Автор(ы) статьи: И.Н.Исакова
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

родовые характеристики человека, человекомерность, культуросообразность, культурно-антропологический подход.

Аннотация:

В статье раскрывается человекомерный подход к исследованию социальных процессов, суть которого состоит в анализе феноменов человеческой жизнедеятельности через призму родовых – самого глубокого сущностного порядка – характеристик человека (родовая сущность, родовое качество, родовое бытие, родовая специфика). Обосновывается место культуры среди других родовых признаков (как интегральной родовой характеристики), ее нормативная роль в исследовании социальной деятельности. Содержательно интерпретируется феномен культуры посредством классификации и систематизации ведущих трактовок культуры.

Текст статьи:

Назревший кризис прежней социальной системы охватил все территории страны, изменил образ жизни всех субъектов деятельности. А его преодоление, поиск путей выхода происходит в значительной мере стихийно. Трансформация общественного устройства в России осуществляется, скорее, методом проб и ошибок. Причина, думается, кроется в идейно-теоретической необоснованности социальных преобразований из-за недооценки этого фактора. А негативную психологическую роль в этом отношении, вероятнее всего, сыграл диктат прежней жесткой идеологической заданности, предопределенности любых изменений в обществе. Но как бы там ни было, не следует, тем не менее, не учитывать значимость этой детерминации – обоснованности преобразовательной деятельности  мировоззренческими ценностными установками как конечным критерием анализа и оценки современных социальных процессов. Без такого – теоретически аргументированного – методологического критерия, в котором находит конкретное выражение вектор социального движения, невозможно избежать издержек стихийности, т.е. выстраивать целенаправленную социальную политику.

Наличие развитой методологической базы отличало отечественную философию недавнего периода. Сам по себе факт позитивный, несмотря на известную односторонность трактовки социальных феноменов и процессов, а также, соответственно, однобокость толкования истории (направленности движения). Ибо четко сформулированная методологическая позиция делает прозрачным критерий (критерии) теоретического анализа (доступным для критики и корректировки), дает возможность сопоставимости результатов эмпирических исследований.

Но здесь, можно с уверенностью утверждать, имело место сознательное ограничение поисков такого конечного критерия оценки социальных процессов рамками самой социальной философии (исторического материализма), невыход в более широкий исследовательский контекст – философско-антропологических представлений как опосредующих социальный анализ. Сужение исследовательской базы свело, по сути, решение проблемы критерия к использованию в качестве такового – определения К.Марксом сущности человека как совокупности общественных отношений. А поскольку данная формулировка не содержит указания на вектор движения (человеческого общества), т.е. не может, фактически, выступать в роли критерия, то вопрос о нем остается открытым.

Но очевидно другое: выявление методологических принципов исследования социальных процессов возможно лишь за пределами собственно социальной философии – в области философской антропологии. Это – поиск человекомерных ориентиров социальной деятельности и отношений. Причем, необходимо иметь в виду, что термин «человекомерность» следует понимать не в релятивистском смысле – произвольных человеческих установлений (и толкований), классически выраженном в тезисе Протагора «человек есть мера всех вещей», но в смысле обнаружения человеческой подоплеки в разнообразных социальных процессах. А это требует адекватных, обоснованных представлений о самом человеке: о действительных – «человеческих» нуждах человека. Как раз о том Сократ ставил вопрос: «Что есть благо», а Платон называл знанием подлинных, жизненно значимых благ человека. Поэтому теоретические посылки – характеристика человека на фундаментальном философском уровне – и должны быть использованы как методологические для социального познания (теорий среднего уровня) и для социальной практики.

Наиболее адекватное представление о сущности человека требует его рассмотрения в предельно широком контексте – общеэволюционного процесса как стадии этого процесса, как элемента динамического саморазвивающегося мира. Очевидно, что для этого важно не ограничиваться рамками одного только философского учения (как имело место совсем недавно), но привлекать в исследование общепризнанные результаты из различных философских теорий, а также данные других наук (в частности, естественно-научные). Иными словами, актуален междисциплинарный подход.

Эти предварительные рассуждения позволяют перейти к изложению авторской точки зрения на предмет (более подробно об этом см. в монографии автора [1]). Итак, в общеэволюционном контексте анализа один из основополагающих тезисов марксизма (о социальной сущности человека) опровергается естественно-научными исследованиями. В них доказывается, что, с одной стороны, социальность (социальные, или внебиологические, отношения) не есть прерогатива только человека, а она присуща и животным, с другой стороны, биологическая составляющая – неотъемлемая сторона характеристики сущности человека. Закономерно, что после активного введения в оборот естественно-научных данных [2] в философской литературе стало фигурировать определение человека как биосоциального существа. Но этот позитивный сдвиг в понимании природы человека все же не снимает проблему выявления вектора движения.

Другим направлением мысли, где объективно оспаривается, но уже в ином отношении, трактовка человека (в качестве ступени общей эволюции) как социального существа, как «общества», является космизм. В трудах представителей космизма, в частности, у В.И.Вернадского на огромном количестве материала, доказывается, что человек, человеческое общество как закономерный этап эволюции, следующий за неорганической и органической природой, есть «ноосфера» (П.Тейяр де Шарден, В.И.Вернадский) и «культура» (В.И.Вернадский, П.Кууси) [3]. Очевидно, что здесь границы социальности как признака, присущего различным формам живой материи (по меньшей мере, животным), напротив, сужаются. Выявление ограничивающего фактора – сознания (именно в контексте характеристики ступеней эволюции) имеет не менее принципиальное значение, нежели фиксирование биологической стороны природы человека.

И это тем существеннее, что рассмотрение сознания человека в широком общеэволюционном контексте как явления планетарного масштаба, как феномена, изменяющего облик Земли, позволяет уже перейти к вопросу о векторе движения человеческого общества. (И в таком случае роль космизма в решении проблемы человека трудно переоценить.) В данном исследовательском поле этот вектор можно охарактеризовать как нарастание в общем объеме жизненных процессов на планете деятельности сознания (разума), увеличение слоя культуры. Подобное понимание человеческой жизнедеятельности – в качестве высшей ступени эволюции – укладывается в толкование общеэволюционного процесса как противонаправленной энтропийному космическому процессу созидательной тенденции, под которой подразумевается «движение в сторону все большей организации, дифференциации структуры, повышения уровня интеграции, увеличения концентрации энергии» (Л.Уайт) [4].

В этом ключе сознание и культура выступают как явления тождественные, оба – соответствующие магистральной тенденции эволюции. Но в современный период созидательное направление все более сопровождается сопоставимым с ним по масштабу и противоположным по вектору. Разрушительная, энтропийная тенденция начала явственно проступать в ХХ веке, когда эффективность воздействия на окружающий мир антропогенного фактора стала обретать характер планетарного явления. В эпоху глобальных проблем конфликт вступил в фазу предельно выраженного противостояния полюсов: хаоса и порядка, деструктивного и конструктивного начал в человеческой жизнедеятельности. Очевидно тогда, что сознание выступает и фактором деструктивным (не только в современный период, но и вообще в истории) и в этом смысле является феноменом (характеристикой человека) более широким, нежели культура. Как раз последняя, будучи опытом выживания человека, накапливаемым за многие века существования человечества – по сути, технологией его жизнедеятельности (на что указывают представители различных научных направлений: и антропологи, и культурологи, и археологи) – воплощает собой в этой паре именно созидательное начало. И это еще один принципиальный тезис. Отождествление же сознания и культуры в космизме означает, что в центре внимания космистов находится человек как космический феномен, но сам при этом – не как целостность, не как система.

Итак, аналитический обзор различных представлений о человеке в рамках общей эволюции (как ступени ее) позволяет определить поле поиска: выявить набор сущностных признаков человека. Согласно приведенным данным его можно охарактеризовать следующим образом: человек есть – существо биологическое, а также – социальное, он обладает сознанием и является существом культурным. Дальнейшая задача – установить соотношения, связи между данными сущностными свойствами. И это целесообразно сделать путем рассмотрения видо-родовых характеристик человека, поскольку исходное условие анализа – общеэволюционный контекст, где человек выступает таксономическим уровнем, ступенью данного процесса.

Эта ступень преемственно связана с предыдущей (за счет биосоциальной природы человека) и имеет специфику, предопределенную физической природой человека (сознание), что детерминирует соответствующую совокупность его видовых сущностных признаков.

А родовые выявляются установлением их системных отношений. Это – вектор движения человеческого общества (в котором воплощена динамическая последовательность видовых сущностных признаков, отражающая, в свою очередь, последовательность стадий магистральной созидательной тенденции общей эволюции). Это – иерархия признаков (образованная их соподчинением при доминанте специфического в рамках данной, высшей стадии эволюции, ибо сознание оказывает тотальное влияние, в том числе и на биологическое существование человека). Это – единство признаков (обусловленное целостностью человека как элемента динамического мира). (Такое представление о родовых и видовых признаках (человека) не противоречит трактовке их соотношения, когда класс родовых содержит в себе класс видовых. А поскольку признаки относятся к одному и тому же субъекту, то родовые есть ни что иное, как видовые и их взаимоотношения, т.е. (системные) отношения между видовыми признаками, предполагающие, соответственно, наличие их самих.) Вместе единство, иерархия и вектор характеризуют человека как ступень, уровень общеэволюционного процесса. Но существование здесь  тенденции, противонаправленной магистральной и сопоставимой с ней по масштабу – являющейся следствием последней, приведшей к появлению вида, способного прекратить ее саму – и позволяет обнаружить различие между видовой и родовой спецификой человека.

Так, видовая сущностная специфика – сознание – заключает в себе, уже говорилось выше, обе названные тенденции. А родовая специфика, как непротиворечащая магистральной созидательной, – культура (о чем свидетельствует многовековая история накопления культурного фонда человечества) объемлет собой только одну тенденцию. А тем самым именно культура и воплощает адекватно это поступательное движение на его новом, высшем уровне. Соответственно культура – в силу единства данного процесса – будучи преемственно связанной с предшествующими этапами и замыкая собой вертикальный ряд уровней, довершает собой комплексную – родовидовую характеристику самого человека как ступени общей эволюции. Соединение культуры (родовой специфики) с субдоминантными видовыми сущностными признаками позволяет заключить, что человек есть существо биосоциокультурное. Здесь “био” означает природный субстрат, принадлежность человека к широкому классу явлений – живой природе. “Социо” – внебиологические отношения человека, прежде всего, с себе подобными, а также с остальным миром. “Культурное”, или специфический признак данного вида, маркирует его как таксономически более высокую ступень общеэволюционного процесса. Культурное естественно вырастает из социального. Оно образуется из разницы в уровнях социального таксономически разных видов: человека и животных. Вместе с тем культурное не сводится к этой разнице, а обладает особенностью, “замешанной”, с одной стороны, на универсальности человека или, по определению К.Маркса “умении производить по меркам любого вида” (в силу наличия сознания), с другой – на предопределенности магистральной тенденции его бытия.

Но выявление культуры (родовой специфики, основывающейся на видовой сущностной специфике) дает возможность выйти на другие родовые характеристики человека (базирующиеся на взаимоотношениях специфического и не специфических видовых сущностных признаков). Все они с необходимостью увязаны между собой в целостность – качество, качественную определенность: родовое качество человека именно как стадии магистральной тенденции. Под ним подразумевается существенная определенность данной формы жизни и ее отличие от других проявлений созидательной тенденции общеэволюционного процесса – как его высшей стадии. Родовое качество человека – константа его существования (т.е. человек является таковым только при наличии своего родового качества). Причем поскольку оно есть продукт накопления, средоточения и преобразования в целостность более высокого порядка результатов биосоциальной эволюции, то закономерно, что родовое качество не дано изначально, а формируется во времени, исторически.

Оно имеет фундаментальное, а потому стратегическое значение для человека, обусловливая контекст осмысления им своего положения в мире и своих перспектив. Родовое качество, качественная определенность этого “встроенного” в мир элемента есть концентрированное выражение подобной встроенности и поступательного движения человека (человечества), т.е. показатель ненарушения им системности динамического, эволюционирующего мира. Следовательно, выступает желаемым – идеальным – ориентиром реальной деятельности человека, совпадающим с общей созидательной тенденцией. Напротив, отсутствие такой направленности – к претворению в действиях человека его родового качества – может быть расценено как отчуждение от него.

Ставшее родовое качество имеет разные ипостаси, из них родовая сущность – исходная. Она фиксирует собой предельно общие признаки человека как высшей ступени эволюции, акцентирует внимание на различиях между стадиями эволюционного процесса, т.е. – уровне  на его шкале. Выражая особенности человека, все – базирующиеся на спецификации сознания, символизирует смену субстрата эволюции. И тем самым – косвенно – указывает на ее вектор:  направленность к высшим этажам сознания.

Охватывая собой предельно общие признаки человека, родовая сущность содержит в себе самой – в виде возможности – свою  противоположность как свое отрицание. Оно, следовательно, не есть некие иные характеристики человека, а только – не соответствующие ставшему родовому качеству данные. Тогда особенности отрицания закономерно зависят от степени зрелости этих признаков. И в том числе – каждого из них в отношении других: уравновешенности признаков по критерию зрелости. Отрицание родовой сущности заключается, следовательно, либо в не полной, не завершенной сформированности этих атрибутов (что более характерно для ранних этапов истории), либо в их дисбалансе (особенно свойственно современному периоду). В первом случае отрицание родовой сущности означает противопоставление (по степени сложности) – в русле единого созидательного эволюционного процесса – ступеней или крайних фаз динамики данной формы жизни. Это – пребывающий еще в основном в животном состоянии предок человека и «присвоивший» свою сущность современный человек. Такое отрицание родовой сущности маркирует его до-родовое состояние. Во втором случае речь идет о противонаправленной созидательному эволюционному процессу – в рамках его высшей стадии – деструктивной тенденции: об утрате уже приобретенного, в практике, человеком (человечеством) родового качества. Экстремальное проявление подобной тенденции составляет угрозу самой эволюции, когда человек, как носитель данного качества,  в собственной жизнедеятельности подходит к грани, за которой возможно прекращение этого поступательного процесса. Располагая колоссальными ресурсами (благодаря уникальной способности, на основе сознания, – универсальности), он производит действия, сообразуясь с выбором, глобально опосредованным (его сознанием): “быть или не быть?”. И он решает эту задачу и за себя (лично), и за весь род (обладая, потенциально, его мощью),  и тем самым – за все живое. Иными словами, ставит под вопрос существование жизни как таковой. Второй вариант отрицания обозначает не-родовое состояние человека. Он фиксирует исключительную особенность, свойственную данной форме жизни.

Противостояние родовой сущности и ее отрицания раскрывается в контексте реального (исторического) бытия человека. В “бытийном” аспекте родового качества “родовая сущность” служит для распознавания тех проявлений человека (т.е. уже в рамках данной ступени эволюции), которые не соответствуют его родовому качеству. Здесь противоположности – родовая сущность и находящиеся в ней в “свернутом” состоянии ее оппозиции – выступают в виде характеристик деятельности человека. Они получаются проекцией признаков родовой сущности – этих основополагающих свойств человека как  условий, предпосылок его существования в своем специфическом человеческом качестве – на бытие действующего субъекта. И таким образом признаки родовой сущности неизбежно обретают ценностный, оценочный характер. Под углом зрения родовых признаков, воплощающих собой уровень и тенденции (конструктивную и деструктивную) эволюционного процесса, дифференцируется бытие человека. С одной стороны, – на родовое или культуру, где претворяется его родовая сущность (полностью, когда все ее признаки взаимообразно зрелые, или частично – в виде баланса, единства еще не сформировавшихся признаков): целесообразное, с точки зрения эволюции, укладывающееся в ее русло. Оно – спецификация созидательной эволюционной тенденции на этапе человеческого общества, воплощение конструктивной (человекомерной) направленности  деятельности. С другой стороны, – на противостоящее родовому бытие как проявление оппозиций родовой сущности: либо не целесообразное, отклоняющееся от магистральной созидательной тенденции, либо не соответствующее уровню, достигнутому современным человеком (незрелость всех родовых сущностных признаков у некоторого субъекта на данном историческом этапе).

Родовое бытие – другая ипостась родового качества, в которой воплощается реальное противостояние и динамика противоположностей: родового в человеке (или – позитивного, человекомерного) с не-родовым и до-родовым (в пределах одной ступени эволюции). Динамическое соотношение противоположностей означает, что родовое бытие составляет лишь сегмент – наряду с до-родовым и не-родовым – в образе жизни человека. (Фактически, это самое соотношение фигурирует в литературе – принимает форму проблемы диалектики социального и культурного или общества и культуры). И доля родового в жизнедеятельности конкретного субъекта есть степень проявленности в ней родового качества. Но тогда история человечества под углом зрения диалектики родового бытия и отклонений от него характеризуется:

а) нарастанием родового качества (в силу роста культурного фонда всего сообщества – зрелости родовых признаков);

б) сменой доминирующих типов оппозиций (от до-родового к не-родовому);

в) в русле этих двух тенденций – увеличением противоречий между потенциальным (имеющимися в распоряжении общества культурными ресурсами) и реальным обретением индивидом своего родового качества. Подобная отчужденность порождается, в частности, несоизмеримостью масштабов жизни общества и мира индивида. Последний не в состоянии, при наличии потенциальной возможности, реально охватить всю полноту общественных связей из-за их колоссальной сложности в современный период (в отличие от ранних исторических).

Из сказанного выводится еще одно определение вектора эволюционного процесса, касающееся уже непосредственно его высшей стадии. Это – ликвидация отчуждения человека от своего родового качества путем “дорастания” личности до культуры общества.

Воплощая собой историческую динамику родового качества человека, его родовое бытие позволяет обнаружить не только вектор культурной эволюции. Поддерживая человеческую общность как таковую, обеспечивая преемственность человечества (своим наличием, в разной степени, на всех этапах истории), родовое бытие человека неизбежно должно найти отражение в формуле (концентрированном выражении) поступательного движения общества как проявления процесса общей эволюции на его высшей стадии или специфической динамической встроенности человека, человеческого общества в общеэволюционный контекст.

Соответственно сущность культуры (родового бытия) выступает содержательной квинтэссенцией поступательного движения общества (в русле общей эволюции). Иными словами, культура интегрально, концентрированно представляет родовое качество человека (которое, по определению, должно знаменовать такое движение). И в подобной концентрированности качественной определенности являет собой идеальное воплощение – идеал человека, который в той или иной мере присутствует в реальных исторических формах человеческого бытия и тем самым указывает на неполноту реализации родового качества в жизни конкретного субъекта. Но одновременно он обозначает направленное движение, не имеющее логического завершения. Наряду с другой особенностью, выявленной при анализе родовой сущности человека (его способностью прервать ход самой эволюции), данная особенность также характеризует уникальность человека как вида живого.

Будучи интегральной характеристикой родового качества человека, культура, следовательно, имеет для него нормативный характер. Тогда она должна выступать культурным измерением деятельности человека и, соответственно, базовым ценностным ориентиром для анализа и оценки феноменов и процессов в обществе. В этой роли культура выходит на первые позиции в выработке методологии исследования социальных процессов. Таким образом, методология, а с ней, соответственно, и социальная стратегия должны быть культуросообразными.

Как базовый ценностный критерий, культура – по ее наличию/отсутствию или степени присутствия в том или ином социальном явлении – позволяет установить его позитивный (желаемый с человекомерной точки зрения) или негативный смысл. Поэтому требуется содержательная интерпретация самой культуры.

В настоящий период существуют два пути в толковании феномена культуры. Один из них – культурологический в русле объективной тенденции бурного развития науки культурологии. Это – определение культуры как саморазвивающейся системы (выделенной по разным основаниям) [5].Второй путь можно назвать культурно-антропологическим, где культура трактуется прежде всего и главным образом через свою связь с человеком (как системообразующим элементом культурной общественной подсистемы).

Очевидно, что в заданных условиях второй путь предпочтительнее, ибо взят более широкий масштаб анализа. Следовательно, и адекватнее отражена сущность человека (через соотнесение его с более широким). Иными словами, речь здесь – о сущности более глубокого порядка – трактовке культуры на фундаментальном уровне: характеристики человека. Поэтому, с одной стороны, сам человек определяется через культуру. А с другой – культура в данном исследовательском поле с необходимостью должна определяться через человека, в соотношении с ним. То есть связь между искомыми феноменами является фундаментальной взаимообразно.

Толкование культуры через человека было характерно для отечественной философии с конца 60-х по 80-е годы (период фундаментальных разработок в области философии культуры). В это время сформировались два ведущих направления в понимании сущности культуры (речь идет именно о сущности, а не о понятии, в котором должно быть представлено все многообразие связей феномена. известных на современном этапе познания). Одно из гих «технологическое» или точнее функционалистское – близко к разнообразным трактовкам культуры в американской культурантропологии, отражает их суть, которая формулируется следующим образом: культура есть внебиологический способ деятельности человека [6]. Другое – аксиологическое – концентрирует в себе содержательные ориентиры деятельности (ценности, критерии, цели) и где культура определяется как развитие человека [7]. Иные представления о культуре – в частности, уже упомянутые коммуникативное, информационное, семиотическое, семантическое [8] – как отражающие сущность менее глубокого порядка, в снятом виде входят в более общие. Обе ведущие культурно-антропологические концепции являются методологическими по отношению к специальным наукам (социологии, этнологии, психологии). Но только первую можно скорее назвать общенаучной, ибо здесь человек как первоначало культуры, пружина реального социокультурного движения не анализируется. Вторая является собственно философской, ибо контекстом рассмотрения выступает представление о мире как целостности в его соотнесенности с человеком, а сам он как единство противоречивых сторон.

Но мало ранжировать ведущие трактовки культуры, необходимо установить между ними более жесткое соответствие в русле стремления к созданию интегральной концепции (ибо ни одна из ведущих не является общепринятой). А таковая востребована, в частности, для адекватной оценки социальных процессов, для кросс-культурных исследований. Интеграция ведущих, оппонирующих друг другу концепций возможна посредством установления характера их соподчинения, при доминанте, разумеется, философской. Так, если в философской трактовке нашло отражение содержательное, ценностное начало культуры, то общенаучная в рамках единой концепции – должна была бы указывать на механизм реализации данного начала (развития человека), т.е. быть «технологической». Н обращая внимание на этот технологический аспект понимания культуры (способ деятельности) – что уже само по себе эвристично – она как раз и не раскрывает собственно технологии движения, механизма культуры, культурных изменений.

Решение вопроса кроется в содержательной интерпретации представлений о развитии человека. Очевидной стороной развития является социализирующий (распредмечивающий) характер деятельности (освоение ранее созданного опыта), знаменующий связь с прошлым. Другая составляющая, акцентируемая в литературе, это – творческая направленность действий человека (опредмечивание) или создание им нового (выработка нового опыта) в настоящем времени. Третья сторона развивающей деятельности может быть определена как ее системный характер: осмысление связи времен (согласование настоящей деятельности с опытом прошлого и представлением о будущем), выражающееся в поиске и соблюдении субъектом меры в своей активности, а также несении им ответственности за свое поведение (принципиальной значимости признак деятельности человека акцентирован Ю.Н.Давыдовым).

Эта трехчленная формула сущности культуры [9] имеет еще один аспект анализа – масштаб культурной деятельности человека. Его интересы, как родового существа, простираются до масштабов вселенной, универсума. В систему именно такого уровня «вписывается», в антропогенезе, деятельность человека (по меньшей мере, активностью сознания). И потому его развитие можно охарактеризовать как универсальное, а технологическую сторону культуры – определить как универсализацию человека (или предельное расширение масштабов «встраивания» в целостность такого порядка).

В этом состоят самые общие позиции культуросообразной методологии исследования социальных процессов, а также, следовательно, и социальной стратегии. Конкретное содержательное наполнение данной позиции возможно на пути анализа традиционных этнических культур (в том числе и их современного бытования), которые принято считать архаическими. (А это, соответственно, предполагает синтез предметных полей философии, антропологии, культурологии, этнологии, социологии [10].) Но в их семантике – средоточие многовекового пути формирования человека как родового существа. Заключенные в них культурные коды – ответ на многие актуальные проблемы современности.

Литература

1. Исакова Н.В. Культура и человек в этническом пространстве. – Новосибирск: Изд-во ГЦРО, 2001. – 344 с.

2. Такой обзорной, достаточно полной публикацией послужила, в частности, монография: Карпинская Р.С., Никольский С.А. Социобиология: Критический анализ. – М.: Мысль, 1988.

3. Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. – М.: Наука, 1988. – 520 с.; Тейяр де Шарден П. Феномен человека. – М.: Наука, 1987. – 240 с.; Кууси П. Этот человеческий мир. – М.: Прогресс, 1988. – 366 с.

4. Уайт Л. Энергия и эволюция культуры // Антология исследований культуры. – Спб: Университетская книга, 1997. – Т. 1. – с. 442-443.

5. Культурологические трактовки культуры: например, информационная, семиотическая, коммуникативная, семантическая и др.

6. См. работы Э.С.Маркаряна, М.С.Кагана, В.Е.Давидовича, Ю.А.Жданова и др.

7. Исследования В.М.Межуева, Н.С.Злобина, Л.Н.Когана, А.И.Арнольдова и др.

8. Работы М.М.Бахтина, В.Г.Библера, Ю.М.Лотмана, В.А.Конева, Б.А.Успенского, П.С.Гуревича.

9. Впервые о ней опубликовано автором в монографии: Н.В.Исакова. Культура народов Севера: философско-социологический анализ. – Новосибирск: Наука, 1989. – 212 с.

10. Опыт подобного синтеза содержится в работе: Н.В.Исакова. Культурно-антропологическое исследование социальных процессов: методология и практика: Автореф. дисс. на соис. уч. степ. д-ра филос. н. – Москва, 2002. – 44 с.

 

 

 

Автор(ы) статьи: И.В. Зиновьев
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

культурология, семиотика, диалогизм, М.М. Бахтин, Ю.М. Лотман

Аннотация:

В статье рассмотрено влияние диалогической концепции М.М. Бахтина на современное гуманитарное знание и, в первую очередь, на исследования в области семиотики. В частности, показано влияние концепции М.М. Бахтина на семиотическую теорию Ю.М. Лотмана.

Текст статьи:

Бахтинская мысль формировалась в эпоху преобладания в отечественных общественных науках марксизма, который претендовал, в том числе, и на методологию изучения разнообразных процессов, происходящих в культуре. Понемногу жесткая формационная схема в советских исследованиях начала уступать место более мягкой, основанной на учете особенностей той или иной цивилизации в истории человечества. Отсюда была прямая дорога к современному культурологическому подходу, сторонником которого, судя по творческому наследию, являлся М.М. Бахтин. При этом новое направление стремилось выработать новые методологические принципы, отличавшиеся от марксизма.

Так, постепенно был сформирован радикально новый подход к культурным процессам. Сторонниками культурологического направления, еще только формируемого в условиях жесткого идеологического прессинга, культура определялась не как совокупность произведенных материальных и духовных благ, а как исторически сложившаяся система смыслов, ценностей и общественных ролей. Культура выступала как система взаимосвязанных элементов, формирующая человека на основе артефактов. Один из лидеров отечественного семиотического движения Ю.М. Лотман видел в культуре всю ненаследственную информацию, определенным образом структурируемую и требующую сохранения. По мнению видного представителя антропологического направления А.Я. Гуревича, экономику необходимо рассматривать всего-навсего как хозяйственную деятельность человека, политику – как его общественную деятельность. В центре внимания, таким образом, оказывался человек и его важнейшие антропологические характеристики, ранее почти не принимавшиеся во внимание научной общественностью.

Следовательно, кардинально менялась вся прежняя система ценностей, принятая в истории, социологии, обществоведении. Сторонники нового направления указывали на необходимость понимания самого процесса культурной деятельности, в отличие от прежнего ориентира на исследование конечных итогов этого процесса, в частности, выражавшихся в тех или иных артефактах, сохранившихся от той или иной исторической эпохи. Чтобы понять процесс, необходимо подробным образом его восстановить на материале свойственной ему эпохи. С этих позиций выступали как представители тартуско-московской семиотической школы во главе с Ю.М. Лотманом, так и антропологически ориентированные исследователи (А.Я. Гуревич, М.А. Барг, Г.С. Кнабе).

Наряду с М.М. Бахтиным представители семиотической школы к своим предшественникам причисляли, например, В.Я. Проппа, О.М. Фрейденберг, С.М. Энзенштейна. Генезис данного научного направления обстоятельно описан в работе В.В. Иванова «Очерки по истории семиотики в СССР» (1976). Кроме того, новое направление, несомненно, унаследовало идеи представителей Московского и Пражского лингвистических кружков, куда входили Н.С. Трубецкой и Р.О. Якобсон.

Не менее значимым оказалось влияние западной мысли. В качестве точек максимального тяготения следует отметить теорию знака Ч. Пирса, концепцию языка Ф. де Соссюра, структурализм Р.О. Якобсона (работавшего в эмиграции вместе с Н.С. Трубецким) и К. Леви-Стросса, наследие французской школы «Анналов» и кибернетики. В частности, Леви-Стросс показал возможность и эффективность применения категорий структуральной лингвистики (например, понятийного аппарата фонологии Трубецкого и Якобсона) к описанию мифа. При этом определяющим было воздействие структурализма, для которого характерно понимание культуры как строго упорядоченной системы, повторяющей себя через социальные коды, которые могут и должны быть подвергнуты научному анализу.

Важными вехами в становлении семиотики и антропологии как новых научных направлений стали публикации в начале 1970-х годов работ Ю.М. Лотмана «Статьи по типологии культуры» и А.Я. Гуревича «Категории средневековой культуры». Так, А.Я. Гуревич синтезировал собственные идеи культурно-психологического направления, сопроводив ее концептуальным предисловием. Впоследствии историк занимался рассмотрением проблемы неоднородности культуры, уделив основное внимание народной культуре и диалогу между несколькими составляющими ее традициями. В данном аспекте как нельзя кстати оказалось бахтинское исследование творчества Рабле и народной культуры средневековья. При этом А.Я. Гуревич неоднократно критиковал бахтинскую интерпретацию карнавального смеха как основы средневековой культуры. Не менее значимой оказалась книга Д.С. Лихачева и А.М. Панченко «Смеховой мир» Древней Руси» (1976) и ее продолжение в соавторстве с В.Н. Понырко «Смех в Древней Руси» (1984), где была предпринята попытка применения бахтинской трактовки народной смеховой культуры к конкретному периоду российской истории. Однако большинство работ по истории культуры этого периода оставались в рамках прежнего, ориентированного на марксизм, подхода.

Литературоведы в этот период занимались расширением категориальной базы классической поэтики, выйдя на признание социальной и культурно-исторической обусловленности категорий стиля и жанра, на необходимость изучения литературы как составной части культуры, особенности которой мотивируются общекультурными тенденциями. Особое внимание уделялось идеям М.М. Бахтина, в первую очередь, его пониманию диалогического слова. В этой связи М.Л. Гаспаров и С.С. Аверинцев разрабатывали новую типологию культур.

Не следует, однако, преувеличивать «фрондерство» представителей культурологии по отношению к марксистскому обществознанию. Основная их заслуга состоит в расширении научного поля за рамки официальной схемы, в которой за культурой закреплялась лишь второстепенная роль. Для новаторски мыслящих историков, литературоведов, философов именно культура представляла собой возможную основу динамичного развития общества. Но для этого ее необходимо было изучать с других методологических позиций, которые в новом направлении успешно вырабатывались, в том числе, с использованием теоретического наследия М.М. Бахтина, будь то притяжение к этому наследию или отталкивание от него.

Так, сегодня можно говорить о двух разных научных подходах к изучению литературы. Тяготеющие к структурно-семиотическому направлению исследователи продолжают развивать направление, берущее начало в наследии Бахтина. В их числе можно назвать работы А.Н. Жолковского, В.В. Иванова, И.П. Смирнова, В.Н. Топорова [1]. Однако появляется все больше сторонников и у полузабытых формалистов 1920-х годов, против которых активно выступал в свое время Бахтин. К этому лагерю можно причислить С.Н. Зимовца, В.В. Линецкого, В.А. Подорогу, М.К. Рыклина, которые выступают против интертекстуальности и прочих, по их мнению, вольных интерпретаций текста [2].

Укажем на некоторые диалогические идеи русского философа, так или иначе повлиявшие на становление отечественной семиотики. В.В. Иванов одним из первых провозгласил Бахтина автором работ, увидевших свет под фамилиями Волошинова и Медведева и, опираясь на них, подчеркнул определенные идеи русского мыслителя, которые «становятся в центре внимания исследователей знаковых систем и текстов» [3]. И действительно, близость бахтинской диалоговой концепции (динамичная ткань которой может быть соткана на основе книг, статей, заметок) и постулатов тартуско-московской семиотической школы обусловлена некоторыми общими моментами, относящимися в первую очередь к лингвистике. Так, язык в качестве понятия может быть применим к произвольной знаковой системе. В свою очередь текст понимается не как узко вербальная категория, а некое знаковое объединение.

Однако есть и различия в подходах, которые мы обозначим кратко. Скажем, не всякий «текст» в бахтинском понимании является «текстом» для семиотиков, но каждый «текст» в их представлении становится «текстом» у Бахтина. В целом сам русский мыслитель весьма настороженно, мягко говоря, относился к развитию семиотического направления в науке, полагая, что оно игнорирует реальные акты «высказывания», лишая их, таким образом, действительной жизни. Как отмечает западный исследователь, «очевидно, что, если опираться на бахтинское понимание текста, необходимо иметь в виду и «код», и «высказывание». Оба эти понятия являются по своей природе семиотическими» [4]. Но для Бахтина весьма важен именно социальный и материальный характер процесса создания знаков, и семиотика в его представлении должна заниматься именно процессом создания знаков, а не абстрактными результатами такого процесса. То есть можно говорить, что русский мыслитель применил культурологический подход к семиотике, расширив в ней поле научного дискурса.

Однако во второй половине 1970-х годов понятие текста в тартуско-московской школе было пересмотрено. В статьях 1970-1980-х годов более раннее определение текста трансформировано Лотманом в направлении, близком диалогизму Бахтина. В частности, в работе «Культура как коллективный интеллект и проблемы искусственного разума» (1977) Лотман писал: «Никакое «монологическое» (т. е. моноглотическое) устройство не может выработать принципиально нового сообщения (мысли), т. е. не является думающим. Мыслящее устройство должно иметь в принципе (в минимальной схеме) диалогическую (двуязычную) структуру» [5]. Использование «принципа противоречий» и введение «чужой речи» в литературное повествование приводит в качестве примеров бахтинского влияния на лотмановскую книгу «Роман в стихах А.С. Пушкина «Евгений Онегин» исследователь Б.М. Гаспаров [6]. Несомненно, что отмеченная трансформация подходов была связана у Лотмана с общей, весьма высокой, оценкой бахтинских работ. По собственным словам Лотмана, их «общая направленность исключительно плодотворна и оплодотворяюща» [7].

При этом, как отмечает современный комментатор, особенность лотмановского подхода заключается в намерении «соединить две до него непримиримые тенденции в анализе текста» [8]. Одна из этих тенденций акцентирует внимание на структуре текста. К ее приверженцам могут в числе прочих быть отнесены Н.С. Трубецкой и Р.О. Якобсон. Представители другого направления (например, М.М. Бахтин и В.Я. Пропп) основное внимание уделяют метатекстовым единствам, связанным с широким культурологическим и антропологическим полем лингвистической проблематики.

Вместе с тем, необходимо видеть ощутимую разницу между концепциями Лотмана и Бахтина, если брать их в своих целокупных объемах. Это относится к таким важным понятиям как «текст», «диалог», «риторика». Последнее понятие имеет первостепенное значение для обоих мыслителей, но у Бахтина ему противостоит, как известно, понятие «полифонии», тогда как у Лотмана подобного противопоставления не наблюдается. Лотман мыслит в качестве «риторики» некий «процесс установления определенного отношения адекватности между несопоставимыми элементами» [9]. Понятно, что в семиотических размышлениях Лотмана прорисовываются новые понятия, лишь отчасти связанные с идеями Бахтина. В их числе можно назвать «иконичность», «мифологизм», «иносистемность», «полиглотизм», которые позволяют говорить о лотмановской теории как о вполне самостоятельном образовании в русской мысли, рожденной на пути активного диалога с другими концепциями. По точному замечанию современного исследователя, «важное здесь заключается в том, что мы имеем дело со сложным, пульсирующим «диалогом», а не с однонаправленной рецепцией» [10].

Литература

1. См.: Жолковский А. К. Блуждающие сны и другие работы. – М., 1994; Иванов В. В. Бинарные структуры в семиотических системах // Системные исследования. – М., 1972. – С. 206-237; Иванов В. В. Из заметок о строении и функциях карнавального образа // Проблемы поэтики и истории литературы. – Саранск, 1973. – С. 37-53; Смирнов И. П. Генезис: философские очерки по социокультурной начинательности. – М., 2006; Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: исследования в области мифопоэтического. – М. , 1995.

2. См.: Зимовец С. Н. Молчание Герасима. – М., 1996; Линецкий В. В. Шинель структурализма // Новое литературное обозрение. – 1993. –  № 5. – С. 38-44; Подорога В.А. Феноменология тела. Введение в философскую антропологию. – М., 1996. Рыклин М. К. Пространства ликования. Тоталитаризм и различие. – М., 2002.

3. Иванов В. В. Значение идей М.М. Бахтина о знаке, высказывании и диалоге для современной семиотики / В. В. Иванов // Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. – Тарту, 1973. –
Вып. 308 : Труды по знаковым системам. – Т. 6. – С. 5–44.

4. Гржибек П. Бахтинская семиотика и московско-тартуская школа // Лотмановский сборник. – М., 1995. – Вып. 1. – С. 255.

5. Лотман Ю. М. Семиосфера. – СПб., 2000. – С. 567.

6. См.: Гаспаров Б. М. В поисках «другого»: французская и восточноевропейская семиотика на рубеже 1970-х годов) // НЛО. – 1996. –  № 14. – С. 60.

7. Лотман Ю. М. Письма: 1940-1993. – М., 1997. – С. 331.

8. Васильева А. В.  Ю. М. Лотман. – М. – Ростов-на-Дону, 2005. – С. 75.

9. Ким Су Кван. Основные аспекты творческой эволюции Ю. М. Лотмана. – М., 2003. –
С. 129.

10. Там же. С. 123.

 

Автор(ы) статьи: И.В. Зиновьев
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

диалог, евразийство, межкультурный диалог, Н.С. Трубецкой, Л.Н. Гумилев, А.С. Панарин, А.Г. Дугин.

Аннотация:

В статье представлена теория межкультурного диалога основателя евразийства Н.С. Трубецкого (1890–1938). Показана связь этой теории с современными российскими концепциями историософского характера представителей неоевразийства. Отмечена плодотворность идей Трубецкого для разработки теории межкультурного диалога на современном этапе.

Текст статьи:

Николай Сергеевич Трубецкой (1890–1938) проявил себя в истории русской мысли как лингвист, филолог, философ. Наиболее известной его работой, послужившей базой для формулирования будущей евразийской доктрины, стала «Европа и человечество» (1920).

Европейские космополиты, пишет в этой работе Трубецкой, «под «цивилизацией» разумеют ту культуру, которую в совместной работе выработали романские и германские народы Европы. Под цивилизованными народами — прежде всего опять-таки тех же романцев и германцев, а затем и те другие народы, которые приняли европейскую культуру. Приравнивая космополитизм к шовинизму, мыслитель тем самым обвиняет европейцев в целенаправленном насилии, одном из важнейших следствий их эгоцентризма, над неромано-германскими народами, прежде всего, в культурном отношении.

Для всякого же народа исключительно важно следовать своим историческим путем, не навязывая собственные «цивилизационные» стереотипы другим народам. Это возможно лишь с помощью углубленного самопознания, значение которого для самостоятельного исторического развития всякого народа рассматривается в статье «Об истинном и ложном национализме» (1921): «Внешним образом истинное самопознание выражается в гармонически самобытной жизни и деятельности данной личности. Для народа — это самобытная национальная культура. Народ познал самого себя, если его духовная природа, его индивидуальный характер находят себе наиболее полное и яркое выражение в его самобытной национальной культуре и эта культура вполне гармонична, т.е. отдельные ее части не противоречат друг другу. Создание такой культуры и является истинной целью всякого народа…» [1].

Практической реализацией принципа народного самопознания и следования выявленным чертам органической народной культуры является выработка принципов истинного национализма, который формулируется автором «Европы и человечества» через противопоставление ложному национализму. Последний предстает в обличиях сепаратизма, шовинизма, консерватизма. Истинный национализм, которого в послепетровской России, по мнению автора брошюры, еще не было, всецело основывается на народном самопознании, в процессе которого только и может быть построена подлинно самобытная культура всякого народа. Понятно, что на данном поприще более других преуспели как раз романо-германские народы, пользующиеся этим своим преимуществом и насаждающие собственные цивилизационные подходы. Размышляя над тем, какими чертами должен обладать носитель истинного национализма, Трубецкой одновременно формулирует правила межкультурного диалога для конкретного историко-географического ареала — России-Евразии: «В своих отношениях к другим народам истинный националист лишен всякого национального тщеславия или честолюбия. Строя свое миросозерцание на самодовлеющем самопознании, он всегда будет принципиально миролюбив и терпим по отношению ко всякой чужой самобытности. Он будет чужд и искусственного национального обособления. Постигнув с большой ясностью и полнотой самобытную психику своего народа, он с особенной чуткостью будет улавливать и во всяком другом народе все черты, похожие на его собственные. И если другой народ сумел дать одной из этих черт удачное воплощение в виде той или иной культурной ценности, то истинный националист не задумается заимствовать эту ценность, приспособив ее к общему инвентарю своей самобытной культуры» [2].

Благодаря добровольному соблюдению правил межкультурного диалога, поскольку получены они в ходе глубокой самостоятельной работы, народы-соседи, находящиеся в процессе длительной межкультурной коммуникации, смогут образовывать культуры, схожие в основных своих чертах, но имеющие и свою специфику. Важным моментом, с точки зрения Трубецкого, является принципиальное отличие такого, органично сформированного, культурного объединения от искусственного смешения культурных традиций в результате «поработительских стремлений одного из сожительствующих друг с другом народов» [3]. Так Трубецкой уравнивает в культурных правах все народы, населяющие Россию-Евразию. Что же до европейского влияния, то и оно признается благотворным, но в определенных границах, которые для каждого народа различны и могут быть выявлены лишь в процессе самопознания.

Судя по содержанию не только рассматриваемой работы, но и других сочинений, идейная эволюция мыслителя во многом определялась его этнографическими и лингвистическими интересами. Западный исследователь А. Либерман связывает формировавшуюся на протяжении нескольких лет под влиянием Трубецкого доктрину евразийства с «теорией национализма, исходящей из признания языкового и культурного разнообразия как неизменного закона. В соответствии с последним выдвигалась идея языковых союзов или культурных зон, распространяемая на провозглашенную территорию Евразии» [4]. Важным элементом концепции межкультурного диалога Трубецкого являлась православная традиция, передаваемая посредством церковнославянского языка, значительное влияние которого всегда испытывал литературный русский язык, а через него и другие языки России-Евразии.

Базируясь на идеях Трубецкого, евразийцы на первом этапе (1921–1926) заметно продвинулись в понимании задач глобальной политики ХХ века по сравнению с предшественниками – славянофилами и западниками, Н.Я. Данилевским и К.Н. Леонтьевым. «Столь характерное для Трубецкого превознесение туранства и превращение именно его в символ и знак неевропейской идентичности русских – пункт, в котором евразийцы особенно резко отошли от ранних славянофилов, для кого (отчасти в силу романтической рецепции антитезы Иран-Туран, как она разработана в только что открытой тогда европейцами поэме Фирдоуси «Шах-наме») Туран есть символ рабства, – так что начало туранства усматривается ими в чем угодно (вплоть до католицизма), только не в русском Православии» [5].

Усилив акцент на азиатской составляющей многоосновной культуры России, в том числе пробросив нить взаимосвязи от современности к монгольской государственности, евразийцы отказались от панславистских притязаний России. Они сосредоточили свой интерес на развитии культуры и государственности в евразийском ареале, очерченном границами СССР. Евразийцами впервые отчетливо формулируется перспектива межкультурного диалога с целью взаимного обогащения славянских, финно-угорских и тюркских народов, некогда составивших основу русской нации.

Большое значение посылы автора «Европы и человечества» имеют для разработки теории межкультурного диалога на современном этапе, который, в числе прочих интенций, характеризуется отталкиванием от атлантизма как современного варианта европоцентризма и поиском мультикультурного базиса с учетом национальных традиций народов мира. Развитием идей Н.С. Трубецкого об исторической необходимости развития межкультурного диалога разных народов является неоевразийство. В последнее годы евразийская проблематика стала предметом обстоятельных дискуссий в таких изданиях, как «Вопросы философии», «Философская мысль», «Свободная мысль», «Начала» и других. Все это свидетельствует об актуальности евразийских идей.

Первым среди продолжателей евразийской теории следует назвать Льва Николаевича Гумилева (1912–1992), который именовал себя «последним евразийцем». Эмигрантское учение возродилось в трудах советского ученого в 1960-е годы, когда увидели свет его публикации по вопросам происхождения этносов. Они включали оригинальную концепцию пассионарности, связанную с необыкновенными качествами некоторых людей, формируемыми благодаря избытку биохимической энергии живого вещества биосферы. «Мы не беремся судить: лежит ли в основе пассионарности единый ген или комбинация генов, рецессивный этот признак или доминантный, связан ли он с нервной или гормональной деятельностью организма. На эти вопросы пусть ответят представители других наук. Наша задача, этнологическая, выполнена. Мы обнаружили наряду с общественными биогеографическое развитие антропосферы и причину ее вызвавшую» [6]. Избыток энергии возникает вследствие так называемого пассионарного толчка, что приводит к появлению новых этнических систем. Важно зафиксировать, что евразийство было для Гумилева не только научной теорией, но и способом скрытого политического действия, что также роднит его с предшественниками.

Сам Гумилев утверждал, что контуры концепции сложились у него стихийно. Озарение настигло его неожиданно в Ленинградской пересыльной тюрьме. Согласно другой версии, арестованный в 1945 году П.Н. Савицкий общался в одном из лагерей с молодым Гумилевым и передал ему основные идеи евразийской доктрины. В 1989 году был опубликован важнейший труд Гумилева «Этногенез и биосфера Земли», написанный, правда, еще в предыдущее десятилетие. В этой книге ученый развивал, в частности, концепцию культурно-исторических типов Н.С. Трубецкого.

Подобно евразийцам Гумилев приписывал особую роль в этногенезе природному ландшафту, при этом биологизируя этнос. Гумилев отрицал западничество и либерализм, видел отечественную историю с Востока. Однако заметно формальное различие между наследием евразийцев и их последователем. Основной массив сочинений первых евразийцев написан в строгом научном стиле или на него ориентирован. Гумилев же выражался всегда вызывающе эффектно, парадоксально, не особенно заботясь о сопутствующем научном аппарате. Источники, полагал Гумилев, нередко противоречат друг другу, поэтому стройной теории на их основе не получится.

Содержательное отличие, которое заметно всякому непредубежденному читателю, заключается в чрезмерной идеализации Гумилевым татаро-монгольского нашествия с последующим порабощением Руси и прямом отрицании его негативных последствий. По словам Гумилева, «поход Батыя по масштабам произведенных разрушений сравним с междоусобной войной, обычной для того времени» [7]. Евразийцы же считали последствия ига благотворными, но не могли не видеть и его негативных сторон [8].

В предисловии к работам Трубецкого его последователь утверждал, что в настоящее время «называть Русь «провинцией» империи вряд ли корректно… Взаимосвязь … событий дает право на понимание ситуации Русь-Орда как военно-политического союза… О каком иге можно говорить?.. Н.С. Трубецкой придерживался традиционной точки зрения о существовании татарского ига на Руси, что не вполне увязывается с представлениями автора о евразийском единстве… Тезис Трубецкого … неверен как по существу, так и с позиций евразийства, отстаиваемого автором» [9].

В завершение необходимо указать на то, что теория этногенеза, этнических циклов, связанных с моделью пассионарности, как и идеи Гумилева о слиянии истории, географии и этнографии в единое целое имеют весьма отдаленное отношение к евразийскому наследию. Так, в представлении Гумилева, от биологических, природных механизмов зависит вся история этносов, что явно противоречит идеям ранних евразийцев о ведущей роли духовно-религиозных факторов при создании народа.

В конце 1980-х годов с евразийством знакомится молодой идеолог Александр Гельевич Дугин. Он начинает развивать теорию Н.С. Трубецкого и П.Н. Савицкого с учетом современной политической ситуации. В итоге по инициативе Дугина образуется общественно-политическое движение «Евразия», а затем и одноименная партия. Политически неоевразийство стало вырисовываться как реальность на страницах газеты «День» (в 1993 году она получила название «Завтра»). За несколько лет главный редактор газеты А.А. Проханов и инициатор движения «Евразия» А. Г. Дугин сплотили под флагом неоевразийства правых и левых государственников.

Оценивая евразийские идеи, Дугин писал: «Евразийцы сверстали нам полноценный, логически совершенный, удивительно притягательный идеал, объемное, многомерное открытое ко всестороннему развитию национальное мировоззрение, глубоко патриотическое по сути, но заключающее в себе заведомо действенное противоядие против вырождения до вульгарного шовинизма. Это – мировоззрение, приветствующее модернизм, жесткость и авангард, социальных технологий большевиков, но отбрасывающее порочную загипнотизированность экономико-материальными формулами. Мировоззрение глубоко христианское и православное, но преодолевшее двухсотлетнее синодальное отчуждение и формалистический официоз, а вместе с тем открытое к созидательному и веротерпимому диалогу с иными традиционными евразийскими конфессиями» [10].

После сотрудничества в газете «День» Дугин стал редактором журнала «Элементы» и советником председателя Государственной Думы Г.Н. Селезнева. Он занял центральное место в евразийском движении, издав книгу «Основы геополитики» (1997). По мнению самого автора, в этом учебнике «содержится геополитический проект развития Российской Федерации, анализ проходящих процессов, прогностические представления, концепция геополитического будущего России» [11]. Если говорить предельно кратко, то в данном труде развивается идея геополитического и культурного противостояния морских и сухопутных держав.

Противоречие между «морем» и «сушей» для Дугина соответствует противоборству Запада и Востока. Сухопутные сообщества, по мнению идеолога неоевразийства, ориентированы на духовные ценности, морские же сообщества культивируют потребительские установки не только в отношении материальных благ, но и духовных основ жизни человека. «Запад, – пишет Дугин, – верит в то, что есть, в актуальное. Восток в то, что может быть, в то, что должно быть, в потенциальное. <…> Геополитическая и даже онтологическая проблема современности – нового тысячелетия – формулируется таким образом: актуальное против потенциального. Однополярность доминирующей актуалистской цивилизации против потенциальной двуполярности, где второй полюс латентно представляет собой цивилизацию, настаивающую на превосходстве потенциального (идеального, отвлеченного)» [12].

В более ранней работе «Великая война континентов» (1991), которая в обновленном виде вошла составной частью в книгу «Основы конспирологии» (2005), Дугин последовательно проводит противопоставление атлантизма и евразийства. С его точки зрения, атлантизм – это цивилизационное понятие, под которым следует понимать современную внешнюю политику США, ориентированную в том числе и на формирование общей цивилизационной основы для стран-членов НАТО. Евразийство является антитезой атлантизму и формируется на основе объединения России с «третьим миром» и некоторыми другими странами, которые не согласны с политикой США. Обобщая, Дугин считает евразийство «моделью, наиболее точно соответствующей стратегическим интересам современной России. Она дает ответы на самые сложные вопросы, предлагает выходы из самых головоломных ситуаций. В евразийстве открытость и ориентация на диалог сочетаются с верностью историческим корням и последовательным отстаиванием национальных интересов. Евразийство предлагает непротиворечивый баланс между русской национальной идеей и правами многочисленных народов, населяющих Россию, шире Евразию» [13]. При этом Дугин утверждает, что евразийство как обобщающее понятие не может быть определено окончательно, поскольку отражает постоянно меняющуюся живую действительность.

Обратившись к евразийству в современной академической среде, необходимо выделить наследие Александра Сергеевича Панарина (1940–2003). Из-под пера заведующего кафедрой теоретической политологии МГУ профессора А.С. Панарина вышло немало книг [14], в основе которых лежат евразийские идеи, в том числе основанные на работах Н.С. Трубецкого. Их актуальность философ отметил в одном из своих выступлений. По его мнению, «позиция евразийцев, которые категорически возражали против западнического униформизма, отстаивали проблему плюрализма цивилизации, плюрализма культур, разнообразия мира, в контексте постиндустриальной эпохи еще раз раскрывается и еще раз подтверждается» [15].

Впрочем, ориентированный на наследие Н.С. Трубецкого с его книгой «Европа и человечество» и другие идейные искания евразийского движения, Панарин демонстрировал разные политические симпатии в разные периоды. Современный исследователь отмечает, что «за период последних десяти-пятнадцати лет мыслитель прошел весь круг идейного развития – от либерального западничества до умеренного и даже радикального консерватизма» [16]. При этом уже на первом либеральном этапе ученый внимательно исследовал особенности российского исторического опыта и критиковал бездумное подражательство Западу в проведении реформ. Для мыслителя был интересен проект народного капитализма, который он противопоставлял элитарно-номенклатурному. Он проявлял свои симпатии твердого государственника во всех вопросах, связанных с развитием рыночных отношений, отстаивая примат их государственного регулирования.

Кроме того, первоначально Панарин являлся сторонником либерального варианта евразийской альтернативы политики «атлантизма», насаждаемой США и их геополитическими партнерами. Таким образом, он старался размежеваться с неоевразийцами радикального толка, исповедующих коммунистические или националистические идеи. В отличие от них, ученый на первом этапе следования евразийским идеям полагал, что России есть чему поучиться у либеральной западной цивилизации.

В 1992 году Панарин указал на определенные черты поражения ориентированного на западничество процесса реформирования России. И предложил политикам задуматься над тем, почему демократизация сопровождается нарастанием центробежных сил в государстве. Панарин отмечал необходимость конструктивного переосмысления теории «русской идеи». Он увязывал российский тип духовности с особой геополитической идеей, ранее основанной на Православии. Подобная же идея в современных условиях связана с укреплением государственности и морального духа народа. Впоследствии философ конкретизировал эту идею, обозначив ее как «цивилизованное евразийство».

Первоначально такое неоевразийство не расходилось с прежними либеральными основами мировоззрения Панарина, способствуя их утверждению. Главное для него заключалось в политической стабильности и социальном равновесии различных общественных движений, в том числе этнического характера. «Евразийство Панарина было либеральным и потому, что органически взаимодействовало с другими сформулированными философом принципами национально-либеральной реформации. Среди них три представляют важность и сохраняют свою актуальность: принцип отделения власти от собственности, приоритет активизации мелкого и среднего предпринимательства и сильная президентская власть, необходимая для осуществления общего руководства реформами» [17].

Однако с середины 1990-х годов Панарин начал менять свои либерально ориентированные взгляды на будущее России, присоединяясь к жесткой критике рыночных реформ и прозападной ориентации властной верхушки. Философ много усилий прикладывал к тому, чтобы развенчать западные культурные устои и противопоставить им евразийские идеи, понимаемые в духе ранее критикуемых им коммунистов и даже националистов. Ограничивая потенциал капитализма аскетическим поведением потребителей, ученый сформулировал собственное понимание новой евразийской государственности как исключительной ценности, стоящей над самостоятельным экономическим индивидуумом и гражданским обществом. Во многом такая радикализация философа была связана с реализуемой в России политикой ориентированных на западные нормы либеральных реформ, которая приводила к нарастающему разделению общества на малую кучку сверхбогатых и огромную массу живущих за чертой бедности.

Постепенно недовольство политикой Запада, поддерживавшего антинародную, по мнению Панарина, политику правящего клана, привело к отказу ученого от прежних либеральных симпатий. Он уже почти не говорил о поддержке бизнеса и рыночных реформ, зато все более настойчиво призывал к собиранию державы под крыло сильной власти, которая сможет проводить последовательную и мощную внутреннюю и внешнюю политику. Постепенно философ встал в один ряд с ранее критикуемыми представителями ультраконсервативного лагеря. Характерными для этого периода явились публикации в журнале «Москва», редакция которого почувствовала близость панаринской «смены курса» к собственным идеологическим предпочтениям. Поздние работы Панарина – «Россия в циклах мировой истории (1999), «Искушение глобализмом» (2000), «Глобальное политическое прогнозирование» (2000) – имели ярко выраженную антизападническую направленность.

В конце 1990-х годов будущность российской цивилизации виделась Панарину исключительно в противоборстве с западной цивилизацией, для чего необходимо возродить не только Православие, но и авторитарное государство. При этом, в отличие от более ранних взглядов, философ призывал за мудростью обращаться не к Западу, а к Востоку. Последний, по мнению философа, обладает гораздо более древней и устойчивой цивилизационной структурой, не культивирующей погоню за деньгами и ничем не сдерживаемый, а скорее наоборот – стимулируемый, рост потребностей индивидуумов. Однако и западная цивилизация должна меняться вслед за евразийским континентом. Назначение России видится Панарину еще и в том, чтобы «спровоцировать и возродить на Западе цивилизационную иронию и критику, показать пагубность происходящих в этой цивилизации процессов» [18].

Как точно подмечено в одном из исследований, «новые работы Панарина все определеннее ставят крест на развиваемой им ранее концепции «цивилизованного евразийства» и все определеннее утверждают ранее подвергавшееся им критике «геополитическое» или конфронтационное евразийство» [19].

Несмотря на негативные оценки современного положения России и соответствующую критику текущего политического курса российского руководства, Панарин до конца своих дней оставался историческим оптимистом. Он возлагал немалые надежды на потенциал евразийского духовного пространства, куда включено и обновленное Православие, и преображенная «русская идея», и возрождаемый, пусть и с великими трудностями и лишениями, межкультурный диалог разных народов. Благодаря этому, по мнению ученого, «в основе нового цивилизационного мироустроения, которое придет на смену западному гегемонизму, будет лежать принцип диалогизма, а не конфронтации» [20].

Стоит также добавить к сказанному, что Панарин предпринял весьма плодотворные попытки развития теории межкультурного диалога Н.С. Трубецкого и евразийства в целом. В частности, можно указать на исследуемый ученым проект третичной модернизации; развернуто обозначенную им проблему диалога с природой как субъектом исторического процесса; исследовательски плодотворное противопоставление «язычества» Америки «византийству» России; наконец, требующее новых разработок представление о европейском провинциализме и деградации как следствии европейского гегемонизма. Впрочем, все это — темы для новых научных изысканий, которые будут предприняты (и не только на материале наследия А.С. Панарина), как мы надеемся, в недалеком будущем.

Оценивая в целом политический и социальный потенциал идейного наследия Н.С. Трубецкого и его сподвижников, необходимо указать на исключительную плодотворность наследия евразийцев. Подтверждает эту точку зрения тот факт, что сегодняшние их последователи, обозначаемые как неоевразийцы, демонстрируют широкий спектр теоретических мнений и практических предпочтений в делах сегодняшней российской политики. В завершение хотелось бы указать на необходимость тщательного отделения «зерен от плевел», дабы сохранить те идеи Н.С. Трубецкого и других евразийцев, которые направлены на межкультурный диалог и консолидацию народов Евразии, а не на их культурное обособление и политическую изоляцию.

 

Литература

1. Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. – М., 1995. – С. 117-118.
2. Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. – М., 1995. – С. 124.
3. Там же. С. 124.
4. О Евразии и евразийцах : библ. указ. / сост. А. В. Антощенко, Р. М. Беляева, Н. Г. Евсеева. – Петрозаводск, 2000. – С. 28.
5. Аверинцев С. С. Несколько мыслей о «евразийстве» Н. С. Трубецкого: опыт беспристрастного взгляда // Новый мир. – 2003. – № 2. – С.146.
6. Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. – Л., 1990. – С. 276.
7. Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая Степь. – М., 1989. – С. 519.
8. См.: Вернадский Г. В. Монголы и Русь. – Тверь, 1997; Трубецкой Н. С. Наследие Чингисхана // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. – М., 1995; Савицкий П. Н. Степь и оседлость // Континент Евразия. – М., 1997.
9. Гумилев Л. Н. Историко-философские сочинения князя Н.С.Трубецкого: заметки последнего евразийца // Трубецкой Н. С. История. Культура. Язык. – М., 1995. – С. 40-41.
10. Дугин А.Г. Преодоление Запада: эссе о Николае Сергеевиче Трубецком //Основы Евразийства. – М., 2002. – С. 519.
11. Дугин А.Г.: « Я – за многополярную глобализацию» // Основы Евразийства. – М., 2002. – С. 543.
12. Дугин А.Г. Геополитика и структура мира в новом тысячелетии // Основы Евразийства. – М., 2002. –  С. 563.
13. Дугин А.Г. Основные принципы евразийской политики //Основы Евразийства. – М., 2002. – С. 573.
14. См. список трудов А.С. Панарина в публикации Малинова А. В. Историософские мотивы гуманитарной политологии А.С. Панарина // Вече : альманах русской философии и культуры. – СПб., 2003. – № 15. – С. 130-151.
15. Евразийство: за и против, вчера и сегодня : материалы «круглого стола» // Вопросы философии. – 1995. – № 6. – С. 36.
16. Цыганков А. П. Александр Панарин как зеркало российской революции // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 18, Социология и политология. – 2005. – № 4. – C. 167.
17. Цыганков А.П. Александр Панарин как зеркало российской революции // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 18, Социология и политология. – 2006. – № 1. – С. 120-121.
18. Малинов А. В. Историософские мотивы гуманитарной политологии А.С. Панарина // Вече : альманах русской философии и культуры. – СПб., 2003. – № 15. – С. 141.
19. Цыганков А. П. Александр Панарин как зеркало российской революции // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 18, Социология и политология. – 2006. – № 1. – С. 125-126.
20. Малинов А.В. Историософские мотивы гуманитарной политологии А.С. Панарина // Вече : альманах русской философии и культуры. – СПб., 2003. – № 15. – С. 142.

Автор(ы) статьи: Долгушина М.Ю.
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

музыкальная культура, типология музыкальной культуры, методологические основы исследования, модели типологии культуры

Аннотация:

В статье рассматриваются основные композиции музыкальной культуры населения, выстраивается их типология и предлагается методология их исследования и систематизации.

Текст статьи:

Как и всякая культура, музыкальная культура населения должна иметь свою типологизацию, то есть, специфический предмет исследования, метод, систему понятий и терминов. Эти требовани в определенной мере обязана уже отразить дефиниция данной терминологии. Выясняя специфику типологии музыкальной культуры следует, тем самым формировать и соответствующий язык, терминосферу, базовые категории.

Утверждая, что музыкальная культура Тамбовщины — полностью создаваемый искусственно уровень, качество и направленность которого варьируется специальными музыкальными институтами общества и зависит от общей направленности музыкальной культуры. Типологизация моделей музыкальной культуры связана со стратификацией общества, вложенности последней друг в друга.

Универсальная модель музыкальной культуры, то есть ее систематизация в самом общем смысле отражает существо тех процессов, музыкальной культуры, которые выработаны к настоящему времени. Она включает в себя все музыкальные направления: классику, народную музыку, эстрадную, поп-музыку, рок-музыку, голоса природы, медитативную, нетрадиционную, которые представлены в образе жизни определенными соотношениями. Умение исполнять музыку на музыкальных инструментах прерогатива достаточно значительного числа населения (до 40%).

Уже на этом основании (множественности направлений, виды общения с музыкой, уровни ее восприятия, количественные показатели слушания, сочетания ее с другими видами деятельности и др.) можно считать, что типологизация может носить самый различный характер. Во всяком случае ее определение нельзя сводить только к механистическому методу наложения одного ракурса на другой. Этим и обусловлены трудности в определении специфического метода типологии музыкальной культуры. В этой связи следует отметить, что в современном науке нет единого механизма ее выявления, так как в данном случае необходимо раскрытие целостности объекта и обеспечивающих его механизмов во-первых, выявление многообразных типов связей сложного объекта и сведения его в единую теоретическую картину, во-вторых. По­зитивная роль системного подхода обусловлена следующими основными моментами. Понятия и принципы его выявляют бо­лее широкую познавательную реальность по сравнению с той, которая фиксировалась в прошлом. В частности, определяя музыкальность или музыкальную культуру населения, исследователи занимались преимущественно ее стратифированием и рассматривали лишь наиболее яркие моменты в данном ракурсе. Предполагаемая типологизация музыкальной культуры содержит в себе новую по сравнению с предшествующим схе­му объяснения, в основе которой лежит поиск конкретных механизмов целостности объекта и выявление достаточно пол­ной типологии его связей. Реализация этой функции обычно сопряжена с большими трудностями. Дело в том, что для действительно эффективного исследования мало зафиксиро­вать наличие в объекте разнотипных связей, необходимо еще представить это многообразие в операциональном виде, т. е. изобразить различные связи как логически однородные, до­пускающие непосредственный анализ, сравнение, обобщение.

Из важного для системного подхода тезиса о многообра­зии типов связей объекта следует, что сложный объект до­пускает не одно, а несколько расчленений. При этом критери­ем обоснованного выбора наиболее адекватного расчленения изучаемого объекта может служить то, насколько в результа­те удается построить “единицу” анализа, позволяющую фиксировать целостные свойства объекта, его структуру и дина­мику. Типологический подход выступает как конкретизация научных прин­ципов применительно к исследованию, проекти­рованию и конструированию объектов как систем. Следова­тельно, в основе его лежит типологический процесс, составной частью которого является типологический метод, который целесообразно назвать типологическим моделировани­ем. Она призвана конкретизировать универсальный метод, доведя его до общенаучной методологии, то есть типология при­звана приспосо­бить моделирование к задачам конкретных наук, в нашем случае к музыкальной культурологии. В этом смысле типологическое   моделирование можно квалифицировать как системное моделирование. В частности, в современной философии[1] типология как метод научного познания и рассматривается в том отно­шении, что в основе его “лежит расчленение систем объек­тов и их группировка с помощью обобщенной, идеализирован­ной модели или типа”.

Особенность типологического метода в системе других методов определяется спецификой предмета ти­пологии музыки — систематизацией музыкальных жанров и их модификаций в пристрастиях конкретных групп личностей. В принципе любой метод познания осу­ществляет функцию систематизации соответствующего объ­екта исследования и полученных результатов. В том и состо­ит специфика типологического метода, что систематизацию объектов познания он ставит своей целенаправленной зада­чей. Более того, такая систематизация в ходе применения ти­пологического метода осуществляется с помощью обобщен­ной, идеализированной модели или ряда моделей. Тем самым демонстрируется как определенная взаимосвязь типологичес­кого метода с другими методами познания, так и его особое отличие от других: типологический метод — это всегда обобщенное моделирование соответствующего объ­екта познания, обязательный, хотя и не всегда ясно осозна­ваемый, этап научного исследования [2].

Можно предположить,  что каждая схема классификации — это также и модель музыкальной культуры. Все они могут быть систематизированы в несколько типов: линейные, иерархические, интегральные. Интегральные модели, носящие характер знаково-логической системы, определяют перспективный путь научной разработки в современной типологии музыкальной культуры населения. Графически универсальная модель музыкальной  культуры может выглядеть следующим образом

Народная музыка может рассматриваться как первородная музыкальная палитра, которая создает национальное самочувствие и приобщает личность к отечественным ценностям.

Классическая музыка — приобщение к сокровищам мировой культуры и соответствие развивающим тенденциям социализации личности. В ряду ценностей ее можно охарактеризовать как “вечные ценности”, создающие духовный стержень человека.

Современная эстрадная музыка, джазовая музыка (эстрадная классика) — приобщение к конкретной эпохе, в которой живет личность. ЭМК вводит личность в конкретное время, его символику, образный и содержательный строй и формирует музыкальную терминосферу.

Поп и рок-музыка (примыкающие к ним направления) — дань моде, молодежная субкультура, временное образование, которое создает коммуникативный терминологический словарь, позволяющий молодой личности адаптироваться в собственной демографической структуре. Можно сказать, что через нее проходят практически все, более или менее интересуясь ей.

“Песни городских окраин”, “мест лишения свободы” — вид бытовой музыки, становящейся первоначально прерогативой связанных с этими видами местопребывания лиц и трансформирующимися затем в застольно-бытовые артефактфы небольшой группы людей и их окружения.

Бардовские песни классифицируются по тематическим позициям и используется в профессиональном окружении, переходит в бытовую музыку и примыкающую к ним плоскость.

Медитативная, релаксирующая музыка, голоса приороды используется для психофизиологического отдыха, духовных практик.

Музыка в кино, радио и других видах СМИ, то есть музыка сопровождения (название, естественно условно, так как многие произведения приобретают затем самостоятельную жизнь), не выбирается, а воспринимается как программная, сопровождающая, отражающая содержательные и формообразующие позиции произведений.

 

 

 

 

Народная музыка

 

 

Классическая музыка

 

 

Эстрадная классика

 

Поп-и-рок-музыка

 

Песни городских предместий,

мест лишения свободы

 

Бардовская музыка

 

Медитативная

 

Музыка сопровождения

 

 

 

 

 

 

 

Таким образом, универсальную модель музыкальной культуры можно представить себе как вложенный друг в друга восьмивидовой объект, который и определяет звуковое самочувствие личности в каждый конкретный период.

При этом, отведение музыки сопровождения последнего места не означает ее распространенности в музыкальном пространстве, а говорит лишь о том, что она не выбирается самостоятельно, а воспринимается как фоновая необходимая структура. Естественно, этот перечень может быть продолжен, но, полагаем, что он отражает основные тематические и функциональные предназначения музыки, звучащей вокруг нас.

Модели музыкальной культуры, вследствие этого, могут быть различны и эти различия диктуются соотношением музыкальных предпочтений, которое зависит от уровня образования, профессиональной направленности, возраста личности.

По этому уровню модели могут быть следующие:

Профессиональная:

 

 

1

 

 

2                         4

3

 

 

где 1 представляет собой сферу профессиональных проявлений (классику или народную), 2 — эстрадная классика; 3 — поп-музыка; 4 — медитативная, релакс-музыка; эти структуры включаются в музыку сопровождения. При этом, первой позицией может выступать как классика, так и народная музыка. Замечено, что они чрезвычайно редко объединяются как две структуры в одной музыкальной модели. Как, правило, профессионалы, ориентированные на классику, игнорируют народную и наоборот. Видимо, в этом проявляется генетическая структура, что особенно видно в вокальном воспроизведении. Певцы, поющие в народной манере, по-иному выстраивают голосовой аппарат и манеру звукоизвлечения, что протекает совершенно иначе в классике. Эти позиции накладывают отпечаток и на музыкальные ориентации.

2. Поп-рок-модель

 

 

 

 

1

 

2

3

4

 

 

представляет собой музыкальные ориентиры с ярко выраженными интересами к поп-и-рок-музыке. Сразу следует оговорится, что в данном направление включаются разные линии музыкального искусства, так как внутри поп-и-рок-музыки очень много самостоятельных ответвлений, но задачей нашей является не выявление музыкальных предпочтений, а исследование их набора, возможных сочетаний и просматривание связей, в целом создающих модель музыкальной культуры. Поп-и-рок-музыка по своей структуре ориентирована на более активное ее восприятие, в результате чего ее сторонники включаются в процессы собирания музыки, коллективного прослушивания и обсуждения, организации клубов фанатов конкретных музыкальных групп и исполнителей и др. По сути дела, приверженцы поп-и-рок-модели формируют образ жизни применительно к потреблению этой части музыки. Она сочетается с эстрадной классикой, преимущественно джазом, который становится структурой №2, бардовской — № 3, народной — № 4, включенной в музыку сопровождения.

Бардовская модель

 

1

 

 

 

2

3

4

 

 

бардовская 1 — барды, 2 — романсовая классика, 3 — музыка предместий; 4 — релакс-медитативная музыка.

Как и предыдущая, бардовская модель очень активна и перерастает не просто в собирание музыки, но демонстрирует  попытки самостоятельно ее создавать. В данном случае в силу вступают все позиции, связанные с творческим процессом — созданием текста, выражением его в стихотворной форме,  подбором музыки (мы сознательно не говорим — написание музыки, так как музыка в бардовских песнях — скорее фон, подчеркивающий текстовый речитатив), исполнением его перед друзьями и др., то есть все те аспекты, свойственные публичным жанрам искусства.

Бардовская музыка тесно примыкает к романсовой классике по своему духу, поэтому личности, предпочитающие ее обращаются к последней из многих соображений: погружению в романсовый мир, поиск и выбор сюжетов, исследование изобразительных средств, изучение композиционных основ и др. Эта связь помогает облагородить бардовскую песню и расширяет знания в этом ракурсе.

Почти те же функции выполняет и следующая структура — музыка предместий, которая дает не столько эстетико-гедостический, сколько сюжетно-образный ракурс и максимально насыщает его терминологическим словарем конкретной страты населения. Помимо этого данные произведения позволяют войти при необходимости в ее мир. Музыка в данном случае выступает как “пароль”, “визитная карточка” и при ее знании и уместном использовании дает возможность приобретения определенного престижа.

 

Качественная музыка

 

 

 

 

 

 

 

 

 

В этой модели музыкальной культуры, которая встречается достаточно редко наблюдается не пристрастие к определенного вида музыке, а выбор из разных ее вариантов наиболее качественных, хорошо оранжированных и творчески исполненных. Это — своеобразная музыка “гурманов от культуры”, которых приводит в восхищение сам музыкальный процесс, благозвучие, уместность и функциональность музыки. Единственные аспекты, которые выпадают из этой палитры — музыка предместий и бардовские произведения, делающие упор на текстовые акценты, где последние по сути своей малоэстетичны. Кроме них, в этой модели музыкальной культуры, находятся качественные произведения классики, народной музыки  (но оранжированной в эстрадной манере), поп-произведения, медитативная музыка. Интересы этой части населения разнообразны, но ярко выраженного пристрастия ни к одному направлению нет.

Анализ моделей музыкальной культуры позволяет говорить, что в каждой из них совмещается не более 4 направлений, которые связаны друг с другом определенными сходствами. Ни в одной типологии нет прямо противоположных позиций, таких как классика — народная музыка; народная или классическая музыка — рок-музыка; рок-музыка и музыка предместий; музыка предместий и медитативная. Их можно назвать парами противоположностей, которые выстроены на совершенно различных принципах и не укладываются в музыкальные стереотипы единой личности.

Думается, что подобные позиции обусловлены действием психических законов.

Особенности формирования музыкальных ориентаций имеют выраженную специфику и обрабатываются психикой на самых высших уровнях восприятия, так как попадают в долговременную память, которая связана с изменениями на молекулярном уровне. Д. Меркулов утверждает, что в настоящее время выявлено тесное взаимодействие между ЖНК и функциями памяти. И если кратковременная память обусловлена в основном быстрыми синоптическими процессами, то при долговременной памяти синтезируются белки и нуклеиновые кислоты с новой структурой. Они и создают так называемый “след памяти” — энграммы, которые фиксируют вибрационный срез и его структуру на клеточном уровне.  Поэтому можно предположить, что в результате воздействия на столь сложный процесс различного рода вибраций — звуков, несущих в изменении своих параметров информацию об окружающей среде, этот поток как бы накладывается на процесс образования памяти и ее звукового кода. Для звукового восприятия преобразующим внешние сигналы, может служить генерализованный очаг возбуждения в коре и подкорковых структурах головного мозга, то есть то, что психофизиологи называют доминантой. Строение доминанты не носит конкретного, постоянного характера и находится в прямой зависимости от психических процессов, протекающих в это время в головном мозге[3]. Это позволяет говорить, что музыкальные ориентации не просто прихоть той или иной личности, а встроенная в ее генетическую структуру информация, которая и определяет направленность вкусов, звуковой ряд, который практически не может быть изменен без серьезной длительной целенаправленной работы.

Выделенная типология музыкальной культуры может быть названа разновидностями универсальной типологии, так как внутри нее присутствуют множество изменений. К первым из них следует отнести образованность личности. Так, интеллигенция, получившая в свое время музыкальное образование на уровне музыкальной школы, то есть умеющая (или умевшая ранее) играть на музыкальных инструментах достаточно прохладно относится к музыке и не испытывает к ней стойких выраженных интересов. Хотя она посещает концерты гастролирующих музыкантов, но скорее считает их престижным моментом, нежели стойкой эстетической потребностью, которую непременно нужно реализовать. В данном случае обучение музыке можно отнести к определенному виду субкультуры, которая была воспринята и пережита в подрастающем возрасте и уступила место другим, более значимым для личности интересам.

Эта часть интеллигенции, имея развитые музыкальные ориентации, считает их таких нормативным пластом, о котором нет необходимости сообщать окружающим. На различных празднествах (вечеринках, посещениях гостей и др.) она практически не принимает участие в массовых песнопениях, присутствуя при этом в качестве насмешливого наблюдателя.

Музыкально необразованная часть интеллигенции, в особенности мигранты из сельской местности, напротив, страстно любят музыку и имеют выраженные ориентации в этом направлении, которые стремятся донести до окружающих (поют в компаниях, на вечеринках и др.). Но последние располагаются в двух пластах. Первый сформирован под воздействием жизни в городе, влиянием предпочтений знакомых и друзей и именно этот пласт поверхностный и торой — базовый — народная музыка, фольклор, частушки, который выступает в качестве  незнакомого или малознакомого для остальных (в той же ситуации празднеств. Первоначально эта типологическая группа демонстрирует верхний пласт музыкальных предпочтений, а по мере раскрепощения переходит в своей первородный).

Поэтому эта типологическая структура зависит от уровня образованности и ориентаций культурной сферы, в которой прошло детство.

Типология музыкальной культуры испытывает на себе и влияние конкретных ситуаций. Достаточно часто личность попадает в такое звучащее пространство, которое демонстрирует иные музыкальные ориентиры, нежели те, которые присутствуют у личности (например, в туристских поездках и подобных мероприятиях). На определенный период времени личность воспринимает иную музыку и, если она производит положительное впечатление, интерес к ней продлевается какое-то время, выходящее за рамки конкретной ситуации. Интерес бывает выражен так ярко, что личность подпадает под влияние новых ориентиров и может ввести их в свои музыкальные ориентиры, но не в полной мере, а лишь такую их часть, которая позволяет лишь дополнить, но не кардинально заменить существующее. Включение новых компонентов в сформированные ориентиры возможно лишь при поддержании этих устремлений извне (например, завязывании новых знакомств, перерастающих в длительные отношения, принесших с собой иные оценочные ориентиры).

Кардинально музыкальные пристрастия могут поменяться лишь в процессе длительного массированного воздействия их на личность., полной замены культурной среды. Примером тому могут стать пребывание в местах заключения в течение длительного времени, где формируются совершенно новые музыкальные вкусы, где часто слушатель начинает выступать в качестве автора произведений. Однако, выйдя на волю, человек старается стряхнуть с себя привнесенное, что переносится и на авторское музыкальное творчество. Человек включается или создает видимость включения в прежнюю жизнь во всем ее объеме. Но при попадании в социальную страту, объединенную прежней типологической моделью, музыка предместий вновь выходит на передний план. По ситуативности подобное напоминает два пласта музыкальной типологии у интеллигенции-мигрантов.

Не менее значимым моментом является и возраст и потребности, присутствующие в нем. Так, молодежь, в своем большинстве проходит через многие направления поп-и-рок-музыки. Включенность в нее длится порядка 8-12 лет и, хотя погруженность в нее достаточно полная, она является лишь определенным этапом в развитии личности, который переживается, выполнив свои функции в развитии. Они — функции достаточно разнообразны и одной из наиболее значимых является коммуникативная. Коммуникации на основе музыки — естественная для молодежи вещь, так как молодежный возраст — период организации дружеских, профессиональных и межличностных контактов, которые основываются на дискотечных вариантах в том числе. Данные исследований позволяют говорить, что, чем раньше молодежь создает семью, тем меньше она включена в восприятие этой типологическтой модели. Причем интерес к ней пропадает даже при домашнем слушании.

Достаточно распространенной типологической моделью становится музыка сопровождения. Она выделяется как значимая людьми, относящимися ко всей музыке равнодушно. Музыка в данном случае практически не воспринимается как самостоятельная ценность и оценивается лишь как фон, сопровождающий многие (или все) домашние виды деятельности. Психологи утверждают, что личность этого типа просто умеет отключать сознание от звучания, где последнее воспринимается как комфортный фон, как шум моря воспринимается жителями побережья, которые начинают обращать на него внимание лишь при его изменении, усилении (штормах, бурях и др.). В обычном же варианте — он нормативный жизненный фон.

Люди, особенно чутко воспринимающие музыку стараются ее не слушать чрезмерно часто, так как она слишком сильно действует на них и отвлекает на себя много сил, времени, эмоций. Именно о таком восприятии говорил Л. Толстой, утверждая, что музыка — вторжение в частную жизнь личности и ее следует порционно подавать в конкретных ситуациях, так как она — слишком действенное средство, производящее бурю в сердцах. Более того, устами своего персонажа, он говорит, что музыкальное нападение должно быть наказано также, как и хулиганское. В определенном смысле с этим утверждением можно согласиться. Музыка — слишком сильное искусство и только сейчас начинают появляться грамотные программы “музыкального распорядка дня”. В большинстве же своем подобная культура используется лишь в кабинетах психологической релаксации, в медитациях, в научных исследованиях.

Очевидно, во всех общеобразовательных школах нужно вводить занятия по “музыкальной гигиене”, созданию бифуркационных программ которые бы учили ребенка, какую музыку следует слушать утром, какую во время принятия пищи, какую при том или ином психологическом затруднении, при тех или иных недомоганиях и др. В противном случае, наслушавшись утром “сладкой” музыки, человек не может себя собрать и приступить к работе, а вечером, воспринимая жесткий рок, не может уснуть.

Подобные разработки становятся насущной необходимость современности. Звучащее пространство столь насыщено, что подобная культура становится важной мерой сохранения и развития психофизиологического здоровья. Они ждут своих разработчиков и популяризаторов.

Но традиционные методы — формирование музыкальной культуры посредством получения музыкального образования по-прежнему актуальны. Всеобщая музыкальная культура сегодня не изыск незначительной части населения, а требование времени, сродни компьютерной грамотности. Результатом такого понимания становится в значительной степени пересмотр системы образования, появления альтернативных учебных заведений, развитие авторских систем, в которых основной акцент делается на трансформации получения знаний в развитие творческих способностей, что позволяет перевести одно состояния — простого заучивания музыки в другое — когнивность, признание именно ее самоценностью, которая позволит выработать собственные оценочные ориентиры и  грамотно существовать в культурной среде.

Подобный концептуальный геном можно воспринимать как платформу для развития нового видения позиций, формирующих музыкальную культуру населения, тем более, что наш регион имеет для этого выраженные позитивные основания.

Автор(ы) статьи: Данилкина И. И., Ромах Н.И.
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

Визуализация, визуальное воображение, образ,пассивное воображение, воссоздающее воображение, творческое воображение, мысленная визуализация, сновидения, мечты, грезы, галлюцинации, гипноз, фантазии.

Аннотация:

В статье рассматриваются сущность и природа визуального воображения, анализируется проявление визуализации в его в его разнообразных формах.

Текст статьи:

 

На протяжении всей истории человечества, творческая активность человека является движущей силой культуры. Развитие культуры есть следствие множества творческих актов, направленных на познание и преобразование окружающего мира. Человек создает предметы духовной и материальной культуры, совершенствует и сохраняет природу, преобразуя тем самым свои творческие способности. Важную роль в этом процессе играет воображение, которое является одной из фундаментальных способностей человека, сущность которой в психической деятельности, заключающейся в создании представлений и мысленных ситуаций, никогда в целом не воспринимавшихся человеком в действительности.
Воображение принадлежит к числу высших познавательных  процессов, способствующих  познанию окружающего мира, самораскрытию и  самосовершенствованию  личности. Сущность воображения в познании и созерцании окружающего мира, в его изменении и преобразовании.
Но   для   того,   чтобы преобразовывать действительность на практике, нужно уметь  делать  это  и  мысленно. Сущность визуального воображения заключается в том, что,  что  человек мысленным взором имеет возможность  создавать  и   преобразовывать, фантазировать и представлять.
Воображение осуществляется как  мыслительный  акт,  в процессе которого становится     возможным      образно представить себе  (с разной  степенью ясности и отчетливости)   практически любой  предмет,   любую  ситуацию,  в которых  возникает потребность в  данный  момент.  Именно эту потребность и удовлетворяет визуальное воображение, основной  задачей которого является представление  ожидаемого  результата  до  его  осуществления. 
Двадцатый век привносит совершенно особое отношение к проблеме воображения; появляется радикально новый интерес к изучению этого феномена. Вопросами воображения занимаются такие науки, как психология и физиология, эстетика и культурология, философия, социология и политология и многие другие дисциплины. При  этом оно изучается с различных точек зрения и в различных стратегических режимах. И тем не менее, остается еще много неизученных направлений.
В настоящее время визуализация фактически широко используется в технике, медицине, дефектоскопии др., в профессиональной деятельности, в психологии (в частности, созидающая визуализация успеха), медитации, нетрадиционной медицине (созидающая визуализация здоровья), целительстве и др. [1]
Результатом деятельности, продуктом визуального воображения является образ.
В повседневном понимании образ представляет собой некую структуру, которая формируется через зрительный канал. Я смотрю на объект, а после закрыв глаза, получаю образ этого предмета. Человек, посредством визуального воображения, использует и создает образы,  которые не ограничиваются только воспроизведением непосредственно воспринятого.   Образно представить можно и то, чего вообще не было, и быть не может. Возникающие образы направлены не только в прошлое, как память о предметах и вещах, но и ориентированы в будущее, помогая человеку конструировать и прогнозировать его.
В первую очередь, образ — это целостная структура, наделенная как явным (доступным для сознания), так и скрытым смыслом, при частичной работе сознания в сновидениях, галлюцинациях, состояниях измененного сознания и т.д.
Возникновение образов можно рассматривать с двух точек зрения. Если допустить, что всякому образу предшествует предмет, то в нашем сознании каждый образ является замещением предмета. С другой стороны, всякому предмету и явлению в окружающем нас мире предшествует образ. Здесь каждый образ представляет собой одну из возможностей становления действительности.
Следует отметить, что образ является структурой, которая позволяет проникнуть в бессознательное человека. Оно находит выражение в ранних формах познания ребенком действительности, в предчувствии, гипнозе, сновидениях, в привычных действиях, а также в стремлениях, чувствах и поступках, причины которых не осознаются.
При восприятии окружающего мира мы опираемся на зрительный, слуховой и кинестетический каналы восприятия. И от того, какая из этих систем является ведущей, зависит, какие образы возникают у человека, а также возможно ли производить какие-либо манипуляции с ними или нет. Например, не все люди способны изменить яркость или форму имеющегося у них образа. Следовательно, можно сделать вывод, что образные структуры у всех людей разные. Нельзя подвести все образы под понятие универсальности, а только под понятие уникальности. Универсальным является лишь тот факт, что все мы способны посредством визуального воображения формировать в своем сознании образы, содержание которых будет зависеть от индивидуального содержания сознания.
Создание образных структур — важнейшая функция визуального воображения в процессе научного познания.
Формирование образов происходит на разных уровнях познания: на чувственном, рациональном и духовном (что представляется недосягаемым для рассудка, но имеющее место быть).
Следствием чувственно-рационального познания является научная система знаний, включающая эмпирические и теоретические методы доказательств. В этом случае образы конструируются на основании знаний. Знание формы предмета способствует формированию образа этого предмета. Соответственно образы предметов могут быть как визуальными, так и тактильными, слуховыми и т.д. В рамках чувственно-рациональной системы познания образ является вторичным по отношению к предметам.
Образы помогают в овладении окружающим миром и выполняют функцию памяти (обращение к прошлому), функцию замещения мышления (обращение к настоящему), функцию творческого или продуктивного мышления (обращение к будущему).
Результатом духовного познания являются религиозные системы знаний, а также система верований. В рамках духовного познания индивидуальный разум способен выйти за пределы самого себя. Здесь образ характеризуется первичностью по отношению к предметам и явлениям окружающей действительности. Он объединяет в себе прошлое, настоящее и будущее, причем разные части образа могут иметь отношение к разным временам и означать одно по отдельности, но совсем другое в совокупности. В системе духовного познания образ наделен функциями передачи информации, закрытой для субъекта в каждодневном опыте.
Следствием синтеза уровней познания является объединение всех систем знаний и верований, существующих в мире или еще неизвестных ему, в одно, так как каждый аспект человеческой деятельности освещает только малую часть бытия. Здесь образ объединяет все возможные характеристики, проявляемые на разных ступенях познания.
Одна из основных функций образных структур — сложить представление об окружающем нас мире. В связи с этим, существуют два способа освоения мира.
Первый — когда человек сначала обучается навыкам и умениям, а потом возникают образы, в этом случае образ является вторичным.
Второй — когда человек сначала получает образы, а потом овладевает навыками (например, получение информации в сновидениях), т.е.  образ является первичным.
Воображаемые картины зачастую не соответствуют объективной действительности и искажают ее, тем не менее, позволяют многим из нас познать окружающий мир, составив о нем иное представление, вопреки традиционному и далеко не всегда верному. Многие ученые совершили свои открытия в результате отказа от традиционных взглядов и проверки того абсолютно нового, рождаемого воображением.  
Воображение обладает возможностью самостоятельно создавать новые образы, воплощаемые в оригинальные направления научной и технической деятельности, с ним связана способность делать открытия, находить новые пути решения встающих перед человеком задач.
С другой стороны, оно обладает способностью создания абсолютно новых представлений путём преобразования имеющихся конкретно-чувственных образов по своим собственным внутренним законам. В процессе такого преобразования воображение выходит за пределы исходных представлений и создаёт нечто качественно новое, не имеющее аналогов в действительности.
Иными словами, нахождение нового, то есть движение вперед науки, развитие искусства, зачастую представляют собой результат работы воображения, которое позволяет науке продвигаться вперед во множестве ее сфер. Воображение позволяет деятелям искусства создавать шедевры, которые в человеческом обществе играют ничуть не меньшую роль, чем достижения науки.

Возникновению образов способствуют следующие виды визуального воображения: воссоздающее, пассивное и творческое воображение.
Воссоздающее воображение связано с памятью. Оно позволяет вспомнить события, происходящие в прошлом. В рамках воссоздающего воображения человек имеет возможность наполнить исходный материал имеющимися или возникшими у него образами.

Пассивное воображение является заменой деятельности и проявляется в виде грез или возникает при нарушении сознания, в виде галлюцинаций — (от лат.Hallucinatio – видения) — фантастические видения, не имеющие, по-видимому, почти никакой связи с окружающей человека действительностью.
В отличие от галлюцинаций, грезы  — это вполне нормальное состояние, представляющее собой фантазию, связанную с желанием, чаще всего несколько идеализируемым будущим. Особую форму воображения образует мечта. В отличие от грез, она несколько более реалистична и в большей степени связана с действительностью, т. е. в принципе осуществима. Вместе с тем мечта может стать сильным мотивирующим фактором творческого поиска.
Воссоздающее и пассивное воображение доступны каждому человеку.
Третий вид, — это творческое воображение, которое наиболее проявляется у талантливых людей. Творческое воображение позволяет создать новый образ, не имеющий аналога. Именно в этой разновидности наиболее ощущается присутствие визуального воображения.
Способность визуализировать является аспектом творческого воображения.
В широком понимании под визуализацией понимается процесс представления данных в виде изображения с целью максимального удобства их понимания; придание зримой формы любому мыслимому объекту, субъекту, процессу и т.д.; механическое вызывание образа; создание четких, устойчивых и ярких образов любой сложности и специфики (как реально существующих, так и созданных в сознании автора) при помощи технических устройств или мыслеобразов (мыслеформ) непосредственно в своем уме (мысленная визуализация).
Любое наше слово и действие начинается и сопровождается сознательной или подсознательной мысленной визуализацией. Прежде чем что-либо сделать или произнести, выполнить определенные действия, мы, вольно или невольно, мысленно представляем себе то, что собираемся сказать, выполнить или уже обговариваем и выполняем, т. е. создаем определенные мыслеобразы, мыслеформы, матрицы, программы — это и есть мысленная визуализация. Однако мы можем создавать мыслеобразы — мыслеформы, не произнося при этом никаких слов и не производя никаких действий.
Мысленная визуализация (составление программ в виде мыслеобразов — мыслеформ), в той или иной форме, присуща всем людям и во всех видах визуализации. Но в большей степени ею занимаются люди творческих профессий, так как мысленная визуализация является начальной стадией любого творческого труда. К таким людям мыслеобразы — мыслеформы приходят, зачастую, как бы сами собой, ниоткуда, иногда даже во сне. Это происходит чаще всего тогда, когда человек долго думает над каким-либо определенным вопросом, т. е. настраивается на прием определенной информации.
К примеру,  результатом деятельности визуального воображения Д.И. Менделеева стала его периодическая система элементов. Менделеев три дня и три ночи, не ложась спать, проработал, пробуя скомбинировать результаты своей мысленной конструкции в таблицу, но попытки достигнуть этого оказались неудачными. Наконец под влиянием крайнего утомления Менделеев лег спать и тотчас заснул. «Вижу во сне таблицу, где элементы расставлены, как нужно. Проснулся, тотчас записал на клочке бумаги, — только в одном месте впоследствии оказалась нужной поправка».
Дмитрий Иванович принадлежал к ярко выраженному типу зрительного воображения. Его «визуализация» была исключительной силы. [2]
С мысленной визуализаций, так или иначе, связано все, происходящее в нашей жизни. Но многие, особенно сейчас, занимаются мысленной визуализацией вполне осознанно и «грамотно», что позволяет некоторым достичь серьезных результатов.
В настоящее время существует множество различных техник и методик, способствующих развитию визуализации. Ярким примером является медитация, (лат. meditatio — размышление) — интенсивное, проникающее вглубь размышление, погружение умом в предмет, идею и т. п., которое достигается путем сосредоточенности на одном объекте и устранении всех факторов, рассеивающих внимание, как внешних (звук, свет), так и внутренних (физическое, эмоциональное и другое напряжение). М. — прием психической тренировки, принимающий различные формы в зависимости от культурно-исторического окружения. Наибольшее число свидетельств о приемах М. сохранилось на Востоке — в Индии, Китае и связанных с ними культурах.
Медитация наполнена действиями, достопримечательностями, звуками, запахами и тактильными восприятиями, основана полностью на памяти и воображении.
Процесс визуализации здесь представляет собой так называемую репрезентацию в уме объектов, явлений или событий.
Разновидностью мысленной визуализации является созидающая или созидательная визуализация.
Созидающая или созидательная визуализация является таким способом использования человеческого воображения, который позволяет путем мысленной визуализации не только создавать (программировать) мыслеобразы — мыслеформы всего, что только можно пожелать, но и получать желаемое.
Созидать (в современном обиходном значении этого слова) — это создавать, т. е. сделать существующим, произвести, основать. Но создавать можно  как хорошее, так и плохое, как позитивное, таки и негативное. Однако плохое и негативное не будет удовлетворять первоначальному, высокому, значению слова «созидать».
Значение слова «созидать» созвучно со словом «созидатель», т. е. СОЗДАТЕЛЬ — БОГ, поэтому: СОЗИДАЮЩАЯ визуализация — это такая мысленная визуализация, в основе которой лежит СОЗИДАТЕЛЬНОЕ, творческое и разумное, начало в высшем понимании этих слов, а не разрушительное.
Таким образом, визуальное воображение мы можем рассматривать в различных ее проявлениях и формах — это фантазии, иллюзии, грезы, мечты, галлюцинации, медитация, гипноз и др. Огромное влияние на процесс визуализации оказывают сновидения.
Целостный мир человека  делится на мир бодрствования и эфемерные
миры сновидения. Все, что не укладывается в четкую последовательность перетекания из будущего в настоящее и прошлое, понимается человеком как нечто нереальное, и приобретает свое несовершенное полусуществование в форме сновидений человека.
Определенным образам сна приписывается универсальная культурная значимость: сон, переходит в область сакрального и представляется неким привилегированным способом общения и источником творческого вдохновения.
Во сне мы оказываемся захваченными игрой собственного воображения, результат которой представляется нам чуждым и опасным вмешательством неких сторонних сил, посягающих на суверенитет нашего рационально структурированного сознания.
Свой рисунок «Сон разума», Ф. Гойя наделил следующим пояснением: «Когда разум спит, фантазия в сонных грезах порождает чудовищ, но в сочетании с разумом фантазия становится матерью искусства и всех его чудесных творений». [3]
Случаи художественного изобретения во сне весьма многочисленны.
К примеру, Вольтеру пришел в голову вариант одной из сцен в «Генриаде» во сне.
А. Ланге рассказывает, что, будучи шахматистом, он однажды видел во сне шахматную доску с 81 или 100 квадратиками с большим числом фигур, из которых одна по имени «Аин» (буква еврейского алфавита, означающая глаз) была старшая и по своему виду представляла комбинацию пешки и офицера. Королева была образована комбинацией пешки и туры. Доска была, как сказано, увеличена, увеличено и число фигур.
Удельный вес догадок и изобретений во сне может быть весьма различен — от какого-нибудь незначительного усовершенствования, вроде изменения условий шахматной игры, до интуиций, чреватых великими последствиями.
Итак, проблема развития  визуального воображения вызывает особый интерес у человека. При всем многообразии подходов и концепций, визуальное воображение по-прежнему представляется загадочной способностью человека.
Наиболее ярко визуализация проявляется у детей. Мы можем наблюдать, как играя в игрушки, ребенок создает вокруг себя вымышленный мир. Большую часть времени дети проводят в воображаемом мире, представленном фантазиями, мечтами, грезами.
Под  тяжестью жизненного опыта,  способность визуализировать (воображать) постепенно ослабевает  и  проявляется  у большинства людей лишь   в   воспоминаниях о прошлом или мечтах о будущем.
Тем не менее, благодаря воображению человек творит, разумно планирует свою деятельность и управляет ею. Почти вся человеческая материальная и духовная культура является продуктом воображения и творчества людей. Воображение выводит человека за пределы его сиюминутного существования, напоминает ему о прошлом, открывает будущее.
Обладая богатым воображением, человек может «жить» в разном времени, что не может себе позволить никакое другое живое существо в мире. Прошлое зафиксировано в образах памяти, произвольно воскрешаемых усилием воли, будущее представлено в мечтах и фантазиях.
В большей степени визуализация проявляется у людей творческих профессий, так как она является начальной стадией любого творческого труда.
Источником визуального воображения является объективная реальность. Только жизнь выступает первичной базой для фантазии. В связи с этим, именно реальность становится основой творчества ряда мастеров искусства. ( Например, пейзажи И.И. Шишкина с изображением русского леса написаны с «документальной» точностью.)
Специфической особенностью воображения является его реальность. К примеру, полотна Т. Жерико открывают нам новую реальность, в которой мы видим нечто такое, что было бы невозможно в действительности: то, как художник изображает движущуюся лошадь, противоречит всем принципам нашего обычного видения, когда на картине мы созерцаем каждый отдельный элемент тела лошади в полном несоответствии с другими элементами тела, в некотором невообразимом для обычного восприятия расположении, и несмотря на это нам кажется, что лошадь движется.
Художник посредством творимого произведения использует нашу способность воображения, чтобы сделать для нас видимым то, что в обычном восприятии скрыто от наших глаз, невидимо, незримо, но тем не менее реально.
Обладателями богатого визуального воображения могут по праву считаться Александр Николаевич Скрябин, который обладал способностью видеть музыку в цвете, Никалоюс – Константинас Чюрленис, который каждую свою картину представлял как звучащее музыкальное произведение, и давал им музыкальные названия и многие другие известные творческие личности.
Работа визуального воображения, разумеется, не ограничивается искусством. В неменьшей степени она проявляется в научном, техническом и других видах творчества.
Таким образом, визуальное воображение в жизни человека выполняет ряд специфических функций.
Первая из них состоит в том, чтобы представлять действительность в образах и иметь возможность пользоваться ими, решая творческие задачи.
Вторая функция воображения состоит в регулировании эмоциональных состояний.
Третья функция воображения связана с его участием в познавательных процессах и регуляции состояний человека. С помощью искусно вызываемых образов человек получает возможность управлять восприятием, воспоминаниями, высказываниями.
Четвертая функция воображения состоит в формировании внутреннего плана действий — способности выполнять их в уме манипулируя образами.
Пятая функция — это планирование и программирование деятельности, составление таких программ, оценка их правильности, процесса реализации.
Таким образом, воображение принадлежит к числу высших познавательных  процессов, способствующих  познанию окружающего мира, самораскрытию и  самосовершенствованию  личности.
Сущность визуального воображения заключается в том, что,  что  человек мысленным взором имеет возможность  создавать  и   преобразовывать, фантазировать и представлять.
Воображение осуществляется как  мыслительный  акт,  в процессе которого становится     возможным      образно представить себе  (с разной  степенью ясности и отчетливости)   практически любой  предмет,   любую  ситуацию,  в которых  возникает потребность в  данный  момент.  Именно эту потребность и удовлетворяет визуальное воображение, основной  задачей которого является представление  ожидаемого  результата  до  его  осуществления. 
Результатом деятельности, продуктом визуального воображения является образ. Посредством визуального воображения, человек использует и создает образы,  которые не ограничиваются только воспроизведением непосредственно воспринятого.   Образно представить можно и то, чего вообще не было, и быть не может.
Создание образных структур — важнейшая функция визуального воображения в процессе научного познания.
Образы помогают в овладении окружающим миром и выполняют функцию памяти (обращение к прошлому), функцию замещения мышления (обращение к настоящему), функцию творческого или продуктивного мышления (обращение к будущему).
Воображение обладает возможностью самостоятельно создавать новые образы, воплощаемые в оригинальные направления научной и технической деятельности, с ним связана способность делать открытия, находить новые пути решения встающих перед человеком задач.
Возникновению образов способствуют следующие виды визуального воображения: воссоздающее, пассивное и творческое воображение.
Способность визуализировать является аспектом творческого воображения. Именно в этой разновидности наиболее ощущается присутствие визуального воображения.
В широком понимании под визуализацией понимается процесс представления данных в виде изображения с целью максимального удобства их понимания; придание зримой формы любому мыслимому объекту, субъекту, процессу и т.д.; механическое вызывание образа; создание четких, устойчивых и ярких образов любой сложности и специфики (как реально существующих, так и созданных в сознании автора) при помощи технических устройств или мыслеобразов (мыслеформ) непосредственно в своем уме (мысленная визуализация).
Таким образом, визуальное воображение мы можем рассматривать в различных ее проявлениях и формах — это фантазии, иллюзии, грезы, мечты, галлюцинации, медитация, гипноз и др. Огромное влияние на процесс визуализации оказывают сновидения.
Определенным образам сна приписывается универсальная культурная значимость: сон, переходит в область сакрального и представляется неким привилегированным способом общения и источником творческого вдохновения. Удельный вес догадок и изобретений во сне может быть весьма различен — от какого-нибудь незначительного усовершенствования, вроде изменения условий шахматной игры, до интуиций, чреватых великими последствиями.
Итак, проблема развития  визуального воображения вызывает особый интерес у человека. При всем многообразии подходов и концепций, визуальное воображение по-прежнему представляется загадочной способностью человека.
Нет сомнения, что визуальное воображение является важнейшей стороной нашей жизни. Если бы люди не обладали возможностью воображать, человечество лишилось бы почти всех научных открытий и произведений искусства. Воображение — это присущая только человеку возможность создания новых образов путем переработки предшествующего опыта. Образы, возникающие в процессе активного воображения, выполняют функции идеальных моделей, с которых художник пишет произведение на языке своего искусства. «Дар этот, — писал Флобер, — в способности видеть, иметь перед собой модель, которая вам позирует».

Список литературы:

[1] А. Поис. Визуализация. // www.pois.ru/visual.htm //
[2] Лапшин И.И. Философия изобретения и изобретение в философии:Введение в историю философии. — М.: Республика, 1999. — 399 с. — (Мыслители XX века).
[3] Лион Фейхтвангер. Гойя. // www.artois.ru/lib/goyya/g82.shtml //

Сущность женщины в мифологических представлениях Славян
Андреева П.А.
Андреева Палина Александровна – аспирант кафедры культурологи, специальность теории и истории культуры (24.00.01) ТГУ им. Г.Р. Державина
Аннотация. Через мифологические представления славян о мироустройстве в статье рассматривается женская сущность, а так же ее проявление в сфере быта.
Ключевые слова: женщина, миф, культура
В психическом мире человека мифы и реальность переплетены так тесно, что найти грань между ними почти невозможно. Наличие в психике мифологических аспектов и осознание «теневых» сторон человеческой души – это путь к познанию глубинных слоев человеческой природы и женской в частности. Любой, кто живет рядом с женщиной, по существу находится в присутствии двух ее проявлений: внешнего и внутреннего. Внешняя женщина живет в реальном мире, она всем видна. Она прагматична, воспитана в духе общества. Внутренняя женщина появляется внезапно и так же быстро исчезает, но всегда оставляет ощущение, чего-то удивительного и мудрого. Рассмотрим эту позицию подробнее.
Психе – душа и сома – тело развиваются параллельно и относительно самостоятельны, они функционируют по собственным законам и определенным образом влияют друг на друга. Наши предки верили, кроме того, в существование некой магической силы, «маны», которая на все влияет и вокруг которой все вертится. Величайшие и лучшие достижения человеческой мысли опирались на образные представления о неких изначальных таинственных силах. Они могли быть добрыми и злыми, человека волновала их полярность, вот почему ему всегда нужна была вера в демонов, которые ему угрожают, и в богов, которые его защищают. Без идеи некоего сверхмогучего божественного существа наши предки просто не могли бы жить.
Примечательно, что первой из этих сил, которой поклонялись, была женщина, богиня-мать. Появление женщины в мифе связано с важнейшими событиями в жизни человеческой древности. Борясь с чувством одиночество, покинутости, ограниченности и страха, женщина первобытной эпохи заложила основы религии. Она видела в себе часть природы, часть тех мистических, темных, непостижимых и волнующих сил, которые порождают счастье и горе, жизнь и смерть. Ею двигало стремление создавать и поддерживать жизнь, рожать и кормить. Потому она стала посредником между этим и тем миром. Она открыла дверь к сверхъестественному и сверхреальному.
Это подтверждают не только исследователи мифов и психоаналитики, но также археологи, которые нашли вещественные доказательства в погребениях первобытной эпохи и в предметах, туда помещенных. Неслучайно первое изображение божества, которое первобытный человек вырезал из дерева либо вылепил из глины, представляло собой «госпожу» богиню.(3. С.14)
Мифы о женской силе отражены в искусстве и религии большинства культур древнейших времен, что отражает значимость женского начала в традиционном коллективе и дает представления о  роли женщины в жизни общества.
Согласно представлениям славян, все живое на свете результат любви Земли и Неба. Люди считали их живыми существами, более того супружеской парой.  До сих пор мы называем землю Матерью и это трудно оспорить. Язычники относились к ней с большой любовью, и все сказания говорят, что она платила им тем же. Великую Богиню Земли славяне называли Макошь. Первый слог «ма» — от слова мать, мама. А вот «кошь»? КОШелек, где хранится богатство, КОШара, куда загоняют живое богатство – овец, «КОШем» еще называли жребий, судьбу, счастье. А также большую корзину, куда складывали собранный урожай – земные плоды, а ведь именно они и составляли земное богатство, судьбу и счастье древнего человека. Выходит, что: Макошь – Хозяйка Жизни, Дарительница Урожая, Всеобщая Мать, одним словом женщина.
По меткому определению русского историка В. Я. Шульгина, во времена язычества все сферы жизни были открыты женщине. Подтверждение тому отличительная черта русских былин X — XIV веков — почти полное отсутствие образов «женщин-врагов». Именно женские божества были добры и милостивы к людям. В пантеоне Богов одно из почетных мест занимает  Род и Роженица – особо «ответственные» за процветание и приплод всего живого в природе, а так же за приумножение рода людского, за брак и любовь между людьми. По мнению современных ученых, Рожаниц было две: Мать и Дочь.
Рожаница-Мать связывалась славянами с периодом летнего плодородия, когда созревает, тяжелеет, наливается урожай. Чему вполне отвечает образ зрелого материнства. Обычно плодоносную Осень художники изображают немолодой женщиной, добротной и полнотелой. Это почтенная хозяйка дома, мать многочисленного семейства. Древние славяне дали ей имя Лада, и с ним связано, не меньше слов и понятий, чем с Родом. Все они имеют отношение к установлению порядка: «ЛАДить», «наЛАЖивать». При этом порядок мыслился прежде всего семейный. «ЛАДо» или «ЛАДа» — так ласково славяне обращались к любимому супругу, жене или мужу.(4. С.52)
Как признают исследователи, деятельность Лады не ограничивалась только домом. Великую Ладу так же считают матерью двенадцати месяцев, на которые делится год. Как известно, они связаны с двенадцатью созвездиями Зодиака, которые согласно астрологической науке, оказывают влияние на судьбу человека. Таким образом, Богиня Лада предстает не просто Богиней лета, домашнего уюта и материнства, она связана еще и со всеобщим Космическим законом.
Младшая Роженица Леля считалась дочерью Лады. Недаром детскую колыбель часто называют «люлькой», нежное, бережное отношение к ребенку передают словом «лелеять». Аист, якобы приносящий ребенка, по-украински – «лелека». А само дитя и сейчас называют ласково «лялечкой». Так славянская Леля – Богиня трепетных весенних ростков,  первых цветков, юной женственности. Славяне считали, именно Леля заботится о едва проклюнувшихся  всходах – будущем урожае. Весну торжественно «закликали»  — приглашали в гости, выходили встречать ее с подарками и угощениями.
Праздник Рожениц справляли в апреле. В этот день приносили жертвы растительными и молочными продуктами, которые с молитвами съедали на священном пиру, а потом ночь напролет жгли костры: огромный, в честь Лады, и вокруг него еще двенадцать поменьше – по числу месяцев года. Согласно традиции это был женский и девичий праздник. (4.С 33)
Почитая естественные природные силы, праславяне в своих обрядах старались символически представить то, что происходит на небе, или то, что, по их мнению, должно происходить. Связь мифов с песнями, музыкой и танцами придавала обрядам сакральное значение.
Принятие христианства повлияло на некоторые персонажи женской мифологии, но суть их осталась прежней. Святая Параскева-Пятница – прямое продолжение богини Макоши. Христианские и языческие культу слились, и Пятница стала «бабьей святой». Таким образом, в русской мифологии женщина играла особую роль подательницы жизни, не изменилась она и с принятием Христианства. Широко распространенный  в Русской Православно Церкви образ Богородицы почитается и в наши дни.
Восточнославянским древним символом женщины считалась вода. В старину люди преклонялись перед водой, о ней слагались сказки, легенды, саги ей были посвящены обряды, поскольку у всех народов, вода считалась колыбелью жизни.
Человек на 80% состоит из воды, которая, как доказано наукой, может образовывать структуры гораздо более сложные, чем молекула H2O. Из способности молекул воды образовывать огромнейшее количество сочетаний проистекает одно из ее важнейших свойств — записывать, сохранять и передавать информацию. Это наверняка было известно женщинам прошлого. Они не могли знать химические свойства воды, но ее способность переносить информацию широко использовалась в повседневной жизни славянок.  С помощью многочисленных заговоров с использованием воды в обрядовой культуре  изгоняли нечистые силы, лечили недуг, а так же  просили небесные божества помочь в делах житейских. 
Логично предположить, что упоминания в сказках о Живой и Мертвой воде имеют под собой реальную основу. И тут очень важно понять, что человек в состоянии менять структуру своей «внутренней» воды, совершая того или иного рода поступки. Каждое слово или действие, — все эмоции человека влияют на него самого, на окружающих и, в конечном итоге, на всю Вселенную…
Обладая мощными знаниями тайных оберегов, на протяжении веков женщина продолжает творить окружающее ее пространство, каждый раз вкладывая тайный смысл в материальные вещи, тем самым, пытаясь уберечь родных и близких. И это нашло отражение в древних представлениях о судьбе человека.
Так хранителями судеб были не Боги, а Богини, которые изображались сидящими за прялками или за ткацким станком. Нити человеческих судеб выпрядали хеттские, греческие, римские, скандинавские Богини. Долгане и эвенки, живущие на севере нашей страны, представляют судьбы в виде невидимых нитей, тянущихся к небесам от головы каждого человека. А в Африке, согласно верованиям дагомейцев, Богиня предсказательница судьбы является дочерью Богини покровительницы прядильщиц.
Существовали подобные верования и у славян. О том, что и для наших предков судьба была некогда вполне вещественной «нитью», свидетельствует до сих пор бытующее выражение «связать свою судьбу» с кем-то или чем-то. Древние славяне считали: льняная нить, которой перевязывали пуповину младенцу, накрепко, на всю жизнь прививала к нему его Долю – маленькое божество личной судьбы, даруемое каждому человеку Матерью Ладой, старшей Роженицей, Богиней космического порядка вещей. В свою очередь покровительницей прядения и ткачества у наших языческих предков была Макошь, которую ряд исследователей считают хозяйкой судеб – великой Богиней Земли.
Такую поистине «космическую» нить пряли наши прабабушки, и надо думать, прекрасно это осознавали, повседневный труд был для них своего рода священнодействием. Признание высоких женских достоинств в мифологии, а так же сакральные знания  проецировались и в другие сферы крестьянского быта.
Этнографы говорят, что народы больше всего отличаются друг от друга двумя традициями –  воспитанием детей и приготовлением еды. Заботы женщины о еде были у всех народов священными. Особое таинство в жизни женщины представляло приготовление пищи. Та часть избы, где находилась судная лавка, всегда считалась женской половиной, даже если изба состояла из одной комнаты. Заходить туда мужчинам без особой надобности считалось неприличным, а посторонним — тем более. Объясняется это тем, что в действительности женщина не просто готовит пищу, она готовит своё будущее. И чем вкуснее она это делает, тем более счастливое будущее будет ее ждать. Доныне сохраняется традиция, что хлеб выпекался именно женщинами.
Как гласит народная мудрость, хлеб всему голова. В эти простые слова заложен глубокий сакральный смысл. По представлениям славян, мука, вода, соль и специи — это отношения супругов, родственников и их детей. Чем дольше и качественнее их замешивать, тем крепче станет семья и сплочённее отношения. Если замесить некачественно, то глубокой связи не будет, и члены семьи будут каждый сам по себе.
Женщине необходимо вложить всю свою любовь и заботу в процесс замешивания теста. Так она формирует пространство счастья для своей семьи. Мука олицетворяет собой звёзды, соль — солнце, специи — благоприятные качества планет, а готовое блюдо звездный путь семьи.
В изобразительном искусстве древних культур засеянное поле  изображается тем же знаком, что и женская беременность. Славяне верили, что хлеб-жито должны сеять только мужчины, при этом раздевшись донаго. Тем самым они как бы заключали «священный брак» со вспаханным полем, и не одна женщина при это не смела присутствовать: иначе Земля «испугается» и не сможет родить. Этот знак дожил до наших времен в традиционных узорах вышивки на одежде. Отсюда уже следует, что хлеб был для славян священным даром Богов, и творить его считалось священной обязанностью женщин.
Свое символическое значение придавалось и огню, на котором готовится еда. Он олицетворяет судьбу. Необходимо тщательно следить, чтобы пища не пригорела. Если это всё-таки случилось, значит, огонь хочет, чтобы женщина повторила медитативный процесс приготовления. Очень благоприятно, когда жена зовёт мужа на кухню зажечь огонь. Это привносит в процесс приготовления священный настрой. Огонь, зажжённый мужем, поможет женщине в приготовлении пищи и защитит её от неудач.
Особое внимание уделяла хозяйка обеденному столу. Стол — это ладонь Бога, с которой кормится человек. Жизнь будет выглядеть так, как выглядит обеденный стол, считали люди.  Украшайте его как можно лучше, и ваша жизнь тоже станет вкусной и прекрасной. Чем меньше на столе пустого места, тем реже человек станет испытывать состояние опустошённости. Свободное место говорит о том, что хозяйка не готова отдать все своё сердце семье. И напротив заполненный целиком стол подобно наполненному сердцу, где не осталось никакой пустоты и места для грустных мыслей и болезненных желаний.
Настоящая красота женщины выражается также в красоте её кулинарного искусства. Это её внутренняя сущность, и так можно понять её природу. По простому обеду в доме будущей супруги можно предположить, что ожидает мужчину в последующем.
Таким образом, на протяжении все жизни женщина, выполняя свои повседневные обязанности, творит окружающее  себя пространство. Все вокруг наполнено ее душой, и потому домашняя атмосфера, а дом – это главная сфера, где проявляется женская сущность, наделена женскими качествами лаской, теплом и уютом. Какую бы работу она не выполняла, во все вкладывается глубокий смысл, и чаще всего ни один. Если пища, то не только вкусная и сытная, но и полезная. Если одежда, то не только удобная и красивая, но и оберегающая.
Особая способность созидать, заложенная на генетическом уровне, проявляется в мессианской функции женщины. Повседневный труд был для нее своего рода священнодействием. Так, знание доступное нашим предкам много столетий назад заново открывается современной наукой. Это позволяет посмотреть на мир женщины новыми глазами, понять его тайный смысл и предназначение. 
Помимо индивидуального бессознательного в психике человека есть более глубокий слой – коллективное бессознательное. Это отражение опыта прежних поколений, запечатлевшееся в структурах мозга. Содержание этого – общечеловеческие архетипы: матери-земли, героя и героини, мудрой вещуньи, и динамика их лежит в основе мифов, древних символов снов. Ритуалы, с которыми так связаны женщины в каждой культуре и самой народности, видимо, позволяют быстрее и ярче выводить эти архетипы в непосредственное сознание и жизненную практику. (Карл Юнг «Метаморфозы и символы либидо»).
В философском плане под «сущностью» мы понимаем реализацию личностного начала. Однако сущность женского начала традиционно определялась как реализация природного назначения и соотносилась с биологической организацией. Прогресс как форма реализации цивилизации воплощается в разуме творчестве мужского начала, тогда как женское начало является носителем культурных традиций, воплощает в себе мудрость. Таким образом, сущность женщины сосредоточена в ее духовности и мудрости, которые раскрываются в процессе преобразования себя, в способности возвысится над своим природным бытием, освоить социокультурное пространство, созданное другими людьми и создать свой собственный мир, в котором индивидуальное  дополняется высшими надличностными гуманистическими ценностями.

Список литературы:
1.      Байбурин А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л., 1983
2.      Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. СПб.,1994
3.      Женщина в легендах и мифах, под. Ред. К Ларингтон, СПб. 1998.
4.      Семенова М. Мы славяне. СПб. 2007
5.      Хоуп М. Сущность женщины, Украина, Киев.2006

Автор(ы) статьи: Грищенко В.В.
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

алфавит, семантика, буква, смысловая нагрузка букв.

Аннотация:

в статье рассматривается русский алфавит как кодификатор слогового письма, имеющий семантическую основу и позволяющую производить герменевтический анализ внутренних смыслов фразеологии.

Текст статьи:

Какое откровение может содержать русский алфавит, представляющий, по определению словарей, всего лишь «совокупность букв, принятых в письменности и расположенных в определенном порядке»?

Попробуем же разгадать сокровенный смысл названий букв, составляющих тысячу лет назад древнерусскую азбуку – кириллицу.

А – «Аз» — переводится как «я». Весьма значительно, что «Я» не последняя буква в алфавите, а первая. Имеется ли более красноречивое подтверждение первенства личности, ее господства над всеми прочими явлениями и категориями? Идея явно взята равноапостольными святыми Кириллом и Мефодием из Псалтыри: « То, что есть человек… Не много ты умалил его перед ангелами, славою и честию увенчал его, поставил его владыкою над делами рук твоих, все положил под ноги его».

В – «Веди» означает «Знание». Слово «ведать» — значит «знать». Отсюда происходят слова: сведения,  выведать, ведомо, ведомость, ведьма.

А в Притчах Соломоновых, очень почитаемой христианами книге о знании и премудрости, говорится так: «Я полюбил премудрость более здоровья и красоты и избрал ее, ибо свет ее неугасим. Бог даровал мне истинное познание сущего, чтобы познать устройство мира и действие стихий, начало, конец и середину времени, смены поворотов и перемены времени, круги годов и положение звезд, природу животных и свойства зверей, стремление ветров и мысли людей, различия растений и силу корней. Познал я все сокровенное и явное, ибо научила меня премудрость – художница всего».

Г – «Глаголь» — слово, речь, а высоком смысле – Слово Божие и Откровение свыше: отсюда же и такие понятия, как «открытие», «откровенность».

 

Д – «Добро», означает не только буквальный смысл слова, но и знаменует собою такие понятия, как имущественный достаток, согласие, польза, хорошее дело, добродушие, доброжелательство и все прочие сложные слова в которых «добро» выступает в качестве элемента, определяющего смысл всего понятия.

Может быть, христианский просветитель Кирилл, эрудит своего времени, знал высокоученого язычника – римского императора Марка Аврелия, сказавшего в книге « К себе самому»: «Приставлять одно доброе дело к другому так, чтобы между ними не было промежутка, вот что я называю счастливой жизнью». И, конечно же, Кириллу была известна евангельская притча о сеятеле, которую  рассказывал своим ученикам Христос. Именно в ней просветитель встретил выражение «добрая земля» и употребил в своей азбуке слово «добро», озвучив таким образом четвертую букву древнеславянского алфавита.

Е – «Есть» означает: быть, являться, иметь. В русском языке глагол «есть» часто заменяется тире или двоеточием, в то время как во многих других языках он представляет собою связку.

Ё – не входила в кириллицу. Она была введена в употребление в 1797 году выдающимся писателем и историком Н. Карамзиным, стремившимся сблизить письменный язык с живой разговорной речью.

«Ж» — «Живете». Кирилл, повторимся, мог знать Марка Аврелия, утверждавшего, что  «задача жизни в том, чтобы жить согласно с внутренним, сознаваемым тобою законом». Когда азбука Кирилла стала достоянием русских, они придумали множество поучений о правильной и неправильной жизни и ее смысле: «Уметь жить» – означает жить с пользой, бережно, по силам и средствам, успевать в делах, уживаться с людьми; «Жить – небо коптить», «Живем, день да ночь – сутки прочь» – проводить время в безделье и безалаберности; «Живи не как хочется, а как Бог велит» — жить со смыслом и совестью.

 

«З» — «Земля», означала и земную твердь и даже бренное человеческое тело, ибо Бог сотворил Адама и Еву из глины, и по русской пословице человек «Земля еси, в землю отъидеше». И любое русское, православное сообщество, живущее в России, — и отдельное село, и деревенская община, все это тоже земля, мир, на котором и смерть красна, и на коего пирога не испечешь и вина не напасешься, и если мир топнет, то и земля треснет, и что мир, то и мы.

И – буква, исполняющая функцию союза. Она не отражает чего-либо важного и мировоззренческого в духовном смысле.

11-я буква азбуки «Й» или «И краткое», не имела аналога в кириллице и была введена в алфавит в 1735 году Российской академией наук.

К – «Како», означает союз «как».

Л – «Люди» — собирательно – человеки, род человеческий, народ, общество. Отсюда пословицы и поговорки: «Все мы люди, да не все человеки», то есть рода человеческого, но без человеческого достоинства. «Аль в людях людей нет?». А жить «по-людски» — значит прилично человеку, доброжелательно, вежливо. Таким образом, люди в совокупности представляющие человечество, не противостоят тому, о чем было сказано в комментариях к букве «Аз» (Я).

«М» — «Мыслете» — мысль, размышление, всякая работа ума, идея, суждение, выдумка, замысел.

Кирилл философ, прекрасно знавший мудрецов древности, придавал мысли человека и его уму первостепенное значение. Просветителю славян Кириллу были близки изречения математика Пифагора, считавшего разум силой, равной богам: «Одному только разуму, как мудрому попечителю, должно вверять свою жизнь», и крупнейшего древнегреческого историка Плутарха, полагавшего мудрость определяющей силой бытия: «Два основных достояния человеческой природы – это ум и рассуждения».

Да и Мефодий думал так же, иначе зачем бы он в зрелом возрасте оставил меч военачальника и взял в руки посох проповедника-пилигрима и миротворца?

Повторим 12 букв кириллицы вслух: аз, буки, веди, глаголь, добро, есть, живете, земля, и, како, люди, мыслите. Переведем значение букв на современный русский язык и попробуем прочесть этот на первый взгляд случайный и потому вроде бы бессмысленный набор. Позволим себе для связности ввести некоторые грамматические элементы, без которых наша реконструкция (или если угодно, первопрочтение) оказалось бы не столь ясной. Эти введенные в текст элементы будут обозначены скобками.

Итак: «Я БУКВЫ ЗНАЮ (.) ГОВОРЮ (:) («) ХОРОШО ЕСТЬ (ЗНАНИЕ) ЖИЗНИ, ЗЕМЛИ, И (ТОГО) КАК ЛЮДИ МЫСЛЯТ (»).

Обратите внимание: никаких ниспровержений, никаких натяжек, никаких умствований псевдонаучного характера эта реконструкция не содержит. Просто-напросто мы прочитали то, что было написано в 1139 лет назад Кириллом Философом, расположившим буквы первой азбуки в такой последовательности, которая, кроме всего прочего, позволяла запомнить их последовательность, ибо в основе фразы лежит несложное, логически обоснованное предложение, утверждающее простую истину: хорошо знать азбуку, ибо она позволяет  ведать и жизнь, и землю, и то, как люди мыслят.

Такой прием запоминания аналогичен знакомой любому старшекласснику фразе: «Каждый Охотник  Желает Знать Где Сидит Фазан». Первые буквы слов в этом предложении означают цвета спектра в их последовательности: Красный, Оранжевый, Желтый, Зеленый, Голубой, Синий, Фиолетовый. Это обычный мнемонический ряд, основанный на ассоциации и имеющий целью облегчить запоминание.

Вот и Кирилл использовал такой же метод запоминания, наделив при этом фразу, положенную им в основу алфавита, высоким просветительским смыслом.

А коль скоро это так, то следом за первой фразой должна быть еще какая-то, потому что если Кирилл использовал такой метод для первых 12 букв, то он должен был применить его и для букв последующих.

Н – «Наш», означает дорогой, близкий, принадлежащий нам: семье, общине, родне. Это и товарищ, и собрат, и земляк, и родственник.

О – «Он» — помимо местоимения, иносказательно означает Бога: «Им свет стоит; к Нему Солнышко спрашивает; Он один премудр и всеведущ. Никто, как Он».

ω– «Омега», последняя буква греческой азбуки, означающая конец, подобно тому, как первая ее буква α?, «Альфа», означает начало. Христос сказал о себе и своем учении: «Аз есмь альфа и омега, начало и конец всего».

П – «Покой» — мир и тишина, безмятежное состояние, полное спокойствие, кротость, умиротворение страстей, блаженство души.

Р – «Рцы» — означает: говори, сказывай, отсюда слова – обречь (приговорить кого-либо), заречься, пререкаться (спорить), предрекать, речь, речистый и т.п.

С – «Слово» — выделим особо, ибо за этой буквой стоит такая бездна премудрости, как пожалуй, ни за одной другой.

Святое Благовествование от Иоанна начинается так: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все через него начало быть… В нем была жизнь, и жизнь была свет человеков».

Здесь такие высочайшие категории, как Слово, Бог, Жизнь и Свет, находятся в одном смысловом и эмоциональном ряду, равнозначны и равноценны друг другу. Слово истолковывается богословами как Бог, сын Божий, Истина, Премудрость и Сила. И именно так понимал Слово Кирилл Философ, давая название букве «С».

Т – «Твердо» — означает твердь, нерушимый, верный, прочный. Слова «верный» и «уверенный» имеют корнем слова «вера», и это тоже помогает разгадке следующей фразы. Но, пожалуй, наиболее поэтично, образно и точно в смысловом и эмоциональном смысле употребил слово «твердыня» великий немецкий реформатор Мартин Лютер: Господь – наша крепость.

И снова читаем: Наш, Он, Омега, Покой, Рцы, Слово, Твердо.

«НАШ ОН (БОГ), АЛЬФА И ОМЕГА (НАЧАЛО И КОНЕЦ ВСЕГО), МИР И ПОКОЙ, (И) РЕЧЕТ СЛОВО (КОТОРОЕ) ТВЕРДЫНЯ.

Такова вторая фраза.

А последующие буквы Кирилл поместил в азбуку из чисто практических соображений, и, кажется, в них никакого скрытого смысла нет.

Последней буквой русского алфавита является буква «Я» (Яз). По смыслу она идентична первой букве Аз и также означает местоимение Я. Аз употреблялось еще в случаях торжественных, связано было со Священным Писанием, а Яз – житейском обиходе. И все же характерно, что славянский алфавит с Человека начинался и Человеком заканчивался. Начало и конец представляли замкнутый круг, напоминающий венок творцу, или венец творения.

В славянском алфавите после «Я» шли еще буквы «Фита» и «Ижица», заменяющие буквы «Ф» и «И» в греческих словах. Но в русском языке с них начиналось всего десять слов, и потому ими пренебрегли, хотя первоначальный смысл их так и не расшифрован.

 

Автор(ы) статьи: Большаков А.В.
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

субъект творчества, индивидуальная, групповая и коллективная форма творчества, кинопроизводство

Аннотация:

В статье рассматриваются индивидуальная, групповая и коллективная формы творчества, особое внимание уделено групповым и коллективным формам творчества, особенностям взаимодействия участников данных форм творчества

Текст статьи:

В зависимости от субъекта творчества (личности или коллектива), различают индивидуальное, групповое и коллективное творчество. Как то, так и другое своеобразно воплощают различные пути формирования субъекта творчества и его социальную обусловленность. В индивидуальном творчестве главенствующим является стремление творческой личности к самостоятельности, свободе действий. Коллективное творчество предполагает необходимость сотрудничества (кооперации), личные интересы учитываются при этом опосредованно. Понятно, что различие между названными формами творчества не следует абсолютизировать, поскольку в «чистом виде» они не встречаются. Индивидуальное творчество так или иначе осуществляется в определенном коллективе. В свою очередь, плодотворное сотрудничество не только не исключает, но, напротив, требует ярких индивидуальностей. Применяемые в единстве обе формы творчества позволяют реализовать присущие личности потребности в самореализации, общении и придать коллективу необходимые ему стабильность и динамику.

Число участников соответствующего творческого (познавательного, художественного) процесса само по себе не определяет ни творческое лицо, ни духовный потенциал того или иного коллектива, ни тем более успеха в решении конкретной задачи. Существенным является другое: кто, как и для решения какой задачи объединяется в ту или иную группу, коллектив. К тому же надо учитывать, что в составе этих групп могут быть не только творческие работники, но и консультанты, технические помощники и т. п.

Индивидуальная форма организации творческого труда характеризуется тем, что соответствующие (научные, технические, художественные) задачи ставит и решает один исследователь (изобретатель, композитор, писатель). При этом, конечно, не происходит «механического вычленения» создателя из той социальной среды, в которой он трудится. Среда в широком смысле слова (и естественная, социальная) является не только предметом познания и отражения. Она ставит задачи и создает материальную базу, выделяет помощников и т. д. Тем не менее организация творческого труда определяется исследователем. Он сам устанавливает характер и продолжительность тех или иных этапов работы, методы ее осуществления, сообразуясь при этом с соответствующими законами «жанра» творчества и своей гражданской позицией.

Групповая форма организации творческого труда характеризуется тем, что в рассматриваемом процессе творческие задачи ставит и решает уже не один исследователь, а два, три и более. Это количественное отличие данной формы от индивидуальной. Но есть и другое не менее существенное — между всеми творческими субъектами рассматриваемого процесса, принимающими участие в постановке и решении творческих задач, складываются отношения соавторства. Наличие таких связей не превращает соавторов в юридически формализованную группу — юридическое лицо.

В литературе высказывалось мнение, что групповое творчество — разновидность индивидуального.² С этим согласиться нельзя. Автор-одиночка ни в каких общественных отношениях с самим собой состоять не может. Групповая форма творчества обладает отмеченными выше особенностями и потому не тождественна ни индивидуальной, ни коллективной формам.

Коллективная форма организации творческого труда — наиболее развитая, эффективная и сложная. Характеризуя ее, выделим следующие черты.

Во-первых, наличие между членами коллектива формализованных, т. е. поставленных законом в определенные юридические рамки общественных отношений. Это, как правило, служебные отношения, которые не исключают образование и реализацию в адекватных правовых формах иных социальных юридических связей, например взаимоотношений киностудии с различного рода консультантами (научными, техническими, военными и иными специалистами).

Во-вторых, формирующиеся и реализуемые в творческом процессе по созданию определенного нематериального блага (например, кинофильма, спектакля, конструкции нового самолета) социальные связи являются подсистемой в общей совокупности общественных отношений, образующих данное творческое объединение (соответственно — киностудию, театр, конструкторское бюро). Подобное положение существует в связи с тем, что любой творческой организации присущи некоторые  сугубо  «прозаические»  (имущественные,  организационные и иные аналогичные) функции.

В-третьих, для коллективной формы творчества характерно наличие и единства цели, и единства руководства, функциональной и структурной дифференциации соответствующего социального образования, что позволяет не только поставить соответствующие творческие задачи, но и организовать работу коллектива.

В-четвертых, социальный организм, сочетающий в себе указанные творческие и нетворческие общественные отношения, обладающий отмеченным руководящим, функциональным и структурным единством, выступает как единое социальное целое и рассматривается законом в качестве юридического лица.

Таким образом, каждой категории организации творческого труда присущи специфические правовые формы проявления (выражения): индивидуальной — личная творческая автономия работника в рамках его гражданской правосубъектности; групповой — договорно-правовая; коллективной — юридическая личность соответствующего социального образования.

В научном, техническом и художественном творчестве используется прием (принцип) разделения, декомпозиция проблемы. Известно, например, что комплект технической документации на сооружение современного самолета весит не меньше, а порой и больше, чем летательный аппарат. Генеральному конструктору одному, «вручную» не хватит ни сил, ни времени для того, чтобы «вычертить» десятки тонн документации. Но дело даже не в этом сугубо организационно-техническом мероприятии. Генеральный конструктор делит проблему между соответствующими творческими группами, специализирующимися по подсистемным вопросам, например, по фюзеляжу, двигателям, оборудованию и т. д. Каждая группа получает лишь некоторые исходные данные с теми или иными ограничениями и требованиями. Единство и дифференциация функций, именуемое в технических науках декомпозицией проблемы, в праве называется распределением компетенции или, в конечном счете — распределением прав и обязанностей участников соответствующего творческого процесса. Но это — начальное разделение труда (функций, прав, обязанностей) внутри творческого коллектива (группы). Существует и иное разделение труда, которое отражается в различном участии тех или иных работников юридического лица в творческом и примыкающих к нему технических, организационно-технических и других вспомогательных процессах.

Единство и дифференциация функций участников творческого процесса обнаруживаются на первоначальных стадиях организации группового или коллективного творчества. Любые, даже сравнительно скромные и небольшие творческие коллективы, — киностудии, театры, конструкторские бюро знают не только творческих исполнителей, но и ведущих творческих организаторов, в качестве которых выступают соответственно режиссеры-постановщики, главные режиссеры и генеральные конструкторы. От их эрудиции, организаторских способностей и других деловых качеств во многом зависит успех в работе творческого коллектива. Главная задача творческого организатора (творческого руководителя) — выносить замысел создаваемого духовного объекта. Просчет в замысле не может быть устранен при решении отдельных частных задач. Результаты этого процесса могут лишь дать информацию относительно уровня оптимальности избранного общего направления, но не больше.

Мы можем проследить такую структуру организации коллективного творческого процесса на примере создания фильма в киностудии

В процессе создания фильма почти в равной мере важны и художественное творчество, и техническая мысль. Не последнее место занимают финансовые вопросы. Эти, такие разные по своему характеру, виды деятельности объединяются в центрах кинопроизводства — киностудиях. Здесь расположены административные здания и съёмочные павильоны.

Киностудия — это целый комплекс творческих и производственных звеньев, включающий съёмочные группы, сценарно-редакторские коллегии, музыкальные редакции, осветительные цеха, цеха операторской техники, актёрские отделы, склады для хранения костюмов и реквизита и многое другое. На крупных киностудиях иногда образуют кинообъединения, в которые входят несколько съёмочных групп.

Как правило, у истоков фильма стоит продюсер, или продюсерская компания. Их основной задачей является поиск источников финансирования кинопроекта. Необходимо найти такие частные фирмы или государственные структуры, которые были бы заинтересованы в данных инвестициях. Продюсер часто сам выбирает или заказывает сценарий, приглашает режиссера, участвует в подборе актеров (кастинге), художника и т. д. В его профессиональную компетенцию входит изучение зрительского интереса, на основе чего он и выстраивает стратегию своей деятельности. Продюсер не только организует процесс производства, но и активно участвует в составлении договоров, сметы фильма, календарного плана съёмок.

В кинопроцессе участвует множетсво специалистов самых разных професий. Решение о привлечении тех или иных специалистов так же решает продюсер, однако инициатором привлечения может выступать режиссер.

Продюсер контролирует работу до самого конца и по окончании работы над фильмом продолжает заниматься рекламой фильма и организует его прокат.

Современное кинопроизводство включает следующие периоды:

* написание сценария;

* подготовительный;

* съёмочный;

* монтажно-тонировочный.

На этом завершаются все технические работы, после чего осуществляется прокат и тиражирование фильма.

Сценарий

Первой необходимой стадией на пути реализации замысла художественного фильма является создание сценария — его литературной основы, в котором определяется тема, сюжет, проблематика, характеры основных героев. За более чем столетнюю историю кинематографа сценарий прошёл свой путь развития от «сценариусов на манжетах», где кратко описывалась фабула будущего фильма, до особого литературного жанра — кинодраматургии. Литературный сценарий может быть либо оригинальным, либо представлять собой экранизацию уже существующего литературного произведения. В настоящее время сценарии имеют самостоятельную ценность, публикуются в журналах, специальных сборниках, предназначенных для чтения. Но в первую очередь, создавая своё произведение, кинодраматург предполагает его воплощение на экране. Чтобы удержать внимание зрителя, в сценарии должны быть соблюдены некоторые общие правила, учитывающие зрительскую психологию.

Над литературным сценарием работает кинодраматург, часто в этой работе участвуют продюсер и режиссер, которые нередко становятся его соавторами.

Затем литературный сценарий, адаптируясь к условиям кино, трансформируется в киносценарий, где описательная часть сокращается, чётко прописываются диалоги, определяется соотношение изобразительного и звукового ряда. Здесь драматургическая сторона разрабатывается по сценам и эпизодам, а постановочная разработка действия ведётся по объектам съёмки. Каждая новая сцена записывается на отдельную страницу, что впоследствии облегчит работу в установлении их последовательности в развитии сюжета. Кроме того, киносценарий проходит производственное редактирование. Это необходимо для определения длины фильма, количества объектов съёмки, павильонных декораций, количества актёров, организации экспедиций и многого другого. Без этого невозможно рассчитать финансовые затраты на кинопроизводство.

Подготовительный период

Самый длительный по времени и очень важный в кинопроизводстве — подготовительный период. На крупных киностудиях существует очень важное подразделение — информационно-методическая группа, которая подбирает материалы и информацию, необходимую в работе над любым фильмом. Это и исторические данные, и представления о быте той эпохи, техническом и научном уровне, стиле в одежде и поведении и др. Сотрудники этой группы связываются с музеями, библиотеками, галереями, коллекционерами. Иногда на студии накапливаются большие архивы, которые помогают съёмочным группам в работе над фильмами.

Во время подготовительного периода режиссер, изучив огромный материал по теме фильма, разрабатывает концепцию фильма. Творческая группа, в которую кроме режиссера входят продюсер, художник и оператор создаёт режиссёрский сценарий и экспликацию (толкование режиссёром будущей картины, его видение фильма), в которых даётся представление о характере исторической эпохи, обстановки места и времени действия, содержатся указания на основные приемы в работе оператора и художника, определяются особенности звукового оформления фильма. Режиссёрский сценарий отвечает на главные вопросы: что снимать и как. Обычно он записывается в виде таблицы, в которой расписаны по графам: номер кадра, наименование объекта съёмки, план, метраж и синхронность, содержание кадра. В режиссёрском сценарии очень подробно описаны каждый кадр, время и место съёмки, определены план и способ съёмки. План может быть крупный, средний и общий.

Во время подготовительного периода делаются фото- и видеопробы мест натурных съёмок, которые осуществляют художник и оператор.

Оператор изучает условия съёмки постановочных объектов в павильонном интерьере и на натуре. Подбираются актёры, проводятся первые репетиции, разрабатываются эскизы декораций и костюмов. В подборе актёров на главные и второстепенные роли, а также на участие в массовых и групповых сценах режиссёру и продюсеру помогает актёрский отдел, который есть на каждой киностудии. Здесь имеется обширная картотека, в которой можно найти информацию об артистах кино и театра: это данные о внешности, сыгранных ролях, фотографии. Особое внимание уделяется изобразительному решению фильма.

Художник разрабатывает эскизы декораций для павильонных и натурных съёмок, костюмов, грима, комбинированных съёмок, продумывается и подбирается реквизит. Все это передаёт характерные черты эпохи, среды и быта. Кроме того, эскизы должны дать представление о стилистике фильма, цветовом и пластическом строе. В этот же период режиссёр вместе с художником и оператором выбирают места для натурных съёмок. В итоге создаётся постановочный проект, в который входят: режиссёрский сценарий и экспликация, разработка отдельных эпизодов и сцен, фото- и кинопробы, эскизы, съёмочные карты и операторские экспликации, подробные раскадровки, монтажно-технические разработки, фотоматериалы, экспликации звукового оформления фильма, календарно-постановочный план и генеральная смета. Когда подготовительный период заканчивается, фильм остаётся только снять.

Съёмочный период

Перед началом съёмок обязательно проводится освоение объекта: пробуется вся техника, проходят пробные съёмки, проверяется возможность свободного движения камеры и т. п.

Съёмочный период — это самый важный и ответственный этап в кинопроизводстве. Если в подготовительном периоде ничего не было упущено, все расписано до минуты, то съёмочная группа работает как хорошо отлаженный механизм.

В ней можно выделить четыре подразделения:

* режиссёрская группа,

* операторская группа,

* художественная группа,

* группа звукооператора.

Режиссёр является главным лицом на съёмочной площадке, организующим всю работу. Ему помогают:

* режиссер-постановщик,

* второй режиссёр

* и два—три ассистента.

Режиссёр-постановщик работает с актерами, второй режиссёр организует второй план, то есть работает с массовкой. В операторскую группу входят оператор-постановщик, камерамен, ассистенты оператора и осветители. Оператор-постановщик является также одним из создателей фильма. Вместе с режиссёром он решает, каким будет цвет в кадре, освещение, движение камеры.

Его основная задача — найти наиболее выразительные композиционные решения, точки для съёмки, оптические трактовки.

Камерамен стоит за камерой, (в отечественном кино выполняет функции второго режиссёра).

Ассистенты следят за оптикой, плёнкой. Бригадир осветителей устанавливает свет.

В художественную группу входят художник-постановщик, художник-декоратор, художник по костюмам, художник-гример, художник комбинированных съёмок. Художник-постановщик создает ту среду, в которой будет происходить действие фильма. Под его руководством работают декораторы, гримеры, костюмеры, создавая атмосферу той эпохи, в которой существуют герои фильма.

Группа звукооператора устанавливает микрофоны, делает черновую звукозапись, на основе которой в дальнейшем будет проводиться озвучивание фильма. Начало съёмок — очень ответственный момент. Последовательность команд режиссера уже сложилась в определённый порядок, каждая из них имеет своё значение. «Тишина!. Внимание!. Приготовились!. Мотор! Начали!» Помощник режиссёра вносит в кадр нумератор-хлопушку, на которой обозначены название фильма, вид съёмки (синхронная или немая), номер кадра и номер дубля.

В дальнейшем при монтаже изображение хлопушки перед началом кадра и её стук будут совмещены и дадут автоматическое совмещение изображения и звука. Иногда используют автоматическую хлопушку-нумератор, которая вмонтирована в корпус киноаппарата.

На съёмочной площадке происходит, на первый взгляд, беспорядочное движение: где-то идёт короткая репетиция, в другом месте рабочие меняют декорацию, рядом осветители проверяют свет, все напоминает большой муравейник. Однако для каждого участника этого действия в режиссёрском сценарии или в постановочном проекте все чётко расписано, время распределено, учтена каждая мелочь. Съёмочное время очень дорого, потому что задействовано много людей, используется дорогое оборудование, помещения, электроэнергия и многое другое. Чёткая организация съёмочного периода позволяет его провести довольно быстро.

Для полнометражного фильма этот период занимает несколько недель.

Монтажно-тонировочный период

В этот период осуществляется сборка, склейка из отдельных кусков плёнки всего фильма. Отбирая, сопоставляя отдельные сцены, различные планы, детали режиссер расставляет смысловые и эмоциональные акценты, придавая фильму завершённый вид. Чередуя планы, точно выверяя переходы от одного эпизода к другому, подбирая длину отдельных кусков он создает определённый ритм фильма.

Иногда работа по монтажу фильма начинается ещё до съёмок.

За рабочим столом режиссёр на бумаге составляет своеобразный макет, на котором разным цветом размечает кадры различной длины, составляя их в монтажной последовательности. На этом этапе он уже представляет весь фильм в целом, выстраивая его ритмический рисунок. В репетиционном, съёмочном и собственно монтажном периодах создания фильма это монтажное видение будущего кинопроизведения конкретизируется, уточняется, но никогда не должно меняться коренным образом. Начинается монтажно-тонировочный период с чистового монтажа фильма. Ещё во время съёмок монтажёр ведёт черновой монтаж позитива в той последовательности, которая предусмотрена режиссёрским сценарием. На каждый кадр составляется монтажная карточка — своеобразный паспорт кадра. Отснятого материала всегда оказывается в несколько раз больше полезного метража фильма.

За монтажным столом режиссёр вместе с монтажером проводят окончательный отбор кадров, выполняя чистовой монтаж. Монтажёр синхронизирует изображение и звук на плёнке. Некоторые эпизоды снимаются немыми.

Если качество синхронной звукозаписи не удовлетворяет режиссёра или звукорежиссёра, проводится озвучивание фильма в студии. На экран проецируется изображение, проводится несколько репетиций, во время которых актёры добиваются, чтобы артикуляция на экране совпадала с произносимым звуком. Затем записывается фонограмма. После этого на монтажном столе проводят её монтаж и синхронизацию.

Запись музыки и перезапись

Запись музыки на плёнку проводится, как правило, в монтажно-тонировочный период, когда уже определена длина сцен и эпизодов в полезном метраже. От этого зависит и время звучания музыки.

Музыка может записываться подобно озвучиванию в студии под изображение на экране, либо по секундомеру, когда дирижер добивается от оркестра, чтобы музыкальная фраза звучала точно заданное время.

Для имитации шумов на киностудиях существуют специальные кабинеты, которые оборудованы самыми различными приспособлениями для создания определённых шумов и звуков.

Последний этап в производстве фильма — перезапись, то есть перевод различных элементов звукового оформления с нескольких плёнок на одну. Все фонограммы синхронизируются с рабочим материалом, проверяется характер и качество звука, расставляются звуковые и музыкальные акценты, после чего звук записывается на плёнку. Когда обе плёнки (рабочая копия изображения и общая фонограмма) готовы, фильм сдаётся приёмной комиссии. Если он принят, то в цехе обработки плёнки выполняется монтаж негатива, с которого впоследствии будут печататься копии.

Продвижение фильма на рынке

Продвижение (промоушн) начинается почти одновременно с написанием сценария, занимается этим продюсер.

Эта работа ведётся по трем направлениям:

* сеть кинотеатров;

* телевидение;

* видео.

Ещё до выхода фильма начинается рекламная кампания: проводятся пресс-конференции, репортажи со съёмок, интервью, небольшие рекламные ролики на телевидении, публикации в прессе. Проводится премьера фильма, часто это бывает не один, а несколько премьерных показов, причём, в разных городах.

Продюсер просчитывает заранее, сколько кинотеатров купят фильм, сколько зрителей его посмотрят, а также насколько он окупится и какую принесёт прибыль. Продвижению фильма также способствует участие картины в различных кинофестивалях, номинациях на кинопремии. После того как прокат фильма в сети кинотеатров налажен, начинается широкое производство видеокассет. Иногда они появляются почти параллельно с началом проката на большом экране. Самая широкая аудитория получает возможность познакомиться с картиной, когда она выходит на телеэкран.

Участники рассматриваемого  процесса  подразделяются  на  авторов, соавторов, сотрудников, технических помощников и т. п. В творческих институтах гражданского права (авторском праве, праве на открытие, изобретательском праве и др.) социальные формы взаимосвязи этих субъектов должны иметь специфическое (институционное) выражение и закрепление.

Следует сказать о важной роли организационных и управленческих средств повышения творческих возможностей субъекта. Особенно большое значение данные факторы приобретают в связи с проблемами организации коллектива как субъекта творчества и управления коллективом. Творческий потенциал, равно как и производственный эффект коллектива, не сводится к сумме индивидуальных прозводительных сил и индивидуальных творческих возможностей, а представляет собой новое качество с новыми количественными характеристиками.

Литература:

1. Красавчиков, О. А. Творчество и гражданское право: Понятие, предмет и состав подотрасли /О. А. Красавчиков. //Правоведение. -1984. — № 4. — С. 14 – 23
2. Творчество в научном познании. Под общ. Ред. Д. И. Широканова, Ю. А. Харина. Мн., «Наука и техника», 1976.
3. Николоко В.Н. Творчество как новационный процесс: (Филос.-онтол. анализ). – Симферополь: Таврия, 1990.
4. Шумилин А.Т. Проблемы теории творчества: Моногр. – М.: Высш. шк., 1989. – 143 с.

Автор(ы) статьи: Ромах О.В.
Раздел: не указан
Ключевые слова:

не указаны

Аннотация:

не указана

Текст статьи:

КОЛОНКА РЕДАКТОРА   Второй выпуск «Аналитики культурологии» (2-11) в 2008 году размещает представленные материалы по разделам: Теоретическая культурология, Историческая культурология, Социальная культурология  и Прикладная культурология. Первый раздел «Теоретическая культурология» чрезвычайно информативен и обширен по тематике. Здесь помещены статьи, направленные на исследование процесса, функциональности, структуры творчества, его видовую дифференциацию, которые позволяют дать представление о направлениях его изучения в нескольких вариантах. Можно сказать, что это – традиционное направление нашего издания, так как творчество – доминанта культуры и культурология исследует его достаточно интенсивно. К  этому направлению примыкают и исследования визуального воображения, как предтечи или элемента творчества, которое в данном разделе представлено в виде герменевтического анализа его природы. Герменевтика присутствует и в анализе праздников и ритуалов. Ряд статей направлен на исследование методологии культурологии, в частности влияния концептуальных построений М.М. Бахтина на  развитие теоретической мысли. Внимание наших авторов, по-прежнему уделено исследованию развития человека через постижение теорий разных мыслителей. В частности, Шри Ауродиндо Гхоша, познанию и ритуализации красоты в восточных культурах, изучению этнофора и его закономерностям, анализу природы и сущности интеллектуального потенциала и выявлению закономерностей взаимосвязей между родовыми свойствами человека и восприятия его как ключа в обоснованию его социальной деятельности. В разделе «Историческая культурология» помещены статьи историко-теоретического плана, в которых преобладает тематическая направленность, связанная с русской культурой. Это исследование творчества Д. Мережкосвкого, творчества С. Морозова, отображение мироздания в произведениях русских витебских художников и др. Значительный интерес представляет проблема исследования  современности идей титанов Возрождения  и др. Раздел «Прикладная культурология» представлен работами, связанными с изучением семьи в контексте теорий социального конфликта, методов повышения производительности творческой деятельности. Как всегда, мы уделяем внимание лингвокультурологии, которая в данном выпуске представлена исследованием пословиц и поговорок как фактора формирования языковой и межкультурной компетенций. В качестве таковой рассмотрен и смех, который выступает как основа межличностного понимания. Помимо этого, прикладная культурология рассматривает тележурналистику малых городов России в достаточно значительном объеме позиций и др. То есть, всего   обширного культурно-ценностного содержания, выстроенного в совокупности временных и пространственных принципов, которые рождают целостное видение культуры и ее воздействия на окружающее пространство. Именно они создают разные варианты ареала бытования человека, личности, социума, культуры в ценностных, структурных, функциональных направлениях. Раздел «Социальная культурология» исследует феномен кино в социокультурном пространстве, социально-культурные характеристики городской среды. Здесь внимание уделено и культурному потенциалу региона, как генератору культурной идентичности, что позволяет выявить сходные черты, выросшие на основе похожести повседневной культуры жителей. Отсюда проистекает и структура спецификаций коммуникативной личности, трансформируемой стилем повседневной жизни  в современном городском пространстве, представленной феноменологией особой визуальной культуры. Серьезное внимание обращено на изменения высшего образования в современном обществе, примыкающую к этому проблему  информатизации, воздействии ее на личность, где последняя подвергается значительным модификациям, в том числе и нежелательным. Последний аспект рассмотрен в статье «Процессы вестернизации и варваризации русского языка как отражение диффузии в культурной сфере». Содержание нашего издания выстраивается в уже aпробированном алфавитном размещении статей каждого из разделов. Это показало свою эффективность, что побуждает нас оставить этот принцип и позволяет быстро найти статьи в соответствии с координатами авторов. Тем не менее, ставшая в определенной степени традиционной, направленность материалов разделяется на вышеуказанные разделы культурологии – теоретический, исторический, социальный, прикладной. Полифонизм исследований не только чрезвычайно интересен, но и дает множественные подходы к решению сложных проблем разного направления. Статьи подготовлены преподавателями, аспирантами, докторантами, доцентами и профессорами  вузов России. Всего доброго, ждем отклики на помещенные статьи, ждем новые материалы, которые надеемся разместить в нашем издании. С уважением, благодарностью, лучшими пожеланиями и надеждой на сотрудничество Ромах О.В.

 

Автор(ы) статьи: Суворов С. А.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

социология личности, личность, отчуждение.

Аннотация:

Статья посвящена проблемам современной социологии личности. В первую очередь в ней затронуты проблемы социологического понимания личности, рассматриваются основные концепции личности в современной социологии. Проводится анализ социологических трактовок личности с точки зрения методологий социального реализма и социального номинализма. Высказывается точка зрения, что современная социология личности может развиваться на основе понимания личности как главного агента социальной системы, способного преодолеть отчужденность как одну из важнейших характеристик общественной организации

Текст статьи:

На первый взгляд в современной социологии категория личности обосновалась всерьез и надолго. Существует даже отдельное направление, социология личности, которое призвано определить роль личности в общественной системе и дать трактовку личностного начала человека с точки зрения его включенности в общественные отношения. Однако не будет преувеличением сказать, что данная отрасль социологии является в то же время одной из самых проблемных. Причин тому много. С одной стороны социологу приходится мириться с известным психологизмом, который неизбежно несет в себе личностный феномен, с другой стороны необходимо принимать во внимание, что на сегодняшний день, к сожалению, не существует не только общепринятой концепции личности, но даже не определен фокус поисков этой концепции. На настоящий момент в науке существует огромное множество направлений в изучении личности, диапазон коих варьируется от полного отрицания этого феномена (бихевиоризм, например) до признания его центральным элементом человеческой природы вообще (особенно ярко этот посыл выражен в экзистенциализме).

Ко всем этим проблемам стоит добавить и те, что порождены спецификой самого социологического знания. Социологическая теория личности по условию должна как-то связывать личность и социальную среду, объяснять возникновения личности человека и ее развитее действием социальных механизмов. Наиболее адекватной данным критериям является марксистская теория личности и выросшая из нее интеракционистская концепция. Не вдаваясь в подробности, интересующимся рекомендуем обратиться к специальной литературе, отметим, что суть этих теорий сводится к тому, что развитие личности объясняется с позиции места человека в системе общественных отношений (марксизм) или выполнения им определенных социальных ролей (интеракционизм). Иными словами, человек, его личность зависят от того, в какой социальной среде они окажутся. Грубо говоря, если человек вырос в среде интеллигентов, то закономерно ожидать от него качеств образованности, тактичности, эрудированности и т.д. Если же он, наоборот, вырос в бедных кварталах, то получите агрессора с низким уровнем культуры и желанием получить все и сразу.

Казалось бы, вот готовая социологическая теория личности и дело за малым: необходимо просто развивать ее дальше и применять в социологической практике. Так и есть, если не учитывать противоречивость данных концепций в отношении самой личности.

Отстаивая тезис о том, что личность представляет собой совокупность общественных отношений, марксизм как бы редуцирует личностное начало к общественному воздействию. Суть личностной природы нивелируется, подводится под общий знаменатель социальной среды. Между тем, как само понятие личности всегда выражала что-то индивидуальное неповторимое в человеке. Остается также открытым вопрос о том, если личность есть совокупность статусов и социальных ролей человека, то поведение большинства людей должно быть в большей доле унифицировано. Однако на уровне повседневного опыта можно заметить, что даже люди выросшие и живущие в одинаковых условиях далеко не одинаковы как личности.

Понятие отчуждения человека, подробно рассмотренное Марксом, также вступает в противоречие с его представлениями о личности. Ведь если качества человека полностью формируются его социальным окружением, то откуда взяться отчуждению. Получается, что капиталистическое общество отчуждает от человека те же качества, что ему и присваивает, причем использует для этого те же механизмы, что и для формирования личности.

Как мы видим, к этим двум теоретическим направлениям, пытающимся объяснить феномен личности с социологических позиций, существует много вопросов, что не мешает им быть популярными и достаточно адекватными для описания некоторых проблем по взаимодействию личности и общества.

Вообще хотелось бы отметить, что в социологической традиции существует устойчивая тенденция, а, точнее сказать, попытка, свести личностное начало в человеке к проявлениям социальной реальности. На этом принципе построена целая социальная методология, получившая название социального реализма. В противоречие ей другая методология, социальный номинализм, старается описать общественные явления с позиции действия конкретных индивидов, проявления их личностей. Но и это направление вынуждено использовать в своем категориальном аппарате понятия, скажем так, «внеличностного» характера. Выбор же между двумя этими методологиями остается до сего дня прерогативой исследователя, их вечный спор имеет ту же странную логику, что и спор средневековых номиналистов и реалистов о природе общих понятий.

Отметим только некоторые аспекты построения теории общества на основе социального номинализма, который, казалось бы, должен личность ставить во главу угла. Для примера рассмотрим ярчайший вариант социального номинализма социологию М. Вебера.

Вебер, как известно, начинает свою анализ с того, что признает все общественные образования (культуру, традиции, государство и т.д.) идеальными типами, которые суть плод методологической конструкции, а не реально существующие явления. Основа социальности видится ему в социальном действии людей, то есть в повседневном взаимодействии индивидов. На основе социального действия выстраивается вся социальная структура. Базис социального действия составляют мотивы людей, направленные на других. Но можем ли мы утверждать, что в социальном действии полноценно проявляется личность человека? Думается, что нет. В чем-то, конечно, она проявляется, но очень ограниченно. Сам Вебер утверждал, что социальными могут быть только поступки людей, имеющие под собой рациональный мотив. В итоге весь комплекс социальных действий приобретает упорядоченную структуру, складывается в социальные практики и институты. Если этого упорядочивания не происходит, то как мы можем говорить о стабильной социальной структуре. Ведь и сам Вебер вынес за скобки поведение людей, детерминированное традиционными и аффективными причинами. Такое решение, безусловно, обеспечивало возможность оперировать только теми поступками людей, которые несли в себе рациональное зерно, следовательно, могли создать упорядоченное образование, следовательно, вели к образованию стабильного общества. Но аффекты ведь тоже часть личности, причем, немало важная.

Таким образом, хотя логика Вебера идет индуктивным путем, в итоге он не смог избежать введения в свою теорию «надличностных» конструкций. Впоследствии именно на теории Вебера вырос мощнейший комплекс структурного функционализма Т. Парсонса, объяснявший социальную действительность через функционирование общественных систем.

На сегодняшний день, по нашему мнению, складывается ситуация, когда стремление к однозначному социологическому описанию какого-либо явления или факта означает нивелирование или полный отказ от личностной составляющей. Современная социология как наука, пытающаяся описать социальную действительность в общих категориях, старательно закрывает глаза на личность человека, в лучшем случае пытается найти некий баланс в духе марксистско-интеракционисткой концепции.

Социология личности сегодня посвящена как раз нахождению тех социальных механизмов персоногенеза, которые полностью бы редуцировали личность к неким социальным показателям. Именно отсюда возникло определение личности как совокупности социальных качеств и черт человека, которое не выдерживает никакой критики.

В истории гуманитарной мысли понятие личности возникает как характеристика индивидуальности человека, его несводимости к неким общим образованиям, в том числе и коллективу. Неслучайно, само слово личность хронологически возникло довольно поздно. Античность так и не смогла преодолеть зависимость человека от социума, понятие личность ей не знакомо, только в Средневековье впервые можно обнаружить стремление человека выделить себя из окружающей действительности. Наилучший пример тому первая в истории автобиография за авторством Аврелия Августина — «Исповедь», где предпринята попытка описания личной судьбы и жизненного пути, независимо от интересов рода, общины или государства.

В дальнейшем личность понималась как раз в этом индивидуальном ключе. Так было и во времена Просвещения, и в Новое время, и в современную эпоху, что особенно ярко выразилось в философии жизни, а затем в  экзистенциализме.

Безусловно, личность представляет собой сложнейший предмет для изучения, возможно, самый сложный в гуманитарной мысли, но это не значит, что надо бросить попытки его понять, завуалировав это стремлением описать личность через совокупность каких-то внешних по отношению к ней свойств и качеств человека.

Пока не было удачных попыток создать социологию личности, опираясь на трактовку личности как индивидуального начала, принципиально не сводимого к социальной среде, а подчас и противостоящего ей. Экзистенциализм блестяще описал диалектику личностного становления, внутреннею противоречивость личности, ее противостояние со средой, но при этом анализировал социальную реальность на основе марксистской методологии, социологию личности на основе самой личности он так и не создал.

Стоит задаться вопросом о принципиальной возможности построения социологии личности, идя от личности, а не от общества. Вся логика предыдущих размышлений наталкивает нас на путь, чтобы оставить все как есть. Личностью социолог должен интересоваться только в аспекте ее включения в социальное взаимодействия и на этом ставить точку, ибо более широкое оперирование понятием личности тесно переплетено с психологией, значит, есть опасность выхода за рамки собственно социологической теории. Иными словами, построение социологии личности возможно только по пути от «общества к личности», но не наоборот. Как представляется, обратный путь все же возможен.

С нашей стороны было бы неэтично критиковать существующее положение дел в социологической науке, не предлагая при этом каких-нибудь альтернатив. Задатки альтернативного понимания места личности в социологии есть. На данный момент пока не сформирована целостная теория, но можно наметить ее основные тезисы.

Во-первых, стоит признать, что личность представляет собой образование принципиально не сводимое к социальным ролям и взаимодействиям. Это признавал еще М. Вебер, только он все то, что не сводимо к этим ролям, как уже говорилось, вынес за скобки анализа. Однако человек проявляет себя в социуме с любой стороны, по этой причине нельзя никакие его качества выносить за скобки.

Во-вторых, хотя личность имеет собственную диалектику развития формируется она и развивается под влиянием социальной среды, более того, развитие это возможно только в условиях социума. Наука не знает примеров, когда человек прогрессировал до высокого уровня личностного развития вне социальной системы. Понять личность возможно исключительно при условии ее включенности в социальный универсум.

Здесь стоит сразу пояснить. Общественные отношения выступают в роли катализатора персоногенеза, но сама личность, получив толчок от социума, имеет собственные закономерности развития.

Раз личность так сильно зависит от социальной системы, почему же многое в ее поведении нельзя объяснить социальными закономерностями? Как представляется, важная причина этого заключается в том, что некоторые механизмы персоногенеза противоречат действующим законам социальной среды.

Ключевым явлением для понимания соотношения личности и социума, на наш взгляд, выступает феномен отчуждения. Если конкретизировать самое общее определение этого понятия как противоречие между сущностью и существованием человека, то оно будет означать стесненность личности в рамках общества. Иначе говоря, личность человека принципиально не сможет реализовать себя в рамках господствующих социальных отношений, личность всегда будет более избыточна по отношению к обществу. Отчуждение, как заметил еще К. Маркс, сопровождает человечество на протяжении всей его истории, начиная с родового строя. Но интенсивность его была различной и возрастала пропорционально росту частной собственности и производственных отношений.

Если отчужденность прогрессировала по мере развития социальной организации, то этот факт стоит сопоставить с тем, что личность человека развивалась по практически такой же схеме. По мере совершенствования социальной структуры личность человека прогрессировала. Неудивительно в этом смысле, что сама идеология независимости личности и индивидуализма начала свое развитие только в эпоху Просвещения.

Стоит задаться вопросом, как согласуется взаимосвязь развития личности и отчуждения с тем, что отчужденность выступает как главный ограничитель персоногенеза.

В дальнейших рассуждениях мы будем исходить из того, что личность человека по сути своей есть выделение индивида из социальной среды, некоторое обособление человека от окружающих, осознание своей уникальности, а также совокупность механизмов по отстаиванию этой уникальности. Но, как известно, любое отличие познается в сопоставлении. Человеку необходим социум, чтобы осознать свое отличие от него. Отчужденность в данном случае можно понимать как специфический механизм обособления индивида.

Традиционно отчуждение рассматривалось исключительно в качестве негативного фактора для персоногенеза, но, как представляется, это лишь одна сторона медали. Отчуждение способно до определенного предела развивать личность человека. Происходит это развитие путем включения человека в социальные связи, социализацию, прививание ему жизненно необходимых для существования стандартов и правил общественного поведения. Ограничивает же отчужденность развитие личности тем, что на определенном этапе личность становится избыточной по отношению к общественным стандартам поведения и жизни, а отчуждение уже не может предложить ничего больше.

Все то, что нам на сегодняшний день известно о личности как таковой есть продукт отчуждения человека. Отчуждение развивает личность, но это не единственный вариант личностного прогресса, как стоит полагать. Отчуждение противопоставляет личностное существование и личностную сущность потому, что ставит для развития личности рамки, которые необходимы, которые несут положительные последствия, но все же являются ограничителями.

Современная структура личности человека является продуктом векового существования частной собственности и общества, основанного на принципе производства. Возникновение личности на определенном этапе социогенеза выступило способом адаптации человека к условиям социального существования, в которых главным стал не человек, а продукт. В архаичный период в личности не было необходимости, человек полностью идентифицировал себя с родом. Недаром в Древней Греции самым страшным наказанием была отнюдь не смертная казнь, а изгнание из полиса.

Производственные отношения разрушили родовую организацию, человеку ничего не оставалось, как найти основания для себя уже не в роде, а в самом себе. Сейчас трудно сказать, как бы развивалась личность человека, если бы общественное развитие пошло по-другому. Однозначно можно утверждать, что личность человека ни в коей мере не ограничивается набором социальных ролей, не определяется через усвоенные социальные стандарты, она всегда избыточна по отношению к общественной системе, хотя последняя играет определяющую роль в отношении ее формирования. Но как цветок, вырастая из горшка, который, безусловно, необходим для его роста, требует пересадки, так и личность по мере развития «вырастает» из рамок статусно-ролевой системы.

В этой связи представляется неправильным ограничивать социологию личности исключительно нахождением закономерностей личностного развития, определяемыми социальной средой. Предмет исследования должен быть шире. Личность человека есть образование социальное, это признают многие исследователи. Изучать личность в отрыве от той среды, в которой она формировалась и существует, было бы ошибкой, что признается рядом авторитетных школ от интеракционизма до фрейдизма. Но нельзя все влияние социума сводить к констатации проекционных зависимостей между личностью и социальной структурой. Личность, как кривое зеркало, способно вобрать в себе заданную модель интеракции и переделать ее в другом виде.

Существует множество примеров, где личность человека проявляет себя в ином качестве, нежели в рамках общественной среды. Духовная коммуникация, толерантная группа, искренняя любовь, дружба, страсти – все это примеры взаимодействия между людьми, где личность есть, но нет той повседневной системы социальных отношений, основанной на принципе производства и социально-ролевом элементе. В Т-группе человек реализует свое «Я», а не выполняет социально заданный стандарт поведения. Позволяет ли нам такой нехитрый набор фактов и логика приведенных рассуждений говорить о том, что есть некий иной способ социальной организации, в котором человек будет не средством, а целью? Есть ли некая иная форма социальности, имеющая в основе своей не функциональное объединение людей как носителей социальных ролей? Вопрос, конечно, спорный. Но, по мысли автора, на него стоит ответить утвердительно.

Возможно, что человек не знает иной формы единства и солидарности больших групп, кроме как функционального объединения людей. По крайней мере, вся история развития человечества подтверждает этот тезис. Но также возможно, что формы социального взаимодействия отнюдь не ограничивается господством производственного принципа.

Современная социология все больше внимания сосредотачивает на малых группах и различных формах межличностного взаимодействия. И стоит учитывать, что данная область социального мира вовсе не является уменьшенной копией общественных макросистем. В ней действуют свои специфические закономерности, которые во многом, на наш взгляд, принципиально отличаются от законов социального макроуровня.

Многие из этих законов напрямую взаимосвязаны с диалектикой персоногенеза. Именно на уровне межличностного общения, пусть не повсеместно, наиболее полно проявляет себя человеческая личность, которая, как было сказано, не сводима к действующим социальным нормам. Учет личности как свободно действующего элемента межличностного уровня социальных отношений необходим для полного и адекватного понимания процессов, происходящих на самом элементарном уровне общественного бытия.

Социология личности как теория «среднего уровня» должна принимать во внимания перечисленные факторы и закономерности. Следует выстраивать логику рассуждений не только на основе общественного примата над личностью человека, предзаданности индивидуального поведения. Но и учитывать возможность того, что свободная личность вполне может сама определять форму и характер социального взаимодействия.

Автор(ы) статьи: Стаметов В. В.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

коммуникация, псевдокоммуникация, шоу, триггер-калибровка.

Аннотация:

в статье говорится о роли и значении шоу в процессе трансформации культурных ценностей. Автор приводит основные характеристики шоу, позволяющие характеризовать его как одну из форм проявления псевдокоммуникации. Характеризуются основные функции псевдокоммуникации, ее основное отличие от феномена духовной коммуникации, как понятия непосредственно родового. Так же, автор показывает зависимость сложных процессов трансформации и замещения духовных и культурных ценностей от транслируемых с экранов телевизоров различных шоу проектов.

Текст статьи:

Не секрет, что в  нашей стране, на современном этапе ее развития, происходят качественные изменения во многих сферах. Формируются новые экономические, политические, социальные и духовные ценности, старые же предаются забвению. Меняется сам менталитет русского человека. Этот процесс имеет как положительные, так и отрицательные стороны. Суть противоречия такова: с капиталистическим, эгоистическим способом мышления, который приходит на смену коммунистическому, коллективистскому, возникают представления о человеке как о бескомплексном, эгоистичном существе. Безусловно, новые экономические условия требуют психологической адаптации человека, но, по мнению автора, именно этот процесс ведет к резкому снижению уровня духовности. В то же время все чаще приходится наблюдать феномен духовной псевдокоммуникации в форме шоу. Основная цель, которую преследует в статье автор, это раскрытие причин возникновения этого феномена.

Однако, для успешного решения поставленного в статье вопроса, необходимо определиться с пониманием самого термина «псевдокоммуникация». Прежде всего, для выполнения этой задачи следует отметить, что феномен псевдокоммуникации нельзя рассматривать без упоминания феномена ему обратного – коммуникации. Для того, чтобы объяснить это положение, необходимо обратиться к понятию «коммуникация» и контексту, в котором оно здесь используется.

Коммуникация это некая, очень редкая, форма духовности, которая очень трудно моделируется искусственно. Ее основные признаки это эмпатийность, особая трансформация речи, «жалость не к себе», отсутствие агрессии и лидерства, формирование высшего типа симпатии, психическая изоляция от окружающей среды, желание повтора ситуации. Коммуникация ассоциативна, она вне ролей, статусов и вообще имиджа. Она не может быть самопознаваемой, так как эта форма ощущений диадна. В коммуникации полный приоритет обратных связей, то есть это больше  слушание, чем говорение. При коммуникации обычные механизмы  личной идентификации не состоятельны. В коммуникации возможен феномен «сублингвов», то есть общения вне слов, в форме не членораздельных звуков. Сублингв схож с языком высших приматов. Он универсален – без пола, возраста,  типа личности, только выражен у каждого в разной степени. Коммуникация это всегда, что-то новое, необычное, то, на что хочется смотреть. Для коммуникации необходима высокая энергетика, ибо она не стабильна и может, в противном случае, исчезнуть. В точке коммуникации смещается представление о пространстве и времени.

Коммуникация возникает до государственности, Морган, исследуя племена северо-американских индейцев, отмечает, что 10-15% всего их общения это нечто похожее на коммуникацию. Никем не доказано, что способность к коммуникации в истории развивается, нет зависимости «способность к коммуникации — цивилизованность», однако существует другая зависимость –  «полигамность — коммуникация», т.е. где нет семьи там коммуникации больше. Ни одно исследуемое племя не показывает, что коммуникации нет, коммуникация возможна везде, она встроена в структуру разума изначально (то есть, разума без коммуникации нет, а вот обратная связь обсуждаема). Коммуникации зародились до членораздельной речи, и чем более похоже на коммуникацию, тем меньше роль членораздельной речи. Коммуникация стихийна, но различные методы нейролингвистического программирования позволяют искусственно, пошагово  построить ее.

В социуме коммуникации возможны в религии (здесь коммуникация приобретает мистический оттенок), при сильных эмоциях (тяга к истине, любовь, дружба), в отношениях материнства и случаются редчайшие случаи массовой коммуникации.

Однако с зарождением государственности возникает феномен псевдокоммуникации. Коммуникация и псевдокоммуникация это две полярные стороны общения, и в массовой психологии осуждаются обе. Действительно, рассматривая эти феномены духовной жизни человека, следует отметить общую точку старта и некоторые универсальные предпосылки обоих явлений: возникновение из логики социума, довольно похожая мотивация субъекта, методы искусственного моделирования и д.т. Однако, эта схожесть только внешняя, весьма обманчивая оболочка в корне различных феноменов. Так, возникая из логики социума, псевдокоммуникация продолжает ее, не противореча ей, в отличие от истинно духовной коммуникации на более высоких стадиях ее саморазвертывания.

Еще одним принципиальным различием является разный уровень энергетики феноменов коммуникации и псевдокоммуникации, степень симметричности общения (определяемая целями, которые преследуются суггесторами – в псевдокоммуникации), сложностью искусственного моделирования (при формировании коммуникации партнеры просто обязаны раскрываться друг другу полностью, без страха обнажить личностный комплекс, что вовсе не обязательно, а скорее, противопоказано при псевдокоммуникации), и т.д.

Однако при всей подобной несимметричности двух феноменов вряд ли существует вероятность рассмотрения их в абсолютной изоляции друг от друга.

По этим причинам, описывая характерные особенности именно псевдокоммуникации, автор неизбежно вынужден обращаться к феномену духовной коммуникации. Итак, к базовым характеристикам и особенностям псевдокоммуникации относятся следующие:

- как уже отмечалось выше, ее общие стартовые моменты дублируют точки старта собственно коммуникации;

- псевдокоммуникация на этапе закрепления образов «рекомендуемого поведения», обрывает стартовые посылы  духовной коммуникации;

- на финише псевдокоммуникации оформляются социальные символы, выражающие суть «рекомендуемого поведения» и маскирующие, с переменным успехом, прагматическую ориентацию псевдокоммуникации;

-  несимметричность общения в псевдокоммуникации – скорее норма, чем аномалия. Это объясняется тем, что, например, суггестор в шоу должен ввести партнера по общению в состояние «аптайма», легкой оглушенности сознания, но ни в коем случае не попасть в него сам;

- массовых псевдокоммуникаций  неизмеримо больше, чем  истинных духовных коммуникаций.

Из перечисленных характеристик псевдокоммуникации очевидно выделить основные функции псевдокоммуникаций:

1) Стигмирование – через массовую псевдокоммуникацию снижается, подавляется потребность в истинной коммуникации.

2) С помощью псевдокоммуникации в людях поддерживается агрессивное военное поведение, то есть агрессия, готовность к действию (лозунги типа «делай, а не думай»).

3) Иллюзорно-компенсоторная функция: именно массовая псевдокоммуникация позволяет смириться, забыть на некоторое время с проблемами (с нищетой, голодом и т.д.).

4) Управленческая – через массовые псевдокоммуникации управление проверяет свою мощь, то есть, до какой степени они могут управлять массами. Массовая псевдокоммуникация социально выгодная организация социального поведения на символьном уровне. Формами псевдокоммуникации на современном историческом этапе могут являться телевидение (телешоу), митинги, живые концерты.

Необходимо отметить, что, возникая всего лишь как довольно редкий феномен духовной жизни, псевдокоммуникация со временем и не без помощи государства заняла практически все свободные ниши духовной  жизни, превращаясь во все более незаменимый атрибут общества. На современном этапе его развития  он, попросту говоря, необходимое явление, порой подменяющее, фальсифицирующее истинную духовность, блокирующее ее проявление по причине ее явной социальной дисфункциональности.

Шоу, как особая форма псевдокоммуникации, обладает следующими характеристиками:

- мотивация к участию в шоу очень сложна, но главным элементом такой мотивации является известная зависимость «экономии объяснений».  Иными словами, люди  добровольно и охотно участвуют в шоу не только ради развлечения, желания уйти от обыденности; их ведет еще и зачастую неосознаваемая надежда получить, возможно более простые и субъективно убедительные «доказательства» правильности, неизбежности, безальтернативности «обычной жизни»;

- основные трудности возникновения такой мотивации приходятся именно на стартовый период участия в шоу, позже возникает своеобразная инерция, едва ли не слабонаркотическая зависимость от таких объяснений, тайное ощущение невозможности последовательного самостоятельного мышления. В силу этого, качество таких «объяснений» со стороны организаторов шоу для постоянных слушателей может падать, во всяком случае, по мере того, как организаторы шоу чувствуют мощь возникающей зависимости. Думается, именно поэтому некоторые шоу как бы «закукливаются», ориентируются на сравнительно замкнутый круг постоянных посетителей, особенно со средствами. Во всяком случае, именно таков финал многих шоу;

- к структуре мотивации в шоу можно отнести и ряд дополнительных мотивов, в том числе простую привычку к телевизионному зрелищу, часто выражающуюся в своеобразном «периферийном видеогедонизме», желании постоянно иметь работающий телевизор, передающий не хитрое, но красочное шоу в зоне периферийного внимания. Кроме того, возможно возникновение дополнительного «обратного» мотива к участию или просмотру шоу за счет все более искусного и прямого обращения шоу-технологий к ранее запретным темам и видеокартинкам (извращенный секс, открытый садизм и насилие, святотатство, некрофильные сюжеты и т.п.);

- по представлениям автора, упомянутая мотивация к участию в шоу имеет своеобразные матрицы, она дана скорее не как «мотивационное поле», но как накопление каких-то квантов, интереса к начинающемуся массовому зрелищу в рамках известных технологий «триггер-калибровки». В этом, собственно, и состоит одна из ярчайших характеристик шоу: уводя на финише человека очень далеко от обычных нужд и обязанностей, он имеет глубокие корни в обыденности, возникает из надежд блокирования такой обыденности простейшими способами за счет чужой фантазии. Путь прохождения зрителя или слушателя шоу в таком диапазоне от старта к финишу показывает как гладкие «соллективные» зависимости, так и наличие бифуркационных точек воздействия, которые, собственно, и отделяют один этап шоу от другого.

- современный уровень соответствующих технологий, по представлениям автора, не позволяет пока отслеживать конкретные кванты упоминавшихся воздействий, отслеживание успеха или неуспеха определенных фаз шоу идет, все же, по результату. В идеальном варианте – по сигналу клакеров. Массовость же участия в шоу показывает, следовательно, стихийность эффективного воздействия символов и симулякров шоу на индивидуальную психику, более того, такая массовость показывает особую роль шоу в общественной жизни, оно выполняет роль своеобразной рекламы коллективизма, пробует внушить критически большому числу людей рецепт избавления от страданий рефлексии и просто самостоятельных размышлений через участие в массовом зрелище в толпе.

Не случайно большинство респондентов, участвовавших в шоу, описывают это участие с использованием терминов «весело», «красиво», «интересно», «привлекательно», «забавно» и почти никогда в таких описаниях не встречаются  фразеологемы  «я подумал…», «правильно», «справедливо», «сложно», «греховно»;

- любая актуализация приведенных последними фразеологем ведет к обрыву триггер-калибровки шоу. При этом эффективность еще одной попытки становится весьма проблематичной. Небольшая страта последовательно духовных людей имеет своеобразную «прививку» от шоу.

Таким образом,  фундаментальной характеристикой шоу является принципиальная сводимость его к родовому началу – масштабному, неискоренимому, полному мощных противоречий бытию социальных псевдокоммуникаций. Перечисленные характеристики позволяют определить шоу как имеющую характер  массового зрелища форму псевдокоммуникативного общения, технологически ориентированную на закрепление у аудитории нужных организаторам (суггесторам) впечатлений и оценок, в том числе и на невербальном уровне.

Современные теле-шоу, по крайней мере, многие из них, являются инструментом пропаганды эгоистических ценностей, «подсказывая» зрителю логику социума  как единственно верный вариант корректировки своего поведения по достижению социального успеха. Некоторые, откровенно некультурные, шоу-проекты моделируют «жизнь» или «любовь». Такое искусственное моделирование проецируется на малую группу участников, которые позиционируются как социально успешные или наоборот (говоря языком современной молодежи – «продвинутые» или нет). Образы поведения таких героев теле-шоу закрепляются в сознании зрителя как истинно правильные, то есть становятся идеалами их собственного поведения. Как уже упоминалось во вступлении, переживаемая российским обществом трансформация (как культурная, так и экономическая) по представлениям автора, непосредственно связана с развитием шоу-индустрии.

Псевдокоммуникация (и соответственно, шоу как ее форма) может быть выражена во многих формах, не всегда приобретая идеологический оттенок. Однако искусственное моделирование социально приемлемого и выгодного поведения здесь является своеобразным ориентиром. Проецируя через социальные символы  картину социального успеха, в сознании реципиента шоу, как частного случая псевдокоммуникации, фиксируются «правильные» методы достижения этой цели. В результате складываются новые ценностно-нормативные ориентиры, которые воспринимаются реципиентом как свои собственные. В этом смысле, шоу, безусловно, является ускорителем а так же неким обезболивающим средством процессов происходящих в российском обществе.