образование, художественная жизнь, культурно-просветительная работа, модель

Культурно-просветительное образование в советской России стало формироваться сразу же после революции 1917 г. и прошло долгий и сложный путь развития. В результате - сложилась система подготовки кадров специалистов для работы в культурно-просветительных учреждениях, которая доказала свою дееспособность и необходимость

Текст статьи:

Образование – фактор формирования индивидуального и общественного сознания, канал социализации, выражающий ценностные установки общества и социальные ожидания. В советской России эффективность образования была обусловлен ролью правящей партии и зависимостью уровня культурно-просветительного образования от ее политики. Образование — это, с одной стороны, развитие, идущее изнутри и основанное на природных способностях человека, с другой — это извне определяемое формирование личности, преодоление и замещение ее природных наклонностей социально и культурно обусловленными умениями и навыками. Образование — это процесс приобщения человека к культуре и в то же время результат иптериоризации культуры, включения его в мир человеческой субъективности, важнейшая форма трансляции культуры, социокультурная система, обеспечивающая культурную преемственность и развитие человеческой индивидуальности. В соответствии с Всеобщей декларацией прав человека образование должно быть направлено на развитие творческих качеств личности, на преодоление «технократического снобизма», выработку многокритериальных оснований в определении путей решения задач (полезность, эффективность, безвредность, экологичность и т. д.), включение духовно-нравственных критериев в систему профессиональных технологий.

Трансляция знаний – важная сторона процесса образования. Советская власть предполагала стандартизацию интеллектуальной жизни, обусловленную процессом формирования коммунистического воспитания. Это заставляет задуматься о содержании культурно-просветительного образования и ценностных ориентациях в системе его организации в советское время.

С первых лет советской власти ставились вопросы о профиле специалистов, объеме требований, предъявляемых к личности культурно-просветительного работника, об объеме и содержании обучения этих кадров, о квалификационной характеристике отдельных специальностей [1].

Система подготовки кадров работников культурно-просветительных учреждений формировалась постепенно. В 1918 г. открываются институты внешкольного образования. Одним из первых начал работу Петроградский институт, в который было зачислено 100 слушателей. Кроме того, Внешкольный отдел Наркомпроса ежегодно открывал в Москве центральные курсы подготовки инструкторов для библиотек, клубов, школ для взрослых и музеев. Только в 1919 г. было открыто 55 центральных курсов, на которых было подготовлено 6268 человек. В 1920 г. работа курсов получила еще больший размах. Слушатели таких курсов принимали активное участие в проведении агитационных кампаний, участвовали в коммунистических субботниках, культурно-просветительной работе.

Помимо центральных курсов, на местах открывались курсы губернского, уездного, волостного значения [2; 70].

Культурно-просветительное образование в советской России  представляло собой систему специальных учебных заведений, которая предполагала несколько ступеней: среднее специальное, высшее и послевузовское профессиональное образование. В нем наблюдалось соединение знаний с личными качествами человека, готовящегося стать культурно-просветительным работником.

Кроме того, культурно-просветительное образование в СССР был способом формирования целостной гармонически развитой личности в процессе профессионального овладения богатством народного художественного творчества.

Так, институты культуры готовили специалистов, в квалификационную характеристику которых входили: обязательное владение систематизированными теоретическими знаниями в сфере культуры и искусства и умениями и навыками организации народного художественного творчества в коллективах художественной самодеятельности.

Культурно-просветительное образование было интегративном, сложносоставным направлением, которое имело единые основания, целевые ориентации, и было связано взаимодействиями и взаимовлияниями с широким социокультурным контекстом, т.е. с экономическими, политическими, правовыми и иными процессами общественной жизни в рамках советской эпохи. При таком понимании сущности этого образования необходимо согласиться с тем, что накопленный в советской России опыт его развития исследовался в основном по частным вопросам, отдельным жанрам (музыкальное, театральное и т.п. образование), и не получил пока обобщенной характеристики в контексте многообразных социокультурных процессов, происходящих в советской России.

Многожанровость, «многосоставность» культурно-просветительного образования, естественно затрудняют его анализ, системное изучение. Не меньшую трудность представляет и то обстоятельство, что его базой является художественное творчество, за исследование которого до сих пор берутся преимущественно узкие специалисты (музыканты, художники и т.п.), для которых проблемы собственно образования являются «периферийными».

Нужно отметить, что развития культурно-просветительного образования базировалось на сложном фундаменте, что было обусловлено его двойственной природой, одновременным нахождением в системе образования и в системе художественного творчества. Отсюда, с одной стороны, жесткая регламентация, вызываемая спецификой образовательной практики в советском обществе, с другой, — подчинение живому процессу творчества.

В совокупности данная двойственность природы (двуполярность) определяла, в конечном счете, относительную самостоятельность процесса развития культурно-просветительного образования, его ограниченную зависимость как от установок партии и государства, так и от стандартов, принятых в художественном творчестве советской эпохи.

Итак, культурно-просветительное образование в советской России реализовалось на среднем и высшем уровнях. На этих уровнях осуществлялось формирование специалистов соответствующей квалификации.

Институты культуры готовили специалистов в области культурно-просветительной работы, которые, прежде всего, выполняли функции пропагандистов и агитаторов идей и установок партии и правительства советской России. Кроме того, в институте культуры важным аргументом была реализация принципа творчества. Советский человек должен был удовлетворить свои потребности не только прагматически, но и креативно, самореализоваться в творчестве, пользоваться признанием и уважением. Мотивом получения образования было не просто получение профессии, но и умение пропагандировать политику государства, совершенствовать свой имидж, компетентность, овладевать навыками коммуникации.

Будущего специалиста обучали различным видам творчества, в результате чего повышалась профессиональная активность, опирающаяся на его активный диалог с преподавателем, на создание своего культурно-смыслового мира, выработку методологии интеллектуального поиска в рамках, поставленных государством.

Итак, культурно-просветительное образование есть ценностный феномен, в котором формировались механизмы самосовершенствования и саморазвития личности студента в советском вузе. Под этим образованием понимались внутренние содержательные аспекты человеческой жизнедеятельности, определяемые ценностями, значениями, смыслами, символами, идеалами, нормами советской жизни. Под ценностями в данном случае можно понимать положительную или отрицательную значимость события, явления, процесса для человека, возникающие в результате ценностного отношения на субъект-объектном и межсубъектном уровнях. В них совпадают значимое и должное, средства и цели, содержание и форма, благодаря которым создается многомерное аксиологическое поле культурно-просветительного образования, помогающее студенту освоить ценностно-нормативный уровень знания, выступающего важнейшим компонентом формирования специалиста культуры.

Содержание и формы ценностного влияния на студента, а также механизмы их взаимосвязи различны на каждом этапе обучения в вузе. Это связано с генезисом ценностных представлений в сознании будущего специалиста, трансформацией и усложнением знания, необходимого для формирования специалиста.

На первом этапе — обучение непосредственно связано с удовлетворением начальных «потребностей», состоянием студента, которое обусловливается особенностями образовательного процесса в вузе, а также его психической и социальной активностью. Потребности в знании при этом выступали ведущими стимулами в поведении студента. Они были «представлены» ощущениями и эмоциональными реакциями.

На этот первичный уровень овладения знаниями как бы «нанизан» и первый этап форсирования профессиональной культуры: немотивированный, так как он протекает вне рациональной мотивации, подкрепленной развитыми эмоциональными структурами психики. Студент не рефлектирует над своими поступками и поведение его, соответственно, не мотивировано в собственном смысле слова, а причинно (причина объективна — необходимость овладеть знаниями). На этом этапе овладение профессиональными знаниями осуществляется через пока еще малоосознанное или бессознательное поведение, через подражание, интуитивную регуляцию, идентификацию, имитацию и др.

Знания, полученные на этом первом этапе обучения, выступают объективным фактором, способствующим формированию мотивационной структуры профессиональной культуры, и выступают её основанием.

Нормативно-ценностная система образования однозначно предписывает студенту требуемое поведение, задает профессиональный стандарт получения знаний в различных вариантах, в зависимости от получения той или иной специальности. Профессиональная культура студента формируется извне заданными ценностными установками, стандартами, нормами. При этом основные ценности образования не вычленяются студентом как свои собственные, еще нет сформированной системы ценностных ориентаций, поэтому мы говорим о регуляции объективного типа.

В функциональном плане ценности, представляющие собой определенный набор знаний, на этом этапе выступают как эталоны.

В ходе дальнейшей профессионализации происходит закономерный процесс накопления знаний, замена стихийно-ценностной определенности определенностью культурно-просветительной, а именно — профессиональной.

Это происходит на втором этапе обучения, который можно назвать мотивированным, так как знания, воспринятые через язык и все многообразие знаков и символов, выступают в качестве мотивов дальнейшей профессиональной деятельности. Студент при этом пытается сознательно отстаивать принятые знания, которые выступают уже не просто как нормы, но и как идеалы, стремление к которым заставляет его совершенствоваться. Знания, таким образом, заключают в себе мощный механизм самосовершенствования личности студента.

На втором уровне овладения специальностью происходит осознание знаний как ценностей на уровне личностного смысла, то есть в контексте реальной жизнедеятельности личности в соответствии с её внутренним субъективным миром, системой норм. В результате складывается аксиологическое «Я – личность», формируется система ценностных ориентаций будущего специалиста культуры. Последние представляют собой систему, самостоятельно выработанных, внутренних отношений к объективным обстоятельствам бытия, абстрактно-общезначимым ценностям конкретной культуры. Личностные ценности и система ценностных ориентаций выступают как формы активного отношения молодого человека к своему внутреннему миру, как факторы, детерминирующие его развитие. Можно утверждать, что на втором этапе получения знаний в вузе также осуществляется регуляция его жизнедеятельности, но поступки и образ жизни студента детерминируются через набор учебных предметов, овладение им основами какого-либо направления художественного творчества.

Таким образом, знания, полученные на втором уровне образовательного процесса из объективного внешнего фактора становятся внутренним, субъективным фактором дальнейшей социализации а, по сути, фактором самодетерминации личности, индивидуального саморазвития, самоосуществления, самопроектирования.

Вот почему культурно-просветительное образование в советском вузе — это не просто усвоение человеком определенной системы социальных ценностей, норм, но и процесс творческого самоосуществления индивида на основе ценностно-ориентационной деятельности.

Таким образом, культурно-просветительное образование в советской России, с одной стороны, — пpoцесс усвоения определенных знаний, сосредоточенных преимущественно в ценностях культуры, формирующий социально-зрелую личность, адаптирующуюся и входящую в определенную социальную общность. С другой, — это процесс становления внутреннего духовного мира студента, его индивидуальности, процесс самоосуществления специалиста, предполагающий выход за пределы наличных объективных условий и обстоятельств. Это — умение проектировать возможности создания качественно новой peaльности на основе полученных знаний. Следовательно, это — двухсторонний процесс формирования профессиональной культуры будущего специалиста, который предполагает и умение проектировать свою будущую профессиональную карьеру и имидж.

Таким образом, можно утверждать, что культурно-просветительное образование есть сложный, непрерывный процесс освоения и накопления ценностей культуры, от чего зависел интеллектуальный потенциал советского общества. Он формировался постепенно, имел глубочайшие корни, которые все больше и больше обволакивались идеологическими установками правящей партии.

Советское общество требовало от выпускника вуза культуры постоянного совершенствования своих профессиональных качеств, что, соответственно, ставило проблемы улучшения качества подготовки специалистов. Помимо владения обширным спектром знаний и умений, выражающихся в профессиональной деятельности, он должен был свободно ориентироваться в любой обстановке, складывающейся в производственном социуме.

Государству нужен был специалист, профессионализм которого имел личностное основание, интегрирующее культуру знаний, чувств, творческого действия, владеющего многими профессиональными навыками и умениями.

Основными задачами высшего образования были: подготовка высококвалифицированных выпускников и ответственных граждан, способных успешно действовать во всех сферах общественной практики. Высшие учебные заведения обеспечивали такое образование, которое воспитывало в них хорошо информированных и глубоко мотивированных граждан.

В этом случае можно обратиться к проблеме формирования имиджа специалиста вуза культуры.

С английского – имидж – «образ». Если говорить об имидже студента – будущего работника культурно-просветительного работникам, то под его «образом» имеется в виду, не только визуальный, зрительный образ, но и образ мышления, действий, творчества, и т.д. Иначе говоря, имидж студента вуза культуры – это представление о нем как о будущем специалисте.

Термин «имидж» весьма популярен в специальной литературе. Исследования в этой области, несомненно, заслуживают пристального внимания, поскольку в них заложен потенциал для научного осмысления имиджа студента вуза культуры. К примеру, используя наработки А.Ю. Кошмарова, можно утверждать, что имидж советского студента отражал выразительную сторону его образа [3; 426]. А по аналогии с И.А. Федоровым можно определить исследуемый имидж как систему социального программирования духовной жизни и поведения субъектов, общецивилизационными и ментальными стереотипами и символами группового поведения, опосредованную мощью мотивации успеха, эталоном желаемого впечатления, миметическими способностями субъекта и ситуацией. В.Н. Маркин пишет, что имидж – это не маска, не приукрашивание своего профессионального облика. Стержень здесь – возможность передать информацию о себе, о своих истинных (личностных и профессиональных) устоях, идеалах, планах, деяниях [4; 122].

Объектом его выступает в нашем случае – студент советского вуза культуры. Его имидж – информативен, так как сообщает окружающим о некоторой совокупности признаков, которые присущи ему как объекту исследования. Формирование имиджа советского студента зависело от многих факторов, которые не являлись чем-то однажды заданным и неизменным. Он динамичен, постоянно преобразовывался, видоизменялся в соответствии с изменениями, происходящими в окружающем социуме. Это позволяет говорить о нем как о культурологической универсалии.

В сознании советского студента укреплялось представление об имидже как об определенной ценности, от наличия и качества которой зависел его творческий и жизненный успех. Это, естественно, порождало соответствующую потребность, оформляющуюся в социальный заказ, ответом на который было формирование специалиста культуры.

Теоретические предпосылки к разработке имиджа советского студента  основывалось на исследованиях по изучению его «образа», теории деятельности, исследовании его общения. Так, изучение «образа» студента может быть основано на исследованиях Б.Г. Ананьева, И.С. Кона, Н.Н. Ланге и других. Сознание советского студента формировалось, развивалось и проявлялось в деятельности, практически всегда имеющей социальную природу. Здесь можно опираться на труды Л.С. Выготского, А.Н. Леонтьева, А.Р. Лурии, С.Л. Рубинштейна и др. В рамках деятельностного подхода формировалось и общение, которое представляло собой взаимодействие субъектов, вступающих в него как партнеры.

В индивидуально-личностном плане имидж будущего специалиста можно трактовать как проявление его сущностных сил, его профессиональную подготовку (А.В. Барабанщиков, Т.Ф. Белоусова, Н.Е. Воробьев, Т.В. Иванова, Е.А. Соболева).

Имидж выпускника института культуры – это формирование творческой личности, понимаемой как личность, сознательно реализующей себя в выбранной специальности.

Это — задача в определенном виде деятельности, решению которой молодой человек посвящает свою жизнь. Это не локальная, а универсальная задача, в которой вся его жизнь присутствует как особая целостность. Ее осознание означает постижение основополагающего смысла собственной жизни. Поэтому речь идет о смысложизненной задаче, связывающей молодого специалиста с ценностями своей профессии.

Критерии имиджа имеют динамический характер и проявляются постепенно. Определяющий критерий заключается в наиболее ярких и сильных способностях человека, с которыми связано его творчество. Второй критерий состоит в особом отношении человека к тому виду деятельности, в котором он обнаруживает свою смысложизненную задачу. Имидж всегда связан с видом деятельности. По мере достижения мастерства проявляется третий критерий: через призвание человек обретает трансперсональные переживания.

Аксиология имиджа включает различные аспекты личностной и социальной значимости, решаемой молодым человеком, задачи.

Типология имиджа может быть представлена в виде системы типологических рядов. Один из них строится на таком типологическом основании как профессия. Для профессионального типа имиджа характерно обретение молодым человеком своей смысложизненной задачи в определенной профессии. Внепрофессиональный тип характеризуется тем, что профессия является источником средств существования человека, а смысложизненную задачу он осуществляет в сфере свободного времени. Сверхпрофессиональный тип имиджа проявляется во всем образе жизни.

Другой типологический ряд включает креативно-культурный и креативно-бытийный типы имиджа. Основное достижение первого типа — произведение культуры, основное достижение второго – состояние человека. Путь личности к формированию своего имиджа представляет собой следующий аспект изучаемой проблемы. На этом пути решающее значение имеет осуществление определенных принципов поиска имиджа. Это — принципы многовариантной активности, следования внутреннему зову, отождествления себя с людьми, близкими по внутреннему складу, творческого использования случая, «сознательного совершения жизнетворческих акций» и другие.

Ключевой аспект изучаемой проблемы — осуществление имиджа как творческое поведение. Осуществление имиджа можно представить в виде процесса решения смысложизненной задачи. Данный процесс предполагает ввертывание имиджа в жизненную программу. Это вызывает необходимость понимания студентом структуры своего имиджа, его основных компонентов, способов их взаимодействия, ведущего содержания качественно определённых этапов осуществления имиджа, последовательности решения частных задач. Осуществление имиджа представляет собой систему актов творческого поведения, которые являются историческими фактами. Изучение актов творческого поведения как исторических фактов — одна из задач в формировании имиджа молодого специалиста.

Плодотворное формирование имиджа требует от молодого человека выхода на уровень личностного бытия, важнейшей характеристикой которого является вовлеченность в личностные отношения. Они представляют собой отношения с иным кругом людей внутри всей совокупности межличностных и групповых отношений, благодаря которым происходит более точное самоопределение человека и его продвижение по пути служения и совершенствования, что способствует гармонизации аналогичных процессов у тех людей, с которыми устанавливаются личностные отношения. Каждая творческая личность, осознанно осуществляющая формирование своего имиджа, выстраивает свою систему личностных отношений. Она включает следующие основные компоненты: персонализированно-родственные отношения и отношения между учителем и учеником, дружба, отношения творческого сотрудничества, личностные встречи, персоналистически воспринимаемое повседневное общение, личностно значимые сообщества. Все эти компоненты в своем единстве составляют идеальную систему личностных отношений. Изучение имиджа будущего культурно-просветительного работника показало различную степень представленности выделенных компонентов в его жизни, которая нередко отсутствие одних видов личностных отношений компенсировало активной реализацией других.

Факторами плодотворного формирования имиджа советского студента было его личностное пространство и личностное время. Личностное пространство — эта система избранных мест, с которыми он связан призванием, любовью, верой, постоянно живет, периодически возвращается, неоднократно посещает. Личностное пространство иерархично включает избранные места различного уровня (страны, города и иные населенные пункты, архитектурные сооружения, природную среду и др.). Основу личностного пространства составляют места, в которых происходили важнейшие события личностного бытия. Эти места в рамках единой персоналистической системы обретают качество личностных топосов.

Личностное время — это результат творческого структурирования студентом своей жизни до качества, необходимого для самореализации в имидже. Личностное время включает два основных измерения: циклическое (распорядок дня, недельный, месячный и годовой циклы) и линейное (этапы личностного бытия).

Имидж есть не просто образ субъекта, а символический образ, т.е. образ, оформляемый с помощью некоторого языка, понимаемого в самом широком смысле, как синтаксическом (включая невербальные знаки), так и семантическом (включая не только предметные, но и оценочные значения). По мнению П. Бергера и Т. Лукмана, язык объективирует опыт, накопленный многими поколениями [5].

Исходя их этого, имидж может быть формальным и содержательным. В формальном смысле — он связан с обозначаемым поведением только конвенционально, в отличие от знаков-индексов и иконических знаков. Такое понимание соответствует классическому определению этого понятия. Содержательная трактовка имиджа учитывает его реальное функционирование в человеческом общении, где они, как правило, выступают в тесном переплетении со знаками других типов, в составе знаковых структур, включающих, помимо знаков-символов, также естественные и иконические знаки. При этой трактовке имидж выступает как комплексный, обогащенный знак, обладающий свойствами всех трех описанных типов знаков и отличающийся от знаков-индексов и знаков-образов не только более сложной, опосредованной, но и более свободной связью с обозначаемым, что открывает широкие возможности для создания новых значений, отсутствующих в физическом мире. Именно благодаря имиджу становится возможным конструирование социальной реальности.

Вышеизложенное, позволяет подойти вплотную к глубинной, сущностной связи имиджа с миром человеческих ценностей. Без уяснения этой связи, даже осознав схему возникновения нового имиджа из имиджа-стереотипа, т.е. поняв, как протекает этот процесс, невозможно указать его движущую силу, т.е. понять, почему он происходит. Именно понятие ценности позволяет составить полную картину непрерывного продуктивного взаимодействия культурных стереотипов и возникновения новых характеристик имиджа. Структурные изменения, происходящие в этой системе и выражающиеся как в постепенной замене архаичных форм выражений новыми формами, так и в появлении новых выражений, отражают лишь внешнюю и вторичную сторону процесса. Основное же его содержание заключается в усложнении и обогащении универсума человеческих ценностей. Эти ценности принимают все более и более отвлечённый, абстрагированный характер, поднимаясь от «вещей» к понятиям, а от них к культурным ценностям, таким как, совесть, свобода и т.д.), которые, находясь неизмеримо высоко по отношению к первобытному миру вещей, тем не менее, для своего выражения не могут использовать иных знаков, кроме тех, которые имеются в языке и используются (и будут продолжать использоваться) для обозначения вещей и отношений в вещном мире.

Иначе говоря, индексы и образы в составе символической структуры имиджа, могут нести символическую нагрузку. Это происходит потому, что они функционируют в социальном контексте. Символизация имиджа составляет одну из самых выраженных тенденций социального поведения студента. По мере развития философии ума, — пишет И.Р. Сушков, — биологический мир начинает превращаться в социальный мир, наполненный символическими выражениями свойства социальности. Происходит переход к новому системному основанию взаимодействия людей, регулируемому уже не столько биологически наследуемой информацией, сколько символами, которые передаются индивиду сообществом как необходимое условие существования человека в нем [6; 71].

Существенным свойством имиджа является его семантическое отличие от других видов знака, состоящее в том, что значением его может быть идеальный объект, т.е. объект, который не существует в физическом мире. Благодаря этому свойству, имидж студента выражал ценности, которыми он овладел в процессе обучения в вузе.

Преподаватели, которые выступают в роли имиджмейкеров, должны учитывать, что при построении имиджа студента необходимо использовать символы, значимые для него, с сохранением их семантики. Новые символы вводятся только в случае необходимости, когда невозможно при помощи известных символов выразить, значимую для имиджа студента, информацию.

Именно в этом смысле специалисты говорят, что имидж всегда представляет собой «полуфабрикат», поскольку он задает направления для «домысливания» в соответствии с имеющимся социальным опытом целевой аудитории или воспринимающего человека [7; 421], содержит в себе «ключи», т.е. символы, интерпретируемые в процессе их восприятия. Этими свойствами имиджа обосновывают необходимость в процессе его построения применять психосемиотический подход, позволяющий учитывать возможности интерпретации того или иного знака в составе имиджа. Так, Е.А. Петрова к важным индивидуально-психологическим основаниям реализации адекватной самоподачи «Я» относит такие характеристики субъекта, как психосемиотическая компетентность и рефлексия семиотических компонентов собственной экспрессии [8; 439]. Первая из этих характеристик проявляется в способности адекватной интерпретации знаков общения. Она предполагает владение семантикой знаков общения не только в коммуникативной плоскости, но и в плоскости индикативного анализа, как показателя индивидуально-психологических и социальных качеств личности. Что касается психосемиотической рефлексии, то это качество означает способность воспринимать порождаемые самими собой знаки как бы со стороны (рефлексия первого порядка) и глазами другого человека (рефлексия второго порядка). Чем более развиты эти две способности, тем большего успеха достигает молодой специалист в предъявлении себя другим.

Поэтому преподаватели в процессе создания имиджа студента видят одну из основных своих задач в формировании у него таких качеств, как психосемиотическая компетентность и рефлексия семиотических компонентов собственной экспрессии, а также в коррекции внешних технологий его самоподачи.

Формирование специалиста связано не только с освоением новых знаний, но и с социокультурным развитием личности студента, его способностью адаптироваться в новых условиях жизни, с раскрытием потенциала будущего специалиста.

В связи с этим обратимся к исследованиям А.Л. Кайбияйнен, который предлагает «Я-концепцию», включающую формирование позитивного имиджа.

Молодой специалист становится активным субъектом, реализующим в избранной профессии свой способ жизнедеятельности, готовым доопределить задачи независимо от частных ситуаций и обстоятельств, вырабатывать особенную стратегию профессионального мышления, поведения и деятельности. Одна из целей советского вуза – обеспечить становление личной и профессиональной культуры специалиста. Поэтому у него нужно формировать позитивную «Я-концепцию», т.е. целостное представление молодого человека о себе как о личности, члене общества и коллектива, работнике, будущем профессионале.

«Имидж» означает собирательный образ, который включает не только внешнее впечатление и представление о человеке, способность его к самопрезентации, но и стиль мышления, особенности действий и поступков, его представление о себе.

Создание собственного имиджа — это процесс длительный, работа, в которой молодому человеку должны помочь педагоги-профессионалы. Формирование имиджа происходит, в первую очередь, непосредственно в процессе обучения студента, поскольку само содержание образования является отражением состояния общества, сформированной в нем системы ценностей и духовно-нравственных ориентиров, его культурной среды.

В контексте исследуемой проблемы плодотворно введение термина «компетентность», которое, как считает Н.С. Розов, — с одной стороны, могло бы ассимилировать новые открытия и разработки, касающиеся человеческого познания и практики, с другой стороны, позволяло бы определять образовательные требования в каждом классе педагогических ситуаций (для каждого типа, профиля, ступени образовательных систем) [9; 137].

В содержание этого термина включаются следующие аспекты:

• проблемно-практический — адекватность распознавания и понимания ситуации, адекватная постановка и эффективное выполнение целей, задач, норм в данной ситуации;
• смысловой — адекватное осмысление ситуации в более общем культурном контексте;
• ценностный — способность к адекватной оценке ситуации, ее смысла, целей, задач и норм с точки зрения собственных и общезначимых художественных ценностей.

Таким образом, концепция профессиональной компетентности предполагает введение человека в общий мир художественных ценностей, и именно в этом пространстве человек далее реализует себя как специалист, профессионал: из узкой сферы деловой эффективности он выходит в широкое пространство культуры.

В психолого-педагогической литературе понятие «компетентность» получило широкое распространение сравнительно недавно. Так, в конце 1960 — начале 1970-х гг. в западной, а в конце 1980-х гг. в отечественной литературе зарождается специальное направление — компетентностный подход в образовании. На наш взгляд, целесообразность введения понятия «профессиональная компетентность» обусловлена широтой его содержания, интегративной характеристикой, объединяющей такие широко используемые понятия, как «профессионализм», «квалификация», «профессиональные способности» и др. Вместе с тем еще часты случаи отождествления рассматриваемого нами понятия с другими, например, с понятием «компетенция». Авторы толкового словаря под редакцией Д.И. Ушакова пытались доказать различия между ними: «компетентность — осведомленность, авторитетность; компетенция — круг вопросов, явлений, в которых данное лицо обладает авторитетностью, познанием, опытом, кругом полномочий» [10.]. Компетентность — это некая личностная характеристика, а компетенция — совокупность конкретных профессиональных или функциональных характеристик. Такой подход приводит к аморфности толкования первого понятия и двойственности — второго. Устранение подобного недостатка возможно при условии сужения понятия «компетенция» до круга должностных (функциональных) полномочий. При таком разделении этих понятий можно говорить о сравнении уровней компетенции и компетентности должностного лица. В практике же наличие значительной разницы между двумя этими параметрами — признак негативной кадровой политики и авторитарного стиля управления.

Компетентность — качество человека, завершившего образование определенной ступени, выражающееся в готовности (способности) на его основе к успешной (продуктивной, эффективной) деятельности с учетом ее социальной значимости и социальных рисков, которые могут быть с ней связаны.

Таким образом, компетентность личности, по сути, потенциальна. Она проявляется в деятельности человека и в определенной степени относительна, ибо ее оценка, как правило, дается другими субъектами (например, работодателями), чья компетентность, в свою очередь, может оказаться сомнительной.

Учитывая, что результат обучения и воспитания в идеале рассматривается как всестороннее (или хотя бы разностороннее) развитие личности, он должен описываться рядом компетентностей, относящихся к различным аспектам, каждую из которых будем относить к определенному виду. В зависимости от того, с каких позиций будет формироваться имидж выпускника, виды компетенции могут быть различны.

Так, в рамках образовательной парадигмы, согласно которой основополагающей целью образования (в том числе высшего) является «развитие личности, раскрытие и развитие ее задатков и способностей, сущностных сил и призвания…» (Концепция непрерывного образования, одобренная в 1987 году Всесоюзным съездом работников народного образования), имидж выпускника может выглядеть как совокупность компетенций, относящихся к той или иной стороне развития личности. Если личность представить в ее отношениях к природе, обществу, миру труда, самому себе, то виды компетенции могут быть следующими:

- готовность к научному, системному познанию;

- готовность к социализации в обществе;

- нацеленность и готовность к общественно одобренной продуктивной деятельности;

- готовность и стремление познавать и совершенствовать самого себя.

Основная цель профессионального образования — «подготовка квалифицированного работника соответствующего уровня и профиля. Имидж выпускника вуза культуры должен был содержать виды компетентности, характеризующие его, в первую очередь, как работника культуры. Это могут быть, например, такие компетенции:

- компетентность в узкой (специальной) области и профессиональной деятельности;

- компетентность в широкой (инвариантной к различным специальностям) области профессиональной деятельности;

- компетентность в общенаучной сфере, являющейся базой соответствующей профессии;

- компетентность в сфере социальных отношений;

- аутопсихологическая компетентность, готовность к критической самооценке, постоянному повышению квалификации.

Выделяются четыре вида компетенций:

- инструментальные, которые включают в основном начальные способности, базовые общие знания по профессии;

- межличностные, которые описывают готовность к социальному взаимодействию, умение работать в группе, способность к самокритике, приверженность этическим ценностям, толерантность;

- системные, которые отражают способность системно применять полученные знания на практике, осуществлять исследования, генерировать новые идеи, адаптироваться к новым ситуациям и др.;

- специальные, характеризующие владение предметной областью на определенном уровне.

Как уже отмечалось, компетентность — понятие сложное, состоящее из набора элементов, которые можно обозначить как компоненты. Причем, компетентность можно характеризуют от 5 до 15 выражений, называемых компетенциями. Среди них наиболее часто встречаются те, которые описывают знание, способность, умение, понимание, навыки, реже приверженность, ответственность, привычку и др.

По нашему мнению, ни одно из названных выражений компетентностью в отдельности не является, а лишь представляет ее составную часть (компоненту).

По нашему мнению, компетентность есть основа деятельности любого специалиста, и логично рассматривать ее элементы как базу определенных элементов деятельности. Так как в психологической науке структура человеческой деятельности достаточно хорошо описана, сопоставим ее с качествами личности. Воспользуемся описанием структуры деятельности, приведенной в монографии Ю.Г. Фокина «Психодидактика высшей школы»:

- осознание потребности;

- формирование мотива,

- выбор способа осуществления деятельности;

- планирование деятельности;

- перечень действий;

- выполнение действий.

Ю.Г. Фокин указывает на связь этих элементов с качествами личности [11; 103-107].

Осознание потребности и формирование мотива, по Фокину, «требует от человека определенной эрудиции, позволяющей сознательно выбрать то, что может удовлетворить испытываемую потребность». При выборе способа удовлетворения потребности субъект деятельности опирается на «свои ценностные ориентации, социальные представления о том, что можно делать, а что — безнравственно, противозаконно».

Для планирования деятельности индивид должен знать закономерности, которым подчиняется, избранный им способ осуществления деятельности, и процессы, которые придется использовать при этом.

Выполнение действий невозможно без совокупности знаний, определяющих возможность сознательного выбора для достижения цели конкретного действия. Для выполнения операций субъект также нуждается в определенных навыках.

Следовательно, обязательными компонентами (элементами) компетентности любого вида можно считать:

1. положительную мотивацию к проявлению компетентности;

2. ценнностно-смысловые представления (отношения) к содержанию и результату деятельности, лежащие в основе выбора способа осуществления соответствующей деятельности;

3. знания, лежащие в основе выбора способа осуществления соответствующей деятельности;

4. умение, опыт (навык) успешного осуществления необходимых действий на базе имеющихся знаний.

Итак, мы «нарисовали» портрет культурно-просветительного работника, которого готовили институты культуры советского общества. В 1976 году в Российской Федерации насчитывалось 29 вузов культуры и искусств. Значительно увеличился контингент студентов и учащихся – их стало около 160 тысяч человек, они овладевали знаниями и навыками по 87 специальностям и специализациям.

Основные направления подготовки кадров культуры формировались на основе постановления ЦК КПСС «О работе по подбору и воспитанию идеологических кадров в партийной организации Белоруссии» (1972). Главная их задача заключалась в умении оценивать общественные явления с позиций марксизма-ленинизма, отстаивая принципы коммунистической идеологии, советского патриотизма и пролетарского интернационализма, быть подлинными пропагандистами социалистического образа жизни.

Как же осуществлялась такая подготовка?

В контексте партийных решений были пересмотрены все учебные планы, введены спецкурсы по актуальным проблемам идеологической борьбы, организована общественно-политическая практика молодежи. Все это способствовало повышению политической зрелости будущих специалистов.

Однако, в деятельности вузов культуры накопилось немало проблем, от решения которых зависело дальнейшее совершенствование подготовки будущих специалистов культуры.

Так, опыт показал, что введение художественных специализаций позволило вузам выпускать специалистов, владеющих наряду с клубным делом, к примеру, основами режиссуры, хорового и оркестрового дирижирования, хореографии. Благодаря этому многие самодеятельные коллективы достигли больших успехов.

Далее, развернутая программа социально-экономического и культурного развития страны, утвержденная XXV съездом КПСС, потребовала введение комплексного подхода к постановке всего дела воспитания. Это потребовало от учебных заведений нового уровня подготовки кадров, введения новых специальностей и специализаций.

В связи с развитием и внедрением централизации клубного дела потребовалось введение новых специализаций: «режиссер клубных массовых представлений», «организатор-методист клубной работы».

Нужно обратить внимание, что положение с кадрами культуры на начало 1976 года было крайне неудовлетворительным. Так, статистика свидетельствовала, что в клубах работало только 27, 4 % специалистов со средним образованием. Только в РСФСР существовало 5000 незамещенных вакансий в сельских клубах.

Почему? Во-первых, проблема работы с абитуриентами и слабая профориентация школьников. В результате в вузах отсутствовали конкурсы и зачисляли людей, которые не собирались идти работать в клуб.

Во-вторых, заработная плата работников культуры в многом зависела от местных органов власти (их внимание к кадрам, использование различных видов поощрения и дополнительной оплаты труда и т.д.).

В третьих, закрепление кадров культуры во многом зависит от того, где и в каких условиях они трудятся. Сюда же относятся и их бытовые условия, выполнение льгот, и т.д. (12; 3-8).

К 1970 г. из 42 районных ДК 27 возглавляли руководители с высшим и незаконченным высшим, 15 – со среднем специальным.

На Кубани в начале 1975 года из почти 5 тысяч культработников (не считая библиотекарей) лишь немногим более 2 тысяч имели высшее и среднее специальное образование.

В 1978 г. на Кубани кадры культуры готовили институт культуры и пять средних специальных учебных заведений. Большинство выпускников  хорошо проявили себя на самостоятельной работе. Однако есть и такие, которые имели весьма неопределенное представление о своей ответственности и долге. Они или вовсе уклонялись от прибытия в места назначения, или покидают их, столкнувшись с первыми трудностями.

Это свидетельствовало об упущениях, имеющихся при подготовке специалистов. В 1971 г. в краевом КПУ обучалось 93 человека.

Итого если в 1965 году на Кубани на селе практически не было специалистов культуры с высшим образованием, то к 1972 году там работало 330 человек. Около половины всех сельских культработников имели специальное среднее образование (13; 167).

Однако, несмотря на успехи в подготовке кадров культуры высшей квалификации, в КГИК  были свои трудности: не хватало учебных площадей (впрочем, как и сейчас), недостаточно техническое оснащение учебных аудиторий, нет своего клуба и др. Были трудности и иного рода. Так, для некоторых студентов институт культуры был вроде театрального вуза, Они учились здесь для того, чтобы развивать свои артистические способности, а не работать в клубе. За четыре года студенты получали полное представление о своей будущей работе и возможность воспитать к ней призвание. С первым на культурно-просветительном факультете КГИК справлялись успешно. Что касается остального, то здесь успехов было гораздо меньше.

Кроме того, многие выпускники вуза неохотно ехали работать на село. К примеру, в 1974 году по краю были распределены 50 выпускников вуза. А в конце этого года уже 20 из них считались «пропавшими без вести». В чем причина? Скорее всего, в том, что студентам с первого курса и до последнего не формировали сознание и чувство долга работать там, где они нужнее. Ведь диплом не заменит ни творческого горения, ни чувства долга, ни призвания. А это – основа для работника культурного фронта [14].

В постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О мерах по дальнейшему улучшению культурного обслуживания сельского населения 1977)…предлагается Министерству культуры СССР принять меры по укреплению учреждений культуры квалифицированными кадрами, обеспечении их систематическим повышением квалификации А в целях закрепления специалистов культуры на селе предложено Госбанку СССР. предоставлять кредит молодым специалистам, окончившим высшие, специальные средние учебные заведения, и назначенным на работу в учреждения культуры сельской местности, кредит,  в размере до 1000 рублей на срок пять лет, с погашением, начиная с третьего года после его получения. Кроме того, всех работников культуры, работающих в сельской местности, обеспечить бесплатными квартирами с отоплением и освещением. Причем, за перешедшими на пенсию культуработникам и членам их семей сохранялась квартира с отоплением и освещением на бесплатное проживание, если общий стаж работы в сельской местности – не менее 10 лет.  Кроме того, рекомендовано производить доплату руководителям коллективов художественной самодеятельности, а также культработникам за активную культмассовую работу в размере  до 30%  их оклада.

По официальным данным в 1979  на селе работало около 120 тысяч клубных учреждений, около 200 тысяч библиотек

За 1969-1979 гг. выпуск специалистов культуры увеличился вдвое. С 1979 г. начал проводиться внеконкурсный прием сельской молодежи в институты культуры по рекомендациям колхозов и совхозов.

В работнике культуры видели, прежде всего, идеологического работника. А для этого он должен был иметь хорошую марксистско-ленинскую подготовку, широкую политическую эрудицию, знание педагогики, психологии и, конечно, художественной культуры.

Предложения:

1. Колхозы и совхозы имели право из культфондов выделять средства, повышающие материальную заинтересованность работников культуры.
2. Желательно брать на учебу людей, имеющих стаж работы по будущей специальности, а также колхозных и совхозных стипендиатов.

В 1979 году вышло постановление ЦК КПСС « О дальнейшем развитии высшей школы и повышении качества подготовки специалистов», в котором отмечалось, что высшая школа достигла определенных успехов в подготовке кадров специалистов, в т.ч. и в области культуры и искусства.

Однако были и не решенные проблемы.

1. Не уделялось должного внимания  организации самостоятельной работы студентов, формированию у них навыков общественно-политической и организаторской работы.
2. Недостаточно осуществлялось руководство учебно-методической работы, не в полной мере использовались возможности  как центров базовых вузов в организации научной работы.
3. Ставился вопрос о всестороннем улучшении качества подготовки  специалистов, их идейно-политического воспитания, укреплении связи с производством, более полного отражения новейших достижений науки и передового опыта.
4. В порядке исключения было предоставлено право предприятиям и учреждениям, совхозам и колхозам направлять выпускников, не имеющих стажа работы на учебу в вузы как стипендиатов [См. Советская Кубань. – 1979. – 13 июля].

Нужно отметить, что содержание культурно-просветительного образования как важного элемента формирования политики партии и государства постоянно обсуждалось на разных уровнях. В конце 60-х годов дискуссия о сущности культурно-просветительного образования была напечатана на страницах журнала «Культурно-просветительная работа» (1960, №11; 1969, №9 и др.) в статьях Г.Г. Карпова, А. Сасыхова, Г. Петрова. Эти вопросы обсуждались на конференциях, посвященных актуальным проблемам клубной работы (1976, 1979, и др.).

Известно, что основной количество культурно-просветительных работников, подготовленных в вузах культуры, направлялось для работы в сельскую местность. Весьма актуальным был вопрос подготовки кадров для села. Там их все равно не хватало. Если в 1965 г. вузы культуры окончило 684 человека, а в 1979 – 3689, то количество специалистов выросло лишь на 0,7 процента в год. По состоянию на 1 января 1980 года только 36 процентов лиц, трудившихся в учреждениях культуры, имело специальное образование [14].

Исследуя эту проблему, ученые называли следующие причины сложившегося положения. Это – факторы морально-психологического характера – значительная часть работников управлений культуры не оказывала молодым специалистам поддержку в организации их работы. Кроме того, назывались факторы материально-бытового характера – часто не соблюдались и не сохранялись льготы, предусмотренные по закону молодым специалистам. К факторам профессионального характера относилась недостаточная подготовка молодых специалистов к трудовой деятельности. Трудности, возникающие с самого начала формирования специалиста усугублялись тем, что у различных категорий трудящихся увеличивалась доля свободного от работы время, и возникало определенное несоответствие между потребностью общества в организации досуга, а значит, и в увеличении объема труда культпросветработника, возрастанием социальной значимости этой профессии и недостаточно высокой привлекательностью ее для молодежи. Так. 42 процента выпускников вузов культуры чувствовали недостаточный авторитет к своей специальности со стороны населения.

Как известно, престиж всякой профессии в советском обществе складывался на основе общественных характеристик о профессии – ее место  обществе, социально-экономическом положении среди других групп и категорий служащих, содержание труда и т.п. А вокруг профессии «культработник» сформировался устойчивый стереотип массового сознания и, хотя роль профессии изменялось, отношение к этим специалистам оставалось на прежнем уровне [16; 93].

Поэтому ставились задачи, чтобы поступающие в институты культуры осознавали практическую необходимость своей профессии для государства, проявляли свое отношение к получении, именно этого образования, как сознательного способу жизненного самоопределения. Это условие формировало жизненную позицию личности культработника, и труд становился для него органической потребностью.

Формирование личности культработника зависело от многих причин: области практического применения знаний, основные направления и аспекты деятельности, функциональные обязанности и др. Эти и другие факторы позволили Л.И.Михайловой сформировать логическую модель культурно-просветительного работника, включающая знания, умения, навыки, способности, качества и свойства личности, без которых невозможно осуществление профессиональной деятельности [17; 16-33].

Эта модель сложилась в результате проведения исследований среди студентов вузов культуры. Исследование показало определенную степень рассогласованности между характером подготовки специалистов клубной работы и содержанием реальной практической деятельности выпускников. Она выражалось в том, что вузы культуры готовили специалистов для руководства самодеятельными коллективами, а на самом деле им приходилось заниматься самыми разными обязанностями, из-за того, что штатные единицы клубной системы не соответствовали специализациям вузов. Выпускников художественных специальностей направляли на работу на должности директоров, методиста и  др., т.к. должность руководителя была предусмотрена лишь в коллективах, имеющих звание «народный».

Полученные результаты показали, что из опрошенных – руководят самодеятельными коллективами 80,8%, 76,5% выступают на вечерах и концертах, 72,3% участвуют в подготовке и проведении различных клубных мероприятий в связи с внесением в них художественных элементов, 63,8% участвуют в работе агитбригад.

Значительно меньшее число специалистов художественного профиля  — 38,3% участвовало в художественно-пропагандистских формах клубной работы (читали лекции по художественно-эстетическим темам),  столько же участвовало в организации любительских объединений и клубов по интересам.

Между тем, интерес к этим формам у посетителей клубов был достаточно велик, а вузы – не готовили студентов в этом плане и не нацеливали их на эту деятельность.

Столь широкая сфера деятельности не могла способствовать повышению качества работы, а значит, отсутствовал интерес к отдельным видам деятельности и неудовлетворенность ею.

Если учесть, что интерес к определенному виду деятельности формировался большей частью в процессе подготовки к ней, а удовлетворение результатами работы означало достижение определенных успехов, которые были возможны лишь при наличии глубоких знаний, умений, навыков, то следовал вывод, что специалист недостаточно хорошо был подготовлен ко всем названным видам культпросветработы.

Далее, исследование показало, что практическая деятельность культработника включала:

- административно-организаторскую, управленческую деятельность;

- массовую организаторскую и воспитательную деятельность;

- деятельность по организации и руководству самодеятельным творчеством.

Каждая из вышеназванных обязанностей требовала самодеятельной подготовки специалистов и разработки соответствующих моделей на основе изучения содержания и структуры практики работы.

Обратимся к характеристике деятельности специалиста по организации и руководству самодеятельным творчеством. В ней условно выделяли два направления:

- деятельность руководителя конкретного самодеятельного коллектива;

- деятельность организатора художественно-пропагадистской работы.

Соответственно указанным видам деятельности требовалось осуществление определенных функций.

Так, к функциям руководителя самодеятельным коллектива относились: организация коллектива и педагогическое руководство им, вооружение участников самодеятельности знаниями теории и истории культуры и искусства, развитие умений и навыков по конкретному виду искусства, развитие художественно-творческих способностей, формирование личных качеств участников коллектива.

К функциям организатора массовой художественно-пропагадистской работы относили: пропаганду художественно-эстетических знаний, участие в организации досуговой деятельности через различные формы клубной работы в связи с внесением в них художественных элементов, развитие у посетителей клуба способности к восприятию искусства, интереса к нему.

Кроме того, и те и другие специалисты выполняли функции общие, как для руководителя самодеятельным коллектива, так и для организатора массовой художественно-пропагадистской работы: идейно-политическое и нравственное воспитание средствами искусства, художественно-эстетическое воспитание через различные формы и методы клубной работы, формирование социально-активной, творческой личности.

В деятельности культпросветработника с художественной специализацией было выделено четыре взаимосвязанных аспекта, подчиненные единой задаче – коммунистическому воспитанию людей:

- идеологический;

- психолого-педагогический;

- организаторский;

- художественно-творческий.

Формируя логическую модель культработника, Л.И. Михайлова, подробно раскрыла каждый из вышеназванных аспектов.

Так, идеологический аспект, основывался на знании марксистко-ленинской теории культуры, эстетики, политики партии в области культуры и искусства, умении разбираться в событиях общественной жизни, отражать их в репертуаре самодеятельных коллективов, в тематике лекций, массовых и групповых мероприятиях, осуществлять идейно-политическое воспитание широких масс средствами искусства.

Психолого-педагогический аспект базировался на знаниях общих закономерностей  принципов обучения, воспитания и развития личности, а также закономерностей обучения и развития творческих способностей, становления и развития коллектива, социально-психологических закономерностей восприятия искусства и его воздействия на различные социально-демографические категории людей.

Для организаторского аспекта работы требовались знания общих принципов организации и управления различными коллективами и общностями людей, методики использования клубных форм в пропаганде искусства, умения организовать людей, создания коллектива, планирования его работы, обеспечения творческого роста, формирования традиций, вовлечения в активную общественно значимую деятельность и навыки организаторской и общественной работы.

Нужно отметить, что необходимый комплекс знаний, умений, навыков студенты советских вузов культуры получали в процессе изучения нескольких циклов дисциплин:

- общественно-политического,

- общенаучного;

- культурно-просветительного;

- художественно-творческого.

Цикл общественно-политических дисциплин включал предметы, помогающие осуществлению идеологического аспекта деятельности культработника. Причем дополнением к этому циклу служили вне учебные мероприятия, имеющие идейно-политическую направленность и предполагали участие самих студентов в их организации.

Из наиболее важных дисциплин общенаучного цикла выделились психолого-педагогические дисциплины, которые помогали приобретать навыки, необходимые в воспитательной работе. Исследование показало, что вышеназванные циклы имели достаточно высокий коэффициент значимости и студенты имели достаточно высокие оценки.

Как не странно, но цикл культурно-просветительных знаний, который должен был готовить студентов к профессиональной деятельности не всегда раскрывал перед ними специфику их будущей специальности и поэтому к нему со стороны студентов наблюдалось отрицательное отношение. Коэффициент значимости этих дисциплин был очень низкий. Так, введение в специальность имело 0,03% КЗ, история КПР – 0,01% КЗ, клубоведение – 0,06% КЗ. Эти данные свидетельствовали о том, что знания, получаемые студентами по этим предметам недостаточны или направлены на подготовку клубного работника вообще.

Самым важным циклом дисциплин был комплекс знаний, навыков, умений по руководству самодеятельным коллективом. Он – основа профессиональной деятельности выпускника.  Естественно, наблюдался наибольший интерес у студентов к этим предметам, направленность их на восприятие и усвоение. Однако и здесь присутствовала избирательность к дисциплинам.

Вывод проведенного исследования был однозначен. Студенты воспитывались, прежде всего, к примеру, как дирижеры-исполнители, а не руководители и воспитатели коллектива. Значит, специалисты считали себя лучше подготовленными к художественно-эстетической деятельности клуба, и меньше всего -  к административной и массово-организационной.

По существу, главная задача при подготовки кадров культпросветработников заключалась в том, чтобы сочетать глубокие знания по одному из видов народного творчества со знаниями специфики художественно-пропагадистской работы в условиях клуба, иметь к ней интерес и понимать ее общественную значимость [18; 16-33].

Продолжая характеристику выпускника института культуры, необходимо остановиться на формировании его способностей. Структура способностей – это второй важный элемент модели специалиста-культпросветработника.

Среди ученых, занимающихся этой проблемой, можно назвать  А.Пинта, А. Сасыхова, Ю. Стрельцова и других. К примеру, А.Пинт выделил такие организаторские способности, как инициативность, требовательность, умение мобилизовать людей, планировать и контролировать; как педагогические способности он рассматривал педагогическую наблюдательность, воображение, распределенное внимание [19; 50-63].

А.В.Сасыхов и Ю.А.Стрельцов в структуру организаторских способностей включали способность разрабатывать стратегию и тактику достижения цели, расставить людей на места, способность, обеспечивающую руководство работой коллектива [20; 399-402].

Портрет культпросветработника дорисовывают профессиональные и педагогические способности. К профессиональным относили педагогические (педагогическую наблюдательность, педагогическое воображение,  распределенность внимания, педагогический такт, способность убеждать и внушать), коммуникативные (возможность передачи информации, способность к общению, к установлению контактов, правильный стиль поведения), конструктивные (отбор нужной информации, определение логики, способов передачи, планирование работы, выделение форма, методов, средств, методов воздействия), организаторские (психологический ум, практический склад ума принятие решений и их реализация, способность привлекать людей, способность обеспечить творческое развитие коллектива)

Специальные способности были связаны с конкретной художественной специализацией и определяли пригодность к деятельности  области одного из видов самодеятельного искусства.

Модель культпросветработника дополняла система побуждений, формирование и развитие которых учитывалось при подготовке специалиста культуры, а именно:

1. стремление к художественно-эстетической деятельности;
2. стремление к деятельности руководителя самодеятельного коллектива;
3. стремление к деятельности организатора массовых и групповых форм художественно-пропагандистской работы;
4. стремление к организаторской деятельности, связанной с организацией самодеятельного коллектива и массовой художественно-пропагадистской работы;
5. стремление к педагогической деятельности, связанной с художественно-эстетическим воспитанием широких масс и участников самодеятельности;
6. стремление к художественно-творческой деятельности в самодеятельном коллективе.

Вышеизложенное позволяет сделать вывод, что модель специалиста культпросветработника логически вытекала из содержания и структуры его практической работы и включала знания, умения, навыки, способности, качества и свойства личности, среди которых значительную роль играла система внутренних побуждений, определяющая психологическую готовность к осуществлению профессиональной деятельности, и формирующая его имидж и компетентность.

Использованная литература.

1. Клемантович М.Б. Проблема подготовки кадров культпросветработников на страницах советской печати в 1918-1925 гг. – Труды Ленинградского гос. ин-та культуры им. Н.К.Крупской, 1968. – Т. 20.

2. Культурно-просветительная работа в СССР. М., 1974.

3. Кошмаров А.Ю. Психология как система направлений. Ежегодник психологического общества. Т.9. Вып. 2. – М., 2002.

4. Маркин В.М. «Я» как личностная характеристика государственного служащего // Имидж госслужбы. — М., 1996.

5. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. – М., 1995.

6. Сушков И. Психология взаимоотношений. — М., 1999.

7. Запорожец П.В. Развитие произвольных движений. — М., 1960.

8. Петрова Е.А. Психология имиджа: Психосемиотический подход // Психология как система направлений. Ежегодник российского психологического общества. Т.9. Вып.2. — М., 2002.

9. Розов И.С. Философия гуманитарного образования (Ценностные основания базового гуманитарного образования в высшей школе). — М., 1993.

10. Толковый словарь русского языка: В 4 т. Т. 1 / Под ред. Д.И. Ушакова. — М., 1935.

11. Фокин Ю.Г. Психодидактика высшей школы. – М., 2000.

12. Кочетков В. Кадры культуры села сегодня и завтра / Культурно-просветительная работа. – 1980. — №12.

13. Блокнот агитатора. Спец выпуск. — 1972.

14. Ходырева Н. И диплом, и призвание / Советская Кубань – 1975. – 4 февраля.

15. Кочетков В. Кадры культуры села сегодня и завтра / Культурно-просветительная работа. – 1980. — №12.

16. Хачатурян А. Профессиональная адаптация и повышение эффективности управленческой подготовки студентов / В кн.: Совершенствование управления культурно-просветительными учреждениями в свете решений XXVI съезда КПСС. Сб. науч. трудов. ЛГИК. – Л., 1982.

17. Михайлова Л.И. логическая модель культурно-просветительного работника и совершенствование подготовки специалиста / Совершенствование подготовки кадров культурно-просветительной работы. Л., 1983.

18. Там же.

19. Пинт А. Высокое призвание. – М., 1973.

20. Сасыхов А., Стрельцов Ю. Основы клубоведения. – Улан-Удэ. – 1969. – С. 399 — 402.

национальный характер, факторы формирования, русский национальный характер, расово-этнический фактор, естественно-географический фактор, социальное влияние.rn

В статье раскрываются факторы влияющие на формирование национального характера. Дается подробный анализ генезиса русского национального характера.

Текст статьи:

В развитии каждой цивилизации присутствует два исторических компонента. Вертикальная (хроно-вертикальная) нить преемственности своего предшествующего опыта, его обогащения и  преобразования, т.е. своего рода кармическая ветвь жизненных превращений одной и той же сущности либо по линии возвышения, либо по линии снижения качества.

В первую очередь, попытаемся сформулировать закономерности, которым подчиняется процесс изменения характера. В самом общем виде механизм данных изменений может быть описан при помощи методологии А. Тойнби (вызов среды — ответ), «…общество, — отмечает исследователь, — в своей жизни сталкивается с серией задач, которые оно и решает наиболее приемлемым для себя образом. Каждая такая проблема — это вызов истории. Посредством этих испытаний члены общества всё больше дифференцируются. Каждый раз одни проигрывают, другие успешно находят решение, но вскоре некоторые из решений оказываются несовершенными в новых условиях, тогда как другие проявляют жизнеспособность даже в изменившихся обстоятельствах» [17, с. 26].

При этом необходимо учитывать, правила выработки мыслительных реакций в массовом сознании должны иметь ту степень адекватности, которая позволяет выжить социуму в наличных условиях. Таков самый общий критерий. Но адаптация не всегда означает развитие. Как справедливо заметил Чешко С. наиболее адаптированные общества «чаще всего оказываются на периферии исторического процесса, поскольку они объективно нуждаются не столько в развитии, сколько в стабильности, гарантирующей выживание» [20, с. 128].

Необходимо отметить, что сложность в применении этой парадигмы встречается и при описании тех ситуаций, когда воздействие среды претерпевает сильные изменения за короткий промежуток времени. Это могут быть явления как социальные, так и природные: резкие изменения климата, стихийные бедствия, военные нашествия, колебания в системе международных отношений, другие резкие изменения мировой конъюнктуры. Схема А. Тойнби заставляла бы предположить, что национальный характер способен моментально приспосабливаться к изменениям.

Национальный характер не следует рассматривать как величину абсолютно постоянную. Он меняется, хотя и медленно. Современные психологи, антропологи, этнографы на конкретных фактах доказали, что строение сознания изменяется с историей. А в 30-е годы тезис об историческом характере человеческой психики экспериментально доказали отечественные психологи Л.С. Выготский, и др. Черты национального характера, которые мы воспринимаем как специфические особенности национальной психики, являются продуктами определенных исторических условий и культурных влияний. Они производны от истории, социально-политических условий и изменяются вместе с ними. Как подчеркивал Г.Г. Шпет, «именно история «создает предметную ориентировку душевных переживаний человечества», она «устанавливает вехи, обозначающие путь духа». А посему менее односторонним и ошибочным является утверждение о том, что «развитие духа «объясняется» его историей» [21, с. 567].

С изменением тех или иных свойств, качеств национального характера, с определенным временным интервалом, меняются и соответствующие стереотипы. Примеров, подтверждающих эту мысль, довольно много. В начале XIX века немцев считали (и они сами разделяли это мнение) непрактичным народом, склонным к философии, музыке, поэзии, но мало способным к технике, предпринимательству. Но произошел промышленный переворот в Германии, и в немецком национальном характере сформировались новые черты, а стереотип о неспособности немцев к предпринимательству стал безнадежным анахронизмом. Однако это не отрицает генетическую предрасположенность, социальный генотип этноса. В своих сущностных чертах он остается, но функционирует по-разному в разных исторических, политических, культурных контекстах.

Политолог Е. Вятр приводит классификацию основных факторов, влияющих на трансформацию психического склада наций, выделяя следующие компоненты:

• элементы исторического наследия, опыт прошлого, закрепленный в памяти живущих поколений, а также в исторических документах, литературе, памятниках;

• совокупность условий, в которых существует нация, в первую очередь характер функционирования экономических и политических институтов, а также взаимоотношения различных социальных групп между собой и с институтами власти;

• совокупность действий, сознательно предпринимаемых для формирования психологического склада нации. Это воспитательная, идеологическая деятельность государства, других общественно-политических сил, а также воспитательное воздействие в рамках малых общественных групп (семья, соседи, товарищи, коллеги и т. д.) [4, с. 255].

Горизонтальная (хроно-горизонтальная) нить заимствования и отторжения чужого опыта, взаимодействия с другими (иногда конфронтация и соперничество). В результате приобретается свой исторический ритм, в процессе которого нация (этнос) пульсирует, ее развитие под воздействием различных факторов то ускоряется, то замедляется, пространственный ареал то сжимается, то расширяется.

Важным фактором изменения национального характера является взаимоотношение с другими культурами. Однако этот фактор должен рассматриваться как сугубо внешний и не всегда позитивный. Во-первых, не всякое общение вызывает заимствование, поскольку отсутствие контакта может быть порождено разницей в типах культур или иными причинами, действие которых не освещено должным образом. Во-вторых, заимствовать легче всего то, что является наиболее примитивной частью культуры. Примером может служить вестернизация страны. При этом следует учитывать, что  наиболее динамичными являются те социальные системы, которые открыты для заимствований, но более стабильными являются «традиционные» общества. Такие общества, как правило, могли существовать, не нанося непоправимого вреда природе, что в современных условиях может стать решающим аргументом при выборе пути социального развития.

Параллельно данным процессам идет формирование национального своеобразия, которое фиксируется в национальном характере. Специфика культурно психологической модели, на наш взгляд, будет определяться следующими причинами:

Первая система причин – рассово-этнические, качества общности, то есть природные качества самого субъекта. Данные влияния очень существенны и многоплановые среди них наиболее главные направления. Во-первых, численность, возраст и т.д. Особенно существенным является то, на какой ступени этногенеза данная нация находится. В свою очередь Гумилев раскрывает процессы этногенеза, выделяя следующие фазы:

• подъема (фаза интенсивного роста пассионарного напряжения, следующего за пассионарным толчком, когда резко возрастают все виды активности, происходит демографический взрыв, формируются социальные институты);

• акматическую (когда пассионарное напряжение достигает высших для данной системы значений, что сопровождается появлением новой доминанты у пассионариев: не победа этноса как целого, а максимальная реализация себя как личности);

• фазу надлома, выражающуюся в резком снижении пассионарного напряжения, расколе этнического поля, острых конфликтах внутри системы, увеличении числа субпассионариев;

• инерционную (характеризуется укреплением государственной власти, интенсивным накоплением материальных и культурных ценностей, активным преобразованием вмещающего ландшафта, значительным объемом созидательной работы;

•фазу обскурации, когда пассионарное напряжение убывает до уровня ниже гомеостатического, в результате чего этническая система может стать легкой добычей более пассионарных соседей. Эта фаза предшествует гибели этноса или переходу его в состояние этнического гомеостаза. [ 7]

Во-вторых, монолитность данной общности, народа, народности, одно дело, если рассматриваемая общность монолитна в этническом плане, например, немцы, поляки; другое дело, если общность — объединение разных этносов, такое как россияне; третье дело, если это такой конгломерат как американский народ, включающий в себя и местные исторически существовавшие этносы (индейцы), и пришлые этнические группы (переселенцы из Европы и Африки).

Другая система причин — естественно-географические условия проживания данной общности. Ведь трудно отрицать, что  национальный характер зависит от того, идет ли речь о суровых условиях холодного климата полярных территорий или о благоприятных условиях располагающих часто к тем или иным качествам.

Третья система причин, воздействующих на характер — причины, коренящиеся в устойчивых результатах многовекового взаимодействия данной общности и условий ее проживания. Именно на этой основе складываются устойчивые социально-экономические отношения и типы жизнедеятельности (коллективистско-общинный, индивидуалистический кочевой или оседлый образы жизни), типы цивилизации — «деревянной» или «каменной».

Влияние данных причин на становление национального характера рассмотрим на примере генезиса русского национального характера.

Рассово-этнический фактор. Россия относится к тем образованиям, которые принято называть – суперэтнос. Развитие русских как национальности было длительным процессом. Биосоциальное единство, социально-культурная близость, материальная культура, религиозно-духовная близость формировались постепенно.

Стержнем и ядром великорусского психологического типа выступает славянское начало. Ряд авторов истоки психологических характеристик, неповторимость русского народа связывают с гиперборейской традицией.

Древнее наследство у славян сохранилось в форме стойких мифологических воззрений. Можно выделить несколько слоев и архетипов, которые соответствуют формационным и цивилизационным реалиям:  эпоха космического яйца, эпоха космического колеса, эпоха космического древа,  эпоха космической коровы, эпоха космического коня, эпоха космизированной земли. [12]

Данные сюжеты нашли своё выражение в сакральных обычаях и обрядах и прослеживаются на протяжении  всей истории русского мировоззрения. Информация, гиперборейская мудрость, закодированная в знаках и символах, прошла через века, закрепилась на уровне бессознательных архетипов.

Миграция славян приводит их на новый «вмещающий ландшафт», где они взаимодействуют с другими народами индоевропейской группы, прежде всего индоязычными и ираноязычными группами, получившими название арии. По мнению ряда авторов, в процессе общения были выработаны многие элементы народного искусства и культуры,  которые нашли свое закрепление в знаках, символах, языке, верованиях, истоки которых сложились в глубине веков, в период полярной родины, а укоренились в процессе взаимодействия. [9,с.24-41]

В процесс консолидации этносов и становления русского национального характера определенную роль внесла православная церковь. Православие скрепило в единое духовное целое многие племена Евразии с разным генофондом. В русском культурном архетипе наблюдается совладение этнической и религиозной идентичности: русские как православные и православные как русские.[16,с.56]

Соединение в русском православии трех сил в лице византийской веры, язычества и народного характера привело к своеобразному и сложному симбиозу в русской вере разнородных элементов, результатом чего стало образование религиозного феномена, называемого двоеверием. Русский человек почитал Бога, церковь, христианские таинства, но вместе с тем он не менее твердо почитал и одухотворял природу, верил в леших, домовых, мистическую силу заговоров. Вторая сторона является таким же неотъемлемым элементом русской православной веры, как и первая. Флоровский Г. называл этот феномен «ночной и дневной культурой».[19 ,с.6]

Самым важным следствием двоеверия стало духовное раздвоение русского характера, проявившего себя в причудливом сосуществовании и противоборстве рационального и иррационального. По мнению Флоровского Г., на всем протяжении русской истории эмоциональное отношение к действительности преобладает  над рассудочным мышлением.

Преобладание иррационального, эмоционально-чувственного в характере народа позволило ряду авторов говорить о женственности русского характера, связывая это, прежде всего, с тем, что центральной почитаемой фигурой в русском православии является Богоматерь, в которой сфокусировался предыдущий опыт почитания женского космического начала в форме девы, как одного из древнейших и важнейших понятий индоевропейской культуры.

Оборотной стороной этого дара, по мнению Бердяева Н., является то, что «русская душа — мятежная, ищущая, душа странническая…, никогда не удовлетворяющаяся ничем средним и относительным…». [1,с.36]  Россия – это страна великой культуры. И в тоже время в ней можно обнаружить темную иррациональную реакционную стихию. Поэтому идеализация народных эстетических представлений по Бердяеву Н. может привести в сторону реакционного мракобесия. Причины противоречивости, антиномичности он видит в несоединенности мужественного, светоносного и твердого духа, который призван овладеть стихиями женскими. В результате и русский народ не раз в своей истории становился заложником таких своих женственных черт, как доверчивость, миролюбие, смирение, покорность и незлопамятность. Символом и вместилищем всех чувств вообще и религиозных в частности в религии и философии является сердце. Поэтому и говорят, что русские православные любят и верят сердцем.

Значительное и существенное влияние на великорусский этнос оказала встреча с татаро-монголами. Монголы были кочевыми народами, основу жизнедеятельности которых составляло кочевое скотоводство. Психологический склад кочевников отличался от «земледельческих культур». Земледелие вырабатывает мягкие нравы доброго соседства с людьми, растительным и животным миром. Скотовод – кочевник, представитель присваивающей культуры – берет, а не дает.

Влияние татаро-монгол на быт, нравы, психологию русского народа было неоднозначным. Ильин И. признает факт неоднозначности такого влияния. С одной стороны, он говорит об ужасных последствиях монгольского ига. «Прежде всего, это было неслыханное душевное потрясение, которое из народной души не изгладится никогда, своего рода «психологическая травма», рана… массовая душа, как и индивидуальная, заболевает порывом к подражанию: кровь взывает к крови, разбой возмещается разбоем». [13,с. 175] И если впоследствии приходится видеть в русской истории большие мятежи с убийствами, разбоем, пожаром, необходимо брать в расчет эту исторически унаследованную душевную рану. Неизмеримый ущерб был нанесен принципу правосознания и чувству собственности в русском характере. Необходимость постоянно начинать с нуля и строить на пепелище привела к привычке относиться к собственности как к чему-то ненадежному и необязательному, не способствуя тем самым развитию экономии и бережливости в русском характере.

Однако Ильин И. говорит и о положительных аспектах татаро-монгольского влияния на русский народ. Продолжительное монгольское иго воспитало в русских и положительные качества: проницательность, неистощимое терпение и стойкость; способность выносить самый низкий жизненный уровень и при этом не падать духом; искусство самопожертвования и безрассудной самоотдачи; жизненную стойкость характера; удивительную покладистость и гибкость; наследственную отвагу; ярко выраженное, в поколениях воспитанное искусство оборонительной войны. [13,с.179]

Неслучайно Гумилев Г. считает, что на период ХШ в. приходится микро- мутация, «иными словами, появились люди, ставящие идеал (или далекий прогноз) выше своих личных интересов или случайных капризов. Пусть их в ХШ в. были единицы – в ХIV в. их дети и внуки составляли уже весомую часть общества». [8,с.16]

Татаро-монгольское иго повлияло и на становление русской государственности. Многие черты государственного устройства Золотой Орды в той или иной степени унаследовало позднее Московское государство. Сюда относится система сборов налогов, система таможен и государственного контроля за торговлей, организация войска, практика широкого использования опыта иностранных ученных и специалистов, приглашавшихся на государственную службу. Сюда же относится и особая роль верховного правителя, которого русские в эпоху расцвета золотоордынского государства называли царем и признавали его равенство с римским императором.

Именно под влиянием Золотой Орды в Московском княжестве сформировалась оригинальная для Руси, но обычная для восточных деспотий система управления монарха без посредничества сословно-представительных органов или церкви. [18,с.45]

На развитие русского характера существенное влияние оказал естественно-географический фактор. Важным условием развития этногенеза любого народа следует считать его место развитие (иногда его называют ландшафтом, иногда природно-хозяйственной территорией). Место развития российского этноса стала Евразия. Как тип место развития, по мнению Гумилева Л., он сформировался в ХIV в., когда из разных субэтносов образовался один этнос. [6]. Обширные пространства способствуют низкой концентрации населения в одном месте. Наличие вокруг человека обширных территорий способствует развитию у него обостренного чувства пространства и особого отношения ко времени Гачев Г. определяет в соответствии с этим  такую модель мира для русского человека (бесконечно-горизонтальная). [5]

Широта равнинных пространств действовала специфически на русский характер. По мнению Бердяева Н., безграничность пространства местообитания русского народа оказывает противоречивое воздействие. Широта, удаль, щедрость, свободолюбие — на одной стороне; расточительство, разгул, бесшабашность, слабая самодисциплина — на другой. Власть шири над русской душой детерминирует целый ряд русских свойств и русских недостатков. С нею связаны русская лень, беспечность, недостаток инициативы, слабо развитое чувство ответственности. [1,с.61]

Проживание людей в удаленности друг от друга, от торговых и культурных центров привело к созданию универсального типа личности. Вынужденный отвечать на множество вызовов (климат, природа, пространство) человек должен был не только преодолевать обстоятельства, но и развивать в себе всеобъемлющие качества. Климатические условия достаточно жесткие. Теплое, но короткое лето, долгие и холодные зимы, поздняя весна, с частыми возвращением холодов. Даже в южных частях страны снег лежит по три месяца, чего не знает почти ни одна страна Западной Европы.

Практически это означало для крестьянина неизбежность труда буквально без сна и отдыха, труда днем и ночью, с использованием всех резервов семьи (труда детей и стариков, на мужских работах женщин и т.д.). Крестьянину на западе Европы ни в средневековье, ни в новом времени такого напряжения сил не требовалось, ибо сезон работ был там гораздо больше. Перерыв в полевых работах в некоторых странах был до удивления коротким (декабрь—январь). Конечно, это обеспечивало более благоприятный ритм труда, да и пашня могла обрабатываться гораздо тщательнее (в 4-6 раз). В этом заключается фундаментальное различие между Россией и Западом. [15,с.40]

Широта русской земли, климатические условия открывали путь к экстенсивной, а не интенсивной работе. Конечно, все это приводило к формированию в русском человеке неоднозначных психологических поведенческих стереотипов. Скоротечность рабочего сезона, требующая почти тяжелой круглосуточной и быстрой физической работы, сформировала трудолюбие, быстроту в работе, быструю концентрацию, напряжение физических и моральных сил. Период весенне-летних работ стали называть страдой, «страдной порой» — период физических страданий: «где пахарь плачет, там жнея скачет», «день летний год кормит», «не сможешь – не осилишь, не надорвешься – не поможешь». [10,с.541-542,558-559,400] Однако и весь год работы «невпроворот», всегда  «в трудах и в заботах».

Когда заканчивается «борьба» с тяжелыми природными условиями, человек направляет свою деятельность не на преобразование внешнего, а развитие своих творческих способностей (предметы прикладного искусства, устное народное творчество). Всем известна изобретательность и смекалка русского народа. Трудолюбию сопутствовали такие черты его характера и психологии, как «проворность», «поворотливость», «переимчивость», воспитываемые с детства.

Но, с другой стороны, это приводит к появлению и полярных качеств. Ключевский В. отмечает, что у русского человека нет привычки к ровному, умеренному, постоянному труду – и это тоже результат природы. [14]

Вместе с тем, наличие экстремальных, неблагоприятных условий, которые могли свести на нет результаты тяжелого труда, порождали в сознании идею всемогущества Господа Бога. Труд — трудом, но главное зависит от Бога («Бог не родит, и земля не дает», «Бог народит, так и счастьем наделит», «Бог полюбит, так и не погубит», «не конь везет, Бог несет», «даст Бог день, даст Бог пищу», «человек гадает, а Бог совершает», «все от Бога, всяческая от творца», «с Богом не поспоришь», «Божье тепло, Божье и холодно», «Бог отымет, Бог и подаст» и т.д. [10,с.541-542]

Однообразная местность, не имеющая особых препятствий (гор, морей и т.д.) для передвижения способствовала (в прошлом) сильной миграции народа, давала возможность для расширения своего обитания.

Как отмечалось, развитие русского характера происходило на основе определенного синтеза. Русские, с одной стороны, в силу устойчивости, а с другой – подвижности, способны были принимать инокультурные формы, вбирая в себя черты, нормы, традиции, образ жизни некоторых народов.

Гигантские пространства необходимо было не только осваивать, но и защитить.

В то время, как Западная Европа, начиная с VIII века не подвергалась серьезным внешним агрессиям, Россия значительную часть своей истории провела в оборонительных войнах.

Столетия военных угроз, боевых успехов и поражений, нового собирания сил и нового военного напряжения заложили в душе русского народа данные ему от природы выносливость, неприхотливость, стойкость, самоотверженность, готовность жертвовать личным благополучием во имя спасения Отечества. Война не случайно высвечивает нравственные, духовные силы русской нации. Именно в экстремальных условиях войны русский народ проявляет высокие образцы нравственности – доброту, готовность делиться последним, самоотверженность до самоотречения.

Социальное влияние на формирование психологических качеств русского народа связано со специфическими особенностями социальных организаций, в которые включаются русские люди. Можно выделить два уровня, обеспечивающие функционирование социальных организаций. Это микроуровень, характеризующийся непосредственными личностными контактами, и макроуровень, который осуществляет систему опосредованных социальных взаимосвязей.

Детерминирующее воздействие на психологический облик русского народа имели община — на микроуровне и государство — на макроуровне.

Значительную роль в становлении русского народа и его качеств сыграл фактор местонахождения России среди других народов мира. Русский народ вынужден обстоятельствами своей истории обстраиваться на стыке Европы и Азии.

Срединное положение России на евроазиатском континенте объективно обусловило многонациональный состав населения. Россия в этническом отношении является своеобразной моделью мира, где сосуществуют более ста народов, представляющих религиозные различные конфессии и этнические группы. Многонациональный состав населения сложился в результате внутренней колонизации. В процессе обретения Россией новых земель был выработан особый тип межнациональных отношений, неизвестный другим европейским империям. Этот тип межнациональных отношений основан на чувстве уважения к другим народам, к их религии, обычаям и традициям.

Возникает симбиоз, синтез различных характеристик, восприятие и творческая переработка культурных многообразных завоеваний, и в тоже время защита творческого начала собственной эволюции. Такие цивилизации оказываются более жизненными, формируя соответствующий тип этнического поведения и динамический характер личности.

Пограничным цивилизациям, из-за гетерогенного характера, будут соответствовать особые способы организации власти: жесткие методы государственного управления, подчинение региона центру, особая роль политической власти, слабость гражданского общества.

Русская история во многом обусловлена внешним привнесением организующего и дисциплинирующего начала в государственную систему.

Равнинность и природная незащищенность внешних рубежей, гигантские пространства, многоплеменной состав населения, малонаселенность, постоянная вынужденность ведения войн — это те вызовы истории, которые подталкивали русский народ к необходимости объединения в рамках  централизованного, с авторитарными формами правления, государства. Формируясь в условиях дефицита необходимых для развития ресурсов (финансовых, интеллектуальных, временных, внешнеполитических и др.), государство вынуждено было прибегать к жесткой централизации.

Жесткая организация  власти обусловила и определенный характер взаимоотношений общества и власти. Необходимость концентрации ресурсов требовала четкого подчинения общества власти и почитания.

России как государству пришлось отвечать на множество вызовов истории, что приводит к  неравномерному характеру исторического развития, который проявляется в скачкообразном и рваном ритме исторического времени. «Историческая судьба русского народа была несчастной и страдальческой, и развивался он катастрофическим темпом, через прерывистость и изменение темпа цивилизации». [2,с.7] Поэтому в русском сознании настоящее воспринималось как бренное и преходящее. Настоящее неустойчиво, как правило, оно наполнено житейскими тяготами и невзгодами. Поэтому специфическим национальным отношением к прошлому выступает его ностальгическая оценка.

Поскольку временная вертикаль русской истории полна катастрофических событий, подтверждающих бренность земного бытия, то в сознании русского человека были прочны традиции, отождествлять прошлое с лучшей жизнью. И как результат – терпение, страдание ради «светлого завтра», ради будущего поколения. Однако терпение периодически прерывалось – бунтом, революцией – то есть выражением воли народа (пусть не всего, а части).

И само государство развивается как служебное, вынужденное отвечать на исторические вызовы. Необходимость максимальной концентрации ресурсов и противостояния «всем миром» многочисленным опасностям обусловили традицию подчинения личного интереса задачам социума. Жизнь любого сословия в России была связана, прежде всего, со служением царю  и Отечеству. Служебный характер деятельности сословий формировал и «служебный национальный характер». Эта детерминанта создавала особый тип мышления, который вырабатывал определенные поведенческие стереотипы. Централизация, сплочение вокруг объединяющего начала приводили к созданию и объединению вокруг общей цели, которая становилась единственно возможной на таких просторах, выступая основой общественных связей, а затем и последующей абсолютизации данных связей. Личность выступает как средство достижения абсолютной общественной цели. Но, аккумулируя свой творческий потенциал в единое коллективное начало, народ создавал мощный импульс, который творил историю, двигаясь вперед. Примером может послужить Советский Союз. Это была эпоха невиданного национального подъема, которая привела в действие творческий потенциал русского народа и благодаря этому позволила ему встать в один ряд с передовыми нациями мира.

На макроуровне. Социальным институтом, оказавшим глубокое воздействие на душевный склад русского народа, выступает община. Мировоззрение крестьянства, представление об окружающем мире – природе и обществе, о своем предназначении, социальной справедливости аккумулируется в главной социальной ячейке – общине. Она регулирует внутреннюю жизнь крестьянина, является связующим звеном с внешним миром. Сохраняет накопленный опыт и транслирует выработанные ценностные ориентации. Крестьянская община как модель восприятия мира находит свое выражение в пространстве и во времени и в зависимости от исторических условий находят свое конкретное выражение.

Община является конкретной формой социальной общности, из которой родились все другие известные человеческой истории формы. Например, завод, магазин, институт, школа, где человек не просто работает, зарабатывает деньги — он часть коллектива, через ячейки он включается в общественную жизнь.

Групповое общинное сознание (в значительной мере оно было мифологическим) пронизывало все сферы жизни крестьянского сообщества. Это было сознание коллектива людей, связанных между собой не только деловыми отношениями, но и эмоционально, сознание, ориентированное на идущие исстари традиции и идеалы. Для крестьянина его община — это целый мир. Недаром русские крестьяне называли общину миром или обществом. Крестьянин-общинник делил людей на «своих» и «чужих». Причем к категории «чужих» относились не только горожане, феодалы и вообще представители иных сословий, но члены других сельских сообществ. (Единение с ними происходило лишь во время массовых крестьянских движений). «Мы» и «они» — такое видение окружающего мира являлось порождением общинного локализма и замкнутости. [11,с.26]

Человек был подконтролен общине, но и мотивы действий общины были понятны индивиду, поскольку он мог оказывать влияние на общинную жизнь посредством участия в сходках, где принимались сообща важные для всех решения. Тем самым община давала человеку ощущение причастности к жизни коллектива, прививала ему собственное понимание высшего смысла жизни, связанное со служением миру, другим людям, обществу в целом. Культивировались такие качества, как честность, бескорыстие, скромность, совестливость, уважительное отношение к старшим. Центральным в общине был принцип солидарной ответственности людей друг за друга. Следовательно, человек в общине всецело предан ее интересам. Она для него — высшая инстанция, выше нее могут быть только царь да Бог. В преданности общине — залог личного благополучия и преуспевания, поэтому ее решениям подчиняются беспрекословно.

Но это не означало отрицания свободы как таковой, а лишь ограничение произвола и вседозволенности, своеволия и анархистских бунтарских устремлений. Свобода «без берегов» гибельна для русских людей, привыкших мыслить свободу как волю. Не отрицая полностью личной свободы, община, тем не менее, сковывала индивидуальную инициативу и закрепляла такие чисто русские национально-психологические свойства, как беспечность, личную безответственность, иррациональную беззаботность о завтрашнем дне. Тем самым создавались благодатные условия для усугубления практического проявления русского «авось».

Отношения общины и индивида носили взаимный характер. Не только человек зависел от общины, но и община была обязана заботиться о человеке. Община обеспечивала любому своему члену прожиточный минимум, не позволяя даже самым немощным умереть с голода. Здесь проявляется русское понимание справедливости.

Справедливость — социальное равенство, коренящееся в экономическом равенстве по отношению к земле. Земля — от Бога, и поэтому любой общинник имеет право на свою, равную со всеми, долю земли, а также всех богатств, которыми владеет община. Закреплению такого положения справедливости в народной душе способствовал регулярно осуществлявшийся передел общинных земель в соответствии с количеством едоков мужского пола в семье. Подобный порядок может показаться торжеством уравниловки. Поэтому некоторые авторы полагают, что в фундаменте русской общины не было ценностей, стимулирующих индивидуальную хозяйственную деятельность, откуда вытекает нерыночный, в отличие от западноевропейца, характер русской национальной психологии. [3,с.63]

Таким образом, специфика  национального характера определялся рассово-этническими, историко-географическими, геополитическими аспектами. Генезис русского характера, это длительный процесс  исторического развития Российского суперэтноса, который складывался из разрозненных племен. Биосоциальное единство, социально-культурная близость, материальная культура, религиозно-духовная близость формировались медленно. Информация, гиперборейская мудрость, закодированная в знаках и символах, прошла через века, закрепилась на уровне бессознательных архетипов. Процесс формирования русской народности проходил под влиянием тюркских и финно-угорских племен. Однако сложный процесс формирования суперэтноса не отменил развития данных этносов, он сблизил их, направил по одному этапу эволюции, и привел к образованию Российской цивилизации с отличительными чертами.

На процесс консолидации этносов и становления русского национального характера повлияла православная церковь. Детерминирующее воздействие на психологический облик русского народа имели община — на микроуровне и государство — на макроуровне. Географическая среда и климатические условия оказали особенно ощутимое влияние на характер русского этноса.

Литература

1. Бердяев Н.А. Судьба России. — М., 1990.
2. Бердяев Н.В. Истоки и смысл русского коммунизма//Бердяев Н.А. Соч. – М., 1994.
3. Бороноев А.О., Смирнов П.И. Россия и русские. Характер народа и судьба страны. –СПб., 1992.
4. Вятр Е. Социология политических отношений. — М., 1979.
5. Гачев Г. Национальные образы мира. — М., 1998.
6. Гумилев Л. От Руси к России.- СПб., 1993.
7. Гумилев Л. Этногенез и биосфера земли. -Спб., 2002.
8. Гумилев Л., Панченко А. Чтобы свеча не погасла. — Л.,1990.
9. Гусева Н.П. Славяне и арии. Путь богов и слов. — М. 2002.
10. Даль В. Пословицы русского народа.. Сборник в 3-х томах. Т.3. – М., 1993.
11. Данилова Л.В., Данилов В.П. Крестьянская ментальность и община// Менталитет и аграрное развитие России (ХIХ – ХХ вв.)/ Под.ред. Данилова В.П., Милова Л.В.- М., 1996.
12. Демин В. Тайны русского народа.- М., 2001.
13. Ильин И.А. Сущность и своеобразие русской культуры//Москва, № 4, 1996.
14. Ключевский В. Курс русская история. Соч.: В 9-ти Т. -Т. 1. -Ч. 1. – М., 1997.
15. Милов Л. В. Природно-климатический фактор и особенности российского исторического процесса // Вопросы истории, 1992, №4-5.
16. Панарин А.С. Реванш истории: российская стратегическая инициатива в ХХ веке. – М., 1998.
17. Тойнби А. Дж. Постижение истории.- М.,  1991.
18. Трепавлов В.В. Восточные элементы в российской государственности ( к постановке проблемы)//Россия и Восток: проблемы взаимодействия. – М., 1993.
19. Флоровский Г. Пути русского богословия. – Вильнюс, 1991.
20. Четшко С.А. Архетипы сознания в реальности бытия.// Общественные науки и современность. 1992, №6.
21. Шпет Г. Философские этюды. – М., 1994.

культура, социальные функции, современный регион, культурология

Актуальность исследования социальных функций в культурном континууме современного общества не вызывает сомнения. Они помогают сохранить культурное пространство региона, его национальную идентичность, обеспечивая формирование в растущем многообразии культур поля взаимопонимания, терпимости и согласия, сотрудничества и диалога. Они защищают культурную среду, охраняют нравственность, национальную систему ценностей, тем самым, приобретая смысложизненное значение

Текст статьи:

Важнейшая функция современной культуры – ее континуальность, позволяющая поддерживать ее непрерывность и динамичность в историческом времени. Культурный континуум общества периодически прерывается революциями, которые приводят к «новому» обществу, нарушающему связь времен и нить культурной преемственности. Разрыв советского и постсоветского пространства через «перестройку» привел Россию, как известно, к формированию демократического общества с рыночной экономикой. И лишь «тексты» культуры, которые предзаданы российскому человеку, зафиксировали «генотип» его духовности, выполняющего функции национального самосознания, культурной идентичности, и др.

Как категориальное понятие, культура выполняет социальные функции, которые основываются на совокупности его определённых обязанностей перед обществом. До сих пор остаётся открытым вопрос о количестве социальных функций культуры, поскольку их ряд постоянно растёт, так как культура многообразна и бесконечна.

Учёные ищут пути создания структуры, которая бы превратила в «полифоническую целостность» все существующие функции культуры. Нам близка иерархическая структура функций, выстроенная от наиболее общих до сравнительно частных функций, которая осмыслена Е. Александровой, И. Быховской, Э. Маркаряном, Э. Орловой, Э. Соколовым, А. Флиером и другими учёными. Согласно этой структуре, к универсальным, всеобщим принадлежит функция социализации, т. е. накопления социального опыта, стимулирующего консолидацию и эффективность взаимодействия людей в удовлетворении их интересов и потребностей. Среди других можно выделить функции, обеспечивающие интегрированное существование людей, помогающее выработать формы организации их в совместной жизнедеятельности посредством структурной дифференциации на различные группы, согласно социально-территориальным, социально-функциональным, социально-бытовым, коммуникативным и другим особенностям. Выделяются функции регуляции процессов взаимодействия между людьми посредством исторической селекции, нормирования и стандартизации наиболее удачных элементов социального опыта в этой области и реализации их в работе регулятивных механизмов конвенционального (ценностные ориентации, мораль, нравственность, обычаи, этикет и другие) или институционального (право, политика, идеология и другие).

Важными для культурного континуума современного региона стали функции, обеспечивающие возможность совместной жизнедеятельности людей. Среди них – функции трансляции традиций воспитания, просвещения, образования, выработки норм инкультурации, коммуникации, обмена информацией, её накопления, сохранения, тиражирования. Среди многообразия функций необходимо отметить познавательно-коммуникативную, рекреационную, оценочную [1, с. 509 – 511].

В культурном континууме актуальна функция трансляции социального опыта и функция социализации личности, которые помогают человеку жить в сообществе себе подобных, создавать ценности и умело ими пользоваться. Такой подход принимает во внимание результаты, которые достигнуты благодаря развитию культурной антропологии, акцентирующей своё внимание на описании динамики развития культуры, на выявлении социальных механизмов трансляции знаний и социализации личности [2, с. 99 – 100].

Социальные функции определяют важную миссию культурного континуума в истории общества. Во-первых, они помогают сравнивать состояние культуры на различных временных периодах её формирования, что позволяет выяснить её типологию, а, следовательно, отличительные черты. Во-вторых, утверждают взгляд на культуру, как на важный, «полный жизни организм», призванный обслуживать потребности общества и имеющий автономию по отношению к обществу. «Чтобы содержать культуру «в порядке», активном состоянии, нужно равномерно и согласованно развивать её функции» [3, с. 120 – 121].

Интересная интерпретация социальных функций у М. Кагана. Он свёл их к двум: первая — обеспечение общества всем необходимым для его прогрессивного развития, для повышения уровня его негэнтропии и вторая — функция обеспечения мобильности общества, динамичности, продуктивности, эффективности всех механизмов, постоянного повышения коэффициента их полезного действия. Учёный считает, что именно эти функции обеспечивают безостановочное самосовершенствование общества [4, с. 233 – 235].

Специфика любого общественного явления в его полифункциональности, которая представляет собой «разброс» функций, которые составляют «плавающую» величину от нескольких единиц до нескольких десятков. Если первоначально с позиций полифункциональности выделяли только две функции, то в дальнейшем – 14 функций [5, с. 93].

Особенность культурного культурного континуума современного общества – в его многофункциональности. Есть мнение, что общее число функций, к примеру, музыкального искусства перевалило за пять десятков [6: 22].

Разработкой проблемы полифункциональности занимался М.Каган, выделивший преобразовательная, коммуникативная, познавательная и ценностно-ориентационная функции на основе четырех основных видов человеческой деятельности [7, с. 12].

Далее он выделяет просветительскую функцию как способность распространять знания в обществе; воспитательную, формирующую систему «ценностных ориентаций»; эвристическую функцию, которая учит человека мыслить, «развивая культуру его чувства, тренирует и совершенствует творческие способности его воображения, выполняя тем самым непреходящий «социальный закон» на развитую, культивированную и всесторонне разработанную человеческую психику»; коммуникативную функцию, которая вне зависимости от того, какая именно информация передается, какое отношение она внушает, в каком направлении развивает воображение, чувства, интеллект человека, какого рода наслаждения она ему доставляет, способна решать все эти задачи лишь постольку, поскольку служит средством общения [8, с. 360].

Эта система функций получила критическое осмысление в работах И. Горского, О. Кановенко и других. Недостаток данной системы они видят в неравноценности выделенных элементов жизнедеятельности человека, которая влечет за собой и неравноценность самих функций искусства по отношению друг к другу. В результате этого приходится объяснять наличие одних функций искусства с помощью других, как, к примеру, коммуникативная функция у М.Кагана является условием осуществления всех других.

Научное знание не может выделять какую-либо одну, единую и неделимую функцию, т.к. это не оправдывает сведения функциональной характеристики выбранного объекта к широкому набору его частных функций. Совершенно очевидно, что в каждый конкретно-исторический момент художественный объект обладает, как правило, вполне определенной основной функцией, по отношению к которой другие его функциональные возможности должны рассматриваться как сопутствующие или предопределяющие реализацию данной основной функции, но никак не подменяющие её. Выбор же основной функции объекта детерминируется, весьма различными по характеру, факторами [9, с. 92, 93].

Можно отметить, что функциональные возможности культурного континуума как концепта современного общества, основываются на его способности целостно отражать внутренний мир человека во всем богатстве и разнообразии форм его проявления. По широте охвата его функциональные возможности можно признать всеобщими. Это мнение сформировалось в исследованиях постмодернистской направленности, в которых отмечается, что если старая парадигма довела до совершенства искусство обращения с объектом, то современная — органическая фокусирует свое внимание на искусстве субъекта – на том искусстве, которое будет твориться в нас, нами и из нас» [10, с. 245].

Современные ученые выступают против противопоставления «функционального» и «эстетического», «полезного» и «прекрасного» в искусстве. По мнению Т. Манро, эстетическая функция искусства так же является по-своему полезной, как моральная, воспитательная, патриотическая и другие. В этом смысле искусство многофункционально, а специфическая для него эстетическая функция обусловлена необходимостью стимулировать эмоциональную сферу человека, достигая самых глубоких корней его психики. Этот ученый вводит в состав искусства «биологическую» функцию. Он пишет: «искусство часто помогает человеку выжить и таким образом имеет не только эстетическую, но и биологическую функцию. Однако было бы ошибочно полагать, что американский эстетик абсолютизирует эту функцию искусства как некую константу, неизменную во все исторические времена. Наоборот, он справедливо полагает, что в каждую эпоху функции искусства изменяются и зависят от общественных условий жизнедеятельности людей. Поэтому нет априорно раз и навсегда установленных функций искусства. Их может выявить только конкретный анализ общественной жизни с точки зрения «натуралистического гуманизма» — понятия, концентрирующего в себе ряд критериев оптимального функционирования всех уровней человеческого организма или степени удовлетворения его потребностей. Согласно Манро, функции искусства в каждую отдельную эпоху обусловлены потребностью в «хорошем» или «эстетическом» опыте, производном от форм трудовой и общественной деятельности и компенсирующим их односторонность и несоответствие богатству потребностей человека. В такой трактовке функций искусства есть, несомненно, рациональное зерно, заключающееся в том, что они рассматриваются в непосредственной зависимости от потребностей человека, а последние – от конкретных исторических условий жизнедеятельности людей [11, с. 57 – 58].

Опираясь на различные точки зрения по поводу функций культуры, профессор И.И. Горлова предлагает свою трактовку основных функций культуры [12, с. 35 – 37].

Она полагает целесообразным выделить в качестве основных, следующие функции: познавательно-творческую, просветительно-воспитательную и функцию организации социальной практики (организационно-практическую функцию). Именно такая функциональная структура культуры в наибольшей степени соответствует трехфазному циклу духовной жизнедеятельности человека.

Далее профессор И. И. Горлова доказывает, что процесс нашей жизнедеятельности делится на циклы, имеющие общую внутреннюю структуру. Каждый цикл, в свою очередь, состоит из трех фаз: производство духовных ценностей; потребление духовных ценностей, в ходе которого формируется человек; возвращение человеком приобретенных духовных сил общественной практике.

Такая функциональная схема культуры органически согласуется с тремя технологическими стадиями духовной деятельности человека. Познавательно-творческая функция – это экстериоризация способностей человека, опредмечивание результатов его духовной деятельности. Просветительно-воспитательная функция – это формирование человека путем интериоризации, внедрения в его сознание добытых знаний и умений, путем распредмечивания объективированных результатов творческой деятельности. Функция организации социальной практики – это отрицание отрицания, экстериоризация интериоризированных знаний и умения в форме выхода в практику, участия человека в практической деятельности общества и социальных групп.

Все вышеуказанные функции представляют собой три магистральных направления духовной жизнедеятельности человека и общества, которые позволяют судить о значении наполненного культурного континуума современного общества в духовном развитии человека.

Но, как подчеркивает профессор И. И. Горлова, в духовной жизни полиэтнического региона ни одна из вышеуказанных функций не выступает в чистом виде, она всегда переплетается с другими функциями, выполняя, тем самым, и собственные и «чужые» задачи. Все функции, находясь во взаимодействии и органически дополняя друг друга, помогают создать культурное пространство. Именно в нем функция организации социальной практики органично дополняет познавательно-творческую и просветительно-воспитательную функции, а все вместе они служат стимулом для формирования культурного континуума.

Вместе эти функции помогают сохранить культурное пространство региона, его национальную идентичность, обеспечивая формирование в растущем многообразии культур поля взаимопонимания, терпимости и согласия, сотрудничества и диалога. Они защищают культурную среду, охраняют нравственность, национальную систему ценностей, тем самым, приобретая смысложизненное значение [13, 37].

Таким образом, исследование вопроса о социальных функциях культурного континуума современного региона актуально, т.к. только благодаря выяснению их особенностей, можно сформировать подлинное представление о качественной характеристике этого явления.

Литература

1. Культурология. XX век: Словарь. – СПб, 1997.  – С. 509 – 511.

2. Культурология // Науч. ред. Г. В.  Драч. – Ростов-на-Д, 1998. – С. 99 – 100.

3. См. Соколов, Э. Культурология. – М., 1993. – С. 120 – 121.

4. См.: Каган М. Человеческая деятельность. – М., 1983. – С. 233 – 235

5. См.: Столович Л. Н. Опыт построения модели художественной деятельности /Ученые записки Тартуского университета. Труды по философии. 1974. — Т.17. – С.93.

6. Лановенко О. Социальный статус искусства. Представления, проблемы, решения Киев, 1983. – С. 22.

7. Каган М. Социальные функции искусства. – М., 1978. – С.12.

8. Каган М. Искусство как общественное явление. – М., 1973. – С. 360.

9. Лановенко О.П. Социальный статус искусства. Представления, проблемы, решении. — Киев, 1983. – С. 92-93.

10. Генис А. Вавилонская башня /Искусство нашего времени/ //Иностранная литература. –  1996. — №9. – С. 245.

11. См.: Волобуев В. А. Методология исследования искусства в западной эстетике. – Краснодар, 1999. – С.57-58.

12. См.: Горлова И. И. Культурная политика в современной России: региональный аспект. – Краснодар, 1998. – С. 35-37.

13. См.: Горлова И. И. Культурная политика в современной России: региональный аспект. – Краснодар, 1998. – С. 37.

система культурных ценностей, условия возрождения культурных ценностей, кризис современной культуры.

Язык мировой культуры формируется и развивается в ходе коммуникативной деятельности, которая обусловлена определенной спецификой технических возможностей. Отсюда понятно, что определяющими становятся, в первую очередь, не общественно-психологические, философские и культурные факторы, но экономические и технические, однако современная техника значительным образом отстает от темпов развития художественного языка современного искусства и культуры.

Текст статьи:

Вопрос Возрождения культурных ценностей в России – один из насущных и актуальных, о которых говорят ученые разных  отраслей знаний. Настоящее всегда воспринималось в России как находящееся в состоянии кризиса, что находило отражение в лучших произведениях отечественной культуры. Будь ли это период княжеских распрей или тирании московских государей, Петровская эпоха и период послепетровского царствования, Екатерининская, царствование Николая I, все эти  эпохи не воспринимались их современниками как стабильные и благополучные, однако впоследствии были оценены как имеющие огромное значения для истории России. Русская история прошла под знаком тревог, вызванных неудовлетворенностью настоящим княжеских распрей, бунтов, земских соборов, восстаний, религиозных волнений, что, безусловно, накладывало отпечаток на русскую культуру.

Неудовлетворенность настоящим составляет одну из основных черт произведений лучших представителей русской культуры, в том числе. И философии рекламы, которая как бы сжимает настоящее между прошлым и будущим. На типичный для западной культурологии вопрос: «Можно ли считать тысячелетнюю культуру России отсталой?» мы отвечаем отрицательно. Хотя, с позиций западных культурологов, вопрос не вызывает сомнений: сотни препятствий стояли на пути развития русской культуры. Однако данная постановка вопроса является отнюдь не научной, поскольку русская культура иная по типу, чем культуры Запада, и отнюдь не менее развитая, но отличающаяся по ряду характеристик от западной.

Однако стоит подчеркнуть, что то, в чем Россия традиционно отставала от западных стран — это наука культурология и философия, причем, непосредственно в западном смысле этого слова. В этом смысле говорить о философии рекламы в западном смысле этого слова можно с некоторой долей условности. На наш взгляд, причина, во-первых, в специфике русской ментальности со свойственным ей недоверием и враждебностью к интеллигенции, а также недоверием ко всякого рода информации. Во-вторых, в отсутствии как таковой классической собственной школы культурологии и философии.

Отметим, что попытки же калькирования русской философии по западному принципу неизбежно порождают ощущения кризиса отечественной науки. Мы надеемся, что наше исследование в этом ряду откроет «окно в российскую культурологию и философию», система координат которых будет построена с учетом свойственной для русской традиции ментальности, типичной для отечественной современности картины мира и возрождения культурных ценностей.

Однако в рамках данного параграфа с целью глубокого понимания того, чем порожден некий кризис современной отечественной философии рекламы, необходимо остановиться на принципиально новом типе общения, который основан на свободном выходе личности в так называемое «информационное поле». Процессы, которые происходят сегодня в рекламе, имеют своей причиной обще культурное информационное пространство. Доступность и свобода пользования данной информацией превращает медиапространство современной культуры в место встречи людей, которые ищут себе созвучия в огромном и одиноком мире современной культуры. Опасности такого типа общения становятся сегодня предметом рассмотрения специалистов разных областей знаний: психологов, философов, культурологов.

Все это впоследствии приводит к тому, что современная культура в высоком смысле этого слова находится на грани исчезновения, имея тенденцию растворяться в виртуальной реальности. Говоря иными словами, создается новый тип культуры, который существует в виртуальном мире Интернета более, нежели, чем в реальном, отсюда становится неизбежным требование развития нового языка – электронной аудиовизуальной коммуникации. Как бы пренебрежительно не относились люди из мира высокой культуры к новым формам, по их мнению, «примитивной» кино или виртуальной коммуникации, однако им приходится признать факт и безусловное влияние интернеткоммуникации на развитие современного культурного процесса. Современная аудиовизуальная коммуникация – это не только кино, спутниковое и кабельное телевидение, дисплей компьютера и возможность создания собственного телевидения с постоянным прямым эфиром.

Традиционно известно, что язык мировой культуры формируется и развивается в ходе коммуникативной деятельности, которая обусловлена определенной спецификой технических возможностей. Отсюда понятно, что определяющими становятся, в первую очередь, не общественно-психологические, философские и культурные факторы, но экономические и технические, однако современная техника значительным образом отстает от темпов развития художественного языка современного искусства и культуры. Точно также, в свое время, на телевидении сторонники так называемой «специфики телевидения» – прямого репортажа отдавали ему первостепенную роль. Однако со временем стало понятным, что прямые передачи — показатель не следствия развития технического прогресса, но художественной слабости неразвитого в то время телевидения.

Похожий процесс происходит в современной культуре: техника расширяет диапазон коммуникативного пространства культуры, но существенным образом отстает от развития изобразительно-художественных средств. Результатом становится превращение современной культуры в коммуникативный «сэконд-хенд». Трудно представить, каковым будет дальнейший художественный уровень культуры после того, как она превратится в перспективу непосредственного двустороннего и многостороннего общения».[1]

Схему подобной культурной коммуникации западные исследователи медиасреды России представляют себе в виде треугольника, вершина которого представляет собой язык экрана, правый угол его социальное функционирование культурной коммуникации, а левый – развивающиеся технические средства. Автор подчеркивает, что новые технические средства уже привели в ранг второстепенных различия между кино и ТВ, на которых основывалась научная традиция их кардинального различения как двух чуть ли не противоположных систем коммуникации.[2]

Подобная перспектива способна превратить в несущественные различия между кино, телевидением, персональным компьютером и мобильным телефоном. Уже сегодня понятие «фильм» обозначает любую форму записи изображения в движении вне зависимости от ее носителя. Такой подход, с одной стороны, снижает требования к художественному уровню любой продукции современной культуры, но с другой, освобождает от некоего «искусствоцентризма», который ранее накладывал свой отпечаток на анализ современного произведения.

Отметим, что при таких темпах развития технических средств культуры последняя весьма скоро превратится в так называемую «электронную культуру», со свойственными ей коммуникативными особенностями, не имеющими уже, впрочем, к художественной культуре никакого отношения. Размышляя об особенностях современного коммуникативного пространства, В. Савчук отмечает, что коммуникативная информация нуждается в последовательной цепи, которая не может быть разрушена массами. По его мнению, характерной чертой нашей эпохи является именно массовая информативная неуправляемость.[3]

Безусловно, современная философия рекламы становится частью и одновременно системой ко­ординат  тотального коммуникативного пространства, в котором задействованы практи­чески все культурные системы общества, культура и современное коммуникативное пространство могут быть поняты глубже, полнее, если рассмотреть специфику традиционной, народной, массовой, популярной и элитарной культур. В известном сборнике «Феномен массовости кино» рассматриваются существующие группы продуктов современной художественной культуры. Первая из них образует народную или фольклорную культуру, другая — популярную, третья – элитарную. Эти группы отличаются друг от друга по особенностям художественной формы: в народной культуре она проста, в популярной – умеренно сложная, в элитарной — особенно сложна.

Стоит также особо остановиться на таком отличительном признаке, как происхождение культурного продукта. В народной культуре это происхождение неизвестно, в популярной создатель открыт, в элитарной культуре известен только узкому кругу специалистов. Отличия по экономической доступности культурного продукта человеку современной культуры можно отметить следующие: народная культура бесплатная, популярная – по умеренной цене, элитарная – стоит значительно выше. По социальному статусу создателей культурного продукта проявляются следующие различия: создатели народной культуры – любители, популярной – ремесленники, элитарной – профессионалы.

регионазм, культура, культурная политики, полифункеционализм.

В статье рассматриваются многообразие российских регионов. В 90-е годы резко проявились проблемы игнорирования общефедеральной политикой территориальных, экономических, этнонациональных и исторических особенностей регионов, что во многом начало приобретать негативные последствия для современного этапа. Шла ориентация на планирование минимальной социально-экономической помощи регионам, на некие среднестатистические нормы культурного обслуживания населения через бюджетные и внебюджетные фонды, на распределение ограниченных ресурсов между регионами.

Текст статьи:

Изучая характер федеральной и региональной культурной политики в нестабильных условиях 90-х годов, отечественные авторы указывали на необходимость кардинальной переориентации и выработки новой стратегии, целей и задач реформ[1]. В результате исследовательских поисков, как известно, изменилась трактовка культурной политики, были расширены тем самым границы понимания проблемы регулирования сферы культуры. Это позволило считать, по мнению Г.А. Аванесовой[2], культурную политику одним из рационально-управленческих факторов динамических изменений в современном обществе и ориентировать ее в условиях модернизации на регулирование социокультурных трансформаций широкого диапазона.

Социокультурное многообразие российских регионов требует учета различных аспектов самоорганизации в преобразовательных процессах. В 90-е годы резко проявились проблемы игнорирования общефедеральной политикой территориальных, экономических, этнонациональных и исторических особенностей регионов, что во многом начало приобретать негативные последствия для современного этапа. Шла ориентация на планирование минимальной социально-экономической помощи регионам, на некие среднестатистические нормы культурного обслуживания населения через бюджетные и внебюджетные фонды, на распределение ограниченных ресурсов между регионами.

В 1992 году были приняты «Основы законодательства Российской Федерации о культуре», развернуто определившие права и свободы человека, народов и этнических общностей в области культуры. В данном документе были прописаны обязанности государства в области культуры, дифференцировалась компетенция между федеральными органами государственной власти, органами местного самоуправления, сформулированы принципы государственного финансирования культуры и регулирования экономической деятельности. И только в 1996 году правительством было утверждено «Положение об основах хозяйственной деятельности организаций культуры и искусства», отражающее механизмы их функционирования в условиях рыночной экономики.

Постоянные изменения в органах управления социокультурной сферой разрушили их единообразную структуру и регулирование этих процессов по вертикали. И, как следствие, ресурсные и организационные механизмы в регионах, через функционирование которых и осуществлялась федеральная политика в советский период, утеряли жизнеспособность.

В начале 90-х годов не было выработано четкой, целенаправленной стратегии и тактики в меняющихся социально-экономических условиях. При этом следует отметить стремление сохранить культурное наследие и культурный потенциал. Министерство культуры определяло целью работы налаживание межрегиональных информационных связей, поддержание гуманитарной направленности реформ, что носило преимущественно декларативный характер.

Осмысление и разработка конкретных целей регулирования социокультурного развития были сопряжены с проблемами, прежде всего, экономического и политического характера. Наметилась тенденция перспективного решения существующих проблем, с одной стороны, посредством восстановления институтов и ценностей прошлого культуры, с другой — посредством скорейшего включения страны (соответственно, любого отдельно взятого региона) в глобальные, модернизационные процессы. Однако одним из особенно позитивных направлений деятельности федеральных органов управления стала разработка общей базовой модели региональной культурной политики, положения которой требовалось адаптировать для различных российских регионов. Был взят во внимание фактор длительного взаимодействия региональных сообществ XIX-XX веков, определивший общие характеристики, несмотря на природно-географические, исторические, собственно культурные особенности регионов.

В процессе децентрализации 90-х годов начинает формироваться территориальный подход, при котором регион рассматривается в качестве как административно-территориальной единицы, так и целостного социокультурного организма, функционирующего по законам самоорганизации. Именно в данном случае учитывалась бы социально-экономическая специфика, национально-культурная самобытность региона. Статистические показатели социокультурных процессов в центре и на местах, часто унифицированные по заданной схеме, в кризисный период вошли в противоречие с реальной картиной происходящих событий и наметившихся модернизационных тенденций. И поэтому выработка новых подходов способствовала сохранению и развитию системы управления культурой.

Одним из механизмов управления в сфере культуры, осуществляемого Министерством культуры и его структурными подразделениями на местах, выступал организационно-экономический. И здесь заслугой управленцев представляются активные поиски форм обеспечения функционирования учреждений, не только приносящих большую прибыль, но и убыточных из-за резко снизившегося уровня жизни основной части населения страны. Через семинары и конференции по проблемам управления социокультурного сектора активизировались межрегиональные контакты, носящие и рекомендательный, и практический характер[3].

К середине 90-х годов теоретики культурной политики, наконец, стали искать общие основания теории и практики, считая важным отрабатывать различные дефиниции. Под регионализацией вполне оправданно предлагалось понимать право местных властей распределять ресурсы, регулировать социокультурные процессы, создавая условия для взаимодействия между органами управления и общественными системами самоуправления и саморазвития. Соответственно целью такой установки является создание условий, стимулирующих население региона к освоению нового и расширению границ существующего социокультурного пространства. Согласно такой трактовке культурной политики на местах целесообразно создавать механизмы регионального управления, регулирующие общественные отношения в локальной культуре[4].

На современном этапе управления в сфере культуры исследователями уже не противопоставляются управленческое регулирование со стороны разных субъектов и самоорганизация как направления деятельности, поскольку после спада системного кризиса нашего сообщества не составляет труда безошибочно определять механизмы эффективного управления. Теперь никто не отказывается от масштабных управленческих технологий, от целеполагания, проектирования, программирования и внедрения инноваций как инструментов культурной политики. В анализируемый нами период только в отдельных территориальных сообществах на основе большого профессионального опыта совмещались традиционные и инновационные модели в работе на местах при постоянной организационно-экономической связи с центром. Сказанное относится к Московской, Нижегородской, Ленинградской, Тульской и другим областям.

Интересным представляется мнение К. Разлогова о необходимости формирования множества «культурных политик», лишь одна из которых – равная среди равных – осуществляется властными органами, государственными либо региональными. «Трагедия «управления» культурой в отечественной традиции состояла и состоит в том, что она всегда была разрозненной, а собственно Министерство культуры обреченным на администрирование в сфере, прямому управлению не подлежащей (искусства), и на защиту отмирающего»[5].

Анализируя степень взаимодействия федерального и регионального уровней в реализации территориальной культурной политики, обозначим позитивные и негативные внешние и внутренние факторы ее осуществления, носящие по отношению к ней характер объективных условий. В отмеченный период с полным основанием можно констатировать отсутствие у федерального центра целостной концепции культурной политики; неясность разграничений властных полномочий; недостаточно четкое разделение материально-технических, финансовых, кадровых ресурсов между центральными и региональными органами власти всех уровней и др. Наличие в переходный период проблем, обусловленных стратегией реформирования центра, сопровождалось внутренними сложностями и противоречивыми тенденциями в осуществлении управления, которые были обусловлены, в свою очередь, рядом региональных причин. Одним из механизмов, снижающих эффективность процессов самоорганизации, являлось противостояние различных ветвей власти, разных групп элит в регионах. Безусловно, подобная конфронтация отражает расколотость самого общества, что ведет к торможению выработки оптимальной модернизационной стратегии культурного развития на местах.

В период преобразований возникли проблемы локальной социокультурной политики, связанные с процессами социального расслоения, с одной стороны, и миграционными процессами — с другой. Впервые за многолетнюю практику руководители многих регионов воочию убедились в точности марксистской аксиомы о прямой обусловленности сознания бытием. Экономический кризис страны привел к возросшей стоимости услуг социокультурной инфраструктуры, а значит, и к резкому перекосу в культурных потребностях и интересах большинства населения, что вызвало необходимость неотложного корректирования в организации культурно-досуговой, культурно-просветительской сфер.

Следующей задачей сбалансирования культурной политики были мероприятия по сохранению и воспроизводству в регионе высококвалифицированных специалистов и обеспечению тем самым преемственности творческих объединений, школ, направлений. Сотни представителей гуманитарной интеллигенции, дезориентируясь в сложнейших социально-экономических условиях, были вынуждены менять профессиональный статус, что таило в себе угрозу общественного коллапса. В качестве защитной функции для самобытного культурного выживания регионов исторически беспрецедентно для других стран проявилась тенденция толерантности части российских специалистов, что свойственно для нашего менталитета в целом, и в то же время активного диалога с ними руководителей, изыскивающих различные формы социально-экономической поддержки интеллигенции.

В кризисный социально-экономический период сфера межнациональных и межконфессиональных отношений стала средоточием проблем, которые невозможно было решить каким-либо одним способом, к примеру идеологическим или силовым. Заслугой региональных руководителей в сфере управления культурой стало выстраивание корректной политики по отношению к каждому этнонациональному сообществу, к той или иной группе верующих посредством предоставления площади для организации деятельности, поддержки проводимых праздничных, религиозных мероприятий, если они не оскорбляли национальных и религиозных чувств и прав другой части населения. Некоторые же отечественные ученые, движимые, вероятно, финансово-экономическими соображениями, стали говорить о проблемах взаимодействия между титульными этносами и представителями других этнонациональных групп, при этом игнорируя вопросы глубоко исторических, этнических, национальных и цивилизационных контактов и миграции народов, а значит, и некоторой относительности самого понятия «титульный этнос».

Привлечение к активному взаимодействию отечественных и зарубежных благотворителей дало возможность региональной власти развивать инновационные проекты. Однако поначалу многие реализуемые социокультурные программы, информационные технологии, культурно-образовательные идеи вступали в противоречие с интересами регионального сообщества. В частности, бесконтрольная активность всякого рода культурных фондов предоставляла возможности для отмывания средств, полученных незаконным путем. К тому же варварски, при скудном финансировании использовался многолетний научно-творческий потенциал работников интеллектуального труда некоторыми зарубежными квазимеценатами. Сегодня, когда в подобных случаях проводится многоступенчатая экспертиза, можно с полной уверенностью утверждать, что основы организации введения инновационных моделей в социокультурную сферу были созданы именно в 90-е годы региональными властями.

Внутренние сложности в выработке адекватной культурной политики в регионах связаны с тем, что местная власть в условиях реформирования ясно осознавала преобразовательный потенциал, заключенный в локальной культуре, в профессиональной подготовке местного персонала, в инновативных возможностях и практической воле людей. Но необходимость обновления в сложнейшей политической, идеологической, социально-экономической ситуации увязывалась порой с финансовой поддержкой центра, с получением средств от использования природных ресурсов в регионе, с устоявшимися формами жизнедеятельности основной части населения. В конечном счете, перечисленные ресурсы являются базовыми основаниями для социокультурного выживания в атмосфере системного хаоса.

Период преобразований благотворно повлиял на власть, осознавшую необходимость реального взаимодействия с населением, стимулирования у него доверия к власти и воли к изменению ситуации. Были созданы институты и формы повышения уровня профессионализма работников административно-управленческого комплекса.

С начала 90-х годов проявился интерес к народной культуре, включающей различные формы и направления любительской культурно-художественной деятельности. При учреждениях культуры создавались дома и уголки ремесел, фольклора и т.д. Одновременно динамично растет число любительских объединений, являющихся адекватным отражением общего состояния и некоей интеграцией контркультурных, эпатажно-агрессивных групп в единую неформальную среду. Постепенно часть носителей «бунтарского духа» переключилась на деятельность в рамках экологических и политических движений либо организовывала фонды, благотворительные организации. Существующие сегодня клубы по интересам, художественно-творческие, музыкальные любительские объединения стали институциональными формами последних превращений в культурно-досуговой сфере. Таким образом, слабое экономическое состояние страны, с одной стороны, не позволяло создавать условия для освоения отечественного историко-культурного потенциала, с другой — способствовало проникновению не всегда высоких образцов массовой западной культуры, оказывающей деморализующее влияние на молодежь.

Важным направлением в возрождении, сохранении и трансляции национальной культуры является развитие традиционных художественных промыслов и ремесел, характеризующих региональную среду. Народное искусство, как известно, несет в себе высокие духовные ценности. Его развитие имеет чисто практический смысл. Естественно, экономическая составляющая, будь то само производство или процесс реализации продуктов деятельности, должна быть подчинена задачам сохранения технолого-художественной уникальности местных традиций.

В результате перестроечных процессов конца 80-х годов произошла резкая децентрализация управления, утрата традиций организации и проведения совместных с Министерством культуры мероприятий государственного масштаба. В некоторых регионах были вынужденно сокращены объемы деятельности, в частности гастрольной и выставочной, преимущественно в сельской местности, требующей значительного финансирования. Бесплатные формы культурно-досуговой работы с различными категориями населения заменялись платными. В условиях аморфной экономической базы необходимо было определять приоритеты дальнейшей деятельности, новые программы, концепции, в которых предусматривались бы все формы экономической поддержки социально-культурной сферы.

Особую важность представляет детальное изучение региональной культурной ситуации: именно здесь духовные ценности как совокупности социально-культурных тенденций и характеристик быстрее восстанавливаются в качестве основы культурной идентичности населения и самореализации личности.

Перейдем к наиболее эффективным механизмам федерального и регионального управления в сфере культуры. В отличие от разнонаправленной плеяды исследователей всего спектра направлений социальной и культурной политики, создающих на протяжении многих десятилетий советского и постсоветского периодов заоблачные, абстрактно-идеалистические, безжизненные схемы эффективного управления, многие руководители федерального центра, да и на местах, всегда видели реальную картину социокультурной деятельности общества и владели, использовали все рычаги сохранения и возрождения конструктивных форм регулирования и проектирования.

Существует целый ряд факторов, способствующих выработке эффективной управленческой практики в регионах. Социально-экономическое и культурно-этнонациональное своеобразие любого региона и в целом социокультурная ситуация здесь, на фоне огромных масштабов нашей страны, носит более определенный, гомогенный характер. Представителям местной власти в достаточной степени известны проблемы населения, что позволяет выделять приоритетные направления в удовлетворении культурных потребностей и интересов людей, безошибочно использовать имеющийся кадровый потенциал, действовать с опорой на лучшие, проверенные временем культурные традиции. Органами управления определялись перспективы жизнеспособности инноваций в различных социальных и локальных средах региона. Одним из преимуществ в рассматриваемый период можно назвать реализацию инициатив, исходящих от самого населения, от наиболее активных его слоев, групп. С одной стороны, в процессе преобразований пришлось отказаться от привычных для населения форм культурной жизни, с другой — демократизация общества открыла огромное пространство для удовлетворения самых разнообразных культурных запросов, для реального участия любого носителя культурных ценностей в создании собственной культурной ниши. Постепенно формируются единые духовные ориентиры, общенациональная идея — сначала на региональном уровне, затем на общефедеральном. Будучи конкретной по практике функционирования, региональная культурная политика базируется и на теоретических разработках, возникающих в социокультурном процессе. Активизирующееся межрегиональное взаимодействие и прямая связь с центром могли уже в 90-е годы привести к созданию монолитной, сильной модели развития страны (в том числе и культурного развития) с основательной, общей для всего многонационального сообщества идеей. Но несогласованность различных групп элиты или, зачастую, деятельность элит, далекая от идей государственного строительства, лишали как региональных, так и федеральных управленцев масштабного улучшения жизнедеятельности населения. Вместе с тем одним из механизмов, тормозящих это улучшение, явилась коррупция в самом аппарате управления на всех уровнях власти.

В условиях политической нестабильности и социального напряжения на уровне общерегиональных связей существовал целый ряд возможностей актуализировать культурные нормы и духовные ценности, сложившиеся в ходе исторического регионального развития. В кризисной ситуации именно данные экзистенциально-культурные ресурсы, многовековые ценности, передаваемые из поколения в поколение независимо от смены идеологии властей удерживали от окончательного разобщения политиков в сфере культуры и население.

Из всего сказанного вытекает, что решение многих проблем государственности российского общества находится в прямой зависимости от оптимальной модели взаимодействия трех начал: федерализма, регионализма и местного самоуправления. Данная схема не является новационной, но в новых условиях она приобрела более содержательное звучание: на ней основываются культурное созидание, поддержка межрегионального культурного обмена, сохранение национальных культур, совместное осуществление социокультурных проектов как межрегионального, так общероссийского значения.

Обратимся к опыту работы, накопленному в Тульской области. Политика тульского департамента культуры в 90-х годах состояла прежде всего в регулировании культурных процессов, в переводе учреждений отрасли на новые условия хозяйствования, в учете социально-экономических особенностей региона, культурных интересов и потребностей различных категорий населения, культурного потенциала данной территории. Вся деятельность департамента культуры была направлена на выработку новой стратегии, методологии и принципов работы, адекватных новой социокультурной реальности.

Как уже отмечалось, переход на рыночную экономику вызвал резкую дифференциацию материального состояния людей. Спад уровня жизни основной части населения повлек существенное сокращение культурных контактов. В связи с этим департамент культуры предпринимал меры для того, чтобы обеспечить удовлетворение хотя бы минимума культурных потребностей за счет финансирования соответствующих программ.

Следующее направление его деятельности состояло в поддержке проектов, стимулирующих культурные интересы и потребности населения.

Осознавая степень социальной напряженности, департамент культуры проводил работу, способствующую возрождению традиционной культуры. Были организованы и профинансированы различные фестивали, мероприятия в память об исторических событиях региона, выдающихся людях и т.д.

Именно в годы преобразований чаще поощрялись и премировались государственными наградами за самоотверженность в труде многие деятели культуры, преподаватели, работники музеев и библиотек.

При участии управления культуры были созданы и активно действовали более 70 творческих коллективов и клубов по интересам.

Одним из фундаментальных факторов реализации политики в области культуры является нормативно-правовая база регулирования деятельности различных институтов, организаций и межведомственных отношений. Ряд соглашений между администрацией области и Министерством культуры Российской Федерации, принятых в 90-х годах, позволил консолидировать усилия сторон по решению многих вопросов. На опыте одного из районов Тульской области федеральная власть профинансировала создание половины учреждений культуры нового типа — культурно-информационных центров на базе локального телерадиовещания, давших с первых дней существования и определенные доходы.

Разрабатывались и реализовывались областные законы, касающиеся библиотечной и музейно-выставочной сферы. Департамент культуры добился автоматизации процессов во всех областных и почти во всех районных библиотеках, создания фонда краеведческой литературы, социальной поддержки библиотечных работников (выплата лечебных пособий, предоставление дополнительного отпуска, 15-процентная надбавка к должностному окладу).

Совместно с органами социальной защиты и образования повсеместно была разработана и осуществлена на местах программа «Библиотека и семья». Продолжением этой деятельности стало проведение семинаров по проблемам организации работы библиотек с детьми с ограниченными возможностями, а затем и создание на начальном этапе минимальных, из-за скудного финансирования сферы культуры, условий для означенной социальной группы.

В свою очередь, специалисты библиотечной системы стали использовать инновационные формы и методы в своей работе, вести поиск внебюджетных средств, устанавливать договорные отношения с предприятиями всех форм собственности, что в результате и увеличило читательский поток.

Вместе с тем в библиотечной сети складывалась неблагоприятная ситуация: сокращалось поступление книг и других носителей информации, росли темпы физического и морального износа литературы. Поэтому управление культуры разработало программу развития и реформирования библиотечного дела. Был также собран координационный совет по комплектованию библиотек всех систем и ведомств во избежание дублирования в комплектовании книжных фондов и рационального использования выделяемых на это средств. Проводились социологические исследования с целью изучения читательского спроса.

В сфере досуговой деятельности финансировались работы мастеров декоративно-прикладного искусства. Поддерживая творческие инициативы, департамент культуры и областной Дом народных ремесел периодически проводили региональные фестивали народного творчества, конкурсы и другие мероприятия. На базе действующих учреждений культуры создавались центры фольклора, дома ремесел, школы традиционной народной культуры.

Совместно с телерадиокомпанией «Тула» проводились передачи о праздниках и обрядах региона, транслировались все ставшие традиционными выставки декоративно-прикладного искусства, областные фольклорные, театрализованные и литературные праздники, а также фольклорные экспедиции по территории региона.

Необходимо констатировать и некоторые стагнационные процессы. Несмотря на то, что сфера детского и юношеского досуга и в 90-х годах оставалась приоритетной, эта отрасль переживала серьезные трудности, например, с трудом приобретались концертные костюмы; досуговые объекты, аттракционы, игровые автоматы в парках культуры и отдыха пришли в негодность; недостаточно было помещений, пригодных для деятельности юных мастеров и галерей их искусства. Сложно было решать вопросы выделения финансовых средств на реставрацию передаваемых в муниципальную собственность помещений.

При департаменте культуры была сформирована комиссия по разработке экономических методов управления и стимулирования, взаимодействию учреждений культуры, искусств и творческих союзов.

Региональная самобытность нашла отражение и в существовании целой палитры различных музеев, таких как историко-краеведческие, военно-исторические, художественно-краеведческие, археологические, этнографические, литературные и другие. Возросла их роль не только культурно-просветительского, но и научно-исследовательского характера. И здесь трудно было проводить работу по укреплению материально-технической базы.

Безусловно, областной департамент культуры так или иначе во многих направлениях своей деятельности получал со стороны федеральной власти поддержку. К примеру, в соответствии с рекомендацией Министерства культуры в регионах были созданы комитеты по историко-культурному наследию, наделенные статусом госоргана охраны памятников истории и культуры (в том числе и в Тульской области), для осуществления научной, производственной, методической и иной деятельности. Данными структурами создавалась правовая база в сфере историко-культурного наследия региона. В частности, было введено лицензирование деятельности по обследованию состояния, консервации, реставрации и ремонту памятников истории и культуры местного значения для своевременной их реставрации; определены механизмы комплексного сохранения историко-культурного наследия Тулы как исторического города; совместно с администрациями городов и районов области велась работа по включению памятников в областную государственную и муниципальную собственность и т.д.

Следует особенно отметить подвижнический труд профессиональных театральных коллективов и областной филармонии, отвечающей за концертную деятельность региона. Театральные труппы и музыкальные коллективы осваивали целый пласт культуры модернизма и постмодернизма. Вынужденные совмещать порой несколько форм деятельности для материального обеспечения, многие артисты продолжали творить чудеса на сцене. Сцены драматических театров и филармонии предоставлялись также молодым дарованиям для осуществления связи со средним образовательным звеном (училище, школа) и профессиональной преемственности в перспективе.

Важную роль в развитии профессионального искусства играют местные органы творческих союзов России, объединяющие писателей, музыкантов, художников и театральных работников. Деятели культуры принимали активное участие в общественно-политической жизни региона, в издании журналов, в проведении многочисленных встреч с населением. Департамент культуры Тульской области, в свою очередь, изыскивал любые возможности для поощрения деятельности творческой интеллигенции — воистину национального достояния России.

Однако сфера профессионального искусства испытывала определенные трудности: дефицит средств, отпускаемых на формирование госзаказов, новых творческих программ, гастрольную деятельность, обновление техники (звуковая и световая аппаратура), капитальный ремонт помещений и оборудования.

Одним из приоритетных направлений культурной политики была и система образования. Расширялся образовательный потенциал региона, в том числе за счет повышения статуса профессиональных учебных заведений (детские школы трансформировались в школы искусств, училища — в колледжи). Преобразование данной системы дало возможность уже в настоящее время удовлетворять потребности области в высококвалифицированных специалистах, создало условия для получения высшего профессионального образования на местах при сокращении общих затрат. Совместно с Министерством культуры департаментом проводилась работа по своевременному лицензированию всех учебных учреждений отрасли, ведущих образовательную деятельность. Одним из новшеств стало территориальное объединение школ под эгидой областного методического кабинета по учебным заведениям. И здесь обнаруживает себя логика, последовательность культурной политики региона, состоящая в сохранении качественных основ учебных заведений отрасли, создании условий для формирования многоуровневой подготовки специалистов в интегрированной структуре: школа — училище — вуз.

Особая роль в подготовке, переподготовке и повышении квалификации кадров принадлежала областным курсам повышения квалификации работников культуры и искусств. Однако из-за недостаточного финансирования и отсутствия собственной материальной базы, удовлетворяющей требованиям 90-х годов, поставленные задачи не обеспечивались в полном объеме. Стремясь скоординировать деятельность всех методических служб отрасли, департамент культуры на федеральном уровне прорабатывал вопрос реформирования данной структуры.

Это был самый сложный период: обострились вопросы финансирования отрасли, изыскания средств в только что изменившихся социально-экономических условиях. Проявляя почти фантастическую изобретательность, руководители разрабатывали концепцию оптимизации работы учреждений отрасли, определяли эффективные пути их самоокупаемости. Уже во второй половине 90-х годов культурная политика осуществлялась по программе развития и сохранения культуры и искусства Тульской области. Проведя системный анализ социокультурной ситуации в стране и регионе, разработчики учли социально-экономические особенности, сложившийся культурный потенциал, определили приоритетные направления в работе по стабилизации и реформированию культурной сферы, нетрадиционные источники финансирования, предусмотрели формирование культурно-досуговых ниш для различных категорий (групп) населения, механизм саморазвития культурной жизни на уровне области и ее административно-территориальных единиц, гибких управленческих структур, состоящих из высокопрофессиональных и авторитетных людей, способных методически грамотно регулировать культурные процессы. Все перечисленное и явилось показателем региональной культурной политики, осуществляемой департаментом в анализируемый период.

Одной из запущенных была проблема правового обеспечения в сфере культуры: несмотря на обилие действующих правовых актов, можно с уверенностью констатировать, что единой нормативной базы обеспечения деятельности в сфере культуры, адекватно отражающей ее потребности, специфику и многообразие особенностей, факторов, присущих управляемым объектам, нет ни для творческих работников, ни для учреждений и организаций[6]. Как мы уже подчеркивали, важнейшим направлением культурной политики было предоставление равных прав и возможностей участия в культурном процессе всем членам сообщества независимо от их социальной, этнонациональной, религиозной, собственно культурной принадлежности.

Начавшееся в 90-е годы ослабление роли государства во многих областях деятельности регионов привело к неоднозначному результату. По-видимому, слишком резко реформировались отношения между центром и регионами в отношении децентрализации и усиления самостоятельности регионов, что задержало развитие самоорганизации на местах и на уровне государственного устройства, национальной безопасности, осуществления национальных интересов. На основе практики в период преобразований современные представители общефедеральной и региональной власти находят относительное равновесие в разделении полномочий, оптимальном использовании ресурсов, что должно способствовать реализации эффективной социокультурной и культурной политики.

регион, региональная культура, организации, социальная структура организаций.

Регион с точки зрения его социокультурных характеристик может быть рассмотрен как «устойчивый в основных типологических чертах социокультурный и хозяйственный комплекс, который образуют природно-ландшафтные условия и способы хозяйствования в них, система экзистенциальных ценностей, религиозно-нравственное мировоззрение, формы правовых и политических отношений, которые проявляются в определенных пространственно-временных рамках у близко живущих народов

Текст статьи:

Сложность проблемы регионализации политического и культурного пространства в России связана с территориальной масштабностью страны, различием культур и религий населяющих ее народов и их неравным социально-экономическим развитием.

Регион с точки зрения его социокультурных характеристик может быть рассмотрен как «устойчивый в основных типологических чертах социокультурный и хозяйственный комплекс, который образуют природно-ландшафтные условия и способы хозяйствования в них, система экзистенциальных ценностей, религиозно-нравственное мировоззрение, формы правовых и политических отношений, которые проявляются в определенных пространственно-временных рамках у близко живущих народов» (Денисова Г.С., Радовель М.Р.).

Преобразование федеративного устройства страны, превращение краев, областей, автономных образований в субъекты Российской Федерации с собственной правовой компетенцией и со своими относительно самостоятельными политическими, социально-экономическими системами потребовало перераспределения ответственности от центра (федерального уровня власти) к региональному уровню и далее к местному самоуправлению. Россия из централизованной, единой и неделимой превратилась в «страну регионов». В современных условиях изменяются механизмы управления социокультурным развитием региона и взаимоотношения субъектов, участвующих в создании, распространении и потреблении культурных ценностей. Динамичность смены ценностных ориентаций и системы ценностей в российском обществе сдвигают акценты в деятельности учреждений культуры, творческих союзов и обществ, самодеятельных коллективов и других субъектов культуро-творческой деятельности в обществе. Резкий рост российского регионализма явилась следствием драматических изменений в советском обществе на рубеже 80 -90-х годов. Резкая смена социального порядка неизбежно повлекла за собой становление разнородных и разнотипных региональных политических систем, разрушивших тенденцию на процессы гражданской интеграции в обществе, открыли дорогу региональному самоутверждению.

Общественно-политические и экономические преобразования, происходящие в России, до предела обострили социальные проблемы и вместе с тем повысили роль культуры, как сдерживающего фактора деструктивных тенденций в социально-экономической жизни, особенно в условиях многонациональной страны и ее регионов.

В начале 90-х оформился процесс распада Советского Союза. Без необходимого осмысления сущности современного федеративного государства была образована Российская Федерация. Субъектами последней стали национальные автономии (республики, области и округа), а также края и области – бывшие административно-территориальные единицы РСФСР. Данные субъекты не просто повысили свой формальный статус, они принципиально расширили границы своей юрисдикции. Порядок хозяйственной и политической деятельности на территории субъектов Федерации стал устанавливаться, прежде всего, их органами государственной власти. При этом региональная бюрократия заняло одно из руководящих мест в российской государственной иерархии, и инициировала процесс создания региональных интегрированных административных групп, состоящих из органов власти, хозяйствующих субъектов, социально-политических организаций и пр.

Прошедшая в стране регионализация была вызвана не столько экономическими, сколько политическими причинами. Границами регионов стали границы зон административных юрисдикций, а сами регионы превратились в «административные».

Их отличительной чертой стала «бюджетная экономика» как продолжения «административного рынка» советского периода в современной квазирыночной экономике. Ее основные инструменты: налоговые освобождения, экспортные квоты, лицензии, бюджетные кредиты, тарифная политика в отношении локальных монополий, взаимозачеты, долги перед бюджетом за выполненные работы, умножение числа государственных и муниципальных унитарных предприятий, создание местных внебюджетных фондов – это типичные инструменты административной экономики.

Во-вторых, стремление «административных» регионов к «суверенизации». Именно региональные власти стремятся выступить «судьей в последней инстанции» в разрешении правовых конфликтов, присвоить себе права на участие в международных отношениях в качестве самостоятельных субъектов публичного права. Такая «суверенизация» органам власти «административных» регионов позволяет на их территории в какой-то мере контролировать действия федеральных структур.

В третьих, моноцентричная система ценностей: иначе говоря — «ценностью является только то, что одобряется региональной властью».  В «административных» регионах ценностям, одобряемым и поддерживаемым органами власти субъектов федерации, придается директивность. Значимость различных социальных и экономических институтов начинают определяться их близостью к административному центру (административным ресурсам). Политическое управление персонифицируется. Для социального статуса существенна лишь принадлежность к соответствующему административному «клану». Создаются региональные системы «безопасности», фактически являющиеся системами безопасности руководства регионов (в отдельных случаях они сращиваются с криминальным сообществом).

Чтобы оправдать такую моноцентричность системы ценностей местные элиты начинают притязать на исключительный статус в обществе, требуя признания уникальности пути развития их региона. Формируется и поддерживается идеология особой территориальной солидарности.

Итак, «административно-политическая» регионализиция России в прошедшее десятилетие была освоением советского «наследства» (экономики, социальной и политической сферы, государственно-властных полномочий). Власть, фактически, «перетекала» с федерального уровня на региональный. Далеко не всегда это способствовало укреплению общенационального единства российского государства, а также расширению прав и свобод российских граждан.

И все же прошедшая в 90-е годы регионализация России имела и положительные моменты, способные послужить основой для дальнейшей трансформации государственно-политического устройства России. Произошла адаптация общества к снижению роли Центра в системе распределения ресурсов. Появились новые техники организации и деятельности в сфере политики, экономики и культуры (выросли новые политические, организационные и бизнес культуры, в обществе сформировались новые системы социальных статусов людей). Главным же позитивом «административной регионализации» стало возросшее многообразие вариантов развития страны. Разные регионы продемонстрировали разные проекты строительства Будущего для своих территориальных сообществ, по-разному проведя приватизацию, сформировав разные формы правления, модели местного самоуправления, политических систем, по-разному выстроив взаимоотношения гражданского общества и государственной власти.

Однако уже в середине 90-х годов явственно обозначились пределы роста «административных» регионов. Последние вступили в полосу острого и затяжного кризиса.

К середине 90-х годов тенденции укрепления административной власти и влияния в субъектах Федерации достигли предела. К этому моменту субъекты Федерации установили свой административный контроль не только над собственными полномочиями, но и над большинством совместных с федеральным центром полномочий, а в ряде случаев вторглись в собственные федеральные полномочия. В частности, широкие масштабы принял процесс расширения зоны субфедеральной юрисдикции (перевод регионов в субъекты международного права, ограничение конституционных прав и свобод граждан, введение собственного порядка лицензирования, нарушение основ налогового законодательства, ограничение свободы перемещения товаров и услуг и многое другое). Как результат, к концу 90-х явственно проявилась конкуренция субфедеральной и федеральной нормативно-правовых систем.

Параллельно с этим, рост «административных» регионов шел как процесс наращивания ими своих имущественных прав. За последние десятилетие имущественные права отдельных субъектов Федерации стали фиксироваться настолько широко, что федеральные власти фактически утрачивали в них свои права на недра, природные ресурсы, предприятия федерального подчинения.

Одной из форм «имущественной экспансии» регионов на федеральные права стало накопление долгов территорий перед федерацией. Административная власть субъектов федерации развернула настоящую «войну» за экспортеров (препятствия в приватизации, установление контроля через захват их «силовыми» ведомствами, преднамеренные банкротства). Выпуск в обращение денежных «суррогатов» (векселей, облигаций) вылился в создание субъектами федерации своего рода «денежно-эмиссионных» центров.

Дальнейшее наращивание имущественных прав субъектами федерации и нелегитимная концентрация ими властных полномочий впрямую подошло к черте, за которой ставилось под вопрос само существование Российской Федерации.

Пределы роста проявляют себя и через ценностно-культурный кризис. Так, прошедшее десятилетие не дало примеров новой успешной региональной экономики. Программы развития регионов безыдейны и представляют собой в большинстве случаев неудачный повтор «дефектных ведомостей» советского периода.

Полномасштабно развернулся кризис территориальной солидарности и практик государственного управления. Проводя протекционистскую политику и отстаивая неприкосновенность административных границ, регионы уже не могут удержать эффективный капитал. Он «утекает» от региональных властей, пользуясь прозрачностью административных и государственных границ.

Сегодня, «административные» регионы лишили себя притока капиталов, знаний и технологий из глобального мира, а «административная» организация стала тормозом их технологического и экономического роста.

Органичным продолжением кризиса «административных» регионов стало «сворачивание» социального пространства их жизни. Так, за пределы «административных» регионов «уходят»: имущественные права, финансовые потоки, «интеллектуальный капитал» (технологии, товарные марки, отношения с клиентами, патенты, лицензии и пр.). Снижается количество действующих хозяйствующих институтов, упрощается их организации, сокращается горизонт ими планирования своей хозяйственной деятельности.

Истощается человеческий капитал российских территорий. Во-первых, через депопуляцию общества (истощение через миграцию, снижение рождаемости и рост смертности, ухудшение здоровья населения). Во-вторых, через инфляцию знаний, профессиональных навыков, волевого потенциала людей. Снижается их способность к адаптации к социальным изменениям. Само «сворачивание» предстает как «опустынивание» территорий. Процесс идет вплоть до физического обезлюдивания (например, на Дальнем Востоке, российском севере, в центральном Нечерноземье).

Образующиеся «пустоты» либо ничем не заполняются и превращаются в депрессивные деградирующие зоны, либо наполняются жизнью извне. В Российской Федерации правило, сформулированное П. Бурдье: «сворачивание» социального пространства регионов рано или поздно конвертируется в физические потери территорий, — получает конкретное наполнение. Современная ситуация чревата территориальными потерями России в целом, и отдельных «административных» регионов внутри страны.

Кроме этого, в регионах развернули наступление корпорации-нерезидентов, после того как региональные элиты, собранные вокруг административной власти, не смогли удержать в управлении наиболее эффективные производственные комплексы. Наступление проявляется через «захват» информационного и политического поля регионов. Крупные компании «покупают» лояльность региональной власти, финансируя ее выборы, осуществляя информационную поддержку органов власти или давление на них через свои СМИ, заключают кадровые альянсы.

«Сворачивание» социального пространства российских регионов приводит к нарастанию разнородности (гетерогенности) всего экономического, политического и социально-культурного пространства страны. При этом выделяются регионы, несущие наибольшие потери, и регионы, выигрывающие борьбу за «пространственные прибыли». Они теснят других на рынке товаров, финансов, имущественных прав, знаний и технологий, а также на «поле» культурных ценностей и расселения людей.

Это вытеснение будет выражаться в реорганизации пространства страны, в появлении на ее карте новых, но теперь уже не «административных», а «культурно-экономических» регионов. Сегодня Россия стоит перед перспективой новой регионализации своего культурного, экономического и социального пространства.

Культурную политику описывают в основном со стороны финансирования, регулирования культурных процессов посредством системы налоговых льгот[1], как целенаправленное государственное вмешательство в социокультурное развитие общества[2], наконец, как комплексную правительственную программу поддержки  культуры и искусства, гуманитарных наук посредством распределения субсидий[3].

В работах отечественных ученых под культурной политикой понимается процедура выработки целей и построения механизма их реализации[4].

В научных публикациях философов, историков, культурологов культурная политика определяется более развернуто и содержательно. Так, в исследовании «Культура и власть» Т.В. Белова не дает строгого понятия этого феномена, но из всего ее историко-философского осмысления деятельности партии и государства в советский период в данной области ясно, что речь идет о совокупности идей, о работе с творческой интеллигенцией и подготовке специалистов, об отношении к деятелям культуры и отношении последних к себе, продуктам своего труда и т.п. темах[5].

Предельно широкое определение политики в сфере культуры дает В.Б. Чурбанов. Ее сущность он видит в планомерной культуризации всех сфер общественной жизни — экономической,  политической, семейно-бытовой.  В социалистическом обществе субъектом такой политики могло быть государство и общественные органы и  организации,  руководимые  КПСС.  Культура при этом выступала стороной любой сферы общественной жизни,  культурная  политика  выполняла регулятивную роль, а управление культурой опиралось на существовавшую систему средств и инструментов социального управления[6].

Развернутую характеристику культурной политики дает А.Я. Флиер, который собственно культурную политику и оперативное управление текущими культуротворческими процессами разделяет на два разных уровня – стратегии  и  тактики управленческой  деятельности.

Культурную политику А.Я. Флиер определяет как «совокупность научно обоснованных взглядов и мероприятий по всесторонней социокультурной модернизации общества и структурным реформам, по всей системе культуропроизводящих институтов, как систему новых принципов пропорционирования государственной и общественной составляющих в социальной и культурной жизни, как комплекс мер по заблаговременному налаживанию научного и образовательного обеспечения этих принципов, по целенаправленной подготовке кадров для квалифицированного регулирования социокультурных процессов завтрашнего дня, а главное – как осмысленную корректировку общего содержания отечественной культуры»[7].

В отличие от культурной политики, управление культурными процессами для исследователя – это комплекс оперативных действий по решению животрепещущих проблем существующих культуропроизводящих институтов, призванных обеспечить расширенное воспроизводство актуальных культурных форм в пределах финансовых средств, кадров, инструментария и технологий, имеющихся на сегодняшний день[8].

В 90-е годы вопросы культурной политики обсуждались на разных конференциях и симпозиумах, освещение которых осуществилось в многочисленных сборников статей, материалов конференций и другой книжной продукции[9].

В монографии И.И. Горловой «Культурная  политика,  культурологическое  образование:  региональный аспект»[10] рассматриваются основные проблемы культурной политики, которые в содержательной части раскрывают особенности региональной культурной политики.

В Российской Федерации принципы культурной политики определяются конституционными правами и свободами личности, обязанностями социального общественного устройства. Основы законодательства о культуре провозглашают следующие принципы:

- гарантия свободы творчества и производства в сфере  культуры,  содействие  выявлению  и раскрытию творческого потенциала граждан,  независимо от их социального происхождения, пола, возраста, веры, места проживания;

- развитие системы образования, нацеленного на формирование культурного образа жизни и приобщение к ценностям национальной и мировой культуры;

- исключение монополизма в сфере культуры;

- поощрение всего, что может способствовать деятельности, направленной на развитие и подъем культуры,  а также защите всех видов этой деятельности и ее результатов;

- выработка  направлений развития культуры в условиях гласности,  открытости,  использования различных средств и форм  общественного обсуждения, экспертизы, конкурсов;

- сбережение культурного достояния страны,  обеспечение исторической  преемственности,  содействие  развитию культуры всех народов и народностей, каждого гражданина;

- гарантия  разработки  и  неукоснительного  соблюдения отечественных и международных правовых актов в сфере культуры.

Как показало изучение государственных документов, основными направлениями культурной политики государства являются создание в стране единого культурного пространства, развивающегося вглубь и вширь, имеющего тенденцию к восприятию всего нового, что рождается в мире; интенсификация процесса обогащения интеллектуального потенциала общества в целях ускорения его социально-экономического, политического, духовного развития; качественное улучшение условий выявления, становления и проявления талантов и дарований людей, независимо от их социального происхождения, статуса,  места проживания и т.п.; обеспечение прогресса культур всех народов и народностей России, их профессионального и самодеятельного творчества, традиционной и актуальной  культуры, традиций, обычаев; расширение  возможностей обучения и воспитания детей, создание одинаковых стартовых возможностей для их роста и становления,  получения профессионального образования; планомерное совершенствование практики культурного  обмена  со  странами Востока и Запада.

В Основах законодательства Российской Федерации о культуре, принятых 9 октября 1992 г., зафиксированы приоритеты культурной политики в разделе IV «Обязанности государства в области культуры».  В статье 30-й, в частности, говорится, что государство ответственно перед гражданами за обеспечение условий для  общедоступности культурной деятельности, культурных ценностей и благ. В этих целях государство берет на себя обязательства  регулировать культурную деятельность в следующих основных областях:

- выявление,  изучение,  охрана,  реставрация  и  использование  памятников  истории  и  культуры;

- художественная литература, кинематография, сценическое, пластическое, музыкальное искусство, архитектура и дизайн, фотоискусство, другие жанры и виды искусства;

- художественные  народные  промыслы  и  ремесла,

- народная культура в таких ее проявлениях,  как языки,  диалекты и говоры, фольклор, обычаи и обряды, исторические топонимы;

- самодеятельное (любительское) художественное творчество;

- музейное дело и коллекционирование;

- книгоиздание и библиотечное дело,  а также иная культурная деятельность, связанная  с  созданием произведений печати,  их распространением и использованием, архивное дело;

- телевидение, радио, и другие аудиовизуальные средства в части создания и распространения культурных ценностей;

- эстетическое воспитание, художественное образование, педагогическая деятельность в этой области;

- научные исследования культуры;

- международные культурные обмены;

- производство материалов, оборудования и других средств, необходимых для сохранения,  создания, распространения и освоения культурных ценностей;

- иная деятельность, в результате которой сохраняются, создаются, распространяются и осваиваются культурные ценности.

На основе современного законодательства можно сформулировать основные задачи культурной политики, в числе которых особенно важны:

- разработка основных принципов реализации прав граждан  на культуру, образование, новые социокультурные ценности;

- исследование, прогнозирование основных тенденций развития социокультурной ситуации в обществе, возможных последствий этого развития;

- выявление новых средств, условий функционирования культуры многонационального государства,  осуществляющего переход от одного общественного устройства к другому;

- развитие фундаментальных и прикладных научных  исследований,  позволяющих  познать  закономерности становления новых общественных отношений и роль культуры в этом процессе;

- выявление социального заказа общества, его отдельных слоев, групп, национальных и иных образований на содержание и формы культуры, подготовку организаторов культурной деятельности и управленцев в социально-культурной сфере, специалистов в области программирования, прогнозирования культуротворческих процессов;

- совершенствование законодательной базы в области  культуры, культурной политики на уровне федерации и регионов;

- разработка научно обоснованных принципов, способов, форм, методов взаимодействия государства, его федеральных и региональных органов с общественными организациями,  деятелями культуры и искусства,  религиозными, национальными, молодежными и т.п. движениями,  объединениями в целях обеспечения условий самореализации  каждого человека,  духовного и нравственного возвышения общества.

Государство располагает соответствующими средствами реализации культурной политики, к числу которых правомерно отнести законодательную  базу;  систему органов исполнительной власти на федеральном и региональном уровнях; систему экономического регулирования в области культуры.

Законодательные основы культурной политики современного государства, базирующиеся на Конституции РФ, нормах международного права,  исходят из признания основополагающей  роли  культуры  в развитии и самореализации личности, гуманизации общества, сохранении национальной самобытности народов;  из осознания неразрывной связи  между созданием и сохранением культурных ценностей, приобщением к ним всех граждан и  социально- экономическим  прогрессом,  развитием демократии, укреплением целостности и суверенитета Российской Федерации; из стремления к международному сотрудничеству в области культуры, интеграции отечественной культуры в мировую культуру.

Государство создает  систему  органов и учреждений на федеральном и региональном уровнях,  а также судебную власть, которые, совместно с законодательной,  выступают гарантом прав и свобод всех субъектов культурной деятельности, защищают эти права путем законодательной и иной нормативной деятельности, разработки и осуществления государственной политики и государственных программ  культурного развития,  пресечения посягательств на права и свободы в области культуры.

Федеральные органы власти обеспечивают права  и свободы граждан, народов в области культуры; разрабатывают основы федеральной  культурной политики,  законодательных инициатив, федеральных государственных программ;  обеспечивают правовое регулирование отношений собственности, основ хозяйственной деятельности и порядка  распоряжения  национальным  культурным  достоянием страны. Они же формируют федеральный бюджет, фонды культуры; устанавливают налоговые льготы, стимулирующие сохранение и развитие  культуры; осуществляют прямое финансирование организаций культуры, находящихся в ведении Федерации;  определяют принципы государственной политики в области подготовки кадров, занятости, оплаты труда, социальных гарантий, норм и льгот материального обеспечения специалистов  культуры.  В  поле зрения федеральных властей статистика,  информационное обеспечение культурной  деятельности, создание и ведение Свода памятников истории и культуры Российской Федерации.

Органы государственной  власти и управления на уровне автономий, краев, областей участвуют в выработке государственной политики, законодательства  о культуре;  осуществляют ее на своих территориях, равно как и международные культурные связи; организуют подготовку, переподготовку, повышение квалификации кадров; формируют фонды развития культуры; осуществляют информационное и научно- методическое обеспечение культурной деятельности.

К компетенции органов местного самоуправления  отнесено: осуществление государственной политики в области культуры на своей территории; формирование местных бюджетов и фондов развития культуры, разработка и принятие местных нормативов финансирования культуры; регулирование в пределах своих полномочий и компетенции  отношений собственности в области культуры; создание, реорганизация и ликвидация муниципальных организаций культуры,  регистрация организаций культуры на подведомственной территории; создание и ликвидация местных органов управления в области культуры, определение их структуры и полномочий,  назначение руководителей местных органов управления в области культуры; строительство зданий и сооружений муниципальных организаций культуры,  обустройство прилегающих к ним территорий.

Наконец, важнейшим средством реализации государственной политики в области культуры является  экономическое регулирование отношений в ней и к ней.

Эта сфера деятельности предполагает условия и порядок  создания, реорганизации и ликвидации организаций культуры на разных уровнях; определение форм собственности; финансирование культуры и культурной деятельности,  выявление ресурсов финансирования в этих целях; порядок организации предпринимательской деятельности государственных  и муниципальных организаций культуры; проблемы материально-технического обеспечения культуры, внешнеэкономической  деятельности в этой области;  трудовые отношения и принципы оплаты труда работников культуры, их социальную защиту.

Множественность суждений  относительно управления в культуре, о его сущности, функциях, механизмах, формах лишь подчеркивает сложность этого феномена и его слабую изученность. Анализ управления в прошлом, в том числе получившей в 60 — 70-е гг. практики общественно-государственного управления в культуре, позволяет говорить о последнем, как о более оптимальном. Представляется, что именно  этот опыт позволяет выявить и мобилизовать демократические механизмы зависимости органов управления от деятелей культуры,  которыми в наибольшей степени приходится «управлять», а самим деятелям культуры в большей мере  почувствовать  зависимость от интересов тех, кому они предназначают свои труды.

Справедливым в этом смысле представляется еще одно  замечание В.Б.Чурбанова, что в процессе управления участвуют три группы факторов, «три взаимосвязанные величины: 1) управляющее воздействие субъектов управления обществом и его сферами и институты, опосредующие это воздействие;  2) объективные факторы, т.е. материальные и социальные условия жизни;  3) субъективные факторы, т.е. «социальный профиль» и качество конкретных  субъектов (групп)»[11].

Управление в сфере культуры понимается нами как  сознательная  деятельность  соответствующих  институтов  по регулированию субъектно-объектных отношений во всем их многообразии для достижения определенных целей. Специфика управления в сфере культуры состоит,  по нашему мнению, в том, что здесь внимание сосредоточивается на конкретных механизмах регуляции социокультурной деятельности в соответствии с нормами и принципами,  целями и задачами, сформулированными на уровне культурной политики государства и регионов. Позитивной и оптимальной эту политику делает достигнутая гармония множества локальных культур, субкультур и т.п., функционирующих на конкретной территории, в рамках определенного социума.

В начале 80-х годов А.В.Кочетков в рамках системного подхода выделял такие механизмы управления, как информационный, правовой, административный (организационно-структурный), экономический, социальный². Исследователь специфики управления в системе культурно-просветительной работы Г.Л.Тульчинский разделяет механизмы на следующие типы: информационный, организационно-административный,  экономический,  кадровый3. К сожалению, эти и другие  авторы  не раскрывают собственной аргументации в пользу той или иной  типологии,  но уже само их намерение вычленить  элементы  управления, разработки и обеспечения культурной политики представляется плодотворным.

Система механизмов реализации культурной политики, на наш взгляд,  включает в себя совокупность мероприятий,  связанных: с определением стратегии и тактики социально-культурного прогресса всего общества,  отдельных его подсистем и слоев, личности; с обеспечением  оптимального функционирования инфраструктуры культуры,  ее финансирования,  необходимого восполнения ее звеньев в соответствии с объективно возникающими общественными потребностями;  с созданием условий раннего выявления и поддержания дарований и талантов, их формированием и проявлением; с оптимизацией форм управления и самоуправления в культуре,  научным и кадровым обеспечением культурной политики, организацией условий для повышения общей,  нравственной,  политической культуры ее творцов  и организаторов.

На этом основании полагаем, что факторами, детерминирующими оптимальную систему механизмов управления в культуре, их типологию, целесообразно считать следующие: экономические, социальные, организационные. В соответствии с этими факторами представляется возможным выделить и аналогичные группы, типы механизмов, взаимодействие  и взаимодополнение которых в конечном счете способно обеспечить достижение одной цели — сохранение и развитие культуры  личности и общества во всей ее сложности и противоречивости. Естественно,  каждый из  названных  типов  механизмов  выполняет вполне  определенную  функцию, обеспечивается  за счет множества приемов и способов воздействия.

Так, опираясь   на  экономические  механизмы  осуществления культурной политики,  используют  преимущественно  экономические методы, рычаги, стимулы управления, т.е. финансирование, материально-техническое снабжение, хозяйственное содержание учреждений и организаций,  оплату труда специалистов культуры.  В условиях перехода к рынку особое значение приобретает расширение источников финансирования отрасли на основе сочетания госбюджетных, коммерческих и благотворительных начал,  через  создание  общегосударственных и региональных фондов развития.

Для нынешнего периода в целом характерно снижение финансовых вливаний в культуру, что не могло не сказаться на  функционировании  экономических механизмов. Прежде всего, это видно на фактах постепенной переориентации управления с полностью или почти полностью  затратных  принципов на принципы сначала частичной,  а в последние годы почти полной коммерциализации. Там, где органы управления хорошо знали свой объект и имели соответствующую инфраструктуру, такая переориентация дала положительные результаты. Последнее доказывается созданием новых коллективов и новых культурных услуг,  внедрением в учебный процесс специальных  учебных заведений новых специализаций и новых учебных дисциплин и т.п.

Реализация экономических  механизмов в условиях перехода к рынку выявила необходимость перехода на режим жесткой экономии, на что не  могли не отреагировать объем и качество культурных услуг населению. Одновременно это обстоятельство обусловило активизацию  поиска  спонсоров,  меценатов,  коммерческих структур,  для  которых  участие в культуре стало бы экономически и морально выгодным.

Недостаточность средств обусловила обращение управленцев и руководителей учреждений,  организаций культуры к такому испытанному средству управления,  как локализация деятельности, программирование, проектирование ее по удовлетворению тех или иных культурных запросов и интересов людей.  Этот метод оказался ключевым  в системе экономических механизмов, он обусловил конкретизацию мер по разработке и реализации культурной политики  применительно к конкретному отрезку времени и конкретной территории. Одновременно он содействовал поиску новых способов организации инфраструктуры региона,  поддержанию тем самым культурной среды, не допустил ее разрушения.

И все же, несмотря на безусловное завоевание этапа реформ 90-х годов, выразившееся для культуры в приобретении свободы творчества и организации деятельности,  однозначно положительно оценить это направление работы не представляется возможным. Практически культура «высоких образцов» перестала быть доступной  едва ли  не  90 процентам населения страны из-за дороговизны билетов, транспорта,  разгула преступности и других  причин.  Значительно сократился объем платных услуг: как отмечалось в документах Правительства Российской Федерации,  в 1995 г.  из-за роста цен  на билеты и неплатежеспособности населения объем платных услуг сократился более чем на 20 процентов, особенно это отмечается  в сельской местности. Опережающими темпами снижаются услуги, оказываемые гражданам бесплатно1.

В перспективе, как нам представляется, при сохранении  весьма скромных объемов финансирования культуры целесообразно выделить три основных, приоритетных направления деятельности  органов культуры: сохранение культурного наследия страны, региона; изучение культурных традиций, интересов населения и их удовлетворение, в крайнем случае, поддержание на достойном уровне; сохранение имеющейся системы профессиональной подготовки кадров для учреждений и организаций культуры, обеспечение условий их деятельности.

С началом перехода общества к  новым  социально  политическим и экономическим  отношениям значительно изменилась сущность организационных механизмов. Они включают в себя теперь всю совокупность отношений между субъектами управления в структурной иерархии власти,  прежде всего между ее ветвями, представительными и исполнительными органами. Содержание, условия исполнения культурной политики сегодня, более чем когда бы то ни было, зависят от представителей законодательной власти, их понимания культуры и ее роли в преобразованиях в стране.

Формально такое понимание обнаруживает себя  в  фактах  создания специальных комиссий,  комитетов по вопросам культуры в представительных органах. От их состава, от уровня профессионализма депутатов,  включенных в такие комиссии, зависит и частота постановки вопросов духовной жизни людей на обсуждение, и  -  в результате — отношение к этой сложной области общественной жизни. Как показывает анализ реальной практики управления,  там, где такие комиссии, комитеты созданы и функционируют,  депутаты имеют более содержательное представление о состоянии социокультурной ситуации,  о нуждах культуры,  там органично ставятся вопросы культуры при рассмотрении  вопросов  экономики, политики,  других, поскольку культура в таких случаях рассматривается как естественная сторона любой общественной сферы.

Еще одним элементом совокупности  организационных механизмов  управления в сфере культуры являются отношения,  связанные с взаимодействием представительных и исполнительных органов власти. На уровне  Российской  Федерации  речь идет о Государственной думе, Совете Федерации, с одной стороны, и правительстве, Министерстве культуры РФ, — с другой. На уровне региона, соответственно о законодательном собрании и департаменте культуры.  В последние годы появились  аналогичные по функциям исполнительные органы в крупных городах и районах — при мэриях,  префектурах,  муниципальных органах власти.  Кстати,  это не только русское изобретение:  во Франции,  например,  существуют региональные дирекции  по  делам культуры,  в  Англии  некоторые графства имеют в составе органов местной власти специальных уполномоченных по делам культуры.

Иными словами, к середине 90-х годов накоплен значительный арсенал механизмов, в том числе организационных, способных эффективно  содействовать повышению роли культуры в стабилизации общественной жизни, в  саморазвитии  потенций  человека. Проблема видится в согласовании действий органов управления, в оптимизации  использования этих механизмов,  в мобилизации накопленного опыта в целях развития России и ее регионов. Основными направлениями этих совместных действий представляются обеспечение принципов демократизма,  децентрализации, свободы создания и потребления культурных ценностей, максимального удовлетворения уже сформированных культурных потребностей людей, вне зависимости от их социального статуса, места проживания, размера дохода. Именно эти принципы справедливо выдвинуты исследователями культуры[12]. Мы согласны с ними. Задача органов управления в этом случае состоит в том, чтобы максимально способствовать созданию благоприятных условий для каждого, кто стремится реализовать свой творческий потенциал, овладеть духовной сокровищницей, накопленной человечеством за всю историю его существования.

Специальные механизмы  культурной политики направлены на изменение статуса культуры, в том числе ее созидателей и потребителей, преодоление деформаций в отношениях власти и художественной интеллигенции; исключение монополизма в культуре; защиту национальных и социальных ценностей от разрушительных действий антикультуры; развитие и поддержание новых форм культурной самодеятельности и культурных инициатив людей во всех подсистемах культуры; организацию международного сотрудничества в сфере культуры; защиту общечеловеческих культурных ценностей, содействие укреплению продуктивных форм сохранения национальных культур, их свободного взаимодействия.

Представляется важным  подчеркнуть необходимость полноты и взаимодействия механизмов управления в рамках единой целостности -  культурной  политики государства,  если такой полноты и взаимосвязи нет, управление сталкивается с перекосами, ошибками, нередко трудно поправимыми.  Так,  абсолютизация организационных механизмов,  как правило, приводит к игнорированию экономических методов,  администрированию, бюрократизму и формализму, а часто — к повышению полномочий,  злоупотреблению властью.  В свою очередь,  абсолютизация экономических механизмов идет в ущерб социальным целям, ведет к погоне за прибылью как самоцели.

Очевидно, что в сложных условиях перехода к рыночной экономике главная проблема в целом состоит не столько в поиске недостающих звеньев механизма управления, хотя и это существенно, сколько в оптимизации функционирования каждого из соответствующих звеньев и их взаимодействии в рамках целостной культурной политики, ее радикального обновления, максимальной ориентации на саморазвитие культуры.

Таким образом, формирование и реализация культурной политики определяется  объективными  экономическими  условиями  культурного развития, состоянием научно-производственной  сферы, степенью раскрытия и структурой  удовлетворения важнейших потребностей населения в культуре и рядом других факторов.

Результативность применения специфических механизмов осуществления культурной политики, форм, средств управления в этой области зависит,  как показало исследование,  от двух важнейших условий: 1) соответствия концепции развития культуры ее природе, основным закономерностям функционирования,  возможностям оптимального решения задач,  стоящих перед нею; 2) взаимосвязи концепции развития и управления в культуре с концепцией становления нового общества, его политической, экономической, социальной, духовной сфер.

Разнообразны методы  и средства реализации государственной культурной политики. Их выбор каждый раз определяется характером периода программирования, особенностями конкретной культурной среды. Условно можно выделить несколько групп методов: социологические, экономические, правовые, политические, административные и др.

Исследование показало,  что в современных условиях,  для которых характерна децентрализация управления в области культуры,  как и прежде,  встречаются два рода недостатков[13]. Во-первых, стремление федеральных органов,  администрации региона и ее аппарата регламентировать работу подчиненных,  из центра решать вопросы, которые в условиях конкретного края, города, района и учреждения решаются быстрее, проще и с большим эффектом. Здесь еще сказывается инерция,  накопленная старой системой управления, сложившейся в прошлые годы.

Во-вторых, не менее явное стремление руководителей отдельных органов управления,  учреждений, учебных заведений и т.п. уйти от ответственности,  прикрыться  мнением и авторитетом вышестоящих. Это имеет место в случаях стойкой привычки опираться на  «мнение свыше»,  боязни ответственности, и, скорее всего, проистекает от неумения творчески подходить к нестандартным ситуациям,  от  отсутствия профессионализма и деловитости, от нежелания рисковать.

Преодоление этих  недостатков  следует  рассматривать в качестве принципиально важной задачи,  разрешение которой лежит,  с одной стороны,  в усилении профессионализма вышестоящих управленческих органов,  в их отказе «объять необъятное»,  с другой стороны,  в повышении  ответственности  местных органов власти и управления, работающих в современных специфических условиях социально-экономического и духовного развития общества.

Управление – область субъективной деятельности людей, потому так важно вырабатывать специальную систему изучения и анализа реальной ситуации,  способную предостеречь от ошибок, подсказать способы своевременного выявления возникающих противоречий и их преодоления,  то есть обеспечить управление  процессами в культуре в строгом соответствии с требованиями объективных условий.

Культурную политику в России середины 80-х — начала 90-х  годов определяла высокая степень динамизма и напряженности в общественной жизни вообще, и культурной, в частности. В этот период разрушались многие звенья старой системы управления, но практически слабо чувствовались основания новых порядков. Чаще всего новые представления о приоритетах культурной политики декларировались, но не подкреплялись реальными делами, финансовыми, материальными и иными ресурсами. Культура как система ощущала на себе нарастание массовой усталости, раздражения, безразличия, пассивности, что не способствовало консолидации общества. Неустроенными, социально незащищенными, а потому уязвимыми чувствовали себя и известные деятели культуры, и работники массовых учреждений — библиотек, клубов, домов культуры, музеев, парков и других центров досуга. Естественным следствием  такого  положения дел стали наблюдаемые многими исследователями факты и тенденции  деградации  отдельных групп общества, ослабления качества профессиональной деятельности во всех сферах культуры[14].

В немалой степени этому способствуют процессы, связанные с внедрением рыночных отношений и в сферу культуры. Отношение к этому процессу с самого начала не было однозначным.  Общественное сознание уже в начале 90-х гг. сформировало, по мнению исследователей, три основных типа суждений по этому поводу2.

Усиливающаяся коммерциализация культуры со всеми вытекающими из этого обстоятельства последствиями, несомненно, вызывает тревогу, способствует утверждению в массовом сознании представления о несовместимости рынка и культуры. В публицистическом варианте это выглядит примерно так: «Рынок, естественно, превращает культуру в товар, и рубль, а не эстетика, определяет цену художественной продукции».  С введением рыночной экономики  «клубнички» будет неизмеримо больше, она насытит рынок и подешевеет, то есть станет товаром повседневного спроса при неограниченном предложении.  Мы  вступаем в эпоху вседозволенности массовой культуры и не выработали элементарного механизма защиты населения, прежде всего, молодежи, от растления и морального извращения средствами рыночной антихудожественной продукции3. Обратим внимание на то, что эти мысли высказаны еще в 1990 г. Сегодняшний день практически полностью подтверждает правоту предупреждающего нас автора. Встречались и более категорические суждения о несовместимости рынка и культуры4.

Достаточно распространенным было и прямо противоположное суждение: рынок — единственное реальное средство, с помощью которого только и можно возродить культуру, создать экономическую основу свободы художника, избавиться от  «идеологизированных», а потому «серых» книг, кинофильмов, театральных постановок и т.п.1.

Третье направление мысли заключается в понимании того,  что, наряду с негативными явлениями, при внедрении рыночных отношений в духовную сферу возможно получить и позитивный эффект.

Не абсолютизируя благотворность влияния рынка  на  культуру, не связывая только с ним возможность финансирования культурной жизни, но и не отвергая его законы, рассмотрим объективные условия взаимосуществования и взаимовлияния рынка и культуры.  Это особенно важно еще и потому, что, как показывает практика последних лет,  страна начала переход к новым  условиям хозяйствования, не учитывая тех последствий, которые неизбежно возникают в период меняющихся экономических отношения, не подготовив соответствующую теоретическую и практическую базу.

Проблема «рынок и культура» существовала всегда. В экономическом смысле конкретный продукт культуры представляет  собой  единство потребительской  стоимости (рыночной стоимости) и стоимости (количество затраченного труда). Но экономические категории в культуре  действуют  иначе,  чем в сфере материального производства. «Продукт умственного труда… всегда ценится ниже стоимости, потому что рабочее время, необходимое для воспроизведения, не идет ни в какое сравнение с тем рабочим временем,  которое  требуется для того,  чтобы первоначально произвести»1.  Это и объясняет сущность объективного противоречия между  спросом  и  предложением, ведет к тому,  что государство становится потребителем продуктов культуры за счет общественных  фондов,  возмещая  художнику  его затраты. При этом товарно-денежные отношения с потребителем либо не возникают,  либо имеют место в значительно ослабленном  виде. Известно,  что государство при этом берет на себя функции и хранителя культурных ценностей.

В переходные, кризисные периоды воздействие законов  рынка  на культуру усиливается, рыночный механизм становится решающим экономическим условием развития, закон стоимости доминирует над культурными ценностями.

Такой характер  экономических отношений и связей позволяет реализовать на рынке только конкурентоспособные  продукты,  а  отдельные виды деятельности и целые учреждения культуры развиваются только под властью рыночных отношений.  В этом и  проявляется коммерциализация культуры, в результате которой:

– задерживается, нередко деформируется развитие культурных потребностей и культурной деятельности;

– общественный статус работников культуры и искусства становится независимым  от  их творческих способностей и результатов труда. На первый план выдвигается предприимчивость, умение использовать законы торговой конъюнктуры, что впоследствии выступает препятствием к созданию действительных культурных ценностей и доступу к ним;

– так как регуляторами культуры становятся законы рынка, в ее развитие вносятся элементы стихийности, создается простор для распространения художественной и идеологической всеядности,  порнографии, утверждения потребностей, базирующихся на неразвитых вкусах;

– коммерциализация в творческом плане порождает снижение требовательности самих творческих работников к качеству создаваемых произведений, погоню за кассовым успехом;

– наконец, становится фактом отказ от некоммерческих форм функционирования особенно массовых учреждений культуры, сокращение объемов,  повышение цен, замена бесплатных услуг платными. Иными словами,  появляется основание утверждать, что коммерциализация культуры находится в противоречии не только с социокультурными, но и с экономическими интересами общества и человека. Таковы общие закономерности взаимодействия культуры и рынка. Потому оправданной представляется тревога деятелей культуры, общественности,  вызванная нарастающей угрозой  воздействия  коммерческих форм  культурной  деятельности  на нравственное здоровье народа, прежде всего подростков, молодежи.

Теоретические проблемы культурной политики, ее принципы, цели, средства, механизмы реализации находят отражение в культурной  политике  государства как совокупности идей и практических действий, смысл которых состоит в многогранном содействии возвышению общественной жизни, активизации ее исторических традиций в целях разрешения актуальных задач, стимулирования нравственного, эстетического и т.п. самосуществования личности.

Во второй половине 80-х — первой половине 90-х годов  культурная политика в Российской Федерации разрабатывалась и осуществлялась в довольно противоречивых общественно-политических,  экономических условиях, скорее, в двух общественных системах и потому не могла не отразить реалий этого периода.

С одной стороны, налицо заметное ослабление усилий государственных органов федерального и регионального уровней в плане выражения ими духовных интересов людей, возможностей влияния на деятельность учреждений культуры, с другой, — все большее отчуждение  государственного  сектора культуры от реальных проблем, потребностей населения в сфере социально-культурного развития. На практике это выглядело как усиление дезорганизации в общей системе культуры,  и сама система характеризовалась как кризисная.

Очевидно, что природа этого кризиса состояла и в том, что практически прекратилось финансирование материально-технической базы учреждений культуры, но в том, что последние не могут существовать вне постоянной  систематической  поддержки  со стороны государства, его федеральных и региональных органов. Никакая рыночная экономика не может быть оправданием  свертывания участия  государства в поддержании и развитии культуры,  ибо она составляет капитал не менее значимый,  чем  финансовый. Кстати, история развитых государств с рыночной экономикой свидетельствует: стимулируя отношения спонсорства, поощряя их, США, Германия, Франция, Испания, Италия финансируют уникальные учреждения культуры и искусства, поддерживают системы образования и  просвещения,  реализуют  многочисленные  программы культурного прогресса своих народов.

К середине 90-х годов в России практически отсутствовала единая общегосударственная культурная политика, точнее – концепция развития культурной жизни  и, естественно, управления этой сферой, что зафиксировано в том числе и научными учреждениями Министерства культуры  Российский Федерации[15].

Не все  однозначно и в области управления сферой культуры. Описанная практика в немалой мере была обусловлена тем, что сама эта область в стране в прошлом строилась по модели: «центр-периферия». Считалось правильным,  что центр не только  вырабатывал политику, но и создавал культурные центры, нормы и образцы, формулировал стратегически выверенные цели деятельности, а периферия обязана лишь их осваивать, усваивать и реализовать. При такой постановке вопроса, естественно, учреждения культуры могли выполнять лишь роль инструмента проведения культурной политики, быть трансляторами норм и ценностей. Такие функционеры-исполнители,  понятно,  и  к  населению, «обслуживаемому» учреждениями культуры, относились соответственно: оно воспринималось лишь как пользователь,  потребитель продукции,  услуг, ценностей, не рассуждающий,  ничего не ждущий и не требующий.  Только к  середине 80-х  годов появились первые достаточно робкие попытки увидеть в посетителях массовых учреждений культуры не только потребителей, но и творцов, носителей разнообразных потребностей и интересов, реализуемых в многообразных формах культурной  самодеятельности. Наиболее  основательно  эта  тема нашла отражение в трудах Научно-исследовательского института культуры Министерства  культуры РСФСР,  в созданных его учеными «портретах» участников и руководителей художественных самодеятельных коллективов, посетителей клубных учреждений,  музеев, парков, в профессиограммах руководителей учреждений культуры, художественных  руководителей  домов культуры и т.п.

Широкая организационная система управления в культуре практически не предполагала обратной  связи, что автоматически вело к функционированию жесткой административной системы. Такие системы — структуры  в науке принято называть структурами типа машинной бюрократии. Известный специалист в области структур машинной бюрократии Г.Минцберг справедливо полагает, что в ней особенно интенсивно развивается иерархическая система на среднем уровне управления.  Ее характеризует рост аппарата административного управления, который видит свою функцию в контроле, анализе и планировании, в стремлении утвердить стандартизацию как принцип деятельности подведомственных учреждений, что ведет, естественно, к формализму,  рутине. У такого типа управления в конечном счете вырабатывается потребность в стабильности,  в том числе в стабилизации и внешней, и внутренней сфер.

Анализируя прошлый опыт управления в сфере культуры, в том числе и личный,  полагаю,  справедливо будет сказать: он отличался нередко  рутинностью  деятельности,  отчужденностью,  одержимостью контроля  над исполнителями.  Такой тип управления мог решать по преимуществу относительно простые социальные  задачи.  Потому и взорван он был, что перестал учитывать возросшие возможности отрасли,  существенное насыщение культурной среды новыми нормами и ценностями, разнообразие запросов людей.

Определенным тормозом в оптимизации управления в последние десятилетия стала ориентация исключительно на отраслевой принцип организации  системы  культуры,  на сеть отраслевых учреждений и строгую их типологию, игнорирование любой культурно-досуговой деятельности вне рамок массовых  учреждений культуры.

Наконец, формированию  оптимальной  системы культуры и структуры управления ею мешали сложившиеся за  десятилетия  стереотипы, в числе  которых представление о том, что уровень развития сети культурно-просветительных учреждений вполне  определяет  степень развитости культуры вообще; что освоение всеми социальными слоями и группами общества единой  системы  ценностей  и  культурных приоритетов и есть процесс приобщения народа к культуре; что работа с конкретными учреждениями (клубами,  музеями, библиотеками и т.п.),  решение оперативных задач отрасли и ожидание указаний вышестоящих органов – это и есть управление культурой. Это вело, понятно, к ограничению управленческих функций аппарата и предопределяло торможение развития,  вело ко все большему  расхождению между разрабатываемой культурной политикой и ожиданиями конкретных социальных групп, отдельных людей, общества в целом.

Распад СССР, последовавшая за этим смена общественно-политической системы вызвали смену функций культуры,  предусмотренных прежде административной системой.  Культура постепенно утрачивает, если уже  не  утратила,  роль  инструмента проведения централизованно формируемой идеологически  ориентированной  культурной  политики преимущественно просветительского характера в пользу культурного плюрализма, утверждения в общественном сознании множественности равноправных  культурнодосуговых процессов. Такая политика предполагает отказ от культурной унификации, а, следовательно, и от прежних управленческих моделей.

Разработка стратегии и тактики культурного процесса новой России должна учитывать:

а) соотношение средств и целей в культурной политике, определяющих ее нравственные аспекты;

б) открытость  культурной  политики — привлечение к разработке и обсуждению стратегии культурного развития общества  художественной  и научной интеллигенции позволит воздействовать на общество и политических деятелей авторитетом духовных лидеров и  одновременно претворять эту политику в жизнь;

в) пересмотр устаревших принципов культурной политики,  развитие ее социального, экономического, экологического аспектов.

Развитие социокультурных процессов качественно перестраивает соотношение сознательного управляющего воздействия и саморегулирования в культуре: идет смещение иерархий в самом механизме регулирования  (равноправное  участие в процессе управления, наряду с государственными органами,  принимают общественные организации и движения,  культурно-творческие  формирования – многосубъектность);  изменяются функции управления,  в основе лежит законодательное регулирование культурных процессов; принципы организации культурной жизни (от «многоэтажной» системы управления к самоорганизации  при  одновременном  возрастании роли государства как гаранта доступности культурных ценностей и  культурной  деятельности).

Как система организации культурной жизни и как совокупность процессов,  формирующих культурную  политику, механизмы  последней выстраиваются на следующих детерминантных основаниях: определение перспективных и ближайших целей  социально-культурного  прогресса общества, методы, средства и формы деятельности, с помощью которых эти цели могут быть достигнуты.  Исторически преходящий характер   политики  предопределяет  вариативность  направлений, форм, методов деятельности в сфере культуры.

В связи с этим следует совершенствовать сферные механизмы  культурной  политики:  экономические,  социальные,  организационные. Взаимодействуя и взаимовлияя друг на друга, они направлены  на реализацию единой цели:  сохранение и развитие культуры общества во всей ее сложной совокупности.  Вместе с тем каждый из них выполняет вполне определенную функцию.

Экономические механизмы культуры могут быть рассмотрены как система финансирования культуры на основе сочетания госбюджетных, коммерческих и благотворительных начал через создание общегосударственных,  региональных фондов развития культуры, налогообложение (при рациональном перераспределении доходов предприятий), стимулирование развития сферы культуры (создание приоритетов и льгот). Организация такой системы необходима как для поддержания культурного минимума жизни  населения, определяемого государством, так и для развития культурного потенциала страны.

Социальные механизмы культурной политики нацелены на изменение статуса культуры (в том числе ее создателей и потребителей в обществе), преодоление деформаций в отношении власти и художественной интеллигенции,  исключение монополизма в сфере культуры,  защиту политических, идеологических и социальных ценностей от стихийных разрушительных процессов антикультуры, развитие и поддержку новых форм культурной самодеятельности и культурных инициатив во всех подсистемах культуры (субъекты культурной политики воздерживаются от всякого вмешательства,  ограничивающего право граждан на объединения в сфере культуры),  организация международного сотрудничества по охране  культуры,  защите общечеловеческих  культурных  ценностей,  содействие  укреплению продуктивных форм сохранения национальных культур, их свободного взаимодействия.

Социальные механизмы  взаимодействуют  и  регулируют  культурный процесс на основе федерального законодательства о культуре. Организационные механизмы координируют деятельность субъектов культурной политики,  в основе которой — диалог, политическое партнерство,  взаимоответственность по вопросам возрождения, развития и сохранения культуры. В этой связи целесообразно проведение совместных культурных инициатив  по  сохранению  и приумножению  национально-культурного достояния страны,  а также использование права законодательной инициативы как обязательного условия совместной работы с органами власти всех уровней.

В реализации  культурной политики нужен соответствующий контроль за выполнением принятых решений,  создание банка  положительного опыта и его умелое распространение. Ведущую роль в формировании последней должны играть ученые и  специалисты по вопросам культуры и их экспертиза специалистами гуманитариями. Необходимо отказаться от «отраслевого» принципа в подборе и расстановке кадров в сфере культурной политики по критериям так называемой «профпригодности»,  когда за основу принимается административная компетентность, исполнительность, безынициативность, знание отрасли, а не уровень культуры, соответствующие научные знания, компетентность в вопросах культуры,  осведомленность в вопросах зарубежной культурной политики и т.д.

российская кинематография, культурное поле, социальная ответственность

Статья посвящена вопросам социальной ответственности за создание и использование в кинофильмах и масс-медиа образов насилия, страха, ужаса, которые, безусловно, деструктивно влияют на социум и человека

Текст статьи:

В современном российском культурном пространстве, создаваемом, в том числе и  кинематографической индустрией, образы физического насилия, к сожалению, присутствуют постоянно. Впрочем, в этом нет ничего удивительного и тем более предосудительного, ибо каков мир, такова  и репрезентирующая его кинематографическая «картина мира».

Концепция «картины мира» предполагает, прежде всего, когнитивное содержание. Это специфическая информация  о способе познания людьми окружающего мира. При этом исследователи, описывавшие «образ мира» («картину мира»), присущий некоторой культуре, изучали по большей части не способы, а результаты познания, которые фиксировались и упорядочивались ими в различные системы представлений: космологические, социальные, моральные и прочее. Таким образом, «картина мира» неизбежно оказывалась  попыткой дать целостный образ, модель чужой системы культурного мировоззрения вместо самого ее носителя. Здесь, как и прежде, собственно «картина мира» подменялась предполагаемой исследователем «картиной мира» носителя изучаемой культуры. Основная цель когнитивной антропологии, как и в исследованиях «картины мира» состоит в том, чтобы понять и описать мир носителей некоторой культуры в их собственных терминах, как они сами его воспринимают и переживают в опыте. Реализация данной задачи была осуществлена в рамках разработанной Р. Гудэнафом программы «субъектной реконструкции» культуры, основанной на построении модели оснований семантики данной культуры, ее понятийных форм концептуальными средствами данной культуры (1). Основной задачей и способом исследования становится не наблюдение реального поведения членов общества, а анализ собственных категорий изучаемой культуры. Для этого Р. Гудэнаф разработал специальный «нормативный» тест, применяя который, можно получить объективное знание об изучаемой культуре, т. е. «свободное от собственной культуры» исследователя описание.

Картина мира, создаваемая кинематографией, чрезвычайно важна, так как дает представление и отечественным и зарубежным зрителям воспринимать на веру то, что они смотрят и формировать на этой основе свое трактование указанного.

При этом кинематографические образы  насилия определяются как разделяемое всеми членами общества знание о собственных правилах поведения, включая как поведенческие стандарты, так и их интерпретацию. То есть, создаваемая «субъектная реконструкция» предполагала выявление этой «аутентичной интерпретации», вместе с тем, подразумевается, что носители культуры что-то могут сознательно сформулировать как адекватные данной культуре правила поведения и жизни. Описание культуры можно считать достоверным, если оно приводит к пониманию поведения ее носителей в рамках приемлемой для описываемого общества интерпретации.

Ее создателем и стал В. Липман, утверждавший, что кинематографическая «картина мира» это именно то специфическое, уникальное видение мира, которое характерно для какой-либо культуры. Оно становится фокусом, через который ее собственные носители формируют представления о своей культуре и через нее о своем восприятии окружающей среды (2).

После смены эпох, произошедшей в отечественной культуре в 1990-е гг., аудиовизуальная картина мира, предлагаемая российскому социуму, претерпела кардинальные изменения. Если прежде  наиболее актуальной была проблема социально активной аудиовизуальной культуры, то в постсоветский период на передний план выдвинулся вопрос о её социальной ответственности. Причина очевидна: в условиях глобализации зрительская аудитория стала объектом массового воздействия многочисленных произведений экранных искусств, в которых реальные человеческие типы предпочитаются вымышленным, действия подобных героев – серьезным мыслям и чувствам, спецэффекты и трюки – событиям, наполненным жизненным содержанием.

В современной кинематографии, продукция которой распространяется по разным аудиовизуальным каналам, насилие является одной из приоритетных формул создания образа киногероя, а, следовательно, и образа социального героя в массовом сознании.

На рубеже ХХ – ХХI вв.  российское общество еще более стало  обеспокоенным по поводу эскалации образов насилия на экране. Озабоченность охватила и многих создателей аудиовизуальной культуры. Проникла она также в коридоры власти, свидетельством чего является, в частности, обсуждение в 2003 – 2004 гг. Государственной Думой РФ специальной поправки к закону РФ «О средствах массовой информации» (о СМИ) от 27.12.1991 г., № 2124-1.

Проявляя определенную моральную тревогу по поводу социального функционирования  аудиовизуальной картины мира, обильно приправленной образами насилия, российская общественность исходила и исходит из убеждения о её деструктивном влиянии на социум.

Изменения в области  кинематографических  технологий, позволяющие все  более открыто иной раз изощренно демонстрировать  образы насилия, оказывают кардинальное влияние на изменение мировоззрения людей, ценностно-ориентационные и поведенческие аспекты их жизнедеятельности.

Такой  уровень российского кино вызывает  серьезные вопросы, которые  дают целостную социальную характеристику сложного и противоречивого процесса становления социального института моральной и нравственной ответственности за, что создается на экранах РФ. В частности,  социальная специфика начала ХХI в. поставила  перед Правительством РФ выше названную  проблему, а также необходимость повышения конкурентоспособности отечественной кинематографии, проработки вопроса о создании научно-образовательных центров на базе Всероссийского государственного университета кинематографии имени С. А. Герасимова и Санкт-Петербургского университета кино и телевидения в целях повышения уровня профессионального образования в области кинематографии, консолидации и интеграции образовательного и научного потенциала организаций киноотрасли, формирования предложений о внесении изменений в законодательство Российской Федерации, направленных на ограничение незаконного распространения аудиовизуальных произведений в сети Интернет.

Социокультурные и экономические детерминанты развития современной отечественной кинематографии хорошо отражены в постановлении Правительства Российской Федерации «О порядке предоставления из федерального бюджета в 2010 гг. и в плановом периоде 2011 и 2012 гг. субсидий на поддержку кинематографии», где  разработан порядок выделения субсидий на поддержку кинематографии в части финансирования производства и проката художественных полнометражных национальных фильмов.

При определении порядка предоставления субсидий имеется в виду, что: 1) субсидии предоставляются лидерам отечественного кинопроизводства в целях создания фильмов, соответствующих стратегическим задачам государства и увеличения количества национальных фильмов, выходящих в прокат в Российской Федерации и за рубежом;  2) часть средств, получаемых кинопроизводителями от проката и других видов использования отечественных фильмов, созданных при государственной поддержке, будут направляться в Федеральный фонд социальной и экономической поддержки отечественной кинематографии для использования в качестве дополнительного источника финансирования развития российского кино [4].

Таким образом, современная отечественная кинематография – это формирующийся социальный институт, деятельность которого должна быть  направлена на построение продуктивной коммуникации между социальными структурами  российского социума и социальным окружением на основе доверия, уважения, а не страха и ужаса. Актуализируясь на уровне доверительных социальных отношений, потребность в повышении общественного доверия к социальным структурам  кинематографии  становится фундаментальной предпосылкой институционализации сферы отечественного кинобизнеса.

Литература

1. Гудэнаф Р. Зачем нужна культура.  – М., 2001.  – С. 382.
2. Липман В. Способы восприятия культуры. – М., 1995. – С. 89.
3. ПОЛИТ.РУ /КИНО) http://www.polit.ru/news/2010/05/28/badmovie.popup.html.
4. Протокол заседания Правительственного совета по развитию отечественной кинематографии от  3 ноября 2009 г. № 1.

гендерная идентичность, социальная роль, феминология, андрология.

В работе рассмотрен гендер как социокультурный конструкт, проблемы идентификации и дифференциации, затронуты современные гендерные исследования, определяющие экономические и политические аспекты положения женщины в социуме и её роли в семье.

Текст статьи:

Гендерные исследования на сегодняшний день являются одной из актуальных областей гуманитарного знания. «Женские исследования» как вызов традиционной науке возникли тогда, когда стало очевидным, что, в сущности, социальные и гуманитарные науки под видом изучения человека вообще, т.е. homo sapiens, изучают исключительно мужчин.

Предпосылки для современных российских социогендерных исследований были созданы в 60-е годы XX в. в социологии семьи и пола.  Основное внимание уделялось профессиональной деятельности женщин, сочетанию общественной и семейной  ролей, а  акцент делался на психологических факторах и их роли в социальной жизни, в поведении и мотивации женщин. Этим вопросам посвящены работы С. Голода. Е. Груздевой, Н. Римашевской, С. Седельникова, В. Солодникова, А. Харчева, В. Ядова.   З. Янковой.  В настоящее время проблема гендерной идентификации и дифференциации активно разрабатывается такими российскими исследователями как О. Воронина. О. Здравомыслова, Т. Клименкова, М. Малышева, 3. Хоткина. В этих исследованиях женщина рассматривается не только как рабочая сила, как мать и воспитательница, а дается  социологический анализ женщины во всем многообразии ее социальных ролей и психологических особенностей, не выпуская того обстоятельства, что на генетическом уровне женщины отвечают за сохранение и трансляцию информации последующим поколениям, а мужчины воплощают принцип изменчивости.

Женская  роль стала изучаться  после того, как внимание общества было привлечено феминистским движением к низкому социальному статусу женщин.  Женские исследования как раз и были ориентированы на изучение женского культурного зазеркалья, причем здесь использовались самые разные методы: исповедь, групповые дискуссии, глубинные интервью, вторичный анализ материалов этнографических исследований. Такие исследования велись в США, начиная с 70-х г.г. ХХ в., в университетах и в женских объединениях.

Несомненно, женщины представляют относительно самостоятельное и устойчивое целостное социальное образование, органически вплетенное в стратификационное общественное здание и современные гендерные исследования  определют экономические и политические аспекты положения женщины в социуме и ее роли в семье,  анализируют  социо-психологические и социокультурные факторы ее личностного становления.  Экономика и политика, социальная среда здесь учитываются, но в качестве второстепенных, а не определяющих обстоятельств.

С этих позиций можно дать определение гендера как организованной модели социальных отношений между мужчинами и женщинами, конструируемой основными институтами общества. Понятие «гендер» подчеркивает, что мужские и женские роли определяются социально. Причем пол психический, социальный, который усваивается прижизненно, играет большую роль, чем пол биологический. Анализ гендерных отношений, по сути,  является анализом отношения власти полов в экономической, социальной, политической сферах жизнедеятельности. Гендерные проблемы – это, прежде всего, проблемы социальные, т.е. проблемы не только женщин, но и мужчин, проблемы всего общества и они не сводятся только к взаимоотношениям физиологических полов и распределению ролей в воспроизводстве населения.  Гендер представляет собой сложный социокультурный конструкт, и социальные отношения между полами не обуславливаются только их биологическими особенностями.

Существует огромное количество факторов, которые влияют  на гендерно-ролевую социализацию человека, начиная уже с самого рождения  и на протяжении всей жизни. Гендер находится под постоянным влиянием как культурных норм, устанавливающих, что должны делать мужчины, а что – женщины, так и социальной информации, внушающей людям, насколько велика разница между мужчинами и женщинами.   На разных этапах исторического развития и в различных социальных условиях роли мужчин и женщин определялись настолько своеобразно, что объяснить это физиологическими различиями было совершенно невозможно. Другими словами, разброс в социальных ролях значительно шире, чем физиологические различия.

Средства массовой информации также оказывают огромное влияние на формирование гендерных стереотипов. Через средства массовой информации женщины усваивают необходимость совмещать женскую роль с профессиональной, причем вопрос об их иерархии, остается открытым.  В итоге, женская роль выглядит не только второстепенной, но и более тяжелой, с «двойной нагрузкой». В то же время мужская и профессиональная роли представлены как тождественные, так как никакие иные мужские проявления практически нигде не описываются. Информационное давление вызвано тем,  что, расширяя наши знания о себе и о мире, стремясь понять, какой позиции следует придерживаться в тех или иных социальных вопросах, мы в большей степени опираемся не на собственный опыт,  а на информацию, предоставляемую окружающими.

Гендерные исследования являются междисциплинарной наукой. Они касаются проблем права, экономических отношений, здравоохранения, семейных взаимоотношений, социологии, образования, литературы, культуры и др. Гендерные исследования в этой сфере чрезвычайно важны для выработки этических норм представления образов женщины и мужчины без дискриминации по признаку пола.

Чрезвычайная сложность гендерных проблем требует комплексного подхода к своему разрешению, длительного и поэтапного продвижения к намеченным целям, вовлечению максимально широких слоев населения. То есть, это дело не только и не столько женщин, сколько всего общества.

Итак,  понятие «гендер» подчеркивает,  что мужские и женские роли в обществе конструируются и определяются социально, поэтому их изменение в сторону более справедливого распределения ресурсов и доходов, прав и обязанностей вовсе не подрывает основ человеческого общества, как пытаются убедить нас защитники традиционных устоев, а, напротив, являются способом достижения подлинной гармонии и обеспечения прав человека.

Современные гендерные теории, несомненно, должны включать как проблемы феминологии, так и проблемы андрологии, а не только факторы мужского доминирования и женской дискриминации. Если феминология – наука молодая и не завершившая процесс своего становления, то еще более младенческим выглядит возраст гендерологии. Гендерология пока не может похвастаться сколько-нибудь солидными андрологическими исследованиями. Она не только включает в себя все основные феминологические проблемы и методы, но пока еще не сделала существенных добавлений к последним. Речь не идет при этом о суммировании двух подходов и смещении акцентов в сторону констатации мужского доминирования и анализа женского фактора. Главной целью гендерологии должно стать разработка радикальных инновационных моделей гармонизации современных социальных процессов и ликвидация многовекового антагонизма полов и максимальное раскрытие двух начал – мужского и женского.

За последнее столетие и, в частности, за последние несколько десятилетий,  был достигнут огромный прогресс в направлении достижения равенства полов. В авангарде борьбы за достижение этих результатов находились женщины. Женщины преодолели множество барьеров, изменив условия жизни, внеся свой вклад в расширение масштабов социальных и политических преобразований. Эти движения могли различаться в разных странах по своему содержанию, темпам и масштабам, однако все они преследовали общую цель — улучшить положение женщин и общественный прогресс.

Литература

духовная цель, духовная жизнь, духовное общество.

В статье рассматривается духовная цель как единственный путь в развитии и спасения человеческого общества, способный привести человека к божественному состоянию.

Текст статьи:

Существуют два существенных отличия духовного общества от обычного человеческого общества, которое как в начале своего развития и на вершине его не выходит за рамки низшей природы. Основой обычного человеческого общество является стадный инстинкт, видоизмененного разнообразием интересов и возможной их борьбой. В силу этого появляющиеся множество общественных институтов и норм поведения более полно удовлетворяет развитию цивилизации.

Обычное общество развивает разум и витальную сторону человеческой жизни и создает систему экономики, для витального удовлетворения. Исходя из предыдущего опыта видно, что общество в процессе собственного развития движется к гибели — а это говорит о том, что общество развивается не по правильному пути. По словам Шри Ауробиндо «цивилизация создала гораздо больше проблем, чем может решить, умножила неумеренные потребности и желания, для удовлетворения которых ей недостает витальной силы, развила дебри притязаний и искусственных инстинктов, в которых жизнь сбивается с пути и теряет из виду свою цель»[1]. Получается, что общество в своем развитии движется к гибели, который может произойти в результате катастрофы и полного распада общества, либо доведение до предела развитие технического оснащения, научной организации жизни, в результате чего машина заменит жизнь.

Давайте рассмотрим противоположный аспект, что причина в неудачном положении наших социальных систем заключается в недостаточном развитии в них духовного начала, души человека, которая есть истинное его существо. Человек имея здоровое тело, силу и ясный ум не обретет своего настоящего «я» и не найдет достойной цели для своей деятельности и развития. Познание настоящего «я» происходит только в обращении человека к внутреннему миру и постепенном осознании, что подлинную истину человек должны искать в своей душе.

Как повлияла религия на развитие духовного общества. Была установлена истина о душе человека, она рассматривала земное существование как подготовку человека к личному спасению или освобождению от тяжкой ноши жизни. Шри Ауробиндо утверждает, что человеческое общество никогда не обращалось к познанию истинной природы души, ее главного предназначения – совершенствования.

Общество неверно использовало религии как средство спасения и совершенствования людей, это видно становится по последствиям, что в конечном счете приводило к протесту широких народных масс, направленному в первую очередь против официальной религии как главного источника лжи, зла и невежества, царящих в обществе. Следование ритуалам и формам придается неправомерно большое значение, что превращает в закон и главную цель религии и перестает способствовать духовному росту индивида и человечества. Еще то, что человек вынужден бежать от общества, чтобы найти пространство для своего духовного роста; обнаружив, что «человеческая жизнь отдана во власть не преобразованным духовно уму, жизни и телу, а вместо духовной свободы навязываются оковы формы, Церковь и Шастра, некий закон Неведения, он вынужден бежать от всего этого, ища возможности духовного роста в монастыре, на горной вершине, в пещере, в пустыне и в лесу. Когда существует такое расхождение между жизнью и духом, человеческой жизни выносится суровый приговор. Она либо обрекается на то, чтобы вершить привычное движение по замкнутому кругу, либо открыто осуждается как недостойная и нереальная, как суета сует, и теряет ту уверенность в себе и ту внутреннюю веру в значимость своих земных целей, шраддха, без которых ничего не может достичь. Ибо дух человека должен стремиться к высотам; когда напряженность его усилий ослабевает, человечество неминуемо переходит в статичное и застойное состояние или даже погружается во мрак и повергается во прах. Даже там, где жизнь отвергает дух или дух отвергает жизнь, еще может иметь место самоутверждение внутреннего существа; там может быть даже обильный урожай на святых и отшельников, возросших на почве тепличной духовности, но пока человечество, общество, нация не начнут процесс одухотворения жизни или не устремятся к свету идеала, они неизбежно кончат ничтожеством, слабостью и загниванием. Или же человечеству придется обратиться к интеллекту в поисках спасения, в поисках какой-то надежды или нового идеала, совершить движение по витку рационалистического века и прийти к новой попытке сформулировать духовную истину, к новой попытке одухотворить человеческую жизнь.[2]

Основным религиозным убеждением и догматом общества станет — вера в способность человека прийти к божественному состоянию. Но такую возвышенную догму обществу нельзя навязывать силой внешнего воздействия на сущность человеческой природы, которое может привести к кажущемуся ограничению зла, но не к истинному и здоровому росту добра. Для того, чтобы духовно расти необходимо свободное пространство, свобода действий, которая позволит накапливать опыт, ибо совершая ошибки человек осознает свою суть и свои возможности. Для этого же нужно оставить свободу даже отрицать Бога, чтобы обрести Его.

Таким образом, духовность будет уважать свободу жизни, ума и разума, она откроет им заключенную в них истину духа и откроет им высший закон их собственной свободы. Она цель будет стремиться пребывать во всем и для всего, но будет одновременно высшей целью, высшим смыслом. Духовная цель будет подразумевать установление в обществе истинной внутренней теократии — не ложной теократии господствующей Церкви или священства, но теократии внутреннего Священнослужителя, Пророка и Царя. Она явит человеку заключенное в нем божественное начало как Свет, Силу, Красоту, Благо, Восторг, Бессмертие, которые пребывают внутри него, и создаст и во внешней его жизни Царство Божие, которое сначала раскрывается внутри нас. Она покажет человеку способ искать Божественное во всех сферах его существования, сарвабхавена, найти Божественное и жить в нем так, что как бы он ни жил и ни действовал, во всякой своей деятельности он будет неизменно жить и действовать в том, в Божественном, в Духе, в вечной Реальности своего существа.[3]

1.Шри Ауробиндо, Человеческий цикл. Казань, 1992, с.305

Материалистический подход, жизненные ценности, биоэтика, эвтаназия.

В статье описываются основные типы реакции тяжело больного на возможную физическую смерть от заболевания, три основных типа культуры, по их отношению к смерти.

Текст статьи:

Человеческий разрыв, который существует и все углубляется в современной цивилизации, по этим проблемам, в частности, по проблеме смерти сказывается в наибольшей степени. Люди прошлого, люди верующие, с большей культурой, хотя, быть может, и не осознанной, интуитивной, с большим пониманием относились к этой важнейшей стороне жизни каждого человека: смерть своя, смерть близких [1].

Позволю себе выделить три основных типа реакции больного на возможную в недалеком будущем физическую смерть от заболевания.

• Первая реакция, свойственна довольно небольшому контингенту, эти люди начинают «цепляться» за жизнь, и используют любые средства, для того, чтобы остаться в живых. Таким образом болезнь, или борьба с ней, становиться главным смыслом их жизни. Болезнь лишает всех радостей жизни кроме одной — борьбы и побед над болезнью, побед маленьких и больших.
• Второй тип реакции — принятие ситуации смерти, как вероятной. Как правило, люди принимающие ситуацию скорой возможной смерти, начинают жить «на всю катушку». Стараются максимально обогатить себя духовно, не дать болезни взять над собой верх еще при жизни. Болезнь становиться чем-то второстепенным, но постоянным, неким «фоном» жизни, но не руководящей силой.
• Третий тип реакции — принятие ситуации как неизбежной, и ее ожидание. Такая реакция влечет за собой апатию, уход в болезнь, тяжелые переживания любых ее проявлений. Болезнь определяет все жизненные выборы, становиться центральной позицией поведения. Как правило делает собственную жизнь больного и жизнь его родственников невыносимой [14].

Интересно, что во всех трех типах реакций, которые абсолютно условны и не претендуют на типологию, смерть (вернее отношение к ней) определяет жизнь (вернее многие ее аспекты). И вот здесь можно выделить две глобальные позиции с которых можно рассматривать вероятную в ближайшем будущем смерть.

• Первая позиция — любовь к жизни.
• Вторая позиция — страх смерти.
• Это действительно важный момент, поскольку выбор позиции в данном случае определяет то, чем человек наполняет свою жизнь. Любовь к жизни наполняет саму жизнь творчеством, общением, любовью, работой, радостью, светом, дает человеку мир в душе, открывает его навстречу жизни [1].

Можно выделить три основных типа культуры, по их отношению к смерти: К первой группе относится материалисты. Они считают жизнь кратковременным существованием белкового тела, и с разрушением этого белкового тела наступает неизбежная смерть. Другая группа культур проповедует, что после смерти душу человека определят либо в рай, либо в ад. Неизвестность своего положения после смерти, заставляет жить в напряжении. Третья культура утверждает, что человек живет не один раз. В этой культуре самое спокойное отношение к смерти.

В современной биоэтике, которая возникла в последние десятилетия двадцатого века на Западе и буквально на наших глазах оформилась в качестве новой самостоятельной науки, проблема смерти активно и глубоко анализируется. Предметом теоретического анализа, предпринятого ради конкретных — медицинских целей, стали, например, следующие три вопроса, связанные с проблемой смерти [3]:

1. эвтаназия — ее природа, ее этическая допустимость, различия между активной и пассивной эвтаназией
2. критерий смерти — допустимость нового критерия смерти — смерти мозга — с моральной точки зрения
3. аборт — оценка с этической точки зрения

Проблема жизни и смерти, как уже говорилось, — вечная проблема. Материал по данному разделу является неисчерпаемым. По этой причине мы вынуждены лишь кратко остановиться на отдельных моментах, имеющих непосредственное отношение к медицине.

В наиболее архаичных культурах смерть рассматривается не как наказание или катастрофа, а как возвращение к предкам, награда за земные тяготы. Это относится и к Древнему Египту и к Древнему Китаю. В Индии смерть даже предпочтительнее полной страданий жизни, освобождение от которой есть благо и цель всех земных перерождений. Эта установка сохраняется и в буддизме, где, однако, отношение к жизни как этапу перехода в «дивное бессмертие»» — нирвану — становится более примирительным. Все восточные учения сходны в негативном отношении к жизни и в приемлемости смерти в силу ее «освободительного» характера [2].

В античности смерть — это закон бытия, который жестко предопределён роком, судьбой. Смерть расценивается как зло, вызывает печаль и страх, ибо означает расставание человека с земными радостями и определяет перспективу призрачного безличного существования в загробном Аиде. Тенденции теоретического преодоления страха смерти проявляются только в период кризиса античности вместе с индивидуализацией человека, выпадающего из общинной системы. Эпикур утверждал, что условием безмятежного, радостного духовного существования человека («эвдемония») является в частности избавление от страха перед смертью; «Смерть не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет» [8].

Христианство, под знаком которого происходит дальнейшее развитие европейской культуры, выводит человека из-под влияния «роковых» природно-космических стихий и через Бога подключает его к общечеловеческой культуре, создавая тем самым возможности для теоретического осознания бытия в целом. Вместе с этим оформляется и идея индивидуального бессмертия. Одновременно чрезвычайно остро и болезненно ставится проблема смерти. Если в восточных культурах трагичность факта смерти преодолевается коллективно-общинным ее переживанием, то в культуре Запада вместе с автономизацией индивида, где отдельный человек начинает осознаваться как ценность, смерть — невозвратимая горестная потеря.

Пониманию специфики отношения к смерти на Западе, как и осмыслению европейской культуры в целом, способствовал фундаментальный труд Филиппа Арьеса «Человек перед лицом смерти», переведенный, кстати, на русский язык. Автор рассматривает путь, пройденный Западом от архаической «прирученной смерти» к медикализированной, «перевернутой» [15]. На 1-ом этапе, охватывающем период с первобытности до XII в., смерть являлась коллективным делом общины. Переживаемая как несчастье, она ритуально обустроена, «приручена» — и даже носит публичный характер (прощание с близкими, причащение и т.д.). На 2-ом этапе смерть осмысливается в контексте Страшного суда, когда посмертное существование для каждого человека становится индивидуально вариабельным. В дальнейшем постепенная автономизация личности открывает человеку неповторимость собственного существования. Поэтому на 3-ем этапе смерть перестает быть жестко регламентированной, а процесс умирания носит уже не публично-ритульный, а закрыто-упрощенный характер. 4-ый этап характеризуется интенсификацией страха смерти, боязнью быть заживо похороненным (легенды такого рода появляются именно в этот период и интенсивно циркулируют в массовом сознании; в моргах даже вывешивают колокольчики, чтобы пришедший в себя после летаргического сна мог позвать служителя). Врачей начинают привлекать в качестве специалистов как для определения смерти, так и для того, чтобы получить санкции на прекращение неэффективного лечения. 5-ый этап наступает в XX в. и характеризуется полной «медикализацией» смерти, которая поступает в сферу ведения исключительно врачей и предпринимателей похоронного бизнеса. Отныне больница все чаще становится местом, где человек расстается с жизнью [11].

Сегодня в западных странах 70-80% случаев смерти происходит в больнице. Относительно больных раком известно в частности, что в Финляндии 90% их умирает в больницах [9]. Умирание протекает теперь под наблюдением медиков и предстает как протяженный и, главное, контролируемый процесс.

Последнее обстоятельство высвечивает тот факт, что успехи научно-технического прогресса и практической медицины, расширив область критических состояний человеческого организма, позволили вторгаться в процесс умирания и даже до определенной степени управлять им. Смерть предстала не как цельное явление, одномоментно поражающее жизненные функции организма, а как процесс, растянутый во времени и более-менее изолированно поражающий отдельные комплексы систем жизнеобеспечения. Образно выражаясь, появилась возможность развернуть ладью Харона и переплыть Стикс в обратном направлении.

Барьер, за пределами которого человек не может более вернуться в круг живых, раздвинулся, отделив жизнь от смерти полосой протяженностью в 4-6 минут. Но эти же вырванные у смерти минуты поставили новые проблемы. В частности стал ясен тот факт, что биологическое существование человека не тождественно социальному, а само социальное существование не является однородным и нуждается в выработке соответствующих критериев.

Поэтому для характеристики смерти вводятся теперь понятия: «клиническая смерть», когда после прекращения дыхательной и сердечной деятельности сохраняется жизнеспособность тканей и, прежде всего, центральной нервной системы и «биологическая смерть», полностью исключающая восстановление жизненных функций, а также как бы расположенная между ними «смерть мозга» , тождественная безвозвратной утрате личностных свойств человека как социокультурного существа [10].

В современной культуре отношение к смерти приобретает амбивалентную, двойственную окраску. С одной стороны, смерть как бы вытесняется на задворки сознания общества. Помимо медикализации процесса умирания, концентрирующегося в стенах больниц, происходит как бы исчезновение смерти из сферы культуры: тема смерти является закрытым для обсуждения предметом. Более того, смерть не воспринимается как естественный, закономерный феномен и при всей своей объективности рассматривается как несчастие и трагедия, то есть фактически как «случайное» событие. В целом общество ведет себя так, будто смерти не существует.

С другой стороны, обостряется интерес к тематике смерти. Этому способствует ряд обстоятельств. Рост интереса к правам человека, процесс углубления индивидуализации и возрастания в целом ценности человеческой жизни происходит на фоне обострения экологических, демографических, экономических, военных и других глобальных проблем, ставящих под вопрос сам факт существования человека и вообще жизни на Земле [18]. В последние десятилетия заговорили об антропологическом кризисе — о зловещей деградации самых разных сторон существования человеческого общества и человека, ведущей. к росту числа немотивированных преступлений и агрессивности вообще, к разгулу терроризма, наркомании и алкоголизму и иным деструктивным проявлениям по отношению человека к окружающим и самому себе. Как частное проявление антропологического кризиса в духовной сфере выделяется «экзистенциальный вакуум» [13] (смыслосодержательная пустота) — постоянное ощущение человеком ненужности и бессмысленности своей жизни, одиночества и потерянности и иные переживания депрессивного характера, которые ведут к эмоциональной неустойчивости и которые люди пытаются гасить с помощью алкоголя и наркотиков. Этому состоянию подвергнуты массы людей не только в развитых странах, но и во всем современном мире, переживающем состояние глобализации. Кроме того, интенсивная информатизация, пронизывающая все стороны современной жизни, рост технической вооруженности СМИ, превращение компьютера в фактор повседневности привели к созданию особого состояния – «виртуальной реальности», когда человек начинает жить в искусственном мире, мире моделируемых образов больше, чем в естественной реальности, как бы погружаясь в тотальный галлюцинаторный процесс [6].

Естественно, что все это проблематизирует идентичность личности современного человека, обращает его к поискам собственной самости, заставляет интенсивно размышлять над самыми различными сторонами собственного существования. Поскольку же наибольшее беспокойство вызывают вспышки деструктивности и агрессии, актуализируется интерес к проблеме смерти. Формируется танатология — учение о смерти как комплексное направление естественно-научного и гуманитарного знания. Она включает в себя широкий культурологический анализ процессов умирания и отношения к смерти, психологических моментов ухода из жизни и переживания близкими состояния тяжелой утраты. При этом танатология опирается на уже имеющийся в арсенале современной философии материал, поскольку специализированное теоретическое мышление, как правило, опережает текущую повседневность. Наиболее значительные концепции представлены такими направлениями философии XX в., как экзистенциализм и постмодернизм [12].

Интересна концепция Эммануэля Левинаса, который анализирует феномен смерти с точки зрения внутренних переживаний человека. Смерть всегда открывается человеку не просто в качестве одномоментного факта и не через рассуждения о ней, но через телесный опыт пассивности, беспомощности и страдания — в своей физической жестокости и неумолимости. Главное то, что она открывает человеку, Другое — то, что не является им самим, но все-таки присутствует в его бытии. И это Другое — не только негативность смерти, но и Другие — позитивность других людей, т.е. мир межчеловеческого общения, диалога и помощи [5]. Смерть одолевается и осознается самим выходом в сферу межсубъектных отношений.

В целом экзистенциализм стремится выявить человечески-позитивный смысл смерти, даже если сам ее факт представляется абсурдным, и приходит к выводу, что смерть — это не самодавлеющая величина, а факт жизни [7].

Постмодернизм как преобладающее направление философской мысли конца XX в. в качестве своей исходной предпосылки принимает утверждение об изменчивости и непостоянстве всех сторон и явлений мира, об отсутствии в нем каких-либо устойчивых точек опоры как в практической, так и духовной областях. Постмодернизм постулирует множественность моделей мировосприятия и мироотношения. При этом теоретики постмодернизма отвергают биологизаторскую установку концепции «естественного человека» и твердо выдерживают линию на рассмотрение его в качестве существа, всецело принадлежащего обществу, культуре [16].

Такая культуроцентричность заставляет Мишеля Фуко заявлять о «смерти человека» в современном обществе, где человек, включенный в бесконечное множество социальных групп, взаимосвязей между ними, материальных и информационных потоков, не выдерживает этих нагрузок и как бы «распыляется», исчезает — как психологически, духовно, так и вполне реально, то есть физически [6].

Жан Бодрийяр утверждает, что в нынешнем мире рыночного «обмена» нарастающее материальное производство как бы вытесняет из существования людей разумную духовную жизнь, не дает возникнуть новым духовным ориентирам. Развивается эффект «повторения»: создание вещей и предметов потребления превращается в воспроизводство на разные лады тех же самых материально-физиологических запросов человека и способов их удовлетворения. Восходящее развитие человека и культуры тогда блокируется, низкодифференцированные элементы культуры начинают работать «на себя», на собственное воспроизводство, разрушая общество, психику и тело человека. «Не-жизнь» одолевает «жизнь» и в результате торжествует смерть [17].

Можно сделать вывод, что современное теоретическое сознание не только отыскивает смысловое содержание в феномене смерти, но все больше рассматривает его в межсубъектном, социальном, культурологическом контексте. Это позволяет совершенно по-новому подойти к изучению феноменов жизни и смерти.

Список литературы:

1. Трубников Н.Н. Проспект книги о смысле жизни.//Квинтэссенция:философский альманах». — М. — 1990. — с.441.
2. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов.//1979. — с.433.
3. Биоэтика: принципы,правила,проблемы.//М. — 1998. — с.310.
4. Человек.//Энциклопедический словарь. — М. — 1999. — с.399.
5. Демичев А. Ук.соч. с.118.
6. Фуко М. Рождение клиники.//М. — 1998. — с.218.
7. Трубников Н.Н. Ук.Соч.//с.445.
8. Демичев А. Ук.Соч.//с.109.
9. Человек.//1990. — № 6. — с.98.
10. Демичев А. Ук.соч.//с.105.
11. Дом для жизни. Беседа о проблемах хосписа.//Биоэтика: принципы, правила, проблемы. — М. — 1998. — сс.309-311.
12. Монтень М. Опыты.//Кн.1. — М. — 1958. — с.119.
13. Ухтомский А.А. Заслуженный собеседник.//Этика. Религия. Наука. – Рыбинск. — 1997.
14. Франкл В. Человек в поисках смысла.//М. — 1990. — сс.300,302.
15. Арьес Ф. Человек перед лицом смерти.//Пер. с франц. — М. — «Прогресс-Академия». — 1992. — 527с.
16. Биоэтика: проблемы, трудности и перспективы (Материалы «круглого стола»).//Вопр.филос. – 1992. — №10. — сc.3-28.
17. Бэкон Ф. Соч. в 2-х томах. Т.1.//М. – Мысль. – 1972. — сc.268-269.
18. Зорза Р. и В. Путь к смерти. Жить до конца.//Пер. с англ. — М. — Прогресс. — 1990. — 246с.