архитектурная форма, архитектурная среда, система мер, пропорция, золотое сечение, гармония, математика архитектуры.

В данной статье подробно рассматриваются существовавшие системы мер от Древней Руси до ХХ века. Приводятся математические исследования пропорционального строя памятников архитектуры, основы музыкальной аналогии в архитектуре.

Текст статьи:

В разных местах земного шара, в разные времена и у разных народов эталоны длины объединял один главный признак: все они происходили от человеческого тела. Антропометрические меры  обладали ценнейшим для архитектуры качеством, о котором, к сожалению, с введением метрической системы мер забыли, но к которому в ХХ веке вернулся Ле Корбюзье. Дело в том, что антропометрические меры в силу своего происхождения соразмерны человеку и поэтому удобны для конструирования искусственной среды обитания людей – архитектурных сооружений. Более того, в таких «очеловеченных» мерах заложены пропорции, отобранные самой природой, такие, как деление пополам, золотое сечение, функция золотого сечения. Следовательно, в антропометрических мерах естественным образом заложена гармония природы.

Основной строительной мерой в Древней Руси была сажень, равная размаху рук в стороны. Сажень делится на 2 полусажени, полусажень – на 2 локтя – расстояние от кончиков пальцев до локтя, локоть – на 2 пяди – расстояние между вытянутыми в противоположные стороны большим пальцем и мизинцем. Однако чем пристальнее историки изучали древнерусские летописи, тем больше становилось саженей, затем их число превысило десять и появилась необходимость систематизировать древнерусскую систему мер. Это сделали историк, академик Б.А.Рыбаков и архитектор И.Ш.Шевелев.

Рис.1 Основные древнерусские меры длины и геометрическая взаимосвязь между ними.

Основой антропометрических мер был рост человека а. Главной из всех видов саженей является мерная, или маховая, сажень С_м, которая равна размаху рук человека в стороны. Изучение пропорций человеческого тела показывает, что С_м=1,03а. Другой важной мерой у всех народов являлся двойной шаг, который равен высоте туловища от стоп до основания шеи. Последнее расстояние, как мы знаем, равно . Таким образом, двойной шаг, или малая (тмутараканская) сажень, . Но стоит отметить, что отношение этих двух основных размеров: . Следовательно, малая сажень С_т относится к мерной С_м как сторона двойного квадрата к его диагонали без малой стороны: . Из предыдущей формулы ясно, что отношение мерной полусажени С_м/2 к малой сажени С_т равно золотому сечению: . Итак, в установленном самой природой отношении полуразмаха рук (RS) к высоте туловища (LQ), т.е. в отношении двух основных мер Древней Руси, заключено золотое сечение, столь распространенное в древнерусской архитектуре.

Построив квадраты на малой С_т и мерной С_м саженях и проведя в них диагонали, мы получаем еще два типа саженей: косую новгородскую сажень  и великую косую сажень . В отличие от первых двух саженей (малой и мерной), выражающих природные меры, косые сажени получены чисто геометрическим путем. Ясно, что . Наконец, существовала еще одна сажень, получаемая геометрическим путем. Это так называемая сажень без чети С_ч, равная диагонали АМ половины квадрата, построенного на мерной сажени С_м. У этой сажени не было соответствующей косой пары, и поэтому ее называли саженью без пары, без четы, или без чети. Из треугольника АСМ следует, что , откуда , т.е. отношение сажени без чети С_ч к мерной сажени С_м равно функции золотого сечения (рис.1).

Таковы лишь основные типы саженей, существовавших в древнерусской метрологии. Новгородская мерная трость, найденная в 1970 г., позволила уточнить их размеры. Новгородские меры ХII века соответствуют росту человека: а=170,5 см. Тогда См==175,6 см, Ст=142,1 см, Кн=200,9 см, Кв=248,3 см, Сч=196,3 см. Если же рост человека принять равным 6 греческим футам:  см, то для основных саженей (мерной и малой) получим значения: См=190,8 см и Ст=154,3 см. Именно эти меры наиболее часто встречаются в древнерусских храмах XI века, строительство которых, по-видимому, велось византийскими мастерами. Так, вместе с христианством Русь наследовала византийскую систему мер, которая в свою очередь взросла на античной средиземноморской культуре. Абсолютные размеры саженей в России с течением времени сильно колебались вплоть до введения метрической системы мер в 1918 г. Но важно то, что пропорциональные отношения между парными саженями сохранялись. Эти пропорции становились пропорциями архитектурных сооружений.

О том, что меры древнерусскими строителями применялись парами, свидетельствует, например, новгородская грамота XVI века, которая так описывает размеры Софийского храма в Новгороде: «а внутри главы, где окна, — 12 сажен, а от Спасова образа ото лбу до моста церковного – 15 сажен мерных». (Обмеры показывают, что упоминаемые сажени соотносятся как .) О применении парных мер говорит новгородская мерная трость, в которой малая сажень Ст использовалась либо в паре с мерной саженью, либо с косой новгородской . Если же на новгородской трости брались мерные полусажени в паре с малой саженью, то эта пара давала золотое сечение . Итак, красота пропорций древнерусской архитектуры заложена в самой системе древнерусских мер, дающей такие важнейшие пропорции, как золотое сечение, функция золотого сечения, отношение двойного квадрата [1].

Неповторимая прелесть, «нюанс», который присущ архитектурным памятникам древнерусских мастеров подчинялся  простой формуле, записанной в рядной записи плотника Федора на постройку деревянной церкви Усть-Кулуйского погоста (кон. XVII в.), где сказано: «А рубить мне, Федору, в высоту до порога 9 рядов, а от полу до поволоки – как мера и красота скажет…»

Рассмотрим пропорциональный строй древнерусского шедевра архитектуры — церковь Покрова на Нерли.

Согласно архитектору Шевелеву, в основе пропорционального строения церкви Покрова лежит отношение сажени без чети к мерной сажени, которое является функцией золотого сечения , а сам план церкви был построен следующим образом (рис.2). В начале размещался прямоугольник длиной 3 сажени без чети и шириной 3 мерных сажени, который очерчивал столбы, несущие барабан и своды. Поскольку , то стороны этого прямоугольника относятся к функции золотого сечения, а сам прямоугольник является почти квадратом, или, в терминологии Жолтовского, «живым квадратом». Проведя в исходном прямоугольнике диагонали, зодчий получал центр храма, а отложив на диагоналях от вершин к центру по 1 мерной сажени, — подкупольный прямоугольник и размеры несущих столбов. Так было построено ядро плана, определявшее все дальнейшие горизонтальные и вертикальны размеры сооружения. Мерная сажень строителей церкви Покрова равнялась См=1,79 м.

В построении четверика храма явно виден принцип приблизительной симметрии, который так часто встречается в природе и искусстве. Можно указать и на более мелкие членения храма, относящиеся в функции золотого сечения, т.е. в отношении сажени без чети к мерной сажени. Например, каменный поясок, венчающий колончатый фриз, который охватывает всю церковь и является ее важной архитектурной деталью, делит высоту четверика в функции золотого сечения [1].

Рис. 2 Пропорции церкви Покрова Богородицы на Нерли. а) Построение плана с помощью парных мер по Шевелеву. б) Геометрическое построение ядра плана по Афанасьеву. в) Некоторые пропорциональные членения западного фасада

Рассмотрим  ихнографию храма Покрова на Нерли, какой ее видит знаток древнерусской архитектуры К.Н. Афанасьев. Согласно Витрувию, «ихнография есть надлежащее и последовательное применение циркуля и линейки для получения очертаний плана». Как считает Афанасьев, исходным размером церкви Покрова является меньшая сторона подкупольного прямоугольника, равная 10 греческим футам: а=10 греч.фут. = 308,7 см. Тогда большая сторона подкупольного прямоугольника получается как диагональ двойного квадрата со стороной а/2. Таким образом, подкупольный прямоугольник является «живым квадратом», стороны которого соотносятся в функции золотого сечения. Толщина столбов определяется отношением золотого сечения к модулю а/2. Дальнейшие построения ясны из рисунка (рис.2). Так строится ядро плана. Остальные размеры плана получаются аналогичными построениями, опираясь в основном на модуль а/2 [2].

Заметим, что вместе с функцией золотого сечения закон золотого сечения также определяет пропорциональный строй церкви Покрова. Это неудивительно, ибо данные отношения связаны геометрией двойного квадрата. Как установил Афанасьев, закону золотого сечения подчинены прежде всего главные вертикали храма, определяющие его силуэт: высота основания, равная высоте тонких колонок четверика, и высота барабана. Диаметр барабана относится к его высоте также в золотой пропорции. Эти пропорции видны с любых точек зрения. Переходя к западному фасаду, ряд золотого сечения можно продолжить: плечи храма относятся к диаметру барабана в золотой пропорции. Итак, принимая высоту белокаменной части церкви (от цоколя дол купола) за единицу, мы получаем ряд золотого сечения: который определяет силуэт архитектурного сооружения. Этот ряд можно продолжить и в более мелких деталях.

Можно сделать вывод, что непостижимая, казалось бы, гармония храма Покрова подчинена математически строгим законам сечения – «живым квадратам», а ее силуэт определяется рядом золотого сечения [3].

Существует еще один прекрасный пример гимна архитектурной гармонии — храм Вознесения в Коломенском (рис. 3).

Рис.3 Церковь Вознесения в селе Коломенском (ныне Москва). 1532. Шедевр древнерусского зодчества, один из первых каменных шатровых храмов на Руси.

Соразмерности храма с предельной ясностью определены двумя парными мерами: горизонтальные – малой (тмутараканской) саженью Ст и косой новгородской саженью , вертикальные – малой саженью Ст и мерной саженью и их комбинацией , дающей золотое сечение.

В основу плана церкви Вознесения положен квадрат ABCD сос тороной в 10 малых сажень: а=АВ=10Ст. Ясно, что диагонали квадрата равны 10 косым новгородским саженям: . Так с помощью парных мер Ст и Кн осуществлялся контроль правильности построения исходного квадрата. Окружность радиуса R=5Кн, описывающая квадрат, определяет положение всех 12 наружных углов плана храма. Вписав через середины сторон в квадрат ABCD новый квадрат и сделав построения, мы получим внешний контур плана – 20-угольник. Выступающие над исходным квадратом части называются притворами, их ширина равна а/2=5Ст. Выразив радиус описанной окружности R в мерных саженях, строители получали сторону квадрата b, определяющего внутреннее пространство храма:

. Разумеется коломенские мастера не вычисляли никаких радикалов. Они просто прикладывали мерную трость разными сторонами и автоматически переходили из одной меры в другую. План церкви построен. Выразим еще сторону квадрата с, охватывающего притворы: . Зная а, b, c,  легко выразить все остальные размеры плана и соотношения между ними (рис.4).

Рис.4 Пропорциональный строй церкви Вознесения в Коломенском (по Шевелеву).

Итак, мы видим как сторона ядра плана а, измеренная то малой саженью, то косой новгородской, рождает все главные вертикали храма. Заметим, что общая высота церкви от верха цоколя до яблока, на котором стоит крест, равна 4а=40С_т, т.е. также простейшим образом выражается через исходный размер а [1].

Новая метрическая система ведет свой отщет с 7 апереля 1795 г., в разработке которой участвовали такие крупнейшие ученые, как Лаплас, Монж, Кондорсе. За единицу длины – метр – была примята 1/10000000 часть ¼ длины парижского географического меридиана. Метрическая система обладала бесспорными преимуществами и все шире раздвигала границы своего существования. Однако метр никоим образом не был связан с человеком, и, по мнению Ле Корбюзье, для архитектуры это имело самые серьезные последствия: «Принимая участие в постройке хижин, жилых домов, храмов, предназначенных для потребностей человека, метр, по-видимому, ввел в них чужие и чуждые единицы измерения и, если мы присмотримся к нему ближе, может быть обвинен в дезориентации современной архитектуры и ее искажении…Архитектура, построенная на метрических измерениях, сбилась с правильного пути» [4].

В условиях индустриализации строительные элементы необходимо было стандартизировать и унифицировать. Требовалось найти такие методы пропорционирования, которые обладали бы максимальной гибкостью, простотой и универсальностью. «Если бы появился какой-нибудь линейный измеритель, подобный системам музыкальной записи, не облегчился бы ряд проблем, связанных со строительством?» — спрашивал Ле Корбюзье[4]. И в 1949 г. он предлагает в качестве такого измерителя систему модульной унификации – модулор (рис.5).

Рис.5 Модулор Ле Корбюзье. Рисунок Ле Корбюзье. «Модулор – это измерительный прибор, в основе которого лежат человеческий рост и математика» (Ле Корбюзье).

Идея построения модулора гениально проста. Модулор – это ряд золотого сечения:

, умноженный на два коэффициента. Первый коэффициент k₁ равен росту человека; умножая на k₁, Корбюзье получает так называемый красный ряд. Второй коэффициент k₂ равен расстоянию от земли до конца поднятой руки человека (это большая сажень в древнерусской системе мер). При умножении на k₂ получается синий ряд. Осталось только выбрать числовые значения коэффициентов (рис.6). Желая примирить в модулоре английскую и французскую системы мер, а также следуя античной традиции, согласно которой рост человека равен 6 футам, Корбюзье взял в качестве k₁ 6 английских футов, т.е.  см. Значение k₂ принято равным 226,0 см. Так были получены красный ряд:

И синий ряд:

Значение k₂ было выбрано еще и так, чтобы между красным и синим рядами существовала простая связь: . Следовательно, синий ряд есть удвоение красного ряда.

Будучи геометрическими прогрессиями, члены обоих рядов модулора образуют цепь равных отношений: , т.е. в модулоре воплощается принцип гармонии: «из всего – единое, из единого – все». Благодаря аддитивному свойству золотого сечения «части» модулора сходятся в «целое». Наконец, абсолютные значения шкал модулора происходят от человека и потому хорошо приспособлены для проектирования архитектурной среды. Так, по мнению автора, модулор вносит порядок, стандарт в производство и в то же время связывает все его элементы законами гармонии [4].

Рис.6 Числа красной и синей шкал модулора – действительные размеры, соответствующие определенным положениям тела человека. Рисунок Ле Корбюзье.

Однако в системе модулора был серьезный недостаток: размеры модулора оказались несоразмерными со средним ростом человека. Широкого распространения модулор так и не получил, а поиск совершенной гармонии продолжался.

Любую пропорциональную систему объединяет то, что сама система является основой, скелетом архитектурного сооружения. Именно это свойство модулора  Ле Корбюзье имел в виду Альберт Эйнштейн, давая ему восторженную оценку: «Модулор – это гамма пропорций, которая делает плохое трудным, а хорошее – легким».

Архитектурная форма абстрактна, поэтому в ней яснее, нежели в других искусствах, проявляются такие законы построения формы, как симметрия, пропорциональность, гармония, равенство, повторы частей и т.д. Лишенные внутренних законов построения, эти абстрактные формы будут лишены и тех внешних ориентиров, которые так необходимы при их восприятии. Именно объективным системным характером внутренних законов построения архитектурной формы объясняется то, что архитектрура вызывает сходные мысли у различных людей в различные временные периоды.

Архитектура во времени неизменна, а человек перемещаясь, меняя положение в среде, смотря на памятник архитектуры с разных точек зрения,в разное время суток, воспринимает архитектуру динамично.

Архитектура постигается зрителем во времени, процесс восприятия не связан никакой наперёд заданной последовательностью, зритель может приблизиться к архитектурному сооружению или отойти от него, остановиться. Любой просчет в пропорциональном строе будет постоянно довлеть на зрителя. Архитектура – это искусственная среда, в которой человеку предстоит жить и работать, и она должна доставлять ему только радость. Хотя, есть и обратные примеры. Стендаль признавался: «Я бы разучился смеяться через неделю, если бы жил в палаццо Арконати». Немало унылых памятников архитектурной какофонии окружают нас и сегодня. И все-таки по своей эстетической направленности архитектура призвана быть искусством положительных эмоций, она должна вбирать в себя все лучшие духовные ценности человечества и нести их людям. «Архитектура включает в себя всю культуру эпохи, в архитектуре проявляется дух времени», — писал Ле Корбюзье, чье высказывание дополняют слова Луначарского: «Всякому великому времени соответствует великая архитектура» [3,4].

Законы природы, законы гармоничного, целесообразного и прекрасного устройства мироздания описываются математикой. Вспомним слова Гейзенберга: «Понимание всего богато окрашенного многообразия явлений достигается путем осознания присущего всем явлениям объединяющего принципа форм, выражаемого на языке математики. Таким же образом устанавливается тесная взаимосвязь между тем, что воспринимается как прекрасное, и тем, что доступно пониманию лишь с помощью интеллекта».

Особенно ценно, что к тому же выводу о необходимости существования в основе архитектуры «объединяющего принципа формы» приходят не только представители естественных наук, но и деятели искусств. Вот слова архитектора, академика Щусева: «Наряду с меняющимися формами природы и жизни есть и нечто вечное, а именно – закон красоты и гармонии, который проявляется одинаково в жизни природы и человека. Именно этот закон дает возможность построить теорию пропорций и пластических форм».

Объединяющим принципом формы, который должен лежать в основе архитектуры становится математика – фундамент «закона красоты и гармонии», на котором строятся абстрактные формы архитектуры.

Интересно отметить тот факт, что в сознание архитекторов Возрождения прочно вошла музыкальная аналогия. Унивенрсальный характер математики, хорошо известные в музыке «математические законы красоты» (законы целочисленных консонантных отношений и законы среднепропорциональных) установили свои порядки: теоретические труды зодчих Возрождения определялись по большей части математическими разработками по теории музыки, а не трудами самих архитекторов.

Огромное влияние на зодчих Возрождения оказал трактат Витрувия «Десять книг об архитектуре». Ссылаясь на авторитет Витрувия, архитекторы Возрождения выдвинули тезис о том, что наиболее приятными для созерцания должны быть те прямоугольники, стороны которых относятся как числа в благозвучных (консонантных) интервалах, т.е. как октава 2:1, квинта 3:2, кварта 4:3, а а также большая 5:4 и малая 6:5 терции и их обращения – малая 8:5 и большая 5:3 сексты. В 1485 г. во Флоренции был издан трактат «Десять книг о зодчестве». Его автором был  представитель архитектуры Раннего Возрождения, итальянский ученый, писатель и музыкант Леон Баттиста Альберти. «Десять книг» Альберти было вторым после «Десяти книг» Витрувия всеобъемлющим сочинением по архитектуре. В нем мы читаем: «И конечно вновь и вновь следует повторить изречение Пифагора: «нет сомнений, что природа во всем остается себе подобной». Дело обстоит так: существуют числа, благодаря которым гармония звуков пленяет слух, эти же числа преисполняют и глаза, и дух чудесным наслаждением. Мы должны воспользоваться пропорциями, взятыми у музыкантов, кои величайшие мастера в этом виде чисел». Поскольку приятные слуху музыкальные интервалы описываются отношением целых чисел, то, согласно Альберти, и приятные глазу архитектурные формы также должны находиться в целочисленных «музыкальных» пропорциях [5].

В XVI веке архитектора Альберти поддержал математик Джероламо Кардано (1501-1576), известный сегодня как автор формулы решения кубического уравнения, которую, впрочем, как великую тайну ему открыл Никколо Тарталья (ок.1499-1557). Как истинный представитель точного знания Кардано утверждал, что приятные для слуха и глаза целочисленные (музыкальные) отношения являются таковыми, поскольку они легкопостижимы разумом. Авторство музыкальной аналогии в архитектуре Кардано также приписывал незыблемому авторитету Витрувия. Но следует отметить, что на самом деле интерес Витрувия к музыке ограничивался вопросами конструирования резонаторов для античных театров, а также правильной настройкой струн в катапультах и боевых машинах, которые находились в ведении архитекторов того времени. Правда, Витрувий дал в качестве прекрасных пропорций три «музыкальных» отношения 2:1, 3:2, 5:3. Но наряду с ними он рассматривал и такое отнюдь не музыкальное отношение, как отношение диагонали к стороне квадрата.

Огромную роль в развитии музыкальной аналогии в архитектуре сыграл трактат Северина Боэция «О музыке», который вобрал в себя все античные теории музыкальной гармонии и фактически сохранил их для потомков. Автор другого выдающегося трактата по математической теории музыки – итальянский композитор XVI века Джузеппе Царлино. Среди современников-музыкантов идеи Царлино должного признания не получили.Зато математические выкладки Царлино и его мысль о  том, что консонантные (приятные для слуха) интервалы получаются как среднее арифметическое и среднее гармоническое, запомнили современники-архитекторы и применяли их для получения «консонантных» (приятных для глаза) пропорций.

Музыкальная система пропорционирования нашла живой отклик в творчестве выдающегося итальянского архитектора Андреа Палладио (1508-1580) – автора трактата «Четыре книги об архитектуре». Созданные Палладио типы городского дворца, церкви, виллы благодаря своей завершенности, сочетанию строгой упорядоченности и пластики получили распространение не только в Италии XVI века, но и составили целое направление – палладионство – в европейском зодчестве XVII-XVIII веков.

Идея всепроникающей музыкальной гармонии, структурно-математическое понимание красоты, идея симметрии как неотъемлемого качества красоты наиболее полно воплощены Палладио в вилле Ротонда. С высоты птичьего полета в этом каноне архитектуры Ренессанса хорошо видны как поворотная симметрия 4-го порядка всего здания, так и зеркальная симметрия его фасадов, а также ощущается музыка простых целочисленных пропорций (рис.7).

Рис.7 Палладио. Вилла Ротонда в Виченце.1581. Воплощение идеи симметрии, математической строгости и музыкальных пропорций в архитектуре Ренессанса.

Вообще, убеждение в том, что архитектура – это наука и что красота здания определяется симметрией и математическими законами гармонии, можно считать главной аксиомой архитектуры Возрождения. Так как мыслители Возрождения были неоплатониками, они верили в то, что платонов гептахорд, который содержит все консонансы, определяет гармонию мироздания, а значит, и единую гармонию всех искусств, в том числе и архитектуры.

И все-таки Палладио был больше архитектором, нежели философом-неоплатоником. Именно поэтому Палладио включил прямоугольник, стороны которого равны стороне и диагонале квадрата, т.е. прямоугольник с иррациональным соотношением сторон , в список семи форм, рекомендуемых для планирования комнат (интервал тритона  является острейшим диссонансом в музыке и назывался «дьяволом в музыке»).

По его стопам пошли все архитекторы Возрождения. Для примера можно привести проект собора, выполненный Леонардо да Винчи и основанный на последовательности восьмиконечных звезд. Разбиение окружности на 8 равных частей порождает угол в 45 градусов, а восьмиконечная звезда – систему равнобедренных прямоугольных треугольников, т.е. треугольников с соотношением  (рис.8).

Рис.8 Леонардо да Винчи. План собора, основанный на правильной восьмиконечной звезде, обладает попоротной симметрией 8-го порядка и отнюдь «не музыкальной» системой пропорций

Но не смотря на непрочность музыкальной теории в архитектуре, она оставалась очень популярной и продолжала жить в творчестве архитекторов-палладианцев XVII и XVIII веков.

В 1830-1834 гг. немецкий физиолог Эрнст Вебер (1795-1878) на основании многочисленных экспериментов установил, что человек воспринимает не абсолютный, а относительный прирост силы раздражителя (света, звука, груза, давящего на кожу, и т.д.), т.е. , где R – сила раздражителя, dR – прирост этой силы. Каждый по своему жизненному опыту знает, что, например, электрическая лампочка, включенная днем, не вызывает никакой реакции, так как по отношению к солнечному свету прирост этой силы раздражения слишком мал (, так как R велико). Зато в темноте нас слепит даже зажженная спичка (здесь , так как R =0).

20 лет спустя немецкий физик, психолог, философ и писатель Густав Фехнер (1801-1887) математически обработал результаты экспериментов Вебера, т.е. на языке математики записал факт, установленный Вебером: приращение интенсивности ощущения dE пропорционально относительному приращению силы раздражения :

, здесь  а- коэффициент пропорциональности. Получилось простейшее дифференциальное уравнение, решая которое Фехнер нашел связь между интенсивностью ощущения Е и силой раздражения R, действующей на какой-либо огран чувств:  или , здесь R₀ – сила начального раздражения.

Эти формулы и есть математическое выражение основного психо-физического закона – закона Вебера-Фехнера.

Из этого закона можем сделать вывод, что нам будет приятно, если наши ощущения в процессе восприятия архитектуры будут нарастать равномерно, т.е. в арифметической прогрессии. Положим  (- разность арифметической прогрессии). Тогда согласно  вызывающая эти ощущения сила раздражения должна нарастать по закону , т.е. сила раздражения Rn должна нарастать в геометрической прогрессии со знаменателем  [3].

Напомним, что и ряд золотого сечения, и красная и синяя шкалы модулора Ле Корбюзье являются геометрическими прогрессиями. Следовательно, все эти «раздражители» наших органов чувств обеспечивают равномерное возрастание (или убывание) наших ощущений. Таким образом, именно закон Вебера-Фехнера, скорее всего, и является тем математическим законом, который лежит в основе основ архитектуры (шкала пропорциональностей), той «математикой», которая связывает и науку, и архитектуру.

Список литературы:

1.           Шевелев И.Ш. Принцип пропорции. – М.: Стройиздат,1986.

2.           Шевелев И.Ш., Марутаев М.А., Шмелёв И.П. Золотое сечение. — М.: Стройиздат,1990.

3.           Волошинов А.В. Математика и искусство.-М.: Просвещение,1992.-235 с.:ил. – ISBN 5-09-002705-6

4.           Ле Корбюзье. Архитектура ХХ века. – М.: Прогресс,1970.

5.           Альберти Л.-Б. Десять книг о зодчестве. – М.: ИАА,1935.

А.И. Герцен, «философия истории», «цивилизационная концепция», «натурализм».

В статье рассматривается философия истории русского мыслителя А.И. Герцена (1812-1870). В своих размышлениях о культурно-историческом развитии он высказывал своеобразные идеи на цивилизацию и культура, которые легли в основу цивилизационной концепции.

Текст статьи:

Актуальность темы связана с тем, что философия истории А.И. Герцена послужила основой для выделения цивилизационной концепции мыслителя, акцент которой был направлен на разрешение дилеммы «Россия» и «Запад». Данная проблема является центральной для русской философской мысли, для русской литературы и, в целом, для русской культуры, по меньшей мере, с начала XIX века и до настоящего времени. Как замечает Н.А. Бердяев: «когда говорят, например, о «русской философии»-в отличие от просто философии в России,-то обычно, прежде всего, имеют в виду дискуссии, группирующиеся именно вокруг этой проблемы, по праву полагая, что русская мысль выразилась в соответствующих дискуссиях наиболее интересно и оригинально» [1, с. 64]. Сегодня культурно-историческое развитие России вновь ставит вопрос, который так волновал русскую философскую мысль XIX века. В современном мире Россия продолжает искать путь своего развития, свое место в мире. Ей необходимо сделать правильный выбор, поэтому так важно постигнуть опыт, накопленный в истории российской общественной мысли. В этой связи актуальность осмысления творчества А.И. Герцена очевидна, ведь он высказывал оригинальные идеи на культурно-историческое развитие России. Размышления об истории в работах А.И. Герцена наблюдаются уже в период раннего творчества, которые в дальнейшем способствовали формированию цивилизационной концепции мыслителя.

Используя термин «концепция» мы подразумеваем взгляды и идеи А.И. Герцена, раскрывающие важные теоретические проблемы духовной культуры России и Запада, противоречия европейской цивилизации, перспективы диалога данных культур. Проблема определения пути культурно-исторического развития России, нахождение ее места в мире, уяснения ее взаимосвязей с цивилизацией Запада–приоритетная тема философии истории А.И. Герцена. Рассматривая объективные процессы становления российской государственности, её культурно-историческое развитие он предлагал оригинальные варианты решений цивилизационного формирования. Особый интерес представляет философия А.И. Герцена, в которой он использовал интересные подходы к «культуре» и «цивилизации» России и Запада. Сам мыслитель в письме к Н.П. Огарёву от 2 февраля 1869 года признавался: «Мы… работаем… для XX столетия» [2, т.30, с.34], имея в виду перспективы культурно-цивилизационного развития России и Запада.

Цель статьи: раскрыть философию истории А.И. Герцена, которая послужила основой для рассмотрения его цивилизационной концепции.

Размышления мыслителя над своеобразием русской цивилизации тесно связана с философией историей. В работах А.И. Герцена прослеживается новый принцип, отличающий его теорию от предшествующих историософских моделей. Этот принцип объединяет природное и собственно человеческое, цивилизационное начало в историческом развитии. В добавление к сказанному необходимо отметить, что цивилизационная концепция Герцена выражала, созвучную времени политическую позицию. Он смотрел на Запад с «русской точки зрения», применяя единственный критерий–какие последствия его влияния будут иметь на развитие России.

Философия истории Герцена оригинальна и по глубине далеко выходит за ее границы, представляя тем самым весьма своеобразный подход, созвучный современным идеям саморазвития динамических систем. Многие исследователи подчеркивают натуралистический характер и органистический подход в философии истории Герцена, применительно в частности к терминам цивилизация и культура. Натуралистический подход отмечают В.В. Зеньковский, И.С. Нович, З.В. Смирнова, А.И. Володин, А.А. Галактионов,  Е.Ю. Машукова, Г.Л. Терехова. Так, в частности,  В.В. Зеньковский, называл натурализм Герцена «атеистическим», так как возникает у него после падения религиозного мировоззрения [3, с.320].

К. Левин отмечает, что философия Герцена – «это работа над проблемой сближения философии с естествознанием» [4, с.38].

Одним из первых, кто обратил внимание на органический подход к объяснению природы и культуры в философии А.И. Герцена был А.А. Галактионов, который утверждал, что мыслитель явился одним из многочисленных предвестников теории культурно-исторических типов Данилевского[5].

З.В. Смирнова рассматривая учение Герцена о соотношении природы, истории и мысли подчеркивает, что характерная черта в этом учении-«натуралистическая тенденция в объяснении истории». [6, с.129]

А.И. Володин характеризует идеи Герцена как «атеистический натурализм» [7, с.41].

И.С. Нович утверждает, что у Герцена постоянно звучит тема «природа-человек» и тем самым относит мыслителя к представителям «натуралистической школы» [8, с.371].

Р. Хестанов, Е.Ю. Машукова, Г.Л. Терехова отмечают натуралистический характер во взглядах Герцена на историю [9].

Приверженность Герцена к органической теории была отмечена Е.С. Гревцовой, А.В. Беловым [10].

Опираясь на вышеприведенные исследования и на произведения А.И. Герцена, мы можем констатировать, что изучение цивилизации и культуры, построение цивилизационной концепции мыслителя не будет полностью раскрыта, если не выявить сущность философии истории и ее взаимосвязи с развитием природы.

Для начала раскроем сущность понятия натурализм. В философском словаре натурализм–это философско-мировоззренческое направление, которое рассматривает природу как универсальный принцип объяснения всего сущего, причем часто открыто включает в понятие «природа» также дух и духовные творения [11, с.286].

Стоит отметить, что натурализм Герцена неклассичен, так как содержит и идеи органического подхода. Мыслитель утверждал, что история тесно связана с природой, но природа лишь часть мира, состоящего из различных взаимосвязанных элементов (природы, общества, мышления субъекта), подчиняющихся единым законам. По мысли Герцена, история человечества-есть эпопея восхождения от природы к логике, к тому же история эта полна страсти, драмы, «в ней непосредственное делается сознательным и вечная мысль низвергается в временное бытие» [2, т.3, с.129]. Натурализм Герцена в объяснении  цивилизации и культуры ярко проявляется во взаимосвязи с «органическим подходом».

Уже в ранний период творчества Герцен задумался над изданием журнала, считая, что он должен состоять из двух частей: исторической и «естественноведательной». Интерес к естественно-научной проблематике можно обнаружить в 30-40-е годы XIX века. Яркий пример тому работы: «Дилетантизм в науке», «Письма об изучении природы». Основные идеи Герцена по философии истории, рассредоточены во многих произведениях, что обусловлено их эпистолярно — публицистическим жанром, но наиболее концентрированное выражение получили в работах: «С того берега», «Былое и  думы», гл. «Роберт Оуэн»; «Prolegomena»; «Письма  из Франции  и Италии», «Концы и начала»; «Письма к путешественнику»; «Письма к будущему другу»; «Письма противнику»; «К старому товарищу». Естественно–научный характер размышлений А.И. Герцена над историей способствовал построению цивилизационной концепции в русской философской мысли XIX века. Хотелось бы отметить, что первоначально достижения Н.Я. Данилевского связывали только с его вкладом в развитии историософской мысли именно в этой области (например, Н. Страхов), а лишь потом стали рассматривать как основоположника цивилизационного подхода.

В 30-е годы Герцен был увлечен идеями Сен-Симона, Фурье, Вико, Гердера, что способствовало выработке идеи единства исторического процесса и всеобщего универсального прогресса. Молодой Герцен рассматривал человечество как единое целое, имеющее «общую биографию», а история – это книга, где каждый народ вписывает свою страницу, имеющую смысл только в контексте всеобщего развития. Каждое государство имеет уникальную историю и свои национальные традиции, поэтому в процессе приобщения к европейской культуре оно не потеряет своей исключительности. Россия это лишь часть организма Европы.  В частности про Россию Герцен писал: «Многие смотрят на европейское как на чужое, почти как на враждебное, многие бояться в общечеловеческом утратить русское. Генезис такого воззрения понятен, но неправда его очевидна» [2, т.2, с.112].

В этом «преемственно-круговом поучении» участвуют все народы, внося свой вклад в мировой исторический процесс. Отмечая противоречивый характер исторического развития, Герцен ограничивается констатацией взаимодействия «круговой поруки» противоречий. Все попытки Герцена «порвать круг противоречий» возвращают его к натуралистической методологии. Прогресс он рассматривает как имманентное свойство всякого непрерывного развития. Поиски объективного критерия прогресса приводят Герцена к натуралистическим тенденциям в объяснении человеческой истории и культуры: «Зоология в высшем своем развитии должна непременно перейти в психологию. Главный, отличительный, существенный характер животного царства состоит в развитии психических способностей, сознания, произвола» [2, т.2, с.144].

История рассматривается Герценом как «постоянная эмансипация человеческой личности от одного рабства вслед за другим, от одной власти вслед за другой вплоть до наибольшего соответствия между разумом и действительностью, — соответствия, в котором человек чувствует себя свободным» [2, т.2, с.297]. Историю нельзя понимать как прикладную логику, в ней следует видеть «развитие индивидуальности в родовом». Мыслитель подчеркивает, что «история–прогрессивное продолжение животного развития» [2, т.2, с.144]. Следуя естественно-научному подходу, Герцен, натуралистически обосновывает культурно-историческое развитие цивилизаций и законы их становления. Необходимо отметить, что Н.Я. Данилевский подхватил и развил, выдвинутую Герценом идею о подчиненности исторического бытия, тем же законам, каким подчиняется природа.

Как указывает А.А. Галактионов: «Несмотря на натуралистически-идеалистическое объяснения человека и общества, Герцен чрезвычайно глубоко проникает в характер исторического развития. Он рассматривает его как непрерывную смену форм, как ряд циклов, в пределах которых общество сбрасывает старые одежды и облекается в новые» В этом бесконечном процессе каждая данная ступень является необходимой и в то же время преходящей, уступающей свое место новому, более совершенному порядку» [12].

Действительно, Герцена интересовала проблема стадиальности в развитии культур, их законы созревания и гибели. Человечество, его мнению, в своем развитии проходит ряд стадий, отличающихся степенью реализации в действительности мирового духа и характером развития самого человека (схоже с философией К. Леонтьева). Цель всех преобразований–совершенствование человеческой личности. В соответствии с этим Герцен выделяет следующие стадии в развитии истории: 1) греко-римский мир, 2) романо-германский мир, 3)эпоха будущего социального переворота. Исторический процесс рассматривается Герценом как поэтапная эмансипация человека от рабства. Она есть непрерывная смена форм и циклов, в пределах которых происходит обновление общества и развитие различных цивилизаций. Следует отметить, что теоретического подхода к проблеме типологизации Герцен не выработал, но все, же в его цивилизационной теории, обозначаются типы цивилизаций: западная, русская, восточная, американская. Развитие цивилизаций, по Герцену, носит циклический и динамический характер, который зависит от особенностей природы и внешних условий жизни. В период раннего творчества Герцен, восхищается только цивилизацией Запада, явно недооценивая роль Древнего Востока.

Герцен утверждает, что все цивилизации возникают, развиваются, умирают, а впоследствии могут и возродиться. Признавая множество исторических образований и циклический характер их развития, он все же рассматривал цивилизации как часть живого организма, а их истории как составляющие части единого мирового исторического процесса. Проблема единства и многообразия мировой истории была одной из важнейших, которую Герцен стремился решить. «В каждой формации, в образовании каждого вида развитие идет на тех началах, с которыми определилось зачатие. Оно укрепляется, обособляется, получает больше или меньше безвозвратный характер от взаимного действия развивающихся начал и среды. Новые элементы могут превзойти, новые условия могут изменить направление... Это нисколько не мешает соседям, по пространству или по времени, развивать всевозможные вариации на ту же тему, с разными восполнениями и недостатками, с своими односторонностями, сообразными другим условиям и другой среде» [2, т.16, с.172-173].

Для творчества Герцена характерно сочетание цивилизационного со стадиально-формационным подходом. Герцен признает стадиальность развития общества. Являясь приверженцем цивилизационной концепции, он не отрицает определенных периодов (формаций) в конкретном историческом типе общества. В развитии западной цивилизации он выделяет такие периоды как античность, варварство, христианство, и наконец, будущий социализм. Это подтверждается мыслью о том, что древнее общество сменилось варварством, успокоилось в христианстве, тем самым пройдя три стадии развития цивилизации: смерть, переселение души, рождение.

Одним, из способов развития истории является роль слова в просвещении. Именно через слово возможно действие личности на народ и его культуру. Герцену принадлежит мысль, что литература и искусство в России является единственной способом, благодаря которому русский народ может самореализоваться. «У народа, лишенного общественной свободы, литература — единственная трибуна, с высоты которой он заставляет услышать крик своего возмущения и своей совести. Влияние литературы в подобном обществе приобретает размеры, давно утраченные другими странами Европы. Революционные стихи Рылеева и Пушкина можно найти в руках у молодых людей, в самых отдаленных областях империи» [2, т.7, с.198].

В 40-е годы увлечения Герценом немецкой классической философией, особенно идеями Гегеля оказали большое влияние на его мировоззрение. Смысл исторического развития – это движение человечества, каждой личности в частности, через самопознание к сознательному и свободному деянию с последующей саморегуляцией истории, что придает ей принципиально открытый характер. Однако стоит сказать, что Герцен, несмотря на свою любовь к Гегелю, считал, что его теория не содержит точной истины. Философ приходит к мысли, что через развитие природы и истории проходит единая нить, связывающая эти две формы бытия. Такой нитью является развитие «естественного бессознательного к сознанию, себяобладанию» [2, т.3, с.85]. Поэтому история представляет на самом деле «схваченную, неосевшую, оседающую формацию, хранящую в памяти главные фазы развития и их приливы» [2, т.16, с.173]. Сравнивая историю и логический процесс, пишет, что в истории равно как и в природе нет «того внешнего и внутреннего порядка …» [2, т.3, с.136]. История для Герцена процесс, с одной стороны объективный, с другой стороны творческий, сознательный.

Кризис мировоззрения А.И. Герцена, вызванный разочарованием в Европе после поражения революций, а также душевной драмой внес изменения в философию истории. В творчестве Герцена философия Гегеля подверглась сомнению. Теперь Герцен утверждает, что законы истории не совпадают с законами логики. Он пишет, что в истории  «путь и не назначен… природа слегка, самыми общими нормами, намекнула свои виды и предоставила все подробности на волю людей, обстоятельств, климата, тысячи столкновений» [2, т.6, с.35-36]. Взаимодействие истории, природы и конкретного субъекта являются движущими силами развития цивилизаций и культур.

Философской теории общественного прогресса, приносящей многообразие истории в жертву, Герцен противопоставил опыт научной интерпретации истории как высшего проявления саморазвития природы в человеческом обществе. В статье «Еще вариация на старую тему» Герцен пишет «Ты знаешь, что я не фаталист и ни в какие предопределения не верю, ни даже в пресловутое совершенствование человечества. Природа и история плетутся себе с дня на день и во веки веков, сбиваясь с дороги, прокладывая новые, попадая на старые, удивляя то быстротой, то медленностью, то умом, то глупостью, толкаясь всюду, но входя только туда, где вороты отперты. Говоря о возможном развитии, я не говорю о его неминуемой необходимости; что из возможного осуществится, что нет — я не знаю, потому что в жизни народов очень много зависит от лиц и воли» [2, т.12, с.433]. Здесь прослеживается идея цикличности в понимании истории Герценом. Развитию и обоснованию этой  темы посвящено одно из самых замечательных произведений мыслителя «С того берега». Уже в первом письме «Перед  грозой»,  написанном  перед  событиями 1848  года, в диалоге с И.П. Галаховым, Герцен выдвигает и развивает идею об имманентной самореализации человека в истории, указывая, что цель истории в настоящей жизни. Герцен ориентирован на настоящее, на повседневное бытие человека и категорически возражает против принесения его в жертву во имя каких бы то ни было целей. «Не проще ли понять, что человек живет не для совершения судеб, не  для воплощения идеи, не для прогресса, а единственно потому, что родился и родился для (как ни дурно это слово) … для настоящего, что вовсе не мешает ему ни получать наследства от прошедшего, ни оставлять кое-что по завещанию… Гордиться  должны мы тем, что мы не нитки и не иголки в руках фатума, шьющего пеструю ткань истории… Мы знаем, что ткань эта не без нас шьется, но это не цель наша, не назначение, не заданный урок, а последствие той сложной круговой поруки, которая связывает все сущее концами и началами, причинами и действиями» [2, т.11, с.249].

Каждый исторический период имеет полную действительность, свою индивидуальность, каждая — достигнутая цель, а не является средство для ее осуществления. «В  этом  беспрерывном  движении  всего  живого,  в  этих  повсюдных  переменах природа  обновляется,  живет,  ими  она  вечно  молода.  Оттого  каждый исторический миг полон, замкнут по-своему, как всякий год с весной и летом, с зимой и осенью, с бурями и хорошей погодой. Оттого каждый период нов, свеж,  исполнен своих надежд, сам в себе носит свое благо и свою скорбь, настоящее принадлежит ему» [2, т.6, с.32-33]. И в тоже время мыслитель утверждает, что всю историю человечества связывает воедино красная нить прогресса, выражающая родовой рост человечества. Но этот родовой рост не цель истории, а одно из условий преемственного существования поколений. Цивилизация для Герцена есть высшее усилие природы, проявляющееся в достижениях науки. Поэтому прогресс неотъемлемое свойство сознательного развития, хотя он не цель истории, а ее последствие.

В природе Герцен признает целесообразность, «цивилизация, высшее усилие, венец эпохи, выходит бесцельно из нее, выпадает из действительности и увядает, наконец, оставляя по себе неполное воспоминание?» [2, т.6, с.30]. Однако многие исторические события, достижения цивилизации совершенно нецелесообразны, резюмирует он. Однако, человек по Герцену, часто за цель принимает последующие фазы развития. А на самом деле, цель – это состояние, сам процесс. Герцен проводит аналогию исторического развития с развитием ребенка. Он утверждает, что целью ребенка является не совершеннолетие, а «цель ребенка скорее играть, наслаждаться, быть ребенком». Поэтому жизнь –и цель, и средство, и причина, и действие; «это вечное беспокойство деятельного напряженного вещества, отыскивающего равновесие для того, чтобы снова потерять его» [2, т. 6, с.93].

Представление о прогрессе как о цели, считал Герцен, приводит к безнравственным выводам: страдание одних поколений представляется как бы мостом к счастью других. «Цель, бесконечно далекая, не цель, а, если хотите, уловка; Цель должна быть ближе, по крайней мере, заработная плата или наслаждение в труде» [2, т.6, с.34]. Отвергая прогресс как цель, Герцен утверждает самоценность, свободу человека. «Цель для каждого поколения — оно само. Природа не только никогда не делает поколений средствами для достижения будущего, …» и далее «смотреть  на конец, а не на самое дело — величайшая ошибка», — резюмирует он [2, т.6, с.35].

Герцен утверждал, что многие исторические события, достижения цивилизации совершенно нецелесообразны, но он не приходит к выводу об отрицании прогресса в истории и природе. В природе все «целесообразно», а «цивилизация – высшее усилие, венец эпохи, выходит бесцельно из нее, выпадает из действительности и увядает» [2, т.16, с.196]. Мыслитель считал, что в формировании человеческой культуры главную роль должны играть научные идеи.

Н.А. Бердяев, указывая на циклический характер культурно-исторического развития в философии Герцена, отмечал: «Он не верил в детерминированный прогресс человечества, в неотвержимое восходящее движение обществ к лучшему, совершенному, счастливому состоянию. Он допускал возможность движения назад и упадка» [1, 96].

Размышляя над историей, ее взаимосвязи с природой Герцен создает «собственную эмбриогению истории». Природа и история это динамические системы, постоянно развивающиеся и открытые для нового. История является сферой реализации свободы конкретных субъектов. «Ни природа, ни история никуда не идут и потому готовы идти всюду, куда им укажут, если это возможно, т.е. если ничего не мешает. Они слагаются a fur eta mesure бездной  друг  на  друга действующих, друг с другом встречающихся, друг друга останавливающих и увлекающих частностей». [2, т.11,с. 246].

Используя принцип диалектики, Герцен понимал, что организм не может быть застывшим, ведь отдельные части развиваются и взаимно дополняют друг друга, что свидетельствует об эволюционизме Герцена. Но позиция мыслителя все-таки отличается от эволюционизма, который главным образом изучает фактическую сторону бытия, игнорируя и даже отрицая объективные ценности и сущности. Герцен же выступал против игнорирования ценностей культуры и цивилизации в развитии истории и природы, отходя от упрощенного эволюционизма. Скорее всего, Герцен предвестник неоэволюционизма, одной из современных теорий социальных изменений. Он выступал против детерминизма, целенаправленности, линейности и постепенности социальных изменений. Герцен указывал на случайность, вероятность, открытость исторического процесса.

В своей теории цикличности культурно-исторического развития, Герцен отмечает, что существует поступательное движение развития каждого вида, в том числе и истории. Деятельности человека он отводит одну из главных ролей. Человек, изучая и анализируя объективность исторического мира, его течение, приливы и отливы, ритмы и колебания может направить  историческую закономерность в нужную для него русло. Вот здесь и открывается широкое поле для человеческой деятельности. Однако при этом не следует упускать  из вида, что открывшиеся возможности и их желательный ход культурно-исторического развития могут «запнуться на полдороги».

Герцен в своих размышлениях отрицает предопределенность и направленность исторического процесса. Формирование общественного устройства для него становится результатом спонтанного развития и деятельности отдельных индивидов. В природе так же, как и в человеческой душе, дремлет бесконечное множество сил и возможностей: «В природе, в жизни нет никаких монополей, никаких мер для предупреждения и пресечения новых зоологических видов, новых исторических судеб и государственных форм; пределы их — одни невозможности. Будущее импровизируется на тему прошедшего. Не только фазы развития и формы быта изменяются, но создаются новые народы и народности, которых судьбы идут иными путями. На наших глазах, так сказать, образовалась новая порода, varietas сводно и свободно европейская» [2, т.16, с.198].

Общей закономерностью развития, как природы, так и истории является многообразие путей и форм развития, вариаций на одну и ту же тему. «История, равно как и природа, способна одействорять все возможности», «она бросается во все стороны, толкается во все ворота, творя бесчисленные вариации на одну и ту же тему». Герцен указывает, на вариативность развития, которое зависит от многих обстоятельств. Наблюдая историческую судьбу европейских народов, понимая, что им присущ общий план развития, Герцен допускает «бесконечное число вариаций непредвидимых, как хобот слона, как горб верблюда» [2, т.16, с.196]. Он приходит к выводу, что одинаковое происхождение не обязательно приводит к одинаковым результатам. Те неудачные социальные варианты, которые несли человечеству разрушение, привели Герцена, к признанию идеи на действительность за случайностью и импровизацией. Будущее для него импровизируется, оно случайно и непредсказуемо. История, равно как и природа держится на уже найденных жизнеспособных формах жизни. Но есть вероятность, что новые исторические образования созреют под покровом мощных жизнеспособных систем и придут им на смену. «Варварством новая цивилизация насильственно вводится во владение старой почвой или отрывается от нее, если она неспособна и истощена. Это беспорядок похорон, грубая опека над малолетними. Идею грядущего переворота нельзя подавить ни римским деспотизмом, ни византийской республикой, ни анархическим варварством, ни варварством иноплеменных орд. Ее никто не может подавить, кроме геологического переворота. Она не привязана ни к какой стране, в этом-то ее великая сила» [2, т.5, с.211]. Но большее внимание в своих размышлениях он отдает России и возвращается к ней неоднократно. Из этого вытекает важный для Герцена вывод, что у России могут быть свои более перспективные, вариации на тему «европейской цивилизации».

Развивая тему сопоставления истории с природой, Герцен пишет: «Природа рада достигнутому и домогается высшего; она не хочет обижать существующее; пусть оно живет, пока есть силы, пока новое подрастает. Вот отчего так трудно произведения природы вытянуть в прямую линию, природа ненавидит фрунт, она бросается во все стороны и никогда не идет правильным маршем вперед. » [2, т.6, с.31]. Герцен утверждал, что существует поступательное развитие каждой цивилизации, указывая на специфику воздействия природных и общественных процессов. Несмотря на параллель между законами природы и законами истории, Герцен подчеркивает их различие.

В письмах цикла «Концы и начала» Герцен пишет об импровизации истории,  одновременно подчеркивает свойственную ей тенденцию к стабильности. Старые формы не исчезают полностью, а сосуществуют рядом с новыми, хотя никто не гарантирует их от гибели. Тем самым он высказывает идею сосуществования отдельных цивилизаций, их развития на основе старых, сравнивая цивилизации России и Запада.

Более того мыслитель полагал, что «Запад», опираясь на свои культурные традиции, еще сможет обрести второе дыхание и воодушевить другие народы, Россию в частности, на социальную активность. Развивая идею «круговой поруки», Герцен писал, что будущее России связано с будущим Европы.

Вывод: Философия истории Герцена оказала большое влияние на развитие всей последующей философской и исторической мысли XIX века. Она содержала представления о культурно-историческом развитии цивилизаций и составляет основу цивилизационной концепции мыслителя. Натурализм Герцена приводит к объяснению истории, цивилизации и культуры, который обычно в философской литературе рассматривается как «органический» подход. Герцен является разработчиком «органической теории», где идеи естествознания были применены им к общественной жизни и человеку. Его влияние легко прослеживается в сциентистской ориентации историософских трудов Н.Я. Данилевского и К.Н. Леонтьева. Философия истории А.И. Герцена способствовала формированию как либерального направления в исторической и правовой науке, представленного в трудах Т.Н. Грановского, К.Д. Кавелина, Б.Н. Чичерина, С.М. Соловьева, так и обоснованию идеологии «русского (народнического) социализма».

Философия истории Герцена своеобразна и созвучна современным идеям саморазвития динамических систем, где развитие общества сравнивается с развитием живого организма. Отметим, что натурализм Герцена неклассичен, и тесно переплетается с идеями органического подхода. Мыслитель утверждал, что история близко связана с природой, но природа лишь часть мира. Размышляя над историей Герцен создает «собственную эмбриогению истории», рассматривая природу и историю как динамические системы, постоянно развивающиеся и открытые для новой идеи. Эти взгляды свидетельствуют об эволюционизме мыслителя, хотя он выступает против игнорирования ценностей культуры и цивилизации в развитии истории и природы, отходя от упрощенного эволюционизма. История является сферой реализации свободы конкретных субъектов, а цивилизация есть высшее достижение природы. Используя органический подход Герцен, указывал на различие в культурно-историческом развитии российской и европейской культур.

Необходимо отметить современность взглядов Герцена в его учении о взаимовлиянии природных и социальных процессов, их специфике и определенной роли в формировании духовной культуры. Его идеи достаточно близки идеям таких известных мыслителей, как Л. Н. Гумилев, А. Л. Чижевский и выводам современной эволюционной теории, признающей вариативность исторического и культурного развития человечества.

Ссылки

1. Бердяев П.А. Русская идея // Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века. М.: Сварог и К, 1997. 541 с.
2. Герцен А.И. Собрание сочинений в 30-ти томах /Ред. коллегия В.П. Волгин. М.: Издательство академии наук СССР, 1954.
3. Зеньковский В. Русские мыслители и Европа: критика европейской культуры у русских мыслителей. М., 1991.
4. Левин К. А.И. Герцен. Личность. Идеология. М.: Типогр. Военн. Комиссариата Моск. обл., 1918. 228 с .
5. Галактионов А.А., Никандров П.Ф. Русская философия IX — XIX веков. Л.: ЛГУ, 1989, 744 с.
6. Смирнова З.В. Социальная философия А.И. Герцена. М.: Наука, 1973.-291с.
7. Володин А.И.Неудобный мыслитель // Свободная мысль. М., 1993.№7. С.90-98; Об историософии А.И. Герцена // Вопросы философии. 1996. №9. С.82-89.
8. Нович И.С. Молодой Герцен. М.: Советский писатель, 1986. -383с.
9. Терехова Г.Л. Культурличностная концепция в воззрениях А.И. Герцена: Автореферат дис. … кандидата философских наук: 24.00.01 / Тамб. гос. ун-т им. Г.Р. Державина. Тамбов, 2006.176 с.; Хестанов Р. А. Герцен: Импровизация против доктрины. М.: Дом интеллектуальной книги, 2001. 344с.; Машукова Е. Ю. Социально-нравственные аспекты мировоззрения А. И. Герцена: автореферат дис. … кандидата философских наук: 09.00.03 / Санкт-Петербургский гос. ун-т Санкт-Петербург, 2000. 157 с.

10.  Гревцова Е. С.  Философия культуры А. И. Герцена и К. Н. Леонтьева Сравнит. анализ. М.: Изд-во Рос. ун-та дружбы народов, 2002.

11.  Философский энциклопедический словарь. М.,  2005.

12.  Галактионов А.А., Никандров П.Ф. Русская философия IX — XIX веков. Л.: ЛГУ, 1989, 744 с. 

Литература

1. Бердяев П.А. Русская идея // Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века. М.: Сварог и К, 1997. 541 с.
2. Володин А.И.Неудобный мыслитель // Свободная мысль. М., 1993.№7. С.90-98; Об историософии А.И. Герцена // Вопросы философии. 1996. №9. С.82-89.
3. Галактионов А.А., Никандров П.Ф. Русская философия IX — XIX веков. Л.: ЛГУ, 1989, 744 с.
4. Галактионов А.А., Никандров П.Ф. Русская философия IX — XIX веков. Л.: ЛГУ, 1989, 744 с.
5. Герцен А.И. Собрание сочинений в 30-ти томах /Ред. коллегия В.П. Волгин. М.: Издательство академии наук СССР, 1954.
6. Гревцова Е. С.  Философия культуры А. И. Герцена и К. Н. Леонтьева Сравнит. анализ. М.: Изд-во Рос. ун-та дружбы народов, 2002.
7. Зеньковский В. Русские мыслители и Европа: критика европейской культуры у русских мыслителей. М., 1991.
8. Левин К. А.И. Герцен. Личность. Идеология. М.: Типогр. Военн. Комиссариата Моск. обл., 1918. 228 с .
9. Нович И.С. Молодой Герцен. М.: Советский писатель, 1986. -383с.
10. Смирнова З.В. Социальная философия А.И. Герцена. М.: Наука, 1973.-291с.
11. Терехова Г.Л. Культурличностная концепция в воззрениях А.И. Герцена: Автореферат дис. … кандидата философских наук: 24.00.01 / Тамб. гос. ун-т им. Г.Р. Державина. Тамбов, 2006.176 с.; Хестанов Р. А. Герцен: Импровизация против доктрины. М.: Дом интеллектуальной книги, 2001. 344с.; Машукова Е. Ю. Социально-нравственные аспекты мировоззрения А. И. Герцена: автореферат дис. … кандидата философских наук: 09.00.03 / Санкт-Петербургский гос. ун-т Санкт-Петербург, 2000. 157 с.
12. Философский энциклопедический словарь. М.,  2005.

«А.И. Герцен», «Россия», «Америка», «культурно-историческое развитие».

В статье рассматривается вопрос о развитии России и США в философии Александра Ивановича Герцена (1812-1870). В своих произведениях он высказывал оригинальные идеи на культурно-историческое развитие России и США, считая их «молодыми» странами с перспективными возможностями.

Текст статьи:

Актуальность темы связана с проблемой определения Россией своего места во времени и пространстве. Сопоставление культурно-исторического развития цивилизаций России и Америки волнует мысли ученых, культурологов, философов, политических деятелей вот уже на протяжении нескольких столетий. Важна эта тема и сегодня, так как вопрос о положении России в системе координат Восток-Запад-США занимал и продолжает занимать особое место в умах россиян. Географией и историей России определено место на гигантском пространстве между Западной Европой и Тихим океаном, между Северным Ледовитым океаном и Великой степью. Сегодня России как никогда нужен самостоятельный, четкий, непредвзятый взгляд на собственное прошлое и настоящее для выработки устойчивого национального консенсуса в отношении будущего. Без выработки такого прозорливого взгляда на самих себя и на свое место в мире Россия вновь может оказаться в руках политических демагогов, которые не дадут ей обрести подлинное величие в рамках современной цивилизации. Вот почему так важно осмыслить богатейший опыт, накопленный в истории российской общественно-политической мысли и необходимости изучения взглядов и идей в мировоззрении А. И. Герцена. «Полнее сознавая прошедшее, мы уясняем современное; глубже опускаясь в смысл былого — раскрываем смысл будущего; глядя назад — шагаем вперед; наконец, и для того полезно перетрясти ветошь, чтоб узнать, сколько ее истлело и сколько осталось на костях» [1, т.3, с.24] -так метко звучат слова мыслителя.

Цель статьи: раскрыть взгляды А.И. Герцена на культурно-историческое развитие  России и США.

Поиск ответа на вопросы, в какой же части современного мирового сообщества находится Россия, что диктует ее историческое прошлое, какими путями развиваться дальше волновал знаменитого философа, мыслителя XIX века А.И. Герцена. Он одним из первых в мировой общественно-политической мысли начал развивать идеи о формировании азиатско-тихоокеанского сотрудничества и его будущем глобальном значении. Герцен рассматривал российскую и американскую цивилизации как уникальные исторические образования. С уверенностью можно утверждать, что А.И. Герцен заложил исходные положения цивилизационной теории задолго до Н.Я. Данилевского, которого традиционно считают основоположником цивилизационного подхода. Рассмотрение цивилизационной концепции в воззрениях Герцена обнаруживает наличие большого количества малоисследованных вопросов его творчества. Актуальной представляется проблема соотношения России и США как двух типологически различных цивилизаций, смысла истории, подлинного и мнимого прогресса. Используя термин «концепция» мы подразумеваем взгляды и идеи, раскрывающие важные теоретические проблемы духовной культуры России и США, противоречия становления американской цивилизации, перспективы развития России.

Необходимо указать, что в конце 1850-х — начале 1860-х гг. всякое реальное сближение с демократической Америкой рассматривалось прогрессивной русской общественностью в качестве гарантии углубления революционно-освободительного процесса в России. Передовые общественные деятели России возлагали большие надежды на «американскую» ориентацию руководителя Восточной Сибири Н.Н.Муравьева. Однако стремление восточносибирской администрации расширить круг прямых контактов с республиканскими Соединенными Штатами встретило сильное противодействие со стороны царского правительства. Герцен осознавал, что выход России на Тихий океан создаст лишь предпосылку для решения проблемы взаимодействия стран. Заметки Герцена о России и Америки представляют собой достаточно цельный мировоззренческий блок, в котором зафиксированы его идейные искания тех лет. Воззрения Герцена на Россию и США имеют определенную научную ценность, потому что в них отразились социально-философские размышления одного из самых крупных представителей русской общественной мысли XIX века.

Чтобы понять суть размышлений А.И. Герцена о развитии России и Америки, нужно учитывать ряд общеисторических представлений мыслителя, которые основывались на идее последовательного прохождения цивилизациями этапов «взросления» и «старения». Мыслитель утверждает, что каждая из них возникает, развивается, стареет, умирает, но может и возродиться. Он проводит параллель двух миров: Древний мир и современная ему Западная Европа. Мыслитель на живом примере Римской империи описывает картину зарождения, расцвета, гибели и возрождения в новой культуре Западной Европы.

Признавая множество исторических образований и циклический характер их развития, он все же рассматривал цивилизации как часть живого единого человечества, а их истории как составляющие части единого мирового исторического процесса. Проблема единства и многообразия мировой истории была одной из важнейших, которую Герцен стремился решить. «В каждой формации, в образовании каждого вида развитие идет на тех началах, с которыми определилось зачатие. Оно укрепляется, обособляется, получает больше или меньше безвозвратный характер от взаимного действия развивающихся начал и среды. Новые элементы могут превзойти, новые условия могут изменить направление… » [1, т.16, с.172-173].

К стареющим цивилизациям он относил Западную Европу, Индию и Китай. Размышляя о развитии России и Америки, Герцен приходит к выводу о том, что их будущее культурно-историческое развитие, похоже. Мыслитель утверждал, что Россия и США представляют «молодые» народы, которые в своем культурно-историческом развитии опередят стран Европы. В противопоставлении «старой» и «молодой» цивилизации появляется антитеза Запад-Россия, Запад-США, указывая на Европу как цивилизацию, изживающую свой последний век. По мысли Герцена главное отличие «молодых» от «старых» народов — это отсутствие исторических традиций, что благоприятно скажется на будущем этих стран. Россия, также как Североамериканские штаты будут развиваться по особому пути, благодаря историческим предпосылкам. Так, по мнению Герцена, русскому и американскому народу легче освободиться от веры, и традиций прошлого. Чем богаче историческое прошлое общества, тем труднее его преодолеть. Готовая история и непререкаемые нормы, ценности, традиции, которые так «охраняются» государством и религией затрудняют, по мысли Герцена, социальные преобразования в Европе.

В статье «Россия» (1849), он пишет: «Я ничего не пророчу, но я не думаю также, что судьбы человечества и его будущее привязаны, пригвождены к Западной Европе. Если Европе не удастся подняться путем общественного преобразования, то преобразуются иные страны; есть среди них и такие, которые уже готовы к этому движению, другие к нему готовятся. Одна из них известна, я говорю о Северо-Американских  Штатах. Другую же, полную сил, но вместе и дикости,- знают мало или плохо» (подразумевая Россию) [1, т.6, с.190]. Следует добавить, что к «молодым» цивилизациям Герцен относит Россию, Америку и отчасти Австралию. В письме «Еще вариация на старую тему» он пишет: «Но вне Европы есть только два деятельные края ‒ Америка и Россия, разве еще начинающаяся Австралия. Остальное все покоится непробудным сном или бьется в судорогах, которых мы не понимаем или которые чужды нам, как китайское восстание со всеми своими грудами трупов и отвратительным мясничеством» [1, т.12, с.427].

По мысли Герцена одним из важных факторов в общем культурно-историческом становлении стран является то, что и Россия и США представляют «молодые» цивилизации с интенсивным развитием. В последующем он эту мысль высказывает неоднократно: «В письме к Джузеппе Маццини о современном положении России», в статье «Америка и Сибирь», в «Письмах к путешественнику», «Еще одна вариация на старую тему». Он симпатизировал такому явлению общественной жизни, которое существовало в Америке, как политическая свобода. Кроме того, Герцен отмечает несомненное положительное значение промышленного и технического прогресса.

Рассматривая развитие США, Герцен указывает на «единство» американской цивилизации. «Северо-Американские Штаты со своим единством цивилизации легко опередят Европу, их положение проще. Уровень их цивилизации ниже западноевропейского, но он один, и до него достигают все, и в этом их страшная сила» [1, т.11, с.481]. В данном высказывании прослеживается некая идеализация США. Возможно, это связано с тем, что А.И. Герцен знал Америку только по литературным источникам и по переписке с друзьями. Вероятно, к нему пришло бы такое же разочарование, как и в Западной Европе, если бы он побывал в ней.

Однако помимо восторженного отношения к Североамериканским штатам, в философии Герцена прослеживается критика и даже осуждение такого явления американской общественной жизни как рабство. И здесь возникает некая параллель между рабством в Штатах и «крещенной собственностью» в России, что в принципе не имеет особого различия. И то и другое представляют собой формы закрепощения личной свободы человека и воспринимались Герценом негативно. Свобода, независимость, самоценность личности для Герцена нравственные постулаты, выражающие должное, поэтому он резко выступает против любой формы ограничения свободы и независимости личности. Для него – это цель жизни любого человека. При этом свобода рассматривается Герценом как особый род личной «интеллектуальной свободы», которая дает аристократическое образование.

Резко различая российскую и американскую цивилизации от западноевропейской Герцен приходит к выводу о том, что ни Россия, ни США, не могут развиваться без прошлого опыта Западной Европы. Решение вопроса о развитии культуры и цивилизации были высказаны мыслителем уже в 30-е годы XIX столетия и близко связаны с концепцией «всемирности». В этот период он высказывал убежденность в историко-генетическом родстве русской нации с народами Европы, в том числе и США. В этом он видел гарантии прав и возможностей России занять достойное место в мире. Основательным препятствием для обретения достойного места, по мнению мыслителя, была социокультурная отсталость страны, как следствие ее территориальной масштабности и удаленности от морей, отсутствия мощного оппозиционного начала в политических структурах власти, проникновения «восточного созерцательного мистицизма» и его влияния на духовный склад русского народа.

Концепция культурно-исторического развития содержала органицистические представления о Западной Европе. Россия, как и Америка лишь части общего организма, и в то же время со своей историей и индивидуальным развитием. Цель России – стремиться пройти путь западно-европейского развития, усваивая ее цивилизационные ценности. Герцен предполагал, если Европа прошла путь с трудностями, преодолевая их, то Россия должна лишь воспользоваться этим опытом, чтобы достичь успехов в своем развитии. Однако он считал, что культурно-историческое развитие все-таки наложило свой отпечаток на русский нрав и характер.

Становление и развитие американской цивилизации также невозможно без Западной Европы. Соединенные Штаты Америки возникли на основе европейской цивилизации и ее главных принципах. А.И. Герцен выделяет основания американской цивилизации, заимствованные у европейской культуры — это буржуазный демократизм, протестантская религия. Он пишет: «Америка как колония не является каким-то новым элементом, она представляет последнюю ступень протестантской Европы, освобожденной от исторических уз монархии и аристократии. Великая идея, осуществленная Америкой, является чисто англосаксонской идеей, это идея самоуправления; сильный народ и слабое правительство, суверенность каждой деревни при отсутствии централизации, сильное общество, опирающееся на чисто моральные основания [1, т.12, с.351].

Кризис мировоззрения А.И. Герцена, вызванный разочарованием в Европе после поражения революций, а также душевной драмой внес изменения в философию истории. В произведениях Герцена философия Гегеля подверглась сомнению. Теперь Герцен утверждает, что законы истории не совпадают с законами логики. Он пишет, что в истории  «путь и не назначен… природа слегка, самыми общими нормами, намекнула свои виды и предоставила все подробности на волю людей, обстоятельств, климата, тысячи столкновений» [1, т.6, с.35-36]. Взаимодействие истории, природы и конкретного субъекта являются движущими силами развития цивилизаций и культур России и США.

Общей закономерностью развития, как  природы, так и истории является многообразие путей и форм развития, вариаций на одну и ту же тему. «История, равно как и природа, способна одействорять все возможности», «она бросается во все стороны, толкается во все ворота, творя бесчисленные вариации на одну и ту же тему». Герцен указывает, на вариативность развития, которое зависит от многих обстоятельств. Наблюдая историческую судьбу европейских народов, понимая, что им присущ общий план развития, Герцен допускает «бесконечное число вариаций непредвидимых, как хобот слона, как горб верблюда» [1, т.16, с.196]. Он приходит к выводу, что общее происхождение не обязательно приводит к одинаковым результатам. Те неудачные социальные варианты, которые несли человечеству разрушение, привели Герцена, к признанию прав на действительность за случайностью и импровизацией. Будущее для него импровизируется, оно случайно и непредсказуемо. История, равно как и природа держится на уже найденных формах жизни. Но есть вероятность, что новые исторические образования созреют под покровом мощных жизнеспособных систем и придут им на смену. «Варварством новая цивилизация насильственно вводится во владение старой почвой или отрывается от нее, если она неспособна и истощена. Это беспорядок похорон, грубая опека над малолетними. Идею грядущего переворота нельзя подавить ни римским деспотизмом, ни византийской республикой, ни анархическим варварством, ни варварством иноплеменных орд. Ее никто не может подавить, кроме геологического переворота. Она не привязана ни к какой стране, в этом-то ее великая сила. Кто знает, где она будет торжествовать свою победу — по эту ли сторону океана или по ту? во Франции или в России? в Нью-Йорке или в том же Париже?» [1, т.5, с.211]. Но все- таки приоритет в своих размышлениях он отдает родине. К этой мысли он возвращался неоднократно. Из этого вытекает важный для Герцена вывод, что у России могут быть свои более перспективные, вариации на тему «европейской цивилизации», чем у США. В письмах цикла «Концы и начала» Герцен пишет об импровизации истории, но одновременно подчеркивает свойственную ей тенденцию к стабильности. Старые формы не исчезают полностью, а сосуществуют рядом с новыми, хотя никто не гарантирует их от гибели. Тем самым он высказывает идею сосуществования отдельных цивилизаций (западную, русскую, американскую, восточную), их развития на основе «старых» образований.

Несмотря на фундамент, который был заложен европейской цивилизацией Герцен делает вывод о том, что Россия как и Америка имеет определенную динамику в своем культурно-историческом развитии. Сравнивая американскую и русскую цивилизацию Герцен приходит к мысли, что они могут иметь развитие после гибели Западной Европы, но абсолютно разными путями, что обусловлено историческим прошлым. Россия и Америка имеют серьезные преимущества перед Западом. Хотелось бы подчеркнуть, что Герцен не отрицал возрождение Западной Европы. «Америка — Европа колонизированная, то же племя и преимущественно англосаксонское, но при других условиях… Движение продолжается в самой Америке, новые пришельцы просачиваются сквозь осевшее народонаселение, иногда увлекают его — и все стремится, толкаясь и торопясь, на юг; сегодня разрабатывают землю, завтра идут дальше, напирая к экватору, где будет новая встреча и новое сочетание англосаксонского элемента — с испанороманским» [1, т.12, с.427]. Но развитие американской цивилизации внушало А.И. Герцену определенные сомнения. Рассуждая, о ней мыслитель, пишет: «Каково будет отношение Соединенных Штатов к социалистическим тенденциям, т. е. к будущему, сказать трудно, так как Америка при всех своих недостатках тоже представляет собой буржуазную демократию. Россия гораздо менее зрелая, чем Америка, гораздо меньше связана западными традициями» [1, т.12, с.351]. Он утверждает, что фундамент США возник на основе западной культуры, поэтому ей будет сложно освободиться от прошлого. А.И. Герцен пишет: «Америка как переселение не представляет новых элементов, это дальнейшее развитие протестантской Европы, освобожденной от исторического быта и приведенной в иные условия жизни» [1, т.12, с.429].

Русская цивилизация как таковая только зарождается, поэтому она сможет осуществить синтез буржуазных идей Европы, и в частности свободы с принципом крестьянского самоуправления общиной. А.И. Герцен был убежден, что только «русский социализм» сможет сочетать личное и общественное начало. Он был уверен, что начинается новая эпоха в отечественной истории, полагая, что создаются все необходимые предпосылки для преодоления вековой отсталости России, для ее приобщения к ценностям мировой культуры. В письме «Еще вариация на старую тему» мыслитель пишет: «… Россия расширяется по другому закону, чем Америка, оттого что она не колония, не наплыв, не нашествие, а самобытный мир, идущий во все стороны, но крепко сидящий на своей собственной земле» [1, т.12, с.428]. Россия имеет свой физиологический славянский характер, что в будущем повлияет на культурно-историческое развитие Европы. Самое главное для России – наличие сельской общины с выборным управлением, пускай и искаженным. «В естественной непосредственности нашего сельского быта, в шатких и неустоявшихся экономических и юридических понятиях, в смутном праве собственности, в отсутствии мещанства и в необычайной усвоимости чужого — мы имеем шаг перед народами вполне сложившимися и усталыми» [1, т.12, с.431].

А.И. Герцен предполагает, что в будущем возможно, Россия обратиться к ориентиру тихоокеанского побережья и сможет, осуществить свой потенциал, образовав социалистическое общество свободы и справедливости. И главное здесь – отмена крепостного права. В статье «Америка и Сибирь» эта аналогия явно прослеживается: Сибирь и Россия в целом понималась как подобие Америки. Россию, как и Америку, ждет экономический переворот. Стремление России к сближению с Североамериканскими штатами представляется им как один из доводов, доказывающих особые политические качества русского народа. В целом логику Герцена можно представить следующим образом: русский народ чужд к существующей в стране власти. Власть — представители «петербургской традиции», тяготеют к увядающей Европе, а русский народ стремится к свободе. Если народ освободить, то европейская ориентация России, как искусственная, исторически бесперспективная и изжившая себя, исчезнет и страна обратится к наиболее актуальному и живому ориентиру — тихоокеанскому побережью, где происходит бурное развитие, где в будущем может возникнуть цивилизация нового типа. Тогда Россия сможет реализовать свой гигантский потенциал. И главное действие в этой логике — отмена крепостного права, за что так пламенно агитировал А.И. Герцен, которой в России не дают реализоваться существующие в стране порядки. Идея российско-американского сотрудничества, по мнению А.И. Герцена, должна в будущем играть большое значение, так как она связана с географическим расположением этих стран, которые соединяются Тихим океаном. Он начинает рассматривать Россию как самобытное духовное образование, которое благодаря своему культурно-историческому развитию должно выполнить особую «цивилизационную миссию» в межцивилизационном взаимодействии на этапе развития социализма. Россия и США это две стороны единого цивилизационного процесса, который можно осмысливать отдельно, однако учитывать их взаимодействие необходимо. Россия, как и Америка по мысли Герцена, должны как «молодые» страны находится в состоянии поиска новой идеи цивилизационного развития – гуманизма, что актуально и сейчас. Взаимодействие культур, рассматривается Герценом, как эффективная попытка согласования различных культурных образований. При всем многообразии и самобытности культур существует настоятельная необходимость согласования и универсализации реальных практических форм социокультурного бытия, которая осуществляется в диалоге цивилизаций. Мыслитель выступал за такое понимание культур России и США, которое разрешит вопрос противоречий между центральным и периферийным содержанием в культурах. Уже в XIX веке Герцен прозорливо рассматривал диалог культур как эффективное средство разрешения современных коллизий глобального и локального, универсального и уникального, планетарного и регионального.

Таким образом, с уверенностью можно утверждать, что А.И. Герцен предложил своеобразную цивилизационную концепцию культурно-исторического развития России и США. Мыслитель высказывал оригинальные идеи на соотношение и перспективы развития русской и американской цивилизации. Россия и США, по его мнению, это «молодые» цивилизации, имеющие значительные преимущества перед развитием Западной Европы. Отсутствие исторических традиций, интенсивное экономическое и культурно-историческое развитие мыслитель назвал решающими в истории «молодых» цивилизаций. Герцен не отрицал возможности становление России по особому самобытному пути, но также говорил о сближении ее с Североамериканскими штатами. Сегодня эти идеи представляют значительный интерес, так как современное развитие России вновь ставит перед нами вопросы, волновавшие мыслителя еще в XIX столетии.

Ссылки

1. Герцен А.И. Собрание сочинений в 30-ти томах /Ред. коллегия В.П. Волгин. М.: Издательство академии наук СССР, 1954.

Литература

1. Герцен А.И. Собрание сочинений в 30-ти томах /Ред. коллегия В.П. Волгин. М.: Издательство академии наук СССР, 1954. Т. 3. 5-88.
2. Герцен А.И. Письма из Италии и Франции 1847-1852. Собр. соч… Т. 5. 510 с.
3. Герцен А.И. С того берега. Статьи. Долг прежде всего. 1847-1851. Собр. соч… Т. 6. 550 с.
4. Герцен А.И. Былое и думы. Собр. соч… Т. 11. 807с.
5. Герцен А.И.Произведения 1852-1857 годов. Собр. соч… Т.12.
6. Герцен А.И. Статьи из «Колокола» и другие произведения 1862-1863 годов. Собр. соч… Т. 16. 529 с.

«А.И. Герцен», «критика западной цивилизации», «мещанство».

Работа посвящена критике западной цивилизации в философии Александра Ивановича Герцена (1812-1870). В своих произведениях, высказывая критические взгляды на культурно-историческое развитие западной цивилизации, мыслитель утверждал, что она находится в глубоком кризисе.

Текст статьи:

Актуальность темы связана с изучением мировоззрения Александра Ивановича Герцена в новом ракурсе — цивилизационном аспекте. В современную эпоху очевидна настоятельная потребность познания культуры и цивилизации, их соотношения и перспективы, которые во многом могли бы помочь в осмыслении проблем переживаемых Россией, и мира в целом. Изучение и анализ произведений А.И. Герцена представляют ценность тем, что он одним из первых рассматривал вопросы формирования, развития и кризиса современных ему цивилизаций. Мыслителя можно смело назвать предшественником Н.Я.Данилевского, чьи работы о цивилизации и культуре следует охарактеризовать как логическое завершение эволюции русской философской мысли 30-60-х гг. XIX века.

Цель данной статьи раскрыть критические взгляды А.И. Герцена на культурно-историческое развитие западной цивилизации.

А.И. Герцен в период раннего творчества (до 1848 года) рассматривал западную цивилизацию как эталон культурно-исторического развития всех стран, в том числе и России, и в частности грезил идеей формирования свободной и гармоничной личности. Он безгранично верил в свои мечты и надежду их осуществления. Преобразования в Европе должны были стать шагом вперед в контексте общеисторического развития и показать истинный путь формирования цивилизации и культуры. Однако его мечтаниям не суждено было сбыться.

Уже первые встречи с Европой навевают на Герцена определенные сомнения. «Неудачные» революции 1848 года по всей Европе разрушают его прежние мечты и надежды. А.И. Герцен испытывает глубокое разочарование в западной цивилизации и возможности развития России по ее стопам. Критика западной цивилизации в философии А.И. Герцена один из признаков цивилизационного подхода. Она связана с духовным кризисом, вызванным общественно-политическими событиями и душевной драмой мыслителя.

Вопрос, когда же наступил духовный кризис Герцена, остается открытым, так как исследователи его творчества не пришли к единому мнению о временных рамках. Так, например, В. Зеньковский утверждает, что разочарование Западом у Герцена наступает еще до 1848 года, то есть до начала европейских революций. Н.Н. Страхов также писал, что Герцен «дошел до полной безнадежности ещё раньше, чем совершилась революция 1848 года» [1, с.81]. П. В. Анненков указывал на то, что в воззрениях Герцена, несмотря на духовный кризис, после 1848 года в его убеждениях существует парадоксальное совмещение критики современной Европы с верой в ее «скрытые творческие силы» [2]. Большинство исследователей утверждают, что духовный кризис А. И. Герцена наступил сразу после эмиграции. Н. Белозерский указывает: «Разочарование Герцена в Западной Европе начинается с 1848 года, благоговейно-восторженное отношение сменяется холодным скептицизмом, переходящим порой в полное отчаяние перед тем будущим, которое ожидает Европу» [3, с. 21].

Современные исследователи как зарубежные (М. Малиа, В. Фреде), так и отечественные (Гревцова Е.С., Терехова Г.Л.) утверждают, что духовный кризис в мировоззрении Герцена повлиял на всю философию мыслителя и придал ей специфическую экзистенциональную ориентацию. Именно эта ориентация послужила философско-методологической основой всего последующего творчества Герцена, построенная на идеи приоритета личности и отрицание западной цивилизации и культуры. Следует отметить, что критика Запада в творчестве мыслителя рассматривается как аспект духовного кризиса культуры Европы.

Апогеем герценовской мысли является оригинальная экзистенционально ориентированная философская антропология и философия культуры. Жизненный характер воззрений Герцена, наполненный личным опытом, отсутствие систематизации взглядов, идеи провозглашения свободы и суверенитета личности, духовное одиночество, постоянный поиск ответов, отрицание всяких догм и готовых решений – все это характерно для мировоззрения мыслителя.

Первые впечатления А.И. Герцена о реальной западной цивилизации отражены в книге «С того берега», написанной в Италии до революции 1848 года, чей характер уже носил пессимистический и критический настрой. Франция одной из первых показала все свое «культурное» развитие. «Франция ни в какое время не падала так глубоко в нравственном отношении, как теперь… Вместо «благородных» идей и «возвышенных» целей, рычаг, приводящий все в движение — деньги» [4, т.6, с.54]. Герцен боялся признаться, что во Франции все умерло или дегенерировало в ужасающие формы. Причиной неудач Герцен считает государство, национальный характер французов, особенности их психического склада. Революция во Франции окончательно нанесла сокрушительный удар по убеждениям мыслителя. Вслед за Францией А.И. Герцен посещает Италию, Германию и негативное отношение к Европе только усиливается. Европейские государства похожи друг на друга, он сравнивает их с полировочным мрамором, который блестит на поверхности, но в глубине своей и в целом он груб. При этом следует отметить, что Герцен обвиняет все европейские страны, а не отдельный народ или государство. Исключение составляет лишь Италия, представленная на темном европейском фоне жизнерадостно, яркими тонами. Гревцова Е.С. объясняет этот феномен лишь одной причиной то, что Италия в тот период испытывала национальный подъем или некоторое Возрождение. Кроме этого, Герцен рассматривал Италию своеобразной частью Европы и указывал на сходство национального характера русского и итальянского народов [5, с.20].

Эти первые впечатления Герцена о Европе, представленные в «Письмах из Франции и Италии» свидетельствуют о радикальных изменениях в оценке западной цивилизации. Размышления о ее сущности в работах Герцена овеяны духом скептицизма, пессимизма и критицизма. Мыслитель приходит к выводу о негативном влиянии западной цивилизации на культурно-историческое развитие других стран. Он полагал, что России нужно идти путем совершенно иным, чем Запад, который исчерпал все возможности своего развития. Герцен утверждал, что Европа устарела и в скором времени погибнет. У мыслителя происходит постепенный отказ от воззрения на Запад как на носителя общечеловеческого просвещения. Обращая главное внимание на предполагаемый упадок Запада, Герцен увидел антигуманизм западной культуры, который проявляется повсюду. Личность уничтожена под воздействием исторических рамок. Буржуазные правительства, провозгласили лишь формально «свободу, равенство и братство». Для западной цивилизации характерны новые приоритеты — преобладание материальных интересов над духовными, развращение нравов, упадок во всех областях знаний, кризис религиозного сознания. По мнению Герцена, религия один из важных духовных компонентов культуры. Однако он критикует католичество, указывая на то, что оно стоит на страже государства и не гнушается использовать насилие и убийство. Религия необходима правительству для руководства народом. Она заменяет человеку все: отвечает за его эстетические, философские, культурные и иные взгляды. При этом следует отметить, что к православию мыслитель относится более лояльно, нежели к католичеству, которое приводит якобы к «распущенному» протестантизму. Герцен приходит к выводу о том, что «Ветхий мир католико-феодальный дал все видоизменения, к которым он был способен, развился во все стороны до высшей степени изящного и отвратительного, до обличения всей истины, в нем заключенной, и всей лжи; наконец он истощился» [4, т.6, с.51].

В статье «Донозо Кортес» Герцен раскрывает культуру западно-европейского общества. Все добродетели западной цивилизации, уважаемые Д. Кортесом, соединены в общем образе как «палач»-это покорность власти, слепое исполнение и самопожертвование обществу, государству. Герцен высмеивает коллективные идеалы, которые ограничивают свободу личности — монархию, республику, науку, религию. Именно они заставляют человека «служить» другим, а не себе, что для Герцена недопустимо. «Старая мораль» негативно влияет на личность, так как своими правилами и законами заставляет подчиняться человека, делая тем самым из него «раба». Современная для Герцена мораль носит формально-христианский, огосударственный характер. Такая мораль искусственна, лицемерна, требует от человека покорности и жертв и очень схожа с религиозными претензиями на исключительность. Однако религия обещает человеку, за его жертвы и страдания, счастливую загробную жизнь (мечта о рае), а мораль- нет. «Мораль, которую нам проповедуют, стремится лишь к тому, чтобы уничтожить личность, сделать из индивида алгебраического человека, лишённого страстей»,- писал Герцен в отрывке «Дуализм – это монархия» [4, т.12, с. 233].

Как было отмечено, критическое отношение к Западу у Герцена проявляется в экзистенциально-ориентированной позиции. При изучении истории западного общества Герцен использует метод «экзистенциональной диалектики». На обширном материале о развитии европейских народов он рассматривает противоречия западного мира и приходит к выводу, что европейская цивилизация должна развиваться по другому пути. Современное Герцену западное общество все же искало новые формы, новые начала, которые смогли бы снять накопившиеся противоречия.

В качестве главного оружия, используемого мыслителем для обличения пороков цивилизации становиться ирония и смех. Он высмеивает немецкие нравы «среднего класса», осуждает французскую милитаризацию общественной жизни, английскую точность и расчетливость. Ирония в творчестве Герцена становится главным средством обличения пороков западной цивилизации.

Мыслитель начинает задумываться над тем, что европейская цивилизация не является образцом для подражания. Западная цивилизация представляет собой причудливую смесь прошлого и настоящего, она включает в себя привычки и теоретические идеалы, обломки античной культуры, религии и все это направлено на реализацию формально провозглашенных принципов свободы, равенства и братства.

В философии Герцена появляются сомнения об идеи цивилизационного универсализма. Жизнь имеет свою логику, которая не укладывается ни в схемы, ни в теории. Нет единого рецепта, по которому бы развивалась история. Прогресс, конечно, связан со знаниями и познаниями, однако автоматически достигнуть его невозможно. Цивилизация, как и история, в своем развитии не имеет определенной цели. Ее развитие определяется самим существованием.

Мыслитель убедился, что Европа не должна являться целью для подражания и стремления пройти ее путь культурно-исторического развития другими странами. Запад сам не идеален, он не является цивилизационным единством, между разными странами существуют множество отличий. Каждый народ имеет свою специфику развития, обусловленную действием разнообразных факторов; таких как политическая история, национальные традиции, самосознание, материальные, хозяйственные, демографические и экономические факторы. Следовательно, в различных частях Европы формируются специфические культурные и цивилизационные традиции, обычаи, привычки, идеалы.

В таком делении прослеживается мысль о том, что цивилизацию нельзя анализировать как внешний аспект культуры, противостоящий внутреннему развитию личности, традициям и обычаям национальной культуры. Цивилизация не должна рассматриваться лишь как знания и технические средства, необходимые для контроля и влияния на природу. В тоже время культура представляет собой не только совокупность определенных ценностей, идеалов, норм поведения, но и нечто большее. Цивилизация у А.И. Герцена трактуется как особое понятие, которое тесно связано с культурой.

Несмотря на национальные особенности и различия, А.И. Герцен главным и объединяющим признаком европейской цивилизации указал наличие особого класса или сословия, который обозначил понятием «мещанство» как антитеза духовной культуре, ее антигуманной характеристикой. Изучая и анализируя «мещанство» следует отметить, что Герцен рассматривал данный феномен как кризисное явление западной культуры. Указанная проблема не была оформлена в особую философскую доктрину или какой-либо концепт, однако во всех сочинениях философского, литературного и публицистического характера она раскрывается через противоречия европейской цивилизации и культуры. Наиболее подробно он пишет в трудах: «Западные арабески», «Концы и начала». Тема «мещанства» раскрывается через противоречия развития европейской цивилизации и кризиса духовной культуры. В общем смысле мещанство - мировоззрение и стиль жизни, в центре которого стоит стремление к обладанию собственностью и ее приумножением.

Слово «мещанин» появляется в древнерусских текстах где-то с конца ХV в.. Первоначально оно означало жителя западнорусских и польско-литовских городов (называвшихся «место»), представляющего торгово-ремесленную часть населения. Затем — мелкого ремесленника или торговца, входящего в городское податное сословие, позднее — горожанина низшего разряда, занимающегося мелочной торговлей, промыслами, работой по найму. Такое «сословноправовое» значение остается базовым до 80-х годов ХIХ века (в словаре С.И. Ожегова [6, с.245] представлено только оно). Для русской культуры этого периода оно одно из структурообразующих понятий, противостоящее по основным параметрам понятию «интеллигенции». Такое понимание «мещанства». Кардинальное изменение базового значения слова связано с именем А.И. Герцена. В эссе «Концы и начала», а также в «Былом и думах» он фактически конструирует новую категорию, занимающую важное место в его исторической концепции. Сам термин «мещанство» был впервые введён именно А.И. Герценом. «Мещанство» – понятие внесословное и внеклассовое, оно тесно связано с массовой культурой и техногенной цивилизацией, а её черты могут распространяться на все социальные слои, включая художников, писателей, артистов, учёных. Герцен подметил одну из характерных особенностей цивилизации – массовую культуру. Следует отметить, что в современном понимании массовой культурой называют вид культурной продукции, который каждодневно производится в больших объемах. Предполагается, что массовую культуру потребляют все люди независимо от места рождения и страны проживания. Целью массовой культуры является стимулирование потребительского сознания у зрителя, слушателя, читателя, что в, свою очередь, формирует особый тип пассивного некритического восприятия этой культуры у человека. Эти определения легко прослеживаются в размышлениях мыслителя о «мещанстве».

Сегодня нет сомнений о её влиянии и масштабах распространения, но для XIX века это было нонсенсом. Синонимами мещанства в текстах Герцена служат понятия «купечество» и «буржуазия». Можно сказать, что «мещанство» в его понимании соответствует современной категории «среднего класса», но с существенно иным содержанием. Мещанство для Герцена итог культурно-исторического развития западной цивилизации. Мировоззрение мещанина сформировалось в результате эклектического соединения разнородных культурных фрагментов, подчиненных единому принципу — умножению собственности. Этот принцип лежит в основе протестантизма — «религии, примирявшей совесть христианина с занятием ростовщика», морали и нравственности, подчиненным постулату: «неимущий должен всеми средствами приобретать, а имущий — хранить и увеличивать свою собственность». Мировоззрение мещанства эстетически бесплодно и в силу своей безликости и однотонности оказывается камнем преткновения для подлинного искусства. Искусство становится в доме мещанина одним из элементов мебели, предметом интерьера. Главные достоинства мещанина по мысли Герцена — умеренность и аккуратность. Основной императив увеличивать и умножать. Однако духовная составляющая культуры мещанства, по мнению мыслителя, находится на примитивном уровне. В «Концах и началах» Герцен пишет:«Вместе с его господством разовьется понижение всего нравственного быта, и Ст. Милль, например, вовсе не преувеличивал, говоря о суживании ума, энергии, о стертости личностей, о постоянном мельчании жизни, о постоянном исключении из нее общечеловеческих интересов, о сведении ее на интересы торговой конторы и мещанского благосостояния» [4, т.16 с.148].

Следует заметить, что мещанство выступает для Герцена как западное явление, пока еще органически чуждое России. С 70-х годов ХIХ века трактовка Герцена начинает использоваться в публицистических, политических текстах, социально ориентированной эссеистике, слабо затрагивая массив художественной литературы, где сохраняется базовое значение мещанства как сословия. Мещанство – идеал, к которому стремится, подымается Европа со всех точек дна… [4, т.16, с.137].  «Мещанство»- сила, перевернувшая всю европейскую жизнь, ставшая главной характеристикой всей Западной Европы. Рыцарская доблесть, изящество аристократических нравов, гордость и независимость англичан, строгая численность протестантов, роскошная жизнь итальянцев, блестящий ум французских энциклопедистов стирается в нечто целое – мещанство со всеми новыми правилами, законами и характеристиками. Среди главных особенностей мещанства- ориентация на богатство и наживу. С мещанством стираются личности, но стёртые люди сытее, платье дюжинные, незаказные, не по талии, но число носящих их больше. С мещанством стирается красота породы, но растёт их благосостояние. Мещанство, по мнению А.И. Герцена есть признак культуры стагнации, «потухания идеалов», «стирания личностей», всеобщего «линянья» [4, т.16, с.138]. Современная Европа в самом большом количестве производит и распространяет те культурные ценности, которые лучше всего находят сбыт. Герцен сравнивает это с уличной торговлей сигар: нет никакого смысла торговать с лотка дорогими коллекционными сигарами, которые будут покупать единицы, зато прямую выгоду несёт продажа дешёвых сортов сигар по доступной цене [4, т.16, с.139]. «Мещанство, последнее слово цивилизации, основанной на безусловном самодержавии собственности,- демократизация аристократии, аристократизация «демократии»; в этой среде Альмавива равен Фигаро: снизу всё тянется в мещанство, сверху всё само падает в него по невозможности удержаться»[4, т.16, с.137].

Но возникает вопрос: откуда появляется «мещанство»? Ответ на поставленный вопрос А.И. Герцен ищет, заглядывая в далёкое прошлое, анализируя проблему с момента её зарождения. Цивилизация, по мысли Герцена связана с прогрессом, поэтому  он выделяет особые типы людей «цивилизаторы» и «реформаторы». Такие понятия, как «прогресс, свободные учреждения, железные дороги, реформы, телеграфы» здесь взаимопереплетаются и даже отождествляются, когда речь идет о цивилизации. Еще одним признаком цивилизации Герцен называет городской образ жизни, который дает возможность «жить только по-готовому» и приучает нас «с малолетства к скрытому, закулисному замирению и уравновешиванию нестройных сил», а также «безземельный пролетариат», который развился на «безусловном праве собственника над собственностью». «Безземельный пролетариат» тогда, когда происходит распадение родового быта при наличии борьбы рода с семьей, начала общественного с индивидуальным. Происходит распадение общины, которая, в отличие от цивилизации, есть деревенская жизнь, где полностью стерта личность. На эту особенность общинной жизни указывал также Н.Бердяев, отмечая, что в русской жизни недостаточно развито личное начало и русский народ любит жить «в тепле коллектива, в какой-то растворенности в стихии земли, в лоне матери» [7]. Говоря о судьбе «диких народов», в частности о германцах, Герцен отмечает, что с началом цивилизации община исчезает и развивается личное начало. Культура, в отличие от цивилизации, выражает собой совокупность духовных ценностей, к коим принадлежат наука, философия, искусство, — то, что является общечеловеческими и то, что Герцен называет универсальными. Как отмечает В. Зеньковский: «Творческие силы Герцена уходили в страстное обличение духовного строя, духовного мира Западной Европы, — и в его часто придирчивой критике Западной Европы с особенной силой зазвучал, рядом с требованиями морального идеала, эстетический мотив. Этот мотив всегда звучал в душе Герцена, но его борьба с мещанством Западной Европы, его страстное обличение моральной ограниченности и духовного ничтожества мещанства определялись, главным образом, именно эстетическим отвращением» [8, с.175]. «Усреднённое» искусство способствует формированию «мещанского» сознания. А. И. Герцен утверждает, что искусство западной Европы  превращается в шаблон, выполняющий практическую функцию, отличается дешевизной в материальном плане. Искусство «мещанства» выполняет не духовно-эстетическую функцию, а практическую, отвечающую прагматическим целям. Герцен это резко осуждает, выступая за духовную культуру отдельных «элитарных» слоёв общества.

Одним из важных факторов формирования массового сознания является историческая эпоха с её прогрессивным экономическим развитием. Многие духовные ценности уходят на второстепенный план, и в большей степени, в условиях господства индустриальной цивилизации оттесняются иными, новыми материальными ценностями. Материальные интересы подавляют собой все другие интересы, а собственность становится своеобразной религией. Герцен критикует такое всеобщее «повиновенье»:  «И что всего обиднее — люди будто понимают вас, соглашаются, но мысли ваши остаются в их голове чужими, не идущими к делу, не становятся той непосредственностью сознания и нравственного быта, которая вообще лежит в бесспорной основе наших мнений и поступков» [4, т.16, с.160].

Другой особенностью формирования мещанства является влияние религии. Религия «приспособилась» к массовому потребителю, и если раньше отвечала потребностям отдельной духовно-нравственной личности, то в XVIII столетии под влиянием Реформации и революции, религия тесно переплелась с политикой. «Последнее слово католицизма сказано реформацией и революцией; они обнаружили его тайну; мистическое искупление разрешено политическим освобождением. Символ веры Никейского собора, основанный на отпущении греха христианину, выразился признанием прав каждого человека в символе последнего вселенного собора, то есть Конвента 1792 года. Нравственность иудейского пролетария и евангелиста Матфея — та же самая, которую проповедует женевский пролетарий и деист Ж.-Ж. Руссо. Вера, любовь и надежда при входе, свобода, братство и равенство при выходе» [4, т.16, с.511] (курсив Герцена). Политика «свободы, равенства и братства» привела к «коллективной посредственности». При этом немаловажным фактором назвал «аристократизацию демократии», то есть превращения её во власть немногих избранных, обладающих большими богатствами.

Несколько изменились воззрения Герцена и на науку. Под наукой, как правило, понималась философия, которая сумела бы освободить человека от церковного насилия, гражданского рабства, провозгласив идеал свободы. Однако, претензия социальных наук покончить со всем злом, глупостью и безысходностью, царящими в мире несостоятельна. Если бы мир жил по заранее намеченному плану ученых и философов всеобщее счастье было бы достигнуто, но жизнь не укладывается в строгие схемы, таблицы и законы. История общества этому подтверждение. Французская революция 1789 года способствовала осуществлению данного идеала и провозгласила кодекс мещанского права. Сознание, мысль, наука и все её приложения давно переросли готические и мещанские формы старого государства. «Сила европейского «мещанства», его живучесть, поражали и возмущали Герцена на каждом шагу, в каждой стране, с общественной жизнью которой ему приходилось соприкасаться в годы своих заграничных скитаний» утверждает Н. Белозерский [3, с.26].

Герцен критикует «мещанское государство», подразумевая демократию, сравнивая её с «идолопоклоничеством монархии» [4, т.11, с.70]. Он высмеивает её атрибуты, такие как «суеверие в республику» и «суеверие в парламентские реформы». И судя по следующим словам: «Я не жалею о двадцати поколениях немцев, потраченных на то, чтоб сделать возможным Гёте, и радуюсь, что псковский оброк дал возможность воспитать Пушкина» [4, т.16, с.56]. Герцен не признает эгалитаризма, скорее он сторонник элитаризма, так как воспевает личность, её свободу, её талант.

Цивилизация Запада обусловлена долгой жизнью в Европе тем, что она бережется сильными «полицейскими плотинами», покоится на невежестве масс и защищается церковью, судом и казармами. Цивилизация так же как история в своем развитии не идет по плану, не стремится к какой-то определенной точке или пределу роста, она «… бесконечна, как мысль, как искусство, она чертит идеалы жизни, она мечтает апотеозу своего собственного быта, но на жизни не лежит обязанность исполнять ее фантазии и мысли, тем более что это было бы только улучшенное издание того же, а жизнь любит новое» [4, т.6, с.31].

Герцен критикует «мещанство» рассматривает его как антигуманизм западной культуры, предупреждая о его дальнейшем распространении и негативном влиянии на личность и ее нравственные качества. Предсказания А.И. Герцена насчёт растущего господства мещанства сбылись. Они явились первыми столь ярко и глубоко высказанными предупреждениями об опасности будущего «омассовления» культуры.

Н. Страхов отмечал: «Хорошо зная Западную Европу, Герцен пришел к заключению, что на Западе нет живого духа, что все его (то есть Запада) мечты не имеют внутренней силы, что одно верно и несомненно – смерть, духовное вырождение, гибель всех форм тамошней жизни, всей западной цивилизации…» [1, с.53].

Современная Герцену европейская цивилизация взяла путь в другую сторону, «по направлению к кладбищу», туда, где её ждет неминуемая гибель. Чтобы не ориентироваться на такую дорогу необходимо создать внутреннюю цитадель, позволяющую находиться одновременно внутри этого мира и быть независимым от него. В связи с кризисом западноевропейской цивилизации Герцен предрекает развитие Европы по одному из трех путей:

1. Европа падет под страшным ударом социализма.
2. Европа со своей рутиной победит социализм и подобно, второй Византии, погрузится в продолжительную апатию, уступив другим народам прогресс и будущее жизни. Таким народами он называет Россию и США.
3. Исход, который возможен в результате всемирной борьбы без победы с чьей-либо стороны, что привело бы к деспотизму и террору.

Мартин Малиа утверждает, что Герцен судит Европу по анархистским меркам. Все европейские правительства казались ему несовершенными. Хотя следует отметить, что со временем его практическое суждение о Европе смягчилось: он признавал все-таки «некоторое уважение к личности» и свободе слова, в особенности Англии и Швейцарии [9].

Критика политических и нравственных институтов, ценностей и ориентаций в обществе, поведенческих индивидуальных моделей перерастает у Герцена в тотальное осуждение существующего мира. Живописные картины всемирного декаданса сопровождаются интенсивным нравственным осуждением и  оттеняются характерным этическим пафосом, опирающимся на сознание собственного нравственного совершенства. Вместе с тем, почти абсолютная убежденность в своей правоте и праведности своего знания сочетаются у Герцена с сомнением в силе и эффективности собственной проповеди. Действительно Герцен критикует западную цивилизацию, но не испытывает к ней отвращения. «В самые худшие времена европейской истории мы встречаем некоторое уважение к личности, некоторое признание независимости — некоторые права, уступаемые таланту, гению» [4, т.6 с.15]. Мыслитель отмечает ценность европейской культуры за ее признание личности, так как в царской России и этого не было.

С.Н. Булгаков отмечал, что, несмотря на критику европейской цивилизации, Герцен любил и дорожил ею, «не знал никакой другой помимо нее» [10, с.38].

Позднее как справедливо отмечает В.В. Зеньковский: «Критика европейской культуры у Герцена постепенно освобождается от придирчивости и всецело определяется лишь раздумьем над ошибками и неправдами прошлого» [8]. Мыслитель смиряется с таким положением западноевропейского общества и начинает задумываться о будущем. Он выступает против готовых схем и решений, особенно в области духовной культуры. Теоретически размышляя, он утверждает, сделать ничего нельзя. Жизнь, а не теория покажет: «Вопрос этот решат события».

Античный мир, по мысли Герцена, ушел с арены истории, уходит постепенно и христианский мир. И если античность уходила в форме стоицизма и скептицизма, то христианский мир может успокоиться, либо в социализме, либо в мещанстве, или вообще погибнет. Главная причина смертельной болезни Запада заключается в том, что европейская цивилизация как цивилизация меньшинства, была основана на корыстной несправедливости, ведь наука, литература, образование отвечали интересам лишь меньшинства. Кончина Европы неотвратима в связи с несправедливостью общественного устройства.

Как указывает Е.С. Гревцова, Герцен допускает последнюю для Запада возможность политических изменений и потрясений – через разного рода национальные движения [5, с.57]. Но политический национализм, как сумел убедиться Герцен на опыте итальянского Возрождения, которому он поначалу симпатизировал, не приводит и не может привести к каким-либо серьезным изменениям. Яркий тому пример, на смену национальным героям (Гарибальди и Маццини), приходят мещанские правители и поддерживают все тот же мещанский тип культуры.

Таким образом, Герцен создает оригинальный подход, основанный на учете личностного измерения цивилизации и культуры, а также на реалиях своей жизни. Взгляды мыслителя начинают оформляться в концепт, ведь критика западной цивилизации — один из признаков цивилизационного подхода. Подобно современным теориям локальных обществ Герцен утверждает, что будущее западной цивилизации предрешено, скорее всего, ее ждет гибель аналогично Риму. Но на основе западной культуры может зародиться и развиться новая цивилизация: русская или американская, тем самым подчеркивая идею цикличности в культурно-историческом развитии стран.

Обращая главное внимание на предполагаемый упадок Запада, Герцен критикует западную культуру, ярко проявляющуюся в мещанстве, предупреждает о его дальнейшем распространении и негативном влиянии на личность и ее нравственные качества. Предсказания А.И. Герцена поповоду мещанства сбылись. Они явились первыми столь ярко и глубоко высказанными предупреждениями об опасности будущего «омассовления» культуры. Сегодня «массовая культура» повсеместно распространилась, не обошло это явление и Россию.

Следует отметить, что мещанство по мысли Герцена, есть признак цивилизации, для которого характерен упадок духовной культуры (что созвучно идеям О. Шпенглера). Критика цивилизации Европы для мыслителя — один из способов доказать, что развитие цивилизации — должно отвечать жизненным потребностями, тем самым утверждая, что реальная жизнь не поддается никаким теоретическим формулам, логическим схемам, политическим и общественным идеалам.

Ссылки

1. Страхов Н.Н. А.И Герцен // Борьба с Западом в нашей литературе. Исторические и критические очерки: В 3 т. Спб.: Типография брат. Пантелеевых, 1887-1890. Т.1
2. Анненков П. В. Воспоминания и критические очерки, Спб, 1881. Литературные воспоминания, 1928.
3. Белозерский Н. А.И. Герцен, славянофилы и западники. СПб., 1905. 52 с.
4. Герцен А.И. Собрание сочинений в 30-ти томах /Ред. коллегия В.П. Волгин. М., 1954.
5. Гревцова Е. С.  Философия культуры А. И. Герцена и К. Н. Леонтьева Сравнит. анализ. М.: Изд-во Рос. ун-та дружбы народов, 2002.
6. Ожегов С.И. Словарь русского языка: ок. 53 000 слов/ Под общ. ред. проф. Л.И. Скворцова. -24-е изд., испр. –М. 2007. -640 с.
7. Бердяев П.А. Русская идея // Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века. М.: Сварог и К, 1997. 541 с.
8. Зеньковский В.В. История русской философии. Л., 1991.
9. Малиа М. Революция 1848 года: в восприятии А. Герцена//Новое литературное обозрение. 2001.-№49. С.197-260.
10. Булгаков С.Н. Душевная драма Герцена. Типография С.А. Борисова, Мало-Житомирская улица, д.16, Киев, 1905. 43с.

Литература.

1. Герцен А.И. Собрание сочинений в 30-ти томах /Ред. коллегия В.П. Волгин. М., 1954.Т. 6. 550 с.
2. Герцен А.И. Былое и думы. Собр. соч… Т. 11. 807с.
3. Герцен А.И.Произведения 1852-1857 годов. Собр. соч… Т.12.
4. Герцен А.И. Статьи из «Колокола» и другие произведения 1862-1863 годов. Собр. соч… Т. 16. 529 с.
5. Анненков П. В. Воспоминания и критические очерки, Спб, 1881. Литературные воспоминания, 1928.
6. Белозерский Н. А.И. Герцен, славянофилы и западники. СПб., 1905. 52 с.
7. Бердяев П.А. Русская идея // Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века. М.: Сварог и К, 1997. 541 с.
8. Булгаков С.Н. Душевная драма Герцена. Типография С.А. Борисова, Мало-Житомирская улица, д.16, Киев, 1905. 43с.
9. Гревцова Е. С.  Философия культуры А. И. Герцена и К. Н. Леонтьева Сравнит. анализ. М.: Изд-во Рос. ун-та дружбы народов, 2002.
10. Зеньковский В. Русские мыслители Европа. М., 1991.
11. Малиа М. Революция 1848 года: в восприятии А. Герцена//Новое литературное обозрение. 2001.-№49. С.197-260.
12. Ожегов С.И. Словарь русского языка: ок. 53 000 слов/ Под общ. ред. проф. Л.И. Скворцова. -24-е изд., испр. –М. 2007. -640 с.
13. Страхов Н.Н. А.И Герцен // Борьба с Западом в нашей литературе. Исторические и критические очерки: В 3 т. Спб.: Типография брат. Пантелеевых, 1887-1890. Т.1

социокультурная трансформация, кризис культуры, границы искусства, культура постмодерна.

В статье анализируется влияние социокультурной трансформации на изменение сущностных границ искусства. На примере аналитики современной художественной культуры стран евроатлантического региона показано, что сущностные границы искусства в условиях социокультурной трансформации подвергаются маргинализации. Однако, данный процесс представляется необходимым в динамике культуры на пути её движения к культурности антропогенного содержания.

Текст статьи:

Современный художественный процесс весьма многообразен и сложен, всё чаще и чаще его представляют специфические формы творчества, которые по сути уже не являются художественными, но выдаются за таковые. В современной культуре развитых стран, преимущественно представленной постмодернизмом, искусством может быть назван любой предмет, вырванный из привычного контекста и помещённый на выставку современного искусства, и в этом отношении, действительно, произошёл своеобразный поворот от искусства, «в котором форма наделяется скрытым за нею внутренним смыслом, к искусству, использующему как художественную форму реальный предмет, который ничего иного не изображает» [1]. Однако, правомочен и другой вопрос: какими объективными причинами детерминирован процесс коренных изменений в системе культуры и, в частности, в искусстве?

Поворот от художественного образа к симулякру, характеризующий развитие культуры в странах евроатлантической цивилизации в последней трети ХХ века, дал основание исследователям говорить о кризисе и неопределённости в дальнейшем развитии всей культуры стран указанного региона. Такая неопределённость, на наш взгляд, определяется тем, что нынешний кризис необычен, он являет собой пример социокультурной трансформации, которые, европейская культура уже переживала в своей истории.

Эта ситуация заставляет с особым вниманием обратится к проблеме чёткого определения сущностных, критериальных границ того или иного художественного явления.

Напомним, в классических произведениях художники стремились передать своё отношение к глубинной сущности человеческого бытия. Потребность общества в искусстве может быть удовлетворена только тогда, когда обеспечивается высокий уровень создаваемых произведений. Это же в свою очередь наилучшим образом осуществляется, когда искусство творится и совершенствуется наделённой талантом, наиболее способной личностью или личностями. Классическая эпоха показала, что единственным средством передачи художественной информации является художественный образ. Он служит постижению жизни (его познавательно-оценочная сторона), передаче полученной информации обществу (коммуникативная сторона) и воздействию на воспринимающих в нужном обществу направлении (побудительно-практическая сторона) [2]. Иными словами, в классическом произведении художественный образ должен одновременно соответствовать оригиналу, строиться в зависимости от особенностей восприятия, быть общественно необходимым и направленным, т.е. в нём сливаются цели, возможности, средства и условия освоения действительности в искусстве. Природа художественного образа позволяет добиться главного – адекватной передачи жизнедеятельности в её ситуационном развёртывании.

Художественный образ и типическое как его основа соединяют в себе глубину общего и богатство проявлений единичного. Этого требует общественное назначение искусства и его предмет: нужно передать жизнь во всей её неповторимости, оригинальности, передать по-новому. И в то же время эта передача должна быть познанием действительности, постижением главного и закономерного в ней.

Таким образом, художественный образ, являясь ядром искусства, представляет собой, специфический, присущий только искусству способ воплощения действительности, обусловленный специфической общественной потребностью и особым предметом отражения, передающийся в конкретно-чувственной, жизневоплощающей модели, созданной на основе типизации и индивидуализации с позиций эстетического идеала; «если деятельность не создаёт художественный образ, то об искусстве не может быть и речи, а о нём, характеризуя художественную деятельность, порой даже не упоминают» [3].

Структура художественного образа раскрывается через категории содержания и формы. Для того, чтобы содержание оказалось выраженным, сама форма должна обладать рядом особенностей. Среди которых следует отметить следующие: форма должна быть художественной, т.е. способной передать ценностную эстетическую информацию; форма должна быть конкретно-чувственной, т.е. раскрывать через предметы внешнего мира или условные образы внутреннее состояние человека; форма должна соответствовать законам человеческого художественного восприятия; форма должна соответствовать своему содержанию. Подчеркнём, что только соответствие художественной формы содержанию приводит к целостности художественного образа, к прекрасному изображению. А уже через это соответствие и осуществляется духовное обогащение личности: «Воздействие произведения искусства строится на том, что в нём происходит одновременно двойственный процесс: стремительное прогрессивное вознесение по линии высших идейных ступеней сознания и одновременно же проникновение через строение формы в слои самого глубинного чувственного мышления. Полярное разделение этих двух линий устремления создаёт ту замечательную напряжённость единства формы и содержания, которая отличает подлинные произведения. Вне его нет подлинных произведений» [4].

Таким образом, искусство в системе культуры благодаря своей образной структуре удовлетворяет важнейшую потребность по сохранению, развитию и активному утверждению общественно необходимой жизнедеятельности на основе правдивого отражения, верной оценки действительности и столь же верной передачи полученной информации. Искусство, проникая в духовный мир человека, воздействуя на весь спектр его проявлений, приводит к переориентировке жизненных идеалов. Таким путём достигается реализация содержания художественных произведений в жизненных проявлениях людей. Немыслимое вне личностного момента, искусство воссоздает модель универсально раскрывающейся человеческой индивидуальности и тем самым способствует воспитанию, социализации индивида, превращению его в общественное существо в пределах всего социального опыта, всей актуальной культуры человечества.

Итак, посредством художественного образа искусство осуществляет следующие основные функции: а). функцию воспроизведения и пересоздания деятельности в свете определённого эстетического идеала; б). функцию воздействия на личность с целью вызвать эмоционально-духовный отклик на изображаемые события и явления и на сам характер изображения; в). функцию ценностно-ориентирующую, направляющую, человекосозидающую. Все эти функции имеют эстетическую содержательность, заключающуюся в реализации принципа оптимизации, достижения высшего, предельного.

Главная же функция искусства человекосозидающая. Искусство осуществляет эту свою функцию целенаправленно, человек подаётся в нём в концентрированном виде и – профессионально, т.е. субъектами, способными смоделировать такого человека на основе исторически достигнутого уровня его развития. Искусство отражает жизнь ради постижения и поучения, ради обогащения индивидуального опыта общезначимым.

Таким образом, сущностные границы искусства определяются теми функциями, которые, реализуясь посредством художественного образа, искусство выполняет в системе культуры и главная среди них – человекосозидающая. Посредством утверждения прекрасного эта основная функция искусства и реализуется. Даже тогда как искусство изображает безобразное – оно утверждает прекрасное, отрицая безобразное.

Однако такое понимание границ и сущности искусства претерпевает серьёзную трансформацию в последней четверти ХХ века, когда, на наш взгляд, и начинается процесс социокультурной трансформации. Теоретическое обоснование новых принципов оценки искусства в системе кульутры мы находим у американского философа Дж. Дикки, основателя институциональной теории искусства. Суть этой теории проста: произведение искусства является таковым если оно получило соответствующее обозначение в границах социального института, известного под названием художественного мира, состоящего из художников, критиков, сотрудников музеев, художественных галерей [5]. Данная концепция действительно отражает реальную практику в культуре стран евроатлантической цивилизации,  когда вначале некий артефакт демонстрируется в качестве произведения искусства и, если на него обратят внимание и заговорят о нём как именно о произведении искусства, он и в самом деле становится таковым.

С этого времени и начинает своё утверждение в системе культуры постмодернизм, который и является отражением процесса социокультурной трансформации. О конкретных примерах арт-практик постмодернизма ещё будет рассказано в соответствующем разделе нашего исследования. Сейчас же кратко укажем лишь на те принципы, опираясь на которые, художники-постмодернисты создают свои работы, с той целью, чтобы соотнести эти принципы с функциональными характеристиками классической формы искусства, или искусства вообще.

Игра как характерная черта постмодернистского типа художественной культуры. Характерной чертой художественной культуры постмодернизма является игровое отношение к действительности и соответствующая ей интерпретация в художественных произведениях. Напомним, что в классической традиции, игра также является важным, хотя и не главным моментом эстетической деятельности, т.е. неутилитарной, совершаемой ради неё самой и доставляющей, как правило, её участникам и зрителям эстетическое наслаждение, удовольствие, радость. Художественная культура постмодерна, наоборот, многими исследователями отождествляется с игрой, но игрой бесцельной, не имеющей конечного результат, игрой, для которой характерен только бессмысленный, бесконечный процесс. Игра стала ключевым понятием постмодернистского типа художественной культуры. Однако постмодернисты актуализируют игру, доставляющую не эстетическое, а животное наслаждение. Это проявляется во множестве хэппенингов, перформансов, в которых беспредельный плюрализм вкусов и культур, безграничное манипулирование любыми персонажами в итоге образуют художественный беспредел. Ж. Деррида развивает концепцию игры как игры повторения, которая полностью замкнута в себе [6]. В итоге Деррида приходит к игре различий и «игре различаний», которую понимает как бесконечное откладывание и ускользание. Данная постмодернистская интерпретация игры легла в основу метода деконструкции.

Целью постмодернистских художественных произведений объявляется игровое отношение ко всему ранее созданному, а высшей ценностью их становится новизна, способная принести удовольствие. Результатом возведения игрового начала в абсолют стало отрицание вертикали в системе культуры постмодернизма. В этой культуре нет высшего и низшего, более совершенного и менее совершенного любая иерархия подлежит низложению. Характеризуя существующее положение в целом и в художественной культуре в частности, теоретик постмодернизма Ж. Бодрийар в «Прозрачности зла», не скрывает своей иронии, переходящей в сарказм: «если попытаться дать определение существующему положению вещей, то я назвал его состоянием после оргии. Оргия – это любой взрывной элемент современности, момент освобождения во всех областях» [7]. Проблема освобождения человека буквально ото всех ограничителей поднималась постмодернистами не раз, и в конечном счёте, на практике, была ими абсолютизирована. Эту идею они ставили в заслугу своей теории. Так, П. Козловский утверждает: «понятие постмодернизма является освобождающим, т.к. оно избавляет от стальных оков истории и необходимости» [8]. Апологет постмодернизма настолько увлекается восхвалением постмодернисткой теории, что начинает, уже в другой своей работе, распространять постмодернистские идеи на методологию науки: «Всё чаще встречается симулирование как научный метод, наука становится всё более фиктивной» [9]. Суть постмодернистской культурологической концепции, на наш взгляд, чётко выразил Ж.-Ф. Лиотар: «война целому» [10].

Стилевой плюрализм как характерная черта постмодернистского типа художественной культуры. Стилевой плюрализм – ещё одна характернейшая черта постмодернистского типа художественной культуры. Принципиально новая постмодернистская картина мира складывается на основе признания множественности точек зрения, полифонии культурных миров. В мире столько миров, сколько представлений о них, и все они одновременны и равноправны в своем существовании. По мнению Ж. Деррида, основная форма постмодернистского самовыражения – это коллаж, именно последний является одним из средств неограниченного раскрытия «плюральной фантазии художника». Современное искусство синтезирует разрозненные образы и несовместимые вещи, производя, по его мнению, «новый смысл, который не может быть ни однозначным, ни стабильным». Иными словами постмодернистский тип художественной культуры не желает говорить «одним голосом»: по самому своему стилю он призван быть зыбким и неоднозначным [11]. Анализируя воззрения Ж. Деррида, отечественный исследователь В.Г. Арсланов справедливо отмечает, что в целом философия и эстетика Деррида – «рассеивание смысла»: не посев его, а утрата» [12].

Напомним, что в классической традиции коллаж как технический приём представляет собой монтаж в произведения художественной культуры разностилевых объектов или тем для усиления общего идейно-эстетического воздействия. Однако постмодернисты этот приём превратили в один из основных методов построения своих художественных произведений, исказив его возможностью бесконечной, нескончаемой необходимостью интерпретаций. Но как подчёркивает современный эстетик и искусствовед Е.Ю. Андреева, «однако сама избыточность и бесконечная вариативность сочетаний… как раз и провоцирует убеждённость в том, что в качестве и средства и предмета репрезентации в поле действия ничтожения годится всё» [13].

В противовес использованию коллажа лишь как одного из способов достижения эстетической выразительности, «художники»-постмодернисты рассматривают его как нечто самодовлеющее, безуспешно пытаясь, путём эпатажа и контраста разнофактурных материалов, найти новые способы обогащения художественного языка и эстетического сознания. Но что в итоге? –  постмодернизм лишил культуру прежней символической глубины. Репрезентации в искусстве были заменены прямыми презентациями объектов, фактов, живого человеческого опыта.

Постмодернистская идея стилевого плюрализма разрушительным образом отразилась на культуре в целом, и на художественной практике в частности. Постмодернистский плюрализм, свёл традиционную культуру до маргинального уровня и стал характерной чертой современного искусства. Касается это самых разных проблем, рассматриваемых в искусстве. Возьмем, к примеру, проблему человека  в современной художественной культуре. Как справедливо отмечает Е.Ю. Андреева, в условиях культуры постмодернизма «новый натуральный реализм» к концу 1990-х годов становится определяющим способом понимания человека и его места в мире… Эта жизнь представляется архаической, маргинальной и поразительно способной к воспроизводству» [14].

Эклектизм как характерная черта постмодернистского типа художественной культуры. Во всех видах постмодернистского типа художественной культуры присутствует грубая эклектика, т.е. несовместимое смешение стилей и жанров, в литературных произведениях отсутствуют герои, последовательность и логика изложения в постмодернистской литературе постоянно нарушается. Подобный эклектизм в культурфилософии постмодернизма получил наименование «пастиш» [15]. Художник, исповедующий нормы постмодернистской парадигмы, стремится к тому, чтобы его душевное состояние было отлично от душевного состояния «потребителей» его «творчества», поскольку постмодернизм провозглашает инаковость, новизну, инородность. Именно для достижения «новизны» постмодернисты-практики обращаются к пастишу. Зачастую в постмодернистских арт-практиках можно увидеть «винегрет» из разных видов искусства. Всё это необходимо для художника-практика постмодернистского толка потому, что его «художественное произведение» должно шокировать. Шокирование «потребителей» художественной культурой постмодернизма достигается за счёт эклектики, когда в одном произведении сочетаются несочетаемые элементы и стили.

Таким образом, художественный эклектизм постмодернизма, как и постмодернистская игра и постмодернистский плюрализм служат одной цели – разрушить в «потребителе» традиционное гуманистическое отношение к бытию.

Решительный разрыв с предшествующей культурфилософской традицией. Художественная культура постмодернизма крайне противоречива. С одной стороны, на практике –  имитация всех стилей прошлого, а с другой, в теории – категорическое неприятие, решительный разрыв со всей предшествующей традиционной культурой. Так называемое «шокирование» в творчестве художника-постмодерниста достигается за счёт глумления над традицией.

В истории мировой философской мысли классического периода отмечалась крайне важная роль традиции в художественном творчестве, она нужна хотя бы для того, чтобы было от чего отталкиваться, с чем вступать в плодотворный диалог [16], и представители классической линии в искусстве до сегодняшнего дня следуют этому принципу. В художественной культуре постмодернизма любая традиция оценивается как неприемлемая. Более того, традиция, как известно, содержит и национальный дух (вспомним культурфилософские идеи Немецкой классической философии, о которых ещё будет сказано ниже). Однако в теории и художественной практике постмодернизма и национальный дух подвергается остракизму, всячески проповедуется «опыт забвения». Поэтому решительный разрыв с традиционной культурой – ещё одна характерная черта постмодернистского типа художественного творчества и художественной культуры в целом. В основе постмодернизма лежит сознательный отказ от фундаментальных идей и идеалов традиционной культуры. Н.Б. Маньковская эту идею уточняет так: «Постмодернистское умонастроение несёт на себе печать разочарования в идеалах и ценностях Возрождения и Просвещения с их верой в прогресс, торжество разума, безграничность человеческих возможностей» [17].  Но что постмодернисты предлагают взамен? – Избавить культуру от диктата разума и традиций.

Постмодернизм подвергает критике принцип выделения базового, центрального понятия как основной принцип европейской культуры Нового времени. Отсутствие субъекта как центра, вокруг которого строилось познание и культура, делают относительным любое знание и понятие. На этом основании постмодернисты доказывают невозможность существования целостной, универсальной системы. Именно с этим тезисом связана постмодернистская критика всей предыдущей культуры.

Таким образом, характерными особенностями художественной культуры постмодернизма являются игра, стилевой плюрализм, грубая эклектика (пастиш), решительный разрыв со всей предшествующей культурфилософской традицией, широкое цитирование произведений искусства предшествующих эпох. Именно такие характеристики актуализируются в периоды социокультурной трансформации. Это и позволяет нам утверждать, что именно в периоды социокультурной трансформации происходит значительное смещение, маргинализации границ искусства. Однако данный процесс, на наш взгляд, представляется совершенно необходимым, это закономерный процесс в динамике культуры. Этот процесс нужен хотя бы для того, чтобы, оттолкнувшись от него, искусство, а значит и вся культура в целом перешла к культурности антропогенного содержания.

Литература:

1. Полевой В.М. Двадцатый век. Изобразительное искусство и архитектура стран и народов мира. М.: Советский художник, 1989. С. 342.
2. Еремеев А.Ф. Границы искусства: социальная сущность художественного творчества. М.: Искусство, 1987. С. 175.
3. Там же. С.22.
4. Эйзенштейн С. Избранные произведения в 6 тт. Т. 2. М.: Искусство, 1964.  С. 120.
5. Вудфилд Р.  Мозаика мировой эстетики // Искусство. 1989. № 9. С. 47-48.
6. См. Деррида Ж. Письмо и различие. СПб.: Академический проект, 2000.
7. Бодрийар Ж. Прозрачность зла. М., 2000. С. 11.
8. Козловски П. Культура постмодерна. Общественно-культурные последствия технического развития. Пер. с нем. М.: Республика, 1997. С. 32.
9. Козловский П. Современность постмодерна // Вопросы философии. 1995. № 10. С. 89.
10. См.: Лиотар Ж.-Ф. Ответ на вопрос: что такое постмодерн? // Иностранная литература. 1994. № 1. С. 47-61.
11. См. подробнее: Деррида Ж. О грамматологии. М.: Ad Marginem, 2000; Он же. Письмо и различие. СПб.: Академический проект, 2000.
12. Арсланов В.Г. История западного искусствознания. ХХ век. М.: Академический Проект, 2003. С. 507.
13. Андреева Е.Ю. Постмодернизм. Искусство второй половины ХХ – начала ХХI века. СПб.: Азбука-классика, 2007. С. 26-27.
14. Там же. С. 333.
15. Постмодернизм // Власов В.Г., Лукина Н.Ю.  Авангардизм. Модернизм. Постмодернизм: Терминологический словарь. Указ. изд. С. 205.
16. Традиция и новаторство в искусстве // Эстетика. Словарь. Указ. изд. С. 359.
17. Маньковская Н.Б. Эстетика постмодернизма. СПб., 2000. С. 10-11.

кризис культуры, социокультурная трансформация, культура стран евроатлантической цивилизации, историография оценки культуры стран евроатлантической цивилизации, культура постмодерна.

В статье анализируются наиболее распространённые в современной культурологической науке оценки современного состояния культуры стран евроатлантической цивилизации. Автор приводит обоснование своей точки зрения об оценке современной культуры стран евроатлантической цивилизации как социокультурной трансформации.

Текст статьи:

Проблеме оценки современного состояния культуры стран евроатлантической цивилизации в современной культурологии и философии уделено значительное внимание. Связано это, прежде всего, с особой актуальностью этого вопроса. В культуре стран указанного региона произошли колоссальные изменения, изменения по масштабам с которыми евроатлантическая цивилизация прежде не сталкивалась. Поэтому оценки происходящих изменений крайне неоднозначны и вызывают необходимость их проклассифицировать, выявить наиболее распространённые позиции.

Положив в основу проблемный принцип, всю изученную литературу можно разделить на две группы: апологетическую и критическую, в рамках которых, по сходству концепций, можно объединить работы вне зависимости от национальной принадлежности их авторов.

Апологетическую группу представляют работы ряда отечественных, немецких, американских и французских исследователей. Представители отмеченной группы видят в современной культуре стран евроатлантического региона новое явление, которое, по их мнению, адекватно отражает процессы общей трансформации, происходящие в современном обществе. Среди авторов этой группы анализируются работы П. Козловского, Б. Гройса, И. Жеребкиной, Е. Трубина, И. Хасана, Ф. Лентриккия, А.С. Мигунова.

Так, например, немецкий исследователь П. Козловский, анализируя, прежде всего, культуру постмодерна, которая по его мнению и есть отражение происходящих трансформационных процессов,  полагает, что «понятие постмодерна является освобождающим, так как оно избавляет от стальных оков истории и необходимости» [1].

Некоторые отечественные и зарубежные исследователи, отнесённые к явно-апологетической группе пытаются оправдать появление постмодернизма якобы «усталостью культуры» [2]. Так, например, И. Жеребкина полагает, что вся традиционная культура и её составляющие устарели и необходимо поставить вопрос о «плюральности различных типов мышления» [3]. Подобной позиции придерживается и Е.Г. Трубина, полагающая, что «достоинство постмодернизма как раз и состоит в сознании им того, что социокультурный статус слов и символов, фраз и текстов, пусть даже прежде они относились к самому сокровенному, не задан навеки» [4]. Эти авторы убеждены, что в связи с произошедшими научно-техническими открытиями, произошли глубокие социальные изменения, выразившиеся в «технократизации» общества. Как следствие, вся культура подверглась значительной трансформации, а потому появление постмодернизма – явление закономерное.

Таким образом, представители апологетической группы исследователей полагают, что кризис современной культуры, отражённый в культуре постмодерна – есть явление закономерное, необходимое, поскольку этот кризис открывает дорогу для развития культуры дальше. С позиции теории культуры, данная точка зрения, на наш взгляд, является вполне обоснованной. Очевидно, для развития культуры необходима переходная стадия, которая станет почвой для развития культурности общества антропогенного направления.

Вторую группу работ можно охарактеризовать как критическую. Авторы, отнесённые к данной группе, пытаются раскрыть пагубную сущность современного кризисного состояния культуры, отражением которого, по их мнению, является постмодернизм. Среди представителей этого направления следует отметить работы таких исследователей, как И.А. Гобозов, И.В. Малышев, К. Лоренц, С. Бенхабиб, В.И. Пантин, Т.Ф. Столярова, Н.И. Губанов, Г. Блум, А.Л. Казин. Эти исследователи полагают, что постмодернизм представляет собой заключительную стадию в развитии культуры в традиционном понимании.

Отметим, также, что указанные авторы склонны видеть в постмодерне разрушительную силу. Так, например, И.А. Гобозов подчёркивает, что постмодернизм отвлекает людей от решения проблем и основное внимание уделяет не рациональному объяснению существующих трудностей жизни, а бессмысленному анализу различных текстов [5].

Среди критиков культуры постмодернизма следует также отметить Ф. Джеймисона. Он критикует постмодернизм как философию западного потребительского общества, подменившую чувство истории иллюзорным псевдоисторизмом, что ведёт к атрофии новаторского потенциала культуры, шизофренизации культуры [6]. Вместе с тем, этот автор признаёт, что кризис современной культуры стран евроатлантической цивилизации порождён теми конкретно-историческими условиями, в которых живёт современный типичный представитель евроатлантической цивилизации.

Такая разноголосица мнений в оценке современной культуры стран евроатлантического региона, на наш взгляд, неслучайна. Объясняется это специфичностью современного кризиса культуры.

Кризис культуры представляет собой обязательный и закономерный этап в развитии любой культуры. Она не может обрести самоидентичности без преодоления возникающих в её русле внутренних противоречий.

Очевидно, что культура не способна постоянно развиваться по единой, универсальной схеме. Это является следствием взаимовлияния культуры и социума – не только общество влияет на развитие культуры, но и культура детерминирует развитие общества. Вследствие этого, любые социально-экономические изменения, происходящие в данном обществе, требуют адекватного отражения в культуре. В том случае, если существующая культурная парадигма не способна адекватно отразить эти социально-экономические изменения, мы и можем говорить о кризисе культуры, т.е. об исчерпанности данной культурной системы в данных условиях.

Дальнейшее развитие культуры возможно, как представляется в двух направлениях. Первое из них – это изменение, приспособление культурной системы к новым условиям и тогда мы можем говорить о «кризисе роста», т.е. кризисе культуры, как необходимом, закономерном явлении для её обновления.

Однако возможен и второй вариант, когда культура не способна адаптироваться под новые условия, не сможет перестроиться и в этом случае мы вправе сказать о «кризисе кризисов», т.е. о необходимости кардинального изменения всей существующей культурной системы. Именно такие периоды, на наш взгляд, и следует определять как социокультурная трансформация, под которой в более расширенном варианта мы понимаем процесс полного снижения уровня системно-иерархической структурированности, сложности и полифункциональности культурного комплекса в целом, т.е. полная деградация данной культуры как системы.

Таких периодов социокультурной трансформации в истории культуры несравнимо меньше, чем «просто» кризисов культуры. На наш взгляд, переживаемые сегодня постмодернистские тенденции в развитии культуры, как раз и представляют собой пример социокультурной трансформации. Многие исследователи убеждены, что современная культурологическая ситуация характеризуется неопределённостью, являет собой пример уникального кризиса [7]. Солидаризируясь с этой позицией, отметим, что этот кризис действительно особый, но тем не менее, подобные витки культура уже переживала при переходе от одной культурной эпохе к другой. Примером этого может служить эллинизм – переходная эпоха от античности к средневековью. Поэтому задача философов и культурологов сегодня, в деле поиска выходов из этого кризиса, видится в том, чтобы понять детерминацию, закономерности и последствия подобных «кризисов кризисов», эпохальных переходных периодов от одной культуры к другой.

Более того, подобные процессы можно наблюдать и при переходе от одной культурологической эпохе к другой, в другие исторические периоды, например, при переходе от культуры Возрождения к культуре Нового времени или при переходе от культуры Нового времени к современной культуре. Очевидно, что эти процессы социокультурной трансформации имеют общность детерминации и закономерностей протекания.

Анализ изменений в культурной системе показывает, что не всякие из этих изменений приводят к кардинальной смене культурной парадигмы. В этой связи необходимо различать концепты «кризис культуры» и «социокультурная трансформация». Отличают эти явления в культуре следующие позиции. Очевидно, что социокультурная трансформация это процесс непосредственных изменений, процесс перехода системы в новое качество, в то время как кризис культуры – более долгий по времени период, характеризующий смену культурной парадигмы от первых её проявлений до полного перехода в новое качество всей культурной системы.

Во-вторых, не каждый кризис культуры может привести к социокультурной трансформации, наоборот, как известно из исторической науки есть «кризис роста», а есть «кризис кризисов», в том смысле, что последний может привести к гибели всей системы, включая культурную.

Таким образом, следует различать концепты «кризис культуры» и «социокультурная трансформация». Оба этих понятия, безусловно, характеризуют динамику культуры, процессы изменений, происходящих в ней. Однако различает эти позиции масштабность изменений. Если кризис культуры характеризует изменения структурного характера, изменения части, то социокультурная трансформация характеризует изменения системного характера, изменения целого.

В этой связи, оценка современного состояния культуры стран евроатлантического региона именно как социокультурной трансформации представляется наиболее обоснованным.

Литература:

1. Козловский П. Культура постмодерна: Общественно-культурные последствия технического развития: Пер. с нем. М.: Республика, 1997. С. 32.
2. См., например: Барабаш Н.А. Телевидение и театр: игры постмодернизма. М.: МПГУ, 2003; Гурко Е. Тексты деконструкции. Деррида Ж. ДифферАнс. Томск: Водолей, 1999; Ретюнских Л.Т. Философия игры. М.: «Вузовская книга», 2002.
3. Жеребкина И. «Прочти моё желание…» Постмодернизм. Психоанализ. Феминизм. М.: Идея-Пресс, 2000. С. 26.
4. Трубина Е.Г. Посттоталитарная культура: «всё дозволено» или «ничего не гарантировано»? // Вопросы философии. 1993. № 3. С. 25.
5. Гобозов И.А. Очень современная книга // Философия и общество. 2003. № 1. С. 172.
6. Jameson F. Postmodernism and Consumer Society // Postmodernism and its Discontents. Theories, Practices. L., N. Y., 1988. P. 15-28.
7. См., например: Абсурд и вокруг: сб. ст. / Ред. О. Буренина. М.: Языки славян. культуры. (Кошелев), 2004. 443 с; Бенхабиб С. Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эру. М.: Логос, 2003. 289 с; Бычков В.В., Маньковская Н.Б. Искусство техногенной цивилизации в зеркале эстетики // Вопросы философии. 2001. № 4. С. 62-72; Завязкин В. Границы традиции // Искусствознание. 2009. № 1-2.  С. 133-181; Попков В.А. Эстетика и искусство на пороге XXI века: Сборник научных трудов. Часть 2: современные проблемы эстетики и художественной культуры. Липецк: ЛГПУ, 2006. 53 с. и др.

человек, творчество, предел, социум.

Творчество создает индивидуального человека, в творчестве он обретает свою деятельность, обретая тем самым себя. Ситуация предела – возможность проявления творческой способности личности. Это очень важно для личности, т.к. именно от творческой активности, способности зависит возможность выхода (невыхода) за предел. В пределе творческая личность способна увидеть стимул для новой возможности развития себя как личности и своего творчества, т.к. ситуация предела заставляет человека искать новые пути объективации свободы, что стимулирует сам творческий процесс.

Текст статьи:

Одним из важных понятий современной философии является понятие «социального предела». Предел есть одновременно и причина и следствие, начало и конец сущего. Одним из важных методов преодоления социальных пределов в обществе является человеческое творчество. «Творчество может анализироваться как общечеловеческий феномен, неотъемлемая принадлежность совокупного субъекта, взятого во всем философски значимом богатстве определений человека, в какой-то мере включающих даже диалектику биологического и социального» [2; C. 6]. Его характеристиками являются: склонность к анализу, талант к поиску проблем, гибкость ума, готовность рисковать, терпимость к критике, самомотивация. Творчество как неотъемлемое свойство человеческой личности всегда подразумевает его активное восприятие бытия и выступает как всеобщий механизм развития. По мнению Алана Баркера: «Творчество – это деятельность, в результате которой рождаются инновации» [1; C. 28]. Творчество создает индивидуального человека, его своеобразие, т.к. проходит через душу, сердце, опыт, который всегда индивидуален, неповторим. В творчестве человек обретает свою деятельность, обретая тем самым себя. Ситуация предела – возможность проявления творческой способности личности. Это очень важно для личности, т.к. именно от творческой активности, способности зависит возможность выхода (невыхода) за предел. В пределе творческая личность способна увидеть стимул для новой возможности развития себя как личности и своего творчества, т.к. ситуация предела заставляет человека искать новые пути объективации свободы, что стимулирует сам творческий процесс. Таким образом, творчество трактуется — это возможность духа вырваться из мира внешнего – преодоление предела, возвышение над ним. Осознание положительного момента предела позволяет личности не уходить в депрессию, а искать пути его преодоления, т.е. действовать. Ситуация предела при осознании свободы – неизбежный процесс, более того, это стимул развития и самой личности и ее творческой составляющей, т.к. эта ситуация заставляет личность развиваться, находиться в постоянном поиске, проявлять свою активность с помощью творческой способности. Разлад между мыслью и ее предметным воплощением неизбежен, более того, он необходим, т.к. заставляет двигаться вперед. Так предел становится элементом развития личности, стимулирующий ее к деятельности, где немаловажное значение имеет творческая активность, проходящая через осознание свободы и необходимости выбора. Тема предела личности важна не только в плане выявления его причин и поиска выхода из него, но и в плане выявления положительной роли личности для рождения новаций в разных областях жизни. Поэтому естественно, что, рассматривая предел личности в этом аспекте, важно говорить о творческой составляющей индивида как основе появления нового. Однако творчество хоть и составляет необходимое условие инновационной деятельности, но не замещает ее полностью. Творчество есть предпосылка инновации, которая и является одной из многочисленных форм его проявления, способом организации и получения результата творческой деятельности в проявлении и закреплении нового. При этом «инновация – это высшая точка работы со знанием: инновация требует информации, идей, познавательных способностей и творчества больше, чем любое другое дело» [1; C. 175]. В самом творческом акте неизбежно присутствует элемент деструкции («созидательное разрушение»). Человеку присуща «трансгрессия» – стремление к постоянному преодолению своих прежних достижений и результатов, желание выйти за пределы того, чем он обладает. По мнению Ю. Козелецкого, существует конструктивная, созидающая трансгрессия – творчество, и деструктивная трансгрессия – действия, приводящие к разрушению прежнего [3; C. 31-34].

В современных условиях обществу необходимы индивиды, владеющие не только профессиональными знаниями, навыками и умениями, легко адаптирующиеся в меняющемся мире, но и умеющие действовать в ситуации выбора, ставить и достигать поставленные цели, принимать самостоятельные решения. На первый план выдвигается творческие потенции человека, его профессионализм и эрудиция, способность быть «избыточным», большим тех ролей и функций, в которых он заменяем.

Литература.

1. Баркер А. Алхимия инноваций. – М., 2004.

2. Дмитриев Е.В. Социальная природа творческого мышления. – Минск, 1989.

3. Козелецкий Ю. Человек многомерный (Психологические эссе). — Киев, 1991. 

социокультурное пространство, мозаичная культура, телевизионный экран, культурология.

Социокультурное пространство - это взаимососуществование духовного и материального миров, на основе, внутренне созданного человеком, мировидения и обществоведения. Исследование социокультурного пространства имеет множество аспектов: территориальный, географический, этнический, физический, социальный, временной, семантический. Оно имеет важное значение в изучении мозаичной культуры телевизионного экрана.

Текст статьи:

Культура — это многоуровневый феномен, идеальный аспект среды современного общества. Это — ориентационный экран знаний, на который проецируется информация, получаемая извне, и используемая в теоретической и практической деятельности. Это актуальные и потенциальные знания, доступные окружающим и влияющие на их жизнь.

Социокультурное пространство — фундаментальная и базовая компонента любого культурологического исследования. Оно включает традиционную трактовку понятия «сосуществование», которое, в гуманитарных науках, потеснило понятие «время».

Исследование этого пространства — мировоззренческая проблема,  т.к. оно обладает способностью обратимости из «точки», «места» разворачиваться сразу, одновременно во всех направлениях социального и природного мира. По этому поводу И. Кант писал, что пространство есть…форма внешнего созерцания (формальное созерцание), а не действительный предмет, который можно было бы созерцать внешне [1, с. 407].

О пространстве писал Б. Паскаль, считавший, что величие души обнаруживается не в том, что человек достигает какой-нибудь крайности, а в том, что он умеет сразу коснуться обеих крайностей и наполнить весь промежуток между ними. При помощи интуиции — способности человека дорисовывать в своем воображении целое, прежде чем установлены и исследованы все его части, способность на основе нескольких фактов и данных экспериментов воссоздавать в воображении всю целостную  теоретическую систему [2, с. 19, 22].

Итак, социокультурное пространство — это взаимососуществование духовного и материального мира на основе, внутренне созданного человеком, мировидения и обществоведения его метафизических образов и психических энергий слова в постоянном выборе стремительно умножающихся альтернатив в трансцендентальном его понимании при наличии определенной территории.

Понятие «социокультурное пространство» получило развитие в трудах О.Шпенглера, П.Сорокина и других ученых. Методологические основы и подходы в изучении социокультурного пространства обозначают актуальность синтеза всех его составляющих [3, с. 41-49].

Определение этого понятия можно выявить из диффузионистского направления в изучении культуры, представители которого считают главным содержанием исторического процесса диффузию, контакт, столкновение, заимствование, перенос культур.

Это — пространственно-временная характеристика культуры определенного географического района. Сознательная человеческая жизнь, т.е. жизнь культуры, требует особой структуры пространства – времени. Культура организует себя в форме определённого пространства – времени и вне такой организации существовать не может. Внешний мир, в который погружён человек, чтобы стать фактором культуры, подвергается семиотизации. Он разделяется на область объектов, нечто означающих, символизирующих, указывающих, т. е. имеющих смысл, и объектов, представляющих лишь самих себя. При этом разные языки, заполняющие это социокультурное пространство, выделяют «во внележащие реальности различное». Появляется картина, которая присваивает себе право говорить от имени культуры в целом. В результате, в центре социокультурного пространства участки семиосферы приобретают жёстко организованный характер и одновременно достигают саморегулировки. Исключительно важное, если не доминирующее, значение в создании картины мира той или иной культуры имеет семиотика социокультурного пространства. Природа этого явления связана с самой спецификой пространства. А фундаментом освоения жизни культурой является создание образа мира, пространственной модели универсума [4, с. 205].

Исследование социокультурного пространства имеет множество аспектов: территориальный, географический, этнический, физический, социальный, временной, семантический. Его можно делить на локусы. Каждый – имеет свои особенности, компоненты и т.д. Локусы соответствуют термину «социокультурное поле» — распространение культурных элементов на конкретном ограниченном пространственном участке.

На одном «социокультурном пространстве» может располагаться несколько «социокультурных полей», каждое из которых будет определяться своими особенностями развития и наполнения. Но все они развиваются, взаимообогащаясь и взаимодействуя друг с другом, контактируя между собой.

Социокультурное пространство — феномен многоуровневый, многоэтапный и разноплановый. Развитие его представляет собой изменение состояний, происходящее при условии сохранения их основы, т.е. некоего исходного состояния, порождающего новые состояния. Сохранение исходного состояния или его основы дает возможность осуществления закономерностей развития.

Социокультурное пространство имеет интегративное начало, которое формируется под воздействием процесса развития, характеризующегося постоянным движением и изменением и характеризуется целым комплексом преобразований. Это – не просто самораскрытие объекта, актуализация уже заложенных в нем потенций, а смена состояний, в основе которой лежит невозможность по тем или иным причинам сохранения существующих форм функционирования. Оно характеризуется преемственностью между качественными изменениями и на уровне системы аккумулирует связь последующего с предыдущим, тенденцию в изменении и появлении новых качеств.

Известный современный ученый К. Разлогов назвал культуру специфической профессиональной сферой, в которой важное место занимает телевидение. Однако среди корреспондентов, работающих на телевидении, бытует мнение, что телевидение необходимо вывести за рамки культуры. Так, Л. Парфенов считает, что телевидение — это не культура, а если и культура — то массовая». В. Познер называет телевидение не культурой, а бизнесом и т.д.

Такая ситуация сложилась из-за узкого понимания самого концепта «культура», которое сложилось еще в XIX веке. На самом деле, современное представление о нем связано с компьютерно-телевизионной эпохой.

Сегодня несомненно то, что телевидение внесло свой вклад в формирование постмодернистских представлений о взаимодействии старого и нового в культуре, отражения на экране различных пластов осмысленного человечеством опыта. Для зрителя — это ориентационный экран знаний, на который проецируются получаемые извне стимулы-сообщения, для социума — это актуальные и потенциальные знания, доступные окружающим и влияющие на их жизнь. Такой экран знаний отличается обширностью. теоретичностью, плотностью и оригинальностью. В связи с этим культуру, которая формирует телевизионное пространство, можно назвать мозаичной, т.к. она противопоставляется иерархичности и системности классического представления об этом концепте.

Исследуя духовную жизнь современного общества, известный ученый А. Моль, выделил в ней пласт мозаичной культуры, имеющий достаточно широкую характеристику. По его мнению, она состоит из множества соприкасающихся, но не образующих логических конструкций фрагментов знаний. Экран знаний образуется из разрозненных обрывков, связанных простыми, чисто случайными отношениями близости по времени усвоения, по созвучию или ассоциации идей. Они не образуют структуры, но обладают силой сцепления, которая придает этому экрану определенную плотность, компактность. Здесь нет «точек отсчета», мало устоявшихся понятий, но много терминов, обладающих весомостью (опорные идеи, ключевые слова, и т.д.) [5].

Возникновение мозаичной культуры тесно связано со средствами массовой информации, контролирующих ее, пропуская через свои фильтры, выделяя отдельные элементы из общей массы культурных явлений и придавая им особый вес, одновременно повышая ценность одной идеи, обесценивая другую, поляризуя все поле культуры. То, что не попало в каналы массовой коммуникации, не оказывает влияние на развитие общества. Принято считать, что любая информация должна иметь уровень понятности, соответствующий коэффициенту интеллектуальности примерно на 10 пунктов ниже среднего коэффициента того социального слоя, на который она рассчитана.

Термин «мозаичная культура» используется современным социологом С. Кара-Мурзой, который, как и А. Моль считает, что эта культура воспринимается человеком почти непроизвольно, в виде кусочков, выхватываемых из омывающего человека потока сообщений [6].

По мнению профессора И. Кефели, мозаичная культура — понятие, характеризующее состояние современной культуры. Человек открывает для себя окружающий мир по законам случая, в процессе проб и ошибок. Свои знания он черпает их из жизни, газет, телевидения, и других источников информации, и лишь накопив определенный ее объем, он обнаруживает скрытые в ней структуры, идет от случайного к случайному, которые порой оказываются существенны. Классический метод гуманитарного познания пользовался логической дедукцией и приемом формальных рассуждений, двигаясь от одного узла сети знаний к другому, и «экран знаний» напоминал паутину или ткань, прочно соединенную поперечными нитями. Постепенно в процессе обучения этих соединительных нитей становилось все больше и больше, и ткань образовывала структуру. Его мнение по поводу мозаичной культуры совпадает с мнениями вышеназванных ученых.

Таким образом, мозаичная культура представляет случайный, сложенный из многих соприкасающихся, но не образующих конструкцию фрагментов, где нет точек отсчета, нет ни одного общего понятия. Это — итог ежедневного воздействия на человека беспорядочного потока информации.

Мозаичная культура на телевизионном экране была всегда, что связано с постоянно возрастающим объемом знаний, который удваивается каждые пять лет.

Основная функция телевидения – влияние на процесс социальной и социально-психологической интеграции индивидов в некоторую общность. Причем для одних это означает включение в самоуправление социума, а для других — приобретение готовности выполнять указания властной элиты.

То, что телевизионное пространство представляет собой своеобразную мозаику, вряд ли кто-нибудь будет оспаривать. Происходит своеобразный постмодернистский симбиоз — механизм перевода с языка одной культуры («социалистической») на язык другой — культуры постсоциалистической, буржуазной, приспособление к господствующей культуре нынешнего времени старого духовного опыта, опыта, накопленного в советское время. Возникает своеобразный эмоциональный феномен: содержание ретро-переживания размагничивается и заменяется чистой формой, самой по себе малоинтересной, поскольку весь смысл ее заключался в противостоянии чему-то ныне уже несуществующему.

Для того чтобы определить его специфику, нужно определить составные элементы этой мозаики.

Значительную часть отечественного телевизионного вещания составляет общемировая массовая культура: реклама, телевизионные игры, представляющие собой простые кальки с давно существующих западных аналогов, американские, а в какой-то степени латиноамериканские сериалы, давно уже вошедшие в основной корпус культурной глобализации. Сюда же можно отнести игровые фильмы.

Второй значительный пласт мозаичной культуры унаследован у советского центрального телевидения: новостийные программы, телевизионная публицистика, социально-политические передачи, а также значительный пласт многократно демонстрируемых на телевизионном экране советских фильмов, составляющих неотъемлемую часть нашего общего прошлого.

Между этими двумя господствующими пластами сформировался своеобразный постмодернистский симбиоз — механизм перевода с языка одной культуры («социалистической») на язык другой — культуры постсоциалистической, в которой значительное место занимает классическая культура от сталинского до брежневского времени, принципиально чуждая значительной части нынешних вещателей, в частности ее молодому поколению. Но именно она продолжает быть тем духовным витамином, который столь необходим современному российскому человеку. Мы поддерживаем эту точку зрения.

Связывая мозаичную культуру с экранным знанием, А. Моль различал ее по обширности (эрудиция), глубине (теоретичность), плотности (связность и мобильность) и оригинальности (выражение новой точки зрения на происходящее).

К примеру, «глубина» экранного знания в теории А. Моля определяется толщиной ткани ассоциаций, устанавливаемых в процессе мышления, а затем запоминаемых данным социальным или индивидуальным организмом.

Причем если ткань ассоциаций упорядочена относительно нескольких экранов знаний, то такую культуру А. Моль называет гуманитарной. Если же она напоминает войлок, то это — мозаичная культура, которая формируется благодаря развитию средств массовой информации в результате качественного скачка, в результате которого гуманитарная культура превращается в мозаичную.

По А. Молю, гуманитарная культура выделяет из повседневной жизни основные предметы и главные темы для размышлений. Ее экран знаний похож на сеть, строго упорядоченную и возникающую в результате организованного процесса познания. Овладение гуманитарной культурой связывается с постоянным накоплением идей, фактов, которое, в конце концов, превращается в конкретную структуру в «системе координат».

В отличие от нее, мозаичная культура состоит из множества соприкасающихся, но не образующих логических конструкций фрагментов знаний. Здесь экран знаний состоит из разрозненных обрывков, связанных простыми, чисто случайными отношениями близости по времени усвоения, по созвучию или ассоциации идей. Они не образуют структуры, но обладают силой сцепления, которая придает экрану знаний определенную плотность, компактность, причем не меньшую, чем у «тканеобразного» экрана гуманитарной культуры. В отличие от гуманитарной культуры, мозаичная культура не имеет «точек отсчета», в ней достаточно небольшое количество общих понятий, но зато много понятий, обладающих весомостью (опорные идеи, ключевые слова).

Итак, культура общества всегда отличалась мозаичностью. Телевидение превратило эту мозаичность из эклектизма обыденного мышления в стихию «комплексного подхода», благодаря которому в одном пространстве встречаются различные пласты культуры, объединенные средствами коммуникации. Если расцвет гуманитарной культуры приходился на период первой промышленной революции (XVIII в.), но сейчас одной гуманитарной культурой недостаточно.

Это объясняется непомерно возросшим объемом знаний, который по мнению аналитиков к 2020 году будет удваиваться каждые два 72 дня.

Уже сейчас уровень гуманитарной культуры определяется не образованием, а количеством информации, 70% которой ученые получают не через научную литературу, а через средства массовой информации, в т.ч. научно-популярные журналы, а также через личное общение.

Такая система получения знаний в мозаичной культуре пронизывает всю духовную жизнь общества. Благодаря телевизионному экрану эти знания распространяются, постепенно становятся общеизвестными и, в конце концов, служат материалом для дальнейшего развития духовной культуры общества.

Таким образом, телевидение влияет на общественное мнение, помогает формировать идеи, взгляды людей, т.е. создает мозаичную культуру общества.

В современном мире человек, утрачивая свою индивидуальность, растворяется в толпе и становится жертвой манипуляций со стороны властной элиты. По Х. Ортега-и-Гассету, ни одна власть в мире никогда не покоилась ни на чем, кроме общественного мнения… У большинства людей мнения нет, его надо дать им, влив «как смазочное масло в машину».

И в этом определяющую роль играет телевизионный экран, благодаря которому происходит процесс социальной и социально-психологической интеграции индивидов в некоторую общность.

Именно он формирует:

- картину мира, т.е. сообщают о событиях и их политическом значении во внешней для социума среде;

- картину социума — изменения и социальные ориентации внутри социума и сообщества в целом, осуществляют процесс социальной регуляции;

- транслирует продукты современной культуры и культурного наследия.

- привлекает и удерживает внимание аудитории массовой коммуникации.

В широком смысле слова он создают условия, формирующие у людей потребность в непрерывном получении информации, причем не в качестве объекта, а действующего лица истории. Важную роль в этом процессе занимает мозаичная культура. Таким образом, можно сделать вывод, что мозаичная культура телевизионного экрана в социокультурном пространстве современного общества требует своего дальнейшего исследования, в т.ч. и в рамках культурологического знания. 

Литература:

1. Кант, И. Соч. — М., 1969. — Т.З.-С. 407.

2. Цит. по: Волков Г. Три лика культуры. – М., 1986.

3. Клестов, И. Методологические проблемы обществознания или о культурном пространстве существования наций // Национальная проблема Философско-психолого-экономические подходы. Удмурт. гос. нн-т человека. – Ижевск, 1997. – С. 41-49.

4. Лотман, Ю. Внутри мыслящих миров. Человек-семисфера-история. – М., 1966.

5. Моль, А. Социодинамика культуры. — М., 1995.

6. Кара-Мурза, С. Манипуляция сознанием. — М., 2001.

культура, телевидение, регион, Кубань.

Внимание автора статьи направлено к обширному комплексу проблем телевизионной региональной культуры. В рамках конкретного региона, с точки зрения исследователя, недостаточно изученным представляется социокультурный потенциал и качество программ современного телевидения.

Текст статьи:

В современном отечественном и зарубежном научном знании достаточно подробно и полно рассматриваются проблемы рекламных и информационных технологий, специфика и деятельность  Public Relations,  эффективность функционирования различных национальных телеканалов и др. В рамках социокультурного пространства  региональное телевидение в  настоящий момент нуждается в дальнейшем и осмыслении, и изучении, и анализе.

С нашей точки зрения,  важнейших проблем телевидения Кубани много, перечислим их: речевой  провинциолизм, культура общения  на телеэкране, поведенческая культура, кадровая политика,  творческий обмен (обратная связь), наличие/отсутствие творческого потенциала, «клонирование»  центральных телеканалов, дефицит эфирного времени, нравственная цензура и мораль, власть на местах  и творчество – «две вещи несовместные» и др.

Поясним, почему мы выделили эти проблемы и коротко дадим им характеристику. В частности  так называемый,  «речевой  провинциолизм» на кубанских телеэкранах  – это  культура речи краевых  телеведущих, гостей студии, участников различных шоу – программ, которая  желает быть лучше. Ошибки самые распространенные и, сточки зрения культуры речи, самые простые: неправильные ударения, «съедание» окончаний слов и предложений, нечеткая логика построения фраз, кубанское «гэ», мягкий южно-российский говор. Поведенческая культура на телеэкране  и культура общения телеведущих и гостей студии также страдают частыми жестикуляциями, или напротив «застывшей» фигурой, перебивкой речи и желанием слушать только себя и не слышать своих оппонентов.

Кадровой политике на региональном телевидении не хватает профессионализма, т. е. приглашать, учить, наконец, молодое и старшее поколение новым, прогрессивным формам преподнесения информации, современному содержанию и творческому подходу к каждой телепрограмме, телепроекту, телепродукту.

Еще в советское время на кубанском телевидении с центральными каналами существовал творческий  и профессиональный обмен опытом (телеведущие, телеоператоры, телережиссеры проходили стажировку в Москве, Ленинграде и других городах СССР). К сожалению, эта традиция осталась  в прошлом.

«Клонирование» телепередач – основная проблема регионального телевидения. В частности, на Первом национальном канале есть программа «ЖКХ», у нас тоже – «Все о ЖКХ», канал «Культура»,  у нас – «Территория культуры» и др. Возможно, кто-то скажет это хорошо. А где тогда творческий потенциал и творческая фантазия регионального телевидения?

Эфирное время телевизионных студий Кубани, к сожалению,  очень ограничено. И это большой вопрос, который требует скорейшего  разрешения на уровне администрации Краснодарского края.

Не секрет, что власть имущие иногда диктуют СМИ свои желания. Это проблема также присутствует и на региональном телевидении. Есть телепрограммы, которые на сто процентов негласно финансируемые высокими должностными лицами,  отражают позиции мэров тех или иных малых городов Кубани.

Таким образом, рассматривая   культуру регионального телевидения, мы пришли к выводу, что существующие  проблемы  нуждаются в непосредственном решении. Мы считаем, что телевидение Кубани является важным культурным образцом для зрителей, поэтому его качество телепродуктов  должно  быть безупречным.

язык, лексемы, аббревиатура.

В статье рассматриваются лексемы отаббревиатурного происхождения, такие как бомжиха, эсэмэска, антиспидовый, по-вузовски, пиарить, активно функционирующие в современном русском языке на рубеже XX – XXI веков и формирующие заметный лексический пласт, границы которого неуклонно расширяются.

Текст статьи:

Участие аббревиатур в словообразовательных операциях отмечено уже давно. С самого начала своего появления, ещё до революции, аббревиатуры стали приобретать значения корней и были способны выступать в качестве производящих основ. После революции произошёл настоящий «аббревиатурный взрыв», и создание слов при помощи аббревиации и отаббревиатурного образования стало тенденцией нового послереволюционного русского языка (например: кадет — кадетик, кадетский, кадетство; ЧК — чекист, чекистский; колхоз — колхозник, колхозница, колхозный, внутриколхозный, колхозить, колхозничать, по-колхозному и др.).

На рубеже ХХ-ХХI веков процесс отаббревиатурного словотворчества снова активизируется. Во многом это связано с увеличением объема научно-технической информации, который, по подсчетам некоторых исследователей, за последние десятилетия возрос в 10-12 раз. В окружающем нас мире появилось и названо более 6 миллионов предметов и явлений, причем ежегодно их становится больше на 200 тысяч. На современном этапе развития языка, наряду с традиционными способами словообразования, все большая роль в пополнении словарного фонда отводится аббревиации. А чем более социально значима аббревиатура, тем скорее она обрастает производными, тем многочисленнее гнездо родственных слов (ср.: бомж — бомжиха, бомжонок, бомжатник, бомжевский / бомжовский, по-бомжовски, бомжеватый, бомжевать, бомжировать, обомжиться; КВН — кавээновец, кавээнщик, кавээнщица, кавээнить, кивиника, Кивинск, по-кавээновски и др.). Таким образом, актуальность изучения возможностей аббревиатур выступать в качестве производящих основ подчеркивается тем фактом, что уровень аббревиации как способа словообразования не снижается, а напротив — повышается.

Отаббревиатурные образования обычно возникают в устной разговорной речи как более экономные, а часто и более выразительные синонимы многословных наименований. Именно эти качества — краткость и экспрессивность — позволяют им не только широко распространяться в устной речи, но и проникать на страницы газет и журналов, а также в художественную литературу. Было бы неправильным видеть в этом засорение литературного языка. Слова неблагозвучные, невыразительные не получают распространения, язык их отталкивает, он  усваивает лишь то ценное, что отвечает внутренним законам его развития.

Преобладание разговорной лексики среди отаббревиатурных производных ничуть не умаляет необходимости  их изучения. Напротив, сейчас многие исследователи проявляют повышенный интерес к разговорной речи, к сленгу (Е.А. Земская, Р.И. Розина, О.П. Ермакова и др.).

Актуальность темы определяется необходимостью всестороннего изучения русского языка конца ХХ — начала ХХI века, особенно его разговорной разновидности, куда относится лексика отаббревиатурного происхождения.

Однако производные от аббревиатур — это не только разговорные слова, но и межстилевые (колхозник, вузовский, самбист), и книжные (евразийство, пролеткультовщина, непманство). Они стали принадлежностью всех стилей, фактом языка. Их отражают толковые словари, словари новых слов. Но, как известно, толковые словари обычно запаздывают с фиксацией новых слов, появляющихся в языке; словари новых слов и значений выходят с большими интервалами; круг источников, обследуемых составителями, охватывает лишь часть изданий. В результате вне поля зрения остаются многочисленные группы слов (в том числе и лексика отаббревиатурного происхождения), активно использующиеся в разговорной речи и часто встречающиеся на страницах периодической печати. Наши наблюдения над словообразованием в разговорной речи последних трех десятилетий  позволяют дать более полную характеристику русского языка указанного временного периода.

Актуальность темы исследования определяется также недостаточной изученностью словообразовательных возможностей аббревиатур русского языка. Если об аббревиатурах существует большое количество исследований, то производные от них редко становятся предметом специального научного рассмотрения. Авторы работ по лексикологии, характеризуя лексику современного русского языка, обычно приводят их, не разграничивая, вместе с аббревиатурами в качестве примеров неологизмов. Специальных работ, связанных с изучением отаббревиатов, немного. Посвящены они, в основном, отдельным аспектам этого своеобразного явления или анализу отаббревиатурных производных, появившихся в русском языке до 1980 года [1, 2, 4, 6].Исследователи обращают внимание на недостаточность выявления и обоснования словообразовательных и семантических аспектов образования и функционирования отаббревиатурных производных [5, 7].

Для наименования отаббревиатурных образований в языкознании нет до сих пор единого термина. Их называют и «отаббревиатурными производными»,  и «отаббревиатурными образованиями», и «корневыми аббревиатурами», и «аббревемами». Однако, может быть, целесообразнее называть их «отаббревиатами». Этот термин, как нам кажется, удобен тем, что он однословен, понятен и по своей структуре встает в один ряд с такими привычными названиями, как «дериваты», «субстантиваты», «универбаты».

Научная новизна нашей работы состоит в том, что мы попытались дать всестороннее описание отаббревиатов, появившихся в русском языке на современном этапе его развития, в период с 1975 по 2005 год.

В работе анализируются отаббревиаты, извлеченные из толковых словарей, словарей новых слов, из различных современных периодических изданий (газет и журналов),  из произведений художественной литературы, опубликованных в период с 1975 по 2005 год.  В работе использованы записи речи в общественном транспорте, в студенческой аудитории, записи речи теле- и радиожурналистов.

Нами рассмотрено 850 отаббревиатов. Весь фактический (иллюстративный) материал строго документирован и находится в нашей картотеке, которая включает около 1500 словоупотреблений.

Изучение отаббревиатов, функцио­нирующих в языке в указанный временной период, позволило сделать следующие вы­воды:

1.            Потребность общества в новых но­минациях, а также сознательное освоение и предпочтение аббревиатур носителями языка как более экономных и живых форм развёрнутых наименований в процессе коммуникации способствует вовлечению их в словообразоательную систему рус­ского языка. Экстралингвистическими факторами превращения аббревиатур в производящие основы являются общест­венная значимость обозначаемого понятия и активное функционирование аббревиа­туры в речи. Собственно языковыми — за­вершение лексикализации аббревиатур, стирание внутренней формы, когда слово перестаёт восприниматься как сложносо­кращённое (вуз, бомж, загс), расхождение в значении между исходным развёрнутым наименованием и аббревиатурой (лавсан, ФЭД, спецназ).

2.            В качестве производящих основ вы­ступают все типы аббревиатур. На ру­беже ХХ-ХХI веков, когда любая аббре­виатура создается и осознается как лекси­кализованная, а поток информации увеличивается и возрастает стремление к экономии речевых средств, носители языка все большее количество реалий обозначают с помощью инициальных аббревиатур (типа ВАК, ПК, DVD), учитывая требования благозвучности, многосонорности, созвучности с обычными словами. Именно инициальные аббревиатуры наиболее продуктивны в образовании производных (55% от общего количества слов), наименее продуктивны аббревиатуры смешанного типа (ГУЛаг) (8%).

3.            Обогащение словарного запаса отаббревиатурными производными происходит в соответствии с внутренними законами русского языка. Отаббревиатурные производные в основном пополняют именные части речи.  Из 850 производных существительных — 490 (57%), прилагательных — 305 (35%), наречий — 22 (3%), глаголов — 34 (4%).

Отаббревиаты создаются по продуктивным в современном  русском языке словообразовательным типам в основном морфологическим способом: суффиксальным — 90% слов, префиксальным — 1%, префиксально-суффиксальным — 3%, постфиксальным — 0,2%, префиксально-постфиксальным — 0,2, словосложением — 4%. Чересступенчато по причине отсутствия в языке потенциально возможного слова  образуется около 3% отаббревиатов.

Отаббревиатурное словообразование начинает осваивать и неморфологические способы: сравните употребление отаббревиатов «завучевская», «прорабская» в значении «комната».

В системе отаббревиатурного словопроизводства реализуется 55 словообразовательных типов существительных и 22 словообразовательных типа прилагательных. Чаще всего от аббревиатур разных типов образуются агентивные существительные с суффиксом -ец/-овец и относительные прилагательные с суффиксом -ск(ий)/-овск(ий). Наречия образуются от аббревиатур не так активно, как существительные и прилагательные. Почти все они созданы по продуктивному в среде наречий словообразовательному типу: «по-+ основа отаббревиатурного прилагательного + -и» (по-вазовски, по-элдэпээровски).Образование глаголов от аббревиатур происходит крайне редко. В их создании большую роль играет использование говорящим «приёма языковой игры» [3]. Почти все отаббревиатурные глаголы сугубо окказиональны в силу необычности участия аббревиатурной основы в среде глагольного словопроизводства, хотя создаются они аналогично по продуктивным в русском языке (в образовании глаголов) словообразовательным типам. Преобладающими являются глаголы несовершенного вида с суффиксом -и(ть), образованные от аббревиатур, обозначающих лиц по профессии (иошить, завклубить).

Морфонологические преграды в отаббревиатурном словопроизводстве преодолеваются при помощи суффиксальных наращений (алломорфов), усечения производящей основы, наложения морфем, чередования.

В словообразовании участвуют не только русские аббревиатуры, но и заимствованные из других языков. В настоящее время в русский язык активно внедряются англоязычные аббревиатуры из области компьютерных технологий, телекоммуникаций и шоу-бизнеса, порождающие ряды производных. Например, в настоящее время активно пополняется словообразовательное гнездо аббревиатуры PR (англ. Рublic relations — Служба по связям с общественностью) — пиарщик, пиаровец, пиаровский, пиарочный, по-пиаровски, пиарить, пропиарить, напиарить, отпиарить, испиарить, пиариться, пропиариться, PR-агентство, PR-акция, PR-лозунг.

4.            Система словообразовательных значений отаббревиатов отличается разнообразием. Наиболее активно реализуется мутационное значение (около 70% слов), на втором месте слова с модификационными значениями (20%), транспозиционное (5%) и соединительное (5%) значение у отаббревиатов встречается не часто по причине окказиональности или терминологичности слов, реализующих эти значения (Например: В Москве члены МОК взМОКли (окказ.) или Что, — говорю, — ИНЯЗвочка? Или, может, эМГеПИявочка? (окказ.), R-снимок (терм.), УВЧ-терапия (терм.)). Семантика отаббревиатурных производных обусловлена значением производящей аббревиатуры. Например, если аббревиатура обозначает название учреждения, организации, общества, то производные от неё — это, как правило, существительные со значением лица по принадлежности к учреждению, организации, обществу и прилагательные со значением отношения к учреждению, организации, обществу.

5.  В процессе функционирования отаббревиатурные производные развивают различные семантические отношения. Среди отаббревиатов наблюдается несколько типов синонимии: синонимия, при которой отаббревиаты выполняют функцию уточнения по отношению к более общему понятию, выражаемому неотаббревиатурным словом: компьютерщик — асушник (АСУ — автоматизированная система управления) (-Ты сейчас компьютерщиком работаешь? — Да, асушником (Уст.)), синонимия, при которой отаббревиаты являются стилистически сниженными эквивалентами официальных наименований, представляющих собой словосочетания: сотрудник ОМОНа — омоновец, служащий МЧС — эмчеэсник, студент ТГУ — тэгэушник. словообразовательная синонимия, при которой отаббревиаты образуются от одной основы при помощи разных синонимичных суффиксов: ПТУРС -  птурсовец — птурсник — птурсовик — птурсовист. Обнаружены несколько контекстуальных антонимов-отаббревиатов, антонимические связи которых формируют приставки, имеющие значение противопоставления: довузовский (период) — послевузовский (период), внутривузовская (конференция) — межвузовская (конференция).

Создаваясь в последние годы, производные от аббревиатур все чаще омонимизируются с узуальными словами, в результате чего приобретают новую понятийность, отличную от понятийности омонимичных им узуальных слов, ср.: Призванное уСМИрять СМИ значит успокаивать, усмирять с помощью СМИ или SPAсение в Кисловодске (от наркомании) значит спасение, лечение с помощью SPA-процедур. Здесь уместнее говорить о междусловном наложении или междусловном совмещении, при котором сохраняются оба соединяющихся слова, определенный фонемный отрезок нового слова принадлежит обеим мотивирующим частям, и новое слово содержит значение обоих мотивирующих слов. В создании данных слов важную роль играет стилистическое, экспрессивное задание, связанное с возможностью поразить читателя или слушателя неожиданностью, а порой и необычайностью ассоциаций плана выражения или плана содержания, поэтому очень часто отаббревиаты данного типа используются в заголовках к статьям. Выделение мотивирующих аббревиатур в составе таких отаббревиатов настраивает читателя или слушателя на языковую игру.

Развитие омонимии, синонимии, антонимии в процессе функционирования отаббревиатурных слов свидетельствует о полноправном вхождении их в лексическую систему современного русского языка.

6.            Отаббревиаты проникают во все стили, но функционально прикреплены они к разговорному стилю, так как зарождаются и функционируют  сначала в устной разговорной речи носителей языка. Однако, первоначально употребляясь только в разговорном стиле, отаббревиатурное слово в процессе функционирования может изменить свою стилистическую характеристику и стать общеупотребительным, нейтральным. Нейтральные отаббревиатурные дериваты быстро расширяют сферу своего функционирования, интенсивно проникая из разговорной речи на страницы газет и журналов, во-первых, за счет продуктивности моделей, по которым они произведены, а во-вторых, в силу краткости номинации, реализующей принцип экономии в языке. Так, нейтральны в эмоционально-экспрессивном отношении наименования лица по месту работы, учебы, принадлежности к какому-либо коллективу на -овец: омоновец, вазовец, элдэпээровец.  Нейтральной окраской обладают и соотносительные с отаббревиатурными именами существительными имена прилагательные на -овск(ий): кавээновский, пиаровский, итээровский.  Отличительной  чертой отаббревиатурных образований является то, что стилистическую окрашенность они приобретают за счёт словообразовательных средств, в отличие от слов неаббревиатурных, стилистическая окрашенность которых может быть выражена лексически.

7. Аббревиатуры и отаббревиаты являются наименованиями  важнейших фактов, предметов и явлений из различных сфер жизни, в них отражены основные этапы развития российского общества. Во многих случаях удаётся достаточно точно датировать появление отаббревиатурного слова в русском языке. Так, слова чекист, совнархозник, эсэровский появились в 20-е годы, колхозник, рабфаковец, нэповский — в 30-е, птурсовик, эсэсовец, комбатовский — в годы Великой Отечественной войны, бамовец, бригадмилец, лавсановый — в годы послевоенного строительства, вазовец, гаишник, кавээнщик, эвээмовский — в 70-е годы, бомжевский, омоновец, спецназовец — в 80-е годы, диджеевский, гэкачепист, Эсэнговия — в 90-е годы, эсэмэска, PR-акция, бомжатник - на рубеже веков. Одни производные вошли в словарный состав русского языка и стали его неотъемлемой частью (профсоюзный, натовский, спецназовец), другие ушли в пассивный запас, так как устарели реалии ими обозначаемые (эсэсовский, кагэбэшник, комбедовец), но продолжают воспроизводиться в современной художественной литературе и периодике с определёнными стилистическими задачами. У некоторых аббревиатур меняется либо уточняется развёрнутое наименование по причине изменений, происходящих в жизни общества. Вслед за этим происходят изменения и в производных от них: вместо гаишник — гибэдэдэшник, вместо наробразовский — роновский, гороновский, вместо кагэбэшник — фээсбэшник.

При образовании и функционировании отаббревиатов наблюдается взаимодействие нескольких тенденций. Возникнув под действием тенденции к экономии, отаббревиаты в то же время являются избыточными единицами, так как представляют собой варианты  уже имеющихся описательных наименований. В функционировании отаббревиатов прослеживается взаимодействие регулярности и экспрессивности, так как регулярно употребляемое расчленённое наименование, трансформируясь в нерасчленённое, приобретает экспрессивность. Однако частота и длительность употребления отаббревиата лишает его экспрессивности, переводя в разряд узуальных слов.

Таким образом, выводы, полученные в результате целостного анализа отаббревиатов, функционирующих в современном русском языке в период с 1975 года по 2005 год, расширяют существующие представления о словарном составе современного русского языка и источниках его пополнения, о словообразовательных и семантических явлениях и процессах в русском языке, о его стилистической дифференциации.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

1. Богданова, Ю.Н. Выражение направления производности (на материале производных слов со значением лица, образованных от аббревиатур при помощи интерфиксов) [Текст]/ Ю.Н. Богданова// Актуальные проблемы русского словообразования. — Часть 2. — Самарканд: Издательство Самаркандского госуниверситета, 1972. — С.49-55.
2. Бойков, В.И. Инициально-буквенные аббревиатуры как производные слова в современном русском языке [Текст]/ В.И. Бойков// Русское языкознание. — Киев: Наука, 1983. — С.75-79.
3. Гридина, Т.А. Языковая игра: стереотип и творчество [Текст]/ Т.А. Гридина. — Екатеринбург: Издательство Уральского государственного педагогического университета, 1996. — 228с.
4. Зверев, А.Д. Отаббревиатурные образования в современном русском языке в сопоставлении с украинским и белорусским [Текст]/ А.Д. Зверев// Русское языкознание. — Киев: Наука, 1980. — С.48-56.
5. Липатов, А.Т. О словообразовательных возможностях аббревиатур [Текст]/ А.Т. Липатов// Русский язык в школе. — 1987. — №5. — С.83-87.
6. Шевченко, М.И. Семантические явления в области отаббревиатурной лексики [Текст]/ М.И. Шевченко// Новое в лексике русского языка. — Куйбышев: Издательство Куйбышевского государственного университета, 1883. — С.43-55.
7. Шешенин, Б.Н. Аббревиатуры как производящие основы современного русского словообразования [Текст]/ Б.Н. Шешенин. //Исследования по русскому языку. — Днепропетровск: Издательство Днепропетровского государственного университета, 1970. — С.12-18.