фронт.
Немногие деятели России того времени понимали, что народные революции порождаются не агитаторами и пропагандистами, не подпольными террористическими организациями и т.п., а именно теми, против кого революция совершается. Одним из немногих таких деятелей был С.Ю. Витте — председатель Совета министров России с 17 октября 1905 г. по 17 апреля 1906 г., пытавшийся убедить самодержавных правителей провести земельную реформу с дополнительным наделением крестьян землей из помещичьих владений. Сохранилась интересная запись выступления Витте по поводу основного аргумента противников предлагавшейся реформы: «Какие-то римляне когда-то сказали, что право собственности неприкосновенно, а мы это целых две тысячи лет повторяем, как попугаи… Все, по-моему, прикосновенно, когда это нужно для пользы общей, а что касается интересов помещиков-дворян, то я считаю, что они пожнут то, что сами посеяли… Я утверждаю, что делают революцию не крестьяне, не пахари, а дворяне, и что во главе их стоят все князья да графы… Об их интересах, об интересах всех этих революционеров-дворян, графов и князей, я нахожу, правительству нечего заботиться и нечего поддерживать их разными римскими принципами, а нужно спокойно рассудить, полезна ли мера для России или вредна, и только единственно с этой точки зрения я согласен допустить рассуждения, а не с точки зрения римских принципов и интересов отдельных личностей…»12
К сожалению, деятелей с таким глубоким пониманием происходящего было немного. Аграрную политику в России и до 1905 г., и после определял эгоизм помещиков, их неспособность понять, к каким неизбежным последствиям ведет развитие событий.
Крестьянская убежденность в том, что земля должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает своим трудом, в годы революции 1905 — 1907 гг. не только проявилась в массовых захватах помещичьих земель, но и породила программное политическое требование их полной и безвозмездной конфискации. По числу разгромленных помещичьих усадеб Тамбовская губерния находилась в ряду лидировавших в России. Основные компоненты в механизме революционного насилия, направленного на ликвидацию помещичьего господства в деревне, сложились уже в ходе первой революции. В нем, однако, не было тогда физического истребления противника, не было крови. Кровь лилась одной стороной — правительственной — во время карательных акций против крестьянских повстанцев. Противостояние крестьянства и власти углублялось. Подавление революции вооруженной силой сопровождалось запоздалыми правовыми уступками крестьянству13.
Реализация столыпинской аграрной реформы в 1907 — 1914 гг. переключила крестьянскую энергию на внутриобщинные отношения. Большинство крестьян Тамбовской губернии не поддержало программу разрушения общины. Конфликты между общинниками с выделенцами и поддерживавшими их властями доходили даже до вооруженных столкновений. В указанный период в губернии произошло 22 крестьянских выступления, из которых 9 считались крупнейшими, т.е. в них участвовали крестьяне целых селений. В 6 случаях произошли столкновения крестьян с полицией14. Ни столыпинская реформа, ни Первая мировая война не отвлекли крестьянство от решения главного вопроса — вопроса о земле. Тамбовские историки на локальном губернском материале 1861 — 1921 гг. уже не раз показывали, что важными особенностями менталитета и непосредственного социально-политического движения традиционного крестьянства стала готовность к восстанию, поскольку государство явно не оправдывало их социальных ожиданий15.
Решающим моментом стал 1917 г. Падение «слабого» царизма как бы развязало руки крестьянам для захвата помещичьей земли. Сразу после событий конца февраля — начала марта 1917 г. в Петрограде деревня ожидала от новой власти справедливого и мирного разрешения земельного вопроса. Заягивание Временным правительством начала аграрных реформ уже весной 1917 г. подтолкнуло крестьян к самовольным захватам помещичьей земли и другой собственности. Тамбовское крестьянство было одним из лидеров этого движения16. Историческое значение крестьянского движения в губернии этого периода заключается в том, что здесь оно впервые одержало победу: еще в середине сентября 1917 г. (т.е. до большевистского Декрета о земле) «Распоряжением № 3» губернских революционно-демократических органов власти и общественных организаций, главным образом эсеровских, помещичьи имения были переданы фактически под контроль крестьянских земельных комитетов17. Именно процессу нарастания и победы антипомещичьей революции на территории Тамбовской губернии весной-осенью 1917 г. посвящено большинство документов настоящего сборника. Несколько меньшую часть занимают в нем материалы 1918 г., которые, с одной стороны, отразили продолжение процессов предыдущего года (погромы усадеб, деятельность революционно-демократических органов по установлению организованного контроля над помещичьей собственностью), с другой стороны, показывают новые процессы в деревне (распределение земли между крестьянами, а главное, начало следующего этапа аграрно-крестьянской революции — борьбы крестьян против «военного коммунизма» за реальное распоряжение своей землей и производимыми на ней продуктами). Тем самым публикуемый сборник становится необходимым дополнением документальной публикации о крестьянском восстании в Тамбовской губернии в 1919 — 1921 гг.18
При подготовке данного сборника было учтено наличие документальных публикаций советского времени, посвященных деятельности большевиков и Советов в революционных событиях 1917 — 1918 гг. в Тамбовской губернии19. В отличие от этих явно идеологизированных изданий, в которых подбор документов должен был доказывать справедливость и торжество дела лишь одной из политических партий, действовавших в революционный период, настоящий сборник представляет читателю политически беспристрастный комплекс документов.
Даже направленный поиск документов показал, что до конца июля 1917 г. о каком-то влиянии большевиков в деревне не было никаких разговоров. Да и первые упоминания о большевистской агитации среди крестьян являлись неконкретными предположениями представителей местных властей (см. док. №№ 142, 144, 161). Спасский уездный комиссар Временного правительства А.П. Хохлов в своем донесении губернскому комиссару от 28 июля 1917 г. прямо писал: «…наш Спасский уезд отнюдь нельзя назвать зараженным большевистским или анархическим течением». Он только высказывал опасение, что уезд может стать таковым, если местная власть не будет применять силу против захватных действий крестьян (см. док. № 144). Да и осенью 1917 г. утверждения тамбовских губернских и уездных властей о большевистской агитации в деревне не были достаточно конкретными (см. док. №№ 208, 312 и др.). Пока выявлен только один конкретный факт доказанного участия представителя партии большевиков в агитации среди крестьян: в начале августа 1917 г. Гладышевский сельский общественный исполнительный комитет Абакумовской волости Тамбовского уезда возбудил расследование о «провокационных заявлениях» по отношению к Временному правительству жителя села, путиловского рабочего М.В. Попова, который признал себя большевиком. Ведшееся вплоть до декабря 1917 г. судебное расследование доказало только общую антиправительственную направленность агитации М.В. Попова. Призывов к захвату помещичьей собственности в его заявлениях выявлено не было (см. док. №№ 165, 166, 182, 183, 373).
При составлении сборника не найдено вообще ни одного документа об организации какой-либо политической партией конкретных захватных или погромных действий крестьян. И это естественно. Знание социально-политического менталитета традиционного российского крестьянства позволяет утверждать, что крестьянское движение могло быть только самостийным. Вместе с тем нельзя однозначно говорить о его исключительной стихийности. Как показывают многочисленные документы, отдельные антипомещичьи акции часто организовывались собственно крестьянскими органами самоуправления и общественными организациями. Уже первый документ данного сборника, содержащий предписание Княже-Богородицкого волостного старшины Ильина землевладельцу Н.Ф. Хвощинскому о немедленном доставлении в волостное правление сведений о количестве скота с угрозой расстрела, свидетельствует о направляющей роли волостных и сельских органов крестьян в борьбе с помещиками.
Десятки документов свидетельствуют о том, что весной —летом 1917 г. инициаторами захватных действий и различных форм экономического давления на помещиков выступали волостные и сельские, изредка и уездные общественные исполнительные комитеты, реже продовольственные комитеты низового уровня (см. док. №№ 8, 36, 49-51, 58, 61, 68, 71, 74-76, 79, 86, 88, 92, 103, 106, 108, 111-112, 118, 121-122, 132, 134, 139-140, 148, 188). Уже с апреля 1917 г., фактически с момента создания сельских и волостных земельных комитетов, в губернские органы начинают поступать жалобы помещиков на их самостийные действия. Учащаются захваты помещичьих земель летом и осенью 1917 г., особенно после принятия «Распоряжения № 3» 11 сентября, отдавшего имения под контроль земельных комитетов (см. док. №№ 52, 110, 115, 127, 134, 148, 321, 333, 340, 359, 368, 369 и др.).
Выявлены документы, свидетельствующие о прямом руководстве антипомещичьими акциями сходов крестьянских общин. Так, в марте 1917 г. в Конобееве Шацкого уезда, имении Воронцова-Дашкова, увольнения управляющего потребовал волостной сход (см. док. № 16).
В первые дни марта 1917 г. были отмечены и собственно крестьянские «беспорядки» в Шацком уезде, связанные с захватом владельческого сена (см. док. №№ 18—19). Всего в марте 1917 г. в губернии крестьянские выступления отмечались в 6 из 12 уездов. Следует особо отметить действия солдат, которые уже в первых числах марта 1917 г. совершили погромы в ряде имений Кирсановского уезда (см. док. №№ 2, 4 — 7, 11, 33, 39 и др.).
В последующий период крестьянские выступления нарастали. Начались захваты помещичьей собственности. Так, в начале апреля в имении Новосельцева в Темниковском уезде крестьяне нескольких деревень, ведомые солдатом, заставили помещика отдать им в безвозмездное пользование 1365 десятин пашни и лугов см. (док. № 33). Проходивший 7 апреля съезд землевладельцев Моршанского уезда просил уездный общественный исполком не чинить насилия, высказав опасения по поводу начала посевных работ.
До мая 1917 г. крестьянские выступления в губернии сводились в основном к тому, чтобы затруднить и остановить работу в экономиях: снятие сельскохозяйственных рабочих и военнопленных, арест, избиение, изгнание помещиков, управляющих. Эти крестьянские меры прямо не вели к преобразованию земельных отношений, но серьезно дестабилизировали положение в имениях. Отмечались и случаи самовольной запашки барской земли, захватов скота, инвентаря, земель в аренду, но не разгромов. Политических выступлений практически не было — крестьяне еще верили Временному правительству.
В Тамбовской губернии за лето 1917 г. было зафиксировано 358 крестьянских выступлений, из которых 144 приходилось на июнь. Для выступлений этого периода характерен рост числа отдельных экономических санкций против землевладельцев: снятие урожая, захваты продовольствия и фуража, порубки, потравы хлебов и лугов. Росло число организованных крестьянских выступлений: если в марте – мае они составляли 41,6%, то в июне – августе — 57,5%. Выступления по-прежнему носили довольно мирный характер, почти полностью отсутствовал в них политический фактор.
Все же постепенно столкновения в деревне принимали более ожесточенный характер: 26 июля в имение Шатилова в Лебедянском уезде была выслана команда в 30 человек, через неделю туда же власти дополнительно направили еще 15 человек (см. док. №№ 147, 150). Вооруженная охрана 30 июля потребовалась в имении Сабурова Козловского уезда (см. док. № 152). К концу августа губернский комиссар был буквально завален требованиями из уездов о присылке войск.
В августе усилились захватные настроения, начались разгромы помещичьих хозяйств. 5 августа было разгромлено имение Мичурина в Елатомском уезде (см. док. № 130). 23 августа начался разгром в имении Лотарево Усманского предводителя дворянства князя Б.Л. Вяземского (кстати, одном из наиболее «образцовых» в России), закончившийся жестоким самосудом толпы крестьян и солдат над землевладельцем на станции Грязи. Нависла угроза погрома и соседнего имения помещика Вельяминова (см. док. №№ 178—179). В тот же период обострились и внутрикрестьянские отношения. Сельские общества начали распределять между собой земли хуторян и отрубников (см. док. №№ U8, 154, 209, 211).
Сильный подъем погромной волны в губернии пришелся на сентябрь20. Все началось с событий в Козловском уезде. В имении Похвиснева, около с. Сычевки Ярославской волости, арендовавшемся бывшим учителем Романовым, крестьяне прогнали караульных. В ночь на 8 сентября Романов, вооруженный наганом и двуствольным ружьем, сам вышел сторожить посевы подсолнечника, стрелял в толпу и ранил двух человек. Вечером того же дня крестьяне пошли по дворам, призывая громить Романова. Толпа подступила к имению, Романов был убит, имение сожжено. Ночью 8 — 9 сентября были разгромлены почти все имения в Ярославской и Екатерининской волостях. В Козловский уезд были направлены войска из Москвы (см. док. №№ 200, 221).
Неспокойно было в Кирсановском, Липецком, Усманском, Шацком уездах. 12 — 13 сентября в Тамбове солдаты и горожане произвели крупные погромы на базаре и прилегающих к нему торговых улицах. В Тамбове, Козлове, а также в Тамбовском и Козловском уездах власти объявили о введении военного положения. Карательный отряд, присланный из Москвы, не смог не только ликвидировать, но даже локализовать крестьянское восстание, которое распространилось на все прилегающие губернии.
В Тамбовской губернии наибольшее число разгромов имений приходилось на сентябрь — 89. В октябре их было 36, в ноябре — 75. Львиная доля сентябрьских разгромов приходилась на Козловский и отчасти Липецкий уезды (85 из 89). Всего же разгромная волна прокатилась в сентябре по 5 уездам, в октябре — по 8, а в ноябре — по 10. Особенно напряженное положение сложилось в Усманском, Моршанском, Шацком, Лебедянском и Елатомском уездах. Постепенно разгромная волна пошла на спад. В декабре количество разгромов составило 30.
Было бы неверным объяснять этот спад победой Октября и началом реализации Декрета о земле. Даже в уездных центрах Тамбовской губернии Советская власть была установлена в начале 1918 г. Правильнее обратить внимание на структуру крестьянского движения, в котором все более стал преобладать учет частновладельческих экономии, разгромы же неуклонно уменьшались. В крестьянах все-таки возобладало чувство хозяина. Значительная роль принадлежала известному «Распоряжению № 3» (см. док. № 205).
Этот документ стал закономерным результатом деятельности революционно-демократических организаций Тамбовской губернии, которые с весны 1917 г. начали работу по направлению крестьянского движения в организованное русло. Уже 29 марта 1917 г. губернский Совет рабочих и солдатских депутатов, бюро по организации Крестьянского союза губернии, губернский комитет партии социалистов-революционеров, президиум губернской организации партии социал-демократов обратились к земледельцам губернии с заявлением о недопустимости земельных беспорядков, самовольного захвата земли, погромов и поджогов владельческих экономии и с призывом к «удвоенному труду и порядку» во благо Родины (см. док. № 31 ).
13 апреля на места был разослан циркуляр Временного правительства, запрещавший разрешение земельного вопроса самим населением. На следующий день правительство подтвердило, что комиссарам в губерниях предоставлено право подавлять крестьянские выступления силой воинских команд. Но документы сборника свидетельствуют о том, что постфевральские органы власти Тамбовской губернии смогли вплоть до сентября 1917 г. избежать применения оружия против крестьян. Нужно отдать должное первому губернскому комиссару Временного правительства Ю.В. Давыдову, который, хотя и являлся крупным землевладельцем Моршанского уезда, в своей практическо-полити-ческой деятельности не поддавался призывам наиболее консервативной части дворянства к силовой защите помещичьей собственности (см. док. №№ 15, 17, 34, 48, 67 и др.).
Линию на организованное решение земельного вопроса наиболее последовательно проводили губернский и уездный земельные комитеты21. В сборнике помещен целый пласт ранее не публиковавшихся документов, раскрывающих деятельность этих органов (см. док. №№ 116, 125, 129, 134, 157, 161 и др.). В своем первом распоряжении губернский земельный комитет 15 июня 1917 г. закрепил приоритет местных земельных комитетов в разрешении всех конфликтов между крестьянами и помещиками. «Распоряжение № 2» (24 июня 1917 г.) определяло порядок использования земель, не обработанных помещиками в установленные сроки, давало возможность земельным комитетам устанавливать средние арендные цены на различные угодья и заработную плату наемных работников во владельческих хозяйствах, разрешать земельные споры.
Принятию «Распоряжения № 3» предшествовали и твердая воля, и серьезная подготовка. В постановлении первой сессии губернского земельного комитета 24 июля говорилось о желательности перехода земель в распоряжение земельных комитетов еще до общей аграрной реформы. Тогда же было решено готовить реформу «на местном уровне». Накануне второй сессии комитета его председатель и одновременно председатель губкома партии социалистов-революционеров Н.Н. Бобынин сделал доклад о проделанной в этом направлении работе. Члены губернского земельного комитета 9 августа почти единогласно высказались за скорый переход всех имений в ведение комитетов. В это же время прокурор тамбовского окружного суда эсер М.К. Вольский предложил осуществить подобный шаг незамедлительно. Комитет тогда отклонил это предложение, но принял «План практических мероприятий», подготовленный товарищем председателя губернского земельного комитета эсером В.А. Гроз-довым и детально конкретизирующий смысл будущего узаконения. 25 — 26 августа в Тамбове состоялось совещание представителей губернской власти с крестьянами — делегатами волостей. Собрание было созвано с целью определить общее направление земельной политики в губернии. Однако истинная цель не скрывалась: устроители совещания хотели подкрепить предстоящий ответственный шаг авторитетной поддержкой снизу. Съезд признал необходимым незамедлительно, не дожидаясь Учредительного собрания, осуществить переход земли в ведение земельных комитетов. Издание распоряжения было запланировано на середину или конец октября (после завершения полевых работ, проведения губернских эсеровского и крестьянского съездов и других организационных мероприятий).
Но жизнь внесла свои коррективы. Сентябрьские погромы ускорили принятие документа. 11 сентября 1917 г. губернское руководство решилось объявить о передаче имений в ведение земельных комитетов. Окончательное решение о начале учета было принято 12 сентября на объединенном совещании всех губернских организаций и властей. Концентрированным выражением общего мнения стало «Распоряжение № 3», итоговая редакция которого была сделана Н.Н. Бобыниным, М.К. Вольским и В.А. Гроздовым. Текст распоряжения был опубликован 13 сентября в местных газетах. Официально документ назывался «Распоряжение № 3. Всем земельным и продовольственным комитетам и всем крестьянам Тамбовской губернии». Его подписали исполком губернского Совета крестьянских депутатов, Совет рабочих и солдатских депутатов, губернские земская, продовольственная и земельная управы, бюро губернского исполнительного комитета, прокурор окружного суда и губернский комиссар Временного правительства.
В документе подчеркивалось, что намеченное на конец ноября Учредительное собрание «несомненно, передаст всю землю трудовому народу, отменит собственность на землю». Далее отмечалось, что земельные и продовольственные комитеты должны немедленно произвести полный и точный учет всех находящихся в их районе частновладельческих экономии со всеми угодьями и всем сельскохозяйственным имуществом и, согласно инструкциям, которые будут даны губернской земельной управой, взять имения под свое ведение. Подробно определялся и порядок учета. По каждому имению надлежало выработать подробный план всех мероприятий после принятия на учет. Губернской земельной управе предоставлялось право издавать указания в развитие этого акта.
Деятелям, подписавшим распоряжение, пришлось проявить немало выдержки и воли в борьбе, развернувшейся вокруг документа. Наиболее откровенное сопротивление «Распоряжению № 3» оказали помещичьи организации. В сборнике впервые публикуются документы, отразившие взгляды и деятельность по решению аграрного вопроса противников крестьянской революции: губернского Дворянского собрания, Совета объединенных дворянских обществ, местных отделов Всероссийского союза земельных собственников (см. док. №№ 65, 199, 201, 203, 213, 240, 242-243, 268 и др.). Справедливость требует отметить, что в воззваниях этих организаций к крестьянам и революционно-демократическим органам губернии, в обращениях и жалобах в столичные инстанции отразились не только корпоративно-помещичий эгоизм, желание во что бы то ни стало сохранить земельную собственность, но и искренняя забота о сохранении усадеб как хозяйственного и культурного богатства страны.
Отбив полемические наскоки губернской дворянской оппозиции, добившись признания «Распоряжения № 3» правительственными органами, тамбовские революционно-демократические власти получили возможность его реализации (док. №№ 207—208, 215, 218, 241 и др.). Учет имений производился в основном в октябре—декабре 1917 г. По данным 234 волостей из 340, в сентябре на учет земельных комитетов были взяты 12 имений из 1584 (0,7% общего числа учтенных имений), в октябре — 389 (22,7%), в ноябре — 630 (39,8%), в декабре — 360 (22,7%). К концу января 1918 г. этот процесс практически завершился. Сразу же после взятия на учет организовывалась охрана имений. Судя по 508 полностью заполненным учетным бланкам, в большинстве случаев (400, или 79%) охрану брало на себя сельское общество, в 10 случаях она возлагалась на сельскую администрацию, в 24 — на земельный комитет. Во всех случаях имения не переставали быть под контролем крестьян.
Очевидна прямая связь деятельности земельных комитетов по учету экономии и погромного движения. Из выявленного 241 случая разгрома имений для 197 установлено время учета. Подавляющее большинство имений (79%) было разгромлено до их принятия на учет земельными комитетами. В 41 (21%) учет предшествовал разгрому. Все же своевременные меры земельных комитетов, как правило, предотвращали разгромы имений и спасали их от уничтожения.
5 декабря Тамбовская уездная земельная управа в развитие инструкции к «Распоряжению № 3» с одобрения губернской управы приняла постановление, сразу же распространенное на всю губернию (см. док. Л» 358). В документе разрешалось волостным земельным комитетам производить сокращение хозяйств помещиков путем продажи части скота, инвентаря и построек инвалидам, солдаткам и беднейшим крестьянам. Таким образом, губернская и уездная земельные управы официально разрешили сокращать хозяйства помещиков. Опираясь на эти постановления, крестьяне практически повсеместно произвели сокращение хозяйств и перешли к их полной ликвидации22.
Земельные комитеты, взяв на учет помещичьи экономии и сократив хозяйства, только начали подступаться к осуществлению главного вопроса — перераспределению земель. Разрабатывались общие принципы и методика проведения земельной реформы. Крестьяне же ожидали от вновь создаваемой Советской власти немедленного удовлетворения своих прошлых обещаний, реализации идей Декрета о земле. Однако, они столкнулись с жестким противодействием. Крестьянин стал нетерпелив. Вновь начались крестьянские выступления (см. док. №№ 376, 380 — 381): в январе — феврале 1918 г. их в губернии зафиксировано 131. Случались и разгромы имений, учеты перестали быть сдерживающим фактором.
Примечательно, что крестьянские выступления были и там, где власть взяли в свои руки Советы. Например, 27 февраля 1918 г. на заседании Елатомского уездного Совета была создана специальная комиссия по борьбе с аграрными беспорядками23. 2 марта губернский Совет предложил Липецкому уездному Совету принять решительные меры к розыску и отобранию скота и хлеба, вывезенных из имения Свиридова Шехманской волости. В сборнике приводятся и другие документы о защите органами Советской власти помещичьих имений, ставших народным достоянием, от прямого грабежа (см. док. №№ 388, 390, 394). В условиях вновь обострившейся обстановки губернский и уездные земельные отделы начали принимать решения о ликвидации помещичьих имений. Решения о ликвидации экономии принимали как старые земельные комитеты, так и только что организованные земельные отделы Советов.
Процесс перераспределения земли был достаточно длительным. Учредительный (1-й) Тамбовский губернский съезд Советов 4 марта 1918 г. принял резолюцию «О временном распределении земли» (т.е. за месяц до принятия Наркомземом Временной инструкции переходных мер по проведению в жизнь закона о социализации земли), согласно которой «все пахотные и луговые угодья, кому бы они ни принадлежали» уравнительно распределялись лишь на один посев 1918 г. Основной принцип распределения — продовольственная норма на каждого родившегося до 1 января 1918 г. с тем, чтобы она была обработана личным трудом24. Кроме того, резолюцией предусматривалось создание постоянных опытных полей на площади 900 десятин, луговых участков, табачных плантаций и т.д.
На практике в перераспределение были пущены только помещичьи земли, активный передел крестьянской земли начался после образования комбедов. При разделе играла роль традиция общинного землепользования, предусматривавшая перераспределять землю, по возможности, равномерно. Поэтому каждый получал кусок с каждого переданного общине поля. Особенность передела 1918 г. состояла в том, что крестьяне не объединяли всю землю в один массив. Неуверенность в полном обладании помещичьей землей, боязнь возвращения прежних хозяев, опасение, что землю отберут в пользу совхоза или колхоза заставляли крестьян держать вновь приобретенную землю отдельно от крестьянской25.
Принципы наделения крестьян землей вырабатывались первоначально на губернском уровне — на губернских съездах Советов и представителей земельных отделов. Более детально, с учетом местных условий и при участии представителей крестьянских обществ порядок распределения земли рассматривался на уездных съездах. Здесь же устанавливались категории подлежавших распределению земель и утверждались нормы наделов. Для удобства земельного распределения и его равномерности уезды Тамбовской губернии разбивались на округа и районы, объединявшие несколько волостей. Последние формировались с тем, чтобы малоземельные сельские общества и волости могли получить недостававшее количество земли из многоземельных обществ. После межволостного перераспределения земли начинался ее раздел между отдельными крестьянскими общинами. Эта работа осуществлялась на волостых земельных съездах. Внутриобщинное распределение земли производилось самим обществом26. В сборнике приведены некоторые документы, которые характеризуют подходы к распределению земли как губернских учреждений, так и волостных органов, которые непосредственно делили землю между крестьянами. Наиболее впечатляет тщательность подхода этих учреждений и органов к такой «тонкой материи», как распределение земли «по справедливости» (см. док. №№ 396, 407 и др.).
К середине 1918 г. тамбовское крестьянство, как и крестьянство всех советских губерний, в ходе реализации уравнительского Закона о социализации земли стало фактическим хозяином земли, которую оно обрабатывало. Однако завершение антипомещичьего этапа аграрно-крестьянской революции не означало окончание революции в целом. В силу сложившихся исторических обстоятельств крестьянам предстояло защитить свое право реального хозяина земли и особенно возможность свободно распоряжаться плодами своего труда. Сельским труженикам уже с весны 1918 г. пришлось повести борьбу против крайне тяжелых повинностей в пользу революционного государства (продовольственное снабжение городского населения и Красной Армии, мобилизации людских и других ресурсов на нужды фронта, трудовая и другие повинности). Хотя эти повинности были объективно необходимы, они вызвали массовое крестьянское сопротивление.
Повышенное недовольство крестьянства вызвали продовольственные сборы и присылка продотрядов. Справедливости ради нужно отметить, что конфликты крестьян с реквизиционными отрядами «старой» губернской продовольственной управы начались еще в первые месяцы 1918 г. В сборнике помещены документы, которые свидетельствуют, что уже в январе 1918 г. напряженно проходили реквизиции такими отрядами захваченного крестьянами имущества помещиков (см. док. №№ 376, 379 и др.).
Следует отметить и то, что советские продорганы не сразу развернули масштабную работу. Во второй половине мая 1918 г. уполномоченный Нарком-прода Севостьянов и член Тамбовской губернской продовольственной коллегии Тихомиров вынуждены были обратиться к председателю губисполкома Чичканову с предписанием о неукоснительном приведении в исполнение декрета СНК от 13 мая 1918 г. о реквизиции хлеба. В предписании указывалось, что некоторые уездные продовольственные коллегии замечены в халатном отношении к распоряжениям Советской власти, декрет от 13 мая о реквизиции хлеба не приводят в исполнение и даже не оповещают о нем население деревни (см. док. № 403). Более того, некоторые местные советские органы и в начале лета 1918 г. оказывали сопротивление в заготовках хлеба «пришлым» продовольственным отрядам (см. док. № 411).
Только к августу 1918 г., как показывают документы, контроль советских органов губернии за крестьянскими хлебными запасами принял широкие масштабы. В летние месяцы первого года «пролетарской диктатуры» вводился контроль и над частными мельницами в деревне (см. док. №№ 418, 420 — 421 и др.). В этот же период в документах партийных и советских органов губернии зазвучали жесткая риторика, угрозы суровыми мерами за невыполнение распоряжений революционной власти по заготовкам хлеба, проявились первые факты использования продотрядами артиллерии для запугивания крестьян (см. док. №№ 411—412, 416, 422 и др.). Сопротивление крестьянства продовольственной политике Советской власти первоначально более всего принимало экономические формы: сокрытие и «спекуляция» хлебом зажиточной частью деревни, сохранившей запасы до лета 1918 г. (см. док. №№ 409 — 410, 414 и др.). Но даже единичные факты применения насилия в деревне при изъятии хлеба весной —летом 1918 г. вызывали восстания крестьян, которые мечтали избавиться от всякого контроля со стороны любого государства, не исключая и революционное (см. док. №№ 404, 413, 422).
Одной из наиболее крупных мер вмешательства Советской власти в повседневную внутреннюю жизни деревни стало создание комитетов бедноты, которые по определению должны были создать массовую опору новой власти в самой крестьянской среде. Однако инициаторы комбедовского движения явно переоценивали степень расслоения крестьянства и, напротив, недопонимали высокую степень единства интересов всех слоев крестьян. Документы сборника говорят не только об успехах властей в создании комбедов, но и нежелании жителей отдельных сел и деревень создавать такие организации. Особое неприятие вызывала дележка комитетами бедноты хлеба, скота, денег, другого имущества, порой затрагивавшая собственность и самой бедноты (см. док. №№ 421, 423, 426-428, 456 и др.).
Летом —осенью 1918 г. советские власти Тамбовской губернии начали вводить в деревне трудовую повинность, принуждая «кулаков» обрабатывать землю бедноты и общественную запашку (см. док. №№ 415, 432, 436 и др.).
Специфической формой крестьянского протеста стало уклонение от призыва и дезертирство из Красной Армии. Осенью 1918 г. оно приобрело в губернии необычайный размах. Даже по минимальным подсчетам в числе дезертиров находилось несколько десятков тысяч крестьян27. Антимобилизационный настрой ярко проявился в крупнейшем восстании в губернии этого периода — восстании призванных унтер-офицеров в Борисоглебске в начале октября 1918 г. (см. док. № 429). Не случайно именно в начале октября нарком по военным и морским делам, председатель Реввоенсовета Советской республики Л.Д. Троцкий разослал телеграмму о решительной борьбе с дезертирством (см. док. № 430).
В 1918 г. в Тамбовской губернии имели место факты оскорбительных действий революционных органов в отношении церкви и верующих. Недовольство крестьян на религиозной почве проявлялось в связи с арестами священников, попытками изъятия представителями Советской власти метрических книг (см. док. №№ 422, 451, 455).
Наивысшего накала крестьянское движение в Тамбовской губернии достигло в октябре — ноябре 1918 г., когда тысячные толпы вооруженных повстанцев захватывали многие села в разных уездах губернии, окружали города, вступали в ожесточенные бои с правительственными войсками. Сообщения об этих сражениях напоминали фронтовые сводки. В отдельных крестьянских выступлениях уже появились политические лозунги, требования «Долой Советы!», ликвидации ЧК и др. (см. док. №№ 429, 437, 441, 443-444, 446, 449, 455).
Но и такие выступления были проявлениями стихийного протеста крестьянства. Удалось выявить лишь несколько документов, отразивших обвинения большевистскими органами и чрезвычайными комиссиями в руководящей роли эсеров, офицеров, священников как организаторов выступлений (см. док. №№ 460 — 461). В реальности непосредственное влияние организованных антибольшевистских сил на крестьянское движение в регионе в 1918 г. было минимальным. Специальное исследование ревтрибунальнальских документов, связанных с восстанием в Тамбове 17 — 19 июня и другими выступлениями 1918 г., выявило лишь единичные факты участия членов партий эсеров и кадетов, бывших офицеров в крестьянских выступлениях в качестве рядовых участников или руководителей отдельных повстанческих отрядов28. Авторы этих строк уже отмечали, что восстания 1918 г., которые охватили даже большую территорию губернии, чем восстание 1920— 1921 гг., как и многие другие восстания в разных регионах России в период гражданской войны, все же «уступали» будущей «Антоновщине» именно отсутствием объединенных крестьянских соединений масштаба армий и развитой политической структуры29.
Причины повстанческого антисоветского движения крестьян Тамбовской губернии в 1918 г в главных своих чертах оставались неизменными и в 1919—1921 гг. На протяжении всего периода гражданской войны и действия советской политики «военного коммунизма» крестьяне выступали против безобменного характера заготовок продовольствия и сырья, массовых мобилизаций в Красную Армию, других принудительных повинностей, разорявших их хозяйства, против произвола, творимого местными властями при проведении различных кампаний В то же время они, как правило, не ставили под сомнение результаты революции и Советскую власть Даже в период наиболее организованного и идейно оформленного выступления тамбовского крестьянства под руководством А С Антонова идея Советов в принципе не отвергалась, звучал только лозунг «Советы без коммунистов!»
Таким образом, надеемся, помещенные в сборник документы 1918 г показывают преемственность крестьянского движения 1918 и 1919—1921 гг. как единого этапа крестьянской революции, связанного с борьбой крестьян за подлинную «волю» на завоеванной в 1917 г земле.
В. Данилов, С. Есиков, В. Канищев, Д. Сельцер.
Примечания
1. Вольф Э.Р. Крестьянские восстания // Великий незнакомец. Крестьяне и фермеры в современном мире. М., 1992. С. 294-304.
2. См.: Есиков С.А. Крестьянское хозяйство Тамбовской губернии в начале XX в. (1900-1921 гг.). Тамбов, 1998. С. 24.
3. См.: 200 лет Тамбовской губернии и 60 лет Тамбовской области: Историко-статистический сборник. Тамбов, 1997. С. 17, 27.
4. См.: Арсеньев К.И. Статистические очерки России. СПб., 1848. С. 399.
5. См.: Военно-статистический сборник. Вып. 4. Россия. СПб., 1871. С. 229.
6. См.: Аврех А.Л., Есиков С.А., Канищев В.В., Мизис Ю.А., Протасов Л.Г. Формирование и развитие сельских населенных пунктов (снп) Тамбовской области (XVII-XX вв.) // Особенности российского земледелия и проблемы расселения IX-XX // XXVI сессия симпозиума по аграрной истории Восточной Европы (Тезисы доклада на пленарном заседании). М., 1998. С. 3-6.
7. См.: «И пыль веков от хартии отряхнув…»: Хрестоматия по истории Тамбовского края. Тамбов, 1993. С. 131.
8. См.: Государственный архив Тамбовской области (далее – ГАТО). Ф. Р-761. Оп. 1. Д. 185. Л. 11об., 14об.
9. Рассчитано по материалам сельскохозяйственной переписи 1917 г. См.: ГАТО. Ф. 143.
10. Вересаев В.В. Лизар // Собрание сочинений. Т. 1. М., 1961. С. 202-203.
11. Цит. по: Рассказы по истории Тамбовского края. Тамбов, 1994. С. 34.
12. Цит. по: Ананьич В.В., Ганелин Р.Ш. Сергей Юльевич Витте и его время. СПб., 1999. С. 251.
13. См.: Крестьянское движение 1905-1907 годов в Тамбовской губернии: Сб. документов. Тамбов, 1957.
14. См.: Токарев Н.В. Тамбовское крестьянство и столыпинское землеустройство в годы первой мировой войны // Крестьяне и власть: Материалы конференции. М., Тамбов, 1996. С. 77-89.
15. См.: Дьячков В.Л., Есиков С.А., Канищев В.В., Протасов Л.Г. Крестьянство и власть. 1860-1920 гг. (по материалам Тамбовской губернии) // Менталитет и аграрное развитие России: Доклады междунар. науч. конференции. М., 1994; Есиков С.А., Канищев В.В. Специфика антигосударственного протеста крестьян (Тамбовская губерния 1861-1921 гг.) // Крестьяне и власть. Тамбов, 1995. с. 28-30.
16. Подробнее см.: Сельцер Д.Г. Крестьянское движение в губерниях Черноземного Центра России (март 1917 – март 1918 гг.). Дисс. …канд. ист. наук. Тамбов, 1990.
17. См.: Протасов Л.Г. Крестьянские восстания осенью 1917 г. и эсеры // Октябрьская революция 1917 г. Народ: ее творец или заложник? М., 1992. С. 203-212; Протасов Л.Г., Сельцер Д.Г. Еще раз о «Распоряжении № 3». Тамбовские эсеры и крестьянское движение в 1917 г. // Тамбовское крестьянство: от капитализма к социализму. Тамбов, 1996. С. 43-57.
18. См.: Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1919-1921 гг. («Антоновщина»). Тамбов, 1994.
19. См.: Борьба рабочих и крестьян под руководством большевистской партии за установление и упрочение Советской власти в Тамбовской губернии, 1917-1918 гг. Тамбов, 1957; Советы Тамбовской губернии в годы гражданской войны. 1918-1921 гг. Воронеж, 1989.
20. См.: Сельцер Д.Г. Погромное движение в Тамбовской деревне. Сентябрь-декабрь 1917 г. // Взаимодействие государства и общества в контексте модернизации России. Конец XIX – начало XX вв.: Сб. научн. статей. Тамбов, 2001. С. 99-108.
21. См.: Протасов Л.Г., Сельцер Д.Г. Земельные комитеты в 1917 году: новый этап изучения // Общественные организации в политической системе России. 1917-1918 годы: Материалы конференции. М., 1992. С. 20-27; Погорелый Д.Н. Земельные комитеты Тамбовской губернии. 1917-1918 гг. Дисс. …канд. ист. наук. Тамбов, 2002.
22. См.: ГАТО. Ф. Р-946. Оп. 1. Д. 91. Л. 6; Д. 201. Л. 24-26; Д. 254. Л. 4-5.
23. См.: Там же. Ф. Р-394. Оп. 1. Д. 132. Л. 187.
24. См.: Там же. Ф. Р-1. Оп. 1. Д. 13. Л. 2а-2а-об.
25. См.: Там же. Ф. Р-946. Оп. 1. Д. 607. Л. 1об; Д. 608. Л. 22.
26. Подробнее о механизме перераспределения земли см.: Сафонов А.А. Крестьянская община Тмабовской губернии в 1917-1918 гг. (Социальные аспекты проблемы). Дисс. …канд. ист. наук. Воронеж, 1997. С. 46-49.
27. См.: Шадский О.Г. Советская власть и крестьянство Тамбовской губернии (лето 1918 – лето 1920 гг.). «Предантоновщина». Дисс. …канд. ист. наук. Тамбов, 2000.
28. Подробнее см.: Канищев В.В., Мещеряков Ю.В. Анатомия одного мятежа. Тамбовское восстание 17-19 июня 1918 г. Тамбов, 1995.
29. См.: Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1919-1921 гг. С. 17.
