Автор(ы) статьи: Кузьмина Л.А.
Раздел: Историческая культурология
Ключевые слова:

Наскальное искусство, архаическая культура, этническая культура, первобытное мышление, анимистические представления, магическая гипотеза возникновения наскального искусства, сакральное пространство.

Аннотация:

В статье представлены аспекты толкования семантики наскального искусства в контексте этнической культуры. Подобная интерпретация функции наскальных изображений позволяет рассматривать их как свидетельство духовного культурного мировоззрения людей, населявших территорию современной Якутии в архаические времена.

Текст статьи:

В современной ситуации глобализации актуализируется «история и культура территории» как история и культура населения, обитавшего с палеолитических времен в определенной географической зоне. Возрастание интереса к проблеме наскального искусства Якутии обусловлено прежде всего необходимостью возрождения, сохранения и дальнейшего развития духовного пространства этносов, населяющих ее территорию. Бесспорно, актуальный слой наскальных росписей был ориентирован на архаическое общество, носителей конкретных археологических культур, но глубинные слои обращены к человечеству, и это придает наскальному искусству онтологически длительный статус. Теоретически подобная работа исходит из существования общего универсального ядра человеческой природы. В наскальных изображениях запечатлены такие архаические пласты человеческого самосознания, которые распространяются на культуру народов, исторически разделенных пространством и временем. Магическая гипотеза возникновения наскального искусства была обоснована в начале 20 века. Суть ее заключается в том, что в момент своего возникновения эти изображения носили дохудожественный, ритуально-магический характер.

К нашему времени изобразительный материал, накопленный исследованиями наскального искусства Якутии, стал довольно богатым: зафиксировано и исследовано 115 писаниц с более чем 5 тыс. рисунками. Наскальная роспись появляется в верхнем палеолите, которая затем получает развитие в неолитических культурах и прослеживается в культурах бронзового и железного веков и позднего средневековья [5, 162-163]. Факты по археологии, популяционной генетике, антропологии и лингвистике свидетельствуют о том, что этногенез народов Севера уходит корнями в первобытные времена, и истоки их этнической специфики могут быть прослежены до неолита и мезолита [11, 99]. Анимистические представления многих народов оказались настолько устойчивыми, что задают прочные духовные ориентиры и в наши дни. Религиозный синкретизм дал возможность сохранить единство и целостность духовной культуры северных народов, ее преемственность. Так, усматривая в семантике наскальных изображений проявления религиозно-космогонических представлений древних людей, многие исследователи, связывают их сюжеты с такой культурной диффузией, как шаманизм. Эта архаическая религиозная система, возникнув в глубокой древности, устойчиво воспроизводится в самых разных регионах, временах и культурах. В традиционном своем понимании шаманизм относится к реликтовым надбиологическим программам культуры, которые живут в современном мире, оказывая на человека определенные воздействия. Приведенные здесь аргументы дают возможность применить опыт изучения архаических культур этнографической современности для выявления мировоззрения древнейших людей, которое отразилось в их искусстве.

Исследуя особенности архаического мышления, создатель французской школы этнологического структурализма К. Леви-Строс делает вывод, что логический потенциал мышления первобытного человека и человека современного принципиально равны. Абстрагирующее сознание активно проявляло уже в архаических культурах, где чувственный смысл явления не существовал без сверхчувственных значений. При этом особенно важную роль в первобытном мышлении играли символы, которые являются промежуточными единицами между конкретно-чувственными образами и абстрактными понятиями. Искусство того времени, по мнению Леви-Строса, изображает часто сверхъестественные существа, обладающие вневременной и не зависящей от обстоятельств реальностью [8, 111]. Как сторонник универсалистской теоретической ориентации в этнопсихологии, Леви-Строс исходил из идеи психического единства человечества, полагая, что базовые психологические процессы являются общими для всех людей. По его мнению, универсальны и бессознательные структуры мышления, в основе которых лежат бинарные оппозиции. Их использование при восприятии и категоризации мира свидетельствует о том, что между научным и мифологическим мышлением, между логикой первобытного и современного человека не существует качественных различий.
Наскальное изображение является конвенциональным знаком сакрального смысла и несет с собой идею загадочности и таинственности мира. Определенный знаковый смысл имеют части изобразительной плоскости. Здесь все втянуто в культурное обращение, существует в культурном контексте и создает особое культовое пространство для совершения ритуального действия. Изображение указывает, что данный феномен выделен из природы и включен в культуру. Оно несет информацию об оппозиции, о которой говорит Леви-Строс как первичной оппозиции человеческого общества и породившей его среды: культура – природа. Когда объект природного ландшафта начинает выполнять культуросозидающую функцию, происходит формирование собственно культурного ландшафта. С этого и начинается человеческая культура, которая в структурализме, представляющем собой метод изучения «архаичных культур», понимается как результат стремления и способности человека особым образом обозначить среду своего обитания. Скала с прилегающей территорией является зоной особой сакральности, состоящей из взаимодействующих природных и культурных компонентов. С этих позиций, наскальное изображение – это способ удвоения реальности, ее магическое отражение.

Другой французский философ, автор релятивистской концепции Люсьен Леви-Брюль, чье имя часто связывают с изучением примитивного интеллекта, к концу научной карьеры изменил свои взгляды в направлении универсализма. В современной научной литературе выраженная Леви-Брюлем точка зрения на происхождение искусства и религии является одной из наиболее традиционных, согласно которой мифологическое художественное сознание возникает из мистической ориентации первобытного человека [7, 20-303]. Леви-Брюль утверждает, что в примитивных обществах, где эмоции неотделимы от познания, а отношения между событиями носят мистический, а не причинно-следственный характер, существуют качественно иные формы мышления – коллективные представления. Это понятие он определял как систему верований и чувств, передающихся из поколения в поколение. В качестве главной особенности коллективных представлений исследователь рассматривает мистическое содержание, понимая мистичность как веру в таинственные силы и общение с ними. Как полагал Леви-Брюль, первобытный тип мышления составляет основу культуры не только дописьменных традиционных обществ, но и современных восточных культур. В наскальном искусстве запечатлены традиционные для архаического сознания идеи, соотнесенные с сакрально-мистическим пониманием мироздания. Так, по поверьям народов, сохранившим шаманизм в системе религиозных верований, именно мистическая сопричастность позволяет шаману чувствовать себя посредником между разными мирами. С помощью изображения моделируется сакрализация местности скалы, где осуществляется непосредственная связь трех основных ярусов вертикальной иерархии мироустройства. Шаман, осознавая ритуальные смыслы объекта природы, отмечал поверхность скалы изобразительными символами, соответствующими их сакральной значимости. Он начинает свое путешествие по многоуровневому миру от скалы и возвращается к ней. Эта точка отсчета, начала и конца путешествия, постоянно статична и фиксирует собой центр пересечения зон древнего мироздания. При этом шаман осуществляет пространственную ориентацию, позволяющую определить, в каком направлении совершать путешествия, и разграничивает зоны окружающего мира не только по вертикали, но и по горизонтали, где особой сакральностью обладает центр. Завершение путешествия воспроизводит полный цикл бытия модели древнего космоса с позицией пространства: подземного – земного – небесного, сакрального — несакрального. Он маркирует границу между мирами для того, чтобы исполнять различные функции при проведении ритуальных действий, связанных как с воссозданием гармонии окружающего мира, плодородием и благополучием рода, так и с мировоззренческими представлениями.

Проблема интерпретации символики наскального искусства впрямую соотносится также с вопросом о глубинных основах художественного творчества: достаточно вспомнить психоаналитическую концепцию К.Г. Юнга об архетипах – универсальных праобразах, праформах поведения и мышления, которые передаются современному человеку генетически. И звеном между архаическими, традиционными и современными культурами оказывается архетип. Согласно его теории, символический знак изобразительного искусства наиболее адекватно выражает содержание коллективного бессознательного, поскольку культурные архетипы раскрывают свое содержание иконически, то есть посредством изобразительной формы. Архетипические образы, считает Юнг, всегда сопровождали человека, они являются источником мифологии, религии, искусства. В этих культурных формах происходит постепенное превращение архетипических образов в символы. По Юнгу, история религии, в широком смысле слова (т.е. включая в ней и мифологию, и фольклор, и первобытные психологические представления), является сокровищницей архетипических символов. Изобразительное искусство, как говорит Юнг, является внутренней потребностью, которая превращает человека в инструмент для выражения опыта коллективного бессознательного [14]. Говоря так, он стремится подчеркнуть тот факт, что человек как художник чрезвычайно чуток к архетипическому восприятию мира и вдохновенный творит в состоянии наития. Эту мысль Юнга, подтверждает Леви-Строс, считая, что нашел путь от символов и знаков к бессознательной структуре разума, а следовательно, к структуре вселенной. В древних обществах человек создавал священные символы и использовал их в опыте трансперсональных переживаний. Священные символы, связывая человека с разными уровнями реальности, давали ему возможность рассматривать себя как часть сакрализованного космоса. В общем виде священная скала служит точкой жизненного контакта с космическими силами и центром аккумуляции энергии. Скала, будучи центром всего обрядового комплекса, является воплощением архетипа Мировой Горы или Мирового Центра. Психологи и искусствоведы чаще всего связывают символизм цветов с теорией Юнга о коллективном бессознательном, об особенностях индивидуального цветовосприятия и культурно-генетически обусловленных представлений о них. На уровне архетипов семантический язык цветовых значений един для всех людей на Земле. Красный признан архетипическим цветом всей первобытной культуры. В Европе и Азии кроманьонцы, древнейшие представители современного человека, кости умерших также посыпали красной охрой. Это было связано с верованиями первобытных людей, погребальным обрядом и их пониманием символики цвета: красное обозначало кровь, следовательно, жизнь. Они верили в душу, переходящую в иной мир после смерти человека. Засыпка костей охрой характерна и для неолитических погребений Якутии. Большинство наскальных росписей Якутии выполнено охрой красного цвета.

В древности пещеры и скалы с изображениями представляли собой культовые центры – святилища, где совершались магические обряды и церемонии. Археологами зафиксированы рядом со священными скалами жертвенники. Так, в Якутии недалеко от писаниц Крестях на Олекме в лесу на скалах-останцах были обнаружены древние идолы – шэнкэин. Подобные идолы, представляющие собой лиственничные палки с заостренными концами – головами были найдены у писаниц Верхнего Приамурья и среднего течения Олекмы. Эвенки считали, что скалы, покрытые рисунками зверей, — место обитания речного духа. Душа шамана эвенков путешествовала по мифической реке «Эндекит», берущей начало на небе, спускающейся на землю и затем уходящей в Нижний, подземный мир. Шаманские реки берут начало в омутах и водоворотах обычных рек. По преданию, шаман сопровождал по «Эндекит» в иной мир душу покойного сородича на лодке. Во время камланий бубен шамана символизировал эту лодку. В Родинкском неолитическом захоронении на Нижней Колыме костяк женщины лежал на толстом слое бересты с загнутыми краями. Контур подстилки был овально-вытянутый и пристроен в верхней части. Вероятно, покойника хоронили в берестяной лодке. [4, 76] В 15-16 вв. якуты иногда хоронили своих покойников в берестяном гробу. На основании вышеупомянутых примеров можно предположить, что погребальная традиция неолитических охотников сохранялась на территории Якутии до16 века.

Как отметил А.Е. Кулаковский, душа состоит из трех элементов: земля-душа и воздух-душа воспринимаются как материальные субстанции, а третий компонент – ийэ-кут, как духовное начало. Такая версия о трехсоставности души является одним из вариантов мифологической мировой триады о многосоставности человеческой души. Звери и птицы имели только две души: мать-душу и и землю-душу. Часть души — Ийэ-кут шамана путешествует по Верхнему, Срединному, Нижнему мирам, приняв силу и форму своего духа-хранителя. Якутский шаман Сапалаай (И.А. Суздалов) в 1938 году рассказал фольклористам следующее: «Айыы ойууна (белый шаман) имеет зверя-помощника, хранителя души шамана – Ийэ-кыыл (мать-зверя). Он похож на Уу О5уhа, так называли якуты мамонта. Ийэ-кут шамана находится в том звере. Со смертью Ийэ-кыыл шаман умирает». [2] Ийэ-кыыл, дух-хранитель – это духовное существо, которое защищает шамана от опасностей и служит ему. Дух-покровитель считается главной силой, способной вызывать или излечивать болезни. Мать-душа могла выходить из тела и путешествовать по Верхнему, Среднему, Нижнему мирам, приняв силу и форму своего духа-хранителя.

Известный западный антрополог, шамановед Мишель Харнер пишет: «В дополнение к духу-хранителю шаман имеет обычно несколько духов-помощников: это силы, меньшие по сравнению с духом-хранителем, но их могут быть сотни в распоряжении одного шамана, что обеспечивает ему большие силы, могущества». [13] Используя это определение Харнера, попытаемся понять, что означают петроглифы Франции, находящиеся в пещере Труа Фрер. Палеолитические наскальные изображения мадленского периода находятся в пещере глубоко под землей. Древние художники высекли на камне силуэты сотен животных. Эти животные окружают человеческую фигуру с головой бизона, очевидно, представляющую собой одного из самых ранних шаманов человечества. От фигур бизонов, северных оленей, лошадей вниз идут линии, некоторые из них оканчиваются «мешочками». Фигуры человека с бизоньей головой и животных, находящихся вокруг него, соединены линиями. Линии, идущие от животных, направлены к ноздрям, рукам, ногам, спине существа. Эти линии могут означать животные силы духов-помощников шамана, входящие в его тело. Чтобы выделить шамана в лице духа-хранителя среди стада животных, духов-помощников, древний художник представил его в виде человека-быка, соединив в нем и человеческие, и животные формы. Контурные линии подчеркивают характерные особенности фигур животных, косыми параллельными штрихами изображена шерсть, фигуры животных переданы в динамике. Они накладываются друг на друга, просвечиваются, образуя контурную композицию. Этим приемом первобытный художник хотел подчеркнуть нематериальность изображаемых фигур. Силу зверя, как бы самую душу его передал в них мастер. Фигуры связаны разворачивающимся на глазах у зрителя действием в единую композицию, в центре которой шаман, вызывающий своих духов-помощников и вбирающий в себя их могущественные силу и энергию. Особенностям такой семантической трактовки пещерных изображений можно отыскать параллели и в другом примере палеолитического искусства Европы. Проходы, коридоры, потолки пещеры Альтамира в Испании сплошь покрыты полихромными изображениями бизонов, козерогов, лошадей, северных оленей, мамонтов, кабанов. Животные воспроизведены почти в натуральную величину реалистически, в динамике: некоторые изображены в стремительном галопе, несколько быков встали на задние ноги, другие замерли как вкопанные. Живость и экспрессия настенных изображений, отсутствие композиции в них, вероятно, указывают на то, что главной задачей палеолитического художника было передать в изображении именно силу и мощь животных – духов-помощников, которые должны были приумножить силу шамана.

Высказанную выше версию о смысле наскальных фигур животных подтвердим на примере нескального искусства Якутии. Скала Суруктаах-Хайа на берегу Токко датируются верхним палеолитом и является одним из древнейших культовых центров Средней Лены. Древние люди нанесли красной охрой на поверхности скалы изображения лошади и быка. В древности якуты противопоставляли быка из Нижнего мира и лошадь, животное Верхнего мира, олицетворяющих соответственно «длинную зиму» и «короткое лето». Якутский шаман путешествие в Верхний мир начинает с какого-нибудь возвышения, например, горы или скалы. По словам шамана Куруппа, зверь-хранитель находится на вершине высокой скалы. Из сказанного следует, что фигуры животных, выписанные на скалах, могут означать духов-хранителей шамана. Душа шамана (ийэ-кут) на лошади, духе-хранителе (мать-зверя) взмывала в Верхний мир, а, превратившись в быка, отправлялась в Нижний мир, чтобы обнаружить души, украденные духами. Таким способом душа шамана (ийэ-кут) переносилась в Нижний и Верхний мир. Итак, духов-хранителей и духов-помощников шаман связывает с определенным местом, а именно со священной скалой — Ытык-Хая. Северные народы до настоящего времени почитают эти места, считая их национальным достоянием и религиозной святыней.

Судя по дошедшим до наших дней памятникам неолитического искусства, можно предположить, что оно имело тесную связь с древней традицией народов – шаманизмом, а именно передавало преклонение людей перед самыми крупными представителями тогдашнего животного мира – лосями, медведями, дикими лошадьми как духами-хранителями души шамана ийэ-кут. Видимо, дух-хранитель шамана являлся родовым тотемом. На наскальных изображениях Куленги бронзового века (2-1 тыс. до н.э.) на Верхней Лене имеются «рогатые» антропоморфные фигуры. А.П. Окладников определил возраст этой группы изображений бронзовым веком, подчеркнув их ярко выраженный «шаманский» характер. [10, 79]

На территории Якутии к кругу «шаманских» изображений относится композиция на скале в долине реки Маи, притока Алдана. Композиция состоит из четырех геометрически стилизованных человеческих фигур, солярного знака, керамических сосудов и предмета, напоминающего нож. Главной фигурой композиции является двуногое антропоморфное существо. Его туловище оформлено в виде «морковки» без ног. Следующие две фигуры людей с рожками находятся над ним. У них изображены только лица и часть туловища. Как известно, рогатые головные уборы играли большую роль при создании необходимого образа шамана. Четвертая фигура человека находится с правой стороны от остальных. Его лицо нарисовано «негативно» по сравнению с личинами других фигур. Кажется, что фигуры людей в ритуальных масках, раскинув руки, парят в воздухе, совершая полет в Верхний мир, который представлен в виде солярного знака – символа солнца. Древний художник изобразил фигуры безногими, чтобы подчеркнуть эффект невесомости при полете. Изобразительные мотивы этой уникальной «шаманской» композиции в долине реки Мая в Якутии напоминают те, что мы находим в наскальном искусстве Северной Америки. Попытка провести иконографические параллели между наскальными изображениями двух различных континентов основана на научной гипотезе о заселении Америки через Северо-Восточную Азию. Так, в рамках стилей Хорнад и Барьерный Каньон, возникших в 10 веке на юго-западе североамериканского континента, создавались изображения масок, геометрические стилизованные фигуры и «качинные одеяла», аналогичные якутским. Так называемые «качинные одеяла» сочетали похожие на маски лица с прямоугольными туловищами, раскрашенными в изобразительном стиле керамики Мимбрес. Стилизованная глиняная скульптурная фигура человека – «качина», напоминающая по форме керамический сосуд, связана с культом накопления и плодородия у эскимосов [12, 94]. В таком случае, маинский керамический сосуд может быть связан с символом плодородия, изобилия. Шаманское путешествие в Верхний мир с мольбой о ниспослании плодородия, изобилия, благополучия обитателям Срединного мира, может, в этом тайный смысл сюжета наскальной росписи Мая в Якутии? В железном веке на территории Якутии в наскальной живописи продолжают оставаться сюжеты с потусторонней тематикой, где присутствуют трехпалые антропоморфные фигуры с шаманской атрибутикой.

Эволюция наскального искусства Якутии отразила развитие творческого мышления Homo Sapiens от эпохи верхнего палеолита до позднего Средневековья. Она завершается так же, как и эволюция наскальных изображений всех континентов: изобразительная форма постепенно лишается образной выразительности, изображения приобретают однотипный характер, рисунок постепенно превращается в знак.

Литература
1. Алексеев А.Н. Каменный век Олекмы. Иркутск, 1987
2. Архив ЯНЦ СО РАН, ф.5 оп. 3, д. 536, л. 19-23.
3. Архипов Н.Д. Древние культуры Якутии. — Якутск, 1989.
4. Кистенев С.П. Родинкское неолитическое захоронение и его значение для реконструкции художественных и эстетических возможностей человека в экстремальных условиях Крайнего Севера // Археологические исследования в Якутии. Новосибирск, 1992
5. Кочмар Н.Н. Стиль и датировка писаниц Якутии /Археологические исследования в Якутии. Новосибирск, 1992
6. Кулаковский А.Е. Научные труды. — Якутск: Кн. Изд-во, 1979.
7. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1994
8. Леви-Строс Клод. Первобытное мышление. М., 1994
9. Мочанов Ю.А. Древний палеолит Диринга (археологический возраст памятника) и проблема внетропической прародины человечества. Якутск, 1988.
10. Окладников А.П., Мазин А.И. Писаницы реки Алдан. Новосибирск. 1966
11. Федосеева С.А. Археология Якутии и ее место в мировой науке о происхождении и эволюции человечества. Якутск, 1999.
12. Феест Кристиан. Искусство коренных народов Северной Америки. М., 1985.
13. Харнер Мишель. Путь шамана и шаманская практика: руководство по обретению силы и целительству. М., 1976.
14. Юнг. К.Г. Архетип и символ. М., 1991

Автор(ы) статьи: Клопыжникова А.А., Ромах Н.И.
Раздел: Историческая культурология
Ключевые слова:

НАУКА ИНДИИ, ДУХОВНОЕ НАСЛЕДИЕ, НАУЧНЫЕ ШКОЛЫ, СИСТЕМЫ, ЦЕЛОСТНОСТЬ ИСТИНЫ.

Аннотация:

внутренний мир человека, открытие мира возможностей нравственной личности. Для древнеиндийской философии характерно развитие в рамках определенных систем, или школ, и деление их на две большие группы: ортодоксальные философские школы древней индии, признающие авторитет вед (веданта (iv–it в.в. до н.э.), миманса (vi в. до н.э.), санкхья (vi в. до н.э.), ньяя (iii в. до н.э.), йога (ii в. до н.э.), вайшешика (vi–v в. до н.э.).; неортодоксальные школы, не признающие авторитет вед (джайнизм (iv в. до н.э.), буддизм (vii–vi в. до н.э.), чарвака–локаята.

Текст статьи:

Индийская культура занимает одно из почетных мест в истории мировой культуры. Достижения древней и средневековой Индии в области науки на протяжении тысячелетий оплодотворяли творческую мысль близких и далеких ее соседей.

Вообще наука возникла и развивалась в рамках древнейших цивилизаций и первоначально полностью была прерогативой культуры уже потому, что первой наукой принято считать философию. В Древней Индии очень высокого развития достигла философия. Индийская философия – это не только экзотика, а именно та притягательность целительных рецептов, которые помогают человеку выжить. Человек может не знать тонкостей теории, но заниматься дыхательной гимнастикой йога в целях чисто медико-физиологических. Главная ценность древнеиндийской философии состоит в ее обращении к внутреннему миру человека, она открывает мир возможностей нравственной личности.

Для древнеиндийской философии характерно развитие в рамках определенных систем, или школ, и деление их на две большие группы: первая группа – это ортодоксальные философские школы Древней Индии, признающие авторитет Вед (Веданта (IV–IT в.в. до н.э.), Миманса (VI в. до н.э.), Санкхья (VI в. до н.э.), Ньяя (III в. до н.э.), Йога (II в. до н.э.), Вайшешика (VI–V в. до н.э.). Вторая группа – неортодоксальные школы, не признающие авторитет Вед (Джайнизм (IV в. до н.э.), Буддизм (VII–VI в. до н.э.), Чарвака–Локаята.

Астрономия и математика. Развитие астрономии было вызвано нуждами ирригационного земледелия. Древнеиндийские астрономы делили год на 12 месяцев по 30 дней в каждом, каждые 5 лет добавлялся 13-й месяц. Год состоял из шести сезонов по два месяца в каждом. Была известна разница между длиной дня и ночи в различных широтах земного шара. Введение десятичной системы способствовала точным астрономическим расчетам, хотя обсерваторий и телескопа у древних индийцев не было. Индийцы знали о предварении равноденствий и о том, что за сутки земля совершает оборот вокруг своей оси. Ученый Гаргья, первым перечислил созвездия и разделил зодиакальный пояс на 27 равных частей. Ближе к современной эпохе, в 1727 г. н.э., родился махараджа Джай Синх II, строитель Джайпура, одного из наиболее старых городов, следующих единому плану строительства, и создатель знаменитых обсерваторий в Джайпуре, Дели, Варанаси, Матхуре и Удджайне. Часть приборов в этих обсерваториях до сих пор работает точно. Солнечные часы в Джайпуре сообщают время с точностью до двух секунд!

Высокий уровень развития, которого достигла индийская астрономия, уже является доказательством успехов индийцев в математике. Индийцы изобрели числительные, десятичная система счисления, являющаяся наряду с письменностью одним из важнейших достижений человечества, с общего согласия авторитетных историков признана изобретением индийцев. Открытия древних индийцев в области точных наук повлияли на развитие арабской и ирано-персидской науке. Почетное место в истории математики занимает ученый Арьяпхата, живший в V– начале VI века н. э. Древние индийцы умели решать квадратные уравнения, и были знакомы с иррациональными числами и извлечением корней. Древние индийцы достигли больших успехов в геометрии. Эта наука была известна им задолго до написания «Сурья Сиддханта» («Законы солнца») (2000 г. до н.э.), где изложена рациональная тригонометрическая теория. Она основывается на теореме о синусе дуги и включает ряд теорем, сформулированных и доказанных в Европе лишь несколько столетий спустя. Индийцы знали о различных свойствах треугольников, в том числе о том, что площадь треугольника можно выразить через его стороны, и о соотношении между радиусом и длиной окружности и измеряли их в одних и тех же единицах.

Современные цифры 1,2,3,4,5,6,7,8,9,0, получившие мировое признание и распространение, по мнению большинства учёных, индийского происхождения. Счёт целых чисел в Индии с древних времён носил десятичный характер. Полагают, что цифры самих индийцев, которыми они пользовались раньше в своей десятичной системе, произошли от первых букв числительных имен. Наряду с цифровой записью в Индии широко применялась словесная система обозначения чисел, этому способствовал богатый по своему словарному запасу санскритский язык, имеющий много синонимов. При этом «О» обозначался словами «пустое», «небо», «дыра»; 1 – предметами имеющимися только в единственном числе: Луна, Земля; 2 – словами «близнецы», «глаза», «ноздри», «губы»; 4 – словами «океаны», «стороны света» и т.д.

Медицинские науки в Древней Индии. Источниками изучения древнеиндийской медицины являются данные археологических исследований, а также памятники письменности, среди которых ведущее место занимают веды, особенно Аюрведы. Являясь сборниками гимнов, молитв, веды имеют значение и как свод конкретных знаний о природе. Из эпических произведений большой интерес представляет поэма «Махабхарата» — энциклопедия народных преданий. В «Панчатантре» — древнем сборнике рассказов и басен упоминаются лекарственные средства, болезни, говорится о врачах, различных способах лечения болезней. Господство культовых традиций (о греховности убоя животных, вскрытия человеческих трупов) неблагоприятно сказывалось на приобретении знаний о строении человеческого тела. В дальнейшем анатомирование трупов перестало преследоваться, но способ его был крайне несовершенным. Тем не менее, в Аюрведе описаны многие анатомические образования: органы, системы с перечислением отдельных костей, связок, сосудов, различается головной и спинной мозг. Центром жизни считается пупок, от которого берут начало сосуды, несущие кровь, воду и слизь.

Возникновение болезни объяснялось неравномерным соединением пяти (по другим данным, трех) соков человеческого тела (в соответствии с пятью стихиями мира — землей, водой, огнем, воздухом и эфиром). Гармоническое сочетание их считалось условием, без которого не бывает здоровья. Среди причин, порождающих болезни, важное значение придавалось погрешностям в пище, пристрастию к вину, физическому перенапряжению, голоду, перенесенным заболеваниям. Утверждалось, что на состояние здоровья влияют изменения климата, возраст, настроение больного. Наиболее уязвимы люди преклонного возраста, они заболевают даже легче грудных детей. Тоска, печаль, гнев, испуг — «первые ступени на лестнице любой болезни».

Терапия была основана на учении о соках организма. Для приведения их в первоначальную гармонию обращались к средствам очистительным, раздражающим, рвотным, чихательным. Этой же цели служили кровопускания, прижигания, техника которых была высокой. Существовало большое число лекарственных средств. Растительных лекарственных средств в Индии, по источникам того времени, насчитывалось свыше 1000.

Первоначальной формой медицинской подготовки являлись школы при храмах и монастырях, где юноши обучались под руководством сведущих в медицине служителей культа. Дальнейшее образование получали в высших школах Таксила, Бенареса и других культурных центров Древней Индии. Ученый–врач пользовался большим почетом. Преподавание вели наставники из высшего сословия врачей — вайдша, которым разрешалось обучать одновременно не более 3-4 учеников. От наставника требовались не только основательные знания, но и высокие нравственные качества. Ученики должны были иметь хорошее происхождение (высокое кастовое положение родителей), «молодость, стройность, здоровье, нормальные органы чувств и скромность». Воспитание будущий врач получал в духе высоких этических требований. Профессиональная ценность врача определялась степенью его практической и теоретической подготовки.

В юридических памятниках Древней Индии имеются положения, направленные на охрану народного здоровья. По законам Ману не разрешалось продавать беременную рабыню. Резко осуждались злоупотребления наркотиками и пьянство.

Физика и химия Древней Индии. Представления древних индийцев в области физики были тесно связаны с религией и теологией. Считалось, что вселенная состоит из пяти элементов: земли, огня, воздуха и эфира. Существовало убеждение, что все элементы, за исключением эфира, имеют атомарную структуру. Атом считался вечным. Индийские металлурги достигли высокого мастерства в добыче металлов. Химия в Древней Индии была вспомогательной наукой, подчиненной развитию медицины. Индийцы преуспели в получении многих щелочей, кислот и солей металлов при помощи обычных процессов кальцинирования и возгонки.

Научные учреждения. Правительственными учреждениями, ведающими в Индии научными исследованиями, являются совет по научным и промышленным исследованиям (руководит научными исследованиями, планированием и координацией научно-исследовательской деятельности в области промышленности), комиссия по атомной энергии (Атомный исследовательский центр имени Х. Баба, Экспериментальная научная станция спутниковой связи, центр космической науки и техники), Индийский совет по сельскохозяйственными исследованиям(руководит двадцатью четырьмя исследовательскими учреждениями, включая институты, лаборатории и станции), Индийский совет по медицинским исследованиям(Руководит центром по изучению холеры, научно-исследовательской лабораторией питания, исследовательским институтом профессиональных заболеваний), организация оборонных исследований (руководит тридцатью пятью научно-исследовательскими и опытно-конструкторскими учреждениями и лабораториями, занимающихся изучением проблем вооружения, инженерной техники, транспортных средств), комиссия по субсидированию университетов.

Индийская наука богата и своеобразна.

Автор(ы) статьи: Грищенко В.В.
Раздел: Историческая культурология
Ключевые слова:

воспитание, домашнее воспитание, дворянство, семья.

Аннотация:

в статье рассматриваются условия домашнего воспитания подрастающего поколения дворян. Домашнее воспитание позволяло дворянину быть своим в любой обстановке. Он одинаково легко чувствовал себя и на балу, и на поле боя, и в кабинете чиновника. Дворянин знал как себя вести в любой ситуации. Это даже было его святой обязанностью представитель господствующего сословия должен вести себя подобающе, быть примером окружающим, доказывать, что он «голубой крови».

Текст статьи:

Центром дворянского воспитания была семья. Основной формой было домашнее воспитание. Дворянам вполне хватало средств и возможностей для обеспечения своим чадам всех условий для роста и развития. Распространившаяся в конце ХVIII — начале XIX веков мода на философию Руссо внесла свою лепту в дело воспитания. Французский просветитель настаивал на ограждении ребенка от дурного влияния города, воспитание его на фоне природы.

Домашнее образование и воспитание давали хорошие результаты. Они позволяли дворянским отрокам без особого труда поступать в различные военные и учебные заведения. Например, получив домашнее образование и воспитание И.И.Барятинский служил в Екатерининском гусарском полку и считался одним из самых блестящих представителей «золотой молодежи». Прекрасное домашнее образование получил знаменитый художник В.Г.Шварц: еще до поступления в Лицей он знал три языка.

Домашнее воспитание позволяло дворянину быть своим в любой обстановке. Он одинаково легко чувствовал себя и на балу, и на поле боя, и в кабинете чиновника. Дворянин знал как себя вести в любой ситуации. Это даже было его святой обязанностью представитель господствующего сословия должен вести себя подобающе, быть примером окружающим, доказывать, что он «голубой крови».
Дворянство дало России как большое количество образованнейших, интеллигентнейших деятелей науки и культуры, политиков и военных, заботившихся о благе родины, так и много лишних людей.

Конечно, нельзя подводить под один шаблон все дворянские семьи, отношения внутри каждой из них определялись, естественно, личными качествами ее членов. Но, как отмечает О.С.Муравьева: «Во всем многообразии дворянского семейного быта просматриваются некоторые общие черты. С одной стороны, воспитание ребенка совершенно беспорядочно: няни, гувернеры, родители, бабушки и дедушки, старшие братья и сестры, близкие и дальние родственники, постоянные друзья дома — все воспитывают его по своему усмотрению и по мере желания. С другой стороны, он вынужден подчиняться единым и достаточно жестким правилам поведения, которым, сознательно или неосознанно, учат его все понемногу. Такая ситуация могла сложиться лишь внутри сословного и традиционного общества. Беспорядочность различных влияний на ребенка нейтрализовалась, во-первых, принадлежностью всех «воспитателей» к одному и тому же кругу общества, придерживающемуся одной культурной традиции; во-вторых, заметной патриархальностью быта, тяготеющего к воспроизводству в каждом следующем поколении прежней, опробованной системы отношений».

Забота о ребенке начиналась задолго до его рождения. Беременную женщину отправляли из города в усадьбу, подальше от светской суеты. Будущую мать огораживали от всяческих волнений, ничто не должно было тревожить ее душу. Дворянку опекали заботой супруг и многочисленные слуги. Она совершала прогулки по парку, музицировала, занималась рукоделием, читала.

Отцы не оставались в стороне. Они выбирали еще не родившимся детям род занятий, обычно это была военная служба. Еще не родившегося ребенка записывали в какойлибо полк солдатом, чтобы по достижению совершеннолетия у него было военное звание. Если рождалась девочка, в полковых документах отмечали, что солдат такой-то умер.

Начинается поиск учителей. Обычно на должность гувернера (гувернантки) приглашали иностранцев, чаще французов, но были и англичане и швейцарцы. Это объясняется как отсутствием большого количества хороших педагогов в России, так и желанием привить ребенку с детства европейские манеры, языки, культуру.

Таким образом, в дворянских семьях задолго до появления ребенка начинается подготовка к его рождению, воспитанию и образованию и, даже, забота о его карьере.

В раннем возрасте ребенку несколько ограничивали свободу передвижения, физическое развитие. Постоянно следили, чтобы ребенок много не ходил, не бегал, не кувыркался и т.д.

Надо отметить, что в XIX веке начали «ценить ребенка, ценить детство». Ю.М.Лотман отмечает, что: «Постепенно в культуру входит представление о том, что ребенок — это и есть нормальный человек. Появляется детская одежда, детская комната, возникает представление о том, что играть — это хорошо. Не только ребенка, но и взрослого надо учить, играя. Учение с помощью розги противоречит природе».

Так в домашний быт вносятся отношения гуманности, уважения к ребенку. И это заслуга в основном женщины…. Кстати, о прекрасном поле. Путешевствовавший по России в середине XIX века француз Теофиль Готье писал: «Женщины очень развиты. С лёгкостью … они читают и говорят на разных языках. Многие читали в подлиннике Байрона, Гёте, Гейне …».

Детям не только стали шить одежду и разрешили играть — дети очень рано начинали читать. «Чтение вслух, а затем и самостоятельная детская библиотека,- продолжает Ю.М.Лотман,- таков путь, по которому пройдут будущие литераторы, воины и политики».

Ворвавшись в жизнь ребенка в 1780-х годах, книга стала к началу следующего столетия обязательным спутником детства. У ребенка были очень интересные книги, — конечно, прежде всего, романы: ведь дети читали то, что читали женщины. Женская библиотека, женский книжный шкаф формировали мир чтения и вкусы ребенка. Романы кружили голову: в них героические рыцари … служат добродетели и никогда не склоняются перед злом. Книжные впечатления очень легко соединялись со сказкой, которую ребенок слышал от няни».

Итак, отметим, что дворянские дети рано начинали приобщаться к мировой литературе. Для этого были все условия. В усадьбах существовали прекрасные библиотеки, о чем говорилось выше. Дворяне с измальства готовятся ни к карьере или службе, а к подвигам. Совершить недостойный поступок хуже смерти. «Смерть не страшит подростков и юношей этого поколения … Люди живут для того, чтобы их имена записали в историю, а не для того, чтобы выпросить у царя лишнюю сотню душ. Так в детской комнате создается новый психологический тип».

В моду входят так называемые «Записки о воспитании», которые писали отцы для своих сыновей. Ива Иванович Барятинский написал «Мысли о воспитании моего сына», посвятив сочинение своему старшему сыну Александру. В записке отразились взгляды князя на предназначение человека в обществе.

В программу воспитания также входило развитие памяти путем заучивания наизусть поэтических произведений. Красноречие вырабатывалось произнесением вслух речей, написанных самим учеником.

В записке шесть лет отводилось на путешествия: четыре года на европейскую часть России и два года на азиатскую. Во время странствий, князя Александра должны были сопровождать: врач; химик; ботаник; механик; немец; знакомый с латинским и греческим языками; русский наставник, хорошо знающий Россию, ее историю и законы; и главный педагог, на котором лежало руководство всем воспитанием. Выше обозначенные учителя должны были ознакомить учащегося со своими предметами, а также с историей и статистикой посещаемых мест.

По окончании путешествия князь Александр должен был поступить на службу в министерство внутренних дел или финансов. Иван Иванович особо настаивал чтобы сын ни в коем случае не поступил на военную или дипломатическую службу: «Я прошу как милости, со стороны своей жены, не делать ни военного, ни придворного, ни дипломата. У нас и без того много героев, декорированных хвастунов, куртизанов».

После выхода в отставку, князь Александр должен был поселиться в усадьбе, чтобы «позаботиться о просвещении и благополучии своих крестьян и при учить их к занятию искусствами и ремеслами, которые увеличат его доходы и дадут вместе с тем занятия толпе праздной челяди».

Надежды Иван Ивановича относительно будущей деятельности его сына не осуществились. После смерти отца в 1825 году Александр Ивановича отказался учиться в Московском университете. Поступив в школу гвардейцев и прапорщиков, он был знаком с М.ЮЛермонтовым и И.Висельгорским. В последствии он станет генералом-фельдмаршалом, наместником Кавказа, закончившим войну в этом регионе. Пленного имама Шамиля он привезет в Марьино.

Таким образом, записку И.И.Барятинского можно назвать «манифестом правительства, в полной мере отражающим идеалы эпохи».

Заметим, что большое влияние на дворянскую культуру оказывала крестьянская культура. Огромное значение для дворян имела общая с народом религия. Даже на тех, кто был равнодушен к церкви, оказывали влияние церковные праздники, соблюдение обрядов и постов, в которых вместе, как бы на равных, принимали участие и помещики, и крестьяне. Исследователь темы воспитания дворянства О.С.Муравьева пишет: «Сам патриархальный семейный быт дворянской, в особенности провинциальной, семьи перекликался с патриархальными традициями крестьянской жизни».

В отдельных дворянских семьях уважали крепостных крестьян и их труд. Например, князь И.И.Барятинский пишет из далекого Парижа в письме архитектору К.Гофману, что сожалеет по поводу разорения своих крестьян из-за постройки дворца.

Почитание труда крепостных крестьян, да и самих мужиков подчеркивалось и прививалось детям. Последние ежедневно сталкивались в усадьбе с крепостными, занятыми делом, которых трудно было не заметить. Иногда сами помещики пробовали поработать как крестьяне.

Любопытно, что из-за такой общности крестьян и дворян последние легко находили общий язык с крепостными. Ю.М. Лотман справедливо называл эту способность без наигрыша, естественно быть «своим» и в светском салоне, и с крестьянами на базаре, одним из «вершинных проявлений русской культуры».

Послушание родителям, почитание старших выступали в качестве одного из основных элементов патриархального иерархического общества. В почитающей традиции дворянской семьи авторитет отца был безусловным и не подлежащим обсуждению.

В то же время «отцы семейств» стремились, как бы то ни было разнообразить досуг своих чад. В ход шли весьма громоздкие прожекты. Большое распространение получили так называемые «провинциальные театры». Помещики занимались не только их устройством и подбором репертуара, они на равных с крепостными участвовали в постановках.

На представлениях присутствовали соседи-помещики, друзья хозяина, «чада и домочадцы», а также крепостные окрестных деревень.

О создании театра Валькенштейна повествует М.С.Щепкин: «Так как граф имел хороший оркестр музыкантов и порядочный хор певчих, то для разнообразия удовольствий основал домашний театр, чем забавлял детей, которым было от десяти до двенадцати лет: равно и все дворовые люди утешались этою забавою, а вместе с тем и сам граф вдвойне наслаждался своею выдумкой. Он так рассуждал, что доставит детям забаву, музыкантам занятие, а дворовым людям, которых, разумеется, было очень много, случай провести время полезнее, нежели за картами или в питеином доме …».

Таким образом, можно отметить еще одну функцию театра — замена «вредного» досуга на полезное времяпровождение.

Итак, главной отличительной чертой дворянского воспитания была нормативность. С ранних лет дворянина готовили к светской жизни, прививали ему знания правил поведения и этикета, приобщали к дворянским ценностным ориентирам, важнейшим из которых была честь. Именно усвоение мира ценностей создавало дворянина. Быть дворянином — это не результат воспитания, это образ жизни.

Автор(ы) статьи: Городнова Л. Е.
Раздел: Историческая культурология.
Ключевые слова:

культура Тамбовщины, дворянские усадьбы, Зубриловка, благоустройство.

Аннотация:

в статье рассматривается особенности культуры дворянской жизни Тамбовщины времен Г.Р. Державина

Текст статьи:

Губернский Тамбов за свою 370-летнюю историю пережил великое множество воевод, правителей наместничества, генерал-губернаторов. И каждый из правителей губернии, несомненно, внёс вклад в историю города и края. Но только один из них за три года своего губернаторства смог встряхнуть “сонный” Тамбов, позаботиться о благоустройстве города, о духовном, культурном  образовании  и развитии его жителей, оставив тем самым значительный след в памяти благодарных потомков.

На должность правителя Тамбовского  наместничества Гаврила Романович Державин был переведён указом Правительствующему Сенату от 15 декабря 1785 года. Императрица Екатерина считала, что поэтический талант не является помехой для административной деятельности. Державин же полагал  важнейшим делом  своей жизни государственную службу,  с ней связывал все  помыслы и поэтическую деятельность, которые ему удавалось удачно сочетать, что и определяет незаурядность его натуры.   В управление губернией поэт вступил 5 марта 1786 года.

От Москвы до Тамбова новый губернатор ехал восемь дней. Дорога была плохая, и Державин проезжал не более 50 вёрст в сутки. Первые впечатления от приезда в Тамбов были приятны: “…Я здесь подлинно душевно и телесно воскрес…”1

Новый наместник обнаружил беспорядок  ведения дел в присутственных местах, медлительность, пристрастие, взяточничество. Одни дела были заброшены, запутаны, другие окончательно исчезли без следа. Канцеляристы увлекались, по выражению Державина, “той игрой, которая называлась пьянством”.2 Отчётность практически отсутствовала. Обнаружились злоупотребления по пользованию казёнными суммами, отдачей их  в частные руки под большие проценты.  В губернии собралась большая недоимка за несколько лет. В Тамбове не было ни одного свода законов Российской империи.  Губернский город был в жалком состоянии: присутственные места без ремонта разваливались,  дома строились без плана — культура строительства отсутствовала. Державин  с рвением занялся благоустройством края и заботами образования общества. Он выписывает из Москвы канцелярских служащих для губернского правления, архитектора, музыкантов, балетмейстера. Просветительская роль Державина на посту губернатора не оставляет сомнений. В поэте проявился  административный талант, годы его правления оказались очень плодотворны: организация делопроизводства в присутственных местах, открытие народного училища, театра, учреждение приказа общественного призрения, губернской газеты и типографии, составление топографического описания губернии, благоустройство города. Но, вопреки стремлениям Державина, в губернии сложилось негативное отношение к губернатору.

За время тамбовского “сидения” Державина в жертву государственной службе им была принесена муза. В этот период написано меньше всего: сказались служебные хлопоты, душевные волнения, всеобщее неприятие обществом, отсутствие поэтического настроя. Среди подобных обстоятельств  бальзамом на израненную душу Державина, источником поэтического вдохновения была находящаяся в 150 верстах от Тамбова Зубриловка и её обитатели — Варвара Васильевна и Сергей Фёдорович Голицыны. Зубриловка была для Голицыных любимым местом пребывания. Они не щадили средств на устройство усадьбы и украшение дома: собрали здесь большую библиотеку и редкие произведения искусства. Имение князей Голицыных было одним из богатейших дворянских гнёзд в России.

Князь Сергей Фёдорович Голицын (1748-1810) — сын действительного статского советника князя Фёдора Сергеевича от брака с графиней Анной Григорьевной Чернышевой, родился 20 августа 1748 года. В 1756 году был зачислен в гвардию.  Учился в кадетском корпусе, особенно любил математику, хорошо знал немецкий и французский языки. Отличался прекрасными личными качествами: был храбр, добродушен, гостеприимен. По службе был взыскателен, но с подчинёнными обходился милостиво. Чин  генерала-майора получил в 1779 году, генерала-поручика — в 1792 году. Турецкая война проявила его блестящие воинские способности. За участие в осаде и штурме Очакова был награждён Екатериной Второй золотым оружием с бриллиантовой россыпью, о чём был уведомлен письмом Светлейшего князя Потёмкина:

“Её Императорское Величество, в знак высочайшего своего благоволения к трудам и подвигам вашим, во время осады и на штурме Очаковском оказанным, всемилостивейше пожаловать вам соизволила шпагу золотую с бриллиантами, которую сим имею честь препроводить к вашему сиятельству с желанием новых вам  в предстоящую кампанию успехов и с уверением об отличном к вам почтении, с коим пребывает
вашего сиятельства милостивый
государь мой покорным слугою
князь Потёмкин-Таврический.
Санкт-Петербург. 1 мая 1789 года.” 3

В царствование Павла уволен в отставку и поселился в Зубриловке, где “…любил читать книги по военной истории, играл в шахматы и всегда побеждал. В хозяйство не вмешивался и в начале зимы целыми днями гонялся за зайцами. Смолоду был отличный игрок, но победил свою страсть, а страсть к женщинам превратилась в постоянную любовь к одной…”4 Вместе с князем приехал в имение, в качестве личного секретаря и наставника его детей Иван Андреевич Крылов. Со вступлением на престол Александра Первого был назначен генерал-губернатором в Ригу и инспектором по инфантерии в Лифтляндии с производством в генералы от инфантерии (5 июля 1801 г.). Кавалер практически всех российских орденов.  4 сентября 1804 года по личному желанию вышел в отставку.   С этого времени Голицыны окончательно поселились в Зубриловке и выезжали только на зиму в Москву. 27 марта 1809 год князь Сергей Фёдорович принят на службу командиром корпуса назначенного в Галицию. 1 января 1810 года пожалован в члены Государственного Совета, но известие о назначении было получено на следующий день после смерти. Скончался скоропостижно в Тернополе 7 января 1810 года, 20 января его тело было погребено в Зубриловке.

Варвара Васильевна, урождённая Энгельгардт (1757-1815). Племянница светлейшего князя Г.А. Потёмкина, получила прекрасное образование, с 1777 года фрейлина двора Екатерины, с 1801 года кавалерственная дама ордена Святой Екатерины. 5 января 1779 года вышла замуж за С.Ф. Голицына. Мужа  княгиня обожала, в браке с ним родила десять сыновей: Григорий, Фёдор, Сергей, Михаил, Захар, Николай, Павел, Александр, Василий, Владимир. Окружённая многочисленной семьёй, отличная хозяйка, большую часть жизни провела в зубриловском имении. Княгиня Варвара Васильевна  занималась литературой и переводила на русский язык французские романы, что и обеспечило ей место в “Словаре русских писательниц XVIII века”. В 1790 году в Тамбовской типографии был напечатан переведённый ею роман “Заблуждения от любви”. Когда в Тамбове Державин открыл народное училище, то “…В.В. Голицына пожертвовала в училище собрание кремнистых пород камней, из коих примечания достойны, как редкостию, так и величиною — топазовые, калцедоновые, сердоликовые…”5

Тамбовский губернатор Г.Р. Державин был хорошо знаком с Голицыными и не однажды с женой Екатериной Яковлевной посещал Зубриловку. Сюда его влекли красота природы, радушие хозяев и особое расположение к Варваре Васильевне. Личные переживания поэта за судьбу Сергея Фёдоровича во время Очаковского сидения и очарование зубриловского ландшафта не могли оставить Державина равнодушным, поэтому он не обошёл её своим вниманием в поэтическом творчестве. “Осень во время осады Очакова” — одна из значительных его од. Она была написана в утешение княгини и послана ей с курьером из Тамбова. В рукописном сборнике это произведение носит заглавие “Осень в селе Зубриловке, 1788 в ноябре”. Более  всего  интересен литературно-краеведческий аспект этой темы, важно, что ода написана именно в Тамбове.

В небольшом по объёму поэтическом произведении Державин воспроизводит жизнь провинциальной дворянской усадьбы, подчёркивая её многофункциональность, синтетичность, универсальность экономической, исторической, этнографической, художественной и духовной сторон. В оде ощущение благополучия, счастья, умиротворённости создают, с одной стороны, сельский пейзаж, описание сезонных изменений в природе и крестьянской жизни, сцена охоты:
Уже румяна Осень носит
Снопы златые на гумно,
И роскошь винограду просит
Рукою жадной на вино.
Уже стада толпятся птичьи,
Ковыль сребрится по степям;
Шумящи красно-желты листьи
Расстлались всюду по тропам.
……………………………………….
В опушке заяц быстроногий,
Как колпик поседев, лежит;
Ловецки раздаются роги,
И выжлиц лай и гул гремит.

С другой стороны, благодатные мироощущения создают высокие патриотические чувства, личные чувства, эмоции, переживания  обитателей усадьбы.

Она к тебе вседневно пишет:
Твердит то славу, то любовь,
То жалостью, то негой дышит,
То страх её смущает кровь;
То дяде торжества желает,
То жаждет мужниной любви,
Мятется, борется, вещает:
“Коль долг велит, ты лавры рви!”

Державин даёт необычайно пластичные поэтические образы конкретного географического объекта — Зубриловки и   конкретных исторических лиц — Григория Александровича Потёмкина, Варвары Васильевны и Сергея Фёдоровича Голицыных. Автор приводит оригинальные поэтические аллегории: Голицын — русский Ахиллес, Потёмкин — российский Марс — ёмкие вечные образы, содержательность и смысл которых усилен высоким авторским слогом.

Огонь, в волнах неугасимый,
Очаковские стены жрет,
Пред ними росс непобедимый
И в мраз зелены лавры жнет:
Седые бури презирает,
На льды, на рвы, на гром летит,
В водах и пламе помышляет:
Или умрет, иль победит -
эти строки помогают наглядно представить Потёмкина, с армией осаждающего стены крепости, Голицына — участника осады и штурма Очакова. Подобные художественные детали позволяют Державину передать облик времени — эпохи присоединения к России новых земель, эпохи войн за выход к Черноморскому побережью. Образ мятущейся в неизвестности Варвары Васильевны, златовласой Плениры, названной Державиным красивым поэтическим именем, которое он придумал для своей супруги Екатерины Яковлевны, обобщает явления жизни через её личные, индивидуальные переживания, выражает мысли и чувства, характерные для многих русских женщин, чьи отцы, мужья, сыновья находились в Очаковском лагере. Поэт глубоко проникает в мир переживаний своей героини, чувствует её состояние — между  страхом и надеждой, солидарен с её патриотизмом, так же как и она, надеется на победу русского оружия и  благополучное возвращение Сергея Фёдоровича.

Румяна Осень! — радость мира!
Умножь, умножь еще свой плод!
Приди, желанна весть! — и лира
Любовь и славу воспоет.

Образ Зубриловки в оде является собирательным — это картины осенней природы,  сцены сельской жизни, образ крестьянина, изображая которые поэт применяет богатую цветовую палитру.  Державин ярко рисует, в несколько идиллической форме, местный колорит — своеобразие ландшафта, природных явлений, бытового уклада.

Когда воспринимаешь  Зубриловку в контексте поэтического произведения, то оказывается, что Державин не только прекрасный выразитель человеческих переживаний, чувств и высоких эмоций, но и великолепный пейзажист. Николай Михайлович Карамзин писал: “…Державин в русских стихах представил новые сильные черты поэтической живописи…”6 Эти слова были сказаны  в адрес державинских подражаний Горацию, но их в полной мере можно отнести и к “Осени в Зубриловке”.

В письме, написанном осенью 1788 года, князь Голицын выражает благодарность Державину “за все его благосклонности”. После взятия Очакова 6 декабря 1788 года, Сергей Фёдорович мог оставить армию и Державин писал ему из Тамбова в Зубриловку:

“Я не могу вашему сиятельству описать того удовольствия столь живо, сколь мы его чувствуем, узнав от человека вашего о вашем благополучном возвращении. От всего моего сердца поздравляю вас со столь славною победою и с радостью, что приездом вашим оживотворили вы супругу вашу.”7 При этом поэт обещал, что непременно приедет с Екатериной Яковлевной самолично поздравить князя с триумфом.

18 декабря 1888 года появился указ Правительствующему Сенату, которым высочайше повелено отрешить Державина от должности правителя Тамбовского наместничества. Гаврила Романович с женой отправился в Зубриловку, пробыв там некоторое время, оставляет Екатерину Яковлевну на попечение княгини Голицыной и уезжает в Москву. В этот тяжёлый период две женщины из  Зубриловки пытались поддержать дух поэта.  Варвара Васильевна написала несколько писем своему дяде Григорию Александровичу Потёмкину в защиту  друга. По приезде в Москву поэт напишет к самому князю Таврическому, в котором указывает, что главное его желание -  лично явиться для своего оправдания в Петербург. Князь Голицын в то время также находился в Москве, но, в силу обстоятельств, не мог оказать действенной помощи Державину. Оставшаяся в Зубриловке супруга писала Гавриле Романовичу:

“Пожалуй попроси князя Сергея Фёдоровича, чтоб он с тобою к сенатору Маслову съездил и попросил бы его хорошенько: на этого человека можно, как говорит княгиня, положиться…”8

Жили Голицыны широко и открыто, имея всего вдоволь, только дворовых было 600 человек. Когда Сергей Фёдорович скончался,  сыновья его,  нежно и беспредельно любившие свою мать, в прошении на имя Государя изъявили желание передать имение в её полное распоряжение. Предоставив Варваре Васильевне право продажи, залога, раздела и выделения дохода с имения тогда, когда она посчитает нужным. Но княгиня в память о муже построила каменную богадельню в стиле позднего классицизма и передала всё хозяйство сыну Фёдору. “…Подле церкви и близь праха супруга, старая княгиня построила себе небольшие деревянные хоромы, как внутри, так и снаружи отличающиеся совершенною простотою, и в них поселилась, большие палаты предоставив наследнику…”9 На том месте, где Варвара Васильевна прожила последние годы, её дети воздвигли мемориальную часовню в форме усечённой пирамиды, сохранившуюся до наших дней.

Фёдор Сергеевич Голицын (1781-1826) служил егермейстером императорского двора. Был верным изображением новейшего аристократизма, заимствованного у Западной Европы.  Отличался лёгким характером, весёлым нравом и умением устраивать праздники,  которые посещали гости — семейство Боратынских из села Мара Кирсановского уезда, Тамбовской губернии, среди которых был будущий поэт Евгений Абрамович. Князь Фёдор был женат на единственной дочери фельдмаршала Александра Александровича Прозоровского.  Анна Александровна получила богатое приданое в 14000 душ. От их брака родилось шесть сыновей и три дочери. Современниками признавался  необыкновенный и изящный вкус князя. При нём пополнились усадебные художественные коллекции эмали, фарфора, серебра, редкой посуды. Были внесены изменения в планировку парка и дворца. Фёдор Сергеевич учредил под патронажем своей супруги Анны Александровны пансион для дворянских детей. Для него было построено два двухэтажных здания, в одном из них помещались 36 мальчиков, в другом — 46 девочек, которым руководила француженка мадам Монсард. При этом нужно отметить, что до середины 40-х годов XIX столетия ни в Саратовской, ни в Тамбовской губерниях подобных учебных заведений не существовало. После смерти князя Фёдора имение перешло в руки Анны Александровны, учредившей в Зубриловке майорат, передав его старшему сыну Александру с нисходящим потомством, которому с 10 ноября 1852 года было высочайше разрешено носить двойную фамилию — Голицын-Прозоровский. По законам майората имение являлось “заповедным”, нераздроблявшимся между всеми равноправными наследниками и переходившим в целости своей только к одному из них, старшему в роде. Подобного рода высочайшие разрешения давались в виде исключения по просьбе матери или отца.  Но многочисленные братья Александра Фёдоровича, сохраняя права на доходы с имения, уже с середины XIX века начали распродавать зубриловскую коллекцию.

В конце XIX столетия, благодаря заботам Марии Александровны, супруги Александра Фёдоровича, Зубриловка пережила последний этап своего расцвета. Яков Карлович Грот, посетивший усадьбу летом 1862 года, вспоминал: “…Старый дом поддерживается, или, точнее, возобновляется в прежнем виде; стены его внутри увешаны портретами знаменитых предков хозяина. Супруга А.Ф. Голицына, княгиня Мария Александровна, связана с домом Державина и узами родства (внучатая племянница поэта — Л.Г.) и семейными преданиями: она по отцу — внучка друга и родственника его Н.А. Львова… ”10

Село Зубрилово (Саратовская губерния, Балашовский уезд, с 1937 года Пензенская область, Тамалинский район) — большое живописное село в верхнем течении Хопра, располагается в ”медвежьем углу”, на границе трёх областей: Саратовской, Тамбовской и Пензенской, или как писал Ф.Ф Вигель: “…в отдалённом краю, где сходятся две губернии Саратовская и Тамбовская, и по соседству с Пензенской…”11 Окружающий ландшафт -  типичная степь с вкраплениями лесных участков. Своеобразно название села — Зубрилово. По словам старожилов, местные жители в своё время славились изготовлением пил.

По толковому словарю В.И. Даля:
- Зубрило — род долота для рассечки металла.
- Зубрильщик — тот, кто зубрит, насекает.
- Зубрильня — мастерская, где изготавливают напильники и пилы.

Село расположилось в ложбине между двух холмов, рядом с рекой. Хопёр в окрестностях села не очень широкая, спокойная, чистая река, с затонами, водоворотами и “шумом” на месте бывшей мельничной плотины. Дно и берега реки — песчаные. С юга и севера село окружают холмы. Северная возвышенность покрыта смешанным лесом, с преобладанием дуба и осины. Южная возвышенность частично покрыта лесом, пересечена глубоким оврагом с быстрой речушкой и многочисленными родниками. Более красивого и удачного места нет в округе. Вид окрестностей с холмов потрясающий: внизу, в зелени садов раскинулось село, которое с юго-западной стороны как бы обнимает Хопёр, за рекой смешанный лес, а за лесом — степь, степь, степь. Именно здесь, в Зубриловке, на южной возвышенности находилась усадьба князей Голицыных.

Формирование зубриловского дворцово-паркового комплекса относится к последней четверти XVIII века. Обширные земли были приобретены князем Сергеем Фёдоровичем Голицыным накануне женитьбы. В статье “Разорённое гнездо” исследователь русской старины Василий Андреевич Верещагин так описывает историю строительства усадьбы :

“В 80-х годах XVIII столетия князь Сергей Фёдорович Голицын купил в Саратовской губернии громадное живописно расположенное на высоком берегу Хопра, имение Зубриловку и три года подряд простоял в нём на бессменных квартирах с двадцати-четырёх эскадронным Смоленским драгунским полком, которым он командовал. Когда полк переменил стоянку, Зубриловка славилась по всему околотку роскошным каменным барским домом, с двумя флигелями; великолепной церковью, построенной, по старинному обычаю русских помещиков, как раз против дома; чудным парком, цветниками, оранжереями — всем тем, что могла себе позволить ничем не стеснённая прихоть богача и знатного русского барина, имевшего в своём распоряжении бесплатные рабочие руки. Пользоваться для своих надобностей солдатским трудом в те времена не считалось зазорным…”12

В 90-х годах XVIII века была возведена колокольня. В первой четверти XIX века в парке построили каменную богадельню и часовню в память о матери. В конце XIX века на восточной границе  парка возник ряд домов для работников усадебного хозяйства.

Имя архитектора Зубриловской усадьбы, к сожалению, неизвестно. В литературе, прослеживая аналогии с атрибутивными постройками, указывается на причастность к проекту  Ивана Егоровича Старова, который внёс значительный вклад в развитие усадебной архитектуры, разработав тип классического загородного дома. Все творения знаменитого зодчего отличаются большой лаконичностью, фасады зданий не имеют членений — это  большие плоскости, лишённые даже наличников окон. Архитектор создаёт парадную композицию интерьеров, как бы нанизанных на единую ось: вестибюль — парадный входной зал, завершался куполом, далее следовал огромный зал, расположенный поперёк основной оси здания. Эти основные  принципы творчества И. Старова очень хорошо прослеживаются в архитектурном решении зубриловского дворца.  Но, при огромном спросе на свои проекты, Старов поручал тиражирование работ рядовым архитекторам, которые могли, по желанию владельцев, вносить изменения в первоначальный проект.

Строгую красоту архитектуры трёхэтажного дома дворцового типа подчёркивали фасады зданий — ровные объёмы, на гладко оштукатуренных плоскостях которых чётко выделяются только заглубленные прямоугольники окон. В декоре фасадов используются элементы самого скромного ордера — тосканского. Важнейшим архитектурным украшением было наличие церемонной, высотой в двадцать восемь ступеней, лестницы и круглой залы с перекрывающим её  куполом, полуротондой выступающей в центре главного фасада. Центральная часть противоположного фасада выделялась на фоне общей строгости архитектуры выступающей  колоннадой, увенчанной треугольным фронтоном. В полном соответствии внешнему великолепию было и внутреннее убранство дворца. Мелкомасштабная лепка карнизов, чёткость и симметрия горизонтальных и вертикальных плоскостей, росписи, конусообразная форма осветительных приборов, изготовлявшихся из стекла и бронзы — всё было подчинено принципам строгого классицизма. Умелая меблировка нейтрализовала громадные размеры зал и комнат. Парадная круглая зала отличалась отделкой стен под мрамор, изобилием лепного декора, затейливым фризом и расчленением гладких стен на плоскости, окаймлённые бордюром из розеток. В двух её нишах, украшенных  лепными гирляндами, были помещены мраморные группы античных героев. Строгая компановка бронзовой люстры смягчалась фигурой богини с чашей в руках. Главною гордостью Голицыных была портретная галерея их предков, находившаяся в хорошо освещённой зале, выходящей окнами на главную аллею парка. Чернышевы, Прозоровские, Волконские, Воронцовы, Нарышкины, Браницкие, но самое почётное место было отведено семье основателя Зубриловки. Декор залы — белые стены, росписи потолков, мебель с большими выделенными плоскостями, чёткими очертаниями форм и подчёркнутой монументальностью — только  усиливали строгость портретов важных особ.

Усадебная  церковь была построена и освящена в честь православного праздника Преображения Господня, который празднуется 6 (19) августа. В этот день вспоминается явление Иисуса Христа в его божественной сущности трём ученикам. Христос, ещё во время земной жизни, взошёл однажды с Петром, Иаковом и Иоанном на высокую гору и преобразился: лицо его засияло как солнце, одежды сделались белы как снег. По давней традиции в этот день производится освящение яблок и других плодов, поэтому в народе праздник называется Яблочный Спас.  Весной в мае белоснежный зубриловский  храм и усадьба утопают в зелени цветущих яблоневых садов.

По монументальности, по исключительности  гармонии пропорций и архитектурных форм зубриловская церковь Преображения может соперничать с некоторыми столичными образцами. В ней крестили, венчали, отпевали и хоронили многих представителей славного княжеского рода, золотыми буквами вписавших своё имя в историю России.

Единство усадебной церкви традиционно  слагается из трёх составляющих: алтаря, средней части и притвора.  Внешний вид алтаря и средней части храма имеет очертания стройной и высокой ротонды, стоящей на высоком подиуме и  увенчанной  куполом с бельведером. Внутри гладкие стены храма отделаны под золотистый мрамор, который  в купольной части переходит в розовый. Архитектурное решение алтарной части поддержано равномерным рядом из двенадцати круглых тосканских колонн. Притвор имеет два боковых нефа, в которых расположены придельные храмы, освящённые во имя святых покровителей основателей Зубриловки — Сергия Радонежского и Великомученицы Варвары. Стены притвора расписаны крупными    фигурными композициями в сочетании с элементами декоративной росписи в технике “гризайль”. В  левом придельном храме хорошо сохранились фрагменты  настенной живописи из жития русских святых,  изображающей момент  казни Великомученицы Варвары. Наши предки почитали её как хранительницу от внезапной смерти, ей назначается и молитва по этому случаю.

Известно, что отцом Святой Варвары был грубый  и жестокий язычник. Узнав о том, что его дочь уверовала во Христа, он не только отдал её на тяжкие мучения, но и вызвался быть палачом своей дочери. Держа в руке обнажённый меч, отец повёл Св. Варвару к месту казни, которое было назначено за городом. В пути Св. Варвара молилась Господу: ”…Подай благодать твою всякому человеку, который будет вспоминать меня и страдания мои, да не приблизится к нему болезнь внезапная, и смерть нечаянная не похитит его…”13 Во время молитвы с неба пролился солнечный свет и послышался голос, обещавший выполнение просимого. Женский образ со стенной росписи имеет внешнее и портретное сходство с Варварой Васильевной Голицыной. В настоящее время в храме хранится икона Архистратига Михаила в доспехах античного воина, лик которого был писан, по преданию местных жителей, с портрета Сергея Фёдоровича. Эти изображения представляют особый интерес для исследователей. Занимающая всю плоскость большемерной доски фигура Архистратига Михаила, изображённая в воинских доспехах — шлеме и латах, производит впечатление мощи, устойчивости, силы. Крупномасштабная настенная роспись казни Великомученицы Варвары является усадебной интерпретацией классического иконографического типа с богатой символикой цвета.

Главный вход в церковь оформлен  шестиколонным порталом  с треугольным фронтоном,  уравновешенным с противоположной стороны мощной апсидой, на внешней стороне которой на оштукатуренной поверхности сохранилась фреска с изображением Вседержителя. Почти столетие фреска не подвергалась реставрации. Более того, в 1970-е годы изображение пытались закрасить. По словам очевидцев, на это затратили ведро краски. Через некоторое время фреска, по неизвестным причинам, очистилась. Несмотря на влажность, резкие перепады температур, воздействие ветров, свежесть красок и чёткость изображения до сих пор вызывает удивление. Под главным престолом храма располагался придел, освящённый во имя Воскрешения Лазаря. Здесь же находился родовой некрополь.

Первым в семейном пантеоне Голицыных погребён флигель-адъютант Екатерины Второй Сергей Фёдорович, мраморное надгробие которого сохранилось. Рядом должна была упокоиться и  супруга генерала Варвара Васильевна, но надгробия в склепе не обнаружено. Существует версия, что Варвара Васильевна, скончавшаяся в Белой Церкви, имении своей сестры, была погребена неподалеку от церкви, в часовне в виде усечённой пирамиды. Последний приют в фамильном некрополе нашли старший сын Варвары Васильевны и Сергея Фёдоровича генерал-адъютант Григорий Сергеевич, его супруга Екатерина Ивановна (урождённая Соллогуб), которую Г.Р. Державин воспел в образе “прекрасной жидовочки”, второй сын — Фёдор Сергеевич и его супруга Анна Александровна (урождённая Прозоровская), третий сын — Сергей Сергеевич с супругой Натальей Степановной (урождённой Апраксиной), четвёртый сын  камер-юнкер Павел Сергеевич, служивший 1821 по 1827 годы уездным предводителем дворянства в Моршанске. Рядом с церковью тоже имеются  захоронения князей, но уже Голицыных-Прозоровских: старшего сына Фёдора Сергеевича Голицына — генерала-лейтенанта Александра Фёдоровича , его дочери княжны Ольги Александровны и супруги Марии Александровны  (урождённой Львовой).

В Зубриловке бытует легенда о мальчике, погибшем от укуса змеи, смысл которой заключается в следующем. На поляне в летний день сидела молодая женщина с двумя детьми. Незаметно к ней подползла змея и укусила дитя, отчего мальчик умер. Это можно было отнести к вымыслу, не более того, слишком простой сюжет. Но существует прекрасная скульптурная композиция из белого мрамора, своеобразная интерпретация трагического события. Взаимодействие трёх фигур, одной женской и двух детских, составляет сюжетную основу композиции, которая является воплощением темы скорби. Великолепный материал, ещё более великолепная работа неизвестного мастера: прекрасная женская фигура, тонкая пластика  складок лёгкого платья, облегающего грудь, фигурки детей,  тело змеи у ног женщины. Объёмное исполнение деталей скульптурного шедевра даёт возможность многоаспектного восприятия в пространстве. Неизвестно, для чего предназначалось изваяние, но долгое время  скульптурная композиция стояла рядом с захоронениями у церкви, в 1970-е годы была изуродована и обезглавлена. В настоящее время она находится на левой лоджии церкви.

На противоположном конце парка с западной стороны от церкви, согласно канонам православия, расположена оригинальной архитектуры колокольня. Цокольный этаж постройки высотой более метра, в плане представляет собой треугольник с отсечёнными углами, нижний ярус колокольни повторяет конфигурацию основания. В центре широких граней устроены углубления, оформленные двухколонными портиками с треугольным фронтоном. В одном из порталов имеется дверь — вход на узкую площадку с винтовой лестницей, ведущей на звонницу. Опираясь на треугольное основание, круглая колокольня состоит из трёх глухих пролётов. Боковые порталы, сегментные проёмы ярусов и  маленькие круглые ниши в купольной части сочетаются с архитектурными украшениями храма, подчёркивая единство стиля усадебного ансамбля. В узких боковых гранях основания колокольни устроены полукруглые декоративные ниши, в которых сохранились необычные архитектурные украшения — отрезки колонн. Не исключено, что колокольня, помимо основного своего назначения, использовалась ещё в качестве специальной площадки для обзора окрестностей.

Огромная парковая зона, площадью в 75 десятин, создавалась на месте бывшего леса. Парк был пейзажным, элементы регулярной планировки здесь были сведены к минимуму и приближены к естественному ландшафту. Пейзажный стиль возник  под воздействием идей просвещения и, в первую очередь, английской литературы сентиментализма, воспевавшую прелесть сельских уголков и радость общения с природой. Подобные мотивы позднее проникли и в русскую поэзию. Г.Р. Державин  восхищался сельской идиллией, деревенским уединением, куда удалился от светской суеты, обретя тихую жизнь и душевный покой, располагающий к раздумьям. Новые парки отвечали таким настроениям. Создатели зубриловского парка, подражая природе, постарались угадать, где и что может быть, тем самым усиливая эффекты, приготовленные природой, и не искажая её красоты. Свободной живописной системе пейзажного парка соответствовал холмистый рельеф местности.  Окультуренный природный комплекс дополнялся рукотворными, живописно посаженными аллеями — дубовыми, липовыми, кленовыми. Идеально прямая главная дубовая аллея длиною более версты , на оси которой стоит дом, начиналась от обширного прямоугольного партера перед домом и в конце обогащалась видовой перспективой на прилегающий сельский ландшафт. Эта аллея  долгое время служила  подъездной дорогой  к усадьбе. Таким образом, стоя у окна, выходящего в парк, можно было за версту видеть подъезжающий к дому экипаж. Липовая аллея шла вдоль церкви, параллельно дворцу.

В парке был устроен водоём — бассейн-купальня, сложное гидротехническое сооружение, который подпитывался родниками: вода в одно приспособление-отверстие заполняла пруд, из другого — вытекала. В результате этого водоём был постоянно наполнен свежей водой, успевающей прогреваться под лучами летнего солнца. Дополняли картину фонтаны, беседки и  маленькие, почти игрушечные, домики — чайный, китайский, детский.  Деревья и кустарники подстригались особым способом, образуя высокие зелёные стены, создавая для гуляющего в парке иллюзию полного одиночества.

В соответствии с веяниями времени, когда особенно были модны стилизованные сооружения в виде крепостных башен, на окраине усадебного парка, на берегу оврага в начале XIX века была построена  в псевдоготическом стиле круглая башня-руина. Первый ярус сооружён из красного кирпича, второй — из дикого камня, окна — стрельчатые, верх башни — зубчатый. По внешнему виду она напоминает бастион крепости. Живописный характер этой постройки немыслим вне природы и делает её неотъемлемой принадлежностью усадебного комплекса.  В настоящее время сохранились только стены башни.

Неизвестность имени архитектора отнюдь не умаляет достоинств и красоты дворцово-паркового ансамбля.  Кто бы он ни был, зубриловскую усадьбу, несомненно, создавал человек  высокоталантливый. Суметь тонко почувствовать природу, увидеть прелесть оврагов, холмов, речушек, угадать образ, который не достроила сама природа, слить воедино первозданный ландшафт и цивилизацию действительно смог бы только человек гениальный. Главными  принципами, которым следовал устроитель зубриловского гнезда, были возвышенная красота и спокойное величие — основные правила господствующего в искусстве во  второй половине XVIII века — классицизма. Эти принципы, взаимно дополняя друг друга, помогли добиться того, что красота, созданная человеком, гармонично слилась с красотою окружающего ландшафта, и в Богом забытой деревеньке появился один из роскошнейших усадебных ансамблей конца XVIII века. Когда впервые приезжаешь в Зубриловку, поражаешься тому, что в степной глуши можно встретить такое великолепие — красота усадьбы и красота природы производят внушительное впечатление. Оценив по достоинству Зубриловку,  Ф.Вигель назвал её Эдемом, где более ста лет прожили четыре поколения Голицыных.

В оде “Осень в Зубриловке” у Державина есть строки:
Запасшися крестьянин хлебом,
Ест добры щи и пиво пьет;
Обогащенный щедрым небом,
Блаженство дней своих поет.

Владельцы зубриловской усадьбы действительно занимались благотворительностью в самом широком смысле слова. В этом отношении Зубриловка далеко опередила соседей. В ней были больница и  два пансиона для дворян — мужской и женский,  бесплатная больница на 20 кроватей, родильный дом на 5 кроватей,  богадельня на 12 человек, ясли — для детей крестьян. Жгучие вопросы земли и безработицы не имели в Зубриловке острого характера. Крестьяне были вполне обеспечены душевым наделом, землю сдавали в аренду, занимаясь отхожими промыслами или работая в усадьбе.

“…Разрушится сей дом, засохнет бор и сад…” — эти слова Г.Р. Державин написал о Званке, своём имении в Новгородской губернии. Но в них отражена трагическая судьба  многих дворянских усадеб России, и, в частности, судьба усадьбы князей Голицыных. Она не дожила в своей первозданной красоте до революции 1917 года. Осенью 1905 года Саратовская губерния оказалась в  эпицентре крестьянских волнений, которые явились результатом большевистской пропаганды. Зубриловка стала одной из первых жертв обозлённого невежества.

“…Погром усадьбы был назначен на 19 октября 1905 года. Во главе толпы шёл крестьянин соседнего села Изнаира, белый как лунь старик с четырьмя сыновьями, владевший 100 десятинами земли. За ним следовали 12 телег для нагрузки ограбленного добра. Старик шёл уверенной поступью, держа икону в руках, в твёрдом убеждении, что исполняет волю царя, повелевшего в три дня уничтожить и ограбить все соседние поместья. При переходе реки Хопёр, к толпе присоединилась вся зубриловская молодёжь и тоже пошла на усадьбу. Погром начался с винного подвала, из которого выкатывались бочки одна за другой и тут же распивались. Когда вино было выпито, озверевшая стихийная толпа ворвалась в один из флигелей. Мебель подожгли, облив керосином и устроив сквозняк. Покончив с флигелем, толпа ринулась на главный дом и точно таким же образом подожгла и его, а пока огонь разгорался, начала грабить, частью молотками и ломами разбивать в мелкие куски всю мебель, бронзу, фарфор и разрывать в клочки все картины и портреты, уничтожая всё без разбора, что попадалось ей в глаза, в каком-то бессмысленном, беспощадном исступлении… Вскоре покончили  и с домом — рухнули его крыша, полы и потолки и своею тяжестью пробили своды нижнего этажа. Начался погром другого флигеля, оранжерей, сараев и конюшен, а когда и от них ничего не осталось, толпа бросилась на больницу и только тут была остановлена слишком поздно подоспевшими войсками. Так же долго дымилось и тлело в окрестных деревнях награбленное добро, которое крестьяне из опасения обыска тщательно сжигали…” 14

В огне погибли бесценные коллекции декоративно-прикладного искусства, редчайшие книги, документы и портретная галерея, насчитывавшая более ста пятидесяти работ известных мастеров — Левицкого, Лампи, Молинари. Сохранилось лишь несколько портретов, которые были отправлены в Петербург для выставки в Таврическом дворце. Собрание миниатюрных портретов было вывезено князем Александром Александровичем Прозоровским-Голицыным в столицу ещё до погрома. В 1925-1927 годах из Зубриловки  в Саратов были вывезены чудом уцелевшие две мраморные скульптуры с парадной лестницы и некоторые предметы церковной утвари, которые в настоящее время хранятся в Государственном художественном музее имени А.Н. Радищева. В зубриловском храме хранился датируемый XVIII веком  мощевик, по преданию, из походной церкви Сергея Фёдоровича. В уникальной святыне находились частицы мощей  евангелистов Матфея, Марка, Луки, апостола Андрея Первозванного, святителей Григория Богослова, Иоанна Златоуста, великомучениц Варвары и Екатерины, равноапостольного князя Владимира Киевского, князя Даниила Московского, Сергия Радонежского. После закрытия церкви лишившийся серебряного оклада мощевик поступил в Саратовский областной музей краеведения. В настоящее время христианская реликвия передана в вечное пользование Саратовскому Епархиальному управлению Русской Православной церкви.

Около полутора столетий со времени основания усадьба неизменно принадлежала семье Голицыных. Но накануне революции так и не восстановленный дворец был продан последними владельцами в казну. И вскоре Зубриловка стала народной собственностью. В 1918 году сюда из Петербурга были присланы рабочие, образовавшие “Третью Петроградскую сельскохозяйственную коммуну”. В 30-е годы XX века дворцово-парковый комплекс был восстановлен. Здесь, учитывая прекрасные природные условия, поочерёдно размещались дома отдыха различного ранга. Это, в общем-то, и спасло усадьбу от окончательного разорения. Последним дворцово-парковый комплекс занимал туберкулёзный санаторий, который закрыли в 1979 году. Причиной для закрытия послужило то, что основное здание санатория было признано аварийным, т.к. паводком унесло современную пристройку — кухню. И с того времени, ставши бесхозными, дворец, парк, сад уничтожались различными способами.

В настоящее время усадьба являет собой печальное зрелище. Дом практически разрушен. В начале 1990-х годов заезжие дельцы, под видом реставрации дома, сняли с крыши кровельное железо и разобрали обрешётку. И с этого времени дом начал разоряться основательно — снимали паркет, выпиливали деревянные перекрытия. Что не успевали снять или выпилить -  прогнивало от сырости.

Парк одичал. Но несколько дубов-патриархов в нём осталось. Посадки кустарников: жимолости, жасмина, бузины — переродились и срослись в непроходимые кущи. Некогда прямые парковые аллеи исчезли: деревья срубили, а дорожки покрылись ямами и ухабами, по ним ходит тяжёлая сельскохозяйственная техника. Местные жители заготавливают в парке дрова. Все водоёмы, фонтаны, гроты, беседки  парка исчезли.

Только церковь продолжила своё существование и не подверглась дальнейшим разрушениям. Храм спасло то, что его долгое время использовали в качестве склада для строительных материалов. Богослужения в церкви прекратились в 1921 году, все церковные ценности, которым удалось уцелеть, были вывезены в губернский Саратов. Простояв запертым  почти 70 лет, в  1990 году храм был возвращен верующим. С большим трудом внутри церкви сделан небольшой косметический ремонт, восстанавливается часть парка и некрополь князей Голицыных.

Зубриловка — одна из немногих усадеб России, которую в прекрасном поэтическом образе удалось  увековечить Державину.  Много дворянских имений бесследно погибло в огне революции, уничтожено в годы советской власти. Зубриловке удалось уцелеть. Она, несмотря на современное состояние, продолжает пока своё материальное существование в духовном пространстве русской культуры.

1 Грот Я.К. Жизнь Державина. М., Алгоритм.1997. С. 272.
2 Там же. С.280
3 Русский архив.1876. №6. С. 130.
4 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч.2. М., 1864. С.84.
5Салиас Е.А. Поэт-наместник. СПб., 1885. С. 146.
6 Грот Я.К. Жизнь Державина. М., Алгоритм.1997.с. 404.
7 Сочинения Державина с примечаниями Я.Грота. II академическое издание. Т.1. СПб.,1868. С.162.
8 Грот Я.К. Жизнь Державина. М., Алгоритм. 1997. С. 368.
9  Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч.4. М. 1864. С. 95.
10 Сочинения Державина с примечаниями Я.Грота. II академическое издание. Т.1. СПб., 1868. С.160.
11 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч.4. М., 1864. С. 15.
12 Верещагин В.А. Розорённое гнездо.// Старые годы. 1908. Март.С.133.
13 Церковно-народный месяцеслов на Руси. М., Терра. 1997. С. 60-61.
14 Верещагин В.А. Разорённое гнездо. // Старые годы. 1908. Март. С. 146.

Автор(ы) статьи: Волков М.П.
Раздел: Историческая культурология
Ключевые слова:

языкознание, греческий язык, сравнительное языкознание, лингвокультурология, язык и мышление.

Аннотация:

В статье рассматриваются сущностные характеристики греческого языка и основные формы его бытия в системе культуры - слово и письменность, сделавшие его первым языком выражения абстрактной мысли и науки.

Текст статьи:

Признание функциональной гетерогенности за семейством языков — устойчивая черта, по крайней мере, европейской культуры и языкознания. Впервые отмеченная поэтами и писателями, жизнь которых была подчинена поиску адекватного слова, она получила теоретическое обоснование в трудах В. Гумбольдта. Сравнительное языкознание как центральная лингвистическая дисциплина, по его замыслу, должно быть подчинено изучению четырех объектов — языка, постигаемых через него целей, человеческого рода и отдельных народов. Его важнейшими задачами предстают выявление различий в строении человеческих языков, их влияние на силу мышления, чувство и мировосприятие говорящих (Denkkraft, Empfindnud und Sinnesart) [1]. В работе «Характер языка и характер народа» В.Гумбольдт, задаваясь вопросом о том, каким образом различия в характере языков способны воздействовать на познание — перед этим он констатирует, что многие языки так и не достигли такой стадии развития, на которой создаются творения духа, а другие, достигнув этой ступени, не удержались на ней и деградировали, — приходит к выводу, что «слова одного языка являют больше чувственной образности, другого -больше духовности, третьего -больше рассудочного отражения понятий и т.п….» [2]. Следуя заложенной в этой идее логики, естественно предположить наличие подобного явления и в структуре отдельного языка: тяготение определенных поэтических и литературных жанров к определенным диалектам языка. И действительно, такое явление обнаруживает себя в развитых языках: так, эпическая поэзия создана на ионийском диалектике, тогда как лирическая — на дорическом, а высокая проза дает пышный цвет на почве аттического диалекта.

Интимная связь языка и мысли, подчеркиваемая В. Гумбольдтом и представленная в миросозерцании народа как творца и носителя языка, подтверждается и современными лингвистическими исследованиями, выделяющими особый тип ментальной деятельности — лингвокреативное мышление [3]. Именно оно ответственно за порождение новых языковых сущностей посредством трансформации уже имеющихся в языке единиц, и оно же творит образ мира, в каждом языке отображенный по-особому. На основе этого образа, сотворенного и записанного в языке, мы можем членить континуум окружающего мира.

Известно, что древние греки. сравнивая свой язык с другими, ставили его на недосягаемую высоту; подтверждением этого может служить презрительное именование народов, говорящих не на эллинском языке, варварами. Приняв этот культурологический феномен за исходный пункт, попробуем выявить те достоинства греческого языка, которые позволили ему стать первым языком науки.

Греческий язык, как русский и немецкий, относится к флективному типу, который характеризуется тем, «что грамматические значения фиксируются в основном окончаниями слов и слово практическим никогда не бывает «голым», лишенным грамматического значения» [4]. Противоположный полюс классификационной матрицы выражается аналитическим типом, который наиболее выпукло может быть представлен в XIV-XV веках новоанглийским языком; в этом типе языков лексическо-смысловое и грамматическое четко разведены, так что английское «слово» больше сходно с греческим или русским «корнем», чем «словом». Греческий язык, как это следует из приведенной оценки, отличаясь лексической и грамматической полнотой и представляя собой язык-систему, способен предельно точно выразить через смысловые значения диалектику изменчивого и инвариантного в окружающем мире.

Говоря о достоинствах древнегреческого языка, делающих его эффективным инструментом коммуникации и адекватного выражения и сшкеации мысли, сошлемся на мнение знатока античности, которого коллеги называли «Гомером филологического факультета» (имеется в ВИДУ факультет МГУ им. М.В. Ломоносова). — Радцига Сергея Ивановича. Он относит древний греческий язык к числу языков синтетических и выделяет следующие достоинства: большое лексическое и морфологическое богатство; обилие в словаре синонимов, передающих всевозможные оттенки мысли; простота и свобода синтаксиса, создающего простор для развития и выражения различных оттенков мысли — «возможности, ожидания, уверенности или сомнения, приказания, пожелания или осторожного совета, негодования и т.п.»; развитость морфологии, представленная большим разнообразием форм склонения и спряжения: склонение имеет четыре надежные формы, а применительно к некоторым основам и звательную форму; разнообразие времен и наклонений в глагольных формах, позволяющих выражать «многообразные оттенки действия или состояния, длительность и моментальность действия (аорист)» [5].

В начале XX века тонкий знаток — античности Ф.Ф. Зелинский, различая в языках двоякого рода элементы: те, которые выражают предмет; непосредственных ощущений и т. .е, которые выражают результаты рефлексии, — выделял два типа языков: сенсуалистический и интеллектуалистический. Исходя из этой классификации, наиболее ярким представителем первого типа будет русский язык — он же наиболее интеллектуалистичен, другой тип наиболее выпукло может быть представлен греческим и латинским языками — они же наименее сенсуалистичны [6].

Интеллектуалистический тип языка раскрывается в первую очередь посредством времен и наклонений. Первые, задавая кулисы для
ожидаемых событий в будущем, распределяют их по разным типам.

Русский язык как язык сенсуалистический демонстрирует в этом отношении крайнюю бедность, сливая все типы будущего в общий фон.
Наклонения, наиболее развитые в греческом языке, выражают устремление рефлексии к иным, кроме за свидетельствованного органами чувств, вариантам действительности. Появление философских учений, каждое из которых представляет собой возможный мир, отличный от наличного, и науки, моделирующей схемы возможных предметных взаимодействий, оказывается релевантным сущностной ориентации языка.
Второе достоинство греческого языка состоит в том, что он дает достаточно полную систему звуков, которые в процессе трансформации в письменность становится идеальным средством превращения речевого потока в чеканные формы текста.

Третье достоинство состоит в системе спряжения, которая за счет операций с неизменным корнем посредством прибавления частиц, выражающих время (так называемая «примета времени»), наклонение (так называемая «тематическая гласная»), лицо и число («окончание»), позволяют адекватно выразить действие.

Четвертым достоинством, позволяющим Ф.Ф. Зелинскому квалифицировать греческий язык как «язык-самородок», является отсутствие в нем переводных слов, пришедших из других языков. Благодаря этому он оказывается предельно адекватным средством постижения греческой народной души, отвечая выраженной еще В. Гумбольдтом идее, согласно которой язык представляет собой естественное следствие того непререкающего воздействия, которое оказывает на него духовное своеобразие народа, его образ мыслей и мироощущение [7].

Наибольшую степень совершенства греческий язык обнаруживает в сфере грамматики [8], являясь донором для других языков, заимствующих у него грамматические формы. Преимущественная грамматичность греческого языка имеет в контексте исследуемой проблемы генезиса науки особую ценность, поскольку грамматика есть первый опыт логики, извлекаемый из работы с языком. Формализм грамматики есть лингвистическая онтология логики, фигуры же логики являются результатом опредмечивания грамматики; не случайно Аристотель исследует силлогистику на языковом материале, на движении мысли в предложениях-суждениях.

Не меньшее совершенство обнаруживается и в сфере стилистики, оперирующей периодом, который строится на использовании подчинения второстепенных предложений главным, а третьестепенных — второстепенным. Без периода как крупной языковой единицы, обеспечивающей соподчиненность частей сложного предложения, невозможно сформировать технику доказательства, которое как раз и строится на принципе соподчиненности.

Так как всякий исторически возникающий естественный язык как орудие интеллектуальных сил человека реализует свой потенциал в форме устной и письменной речи, слова и текста, попытаемся выявить особенности бытия этих двух форм мысли, начав, естественно, со слова как исторически первой стадии эволюции языка.

Знаки, в которых проступает существо античного отношения к слову, обнаруживают себя уже в первых строках двух великих Гомеровых книг: первая строка «Илиады» содержит слово «воспой»:
«Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына..»,
Первая строка «Одиссеи» включает слово «скажи»:
«Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который…».
И это — не случайные оговорки: в той же «Илиаде» читаем:
«Им (людям — М.В.) для того ниспослали и смерть и погибельный жребий
Боги, чтоб славною песнею были они для потомков».

За явленными знаками скрывается культурная парадигма. Священным предметом в горизонте этой парадигмы является не книга, но звучащее слово, мускульную атлетику которого способна выявить агонистика. По уверению Гомперца, Пифагор не писал потому, что больше верил в силу устного поучения. Б. Шоу адекватно передает идеологию этой традиции, вкладывая в уста Цезаря слова, сказанные им по поводу сообщения о грозящей гибели в огне Александрийской библиотеки и ее книг — памяти человечества: «Пусть горит. Это позорная память». Можно спорить о том, принадлежат ли сказанные слова историческому Цезарю; несомненно то, что он вряд ли усмотрел бы кощунство в произнесенном приговоре.

Платон, создавший диалог, выводит способ его бытия из жизни слова, которое оперативно доносит до слушателя открытое знание и само подпитывается энергией противоборства оппонента. Книги же лишь «кажутся живыми», они порождают у человека привычку пренебрегать упражнениями своей памяти, что в контексте платоновской теории знания как припоминания является достойным осуждения явлением.

Эсхил в трагедии «Молящиеся» вкладывает в уста Пеласга, олицетворяющего своей особой правопорядок полиса, отповедь египетскому глашатаю, воплощающему порядки восточной деспотии. Заканчивается отповедь прославлением слова: «ты слышишь ясную речь вольноглаголивого языка», который противопоставляется «вписанному в таблички» и «запечатанному в извивах свитков». За табличками и свитками скрывается криводушие и бесчеловечие слуги восточного владыки, за устным словом — прямота и открытость эллина.

Младший современник Эсхила Еврипид, заставив царя Тесея в споре с фиванцем отстаивать принципы афинской демократии, объявляет о праве на устное слово как о выражении сути свободы. Пользующийся этим правом, выносящий устное слово «в середину» круга сограждан, делается от этого «блистателен», «великолепен».

А как же письмена? Когда тому же Еврипиду приходится выразить им похвалу, его выразительности хватает лишь на «зелье против забвения»: метафора, вполне уместная для характеристики подсобного средства, своего рода костылей для человеческой памяти, средства, к которому люди вынуждены прибегать, страдая забвением.

Платон, оценивая добротность этого «зелья», заставляет (в вымышленном им мире) мудрого египетского царя Тамуса обратиться с горькими словами к изобретателю письменности Богу Тоту: «В души научившихся им (письменам — М.В.) они вселят забывчивость, так как будет лишена упражнения память: припоминать станут извне, доверяясь письму, по посторонним знакам, а не изнутри, сами собою. Стало быть, ты нашел средство не для памяти, а для припоминания. Ты даешь ученикам мнимую, а не истинную мудрость. Они у тебя будут многое знать понаслышке, без обучения, и будут казаться многозначащими, оставаясь в большинстве невеждами, людьми трудными для общения; они станут мнимо мудрыми вместо мудрых» [9].

Книги, по Платону, несут прямую угрозу личностному контакту между учителем и учеником, между собеседником и собеседником, так как обращают одни и те же слова к достойному и недостойному. Однажды записанное сочинение, подобно монете, оказывается в обращении и может попасть в руки тому, кому вовсе и не подобает его читать. Слово предпочтительнее письменности и по моральным соображениям: учитель выбирает и пестует ученика, читателем же книги может оказаться злодей, способный извлечь из нее оправдание собственного безнравственного поведения. Написанное слово опасно и тем, что она останется и может стать мечом «в руках ребенка» (Климент Александрийский). Человек языческой культуры осознает опасность «написанного пером»: оно становится достоянием истории и может свидетельствовать против самого автора.

За пиететом античности перед словом стоит практика свободного гражданина свободного эллинского полиса, с детства обученного грамоте, но не становящегося «писцом». Пребывая во множестве ипостасей, он принадлежал иной традиции, радикально отличной от обществ Ближнего Востока, в которых должности писцов были наследуемыми, поэтому и древние литературы ближневосточных общество создаются писцами и книжниками для писцов и книжников.

Практика гражданина эллинского полиса убеждала его в том, что в Народном собрании, в Совете, в демократическом суде присяжных судьбы государства и человека может решить только устное слово. Естественно поэтому, что у эллинов была даже богиня, отвечающая за «убеждающую» силу устного слова — Пейфо. Столь же естественно и то, что практика использования убеждающей или опровергающей силы слова формирует у эллина пластический символ всей его жизни, каковым предстает «никак не согбенная спина писца, осторожно и прилежно записывающего царево слово или переписывающего текст священного предания, но свободная осанка и оживленная жестикуляция оратора» [10] — один из устойчивых образов -клише, возникающих в сознании европейца при упоминании об античном полисе.

За этим символом — мироощущение грека, для которого быть свободным значит иметь «свободное тело», которое не будет осквернено пыткой, как тело раба, или обезображено неестественными позами, какие принуждает принимать всякий «рабский» труд (труд переписчика не относится к числу достойных свободного эллина).

В своих оценках культуросозидательной силы слова грек обращает свои взоры к Олимпу и обнаруживает удивительное родство картин мира людей и мира богов. Среди богов античного пантеона не находится двойника божественного писца и книжника Тота. Гермес, впоследствии отождествляемый с Тотом («Гермес Трисмегист»), претендовал на изобретение письменности, но мотив этот явлен в мифологии весьма невыразительно. Традиционный Гермес Логий («Словесный») — бог ораторов ставится рядом с Аполлоном — богом поэтов и музыкантов и известен как изобретатель лиры, подаренной им Аполлону. Статуи Гермеса представляют его в позе оратора, но нет ни одного изваяния или живописного изображения Гермеса с письменными принадлежностями. И вообще в корпусе мифологических преданий греков «мифы об изобретателе письмен практически отсутствуют; обычно греки довольствовались указанием на то, что к ним буквы занесены с востока финикийцем Калмом» [11]. Символами классической калокагатии были вокально-ораторская культура и физическое совершенство, достигаемое через тренировку мышц (учреждение гимнастических упражнений приписывается именно Гермесу), грамотность же признается ее необходимым подспорьем.

Парадигма слова как определяющей формы бытия мысли определяет ряд особенностей мыслительной культуры античности, задававших путь движения к науке.

Во-первых, мышление в горизонте парадигмы слова, не будучи озабочено вопросом ответственности за высказанное, реализует свою энергию в продуцирование вариантов, в которых улавливаются оттенки, нюансы имени. Произнесенное слово умирало в ситуации говорения, и его создатель мог не опасаться, что ему впоследствии будет предъявлен счет за неточность его (слова) употребления.

Во-вторых, древний грек, вскормленный культурой слова, творит с помощью слова космос. Именно слово, обладающее удивительной способностью улавливать связи между казалось бы совершено не связанными явлениями, позволяет увидеть мир связным целым. Достигается это с помощью иносказания, представленного в сравнении, олицетворении, метафоре. Перенесение черт одного предмета на другой позволяет приравнять друг к другу принадлежащие разным классам явления и тем самым подняться до идеи наличия единой всему миру основы, объединяющей разнородные виды объектов. Метафора посредством смыслового сдвига — «как будто бы», «подобно тому как» формирует способность видеть за обыденным. банальным, каждодневным — неожиданное, возвышенное, уникальное. В выражении: «Губы твои — виноградная лоза», метафора говорит о сладости сока» — поцелуе, который «выжимает» возлюбленный. Перебрав множество вариантов, в которых объектом переноса черт будут губы влюбленных, метафора подводит к отвлеченному смыслообразу — «сладость поцелуя», носящему уже отвлеченный характер. Античная литература представляет собой сокровищницу метафор, появление которых в тексте зачастую не мотивировано никакими требованиями сюжета.

Так, Гомер, вместо того чтобы сказать, что костров у стен Трои было столько, сколько звезд на небе, предлагает законченную картинку ночи, сюжетно не связанную с Троянской войной:
Словно как на небе звезды вкруг месяца ясного сонмом
Яркие блеском являются, ежели воздух безветрен;
Все кругом открывается — холмы, высокие скалы,
Долы; небесный эфир разверзается весь — беспредельный;
Видны все звезды; и пастырь, дивуясь, душой веселится… («Илиада», VIII, 555-559).

Она (литература) в этом смысле предстает как итог творческих потенций языка, готовит почву для появления понятий как логических конструкций. Их появление — как ни парадоксально это звучит — находит свое объяснение (разумеется, не единственное) в феномене запаздывания письменности. Появление греческой алфавитной письменности в IX — VIII вв. до н. э. (герои «Илиады» были неграмотны) благодаря кипению живого слова на дописьменной стадии языка не превратило античную литературу в подобие «амбарной книги», с дотошной тщательностью фиксирующей деяния царей, события и предметы, как это случилось на Ближнем Востоке [12,13].

Культурная традиция, в которой священным предметом выступает письменность и формы ее осуществления — свиток, книга, в античности приживается с трудом. Ее укоренению на почве античности препятствует абстрактность, «нефигуративность» пластики письменного знака, не способного конкурировать с «фигуративностью» пластки мимики, позы, жеста произносящего речь оратора. Изустность греческой культуры, ее принципиальная некнижность подпитывалась и антропоморфностью греческих богов: их невозможно представить как занимающимися письменным трудом, так и заменяющими свой человеческий образ абстрактными символами, как это было в Египте или Китае. И даже будучи записанной греческая литература жаждет быть исполненной в устном слове. Греки, по мнению С. Аверинцева, «относились к записанному слову примерно так, как мы относимся к записанной музыке — к нотам, к партитуре; как бы ни была важна утилитарная роль нот, музыка реальна лишь как звучание — хотя бы воображаемое звучание при чтении партитуры» [14].

О трудностях складывания нового культа — культа письменности книги и работы с ней свидетельствует Августин Блаженный. В шестой книге своей «Исповеди» он передает ощущение недоумения и тревоги, которые порождает у присутствующих чтение молча книги святым Амвросием Медиоланским. Зрелище сидящего в келье человека с книгой, читающего не произнося слов, вызывает у Августина потрясение, излившееся в рассказе о событии по прошествии тринадцати лет.
Приживление и распространение письменности в горизонте греческой
культуры подпитывалось по меньше мере тремя обстоятельствами: а) по
требностями полисной жизни, немыслимой без юридической и «бюрократической» документации.
Юридический документ, жесткофиксирующий права и обязанности
сторон и исключающий всякую личную компоненту, с одной стороны, и
«бюрократический» циркуляр, функционирующий в системе управления
и переводящий всякое содержание в безлично-долговременную форму -
с другой, были питательной почвой практики «омертвления» слова и
расцвета грамотности. Она становится атрибутом полисной жизни:
выборность ряда должностей и хитросплетения политической борьбы
могли вытолкнуть гражданина к кормилу власти, а тем самым грамотность составляла необходимое условие занятия должностей и их эффективного исполнения.

В период Пелопонесской войны (V в. до н.э.) афиняне могли гордо сказать о себе, что среди них нет ни одного неграмотного. Обучение как способ освоения грамотности носило коллективный характер: дети объединялись в группы и под руководством преподавателя осваивали школьный курс.

Несмотря на расхождение мнений о содержании обучения, все сходились в том, что мальчикам в Греции полагается иметь трех учителей: грамматиста, кифариста и педотриба. Именно первый обучал чтению и письму, сообщая основные понятия о счете. Окунаясь в практику политической и гражданской жизни, грек уже обладал способностью «омертвлять» слово. Слово, благодаря превращению его в знак, отделялось от его носителя, превращалось в особую знаковую реальность. Солон умирал, а его «слово» в виде кодифицированных законов, продолжало существовать, определяя и направляя «дело», реальную жизнь афинян. Но для того чтобы реализовать эту жизненно-значимую функцию, письменное слово должно быть максимально точным. Если канон устной речи допускает «помощь» со стороны мимики, жеста, тона, темпа, то, по меткому выражению Г.-Г. Гадамера, «истолкованию письменных текстов больше неоткуда ждать помощи» [15];

б) преимуществами изобретенной греческой алфавитной письменности, в которой фиксируются не только согласные, но и гласные фонемы. Тем самым здесь снимается такой недостаток всех доалфавитных видов письма, как необходимость прибегать к домысливанию текста (запись ГОЖ может быть прочитана и как «палка», и как «полка», и как «пилка», и как «опилки»). Фиксация в греческой письменности всех фонем, особенно гласных окончаний, несущих основную смысловую нагрузку, сняла требование домысливания текста и сделала письменность средством предельно адекватной передачи содержания фиксируемых реалий. Становление алфавитной письменности перевело ее из профессии узкого круга лиц писцов, причем профессии, как правило, наследственной, чему способствовала как сложность графической системы, так и сложность самой техники письма (так, «почти» алфавитное письмо в Новом царстве Египта требовало от писаря знания 500-600 священных знаков и правил их употребления), в явление массовой грамотности. Умение оперировать с тремя десятками знаков делает процесс освоения грамотности действительно доступным для всех. В подтверждение сказанного сошлемся на исторический казус, невозможный в ситуации существования письменности как профессии. На рубеже VI в. до н.э. группа греческих наемников («медные люди») оставили типично «туристскую» роспись на левой ноге статуи Рамзеса II в Абу-Симбеле: «Когда царь Псамметих пришел в Элефантину, те, кто плыл вместе с Псамметихом, сыном Теокла, сделали эту надпись. А прошло они выше Керкиса так далеко, как позволяла река. Иноязычными предводительствовал Потасимто, а египтянами Амасис. Это написали…» И далее следует десять подписей. Писец никогда не совершил бы подобного кощунства, потому что для него священными были не только свитки. но и буквы, и ему не пришло бы в голову использовать божий дар в профанных целях;

в) появлением особого типа интеллектуалов-ученых, которые, подобно Аристотелю, не довольствуясь ближайшим интеллектуальным окружением — в этом случае контакт может быть осуществлен посредством слова, — вынуждены обращаться к регулярному чтению. Свиток, книга начинают цениться за возможность возврата к проблеме в ситуации нового метасемиотического контекста, обеспечивающего движения мысли по новой линии. Так закладывается ценность библиотеки и культ книги, расцвет которого приходится на эпоху эллинизма и который детерминирован переходом интеллектуального обмена с коллективных форм на индивидуальные занятия, потребовавшим компенсации коммуникационных утрат обращением к письменным источникам.

Создание греческого алфавитного письма обеспечила формирующееся научное сообщество высокоточным инструментов фиксации исследуемых ими объектов и их связей, а также способствовало росту научных коммуникаций и трансформации творческой деятельности из организованных по принципу школ, как возглавляемых авторитетным учителем, форм в индивидуально-личностную форму.

Самым значимым для европейской мысли следствием развертывания потенциала греческого языка явилось следующее: «омертвление» слова в письменном тексте выявило его (слова) «мускульную атлетику», проявляющуюся в подчиняющемся дисциплине сцеплении смыслов, и грамматический формализм, удерживающий смысловое многообразие в единстве.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М., 1984. С. 167. 174.
2. Гумбольдт В. Язык и философия культуры. М, 1985. С. 379.
3. Серебрянников Б.А. О материалистическом подходе к явлениям языка. М., 19883.С. 76Л11.
4. Петров М.К. Историко-философские исследования. М., 1996. С. 186.
5. Радциг СИ. История древнегреческой литературы. 5-е изд. М., 1992. С. 21-22.
6. Зелинский Ф.Ф. Из жизни идей, в 4-х тт. Т.2. М., 1995. С.24.
7. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию … С. 167, 1 74.
8. Зелинский Ф.Ф. История античной культуры. Изд.2. СПб, 1995.
9. Аверинцев С. Слово и книга // Декоративное искусство СССР. 1977. №З.С41.
10.Там же. С.41.
11.Там же. С.41.
12.Повесть Петеисе III. Древнеегипетская проза. М., 1978.
13.Я открою тебе сокровенное слово. Литература Вавилона и Ассирии. М., 1981.
14.Аверинцев С. Слово и книга …. С.42. 15.Гадамер Х.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М, 1988. С. 457.

Автор(ы) статьи: Четвертакова Ж.В.
Раздел: не указан
Ключевые слова:

национальный характер, психологический тип, государство, пограничная культура, община, мировоззрение.

Аннотация:

В статье раскрывается проблема генезиса русского национального характера под воздействием социальных аспектов; анализируется становление психологического типа под воздействием государства как политического института, местонахождения России среди других народов, многонационального состава населения страны – на макроуровне и общины на микроуровне.

Текст статьи:

Национальный характер – это определенная культурно-психологическая модель, включающая совокупность устойчивых социально-психологических, культурных состояний субъекта (человека, нации), органическую целостность качеств и черт, выступающих не только как способ регулирования деятельности и общения, но и как показатель реакции субъекта на изменяющиеся условия.

Специфика этой структуры будет определяться воздействием таких факторов, как этнический, естественно-географический, социальный, общественно-политический, влиянием устойчивого социально-экономического развития и типа жизнедеятельности. А также рядом специфических факторов, относящихся только к определенным государствам, которые детерминировали его развитие и способствовали формированию характера нации.

Социальный фактор, или социальное влияние на формирование психологических качеств русского народа связано со специфическими особенностями социальных организаций, в которые включаются русские люди. Можно выделить два уровня, обеспечивающих функционирование социальных организаций: это микроуровень, характеризующийся непосредственными личностными контактами, и макроуровень, который осуществляет систему опосредованных социальных взаимосвязей.

Детерминирующее воздействие на психологический облик русского народа имели община – на микроуровне и государство – на макроуровне. Рассматривая на макроуровне систему опосредованных взаимосвязей, необходимо осветить факторы, влияющие на данную систему в рамках государства. Так или иначе, данные посылы будут влиять на становление черт и качеств характера народа. Значительную роль в становлении русского народа и его качеств сыграл фактор местонахождения России среди других народов мира. Русский народ вынужден обстоятельствами своей истории обустраиваться на стыке Европы и Азии.

Культура России относится к пограничной культуре, т.е. той культуре, которая сформировалась на стыке между христианским, исламским, буддийским и языческим миром и включает в себя в различных комбинациях многие элементы. К ним относят, помимо российской, балкано-дунайскую, иберо-американскую, магрибскую цивилизации, а также культуры народов Меконга и Менана, бассейна Аму-Дарьи [1].

Входящие в такую цивилизацию системы не разрушаются, а отшлифовываются, образуют свои новые качества, цельные и оригинальные. Важной особенностью пограничных цивилизаций является то, что они способны обеспечить сосуществование и взаимообогащение различных этносов, религиозных и социальных общностей.

Срединное положение России на евроазиатском континенте объективно обусловило многонациональный состав населения. Россия в этническом отношении является своеобразной моделью мира, где сосуществуют более ста народов, представляющих религиозные различные конфессии и этнические группы. Многонациональный состав населения сложился в результате внутренней колонизации. В процессе обретения Россией новых земель был выработан особый тип межнациональных отношений, неизвестный другим европейским империям. Этот тип межнациональных отношений основан на чувстве уважения к другим народам, к их религии, обычаям и традициям.

Возникает симбиоз, синтез различных характеристик, восприятие и творческая переработка культурных многообразных завоеваний, и в то же время защита творческого начала собственной эволюции. Такие цивилизации оказываются более жизненными, формируя соответствующий тип этнического поведения и динамический характер личности. Да и само государство формируется не на политических основах, как отмечает В. Ключевский, а на «племенных, экономических, социальных и церковно-нравственных».

Пограничным цивилизациям из-за гетерогенного характера будут соответствовать особые способы организации власти: жесткие методы государственного управления, подчинение региона центру, особая роль политической власти, слабость гражданского общества.

Русская история во многом обусловлена внешним привнесением организующего и дисциплинирующего начала в государственную систему.
Равнинная и природная незащищенность внешних рубежей, гигантские пространства, многоплеменной состав населения, малонаселенность, постоянная необходимость ведения войн – это те вызовы истории, которые подталкивали русский народ к необходимости объединения в рамках централизованного, с авторитарными формами правления, государства. Поскольку, как пишет И. Ильин, русский народ стоял перед «…дилеммой: или оставаться завоеванным, носить чужеземное ярмо и утратить свою национальность, или же стать частицей национально мыслящего и авторитарно управляемого государства, присягнув на верность ему» [2, с. 577], то инстинкт национального самосохранения подталкивал народ к единственно верному на протяжении многих веков решению – к созданию монархической, православно ориентированной формы правления. Поскольку только концентрация и централизация людских и материальных ресурсов в нужный момент в нужном месте позволяли русскому народу самосохранить себя в экстремальных природно-климатических и геостратегических условиях, что достигалось в рамках авторитарного государства.

Формируясь в условиях дефицита необходимых для развития ресурсов (финансовых, интеллектуальных, временных, внешнеполитических и др.), государство вынуждено было прибегать к жесткой централизации. Приоритетными потребностями русского государства были, по определению П. Милюкова, «военно-фискальные» потребности. Начиная с XV века главной заботой московских государей была задача «достать денег и войско». «Все другие существенные реформы… в конце концов, всегда вызываются этими двумя главными нуждами» [3, с. 149].

Задачи развития, стоящие перед государством, и дефицит времени, навязанный извне характером импульсов модернизации, предопределили форсированный темп развития, обусловливая неорганический вынужденный характер развития. Задачи государства и возможности населения по решению этих задач не совпадали. Это противоречие является основой несовпадения политических интересов и целей государства (суть которых — обеспечение безопасности и развития в условиях дефицита ресурсов) с интересами и целями отдельных экономических субъектов, возможности которых не соответствуют масштабу целей государства. Подобное несовпадение интересов закладывает основы противоречия между государством, призванным обеспечить решение задач обороны и развития, и гражданами, возможности которых недостаточны для решения поставленных государством задач. Это обусловливает приоритетную роль государства во взаимоотношении его с гражданским обществом. Средством разрешения этого противоречия является применение мер принуждения и насилия. Такая организация государства была необходимостью, а не злым умыслом или прихотью.

Жесткая организация власти обусловила и определенный характер взаимоотношений общества и власти. Необходимость концентрации ресурсов требовала четкого подчинения общества власти и почитания.

России как государству пришлось отвечать на множество вызовов истории, что приводит к неравномерному характеру исторического развития, который проявляется в скачкообразном и рваном ритме исторического времени. «Историческая судьба русского народа была несчастной и страдальческой, и развивался он катастрофическим темпом, через прерывистость и изменение темпа цивилизации» [4, с. 7]. Поэтому в русском сознании настоящее воспринималось как бренное и преходящее. Настоящее неустойчиво, как правило, оно наполнено житейскими тяготами и невзгодами. Поэтому специфическим национальным отношением к прошлому выступает его ностальгическая оценка.

Поскольку временная вертикаль русской истории полна катастрофических событий, подтверждающих бренность земного бытия, то в сознании русского человека были прочны традиции – отождествлять прошлое с лучшей жизнью. И как результат – терпение, страдание ради «светлого завтра», ради будущего поколения. Однако терпение периодически прерывалось бунтом, революцией, то есть выражением воли народа (пусть не всего, а части).

И само государство развивается как служебное, вынужденное отвечать на исторические вызовы. Необходимость максимальной концентрации ресурсов и противостояния «всем миром» многочисленным опасностям обусловили традицию подчинения личного интереса задачам социума. Жизнь любого сословия в России была связана, прежде всего, со служением царю и Отечеству. Служебный характер деятельности сословий формировал и «служебный национальный характер». Эта детерминанта создавала особый тип мышления, который вырабатывал определенные поведенческие стереотипы. Централизация, сплочение вокруг объединяющего начала приводили к созданию и объединению вокруг общей цели, которая становилась единственно возможной на таких просторах, выступая основой общественных связей, а затем и последующей абсолютизации данных связей. Личность выступает как средство достижения абсолютной общественной цели. Но, аккумулируя свой творческий потенциал в единое коллективное начало, народ создавал мощный импульс, который творил историю, двигаясь вперед. Примером может послужить Советский Союз. Это была эпоха невиданного национального подъема, которая привела в действие творческий потенциал русского народа и благодаря этому позволила ему встать в один ряд с передовыми нациями мира.

На макроуровне социальным институтом, оказавшим глубокое воздействие на душевный склад русского народа, выступает община. Экстремальность природно-климатических условий, неблагоприятное геостратегическое положение, чрезмерность фискального тягла, ложившегося тяжелым бременем на крестьянство, детерминировали поиски оптимальной социально-экономической организации, соответствующей характеру великороссов. На вызовы природы и истории русский народ ответил образованием общины.

Мировоззрение крестьянства, представление об окружающем мире – природе и обществе, о своем предназначении, социальной справедливости аккумулируется в главной социальной ячейке – общине. Она регулирует внутреннюю жизнь крестьянина, является связующим звеном с внешним миром. Сохраняет накопленный опыт и транслирует выработанные ценностные ориентации. Крестьянская община как модель восприятия мира находит свое выражение в пространстве и во времени и в зависимости от исторических условий имеет свое конкретное выражение.

Община является конкретной формой социальной общности, из которой родились все другие известные человеческой истории формы. Россия, как в далеком прошлом, так во многом и сейчас, представляет собой гигантскую сеть общественных миров, оказывающих воздействие на национальную психологию народа. Например, завод, магазин, институт, школа, где человек не просто работает, зарабатывает деньги, – он часть коллектива, через ячейки он включается в общественную жизнь.

Групповое общинное сознание (в значительной мере оно было мифологическим) пронизывало все сферы жизни крестьянского сообщества. Это было сознание коллектива людей, связанных между собой не только деловыми отношениями, но и эмоционально, сознание, ориентированное на идущие исстари традиции и идеалы. Для крестьянина его община — это целый мир. Недаром русские крестьяне называли общину миром или обществом. Крестьянин-общинник делил людей на «своих» и «чужих». Причем к категории «чужих» относились не только горожане, феодалы и вообще представители иных сословий, но члены других сельских сообществ. (Единение с ними происходило лишь во время массовых крестьянских движений.) «Мы» и «они» – такое видение окружающего мира являлось порождением общинного локализма и замкнутости [5, с. 26].

Человек был подконтролен общине, но и мотивы действий общины были понятны индивиду, поскольку он мог оказывать влияние на общинную жизнь посредством участия в сходках, где принимались сообща важные для всех решения. Слабо знакомый с принципами представительной демократии, русский человек испокон веку участвовал в практической реализации принципов непосредственной общинной демократии. Тем самым община давала человеку ощущение причастности к жизни коллектива, прививала ему собственное понимание высшего смысла жизни, связанное со служением миру, другим людям, обществу в целом. Культивировались такие качества, как честность, бескорыстие, скромность, совестливость, уважительное отношение к старшим. Центральным в общине был принцип солидарной ответственности людей друг за друга. Следовательно, человек в общине всецело предан ее интересам. Она для него – высшая инстанция, выше ее могут быть только царь и Бог. В преданности общине – залог личного благополучия и преуспевания, поэтому ее решениям подчиняются беспрекословно.

Но это не означало отрицания свободы как таковой, а лишь ограничение произвола и вседозволенности, своеволия и анархистских бунтарских устремлений. Свобода «без берегов» гибельна для русских людей, привыкших осмысливать свободу как волю. Не отрицая полностью личной свободы, община, тем не менее, сковывала индивидуальную инициативу и закрепляла такие чисто русские национально-психологические свойства, как беспечность, личную безответственность, иррациональную беззаботность о завтрашнем дне. Тем самым создавались благодатные условия для усугубления практического проявления русского «авось».

Отношения общины и индивида носили взаимный характер. Не только человек зависел от общины, но и община была обязана заботиться о человеке. Община обеспечивала любому своему члену прожиточный минимум, не позволяя даже самым немощным умереть с голода. Здесь проявляется русское понимание справедливости.

Справедливость – социальное равенство, коренящееся в экономическом равенстве по отношению к земле. Земля – от Бога, и поэтому любой общинник имеет право на свою, равную со всеми, долю земли, а также всех богатств, которыми владеет община. Закреплению такого положения справедливости в народной душе способствовал регулярно осуществлявшийся передел общинных земель в соответствии с количеством едоков мужского пола в семье. Подобный порядок может показаться торжеством уравниловки. Поэтому некоторые авторы полагают, что в фундаменте русской общины не было ценностей, стимулирующих индивидуальную хозяйственную деятельность, откуда вытекает нерыночный, в отличие от западноевропейца, характер русской национальной психологии[6, с. 63].

Таким образом, социальные аспекты подразделились на макро– и микроуровни. Способ организации власти и форма государства на макроуровне создавали специфический психологический тип высокой гибкости, стойкости. На микроуровне община обусловила наличие мощного корпоративного сознания, поддержки и взаимовыручки.

Социальное влияние на становление национального характера, как на макро-, так и на микроуровне, способствовало по тем или иным причинам сплочению русского народа и выработке на той основе чувства коллективизма, которое было предопределено и природным фактором, ярко проявляясь в способе организации хозяйственной деятельности и в освоении новых земель. Переселяться и приниматься за обработку целинных земель было легче коллективно. Это была жесткая необходимость.

Литература
1. Современная Российская цивилизация//Под ред. А. Аринина, Б. Коваля. – М., 2000.
2. Ильин И. Сущность и своеобразие русской культуры//Ильин И. Соч.: в 10 т.– Т.6. – Кн.II. – М., 1996.
3. Милюков.П. Очерки по истории русской культуры. – СПб., 1909.
4. Бердяев Н. Истоки и смысл русского коммунизма. – М., 1990.
5. Данилова Л., Данилов В. Крестьянская ментальность и община// Менталитет и аграрное развитие России (ХIХ – ХХ вв.). – М., 1996.
6. Бороноев А., Смирнов П. Россия и русские. Характер народа и судьба страны. –СПб., 1992.

Автор(ы) статьи: Соловьев А.В.
Раздел: не указан
Ключевые слова:

Информационное общество, информационные технологии, Интернет-технологии, сетевые структуры, реструктуризация времени, профессиональная культура, коммуникативная культура, политическая культура, потребительская культура.

Аннотация:

Статья посвящена анализу четырех основных сфер социокультурной среды (профессиональная культура, коммуникативная культура, политическая культура, потребительская культура) в связи с формированием культуры информационного общества. Автор анализирует трансформацию старых и развитие новых культурных форм, связанных с использованием информационных, телекоммуникационных и Интернет-технологий.

Текст статьи:

В процессе деятельности человека происходит постоянное возникновение новых и трансформация старых культурных форм, которые формируются в условиях уникальной и обладающей разной степенью устойчивости социокультурной среды. Современная социокультурная среда обладает высокой степенью динамики. В данной статье мы рассмотрим четыре основные сферы социокультурной среды (профессиональная культура, коммуникативная культура, политическая культура, потребительская культура), изменения в которых играют ключевую роль для формирования культуры информационного общества.

Профессиональная культура

Относительно бизнеса в целом, можно констатировать, что сфера информационных технологий в США, стране-колыбели информационного общества, стала одной из ведущих отраслей экономики[1]. К концу 1998 года, например, объем онлайн торговли в США достиг 43 миллиардов долларов в год. Несмотря на скандалы, связанные с компаниями вовлеченными в рынок информационных технологий в 2000 году, известная исследовательская корпорация «Форрестер» заявила, что объемы электронной коммерции в США достигнут примерно 3 триллионов долларов к 2004[2]. К моменту написания данной статьи доступные данные свидетельствуют о достижении объема электронной коммерции в 1,7 триллиона долларов в 2003 году при динамике роста этого сектора экономики в 11,2% по сравнению с 2002 годом[3]. Все эти данные говорят о колоссальных изменениях на рынке труда и на потребительском рынке. Возникают и формируются новые профессии, вкупе с профессиональными кодексами поведения, языками, потребительскими и досуговыми предпочтениями.

В сфере профессионального образования наиболее значительные изменения регистрируются на уровне университетов и колледжей. Интернет-технологии не только изменили способы, с помощью которых преподаватели общаются со студентами и друг с другом, но и сами учреждения образования, которые начали активно экспериментировать с различными способами использования киберпространства для обеспечения процесса образования от онлайновой публикации программ, материалов учебных курсов, ссылок и электронных ресурсов до таких сложных методик как разработка онлайн-проектов, предусматривающих создание интерактивных веб-сайтов.

В сфере высшего образования начали распространяться онлайн-обсуждения в форме форумов и телеконференций по электронной почте или через веб-сайты. В требования некоторых курсов были введены обязательное использование электронной почты для общения преподавателей и студентов. Широко распространилось использование электронных бюллетеней, в которых студенты обсуждают темы курса, отвечают на вопросы преподавателей и других студентов. Одним из методов работы со студентами стали обсуждения в специально созданных для этой цели чатах в режиме реального времени.

Однако самым значительным изменением в образовательной сфере, связанным с информационными технологиями стало дистанционное обучение. Постоянно растущее число вновь созданных и уже существующих образовательных учреждений предлагают курсы обучения через Интернет. Программы дистанционного обучения используют весь арсенал информационных технологий, позволяющий обмениваться текстовой, графической, аудио и видео информацией. В некоторых случаях программы дистанционного обучения полностью исключают личный контакт, требующий физического присутствия, что вызывает опасения разного рода начиная с многочисленных способов обмана в процессе обучения до опасности утраты такой культурной формы как прямое человеческое общение лицом к лицу. Тем не менее, вышеназванные изменения в образовательной сфере представляют собой новые культурные формы, которые активно развиваются и получают официальное признание как на уровне университетов, так и на государственном уровне.

В странах Запада информационные технологии внесли серьезные изменения в юридические профессии. Например, Интернет стал важным инструментом для общения адвокатов с клиентами, поиска информации о противниках по судебному процессу, рекламирования юридических услуг, доступа к правовым базам данных и т.д. За время существования Интернета юридическое профессиональное сообщество в США создало крупнейшую в истории информационную базу первичных юридических документов с комментариями и аналитикой, которая доступна широкой общественности в любое время.

В сфере здравоохранения в дополнение к указанным выше инструментам информационных технологий созданы индивидуально настраиваемые медицинские справочники, которые доступны через порталы основных поисковых систем, включая обновленные ссылки на связанные с проблемами здоровья веб-сайтами[4]. Медицинские проблемы обсуждаются в чатах и тематических телеконференциях, участники которых обмениваются информацией личного характера. Уже вполне обычными являются консультации пациентов с лечащими врачами по электронной почте о ходе лечения, приеме лекарств или проведении процедур, которые пациенты сами могут провести у себя дома. Аудиовизуальные возможности информационных технологий позволяют сделать такого рода консультации еще более эффективными, так как позволяют пациентам предоставить врачам большую информацию о своем физическом состоянии. Американская медицинская ассоциация (American Medical Association) рекомендует врачам создавать собственные веб-сайты и детально описывает свою политику в области использования информационных технологий[5]. В онлайновом варианте выходят крупнейшие медицинские журналы, огромное количество медицинской информации публикуется организациями здравоохранения и фармацевтическими компаниями.

Во многих компаниях принятой корпоративной политикой является обмен оперативными сообщениями по электронной почте даже внутри одного офиса, когда получатель информации сидит в нескольких метрах от отправителя за другим компьютером. Все это изменяет модели поведения людей, содержание общения и профессиональные взаимоотношения.

Новая логика организации в информационном обществе, основанная на управляющем механизме сетевых технологий, определяет три уровня сетевых структур:
1.     внутри-организационная сетевая структура, которая развивается внутри отделов и суб-отделов организации, заменяя бюрократический режим управления, например, в случае с глобальными производственными сетями, размещающими их дискретные функции в различных регионах мира;
2.     межорганизационная сетевая структура, заменяющая рынок как традиционный режим координирования обмена;
3.     сеть телеработников (телеработники — специалисты, выполняющие различные виды работы дистанционно с помощью информационно-коммуникационных технологий)[6].

Дж. Нейсбит следующим образом описывает принципы профессиональной культуры лидера информационной экономики компании «Интел» (Intel), основанной на сетевой структуре:
-       У работника может быть несколько начальников.
-       Такие функции, как закупки и контроль качества, осуществляются комитетом или советом, а не иерархически организованной группой, подотчетной единому руководителю.
-       Нет отдельных кабинетов, есть только перегородки высотой до плеча, разделяющие офисное помещение.
-       Одежда совершенно неофициальная.
-       Сама компания управляется тройкой «высших руководителей»: «человеком со стороны», долгосрочным планировщиком и внутренним администратором.
-       Хотя в конце концов решения принимает высшее руководство, от работников ожидается участие в обсуждении на равных.
-       Поощряются споры с начальством, даже со сторо­ны вновь принятых служащих[7].

Указанные выше три уровня сетевых структур изменяют важные аспекты, связанные с профессиональной культурой, во многих областях человеческой деятельности. Примером может быть полная реструктуризация времени человека, работающего в сетевой структуре. Измененный и частично планируемый им самим график работы изменит частоту и глубину его социальных связей с близкими и знакомыми, определит другую длительность досуга и, возможно, изменит привычные формы проведения свободного времени.

Важным моментом для изменения профессиональной культуры в информационном обществе является возникновение сетевых структур телеработников (см. третий уровень сетевых структур выше), которые по сути являются автономными работниками[8]. Это новый быстрорастущий сегмент общества обладающий новыми профессиями или умениями и навыками необходимыми именно в информационном обществе. Это, в первую очередь, программисты, затем веб-дизайнеры, кодеры, системные администраторы, технологическая и профессиональная мобильность которых достаточно высока. Сетевые структуры позволяют им выполнять работу дистанционно из практически любой точки земного шара при наличии соответствующего сетевого доступа. В этой страте активно возникают специфические для нее формы профессиональной культуры, начиная от профессиональной лексики, жаргона и слэнга до досуговых практик.

Однако данная профессиональная культура не ограничивается указанными выше высоко технологическими профессиями, так как информационно-коммуникационные технологии активно проникают и в другие отрасли производства и услуг. По мнению П. Дракера, настоящая революционность информационной революции заключается не в информации, не в «искусственном интеллекте», не во влиянии компьютеров и обработки данных на принятие решений, политический процесс или стратегию, а в том, что еще пятнадцать лет назад никто не мог предвидеть — в электронной коммерции, т.е. во взрывном возникновении Интернета, как основного и, возможно, в итоге единственного канала распределения товаров, услуг и рабочих мест для менеджеров и специалистов[9]. Речь идет о радикально меняющихся национальных экономиках, рынках, промышленных структурах, сегментировании потребительского рынка, потребительских ценностях и поведении потребителей, а также о рабочих местах и рынках труда. Эти изменения в тоже время приводят к возникновению новых и иногда неожиданных отраслей промышленности, например биотехнологий и рыбоферм. Дракер указывает на революционность рыбоводства, говоря, что в течение следующих пятидесяти лет его развитие превратит людей в «морских скотоводов» из охотников и собирателей, также как в случае с подобными инновациями около 10 тысяч лет назад, которые превратили наших предков в земледельцев и скотоводов. Электронная коммерция как бизнес-технология принципиально отличается тем, что физическое расстояние между партнерами или между продавцом и клиентом перестает играть такую роль как раньше. Дракер утверждает, что электронная коммерция породила единственную экономику и единственный рынок. В действительности это утверждение является идеализацией, так как «единый» рынок электронной коммерции имеет множество ограничений, начиная с проблем коммуникации (языковой и культурный барьер) и заканчивая проблемами, связанными с уровнем развития экономик и политико-правовых систем конкретных стран. Таким образом, внешне ничем не ограниченный, он имеет значение только для тех компаний и потребителей, которые обладают стандартным набором характеристик и средств для обеспечения своего онлайн-присутствия. Тем не менее, как справедливо отмечает Дракер, местоположение для таких компаний перестает играть определяющую роль. Компания перестает быть в полном смысле местной (локальной) и начинает конкурировать в глобальном масштабе, что неминуемо изменяет стратегии бизнеса, работу с клиентами, подходы к рекламе, ассортимент продукции, набор сервисных услуг и так далее. В такой среде изменяются не только компании, но и потребители, их покупательские предпочтения, то, как они хранят и распоряжаются своими сбережениями.

Потребительская культура

Информационные технологии, колоссально увеличив возможности человека в плане доступа к информации, увеличили и возможность выбора. В индустриальном обществе выбор был ограничен внешними предложениями, доставляемыми физически на рынок местного сообщества, в информационном обществе потребитель получил возможность выбора, которая не ограничена местным рынком, а только наличием технологического и финансового ресурса потребителя. Культура предложения заменяется культурой потребительского выбора. Для потребителя информационного общества становится важным формировать новые умения, такие как умение собирать, анализировать релевантную информацию, четко формулировать свои запросы в процессе поиска, формировать индивидуальную сеть товаров, услуг, поставщиков, партнеров, которая максимально соответствует его социальному статусу, культурным кодам, вкусам и запросам.

Быстро развивающиеся сети электронной коммерции, упомянутые нами выше при анализе изменений в сфере профессиональной культуры изменяют модели потребительской культуры. В системе «продавец-покупатель» все более возрастает роль покупателя. И это не просто изменение модели потребительской культуры индустриального общества, лозунгом которой было «Все для покупателя!». Этот лозунг реализовывался путем наращивания массового производства и «выбросом» огромного количества и ассортимента товаров через магазины-мегамаркеты. Эта модель все еще превалирует и будет играть серьезную роль в течение неопределенного периода времени, так как обеспечивает поставки базовых продуктов большинству населения. Но и в эту модель информационно-коммуникационные технологии приносят изменения, которые серьезно изменяют потребительскую культуру. В декабре 2001 года автор данной статьи посетил магазин корпорации «Кеймарт» (Kmart) в г. Питсбурге, штат Пенсильвания, США, в котором отсутствовал обслуживающий персонал. Покупатели, предоставленные сами себе, выбирали товар, подходили к кассам, на которых компьютеры вместо кассиров предлагали им различные варианты оплаты товаров. Покупатели сами сканировали штрих-коды на упаковках, оплачивали товар, слышали благодарность от компьютера и выходили из магазина под прицелом камер службы безопасности. О подобных магазинах сообщила в краткой статье «Нью-Йорк Таймс»[10], но эти магазины все равно вызывали легкий шок у потребителей, пока новая культурная форма не стала привычной как для постоянных покупателей магазина, так и для общественного сознания.

Принципиальным отличием зарождающейся потребительской культуры информационного общества становится возрастающее участие покупателя во всех этапах «жизненного» цикла товара от замысла до утилизации. В информационном обществе возникло большое количество фирм, которые приветствуют идеи своих покупателей, предлагают покупателю произвести для него уникальный товар, который удовлетворял бы его конкретные специфические потребности. В потребительской культуре информационного общества покупатель становится со-разработчиком и со-производителем, контролируя процесс на этих стадиях с помощью ИКТ. Особенно это относится к сфере услуг и, в частности, к сфере образовательных услуг, когда потребитель совместно с поставщиком образовательных услуг разрабатывают специальные уникальные учебные курсы и, если необходимо, вносят коррективы в процессе обучения. Таким образом, в данном случае мы имеем дело с очень подвижной и гибкой средой, культура которой требует навыков гибкости, подвижности, высокой активности от участников процесса. Антагонистические отношения продавца и покупателя, соответствующие культуре индустриального, массового общества, переходят на стадию отношений партнерства между продавцом и покупателем, соответствующих культуре информационного общества.

Кроме того, эта новая культурная форма «покупатель-со-производитель» активно изменяет сферу нематериального производства, т.е. сферу производства «цифровых» продуктов, таких как компьютерные программы, вебсайты, блоги, подкасты. В этой сфере наблюдается лавинный рост массовой креативности и внеинституционального культурного производства. Журнал «Тайм» сообщает, что пользователи сайта «ЮТьюб» (YouTube)[11] передают на вебсайт 65 тысяч новых видео ежедневно, которые ежедневно просматривают 100 миллионов человек[12].

Новое культурное производство, являясь самоорганизующейся открытой системой, создает миллионы индивидуальных связей между пользователями-потребителями. Грань между производителем культурного продукта и потребителем становится «пористой»; отношения вертикальной иерархии пересекаются с отношениями горизонтальной. В такой системе культурного хаоса достаточно сложно ориентироваться опираясь на культурные коды традиционного или индустриального общества. В данной системе идет формирование новых культурных кодов, которые опираются на новую постмодернистскую синхронную концепцию пространства и времени, в отличие от старой модернистски диахронной.

Коммуникативная культура (самоидентичность, социальные связи)

Для воспроизводства системы культурных кодов и связанного с ними процесса коммуникации, необходимо поддержание механизмов воспроизводства идентичностей участников этого процесса. Под идентичностью, вслед за М. Кастельсом, мы понимаем процесс, через который социальный актор опознает себя и конструирует смыслы, главным образом на основе заданного культурного атрибута или совокупности атрибутов, исключая более широкую соотнесенность с другими социальными структурами[13]. Фиксируя увеличение дистанции между глобализацией и идентичностью, между сетью и «Я», Кастельс утверждает, что оно связано с кризисом той модели идентичности, которая была сконструирована греческими философами более двух тысячелетий назад. Этот кризис запустил процесс поиска новой системы связей, построенной вокруг разделяемой, реконструированной идентичности. Проявлениями поиска этой новой идентичности являются, по мнению Кастельса, локальные кризисы, связанные с подъемом национализма и религиозного фундаментализма (например, Европейские этнические кризисы, кризисы на постсоветском пространстве). В данном случае вектор поиска направлен в прошлое: люди ищут почву под ногами, обращаясь к опыту прошлого, которое, как правило, мифологизируется в коллективной памяти как «место» истинного знания и юдоли покоя и стабильности, несмотря на свидетельства о войнах, конфликтах и других событиях с явно негативным социальным потенциалом. Вектор, направленный в будущее, не обладает такой привлекательностью как возврат в прошлое, так как модель идентичности информационного общества не сконструирована, а ее нарождающиеся элементы часто имеют скорее пугающий, нежели придающий чувство уверенности характер. Например, современные диагностические технологии, основанные на компьютерном программном обеспечении, вторгаются на генный уровень, достигают точки зачатия индивида, которая идентифицируется с началом жизни человека, а, значит, с его сущностью, или (в религиозной традиции) с его душой. При движении по этому вектору встают вопросы, связанные с самим пониманием того, что есть человек, и насколько информационные технологии, включая нано- и биотехнологии могут изменить его сущность. Кроме указанных проблем, связанных с идентичностью в информационном обществе, важна проблема частичного изменения идентичности или попытки ее полной замены в процессе коммуникации. Этот аспект достаточно хорошо освещен в современной критической литературе, в основном, психологической[14]. В этой связи следует упомянуть несколько взаимосвязанных аспектов. Во-первых, информационно-коммуникационные технологии позволяют обычным пользователям (в отличие от пользователей, которых можно отнести к профессионалам, таких как программисты, системные администраторы, IT менеджеры и т.д.) сохранять анонимность при общении с такими же пользователями, что обеспечивает им более высокий, чем при общении лицом к лицу уровень свободы. Это часто выражается в нарушении культурных кодов, заложенных в самоидентичность человека в процессе социализации и инкультурации, и связанных с восприятием возраста, пола, этничности, религии, языка, гражданства и т.д. Во-вторых, попытки частичной замены идентичности, выражаются в приобретении прозвищ («ников») и нового образа («аватаров») для общения в киберпространстве. Этот процесс генерирует огромное количество знаков, символов и образов, так или иначе связанных с уже устоявшимися образами социокультурной реальности и оказывающими влияние на нее. В-третьих, некоторые пользователи производят практически полную замену идентичности с различными целями, например, просто из соображений безопасности в «сети, наполненной кибер-маньяками» или с целью совершения каких-либо действий, за которые предусмотрены определенные наказания. Наиболее интересной формой создания новой идентичности являются такие сетевые проекты, как проект «Вторая жизнь»[15]. Уже само название подразумевает, что пользователи не просто перенесут в киберпространство свою существующую идентичность, а создадут желаемый образ себя, свое второе «Я». Слоган проекта «Твой мир. Твое воображение»[16] также отражает неограниченность «ре-изобретения» себя в процессе конструирования своей новой идентичности. Создание своего виртуального второго «Я» в конечном счете приводит к созданию симулякра как образа лишенного объекта и к коммуникации между симулякрами или симулякрами и людьми, которое формирует новые ценности, новые отношения и оценки, а значит и новые культурные коды.

Интернет-технологии сформировали парадоксальную ситуацию: в реальном мире люди становятся более осторожными стараются защитить их личную информацию, а в виртуальном мире с измененными правилами социального взаимодействия достаточно свободно обмениваются личной информацией. Этот парадокс культуры информационного общества уже отразился в новой культурной форме: киберпреступности, связанной с кражей личной информации или как этот принято называть «кражей идентичности» (identity theft). Федеральное Бюро Расследований США, например, ведет огромное количество дел, связанных с данным преступлением. Одно из дел имело 30 тысяч потерпевших по всем США, у которых были украдены банковские сбережения, на кредитные карточки были наложены фальшивые платежи, а замена адресов на банковских счетах привела к тому, что новые кредиты, чеки и дебетовые карточки направлялись прямо к злоумышленникам[17]. В рамках ФБР создан специальный центр, который предназначен для того, чтобы граждане имели возможность сообщить об «Интернет-преступлении». Среди основных киберпреступлений, с которыми работает центр, упоминаются: дела, связанные с интеллектуальной собственностью, вторжением в компьютеры (хакерство), экономический шпионаж (кража коммерческих секретов), онлайновые вымогательства, международное отмывание денег и кража идентичности[18].

Вновь возникшие в информационном обществе формы культурной отрасли (цифровые инсталляции, медиа-галереи, онлайн-музеи, виртуальные сообщества дизайнеров, художников, писателей и поэтов) изменяют процесс коммуникации, способы доступа к информации и способы ее усвоения. Благодаря интерактивности этих новых форм процесс коммуникации перестает быть просто односторонним процессом восприятия и превращается в процесс взаимного обучения. Процесс коммуникации в информационном обществе активизирует связи и пересечения между устойчивой традиционной культурой (ценности, религия, знания, унаследованные от предыдущих поколений), и динамичной массовой культурой (видео-клипы, сериалы, видео- и компьютерные игры, блоги и т.д.), между элитарной и популярной культурой, между этнической, национальной и инородной культурой. Коммуникация в информационном обществе становится требованием дня, часа и минуты, так как информация (в том числе и в сфере культурной отрасли) постоянно устаревает и обновляется.

Эти процессы особенно явно проявляются в сфере средств массовой информации — ведущей отрасли производства культурных образов на сегодняшний день. Роль средств массовой информации кардинально меняется в новой коммуникативной культуре информационного общества:
· возрастает интерактивность (онлайн-, sms-опросы в ходе радио- и телепередач, вплоть до технологий «user-defined content», т.е. «содержание, определяемое пользователем»);
· возрастает насыщенность и интенсивность образов (например из новостей уходит аналитический материал и возрастает визуальный компонент с акцентом на событие в «реальном времени»);
· возникают новые альтернативные внеинституциональные средства немассовой (индивидуальной) информации (блоги, форумы, виртуальные сообщества), создающие свой контент, так как зачастую институциональные СМИ освещают только те темы или события, которые соответствуют корпоративной политике.

Социальные институты, соответствующие традиционному обществу, например религиозные организации, также оказываются вовлеченными в процесс формирования информационного общества. Это происходит как на уровне принятия новых информационно-коммуникационных технологий (использование компьютеров, сотовой связи, создание вебсайтов, блогов, форумов и т.д.)[19], так и на уровне гносеологического дискурса, который выражается в возникновении работ теологов и богословов, представляющих собой апологию технологий информационного общества с точки зрения религиозных идей, встроенных в идеологию культуры информационного общества[20].

Политическая культура (государство и личность)

Принятие закона о свободе информации 1966 года (Freedom of Information Act 1966 (FOIA)[21] в США стало знаковым событием в истории развития информационного общества. Согласно этому закону все федеральные ведомства США должны обеспечивать граждан свободным доступом ко всей имеющейся информации, кроме той, которая касается национальной обороны, правоохранительных органов, финансовых и личных документов. Этот закон, а в дальнейшем подобные законы, принятые в других странах Запада, позволили активно развиваться политической культуре информационного общества. Для политической культуры информационного общества характерно то, что информационные технологии и сетевые структуры позволяют человеку увеличить свое политическое участие в локальной и даже международной политике экспоненциально. Конечно, не стоит питать иллюзий по тому поводу, что каждое частное политическое сообщение будет услышано. По крайней мере сетевые технологии позволили опубликовать его в формате сообщения электронной почты, форума, блога, страницы вебсайта и т.д. Однако, пример проекта «ЮТьюб» (см. выше) показывает, что влияние подобных проектов может быть колоссальным. Во-первых, интегрирование компьютерных сетей с сотовыми телефонами, оборудованными камерами, превращает общество в одну большую систему наблюдения (снятое на камеру телефона уличное видео может быть опубликовано в Интернет в считанные минуты). Во-вторых, уже есть много примеров, когда такие «любительские» видео становились «передовицами» ведущих новостных агентств как в случае с записью казни Саддама Хусейна. В-третьих, видео, размещаемые в сети, с трудом поддаются цензуре и свободны от рэйтингов и трендов, управляющих формированием контента телекомпаний и новостных агентств, и поэтому для многих пользователей их просмотр предпочтительней, чем просмотр «официальных» новостей. В-четвертых, профессиональные политики уже поняли насколько сильным оружием политической борьбы могут быть технологии информационного общества. Все без исключения Западные политики (и большинство российских) имеют свои интерактивные вебсайты, ведут свои избирательные кампании с помощью блогов, «ЮТьюб», «МайСпейс» и подобных сервисов. Великолепным примером может быть избирательная кампания кандидата в президенты США Хилари Клинтон[22]. 5 августа 2007 года Хилари Клинтон встретилась с 1500 блоггеров, которые принимают активное участие в политической жизни страны[23]. Факт этой встречи отражает критическое изменение политической культуры при переходе к информационному обществу.

Здесь необходимо обратить внимание на два важных аспекта отностительно формирующейся политической культуры информационного общества. Во-первых, информационно-коммуникационные технологии позволяют увеличить коммуникационные возможности личности в общении с правительством: правительства большинства демократических стран, в том числе и России, приняли концепции и другие нормативные документы, декларирующие обязанности государства по обеспечению доступа граждан к инофрмации с помощью ИКТ. Как указывается в «Концепции формирования информационного общества в России» информация должна быть открыта для всех и предоставляться постоянно с гарантией достоверности и полноты; основная, первичная информация предоставляется населению бесплатно[24]. Во-вторых, развитие так называемых «электронных правительств», будет объективно развивать отчуждение людей от институтов власти, минимизируя непосредственное человеческое общение лицом к лицу. Попытка уменьшить «дистанцию власти» в терминологии Гирта Хофштеде, например в условиях России, обернется ее увеличением: чиновник будет восприниматься еще более удаленно и виртуально, чем раньше.

В процессе перехода к информационному обществу происходят системные трансформации такой традиционной культурной формы и способа политической деятельности как война. Изменяются базовые представления о том какой она должна быть:
1.     Она не должна затрагивать простых граждан, т. е. должна вестись профессиональной армией, к принудительному набору нужно прибегать только в случае действительно чрезвычайных обстоятельств, а они предполагаются маловероятными.
2.     Она должна быть короткой, даже мгновенной, чтобы результаты не заставляли себя ждать, истощая человеческие и экономические ресурсы и поднимая вопрос об оправданности военной акции.
3.     Она должна быть чистой, хирургической, с разумной величиной разрушений (даже у противника) и скрытой от взгляда общества настолько, насколько это возможно, что приводит к тесной связи обработки информации, создания образов и ведения войны[25].

Что касается, например, телекоммуникационных технологий (спутниковой, сотовой связи, оптоволоконных технологий, Интернета), то все они либо зародились как военные проекты, либо сразу после своего возникновения попали в сферу пристального внимания военных специалистов.

Страны, находящиеся на переднем крае информационной революции, сегодня пытаются увеличить ряды своих армий с помощью позиционирования военных специальностей как специальностей, которые могут быть эффективно использованы солдатами и офицерами после истечения сроков их контрактов в гражданской сфере. И это, в первую очередь, профессии, относящиеся к информационным технологиям или менеджменту информационных систем. Данные технологии уже сегодня активно используются в различных военных конфликтах и локальных войнах, коренным образом изменяя представления людей о боевых действиях.

Говоря о периоде с нового времени до современности, можно выделить три основных поколения (парадигмы) боевых действий. Первое поколение отражало тактику эры гладкоствольных мушкетов, тактику линии и колонны. Эти тактики разрабатывались, частично, в ответ на технологические факторы: линия максимизировала огневую мощь, а постоянные тренировки в линиях и колоннах позволяли достичь относительно высокой скорости и слаженности стрельбы. Война второго поколения была ответом на изобретение нарезного мушкета, орудия, заряжающегося с казенной части, колючей проволоки, пулемета и непрямого огня. Тактику этого поколения можно описать французской военной максимой «артиллерия подавляет, пехота захватывает». Массированный огонь заменил человеческую массу. Третье поколение войн базировалось в основном на новых тактических идеях. Линейные тактики заменяются активным использованием маневра, атаки строятся на обходах и окружениях противника, а не на прямых столкновениях с целью полного его уничтожения. Четвертое поколение войны может иметь принципиально новый концептуальный характер. Опубликованное в сети Интернет сообщение российского Центра исследования компьютерной преступности под заголовком «Современная война будет виртуальной» достаточно четко отражает последствия информационной революции  и перехода к информационному обществу: «Аналитики компании Gartner считают, что возрастающая зависимость развитого сообщества от различного рода высоких технологий и Интернета приведет к тому, что современная война будет вестись в сети при помощи кибервооружения. По данным Gartner, подобная война может начаться уже в 2005 году, когда уровень проникновения Интернет-технологий станет настолько большим, что их поражение будет критичным для всей инфраструктуры. Грамотно спланированная атака, по мнению аналитиков, будет сопоставима со взрывом тактической ядерной боеголовки средних размеров. Основными целями возможных атак будут компьютерные сети, управляющие электростанциями, железными дорогами, телефонными сетями»[26].

Американские военные специалисты выделяют несколько парадигмальных особенностей войны, соответствующей четвертому поколению и зарождающемуся информационному обществу: (1) театр военных действий четвертого поколения войны будет охватывать все без исключения сферы общества противника; (2) в информационном обществе целью боевых действий становится не физическое уничтожение противника, а такие цели как поддержка населением войны и культура страны противника; (3) границы между миром и войной, между «военными» и «гражданскими» становятся размытыми, невозможно определить линии обороны или фронты в традиционном смысле; (4) большинство традиционных военных сооружений типа аэродромов, радарных и антенных полей, больших штабных соединений потеряют свое значений по причине их высокой уязвимости[27]. Боевые действия не будут полагаться более на концентрацию войск на конкретном участке. Войну будут вести небольшие, хорошо технически и телекоммуникационно оснащенные группы, способные выживать за счет локальных ресурсов на территории противника. Развитие робототехники, беспилотных управляемых боевых летательных аппаратов, низкая вероятность радиоперехватов и искусственный интеллект позволят применять новые тактические действия и одновременно усилят разработку нового оружия — компьютерных вирусов.

Использование новых технологий также может привести к замене военных боевых целей преимущественно гражданскими объектами, что, в свою очередь, приведет к реорганизации и реструктуризации разного рода военных служб и ведомств. Главной проблемой командований станет управление гигантским потоком многофакторной информации. В этих условиях психологическое оружие в форме медиа-интервенций может стать доминирующим. Уже сегодня понятно, что телевизионные новости часто становятся более мощным орудием войны, чем боевые соединения. Одно из главных преимуществ и культурных ценностей информационного общества для человека в глобальном масштабе — его открытость и проницаемость становится и его самым уязвимым местом. Война четвертого поколения будет войной за сохранение, обладание и разрушение информации.

В целом, если не рассматривать войну как неизбежное продолжение дипломатии, можно констатировать, что политическая культура информационного общества позволяет надеяться на положительный прогноз: эта культура обладает очень высокой степенью открытости, высокой скоростью реакции на запросы людей, для нее нет запретных тем обсуждения.

Заключение

Таким образом, можно сделать вывод, что развитие новых культурных форм социокультурной среды в условиях информационного общества имеет мозаично-прерывный характер. В процессе этого развития стираются границы между официальной государственной культурой и культурой маргиналов, контркультурой, между массовой и элитарной культурой; возникают новые профессиональные группы (программисты, веб-дизайнеры, хакеры, сетевые геймеры и т.д.) с соответствующими профессиональными типами культуры и образами (стилями) жизни. Новый тип социальных сетевых отношений изменяет модели поведения людей, трансформирует ценности, генерирует новые культурные предпочтения и привычки, обеспечивает более высокий уровень самовыражения личности, благодаря возможности соответствовать своей реальной идентичности или быть другим в сетевом общении.

Однако при этом следует учитывать, что информационное общество продуцирует не только возникновение новых культурных форм, стимулирующих его становление, но и таких культурных форм, которые возникают как отрицательная реакция на развитие информационных технологий (неолуддизм, движение антиглобалистов, религиозные консерваторы и т.п.), что вызвано активной трансформацией существующих и формированием новых культурных кодов, которые опираются, как указывалось выше, на новую постмодернистскую синхронную концепцию пространства и времени, в отличие от старой модернистской диахронной концепции.

[1] Lohr, S. Information Technology Field Is Rated Largest U.S. Industry. New York Times, November 18, 1997.
[2]См. Forrester Research, Inc. Http://Web: www.forrester.com. March 1, 2001.
[3]См. E-commerce 2003 Highlights. Economics and Statistics Administration. US Census Bureau. Http://www.census.gov/estats, May 11, 2005.
[4]См., например, Yahoo Health. Http://health.yahoo.com/.
[5]См. Guidelines for Medical and Health Information Sites on the Internet. Http://www.ama-assn.org/ama/pub/category/1905.html.
[6] Information Society, Work and the Generation of New Forms of Social Exclusion (SOWING). Tampere, 1999. P.67.
[7] Нейсбит, Дж.  Мегатренды. — М., 2003. С.284.
[8] Тоффлер, А. Метаморфозы власти. — М.: АСТ, 2002. С.249.
[9] Drucker, P. Beyond the Information Revolution. The Atlantic Monthly; October 1999; Volume 284, No. 4; PP. 47-57.
[10] Self-checkout at Kmart. New York Times. June 21, 2001.
[11] YouTube. Http://youtube.com.
[12] Cloud, J. YouTube Gurus. Time, December, 25-January, 1, 2007. P.52.
[13] Castels, M. The Rise of the Network Society// The Information Age: Economy, Society and Culture. Volume I. Oxford, 1996. P. 22.
[14] См. например, Гуманитарные исследования в Интернете /Под редакцией А.Е.Войскунского — М.: Можайск-Терра, 2000.
[15] Second Life. Http://www.secondlife.com.
[16] Second Life. Http://secondlife.com.
[17] No Ordinary Case Of Identity Theft. The Largest in U.S. History. FBI official website. Http://www.fbi.gov/page2/oct04/uncoveridt101504.htm
[18] The Internet Crime Complaint Center. Http://www.ic3.gov.
[19] Официальный вебсайт Римско-католической церкви. Http://www.vatican.va; официальный вебсайт Русской Православной церкви. Http://www.mospat.ru;  Всемирная Лютеранская федерация. Http://www.lutheranworld.org.  Независимый исламский информационный канал “Islam.ru”. Http://www.islam.ru;  Ассоциация «Буддизм в Интернете». Http://buddhist.ru.
[20] См., например, Кураев А. Кино: перезагрузка богословием.  — М.: Фома, 2004.
[21]TheFreedomOfInformationAct. Http://www.usdoj.gov/oip/foiastat.htm.
[22]См. Official Site of Hillary Clinton for President Exploratory Committee. Http://www.hillaryclinton.com; Hillary Rodham Clinton, Senator from New York. Http://www.clinton.senate.gov.
[23] Rainey, J. Democratic hopefuls try to woo bloggers. Los Angeles Times. August 5, 2007. Http://www.latimes.com/technology/la-na-dems5aug05,1,4709354.story?coll=la-headlines-technology.
[24] Концепция формирования информационного общества в России. Http://www.admhmao.ru/inform/law/koncep1.htm.
[25] Castels, M. The Rise of the Network Society// The Information Age: Economy, Society and Culture. Volume I. Oxford, 1996. P. 456.
[26] Центр исследования компьютерной преступности. Http://www.crime-research.ru.
[27] Lind, W., Nightengale, K., Schmitt, J., Sutton, J., Wilson, G. The Changing Face of War: Into the Fourth Generation. Marine Corps Gazette, October 1989, Pages 22-26.

Автор(ы) статьи: Сапалова Д.У.
Раздел: не указан
Ключевые слова:

религиозные верования, шаманизм, тотемизм, анимизм, обряды, этнокультурные связи, параллели.

Аннотация:

В статье рассматриваются кыргызско-якутские параллели в шаманстве, тотемизме, в обожествлении культа неба, природы, стихийных сил, почитании огня. Приводятся факты, свидетельствующие о сохранении архаичных элементов магического характера в обрядах, совершавшихся при рождении детей, сопоставляются термины, относящиеся к религиозным верованиям.

Текст статьи:

Историко-сравнительный анализ пережитков ранних религиозных верований кыргызов и якутов позволяет выявить схожести, вызванные единым истоком. По существу выявляется пласт общих пережиточных религиозных явлений, восходящих к глубокой древности.

Обожествление природы и стихийных сил привели к сложению общих для древних тюрков культов Неба, божеств – покровительниц детей и духов местности.

Характерным для изучаемых народов является как общее название божества неба (тенир – у кыргызов, танара – у якутов), так и обожествление неба. И у кыргызов, и у якутов при благословении молодых, в трудных случаях было принято обращаться к небу, что нашло отражение в фольклоре [4, с. 33; 21, с. 291].

Обожествление неба распространялось и на луну. С древности кыргызы и якуты жили по лунному календарю, молились и кланялись при первом новолунии, беременные женщины, обращаясь к Луне, просили: «Дух Луны, помилуй меня!», верили в целебную силу луны. В частности, верхоянские якуты в период полнолуния излечивали бородавки на лице, а кыргызы избавлялись от мозолей. Происхождение пятен на луне у изучаемых народов ассоциируется с женским образом. Так, якуты полагают, что Луна, сжалившись над девушкой-сиротой, взяла ее к себе вместе со всеми предметами, когда та стояла возле ивы с коромыслом и ведрами, и теперь они видны там [25, с. 644]. По другим преданиям лунный дух забрал к себе мальчика и девочку с коромыслом на плечах, когда те засмотрелись на Луну [2, с. 85]. Кыргызы же пятна на Луне отождествляют со старухой, сидящей там, даже смотреть на нее остерегаются, т.к. существует поверье, что если старуха пересчитает смотрящему ресницы, он умрет [4, с. 34].

Характерно и то, что у якутов и кыргызов с древности бытовала вера в существование духов-хозяев каждой горы, реки, озера, дороги и т.п. В связи с этим большой интерес представляет совпадения, касающиеся и терминологии, и обряда жертвоприношения духам местности. Духов-хозяев кыргызы называли ээси, а якуты – иччи, «духа-хозяина дороги» — жол ээси (кырг.), суол-иччитэ (як.); «духа-хозяина горы» — тоонун ээси (кырг.), хайа-иччитэ (як.); «духа-хозяина озера» — кёлдун ээси (кырг.), кюел-иччитэ (як.); «духа-хозяина перевала» — ашуунун ээси (кырг.), артык иччитэ (як.). К духам местности предполагалось относиться почтительно, приносить жертвы и испрашивать разрешение на проезд или удачу в промысле. Жертва состояла из ленточки ткани, пучка волос, угощения вином, едой и т.п. Жертвоприношение, совершалось всегда в определенном месте, обычно у одиноких деревьев. К ним привязывались ленточки и пучки конских волос, которые назывались у кыргызов – мазар, у якутов салама. И на территории Республики Саха (Я), и в Кыргызстане такие места встречаются во множестве до сего дня. Ленточки обычно подвешены к деревьям у подножий гор, на горных перевалах, – ашуу (кырг.), аартык (як.), у опасных речных переправ и т.д. При подвязывании ленточки, принесении жертвы духам-хозяевам рассматриваемые народы прибегали к таким древним жанрам обрядовой поэзии, как алкыш (кырг.), алгыс (як.), в котором просили духов быть благосклонными, дать им удачу и счастье в жизни.

Священным деревом у кыргызов считается Бай терек, у якутов — Аар Кудук Мас. По олонхо священное дерево обычно растет около жилища богатырей, где скрывается дух-хозяйки средней земли, которая по первому призыву героя появляется в образе почтенной женщины [9, с. 25].

Сверхъестественные свойства приписывались и лиственнице. Якуты верили, что если бездетная женщина поспит под этим деревом, то у нее родится ребенок [2, с. 61]. И в кыргызском, и в якутском эпосе дерево – благодетель людей. В якутском эпосе оно поит и кормит людей и все живые существа, дает им особую силу. Соки дерева образуют беломолочное озеро, которое имеет целебное назначение: человек, погруженный в него, обретает молодость и красоту [23, с. 94]. В фольклоре кыргызов также приводятся примеры нахождения беглецами убежища именно под священным деревом. К примеру, в эпосе «Семетей» описывается эпизод, когда Чыйырды (мать Манаса) и Каныкей (жена Манаса) с маленьким сыном Семетеем убегают в Бухару, по дороге встречают Бай терек и умоляют его укрыть и стать им защитой. Бай терек откликается на их беду. И подобно якутскому дереву:
…С краю одной ветки,
подобно ручейку молоко потекло.
Проголодавшиеся бедолаги
Протянули чашу
Обильно выделенное белое молоко,
Наполняя в чашу, пили.
Выпивши это молоко
Хворь из тела ушла.
У Каныкей и Чыйырды
Глаза просветлели [24, с. 49].

Как видно из вышеприведенных строк, эти сведения из эпоса «Семетей» очень схожи с якутскими эпическими сюжетами, и можно предположить, что описание священного дерева в олонхо, и в фольклоре кыргызов имеет один источник.

Тотемизм сохранялся у обоих народов в виде отдельных пережитков. Сопоставление имеющихся материалов показывает, что чаще всего тотемами тюркских родов были орел, лебедь и ворон. Примечательным является то, что в кыргызских сказках и эпических произведениях приближение орла знаменуется бурей, дождем, громом и молнией [4, с. 26], а по якутским поверьям, с прилетом орла отступает зима, от его звонкого клекота ломаются рога быка — зимы [27, с. 145]. Предки якутов и кыргызов на охоте часто заклинали духов даровать удачу. Особое значение придавали они обрядам, проводимым в первый день на месте постоянного промысла. В день прибытия обязательно вешали полоски тканей в честь местных горных духов и потчевали их пищей, также считали, что звери, подобно человеку, имеют кут (кырг., як.) — жизненную силу.

Совпадают и религиозные представления, связанные с почитанием стихийных сил природы. Кыргызы и якуты верили в очистительную силу грозы, которая им представлялась как преследование злых духов небесным божеством [2, с. 82], а вихри воспринимали как скопище злых духов, которые у человека могут вызывать болезни, причем чаще психические.

К числу прямых совпадений в религии кыргызов и якутов относится и вера в чудесный камень (камень – кырг. таш, як. тас,) жай таш (кырг.), сата (як.), которому приписывается способность изменять погоду.

А.Е. Кулаковский сообщает, что якуты камень сата находят в желудке или печени крупных млекопитающих животных (коровы, лося, лошади) и глухаря. Нашедший такой камень должен был обернуть его в тряпку и скрывать от людей, а также не показывать его солнцу, так как от этого камень теряет свою волшебную силу [16, с. 59]. По другим сведениям, наоборот, если такой камень показать солнцу, то можно вызывать сколько угодно дождя или снега [2, с. 40].

И.Б. Молдобаев приводит эпизод из кыргызского эпоса «Манас», в котором Алмамбет, окунув в воду жай-таш, вызвал сильный дождь с градом, перешедший в буран [18, с. 242-243].

О применении камня жай таш кыргызами писал еще турецкий автор XVI в. Сейфи Челеби: «Киргизы живут на крутых горах, в которых есть местами проходы. Если какой-нибудь царь поведет на них войско, то они отсылают свои семьи в глубь гор, а сами занимают те проходы, чтобы никто не прошел. Действуя камнем яда, они заставляют снег падать на идущие против них войска, и производят такой холод, что воины противника не могут действовать ни руками, ни ногами. Вслед за тем они производят нападения и разбивают врагов» [6].

Известно также использование якутами сата в условиях суровых жизненных обстоятельств. Когда древнему якуту в жаркий день предстояла длинная дорога, он брал сата, несколько раз обматывал его конским волосом и привязывал к палке. Затем, размахивая палкой, произносил заклинание, после чего начинал дуть прохладный ветер. Посредством сата якуты вызывали также холод и ветер, чем преимущественно занимались охотники. В марте и апреле с помощью такого камня замораживали выступающую поверх наста воду, чтобы легче было гоняться за сохатыми, которые своей тяжестью продавливали этот обледенелый снег, резали себе ноги о его острые края и скоро выбивались из сил. Тогда охотники настигали их и таким образом добывали себе пропитание [10, с. 241-242].

Т.Дж. Баялиева пишет о бытовании у кыргызов веры в джай-таш и существовании джайчы — заклинателей вплоть до ХХ в. Она упоминает двух джайчы, наиболее известных в нач. ХХ в., обладавших даром предсказывать и менять погоду. Т.Дж. Баялиева также упоминает об интересном обряде, которого применяли для предотвращения обильных осадков после смерти джайчы: «кончиком ножа делали небольшой надрез на животе умершего, затем вырывали у него несколько ресниц и волосков из бровей и опускали труп в могилу, произнося заклинания.

Затем над могилой джайчы разжигали небольшой костер и бросали туда вырванные волосы. Считали, что как только дым дойдет до неба, осадки прекратятся. В том случае, если умершего похоронили, не совершив обряда, а смерть случайно совпала с дождем или снегом, труп выкапывали и проделывали тот же обряд. По некоторым сведениям, тело джайчы иногда не погребали, а сжигали» [4, с. 54-55]. В целом, кыргызско-якутские представления о камне, способном изменять погоду, восходит к общетюркскому единству.

Общность кыргызов и якутов проявляется также в шаманстве. У якутов шаманов называют ойуун, а у кыргызов термином «ойуун» обозначают сам процесс камлания и обычно употребляется в паре со словом «бакшы», «бакшы ойнотуу» т.е. «шаманские игры». Касаясь этимологии термина шаман, Л.А. Потапов писал, что «…слово шаман является древней собственностью тюрко-монгольского языка. Что маньчжуро-тунгусское слово «сам», «шам» представляет фонетический эквивалент тюркского «кам» [22, с. 8]. Китайские летописи свидетельствуют, что шаманов у кыргызов, как и у современных тюркоязычных народов Сибири, называли «кам / гань» [6, с. 7]. Камлания совершались для лечебных целей, предсказаний будущего, повторения магического обряда очищения можжевельником, изгнания злых духов огнем.

Необходимо также отметить, что у кыргызов шаманы при камлании применяли трехструнный щипковый комуз [4, с. 147], а из народов Сибири только якутские шаманы при камлании наряду с бубном применяли инструмент с натянутыми струнами, тогда как другие сибирские народы такие инструменты не употребляли. Причем у обоих народов шаманы делились на белых и черных.

В обрядах, совершавшихся при рождении детей переплетались весьма архаичные элементы магического характера, с анимистическими, состоящими из веры в душу ребенка – одинаково называемое у кыргызов и якутов словом кут, богов — покровителей и сонмище духов, способных причинить вред. Анализ материалов об обрядах, совершавшихся в честь богинь-покровительниц детей, говорит об общности происхождения этого культа. Рождение ненормальных детей вызывало особый страх, ибо они считались воплощением злого духа. Рождение урода толковалось как примета, предвещающая беду.

Кыргызы и якуты одинаково благодарили богиню-покровительницу детей, угощали ее, заклинали беречь ребенка и давать родителям новых детей. У кыргызов – это Умай-Эне, а в якутской мифологии функцию Умай выполняет богиня Айыысыт. Необходимо также отметить, что богиня Умай-Эне упоминалась в енисейско-орхонских надписях VI-VIII вв. и изображалась в виде женщины в трехроговом головном уборе и богатом наряде. Такое изображение обнаружено в Южном Казахстане и на Тянь-Шане [14, с. 135]. В этой связи вызывает интерес, обнаруженный в Вилюйском районе Якутии, изображение антропоморфного существа, вырезанного на стенке деревянного ящика, голова которого стилизовано оформлена в виде трехрогового головного убора [8, с. 102-104]. Подобные совпадения, несомненно, имеют единую основу.

Якуты представляли Айыысыт как богиню, дающую кут ребенка и приходящую помочь роженице, а у кыргызов образ Умай выступает в роли хранительницы домашнего очага и потомства. П.А. Слепцов, анализируя разные названия богини-покровительницы детей, отмечает, что в эпоху господства матриархата у предков тюркоязычных народов, «существовал единый культ богини матери-земли, аналогичный древнеиндийскому культу богини «Аи» (Ума). В период патриархальных отношений данный культ постепенно превращается в культ богини деторождения и плодородия и у древних тюрков получает название «Умай», у предков якутов — «Айыысыт». Сохранение только у якутов термина «Айыысыт», связано с ранним отделением их древних южных предков от основного массива тюрков» [26, с. 116]. Н.А. Алексеев утверждает, что: «Несмотря на эти различия, можно считать общим происхождение культа богини – покровительницы детей у этих народов» [2, с. 113].

Существование параллелей в веровании кыргызов и якутов доказывается также наличием одинаковых способов охраны детей от нападения злых духов. Исследуемые народы отпугивали их при помощи амулетов, помещаемых в зыбке новорожденного или около него. Якуты обычно привязывали к колыбели когти медведя или хищной птицы, амулет из заячьей шкуры или отлитое из меди украшение, с изображением льва посередине [2, с. 146]. В запасниках Государственного исторического музея в Кыргызстане хранятся когти медведя и рыси, которые привешивались к колыбели ребенка и должны были оберегать его [Колл. музея. ф. М. 67, 631].

К категории свидетельств о кыргызско-якутской общности относится и одинаковое почитание огня. Культ огня был связан с культом домашнего очага, следовательно, и с семейно-родовым культом. По традиционным кыргызским и якутским представлениям вода и огонь считались несовместимыми явлениями. По их поверью, если при проведении обрядов, связанных с водой, совершить обряды, связанные с огнем, то случится несчастье, в связи с этим запрещалось плевать на огонь, гасить его водой. Это было равносильно уничтожению рода, который владел этим священным очагом [10, с. 244]. Также запрещалось ступать на то место, где есть следы огня, выносить огонь из дома во время родов женщины до тех пор, пока не отпадет пуповина у ребенка [4, с. 41].

Кыргызы и якуты также верили в очищающие свойства огня. В связи с этим исключительно важным является рассмотрение, существовавшего у якутов до прихода русских, такого древнего обычая, как трупосожжение. В практике археологических исследований в Якутии данный обряд был зафиксирован в Шелогонском наслеге Горного улуса при раскопках жилища ХVII в., где были обнаружены обгорелые остатки двух скелетов [5, с. 156-157]. На существование в прошлом обряда кремации у якутов, свидетельствует также найденное захоронение в Тюнгюлюнском наслеге Мегино-Кангаласского улуса, где были закопаны обожженые остатки коня [15, с. 21, 24]. При этом исследователи единодушно отмечают, что распространенный у якутов до прихода русских, обычай трупосожжения, связан с курыканским наследием, которые переняли его у своих непосредственных соседей – енисейских кыргызов [4, с. 155-157; 8, с. 43-44; 11, с. 19; 15, с. 24-27]. Данное предположение также подтверждает исторический фольклор якутов. В 1937 г. в г. Якутске С.И. Боло записал со слов Д.Н. Никифорова предание «Племя кыргыс» («Кыргыс омук»): «Оказывается, во времена прибытия Омогой Баая и Эллэй Боотура из южной страны переселилось племя кыргыс с лошадьми и рогатым скотом. Племя кыргыс в этой стране было немногочисленным. Когда умирал человек этого племени, то ему покрывали лицо брюшным жиром лошади, клали его в выдолбленное дерево и уносили в лес. Собравшись в лесу, устраивали ысыах, на котором, поев все кушанья, снаряжали покойника всем полагающимся и сжигали его на том месте. Это называлось у них «положили его кости» [12, с. 63]. Необходимо отметить, что, современные кыргызы после похорон говорят «соогу коюлду», что буквально переводится как «положили кости».

По мнению И.Е. Зыкова, поскольку обряд трупосожжения был господствующим в таштыкское (I в. до н.э. – V в. н.э.) и древнекыргызское (VI – ХII вв. н.э.) время, то сходство погребальных обрядов, должно свидетельствовать о глубоком, генетическом родстве курыканской и таштыкской культур. Исходя из этого, он назвал первый этап этногенеза якутов таштыкским [11, с. 26]. В связи с этим, необходимо отметить, что сегодня науке доподлинно известно о происхождении кыргызской культуры из таштыкской [13, с. 564-576; 17, с. 188-191]. Отсюда вытекает, что наиболее ранний пласт кыргызских элементов материальной и духовной культуры якутов уходит своими корнями в таштыкский период, датируемый I в. до н.э. — V в. н.э. В пользу этого говорит географическая близость территорий и хронологическая последовательность этих культур [11, с. 26].

В настоящее время кыргызский ритуал погребения – сжигание костей умершего — трансформировался повсеместно у всех тюркоязычных народов и бурят, в веру и поклонению огню как священной, очищающей стихии.

Видимо, с культом огня связан обряд окуривания жилища после выноса тела покойного можжевельником (арча), отгоняющего своим дымом злых духов и очищающего своим благовонием людей, животных, помещения, вещи и т.д. Просто в силу климатических условий, где на севере можжевельник не растет, словом арчи якуты стали означать любой предмет, используемый для обряда очищения [4, с. 130].

Напрашивается и сопоставление некоторых терминов, относящихся к религиозным верованиям.

Интерес представляет встречаемое в сказаниях обоих народов слово татай, истолковываемое одинаково. К.К. Юдахин переводит это слово как «восклицание страха, ужаса» [28, с. 713]. Необходимо дополнить, что восклицание «Ат татай», в том же качестве выражения удивления, страха и возмущения бытует и у якутов [20, с. 310; 21, с. 2603]. С.М. Абрамзон полагал, что данное восклицание у кыргызов когда-то было «связано именно с отношением к стихийному божеству» [1, с. 298]. Н.А. Алексеев происхождение у якутов татай объясняет так: «Возможно, что и среди предков якутов были племена, поклонявшиеся Татаю, которого можно отнести к древнему общетюркскому пантеону, сформировавшемуся до Х в. – времени отхода киргизов и якутов от основной массы тюрок Южной Сибири» [3, с. 217].

У якутов и кыргызов общим термином также является «Оп-куруй!» «Уруй! — мольба об удаче, с которой обращались к духам, сохранившийся со времен общетюркского единства [2, с.272]. Присказка — оп – у кыргызов говорилась для усиления эффекта, что можно встретить и сейчас, например, при коллективном поднимании тяжестей. Слово куруй К.К. Юдахин переводит как возглас, которым подзывают лошадь [28, с. 450]. В древности термин «куруй, уруй» существовал как окончание заклинания об удаче на охоте и т. д.

Итак, мы видим, что в разного рода источников широко представлены сюжеты, отражающие общность в ранних формах религии, а именно: тотемизм, культ природы: неба, гор, земли, небесных светил и т.д., элементы анимизма, шаманизм, магические поверья и связанные с ними обряды. Многочисленные совпадения и схожести в древних пластах религиозных верований и разных культов не могли быть случайными и вызваны проживанием двух народов в едином историко-культурном регионе. На основании вышеизложенного сопоставительного материала можно констатировать этнокультурную близость якутов с кыргызами, подтверждаемую языковыми, фольклорными, археологическими материалами.

Литература:
1. Абрамзон С.М. Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи – Фрунзе: Кыргызстан, 1990.
2. Алексеев Н.А. Ранние формы религии тюркоязычных народов Сибири – Новосибирск: Наука, 1980.
3. Алексеев Н.А. Шаманизм тюркоязычных народов Сибири (опыт ареального сравнительного исследования). – Новосибирск: Наука, 1984.
4. Баялиева Т.Дж. Доисламские верования и их пережитки у киргизов. – Фрунзе: Илим, 1972.
5. Бравина Р.И. Погребальный обряд якутов (ХУП-Х1Х вв.): Учебное пособие. – Якутск: Изд-во ЯГУ, 1996.
6. Восточные авторы о кыргызах / Сост., введение и комментарии О. Караева – Бишкек: Кыргызстан, 1994.
7. Гоголев А.И. Якуты: проблемы этногенеза и формирование культуры. – Якутск: Изд-во ЯГУ, 1993.
8. Гоголев В.И. Историческая этнография якутов: Учеб. Пособие. — Якут. гос. ун-т. — Якутск, 1980.
9. Емельянов Н.В. Мифологические божества в олонхо «Потомки Юрюнг Айыы Тойона» и «Баай Барыылаах – дух хозяин черного леса» // Мифология народов Якутии. – Якутск: Якутский филиал СО АН СССР, 1980.
10. Захарова А.Е. Архаическая ритуально-обрядовая символика народа саха (по материалам олонхо). — Новосибирск: Наука, 2004.
11. Зыков И.Е. Археологическое изучение Якутии /история и итоги/: Автореф. дисс.: канд. ист. н. Якутский госуд. ун-т. – Якутск, 1973.
12. Иванов М.С. Предания о роде кыргыс // Мифология народов Якутии (Сб. науч.трудов). – Якутск: Якутский филиал СО АН СССР, 1980.
13. Киселев С.В. Древняя история Южной Сибири. – М.: АН СССР, 1951.
14. Кляшторный С.Г. Мифологические сюжеты в древнетюркских памятниках // Тюркологический сборник, 1977. – М.: Наука, 1981.
15. Константинов И.В. Происхождение якутского народа и его культуры. — АН РС (Я). Ин-т гуманит. Исслед.; Отв. ред. Ю.А. Мочанов. – 2-е изд., испр. — Якутск, 2003.
16. Кулаковский А.Е. Материалы по изучению верований древних якутов // Сборник материалов к изучению Якутии. – Якутск, 1928. Т.1.
17. Кызласов Л.Р. Таштыкская эпоха в истории Хакасско-Минусинской котловины. – М., 1960.
18. Молдобаев И.Б. «Манас» – историко-культурный памятник кыргызов. – Бишкек: Кыргызстан, 1995.
19. Нюргун Боотур Стремительный: Якутский героический эпос-олонхо. Воссоздал на основе народных сказаний П. Ойунский / [Перевел на русский язык В. Державин]. Изд. 2-е.– Якутск: Кн. изд-во, 1982.
20. Пекарский Э.К. Словарь якутского языка. Т. 1. Вып. 1-4 Академия наук СССР, 1958.
21. Пекарский Э.К. Словарь якутского языка. Т. 3. Вып. 1-4 Академия наук СССР, 1958.
22. Потапов Л.П. К вопросу о древнетюркской основе и датировке алтайского шаманства / Л.П.Потапов // Этнография народов Алтая и Западной Сибири . – Новосибирск, 1978. – С. 8.
23. Пухов И.В. Якутский героический эпос – олонхо. Публикации, перевод, теория, типология: избр. ст. / АН РС (Я), Ин-т гуманит. исслед. – Якутск: Изд-во СО РАН, Якут. филиал, 2004.
24. Семетей: Эпос. Саякбай Каралаевдин варианты боюнча. 1-чи китеп. – Фрунзе: Кыргызстан, 1987.
25. Серошевский В.Л. Якуты. Опыт этнографического исследования. – 2-изд., — М., 1993.
26. Слепцов, П.А. Традиционная семья и обрядность у якутов (ХIХ– нач. ХХ в.) – Якутск: Кн. изд-во, 1989.
27. Эргис Г.У. Очерки по якутскому фольклору. – М.: Наука, 1974.
28. Юдахин К.К. Кыргызско-русский словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1965.

Автор(ы) статьи: Ромах О.В.
Раздел: не указан
Ключевые слова:

познание, формы познания, интегративность познания, познающая личность.

Аннотация:

В статье рассматриваются специфические формы познания, интегрального порядка, которые свойственные культурологи как целостной интегральной дисциплине.

Текст статьи:

Познание относится к числу проблем, глубинно изучаемых разными науками. В культурологи познание приобретает специфические виды и через них выстраивается как универсальный целостный метод-методология познания сущего. Это объясняется тем, что сама культура есть взаимообусловленная совокупность «трех тел великой истины» — науки, искусства и религии, каждое из которых, опираясь на остальные, оперирует своими методами познания.

С достаточной мерой условности, науку можно отнести к преобладанию рациональных способов познания, где все опирается на сложившиеся методологии и методы исследования, проверяется фактами, множеством повторенных опытов, проверкой их затем в течение ряда лет сотнями и тысячами испытания и др., где важное значение имеют мощные наукоемкие инструментарии и вся совокупность, связанных с ними, позиций. Традиционно, наука, развивает рациональное – левое полушарие мозга.

Искусство познает окружающий мир через эмоциональных сферу, художественные образы, которые в своих отражениях дают эмоциональную оценку окружающего, воспитывают чувства эстетического вкуса, красоты, тонкости восприятия, норм поведения и др. Занятия каким-либо видом искусства или его созерцание открывает человеку мир, наполненный визуальными, вербальными, ритмическими ощущениями, которые и создают в нем эстетическую культуру, ее направленность, через нормы каковой человек и воспринимает и оценивает окружающее. Искусство традиционно развивает правое полушарие мозга.

Религия порождает свою сферу познания – духовного мира, который, проходя аспекты теоретико-эстетического восприятия, выходит на определенной стадии развития личности к прямому познанию окружающего через высшие духовно-энергетические центры человека, в которых осуществляется, по Н. Гаряеву, непосредственное слияние и понимание сущности бытия.

Соединяясь в культуре, и культурологии, как науки, изучающей все вышеуказанные аспекты, познание здесь становится не только интегративным, но и целостным, всеобъемлющим, всеохватным, так как не отрицает ни одну из их форм, но опирается и использует методы каждого, что позволяет говорить и о ее высоком интеллектуальном уровне, и о мощнейшем влиянии на развитии личности.

Естественно, что сам процесс познания в интегрирующихся сферах, есть поступательный процесс. Оно развивается по восходящей линии, в процессе которого человек идет от явления к сущности, от познания поверхностных явлений к пониманию глубинных процессов и внутренне присущих им законов. В нем постоянно соприкасаются живое созерцание и абстрактное мышление, каковые являются отражением внешнего мира в сознании человека. Помимо этого, сейчас чрезвычайно усилился интерес к пробюлеме иррационального познания окружающего, т. е. того, что лежит за пределами досягаемости разума и недоступно постижению с помощью известных инструментальных и рациональных средств, и вместе с тем все более укрепляется убеждение в том, что наличие иррациональных пластов в человеческом духе порождает ту глубину, из которой появляются все новые смыслы, идеи, творения. Взаимопереход рационального и иррационального — одно из фундаментальных оснований процесса познания.

В направлениях культурологического познания, следует обратить внимание и на личностное знание, концепция которого широко распространена в западной гносеологии. Познание, в этом концептуальном ключе, это знание, возведенное в искусство, которое имеет ярко выраженный персонифицированный акцент. Именно такой способ познания присущ всем ярким личностям в науке, которые сочетают в своей деятельности особое видение, мощный интеллект и «чувствование» совокупности времени места, правильности материала своего творчества. Именно эти люди и делают значимые открытия, именно их имена остаются в истории культуры. Так как, личностное знание — обязательная интеллектуальная самоотдача. В нем запечатлена не только познаваемая действительность, но сама познающая личность, ее заинтересованное (а не безразличное) отношение к знанию, личный подход к его трактовке и использованию, собственное осмысление его в контексте специфических, сугубо индивидуальных, изменчивых и, как правило, неконтролируемых ассоциаций. Не случайно В.И. Вернадский множество раз повторял, что наукой движет «воспламененная мысль», так как человек живет этими идеями и именно они определяют ход и развитие его жизни. Он живет в нем «как в одеянии из собственной кожи», а не просто констатирует его существование. Тем самым в каждом акте познания присутствует страстный вклад познающей личности, и что эта добавка не свидетельство несовершенства, но насущно необходимый элемент знания.

Все это в совокупности позволяет говорить о наличии и взаимообуслоленности в культурологии рациональных и эмоциональных, феноменолистических и эссенцианалистских (аналитических), эмпирических и теоретических, фундаментальных и прикладных, философских и естественно-научных, гуманитарных, герменевтических и т. д.

Их наличие и совокупность предполагает и особую сложность познания культуры, необходимость культурологиии формировать целостный тип познания, который находит отражение с специфике культурологии как текста (М.М. Бахтин), и в частности текста научного. Именно он отражает все особенности и этапы процесса научного познания, сущность науки как формы общественного сознания и вида деятельности.

Любая избранная исследователем область знания сжимается, уплотняется в тексте до отдельных ключевых понятий, выступающих одновременно как определение системы знания и, одновременно, как определение процесса познания, динамики движения мысли. Плотность научного текста адекватна свёрнутости, в то время как любой научный текст представляет собой развёртывание конкретной ситуации. Это обосновано диалектическим единством двух разнонаправленных процессов, свертывания и развертывания. О своеобразном проявлении плотности в научных текстах говорит и тот факт, что многие исследователи, рассматривая их с разных точек зрения, многократно отмечали действие механизма уплотнения. При этом, в зависимости от уровня анализа и его специфики (предложение, предложение в научном тексте, научный текст в целом, научное познание), исследователи используют термины компрессия, конденсация, кумуляция.

Более того, под плотностью научного текста понимается познавательно-коммуникативная текстовая категория, характеризующая информационно-логическую плотность компонентов; с другой стороны, это совокупность нового знания с аксиомами. Данные аспекты совершенно естественны, так как объемы знания постоянно увеличиваются и использование все новой терминологии, которая кодирует в себе совокупность качеств явления, становится необходимой. В силу того, что сумма знаний увеличивается, а биологические возможности человека остаются неизменными, то для сохранения преемственности в развитии науки знания должны выражаться всё более и более экономно, именно в этом и состоит гносеологическая функция уплотнения. Следовательно, по мере того как в ходе исторического развития науки идёт нарастание объёма знаний, столь же постоянно должно происходить его уплотнение, образование наиболее ёмких, экономных форм. Только при наличии такого подхода к научной информации можно говорить о первом шаге к идентификации ученого с научным сообществом. Вторым шагом следует считать порождение своего, оригинального, нового знания и вписывания его в научный контекст. Вне последнего знание теряет силу и не может считаться новым. Этим объясняется наличие в текстах многообразных связей с уже запечатленным ранее, актуализированным разными средствами в различной степени.

По сути дела, в культурологии происходит систематизация кодов, на основе которых выстраивается общение между людьми в данной культуре и между людьми разных культур и вероисповеданий, и формирование «глобального сознания, т.е. в первую очередь, осознание личной сопричастности процессам, происходящим в мире в целом» (Н.В. Тишунина) на основе «нравственности» (М.С. Каган), «высокого уровня культуры личности и культуры ответственности» (Ф. Мамедов). Это усложняется и за счет того, что рассмотрение самой культуры, все чаще происходит за счет изучения ее как синергетической системы, в которой происходит постоянная Самоорганизация оказывается результирующая две противоположные тенденции поведения ее составляющих: непредсказуемости и взаимозависимости. А так как, синергетика дает представление о функционировании сложных систем, организующихся на время в определенные структуры, не объясняя, какая сила заставляет систему выбирать ту или иную конфигурацию, тот или другой путь развития, то сложность познания культуры, уплотненность ее текстовости становится все более динамичной.

Литература:
1. Бранский В.П., Пожарский С.Д. Глобализация и синергетический историзм. . СПб.: Политехника, 2004.
2. Гаряев Н. Религия в квантовых измерениях. Н., 2001.
3. Гирусов Э.В. Экологический кризис // Глобалистика: Энциклопедия. М., 2003.
4. Каган М.С. Философия культуры. СПБ, 1998.
5. Киселев Г.С. Человек, культура, цивилизация на пороге III тысячелетия. . М.: Восточная литература, 1999. — С. 28.
6. Мамедов Ф. К вопросу о видении духовной культуры как философии и технологии жизнедеятельности в условиях глобализации // Международные чтения по теории, истории и философии культуры. Вып. 20. Дифференциация и интеграция мировоззрений: экзистенциальный и исторический опыт. . СПб., 2004.
7. Пригожин И. Стрела времени и конец уверенности // Ключи от XXI века. . М.: Московское бюро ЮНЕСКО, РГБ, 2004
8. Тишунина Н.В. Современные представления о глобальном характере социокультурного развития человечества. СПБ, 2006.

Автор(ы) статьи: Позднякова Р.А. Семина В.С.
Раздел: не указан
Ключевые слова:

библиотека, функциональные особенности, межкультурная коммуникация.

Аннотация:

в статье рассматриваются значимость и функциональные особенности библиотеки в условиях современной коммуникативной культуры.

Текст статьи:

Самым распространенным видом трансляции культурных ценностей является межкультурная коммуникация, т.е. взаимодействие и взаимовлияние культур.

Рассматривая особенности межкультурной коммуникации, следует остановиться на процессах взаимопроникновения (конвергенции и ассимиляции) культур или аккультурации.

В «Философском энциклопедическом словаре» аккультурация определяется как «процессы взаимовлияния культур, восприятие одним народом полностью или частично культуры другого народа, обычно более развитого». Американский ученый Билз Р., изучавший проблемы культурных контактов, под аккультурацией понимал «восприятие, т.е. усвоение значительной части другой культуры…, как адаптацию, т.е. совмещение изначальных и заимствованных элементов в гармоничное целое…, как реакцию, когда возникают множество разных контраккультурационных движений…». История культуры показывает, что процессы аккультурации могут носить как агрессивный (американизмы, стереотипы массовой культуры, религиозный (сектантский) миссионизм и т.п.), так и неагрессивный, «мягкий» характер. Библиотека и книга в процессе аккультурации занимают неагрессивную позицию и проникают в мир иной культуры посредством воспитания у пользователя (читателя) культурной восприимчивости, способности к правильной интерпретации проявлений коммуникативных свойств различных культур.

Процесс аккультурации не может осуществляться без внедрения, т.е. без стремления создать новый образ мира, оригинальную «картину мира» как совокупность рациональных знаний и представлений о более совершенных ценностях, нормах и правилах, о менталитете культур других народов. В этой ситуации неизмеримо возрастает роль библиотеки как института культуры, призванного формировать гармоничный мир личности. Библиотека располагает большим арсеналом средств для осуществления продуктивной, креативной по сути, межличностной и межкультурной коммуникации. К ним следует отнести в первую очередь библиотекаря как актора, осуществляющего коммуникативную деятельность. Библиотекарь – это работник библиотеки, который выполняет профессиональные библиотечные операции.1 Выступая агентом общения, библиотекарь способен ускорить изменение личности как носителя определенной культуры, либо в восприятии паттернов иной культуры, либо в отторжении образцов антикультуры. Это позволяет утверждать, что распространяемые через библиотеку культурные паттерны, обладают достаточно высокой ценностью, которая во времени не утрачивается, а сохраняется и актуализируется. В первую очередь это относится к линейному печатному тексту (книга, журнал, газета, альбом и т.д.). Возникнув в определенные исторические отрезки времени и оформленные в виде печатной продукции, они выступают как высокоценные культурные образцы. Вместе с тем, в последнее десятилетие XX столетия стали возникать новые культурные паттерны (электронные СМИ, компьютер, Интернет), которые вступили в конфликт с печатным текстом и традиционной библиотекой. В ситуации конфликта ранее возникший паттерн либо должен исчезнуть, либо развить в себе новые возможности до тех пор, пока он не исчерпает присущие ему качества.2

Библиотека как паттерн культуры имеет свое будущее. Оно обусловлено тем, что по своей сущности библиотека сама является специфической коммуникативно-познавательной системой. Структура этой системы может быть представлена тремя уровнями: 1) — потребность в библиотеке как в коммуникационном институте, т.к. растущие во всем мире коммуникативно- познавательные потребности не могут быть удовлетворены небиблиотечными видами деятельности; 2) — развитие потребностей в библиотеке и библиотечной деятельности отражается в мотиве, который возникает в сфере коллективно-группового мыследействования. Он обусловлен потребностью поиска и приобретения знаний, которые хранятся в библиотечной памяти (фонды, хранилища и т.д.). Развитие мотивов происходит через увеличение форм и спектра предоставляемых библиотекой услуг по обеспечению культурно-коммуникативных процессов, в которые вовлечены пользователи (читатели); 3) — в полную силу библиотека проявляет себя в качестве агента межкультурных связей тогда, когда располагает богатым обменным фондом, т.е. тем компонентом, посредством которого библиотека осуществляет обмен между субъектом и объектом в деятельностных (культурных) ситуациях. При этом сама библиотека обменивается актуализированными знаниями, которые через пользователей как бы «перетекают» в другие культуры, а через них в иные сферы деятельности. Таким образом, потребности, мотивы, обменные фонды стабилизируют положение библиотеки в процессах межкультурных связей и взаимодействий и сохраняют ее в пространстве мировой культуры.

Если термин аккультурация в определенной мере связан с понятием интеграции культурных процессов, то термин инкультурация призван обозначить культурный процесс, происходящий в рамках национальной культуры, и отражает не только преемственность данной культуры и ее движение от прошлого к настоящему и будущему, но и свидетельствует о дифференции культурных свойств народов, стран, континентов.

В обоих указанных случаях библиотека и библиотекарь занимают заметное место. И вот почему. Библиотека хранит в своих фондах все перечисленные знаки культуры. Располагаясь в хранилищах, они потенциально способны передать читателю всю сумму необходимого культурного опыта накопленного человечеством. При этом его сознание наполняется идеей культурного релятивизма, которая состоит в признании равноправия культурных ценностей, созданных и создаваемых народами.3 Согласно культурному релятивизму не существует элитных и примитивных культур, все культуры по-своему ценны и неповторимы. Вместе с тем культурный релятивизм не должен поглощать процесс формирования культурной идентичности и коммуникационного приспособления. Чем больше человек узнает о чужой культуре, тем выше порог его понимания чужой культуры, тем легче он может приспособиться к новой культурной среде и построить с ней свои отношения на началах партнерства. Библиотека посредством библиотечной деятельности через свои технологии работы с читателем (пользователем) формирует развитое мышление, к которому следует отнести способность выбора между «быть» и «иметь» (Э. Фромм) в пользу «быть», а потом уже «иметь». Таким образом, библиотека способна смягчать влияние наведенной дислокации культуры (западные образцы рекламы, потребительство как главная ценность в жизни и т.п.) в межкультурных связях. Исследователь Г. Гранд, изучая единицы культуры, в которых аккумулируется и передается информация как в рамках глобальной (мировой), так и в рамках локальной культуры вслед за американским ученым А. Рембо, называет их мемами и определяет как образцы информации передающиеся посредством человеческого разума.4 Приведенное определение позволяет понять механизм осуществления передачи информации посредством широкого круга носителей, что обусловливает разнообразие форм и способов передачи, ее сохранение и усвоение, а также принципы осмысления. Способы сохранения и передачи культурной информации реализуются, прежде всего в её консервации, то есть обеспечении сохранности на длительный срок в виде материальных артефактов. К исторически сложившимся артефактам относится линейный текст и в первую очередь – Книга. Книга, хранилище книг (библиотека) – это трансфер знаний, опыта, обеспечивающий взаимодействие и взаимопонимание посредством осознания существа коммуникации всеми ее участниками…».5 Будучи способом осмысления реальности трансфер

Литература:
1. См. Карташов Н. С., Скворцов В. В. Общее библиотековедение. — М., 1996. — С. 7.
2. См. Крёбер А. Л. Конфигурация развития культуры // Антология исследования культуры. – СПб., 1997. — Т. 1. — С. 467.
3. См. Основы межкультурной коммуникации. — С. 64.
4. См. Добрынин В. В. Трансляция культуры в условиях модернизации общества: дис. … д-ра философ. наук. — М., 1997. — С. 46 — 47.
5. См. Елисеев О.П. Культурная антропология. — М., 2003. — С. 33.