Архив рубрики: Выпуск 1 (16), 2010

РОЛЬ СПОРТИВНОГО ТРЕНЕРА КАК ФАКТОР ФОРМИРОВАНИЯ НРАВСТВЕННОГО И ФИЗИЧЕСКОГО ЗДОРОВЬЯ ПОДРАСТАЮЩЕГО ПОКОЛЕНИЯ

Автор(ы) статьи: Лилов А.П.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

тренер, спорт, физическая культура, нравственность, наставник

Аннотация:

В статье раскрываются основные нравственные направления работы наставника в тренировочном процессе, особенностях использования нравственных приемов в межличностных отношениях.

Текст статьи:

В целом ряде программ по долгосрочному развитию РФ  прослеживается идея о роли и значении физической культуры в жизни российского человека. К примеру, в  Концепции демографического развития Российской Федерации до 2015 года говорится, что «среди приоритетов в области укрепления здоровья детей и подростков ставится задача совершенствования мероприятий, направленных на развитие физической культуры, спорта и организации досуга»[1].Эта идея не нова, она присутствовала  и  в других  программах подобного рода и  исследовалась многими авторами. Например, в Концепции развития физической культуры и спорта в РФ на период до 2005 г. так же отмечается, что «среди целей, задач и принципов содержатся направления повышения качества физического воспитания, проведения мониторинга физической подготовленности и физического развития детей и молодежи»[2]. Поэтому важно отметить, что роль физического воспитания молодежи в решении многочисленных проблем нравственного воспитания относится к числу первостепенных, ключевых элементов, определяющих долговременное развитие нашей страны. Среди авторов исследующих эту проблему были: Р. Шустерман, А.Г.Комков, В.К.Бальсевич, В.А.Запорожанов, Р.Н.Бак, В.А.Букарев В.С.Николаев, и другие.

Факторами, объединяющими все компоненты физической культуры, являются физкультурно-спортивная деятельность, направленная на физическое совершенствование человека и физическая активность. В сфере физической культуры целесообразно говорить о специфической деятельности, связанной с укреплением здоровья, развитием физического потенциала и достижением физического совершенства. «Целью же  физической активности – является эффективная реализация задатков и способностей с учетом личностных мотиваций и социальных потребностей. Обосновано теоретическое понятие физической активности с позиции активного элемента, формирующегося в сочетании с другими факторами физическую культуру личности и являющейся важнейшим компонентом системы общественного развития и саморазвития личности.Обосновано теоретическое понятие физической активности с позиции активного элемента, формирующего в сочетании с другими факторами физическую культуру личности и являющегося важнейшим компонентом системы общественного воспитания и самовоспитания личности» [3].

«Направленность физкультурного образования личности определяется единством ценностных ориентаций, потребностно – мотивационной сферы, базовых и специальных знаний о грамотном использовании физических упражнений в условиях оздоровительной и спортивной тренировки, а также  жизнедеятельности в целом»[4]. «Разработка концепции личной физической культуры осуществляется на основе преимущественной  социализации личности и ориентирована на максимальное  раскрытие индивидуальных способностей и задатков личности, учетом индивидуальных особенностей, основных интересов и уровня нравственного развития и психофизических показателей.»[5].

Тренер по избранному виду спорта играет особую роль в формировании у личности правильного отношения к физической культуре. Убедить, что физические упражнения укрепляют здоровье, увеличивают работоспособность, позволяют до старости сохранить атлетическую фигуру, может только тот тренер, который обладает глубокими знаниями своего предмета и общей образованностью. Здоровье человека в современном гуманистическом обществе представляет собой наивысшую ценность и зависит от целого ряда объективных и субъективных факторов.

Тренер по физической подготовке, прежде всего, должен хорошо знать историю, теорию и практику спорта. Подвижные игры, коньки, велосипед, гребля – все многообразие средств общей физической подготовки должно быть на вооружении у тренера. Он досконально знает «свои» виды спорта или виды, входящие в тренировочную деятельность, регулярно просматривает литературу, интересуется всем новым по своему разделу, обменивается опытом с товарищами, развивает у своих подопечных одновременно и тело и дух. Например, Р.Шустерман считает, что « связь тела с духом столь всеобъемлюще интимна, что покажется ошибкой говорить о теле и духе как о двух различных, независимых сущностях. Термин – тело-дух лучше выражал бы их сущностное единство, оставляя при этом место как для прагматичных различений ментальных и физических  аспектов поведения,  так и для проекта усиления их единства  в опыте»[6].

Спортивный специалист, который считается с коллективом, доверяет ему, обычно пользуется высоким авторитетом, а чем выше авторитет, тем больше нравственное значение личного примера наставника. Рост самосознания спортсмена приводит к тому, что он начинает очень придирчиво оценивать свои способности, волевые качества, внешность, тело. Исследования Р.Шустермана подтверждают, что «тело служит примером неоднозначности нашего человеческого существования в разных отношениях – силы и слабости, ценности и позора, достоинства и грубости, знания и невежества, необходимо ввести междисциплинарные исследования в области гуманитарных и естественных наук с целью углубления нашего понимания и знания того, что есть подлинная человечность. Мы обращаемся к понятию человечности (humanity), призывая человека к нравственному совершенству и рациональности, выходящим за пределы чистой животности, но мы используем предикат «человеческий» и для описания и извинения наших недостатков, неудач и проявлений низменного и даже скотского поведения: это все человеческие слабости, ограничения, связанные со слабостью плоти, которую мы разделяем с обычными животными. Однако, несмотря на его животную природу, тело служит символом человеческого достоинства, что выражается в неукротимом стремлении изображать тело в прекрасных формах искусства и даже богов рисовать в виде людей»[6].

Нравственные аспекты формирования физической активности. На авторитет тренера и эффективность работы большое значение оказывает знание спортивным руководителем  специальных нравственных принципов и приемов тренировки.

Например, большую помощь тренеру может оказать прием спортивного подключения. Опытный тренер часто опирается на помощь активистов, лучших спортсменов общества, родителей. Желание походить на идеал нередко заставляет спортсмена серьезно относиться к работе или учебе, лучше вести себя, преодолевая лень, трусость, заниматься и добиваться успехов в спорте. Под влиянием идеала формируются положительные «привычки» поведения. Применяя спортивное подключение, надо иметь в виду, что оказанный пример действеннее, чем прочитанный. Эмоциональная подача факта приближает героя к ребятам, делает его пример ярче, усиливает желание подражать замечательному человеку, вести себя также как он. В спортивной работе всегда целесообразно опираться на опыт старших спортсменов, помогающих тренеру руководить.Руководя работой подшефных, спортсмен растет сам. Он невольно подтягивается, стремясь быть примером для младших.

В спортивной работе нередко используется «помощь великих  спортсменов» не только идеального, существующего ныне героя, но и выдающейся личности прошлого. Чем больше импонирует спортсмену нравственный облик героя, которому он подражает, тем выше эффект от его подражания. Учитывая это, в рассказах о спортивных баталиях надо обязательно говорить не только о занятых местах, набранных очках и достоинстве медалей, но в первую очередь о моральных качествах лучших спортсменов. Об отношении к морали через тело точно высказал  свое  мнение Р.Шустерман.  Он считает: «Мораль  предполагает выбор, что, в свою очередь, предполагает свободу выбирать и действовать в соответствии с этим выбором. Мы не можем действовать без телесных средств, пусть даже эти средства, благодаря чудесам техники сводятся к нажатию кнопки или морганию глазом, осуществляющим выбранное нами действие. Тело может даже быть первичным источником самих наших понятий действия и свободы. Что может быть лучшим, более фундаментальным образом волевого действия, чем, то как мы заставляем наше тело делать то, чего мы желаем,– поднять руку, повернуть голову? Что может яснее, непосредственней выразить чувство свободы, чем свобода двигать наши тела, не просто перемещаясь, но и открывая глаза  или  регулируя свое дыхание?»[6]

Прием эффективен и в работе с более опытными учениками. У юношей и девушек резко возрастает стремление к  самоутверждению, так как  они особенно дорожат своей независимостью, честью, достоинством. Работая с ними, особенно важно продемонстрировать свою эрудицию, заслужить право руководить коллективом. При этом, с одной стороны, никогда не следует становиться на путь обид и возмущения, а с другой стороны — не вызывать протеста, с точки зрения учащихся этого возраста, придирками.

Прием парадокса здесь особенно хорош, так как действия старшего в этом приеме вытекают из логики событий, а не из воли тренера. Применяя этот прием, можно добиться успеха потому, что веселые, радостные переживания в любом возрасте повышают интерес к личности тренера. Спортсмены любят хорошо владеющих собой, не теряющихся в любой ситуации, бодрых, жизнерадостных, подтянутых тренеров.

В исследованиях того же Р.Шустермана подчеркивается: «Роль соматических упражнений для мудрости и добродетели еще более очевиден в восточных философских традициях, поэтому Конфуций настаивает на том, что образцовая добродетель формируется соматически «ритмами подобающих ритуалов и музыкой» и реализует свою гармонизирующую власть не законами, угрозами и наказаниями, а вдохновляя на подражание и любовь к себе. Инструментальная функция тела не должна быть истолкована только в аспекте обслуживания. Тело совмещает в себе и цель и средства, призыв к его совершенствованию предполагает возможность более быстрого и значимого достижения цели, которые ставят перед собой музыканты, актеры, спортсмены». [3].

Принцип деятельностного подхода по отношению к формированию физической культуры личности строится на утверждении положения о том, что, только умело стимулируя активность человека в этом виде деятельности, можно осуществить действенное физкультурное воспитание[3].

В некоторых моментах можно применять иронию как воспитательный прием, он нередко применяется с целью пробудить у новичка желание серьезно заниматься спортом, доказать неверящему в свои силы, что он способен добиться успеха, что он может обойти даже признанных фаворитов. Однако иронию целесообразно применять только по отношению к очень самолюбивому и имеющему спортивные задатки юноше.

Роль тренера по физподготовке в нравственном развитии молодежи ­-­ актуальная социально–нравственная проблема, от решения которой во многом   зависит не только «нравственное здоровье» конкретного человека, но и благополучие, и процветание страны в целом. Создавая условия для нравственного решения задачи повышения уровня физической активности индивидуума, общество решает такие глобальные задачи, как сохранение генофонда  и обеспечение национальной безопасности. Взаимосвязь критериев нравственного процесса и результативности физической активности характеризуется комплексом сопоставляемых между собой морфологических, психологических, а также социологических и культурологических показателей. 

 Литература:

 1. Концепция демографического развития России на период до 2015 года // Российская газета. 2001, 16 октября.

2. Концепция развития физической культуры и спорта в Российской Федерации на период до 2015 года.- Распоряжение Правительства Российской Федерации от 29 октября 2002 г., № 1507-р.

3. Комков А.Г.,Антипова Е.В.Формирование физической активности как социально-педагогическая проблема [Электронный ресурс]/ А.Г. Комков.– Режим доступа:http://lib.sportedu.ru.

4.Бальсевич В.К. Концепция альтернативных форм организации физического воспитания детей и молодежи // Физическая культура: воспитание, образование, тренировка.1996,№1.С.24-25.

5. Столяров В.И., Быховская И.М., Лубышева Л.И. Концепция физической культуры и физкультурного воспитания (инновационный подход) // Теория и практика физ. культуры. 1998, № 5, С.11-15.

6.Шустерман, Р. Мыслить через тело: гуманитарное образование

/ Р.Шустерман // Вопросы философии. №2. 2006.С.51-56

7. Лубышева Л.И. Социология физической культуры и спорта: Учебное пособие.- М.: издательский центр «Академия», 2001. – С.134.

СТРУКТУРА НЕВЕРБАЛЬНОГО ОБЩЕНИЯ

Автор(ы) статьи: Крюкова С.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

невербальное общение, жесты, мимика, взгляд, тембр и интонация голоса

Аннотация:

Невербальное общение часто возникает бессознательно. Оно может либо дополнять и усиливать словесное общение, либо ему противоречить и ослаблять. Хотя невербальное общение и является часто бессознательным процессом, в настоящее время оно достаточно тщательно изучается и может контролироваться. Это- наиболее древняя и базисная форма коммуникации. Наши предки общались между собой при помощи наклона тела, мимики, тембра и интонации голоса, частоты дыхания, взгляда. Мы и сейчас часто понимаем друг друга без слов.

Текст статьи:

Общение без слов –

самое емкое и достоверное.

 

Общаясь, мы слушаем не только словесную информацию, но и смотрим в глаза друг другу, воспринимаем тембр голоса, интонацию, мимику, жесты. Слова передают нам логическую информацию, а жесты, мимика, голос эту информацию дополняют.

Коммуникация невербальная — система невербальных символов, знаков, кодов, использующихся для передачи сообщения с большой степенью точности, которая в той или иной степени отчуждена и независима от психологических и социально-психологических качеств личности. К. н. имеет достаточно четкий круг значений и может быть описана как лингвистическая знаковая система. Конвенциальные, интенциональные, произвольные жесты, телодвижения, позы, выражения лица кодируются и декодируются, выступают в роли знаков, имеющих ограниченный круг значений, и выполняют функции сообщений.

Общение — многоаспектный и многоплановый процесс формирования, обеспечения и реализации межличностного и межгруппового контакта, который обусловлен необходимостью организации осуществления и поддержания совместной деятельности людей.

Язык — сложная развивающаяся семиотическая система, являющаяся специфическим и универсальным средством объективации содержания как индивидуального сознания, так и культурной традиции, обеспечивая возможность его интерсубъективности, процессуального разворачивания в пространственно-временных формах и рефлексивного осмысления.

Язык тела — совокупность телесных проявлений (особенностей внешнего облика, движений, мимики и жестов, внутренних ощущений людей), отражающая душевное состояние человека, его мотивы и особенности взаимоотношений с окружающим миром.

Невербальное общение – общение без помощи слов часто возникает бессознательно. Оно может либо дополнять и усиливать словесное общение, либо ему противоречить и ослаблять. Хотя невербальное общение и является часто бессознательным процессом, в настоящее время оно достаточно хорошо изучено и для достижения нужного эффекта с успехом может контролироваться.

Невербальное общение – наиболее древняя и базисная форма коммуникации. Наши предки общались между собой при помощи наклона тела, мимики, тембра и интонации голоса, частоты дыхания, взгляда. Мы и сейчас часто понимаем друг друга без слов.

Невербальный язык настолько мощный и общий, что часто мы без труда понимаем собаку, что она хочет. Собака же предугадывает многие наши поступки, например, заранее знает, когда мы идем с ней гулять, а когда отправляемся на улицу без нее.

Невербальное общение – не так сильно структурировано, как вербальное. Не существуют общепринятые словари и правила компоновки (грамматика) жестов, мимики, интонации, при помощи которых мы в состоянии однозначно передать свои чувства.

Такая передача зависит от очень многих факторов и часто происходит неоднозначно. Намеренная передача – творческий процесс, которым профессионально занимаются артисты кино и театра. При этом каждый артист передает одну и ту же роль по-разному. Мы не раз видели одни и те же роли в исполнении разных артистов, одни и те же фильмы, снятые разными режиссерами.

Преднамеренная передача чувств, которых у нас нет – трудный, если вообще возможный процесс. Именно поэтому артисты во время съемок пытаются вжиться в образ и испытывать те же самые чувства, которые они пытаются передать. Часто мы такую неудачную игру замечаем и говорим, что фильм – неудачный: актеры играют неестественно, например, переигрывают. И все-таки при помощи невербального языка мы выражаем свои чувства: любви и ненависти, превосходства и зависимости, уважения и презрения.

Часть невербального языка универсальна: все младенцы одинаково плачут и смеются. Другая часть, например жесты, различается от культуры к культуре. Невербальное общение обычно возникает спонтанно. Мы обычно формулируем свои мысли в виде слов, наши же поза, мимика и жесты возникают непроизвольно, помимо нашего сознания.

Слова хорошо подходят для передачи логической информации. В то же время чувства лучше передаются не вербально. Согласно оценкам ученых 93% информации, передающейся при эмоциональном общении, проходит по невербальным каналам коммуникации.

Невербальное общение трудно контролируется даже профессиональными артистами. Им для этого необходимо входить в образ, что является сложным творческим процессом, не всегда получается и требует репетиций. Поэтому невербальное общение является существенно более надежным, чем вербальное. Мы можем контролировать часть параметров невербального общения. Но мы никогда не будем в состоянии контролировать все параметры, так как человек может держать в голове одновременно не более 5-7 факторов.

Невербальное общение, как правило, спонтанно и непреднамеренно. Его нам подарила природа как продукт многих тысячелетий естественного отбора. Поэтому невербальное общение – очень емко и компактно. Овладевая языком невербального общения, мы приобретаем эффективный и экономичный язык. Моргнув глазом, кивнув головой, помахав рукой, мы передаем свои чувства быстрее и лучше, чем сделали бы это при помощи слов.

Свои чувства и эмоции мы можем передавать без слов. Невербальный язык используется и при словесном общении. При его помощи мы:

• подтверждаем, поясняем или опровергаем передаваемую словесным путем информацию;

•  передаем информацию сознательно или бессознательно;

•  выражаем свои эмоции и чувства;

•  регулируем ход разговора;

•  контролируем и воздействуем на других лиц;

•  восполняем недостаток слов, например, при обучении езде на велосипеде.

 

Разговаривая с партнером, мы видим его мимику, жесты, которые нам говорят, что действительно думает и чувствует наш собеседник. Так, сидящий собеседник, подавшись вперед, сообщает нам, что хочет говорить сам. Отклонившись же назад, он уже сам хочет нас слушать. Наклоненный вперед подбородок свидетельствует о волевом напоре, желании жестко отслеживать свои интересы. Если же подбородок приподнят, а голова прямая, то партнер считает себя в позиции силы.

Управляя своим невербальным языком, мы можем вызывать желаемый для нас образ. Выступая перед аудиторией в качестве эксперта, нам следует вызвать образ компетентного, уверенного в себе специалиста. В противном случае нашему мнению никто не поверит. Более того, свое впечатление о нас аудитория составит в первые несколько секунд нашего выступления.

Если мы выйдем на трибуну с сутулой спиной, голос будет звучать вяло, а слова окажутся скомканными, то нам вряд ли удастся убедить присутствующих принять наши предложения, если только аудитория не будет нас считать заранее первоклассным специалистом и непререкаемым авторитетом.

Невербальный язык помогает нам составить более четкое и адекватное мнение о партнере. Постукивание пальцами по рукоятке кресла свидетельствуем о нервном напряжении. Сжатые в замок руки – о закрытости. Преобладание согласных в речи – о преобладании логики над чувствами: собеседник, скорее, “физик”, чем “лирик”.

Общение включает в себя вербальные и невербальные каналы передачи информации. При этом информация, поступающая по невербальным каналам, может, как подкреплять, так и противоречить сообщению, передаваемому при помощи слов. Невербальный язык менее контролируем сознанием, чем вербальный, а потому и более достоверен. Если информацию, поступающая по невербальному каналу, противоречит информации, полученной по вербальному, то верить следует невербальной.

Понимание тонкостей языка жестов может улучшить и упростить ваши отношения с окружающими людьми. При любом взаимодействии с другим человеком цель состоит в общении, однако слишком часто наши жесты при этом неясны в лучшем случае и противоречивы в худшем. Как бы хорошо вы ни знали кого-то, никто из нас не может читать мысли другого, так что все, что улучшило бы общение, представляется ценным. Однако перед тем как применить ваше новое знание в повседневной жизни, подумайте о том, чего вы хотите достичь.

Можно использовать язык жестов, для того чтобы вводить людей в заблуждение и манипулировать ими.  Бывают случаи, когда это необходимо.

Все это вместе позволяет сказать, что невербальное общение – один из самых сложных и информативных языков, изучение которого всегда будет актуальным.

ФЕНОМЕН «РУССКОЙ ДУШИ»

Автор(ы) статьи: Козина О.В., Ромах Н.И.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

душа, русская душа, мужество, любовь, вера, свобода, закономерность

Аннотация:

В статье рассматриваются феномен «русской души». Даётся определение термина «душа» с различных точек зрения. Выявляются основные факторы возникновения понятия «русская душа», перечисляются его составляющие.

Текст статьи:

«Русская душа. Это котел, в котором смешиваются самые разные субстанции: печаль, безумства, героизм, слабость, мистика, здравомыслие, и вы можете выудить оттуда все, что угодно, даже то, чего меньше всего ожидаете. Если бы вы знали, как низко эта душа может пасть! Если бы вы знали, как высоко она может подняться! И как ее швыряет из стороны в сторону».

Эжен Мелькиор де Вог 

Исследование русской традиционной культуры продолжается долгие века. На первый поверхностный взгляд может показаться что понятие это давно исследовано и если не полностью, то по крайней мере, в большем своём объёме. Культура нашего государства изучалась многими учёными с различных, порой совершенно противоположных точек зрения. Многообразие её поражает и восхищает. До сих пор никто не может чётко и доступно охарактеризовать русского человека как носителя такого богатого и необычного культурного наследия. Наш менталитет стал своего рода головоломкой для других народов. Широта русской души – это то понятие, которым характеризуют не одно и даже не два поколения, оно насчитывает множество веков. И всё же до сих пор не удалось дать объемного  определения такого феномена русской культуры как «русская душа».

Сам термин «душа» имеет множество определений .

В «Философском энциклопедическом словаре «душа» в обычном словоупотреблении — совокупность побуждений сознания (и вместе с тем основа) живого существа, особенно человека, антитеза понятий тела и материи. Научное понятие души: душа — в отличие от индивидуального духа — совокупность тесно связанных с организмом психических явлений, в частности чувств и стремлений (витальная душа)».

Философское понимание души как субстанции привело к тому, что ей сначала приписываются свойства «тончайшего вещества… По Платону, душа является нематериальной и предшествует существованию. Аристотель называет ее первой энтелехией (целеустремленность, целенаправленность как движущая сила, активное начало) жизнеспособного тела, только разумная душа человека (дух) может быть отделена от тела и является бессмертной»[1].

В «Словаре русского языка» (в 4-х томах) душа определяется как «1. Внутренний психический мир человека, его переживания, настроения, чувства и т.п. 2. Совокупность характерных свойств, черт, присущих личности; характер человека»[2].

В словаре В. Даля «Душа — бессмертное духовное существо, одаренное разумом и волею, в общем значении человек, с духом и телом. Душа также душевные и духовные качества человека, совесть, внутреннее чувство, напр. Душа есть бесплотное тело духа, в этом значении дух выше души»[3].

В словаре С.И.Ожегова Душа — это: «Внутренний, психический мир человека, его сознание». Это также: «в религиозных представлениях сверхъестественное, нематериальное бессмертное начало в человеке, продолжающее жить после его смерти»… [4]

Таким образом, душа  является очень многогранным понятием. Это и совокупность побуждений, и особая субстанция, и ипостась личности, и внутренний мир человека.

Если обратиться к древнему слоговому письму, то душа – это прежде всего, добро воспевающее жизнь.

Но почему же возникло именно такое понятие как «русская душа»? Почему не американская или, например, немецкая? Что включает в себя этот феномен русской культуры?

Существует точка зрения, что «русская душа» один из сложившихся стереотипов присущих только России, такой же как матрёшка, берёзка или балалайка. У немцев – поразительная аккуратность, у французов – романтическая любовь, у американцев – мечта, а у нас – душа.

Важность этого понятия в отечественной культуре подтверждается уже хотя бы многогранностью его толкования: это и специфика российской духовности («тайна русской души»); и внутренний мир человека («вложить всю душу»); и сам человек как главная персона («душа общества»); и свойства его характера («добрая душа»; это и просто человек («в доме ни души»); и его бессмертное начало («подумать о душе»»); и мера открытости индивида («со всей душой»); и социально-духовная смерть человека («мертвые души») и т.д.[4] .

Понятие » душа всему мера» чуждо западному человеку, представление о совести и доброте для него, как правило, — абстракции.

Таинственная «русская душа» поражает как ее поклонников, так и ненавистников своей чрезмерностью по отношению ко всем установленным канонам, своим постоянным выходом за «пределы».

В положительном смысле это воспринимается как широта, размах и открытость души, устремленность к высокому, способность к подвигу и жертве, отсутствие мелочной расчетливости.

Русская душа более чутка к мистическим веяниям, она встречается с духами, и русская душа легко поддается соблазну, легко впадает в смешение и подмену.

«Чувство всеобщей связи и сопричастности всему имеет своим следствием то, что спор, который обычно разворачивается на Западе между разными людьми, в России часто происходит в душе одного человека», – пишет Биллингтон (6).

Россия огромная страна населённая множеством народностей, поэтому возникает вопрос: имеет ли «русская душа» какие либо географические особенности?

Здесь, прежде всего, следует обратиться к истории возникновения и становления российского государства. Константин Крылов пишет в одной из своих статей об ужасном климате: «Русские очень долгое время были народом, живущим в географической и культурной изоляции. Огромные расстояния в сочетании с ужасным климатом и крайне неудобными для преодоления пространствами препятствовали какой бы то ни было мобильности. Путешествие – любое – было затратным и небезопасным мероприятием». Из этого следует простой вывод: русские – чрезвычайно однородный этнос, и разброс характерных признаков русских на всем огромном пространстве от Калининграда до Владивостока в два раза меньше, чем, скажем, для населения Западной Европы.[6]

Если проследить развитие и становление русской культуры от зарождения до современности, то становится очевидно, что она представляет собой определённую систему  событий в некоторой степени случайных, но всё же закономерных.

Русский человек издревле был готов к любым трудностям и лишениям, так как именно они составляли его повседневный быт, его культуру повседневности. Этот факт описывается многими исследователями, вот что пишет об этом Александр Власьевич Терещенко в «Истории культуры русского народа»: «Славяне, первоначально проживали рассеянно по всей Европе и в приморских областях Анатолии, презирали зной и холод, были привычны ко всякой нужде и ко многим лишениям. Грубая пища казалась им вкусной, сырая земля обыкновенно служила их ложем. Они гордились своей физической силой и нимало не заботились о наружности. Часто, будучи грязными, покрытыми пылью, они сходились на сборных местах и рассуждали не об украшениях и богатых одеждах, а о том, что достоинства человека состоит в силе, мужестве и ловкости, ведь именно благодаря этим качествам взбирались они на крутые скалы, преодолевали рвы и переплывали глубокие реки. Их светлая кожа становилась смуглой под лучами солнца, волосы были по большей части русые». [5]

Все вышеперечисленные качества, которыми обладали славяне, явились закономерным результатом их жизнедеятельности. Трудности закалили дух, воспитали стойкость и твердость характера, развили  интуицию, помогающую ориентироваться в сложных повседневных ситуациях.

Но нельзя сказать, что все преграды, пережитые нашими предками, сделали из них жестоких и озлобленных людей, с очерствевшей душой.  Напротив, именно они выковали в русичах умение сострадать, быть терпимыми, помогать, понимать, принимать и др. и других людей и другие народы. Поэтому русская душа предрасположена к чувству, сочувствию и доброте. И все это не идеализация и не миф, а живая сила русской души и русской истории.

Эти позиции достаточно глубоко отражены в русской фольклоре. Например, русская народная сказка вся проникнута певучим добродушием. Русская песня есть прямое излияние сердечного чувства во всех видоизменениях. Доминирующими чувствами в русской душе всегда были вера и любовь. Ум и воля русского человека приводятся в духовно творческое движение именно этими добродетелями.

Ещё одним важным свойством русского человека являлось стремление и безграничная любовь к свободе, его сердце и сознание должны дышать свободно. Русскому человеку свобода была присуща  самой природой. Она  чувствуется во всем: в медлительной плавности и певучести нашей речи, в русской одежде и пляске, в русской пище и быту. Огромные просторы и отстраненность одного поселения от другого требовала высокой степени универсализма во всем и оказание всякой помощи путешествующим, в особенности, попавшим в беду. Это было долгом русского человека. Но более всего, как пишет Ромах О.В. (7) русский человек ощущал отцовскую ответственность за все пространство, которое его окружало. Вся флора и фауна была в этом случае не его природной средой, но его жизненным пространством — домом, который он обязан был содержать в порядке.

Следует отметить и особое отношение русского человека к препятствиям. Трудности можно преодолевать системно, целенаправленно, заранее планируя, тщательно вникая в каждую мелочь. Такой подход для русского человека не характерен. Он долго может «лежать на печи», «запрягать», отлынивать и отнекиваться. Но если его раззадорить — горы свернет. В данном случае, речь идет не о лености. А о терпимости и понимании масштабности задачи. Рефлексировать на каждую мелочь – недостойно самодостаточного человека. Если препятствие становится на самом деле таковым, то с ним нужно «разбираться», в транскрипции – устранять.

Такое  уникальное сочетание разных компонентов, черт, характеристик создало уникальный феномен, трудно поддающийся изучению и потому приобретший ореол «таинственности».

Возможно, именно благодаря этой таинственной русской душе Россия вынесла все выпавшие на её долю испытания: и  многочисленные внутренние расколы, и длительный гнёт Золотой орды, и бесчисленные войны, сопровождающиеся огромными  разрушения и невосполнимыми жертвами и мн. др. Русский человек с течением времени приобрёл и сохранил множество положительных душевных качеств. Скорость жизни современного общества создает впечатление, что сейчас это мало востребовано, но это не так,   все вышеуказанные черты, проливающиеся из широты русской души, также заметны и актуальны, так же транслируются в мир и на мир, просто скорость жизни не позволяет в должной мере в них окунуться.

Множественные разговоры, тревога специалистов самых разных направлений говорит о том, что снижение скорости жизни – чрезвычайно актуальная проблема, второй является умение в свободное время отпускать от себя мысли и тревожащие проблемы и научиться жить «здесь и сейчас», тогда порывы души и ее широкая теплая атмосфера будут чувствоваться как самим человек, так и его окружением.

Генные качества:   мужество, правдолюбие, доброта, милосердие, умение видеть полезное в самых обыденных событиях всегда составляло душевный  уклад русского человека. «В старину люди были склонны видеть скрытый смысл и особую значимость в самых повседневных вещах; так рождались и дети страха – дремучие суеверия, и плод рационального, прикладного осмысления окружающего мира – проверенный тысячелетней практикой комплекс многообразных примет: прогнозов погоды и сроков проведения хозяйственных работ; первые попытки, пока ещё на бытовом уровне, в пределах причины и следствия, постичь закономерности хода вещей» [5]

Следует  помнить, что нельзя терять своего, заменять его иностранным. В силу особенностей менталитета, чужое для русского человека никогда не станет родным, «русская душа» никогда не станет «американской мечтой» или чем – то другим. У нас отношения между людьми регулируются не законами, даже не разумом, а более высокой субстанцией.

 

Список литературы:

  1. Философский энциклопедический словарь. М., 1997.
  2. Словарь русского языка. В 4-х т. М., 1981, Т. 1.
  3. Даль В. И. Толковый словарь великорусского языка. Т. 1-4, М., 1989.
  4. Ожегов С.И. и Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1997, с.
  5. Терещенко А. В. «История культуры русского народа». М., 2007.
  6. Газета «Наше Время» — «Мифы о России. Воспрянет русская душа» Авторы: Владимир Аристархов, Владимир Мединский, Николай Петров. http://www.raso.ru/?action=show&id=5513, 2007.
  7. Ромах О.В.  Ментальность русской культуры. // Генезис и морфология культуры. Т., 2007, с. 58

БИБЛЕЙСКИЕ ОБРАЗЫ В БОГОСЛУЖЕБНОМ ПЕНИИ: ИСТОКИ, УСТАВНЫЕ УКАЗАНИЯ

Автор(ы) статьи: Дьяченко Е.Ю.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

церковное пение, церковное искусство, богослужение, библейский образ, ангелоподобие пения, Горний и дольний мир, стихиры, Вечерня, Минея, Триодь

Аннотация:

Статья посвящена изучению библейских образов в церковном пении. Подробно рассматривается вопрос богословско – сакрального и образно - поэтического содержания богослужебного пения: ангелоподобность пения, единство гимнографической, музыкальной и Уставной составляющей церковного пения. На примере Вечерни, а именно воскресных стихир на «Господи, воззвах», проводится образно – богословский и культурологический анализ духовно – нравственного содержания русского православного богослужения. Также в поле анализа попал гимнографический материал Постной и Цветной Триоди.

Текст статьи:

Церковное пение — комплексное явление, включающее в себя большой круг богословских, философских, музыкальных, культурологических вопросов и понятий. Своей полифункциональностью  и многообразием пение  обязано единству основ этого вида церковного искусства: каноническому тексту, Церковному Уставу и утвердившимся мелодическим распевам. Благодаря, с одной стороны каноничности, с другой – живости и изменяемости этих составляющих церковного пения, новизна их научного исследования, а так же практическая значимость, не теряют совей актуальности.

Музыкально сопровождая богослужение, храмовое пение выполняет, в первую очередь, нравственно – воспитательную функцию проповеди,  используя для этого в песнопениях библейские образы как Ветхого, так и Нового Завета, способствующих формированию христианской картины мира, выступая средством Богопознания. Богослужебное пение это определенный универсальный язык общения Бога и человека, вне времени и вне стиля исполняемых  песнопений, один из способов приобщения к христианским ценностям.

Из опыта Церкви мы знаем, что большая часть гимнографичекого, уставного и мелодического материала была создана отцами Церкви и их учениками. Так мы видим, что  с одной стороны, сам акт творения этих материалов  был одновременно и Богооткровением (Бог открыл мудрость своего Света Истины и позволил человеческому уму вместить  часть Славы Его) и  Богопознанием для авторов (через просвещение и откровение Божие у человека появилась способность воплощать не с помощью логики, а посредством ареопагитских категорий понятия о Боге); с другой стороны, для слушателей или исполнителей этих текстов и нот, всё богослужебное наследие являет пример живого, прошедшего сквозь века, обращения к церковному творчеству, его назидательному, просвещающему, поучительному, догматическому наследию.

Творчество является одним из способов проявления образа Бога в человеке. Учение исихазма,  в свете воззрений Григория Паламы о создании человека Богом по своему подобию и о центральном месте его во вселенной, дает основание выделить у человека способность к творчеству как одну из признаков наличия в человеке Образа Божия, созерцании им Божественного света Просвещения. После грехопадения прямая связь человека с Первообразом была утеряна. Единственным источником Богопознания и Богообщения для человека остается молитва, «духовное делание», в котором, по мнению о. Павла Флоренского  можно усмотреть основу церковного искусства.

Ангелоподобие пения – смысловой центр представления об образной стороне церковного пения, его молитвенности,  образец богослужения, духовная мера исполнения песнопений[i].

Подобное понимание церковного пения, в  первую очередь, связано с двумя важнейшими канонами Церкви.  С одной стороны это богословская концепция деления миров на Горний и дольный, в которых Бог предстает мерилом красоты и гармонии, истины и любви, Творцом. Явления Славы Небесного царя людям, свидетельствующие о существовании Небесной Церкви, Горнего мира,  можно найти  в текстах Священного писания (Иезек. 3,12; Ис. 6,3 – 5, Лк. 2, 9-15). Совместное прославление Бога, отражение Церкви Небесной на земле, сослужение дольнего мира Горнему за богослужением – основа христианского вероучения. «Серафимскому ощущению гармонии духа, благодатного мира и радости о Господе при созерцании величия Божия научены и мы; и в самый великия минуты нашего Богослужения мы их же словами произносим хвалебную песнь Богу: свят, свят, свят Господь Саваоф».[ii]

Церковь Небесная, являясь для земной Церкви образцом, учит не только необходимости славления Бога на земле, но через подражание себе, наставляет в ученичестве, показывая своим высоко духовным примером образ для подражания, проявления послушания.

Трактат V – VI вв. «О небесной иерархии» Псевдо – Дионисия Ариопагита (позднее учение развил св. Максим Исповедник), так же является важным источником в рассмотрении вопроса об ангелоподобности церковного пения. Псевдо – Дионисий Ариопагит приводит следующую иерархическую систему небесных чинов: первый, высший чин небесной иерархии состоит из следующих звеньев — престолы, херувимы и серафимы, второй — господства, власти и силы, третий — начала, архангелы и ангелы. Отражение этой теории  в богослужебном пении можно увидеть в гимнографическом материале церковных текстов, например стихира на Успение Богородицы «Господи, воззвах» 1-го гласа: «Твое славят успение, / власти и престоли, / начала и господьства, /силы и херувими, и страшнии серафими:/ радуются земнороднии, /о божественней Твоей славе красящеся. / Припадают верни / со архангелы и ангелы, и воспевают: /Благодатная, радуйся, / с Тобою Господь, / / подаяй мирови Тобою велию милость»[iii]. Так же надо отметить, что как в Небесной Церкви славят Бога ангелы, находящиеся на самой  низкой ступени иерархии, так и в земной церкви, молебное пение возносят низшие чины церковной иерархии – певчие.

Так мы видим, ангелы — это низший чин небесной иерархии, через который человек просвещался Небесной Церковью. Явление сонмов ангелов, описанное в св. Писании и св. Предании, дало человеку представление о характере и устройстве Горних ликов, славящих Творца. Это и делает церковную певческую культуру подчиненной образцу, подражательной относительно Горнего мира, придавая земному пению монодийный характер и антифонное устройство. Иными словами, творчество дозволено в рамках утвержденных, канонических мелодий — образцов (осмогласие, «подобны»).

Совместное славление Бога нашло отражение во многих богослужебных текстах. Приведем лишь несколько примеров: в рождественской стихире 6-го гласа на Литии говорится о единстве ангельского и человеческого славословия: «Ликуют ангели вси на небеси, / и радуются человецы днесь, / играет же вся тварь, / рождшагося ради в Вифлееме Спаса Господа: / яко всякая лесть идольская преста, // и царствует Христос во веки»[iv];  в пасхальной стихире тоже 6 – го гласа «Воскресение твое Христе Спасе / Ангели поют на небеси / И нас на земли сподоби / Чистым сердцем // Тебе славити»[v].

Вторым важным элементом в понимании характера церковного пения, его библейской образности, являются музыкально – стилистические особенности христианского (православного) богослужения. 75 Правило  VI – го Вселенского собора может служить основой к пониманию характера  церковного пения:

«Желаем, чтобы приходящие в церковь для пения не употребляли безчинных воплей, не вынуждали из себя неестественнаго крика, и не вводили ничего несообразнаго и несвойственнаго церкви: но с великим вниманием и умилением приносили псалмопение Богу, назирающему сокровенное. Ибо священное слово поучало сынов израилевых быти благоговейными (Лев. 15:31, Лаод. 15)».

Закрепленные Вселенским собором этические рамки церковного пения говорят о преобладании теологической основы над  музыкальной стороной этого вида церковного искусства. «Быть может, мелодия есть не что иное, как призыв к возвышенному образу жизни, наставляющий тех, кто предан добродетели, не допускать в своих нравах ничего немузыкального, нестройного, несозвучного, не натягивать струн сверх меры, дабы они не порвались от недолжного напряжения… наблюдая за тем, чтобы наш образ жизни неуклонно сохранял правильную мелодию и ритм, избегая как чрезмерной расслабленности, так и излишней напряженности»[vi]

Подобие, подражание земного Горнему, высокий нравственный  уровень восхваления Бога обращает наше внимание на ещё один важный аспект в церковном пении: категорию Слова.

Поскольку богослужебное пение есть язык молитвы, то своё непосредственное выражение он находит в строках богослужебных книг. Святитель Иоанн Дамаскин в своем ирмосе 3-й песни 2-го канона на Богоявление призывает: «Радуимся и разширим уста, Слову плетуще от словес сладкопения, имже к нам наслаждается дарований»[vii], то есть возрадуемся, раскроем уста, чтобы Богу — Слову сплетать из слов сладкопение: то, что Ему приятно из наших даров. Раньше преп. Иоанна Дамаскина эту мысль выразил чрезвычайно ярко св. Григорий Богослов: «Я приношу в дар слово, — говорит св. отец, — слово, как лучшее и драгоценнейшее из всего, что имею, особенно же, когда воспеваю Слово за благодеяния к словесному существу»[viii].

Учитывая специфику исследуемого материала,  тексты, исполняемых за Богослужением песнопений, несомненно, относятся к лучшим образцам церковной поэзии, написанной и собранной в богослужебные книги (Миней, Триоди, Октоих, Ирмологий). Принадлежа выдающимся отцам церкви, имеющим богатейший опыт богопознания, богослужебные песнопения носят ещё и отпечаток исторической выборности. Это говорит о том, что  среди текстов богослужебных книг есть как составленные в первые века христианства,  так  и современные тексты, например: службы Новомученникам  и Исповедникам Российским. Смысловая структура текста богослужебных песнопений, неся главную информационную нагрузку, имеет ещё и музыкальную параллель в виде характерных мелодико – интонационных структур, попевок (гласов).

Рассуждая о музыкальном  материале в рамках богослужебного пения, необходимо отметить, что авторству до XVII века на Руси не предавали значения: кандакарный, знаменный и демественный, киевский, болгарский и греческий  распевы были достоянием
всей Церкви, с XVII века авторство  приобретает большее значение. Появление авторства как такового в сфере церковного искусства, свидетельствует о духовном упадке, омерщении сознания. Оно говорит о принадлежности песнопения к определенному музыкальному стилю, где моральные и духовно — религиозные качества композитора выступают обязательным критерием при рекомендации к исполнению в храме.

Богослужение, выполняя просветительскую, догматизирующую и научающую функции, приводит человека к Первообразу. Однако, приведение молящегося в подлинно духовное состояние, дело лишь высоко просвещенного Духом песнотворца. Отсюда возникает критический взгляд на авторство в  церковном пении. Как правило, структура композиции канонических  распевов  зависит от нескольких факторов: прежде всего, богослужебного  текста и исторически сложившейся музыкальной формы. История богослужебного пения в значительной мере отражает мировоззрение человека, процессы формирования и бытия его религиозного чувства.

Плавно чередуя пение и чтение, Устав православных Церквей подчеркивает ещё одну особенность совместного прославления Бога Горним и дольним мирами: строгое соблюдение очередности песнопений. Жанровое и стилистическое разнообразие церковной поэзии подчеркивается точным соблюдением канона литургического действа. В этом мы видим пример гармоничного единства творчества (жанры церковной поэзии и разнообразие мелодических формул осмогласия) и следования Литургическим законам.

Наиболее известными и востребованными литературными памятниками ранне- и средневековых авторов из сборников церковной гимнографии, имеющими и собственно церковные тексты и уставные указания,  до нас дошли Октоих св. Иоанна Дамаскина (автор – составитель), Триодь Постная и Цветная братьев Феодора и Иосифа Студитов (авторы составители) и Ирмологий. В них самыми обширными по объему текстов жанрами церковной поэзии можно назвать стихиры и каконы.

Стихиры представляют собой — песнопения, которые составляются в честь празднуемого события, или святого. Стихирами они называются потому, что в большинстве случаев распределяются между конечными стихами псалмов или имеют их перед собой. Так, при группе вечерних псалмов “Господи, воззвах к Тебе” они называются “стихиры на Господи, воззвах”,  при группе утренних псалмов “Хвалите Господа с небес” стихиры называются “стихирами на хвалитех» и др.  Их место в богослужении определено имеет определенное значение.

Стихиры на «Господи, воззвах» и стихиры на Стиховне включены в состав Вечерни, богослужения суточного круга, вечернего времени. В процессе исполнения песенного материала Вечерни, пронизанной духом покаяния, люди начинают прозревать луч надежды — истинный Свет Христа, благодарят Бога за прожитый день, молятся о благополучном и безгрешном провождении ночи, например, гимн «Свете Тихий», песнопение «Ныне отпущаеши».

По образной структуре  песнопений, Вечерня повествует молящимся о мире Ветхозаветном, до пришествия Христа. Начинается она с 9-го часа, основа которого — три псалма из Псалтири царя Давида и молитва часа. Св. Афанасий Александрийский писал о Псалтири так: «Каждая книга выполняет собственное свое назначение… Книги пророческие, пророчествуя о пришествии Спасителя, заключают в себе напоминания о заповедях, укоризны преступающим их, также пророчества язычникам… Книга же Псалмов, подобно саду, заключая в себе насаждения всех других книг, со сладкопением передает излагаемое в них, и воспевая о том, показывает опять и свои достоинства»[ix].  Эта книга является прекрасным образцом древнееврейской поэзии,  действительной  квинтэссенцией молитвы ветхозаветного человека. Как молился человек в Ветхом Завете, как он взывал к Богу, что он у Бога требовал, что просил, как благодарил — все это нам раскрывает Псалтирь.

Затем церковный Устав поставляет долгое и продолжительное моление о всех существующих потребностях земной Церкви – диакон возглашает Великую ектению, тем самым обращая молитвенный взор молящихся от покаянно – возвышенных образов царя Давида к прошениям о земном и Небесном благополучии всех православных христиан. Далее поются стихиры на «Господи, воззвах»,  повторяется обращение к Псалтири.

Совершая богослужение вне больших праздничных дней, когда песнопения поются только из Миней, в храме звучат на определенные гласы стихиры св. Анатолия, патриарха Цареградского и  св. Иоанна Дамаскина из Октоиха. Интересными для исследования образности церковного пения, представляется тот факт, что следуя недельному кругу богослужений, восхваляющему на каждой неделе в определенный день Уставного святого или событие Церкви, т.е. по сути говоря об одном и том же, Церковное Предание раскрывает молящимся смысл слов песнопений не только разными мелодиями – гласами, или местом песнопения в богослужении (стихиры на Хвалитех поются на Утрени), но и делает это прибегая в высочайшему духовному и образно — поэтическому мастерству авторов. Рассмотрим это на примере воскресных осмогласных стихир Октоиха, составленных одними их первых стихир.

Стихиры 1-го гласа приводят человека к теме покаяния, оставления грехов, благодарения Богу, жертвы Христа ради людей, через которую человек будет возрожден для жизни вечной, горнего мира («… Адама воскресивый, яко Человеколюбец» (здесь и далее цит. по: Октоих, Киев, 2001, I, II ч. ): «Вечерния наша молитвы / прими, святый Господи, / и подаждь нам оставление грехов, / яко един еси // явлей в мире восресение» или « Живоприемному Твоему гробу предстоящее, / недостойнии, славословие тебе приносим / неизреченному Твоему благоутробию, Христе Боже наш: / яко Крест и смерь приял еси, Безгрешне, / да мирови даруеши воскресение, // яко Человеколюбец».

Текст стихир 2-го гласа призывает человека к поклонению Крестным страданиям Христа («… приидите поклонимся, Крест бо претерпев…»), образ воскресения Христа подчеркивается обращением к Ангелам вместе воспеть это  праздник («… Со архангелы воспоим Христово Воскресение…»), Спаситель предстает как Судия миру («… паки грядет судити миру, его же созда»).

Стихиры 3-го гласа повторяют догмат православия о Воскресении Христа и о Его воплощении от Девы Марии: «Поем Спаса от Девы воплощшагося  /  : нас бо ради распятся, / и в третий день воскресе,  // даруй нам велию милость».              Так же повествуется о сошествии во ад Христа и, как и в 1-м гласе, указывается на вечернее время исполнения текста («…Недостойно стояще в пречистом дому Твоем, / вечернюю песнь возсылаем, / из глубины взывающе, Христе Боже: / просветивый мiр тридневным воскресением Твоим, // изми люди Твоя от руки врагов Твоих, Человеколюбче». Особое внимание нужно обратить на Богородичен, в нем с величайшей любовью автор обращается к Богородице, используя эпитеты Пречистая, Всенепорочная, Мати, Дево, Владычице.

Стихиры 4-го гласа начинаются с обращения к Кресту Господню, к Его животворящей силе «Животворящему Твоему Кресту, / непрестанно кланяющеся, Христе Боже, / тридневное Воскресение Твое славим: / тем бо обновил еси истлевшее человеческое естество, Всесильне, / и иже на Небеса восход обновил еси нам, // яко Един Благ и Человеколюбец».

Образ Христа — Избавителя мира, разрушителя смертного мира, представлен в следующей стихире: «Врата адова сокрушил еси, Господи, / и Твоею смертию смертное царство разрушил еси: / род же человеческий от истления свободил еси, / живот и нетление мiру даровав, // и велию милость», а так же в стихире, где победа над смертью показана в образе упразднения Спасителем  Врат медных, древнейшего языческого образа смерти.

В 5-м  гласе стихиры так же повествуют о Воскресении Христа. В начале стихир грех сравнивается с жалом насекомого, которое жалит человека как грех душу, и воздается Слава Христу за избавление от греха Крестной жертвой («Честным Твоим Крестом, / Христе, диавола посрамил еси, / и Воскресением Твоим жало греховное притупил еси, / и спасл еси ны от врат смертных:// славим Тя, Единородне»).

Тему искупительной жертвы Христа раскрывает текст 2- стихиры, в которой Христос сравнивается с ягненком отданным на заклание  во искупление грехов человека: «Воскресение даяй роду человеческому, /яко овча на заколение ведеся, /устрашишася сего князи адстии, / и взяшася врата плачевная. / Вниде бо Царь славы Христос, / глаголя сущым во узах, изыдите: // и сущым во тьме, открыйтеся».

Интересна в этом гласе 6-я стихира. В ней впервой из воскресных стихир раскрывается не только богословско – образное значение Воскресения Христова, но приводится повествование о стражах тела Христова, желающих украсть Его тело из гроба.

Рассказ подчеркнут обращением к  иудеям, не верящим в пророчество о Спасителе; происходит обращение к событиям Нового Завета с упоминанием Ветхозаветных пророчеств («Иже от кустодии научени бываху от беззаконников, / покрыйте Христово Востание, /и приимите сребренники, и рцыте яко нам спящым,/ из гроба украден бысть Мертвый./ Кто виде, кто слыша, мертвеца украдена когда, / паче же помазана и нага, /оставльша и во гробе погребальная Своя? / Не прельщайтеся, иудее, навыкните речем пророческим, и уразумейте,  // яко Той есть воистинну Избавитель мiра, и Всесильный»).

В стихирах 6- го гласа основным богословским образом является совоскресение с Христом всех находящихся во тьме, т.е. в  грехе, но не только сейчас живущих и будущих, но и уже умерших, ожидающих второго пришествия («Победу имеяй Христе, юже на ада, / на Крест возшел еси:/ да во тьме смерти седящыя воскресиши с Собою, / Иже в мертвых Свободь,/  Источаяй живот от Своего света, //Всесильне Спасе, помилуй нас» и «Погребение Твое, Господи, / узы адовы сокрушившее растерза, /еже из мертвых воскресением, мiр просвети, // Господи, слава Тебе»).

«Тяжкий» глас 7-й  отличается во-первых упоминанием пения апостолами ангельской хвалы Господу, во-вторых Воскресение Христово представлено как образ Величия Церкви и её богатство («Апостоли видевше воскpесение Содетеля, чудяхуся, / поюще хвалу Ангельскую:  / сия слава есть цеpковная,  / сие богатство Цаpствия:  / постpадавый нас pади,  / Господи, слава Тебе»). Слова «…смерть бо твоя живот мой, Всесильне и Человеколюбче Господи» открывает молящимся все величие крестной жертвы Спасителя, глубину принятия смерти за других.

8-й глас, завершает и словесное и музыкальное выражение Воскресения Христа в недельном круге богослужений. В тексте 5-й стихиры, приводя в пример освобождение  адамского рода от адова мучительсва через Воскресение Христово, авторы текста дают мiру надежду на подобное воскресение, на жизнь в Горнем мире («Еже из мертвых Твое Воскресение славословим Христе, / имже свободил еси Адамский род / от адова мучительства: и даровал еси мiру яко Бог жизнь вечную // и велию милость»).

Проведя подробный анализ богослужебных текстов воскресных стихир на «Господи, воззвах» , мы можем сделать выводы о том, что Святое Писание и Предание очень велико и Образно. Все воскресные стихиры обращены к Воскресшему Христу, однако стихиры каждого гласа носят свой особенный догматический, библейский образный характер; тоже можно предположить в отношении церковных текстов для  богослужений и в другие дни недели. Так же особенностью воскресных стихир является то факт, что именно в них закладывается религиозно – догматический смысл и наполненность изменяемых песнопений на неделю определенного гласа.

Далее, за стихирами на «Господи, воззвах» по Уставу пологается Малый Вход, прокимен, а затем опять ектении, стихиры и молитва Симеона Богоприимца, которая символизирует  встречу Ветхого Завета с Новым и оканчивает Вечерню. Постоянное участие  и переемственность в богослужении элементов Ветхого и Нового Заветов говорит нам о единстве Церкви Христовой во времени.

Несомненными достоинствами в области наличия библейских образов в церковном пении обладают и другие богослужебные книги,  особенно Триоди. Сопровождая человека во время Великого поста или Пасхальной радости, приводя человека к молитве и покаянию, библейские образы в песнопениях выступают как примеры в раскаянии и училище благочестия, помогая легче справиться человеку с душевными страстями и переживаниями. Приведем лишь несколько примеров.

Постная Триодь. Неделя мытаря и фарисея: « Не помолимся фарисейски, братие! / Ибо возносяй себе смирится. / Смирим себе пред Богом,  / мытарски пощением зовуще:  // очисти мя, Боже, грешнаго»[x]. Неделя сырная: «Седе Адам прямо рая, / и свою наготу рыдая, плакаше:/ увы мне, / прелестию лукавою увещанною бывша…», неделя Крестопоклонная: « Возсияй Господень Кресте, светолучныя молния твоея благодати…».

Цветная Триодь. Пасхальный канон 5-я песнь: «Безмерное Твое Благоутробие адовыми узами содержимии зраще, к Свету идяху ,Христе, веселыми ногами, Пасху хвалящее вечную[xi]», «Приступим свещеноснии, исходящу Христу из гроба яко Жениху, и спразднуим любопразднственными чинми Пасху Божию спасительную», 5-я Неделя по Пасхе: « Вечернее поклонение приносим Тебе Невечернему Свету, на конец веков…», стихира на Вознесение: « Из чрева прежде Денницы, от Отца Безматерен прежде век, иже и Арий тварь Тя, а не Бога славит…».

Из приведенного выше материала можно сделать вывод, что богослужебное пение представляет собой высоко духовный, нравственно – эстетический аспект христианкой жизни. Выступая с проповедью Слова Божьего, церковное пение с помощью художественных, поэтических и возвышенных библейских и евангельских образов приводит человека к самосозерцанию, гармонии, формированию христоцентричной картины мира.



[i] Лозовая И. «Ангелогласное пение» в системе музыкально-эстетических представлений русского средневековья // Философско — эстетические проблемы древнерусской культуры: Сб. ст. – М., 1988. — С. 121 — 122.

[ii] Гавриил архим. Руководство по Литургике, или наука о православном богослужении. М., 1998. С 120

[iii] Минея. Август. Издательский отдел Русской Православной Церкви. М., 1994, с. 195

[iv] Рождество Христово. Издательство Московской патриархии. М., 1998., 67.

[v] Пасха. Издательство Московской патриархии. М., 1998., с. 8.

[vi] Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977. С. 24, 25.

Iv Афанасий Великий, свт. Творения. Т. 4. М., 1994.

[vii] Ирмологий. Издательство Московской патриархии. М., 1997, с. 43

[viii] Вознесенский И. прот.  Общедоступные чтения о церковном пении. //О церковном пении. Сост. Лада О.В М.: «Лодья», 2001.  стр. 19.

vi Триодь постная. Идательский совет РПЦ., М, 2002,

[x] Триодь Цветная. Издательский совет РПЦ, М. 2002.

СЛУЧАЙНОСТИ И ЗАКОНОМЕРНОСТИ КАК ЖИЗНЕННЫЕ ЗАКОНЫ

Автор(ы) статьи: Веденин П.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

ментальность, случайность, закономерность, информационное поле

Аннотация:

В статье рассматриваются визуальными образами, которыми люди обычно мыслят, дополнянмые различными нюансами: звуковыми, знаковыми и т.д. Но эти образы не произвольны, как принято считать, а представляют собой определённую заданность, которая полностью зависит от характера индивида и его нравственности. Конечно, все эти излучения, идущие от конкретного узелка - ментала, строго индивидуальны. В то же время, подобны сигналам, идущим от других узелков. Это, собственно говоря, и позволило не только создать информационную сеть, но и удерживать её в целости, где присутствуют случайности-закономерности.

Текст статьи:

Существует такое выражение: «случайностей не бывает, есть непознанные закономерности». Но, с другой стороны, известно, что если какое-либо выражение, определение и т.д. имеет место в нашей лексике, значит, его возникновение обосновано. Таким образом, если мы говорим о том, что нечто произошедшее случайно, выходит, это не фантазия, а реальность. Так как же совместить эти два диаметрально противоположных смысла? Для начала постараемся разобраться в том, что такое случайность и что такое закономерность в принципе. А затем уже определимся и с окончательным ответом.

Надеюсь, что ни у кого не вызывает сомнений то, что человек — существо дуальное, состоящее из двух частей: материи и сознательности. Первая часть — физическая, а вторая — информационная. Исходя из этого, можно заключить, что сознательная часть является ведущей, а материальная – ведомой. Не зря же говорят, что мысль управляет движением. Следовательно, в первую очередь нам необходимо внимательно разобраться с этой, ведущей функцией человеческого сознания, и его основным инструментом управления – менталом. Теперь несколько слов о нашей сознательности.

Сознание человека представлено многими факторами, которые разбиты на два блока – на врождённый и приобретённый. Врождённый блок выражен характером, а приобретённый — нравом. Но независимо от того, о каком лагере идёт речь, оба они представляют человеческую сущность, которую можно определить, как его индивидуальность. И, прежде всего, такая индивидуальность, которая впоследствии должна стать личностью, обладает своей персональной выраженностью – ритмом, характеризуемым определённой частотой. Вот об этом и поговорим немного подробней.

Проявление ритма – непрерывно, но врождённые черты характера проявляются, как постоянная величина, а нравственная – как переменная. Таким образом, излучаемый человеком ритм жизненных сил обладает дуальностью, которая делает его не только мобильным и гибким, но, в тоже время, твёрдым и устойчивым. Всё это вместе позволяет ему быть способным не только к отстаиванию своих интересов, но и к организации, а затем и удержанию контактов, необходимых для общения. Этот момент принципиально важен, ведь речь идёт об утолении информационного голода, без чего невозможна жизнь сознания.

И вот мы подошли к самой ответственной части нашего повествования. Я говорю о том, что сейчас нам предстоит понять, каким образом происходит утоление информационного голода, которое выстроено по принципу двухсторонней связи. Его смысловое предназначение заключается в способности к обмену информационными потоками. И таких потоков, непрерывно несущих информационную энергию в обоих направлениях, огромное количество. Но, прежде всего, мы должны запомнить следующее: они выражены двумя основным линиям – я говорю об их постоянной и переменной характеристиках.

И ещё один момент: информационная энергия всегда стремится к тому излучению, которое является для неё подобной. Именно в синхронности этих вибраций заключается способность данного вида энергии к производству информационного обмена, таким образом создавая необходимое сознанию насыщение. Отсюда можно видеть, что информационные потоки, являясь разно- и многоканальными образованиями, стремящимися к подобным и близким по частотным характеристикам излучениям, в итоге объединяются в, подобную физической, т.н. информационную сеть.

Давайте рассмотрим такую сеть поближе. Каждый узелок, связывающий исходящие от него и входящие в него нити, представляет собой ментальное образование, а нити являются основой его сознательности. Но физическая сеть имеет только одну плоскость, а вот ментальная — многоуровневая. Это значит, что каждый узелок, как связующее звено, одновременно участвует в огромном количестве информационных контактов, производя обмен сведений. При этом сам узелок представляет собой вертикально вытянутый стержень, на котором и располагаются те самые нити, образующие уровни.

Малая часть из них, как мы помним, имеет постоянные характеристики, а другая, большая – переменные значения. И ещё одно отличие, делающее нашу информационную сеть уникальной. Оно заключено в том, что конструкция данной сети предусматривает возможность полноценного общения между собой не только узелков, находящихся по соседству, но и, одновременно, каждого со всеми остальными, независимо от их физической удалённости друг от друга. А теперь давайте поговорим о «ячейках», т.е. о пространстве, не входящем в состав как нитей, так и узелков.

Если бы мы поместили такую многоярусную сеть в океан, то можно было бы сказать, что её ячейки оказались бы «заполненными» водой. Но наша сеть — информационная, а океан, в котором она оказалась растянутой, называется Природа. А чем или какой энергетической силой насыщена Природа, если говорить о ней в информационном контексте? Естественно, Знанием. Именно поэтому двусторонние силовые жгуты нашей сети и называются «сознанием», включающим в себя не только «узелковую» информацию, но и природное, универсальное Знание.

Я уже обращал внимание читателя на то, что информация, идущая по нитям сети, обладает постоянными и переменными характеристиками. И дело здесь не столько в том, что из-за этого возникает информационная упругость, сколько в том, что наши ментальные узелки в результате возникающих связей развиваются. А, развиваясь, они изменяют свои позиции в пространстве Знания, чем естественно, деформируют общую форму объёмной сети, делая её сложно кручённой. С одной стороны, эти узелки стабильны, а, с другой, мобильны, что позволяет им более тесно общаться с природным Знанием.

И вот теперь, увидев развёрнутую картину информационного пространства, давайте впишем в неё материальную составляющую мира. Речь идёт о флоре, фауне, планете, атмосфере, космосе и, собственно, о человеке. Мы уже говорили о том, что сознание управляет материей. В одном случае это происходит, как опосредованность, а, в другом, — непосредственно, — если иметь в виду тело, составляющее с сознанием единый организм. Но вот что интересно: информационный обмен — насыщение ментала сведениями внешнего мира и передача своих импульсов — выполняется практически мгновенно.

А вот управление материей, даже в границах собственного тела, сопряжено с множеством трудностей и, прежде всего, речь идёт об его инерционности. Конечно, вопрос этот решается всё тем же управлением, но на него требуется время, которое, как известно – не ждёт. То есть объективное время не может дожидаться субъективного. Именно поэтому субъективное время организма обречено на отставание, а значит, и на разрушение. Но сейчас не об этом. Мысль, пульсирующая в нитях информационной сети и управляющая движением материи, оказывается неидеальной управительницей.

Мысль, организуя образ движения, смещает свой ментальный узелок в пространстве Знания, а это, в свою очередь, трансформирует конфигурацию сознательной сети. А вот тело, из-за своей материальности и будучи в этом плане подвержено инерции, просто не в состоянии точно отобразить в физической реальности задуманный менталом манёвр. Если линию мысли представить в виде тетивы лука, то движение управляемого ею тела должно быть сопоставлено с дугой его древка. Мало того, эта самая дуга ещё и стремится выйти из-под контроля сознания по центробежной траектории.
Обобщая сказанное, нам представляется следующая картина. Информационная сеть ментального толка представляет собой одну, пластично колышущуюся конфигурацию, а траектория физического перемещения материального тела, управляемого из этой сети конкретным узелком (менталом) — иная. Да, эти две линии близки, но, тем не менее, не являются точными копиями. И теперь смотрите, что получается. Мысль, создающая колебания и даже объёмное кручение сознательной сети, возникает в пространстве ментала, как следствие информационных процессов, идущих в её нитях.

Люди обычно мыслят визуальными образами, которые уже потом дополняются различными нюансами: звуковыми, знаковыми и т.д. Так вот, эти самые образы не произвольны, как принято считать, а представляют собой определённую заданность, которая полностью зависит от характера индивида и его нравственности. Конечно, все эти излучения, идущие от конкретного узелка — ментала, строго индивидуальны. Хотя, в то же время, подобны сигналам, идущим от других узелков. Это, собственно говоря, и позволило не только создать информационную сеть, но и удерживать её в целости.

Данное подобие и есть то связующее звено, которое позволяет подобным сигналам обретать силу. Нет ничего удивительного в том, что наши ментальные узелки всеми правдами стремятся сблизиться со своими подобиями, невзирая на огромные расстояния, разделяющие их в материальном мире. Закольцовывая свои связи в единую информационную цепь, они становятся ближе, а значит, и информационно насыщеннее. При этом узелки способны, меняя своё положение в иерархии сети на основе развитости, непосредственно сближаться с одними и отдаляться от других.

Так создаются новые связующие нити и разрываются старые, уже отработанные и ставшие ненужными, обременяющими сеть. По тем же принципам происходит вычленение отживших свой век узелков и внедрение новых, нарождающихся, занимающих достойное их место в информационной сети коллективной сознательности – Ноосфере. Теперь становится понятным, как натура, обладающая художественным вкусом, синхронизируется с подобными ей индивидуальными сознаниями. Как политический ментал пульсирует в такт синхронному направлению мысли и т.д.

Мы говорили о том, что мысль человека ведёт движение. А ментал, соответственно, управляет деятельностью организма, направляя его активность в заданном режиме. Отсюда легко сделать вывод о том, что сознания с подобными мышлениями не только стремятся друг к другу на информационном уровне, но и подсознательно, а нередко, и осознанно пытаются сблизиться и в физическом плане. Хотя, как мы помним, материя обладает инерционностью, что не позволяет направлять тело в точном соответствии с задуманным образом. Иногда такие расхождения бывают значительными.

А теперь представьте себе, что это происходит со всеми людьми: с одними — в большей, а с другими — в меньшей степени. Понятно, всё зависит от уровня личной развитости, а значит, от силы и чёткости управляющего поведением тела ментального сигнала. Итак, в едином пространстве Природы существуют две сети. Одна – информационная (управляющая), а другая — физическая (управляемая). При этом расхождения между сигналом управления и точностью, а также скоростью реакции на него неизбежны, что и вызывает расхождения между оригиналом и копией.

И вот что у нас получается. Ментальные сигналы (чем ближе они друг к другу по своей сути, тем крепче контакт), связывающие смысловые подобия по идейным соображениям, имеют непосредственную связь между собой, а их материальные представители обладают только опосредованной связью, — но, в принципе, так же стремящуюся к конкретике. В итоге если ментальный сигнал управления деятельностью тела мощный, то и тело движется хоть и не по идеальной траектории, соответствующей намерению управителя, то хотя бы максимально к ней приближённой.

Отсюда можно видеть, что такие физические встречи, которые были вызваны ментальным стремлением мысленных форм к сближению, никак нельзя назвать случайными, хотя и не всегда такой контакт задумывался, как специальный. Да, так произошло не по воле, но по вере, а значит, и не случайно, а закономерно. Другое дело, если сигнал управителя размытый, нечёткий. Тогда и материальный дубль весьма далёк от идеала. Понятно, что теперь встретить физическое подобие своего ментального единомышленника в материальном мире много сложнее, чем в первом варианте.

Однако, невзирая на существенные ограничения, иногда такие встречи всё же становятся реальностью. Кажется, для этого не было никаких предпосылок, но если по факту это всё же происходит, тогда такие встречи называются случайными. В некотором роде, это действительно так, но не в абсолютном смысле. Ведь мы знаем, какие процессы предшествовали тому, что случилось с человеком впоследствии, уже на материальном уровне его отношений с миром. Ведь физические действия являются хоть и неточными, но, тем не менее, образными продолжениями ментальных построений.

К сожалению, это не единственная возможность встречаться с подобными себе (и не очень) существами в материальном мире. Помните, мы говорили о том, что физическое движение можно назвать блуждающим относительно посланного управляющего сигнала. Так вот, такое поведение человека обычно и принимается за относительную норму. Но это значит, что возможны встречи и тех особей, которые абсолютно не подобны по ритмическим характеристикам своих личностей, но всё же имеют возможность сближаться в результате постоянных и бессмысленных блужданий.

Что при этом происходит, чем они заканчиваются и как можно назвать такие встречи? А происходит самый обыкновенный физический контакт, за которым нет никакой идеи, кроме банальных телесных желаний. Понятно, что, по удовлетворению таких желаний, смысла в продолжении данного контакта нет. То же относится и к объектам материального толка: я говорю о местах пребывания, вещах и т.д. Одно дело, если контакт произошёл сознательно, в результате образования смысловой цепи в личной информационной сети. И совсем другое дело, когда такой контакт происходит алогично.

В таких контактах нет никакой логики, хотя по факту они и возможны. Но возможность ещё не является необходимостью. Тогда для чего вероятность нужна, если в ней нет никакого смысла? Однако не всё так просто: оказывается, смысл имеется. Он заключён в том, чтобы люди имели при своем выборе и ошибочный вариант. Так, через негативный опыт, они развивают в себе стремление к познанию истины. Встречи же, не имеющие под собой ни логического обоснования, ни интуитивного позыва, основаны лишь на животных инстинктах и страстях, и поэтому не могут быть признаны достойными человеческой личности.

КУЛЬТУРНЫЙ И СОЦИАЛЬНЫЙ АСПЕКТЫ СТИЛЯ УЧЕБНО-ПОЗНАВАТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЭТНОГРУППЫ УЧАЩИХСЯ

Автор(ы) статьи: Бобрышева И.Б.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

слово, знак, разделенность, изменение

Аннотация:

В статье анализируются основания средства изменения психической основы, где ведущим орудием учебно-познавательной деятельности, согласно культурно-исторической концепции, является знак (вербальный или символический). Слова — это орудия и символы одновременно (социокультурные, физические объекты). Орудие знак однозначной функцией относительно познаваемого объекта не обладает и имеет при этом пространственно-временную слитность с продуктом познания. В соответствии с этим слово представляет собой единство знака (орудия) и значения (результата применения орудия). В то же самое время невербальный знак, являясь орудием общения, наоборот характеризуется конкретным функциональным назначением (он должен быть принят и понят) и пространственно-временной разделенностью с результатом деятельности.

Текст статьи:

Не секрет, что понятие культуры больше соотносят с содержанием: традициями, знаками, формами, образами и т. д. (т. е. артефактами), что не является достаточным для деятельностной концепции, которая полагает: главным объектом усвоения из всего многообразия культурно-исторического опыта является нормативный способ деятельности.

В связи с этим в определении культуры наиболее адекватной сказанному будет дефиниция Э. А. Орловой, которая осмысляет культуру как «все то, что создано людьми; как ценностное образование; как совокупность норм; как символический аспект современной жизни и деятельности людей; как технологии адаптации человека к окружению; как способность трансляции социально значимой информации; как коммуникативные системы в обществе и т. п.» [12:14]

В качестве методологической основы в интерпретации культурной составляющей стиля учебно-познавательной деятельности этногруппы автор использует культурно-историческую теорию развития психики Л. С. Выготского и опирается, в частности, на следующие ее положения:

  • филогенез и культурная история, онтогенез и социальная сфера взаимообусловлены и имеют формальное сходство; в процессе антропогенеза происходит слияние филогенетических и культурных изменений (раздел антропологии);
  • различные формы интерпсихической деятельности порождают соответствующие различия форм деятельности интрапсихической: структура и развитие психических процессов порождаются культурно опосредованной исторически развивающейся практической деятельностью (раздел психологии);
  • культура также продукт социальной жизни субъекта и «поэтому сама постановка проблемы культурного развития поведения уже вводит нас непосредственно в социальный план развития, … превращаясь в психические процессы, природа высших психических функций остается квазисоциальной» [3:145–146] (раздел социологии);
  • «культурная линия развития» предполагает оперирование орудиями культуры [4] (раздел семиотики).

Иными словами:

  • индивиды являются активными субъектами своего развития, однако их действия в конкретной среде не полностью определяются их собственным выбором; всякая деятельность опосредуется контекстом;
  • культура — детерминант поведения и психологии: процесс формирования и обретения формы происходит посредством культуры;
  • культура и психика создают друг друга;
  • культура может быть понята как целостная совокупность артефактов (знаки, символы, схемы, сценарии, модели), накопленных этносом в ходе его исторического развития; в своей совокупности, накопленные артефакты могут рассматриваться как специфичное для вида средство этнического различия;
  • исторически накопленные артефакты и их включение в деятельность предполагают социальный аспект человеческого мышления;
  • разные культуры способствуют развитию одних и не способствуют развитию других индивидуальных черт [9].

Потребность согласования психологических и культурных, индивидуальных и коллективных характеристик с требованиями учебно-познавательной деятельности предполагает подключение вербально-знакового уровня.

Итак, средством изменения психической основы и ведущим орудием учебно-познавательной деятельности, согласно культурно-исторической концепции, является знак (вербальный или символический). Слова — это орудия и символы одновременно (социокультурные, физические объекты). Орудие знак однозначной функцией относительно познаваемого объекта не обладает и имеет при этом пространственно-временную слитность с продуктом познания. В соответствии с этим слово представляет собой единство знака (орудия) и значения (результата применения орудия). В то же самое время невербальный знак, являясь орудием общения, наоборот характеризуется конкретным функциональным назначением (он должен быть принят и понят) и пространственно-временной разделенностью с результатом деятельности.

Знаковую систему можно интерпретировать как семиозис, согласно которому главным исходным знаком культуры является код. Существует два основных кода: монистический и дуалистический.

Монистический код отражает монистическое мировоззрение. Здесь знак сведен с жизнедеятельностью большинства. Менталитет «натурального» образа жизни сопричастен, бытию и привержен традициям. Во многом из-за этого ему присущ культурный эгоцентризм: восприятие и понимание другого по собственному образу и подобию.

Дуалистический код является полной противоположностью монистическому коду. Он не совпадает с действием, т. к. более абстрактен [8].

Выражением монистического кода, например, может выступить китайская логограмма (слово-графема, или иероглиф), обозначающая лишь смысл. Форма ее схематична, символична и носит изобразительный характер. Китайская логограмма во многом формирует облик языковой системы и в плане формально-графическом, и в плане семиотическом. Так, основными типологическими чертами китайского языка, благодаря иероглифу, являются жесткая синтагматика, формально-синтаксическая изоляция, корневой характер. Синтетичность и корреляционость суждению вынуждают признать, что основной механизм порождения значений такого рода знаков  — метафора, которая не может полностью нейтрализоваться через восстановление лежащего в ее основе суждения (здесь должен присутствовать домысел). Таким образом, семантические границы китайской логограммы широки, неточны. Семантический анализ логограмм-полиномов со всей очевидностью показывает их отнесенность к знакам-символам, когда их формирование реализуется через набор знаков-индексов (логограмм-монономов) и определенную метафорическую связь между ними, что образует новое целое, некий «общий тип», фиксирующий некий «общий объект» [6].

Знаковая теория Ч. Пирса гласит о неделимости знаковости и мышления. Знак есть заместитель ментального в некотором отношении или качестве. Таким образом, иероглиф есть репрезентамен, скорее всего, метафорического мышления или мышления «ситуациями». Но и это не все. Характер употребляемого языкового знака является тем основным моментом, в зависимости от которого конструируется учебно-познавательная деятельность, вернее сказать, ее нормативные способы, которые прививаются этнотипу культурой.

Этническая общность (этнос) — исторически сложившаяся устойчивая группировка людей (племя, народность, нация). Основное условие возникновения этнической общности — общность территории и языка. Дополнительными условиями формирования этноса могут быть религия, расовые признаки, хозяйственная деятельность и т. д. [2].

Репрезентаментами этноса являются этногруппа и этнотип. Понятие этногруппы шире понятия учебной группы и подразумевает не просто сумму индивидуальных психик, а объективированную систему, которая, так же как и живая система учебной группы, способна усиливать или ослаблять те или иные стороны индивидуальной психики конкретного представителя этноса. Этнотип — это, скорее всего, обобщенный образ этноса, равно как и этногруппы.

Собирательный индивид требует строгой объективности. Нельзя оперировать субъективными метафизическими понятиями, ибо в этом случае произойдет всего лишь обобществление субъективного состояния, которое никак не может быть перенесено на группу и общество [1].

Коллективный субъект существует в известном смысле вне каждого отдельного индивидуального субъекта. Он выявляет себя и законы своего функционирования не столько через внутренние структуры индивида, сколько через внешнюю коллективную предметно-практическую и познавательную деятельность группы, что делает перспективным в изучении этноспецифики исследование учебно-познавательной деятельности этнотипов учащихся и их стилей.

Однако прежде необходимо выделить качественные различия индивидуальной и групповой деятельности.

В деятельности существуют такие компоненты, как потребность, мотивы, цели, предмет (ценности), способы (нормы) и продукт, которые фиксируют последовательность этапов деятельности.

Деятельность группы представляет собой систему, которая формируется во взаимодействии общих этнокультурных и индивидуальных компонентов под влиянием механизмов внутригрупповой интеграции. Объективная необходимость, лежащая в основе групповой деятельности, обуславливает сложную иерархию индивидуальных и групповых компонентов в структуре деятельности группы. Индивидуальная деятельность находится в субординационных связях, поскольку личность, входящая в общество, перестает быть сама собой, она становится одной частью самого общества и, в этом смысле, утрачивает значительную долю своего независимого существования, становясь исполнительницей общих установлений.

Однако групповые компоненты занимают определенное место в структуре деятельности группы в той мере, в какой потребности данной группы и ее членов не могут быть удовлетворены в результате простого суммирования целей каждого члена группы.

Таким образом, индивидуальная деятельность в рамках группы приобретает следующую специфику:

  • она отлична от деятельности, осуществляемой вне группы;
  • структура индивидуальной деятельности включается в структуру деятельности малой группы как один из ее компонентов;
  • структуры индивидуальных и групповых субъектов изоморфны [5:49–51].

Специфика этногруппы проявляется в ее эмоционально-волевых, поведенческих аспектах и, прежде всего, за счет динамических особенностей, эмоциональной импрессивности (впечатлительности) и экспрессивности, мотивационно-установочного своеобразия.

В состав групповой деятельности в качестве ее динамической стороны входит взаимодействие в форме общения. Такие социально-психологические механизмы групповой деятельности, как внушение, обучение, убеждение и т. д. формируются в результате взаимодействия. Во взаимодействии вырабатываются также свойства и состояния индивидуальных субъектов. Превращаясь в устойчивый компонент групповой деятельности (групповой феномен), они определяют характер взаимодействия.

В основе механизмов учебно-познавательной деятельности также лежат идентификация и имитация, а это означает: как на индивидуальном, так и групповом уровнях воспроизводятся, прежде всего, наиболее характерные для культуры способы учебного взаимодействия и, как следствие, их признаки.

Интерпретация будет неполной, если не упомянуть об обязательных для группового исследования категориях, таких как групповые установки, ценности, стереотипы, нормы и роли.

Групповые установки — состояние готовности группы действовать определенным образом — формируются в процессе отражения групповым субъектом целей и мотивов деятельности. И хотя индивиды в группе склонны экстремизировать свои установки, все же в целом этногруппа ориентируется на стандарты, доминирующие в родной культуре.

Т. Парсонс рассматривает ценности как высшие принципы, на основе которых обеспечивается согласие, как в малых группах, так и обществе в целом. Ценность — это не вещь, не мыслимый образ вещи, а отношение. Носители ценности — образы и вещи — могут быть материализованными и идеализированными в виде чувственных и рационально-познавательных образов. Вне познавательного, рефлексивного отношения к предмету нет поиска ценности (поиска себя в предмете), а, следовательно, не пробуждается и само ценностное отношение. Ценность всегда существует как продукт деятельности.

Фазами в освоении субъектами культурных ценностей являются ориентация, побуждение, адаптация, коммуникация, продуцирование [11].

Так, ценностная ориентация (или рефлексия ценности) складывается из разнообразных исторически сложившихся форм мышления (аналитического, наглядно-действенного, метафорического и т. д.).

Побуждение как наиболее динамичное звено служит постоянной детерминантой всех других звеньев. Суть действия культуры здесь в том, что внешняя необходимость в мотиве соединяется с внутренней потребностью, с ценностными установками субъекта, с его ценностной ориентацией. Мотивационно-побудительный компонент в разных культурах может иметь разную степень выраженности, что определяется доминирующим в ней динамическим типом.

Адаптация — это выработка разнообразных действий, способов деятельности с объектом — носителем ценности в форме умения, навыка, приема и метода. Определяется объектами (артефактами). Адаптация осуществляется в виде ассимиляции — простого приспособления имеющихся форм действия, а также аккомодации — изменения самой структуры действий.

В качестве звена обратной связи служит коммуникация: культурная ценность отличается не только целесообразностью, но и адресностью, направленностью на потребителя, на взаимодействие субъектов. Коммуникация и трансляция ценности диктует и свой язык всем другим звеньям механизма динамики ценностей в культуре, идентифицируя тем самым продукты культурной деятельности, поддерживая единство ценностей в культуре. Соответственно в коммуникации различимы: кодирование — закрепление за предметом-знаком его значений (дифференцируется культурой), трансляция — передача значения (ценностного отношения) и коммутация — преобразование, которое позволяет настроиться на взаимный обмен, идентифицировать разные направления. Следует также иметь в виду, что функциональное употребление вербально-знаковых орудий в процессе овладения иностранным языком направлено как раз на уравновешивание противоречивых информационных тенденций (свое — чужое) компонентов учебно-познавательной деятельности.

Групповые нормы действуют как система отношений в сознании членов группы и имеют характер обязательных в исполнении правил, выступая одновременно и средством ориентации поведения личностей, и средством контроля за их поведением.

Этнокультурные ценности находят свое отражение в ценностных ориентациях членов этногруппы. Ценностные ориентации включаются в общую структуру этногруппы, поскольку выражают фиксированную в психике индивидов общую культурно-психологическую направленность на цели и средства деятельности.

Учебно-познавательная деятельность по родовидовому признаку относится к разряду профессионально-дисциплинарной активности, которая имеет свою специфику. Основным объектом трансляции в профессиональной деятельности служит профессиональный навык, ведущим механизмом воспроизводства которого является подражание. Ему сопутствует комплекс ориентаций, позволяющий адекватно реагировать на состояние и изменение ситуации (дифференцируется культурой). Основным средством отложения в памяти появляющейся информации в опредмеченной форме служат орудия труда (в данном случае, вербальный знак).

Поскольку профессиональный опыт является частью традиции, то его легитимация основывается на ней. Профессиональная деятельность может наследоваться (при семейно-родовой организации) и может не быть наследуемой. Во втором случае речь идет о дисциплинарном поведении.

Общей особенностью дисциплины как рода деятельности является принцип дисциплинарного действия: он выражается в том, что поведение строится не от предмета, не от приспособительного навыка с последующей ориентацией, а от обозначенного текстом знания, приобретенного прошлым опытом, т. е. в основе ее лежит семантика жизни этноса.

Учебная дисциплина отличается не только текстом, но и принципом своего построения. Если профессиональное занятие интегрируется на базе навыка, твердо встроенного в ситуацию, то для учебного занятия таким интегратором служат тезаурус, парадигма и топос — идеальные, знаковые, смысловые конструкции, выделенные на основе многовековой работы над текстами, как следствие длинного ряда коннотаций, усердного и творческого поиска нового в знании на основе предшествовавшего опыта. При этом парадигма предполагает разворот и идентификацию (нормативна/ненормативна) проблематики, тезаурус — ее нормативное кодирование (грамматика и семантика), а топос — нормативные средства доказательности (исходная норма — ссылка на высший авторитет). Составляющие тезауруса, топоса и парадигмы совпадают, как правило, в близко родственных культурах и значительно разнятся в культурах, далеко отстоящих друг от друга.

В деятельности по овладению языками явно доминирует тезаурусное основание. Тезаурус — более широкая универсалия общения, это общие условия любого акта речи, условие взаимопонимания общающихся сторон. Первым таким общим условием знакового общения являются правила кодирования сообщений — грамматика и прочие семантические нормы, а также накопленные в предыдущих актах речи сообщения, различные информационные блоки с содержащимся в них словарем, придающим смысл, контекст взаимопонимания.

Учебной дисциплине, занятию отводится роль приобщения индивидов, групп, поколений к использованию знаково-коммуникативных систем через овладение номинацией (обозначением вещи, явления словами, фрагментами текста), операционализацией (оперированием словами и действиями), нормативностью (установлением нормативного содержания) и символической универсализацией (выделением и использованием универсальных символических конструктов). Если подходить с позиции сопоставительного исследования культур, то практически во всех выделенных компонентах наблюдаются культурные разночтения.

Иначе говоря, учебно-дисциплинарные занятия являются действенным институтом социализации и окультурации, потому что прививают учащимся социокультурные варианты норм поведения, принятые в различных сферах жизнедеятельности этнического сообщества. И опирается она на развертывающиеся психические механизмы в онтогенезе всех типов субъектов. В этом процессе индивидуального и коллективного развития несомненен примат эмоционально-побудительных механизмов поведения.

Однако нужно также иметь в виду, что первые и последующие за ними поколения учащихся вместе с обретением знаний, навыков и умений вносили в свою профессию (учение) психологический компонент, тем самым совершенствуя ее. Это означает, что учебно-познавательная деятельность этнотипа формировалась как своего рода матрица симбиоза культурного типа текста (типа знаковой системы) и перспективного в работе с ним психотипа учащихся. Постепенно это закрепилось в виде норм учебного поведения, стабильно репродуцирующихся культурой.

 

Литература:

  1. Бехтерев В. М. Коллективная рефлексология. Петроград, 1921.
  2. Большая советская энциклопедия. Т. 30. М., 1978.
  3. Выготский Л. С. Полное собрание сочинений. Т. 3: Проблемы развития психики. М., 1983.
  4. Выготский Л. С., Лурия Р. Этюды по истории поведения: обезьяна, примитив, ребенок. М. — Л., 1930.
  5. Головаха И. Е. Структура групповой деятельности: Социально-психологический анализ. Киев, 1979.
  6. Готлиб О. М. Китайская логограмма как знак // Китайское языкознание. Изолирующие языки. XI Международная конференция. М., 2002, с. 47–56.
  7. Ионин Л. Г. Социология культуры. М., 1996.
  8. Кантор А. М. Опыт изучения социально-исторического сознания средневековья. О кодах восприятия и мышления. Практика и теория // Стили мышления и поведения в истории мировой культуры. М., 1990, с. 127–141.
  9. Коул М. Культурно- историческая психология. М., 1997.
  10. Лоренц К. По ту сторону зеркала // Эволюция. Язык. Познание. М.: Языки русской культуры, 2000, с. 42—69.
  11. Нечаев В. Я. Социология образования. Курс лекций. Часть первая. М.,1998.

Орлова Э. А. Динамика культуры и целеполагающая активность человека // Морфология культуры. Структура и динамика. М., 1994.

ВЗАИМООБУСЛОВЛЕННОСТЬ ЖИЗНИ И КУЛЬТУРЫ

Автор(ы) статьи: Трунев С.И.
Раздел: СОЦИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

стабильность, нестабильность, бинарность жизни – смерти, сакрализация, десакрализация

Аннотация:

В статье рассматривается степень культурной обработанности исходного жизненного материала, что позволяет разделить историю любой страны на совокупность сменяющих друг друга периодов стабильности и нестабильности, в целом совпадающих с периодами сакрализации и десакрализации политической власти данной страны. Периоды стабильности характеризуются достаточно жесткой политической властью и относительно устойчивой социальной структурой, предполагающей минимальную социальную мобильность.

Текст статьи:

Будучи одним из наиболее последовательных критиков философии жизни, Г. Риккерт выстроил свой анализ как систему бинарных оппозиций и убедительно доказал, что человеческая жизнь не возможна вне тех или иных форм общего, умаляющих ее жизненность. Вне этих культурных форм жизнь есть чисто биологическое существование, т.е. существование природного организма. Проблема в том, что фундаментальная бинарная оппозиция «жизнь-смерть» может быть рассмотрена не как неустранимое противоречие, но как диалектический переход одной противоположности в другую. Подобный переход возможен и в рядах производных оппозиций, например, содержание не противоречит форме, но с течением времени оформляется до полной потери содержания. Эта динамика явственно просматривается как в области мысли, так и в сфере искусства; таким образом, мы отмечаем, что противоположными являются лишь крайние, предельные состояния оппозиции.

Понимание бинарных оппозиций в качестве диалектического перехода противоположностей открывает возможность иного воззрения на процесс взаимодействия жизни и смерти. По существу, данную возможность открыл Г. Риккерт, однако она никоим образом не повлияла на ход его размышлений. Так, анализируя понятие жизни, философ указывает на существование градаций жизни: «Другими словами, жизнь всегда менее или более жизненна. она имеет в себе постепенность градаций и тем отличается от мертвого, которое не может быть более или менее мертвым, если оно одновременно не будет как-либо более или менее жизненным» [1]. В контексте нашего исследования приведенное высказывание означает, что взаимодействие индивидуального существования (жизни) и культуры (смерти) имеет свою специфику в зависимости от степени подчинения одной части оппозиции другой. С одной стороны, индивидуальное существование может использовать культуру исключительно как средство удовлетворения своих потребностей. Подчиняя культуру собственному произволу, оно будет пребывать в состоянии непрерывной ницшеанской переоценки ценностей. С другой стороны, культура способна подавить индивидуальное существование, всецело подчинив его интерсубъективным нормам. Результатом в первом случае будет произвол индивидуального (субъекта) и анархия, во втором – произвол всеобщего (культуры) и тоталитаризм.

Согласно классикам философии жизни и близким к ним мыслителям, взаимодействие воли к жизни и культуры проявляется в двух взаимосвязанных аспектах: во-первых, культура есть совокупность объективаций воли к жизни, т.е. ее внешних выражений; во-вторых, культура есть совокупность запретов, правил, норм и ценностей, ограничивающих произвол воли к жизни. Заметим, что данные аспекты не противоречат друг другу, но, скорее, оказываются своеобразными полюсами, между которыми помещается весь спектр конкретных способов взаимодействия. Наличие этих полюсов, на наш взгляд, позволяет выделить две идеальные модели взаимодействия, напоминающие идеальные типы М. Вебера, т.е. конструкции, возникающие вследствие сознательной элиминации несущественных признаков.

Так, история культуры любой страны может быть разделена на совокупность сменяющих друг друга периодов стабильности и нестабильности, в определенной степени совпадающих с периодами сакрализации и десакрализации политической власти исследуемой страны. Эти периоды постепенно сменяют друг друга, и поэтому их четкое разделение в большей или меньшей степени условно. Отмеченная условность границ, собственно, и делает необходимой идеализацию, вследствие чего возникают модели в той или иной степени совпадающие с конкретной эмпирической реальностью.

Прежде чем приступить к описанию данных моделей, укажем на то, что они появились во многом благодаря знакомству автора с фундаментальной работой В. Паперного «Культура Два». Данная работа посвящена анализу циклических процессов развития советской культуры, прежде всего, архитектуры. Цикл, согласно В. Паперному, состоит из двух последовательно сменяющихся фаз, носящих названия «Культуры 1» и «Культуры 2». «Культура 1» – это фаза горизонтального растекания пространственных структур, производная от общей децентрализации пространства; «Культура 2» – это фаза вертикального затвердевания новых пространственных структур, производная от процесса общей централизации. Хронологические рамки этих фаз таковы: «Культура 1» — 20-е годы ХХ века; «Культура 2» – 30-50-е годы ХХ века. Теория В. Паперного оказалась ценной не только в плане осознания значимости идеи циклического развития культуры, но и в плане видения специфики этих циклов через призму пространственных трансформаций.

Вторым теоретическим источником явилась концепция В. Михайлина, представившего пространство архаических культур в виде системы пространственных зон, каждая из которых предполагает определенные поведенческие стереотипы. Всего имеется две зоны, располагающиеся концентрическими кругами и совпадающие с местами обитания трех основных сословий: жречества и военной аристократии (центр) и «домохозяев» (буферная зона). Периферию занимают разного рода маргинальные элементы, по каким-либо причинам отвергнутые социумом (например, подростки, до инициации). Концепция В. Михайлина дополнила теорию В. Паперного, увязав в сознании автора циклические пространственные трансформации с изменениями поведенческих правил и норм. Так, «героические» (подростковые, маргинальные) стереотипы поведения и обуславливающая их система ценностей характеризуют, на наш взгляд, Культуру 1, в то время как в противоположный период доминируют «жреческие» и «домохозяйские» практики и соответствующие им системы ценностей. Данное положение теоретически обуславливается тем, что именно в период Культуры 1 все обжитое пространство становится маргинальной зоной, Диким Полем, но в период Культуры 2 оно снова обретает строгую концентрическую конфигурацию. Что касается доминирующих ценностей, то основными ориентирами «жрецов» являются: власть, истина, закон; «домохозяев» – семья, труд, приумножение; «героев» – слава, подвиг, война. Наиболее ранним историческим примером подобного разделения ценностей является варновая система Древней Индии, детально зафиксированная в «Законах Ману». И вся дальнейшая история индоевропейского человечества, при неизбежном наличии отклонений, в целом подтверждает следующие максимы: жрецы не пашут и не воюют; домохозяева не воюют и не молятся; герои не молятся и не пашут.

По существу, наше понимание исторической смены двух периодов немногим отличается и от марксистской модели смены общественно-экономических формаций, с той лишь разницей, что мы не употребляем при описании данного процесса термина «революция». Это кажется вполне оправданным, поскольку переход от одной модели к другой предполагает, на наш взгляд, довольно длительные временные отрезки, длительность которых противоречит самой сути революционного процесса.

Более того, с нашей точки зрения, процесс перехода не предполагает участия масс, скорее, речь здесь идет о перераспределении власти между различными группами, в совокупности составляющими элиту. Так, стремящаяся к власти группа при поддержке (или без наличия таковой) определенных слоев общества выдвигает альтернативную существующей программу государственного, общественного и культурного развития. На этом этапе в задачи данной группы входит, прежде всего, критика существующего порядка. При наличии средств, позволяющих использовать известные политтехнологические ресурсы, данная группа приходит к власти. Далее она вырабатывает новую систему политических, социальных и культурных норм, законодательно закрепляющую и культурно легитимирующую новый порядок.

Примечательно, что данное понимание изменения характера деятельности элит не противоречит тому, о чем, в свое время, писали К. Маркс и Ф. Энгельс. Разделяя историю на революционные периоды и периоды реакции (в наших терминах, на периоды нестабильности и стабильности), данные мыслители представляли деятельность интеллектуала следующим образом: если в революционные периоды элиты разрабатывают системы воззрений, альтернативные существующим, то в периоды реакции они выступают в качестве защитников новой системы воззрений, отражающих интересы пришедшего к власти класса.

Таким образом, формируется более или менее стройная концепция двух типов взаимодействия воли к жизни и культуры, характерных для двух последовательно сменяющих друг друга периодов стабильности и нестабильности. Периоды стабильности характеризуются достаточно жесткой политической властью и относительно устойчивой социальной структурой, предполагающей минимальную социальную мобильность. При этом власть представляется (в официальном дискурсе) и воспринимается обществом в качестве сакрального института.

В культуре данного периода господствует уверенность в истинности имеющейся совокупности знаний (научной картины мира) [2], на основе которых выстраивается система педагогической (политической, морально-нравственной) и эстетической (стилистической) обработки реальности, а также включенного в нее человека. В области науки способ обработки реальности именуется методом, в области педагогики – законом, в сфере эстетики – стилем. Обработанная культурой реальность, в свою очередь, обретает вид стройного законченного сооружения (здания), а человек представляется его функциональным элементом (кирпичом, колонной, статуей). При этом Политик (правитель), Мыслитель (ученый), Учитель (педагог) и Творец (художник) зачастую соединяются в одном физическом лице, обладающем правом говорить и действовать от лица самой реальности. Уровень индивидуальной социальной адаптированности напрямую зависит от способности человека сознательно подчиняться установленным нормам, правилам, канонам и т.п.

Феномен стремления политиков к монополии на обладание истиной известен в истории культуры со времен Платона. Истина здесь есть, во-первых, знание о том, какова реальность сама по себе, и, во-вторых, знание о том, что с необходимостью должно произойти в будущем (или уже где-то есть). Разумеется, знания значимы в данном случае в качестве исчерпывающего обоснования целесообразности тех или иных политических решений и действий, направляемых как бы требованиями высшей реальности. В своей работе «Ценность и истина» А. Комт-Спонвилль, исследуя специфику взаимоотношений власти и знания, раскрывает эту своеобразную логику властителей: «Для Ленина, как и для Платона, истина нам доступна (даже если ясно, что это не является той же самой истиной и что она не имеет того же самого статуса!), знание ее достаточно для оправдания (юридически) действия, которое оно делает возможным (фактически). […] Понятно, что научно обоснованному действию нечего играть в демократию: истина же не принимается голосованием! И благодаря этому практический догматизм совершенно естественно приводит у Ленина (на практике), как уже было у Платона (в теории) к тому, что мы называем сегодня тоталитаризмом» [3]. В самом деле, политик, обладающий единственно истинным образом реальности вправе трансформировать, приводя к идеальному состоянию, как окружающую его действительность, так и окружающих его индивидов.

Просвещенный тиран, как отец большого семейства, склонен принимать на себя обязанности педагога, о чем в свое время писал А. Кожев: «Действительно, каждый человек получает полное удовлетворение только от признания тех, кого он сам считает достойными признания. Это верно и по отношению к государственному деятелю, и по отношению к философу. Чем больше он ищет признания, тем большим он считает сделать число «достойных». Сознательно или нет, государственные деятели часто впрягаются в такого рода политическую педагогику («просвещенный деспот» или тиран-»педагог»). Философы обычно делают то же самое, отдавая часть своего времени философской педагогике» [4].

Нетрудно заметить, что в рамках данной модели культура противостоит индивидуальной воле к жизни. Осознанно, неосознанно или по принуждению субъект вынужден подчинять собственную индивидуальность этическим и эстетическим нормам, а собственное мировоззрение – господствующей идеологии, эффективно встроенной в систему «абсолютно истинного» научного знания. Примером этой модели может служить развитие советской культуры в период с начала сороковых годов и, приблизительно [5], до конца восьмидесятых, иначе говоря, развитие тоталитарной культуры.

Как уже было сказано, постепенно формируется иная модель, для которой характерен нарастающий  кризис политической власти, выражающийся в ее десакрализации. Социальная структура усложняется, возникает конкуренция, социальные перегородки становятся более или менее проницаемыми. На ХХ съезде КПСС (14-25 февраля 1956 г.) Н.С. Хрущёв в известном докладе «О культе личности и его последствиях» подверг жесткой критике фигуру Сталина и тем самым уничтожил миф о непогрешимости коммунистической партии. Несмотря на то, что в задачи Н.С. Хрущёва входило как раз обратное — сохранить партию, ниспровергнув Сталина — тоталитарное государство потеряло одну из неотъемлемых своих характеристик – культ идеального Вождя, распространяющего благодать на каждое из составляющих общество сословий. Здесь необходимо отметить, что благодать, согласно мифологическим представлениям, распределяется неравномерно: мера ее убывает по мере территориального и статусного удаления сословия от сакрального центра. Партия в этом аспекте первична по отношению к пролетариату, который, в свою очередь, более близок к Вождю, нежели крестьянство и, таким образом, десакрализация фигуры вождя, вопреки ожиданиям, обернулась десакрализацией всей партии.

Культура периодов нестабильности характеризуется множественностью научных репрезентаций реальности, ни одна из которых не признается абсолютно истинной и, в связи с этим, находится по отношению к другим в состоянии конкуренции. Наука обретает ярко выраженный инструменталистский характер, в соответствии с которым ученые начинают усматривать свою миссию не в продуцировании абсолютно истинной картины мира, а в технологических решениях общественно значимых проблем. Последним оплотом классической «реалистской» науки явился СССР [6], с распадом которого инструментализм утвердился и на территории отечественной науки.

Релятивизация научного знания и неспособность политиков выражать свою волю от имени реальности в целом приводят к тому, что они трансформируются в демократических лидеров, фокусирующих волю определенных (реальных или виртуальных) социальных групп. Вслед за разрушением устойчивой системы представлений о реальности релятивизации подвергаются этические и эстетические ценности.

Релятивизация этических ценностей приводит к безусловному доминированию ценности жизни, т.е. индивидуального существования, по причине чего педагогическое воздействие на индивида затрудняется и возникает так называемый «массовый», т.е. минимально обработанный культурой человек. В контексте нашего исследования наиболее значимыми характеристиками массового человека являются, во-первых, его направленность на непосредственное проживание жизни (добывание средств для получения удовольствия и собственно получение удовольствия); во-вторых, его уверенность в обладании правом на моментальное удовлетворение потребностей и, в-третьих, готовность использования для моментального удовлетворения потребностей любые средства.

Релятивизация эстетических ценностей имеет следствием как изменение в понимании эстетического объекта (он трансформируется в объект-след), так и искусства в целом (которое становится совокупностью стратегий обладания над следами индивидуальной жизни, историей, пространством). В науке формируется ситуация методологического анархизма, в политике и педагогике – идеологической конкуренции, в искусстве – конкуренции эстетических программ и концепций. Фигуры Политика, Мыслителя, Учителя и Творца перестают совпадать в одном физическом лице, разделяясь на совокупность политических, научных и т.п. элит. Реальность обретает вид непрерывно перекраиваемого элитами поля, в пределах которого конкурентоспособность человека напрямую зависит от его готовности принять и воспроизвести экстремистские (террористские) модели поведения, т.е. навязать реальности собственные правила, нормы, каноны и т.п. В рамках данной модели культура, с одной стороны, служит интересам воли к жизни и, с другой, является средством самоутверждения индивидуального существования в обществе.

Развитие искусства в России ХХ века как нельзя лучше иллюстрирует идею циклического развития культуры в целом. Так, период нестабильности, охватывающий начало века и первые годы Советской власти, характеризуется борьбой целого ряда художественных группировок за доминирующее положение. Наблюдая культурную ситуацию данного периода, мы видим множество конкурирующих между собой эстетических программ, каждая из которых, с одной стороны, ниспровергает принципы классического искусства и, с другой, утверждает новые правила художественного видения и практического освоения реальности. Искусство выплескивается на улицы, сливаясь с жизнью и становясь одним из наиболее эффективных средств выражения ее неповторимости, изменчивости и противоречивости.

В начале 1940-х годов ситуация стабилизируется, и в искусстве утверждается единый художественный стиль – социалистический реализм, положивший конец дискуссиям о том, каким должно быть подлинно народное искусство. Данный стиль формально возвращает искусство к «классике», однако на уровне образов и сюжетов представляет потребителю новую, тотально идеологизированную реальность, в рамках которой действуют столь же идеологизированные персонажи. Воспитательная и прогностическая (т.е. предваряющая коммунистическое будущее) функции художественного произведения безусловно доминируют над остальными. Так искусство становится инструментом идеологической обработки реальности и включенного в нее человека.

В семидесятые годы соцреализм подвергается деконструктивистскому переосмыслению в соцарте, и борьба за новое искусство развертывается с прежней силой: «Искусство 70-х, первой половины 80-х годов, существовавшее в глубоком подполье, сформировалось и сформировало определенную идеологию. […] Собственно искусство постепенно становилось формой общественного (или антиобщественного) жеста. Асоциальность и аполитичность – его содержанием» [7]. Асоциальность и аполитичность авангарда 1970-х, на наш взгляд, есть не что иное, как осознание и утверждение уникальности индивидуального существования и индивидуального видения реальности в противовес уничтожающей всякую индивидуальность, мертвой «системе», потерявшей свою сакральность.

Во второй половине 1990-х годов новое искусство успешно коммерциализировалось, а его основные авторы прочно укрепились в рядах художественной элиты. Время, впрочем, внесло определенные коррективы: нестабильное состояние искусства продолжается вплоть до настоящего времени, хотя откровенно разрушительных действий авангард уже не предпринимает. Возможно, общая стабилизация российского общества, начавшаяся приблизительно в 2005-м году, снова породит как образцы идеологически корректного искусства, так и новые группы его активных ниспровергателей.

Вышеизложенное позволяет сделать следующие выводы:

1. Степень культурной обработанности исходного жизненного материала позволяет разделить историю любой страны на совокупность сменяющих друг друга периодов стабильности и нестабильности, в целом совпадающих с периодами сакрализации и десакрализации политической власти данной страны. Периоды стабильности характеризуются достаточно жесткой политической властью и относительно устойчивой социальной структурой, предполагающей минимальную социальную мобильность. При этом власть репрезентируется (в официальном дискурсе) и воспринимается обществом в качестве сакрального института, а официальная идеология принимается большинством как система непререкаемых догм. В культуре данного периода господствует уверенность в истинности имеющейся совокупности знаний (научной картины мира), на основе которых выстраивается система идеологической, т.е. педагогической (политической, морально-нравственной) и эстетической («стилистической») обработки реальности, а также включенного в нее человека. В области науки способ обработки реальности именуется методом, в области педагогики – законом, в сфере эстетики – стилем. В рамках данной модели культура противостоит воле к жизни.

2.Культура периодов нестабильности характеризуется множественностью научных репрезентаций реальности, ни одна из которых не признается абсолютно истинной. Наука обретает инструменталистский характер. Релятивизация научного знания и неспособность политиков выражать свою волю от имени реальности приводят к тому, что они трансформируются в демократических лидеров, фокусирующих волю определенных социальных групп. Вслед за разрушением устойчивой системы представлений о реальности релятивизации подвергаются этические и эстетические ценности. Релятивизация этических ценностей приводит к доминированию ценности жизни, т.е. индивидуального существования, по причине чего педагогическое воздействие на индивида затрудняется и возникает минимально обработанный культурой человек. Релятивизация эстетических ценностей имеет следствием как изменение в понимании эстетического объекта, так и искусства в целом (которое становится совокупностью стратегий обладания над следами индивидуальной жизни, историей, пространством). В науке формируется ситуация методологического анархизма, в политике и педагогике – идеологической конкуренции, в искусстве – конкуренции эстетических программ и концепций. В рамках данной модели культура, с одной стороны, служит интересам воли к жизни и, с другой, является средством самоутверждения индивидуального существования в обществе.



[1] Риккерт Г. Философия жизни. Киев, 1998. С. 340.

[2] Или принципиальной достижимости истины в будущем.

[3] Комт-Спонвилль А. Ценность и истина: Циничные очерки. Самара, 2002. С. 22-23.

[4] Кожев А. Тирания и мудрость // Вопросы философии, 1988. № 6. С. 106.

[5] Здесь необходимо помнить, что некоторая дестабилизация советской культуры была достигнута в годы правления Н.С. Хрущева, однако, до коренных изменений дело так и не дошло: начавшаяся было «оттепель» достаточно быстро сменилась «застоем».

[6] Идеология которого не позволяла представить конкурирующие научные теории в виде равнозначных систем, непременно выстраивая их в иерархическую пирамиду по степени их приближения к абсолютной истине.

[7] Смирнова Д. Наша жизнь в искусстве // Декоративное искусство, 1990. № 8. С. 38.

СОЦИАЛЬНОЕ ПОНИМАНИЕ КУЛЬТУРОЛОГИИ

Автор(ы) статьи: Стерликова Т.
Раздел: СОЦИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

культурология¸ наука, статус культурологи, значимость, интегративность

Аннотация:

Одним из самых обсуждаемых вопросов современного образования, является вопрос о научном статусе культурологии. Культурология является признанной научной дисциплиной, давно доказавшей свою необходимость, состоятельность и эффективность во всем мире. В то же время она является достаточно молодой наукой, вызывающей значительное число открытых вопросов.

Текст статьи:

Интерес к культуре сопровождает всю историю человечества. Но никогда ещё она не вызывала такого пристального внимания, как в наши дни. Поэтому не случайно и появление особой отрасли человеческого знания, изучающей культуру, и культурологии, соответствующей учебной дисциплины.

Одним из самых обсуждаемых вопросов современного образования, является вопрос о научном статусе культурологии. Культурология является признанной научной дисциплиной. Она давно доказала свою необходимость, состоятельность и эффективность во всем мире. В России ситуация обстоит несколько иначе. Культурология является достаточно молодой наукой, вызывающей огромное количество споров. Перед российскими исследователями встает ряд многочисленных вопросов. Нужна ли российская культурология в современном мире, не является ли культурология маргинальной наукой, что такое культурологический подход.

Данное социологическое исследование на тему «Социальное понимание культурологии» проводилось с целью выяснить отношение общества к культурологизации современного образования и  культурологии, как научной дисциплине.

Респондентам предлагалась анкета с рядом вопросов, соответствующих данной тематике. В процессе исследования было опрошено 50 человек в возрасте от 18 до 40 лет. Данная возрастная категория респондентов наиболее подходит для данного опроса, так как люди от 18 лет уже имеют за плечами знания, определяющие их предрасположенность к тем или иным наукам, которые смогут ответить на предложенные вопросы. Люди до 40 лет  уже получившие образование, работающие в той или иной области, возможно, продолжают обучение, либо находятся в научной сфере.

Данные, полученные в процессе исследования, позволяют говорить о том, что тема культурологизации образования, является актуальной для общества. 87 % опрошенных показали достаточно глубокие знания в области данной тематики исследования. 2% — низкий уровень знания в этой области, и 11% опрошенных показали поверхностные знания.

Респонденты, которые оказались более осведомленными по предложенной теме, относятся к  возрастной категории от 20 до 30 лет, обучающиеся в вузах. Стоит отметить, что происходящая гуманитаризация образования, внедрение в высшие учебные учреждения дисциплин культурологического цикла, создания в вузе гуманитарной сферы, способствует самореализации, самоопределению личности студента в пространстве современной культуры. Данное число опрошенных, находятся в процессе освоения профессиональных дисциплин, в том числе и культурологических.

Достаточно поверхностные знания показали респонденты в возрасте от 30 до 40 лет. 11 % от общего числа респондентов, не изучали культурологию в вузе, поэтому формируют свое мнение по данной тематике на основе самостоятельно полученных знаний.

Стоит отметить, что деятельность респондентов и возрастная категория, в которой они находятся, играют немаловажную роль в знаниях, которыми они руководствовались, отвечая на предложенные вопросы.

Вопрос о статусе и социальном понимании культурологии, о ее роли в гуманитаризации образования, разделил мнения респондентов таким образом, что одни считают, что культурология принципиально не может быть самостоятельной наукой, приписывая ей междисциплинарный характер. Другие настаивают на том, что это синтез других фундаментальных наук, дающий новое знание и имеющий свой специфический подход, что, в общем, дает все основания для определения культурологии как науки.  Аргументы и одних, и других не безосновательны, и, при попытке подробного рассмотрения оказывается, что они настолько сопряжены друг с другом, что в конечном итоге составляют единое целое. Это видно на примере многих аспектов, поддающихся критике. В частности, на примере методологии, о наличии которой часто возникают споры. С одной стороны заявляется, что культурология не имеет своего собственного метода исследования, а лишь пользуется заимствованными из других фундаментальных наук, прежде всего, истории. Однако, весьма резонно замечают с другой стороны, что подобное положение дел играет лишь на руку культурологии как науке, так как лишний раз показывает всю научную широту и глубину, которые и берутся как раз от использования разноплановых методов.

Любая наука использует свои специфические методики, приемы рассмотрения тех или иных процессов и явлений, которые она изучает. Методы, применяемые в физике, отличаются от методов, применяемых в социологии или других науках. Но иногда применяются методы схожие, тождественные для различных наук. Граница между методами — подвижна; приемы, вырабатываемые в рамках одной науки, начинают успешно применяться в других. Раньше считалось, что подобно тому, как любая наука имеет свой предмет изучения, она должна иметь и свой специфический метод. Позднее выяснилось, что не ко всем наукам это применимо, особенно к социальным и гуманитарным.

Стоит отметить, что поскольку у социальных и гуманитарных наук имеется общий объект исследования, изучения, то все эти науки тесно взаимодействуют друг с другом в изучении этого объекта (Таблица № 1).

Таблица № 1. Специфика социального и гуманитарного знания

Социальное знание

Гуманитарное знание

Особенности: выяснение закономерностей, определяющих устойчивость и изменения в социокультурной жизни, анализ факторов, влияющих на поведение людей

Особенности: выделение собственно научной гуманитарного знания и эзотерического знания, основанного на чувствовании, интуиции, вере

Объект: общество (человек)

Объект: человек (общество)

Предмет: социальные связи и взаимодействия, особенности функционирования социальных групп

Предмет: уникальное, неповторимое, во взаимосвязи с понятием личности; проблемы внутреннего мира человека, жизни его духа.

Науки: социология, политология, право, политическая экономия, философия, социология культуры и т.д.

Науки: филология, искусствоведение, история, культурная антропология, психология и т.д.

Ведущая познавательная ориентация: - строится на эмпирическом и рациональном методическом фундаменте, социальные факты рассматриваются как «вещи» (Э. Дюркгейм); — приобретает характер прикладных исследований; — включает разработку моделей, проектов, программ регионального социокультурного развития.

Ведущая познавательная ориентация: — рефлексирует по поводу социокультурного смысла данного факта; — рассматривает в качестве текста любую знаково-символическую систему, имеющую социокультурный смысл; — предполагает диалогичность.

 

Естественнонаучные и социогуманитарные знания так же имеют схожесть и взаимосвязь в области своих специфик (Таблица № 2).

Таблица № 2. Специфика естественнонаучного и социогуманитарного знания

Естественнонаучное знание

Социогуманитарное знание

Объект познания: природа

Объект познания: человек

Субъект познания: человек

Субъект познания: человек

«Объективный» характер

Оценочный характер

Методы познания: количественные и экспериментальные

Методы познания: историко-описательный, историко-сравнительный, функциональный и др., предполагают интерпретацию автора

Установка в методологии: анализ

Установка в методологии: синтез

 

Это предопределяет то обстоятельство, что культурология, как гуманитарная наука, имеет тесные связи с другими науками: философией, историей, литературоведением, искусствоведением и т. д. Все эти науки обмениваются друг с другом знанием, методиками, взаимно обогащая, дополняя друг друга, утверждая в познании человека картину мира и общества, наиболее соответствующую реальным процессам, характеризующим человеческие сообщества в их функционировании и развитии. Относительно методологии можно сказать: эта научная область является общегуманитарной, поэтому и методы и методологию она может использовать практически всех гуманитарных наук.

Что касается категориального аппарата, то здесь культурологию часто обвиняют в отсутствии собственного, специфического набора категорий, в заимствовании из близких научных областей, преимущественно из философии. Но в этом заимствовании нет ничего предосудительного — культурологическое знание выделилось из философии. Поэтому преемственность категорий здесь естественна и оправданна. Но культурология имеет не только эти заимствованные категории, исследователи выделяют и специфический категориальный аппарат этого знания. Предметное поле культурологии определено четко — это культура. Это её специфический предмет, отличающий её от других социальных, гуманитарных дисциплин, делающий необходимым её существование как особой отрасли знания. Само понимание культуры, достаточно, широкое.  И хотя нет единого определения культуры, все ученые сходятся в понятии культуры как предмета изучения.

И, наконец, о фундаментальных научных исследованиях. За свою небольшую историю культурология уже имеет авторов и их сочинения, которые исследуют как отдельные культурные явления, так и теоретические вопросы культурологии. Стоит выделить основные разделы культурологии, которые имеют свою сферу исследования (Таблица № 3).

Таблица № 3. Разделы культурологии

Разделы культурологии

Сферы исследований

Фундаментальная культурология

Цель: теоретическое познание феномена культуры, разработка категориального аппарата и методов исследования

Онтология и гносеология культуры

Многообразие определений культуры и ракурсов познания, социальных функций и параметров. Основания культурологического знания и его место в системе наук, внутренняя структура и методология

Морфология культуры

Основные параметры функциональной структуры культуры как системы форм социальной организации, регуляции и коммуникации, познания, накопления и трансляции социального опыта

Культурная семантика

Представления о символах, знаках и образах, языках и текстах культуры, механизмах культурной коммуникации

Антропология культуры

Представления о личностных параметрах культуры, о человеке как «производителе» и «потребителе» культуры

Социология культуры

Представления о социальной стратификации и пространственно-временной дифференциации культуры, о культуре как системе социального взаимодействия

Социальная динамика культуры

Представления об основных типах социокультурных процессов, генезисе и изменчивости культурных феноменов и систем

Историческая динамика культуры

Представления об эволюции форм социокультурной организации

Прикладная культурология

Цель: прогнозирование, проектирование и регулирование актуальных культурных процессов, имеющих место в социальной практике

Прикладные аспекты культурологии

Представления о культурной политике, функциях культурных институтов, цели и методы деятельности сети культурных институтов, задачи и технологии социокультурного взаимодействия, включая охрану и использование культурного наследия

 

Преподавание культурологии в негуманитарных вузах 85 % опрошенных считают необходимым. Объясняется это тем, что уровень общей культуры студентов стал настолько низок, что ставит под сомнение их личностную состоятельность, гражданские качества и даже их будущую профессиональную пригодность. Иначе говоря, бессмысленно готовить специалиста из человека, который не определился как личность. Сущность гуманитарного образования заключается в освоении тех аспектов культуры, которые обеспечивают способность личности к самопознанию, пониманию других людей и их сообществ. К таким аспектам культуры относятся: совокупность отношений людей к природе, между собой, к самим себе; система социальных норм и учреждений, духовные ценности; продукты духовного труда в сфере языка, искусства, общественных наук. Под уровнем образованности и профессионализма  понимается качество личности, которое характеризуется способностью решать задачи познавательной, ориентационной, коммуникативной и преобразовательной деятельности, опираясь на освоенный социальный опыт. Способность применять культурологический подход к конкретной профессиональной деятельности в значительной мере влияет на черты и характеристики профессиональной культуры специалиста, структурным элементом которой является социокультурная компетентность (Таблица №4).

Таблица № 4. Культурология профессиональных сфер деятельности.

Разделы культурологии

Сферы знания

Фундаментальный аспект

Цель: теоретическое познание феномена культуры в условиях техногенной цивилизации, разработка категориального аппарата и методов исследования

Онтология инженерной культуры

Разнообразие определений культуры и ракурсов познания, социальных функций и параметров

Гносеология профессиональной культуры

Основания знаний об инженерной деятельности и их место в системе наук, внутренняя структура и методология

Морфология профессиональной культуры

Основные параметры функциональной структуры инженерной культуры как системы форм социальной организации, регуляции и коммуникации, познания, накопления и трансляции социального опыта

Семантика инженерной культуры

Представления о символах, знаках и образах, языках и текстах культуры, механизмах культурного взаимодействия

Антропология инженерной культуры

Представления о личностных параметрах культуры, об инженере как «производителе» и «потребителе» техносферы

Социология культуры

Представления о социальной стратификации в рамках профессиональной культуры, о профессиональной культуре как системе социального взаимодействия

Социальная динамика профессиональной культуры

Представления об основных типах социокультурных процессов в рамках техногенной цивилизации, генезисе и изменчивости культурных феноменов и систем

Историческая динамика профессиональной культуры

Представления об эволюции форм социокультурной организации в рамках инженерной деятельности

Прикладной аспект

Цель: прогнозирование, проектирование и регулирование актуальных культурных процессов, имеющих место в практике техносферы

Прикладные аспекты культурологии техники

Представления о культурной политике, функциях культурных институтов, разрабатывает методы, основания и технологии прогнозирования, проектирования и регулирования социокультурных процессов, связанных с техносферой

 

В связи с этим культурологию можно считать основой любого профессионального знания, так как она в наибольшей степени отвечает задачам формирования творческой индивидуальности, отражения действительности в сознании человека в виде рациональных и нерациональных представлений, понятий, суждений, теорий, приобретения навыков создания и накопления знаний, развитие когнитивных качеств личности.

80 % респондентов склоняются к тому, что в школах обязательно должны преподаваться предметы культурологического цикла. 30 %  опрошенных от данного числа, которые не изучали культурологию в школах, считают, что студентам вуза трудно дается понимание дисциплин культурологического цикла, так как школа не готовит их к этому. Гуманитарным должно стать само образование в целом, как среднее, так и высшее, любой специальный предмет необходимо преподавать с гуманитарных позиций, подчеркивая его значение. Этого можно достичь путем создания единой образовательной концепции школ и вузов. Основываясь на культурформирующем свойстве культурологии, присущей ей интегративности и системности, эту науку следует рассматривать как базовую, вводящую учащегося в безграничный мир высоких ценностей. Главной культурной категорией здесь является становление личности. Мир ценностей, представленный как совокупность множественных артефактов,  позволяет обучающемуся ориентироваться на должные качественные показатели.  Приоритетное значение принципа культуросообразности в современной школе открывает возможности теоретического обоснования и практического воплощения нового типа образования, который определяется как культурологическое личностно-ориентированное. Основываясь на анализе инновационных процессов, связанных с гуманизацией и гуманитаризацией образования, определяются особенности  культурологической школы. В этой школе приоритетное значение придается изучению культуры и человека как ее субъекта, формируется образ культуры, общая картина мира связывается с общей картиной культуры (Таблица № 5).

Таблица № 5. Ряд желаемых культурологических дисциплин для преподавания в школах.

Наименование

дисциплины

Цели

МХК (Мировая художественная культура)

Формирование у учащихся целостной, многомерной картины духовного развития человечества в зеркале мировой художественной культуры; развитие способностей эстетического восприятия; выработка индивидуальных мировоззренческих позиций.

Краеведение

Расширение и углубление исторических и культурных знаний, на основе краеведческого материала, воспитывает любовь к своему краю.

Введение в культурфилософию

Формирование навыков философского мышления, познакомиться с разными культурами через проявление их мыслей, на основе этого выработать мировоззренческие, духовно-нравственные, эстетические установки и ценности.

Культура и религии мира

Владение хотя бы минимумом информации о религиозном наследии человечества поможет школьникам понять многие явления мировой художественной культуры.

История культуры

Данная дисциплина направлена на формирование у школьников целостного представления об истории культуры человеческого общества. Способствует освоению учащимися исторического и культурного наследия, исторически сложившихся традиций и ценностей.

 

Содержание образования характеризуется тенденциями к энциклопедичности, интеграции знаний, гуманистической и эстетической направленностью, которая распространяется и на области   естественнонаучного знания.

В целом, результаты исследования позволяют говорить о том, что культурология, как научная дисциплина, зарекомендовала себя в научной среде, достаточно прочно. Естественно, предлагаемые  в анкете вопросы, не могут полностью раскрыть глубину познания респондента в данной области. Данные вопросы составлялись с учетом того, что все-таки не каждый из респондентов имеет высокие знания по данной теме, при подборке вопросов, также учитывалось и то, что  само исследование не требовало от респондента обязательного причастия к культурологии. Важным и необходимым являлось выяснения отношения к данной проблеме.

По результатам данного социологического исследования, можно отметить то, что многие из респондентов, даже не имея глубоких познаний в предложенной теме, проявляли заинтересованность, желание в участие данного опроса.

Результаты исследования, можно назвать положительными, в конечном итоге, была достигнута поставленная цель. Также, хотелось бы отметить, что данная тематика исследования, как показали результаты анкетирования, имеет перспективу в дальнейшей разработке и проведения подобного исследования на выбранную тему.

ФЕНОМЕН ТАЛАНТЛИВОЙ ЛИЧНОСТИ КАК ПОЛИФУНКЦИОНАЛЬНОЕ ПРОЯВЛЕНИЕ ДАРОВАНИЙ

Автор(ы) статьи: Слепцова А.О.
Раздел: СОЦИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

творчество; гениальность; талант; одарённость; способности; природные задатки; политалантливая функциональность

Аннотация:

В статье обосновывается присутствия политалантливой функциональности у одаренной личности. Изучено соотношение между понятиями гениальность, талант, одаренность, способности, задатки; проанализированы различные степени развития способностей. Изучение понимания феномена творчества в различных философских системах позволило систематизировать теоретические разработки и выявить два основных подхода. В первом творчество рассматривается как самостоятельный феномен, автономный и самоценный. Второму подходу соответствует представление о трансцендентности источника и смысла творчества. Подробно рассмотрен вопрос о путях реализации творческого потенциала, доказано, что развитие доминантного таланта, стимулирует развитие потенциально возможных. Таким образом, можно говорить о том, что вообще, все сферы деятельности неразрывно связаны через творчество и представляют собой, по сути, общий путь обретения свободы.

Текст статьи:

Рассматривая любой исторический период, ученый, с какого бы ракурса он не изучал ту или иную эпоху, прежде всего, анализирует деятельность конкретных личностей, личностей, которые являлись творцами данной эпохи. На результатах этого анализа и строится представление об эпохе, как на научном, так и на обыденном уровнях. Так, античность прочно ассоциируется с Платоном и Аристотелем, Гомером и Софоклом, Сократом и Пифагором, средневековье, — это гениальные Омар Хайям, Данте Алигьери, Франческо Петрарка, Августин Блаженный и Фома Аквинский. Эпоха Возрождения, как период творческого универсализма – ярчайший временной отрезок, когда формируется особый тип личности «ренессансный человек»,- эпоха, когда творили Леонардо да Винчи, Микеланджело, Шекспир, Эразм Роттердамский. Николай Коперник и Джордано Бруно. Таким образом, можно «проиллюстрировать» любую эпоху, вся мировая история творится такими личностями, присутствие у которых полифункциональных дарований обеспечивает развитие человеческого общества. Талантливая личность – это вектор, направленный в будущее, поэтому особый интерес представляет рассмотрение феномена талантливой личности как полифункционального проявления дарований в историко-культурном и психолого-социальном ракурсах.

История является продуктом  человеческой деятельности. Социальные изменения, включая широкомасштабные исторические преобразования, являются результатом действий людей. В социальной истории нет ничего, что не могло бы быть расценено как преднамеренный либо непреднамеренный результат человеческих усилий. Спрашивая, кто делает историю, мы должны иметь в виду основные отличия между индивидуальными деятелями (людьми), их специфические способности.

В психологии творчества условно считается, что различные степени развития способностей можно расположить в виде иерархии:

- Гениальность (наивысшая степень);
— Талант;
— Одарённость;
— Способности;
— Природные задатки.

Задатки являются природными предпосылками способностей. Природа человеческих способностей до сих пор вызывает достаточно бурные споры среди ученых. Одна из господствующих точек зрения, ведущая свою историю еще от Платона, утверждает, что способности биологически обусловлены и их проявление целиком зависит от унаследованного фонда. Обучение и воспитание может лишь изменять скорость их появления, но они всегда проявятся тем или иным образом. В качестве доказательства врожденности способностей обычно указывают на факты индивидуальных различий, проявляющихся в детском возрасте, когда воздействие обучения и воспитания, казалось бы, еще не могло быть определяющим. Так, например, музыкальная одаренность Моцарта обнаружилась в 3 года, Гайдна — в 4. Талант в живописи и в скульптуре проявляется несколько позднее: у Рафаэля — в 8 лет, у Ван-Дейка — в 10, у Дюрера — в 15 лет.

В пользу наследственности способностей свидетельствуют также существующие многочисленные династии артистов, художников, моряков, врачей, педагогов… Однако, скорее всего, в большинстве случаев следует говорить не о биологической, а о социальной наследственности. Ребенок идет по стопам родителей не только из-за наследственной предопределенности, но и потому, что с детства узнал и полюбил их профессию.

Представители другой крайней точки зрения считают, что особенности психики целиком определяются качеством воспитания и обучения. Сторонники данного направления ссылаются на случаи, когда дети самых отсталых и примитивных племен, получив соответствующее обучение, ничем не отличались от образованных европейцев. Конечным выводом этой концепции явилось положение о том, что у каждого человека можно сформировать любые способности.

Однако жизненные наблюдения и специальные исследования свидетельствуют, что нельзя отрицать природных предпосылок способностей. Не признавая врожденности способностей, психология не отрицает врожденность особенностей (строения мозга, которые могут оказаться условиями успешного выполнения определенной деятельности). Эти врожденные анатомо-физиологические особенности строения мозга, органов чувств и движения, составляющие природную основу развития способностей, называют задатками. По сути дела, природные различия между людьми являются различиями не в готовых способностях, а именно в задатках. Так как задатки являются лишь предпосылкой развития способностей, то между одними и другими лежит весь путь становления личности. Развиваясь на основе задатков, способности являются все, же функцией не задатков самих по себе, а развития, в которое сами задатки входят лишь как предпосылка.

Развитие задатков — социально обусловленный процесс, и если в обществе возникла потребность в таких профессиях, где нужен именно тонкий музыкальный слух, и если данный конкретный человек имеет соответствующие врожденные задатки, то ему легче, чем кому-либо другому, развить соответствующие способности.

Общие способности, обеспечивающие относительную легкость и продуктивность в овладении знаниями в различных видах деятельности, нередко называют одаренностью. Одаренность может проявляться в различных сферах деятельности: интеллектуальной, академической (учебной),  художественной, в сфере общения (лидерство) и психомоторики. Одаренных людей отличает, прежде всего, внимательность, собранность, постоянная готовность к деятельности; им свойственная настойчивость в достижении цели, неуемная потребность трудиться, а также интеллект, превышающий средний уровень.

Одаренные люди проявляют громадное упорство в области своих интересов. Поэтому один из самых ранних показателей одаренности — это время, в течение которого 2-З-летний ребенок может сосредоточиться на одном занятии. Одаренные дети бывают поглощены своим делом несколько часов подряд и возвращаются к нему в течение нескольких дней в отличие от обычного ребенка того же возраста. Одаренность не является единственным фактором, определяющим выбор деятельности, как не является она и единственным фактором, определяющим успешность выполнения деятельности. Помимо одаренности человек, как минимум, должен обладать соответствующими знаниями и умениями.

Специфические различия в одаренности обнаруживаются главным образом в направленности интересов. Одни останавливаются на математике, другие — на истории, третьи — общественной работе. Дальнейшее развитие способностей происходит в конкретной деятельности.

Одаренность и способности людей отличаются не количественно, а качественно. Качественные различия одаренности выражаются не только в том, что один человек одаренная в одной сфере, другая — в другой, но и в уровне сформированности одаренности. Поиск в способностях качественных отличий — важная задача психологии. Основной вопрос не в том, насколько одаренная или способные конкретный человек, а в том, каковы одаренность, способности этого человека.

Присущие от рождения определённые способности и умения, которые раскрываются с приобретением навыка и опыта называются талантом.

Само слово «талант» происходит от меры веса «талант». В Новом Завете есть притча о трёх рабах, которым хозяин подарил монету под названием «талант». Один закопал свой талант в землю, второй разменял его, а третий приумножил. Отсюда и три выражения: закопал, разменял и умножил (развил) свой талант. Из Библии слово «талант» распространилось в переносном смысле: как дар Божий, возможность творить, и творить нечто новое, не пренебрегая им.

Талант — высокий уровень способностей человека к определенной деятельности. Это сочетание способностей, которые дают человеку возможность успешно, самостоятельно и оригинально выполнить определенную сложную трудовую деятельность.

Талант — это высокий уровень развития, прежде всего специальных способностей. Это совокупность таких способностей, которые дают возможность получить продукт деятельности, который отличается новизной, высоким уровнем совершенства и общественной значимости. Уже в детском возрасте могут проявиться первые признаки таланта в области музыки, математики, лингвистики, техники, спорта и т.д. Вместе с тем талант может проявиться и позже. Формирование и развитие таланта в значительной мере зависит от общественно-исторических условий жизни и деятельности человека. Талант может оказаться во всех сферах человеческой труда: в организаторский и педагогической деятельности, в науке, технике, в различных видах производства. Для развития таланта большое значение имеют трудолюбие и настойчивость. Для талантливых людей характерна потребность в занятии определенным видом деятельности, которая порой проявляется в страсти к выбранному делу.

Сочетание способностей, которые являются основой таланта, в каждом случае бывает особенным, свойственным только определенной личности. О наличии таланта следует делать вывод по результатам деятельности человека, которые должны выделяться принципиальной новизной, оригинальностью подхода. Талант человека направлен потребностью в творчестве.

Высочайший уровень одаренности личности, воплощается в творчестве, которое имеет историческое значение для жизни общества, называется гениальностью. Гений, образно говоря, создает новую эпоху в своей области знаний. Для гения характерны творческая продуктивность, овладения культурным наследием прошлого и вместе с тем решительное преодоление старых норм и традиций. Этимология слова «гений» восходит к античной культурной традиции. У каждого римлянина был свой гений — божество, сопровождавшее его в течение всей жизни — от колыбели до могилы, побуждая человека к тем поступкам, которые он совершал на жизненном пути. Отсюда и современная интерпретация гениальности,  — как предельно допустимой демонстрации творческого потенциала личности. Традиционно выражается в новых и уникальных творениях, с опозданием признаваемых «шедеврами». Иногда гениальность объясняют новым и неожиданным методологическим подходом к творческому процессу. Но, одно, несомненно, гениальная личность своей творческой деятельностью способствует прогрессивному развитию общества.

Творчество, — основа всех преобразований. По сути, творчество представляет собой возникающую в труде способность человека из предоставляемого действительностью материала создать новую реальность, удовлетворяющую многообразным человеческим потребностям. Творчество — деятельность, порождающая нечто качественно новое, никогда раньше не бывшее. Творчество как деятельность характеризуется неповторимостью, оригинальностью и уникальностью. Творчество становится базой, на фундаменте которой выстраивается вся жизненная стратегия личности.

Творческой личности присущи следующие черты:

  1. независимость – личностные стандарты важнее стандартов группы, неконформность оценок и суждений;
  2. открытость ума – готовность поверить своим и чужим фантазиям, восприимчивость к новому и необычному;
  3. высокая толерантность к неопределенным  и неразрешимым ситуациям, конструктивная активность в этих ситуациях;
  4. развитое эстетическое чувство, стремление к красоте.

В истории культуры наметилось несколько направлений в понимании творчества как такового и осмыслении феномена творческой личности. Понятие «творчество» в самом начале своего генезиса мыслится как относящееся исключительно к сфере сакрального – в связи с абсолютной значимостью акта божественной креации.

Платон рассматривал его как «божественную одержимость». Античная философия противопоставляла творческую деятельность человека как нечто преходящее вечному бытию. Вместе с тем, в философии Платона творческая личность (философ) в её стремлении к познанию обращается к высшему созерцанию сущности мира, идее Блага. В Средние века, как правило, феномен творчества теологизируется и мистифицируется.  Cредневековая теология активно разрабатывает идею Бога как творца мира «из ничего». Такая сакрализация рассматриваемого понятия продолжается в европейской культуре вплоть до эпохи Ренессанса.  Человек мыслит теперь себя творцом не только внешних ценностей – объективированного мира культуры, но и вполне самодостаточным творцом самого себя. В эпоху Нового времени под творчеством отныне понимается не столько создание вещей «из ничего», сколько ­создание новых вещей. Обновление понятия обусловило и новую теорию. С этой поры понятия «творчество» и «творец» сопрягаются со сферой художественной деятельности.

Однако уже на рубеже XIX–XX веков творчество по-прежнему определяется «новизной», но теперь может относиться и к иным сферам культуры: отныне говорят о творчестве ученого, политика, полководца, педагога и т.д. Уже в традиции немецкой философии все проявления культуротворчества (прежде всего, в области философии, религии, искусства) интерпретируются как самопознание и самоосуществление – универсальной божественной субстанции (например, Абсолютный Дух Г. Гегеля).

Ф. Ницше, критикуя современную ему культуру, видел назначение творчества в преобразовании самой сущности человека.

Широко известны теории З.Фрейда и Э.Фромма, в которых фрейдистская школа связывает творчество с сублимацией, т.е. желания под воздействием многочисленных общественных запретов переход в иную плоскость, находя свою реализацию, именно в процессе творчества Этот механизм помогает направить энергию, которая связана с сексуальными или агрессивными стремлениями, в другое русло, реализовать ее, в частности, в художественной деятельности. Механизм сублимации трактуется как основной источник творчества.

В философских произведениях А. Камю Творчество осмысливается как экзистенциальная проблема личности, как бунт против абсурдности существования в действительном мире; Творчество  представляется ему способом преодоления абсурда.

Как говорит Камю, творец “должен придать окраску пустоте”. При этом умение жить не менее важно для творца, чем умение творить. Если окончательный смысл всем произведениям творца придает его смерть, то самый яркий свет проливает на них его жизнь. Творить – значит придавать форму своей судьбе.   В русской философии В. Соловьёв рассматривал творчество как средство, которым человек стремится выразить ценности Красоты, Истины и Добра и постигнуть сущность «всеединства».      В.С. Соловьев развивает концепцию ­ творчества, согласно которой животно-человеческая природа должна преобразиться в богочеловеческую.

«Тема о творчестве, о творческом призвании человека — основная тема моей жизни»,- писал Бердяев.  Бердяев считает творчество фундаментальной характеристикой человека, только творчество говорит о призвании и назначении человека в мире; творчество, творческое отношение ко всей жизни есть не право человека, а долг и обязанность. «Бог ждет от человека творческого акта как ответ человека на творческий акт Бога».

Философ полагал, что способность к творчеству заложена в человеке, это есть его призвание и предназначение. Творчество человека представлялось ему как продолжение дела божественного творения, сотворчество с Богом, поэтому именно творчеством человек оправдывает своё существование. Именно в творчестве обнаруживается Двуединство человека.

Человек как творец есть соучастник Божьего творчества.  Тот самый момент, который конституирует человека как личность, — момент автономности, самоопределения — обнаруживается одновременно как носитель творчества. Момент творчества вовсе не есть исключительная привилегия немногих избранных исключительных натур. Духовный мир — как и мир вообще — построен иерархически; в нем есть подлинные Божий избранники, духовные вожди, определяющие пути его развития. Но эта иерархическая структура совмещается в духовном мире с равенством. В этом смысле различие между «творцами» и средним человеком оказывается лишь относительным, различием в степени. Всякий ремесленник, работающий с любовью и вкусом, вкладывающий в свою работу существо своей личности, руководится предносящимся ему идеалом и в этом смысле творит по вдохновению; и различие между ремесленником и художником только относительно. Человек не может вообще перестать быть личностью; поэтому он  всегда вкладывает хотя бы минимальный момент творчества в свой труд. Творческий элемент присущ  всякому познанию. Всякий человек, вносящий отпечаток своей личности в окружающую его среду.  Человек, как таковой, есть творец. Человек – точка пересечения двух миров. Об этом свидетельствует двойственность человеческого самосознания, проходящая через всю его историю.

Таким образом, можно выделить два противоположных подхода к проблеме творчества. В первом творчество рассматривается как самостоятельный феномен, автономный и самоценный. Творчество первично, это высшая ценность, не сводимая к чему-то другому. Искусство существует ради искусства. При другом подходе считается, что творчество вторично. Его цель внешняя. Творчество существует для чего-то. Оно должно быть соотнесено с другими более высокими ценностями. Человеческое творчество оправдывается только в контексте сверхчеловеческих смыслов. Первому подходу соответствует представление об имманентности источника творчества. Человек в самом себе обнаруживает нечто новое, особенное. Человек-творец сам есть источник и основание своего творчества.

Второму подходу соответствует представление о трансцендентности источника творчества. Человек является посредником, проводником трансцендентных смыслов. Выходя из себя, за свои границы и пределы, он прикасается к бесконечности и усматривает в ней всеобщие и универсальные смыслы. Такой подход представляет творчество как настоящий маргинальный феномен. И в этом радикальное отличие от первого подхода. Задача художника не в том, чтобы сделать что-то необыкновенное или исключительное, сказать нечто яркое или парадоксальное. Задача намного сложнее – выразить невыразимое, познать непознаваемое, совершить невозможное.

Таким образом, не без основания возникает вопрос о качественных и количественных путях реализации творческого потенциала.

Можно ли утверждать, что большинству гениально одаренных личностей были свойственны черты универсальной одаренности? Если универсальная одаренность есть свойство гениального дара, то из этого следует, что существует такая черта  (ось автономного психонейрофизиологического комплекса личности), которая зримо отличает гения от других людей. Из признания факта об универсальной одаренности гения следует, что гений обладает способностью менять вектор приложения своих творческих сил.

Еще в Древней Греции выдающимися считались те люди, чья деятельность охватывала сразу множество сфер приложения ума. Универсальность гениальной личности в ранний период истории была связана с тем, что наука древности развивалась преимущественно гениальными одиночками, которые являлись одинаково сильными «специалистами» в различных науках. Прославленные в древности мудрецы, оставили в веках не только след своих открытий и пророчеств, но и дали миру пример разносторонней одаренности. Универсальные идеи греческих мыслителей породили интегрированный подход, который в современную эпоху испытывает второе рождение. Стремление ранних греческих мыслителей понять сущность природы, космоса и мира в целом вело развитие разных наук параллельно друг другу, и открытия древности были интуитивными прозрениями приблизительно одного времени. В Греции не было ни одного крупного философа, который бы не проявлял себя кроме философии еще и в этике, в воспитании, в ораторском искусстве, в математике, но универсальность мышления Платона и его гениального ученика Аристотеля восхищает.

Но, по видимому, самый уникальный случай в мировой истории – это непонятная для понимания универсальность дарований Леонардо да Винчи, гений которого для человечества оставил творения и в искусстве, и в науке.

Споры в пользу универсальности как значимой и важной творческой характеристики (как оценивающей дар гениальности), по-видимому, будут продолжаться всегда. Первая точка зрения на эту проблему будет звучать так: удельные веса различной одаренности у гения резко не одинаковы, то есть основная одаренность, например, поэтический дар или дар художника, научное мышление и т.п. преобладает над способностями к другим видам творчества.

Другая точка зрения гласит: гениальность распределена равномерно, то есть удельные веса одаренности примерно одинаковы в различных видах творчества.

Универсальность – эта та черта личности, которая как никакая другая ось творчества, отличает гения от таланта. Гениальность неравномерно проявляется у одного человека. Палитра интересов гения, как правило, очень широка и она создает огромное поле в его сознании, обогащая философскую направленность творчества. Если же произведения автора объединяют сразу много пластов в литературном, художественном или музыкальном творчестве, то мы можем рассматривать его произведения как синтетические, как поиски предельных основ существования человека. Невозможно перечислить имена всех универсальных гениев, но даже  некоторые имена подтверждают идею об универсальных дарованиях этих людей. Универсальность как бытие проявляет себя не только, когда она себя находит в одном человеке, но когда в одном великом творении соединяются гениальность создателей и гениальность исполнения.

«Культура» есть сфера, раскрывающая сущность человеческого бытия как реализацию творчества и свободы, путем преобразования окружающей действительности.

Поэтому сущность творчества и его проявления в разных личностных аспектах, особенности у талантливой личности, представляет особый интерес. Он связан также и с тем, что талантливая личность практически всегда проявляет себя во множестве сходных или даже противоположных областях. Самопроявления личности непредсказуемы: в одной могут сосуществовать талантливый политический деятель и одаренный художник или великий ученый и гениальный музыкант.

Чаще всего, в силу временной ограниченности человеческой жизни талантливая личность избирает одно доминирующее направление своей деятельности, но творческий потенциал этим не исчерпывается и начинается поиск выхода творческой энергии в других областях.

Порой наблюдается парадоксальная ситуация: в глазах общества один талант гения заслоняет другой. Поэтому, так часто можно встретить в биографических изданиях фразы, подобные этой: «Если бы он не стал известен миру как гениальный поэт, то прославился как самобытный художник».

Таким образом, результаты изучения творчества любого одаренного человека свидетельствуют о том, что развитие доминантного таланта, безусловно, стимулирует развитие потенциально возможных. Достигнув определенного качественного уровня в одной сфере, происходит увеличение количества сфер. Сразу несколько талантов чаще всего проявляются в смежных областях, так например, гениальность Пушкина как поэта и прозаика, художника и музыканта, Микеланджело как скульптора и живописца, архитектора, философа, математика, Шопена как композитора и пианиста.

Но не менее известны случаи невероятной одаренности человека, в совершенно, на первый взгляд, разных сферах. Так, безусловный талант Черчилля — политика и Черчилля – живописца, побудил художника Освальда Бирли сказать: «Если бы Уинстон уделял живописи столько же времени, сколько политике, он стал бы одним из величайших художников нашей планеты».

Таким образом, можно говорить о том, что вообще, все сферы деятельности неразрывно связаны через творчество и представляют собой, по сути, общий путь обретения свободы.

Бесспорно, феномен талантливой личности, это явление, которое обеспечивает цивилизационный рывок. Персоналии, изучению творчества, которых посвящено множество исследований, поражавших современников и удививших потомков, великие личности, прославившиеся в одной области и параллельно совершившие гениальные открытия в другой, являются не просто  порождениями конкретной культуры, значение деятельности которых ценно только с точки зрения истории культуры. Появление подобной личности, это поворотный момент истории.

Поэтому, хотя конкретная талантливая личность прочно и ассоциируется с определенной эпохой, ее творческая энергия всегда устремлена в будущее, причем и реализуется она сразу в нескольких направлениях, ведь сами преобразования в любой системе, будь социальный строй или художественная деятельность, всегда носят комплексный характер.

 

Список использованной литературы:

  1. Андреев И.Л. Происхождение человека и общества. М., 1988.
  2. Бердяев Н.А. О назначении человека.  М., 1993.
  3. Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества.-М., 1989.
  4. Большая Советская Энциклопедия: в 30 томах. – гл. ред. А.М. Прохоров,

М., 1978.

  1. Гончаренко Н. В. Гений в искусстве и науке. М., 1991.
  2. Гуревич П. С. Культурология: Учебник для вузов. М., 2005.
  3. Камю Альбер. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде // Бунтующий человек. М.,1990.
    1. Дружинин В. Н. Психология общих способностей. СПб., 1999.
    2. Кассирер Э. Опыт о человеке. Введение в философию человеческой культуры. М.,1998.

10.  Рабинович Е. Г.  Мерное бремя // Ноосфера и художественное творчество. М., 1991.

11.  Человек: Мыслители прошлого и настоящего о его жизни, смерти и бессмертии. — гл.ред. И.Т.Фролов, М.,1991.

12.  Эфроимсон В.П. Генетика гениальности.  М., 2002.

ОБОСНОВАНИЯ НЕОБХОДИМОСТИ ОБНОВЛЕНИЯ ИСЛАМА В СОВРЕМЕННЫХ ИССЛЕДОВАНИЯХ

Автор(ы) статьи: Сертакова И.Н.
Раздел: СОЦИАЛЬНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

ислам, цивилизация, современность, обновление

Аннотация:

Рассматриваются проблемы существования современной исламской цивилизации, соотношение их с традиционным учением ислама, необходимость обновления ислама согласно требованиям современности, отражение этих идей в трудах отечественных и зарубежных ученых, как представителей мусульманской культуры, так и вне её.

Текст статьи:

В настоящее время ислам и сложившаяся на его основе исламская цивилизация переживают период, который обозначен рядом проблем или противоречий. Это, прежде всего, исламский фундаментализм, который сегодня, очевидно, понимается как угроза номер один для остального мира, а также ряд негативных явлений, которые противоречат установкам традиционного исламского учения, искажают их, трактуют в интересах определенных групп.

Вместе с тем, как отмечает Г. Мирский «ни одна религия не при­влекает такого внимания и не вызывает столько споров, как ислам. Его можно назвать самой сильной и жизнеспособной религией современно­сти. Ни в одной другой религии нет та­кого процента верующих, страстно и самозабвен­но преданных своей вере. Ислам ощущается как основа жизни и мерило всех вещей. Он привлека­ет все больше сторонников, многочисленные слу­чаи перехода в ислам контрастируют с практиче­ски ничтожным числом перехода из него в другие конфессии. В Соединенных Штатах ислам вскоре станет второй религией после христианства, от­теснив иудаизм. Простота и непротиворечивость устоев этой религии, отсутствие сложных интеллектуальных и метафизических конструкций, способность дать целостную и понятную картину мира, общества и устройства Вселенной — все это привлекает к исламу новые массы» [3]. Всё это позволяет говорить о жизнеспособности и перспективах дальнейшего развития исламской цивилизации, о её значительной роли в современном мире.

Анализируя рассмотрение культуроформирующих основ развития исламской цивилизации – исторических, философских, богословских — в трудах  известных современных исследователей ислама: Г. Мирского, Р. Гайнутдина, М. Лагенгаузена, следует отметить, что, как и в прошлом, сейчас исламский мир не представляет собой экономического, социального, политического, интеллектуального, эстетического однообразия, так как располагается на обширной территории и включает в себя большое количество государств и этнических групп, имеющих свои собственные традиции. «Имеется, однако, один об­щий знаменатель — мощная тенденция к возрожде­нию и утверждению тех самых духовных начал и традиционных ценностей, особого мироощущения, которые составляют основу исламской цивили­зации, вообще позволяют говорить о ней как об особой цивилизации» [3].

Начало XIX века, как известно, явилось важным переломным моментом в эволюции ислама. Произошли изменения в соци­ально-эко­номических структурах стран Востока, раз­витие национально-освободительного движения, изменения в общественном сознании. Всё это в совокупности повлекло за собой перемены во взглядах на роль ислама в обществе, как в рамках самой исламской цивилизации, так и за ее пределами. Эти процессы актуальны и в наше  время.

Насущная необходимость обновления ислама, всестороннего изучения, обсуждения этого вопроса, наконец действий, которые могут быть предприняты в целях изменения негативных сторон проблемы, подробно представлены  в работе  Р. Гайнутдина «Ислам в современной России». Актуальность постановки вопроса, как отмечает автор, обосновано «желанием поставить на обсуждение научной и религиозной общественности вопрос о дальнейших путях развития ислама и мусульманского сообще­ства России начала нового века, найти ответы на проблемы, которые ставятся перед мусульманским богословием современными реалиями религиозной и общественной жизни. Это потребовало, в свою очередь, изучения предпосылок возрождения ислама, изменений в его социальном и правовом статусе, противоречий в развитии религиозной жизни в современных усло­виях, доказательства не только необходимости, но, что немаловажно для российских мусульман, и воз­можности обновления учения ислама с учетом про­исходящих в их жизни изменений. Особое внима­ние автором уделено поиску путей обновления уче­ния ислама применительно к условиям идущей по пути демократических преобразований России с опорой на идеи, содержащиеся в Коране и Сунне — важнейших религиозных источниках, установле­нию и анализу их созвучных нашей эпохе сторон учения» [1].

В современном исламоведении магистральные процессы, протекающие в жизни исламской цивилизации, в целом характеризуются как «возрождение ислама», или «исламская реформация». В связи с этим следует говорить о ряде задач, которые стоят перед исследователями, занимающимися проблемой обновления ислама. Это:

  • выявление предпосылок возрождения ислама, сопровождающегося резким увеличением му­сульманских объединений и учреждений, акти­визацией религиозной жизни и в целом замет­ным возрастанием в обществе интереса к рели­гии, ее истории, роли в развитии человечества;
  • изучение реальных изменений в положении му­сульманских организаций в российском общест­ве, ставших основой возникшего партнерства между ними и органами власти, общественны­ми организациями;
  • всесторонний анализ изменений, произошедших в функциях ислама, мировоззрении современно­го мусульманина, установление противоречий в развитии ислама в современных условиях, опас­ностей, возникающих на этом пути;
  • на основе детального анализа Корана и Сунны, других источников раскрытие возможностей творческого развития, обновления учения исла­ма, поиск путей становления современного му­сульманского богословия, призванного способ­ствовать успешной адаптации верующих к тре­бованиям быстро модернизирующегося россий­ского общества и глобализации;
  • определение тех аспектов из опыта реформации ислама в России XIX — начала XX века (джа-дидизма) и обновления учения религии в му­сульманских странах дальнего зарубежья в со­временных условиях, которые могут оказать со­действие развитию религиозной мысли в нашей стране [1].

Данные задачи актуальны как для России, так и для остального мусульманского мира. «Представителям тех стран, где ислам не является доминирующей мировоззренческой системой,  представляется, что в мусуль­манских странах ислам существует в неизменном виде со времен Пророка Мухаммада. Тем не менее, есть конкретные примеры того, как под воздействием экономических и социальных процессов еще в XIX веке они были вынуждены пойти на изменение ряда положений шариата — мусульманского права.

Процесс этот в настоящее время идет более быстрыми, чем в прошлом, темпами, охватывая гораздо более ши­рокий круг общественных проблем. На прошедшей в конце января 2004 года в Мекке конференции, организованной Всемирной исламской лигой, ко­роль Саудовской Аравии Фахд бен Абдуль Азиз ас-Сауд заявил: «Мусульманский мир надо реформи­ровать во имя прогресса и преодоления труднос­тей». Под прогрессом мусульманскими государст­венными деятелями понимается, как правило, освоение не только технологических и научных завоеваний западного мира, но и его демократиче­ских ценностей и свобод. Они понимают, что бе­зоговорочное следование сложившимся веками порядкам, игнорирование достижений Запада, а то и открытое противостояние ему тормозит развитие самих мусульманских государств. Поэтому, как от­метил на той же конференции Генеральный секре­тарь Всемирной исламской лиги доктор Абдулла ат-Турки, мусульманский мир «…вместо того чтобы разрабатывать стратегию отношений с христиан­ским миром, вынужден бороться с трудностями». По выражению Президента Пакистана Первез Мушаррафа, «ни одна страна в настоящее время не может существовать и развиваться в изоляции от остального мира». Президент Египта Хосни Мубарак считает, что мусульманское общество долж­но произвести «переоценку ценностей» и изменить характер отношений со странами Запада.

Осуществляя реформы в обществе, лидеры и об­щественные деятели мусульманских стран акцен­тируют внимание на вопросах, непосредствен­но связанных с исламом и заметно изменяющих его функции в обществе.

Практически все они стремятся осуществить кар­динальную реформу системы образования, нося­щую во многом чисто конфессиональный характер. Так, бывший премьер-министр Малайзии Махатхир Мухаммад, с именем которого связаны боль­шие успехи этой страны в экономическом и куль­турном развитии, призывает мусульман более ак­тивно изучать современные прикладные науки при одновременном совершенствовании религиозных знаний, соблюдая между ними разумный баланс. Только таким способом, подчеркивает Махатхир, мусульмане могут достичь успеха в современной жизни. В ней, по мнению отставного малазийско­го премьера, вряд ли преуспеет тот, кто однобоко сосредоточится либо только на изучении религии, либо на прикладных науках. По-настоящему богобоязненные мусульмане должны обязательно зани­маться прикладными науками, ибо нет противоре­чия между религией и наукой, и последняя только укрепляет и углубляет веру» (цит. по [1]).

Кроме того, принципиальными критериями обновления ислама сообразно требованиям времени считают корректировку позиции самого духовенства. «Дело в том, что рядовые служители ислама, часто не обладающие достаточными для понимания пу­тей развития современного мира и неизбежности в нем изменений знаниями и жизненным опытом, неодобрительно относятся к действиям хорошо ин­формированных в этих вопросах государственных и общественных деятелей. В результате они неодо­брительно относятся к нововведениям, внесению изменений в привычную жизнь, так как считают, что они направлены против ислама и мусульман. А если учесть, что духовенство пользуется среди ря­довых верующих большим авторитетом и довери­ем, то их влияние на умы следует признать весьма значительным и препятствующим реализации реформаторских целей просвещенных государствен­ных и общественных деятелей». Таким образом, современное образование и просвещение, могут служить реальными механизмами в деле обновления ислама.

В качестве глобальной проблемы современности, отмеченной как эпоха мощной межкультурной коммуникации,  несомненно, выделяется вопрос:  каким образом элементы исламской культурной традиции могут взаимодействовать с другими традициями, то есть участвовать в «диалоге цивилизаций». Очевидно, что идея существования изолированных цивилизаций, или идеи превосходства одних цивилизаций над другими в современном мире должны быть признаны как потенциально опасные.

«Для вступления в диалог мы тоже должны быть готовы стать иными людьми, так же как и другим вступающим в диалог мы должны помогать становиться другими людьми. Если цивилизациям предстоит вступить в диалог, это по аналогии будет означать, что они должны быть готовы расстаться со своим прошлым состоянием и стать иными цивилизациями» — пишет Мухаммад Лагенгаузен в своей работе «Современные вопросы исламской мысли» [2]. По его мнению, исламская цивилизация не должна здесь стать исключением.

Сэмюэль Хантингтон предлагает политический анализ современного мира как разделенного на несколько цивилизаций, обладающих различными религиями, историей, индивидуальностью и ценностями. Он описывает отношения между этими культурными группами как столкновение цивилизаций, поскольку различия в ценностях и иных культурных факторах порождают конфликт. Он также рассматривает исламскую цивилизацию как основного противника современного либерального Запада. Он предлагает американским политикам прилагать больше усилий на защиту и развитие западной цивилизации. Книга Хантингтона привлекла значительное внимание и, в то же время, вызвала немало критики. Его разделение на цивилизации критиковалось как нечто произвольное. Его анализ также порождал обвинение в культурной, если не расовой, предвзятости. Его взгляд на историю подвергся атаке как неточный. Наконец, его политические предложения были раскритикованы как идущие вразрез с национальными интересами США.

Один из наиболее интересных ответов концепции «столкновения цивилизаций» был сформулирован Президентом Исламской Республики Иран Сайидом Мухаммадом Хатами, который в обращении к 53-й Генеральной Ассамблее ООН 21 сентября 1998 года выступил с призывом к диалогу цивилизаций и предложил, чтобы 2001 год был означен в качестве «года диалога между цивилизациями». Поскольку выражения «столкновение цивилизаций» и «диалог между цивилизациями» представляются естественным образом противоположными, так, что предложение президента Хатами видится в образе гуманной альтернативы столкновению, эти идеи и в самом деле столь различны, что принадлежат к различным категориям [4] .

Существование современного мира,  характеризующееся стремительной глобализацией, предъявляет свои требования к культурам и цивилизациям. Проблема балансирования между сохранением традиционных духовных ценностей и вызовами  современности стоит наиболее остро.

Чтобы попытаться ответить на вопрос, возможен ли, и в какой мере диалог цивилизаций, следует обратиться к этому понятию с точки зрения того, что он собой представляет, то есть с позиций коммуникации.

По словам М. Лагенгаузена: «В метафорическом смысле, вся совокупность продуктов цивилизации может восприниматься как ее речь. Цивилизации говорят посредством их искусств и технологий, через их литературу и закон, через историю их представлений. Даже если цивилизации не обладают мозгом для размышления, мысли возникают среди людей, составляющих цивилизацию, и отражаются в их труде, и их продукты могут быть отнесены к цивилизации в целом. Таким образом, есть определенное понимание, в свете которого цивилизации обладают языками, и, как человеческий язык демонстрирует его мысли, также мысли цивилизации отражаются в ее продуктах. Если же, цивилизациям предстоит вступить в диалог, то говорить для них – недостаточно. Они также должны слышать друг друга. Один человек демонстрирует то, что он выслушал другого, тогда, когда речь другого находит свое отражение в реакции и поступках первого. Если цивилизации говорят между собой через их продукты, то можно говорить о том, что они слушают друг друга, если продукты одной порождают реакцию, в исторических событиях или в собственных продуктах другой.

Вступая в диалог, один человек становится ответственным перед другим. Эта ответственность обретает крайние формы в случае диалога между цивилизациями, поскольку каждый становится ответственным перед другим, который рассматривается как представитель подходов, ценностей и традиций, чуждых для него самого. Быть ответственным в диалоге цивилизаций означает ответственно взвешивать сказанное или сделанное, равно как идеи или практики той цивилизации, с которой он себя отождествляет, и затем быть открытым необходимости развивать, объяснять, защищать и при необходимости либо развивать, либо отказаться от этого мнения и в последнем случае начать работу по выработке нового мнения в терминах, либо понятных чужой цивилизации, либо таких, которым можно научить и разъяснить» [3]. Это особенно важно для мусульман, так как роль ислама в диалоге цивилизаций довольно сложна.

Несмотря на существующие противоречия, мусульманская цивилизация, как считают многие исламские и западные мыслители, должна начать всерьез рассматривать проблемы западной цивилизации, а западная соответственно исламской. «Мы не можем долее удовлетворяться традиционными доказательствами, поскольку стандарты мышления, которыми они оперируют, более не являются принятыми повсеместно. Это не означает, что традиционная мусульманская теология или философия могут или должны быть попросту оставлены за бортом, скорее, вопросы теологии требуют более фундаментального критического отношения, нежели обычно. Мы должны начать с попытки понять то, как основные концепции теологии, концепции Бога, человека в мире, рассматриваются в Исламе и в христианской культуре, и как рациональный анализ этих концепций и их различное истолкование в исламской и христианской традиции может помочь нам расчистить путь к их пониманию» [3].

Таким образом, обновление ислама, под которым подразумевается прогресс в общественной жизни, признание новых правовых норм, свободы личности, освоение новых технологий, развитие науки, образования, участие в равноправном диалоге цивилизаций, является требованием современности и наиболее прогрессивные исламские государственные деятели и богословы, а так же обычные люди – современные мусульмане, приходят к такому пониманию и предпринимают определенные шаги, чтобы их цивилизация органично вписалась в современную мировую культуру согласно требованиям нашего времени.

Литература:

  1. Гайнутдин Р. Ислам в современной России. М.: Фаир-Пресс, 2004. – 320 с.
  2. Лагенгаузен М. Современные вопросы исламской мысли [Электронный ресурс] // Информационно-аналитический сайт религиозного объединения мусульман-джафаритов Санкт-Петербурга: сайт. —  URL: http://www.shia.spb.ru/publ/info/174 (дата обращения 10.03.2010).
  3. Мирский Г. Исламская цивилизация в глобализирующемся мире // Мировая экономика и международные отношения. – 2004. — №6. — С. 29-37.
  4. Сравнительное изучение цивилизаций. Хрестоматия. Составитель Б.С. Ерасов. — М., 1999. – 556 с.