Автор(ы) статьи: Карпова Л.М.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

сон, сновидение модели сна, исследование сна, гносеология, пространство моделей

Аннотация:

B статье сон рассматривается как специфическая реальность, которая может быть изучена с помощь основных гносеологических моделях: объективистско-реалистской, конструкционистской и символи­ческой, но не исчерпывается ни в одной из них. Ставится проблема о необходимости синтез познава­тельных практик в процессе познания сна и сновидений.

Текст статьи:

Древнейшая проблема сна и сновидений сегодня все более явственно обнаруживает свой междисциплинарный характер, в связи с чем, неизбежно возникает вопрос о месте философии в решении этой проблемы. В современной культуре существуют различные подходы к пониманию сна и, соответственно, различные интерпретации сновидений: ми­фологическая, религиозная, эзотерическая, психоаналитическая, психологическая, куль­турологическая и др. Вместе с тем, вопрос о философской концепции сна и сновидений остается открытым, несмотря на многочисленные высказывания философов о сновидени­ях и природе сна на протяжении всей истории философии. Можно выделить основные во­просы, требующие философского осмысления: о сущности сновидческого бытия челове­ка, о характере духовной активности человека в этом бытии, о значимости сновидений для его самопознания и саморазвития. Очевидно, что решение этих вопросов предполагает, прежде всего, рассмотрение тех познавательных стратегий, традиций или моделей, в рус­ле которых осуществлялись и осуществляются исследования сна.

В качестве первого шага на этом пути представляется конструктивным использо­вание подхода, предлагаемого Н.В. Бряник. Теоретически осмысливая историю европей­ского познавательного опыта, эта исследовательница выделяет в современной эпистемо­логии три принципиально возможные гносеологические модели, определяя их как основ­ные (аббревиатура — ОГМ — основная гносеологическая модель): 1. Объективистско-реалистская («1-я ОГМ»); 2. Конструкционистская («2-я ОГМ»); 3. Символическая («3-я ОГМ»)[1. С.251].

Первая модель — объективистско-реалистская - подчинена принципу реальности. В рамках этой модели сон предстает, как, прежде всего, физиологический процесс, а сно­видения — как «небывалые сочетания бывалых впечатлений». Такой подход необходим, но вот достаточен ли? Данная модель предполагает, что сон — это вид реальности, в сновиде­ниях же отражаются мысли, чувства и эмоции человека, правда, чаще всего, в необычных сочетаниях и картинах. По сути дела, в такой модели находятся все те подходы к пробле­ме сна, которые основываются на материалистических позициях (хотя бы отчасти), начи­ная с Аристотеля. «Мы сможем достигнуть наилучшего научного взгляда на природу сна и способа, из которого она происходит, в свете обстоятельств, сопутствующих сну. Объ­екты чувственного восприятия, сообщающиеся с каждым органом чувств, порождают чувственное восприятие в нас, и эта связь благодаря их операции, представлена в органах чувств не только, когда восприятие актуализируется, но и когда они находятся порознь», -пишет он в своем труде «О сновидениях» [2. С. 13].

Кроме того, у Аристотеля мы находим указание на «диагностическую» функцию сновидений, которая проявляется в том, что определенные сюжеты сновидений и повто­ряющиеся образы в них указывают на заболевания, которые могут быть незамеченными в состоянии бодрствования. Говоря о толковании сновидений, Аристотель выделяет прин­цип сходства сновидческих образов с реальностью: «Но лучший снотолкователь тот, кто способен подметить сходство. Ибо ясные сны всякий может истолковать. Говоря о сходстве, я разумею то, что фантазмы похожи на отражение в воде. Когда же вода приходит в сильное движение, возникающие в ней отражения становятся совсем непохожими на дей­ствительность. Поэтому только тот может удачно объяснять отражения, кто умеет быстро различать спутанные и искаженные образы и улавливать в них, например, образ человека, или лошади, или другого, что может быть» [2. С. 14]. Сами же образы сновидений тракту­ются Аристотелем как представления.

В рамках этой же модели находятся естественнонаучные исследования процессов сна, результаты которых в XX веке привели к появлению науки о сне — сомнологии (об­ласть нейробиологии), которая не только экспериментально подтвердила целый ряд фун­даментальных идей относительно сна и сновидений, ранее существовавших на умозри­тельном уровне, но и поставила новые вопросы, а, кроме того, обнаружила свой приклад­ной характер в форме медицинской сомнологии.

К числу достижений сомнологии относится, прежде всего, открытие нейрофизио­логами двух фаз сна: медленноволновой (ортодоксальной) и быстроволновой (парадок­сальной). Оно не только расширило представление о сне, но изменило само понимание сна, как состояния пассивного, состояния отдыха, поскольку выяснилось, что парадок­сальный сон, в отличие от медленного сна, имеет ярко выраженную активную природу. Подтверждением этого служит появление эмоционально окрашенных сновидений у чело­века. Было доказано, что сновидения представляют собой неотъемлемый элемент процес­сов сна, они появляются и локализуются в его парадоксальной фазе, функциями которой являются интенсивная переработка информации, полученной в предшествующем бодрст­вовании и хранящейся в памяти, а также создание программ организации целостного по­ведения человека [3; 4].

Исследования сомнологов выявили неразрывную связь нормального сна и творче­ства: любое нарушение сна приводит к нарушению работы мозга, при этом в первую оче­редь страдают творческие процессы. Сомнология подтвердила также догадки о глубинных онтологических основаниях сновидений человека, доказав, что основные признаки не только медленного, но и парадоксального сна, описанные у человека, отмечаются у всех теплокровных животных — млекопитающих и птиц [4] , следовательно, и сновидения при­сущи не только человеку, но и некоторым видам животных. Тем самым был поставлен во­прос о необходимости и функциональной значимости сновидений.

Однако, подобно тому, как нейрофизиологические и психофизиологические иссле­дования сознания не раскрывают его сущность и природу, естественнонаучный подход не позволяет понять сущность сна, а, самое главное, сновидений, без которых сон действи­тельно остается в ряду естественных физиологических процессов.

В границы первой гносеологической модели помещается, на первый взгляд, и пси­хоаналитическая концепция 3. Фрейда, с его классическими определениями сна как «цар­ской дороги к бессознательному» и как «замаскированного исполнения вытесненных же­ланий» человека. То есть, налицо следование, во-первых, принципу реальности (сон и сновидения при таком подходе лишены таинственности, они не являются свидетельствами некоего потустороннего мира), а, во-вторых, принципу отражения (сновидения отражают внутренний мир человека). Однако, такое отнесение к «1-ой ОГМ» психоаналитических теорий сновидений не только современных авторов, но также К.-Г. Юнга и самого 3. Фрейда верно лишь отчасти. Дело в том, что конкретизация вышеназванных принципов в методе свободных ассоциаций 3. Фрейда, в концепции снов — архетипов К.-Г. Юнга, в выводах о повсеместности бессознательной фантазии современных психоаналитиков об­наруживает выход психоанализа за рамки объективистско-реалистской гносеологической модели.

Итак, даже беглый взгляд на решение проблемы сна и сновидений в русле данной гносеологической модели позволяет сделать вывод о том, что, наряду с несомненной эв­ристической ценностью (целью познания в ней является объяснение сущности познаваемого), выявляется ее неизбежная ограниченность. Все дело в том, что эта модель является объективистской, а применяется она к тому, что носит характер субъективной реальности.

Вторая гносеологическая модель — конструкционистская. Ее принципом является рассмотрение познания как творения, созидания, конструирования самим субъектом предмета познания. Эссенциализму (в подходе к существу знания) «1-ой ОГМ» противо­поставлен феноменализм «2-ой ОГМ», который ориентирован не на объяснение, а на опи­сание познаваемого [1. С. 263].

Наиболее ярким примером подхода к проблеме сна и сновидений в рамках данной модели может служить позиция представителя аналитической философии Н. Малкольма [5]. Н. Малкольм выступает против всяких попыток объективного анализа процесса сна и объективных оценок феномена сновидения, ставя под сомнение положение, согласно ко­торому, сны являются опытом сознания. Свои аргументы он строит на том факте, что не­возможно верифицировать истинность или ложность суждения человека о самом себе, что он спит, поскольку состояние сна является чисто имманентным, внутренним состоянием. Внутреннее состояние Н. Малкольм трактует в духе позднего Л. Витгенштейна как такое, которое требует внешних критериев для подтверждения того, что оно действительно име­ло место. То есть, для того, чтобы проверить истинность предложения «Я сплю», нужны какие-то внешние показатели, убеждающие человека в том, что он спит. Поскольку по­следнее невозможно, то предложение «Я сплю» бессмысленно [5. С. 11].

О сновидениях можно судить только по рассказам сновидцев, поэтому понятие сновидения производно не от самого сновидения, а от рассказов о нем [5. С.91]. Но чем же являются сновидения, в таком случае? На этот вопрос ответа нет. Н. Малкольм пишет: «На самом деле я не пытаюсь говорить, чем являются сновидения. Я не понимаю, что это вообще могло бы означать. Я просто исхожу из того, что в нашем повседневном обсужде­нии сновидений, которое мы определили выше, вопрос о том, что человек видел сон, сво­дится к тому, что он рассказал сон или сказал, что видел его» [5. С.98]. По сути дела, Н. Малкольм следует указанию своего учителя Л. Витгенштейна о том, что «то, что вооб­ще может быть сказано, может быть сказано ясно, о том же, что сказать невозможно, сле­дует молчать» [6. С.З]. Но в таком случае проблема сна исчезает не только как философ­ская, но и как естественнонаучная.

Вместе с тем, несмотря на столь негативные выводы, вопросы, которые задаются автором, наилучшим образом эксплицируют те трудности в решении рассматриваемой проблемы, с которыми невозможно справиться в рамках объективистско-реалистской гно­сеологической модели. Действительно, сновидение становится реальностью для человека лишь в том случае, когда оно запоминается и, так или иначе, интерпретируется. И здесь сразу же встает вопрос о том, где тот критерий, который позволяет отделить истинную интерпретацию сновидений от ложной? Для 3. Фрейда, по-видимому, таким критерием была успешность его психотерапевтической практики в лечении неврозов, хотя он осозна­вал всю сложность этой работы и указывал на то, что никогда нельзя быть уверенным, что интерпретация того или иного сновидения доведена до конца [7].

Осознание этого факта привело некоторых авторов современной психоаналитиче­ской теории сновидений к пересмотру роли интерпретации сновидений в понимании эмо­циональной и психической жизни пациента и поиску других, более прямых и эффектив­ных путей, хотя это отнюдь не означает отказ от самого метода. В то же самое время, для многих других психоаналитиков признание уникальной роли метода интерпретации сно­видений несомненно [8. С. 26].

Таким образом, можно утверждать, что проблема сна и сновидений оказывается так или иначе «втянутой» в рамки конструкционистской гносеологической модели. Во всяком случае, ее установка на творчество субъекта познания и принцип описания оказы­ваются необходимыми в процессе интерпретации сновидений.

Третья основная гносеологическая модель — символическая, основанная на идее ис­следования познавательной деятельности в контексте культуры. Культура же рассматривается как полагание смыслов, которые манифестируются в знаковых (символических) системах [1. С.268-271]. С позиций этой модели, знания представляют собой символиче­скую (языковую, словесную) реальность, являющую в смысловых образах сущность по­знаваемого. Целью же самого познания является понимание [1. С. 276]. Самым ярким об­разцом исследования проблемы сновидений в рамках символической модели является концепция П. Флоренского, изложенная в его трактате «Иконостас», где он решает про­блему связи двух миров — видимого и невидимого, горнего и дольнего.

Мыслитель чрезвычайно высоко оценивает сон: «Сон — вот первая и простейшая, т.е. в смысле нашей полной привычки к нему, ступень жизни в невидимом. Пусть эта сту­пень есть низшая, по крайней мере — чаще всего бывает низшей; но и сон, даже в диком своем состоянии, невоспитанный сон, — восторгает душу в невидимое и дает даже самым нечутким из нас предощущение, что есть и иное, кроме того, что мы склонны считать единственно жизнью» [9. С.48]. Свидетельством перехода человеческой души из одного мира в другой и обратно являются сновидения — психические состояния на границе со­прикосновения двух миров: «Сновидение способно возникать, когда одновременно даны сознанию оба берега жизни, хотя и с разною степенью ясности» [9. С.46-47]. Сновидче-ские образы не только отделяют мир видимый от мира невидимого, но и соединяют эти миры: «Едва ли не правильно то толкование сновидений, по которому они соответствуют в строгом смысле слова мгновенному переходу из одной сферы душевной жизни в другую и лишь потом, в воспоминании, т. е. при транспозиции в дневное сознание, развертывают­ся в наш, видимого мира, временной ряд, сами же по себе имеют особую, не сравнимую с дневною, меру времени, «трансцендентальную»[9. С.47].

Сновидение, согласно П. Флоренскому, имеет символическую природу, оно насы­щено смыслом иного мира. Примечательно, что эта насыщенность присуща не всем на­шим снам в равной мере, философ не отрицает наличия снов реалистичных, обыденных, дает своеобразную «классификацию» сновидений, на основании переживаний двух миров: «При погружении в сон — в сновидении и сновидением символизируются самые нижние переживания горнего мира и самые верхние дольнего: последние всплески переживаний иной действительности, хотя уже пред намечаются впечатления действительности здеш­ней. Вот почему сновидения вечерние, пред засыпанием, имеют преимущественно значе­ние психофизиологическое, как проявление того, что скопилось в душе из дневных впе­чатлений, тогда как сновидения предутренние по преимуществу мистичны, ибо душа на­полнена ночным сознанием и опытом ночи наиболее очищена и омыта ото всего эмпири­ческого, — насколько она, эта индивидуальная душа, вообще способна в данном ее состоя­нии быть свободною от пристрастий чувственного мира» [9. С.46].

Эвристически ценным является то, что П. Флоренский расширяет сферу примене­ния методологии понимания сновидений: «То, что сказано о сне, должно быть повторено с небольшими изменениями о всяком переходе из сферы в сферу. Так, в художественном творчестве душа восторгается из дольнего мира и всходит в мир горний. Там, без образов она питается созерцанием сущности горнего мира, осязает вечные ноумены вещей и, на­питавшись, обремененная ведением, нисходит вновь в мир дольний. И тут, при этом пути вниз, на границе вхождения в дольнее, ее духовное стяжание облекается в символические образы — те самые, которые, будучи закреплены, дают художественное произведение. Ибо художество есть оплотневшее сновидение»[9. С.47]. Таковы вкратце основные положения метафизической концепции сна и сновидений П.Флоренского, которые несомненно рас­крывают новые грани понимания рассматриваемой проблемы, требующие дальнейшего осмысления, но, в то же время, ограничивают ее основной религиозной установкой.

Следует отметить, что и 3. Фрейд, наряду с другими психоаналитиками, обнаружи­вает символику сновидений, которая складывается в культуре, но, в отличие от П. Флоренского, считает их источником преимущественно половую сферу (хотя, не толь­ко ее). Кроме того, он не придает символам решающего значения в интерпретации снови­дений, подчеркивая важность выявления ассоциаций сновидца.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что сон является таким предметом, по­знание которого осуществляется во всех основных гносеологических моделях, но не ис­черпывается ни в одной из них. Очевидно, что здесь необходим определенный синтез по­знавательных практик, результаты которого могли бы составить основу будущей фило­софской концепции сна и сновидений.

Библиография

1.  Бряник Н.В. Введение в современную теорию познания. — М.: Академический Проект; Екатерин­бург: Деловая книга, 2003.

1. Цит. по: Вольперт И.Е. Сновидения в обычном сне и гипнозе. -Л.: Медицина, 1966.
2. Ковальзон В.М. Природа сна // Природа. — М., 1999. — № 8. — С. 172-179.
3. Ковальзон В.М. Необычайные приключения в мире сна и сновидений // Природа. — М., 2000. — № 1. -С. 12-20.
4. МалкольмН. Состояние сна. -М.: «Прогресс»-«Культура», 1993.
5. Витгенштейн Л. Философские работы. Часть I. — М.: «Гнозис», 1994.
6. Фрейд 3. Толкование сновидений. — Обнинск: Титул, 1992.
7. Современная теория сновидений. — М. «ACT», Рефл-Бук. 1998.
8. Флоренский П.А. Иконостас. — М., Искусство, 1994.

Автор(ы) статьи: ШААБ К.С.
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

долголетие, понятие, смысл, мудрость, старчество, здоровье, культура, жизнь.

Аннотация:

В статье рассматриваются смысловые позиции долголетия, в которых присутствует взаимосвязь с понятиями мудрости, старости, здравия. Многочисленные трактовки долголетия объединяют в себе общие тезисы, из которых и складывается это понятие. Любовь к мудрости, здоровый образ жизни, стремление к самосовершенствованию, обогащение внутреннего мира – все эти составляющие, являясь частью долголетия, помогают достичь гармоничного состояния, а, значит долгой и продуктивной жизни.

Текст статьи:

Долголетие для широкой публики означает «длинную жизнь», особенно когда это касается жизни длящейся дольше, чем обычно ожидают. Термин долголетие часто применяется в науках, исследующих закономерности воспроизводства населения — демографии, геронтологии — исследующей закономерности процессов старения, при разработке методов по увеличения продолжительности жизни, однако в последнее время проблемой долголетия активно интересуются и гуманитарные науки, такие как культурология и философия.

Понятие и смыслы долголетия трактуются в различных словарях приблизительно одинаково: долголетие в «Словаре русского языка» С.И. Ожегова  В.И. Даля определяется как «долгая жизнь». Словарь Ушакова добавляет, что для долгой жизни необходим «правильный режим, который создает благоприятные условия для человеческого долголетия». Очень часто понятие долголетия отождествляют с долгожительством и долгожителями – людьми, отличающиеся долголетием. В «Большом энциклопедическом словаре»  долголетие — продолжительность жизни выше среднего срока жизни живого существа (растение, животное, человек). Обычно долголетие достигается при здоровом образе жизни и благоприятных условиях окружающей среды. По расчетам некоторых ученых, средняя видовая продолжительность жизни человека составляет 95±2 года. Однако, предельная возможная (документально установленная) продолжительность жизни человека достигает 150—160 лет продолжительности жизни [1].  Вышеперечисленные трактовки долголетия объединяют в себе общие тезисы,  из которых и складывается это понятие. Правильно выстроенный режим, здоровый образ жизни, позитивный настрой  — эти составляющие должны стать основными жизненными установками, с помощью которых можно достичь гармоничного состояния: равновесия между душой и телом, а,  следовательно, долгой жизни.

Слова «долголетие» и «долгожительство» включают такие понятия как старость, мудрость, здравие, поэтому целесообразно разобрать их взаимосвязь. Раннему историческому периоду культуры, когда создавались первые из древнейших священных книг, свойственна тенденция насыщения, концентрации (в историко – семантико — этимологическом аспектах) гнезда термина «старость» такими понятиями как подлинность, истинность, сердцевина, целостность, здравие, жизнеспособность. Это утверждение имеет этимологическое обоснование и  дополняется семантико-историческим анализом. Библейский термин «Завет» – священный договор, союз, (евр.: «брит»), который, согласно преданию, Авраам заключил с Богом. Кроме того, этот термин – имя свода, собрания священных книг, составляющих первую дохристианскую часть Библии. Патриархальной культуре в целом свойственно почти отождествлять авторитет и власть с понятием «Совет старейшин». Старейшинами почти всегда, за редким исключением («старцы» и «старицы»), являются пожилые люди мужского пола. В античной истории «Совет старейшин» – Сенат (лат.: senex – старый, древний, преклонный). От этого же этимона (греч.:etymon – первоначальное значение) происходят французское sire – государь, ваше величество, господин, сударь; английское sire – ваше величество и sir – сэр, господин, сударь.

Существует и астральный аспект слов старый, древний. Для большинства древних верований свойственны  родство предков, первопредков, культурных героев с Космосом. Так, в древнекитайской традиции один из родоначальников китайской нации (хальцев), «желтый предок» Хуан — ди почитался как верховный бог, центр мироздания, а в иных истолкованиях, как «божество земли». Этот первопредок и культурный герой почитался вместе с Лао — дзы как один из основоположников даосизма, а также как изобретатель топора, ступы, языка и стрел, одежды и обуви, литейного дела, колесницы и лодки и т.д. Античной традиции свойственно возрождение древнего индоевропейского мифа о двух братьях – близнецах, которые попеременно в виде утренней и вечерней звезды являются на небе как созвездие Близнецов (один из «знаков» Зодиака). В этом древнем мифе воплощено представление о звездных близнецах – покровителях, помощниках людей, особенно воинов, моряков. Миф о Диоскурах воплощает образное представление полярной модели мира – смена жизни и смерти, света и тьмы, Олимпа и царства мертвых. В Спарте Диоскуров почитали в виде архаических фетишей – двух крепко соединенных друг с другом бревен.

Связь Космоса, неба, звезд с первопредками, богами свойственна древней культурной традиции. Так, согласно А. Голану от древних обитателей передней Азии, через Византию, мусульмане приняли в качестве своего движения и пути к Богу звезду и полумесяц. В эпоху неолита утренняя звезда воспринималась как богиня неба, а месяц, как ее божественный супруг. Звездные, огненные корни древних божеств имеют основательное этимологическое подтверждение. Так, в индоевропейских языках: древнегреческое aster, латинское astrum, английская star родственны имени Великой богини Астарте, Иштар. А. Голан утверждает наличие этимологической связи терминов: Черный бог – старик – фараон. Этимологическое родство понятий «старый» и «огненный» выявлено в частности, М.М. Маковским.  Так, английское old – старый и шведское eld – огонь. В древности звезды воспринимались как души умерших. Эта традиция жива и ныне. М.М. Маковский считает, что английский скол star – звезда родственно немецкому ster-b-en – умереть. С английским star родственно также: иранское stora – слепой (экстаз при молитве звездам); нидерландское staаr – катаракта, немецкое starr – застывший (в экстазе). Иной способ обоснования этимологического родства понятий «звездный» и «старый»: звезда – рок (моя планида, мой путь). Этимологическое гнездо «рок» включает термины: срод, возраст,  гнездо «возраст» – «age» содержит термин «старость». Этимологический словарь русского языка содержит связь между понятиями «старый» и «стоять». Термин звезда (star) именуется как «стоячее светило». Этимологическая связь между терминами «старый» и «стоять» достоверна. В свою очередь слова старость и древность связано со словами древо, дерево. С доисторических времен крепкий, властный аспект старости уподоблялся корням и дереву в целом, в том числе мировому древу, древу познания. Почти повсеместно образ древа воплощает ключевые понятия культуры: мир, познание, ось мира, жизнь, плодородие, восхождение, центр, небо, мистика. Согласно Маковскому, английское tree – дерево этимологически родственно древнеанглийским терминам tris – три и teors – символ творения. Иной образ триединства – одно из высших мер познания – раскрыт в шумерской версии мифа о Гильгамеше. В корнях дерева хулуппу – змея, в стволе – Лилит, а в ветвях – птица Анзуд. Лилит, согласно преданию, первая жена Адама. Аналогична модель основного индо — европейского мифа: триединая структура мирового древа включает бога грозы на вершине древа, поражающего змея, живущего в корнях, и освобождающего из средней части древа скот и богатство.

Слова «старик», «старейшина», «старчество», имея общий корень, семантически разветвляются. Если «старик» или «старец» или «старица» является понятием в основном биологическим, то «старейшина» – это старик, будучи в преклонном возрасте, активно участвующий в общественной жизни. Понятие «старчество», возникшее позднее, чем «старец» и «старейшина», имеет строго определенное значение, связанное с христианской и, прежде всего, с монастырской жизнью. Оно возникло в  IV в. среди христианских монахов Египта. Традиция пиетета, с которым люди относятся к старикам, древнего происхождения. В доисторическое время такой пиетет к людям, умудренным жизненным опытом, очевидно, имел некий потребительский окрас: опыт, принадлежащий старым людям, помогал выживать более молодым. Этот пиетет сохранила и возвеличила Библия. Восток вообще отличался и продолжает отличаться повышенным уважением к людям пожилым. Для Божьего народа долголетие имело еще и сакральное значение: оно было как бы знаменем Божьим, осенявшим наиболее достойных представителей народа. Достаточно вспомнить об удивительном до неправдоподобия долголетии иудейских патриархов. Например, Мафусаилу было, согласно Библии, 969 лет. Умер он перед самым потопом, уже зная о том, что его внуку Ною суждено спастись вместе с ближними своими. Согласно Агаде, сам потоп был отложен на семь дней в знак траура по скончавшемуся Мафусаилу. В данном случае пример почитания и уважения к старикам был дан Всевышним, готовым даже на то, чтобы частично изменить Предопределение. Считалось, что Бог одарил их долгой жизнью за то, что они верой и правдой служили ему. Уже в Законе Моисея сказано: «Пред лицом седых вставай и почти лицо старца». Евреи смотрели на долголетие как на особое благоволение Бога. Богом было обещано Израилю: «видишь сыновей у сыновей твоих». Люди потому желали долголетия и старости, что по слову Божьему «Венец славы – седина». Опыт, накопленный стариками, давал им право занимать любую, подчас очень высокую должность. Так старец становился старейшиной. Семьдесят таких старейшин помогали Моисею в пустыне при исходе евреев из Египта. Синедрион также состоял из 70-ти стариков. Уважение и почитание людей, убеленных сединою, свойственно всем народам. Примеры тому есть и в истории Египта, и в истории Индии, и в истории Китая. Убедительный пример дает нам история Древней Греции, особенно Спарта. Тут даже этимология приходит на помощь аналитику, занимающемуся социальными и культурными проблемами античности. По-гречески старик – geron. Это же слово означает старейшину – члена Верховного Совета. Такой Совет назывался gerussia. Это был высший государственный орган в Спарте, который состоял из 30-и геронтов. Младшему из них не должно было быть меньше 60-ти лет. От слова «geron» образовано также gerussios – принадлежащий старейшинам. До нас дошло любопытное словосочетание (gerussions oinos) – вино для стариков. Это было почетное вино, которое пили старцы за столом у басилевсов. Отсюда видна некая исключительность, допускаемая только для старейших людей. С точки зрения культурологии, немаловажным представляется и слово (geraleos), равное по значению слову (geraios) – старый. Так вот, geraleos – значит поэт, что весьма знаменательно. Видимо, в представлении древних греков поэту обязательно была свойственна мудрость, а мудрость – это достояние старости, так же, как и дар пророчества. Древние римляне считали поэта рупором богов и видели в нем пророка. Очень показательно, что в латинском языке слово «vates» означает и «поэт» и «пророк». При этом можно вспомнить строку поэмы Лермонтова «Демон»: «С тех пор как высший судия мне дал всеведенье пророка…». Этимологически слово «senatus» – сенат, высший совещательный орган, восходит к слову «senex» – старик, старец. Первоначально, в эпоху царей, Сенат представлял из себя Совет Старейшин. Таким образом, мы видим, как тесно переплетаются в истории человечества понятия «старик» и «старейшина». Что же касается слова «старчество», то оно, вобрав в себя первоначально ту семантику, постепенно переиначило свое значение и заметно удалилось от семантического корня. Как уже было выше сказано, это слово более позднего происхождения и связано с христианством. Когда в I веке н.э. возникла христианская церковь, то во главе каждой церковной общины стоял (presbjuteros) – пресвитер. Это слово ведет свое происхождение от (presbos) – совет старейшин. Однако затем в христианстве слово «старец» потеряло физическое содержание долголетия и стало означать просто человека, прежде всего монаха, многоопытного в служении Богу. Старец, по монастырскому понятию, это тот человек, который может наставить на путь истинный и тех, кто много старше его, что было совершенно недопустимо в прежние времена, когда именно долголетие определяло многоопытность и мудрость человека. Православным центром старчества в X в. стало объединение православных монастырей. Афонское старчество, стремясь углубить различия с католицизмом, выдвинуло тезис: «Лучше чалма, чем тиара». Широко известные в истории российского церковного движения «заволжские старцы» – понятие отнюдь не физическое, а общественное, социальное. Старчество, как один из видов этой церковной жизни, существует и сегодня. Так же, впрочем, как и понятие «старец» и «старейшина» в своем первоначальном значении, особо почитаемое на Востоке. Одно из высших должностных лиц в мусульманских странах именуется шейхом (старейшина от арабского «шах» – стареть). Этот термин – почетное наименование видных суннитских и шиитских богословов. В суфизме «шейх» – наставник начинающих суфиев, а с XII века глава суфийского братства. Дагестанский годекан состоит из уважаемых аксакалов, чье слово и чей авторитет непререкаемы. Родственным понятию «шейх» является «муфтий» – знаток шариата и(или) глава мусульманской общины. Верховный муфтий в мусульманских государствах осуществляет ныне религиозный контроль над действиями правительства. Согласно В.В. Виноградову, понятие «старина» развертывается в русском языке, в основном, как характеристика человека (старик, старичок, старина) и жизненной предыстории (старое, бывалое). Кроме того, согласно профессору А.В. Маркову, термин старина еще до XV в. применялся к этническим понятиям – былинам, где присутствовали богатыри, мудрые старцы и др. [5].

Долголетие включает в себя понятие мудрости. Слово «мудрость»  в словаре Ушакова С.И. подразумевает высшее знание, опыт, а мудрый человек тот, кто обладает большим умом, высшим знанием; Даль В.И. говорит, что мудр тот, кто основан на добре и истине; праведный, соединяющий в себе любовь и правду; в высшей степени разумный и благонамеренный. К настоящему моменту в наиболее современных отечественных словарях и энциклопедиях конца XX и начала XXI вв. прослеживается четыре основных направления понимания мудрости:

I. Данное направление достаточно узкое, поскольку позволяет выявить лишь некоторые критерии субъекта мудрости: Мудреть — свойство мудрого ; преумность, соединение истины и блага, высшая правда, слияние любви и истины, высшего состояния умственного и нравственного совершенства. Мудрость— 1) глубокое знание, понимание чего-либо; 2)премудрость (разг.) Змеиная мудрость. Благоразумие, не чуждое лукавства, хитрости.

II. Для этого направления характерно трансцендентное понимание мудрости, которое определяет мудрость как высшую ценность жизни:

МУДРОСТЬ - высшая духовная потенция человека, синтезирующая все виды познания и активного отношения к миру. В мудрости присутствуют активность мифа, эмоциональность и многовариативность художественного образа, точность научного, рассудочного знания, антиномичность и цельность разума. Мудрость заключает в себе идеал. Мудрость- это самокритика разума, движение вперед. [2].

III. Это направление определяет мудрость в качестве ее практического воплощения в жизни.

Мудрость— «проникновение чувства ценности в жизнь, в любое чувствование вещей, во всякое действие и реагирование вплоть до спонтанного «оценивания», сопровождающего каждое переживание; постижение всего действительно этического бытия с точки зрения этого бытия, всегда лежащая в основе сознания его связь с ценностью. В строго антиинтеллектуалистическом смысле это можно было бы назвать этической духовностью, господствующим положением этики как основного духовного фактора во всей жизни человечества». [4].

IV. Наконец, последнее из направлений подчеркнуто определяет мудрость как высшее знание и как «идеальное преображение действительности и жизненное воплощение идеальности». Мудрость — целостное, духовно — практическое, высшее знание, ориентированное на постижение абсолютного смысла бытия. Большинство определений мудрости, встречающихся в классической этико-философской традиции, подчеркивает в ней именно момент высшего знания в его целостном выражении. В античности мудрость рассматривалась как одна из четырех кардинальных добродетелей (наряду с умеренностью, справедливостью и мужеством). По Лейбницу, мудрость есть «знание высшего блага», по Канту — «свойство воли согласовываться с высшим благом как конечной целью всех вещей», Л.Толстой определял ее как «знание вечных истин, приложимых к жизни» и т.д. Один из значительных существенных изначальных смыслов мудрости связывался с психической трансформацией человека, субъекта знания на пути восхождения (рационалистического, экстатического и др.), субъективного духа к Абсолюту. Данный смысл мудрости, обозначающий состояние высшей сверхличностной духовности, был впоследствии соотнесен в ряде направлений (трансперсональная психология, онтопсихология и др.) с различными сверхнормальными проявлениями ментальности (предвидением, ясновидением и т.п.).

В настоящее время базовой основой русского языка почему-то принято считать слова или части слов: корень, приставку, суффикс, окончание. Однако в недалеком прошлом базовой основой, прежде всего, считалась буква. Слово «МУДРОСТЬ» имеет следующую буквенную расшифровку:

М — мыслить. В мышлении человек беззвучно оперирует словами, твёрдо полагаясь на своё мышление и его результаты. Слово «мама», впервые сказанное ребенком, означает начало мышления.

У — обычно используется как предлог: у плоти, у стены, около, поддержка, указ и т. п.

Д — Добро от слова «добрать». Добрать до выживания, до счастья, до нормы. Русская азбука говорит прямо: «Добро есть Жизнь» или «Добро — Жизнь», или «Творением Добра (и правды) Жив человек», а главное добро — это ДЕТи (добро-есть-твердо).

Р — радение (радость)-возвышенно обособленная-бессловесная». По смыслу эта буква — лучащееся возбуждение, энергия, побуждение к деятельности, к жизни, радение к делу, речение (включая мысленное). «Ра» — зов к радости, к радению (как «ба» — зов к буки, «ма» — зов к мышлению). Радость — «радение – о – слове — твердом, -(но) приятном».

О — Он. Он в религиозных текстах часто означает — Бог, а по смыслу О — это завершённость, объединение (самОлет, вО-Обще), сказано о…, для…, союз О, общий.

С — Слово. Происхождение его очевидно «с-лов-о…», «слово не воробей…». В древнем рисуночном письме эта буква обозначалась изображением сокола. Очевидно его стимулирующее значение, особенно «слово твёрдое». «Вначале было слово», — говорит Библия. Кто же ловец? Ч Е Л О В Е К — червь  -  есть – лов – есть — телесный. Поймает «червь» достаточное количество слов (буки и веди), станет достаточно сознающим и сознательным — войдет в состав людей. Слово — это молекула СО — ЗНАния. Или по буквам — «слово -  людей – о – ведении — общем». СОКОЛ — слово-о-плоти-о(для)-люди. СОВА — слово-о-зове к ведению.

Т — Твердо. Расшифровка: твёрдо – ведение – есть – радение – добра — завершённого. Добро будет в радость, если твёрдо ведаешь. Стимулирующее действие осознания твёрдой, устойчивой опоры или твёрдой базы очевидно.

Сочетание букв СТ (слово твёрдо) обозначает, как правило, СТупень (уровень) или СТержень, к которому СТремятся или должны стремиться люди: иСТина, доСТижение, доСТаток, СТи-мул, СТаль. А важнейшее СТ (иСТину) породил Х(порождение)риСТос и несут апоСТолы, СТарцы, СТарики, СТаршие.

Ь — ерь (мягкий знак). Расшифровка: «есть-радение-мягкое». По смыслу можно считать так же. Мягкий знак не только смягчает звучание предыдущей буквы, но и смысл её. Ь — мягко, гибко, а значит и более прочно, приятно, приемлемо.

Т. о., МУДРОСТЬ — «мышление – у – добра – радения – о – слове — твердом» [3].

Многовариативность определений и интерпретаций мудрости, имеющихся в различных философских, религиозных, мифологических концепциях, до сих пор не дает целостного концептуального восприятия ее как особого культурного явления. В силу своей многоаспектности и проникаемости во все сферы бытия, она не является ядром самостоятельного изучения, отдельной дисциплиной, как, например, философия, культурология, этика, эстетика, психология и т.д. Став своего рода «протодуховностью» культуры, из которой впоследствии образовались отдельные сферы знания, сама мудрость при этом осталась своеобразным архетипом знания в его неразрывности с жизнью. Отсюда произросла ее духовная универсальность, категориальная многозначность и научная неоформленность. Мудрость — это феномен, в котором органически сочетаются целостное постижение реальности, великие тайны человека и мира, в котором раскрываются секреты микро — и макрокосмоса. Это единая информационно — энергетическая и психическая (ментальная) основа всего существующего, всей действительности. Мудрость растворяется во Вселенной в виде особой энергии — силы, единства, взаимопроникновения и веры всего существующего, в форме целесообразной структурности материального мира. В мудрости гармонически соединены высшая истина и благо, преклонение перед жизнью, перед красотой и тайной человека и мира. На уровне человеческой реальности суть этого определения заключается в следующем: мудрость является благородным «сплавом» развитого конструктивного ума, интеллекта, здравого смысла и разума, мысли и действий, слова и дела, достигаемых на основе проблемного рефлексирования и нахождения меры единства противоположностей, а также путем оптимального разрешения жизненных противоречий. Как следствие этого, в результате мудрость неизменно выступает как высшая форма постижения человека и мира, которая естественным образом включает в себя знания, достигаемые с помощью интеллекта, но ими далеко не исчерпывается, поскольку, как мы знаем, мудрость познается также с помощью духовного опыта, веры, интуиции, трансцендентирующих и др. методов, которые широко представлены в восточной культуре.

Жизненность и значимость мудрости состоит в том, что для нее должное является сущим, а сущее — должным. Это в большей степени просматривается в восточной культуре, которая, оппонируя европейскому рационализму, сохранила ориентацию на целостное, духовное постижение действительности. Апологеты восточной мудрости выдвигают утверждение, что концептуальное (рациональное) знание мало способствует духовному совершенствованию человека. Оно дает лишь односторонние, фрагментарные сведения, с помощью которых познание мудрости невозможно, поскольку ее целостность познается с помощью духовного опыта, веры, интуиции и т.д. При восхождении к мудрости необходимо такое знание, которое можно понять сердцем, претворить в своей жизни, укоренить в своем Духовном Пути. Мудрость, в силу этого, необходимо рассматривать не просто как одну из категорий любой национальной культуры, но как сущностное выражение истины. Ее исследование в духовно — целостном и онтологическом выражении позволяет выявить истоки и смысл совершенствования личности. Духовное преображение последней может быть осуществлено только в процессе жизнетворчества, принимающего форму личностного воплощения мудрости в бытии. Рассмотрение мудрости как универсума культуры обнаруживает наличие огромного количества нерешенных вопросов человеческого знания. В этой связи возникает необходимость утверждения ее в качестве новой ценностной установки культуры и культурологии. Важность этого трансформируется в то, чтобы в ментальности человечества произошло укоренение мудрости, открывающей новое видение человека и мира, созидающей новый образ жизни людей по законам софиосферы. А поскольку мудрость непроизвольно выступает в качестве ядра общечеловеческой культуры, она близка всем людям Земли. Как следствие, мудрость, открытая и сохраненная совокупным развитием культур всех человеческих сообществ и времен, может стать прочным основанием софийного единения, мира и согласия народов как собратьев на планете Земля, где она выступает духовным фундаментом безопасности, благосостояния  и долголетия всех людей.

Следующая составляющая долголетия здравие (здоровье). Слово ЗДОРОВЬЕ или здравие  в словаре В.И. Даля  — состоянье животного тела (или растения), когда все жизненные отправления идут в полном порядке; отсутствие недуга, болезни.  Родственное слово ЗАЗДРАВНЫЙ, относящ. к пожеланью кому здравия, многолетия, благополучия. Заздравный молебен. Заздравная просфора, из которой при молебне вынимается частица за чье-либо здравие. Поднести кому заздравный кубок, Заздравие ср. в виде сущ. пожеланье кому здравия, с обычными обрядами и опорожненьем заздравного кубка, с криком ура, с пальбой и пр., заздравствованье. Заздороветь, начать здороветь или полнеть, толстеть, крепчать, дюжеть.   В Толковых словарях С.И. Ожегова, Д.Н. Ушакова здравие – то же, что и здоровье (народное здравие, здравия желаю как форма приветствия). Приветствие «здравствуйте» — сокращенный вариант, в оригинале оно звучит:  ЗДРАВСТВУЙ ТЕБЕ — ЗДРАВИЯ ТЕБЕ. Приблизительно также мы говорим «спасибо», а на самом деле слово подразумевает СПАСИ БОГ, «благодарю» – ДАРУЮ ВАМ БЛАГО. Расшифровку слова здравие можно рассмотреть с корней санскрита или нашего исконно русского языка:

З — духовный центр (как душа),

Д - давать,

Ра — Бог солнца (или законы космоса, мироздания),

В — ведать, знать. [3]. Человек здоров тогда, когда он знает (ведает) законы мироздания и живет в согласии с ними, то есть не отрывает себя от природы, в душевной гармонии с собой и окружающим миром. То есть, что он дает миру, то и получает в ответ.

Таким образом, смысловые позиции долголетия чрезвычайно объемны и включают в себя множество аспектов. Долголетие – долгая активная жизнедеятельность, складывающаяся из творчества, здорового образа жизни, духовного роста, интеллектуального совершенствования, обогащения внутреннего мира.

 

Список литературы:

1. Большой энциклопедический словарь. – М., 2007, с. 407

2. Гулыга А.В. Ценности жизни. – М., 2006, с. 154

3. Рыжков Л.Н. О древностях русского языка. – М., 2006, с.307, 502

4. Тартман Н. Этика. – М., 1935, с.97

Энциклопедический словарь Живучесть основ культуры.  jivuches@online.ru

Автор(ы) статьи: Четвертакова Ж.В.
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

культурная модель национального характера, Южная субкультура, социально-психологический тип, нравственные нормы.

Аннотация:

В статье анализируется становление южной культурной модели русского национального характера, раскрываются черты, составляющие социально-психологический тип данной модели.

Текст статьи:

Культурная модель национального характера – это тип характера как системы и стиль взаимодействия этноса, в котором  обнаруживаются смысловые и ценностные ориентации в системе поступков человека, в практической деятельности, в способе выполнения ее социальных ролей, в отношении к людям и фактам социальной действительности. Каждой культурной модели национального характера присущ особый психологический, интеллектуальный, нравственный и энергетический поток ценностей, который выражается в продуктах культурного творчества, в системе социальных отношений, это дает возможность выделить наиболее характерные черты национального характера и сделать анализ отличий различных моделей, в основе которых вступают как ценностные ориентации, так и ценности жизнедеятельности. Становление культурной модели русского национального характера — творческий процесс, имеющий собственную логику развития, а сама модель – явление особенное и неповторимое, и в этом смысле не поддающейся строгой типологизации. Именно благодаря своему творческому характеру культурные национальные модели  могут, на наш взгляд, рассматриваться как оригинальные формы становления культурной идентичности и целостности Российского национального характера.

Моделирование национального характера целесообразно построить на принципе культурно-исторических зон России и выделяемых многими авторами следующих субкультур: Северная; Южная; Средней полосы; Сибирь и Дальний Восток; Казацкая.

Историческое развитие русского народа привело к тому, что на территории размещения этноса сложились историко-культурные зоны, деление на которые, прежде всего, основано на различиях в говорах и элементах народной культуры, а также в особенностях проявления отдельных черт русского  характера.

Рассово-этнический, естественно-географический, социокультурный а так же общественно-политические факторы влиявшие на становление национального характера, вырабатывают определенные типичные черты. «Типично русскому» приписываются следующие качества: открытый, щедрый,  бесшабашный, приятный, прощающий, непрактичный, доверчивый, миролюбивый, смелый, сотрудничающий, бестактный, импульсивный. [7,с.107]

Однако огромный регион место развития русского  народа оказал влияние на определенную трансформацию характера и формирование его особенностей в зависимости от преобладания тех или иных факторов. Эти особенности обусловлены определенной картиной восприятия реальности. Поскольку человек в процессе освоения той или иной территории сталкивается с комплексом взаимосвязанных изменений. Они включают в себя:

а) преобразование природы;

б) формирование условий «выживания», включающих одежду, жилище, пищу;

в) хозяйственную и психологическую адаптацию человека, становление новых традиций или трансформацию старых;

г) формирование нового сознания.

Приспосабливаться к новым условиям пришлым русским, как полагает Мысливцев В. помогало то обстоятельство, что они являлись земледельцами и им не требовалось огромных пространств.[6,с.27]

На новых территориях, наряду с адаптацией, происходил процесс взаимодействия с автохтонами Евразии, который включал взаимовлияние культур и взаимопроникновение в культуры других народов находящихся на данной территории. Такое качество, как толерантность позволяло мирно уживаться русским с другими народами, хотя группа индифферентных существовала почти всегда. Но в целом в процессе взаимодействия вырабатывались комплиментарные отношения.

Причинами миграции до ХХ века, помимо желания освоить Евразийское пространство, были «традиция воли», нужда, избавление подданных от всевозможных тягот государства, крепостничество, малоземелье крестьян, отсюда и сочетание таких качеств у переселенцев, как бунтарский дух, свободолюбие, непритязательность, выносливость. В ХХ веке на первый план выходит экономическая миграция, цель которой — найти более привлекательные условия жизнедеятельности и улучшить свое положение. При этом необходимо отметить, что характер миграций был волнообразным, то есть имел своеобразный перелив населения с одной территории на другую, где оно и задерживалось часто на длительный срок, но это происходило не путем безостановочного движения, вследствие чего создание постоянного этнического потенциала на той или иной территории происходило постепенно. Эта особенность важна для понимания процесса хозяйственной адаптации переселенцев и конструирования модели национального характера, которое затруднено постоянными миграциями.

С другой стороны, в вековом процессе народных миграций наряду с все более расширяющейся практически сплошной историко-этнической территорией русского народа возникали отдельные районы его постоянного заселения. Эти районы могли сливаться с территорией сплошного заселения. «В процессе территориально-демографического  взаимодействия переселенцев с иными этническими общностями часто наблюдалось своеобразное наложение одной этнической «сетки» на другую; так как все народы никогда не находились в сематическом состоянии, то подобное образование этнических территорий было явлением постоянным и исторически обусловленным и на Восточно-европейской равнине, и за Уралом, на сибирских просторах». [1,с.26]

При этом человек как представитель субкультуры выступает носителем социально-психологических качеств и черт, культурных архетипов и стереотипов, этнических стереотипов, присущих национальной культуре. Однако новые условия развития будут требовать рационализировать мир таким образом, чтобы в  нем стала возможна деятельность. Инструментом рационализации и будут выступать этнические константы,  которые образуют систему взаимосвязей, взаимозависимостей, находящихся в динамическом состоянии. Именно внутри нее человек строит свое поведение и ощущает себя ее компонентом. При этом будут выкристаллизовываться те или иные черты национального характера и появятся новые, определяющие своеобразие данного типа.

Южная субкультура располагается от Десны на севере и Среднего Дона на юге (Рязанская, Пензенская, Тульская, Липецкая, Тамбовская, Воронежская, Брянская, Курская, Орловская, Белгородская область). Здесь распространен «акающий» диалект и такие черты в культуре, как многодворные селения, наземные жилища, костюмный комплекс с поневой, полихромный геометрический орнамент. [3,с.108]

Южная субкультура находится на юге Русской равнины, где  леса переходят в лесостепи, преобладают черноземные почвы, благоприятные для земледельческого хозяйства. Именно плодородные почвы издревле манили сюда русских переселенцев. Массовым переселение крестьян становиться в XVII веке. Однако освоение данной территории осложнялось политическим обстоятельством – наличием Крымского ханства и Ногайской орды. Это обстоятельство порождало необходимость вести постоянную тяжелую оборонительную борьбу. Не случайно тема борьбы с татарами является объемной в песенном  искусстве. [10,с.160] В результате такие обстоятельства, как плодородие почвы, удаленность от центра и защита рубежей повлияли на процесс складывания двух основных групп русского населения – крестьянства и служилых людей. Тяжесть хозяйственного положения «приборных людей» заключалась в том, что в любое время, даже в разгар полевых работ, по приказу военной администрации они должны были оторваться от земли и выступить в поход, что порождало чувство  неохоты и нежелания.

Самой многочисленной группой населения на юге становятся однодворцы. Это были потомки военнослужащих людей низшего разряда конца XVI – начала XVII веках (стрельцов, пушкарей, служилых казаков и др.). Они приходили в основном из замосковных уездов северной и среднерусской полосы и несли с собой характерный севернорусский бытовой уклад. Прежде всего, его особенность заключалась в подворно-потомственном землепользовании (распространенного не севере и Сибири), что вызвало негативную оценку крестьян. Это нашло отражение в поговорках: «Сам крестьянин, сам холоп, сам с крестьян оброк берет», «Тащил черт однодворцев в коробе, да рассыпал под гору». [8,с.31] Негативное отношение закрепилось в прозвищах: «галманы» (бранные, бестолковые) однодворцы Воронежской, Тульской, Тамбовской губернии; «понки» — Воронежская губерния, что означало более образованные. Имелись и общие прозвища: «индюки» (гордые), «тамагаи» (бездельники, невежи). [2,с.112] Подобные настроения подпитывали и государство, пресекая попытки крестьян перейти в однодворцы. Постепенно однодворцы занимают промежуточное положение между крестьянами и мелкими помещиками, не сливаясь ни с одной из групп, тем самым, обусловив влияние на культурно-бытовой тип характера южной модели. Однодворцы были «хотя и захудалые, но аристократы». [10,с.38] А обладание частной собственностью порождало желание законсервировать элементы своей культуры.

Земля и труд на  ней приобретают особое значение. В связи с этим ценились деловые качества, умение руководить работой других, любовь к порядку, уважение к мастерству, а порицалась необязательность, некачественность работы. Особая значимость земледельческого хозяйственного уклада и его влияние на народную культуру проявляется в большой сохранности земледельческого календаря.

Свободные и плодородные земли манили сюда также  украинцев, литовцев, белорусов, которые стали участниками формирования историко-культурной зоны. Переселенцам приходилось взаимодействовать с населением издревле населявшим данную территорию: марийцами, чувашами, мордвой  и т. д.

Миграционные процессы приводят к концентрации в регионе населения, обладающего специфическим качествам, которые в процессе экономической, социальной, культурной жизни выкристаллизовывались и приобретали характерные  неповторимые черты, присущие данной культурно-исторической зоне. Так, длительная борьба за плодородные земли, дух вольнолюбия, сопротивления вырабатывали такие качества, как жесткость, рачительность, упорство. [4,с.14-15] Жесткость нередко выливалась в жестокость и разбои. Именно с этим связано распространение понятия «тамбовский волк», хотя происхождение его иное и восходит в допетровскую эпоху. Само же название стало использоваться с криминальным оттенком – характеризуя сущность жителей Тамбовщины, т.е. сильных одиночек, которые, объединяясь в стаи, составляют грозную силу. [9,с.125]

Особое отношение в данной культуре сложилось к собственности. Поскольку севернорусскому типу была свойственна относительная экономическая независимость в ведении хозяйства, это было привнесено на южные рубежи. Например, в XVI– XVII веках очень важным в сознании тамбовцев были товарно-денежные отношения. Это в определенной степени подтверждают пословицы: «Был бы ум, будет и рубль, не будет ума, не будет и рубля», «Без хозяина и земля сирота», «Без хозяина и товар сирота», «Как рубль есть, так и ум есть, как два рубля, так и два ума». [4,с.15-16]

Природно-климатические условия, хозяйственно-бытовой уклад приводят к пониманию того, что без поддержки родных и друзей достигнуть результата сложно, что формирует качество единения. Общение приобретает особое значение, а вместе с ним эмоционально-чувственный компонент характера, формой выражения которого служит песня. Облик ее характеризуется многоголосьем, приподнятой манерой пения, плясовые ритмы, заключая в себе оптимизм создателя[10,с.159-164].

Введение крепостнических отношений меняет и вырабатывает иные нравственные идеалы. Жестокость тамбовских помещиков, пренебрежение законами заставляли крестьян прибегать к стихийным выступлениям, убийствам, поджогам имений. Многочисленные свидетельства можно найти у Дубасова И. [5,с.60-73]

Стихийные выступления крестьян подавлялись военной силой губернскими властями и пресекалась деятельность бандитских формирований. Безнаказанность вырабатывала у людей специфическое отношение к закону. Носителем закона был чиновник, он Бог и Царь. В результате западное понимание свободы как набора политических прав для населения этого региона не имеет особого значения.

Таким образом, социально-психологический тип южной культурной модели включает в себя следующие черты: хозяйственность, наличие деловых качеств, порядок, мастерство, отсутствие необязательности, жесткость, рачительность, упорство, вольнолюбие, экономическую самостоятельность, индивидуализм, корпоративизм, эмоционально-чувственный компонент, взаимопомощь, трудолюбие, противостояние государству, бунтарство, тривиальное отношение к чувству долга.

 

Литература.

1. Александров В. Освоение европейского континента и расширение многонационального Российского государства (середина ХVI –XVIII век)//Русские.- М., 1999.-С.21-36.
2. Власова И. Группы русских южной зоны и центра//Русские.- М., 1999. – С. 111-113.
3. Власова И. Историко-культурные зоны России//Русские.- М., 1999.-С.107-108.
4. Долженкова М. Традиционная тамбовская художественная культура.- Тамбов, 2000.
5. Дубасов И. Очерки из истории Тамбовского края. -Тамбов, 1993.
6. Мысливцев В. Этносоциальные процессы русского народа. — Саратов, 2003.
7. Пибоди Д., Шмелев А., Андреева М., Граменицкий А. Психологический анализ стереотипов русского характера: кросс-культурный аспект// Вопросы психологии.- 1993. -№ 3.-С.101-109.
8. Токарев С. Этнография народов СССР.- М., 1958.
9. Чулков Г. Традиции Тамбовщины//Феномен провинции. Межвузовский сборник научных трудов.- Тамбов, 1996. – С. 123 -126.
10. Щуров В. Южно – русская песенная традиция. — М., 1987.

Автор(ы) статьи: Хабецкий А.Г.
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

пространство, время, взаимодействие пространственно-временные континиумы в культуре, пространственные формы культуры, время и культура

Аннотация:

пространственно-временные аспекты культуры рассматриваются в статье как вершинные проявления культурного творчества, выраженные в успехах развитой науки, новейших технологиях, свершениях искусства, так и ее реликтовые, архаические образования, подобные тем, которые еще имеются у аборигенов Андаманских островов, дебрей Амазонки или внутренних районов Новой Гвинеи.

Текст статьи:

 

Мировая культура во времени и пространстве пестра, неисчерпаема в своих единичных проявлениях, поражающе богата формами, многообразна. В современном ее состоянии она представлена буржуазной и социалистической культурой, многообразными культурами развивающихся стран и т.д. Наряду с этим в современном состоянии мировой культуры существуют как вершинные проявления культурного творчества, выраженные в успехах развитой науки, новейших технологиях, свершениях искусства, так и ее реликтовые, архаические образования, подобные тем, которые еще имеются у аборигенов Андаманских островов, дебрей Амазонки или внутренних районов Новой Гвинеи. Еще более многолики и многокрасочны проявления культуры, взятые в их истекшем историческом бытии. Не говоря уже о первобытных формах человеческой жизни на заре истории, даже начиная с твердо зафиксированных шумерской и древнеегипетской культур, взор исследователя наталкивается на трудноисчислимое множество подчас почти несовместимых фактов культурного бытия, на неповторимое своеобразие граней и оттенков явлений культуры.

Очень экспрессивно высказался об этом американский культуролог Р. Редфилд, описывая впечатления человека, приступившего к исследованию культуры. Он рассказывает, как ему при чтении знаменитого двенадцатитомника «Золотой ветви» Фрэзера пришлось испытать огромный восторг. «Как на параде, — пишет он, — передо мной проходили великолепные и экзотические матери, тела которых отливали бронзой, жрецы в масках, переодетые в одежды другого пола; люди, умащенные благовониями и принесенные в жертву богам; демоны, изгоняемые из дворцов Камбоджи; девушки из индейской деревни, которых при достижении зрелости заставляли сидеть в одиночестве в темноте; короли, умерщвленные как боги, и боги, которые восстают из мертвых, когда их убивают — дикое, невообразимое множество табу, магических ритуалов и обычаев, связанных с женитьбой, урожаем, опасностью и смертью. Эти тома напоминают арабские сказки «Тысячи и одной ночи», «половодье странного и чудесного».

И не с тем ли мы сталкиваемся, когда открываем неувядающую «Первобытную культуру» Э. Тайлора, повествующую не столько о собственно первобытной культуре, сколько о культуре бесписьменных народов прошлого столетия, собранной им по крупицам и поражающей

обилием выразительных фактов. В таких книгах журналистов и ученых о наших современниках, как «Своими глазами» Ю. Овчинникова, «индейцы без томагавков» М. Стингла, «Культура и мир детства» М. Мид и многих им подобных, содержатся свидетельства о том, что и сегодня в разных уголках мира живут и действуют своеобразные, неповторимые, уникальные культуры, подчас настолько не похожие друг на друга, что диву даешься. Во всяком случае, несомненно, что культура от своего возникновения и до наших дней никогда не была трафаретно-однообразной, безлико монотонной, она не похожа на уныло одинаковые, конвейерно-серийные продукты.

Вместе с тем многообразные формы культуры, как бы ни были они разительно не похожи друг на друга, являются порождением одного и того же корня, тождественны в своей сущности как способы единой человеческой деятельности. Это издавна понимали многие проницательные исследователи культуры. Еще Э. Тайлор, подходя к сравнительному изучению отличающихся друг от друга культурных форм, подчеркивал, что «характер и нравы человечества обнаруживают однообразие и постоянство явлений, заставившее итальянцев сказать: «Весь мир есть одна страна». Он справедливо полагал, что любой этнографический музей показывает наглядно черты единства, совпадения в предметах материальной культуры и способах деятельности независимо от хронологической и географической отдаленности. Это и дает возможность, по его мнению, поставить рядом обитателей озерных жилищ древней Швейцарии с ацтеками, североамериканских оджибве с южноафриканскими зулусами, а английского земледельца со среднеафриканским негром. Неделимость мира, единство мировой культуры, общность культурного богатства человечества признавались всеми прогрессивными мыслителями как подлинно гуманистический принцип рассмотрения культуры.

Конкретно-историческое понимание культуры опирается на признание единства и многообразия социокультурного процесса. Здесь не отрицается факт культурной относительности, но отвергается культурный релятивизм, исключающий всякую общность между культурами, утверждающий их принципиальную отгороженность, невходимость друг в друга. Что же делает единым целым мировую культуру? Ведь одна из особенностей мирового социокультурного процесса развития — множественность существующих культур и чрезвычайное разнообразие ценностных шкал. Несмотря на то, что европейцы и китайцы, африканцы и индийцы используют одни и те же машины, несмотря на то, что все они произошли от одних и тех же кроманьонцев и все принадлежат к одному и тому же биологическому виду, у них сложились совершенно разные традиции и разные шкалы ценностей. Образ мышления, стандарты жизни, нормы поведения, характер искусства даже у народов, живущих в одних и тех же географических условиях, никогда не бывают совершенно одинаковыми, классический пример тому — народы Закавказья. Несмотря на однотипность природных условий, в которых живут азербайджанцы, армяне, грузины и другие кавказские народы, несмотря на то, что они живут рядом тысячелетия, культура каждого из них продолжает сохранять свою самобытность. И таких примеров можно привести сколько угодно.

Таким образом, можно констатировать существование большого числа различных форм организации духовной жизни людей даже при относительной близости (а иногда и тождественности) материальных условий их жизни. И, несмотря на то, что возникли разнообразные средства транспорта и связи, несмотря на миграцию мод, которые не могут остановить даже океаны, разделяющие континенты, несмотря на печать, радио, телевидение, это разнообразие и не думает исчезать. В этом и состоит большое благо для человечества.

В самом деле, объем «генетического банка» той или иной популяции, прежде всего генетическое разнообразие ее индивидов, говорит о стабильности популяции, о ее способности противостоять изменению внешних условий. И в человеческом обществе имеет место нечто подобное. Но к действию генетических факторов добавляются еще и общественные факторы. Появляется социально-культурное многообразие, множественность цивилизаций. Все это дает обществу определенные гарантии того, что в кризисных ситуациях оно окажется способным найти необходимые решения, ибо культура, в конечном счете, содержит в себе спрессованный человеческий опыт. Конечно, в современных условиях происходит определенная унификация не столько культур, сколько поведения. Развитие техники показывает определенный стандарт общения, но японец остается японцем, узбек — узбеком, а итальянец — итальянцем. Особенности их культур приводят к очень существенным различиям в восприятии окружающего мира — одни и те же выражения скрывают совсем разный смысл. Вполне возможно, что особенности этнических культур даже имеют тенденцию усиливаться, не случайно сейчас говорят о своеобразном ренессансе этих культур.

Однако следует учитывать и другую особенность мирового социокультурного процесса — его целостное единство. Оказывается, существуют подлинно всеобщие основания того целого, которое называется мировой культурой. Фундаментально общим, связывающим всю человеческую историю, делающим мировую культуру истинно целым генетически, исторически и системно-структурным является цивилизационная деятельность людей, которую можно назвать «материнским лоном истории». Именно субстанция труда и общение является тем, что выступает как главная связь, основной критерий единения в тотальность. В общем, человеческая деятельность определяет общность генезиса, функционирования и закономерного развития всей мировой культуры. Эти положения относятся к основополагающим тезисам отечественной философии, обоснованным теоретически и фактически.

Единство и взаимопроникновение, общение и обособление, взаимодействие и отталкивание, связи и противопоставления — все это характеризует противоречивое единство указанных особенностей мирового социокультурного процесса, противоречивое единство разных форм культурного бытия, присущих человечеству уже с первых шагов его развития. Вся последующая история обнаруживала упрочение мировой общности культуры. По мере роста и развития материального производства, с переходом к классово дифференцированному обществу, умножались и расширялись контакты между группами людей. Единство, заданное однородностью жизнедеятельности, материальным характером отношения к природе, дополнялось и обогащалось непосредственным общением. Английский археолог Г. Чайлд в книге «Прогресс и археология» привел ряд данных о прогрессирующем нарастании экономического и культурного обмена между народами. Так, в верхнем палеолите он осуществлялся в радиусе до 800 км, где-то за 2 тыс. лет до н.э. — уже в радиусе до 8 тыс. км, а к VIII в. н.э. охватил всю Азию, Африку и Европу. От поколения к поколению нарастала целостность мировой культуры, утверждалась гомогенность всеобщей истории, выявившаяся на поверхности и ставшая зримой с победой Капиталистических отношений.

Всемирность социокультурного процесса во всей полноте этого понятия достигается лишь в эпоху капитализма. Целостность здесь берет верх над дискретностью, временное единство культуры (диахроническое) во всем объеме дополняется пространственным (синхроническим) единением человеческой культуры в то целое, где уже системно обнаруживается взаимодействие его составляющих. И если на первоначальном этапе развития человечества всемирный характер истории и культуры никем не мог быть наблюдаем и осознан, хотя и существовал объективно, то теперь мы уже наблюдаем на более высоком уровне

Квантовая механика категорически утверждает, что о ненаблюдаемом объекте, об объекте вне взаимодействия мы не можем сказать ровным счетом ничего. Чем далее идут исследования, тем яснее становится, что законы квантовой механики сданным образом относятся не только к элементарным частицам в атоме, Но и к людям в обществе. «В последнее десятилетие антропологи стали понимать, что подобные явления обусловлены фактором, который можно было бы назвать «культурным эффектом Гейзенберга». Если представители западной цивилизации, будь то антропологи или конкистадоры, наблюдают за ходом событий в каком-то регионе, само их присутствие способно повлиять на поведение местных жителей».[1]

Функционирующую формирующуюся мировую культуру, она представляет собой сложное многообразное единство, симфоническую целостность разнообразных самобытных культур, где основную роль играет принцип ценности творческой личности.

И, наконец, кратко обрисуем ступени эволюции мировой культуры — ступени восходящей эволюции. Первой ступенью (или эпохой) здесь является культура собирательства и охоты (первобытная культура) — чрезвычайно продолжительный этап в развитии человечества. Если мы выделились из животного царства около миллиона лет назад (эти границы могут быть раздвинуты в дальнейшем), то почти 99% прошедшего с тех пор времени относится к периоду собирательства и охоты. Биологическое и культурное наследие человечества во многом определяется его опытом собирателя, рыболова, охотника. Ведущими факторами первобытной культуры были пропитание, половая жизнь и самозащита. Именно эти три основные переменные эволюционной истории определяли структуру человеческого общества вплоть до зарождения сельского хозяйства.

Следующая ступень в развитии мировой культуры — аграрная культура, время существования которой охватывает пещерного человека и Гёте, собирание семян дикой пшеницы и изобретение парового двигателя. Аграрная культура составляет эпоху продолжительностью 10 тыс. лет, характеризуется низкими темпами развития, ее основой было земледелие и скотоводство. Сельское хозяйство зародилось примерно за 8 тыс. лет до нашей эры, а настоящее промышленное производство началось где-то около 1750 г. нашей эры. Таким образом, золотой век европейского абсолютизма, одним из символов которого является знаменитый Версальский двор, является частью аграрной культуры. Для большей ясности эту эпоху можно разделить на четыре этапа: Период небольших государств (8000 — 3500 гг. до н.э.). Период древних империй (3500 — 600 гг. до н.э.). Период античных государств (600 г. до н.э. — 500 г. н.э.) Период европейской гегемонии (500 — 1750 гг. н.э.). Формирование государств — одна из наиболее наглядных и устойчивых особенностей истории поведения человека, и наряду с появлением письменности ее часто называют начальной вехой становления цивилизации.

На протяжении эпохи аграрной культуры характер государственного устройства менялся в зависимости от условий, которые складывались в рамках указанных выше этапов. Ведь государство — это, с одной стороны, проявление и результат социального поведения человека в условиях аграрной культуры, а с другой — следствие борьбы за право распоряжаться излишками. В целом же освоение нового образа жизни, предполагавшего наличие государства, могущественных владык, храмов, плуга, колеса, металлов, денег и письменности, сопровождалось изменением в поведении человека и нарастанием темпов культурной эволюции.

В конечном счете, ускорение эволюции культуры привело к появлению научно-технической культуры, которая зародилась в индустриальную эпоху, (начало датируется 1750 г.) и начала свое победное шествие в мире, начиная с конца XIX в. и по сей день. Здесь следует подчеркнуть важность рассмотрения человеческого поведения в его целостности. Научно-техническое развитие в рамках культурной эволюции нельзя понять, изучая лишь достижения науки и техники, культурная эволюция есть всегда вопрос изменения поведения человека. Поэтому подлинная эволюционная значимость даже самой теоретической науки и самой совершенной техники может быть доказана их влиянием на изменения в человеческом поведении и может быть понята, только отправляясь от поведения, связанного с обеспечением пищей, размножением, безопасностью и информацией. Вполне вероятно, что в итоге предстоящих тысячелетий ускоряющейся культурной эволюции человек сможет стать покорителем космического пространства, создателем полностью автоматизированного производства и т.д.

Теперь рассмотрим основные концепции культуры, пользующиеся Значительной известностью. Прежде всего обратим внимание на книгу Н.Я. Данилевского (1822—1885) «Россия и Европа», в которой обосновывается концепция многолинеиного и замкнутого развития культур. Им на богатом эмпирическом материале выдвинута теория культурно-исторических типов, оказавшей большое влияние на современную западную философию культуры. Эта теория представляет собою теорию множественности и разнокачественности человеческих культур (или цивилизаций), что противоречит европоцентристской и линейной концепции мировой культуры. Наш ученый характеризуется на Западе как основатель популярного ныне там подхода пространственно-временной локализации явлений культуры. Н.Я. Данилевский разделил все самобытные цивилизации на три класса: положительные, отрицательные деятели и служащие чужим целям цивилизации. К первому относятся: египетская, китайская, ассирийская, индийская, иранская, еврейская, греческая, римская, аравийская, германо-романская (европейская) и бурятская. К ним еще следует добавить не успевшие завершить своего развития мексиканскую и перуанскую цивилизации. Эти культурно-исторические типы представляют собой положительных деятелей в истории человечества, они содействовали прогрессу человеческого духа. Второй класс образуют отрицательные культурно-исторические типы (гунны, монголы, турки) которые помогают «испустить дух борющимся со смертью цивилизациям». К третьему классу относятся те начинающие развиваться цивилизации (финны и др.), коим не суждено сыграть ни созидательной, ни разрушительной роли в истории человечества, ибо они вошли в состав других цивилизаций «в качестве этнографического материала».

Согласно теории Н.Я. Данилевского, человечество отнюдь не является чем-то единым, «живым целым», оно скорее представляет собою живую стихию, отлитую в формы, аналогичные организмам. Самые крупные из этих форм и есть «культурно-исторические типы», имеющие свои линии развития. Между ними имеются общие черты и связи, выражающие общечеловеческое, которое существует только в народности. Оригинальность основной идеи Н.Я. Данилевского состоит в том, что отвергается единая нить в развитии человечества, отвергается мысль об истории как прогрессе некоего общего, или «мирового», разума, некоей общей цивилизации, которую отождествляют с европейской. Такой цивилизации просто-напросто нет, существует множество развивающихся отдельных цивилизаций, каждая из которых вносит свой вклад в общую сокровищницу человечества. И хотя эти цивилизации сменяются и исчезают, человечество живет, постоянно пользуясь этим общим сокровищем и становясь все более богатым.

Но почему же происходит изменение культур (или цивилизаций)?

Согласно П. Сорокину, движение культур имманентно, оно не зависит от действия посторонних факторов, как это предполагали эволюционисты. Культуры изменяются в силу их природы — носители культуры стремятся исчерпать заложенные в ней силы и довести их до предела; тогда приходится обращаться к иным принципам и двигаться к иному типу культуры (в дальнейшем будет показано влияние космоса).

В общем оказывается, что в теории суперсистем П. Сорокина существует только два морфологических начала — идеальное и чувственное (материальное), — определяющих тип культуры и соответствующий ему тип мировоззрения. Каждая конкретная форма культурной суперсистемы (язык, мораль, искусство, философия, религия) детерминируется морфологическим началом и является замкнутой в себе. Однако П. Сорокин не только не принимает концепцию локальных культур, но и отбрасывает ее как «ненаучную». В этом коренное отличие теории суперсистем П. Сорокина от «морфологии культур» О. Шпенглера. Сорокинская суперсистема не имеет ограничений в пространстве и времени. Культура одного народа не может быть изолированной от культуры другого народа или цивилизации. Контакты между культурами всегда были и далее становятся все более интенсивными; развитие науки, искусства, морали также всегда связано со временем, т.е. с достижениями культуры в прошлом.

К примеру, немаловажное место в культуре ацтеков принадлежало календарю, выражающему ацтекское видение космоса. С ним были связаны понятия времени и пространства, присущие тогдашней эпохе, в нем нашли отражение представления о богах и сферах их деятельности, а также обязательные ритуалы. Согласно этому календарю (существовал и другой, солнечный, календарь, состоящий из 18 двадцатидневных месяцев и 5 дополнительных дней), год был равен 260 дням, он делился на 20 периодов по 13 дней каждый, обозначенных определенными знаками и числами. Правили ими те или иные боги либо богини. Число дней в ГОДУ делили также на 4 больших ансамбля, каждый из которых насчитывал 65 дней и был связан с одной из сторон света. Подобным образом были связаны со сторонами света боги и люди.

Эта концепция деления времени и пространства — чрезвычайно важный компонент культурного мировоззрения ацтеков, воздействующий как на жизнь отдельного человека, так и на судьбы всего сообщества. Новорожденному давали имя дня, когда он появился на свет, а этот день подчинялся определенному божеству, ибо входил в один из четырех 65-дневных ансамблей, который в свою очередь, был связан с определенной стороной света и правящим им божеством. Все эти обстоятельства определяли будущее нового человека, «программируя» именно такой, а не иной ход жизни.

Подход к взаимодействию пространсва-времени и культуры в евразийских сообществах иной, нежели рассмотренный выше.

Несколько иной подход к соотношению пространсва-времени и культуры мы видим в евразийских культурах. В последнее время «ожили» культурно-исторические концепции евразийства, самобытного течения русской мысли, чей расцвет приходится на первую треть XX в. После 1917 г. группа русских интеллектуалов-эмигрантов (Н.С. Трубецкой, П.Н. Сабицкий, В.Н. Ильин, М.М. Шахматов, Г.В. Вернадский, Л.П. Карсавин и др.) стала называть себя «евразийцами» и заявила о себе программным сборником «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждения евразийцев». Сформулированная ими новая идеология особо подходила к проблемам культуры, истории и этнологии.

Евразийцы отчеканили геополитическую доктрину, претендующую на единственно верное истолкование этнической традиции. Основной тезис евразийства звучит следующим образом: «евразийство — это специфическая форма, тип культуры, мышления и государственной политики, издревле укоренившихся именно на пространстве огромного евроазиатского государства — России». Данный тезис получил обоснование при помощи множества нетрадиционных аргументов, взятых из истории Евразии.

Все рассуждения евразийцев исходят из идеи, что Россия-Евразия представляет собою уникальный географический и культурный мир. «Весь смысл и пафос наших утверждений, — писали Н. Алексеев и П. Савицкий, — сводятся к тому, что мы осознаем и провозглашаем существование особой евразийско-русской культуры и особого ее субъекта, как симфонической личности. Нам уже недостаточно того смутного культурного самосознания, которое было у славянофилов, хотя мы и чтим их, как наиболее нам по духу близких. Но мы решительно отвергаем существо западничества, т.е. отрицание самобытности и… самого существования нашей культуры».

Стержнем культурно-исторических концепций евразийцев выступает идея Евразии, очерчивающая границы мышления в его социальном, экономическом и политическом аспектах и акцентирующая внимание на самобытности и самодостаточности отечественной культуры. Согласно евразийскому мышлению, культура есть органическое целое, которое имеет все черты мифологемы. Это значит, что культура весьма необычна — ее географический характер определяет: во-первых, тонкое осознание органической связи общественной жизни с природой; во-вторых, материковый размах («русская широта») в отношениях с миром; в-третьих, любые исторически установившиеся формы политической жизни рассматриваются как нечто относительное. Евразиец уценит традицию, однако чувствует ее относительный характер и не мирится с ее жесткими пределами. Евразийский тип мышления не привязан (подобно западному) к каким-либо государственным и политическим рамкам, он допускает непредсказуемые социальные эксперименты и взрывы народной стихии. Евразийское культурное сознание не восприняло такие характеристики западной цивилизации, как «германский педантизм», «польский гонор», рационализм, скученность городов и экологические издержки.

Евразийский образ мышления и действия основывается не на рационализации опыта, а на вере в Абсолют, предание, вождя и т.д.; в их основе всегда лежит некая объединяющая идея. Русская культура впитала в себя православную веру из Византии (она представляет собой специфический синтез религиозных догм и обрядов с православной культурой) и туранскую (или тюркскую) этику, восприятие государственности и прав человека) основанных на беспрекословном повиновении. Именно этот сплав придал социальному целому форму соборности, духовного единства, а не механической тотальности. Именно этот синтез лежит в основе культурно-исторической преемственности и позволяет сберечь национальный потенциал, который необходим для функционирования нашего общества.

Центральным пунктом евразийских культурно-исторических концепций является идея «месторазвития», согласно которой социально-историческая среда и географическое окружение сливаются воедино. С этой точки зрения всемирная история предстает как система мест развития; причем отдельным «местам развития» присущи свои определенные формы культуры независимо от национального состава и расового происхождения народов, проживавших там. Иными словами, отдельные «места развития» становятся «культурно-постоянными», становятся носителями особенного, только им присущего типа культуры. По мнению евразийцев, всем великим державам, которые существовали на евразийских равнинах, характерен один и тот же тип военной империи. Такими были государства скифов, гуннов, монголов, татар, Московское царство и Российская Империя. Истоками русской государственности и культуры они считали Золотую Орду и Византию.

А вот пример созерцательного (не привязанного к географическому положению) взаимодействия пространства-времени и культуры. Античная культура Эллады пронизана искусством, на что указывал еще Винкельман. Греческая философия весьма тесно связана с эстетикой, и без нее, как убедительно показал крупный советский ученый А.Ф. Лосев, не может быть понята. Греческая математика, философия, физика, астрономия, религия — «скульптурны и осязаемы», греческая поэзия — «пластична». Пластичность, созерцаемость — основа греческого мироощущения. Ведь пластика создана для созерцания, а оно прежде всею телесно. Зрение — основа древнегреческого познания. Поэтому зрение играет важную роль в древнегреческой гносеологии: «идея» и «эйдос» (картина) происходят в греческом языке от глагола «видеть». Отсюда любовь эллинов прежде всего к пластичным, статичным видам искусства — архитектуре и скульптуре. Их произведения можно спокойно рассматривать. Они неизменны, пространственны и не зависят, во всяком случае на протяжении человеческой жизни, от течения времени. Это равноправные члены космоса, хотя и не равноценные природе. Отсюда и онтологичность основных категорий греческой эстетики: хорошая пластика прекрасна. Красота связана с неподвижным, неизменным. Структурными принципами красоты являются гармония, мера, соразмерность. Наиболее полно эти принципы воплощены в ансамбле Афинского Акрополя с его знаменитыми храмами Парфенон, Эрехтейон, Пропилеи, этом кристалле греческого классического искусства. Акрополь был также населен множеством скульптур (чудесная скульптурная группа, изображающая рождение Афины из головы Зевса, прекрасная группа Мойр и др.), уподобляясь мраморному Олимпу.

В заключение хотелось бы сказать о взаимосвязи пространство-временных и культурных процессов в России в XIX —  XX в. Они имеют свои особенности. Заметно ускорение его темпов развития культуры, обусловленное дифференциацией (или специализацией) различных сфер культурной деятельности (особенно в науке), а с другой — усложнение самого культурного процесса, т.е. большее «соприкосновение» и взаимовлияние различных областей культуры: философии и литературы, литературы, живописи и музыки и т.д. Необходимо отметить также усиление процессов диффузного взаимодействия между составляющими русской национальной культуры — официальной («высокой», профессиональной) культурой, опекаемой государством (церковь утрачивает духовную власть), и культурой народных масс («фольклорным» пластом), которая берет начало в недрах восточнославянских родоплеменных союзов, формируется в Древней Руси и продолжает свое полнокровное существование на протяжении всей отечественной истории. В недрах официально-государственной культуры заметна прослойка «элитарной» культуры, обслуживающей господствующий класс (аристократию и царский двор) и обладающей особой восприимчивостью к иноземным новшествам.

Родившись в результате сшибки традиционной культуры с западным миром, когда, по известной формуле А. Герцена, «на призыв Петра цивилизоваться Россия ответила явлением Пушкина», — русская культура, вобравшая в себя и по-своему переплавившая плоды обмирщенной европейской цивилизации, вступила в свой классический «золотой век». Затем, в ответ на новое, нигилистическое веяние времени, опираясь на духовную крепость «святой русской литературы» (Т. Манн), восходит в конце века философия, которая подводит итоги развития духа «золотого века» классики.

 

 

 

ЛИТЕРАТУРА

1. Гердер И.Г. «Идеи к философии истории человечества.» М„ 1977.
2. Давидович В.Е., Жданов 0.А. «Сущность культуры.» Ростов н/Д„ 1979. Кууси П. «Этот человеческий мир. М„ 1988.
3. Мид М. «Культура и мир детства.» М., 1988.
4. «Структура культуры и человек в современном обществе» Э.А. Орлова, А.И. Арнольдов. М., 1998.

 

 

Автор(ы) статьи: Гофман Михаэль
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

минимальный человек, адекватность временной группе, индивидуализм

Аннотация:

Минимальный человек вырастал из самой почвы экономической демократии, из идеи личного интереса, суженного до экономических целей. Экономика требовала упрощения сложного, запутанного и противоречивого внутреннего мира человека до необходимого системе стандарта, в котором работает вся экономика, требовала отказа индивида от своей уникальности, индивидуальности.

Текст статьи:

«Не­за­уряд­ный в сво­их та­лан­тах че­ло­век пред­став­ля­ет опас­ность для де­мо­кра­ти­че­ско­го об­ще­ст­ва и дол­жен быть вы­бро­шен за борт. В об­ще­ст­ве рав­ных лю­ди долж­ны пе­ре­стать быть лич­но­стя­ми».

Про­све­ти­тель Жан-Жак Рус­со в «Об­ще­ст­вен­ном До­го­во­ре».

 

Аме­ри­ка, рань­ше, чем дру­гие стра­ны ми­ра, ста­ла оп­­­­­­­р­­е­­де­лять­ че­ло­ве­ка не тем, кто он как лич­ность, а тем, кто он как ра­бот­ник, так как вся жизнь стра­ны из­на­чаль­но строи­лась во­круг эко­но­ми­ки и для эко­но­ми­ки.

Еще в 1951 го­ду, пре­зи­дент Чи­каг­ско­го уни­вер­си­те­та, Эр­нест Кол­велл, вы­сту­пая пе­ред вы­пу­ск­ни­ка­ми, го­во­рил о по­след­ст­ви­ях для об­ще­ст­ва, к ко­то­рым мо­жет при­вес­ти эко­но­ми­ка, ес­ли она ста­нет глав­ной и един­ст­вен­ной це­лью че­ло­ве­че­ской жиз­ни, — «Эко­но­ми­че­ское об­ще­ст­во, ко­то­рое мы стро­им, при­не­сет мно­гие бла­га, и в то же вре­мя унич­то­жит объ­ем жиз­ни, ее не­по­сред­ст­вен­ность и ее мно­го­об­ра­зие, и в но­вой ат­мо­сфе­ре поя­вит­ся пло­ская, од­но­мер­ная че­ло­ве­че­ская по­ро­да».

Че­рез 10 лет эта че­ло­ве­че­ская по­ро­да поя­ви­лась как рас­про­стра­нен­ный со­ци­аль­ный тип, и со­цио­лог Гер­берт Мар­ку­зе, ис­поль­зо­вав оп­ре­де­ле­ние Эрн­ста Кол­вел­ла, на­звал свою кни­гу о ка­че­ст­вах Но­во­го Че­ло­ве­ка - «One-dimensional man», че­ло­век од­но­го из­ме­ре­ния. На­ко­нец, в 1975 го­ду поя­вил­ся еще один тер­мин, ми­ни­маль­ная лич­ность, «Мinimal-self», названиe кни­ги со­цио­ло­га Кри­сто­фе­ра Лаш.

Од­но­мер­ный че­ло­век не воз­ник слу­чай­но, в од­но­ча­сье, у не­го бы­ли пред­ше­ст­вен­ни­ки. В 18-19 ве­ках чле­ны про­тес­тант­ских сект ква­ке­ров, эми­шей и ме­но­­ни­тов на­зы­ва­ли се­бя “plain people”, про­стые, чис­тые лю­ди. Это оз­на­ча­ло, что че­ло­век чист пе­ред бо­гом в сво­их про­стых же­ла­ни­ях и це­лях, что он прост как  Пер­во­здан­ный Адам.

В 20-ые го­ды два­дца­то­го ве­ка ис­поль­зо­вал­ся тер­мин “basic personality”, он поя­вил­ся ко­гда ав­то­ма­ши­ны пре­вра­ти­лись в ат­ри­бут по­все­днев­ной жиз­ни. Это бы­ла ас­со­циа­ция с ба­зо­вой ча­стью ав­то­мо­би­ля, обо­зна­чая ин­ди­ви­ду­аль­ность све­ден­ную до ба­зо­вой функ­ции, ра­бо­чей.

Ми­ни­маль­ный че­ло­век вы­рас­тал из са­мой поч­вы эко­но­ми­че­ской де­мо­кра­тии, из идеи лич­­­­­­­­н­ого ин­­­­­­­­­­т­­е­­реса, су­­­­­­­­ж­­е­­нн­ого до эко­но­ми­че­ских це­лей. Эко­но­ми­ка тре­бо­ва­ла уп­ро­ще­ния слож­но­го, за­пу­тан­но­го и про­ти­во­ре­чи­во­го внут­рен­не­го ми­ра че­ло­ве­ка до не­об­хо­ди­мо­го сис­те­ме стан­­да­рта, в ко­то­ром ра­бо­та­ет вся эко­но­ми­ка, тре­бо­ва­ла от­ка­за ин­ди­ви­да от сво­ей уни­­­ка­л­­ь­­ности, ин­ди­ви­ду­аль­но­сти.

Ин­ди­ви­ду­аль­ность фун­да­мен­таль­ное свой­ст­во при­ро­ды, все­го жи­во­го ми­ра. Математик Лейб­ниц од­на­ж­ды пред­ло­жил сво­им уче­ни­кам най­ти иден­тич­ные ли­стья у рас­те­ний од­ной и той же по­ро­ды. Ни­кто не смог это­го сде­лать, ка­ж­дый лист чем-то от­ли­чал­ся от дру­го­го, ка­ж­дый лист был уни­ка­лен.

Но об­ще­ст­во про­ти­во­пос­тав­ля­ет се­бя при­ро­де, ци­ви­ли­за­ция яв­ле­ние ис­кус­ст­вен­ное, она ста­вит сво­ей за­да­чей “ук­ро­ще­ние  при­ро­ды и че­ло­ве­ка”, ук­ро­ща­ет те ка­че­ст­ва че­ло­ве­ка, ко­то­рые ме­ша­ют ра­цио­наль­но­му уст­рой­ст­ву жиз­ни.

Вро­ж­ден­ные, ес­те­ст­вен­ные ка­че­ст­ва че­ло­ве­ка вхо­­д­или в про­ти­во­ре­чие с ло­ги­кой и ра­цио­на­лиз­мом Но­во­го Вре­ме­ни, ве­ка Ра­зу­ма, ве­ка Про­грес­са и, Ев­ро­па, с ее мно­го­ве­ко­вым про­шлым, вхо­ди­ла в этот но­вый ра­цио­наль­ный мир по­сте­пен­но, пре­одо­ле­вая ста­рые тра­ди­ции гу­ма­ни­сти­че­ской куль­ту­ры. На но­вом кон­ти­нен­те идеи Про­грес­са во­пло­ща­лись бы­ст­рее, Аме­ри­ка не име­ла бал­ла­ста ис­то­рии, тра­ди­ции в ней соз­да­ва­лись заново.

В то вре­мя как ста­рый кон­ти­нент еще жил идея­ми иду­щи­ми от эпо­хи Воз­ро­ж­де­ния, про­воз­гла­сив­шей лич­ность, уни­каль­ность че­ло­ве­ка глав­ным об­ще­ст­вен­ным дос­тоя­ни­ем, его выс­шей цен­но­стью, Аме­ри­ка, не имев­шая ев­ро­пей­ской ис­то­рии, ее кор­не­вой культурной сис­те­мы, во­пло­ща­ла идеи Но­во­го Вре­ме­ни, идеи Про­све­ще­ния, от­ри­цаю­щей лю­бое не­ра­вен­ст­во и, со­от­вет­ст­вен­но, цен­ность лич­но­сти, в их наи­бо­лее чис­том ви­де.

Фран­цуз­ская ре­во­лю­ция 1789 го­да зая­ви­ла о ра­вен­ст­ве как глав­ной цен­но­сти Пер­вой Рес­пуб­ли­ки, но стра­на про­дол­жа­ла су­ще­ст­во­вать в сис­те­ме со­ци­аль­но­го и эко­но­ми­че­ско­го не­ра­вен­ст­ва еще бо­лее ста лет. Со­еди­нен­ные Шта­ты же ста­ли пер­вой стра­ной, в ко­то­рой де­мо­кра­ти­че­ские прин­ци­пы бы­ли не толь­ко за­кре­п­ле­ны за­ко­но­да­тель­ст­вом еще до Французской революции, в 1785 го­ду, они бы­ли реа­ли­зо­ва­ны в про­цес­се эко­но­ми­че­ской прак­ти­ки сво­бод­но­го ин­ди­ви­ду­аль­но­го пред­при­ни­ма­тель­ст­ва.

Аме­ри­ка стра­на про­стых лю­дей, она соз­да­ва­лась, как го­во­рил Ав­ра­ам Лин­кольн в сво­ей Гет­тис­бург­ской ре­чи, про­сты­ми людь­ми для про­стых лю­дей.

«Ри­то­ри­ка Лин­коль­на от­ра­жа­ла на­цио­наль­ную мен­таль­ность, ко­то­рая пред­по­чи­та­ет про­стое слож­но­му, что не­из­беж­но при­вело к тор­же­ст­ву ба­наль­но­сти, человек определяется ба­зо­выми, эле­мен­тар­ными по­ня­ти­ями, в ко­то­рых ис­че­за­ет ду­хов­ное на­ча­ло, что и де­ла­ет нашу жизнь такой мо­но­тон­ной и ме­ха­ни­стич­ной.» Обозреватель га­зе­ты Нью-Йорк Таймс, Джей­ко­би Сью­зен 2007 году.

Возможность утраты интереса к человеческой личности в процессе развития материалистической цивилизации предвидел еще в 18-ом ве­ке про­све­ти­тель Фу­ко,- «Мо­гу по­ру­чить­ся, что лич­ность ис­чез­нет, так­же, как ис­че­за­ет ли­цо, на­чер­тан­ное на мок­ром при­бреж­ном пес­ке.»,

В 19-ом веке, в Америке, это предвидение превратилось в реальность, -  «Уни­каль­ность и ори­ги­наль­ность аб­со­лют­но чу­ж­ды аме­ри­кан­цу. Он це­нит в че­ло­ве­ке по­хо­жесть, ти­пич­ность».  Аме­ри­кан­ский фи­ло­соф Эмер­сон.

Фи­ло­соф и по­эт Уолт Уит­мен, также как и Эмерсон, , ви­дел в этом по­ло­жи­тель­ное ка­че­ст­во аме­ри­кан­ской жиз­ни и, в по­эме «Ли­стья Тра­вы», писал, что в демократическом об­ще­ст­ве, в от­ли­чии от при­ро­ды, ка­ж­дый че­ло­век важ­ен са­м по се­бе, но ему вовсе не обязательно иметь свое ли­цо.

США стра­на ин­ди­ви­дуа­лиз­ма, ин­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­д­­­­и­­­­ви­­дуа­льной сво­бо­ды, но ин­ди­вид и лич­ность не од­но и то­же. Лич­ность про­ти­во­сто­ит мас­се и оп­­р­е­­де­­л­яет­ся ка­че­ст­вом. Ин­ди­вид — часть мас­сы, ко­то­рая оп­ре­де­ля­ет­ся ко­ли­че­ст­вом. Ин­ди­вид ду­ма­ет толь­ко о се­бе, лич­ность ощу­ща­ет се­бя ча­стью ог­ром­но­го ми­ра. Цель лич­но­сти улуч­ше­ние се­бя и ми­ра. Цель ин­ди­ви­да, в ус­ло­ви­ях эко­но­ми­че­ской де­мо­кра­тии, при­спо­соб­ле­ние к об­стоя­тель­ст­вам, ве­ду­щее к лич­­н­ому ус­­п­еху, и он го­тов при­нять все ус­ло­вия, ко­то­рые ве­дут к этой це­ли.

США стра­на им­ми­гран­тов, ко­то­рые от­прав­ля­лись в Но­вый Свет что­бы по­лу­чить то, че­го они бы­ли ли­ше­ны в сво­ей стра­не, эко­но­ми­че­скую сво­бо­ду, ком­фор­та­бель­ную жизнь, и они бы­ли го­то­вы от­ка­зать­ся от сво­его про­шло­го и от са­мих се­бя, бы­ли готовы упростить, су­зить се­бя до той фор­мы, ко­то­рая тре­бо­ва­лась для по­лу­че­ния благ, ко­то­рые но­вая стра­на пре­дос­тав­ля­ла.

Всту­пив на аме­ри­кан­скую зем­лю, им­ми­грант те­ря­ет не толь­ко со­ци­аль­ный ста­тус, но и са­му лич­ность, сфор­ми­ро­ван­ную куль­ту­рой его род­ной стра­ны. Здесь его уни­каль­ные ка­че­ст­ва, его лич­ность ут­ра­чи­ва­ют ка­кую-ли­бо цен­ность не толь­ко в гла­зах дру­гих, но и в его соб­ст­вен­ных гла­зах, так как он стре­мит­ся стать та­ким, как все, т.е. стать аме­ри­кан­цем.

Как пи­сал клас­сик аме­ри­кан­ской со­цио­ло­гии Да­ни­ел Бур­стин, — «…(в Аме­ри­ке) ка­ж­дый дол­жен быть го­тов стать кем-то дру­гим. Быть го­то­вым к лю­бой транс­фор­ма­ции сво­ей лич­но­сти зна­чит стать аме­ри­кан­цем».

У Аме­ри­ки, стра­ны, соз­дан­ной им­ми­гран­та­ми, есть своя ис­то­рия, и, в то же вре­мя, у аме­ри­кан­цев-им­ми­гран­тов нет ни­ка­кой ис­то­рии. Они обор­ва­ли кор­ни, свя­зы­ваю­щие их со стра­ной из ко­то­рой они при­бы­ли, у них нет и свя­зи с ис­то­ри­ей стра­ны, в ко­то­рую они при­бы­ли. У них нет кор­ней, без кор­ней они чув­ст­ву­ют се­бя сво­бод­ны­ми от обя­за­тельств пе­ред дру­ги­ми, от обя­за­тельств пе­ред об­ще­ст­вом, ко­то­рое их при­ня­ло. Да и са­мо об­ще­ст­во тре­бу­ет от них толь­ко то­го, что сов­па­да­ет с их лич­ны­ми ин­те­ре­са­ми, стать бо­га­че.

«В про­цес­се ес­те­ст­вен­но­го от­бо­ра, им­ми­гран­ты из раз­ных стран Ев­ро­пы, лю­ди раз­ных куль­тур, раз­ных язы­ков и тра­ди­ций, прой­дя че­рез ги­гант­скую мель­ни­цу, пре­вра­ти­лись в од­ну му­ку. …Им­ми­гран­ты ста­но­вят­ся аме­ри­кан­ски­ми биз­нес­ме­на­ми, а во вто­ром по­ко­ле­нии они по­хо­жи друг на дру­га не толь­ко в сво­их жиз­нен­ных идеа­лах, они мыс­лят, го­во­рят и ве­дут се­бя как близ­не­цы. Аме­ри­ка соз­да­ет толь­ко один тип че­ло­ве­ка.» Пуб­ли­цист Джон Джэй Чап­ман.

Гри­го­рий Рыс­кин, им­ми­грант из Советского Союза , — «Лю­ди здесь ка­кие-то пло­ские. Пло­ские, как спу­щен­ные ко­ле­са. Ба­наль­ные.»

Внеш­не аме­ри­кан­ское об­ще­ст­во чрез­вы­чай­но раз­но­род­но, оно сло­жи­лось в ре­зуль­та­те мно­го­ве­ко­вой им­ми­гра­ции, но мно­же­ст­во куль­тур, раз­но­об­ра­зие ре­ли­ги­оз­ных и на­род­ных тра­ди­ций про­шли пе­ре­плав­ку в кот­ле эко­но­ми­ки, соз­дав­шей уни­фи­ци­ро­ван­ные нор­мы мыш­ле­ния и по­ве­де­ния. Аме­ри­кан­ский “пла­виль­ный ко­тел” лег­ко транс­фор­ми­ро­вал сы­рой им­ми­грант­ский, че­ло­ве­че­ский ма­те­ри­ал в про­дукт нуж­ный ин­ду­ст­рии, при­спо­соб­ле­ние при­но­си­ло ощу­ти­мые ма­те­ри­аль­ные бла­га и жиз­нен­ный ком­форт.

Лю­бой уро­вень адап­та­ции в ев­ро­пей­ской стра­не не сде­ла­ет им­ми­гран­та нем­цем, фран­цу­зом или рус­ским. Что­бы на­зы­вать се­бя нем­цем, фран­цу­зом или рус­ским нуж­но впи­тать в се­бя  мно­го­ве­ко­вую куль­ту­ру на­ро­да, а для это­го не­об­хо­дим мно­го­слой­ный жиз­нен­ный опыт, на­чи­ная с мо­мен­та ро­ж­де­ния. В Аме­ри­ке, им­ми­грант, ос­во­ив­ший ос­нов­ные прин­ци­пы де­ло­вой жиз­ни и пра­ви­ла по­все­днев­но­го по­ве­де­ния, ста­но­вит­ся аме­ри­кан­цем.

Ев­ро­пей­ская фи­ло­со­фия и ли­те­ра­ту­ра ут­вер­жда­ли, что че­ло­век осоз­на­ет се­бя че­рез по­иск ин­ди­ви­ду­аль­но­го пу­ти, че­рез по­ни­ма­ние и при­ятие фак­та, что он чем-то от­ли­ча­ет­ся от дру­гих. Оп­ре­де­ляя и от­стаи­вая свою осо­бость, че­ло­век дол­жен быть го­тов со­про­тив­лять­ся прес­су об­ще­ст­вен­но­го мне­ния. Да­же ес­ли че­ло­век, в этой борь­бе за свою уни­каль­ность, свое­об­ра­зие, тер­пит по­ра­же­ние, он, тем не ме­нее, ощу­ща­ет се­бя лич­­н­остью, лич­­н­остью, по­тер­пев­шей по­ра­же­ние.

Вся ев­ро­пей­ская куль­ту­ра за­ни­ма­лась по­ка­зом раз­ви­тия лич­но­сти, по­ка­зом, как стро­и­тся уни­каль­ная ин­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­д­­­­и­­­­ви­­­ду­­аль­но­сть. Ин­ди­ви­ду­аль­ность, уни­каль­ность че­ло­ве­ка бы­ла его ка­пи­та­лом и важ­ней­шей со­став­ляю­щей ди­на­ми­ки об­ще­ст­вен­но­го про­цес­са. Ха­рак­тер­ным ка­че­ст­вом ге­ро­ев ев­ро­пей­ской ли­те­ра­ту­ры бы­ли слож­ность, утон­чен­ность и глу­би­на внут­рен­ней жиз­ни. Они му­чи­лись не­раз­ре­ши­мы­ми во­про­са­ми че­ло­ве­че­ско­го су­ще­ст­во­ва­ния, бро­са­ли вы­зов об­ще­ст­ву и судь­бе.

Че­ло­век, вы­де­лив­шей­ся из тол­пы, су­мев­ший вы­ра­бо­тать вы­со­кий ин­тел­лект, вы­со­кие мо­раль­ные кри­те­рии, эс­те­ти­че­ское чув­ст­во, был и ос­та­ет­ся, в оп­ре­де­лен­ной сте­пе­ни, в ев­ро­пей­ском соз­на­нии, ге­ро­ем, мо­де­лью для под­ра­жа­ния. Не­да­ром эли­той ев­ро­пей­ских на­ций все­гда счи­та­лись фи­ло­со­фы, пи­са­те­ли, ху­дож­ни­ки, они пред­став­ля­ли выс­шую че­ло­ве­че­скую по­ро­ду, ари­сто­кра­тию стра­ны, ко­то­рая бы­ла пред­ме­том ува­же­ния и обо­жа­ния тол­пы, и бы­ла для нее об­раз­цом, пус­кай и не­дос­ти­жи­мым.

В гла­зах аме­ри­кан­цев, фи­ло­со­фы, пи­са­те­ли, ху­дож­ни­ки, лю­ди твор­че­ских про­фес­сий, ни­ко­гда не бы­ли вы­ра­зи­те­ля­ми воз­мож­но­стей лич­но­сти. Твор­че­ская лич­ность оце­ни­ва­ет­ся лишь в кри­те­ри­ях биз­не­са. Чем вы­ше го­но­ра­ры ху­дож­ни­ка, ак­те­ра, пи­са­те­ля, тем вы­ше его цен­ность, ге­ро­ем Аме­ри­ки все­гда был че­ло­век соз­даю­щий ма­те­ри­аль­ные бо­гат­ст­ва.

Лич­ность же стро­ит внут­рен­нее бо­гат­ст­во, бо­гат­ст­во ду­ха. От­­­ст­а­и­ва­я пра­во на свою уни­каль­ность, на свое ви­де­ние ми­ра, на свои убе­ж­де­ния, на свои вку­сы, личность на­хо­дит­ся в по­сто­ян­ном кон­флик­те с дру­ги­ми, но эти кон­флик­ты и есть дви­жу­щая си­ла об­ще­ст­ва, соз­даю­щая его ду­хов­ное, эмо­цио­наль­ное, эстетическое, ин­тел­лек­ту­аль­ное бо­гат­ст­во.

Но ма­ши­на эко­но­ми­ки ну­­­­­­­­­­жд­­ае­тся в че­­­­­­­л­­о­­веке лишь как в де­та­ли об­щей кон­ст­рук­ции, в ко­то­рой, для то­го что­бы мно­го­чис­лен­ные ком­по­нен­ты лег­ко при­ти­ра­лись друг к дру­гу, они долж­ны быть стан­дарт­ны и взаи­мо­за­ме­няе­мы. Лич­ность же уни­каль­на, кон­фликт­на, не­пред­ска­зуе­ма и ме­ша­ет эко­но­ми­че­ско­му про­цес­су. Яр­кие лич­но­сти — ми­на за­мед­лен­но­го дей­ст­вия, ко­то­рая взры­ва­ет­ся не­из­беж­ной конфронтацией.

«Ев­ро­пей­ская идео­ло­гия личности, про­ти­во­стоя­щей внеш­ним влия­ни­ям, не так уж хо­ро­ша, как это мо­жет по­ка­зать­ся на пер­вый взгляд», пи­шет ав­тор кни­ги «Europe in blood», — «Ко­гда аме­ри­ка­нец по­па­да­ет в ком­па­нию ев­ро­пей­цев он стал­ки­ва­ет­ся с не­при­выч­ной и дис­ком­форт­ной ат­мо­сфе­рой, кон­фрон­та­ци­ей всех со все­ми. Ка­ж­дый яро­ст­но, до по­след­ней ка­п­ли кро­ви, за­щи­ща­ет свою по­зи­цию, это вой­на всех про­тив всех. Ка­ж­дый от­та­чи­ва­ет свою ин­ди­ви­ду­аль­ность, свою уни­каль­ную лич­ность в не­пре­кра­щаю­щей­ся борь­бе с дру­ги­ми. Ат­мо­сфе­ра все­об­ще­го ан­та­го­низ­ма и кон­фрон­та­ции не мо­жет при­вес­ти к кон­ст­рук­тив­но­му ре­ше­нию конкретной проблемы, для ка­ж­до­го по­бе­да над мне­ни­ем дру­го­го важ­нее делового ком­про­мис­са.»

Для аме­ри­кан­ской ци­ви­ли­за­ции, ци­ви­ли­за­ции биз­не­са, глав­ная цель ре­ше­ние кон­крет­ных про­блем, а соз­да­ние кон­ст­рук­тив­но­го диа­ло­га воз­мож­но лишь ко­гда внут­рен­няя жизнь че­ло­ве­ка, со всей ее про­­­­т­­и­­­в­о­­­р­е­­чи­востью, ней­тра­ли­зо­ва­на. Кон­флик­ты ме­ж­ду людь­ми га­сит сис­те­ма ри­туа­лов, стан­дар­ты по­ве­де­ния вы­ну­ж­да­ют ка­ж­до­го дей­ст­во­вать внут­ри твер­до обо­зна­чен­ных ра­мок. Жизнь по пра­ви­лам соз­да­ет вы­ра­ба­ты­ва­ет ка­че­ст­во, ко­то­рое так удив­ля­ет ино­стран­цев в аме­ри­кан­цах, уве­рен­ность в се­бе. При­­­­н­и­ма­я ре­ше­ния в рам­ках об­ще­при­ня­тых кли­ше, аме­ри­ка­нец бес­соз­на­тель­но сле­ду­ет об­ще­при­ня­тым ри­туа­лам, и по­это­му оши­бок не бо­ит­ся. Бу­ду­чи та­ким как все, он не­уяз­вим, и это де­ла­ет его та­ким уве­рен­ным в се­бе.

Ри­ту­ал — это бес­соз­на­тель­ный ав­то­ма­тизм, он от­клю­ча­ет соз­на­ние и вы­­­­­­­н­­­у­­­ж­дает че­ло­ве­ка де­лать да­же то, что про­ти­во­ре­чит его лич­ным ин­те­ре­сам. В филь­ме ре­жис­се­ра Фор­ма­на, «Про­ле­тая над ку­куш­ки­ным гнез­дом», мед­се­ст­ра, вво­дя до­зу тран­кви­ли­за­то­ра в ве­ну па­ци­ен­та, на­ру­шаю­ще­го пра­ви­ла «нор­маль­но­го по­ве­де­ния» и при­го­во­рен­но­го ме­ди­ка­ми к ло­бо­то­мии, ло­ма­ет его со­про­тив­ле­ние од­ной фра­зой, “Вы ме­шае­те спать дру­гим”. Прививаемые с дет­ст­ва ритуалы становятся автоматическим рефлексом, человек действует и думает по заданной обществом программе, не подвергая ее критике или анализу.

Лю­бое об­ще­ст­во, вне за­ви­си­мо­сти от уров­ня ци­ви­ли­зо­ван­но­сти, во все вре­ме­на стре­ми­лось упо­ря­до­чить сти­хию внут­рен­не­го ми­ра че­ло­ве­ка, су­зить его до при­ем­ле­мой об­ще­ст­вом нор­мы. Дос­то­ев­ский го­во­рил, — «Ши­рок че­ло­век, слиш­ком ши­рок, я бы су­зил». «Че­ло­ве­ка при­хо­дит­ся, ра­ди его же поль­зы, ли­бо дрес­си­ро­вать, ли­бо про­све­щать.», пи­сал Лев Тол­стой и при­зы­вал к “оп­ро­ще­нию”. В его вре­мя этот но­вый, су­жен­ный че­ло­век толь­ко на­чал по­яв­лять­ся в Рос­сии, но не стал еще рас­про­стра­нен­ным со­ци­аль­ным ти­пом.

В Аме­ри­ке он поя­вил­ся на пол­сто­ле­тия рань­ше, Алек­сан­д­р Гер­це­н называл это человеческий тип ме­ща­нином, — «Все пра­виль­но в аме­ри­кан­ском джент­ль­ме­не, он все­гда кор­рек­тен, скро­мен и бес­цве­тен… …но ес­ли от­нять у не­го его де­ло, то вне де­ла ему нет ни­ка­кой це­ны. …уви­дев лич­но­ст­ные, ин­ди­ви­ду­аль­ные ка­че­ст­ва в дру­гом че­ло­ве­ке, ме­ща­нин мо­жет толь­ко воз­му­тить­ся их при­сут­ст­ви­ем. Для ме­щан­ст­ва все чер­ты ин­ди­ви­ду­аль­но­сти долж­ны быть сгла­же­ны…»

Гер­цен вос­при­ни­мал че­ло­ве­ка Де­ла не­га­тив­но, ме­щан­ст­во в гла­зах рус­ской ин­тел­ли­ген­ции бы­ло яв­ле­ни­ем от­ри­ца­тель­ным и, в то­же вре­мя, она ви­де­ла в че­ло­ве­ке Де­ла об­­ра­з че­ло­ве­ка бу­ду­ще­го, спо­соб­но­го из­ме­нить за­стой­ное бо­ло­то рос­сий­ской жиз­ни. От­но­ше­ние ин­тел­ли­ген­ции к это­му со­ци­аль­но­му ти­пу бы­ло про­ти­во­ре­чи­вым. С од­ной сто­ро­ны, он нес идеи Про­грес­са, в ко­то­рых Рос­сия ну­ж­да­лась что­бы стать ча­стью ци­ви­ли­зо­ван­но­го ми­ра. С дру­гой сто­ро­ны, сим­па­тий он не вы­зы­вал, так как был ли­шен тех ка­честв, ко­то­рые вы­ше все­го це­ни­лись в рус­ской куль­ту­ре, спонтанной эмо­цио­наль­но­сти, ис­крен­но­сти, бо­гат­ст­ва внут­рен­ней жиз­ни.

Ге­рой Чер­ны­шев­ско­го, Рах­ме­тов, от­пра­вил­ся в Се­ве­ро-Аме­ри­кан­ские Шта­ты учить­ся де­лать де­ло. Ге­рои Тур­ге­не­ва Ба­за­ров и Штольц так­же ви­де­ли в иде­ях За­па­да ди­на­ми­че­скую си­лу спо­соб­ную из­ме­нить сон­ноe бо­ло­тo рус­ской жиз­ни.

Они ста­ли ге­­­­­­­­роями це­ло­го по­ко­ле­ния рус­ской ин­тел­ли­ген­ции, они не­сли но­вое ма­те­риа­ли­сти­че­ское ми­ро­воз­зре­ние. Для Ба­за­ро­ва опе­ри­ро­ва­ние ля­гу­шек бо­лее цен­но, чем вся куль­ту­ра ми­ра, по­то­му что опе­ри­ро­ва­ние ля­гу­шек ве­дет к об­ще­ст­вен­ной поль­зе, а куль­ту­ра не ве­дет ни­ку­да. Строи­тель­ст­во ма­те­ри­аль­но­го бо­гат­ст­ва важ­нее аб­ст­ракт­ных идей вы­со­ко­го гу­ма­низ­ма, а ду­хов­ной жиз­ни не су­ще­ст­ву­ет — это вы­дум­ка по­пов. Что ха­рак­тер­но для всех этих по­ло­жи­тель­ных ге­ро­ев, «но­вых лю­дей», Ба­за­ро­ва, Рах­ме­то­ва, Штоль­ца, это их од­но­мер­ность, от­сут­ст­вие объ­е­ма лич­но­сти, ми­ни­мум внут­рен­ней жиз­ни.

От­ри­ца­тель­ным стал дру­гой ха­рак­тер рус­ской ли­те­ра­ту­ры, Об­ло­мов. Штольц пред­ла­га­ет ему свою про­грам­му жиз­ни, в ко­то­рой, для то­го что­бы сде­лать де­ло, нуж­но по­сто­ян­но при­спо­саб­ли­вать­ся к мне­ни­ям, вку­сам нужных людей. Об­ло­мов же хо­чет со­хра­нить се­бя как лич­ность, со­хра­нить  сво­й внут­рен­ний ми­р, сво­и убе­ж­де­ния, сво­и сим­па­тии и ан­ти­па­тии, вку­сы и пред­поч­те­ния. Об­ло­мов, в но­вой, на­сту­паю­щей ци­ви­ли­за­ции Дела, “лиш­ний че­ло­век”.

Ге­рои со­вет­ской ангажированной ли­те­ра­ту­ры, убе­ж­ден­ные ком­му­ни­сты, бы­ли пря­мы­ми по­том­ка­ми Базарова, Рахметова, Штольца, и в них яв­но про­гля­ды­ва­ли все те же чер­ты.  Это был но­вый тип рос­­си­й­с­кого ме­­щ­а­­нина, прав­да, но­вым в нем бы­ло лишь од­но ка­че­ст­во, аг­рес­сив­ность в дос­ти­же­нии це­ли. Во всем ос­таль­ном он был тем же российским мещанином, ви­дел мир толь­ко как мир ма­те­ри­аль­ный и его це­ли бы­ли так­же ма­те­ри­аль­ны. Со­вет­ский чи­нов­ник, в «За­вис­ти» Юрия Оле­ши, и был этим но­вым ти­пом, вы­шед­шим из го­го­лев­ско­го Мир­го­ро­да.

Правда, российский мещанин не стал ни че­ло­ве­ком де­ла, ни ми­ни­маль­ным че­ло­ве­ком. Рос­сия, с ее аморф­ны­ми фор­ма­ми об­ще­ст­вен­ной жиз­ни и пре­зре­ния к нор­мам и ри­туа­лам, смог­ла соз­дать толь­ко “сов­ка”, ко­то­рый про­дол­жил тра­ди­ции ме­щан­ст­ва в при­ори­те­те фи­зио­ло­ги­че­ской жиз­ни над ос­таль­ны­ми, но не при­нял ци­ви­ли­зо­ван­ные фор­мы по­ве­де­ния. В борь­бе за эле­мен­тар­ное фи­зи­че­ское вы­жи­ва­ние, в ус­ло­ви­ях уни­зи­тель­ной ни­ще­ты, ци­ви­ли­зо­ван­ные фор­мы жизни не мог­ли воз­ник­нуть, так как во внешне осовремененной феодальной системе Советской России, че­ло­ве­ка сужали варварскими методами, стра­хом, внеш­ней си­лой, ре­прес­сия­ми, “Не мо­жешь нау­чим, не хо­чешь за­ста­вим”. В Рос­сии не су­ще­ст­во­ва­ла то­го ог­ром­но­го ар­се­на­ла эко­но­ми­че­ских ме­то­дов вос­пи­та­ния как на За­па­де, ко­то­рые по­зво­ли­ли про­вес­ти “уп­ро­ще­ние” человека на ши­ро­кой ор­га­ни­за­ци­он­ной ос­но­ве.

«Об­ще­ст­во, ис­поль­зуя эко­но­ми­че­ские ры­ча­ги, мяг­ко и не­за­мет­но соз­да­ют че­ло­ве­ка го­то­вого под­чи­нить­ся лю­бо­му при­ка­зу, в ка­кой бы за­ка­муф­ли­ро­ван­ной фор­ме он бы не по­да­вал­ся, в че­ло­ве­ке, ко­то­рым мож­но управ­лять без внеш­не­го дав­ле­ния, в че­ло­ве­ке, ко­то­рый бы, тем не ме­нее, счи­тал се­бя сво­бод­ным, дей­ст­вуя так, как тре­бу­ет от не­го эко­но­ми­ка.» Эрих Фромм.

Тот факт, что эко­но­ми­че­ское об­ще­ст­во ни­ве­ли­ру­ет и унич­то­жа­ет лич­ность, бы­л оче­виден уже в на­ча­ле соз­да­ния но­во­го по­ряд­ка жиз­ни и об этой опас­но­сти пре­­д­у­п­р­е­­ж­дали мно­гие.

Ген­ри То­ро, за­щит­ник прав лич­но­сти на сво­бод­ное твор­че­ское вы­ра­же­ние, про­сто­душ­но на­по­ми­нал, — «Глав­ны­ми про­дук­та­ми об­ще­ст­ва долж­ны быть не ра­бы-ис­пол­ни­те­ли, а лю­ди, эти ред­кие пло­ды, име­нуе­мые ге­роя­ми, свя­ты­ми, по­эта­ми и фи­ло­со­фа­ми.»

Джеймс Трус­лоу Адамс в сво­ей кни­ге «Аме­ри­кан­ский эпос», — «Ес­ли мы бу­дем рас­смат­ри­вать че­ло­ве­ка толь­ко как ра­бот­ни­ка и по­тре­би­те­ля, то­гда при­дет­ся со­гла­сить­ся, что, чем бо­лее без­жа­ло­ст­ным бу­дет биз­нес, тем луч­ше. Но, ес­ли мы бу­дем ви­деть в ка­ж­дом че­ло­ве­че­ское су­ще­ст­во, то­гда нам нуж­но бу­дет вме­шать­ся и на­пра­вить биз­нес та­ким об­ра­зом, что­бы он слу­жил рас­цве­ту че­ло­ве­ка как лич­но­сти.»

Го­­­­л­оса  Ген­ри То­ро и Адам­са зву­чат из на­ив­но­го, да­ле­ко­го, за­бы­то­го про­шло­го. Ин­ду­ст­ри­аль­ное об­ще­ст­во ви­де­ло в че­ло­ве­ке пре­ж­де все­го ра­бот­ни­ка, лич­ность ему бы­ла не нуж­на, ин­ду­ст­ри­аль­ное об­ще­ст­во, об­ще­ст­во мас­со­вое и че­ло­век лишь часть мас­сы. «Еди­ни­ца? Еди­ни­ца — вздор, еди­ни­ца — ноль!», про­воз­гла­шал гла­ша­тай ин­ду­ст­ри­аль­ной ре­во­лю­ции Вла­­д­и­ми­р Мая­ков­ский.

Вос­пи­та­ние лич­но­сти не яв­ля­ет­ся це­лью ма­те­риа­ли­сти­че­ской ци­ви­ли­за­ции, из лич­но­сти не по­лу­ча­ет­ся хо­ро­ший ра­бот­ник или по­ку­па­тель шир­пот­ре­ба. Ес­ли индивид со­про­тив­ля­ет­ся об­ще­при­ня­тым нор­мам, стре­мит­ся со­хра­нить свою личность, свой внут­рен­ний мир, и на­пол­нить жизнь ины­ми цен­но­стя­ми, вне ма­те­ри­аль­ны­ми, то этим он умень­ша­ет свои шан­сы на вы­жи­ва­ние, так как со­про­тив­ле­ние рас­смат­ри­ва­ет­ся как со­ци­аль­ная ано­ма­лия.

Жиз­нен­ный ус­пех тре­бу­ет при­спо­соб­ле­ния, при­спо­соб­ле­ния к раз­лич­ным об­стоя­тель­ст­вам и к мно­же­ст­ву лю­дей. Мно­го­чис­лен­ные де­ло­вые кон­так­ты тре­бую­т мас­тер­ст­ва, не­об­хо­ди­мо про­­и­г­­ры­ва­ть раз­но­об­раз­ные ти­по­вые ро­ли, ус­та­нов­ле­нные об­ще­ст­вен­ным эти­ке­том. Но это не мас­тер­ст­во со­­­­ц­и­­а­­ль­­ного ха­­­­м­­е­­­л­е­она преж­них вре­мен, пря­­­т­а­­в­­шего за мас­ка­ми свое ис­тин­ное су­ще­ст­во. Это, так­же и не мас­тер­ст­во ак­­­­­­­те­ра, им­­­п­р­­о­­­ви­­­­зи­­р­ую­щего в рам­ках сво­их че­ло­ве­че­ских ре­сур­сов.

Ак­тер чер­па­ет ма­те­ри­ал из са­мо­го се­бя, из бо­гат­ст­ва и раз­но­об­ра­зия сво­ей ин­ди­ви­ду­аль­но­сти. Ак­тер — соз­да­тель об­раза, а че­ло­век де­ла — кон­ст­рук­тор, со­би­раю­щий се­бя из го­то­вых об­ра­зов-кли­ше, соз­дан­ных мас­со­вой куль­ту­рой. В нем не ни спон­тан­но­сти чувств, ни той уни­каль­ной эмо­цио­наль­ной ау­ры, ко­то­рая ха­рак­те­ри­зу­ет лич­ность. Его внут­рен­ний мир хра­ни­ли­ще стан­дарт­ных об­ра­зов, го­то­вых для упот­реб­ле­ния, в про­цес­се вос­пи­та­ния он ут­ра­чи­ва­ет свое уни­каль­ное “Я”. Он ста­но­вит­ся сы­рой гли­ной, ко­то­рой при­да­ет фор­му лю­бая внеш­няя си­ла.

«Мно­гие до сих пор пом­нят тот шок, ко­то­рый Аме­ри­ка ис­пы­та­ла, уз­нав, что ки­тай­цы, за­хва­тив в плен на­ших сол­дат в Ко­рее, про­ве­ли с ни­ми ус­пеш­ную опе­ра­цию по про­мы­ва­нию моз­гов, пре­вра­тив их в ком­му­ни­стов… Впол­не воз­мож­но, что при на­шей спо­соб­но­сти при­спо­саб­ли­вать­ся, нас мож­но пре­вра­тить в ко­го угод­но.», пи­сал ав­тор кни­ги «Europe in blood».

То, что про­изош­ло с аме­ри­кан­ски­ми сол­да­та­ми в Ко­рее, экс­тре­маль­ная си­туа­ция, но она на­гляд­но по­ка­за­ла, как лег­ко аме­ри­ка­нец от­ка­зы­ва­ет­ся от сво­их пред­став­ле­ний и взгля­дов, ес­ли они не со­от­вет­ст­ву­ют прин­ци­пам вы­жи­ва­ния.

Шок, ко­то­рый ис­пы­та­ла во вре­мя ко­рей­ской вой­ны Аме­ри­ка, осо­бен­но ост­ро ощу­ща­ла аме­ри­кан­ская ин­тел­ли­ген­ция, ее “боль­ное соз­на­ние”, “боль­ная со­весть”, при­ве­ли к соз­да­нию про­из­ве­де­ний ис­кус­ст­ва пре­ду­пре­ж­даю­щих об уг­ро­зе, ко­то­рую не­сет в се­бе ши­ро­ко рас­про­стра­нившийся в об­ще­ст­ве кон­фор­мизм. Фрэн­­си­с Кап­ра, Элиа Ка­­­з­ан, Скор­се­зе и Сид­ней Лю­­ме­т в ки­не­ма­то­гра­фе 50-ых — 60-ых го­дов, по­ка­зы­ва­ли бун­­­­т­арей отстаивающих свои убеждения, бо­рцов со всем стро­ем жиз­ни, го­то­вых ид­ти до кон­ца, спо­соб­ных со­про­тив­лять­ся внеш­не­му дав­ле­нию, спо­соб­ных от­стаи­вать свои убе­ж­де­ния и свою лич­ность в экс­тре­маль­ных ус­ло­ви­ях.

Но, в конце 70-ых го­дов поя­вил­ась це­лая обой­ма филь­мов, в ко­то­рых у ге­ро­ев нет ни­ка­ких дру­гих убе­ж­де­ний, кро­ме убе­ж­де­ния, что нуж­но жить, и жить хо­ро­шо, они бо­рют­ся не за вы­со­кие идеи спра­вед­ли­во­го об­ще­ст­ва а за пра­во на лич­ный ус­пех, на пер­со­наль­ный ком­форт.

В филь­ме «Graduate», ге­рой, Бенд­жа­мен, со­би­ра­ет­ся по­сле окон­ча­ния кол­лед­жа за­нять­ся про­из­вод­ст­вом пла­сти­ка, но­во­го хи­ми­че­ско­го ма­те­риа­ла ко­то­рый в бу­ду­щем вы­тес­нит тра­ди­ци­он­ные ма­те­риа­лы. Са­мо сло­во пла­стик, т.е. ис­кус­ст­вен­ный, бес­цвет­ный ма­те­ри­ал, при­спо­соб­ляе­мый к лю­бой си­туа­ции, стал сим­во­лом на­ча­ла но­вой эры, по­ка­за­те­лем ка­че­ст­ва не­об­хо­ди­мо­го для ус­пе­ха, пла­стич­но­сти.

Этим качеством обладает  и герой фильма «Being There», Квин­си, что мож­но пе­ре­вес­ти как ко­ро­лев­ский, ка­мер­ди­нер и са­дов­ник мил­лио­не­ра, че­ло­век с ин­тел­лек­том де­би­ла, он, шаг за ша­гом пре­вра­ща­ет­ся в вид­ную по­ли­ти­че­скую фи­гу­ру, дру­га пре­зи­ден­та и его воз­мож­но­го пре­ем­ни­ка. Его оше­лом­ляю­щая карь­е­ра не име­ет ни­че­го об­ще­го с его де­ло­вы­ми спо­соб­но­стя­ми. Сво­ему взле­ту он обя­зан  уме­нию при­спо­саб­ли­вать­ся к лю­бым за­дан­ным ус­ло­ви­ям.

Мир, как его ви­дит Квин­си, по­ня­тен и прост. Он са­мо­дос­та­то­чен в том смыс­ле, что об­ла­да­ет дос­та­точ­ным на­бо­ром кли­ши­ро­ван­ных мыс­лей и идей, ко­то­рые по­зво­ля­ют ему чув­ст­во­вать се­бя уве­рен­но в лю­бой си­туа­ции. Он про­из­но­сит ор­ди­нар­ные фра­зы, пло­ские как са­ма по­все­днев­ность, но про­из­но­сит их с не­обы­чай­ной не­по­сред­ст­вен­но­стью и глу­бо­ким убе­ж­де­ни­ем, как вне­зап­ное от­кры­тие но­вой ис­ти­ны, как веч­ную муд­рость, так­же, как де­ти, рас­ска­зы­вая анек­дот с ог­ром­ной бо­ро­дой, пе­ре­да­ют его с ощу­ще­ни­ем не­обы­чай­ной све­же­сти и ос­ле­п­ляю­щей но­виз­ны от­кры­тия.

В за­клю­чи­тель­ной сце­не филь­ма, ге­рой, как Хри­стос, идет пеш­ком по по­верх­но­сти озе­ра. Хри­ста на­зы­ва­ли ко­ро­лем Иу­деи, Квин­си мож­но на­звать ко­ро­лем аме­ри­кан­ской жиз­ни, его ба­наль­ность, по­сред­ст­вен­ность, од­но­мер­ность и есть ко­ро­лев­ская ис­ти­на, выс­шая ис­ти­на. По­след­няя фра­за, ко­то­рую про­из­но­сит Квинси в филь­ме — «Ре­аль­ность — это со­стоя­ние ума». Его со­стоя­ние ума пол­но­стью за­про­грам­ми­ро­ва­но, и им мож­но управ­лять так­же лег­ко как и ком­пь­ю­те­ром, при не­об­хо­ди­мо­сти мож­но сме­нить про­грам­му.

Квин­си — ка­ри­ка­ту­ра на сред­не­го че­ло­ве­ка с уп­ро­щен­ным, од­но­мер­ным соз­на­ни­ем, мас­те­ра при­спо­соб­ле­ния. Ге­рои Ву­ди Ал­ле­на жи­вые, лег­ко уз­на­вае­мые со­ци­аль­ные ти­пы, об­ра­зо­ван­ный сред­ний класс, жи­ву­щий в кон­крет­ных реа­ли­ях Нью-Йор­ка, с его ули­ца­ми, ка­фе, сав­бе­ем.

И в то же время персонажи так­же вы­гля­дят как ма­рио­нет­ки, ко­то­рых, ка­кие-то мощ­ные, пол­но­стью ано­ним­ные си­лы дер­га­ют за ни­точ­ки, но са­ма ма­ни­пу­ля­ция на­столь­ко со­вер­шен­на, что са­ми ге­рои уве­ре­ны, что они пол­но­стью сво­бод­ны и не­за­ви­си­мы. Хо­тя филь­мы Ву­ди Ал­ле­на при­ня­то на­зы­вать ко­ме­дия­ми, это ско­рее  тра­­г­и­­ко­м­едии, тра­ги­ко­ме­дии са­мо­об­ма­на.

Герои Ву­ди Ал­ле­на дей­ст­ву­ют, но дей­ст­ву­ют не­осоз­нан­но, внут­ри при­ня­тых в их сре­де тра­фа­ре­тов, что-то чув­ст­ву­ют, но их чув­ст­ва ба­наль­ны и бес­цвет­ны, мно­го го­во­рят, но все их раз­го­во­ры не боль­ше, чем со­тря­се­ние воз­ду­ха пре­тен­ци­оз­ны­ми и бес­смыс­лен­ны­ми сло­вес­ны­ми кли­ше. У них нет то­го, чем принято определять личность, убеждений, нет ауры внутреннего мира, че­ло­ве­че­ской уни­каль­но­сти. Их об­ще­ние, внеш­не, чрез­вы­чай­но ин­тен­сив­но и, в то­же вре­мя, ка­ж­дый из них от­дель­ный атом, со­мнам­бу­ла, замк­ну­тая на се­бе, они са­мо­дос­та­точ­ны, как и ге­рой филь­ма «Being There».

Самодостаточность при­ня­то на­зы­вать словом “self-reliance”, опо­ра толь­ко на се­бя, она воз­ник­ла, как ре­ак­ция на ус­ло­вия жиз­ни, еще в пе­ри­од ос­вое­ния Аме­ри­ки. В те­че­нии пер­вых двух сто­ле­тий на­се­ле­ние Но­во­го Све­та до­бы­ва­ло сред­ст­ва су­ще­ст­во­ва­ния фер­мер­ст­вом и ско­то­вод­ст­вом, од­ну фер­му от дру­гой от­де­ля­ли де­сят­ки, а то и сот­ни миль, по­мо­щи про­сить бы­ло не у ко­го, оди­ноч­кам или от­дель­но­му се­мей­но­му кла­ну мож­но бы­ло на­де­ять­ся толь­ко на се­бя.

В по­сле­дую­щий, ин­ду­ст­ри­аль­ный пе­ри­од, аме­ри­кан­ское об­ще­ст­во сфор­ми­ро­ва­ло слож­ные ор­га­ни­за­ци­он­ные струк­ту­ры, и от­дель­ный че­ло­век уже не мог до­бить­ся сво­ей це­ли в оди­ноч­ку, он дол­жен был примк­нуть к ка­кой-ли­бо груп­пе, кам­па­нии, кор­по­ра­ции. Лю­бой деловой со­юз ме­ж­ду людь­ми, од­на­ко, не пред­по­ла­га­л ни че­ло­ве­че­ско­го ин­те­ре­са друг к дру­гу, ни ло­яль­но­сти к парт­не­ру. Со­юз с дру­ги­ми мо­г су­ще­ст­во­вать толь­ко до то­го мо­мен­та по­ка су­ще­ст­вовала вза­им­ная не­об­хо­ди­мость друг в дру­ге.

Сегодня, тер­мин “self-reliance” уже не оз­на­чает, что ка­ж­дый ре­ша­ет свои про­бле­мы не­за­ви­си­мо от дру­гих, сегодня он имеет другое содержание. Ка­ж­дый ис­поль­зу­ет воз­мож­но­сти дру­гих лю­дей или ор­га­ни­за­ций для дос­ти­же­ния соб­ст­вен­ных це­лей, по прин­ци­пу рын­ка, “Дать мень­ше, по­лу­чить боль­ше”. Это фор­ма кон­ку­рент­ных от­но­ше­ний, кто ко­го пе­ре­иг­ра­ет.

Лич­ный ус­пех тре­бу­ет ра­бо­ты над со­бой, самоусовершенствования — “self-improvement”, ко­то­рое под­ра­зу­ме­ва­ет не раз­ви­тие лич­но­ст­ных ка­честв, а вы­ра­бот­ку ка­честв, ве­ду­щих к ус­пе­ху, лич­но­му и де­ло­во­му. Self‑improvement пред­по­ла­га­ет вос­пи­та­ние в се­бе оп­ти­миз­ма, ве­ры в се­бя и в пра­виль­ность сис­те­мы жиз­ни.

Оп­ти­мизм ней­тра­ли­зу­ет по­пыт­ки по­нять се­бя и ок­ру­жаю­щий мир, ней­тра­ли­зу­ет лю­бую кри­ти­ку, кри­ти­ка опас­на, раз­ру­ши­тель­на, не кон­ст­рук­тив­на, она яв­ля­ет­ся уг­ро­зой лич­но­му бла­го­по­лу­чию, вос­при­ни­ма­ет­ся как фор­ма асо­ци­аль­но­го по­ве­де­ния, что-то сред­нее ме­ж­ду ху­ли­ган­ст­вом и под­рыв­ной дея­тель­но­стью.

«Да­же те, кто про­иг­рал в жиз­нен­ной иг­ре, впа­дая в кри­ти­цизм, де­ла­ют это в безо­пас­ных сте­нах сво­его до­ма.» Американский социолог Абель.

Ра­зу­ме­ет­ся, вос­пи­тать в се­бе оп­ти­мизм мо­жет ка­ж­дый, но, толь­ко бла­го­да­ря по­мо­щи об­ще­ст­ва он ста­но­вит­ся мас­со­вым. Оп­ти­мизм спе­ци­фи­че­ская чер­та всех об­ще­ст­вен­ных сис­тем, ста­вя­щих сво­ей за­да­чей то­таль­ную под­держ­ку су­ще­ст­вую­ще­го по­ряд­ка.

Про­па­ган­да то­та­ли­тар­ных об­ществ 20-го ве­ка соз­да­ва­ла мо­ну­мен­таль­ные об­ра­зы все­на­род­но­го сча­стья, и быть оп­ти­ми­стом было об­ще­ст­вен­ным дол­гом. Тот, кто не раз­де­лял это чув­ст­во, мог ожи­дать ви­зи­та Гес­та­по или НКВД. В то­та­ли­тар­ном об­ще­ст­ве «1984» Ору­эл­ла, бы­ло за­пре­ще­но иметь не­до­воль­ное вы­ра­же­ние ли­ца, нель­зя бы­ло да­же хму­рить­ся, от­сут­ст­вие оп­ти­миз­ма счи­та­лось вы­зо­вом об­ще­ст­ву, ан­ти­об­ще­ст­вен­ным по­ступ­ком. Но вос­пи­та­ние оп­ти­миз­ма ха­рак­тер­но не толь­ко для ре­прес­сив­ных ре­жи­мов, оно так­же яв­ля­ет­ся важ­ным ин­ст­ру­мен­том эко­но­ми­че­ской де­мо­кра­тии.

«В Аме­ри­ке и в Со­вет­ском Сою­зе для ка­ж­до­го гра­ж­да­ни­на обя­за­тель­но быть сча­ст­ли­вым. Ес­ли он пуб­лич­но за­яв­ля­ет, что не­сча­ст­лив, это оз­на­ча­ет не­при­ятие все­го со­ци­аль­но­го по­ряд­ка в це­лом. Гра­ж­да­не этих двух стран обя­за­ны быть сча­ст­ли­вы, та­ков их об­ще­ст­вен­ный долг», пи­сал со­цио­лог Ро­берт Вар­шоу в на­ча­ле 50-ых го­дов.

В Со­вет­ской Рос­сии со­ци­аль­ный оп­ти­мизм вы­ра­жал­ся бес­фор­мен­но, аморф­но, в рус­ской куль­тур­ной тра­ди­ции вы­ше все­го це­ни­лась ис­крен­ность и сво­бод­ная им­про­ви­за­ция.

В Аме­ри­ке, с ее тра­ди­ци­ей за­кон­чен­но­сти и яс­но­сти форм, оп­ти­мизм вы­ра­жа­ет­ся в сти­ли­сти­че­ски от­то­чен­ных фор­мах, взве­шен­ных и от­ра­бо­тан­ных кли­ше, ре­зуль­тат мно­гих де­ся­ти­ле­тий ра­бо­ты мас­со­вой куль­ту­ры, пре­дос­тав­ляю­щей боль­шой вы­бор стан­дарт­ных форм по­ве­де­ния и об­ще­ния.

В Со­вет­ском Сою­зе ка­ж­дый был лишь ча­стью кол­лек­ти­ва, “ото­рвать­ся от кол­лек­ти­ва”, сле­до­вать соб­ст­вен­ным убе­ж­де­ни­ям, зна­чило стать от­ще­пен­цем, “ин­ди­ви­дуа­ли­стом”, про­ти­во­пос­тав­ляю­щим се­бя кол­лек­ти­ву. Но, со­цио­лог Виль­ям Уайт, в сво­ей ра­бо­те 50-ых го­дов, «Organization Man», по­ка­зал, что аме­ри­кан­ский ин­ди­ви­дуа­лизм — это просто другая фор­ма кол­лек­ти­виз­ма. Уайт опи­сы­ва­ет жизнь в ком­плек­се, по­стро­ен­ном кор­по­ра­ци­ей для сво­их ра­бот­ни­ков в са­бер­бе Чи­ка­го, Парк Фор­ре­сте.

Для жи­те­лей ком­плек­са, мо­ло­дых про­фес­сио­на­лов, наи­бо­лее важ­ное ка­че­ст­во, не­об­хо­ди­мое для ус­пе­ха, спо­соб­ность за­вое­вы­вать по­пу­ляр­ность в сво­ей сре­де. Ра­бот­ни­ки кор­по­ра­ции стре­ми­лись вы­ра­бо­тать в се­бе пси­хо­ло­ги­че­скую гиб­кость, спо­соб­ность адап­ти­ро­вать­ся к пре­ва­ли­рую­щим вку­сам и из­ме­няю­щим­ся об­стоя­тель­ст­вам внут­ри ра­бо­че­го кол­лек­ти­ва, уме­ние жить и ра­бо­тать в кол­лек­ти­ве, груп­пе, что при­ня­то на­зы­вать “teamwork”, уметь ра­бо­тать в ко­ман­де. Под­чи­не­ние ин­ди­ви­да кол­лек­ти­ву в ус­ло­ви­ях кор­по­ра­тив­ной жиз­ни та­кое же, как и в со­вет­ском ва­ри­ан­те, где “кол­лек­тив все­гда прав”, толь­ко под­чи­не­ние лич­но­сти в аме­ри­кан­ском кол­лек­ти­ве бо­лее то­таль­но, так как пол­но­стью доб­ро­воль­но, и в про­цесс кон­тро­ля во­вле­че­ны все, все кон­тро­ли­ру­ют всех.

«Кон­троль всех над все­ми соз­да­ет дав­ле­ние на ин­ди­ви­да не­срав­ни­мое по сво­ей мо­щи с на­си­ли­ем го­су­дар­ст­ва или ав­то­кра­ти­че­ской сис­те­мы, ко­то­рому он, все та­ки, хоть в ка­кой-то сте­пе­ни, хо­тя бы внут­ри се­бя, мо­жет со­про­тив­лять­ся» (Э.Фромм).

В от­ли­чии от со­вет­ско­го кол­лек­ти­виз­ма, ко­то­рый пред­по­ла­гал пол­ную ло­яль­ность по от­но­ше­нию ко все­му об­ще­ст­ву, аме­ри­ка­нец лоя­лен лишь по от­но­ше­нию к той вре­мен­ной груп­пе, к ко­то­рой он при­над­ле­жит се­го­дня, зав­тра он бу­дет лоя­лен по от­но­ше­нию к дру­гой груп­пе, ко­то­рая пре­дос­та­вит ему боль­ше воз­мож­но­стей в дос­ти­же­нии ин­ди­ви­ду­аль­ных це­лей. Это и есть аме­ри­кан­ская фор­ма кол­лек­ти­виз­ма.

Ди­на­ми­ка эко­но­ми­че­ско­го раз­ви­тия де­ла­ет все че­ло­ве­че­ские свя­зи вре­мен­ны­ми, не­об­хо­ди­мо при­ни­мать пра­ви­ла ка­ж­дой но­вой груп­пы бе­зо­го­во­роч­но, и ме­нять свои убе­ж­де­ния (ес­ли они есть), в за­ви­си­мо­сти от ме­няю­щих­ся об­стоя­тельств. До­бить­ся сво­их ин­ди­ви­ду­аль­ных це­лей мож­но лишь при­спо­саб­ли­вая свою ли­нию к ли­­ни­и ру­ко­во­дства и кол­лек­ти­ва.

Со­цио­лог М. Ма­ко­би в 90-ые го­ды про­вел оп­рос ты­ся­чи ме­нед­же­ров круп­ных кор­по­ра­ций, — «Они стре­мят­ся удов­ле­тво­рить лю­бой взгляд, при­сое­ди­нить­ся к лю­бой точ­ке зре­ния, ес­ли чув­ст­ву­ют за ней ка­кую-ли­бо си­лу, и го­то­вы по­ме­нять свою по­зи­цию на про­ти­во­по­лож­ную. Поч­ти не­воз­мож­но опи­сать их лич­но­ст­ные чер­ты, этих черт у них про­сто нет. Они та­кие же лич­но­сти, как лич­но­ст­на аме­ба, ме­няю­щая фор­му и цвет в за­ви­си­мо­сти от об­стоя­тельств».

Се­го­дняш­ние ме­нед­же­ры кор­по­ра­ций — это быв­шие бит­ни­ки, уча­ст­ни­ки мо­ло­деж­ной ре­во­лю­ции 60-ых го­дов. Во вре­ме­на сту­ден­че­ских про­тес­тов они тре­бо­ва­ли ин­ди­ви­ду­аль­ной сво­бо­ды, и од­на из пе­сен про­тес­та со­дер­жа­ла все­го че­ты­ре строч­ки :

 

Я дол­жен быть сам со­бой.

Я дол­жен быть сво­бо­ден.

Я не хо­чу толь­ко вы­жи­вать.

Я хо­чу жить.

 

I’ve got to be me.

I’ve got to be free.

I don’t want just survive.

I want to live.

 

Уро­вень бла­го­по­лу­чия 60-ых го­дов удов­ле­тво­рял стар­шее по­ко­ле­ние, пом­нив­шее вре­ме­на Ве­ли­кой Де­прес­сии, для мо­ло­де­жи, не знав­шей ни­ще­ты и от­чая­ния 30-ых го­дов, это­го бы­ло ма­ло, ма­те­ри­аль­ное бла­го­сос­тоя­ние бы­ло для них при­выч­ным.

Мо­ло­дежь про­тес­то­ва­ла про­тив мо­но­тон­но­го, сте­риль­но­го, обез­ли­чен­но­го су­ще­ст­во­ва­ния сво­их ро­ди­те­лей, с пол­ным хо­ло­диль­ни­ком и ма­ши­ной в га­ра­же как пла­те за го­тов­ность быть вин­ти­ком в эко­но­ми­че­ской ма­ши­не.

С на­де­ж­дой из­ме­нить мир, мо­ло­дежь шес­ти­де­ся­тых го­дов во­шла во все сфе­ры эко­но­ми­ки и куль­ту­ры и, дей­ст­ви­тель­но, из­ме­ни­ла прин­ци­пы под­хо­да ко мно­гим про­бле­мам, сфор­ми­ро­вав ту со­ци­аль­ную и куль­тур­ную ткань об­ще­ст­ва, ко­то­рая су­ще­ст­ву­ет се­го­дня.

Пре­вра­тив­шись в ра­бот­ни­ков круп­ных кор­по­ра­ций, мо­ло­дежь соз­да­ла но­вые фор­мы кор­по­ра­тив­ной жиз­ни, ко­то­рые, не уг­ро­жая фун­да­мен­таль­ным прин­ци­пам биз­не­са, де­ла­ли кор­по­ра­ции бо­лее эф­фек­тив­ны­ми. Бу­ду­чи людь­ми но­во­го по­ко­ле­ния, они ви­де­ли тот ре­сурс, ко­то­ро­го не ви­де­ли ста­рые зуб­ры, по­сле­до­ва­те­ли принципа от­кро­вен­но­го “вы­жи­ма­ния по­та”, уве­ли­че­ние эф­фек­тив­но­сти труда за счет соз­да­ния у ра­бот­ни­ков чув­ст­ва эмо­цио­наль­но­го ком­фор­та.

Бун­тую­щее по­ко­ле­ние тре­бо­ва­ло унич­то­же­ния кон­тро­ля кор­по­ра­ций над жиз­нью лю­дей. Но, вой­дя в кор­по­ра­тив­ный мир, они долж­ны бы­ли вы­пол­нять ту за­да­чу, ко­то­рую ста­ви­ло про­из­вод­ст­во, уве­ли­че­ние про­из­во­ди­тель­но­сти тру­да, унификацию всех отношений, усиление контроля. И эту задачу они выполнили, по­строив “ка­пи­та­лизм с че­ло­ве­че­ским ли­цом”, и ста­ли опо­рой сис­те­мы, унич­то­жаю­щей ин­ди­ви­ду­аль­ность.

Ин­ди­ви­дуа­лизм и кон­фор­мизм как буд­то про­ти­во­ре­чат друг дру­гу, но аме­ри­кан­ская фор­ма жиз­ни со­еди­ни­ла их в ор­га­ни­че­ское це­лое, соз­да­ла но­вый тип кон­фор­ми­ста, кон­фор­ми­ста-бун­та­ря. Ин­ди­ви­дуа­лист бо­рет­ся за свои ин­ди­ви­ду­аль­ные ин­те­ре­сы, а до­бить­ся их он мо­жет толь­ко адап­ти­ро­вав се­бя к тре­бо­ва­ни­ям об­ще­ст­ва, став кон­фор­ми­стом. Ин­ди­ви­дуа­лист, бун­тарь про­тив сис­те­мы, и есть ос­нов­ной дви­га­тель раз­ви­тия и усо­вер­шен­ст­во­ва­ния сис­те­мы.

Вна­ча­ле он пы­та­ет­ся взо­рвать ее из­нут­ри, но, что­бы до­бить­ся сво­их це­лей, он дол­жен эф­фек­тив­но функ­цио­ни­ро­вать внут­ри сис­те­мы, и для это­го дол­жен стать ее ча­стью, стать та­ким как все. Индивидуалист не борется за со­ци­аль­ная спра­вед­ли­вость, он ищет при­ви­ле­гий лич­но для се­бя, на ка­ж­дом но­вом эта­пе борь­бы за пер­со­наль­ные бла­га все глуб­же втя­ги­ва­ет­ся в слож­ную сет­ку за­ви­си­мо­сти и постепенно под­чи­­няется об­щим пра­ви­лам иг­ры.

Сис­те­ма соз­да­ния кон­фор­ми­ста, стан­дарт­ной, ми­ни­маль­ной лич­но­сти, так эф­фек­тив­на в США по­то­му, что адап­та­ция к сис­те­ме про­ис­хо­дит ор­га­ни­че­ски, без пря­мо­го на­жи­ма, в ре­зуль­та­те мно­же­ст­ва мел­ких толч­ков из бли­жай­ше­го ок­ру­же­ния, в се­мье, сре­ди дру­зей, воз­рас­тной груп­пы, ра­бо­че­го кол­лек­ти­ва, ко­то­рые вос­про­из­во­дят на жи­тей­ском уров­не не­пи­са­ные пра­ви­ла иг­ры эко­но­ми­че­ской жиз­ни и кон­ку­рент­ной борь­бы.

Си­лы, ко­то­рые фор­ми­ру­ют че­ло­ве­ка, на­столь­ко мно­го­чис­лен­ны, что оп­ре­де­лить от­ку­да при­хо­дит при­каз дей­ст­во­вать так или ина­че не­воз­мож­но.

«Эко­но­ми­че­ские си­лы ано­ним­ны и их ано­ним­ность да­ет им пре­иму­ще­ст­во пе­ред от­кры­тым дав­ле­ни­ем го­су­дар­ст­ва… О по­ли­ти­че­ских си­лах го­во­рят — они. Об эко­но­ми­ке го­во­рят — это. За­ко­ны эко­но­ми­ки, за­ко­ны рын­ка, рас­тво­ре­ны в са­мой тка­ни об­ще­ст­ва, они ор­га­ни­че­ская часть об­ще­ст­вен­но­го соз­на­ния. Их не­воз­мож­но точ­но обо­зна­чить, а зна­чит и об­ви­нять. Мож­но ли за­щи­щать­ся от не­ви­ди­мо­го? Кто мо­жет вос­стать про­тив “это­го”?» Эрих Фромм.

Рус­ский фи­ло­соф Ни­ко­лай Бер­дя­ев, так­же, как и Фромм, го­во­рил об эко­но­ми­ке как об ог­ром­ной, ано­ним­ной сет­ке, ко­то­рая не­за­мет­но стя­ги­ва­ет и та­щит че­ло­ве­ка в нуж­ном ей на­прав­ле­нии, — «Эко­но­ми­ка не по­дав­ля­ет ин­ди­ви­ду­аль­ную во­лю, она лишь на­прав­ля­ет ее в не­об­хо­ди­мое рус­ло.»

Русло одно, но ка­ж­дый счи­та­ет, что он выбрал его сам, что он сам ре­шил ви­деть се­бя как то­вар, ко­то­рый он дол­жен про­­­­д­авать на рын­ке тру­да или рын­ке пер­со­наль­ных от­но­ше­ний. Об­ще­ст­во не пре­дос­тав­ля­ет вы­бо­ра, вы­бор один, он пред­ре­шен. Про­да­жа се­бя не вы­зы­ва­ет в аме­ри­кан­це ни­ка­ких ас­со­циа­ций с внеш­ним дав­ле­ни­ем, он уве­рен, что это его соб­ст­вен­ное ре­ше­ние. Он зна­ет, как про­дать се­бя, “He knows how to sell himself”, са­мая вы­со­кая оцен­ка ин­ди­ви­ду­аль­ных ка­честв. Нуж­но уметь про­дать свои идеи, свой труд, и ни­кто да­же не осоз­на­ет, что про­да­жа се­бя уни­жа­ет его, как лич­ность, тем бо­лее, что он се­бя и не ощу­ща­ет лич­но­стью.

«Че­ло­век стал то­ва­ром на про­да­жу, ве­щью, вещь же не мо­жет ощу­щать и осоз­на­вать се­бя», писал Эрих Фромм в 60-ые годы. Со­цио­лог Кри­сто­фер Лаш, через двадцать лет после Фромма, ут­вер­ждал, что про­да­жа се­бя ста­ла на­столь­ко ор­га­ни­че­ской ча­стью об­ще­ст­вен­но­го соз­на­ния, что про­сти­ту­ция, ко­гда-то счи­тав­шая­ся пре­де­лом че­ло­ве­че­ско­го па­де­ния, не толь­ко ут­ра­ти­ла от­ри­ца­тель­ные чер­ты, но пре­вра­ти­лась в мо­дель об­ще­ст­вен­но­го по­ве­де­ния, про­сти­тут­ка ста­ла об­раз­цом ка­честв не­об­хо­ди­мым для жиз­нен­но­го ус­пе­ха.

Про­­ст­и­­туция – биз­нес, и, так­же, как и в лю­бой дру­гой де­ло­вой иг­ре, про­сти­тут­ка стре­мит­ся пе­ре­иг­рать парт­не­ра, дать мень­ше и по­лу­чить боль­ше. До­ро­гая про­сти­тут­ка се­го­дня при­об­ре­ла вы­со­кий об­ще­ст­вен­ный ста­тус, она по­бе­ж­да­ет в де­ло­вой иг­ре. По­ка­за­тель ее де­ло­во­го ус­пе­ха и общественного престижа ­бол­­­ь­шие до­хо­ды, ко­то­рые она име­ет в сво­ем биз­не­се.

Воз­рос­ший ин­те­рес  к пор­но-звез­дам, про­сти­ту­ткам вы­со­ко­го клас­са, свя­зан с тем, что они ле­га­ли­зо­ва­ли се­бя в ка­че­ст­ве money-makers, ан­тре­пре­не­ров, чут­ко улав­ли­ваю­щих ры­ноч­ный спрос. Они мо­гут яв­лять­ся об­раз­цом для на­чи­наю­щих ан­тре­пре­не­ров, ведь их ус­пех за­ви­сит от уме­ния ма­ни­пу­ли­ро­вать соб­ст­вен­ны­ми чув­ст­ва­ми, эмо­ция­ми и чув­ст­ва­ми дру­гих, так­же как и в ин­ду­ст­рии сек­са. В этой ин­ду­ст­рии, как и в лю­бой дру­гой, не­об­хо­ди­мо от­ве­чать тре­бо­ва­ни­ям рын­ка тру­да, соз­да­вать стан­­да­рт­­и­зи­ров­анный сер­вис, так как толь­ко стан­дарт при­ни­ма­ет­ся рын­ком. Ры­нок не при­ни­ма­ет то­го, что не со­от­вет­ст­ву­ет стан­дар­ту, лич­но­ст­ные ка­че­ст­ва, убе­ж­де­ния, свое­об­ра­зие лич­но­сти, по­это­му, — «Де­пер­со­на­ли­за­ция — же­лае­мое ка­че­ст­во для боль­шин­ст­ва аме­ри­кан­цев.» Со­цио­лог Эд­вард Стю­арт.

Де­пер­со­на­ли­за­ция фор­ми­ро­ва­лась спе­ци­фи­че­ски­ми ус­ло­вия­ми аме­ри­кан­ской жиз­ни, но от­каз от ев­ро­пей­ских пред­став­ле­ний о лич­но­сти в Аме­ри­ке был сфор­му­ли­ро­ван так­же и идео­ло­ги­ей но­вой ци­ви­ли­за­ции. Аме­ри­ка, с ее куль­том про­сто­го че­ло­ве­ка, не при­ни­ма­ла ра­фи­ни­ро­ван­но­сти ев­ро­пей­ской куль­ту­ры, и ее обо­­­­­­­­­­­­ж­­­­е­­­­с­т­­в­ле­ни­я лич­но­сти. Эти ка­че­ст­ва ев­ро­пей­ской куль­ту­ры не при­ни­ма­лись и мно­ги­ми ев­ро­пей­ски­ми фи­ло­со­фа­ми эпо­хи Про­све­ще­ния, чьи идеи стали фундаментом аме­ри­кан­ско­го ми­ро­воз­зре­ния.

Воль­тер, в сво­ей про­грамм­ной ра­бо­те «Кан­дид», «Про­сто­душ­ный» или ес­те­ст­вен­ный че­ло­век, по­ка­зы­вал ге­роя, не при­ни­маю­ще­го цен­но­сти лич­но­сти, ха­рак­тер­ной для выс­ше­го об­ще­ст­ва. Но­вый, под­ни­маю­щий­ся к вла­сти бур­жу­аз­ный класс тре­бо­вал идеа­ли­за­ции соб­ст­вен­ных ка­честв, по­сред­ст­вен­но­сти, ор­ди­нар­но­сти, ко­то­рые Воль­тер называл ес­те­ст­вен­ными ка­че­ст­вами че­ло­ве­ка.

Аме­ри­кан­ский Кан­дид — это Гекль­бе­ри Финн, он, как по­жа­луй, ни­ка­кой дру­гой ге­рой аме­ри­кан­ской ли­те­ра­ту­ры сим­во­ли­зи­ру­ет на­цио­наль­ный ха­рак­тер. Он сам соз­да­ет свои прин­ци­пы, и ве­дет се­бя так, как под­ска­зы­ва­ет ему не фи­ло­со­фия, религия, традиции или мораль, а здра­вый смысл.

Гекль­бе­ри Финн и есть “ес­те­ст­вен­ный че­ло­век” в аме­ри­кан­ских ус­ло­ви­ях. Он од­но­вре­мен­но бун­тарь и мас­тер при­спо­соб­ле­ния. Он ру­ко­во­дству­ет­ся толь­ко здра­вым смыс­лом, но твер­дой жиз­нен­ной по­зи­ции у не­го нет. Его по­зи­ция ме­ня­ет­ся в за­ви­си­мо­сти от об­стоя­тельств, об­стоя­тель­ст­ва дик­ту­ют по­зи­цию. Его ин­­­­д­­и­­­ви­­­ду­а­льность вы­ра­жа­ет­ся не уни­каль­но­стью внут­рен­не­го ми­ра, а уни­каль­но­стью по­ступ­ков. Он су­ще­ст­ву­ет в пре­де­лах сво­его ма­лень­ко­го мир­ка и не зна­ет ни­че­го ни о стра­не, в ко­то­рой жи­вет, ни о ми­ре в це­лом. В ожесточенной борьбе за вы­жи­ва­ние, он по­сто­ян­но ме­няет се­бя, при­спо­саб­ли­ва­ясь к об­стоя­тель­ст­вам.

Это тре­бо­ва­ние жиз­ни, из­ме­не­ние се­бя, постоянное приспособление, про­сле­жи­ва­ет­ся во мно­гих про­из­ве­де­ниях клас­си­ков аме­ри­кан­ской ли­те­ра­ту­ры 19-го ве­ка. Уолт Уит­мен пи­шет в  «Пес­не о се­бе» :

Я всех цве­тов и каст, всех вер и ран­гов,

Я фер­мер, джент­ль­мен, мас­те­ро­вой, мат­рос,

Ме­ха­ник, ква­кер, врач и су­те­нер,

Бан­дит, бу­ян и ад­во­кат…

Бенд­жа­мин Франк­лин в сво­ей «Ав­то­био­гра­фии», — «Я пе­чат­ник, почт­мей­стер, из­да­тель аль­ма­на­ха, хи­мик, ора­тор, жес­тян­щик, юмо­рист, фи­ло­соф, го­су­дар­ст­вен­ный дея­тель, про­фес­сор до­мо­вод­ст­ва и эко­но­ми­ки, зна­харь, про­жек­тер и тво­рец афо­риз­мов».

«Ав­то­био­гра­фия» бы­ла дис­­­к­у­­с­­сией Франк­ли­на с «Ис­по­ве­дью» Жан-Жа­ка Рус­со. Рус­со опи­сы­ва­ет ис­то­рию раз­ви­тия лич­но­сти со всей воз­мож­ной ис­крен­но­стью рас­ска­зы­ва­я о том, что про­ис­хо­ди­ло в его ду­ше, в по­та­ен­ных угол­ках его внут­рен­не­го ми­ра. Франк­ли­на же внут­рен­ний мир ге­роя не ин­­­­­­­т­­­е­­­ре­­со­ва­л. Он тща­тель­но про­сле­дил его путь к прак­ти­че­ско­му ус­пе­ху, где ка­ж­дое дей­ст­вие, ка­ж­дое дви­же­ние ду­ши на­прав­ле­но к дос­ти­же­нию ре­зуль­та­та.

Франк­лин был пер­вым, кто ввел в аме­ри­кан­скую ли­те­ра­ту­ру тип, не су­ще­ст­во­вав­ший в ев­ро­пей­ской ли­те­ра­ту­ре, “self-made man”, сде­лав­ший се­бя че­ло­век, че­ло­век, из­ме­няю­щий се­бя для достижения успеха. Тер­мин “self-made man” как буд­то пред­по­ла­га­ет лич­ную во­лю, лич­ный вы­бор, но вы­бор пре­до­пре­де­лен на­цио­наль­ным идеа­лом, меч­той о бо­гат­ст­ве. Ге­рой «Ав­то­био­гра­фии», шаг за ша­гом, “де­ла­ет се­бя” строит свое богатство.

В «Ав­то­био­гра­фии» Франк­ли­на, кро­ме фи­гу­ры ав­то­ра, су­ще­ст­ву­ет так­же и Бед­ный Ри­чард, оба  от­но­сят­ся с ог­ром­ным пие­те­том к успешным людям бизнеса. Бо­гат­ст­во ими созданное приносит са­мо­ува­же­ние и ува­же­ние дру­гих, а  бед­но­сти об­ще­ст­вен­ное мне­ние не про­ща­ет и от­но­сит­ся к ней с пре­зре­ни­ем. «Не­воз­мож­но пус­то­му меш­ку сто­ять пря­мо», «Те­перь, ко­гда я имею ко­ро­ву и ов­цу, все ока­зы­ва­ют мне зна­ки ува­же­ния», го­во­рит Бед­ный Ри­чард.

Бед­ный Ри­­чар­д че­рез полтора сто­ле­тия пре­вра­тил­ся в ге­роя три­ло­гии Ап­дай­ка, «Кро­лик». Он, как и ге­рой Бенд­жа­ми­на Франк­ли­на, “сде­лал се­бя” в биз­не­се. В юно­сти он был бун­­т­арем, не при­­н­и­м­авшим бес­цвет­но­сти и се­ро­сти жиз­ни, хо­тел най­ти се­бя, свое, осо­бое ме­сто в этом ми­ре. Но воз­мож­но­стей для это­го об­ще­ст­во не пре­дос­тав­ля­ло, и он при­­м­и­р­ился. Он рос как биз­нес­мен, как лич­ность ос­тал­ся на уров­не под­ро­ст­ка. Его лицо в по­жи­лом воз­рас­те, лицо по­ста­рев­шего маль­чика, как и у мно­гих аме­ри­кан­цев сред­не­го клас­са.

«Аме­ри­ка стра­на маль­чи­ков, ко­то­рые от­ка­зы­ва­ют­ся рас­ти. Лич­ность так и ос­та­ет­ся в том ви­де, в ко­то­ром она при­шла в этот мир, ли­цо мла­ден­ца в пе­лен­ках.», от­ме­ча­л Сал­ва­дор Мар­дар­ка­да, ис­пан­ский пи­са­тель.

Те чер­ты лица, ко­то­рые при­ня­то на­зы­вать ха­рак­тер­ны­ми, по­яв­ля­ют­ся в ре­зуль­та­те уни­каль­но­го ин­ди­ви­ду­аль­но­го опы­та, эмо­цио­наль­ных по­тря­се­ний, внут­рен­ней борь­бы, а в ус­ло­ви­ях стан­дар­ти­зи­ро­ван­ной жиз­ни они и не мо­гут воз­ник­нуть. Вся внут­рен­няя энер­гия рас­хо­ду­ет­ся на внеш­ние кон­флик­ты, на пре­одо­ле­ние лишь внеш­них пре­пят­ст­вий, с воз­рас­том по­яв­ля­ют­ся стар­че­ские мор­щи­ны, но это мор­щи­ны во­ле­во­го пре­одо­ле­ния, они не ре­зуль­тат эмо­цио­наль­но­го и ин­тел­лек­ту­аль­но­го опы­та, а знак фи­зи­че­ской из­но­шен­но­сти, ста­ре­ния ор­га­низ­ма.

Го­во­рят, что ли­цо – это зер­ка­ло ду­ши, ду­ша от­ра­жает кра­ски внут­рен­не­го ми­ра, и, ес­ли его нет, то ли­цо ста­но­вит­ся бес­цвет­ным, — «От­сут­ст­вие лиц в Аме­ри­ке по­ра­жа­ет, пер­со­на­ли­зи­ро­ван­ных ха­рак­те­ров про­сто нет. За ли­ца­ми ев­ро­пей­цев сто­ит це­лый круг соб­ст­вен­ных, ин­ди­ви­дуа­ли­зи­ро­ван­ных пред­став­ле­ний о ми­ре, лю­дях, по­ли­ти­ке и куль­ту­ре. Ли­ца аме­ри­кан­цев пред­став­ля­ют пол­ный кон­траст, приспособление куль­ти­ви­ру­ет бес­цвет­ность». Фран­цуз­ский со­цио­лог Бо­рди­яр.

«На их ли­цах нет ни­ка­ко­го сле­да внут­рен­ней жиз­ни, мыс­лей или эмо­ций. Вы­ра­же­ние их лиц труд­но оп­ре­де­лить, чер­ты лиц раз­мы­ты, так как мус­ку­лы во­круг рта и глаз ат­ро­фи­ро­ва­ны, ре­зуль­тат от­сут­ст­вия слож­ных эмо­цио­наль­ных ре­ак­ций», — опи­са­ние фран­цуз­ским на­блю­да­те­лем сред­ней Аме­ри­ки.

По­сто­ян­ная адап­та­ция к из­ме­няю­щим­ся ус­ло­ви­ям соз­да­ет ли­ца “с об­щим вы­ра­жень­ем”, или, точ­нее, без вся­ко­го вы­ра­же­ния. От­сут­ст­вие ха­рак­тер­ных лиц в тол­пе аме­ри­кан­цев от­ме­ча­ют не толь­ко ев­ро­пей­цы, но и са­ми аме­ри­кан­цы, имею­щие хоть ка­кой-то опыт жиз­ни в Ев­ро­пе.

Стю­арт Мил­лер, аме­ри­кан­ский пси­хо­лог, про­жив­ший не­сколь­ко лет во Фран­ции, — «Ко­гда вы встре­чае­тесь с ев­ро­пей­цем, пе­ред ва­ми не толь­ко “ре­аль­ный че­ло­век”, но осо­бая, не кли­ши­ро­ван­ная сис­те­ма ви­де­нья ми­ра. В их гла­зах, имею­щих по­ра­зи­тель­ную глу­би­ну, про­чи­ты­ва­ет­ся мно­го­об­раз­ный эмо­цио­наль­ный опыт, вы­ра­же­ния лиц все­гда ин­ди­ви­ду­аль­ны, за ни­ми сто­ит ин­тен­сив­ность внут­рен­не­го ми­ра, ко­то­рую мы, аме­ри­кан­цы, не мо­жем се­бе да­же пред­ста­вить, их взгляд на мир с его глу­би­ной про­ник­но­ве­ния в сущ­ность со­ци­аль­ных яв­ле­ний, их по­ни­ма­ние тон­чай­ших ню­ан­сов пси­хо­ло­гии — все это ре­зуль­тат ра­бо­ты над со­бой, вы­ра­бот­ка лич­но­сти, уни­каль­ное для дан­но­го че­ло­ве­ка. В них все го­во­рит о глу­би­не со­дер­жа­ния, ин­тен­сив­ной внут­рен­ней жиз­ни лич­но­сти, то, что для нас, аме­ри­кан­цев, прак­ти­че­ски не­по­сти­жи­мо. Все это соз­да­ет рез­кий кон­траст с пре­сно­стью, од­но­об­ра­зи­ем вы­ра­же­ния, или про­сто от­сут­ст­ви­ем ка­ко­го-ли­бо вы­ра­же­ния на ли­цах аме­ри­кан­цев.»

В «Порт­ре­те До­риа­на Грея» Ос­ка­ра Уай­ль­да, ли­цо ге­роя на порт­ре­те по­сто­ян­но ме­ня­ет­ся, на нем от­ра­жа­ют­ся те же­ла­ния, по­ро­ки и мел­кие стра­стиш­ки, ко­то­рые До­ри­ан Грэй хо­тел бы спря­тать от лю­бо­пыт­ных глаз, вид­ны сле­ды внут­рен­ней борь­бы, борь­бы же­ла­ний с нрав­ст­вен­ны­ми за­пре­та­ми, его ли­цо от­­р­а­­жает транс­фор­ма­цию внут­­ре­н­­него ми­ра ге­роя.

Аме­ри­кан­ская куль­ту­ра, в от­ли­чии от ев­ро­пей­ской, экс­т­ра­вер­тив­на, она пред­по­ла­га­ет, что все что про­ис­хо­дит с че­ло­ве­ком, про­ис­хо­дит че­рез внеш­нее дей­ст­вие, а его внут­рен­ний мир мо­жет быть ин­те­ре­сен его лич­но­му пси­хо­ло­гу, но не ок­ру­жаю­щим его лю­дям, ко­то­рые так­же стан­дарт­ны, как и он сам.

В то же вре­мя, аме­ри­кан­цы вос­при­ни­ма­ют се­бя как су­ще­ст­ва уни­каль­ные, не­за­ви­си­мые от внеш­них влия­ний. Им ка­жет­ся, что их мне­ния, цен­но­сти в ко­то­рые они ве­рят, фор­мы по­ве­де­ния, они сфор­ми­ро­ва­ли са­ми, они «са­ми се­бя сде­ла­ли». Для них не­при­ем­ле­мо пред­став­ле­ние о том, что они, так­же, как и пред­ста­ви­те­ли лю­бой куль­ту­ры, русские, фран­цу­зы, нем­цы, ис­пан­цы, ве­рят в оп­ре­де­лен­ные идеи и ве­дут се­бя оп­ре­де­лен­ным об­ра­зом, по­то­му что та­ки­ми их сде­ла­ла ок­ру­жаю­щая со­ци­аль­ная сре­да.

Аме­ри­кан­цы ча­ще чем лю­бая на­ция ми­ра при­бе­га­ют к сте­рео­ти­пам, оп­ре­де­ляя ими ин­ди­ви­ду­аль­ность других, их по­сто­ян­ное ис­поль­зо­ва­ние и от­сут­ст­вие за­зо­ра ме­ж­ду сте­рео­ти­пом и объ­ек­том де­мон­ст­ри­ру­ет оче­вид­ный факт, аме­ри­кан­цы по­ра­зи­тель­но сте­рео­тип­ны.

Но, в ки­но, на те­ле­ви­зи­он­ном эк­ра­не, мы ви­дим яр­кие лич­но­сти, объ­ем­ные ха­рак­те­ры, они смот­рят на нас с об­ло­жек жур­на­лов, с рек­лам­ных объ­яв­ле­ний. Ак­те­рам, ре­жис­се­рам, ху­дож­ни­кам, пи­са­те­лям ин­ди­ви­ду­аль­ные ка­че­ст­ва не­об­хо­ди­мы, в этом биз­не­се ин­ди­ви­ду­аль­ность про­фес­сио­наль­ный ка­пи­тал, на спе­ци­фи­че­ском рын­ке ис­кусств уни­каль­ность хо­ро­шо про­да­вае­мый то­вар.

Те­ма кон­фор­миз­ма ста­ла чрез­вы­чай­но ост­рой во всем за­пад­ном ми­ре во вто­рой по­ло­ви­не 20-го ве­ка бла­го­да­ря то­му уст­ра­шаю­ще­му эф­фек­ту, к ко­то­ро­му он при­вел в на­ци­ст­кой, то­та­ли­тар­ной Гер­ма­нии. Но, эко­но­ми­ка, став се­го­дня ос­нов­ной це­лью поч­ти все­го ми­ра, при­ве­дет к еще бо­лее то­таль­но­му кон­фор­миз­му, обя­за­тель­но­го ка­че­ст­ва че­ло­ве­ка в пост-ин­ду­ст­ри­аль­ную эпо­ху. Во всех стра­нах ми­ра лю­ди ста­но­вят­ся все бо­лее и бо­лее по­хо­жи­ми друг на дру­га, их ли­ца, их оде­ж­да, их чув­ст­ва, их мыс­ли штам­пу­ют­ся на од­­­­­­но­м и то­м же кон­вей­е­ре.

Ко­гда-то кон­фор­мизм вос­при­ни­мал­ся как оп­ре­де­лен­ная жиз­нен­ная по­зи­ция, ко­то­рую ин­ди­вид вы­би­рал соз­на­тель­но. Се­го­дня у не­го нет вы­бо­ра, се­го­дня ин­ди­вид дол­жен или при­нять прин­ци­пы, в ко­то­рые ве­рят мас­сы, или быть вы­бро­шен­ным из об­ще­ст­ва.

Эко­но­ми­че­ская ци­ви­ли­за­ция со вре­мен Про­све­ще­ния соз­да­ва­ла но­вый че­ло­ве­че­ский тип, со­от­вет­ст­вую­щий тре­бо­ва­ни­ям тотального порядка об­ще­ст­ва-ма­ши­ны. Ка­ким же бу­дет этот Но­вый Че­ло­век ко­гда дос­тиг­нет иде­аль­ную для сис­те­мы фор­му? Это че­ло­век, слож­ный по сво­им внеш­ним про­яв­ле­ни­ям, слож­ным как ма­ши­ны с ко­то­ры­ми он ра­бо­та­ет, и уп­ро­щен­ным внут­рен­ним ми­ром, а все со­дер­жа­ние его жизни будет исчерпываться про­­и­з­в­о­­дством и по­­тре­б­­лением ма­те­ри­аль­ных бо­­гат­ст­в.

Автор(ы) статьи: Стерликова М.С., Ромах О.В.
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

культ богини-женщины, мифологические образы, идея сотворения мира.

Аннотация:

В статье предпринимается попытка исследования древнейших мифологических образов и форм сакральной геометрии, связанных с женским началом. Автор рассматривает идею сотворения мира в различных древнейших космогониях и пытается выявить роль Богини-Женщины в процессе Творения и зарождения Жизни во всех ее проявлениях.

Текст статьи:

Культ Богини-Женщины является одним из древнейших в истории человечества. Его происхождение связано с историей сотворения мира.

Еще во времена глубокой древности люди видели во всех космических процессах и могущественных силах Природы неразрывную гармонию мужского и женского начал, где мужская энергия заключена в идее – семени, а женская энергия проявляется в зарождении и творении. Оба эти начала должны быть соединены в высшей реальности, но именно женское космическое начало представляло собой господствующую силу во Вселенной и занимало доминирующее положение во всех древнейших религиозных системах.

Самыми ранними свидетельствами почитания Богини являются  фигурки женщин, сделанные из камня, кости и глины. Эти фигурки называют «Венерами эпохи палеолита» (40-50 тыс. лет до нашей эры) и для всех них характерны преувеличенные формы изображения органов деторождения и кормления, в то время как голова и конечности изображаются условно. Большинство археологов считают, что эти женские фигурки являются изображениями  Богини-Матери, культ которой носил в первобытную эпоху универсальный характер. Богиня – Мать представляла собой Землю или Природу, в которой заключена творческая сила всей жизни; Женщину в качестве матери  людей, в которой заключена идея материнства. (Мифы народов мира, т.1, с. 178). В период неолита — 10-12 тыс. лет до нашей эры появляются многочисленные образы Богини-Матери, как отражение различных сил природы.

Имея множество имен и форм, Богиня играла центральную роль в религиозном ритуале и сознании людей в разных уголках мира.

В шумерских текстах наряду с популярной триадой богов – Ану, Энлиль, Энки – часто упоминается и четвертое божество – богиня Нинхурсаг, которая имела множество имен (Нинмах, Нинлиль, Нинти («Госпожа жизни»), Нинту («Госпожа родов»), Мами (Мать) и т.д.). Но каким  бы ни было ее официальное имя, она всегда была известна как «Богиня Чрева». Также древние шумеры поклонялись великой богине любви и войны Инанне — божественной хранительнице древнего города Урука.

В аккадском пантеоне была известна богиня-мать Аруру, создающая из глины героя эпоса о Гильгамеше Энкиду, она также является создательницей людей, определившей их судьбы. Известна также великая богиня войны и любви Иштар, у ханаанеян — это богиня Анат.

В древнесемитской мифологии известны богини – Астарта – богиня любви, плодородия; Асират или Ашера – мать богов и людей, владычица сущего.

Древние арабы поклонялись богине неба и дождя Аллат, которая ассоциировалась с Каабой в Мекке, святыней домусульманских времен.

В Армении до официального принятия христианства был распространен культ богини-матери, плодородия, любви и воды Анахит.

Древние персы поклонялись богине чистоты и непорочности Анахите. В именах этих богинь явно прослеживается связь с названием сердечной чакры – Анахаты — места пребывания любви.

В мифологии ингушей и чеченцев известна богиня Аза – покровительница всего живого. В некоторых мифах она выступает в роли матери солнца.

В Индии культ Богини имел огромное значение, а в некоторых областях он существует и в настоящее время. Индийская Богиня известна под многими местными и общеиндийскими именами – Ума, Парвати, Кали, Дурга и др. Все они являются ипостасями Умы-Махадеви (Богини Деви). В Калика-пуране женское начало — Богиня-Деви, описывается как супраментальная пракрити, материальная причина феноменального мира и олицетворение всей мощи, всего сознания и блаженства. Мир обязан своим возникновением ей, она же своим рождением никому не обязана (Калика-пурана 5, 14).

В Ригведе богине Вач (персонификация священной речи) посвящен гимн Деви-сукта (Ригведа X, 125). Она выполняет космогонические функции. Вач обитает на небе и на земле, ее лоно в воде, в море; она распространяется по всем мирам, будучи единой, достигает неба, веет, как ветер, охватывает все миры. Вач выше неба и шире земли.  Вач наделяет богатством, силой и мудростью тех, кого любит, тех же, кто ненавидит брахманов, поражает стрелой из лука Рудры. Богиня вызывает словесные состязания и увлекает всех за собой. Она несет Митру, Варуну, Индру, Агни, Ашвинов, Сому, Тваштара, Пушанаи Бхагу; вместе с нею – Рудра, васу, Адити, все боги. Вач имеет эпитеты – «божественная», «царица богов».  (Мифы народов мира, т. 1, с.219; Ригведа VIII 89, 10-11).

Наряду с высшими женскими божествами  — Мут, Ихет, Нут, Сехмет, Хекет, Тефнут  и другими, в Древнем Египте особо почиталась Богиня Исида – богиня плодородия, воды и ветра, символ женственности, семейной верности, богиня мореплавания. Ее культ пользовался широкой популярностью в Египте и далеко за его пределами. В греко-римском мире ее называли «та, у которой тысяча имен». Вероятно, что первоначально она олицетворяла Небо, и само ее имя — егип. Исет, «трон», «место», намекало на рождение ею солнечного бога Гора. В поздний период Исида отождествлялась с богиней неба Хатор или Хатхор, что буквально означало «дом Гора», т.е. «небо». Хатор – древнейшая богиня-мать, которая почиталась как небесная корова, родившая солнце. Она также выступала подательницей плодородия, с ней был связан культ деревьев.

Подобными качествами была наделена малоазиатская богиня Кибела, которой поклонялись по всему Средиземноморью, она считалась Матерью богов и хранительницей сокровенных знаний.

С Богиней связан образ Мирового Космического Древа. У восточных славян известна богиня плодородия Мокошь, которая прядет бесконечную пряжу – всепроникающую энергию мироздания.

На африканском континенте в дагомейской мифологии известна богиня Миноха – покровительница жизни и властительница судьбы, прядущая невидимую нить, соединяющую человека с тремя мирами.

Представления о Богине – пряхе сохранились у саамов, финнов, литовцев и других народов Севера. Образы богинь-прях связаны с тонкой структурой энергетического тела человека и определяют местонахождение Верховной Богини в тонком теле человека – его седьмой чакре Сахасраре (макушка головы).

Многочисленные образы Богини можно встретить и в мифологии древних греков: Гера – хранительница домашнего очага, чистоты супружества и законного брака; Афина -  мудрая Богиня-воительница; Афродита – вечно юная богиня любви, красоты, весны; Артемида – богиня плодородия и другие.

Анализируя вышесказанное, можно сделать следующий вывод, что, несмотря на множество имен и форм, основной характеристикой Богини, определяющей ее место и концепцию в мифологической модели мира, является созидательная функция, которая имеет несколько аспектов.

Во-первых, Богиня участвует в творении мира (идентифицируется с Землей, Первичными водами, Первобытным Хаосом, Древом Жизни, Мировым яйцом), т.е. выступает в качестве миросозидательного космического начала.

Во-вторых, Богиня участвует в создании населяющих Вселенную существ: богов, людей, животных, чудовищ и т.д. В этом случае она выступает в роли материнского начала, дарительницы жизни.

Третий аспект созидательной функции Богини – покровительство плодородию почвы, скота и людей, а в связи с этим и сексуальной активности как источнику плодовитости. В большинстве мифологий Богиня соотнесена с умирающим и воскресающим богом, мужем или возлюбленным (Исида и Осирис, Кибела  и Аттис, Иштар и Таммуз и т.д.). Такое включение Богини в круг мифологических представлений о вечном возрождении было причиной того, что она рассматривается как источник жизненной силы и бессмертия как высшего проявления этой силы. Отсюда связь Богини с мистериями и различными тайными культами, где она занимает центральное место.

Четвертый аспект – покровительство культуре, в особенности – городам, а также законам и тайным знаниям.

На протяжении всей истории существования, культ Богини был окружен множеством символов, в которых зашифрован огромный пласт всеобъемлющего знания. Согласно правилам сакральной геометрии, со времен глубокой древности прямые линии принято считать мужскими, а изогнутые – женскими. К геометрическим символам, выражающим женское начало, относятся дуга, спираль, но самой главной женской формой на Земле является сфера (шар, круг). Сфера – это мать. Наряду с кубом (мужской формой), это две самые важные формы во всей Реальности, когда речь идет о первоначальных взаимосвязях в Творении.

Форма сферы присутствует повсюду, она является источником всего. Основа всего нашего существования выполнена из «шариков» — сфер различных размеров. Атомы – это сферы, мы живем на сфере – Земле. Луна, Солнце, звезды – это сферы. Вся Вселенная – от макрокосма до микрокосма – создана из маленьких сфер тем или иным способом. Световые волны, двигающиеся сквозь пространство, тоже являются сферами, они распространяются сферически.

Повсюду в мире встречается образ из девятнадцати кругов, окруженный двумя концентрическими кругами, который называют Цветком Жизни. Многие исследователи считают, что в этом образе скрыта тайна Творения всего сущего. В его основе лежит форма сферы (шара, круга) – самая женская форма на Земле (рис. 1).

Рис. 1. Цветок Жизни.

 

В книге Д. Мельхиседека «Древняя тайна Цветка Жизни» описывается попытка расшифровки данного образа. Автор обнаруживает внутри Цветка Жизни еще несколько скрытых образов: Тор, Яйцо Жизни и Плод Жизни.  По мнению древних, эти три модели создают все сущее.

В Библии говорится, что Творение было совершено за шесть дней. Тор -  первая форма, которая исходит из завершенной модели Творения (рис.2), и он уникален среди всех существующих форм тем, что способен выворачиваться сам по себе, вращаясь вовнутрь и наружу. Тор образуется в результате вращения фигуры модели Творения, состоящей из семи сфер, вокруг ее центральной оси, создавая форму, которая выглядит как бублик, но с бесконечно малым отверстием.

Рис. 2. Первая модель творения (шестой день).

Форма тора управляет многими аспектами нашей жизни. Например, у человеческого сердца есть семь мышц, которые образуют тор, и он накачивает кровь в семи участках. Тор находится вокруг всех форм жизни, всех атомов и всех космических тел, таких, как планеты, звезды, галактики и т.д. После процесса оплодотворения, перед тем, как первая клетка – зигота (форма сферы) начинает делиться, выходя за пределы мембраны, она имеет форму яблока-тора. Таким образом, тор — это изначальная форма существования.

Следующую фигуру, произошедшую в результате второго вихревого движения и представляющую собой трехмерную фигуру, древние называли Яйцом Жизни. Считается, что все сущее было создано через форму Яйца Жизни.

Образ из девятнадцати кругов известен  как Цветок Жизни. В Цветке есть незаконченные сферы, завершение которых дают одну из самых священных и сакральных форм, которая называется Плодом Жизни (рис. 3).

Рис. 3. Плод Жизни.

Эта форма названа Плодом, так как является результатом (плодом) Цветка, из которого была сотворена материя первокирпичиков Реальности. Если на этой модели провести мужские (прямые) линии, чтобы соединить все центры, получится фигура, известная как куб Метатрона – одна из важнейших информационных систем во Вселенной.

Все вышеперечисленные модели (Тор, Яйцо Жизни, Цветок Жизни, Плод Жизни) состоят только из женских форм – сфер.

Если обратиться к мифологии, то все древнейшие космогонии начинаются  с образа Первичной Богини: из ее тела явилось Мировое яйцо или была рождена Земля; или тело богини стало материалом, из которого была создана Вселенная.

В мифах разных народов мира с образом Мирового (космического) яйца связана идея возникновения Вселенной или некой персонифицированной творческой силы:  бог-творец, культурный герой-демиург или род людской. В современных религиях яйцо является символом сотворения мира, который занимает центральное место в пасхальной обрядности и ритуалах плодородия.

В древнекитайской мифологии в мифе о первопредке Пань-Гу (пань – «блюдо», гу – «древний») говорится, что первоначально Вселенная представляла собой некое подобие содержимого куриного яйца, в котором и зарождается первый человек.

В ведийской космогонии присутствует понятие «Хираньягарба», которое является ядром одной из ранних концепций творения. Хираньягарба -  золотой зародыш, плавающий в космических водах и дающий начало Вселенной. В ряде случаев Хираньягарба отождествляется с солнцем. В «Ригведе» Хираньягарба – первоначальная форма бога – создателя Вселенной Праджапати (Ригведа X 121, 129; Атхарваведа X 7, 28).

В брахманах, упанишадах, эпосе версия «золотого зародыша» получает дальнейшую конкретизацию. Согласно «Ману–смрити», пуранам, «Махабхарате» (XII), Брахма рождается в яйце (Брахманда в переводе с  др.- инд. «яйцо Брахмы»), золотом зародыше, плавающем в первобытных водах.  Проведя в яйце год, он силой мысли разделяет яйцо на две половинки; из одной создается небо, из другой – земля; между ними возникает воздушное пространство. Далее появляются пять элементов (вода, огонь, земля, воздух, эфир), мысль, еще позже – боги, жертвоприношение, три веды, звезды, время, горы, равнины, моря, реки, наконец, люди, речь, страсть, гнев, радость, покаяние, набор противопоставлений (жар-холод, сухость-влага, горе-радость и т.д.), а сам Брахма разделяется на две части – мужскую и женскую.

Иногда творец Ишвара, одно из имен Шивы, описывается живущим в Мировом яйце на водах (Бхагавата-пурана III 20,14).

У орфиков известен миф о возникновении из Мирового яйца, плавающего в водах, Фанеса, божественного творца, сияющего как солнце,  или особого бесплотного божества с крыльями.

В египетской мифологии из Мирового яйца, снесенного птицей «Великий Гоготун», возникает солнце. У хауса Мировое яйцо, снесенное птицей Фуфунда, дало начало небу. Согласно «Калевале» (I), «из яйца, из нижней части, вышла мать земля сырая; из яйца, из верхней чатси, встал высокий свод небесный…». В китайской традиции небо и земля слиты воедино как куриное яйцо. В финском мифе утка сносит яйцо на торчащее из воды колено обитателя первичного мирового океана Вяйнямейнена, из которого он заклинаниями творит мир. В русских народных сказках также известен мотив яйца, уроненного уткой в воду.

Если проанализировать вышеизложенное, то можно заметить, что   образ Мирового яйца постоянно сопровождает образ первичных вод или  первичного хаоса, который является эквивалентом водной стихии. Согласно «Шатапатхе-брахмане» и «Махабхарате», из хаоса выделяются воды, породившие огонь – Хираньягарбха; через год из него возникает Брахма, разбивая оболочку и создавая из ее частей небо и землю (Шатапатха-брахмана XI; Махабхарата XII).

Также во многих мифологиях известен мотив поднятия мира (земли) со дна первичного океана. Водное чудовище выступает партнером бога-творца в демиургическом поединке и одновременно материалом для построения мира. Например, в аккадской космогонической поэме «Энума элиш»  первозданная стихия, мировой хаос воплощен в образе Тиамат, что в переводе означает «море». Тиамат является создательницей первых богов вместе со своим супругом Апсу (Абзу) – олицетворение мировых подземных пресных вод.  Апсу и Тиамат, мешая свои воды, создают первых богов «старшего поколения». Согласно мифу, в битве между богами «старшего» поколения, возглавляемых Тиамат, и богами «младшего» поколения была убита богом Мардуком. Он рассекает тело Тиамат на две части, делая из одной небо, из другой – землю.

С образом Тиамат связано шумерское понятие «ме» — могущественные божественные силы, управляющие миром, всеми божественными и земными институтами. В аккадском представлении  «ме» -  таблицы судеб, которые определяли движение мира и мировых событий, обладание ими обеспечивало мировое господство. Первоначальной хозяйкой таблиц судеб была Тиамат.

Общая шумерская символика всепоглощающей материнской любви включает земное начало и символ моря, олицетворяющего первичные воды и одновременно бездну страха. Например, имя шумерской богини-матери Намми, родившей «горы» Небес и Земли, переводится как «Первобытное море», ее символом являются первичные воды.

Древние египтяне называли первобытное водное пространство Nw, Nwn, Nwnw и считали древнейшей частью Вселенной, которая дала рождение всем богам.   Этот безграничный и бесконечный океан, не имевший ни дна, ни поверхности, был обиталищем небесной богини Нут. В надписи из храма богини Луны Кхонсу (Кхенсу) в Фивах описан акт творения верховным богом Амоном-Ра: «Амон-Ра был богом, который создал место в первобытном океане, когда семя истекало в первое время…» (H. Frankfort. Kingship and the Gods, 1978, с. 153, 380).

Ж. Ф. Шампольон и другие ученые, занимавшиеся расшифровкой египетских иероглифов, выяснили, что  матерью Амона — Ра и Осириса (две ипостаси одного бога) была богиня неба Нут. В первых же строках текстов пирамид богиня Нут подтверждает, что Осирис был «моим старшим сыном, который раскрыл мое чрево» (Тексты пирамид, Изречение 1). В заклинании 484 Текстов пирамид богиня  Нут говорит о себе: «Я первобытный холм земли в середине моря» (Тексты пирамид, Изречение 484).   Если попытаться расшифровать данные древнеегипетские метафоры, то можно предположить, что «холм» — это небесное тело, «море» — космос, а чрево Нут – небесный объект, который дал рождение богам.

Подобная информация дается в Библии, в начале истории о сотворении мира: «Вначале Бог создал небо и землю. Земля была бесформенна, пустынна и погружена в вечный мрак. Всюду простирались только воды, а над ними носился Дух Божий»; а в иудейском оригинале Книги Бытия, при описании сотворения мира, используется очень древний образ – оживляющее проникание «духа божьего» к мировым водам, изображаемое через метафору птицы, которая высиживает яйцо.

Если рассмотреть куриное яйцо, то внутри него можно увидеть желток («золотой зародыш»), окруженный мембраной. Куриное яйцо является примером яйцеклетки. Также как и в курином яйце, внутри мембраны человеческой яйцеклетки имеется жидкость («первоначальные воды»), а внутри нее есть еще одна сфера – женское протоядро, содержащее 22+1 хромосому, необходимые для создания тела  (рис. 4).

Рис. 4. Человеческая яйцеклетка.

Ученые выяснили, что после оплодотворения, сперматозоид проникает через мембрану внутрь яйцеклетки и начинает двигаться к женскому протоядру.  При этом у сперматозоида отпадает хвост, а крошечная головка увеличивается и превращается в абсолютно совершенную сферу, являющуюся мужским протоядром.  Он становится точно такого же размера, как и женское протоядро, и содержит вторую часть необходимой информации (рис. 5).

Рис. 5. Прорыв сперматозоида.

Затем мужское протоядро продолжает проникать в женское, пока они не станут единым целым. Так появляется человеческая зигота – первая клетка человеческого тела (рис. 6,7).

Рис. 6. Объединение женского и мужского протоядер.

 

Рис. 7. Единство в человеческой зиготе.

Совершенно очевидно, что в данном случае в образе Мирового яйца подразумевается яйцеклетка, внутри которой зарождается жизнь. Таким образом, мир и все формы жизни, включая человека, начинаются как сфера внутри сферы, яйцо, яйцеклетка.

Таким образом, женское начало является началом всех вещей, средой всеобщего зачатия и порождения, пространством, внутри которого зарождается Вселенная и жизнь во всех ее проявлениях.

Может быть, поэтому плодом Древа познания является яблоко, на которое так похожа первая клетка на определенном этапе своего развития, а первый человек Адам называет свою жену Ева (от евр. хай – «жизнь»):  «И нарек Адам имя жене своей: Ева, ибо она стала матерью всех живущих» (Ветхий Завет. Бытие 3,20).

 

Список использованной литературы:

1. Касидовский З. Библейские сказания. М., 1969.
2. Мельхиседек Д. Древняя тайна Цветка Жизни. М.: ООО Издательство «София», 2008. Т. I, II.
3. Мифы народов мира /энциклопедия в двух томах/. М.: «Советская Энциклопедия», 1987. Т. I, II.
4. Рошаль В. М. Энциклопедия символов. М.: АСТ; СПб.: Сова, 2007.
5. Самозванцев А. М. Мифология Востока. М.: «Алетейа», 2000.
6. Савицкая С.В. Символы: системность наложения. М.: Амрита-Русь, 2008.
7. Элфорд А. Когда боги спустились с Небес. М.: Вече, 2008.
8. Элиаде М. Священное и профанное. М., 1994.
9. Элиаде М. Аспекты мифа. М., 1995.

 

 

Автор(ы) статьи: Василенко И.В.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

язык, код-знак, социальный язык, корпоративный язык, сложность языка, прозрачность языка.

Аннотация:

В статье рассматривается язык как коммуникативное средство, знак-код, запечетлевающий социальные нормы и ценности, средство отличия, посредством его корпоратизации (профессиональной или ведомственной брэндовости)

Текст статьи:

Человеческий язык – это поистине дар, который позволил человечеству, во-первых, передавать друг другу сообщения, несущие определенный смысл; во-вторых,  сформировать коммуникации и сделать социальную среду более понятной и предсказуемой; в-третьих, сформировать свою культуру.

В то же время происхождение языка носит социальный характер, т.к. для того чтобы слова запечатлелись в памяти человека с определенными значениями и стали понятными ему, необходимо их слышать, воспринимать и определенным образом реагировать на них. Так происходят социальные взаимодействия, способствующие интеграции или дифференциации социума на основе элементов культуры.

Носителями культуры являются люди. Но в различных социумах она как бы отделяется от людей и становится атрибутом общества, оказывая значительное влияние на ее членов, модифицируя их поведение в соответствии с нормами и ценностями, которые составляют ее основу. В ходе социального взаимодействия происходит обмен ценностями и нормами, пониманием их значения, интерпретацией в рамках повседневной жизни и деятельности, творчеством в их переосмыслении. Главным инструментом в этих процессах является язык.

Известно, что язык может выступать в письменной и устной формах, а значит и в устной и письменной формах мышления, передачи опыта и социальной организации. Несомненно, эти формы отличны друг от друга, т. к. устная речь, в отличие от письменной менее формализована и относится больше к среде неформальных отношений. Письменная и устная формы организации должны включать одинаковые по смыслу  и значению ценности и нормы, в то время как расхождение между ними характеризует двойственность и двусмысленность организационной политики и неустойчивость позиции руководителя.

В последнее время в ряде публикаций, посвященных организациям и организационной политики, по аналогии с компьютерными системами стали использоваться  категории hard и soft. К первой относятся вопросы формирования и оптимизации организационных структур, ко второй – вопросы, касающиеся человеческого фактора: мотивации, коммуникации, лидерства, корпоративной культуры и т.д. На современном этапе развития обществ несомненной становится важность категории soft, поскольку человеческий фактор становится главным капиталом, стратегическим ресурсом в развитии организаций и обществ. Становится очевидным, что язык внутриорганизационной политики по этим типам организаций будет различным, а наиболее перспективным является «гуманистический» язык внутриорганизационной политики.

Каждая организация формирует собственный облик, в основе которого лежат специфическое качество производимой продукции и оказываемых услуг, правила поведения, нравственные принципы работников, репутация в деловом мире и т.п. Этот облик в основном определяется характером и направленностью внутриорганизационной политики. В организациях, принадлежащих к категории hard, в качестве основы жизненного потенциала внутриорганизационной политики используется личностный и властный ресурс руководителя. Внутриорганизационная политика по типу soft основана на организационной культуре, язык которой показывает: то, ради чего создана организация; почему люди стали ее членами; как строятся отношения между ними; какие устойчивые нормы и принципы жизни и деятельности организации они разделяют; что по их мнению хорошо, а что – плохо; как они себя ощущают в организации и т.д. Все это не только отличает одну организацию от другой, но и в существенной мере предопределяет их успешное функционирование и развитие в долгосрочной перспективе, поскольку организационная культура:

во-первых, является выражением индивидуальности организации;

во-вторых, служит носителем корпоративного здравого смысла;

в-третьих, способствует формированию коллективной преданности организации (лояльности и патриотизма работников);

в-четвертых, служит  гарантом стабильности социальной системы организации.

Изучение языка внутриорганизационной политики следует начинать с организационного контекста. Э. Гидденс предлагает учитывать при этом такие базисные понятия, как: «наличие–присутствие», «локальность (место действия)», и отношение «обособленность/раскрытие». Переплетение социального контекста с языковым позволяет нам солидаризироваться с Витгенштейном, у которого практика  или «формы жизни» задают условия осмысленности повседневного языка. Язык в действительности функционирует лишь на фоне всей совокупности практик, принятых в данной культуре, задает один из основных способов того, как можно помыслить практику. Так, внутриорганизационный контекст может быть выражен в категориях интеграции/дезинтеграции. Организационная интеграция помимо прочих взаимодействий обеспечивается  и поддерживается посредством разговоров, т.е. повседневного речевого общения. Анализируя коммуникацию значений в процессе взаимодействия можно разработать объяснительные схемы. Индивиды редко «просто» соприсутствуют в ситуации. Зачастую они активно участвуют в разговоре, осуществляя, таким образом, социальное взаимодействие. Проявление присутствия принимает различные формы: начиная от активного диалога и заканчивая молчаливым, но не менее значимым по смыслу соучастием, осуществляемым, прежде всего, на уровне практического сознания. В основе разговоров и бесед лежит стремление представить собственную персону. В рамках организационной культуры язык разговора  носит нормативный характер и служит  для передачи определенной информации и смысла своего поведения так, как того ожидают от людей его круга. По распространенной практике начала и окончания разговоров, а также способов своей презентации выступающих можно определить модели  большинства  взаимодействий, выявить особенности внутриорганизационной политики и культуры.

Современник Витгенштейна философ обыденного языка Джон Остин открыл категорию высказываний, имеющих в практике языка особый статус – перформативные высказывания. Это не высказывания о чем-то, то есть не высказывания о некоторой внеязыковой реальности, а действия, которые изменяют реальность с помощью языка.

В обыденных контекстах язык  используется перформативно, т.е.  для достижения определенных  эффектов или вызывания определенных последствий, например, когда мы обещаем, отдаем приказы, даем определение ситуации.  Таким образом, организационные практики можно понять как конкретную деятельность, соединяющую слова и действия. В то же время, язык, воплощается во внутренней и внешней речи, которые могут отличаться друг от друга, как отличаются мотивация и действия.

Формальная сторона речи воплощается в приказах, распоряжениях, указаниях руководителей организации, в положениях о структурных подразделениях, должностных инструкциях. Именно в них фиксируются такие составляющие организационной культуры, как:

стандартные смыслы достижения успеха внутри конкретной организации (так, в конкретных инструкциях для персонала записано: «Если Вы будете делать так, вас ожидает успех»);

персонифицированные ценности, служащие реальными примерами известных лиц организации;

правила и ритуалы организации, позволяющие ориентировать все подразделения и отдельных лиц на общие цели;

заранее установленные и систематизированные нормы поведения сотрудников в тех или иных ситуациях, обеспечивающих лояльность и облегчающих общение.

В этой части язык позволяет выявить особенности структуры, власти и лидерства, особенности взаимодействия органов управления и работников, принятых правил, прямого руководства и контроля, существующие формы влияния и запреты в этой области. Взаимосвязь между культурой и результатами работы определяется теми смыслами, которые заложены в письменной и устной речи и которые в виде ценностей утверждаются конкретной культурой организации. Компания, в которой игнорируют интересы человека, скорее всего, далека от долговременного успеха.

Помимо формальной и неформальной сторон взаимодействий, выраженных в  языковых ситуациях, существует и еще одна: формирование и циркуляция слухов, зачастую отражающих защитные механизмы реализации внутренних недовольств и дискомфортов, выраженных в виде речевых конструктов, возникших в определенном социокультурном контексте организации.

Организационную культуру можно представить как многоуровневую конструкцию. На верхнем уровне такой пирамиды находятся актуальные организационные структуры и процессы, т.е. особенности среды, технологии и продуктов, стиль одежды и поведения, мифы и истории, которые рассказывают об организации, опубликованные списки ценностей, наблюдаемые ритуалы, церемонии и т.д. Данный уровень включает также видимое поведение групп в процессах, происходящих в организации. Все это легко наблюдать, но очень трудно интерпретировать. Иными словами, сторонний наблюдатель способен описать, что он видит и чувствует, но не может объяснить существа явлений и понять, отражают ли они базовые идеи и убеждения.

При более глубоком анализе изучаются ценности и верования, разделяемые членами организации, выраженные в смыслах высказываний  о ценностях, в их поддержке или в предположениях о правильности или неправильности решений. В группах имеются лидеры, которые могут оказывать влияние на принятие решения по поводу ценностей. Однако пока группа не отреагирует на речь этих лидеров, не проанализирует полученные смыслы, не выработает общих суждений и не предпримет совместных действий, они не будут обоснованными. Таким образом, сначала имеется речь, с помощью которой получается информация, требующая анализа, затем – выделяются разделяемые смыслы-ценности и наконец формируется убеждение, разделяемое членами группы и включающее конечные и оперантные ценности: «благополучие семьи», независимость», ценность частной жизни», право на автономность»; достижение конкретного успеха и промежуточных целей.

Следующий, глубинный уровень включает базовые элементы организационной культуры, которые трудно осознать самим членам организации без специального изучения этого вопроса. Базовые элементы не оспариваются, и поэтому их трудно изменить. Их переоценка дестабилизирует организационный мир. В человеческой психике заложена необходимость стабильности Поэтому базовые элементы могут быть рассмотрены как индивидуальные и групповые когнитивные защитные механизмы, обеспечивающие ее функционирование. В долгосрочной перспективе именно они обусловливают успешную деятельность организации. Из всех трех уровнях культуры только базовые элементы, разделяемые членами организации, дают четкое представление о культуре, поскольку служат защитным механизмом. В нашем случае базовыми элементами культуры, включающих работников, делающих их сопричастными к функционированию и развитию организации являются: «структура», включающая речевые оценки и интерпретации состояния оборудования, т.е. рабочих мест и содержание труда, особенности выполняемых функций.

«Системы и процедуры» определяются речевыми ситуациями организации и координации работы, распределения работы, учета результатов работы, материального и морального стимулирования.

«Совместно-разделяемые ценности» проявляются в речевых конструктах, фиксирующих: отношения между работниками, личные отношения с руководителем, состояние трудовой дисциплины.

«Сумма навыков и применяемость» состоит из речевых оборотов, характеризующих интенсивность труда и неудовлетворенность трудом, ибо они напрямую связаны с возможностью использования и развития полученных навыков, с сопричастностью, с идентификацией с организацией.

«Стиль руководства» определяется значениями разговорных утверждений о самом стиле, о состоянии личных отношений руководителя с другими руководителями и подчиненными, а также о случаях существования «двойной морали».

«Стратегия» определяет политику руководства, проводимую им на предприятии в отношении персонала: отношения между персоналом и руководством, условия труда, справедливость оплаты.

Базовые элементы организационной культуры как результата внутриорганизационной политики включают: практику взаимоотношений с окружением: отношения господства, подчинения, гармонии;

природу реальности и истины;

природа человеческой натуры;

природа человеческой деятельности: быть или делать (целевые ориентиры);

природа человеческих отношений: конкуренция, сотрудничество, партнерство.

Важнейшим элементом языковой диагностики внутриорганизационной политики является определение целевого ориентира. Установление такого ориентира обычно связывается с определением должного состояния объекта (субъекта). Только в соотнесении с ним и через заложенные в нем показатели происходит идентификация диагностируемого объекта (субъекта) и оценка его реального состояния. Среди способов установления должного состояния организации особо можно выделить ситуационно-исторический подход, при котором определение  целевого ориентира связывается со стадией развития организации. Для реализации этой задачи используются модели жизненного цикла организации, задающие ориентиры для определения требований к должному состоянию, логике функционирования  и развития организации[1]. В данной статье будут рассмотрены вопросы, связанные с использованием идеи жизненного цикла предприятия в ходе языковой диагностики организационной культуры и внутриорганизационной политики.

Важнейшей характеристикой языковой диагностики является ее системность, которая предполагает взаимосвязанность полученной информации и ее относительную полноту. Можно рассмотреть модель языковой диагностики организации на основе идеи равнозначности и взаимосвязанности ячеек[2].

 

Ценностные

основания:

В чем заключается

природа истины для

работников? Имеются

ли отраженные в языке

адекватные мотивацион-

ные   механизмы

Взаимоотношения:                                                                   Целевые ориентиры:

Какова природа                                                                            Добиваться результатов

человеческих отноше-                                                             или просто отбывать

ний между работниками:                                                          рабочее время

сотрудничество, парт-

нерство, конфликты

 

 

Практика  взаимоотно-                                                            Природа человеческой

шений                                                                                           натуры

Обеспечивается ли                                                             Привлекательно ли

гармония    отношений                                                            выполнение всех необ-

ходимых  заданий

 

 

 

 

Рис. 1. Модель языковой диагностики организационной культуры и организационной политики на предприятии

 

Вопросы, обозначенные в ячейках, рассматриваются автором как основные при проведении языковой диагностики третьего уровня организационной культуры.

Автор(ы) статьи: Василенко И.В.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

организационные практики, устная и письменная речь, профессиональные инструкции, профессиональные действия

Аннотация:

В статье рассмотрены диалектика профессиональных инструкций и действий, осуществляемых посредством речи – устной и письменной. Ее ясность и понятность выступает как качественный механизм осуществления действий.

Текст статьи:

Существует сложная взаимозависимость динамики и качественного состояния социальной жизни и разнообразных смыслов, заложенных в ней. Поэтому процесс познания фокусируется на осознании смыслов. Главным становится понимание повседневных условий существования сообществ, в том числе и организационных.

Любая организация представляет собой единство формальной и неформальной структур, искусственных и естественных процессов. Первые инициируются представителями организационной власти, администрацией, руководством предприятия. Вторые являются результатом социальных взаимодействия работников организации.

В рамках этих структур в каждой организации происходит обмен информацией в процессе деятельности, общение между людьми, выполняющими различные профессиональные роли, иными словами, существуют коммуникации. Эффективность коммуникации в организации часто влияет на качество решений и их реализацию, на самочувствие работников, на достижение ими своих целей и интересов. Различают: формальные коммуникации, осуществляемые между элементами формальной структуры организации: межуровневые коммуникации (восходящие и нисходящие), горизонтальные коммуникации между подразделениями одного уровня иерархии, коммуникации типа: «руководитель–подчиненный», «руководитель– рабочая группа», а также неформальные коммуникации, связанные с неформальными группами и неслужебными вопросами, а также распространение слухов о служебных вопросах).

Обычным средством осуществления формальных и неформальных коммуникаций является письменная и устная речь. Язык в организации может интегрировать и дезинтегрировать коллектив, т.к. слова имеют  определенные значения и запечатлеваются в памяти человека, если понятны ему, воспринимаемы  и вызывают ожидаемую реакцию.

В рамках занимаемых исполнителями в организации социальных позиций формируется социальная идентичность, которая формируется на основе круга недостаточно четко сформулированных прав и детально прописанных обязанностей. Исполнитель, ориентируясь на свои восприятия организации, работы, получаемых им благ, формирует свои ощущения и оценки, которые определяют профессиональные действия, которые в рамках исполнения предписанной ему роли, могут быть активизированы, более или менее хорошо выполнены, либо выполнены кое-как.

В организациях язык присутствует повсюду – как в живой форме, в виде речи, так и в застывших конструкциях текстов приказов и распоряжений, уставов и инструкций. В любом случае, представленный в них язык, во-первых, несет информацию, необходимую для осуществления действий, а, во-вторых, содержит определенный смысл, воплощенный в речи или тексте и представленный в виде ценностей, идей, сценариев практического мышления. Смыслы, заложенные в языке, характеризуют своеобразие организационной культуры. Вместе с тем, язык профессиональных инструкций, и других официальных документов намного более статичен, чем язык живого общения. Поэтому и смыслы передаваемых сообщений намного быстрее реагируют на изменение внешней среды, чем язык официальных текстов.

Официальные документы регламентируют действия людей в формальной обстановке, при выполнении должностных обязанностей, расписанных в рамках разделения труда в организации. Отношения между работниками одного уровня, как правило, регламентируются больше живым общением, обменом информацией, чем инструкциями и положениями.

Формальный порядок, закодированный в разработках организационной документации, неизбежно упускает самые существенные элементы для функционирования организации. Если организация была вынуждена работать в пределах своих прямых обязанностей и функций, указанных в упрощенных инструкциях, это обычно приводит к ее постепенной стагнации.

Все формальные системы фактически являются подсистемами большой системы, от которой они предельно зависят, подсистемы часто полагаются на разнообразие смыслов процессов, которые она не может самостоятельно создавать и изменять. Чем более схематичен, неадекватен и упрощен формальный порядок, тем он менее гибок и более уязвим для любого изменения, происходящего вне его узких пределов.  Здесь имеются в виду не очевидные элементы контрактов и прав собственности, но существующие формы социальных отношений сосуществования внутри организации и вне нее. Таким образом, неформальная практика является необходимым условием существования формального порядка.

Не отрицая выгоды разделения труда и иерархической координации для решения ряда организационных задач, необходимо сфокусировать внимание на таком свойстве спонтанного социального порядка как пластичности, гибкости, разносторонности и приспособляемости. Пока ближайшее социальное окружение организации остается устойчивым и предсказуемым, набор определенных установившихся практик может оказаться исключительно эффективным.  Но в большинстве экономических структур и в человеческих делах вообще так бывает редко, и формальная практика перестает работать, если среда вдруг заметно измениться. В таких условиях любая организация должна уметь приспосабливаться к резко меняющимся обстоятельствам, быстро восстанавливать свою дееспособность.

Административная система организации создает такой социальный порядок, которым можно активно управлять, воспроизводя его по заданному, в соответствии с целями образцу. Он заложен в основе организационной формальной структуры. Поскольку этот социальный порядок создается только на основе интересов, смыслов и целей представителей администрации предприятия он не отражает существующее социальное сообщество в целостности, но лишь чрезвычайно схематично и упрощенно, а поэтому не адекватно. Руководство организаций не заинтересовано в целостном описании социальной действительности, поскольку ориентируются лишь на смыслы своего административного, но не всего организационного сообщества.

Сконструированный в организации социальный порядок требует внесения постоянных изменений, так как в противном случае организация не будет способна воспринимать изменения внешней среды. Однако и в этом случае, искусственно созданный социальный мир изменяется  только властным сообществом организации, не учитывающей всей пластичности и самостоятельности существующей социальной жизни в организации, а предполагающей жестко регламентирующие правила, позиции, статусы и роли работников. Такая практика определяется смыслами заложенными в организационной политике. Терминология, применяемая при конструировании социального порядка в организации неизменно выражает истинные намерения авторов этих попыток.  Организационная практика показывает распространение термина «трудовые ресурсы», «человеческие ресурсы» вместо слов «человек», «экономические активные работники».  Таким образом, организационная власть фокусирует внимание лишь на тех аспектах человека, которые можно приспособить и использовать для своих нужд. Из целостного субъекта  – человека выделяют те его свойства, которые имеют утилитарную ценность.

В этом контексте человеческие потребности предусмотрены руководством. Оно не допускало и мысли, что те, кто работает в организации могут иметь разнообразные потребности и высказать что-нибудь ценное по вопросам управления организацией. Как правило, административное сообщество совершенно не учитывает социальные и культурные потребности своих работников, сводя их только к материальным. В СССР на предприятиях среди потребностей населения никогда не учитывались личная свобода и самостоятельность. Свобода личности на основе вложенных в организационную политику смыслов превращалась для работника в коллективные функции и коллективные смыслы. При этом каждый работник трудился в упорядоченном по отношении к нему и спонтанному социальному порядку в организации контексте. Навязывалось понимание, что работники будут чувствовать коллективную гордость  как члены команды, производящий совершенный продукт.

Известно, что подлинный социальный мир создается посредством запутанной, почти не осознанной сети социального взаимодействия, предполагающего добровольное управление и контроль поведения со стороны самих людей. Созданный естественным образом социальный мир поддерживается большинством людей ил работников, если речь идет об организационном социальном порядке. Сеть дружественных отношений и знакомств позволяет человеку испытывать чувство социального комфорта. Все социальные контакты в организации вызваны, с одной стороны, выполнением профессиональных ролей, а с другой – связаны с человеческой заинтересованностью друг в друге. Социальные отношения в организации формируют социальную идентичность, создают ткань общественного уважения и доверия, и эта ткань порождает ресурсы своевременного удовлетворения личных потребностей, потребностей коллектива или организации в целом.

Разнообразие, взаимная польза и сложность позволяют сочетать разные возможности. Человек многое делает, преследуя не одну какую-то цель, а более широкий и неопределенный диапазон целей.

Для России особенно важен язык неформальных отношений, который долгое время подавлялся тоталитарным режимом власти государства и организаций.  Последствия этих времен хорошо прослеживаются при ближайшем рассмотрении профессиональных инструкций организаций. для анализа были рассмотрены должностные инструкции  восьми предприятий Волгограда, принадлежащих к различным отраслям хозяйства и превратившихся в акционерные общества из бывших советских государственных предприятий. Обмен информацией в письменной и устной форме, осуществляемой работниками в формальной форме организации, регламентированы в должностных профессиональных инструкциях. В них закреплены нормативные требования  к поведению работника в рамках его профессиональной компетенции. Язык профессиональных инструкций унифицирован, текст сильно структурирован и должен сформировать у исполнителя нормативные установки. Основная часть каждой профессиональной инструкции включает следующие разделы: должностные обязанности, требования к знаниям и умениям, права и ответственность. Исследование практики разработки и использования должностных инструкций позволило установить, что, во-первых, на многих российских предприятиях раздел обязанности носит чересчур подробный  или очень объемный характер. Во-вторых, язык инструкций  показывает, что смысл текста не способствуют проявлению у исполнителя инициативы и творчества, поскольку либо слишком детализируют его работу, снижая потребность размышлять, либо обязывают исполнителя выполнять слишком широкий спектр операций.

В должностных инструкциях слабо представлены права и ответственность исполнителя. Во-первых, эти разделы включают по 1-3 пункта, хотя раздел Обязанности включает до 20 пунктов. Эти практики демонстрируют отсутствие самостоятельности и свободы у исполнителя при выполнении своих обязанностей. Язык этих разделов, в отличие от раздела «Обязанности», заключает неконкретный, слишком общий смысл, что может привести к возникновению барьера непонимания между взаимодействующими друг с другом исполнителями.

Язык профессиональных инструкций представляет собой часть языка внутриорганизационной политики и внутриорганизационного контекста. Чересчур детальный или наоборот, слишком общий смысл прав и обязанностей создает специфический тип среды взаимодействия,  в которой нормативно заданные ожидаемые линии профессионального поведения выражены нечетко и не отчетливо, что способствует росту неопределенности внутриорганизационной среды.

Анализ социальных экономик в обществе, в целом, и в организациях, в частности, и особой для них системы смыслов, отражающих, определяющих и структурирующих их повседневную жизнь показывает, что их успех зависит от включения сформированного годами порядка социальных отношений в систему формальной структуры.

Социальный порядок в организации должен включать не только формальные правила и нормы, но и ценностные ориентации, на которых формируются повседневная трудовая практика работников, смысл их профессиональных действий. В настоящее время требуется проведение целого ряда этнографических исследований. Позволяющих определить соотношение формального и неформального порядков в системе социальных отношений в организации. Однако проведенные исследования позволяют прийти к следующим выводам.

Чем выше уровень развития коллектива и демократичнее стиль управления, тем больше можно включать неформальные социальные нормы в общий организационный порядок. И, наоборот, чем менее социально развит коллектив, чем менее он сплочен,  а стиль руководства более автократичен, тем в меньшей степени могут учитываться и учитываются профессиональные социальные практики, сформировавшиеся в организации.

В каждой конкретной организации необходимо определять соотношение формального и неформального частей в организационном порядке.

Можно выделить несколько показателей, которые определяют это соотношение: бюрократизация, диперсонализация трудовых процессов, преобладание рациональности в процессах принятия решений, авторитарный стиль руководства, низкий уровень социального развития коллектива, частота возникновения экстремальных и кризисных ситуаций в организации, предпочтение централизованным формам планирования и социальной организации, сокращение прав филиалов, региональных предприятий, входящих в холдинги и имеющих централизованное руководство.

Разработанный и спланированный социальный порядок схематичен – он всегда игнорирует существенные черты любой реальности, любого функционирующего социального порядка. Любой процесс производства зависит от неформальных практик и сценариев поведения, которые никогда не смогут быть кодифицированы. Просто скрупулезно придерживаясь правил, рабочие могут фактически остановить производство, поскольку их профессиональные действия будут лишены жизни. Точно так же упрощенные правила профессиональных инструкций не годятся для создания функционирующего социального порядка. Формальная схема подавляет неформальные процессы, создавать и поддерживать которые она в силу своей упрощенности и иерархизированности не может. Подавление же неформальных правил означает создание недееспособной в живом развитии организации. Основой социального порядка организации должна быть взаимность социальных профессиональных действий, базирующихся на существующих практиках. Практическое знание работников включает их ценности, стремления, потребности и недовольство, которые часто игнорируются административными системами предприятий.

Преобладание формального социального порядка над неформальным приводит к возникновению деструктивных форм трудового поведения. В этом случае ключевой моделью поведения является внешнее подчинение при внутреннем ярко выраженном сопротивлении работников. Непрерывное сопротивление работников эксплуатации принимает различные формы в зависимости от ситуации. Чаще всего это ежедневные попытки ограничить результаты своего труда посредством снижения производительности, притворной забывчивости или «тупости», избегания, саботажа, мелких краж и т.д.  Каждый работник формирует подобные модели поведения с детства, а они позволяют ему, с одной стороны,  таким образом выражать свое неудовольствие существующим социальным порядком, а, с другой – сохранять свое самоуважение перед лицом административных, ограничивающих их сил. Чтобы увидеть такие обычно скрытые поведенческие модели необходимо проанализировать смыслы, заложенные в языке, содержании речей и текстов организационных документов, а также реальное поведение, часто скрытое за демонстративным поведением подчинения власти, силам порядка.

При этом непрерывная конфронтация, как правило, редко переходит в межличностный, внутригрупповой, межгрупповой или организационный конфликт. Однако от этого внутриорганизационный порядок не становится более гармоничным. Анализ социальных отношений и дискурсов работников организации как социальных акторов помогает обнаружить области их несогласия с руководством предприятия и его политикой, воплощенной в формальном социальном порядке, потенциале сопротивления, возможности и склонности к самостоятельности и автономии, представляющие собой  культурные и социальные базы, сохраняемые работников организации вне области контроля существующих административных властей.

Если все же возникает конфликт, в  какой-либо из перечисленных выше форм, то это означает переход тайных смыслов сознания, укорененных в символах, ценностях, представлениях людей в открытую явную форму.

Упрощение организационного порядка лишь внешне кажется более удобным в управлении, хотя, действительно, поддается измерению и расчетам. Однако подобные формы знания и способы упрощения требуют сужения поля зрения, что само по себе не является результативным.

Объединив данные многих подобных операций, можно достичь более целостного и общего представления о выбранном явлении действительности, тем самым, обеспечив более высокий уровень упорядоченности знания, контроля и управления.

Исследуя любую запланированную, построенную и узаконенную форму социальной жизни необходимо выяснить, насколько она учла ценности и опыт тех людей, которые ее составляют. При получении положительного ответа на первом этапе, необходимо выяснить, насколько велик потенциал социальной формы в процессе увеличения навыков, знаний и ответственности, включенных в нее работников.

Автор(ы) статьи: Сертакова И.Н.
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

глобализация, этнос, культура, ценности.

Аннотация:

В статье рассматривается влияние феномена глобализации на этнос как создатель и носитель культурной традиции, на самосознание представителей этноса, потребности, идентичность. Отмечается противоречивость глобализации, позитивные и негативные аспекты. Оценивается уровень угрозы глобализационных процессов для национальных культур.

Текст статьи:

Характеризуя современный этап общественного развития, практически ни одно исследование не обходится без рассмотрения  углубления глобализации – процесса поистине всеобъемлющего, захватившего прямо или косвенно экономическую, политическую, демографическую, культурную сферы жизни народов всего мира. При этом  одни культуры объективно признаются источниками и двигателями глобализационных процессов, их выраженными субъектами (Северная Америка, страны ЕЕС), другие (все остальные) пассивными или умеренно активными объектами-субъектами, что служит по мнению многих исследователей причиной всё углубляющегося экономического, политического, демографического и культурного неравенства.

По мнению А.И. Шендрика: — «… нет никакого сомнения в том, что глобализация способствует стремительному углублению культурного неравенства между странами и народами. Сегодня по уровню образования, обеспеченности персональными компьютерами на душу населения, наличию личных библиотек, частоте посещений различных учреждений культуры, доле средств, выделяемых из бюджета на нужды культуры и т.д страны «золотого миллиарда» на порядок опережают страны-аутсайдеры. Как указывается в докладе ЮНЕСКО по коммуникациям и информации, в конце 90-х г. ХХ в. в странах ЕЕС на приобретение телевизоров, видеомагнитофонов и видеокамер населением тратится более 50% средств, используемых на приобретение электронного оборудования. Немногим меньше (40 %) тратится на приобретение персональных компьютеров и программного обеспечения. Оставшаяся доля средств идет на покупку бытовой техники (кухонных комбайнов, стиральных машин и т.д). В странах Азии и Латинской Америке, не говоря уже о странах Африки соотношение долей средств, расходуемых на приобретение товаров культурного и бытового назначения прямо противоположное. В Африке Интернет стал локально доступен в столицах африканских государств только в 1998 г. Им пользуется в лучшем случае один из 9 тыс. жителей. Большая часть населения данного региона не звонит по телефону в силу неразвитости  телефонных сетей и высокой стоимости оплаты телефонных разговоров.

Культурное неравенство в настоящее время выступает в виде «цифрового неравенства», которое наряду с экономическим неравенством  воспринимается многими исследователями, политическими и общественными деятелями, как главное препятствие на пути социального  прогресса» [4, с. 441].

Следует однако отметить, что подход к современной культуре только как к «цифровой действительности» весьма ограничен, и показатель доступности технических средств для измерения культурного уровня   нации может использоваться лишь в совокупности с другими. Необходимо учитывать какого вида и качества эта доступная для развитых стран информация, на какой уровень культуры она ориентирует, и насколько население этих стран в массе своей готово и желает потреблять информацию того или иного уровня.

В ХХ в. произошло коренное изменение в соотношении народная-элитарная-массовая культура. Именно массовая культура стала ведущим элементом всей системы культуры постиндустриального общества. По своей природе, механизмам создания, распространения и потребления, по своим функциям, носителям идей и ценностей, массовая культура глубоко отлична от народной и элитарной. Х. Ортега-и-Гассет подчеркивал, что массовая культура – это культура человека массы, под которым он понимал индивида с невысоким уровнем культурного развития, ярко выраженным мифологическим сознанием, с завышенными амбициями, полуобразованного, с «комплексом самодостаточности», имеющем превратные представления о свободе, равенстве, смысле человеческого существования. Для Т. Адорно массовая культура – это синоним безликости и ангажированности, уродливое детище ХХ в., появление которого чревато серьезными и во многом негативными последствиями. Овладение ее ценностями не требует обширных знаний, не предполагает неразрывной связи с традициями.

Таким образом, глобализация в большей мере служит проводником именно массовой культуры, создает условия для ее распространения, при этом тиражируя культурные образцы тех субъектов  глобализации, которые способны к интенсивному производству, и, главное, созданию мощных каналов распространения своих ценностей.

Для исследований культуры, одной из самых острых является проблема, которая определяется на стыке понятий «глобализация» — «культура» — «этнос». Этнос как субъект культуры и носитель культурной традиции чрезвычайно чувствительно реагирует на культурные изменения и является индикатором проникновения и ассимиляции нового в своей культуре.

Глобализация по-новому поставила вопрос о национально-культурной идентичности. «Даже экономические проблемы отходят на второй план в сравнении с невозможностью для представителей основных социальных групп найти приемлемый для себя ответ на вопрос «Кто мы такие?» и вытекающие отсюда ответы о целях, смыслах, ценностях отдельной личности и выборе ею пути» [3].

То же самое можно в полной мере отнести к явлению идентичности народа-этноса. Современное состояние многих этносов характеризуется многими исследователями как «кризис идентичности», то есть утрата представлений о своей национально-культурной принадлежности, сведение к минимуму идентификации себя с конкретной цивилизацией, Родиной. Следствием этого выступает полное или частичное выпадение из системы сложившихся ценностей, связей и отношений данного этноса.

С тревогой также обсуждаются идеи мультикультурализма как  следствия глобализации. С точки зрения С. Бенхабиб, можно привести три основных аргумента, которые ставят под сомнение правомочность мультикультурной парадигмы.

Во-первых, обоснование того или иного отношения к индивиду специфическими особенностями группы, членом которой он состоит  радикально расходится с принципами либерализма и тем самым отрицает важную черту культуры, сформировавшейся в западных либеральных демократиях. Во-вторых, в рамках мультикультуралистской логики институализация сообществ и групп происходит, как правило, на основании одной или нескольких особенностей человека, тогда как требования, выдвигаемые этими сообществами, весьма широки и не сводятся к строго определенным притязаниям. В-третьих, практика предоставления тех или иных прав и привилегий на основе групповой принадлежности противоречит фундаментальному либеральному принципу равного отношения ко всем членам общества и подрывает равенство как в экономическом, так и в политико-правовом аспекте [4, с.448].

Такой же ракурс в свете парадигмы мультикультурализма может четко просматриваться не только в отношениях индивид – сообщество, но и в отношениях локальное сообщество (этнос) – мировое сообщество, где не предполагается позитивное взаимодействие культурных миров, а предполагаются культуры-лидеры и культуры-подчиненные. Соответственно, глобализация является проводником такого неравенства.

Как ни парадоксально, глобализация также способствует росту культурной гомогенности, то есть создает монокультурный мир. При этом основным принципом такого мира является не равноправное целостное сосуществование национальных культур, а доминирование западной культуры.

Большинство исследователей видит в глобализации выраженное отрицательное начало. Тем не менее, подобно любому культурному явлению, глобализация сложна, многоаспектна и противоречива. Противоречивость ее заключается в существовании тех положительных и отрицательных моментов, которые она несет в процессе своего распространения. Очевидно, что глобализация способствует формированию представлений о взаимосвязанном мире, культурном плюрализме, увеличивает плотность «информационного потока», дает шанс различным культурам вырваться за пределы своей ограниченности, получить толчок для дальнейшего развития. Глобализация способствует возрастанию темпов производства, распространения и потребления культурных ценностей. Время цикла производства и потребления культурных ценностей сокращается, это приводит к увеличению объема информации, а следовательно предъявляет новые требования к человеку, обществу, народу. Таким образом, с одной стороны, человек в частности и этнос в целом должны быть в большей степени «социально мобильными», нежели в предыдущие эпохи, более интеллектуальными, творческими. С другой стороны, на первый план выходит проблема национального наследия,  необходимости и, главное, возможности сохранить все то уникальное, что составляет культуру этноса.

Еще одной положительной чертой глобализации называют ту, которая позволяет человеку глобального общества ознакомится с целой совокупностью артефактов, накопленных мировой культурой. Виртуальный мир информации и телекоммуникации дает доступ к достижениям культуры, вернее к их образам, через различные технические средства. Уже не обязательно физически перемещаться по миру, чтобы познакомиться с выдающимися образцами культуры. Виртуальные музеи, библиотеки, картинные галереи, концертные залы дают такую возможность.  Необходимым здесь является наличие этих средств, каковыми, как уже было сказано выше, всё ещё обладает меньшинство в мировых масштабах. Кроме того, ничто не может заменить непосредственных впечатлений, реально увиденного, услышанного, прочувствованного в культуре. Поэтому такие проблемы должны решаться совокупно с социально-экономической сферой, для создания возможности выбора той формы восприятия культурных достижений, которая желаема и приемлема для человека.

Глобализация создала определенный тип личности, некий эталон, соответствуя которому, человек имеет возможность поместить себя на высокую ступень социальной лестницы, говорить об уровне своего культурного развития и оценивать его как высокий. В соответствии с этим типом человек эпохи глобализации должен владеть несколькими иностранными языками, уметь пользоваться информационными ресурсами и компьютерной техникой, освоить навыки межкультурной коммуникации, понимать тенденции развития современного искусства, литературы, философии, науки и т.д.

Многократно усиливаются потоки культурных обменов, возможность перехода из одного культурного мира в другой. Результаты творчества гениев перестают быть достоянием одной нации и распространяются по всему миру. Благодаря новым технологиям идеи, символы, знания, умения, накопленные тем или иным этносом, получают широкое распространение в других культурных мирах, способствуя формированию у различных народностей более точного представления о том, что собой представляет та или иная культура, какое место она занимает среди множества национальных и этнических культур.

Глобализация как процесс современной культуры имеет ярко выраженную пространственную горизонтальную направленность (распространение по всему миру) и временную (устремленность вперед, в будущее), и лишь в малой степени предполагает обращение к прошлому. Это движение, где частное одних культур быстро перерастает в общее и, затем, становится опять частным в других культурах, ассимилируясь там, но почти не изменяясь. Таким образом, каждая национальная культура, восприняв это частное, становится обладательницей части общего, и важная проблема заключается в том, в каких пропорциях в ней  присутствуют направленность на прошлое, национальное, самобытное и направленность на будущее, привнесенное, общее.

В этой связи приобретает важность вопрос: так ли страшна для самосознания и существования этноса глобализация или это закономерное явление современности, на противоречиях которого возникают новые культурные конструкты?

Обобщая опыт различных исследований, можно говорить о тех основных подходах, которые дают возможность рассмотреть этнос как культурный феномен, систему, определить «границы», которые отличают один народ от другого. Это аксиологический, символический, организационный, деятельностный подходы [1, с. 55]. Аксиологический подход дает возможность сопоставить этносы с позиций доминирующих, приоритетных или наиболее укорененных, устойчивых ценностей в их культуре; отличительных, своеобразных норм и ценностей данного этноса; особенностей «сцепления», структуры и взаимосвязи ценностных элементов. Символический подход позволяет увидеть уникальность восприятия каждым этносом окружающего мира, Природы и Космоса и  соответственно своеобразие его мышления и чувственной сферы. Организационный подход обнаруживает специфику устройства коллективной жизни этноса в экономической, политико-правовой, бытовой сфере. Деятельностный подход ориентирует на изучение поведенческой стороны этнической культуры и связан с такими понятиями как характер нации, этос культуры, которые проявляются в способе поведения, особенностях поступков типичных представителей конкретного этноса.

Соответственно, изучив влияние глобализации на данные основные стороны жизни этноса, можно говорить о позитивных и негативных аспектах этого процесса. Очевидно, что учесть влияние всех процессов глобализации на все этносы не представляется возможным, можно выявить лишь некоторые проблемы развития взаимоотношений феноменов глобализации и этнокультурной идентичности.

Этносоциология и этнопсихология основаны на теориях  контрастов ценностей между отдельными культурами. Различия в ценностях ведут к разделению народов. «Так ценности индивидуализма, либерализма, верховенства закона, свободного рынка и др. весьма значимы для западно-европейцев и американцев (США), и, в значительной мере, чужды народам исламской, конфуцианской православной и некоторых других культур» [1, с. 60]. Современные исследователи этнической культуры пришли к убеждению, что такой подход позволяет лишь видеть важные сравнительные характеристики этнокультур, но не дает целостного и глубокого представления о той или иной культуре. Любая культура представляет собой целостную систему ценностей, каждый элемент которой не может рассматриваться сам по себе, вне системы.

В любом народе, как бы прогрессивен и цивилизован он не был в понятиях современной культуры, обязательно существуют вечные ценности, принятые везде, но имеющие национальный колорит и специфику. Это традиции, для одних культур имеющие подавляющее значение, для других менее значимые, имеющие разные формы, но всегда существующие. Это нормы сознательного и бессознательного, характер мышления, чувствования, поведения, символика, организация общества, каноны веры, науки, искусства и бесконечное множество других ценностей культуры.

Обладает ли в таком случае глобализация такими свойствами и такой силой, чтобы полностью разрушить веками сложившуюся систему ценностей этноса путем замены всех ее элементов и тем самым привести к окончательной потере национальной идентичности. Очевидно, что это невозможно.

Достаточно весомым представляется и тот принцип, который гласит,  что действие порождает противодействие. Глобализация – это неотъемлемая часть нашей реальности, и, в тоже время, во всем мире  наблюдается стремление народов сохранить свою самобытность, подчеркнуть уникальность бытовой культуры и психологического склада, всплеск желания сохранить этническую идентичность, осознание принадлежности к определенному этносу. Объясняется это, прежде всего, тем, что этнос как культурный феномен в наибольшей степени в эпоху информации и глобализации способен успешно выполнять важные для каждого человека функции: ориентировать в окружающем мире, поставляя относительно упорядоченную информацию, задавать общие жизненные ценности, защищать, отвечая за социальное и физическое самочувствие.

 

 

Литература

1. Денисова Г.С., Радовель М.Р. Этносоциология. Ростов н/Д, 2000.
2. Стефаненко Т. Г. Этнопсихология. М., 2003.
3. Федотова Н.Н. Кризис идентичности в условиях глобализации // Человек. — №6, 2003.
4. Шендрик А.И. Социология культуры.  М.: Юнити-Дана, 2005.

Автор(ы) статьи: Бражник Е.И., Лебедева Л.И.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

университет, магистратура, Франция, научно-исследовательская работа, учебно-исследовательска работа

Аннотация:

В статье описываются фрагменты французского опыта организации различных форм исследовательской работы магистрантов на первом и втором курсах магистратуры. Проводится сопоставление приводимого опыта с организацией исследовательской работы магистрантов в российских вузах.

Текст статьи:



Реформирование системы высшего образования в России можно охарактеризовать как поиск оптимального соотношения между огромным опытом, накопленным отечественной высшей школой и внедрением инновационного зарубежного опыта. Подготовка бакалавров и магистров в период воплощения идей Болонского процесса требует создания новых организационно-педагогических условий.

Для современного магистерского образования в вузах особенно актуальным является вопрос организации научно-исследовательской работы магистрантов. В отечественной высшей школе исследовательская работа студентов всегда была важной составляющей профессиональной подготовки. В настоящее время научно-исследовательская работа магистрантов является важнейшим фактором повышения рейтинга университета. Можно выделить несколько видов научно-исследовательской работы магистрантов в современном российском вузе [1]:

• Научно-исследовательская работа (НИРС) магистрантов, которая встраивается в учебный процесс. Важнейшей задачей НИРС этого вида является активизация процесса обучения, а участие в ней  служит показателем научной активности магистрантов. Такой вид учебной работы включает: изучение литературы, подготовку научных рефератов, участие в предметных олимпиадах, конкурсах.
• Научные исследования, которые дополняют учебный процесс. Основная задача НИРС такого вида — выход за рамки программы и индивидуализация процесса обучения, обеспечение непрерывности по оси «магистратура-аспирантура». Этот вид научно-исследовательской работы реализуется посредством выполнения курсовых работ и выпускной квалификационной работы (магистерская диссертация), тематика которых соответствует направлению научно-исследовательских программ кафедр, а также участием магистратов в научных семинарах, конференциях, научных лабораториях.
• Научные исследования, которые проводятся параллельно учебному процессу. Основная задача участия магистрантов в таких исследованиях – их  научная профессионализация под руководством высококвалифицированных преподавателей и научных сотрудников, т.е. специализация и подготовка к научной деятельности в конкретной области, выбор научного руководителя. Содержание работы магистрантов — участие в инициативных и плановых научных исследованиях, выполняемых по госбюджетным и хозяйственным договорам, различного рода грантам и т.п.

Таким образом, научно-исследовательская работа магистрантов представляет собой синтез учебной исследовательской работы и внеучебной научно-исследовательской работы, а также научно-организационной работы магистрантов, связанной с обогащением опыта и стимулированием  развития научной деятельности.

Учебная исследовательская работа магистрантов позволяет сделать обучение  процессом активного познания, развивать творческое мышление студентов, помогает приобретению магистрантами исследовательских умений.  Ее цель – развитие умений работать с учебной, научной, справочной литературой по  выбранной теме исследования; обеспечить осознанное и глубокое усвоение учебного материала. Ю.В.Соляников [2] считает, что научно-исследовательская работа магистрантов должна создавать условия для реализации исследовательских умений; развивать инициативу, научную интуицию, самостоятельность; обеспечивать возможность освоения магистрантами различных видов творческой деятельности, воспитывать умения работать в коллективе. Ее цель –развитие творческой активности магистранта через овладение им комплекса исследовательских  знаний, умений, навыков. Учебная исследовательская и научно-исследовательская работа магистрантов составляют единое целое, но различаются степенью самостоятельности магистранта при выполнении исследования.

Основным принципом организации системы научно-исследовательской работы магистрантов в вузе является обеспечение ее комплексности. Это предполагает последовательность и всесторонность усвоения и использования методов и техники выполнения научных исследований и реализации их результатов, преемственность научно-исследовательской работы по курсам обучения, логичность усложнения методов, видов и форм научного творчества, к участию в которых привлекаются магистранты [3].

Практический опыт реализации магистерских программ по направлению «Педагогика» выявил ряд проблем:

• каким образом  организовать научно-исследовательскую работу магистранта в семестре?
• каким содержанием наполнить этот вид деятельности магистранта?

Изучение зарубежного опыта может  позволить, в какой-то мере, ответить на эти вопросы. Франция – страна, которая активно участвует в развитии идей Болонского процесса и ее система высшего образования реформируется также, как и в России. Французские университеты, создавая структуру подготовки «Лиценциат (3 года обучения) + Диплом Мастера (2 года обучения) + Докторантура(3 года обучения)», развивают оригинальную практику научно-исследовательской подготовки магистрантов, которая может быть интересна и для  российских вузов.

Опрос, проведенный  в 2003 г. журналами «Nouvel Observateur» и «Vie universitaire», показал,  что, с точки зрения научной общественности, для успешного развития современных вузов определяющее значение имеет состояние университетской науки: связь учебного и научного процесса, количество и качество проводимых в университете научных исследований [4].

С одной стороны, организация и проведение исследований в университетах Франции является  важнейшей частью образовательного процесса магистрантов и определяет специфику магистратур и университетов. С другой стороны, проведение исследований в вузе повышает престижность исследования, как вида деятельности, распространяет научную культуру. Широкое партнерство вузов  Франции с различными научными организациями, исследовательскими центрами и институтами в пределах территории своей страны способствует организации наиболее актуальных исследовательских программ, позволяет разнообразить направления исследования в различных профессиональных областях [5].

С 2002 года магистерское образование во Франции реализуется в двух равнозначных направлениях: исследовательском и профессиональном. Такой организационный подход обусловлен развитием современной науки, которая дифференцируется и интегрируется одновременно: появляются новые отрасли науки, и увеличивается число междисциплинарных исследований [6].

Во Франции  в начале обучения студент должен выбрать либо профессиональное либо исследовательское направление в магистерском образовании, при этом за ним сохраняется право изменить направление своей подготовки в ходе обучения. Исследовательская магистерская степень позволит выпускнику поступить напрямую в докторантуру, однако и у выпускника с профессиональной магистерской степенью также остается возможность поступить в докторантуру. В  магистратуре кроме развития компетенций в специальной профессиональной области, развиваются компетенции  исследователя в избранной сфере деятельности.

В магистратуре французских вузов особое внимание уделяется обучению методам исследования, написанию диссертационной работы. Французские магистранты  выполняют различные исследовательские работы, которые отличаются по  уровню сложности,  объёму и содержанию. Можно выделить три вида таких исследований: «memoire d’étude» — учебное исследование на первом курсе магистратуры, «memoire de recherche» — научное исследование и «memoire professionalisé» — профессиональное исследование на втором курсе магистратуры для исследовательского и профессионального направления [7].

Следует отметить,  что в некоторых французских университетах исследовательская работа для магистрантов, обучающихся в профессиональном направлении, заключается в прохождении стажировки (от двух недель до трех месяцев). После завершения стажировки магистранты представляют отчет, который по структуре и содержанию приближен к профессиональному исследованию. В случаях, когда студент уже имеет опыт работы по данной специальности, его стажировка может быть заменена (по его желанию) на написание профессионального исследования. Стажировка, в основном, может быть организована на предприятиях и в различных культурных и общеобразовательных учреждениях. В настоящее время  наблюдается тенденция организации стажировок для французских магистрантов в других странах Европейского Союза. Это связано с активным развитием партнерства между вузами европейских стран.

Е.И.Бражник и О.Г.Лаврентьева выявили, что образовательные программы российской и французской магистратур по направлению «Педагогика» (в России) и «Науки об образовании»(во Франции) включают по два основных компонента — образовательный и исследовательский.

Содержание образовательного компонента французской магистерской программы представлено несколькими модулями: модуль гуманитарных и социально-экономических дисциплин, модуль математических и естественнонаучных дисциплин; модуль дисциплин по направлению подготовки; модуль специальных дисциплин по выбору.

Содержание научно-исследовательского компонента как в российской, так и во французской программах определяется руководителем магистерской программы, научным руководителем магистерской диссертации и самим магистрантом. Тема исследования должна отражать приоритетные задачи современной науки, практики и профессионального образования.

Исследование, проводимое на первом курсе магистратуры во Франции, является учебным, но базовым для перехода на второй год обучения. Для выполнения некоторых учебных исследований характерна особая (командная) организация работы магистрантов, когда исследование проводится группой из нескольких человек по всем стандартам научного исследования (определяется актуальность, предмет, гипотеза, задачи исследования и т.д.). При этом результаты исследования оформляются в статью, а в ряде случаев — в коллективную учебную монографию с соблюдением всех требований к оформлению произведений этого вида.

Со второго года обучения французские магистранты в исследовательском направлении магистратуры присоединяются к определенной докторской школе при кафедре «Науки об образовании». В их обязанности входит присутствие на междисциплинарных семинарах и участие во всех образовательных мероприятиях докторской школы.

Особенностью французской магистратуры исследовательского направления является то, что на второй год обучения могут поступить не все студенты первого курса, а лишь те, кто успешно защитит исследовательскую работу первого курса и «досье» которых (в этом досье отражены  учебные достижения магистранта) пройдет отбор специальной комиссией. На втором году обучения магистранты начинают участвовать в работе исследовательской школы со своими научными руководителями. Можно выделить некоторые формы работы исследовательских школ:

• семинары, которые проводятся совместно с магистрантами других университетов,
• семинары  с научными руководителями,
• дни магистрантов – исследователей,
• работа в смешанных группах совместно с научными руководителями и докторантами.

Такая практика подготовки магистрантов существует в университетах городов Амьена, Нанта, Канна, Парижа. Структура организации магистратур исследовательского направления «Науки об образовании» во Франции является общей для всех аналогичных магистратур и включает четыре модуля:

• модуль  теоретических знаний по методологии исследования;
• модуль специальных дисциплин;
• модуль курсов по выбору студентов;
• модуль подготовки магистерской диссертации.

Наблюдается тенденция организации межвузовской подготовки магистрантов во Франции: один модуль может изучаться в одном университете Франции, другой модуль – в другом университете или в исследовательском центре.

Идеи французского опыта организации различных форм исследовательской работы магистрантов на первом и втором курсах магистратуры могут быть, на наш взгляд, успешно использованы в российских магистратурах. Мы обращаем внимание на возможное развитие практики межвузовской и межинституциональной подготовки магистрантов путем организации стажировок в других университетах, в  научно-исследовательских институтах, в  профильных учреждениях, в зарубежных вузах.

Литература

1. Кувшинова М.А. Научно-исследовательская работа студентов как важнейший фактор повышения рейтинга университета [электронный ресурс] / URL: http://www.research.mifp.ru/publications/npsh2.rtf
2. Соляников Ю.В. Обеспечение качества подготовки магистрантов педагогического университета к научно-исследовательской деятельности:Дисс ….канд.пед.наук.-СПб.,2003
3. Соляников Ю.В. Организация научно-исследовательской деятельности в магистратуре университета // Исследование современных педагогических проблем / под ред. д.п.н. Е.С.Заир-Бек. – СПб., РГПУ им. А.И.Герцена, 2001. С. 80 – 87.
4. Universités le palmarès 2003 // Le Nouvel Observateur, 13 mars 2003;  Enquête: Les universités françaises au scanner // Vie universitaire, N59, mars 2003, перевод О.Лаврентьевой.
5. Оffre de formation des universites : creation de diplômes et strategie d’etablissements.L’ouverture internationale est un axe fort de la politique de l’enseignement supérieur en France.  Перевод О.Лаврентьевой.
6. Ковалев Ю.Ю.География мировой науки: учебное пособие – М.: Гардарики,2002
7. Лаврентьева О.Г.  Университеты Франции в европейском образовательном пространстве// Высшее гуманитарное образование 21 века: проблемы и перспективы. Самара, 2007.  – с.194-197.

Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта «Тенденции развития университетского образования во Франции и в России в контексте интеграционных процессов в европейском образовании», проект № 07-06-00883А