Автор(ы) статьи: Денисова Марина Анатольевна
Раздел: СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ
Ключевые слова:

промыслы, ремесла, декоративно-прикладное искусство.

Аннотация:

В статье рассматриваются основные этапы развития народных промыслов и ремесел на территории Тамбовской губернии.

Текст статьи:

Народное искусство уходит своими корнями в глубину веков. Произведения народного декоративно-прикладного искусства отражают коллективный характер творчества, преемственность традиций народных мастеров в технологических приемах ручного труда. Синкретичность, многофункциональность составляют характерную черту изделий декоративно-прикладного искусства. Полифункциональность декоративно-прикладного искусства заключается в его непрерывной связи с мировоззрением и нравственно-эстетическими взглядами различных социальных слоев населения. «В новой социально-культурной ситуации произошло и новое понимание декоративно-прикладного искусства не только как неотъемлемой части народной художественной культуры, но и как художественной ценности способствующей духовному возрождению народа, утрачивающего нравственные, духовные и эстетические ориентиры»^[1].

История народного декоративно-прикладного искусства, художественных промыслов и ремесел свидетельствует о том, что они составляли неотъемлемую часть жизни и быта русского народа. «В ненарушенной народной традиции произведением искусства становилась практически все, что окружает человека: его дом, одежда, мебель, посуда, хозяйственная утварь, даже пища»^[2].

На протяжении веков отрабатывались творческие приемы обработки различных материалов, что придавало изделиям неразрывное единство назначения предмета, выразительность формы и декоративности образного отражения народных представлений о мире и жизни. «В форме бытовых предметов превалировал критерий удобства, утилитарной функциональности над принципом красоты»^[3].

В Древней Руси наибольшее распространение получили такие ремесла как обработка металла, гончарство, камнерезное искусство. Ремесленники работали на заказ в городах, селах и монастырях. В натуральном хозяйстве было распространено домашнее производство орудий труда, предметов быта, одежды. Женские ремесла развивались в ткачестве, золотом шитье, вышивке, кружевоплетении.

В XVIII-XIX веках происходит разделение ремесленников по специальностям, они все больше сосредотачиваются в городах, выполняя работу на заказ. На основе ремесел  возникают кустарные художественные промыслы, которые сохраняли традиции народного искусства. В XVIII-XIX веках продолжали работать мастера художественных промыслов, сохраняя и развивая традиции народного творчества.

На территории Тамбовского края до заселения его в XVII-XVIII веках около 60% населения составляла мордва, а с 30-х годов XVII века ведущая роль в заселении Тамбовского и Козловского уездов принадлежала русскому населению. Происходило быстрое обрусение мордвы, ее христианизация, устанавливались тесные культурные контакты, которые нашли выражение в декоративно-прикладном искусстве и ремеслах, распространенных на территории края. Наибольший интерес представляет народная одежда, в которой можно увидеть отражение национальных черт, семейного быта, верований и сословных делений, проследить исходные формы и наслоения различных этнических групп.

Представляет интерес деревянная культовая скульптура, распространенная в северных уездах Тамбовского края, где вплоть до начала XX века велась борьба с идолопоклонничеством, т.к. многие народности окраинных земель, даже приняв христианство, оставались язычниками. Прекрасные образцы культовой скульптуры различных местных школ хранятся в Моршанском краеведческом музее.

По сравнению с другими регионами России кустарные промыслы в XIX – начале XX века в Тамбовском крае были развиты слабо. В каждой местности развивались те ремесла, которые использовали местный материал и удовлетворяли бытовые запросы населения. Необходимо отметить, что уже в конце XIX  века начались исследования кустарного производства. В 1871 году собирались сведения о кустарных промыслах для «Свода материалов кустарной промышленности». В 1880-1884 годах собирались статистические сведения о кустарных промыслах путем подворного обследования статистическим отделом земской управы. Материалы этого обследования вошли в «Сборник статистических сведений Тамбовской губернии»^[4].

Большой интерес для исследователей кустарных промыслов и ремесел Тамбовского края представляет сборник «Кустарные промыслы Тамбовской губернии»^[5], материалы для которого собрали 1495 добровольных корреспондентов, ответивших на вопросы агрономического отделения губернской управы. К сожалению, остались не обследованы промыслы, которыми занималось женское население края. Кустарный отдел управы ведал учебными мастерскими и кустарными школами, создаваемыми в уездах. Конец XIX – начала XX века ознаменовались интересом к народному искусству со стороны художественной интеллигенции, меценатов, сыгравших большую роль в изучении и сохранении народного искусства. Е.Д. Поленова, М.Ф. Якунчико­ва собирали, изучали изделия народных мастеров и способствовали открытию этнохудожественных кустарных мастерских, в них обучались вышивке, которой украшали одежду, и изготовляли художественные панно и ковры по рисункам этих художниц. Изделия вышивальщиц из села Соломенки получили золотую медаль на Всемирной выставке в Париже в 1900-м году. А.Н. Нарышкина в имении «Быкова Гора» в Шацком уезде также открыл мастерскую по изготовлению ковров, кружев. Помимо Абрамцевского кружка воссозданием народных промыслов занималась и М.К. Тенишева в своем имении «Талашкино» в Смоленской губернии. После успеха тамбовских мастериц на выставке в Нижнем Новгороде, Санкт-Петербурге и Париже их изделия получили известность и пользовались спросом за пределами губернии. Большим спросом пользовались изделия Темниковской кружевной земско-городской школы. Способствовали этому и кустарные выставки в Моршанске (1910 г.), Тамбове (1911, 1912 гг.).

Мало изучены и требуют исследования промыслы Тамбовских монастырей, а также иконописные промыслы.

В первые годы советской власти кустарной промышленности и художественным промыслам уделяется большое внимание. Создавались артели кустарей, но художественные промыслы развивались с большими трудностями. Возрождению промыслов способствовало проведение выставок «Крестьянское искусство» (1921г.) в Москве и Первой Всероссийской сельскохо­зяй­ственной и кустарно-промышленной выставки в Москве в 1923 году, где были представлены и работы тамбовских кружевниц и вышивальщиц.
1930-1940-е годы были наиболее трудными в развитии народного творчества и подъем его наметился лишь в 1960-е годы, в связи с увеличением жилищного строительства, волной квартирного творчества и развитием любительского декоративно-прикладного творчества.

Развитие народного декоративно-прикладного искусства в постсоветский период отмечено сложными и противоречивыми социально-эконо­мическими факторами и деформацией эстетически-нравственных идеалов. Мода на народное искусство выплеснулась в обилие дешевых подделок под «хохлому», «гжель», «палех» и т.д., в которых за внешней похожестью и профессионализмом отсутствует душа мастера и тепло его рук. Политизированные матрешки и неваляшки, подделки под старину, под народное искусство заполонили художественный рынок, салоны, галереи и оказавшиеся без заказов художники, мастера декоративно-прикладного искусства вынуждены работать на заказ в любых техниках и материалах. «Однако сегодня на качество, на ассортимент изделий накладывает свой отпечаток и характер времени меняющийся спрос покупателей, и капризы моды. Время показало, что носителями современных идей является мастеровитая молодежь»^[6].

Занятия декоративно-прикладным творчеством, изучение и возрождение народных ремесел и промыслов может стимулировать воспитание у молодежи духовных, нравственных, патриотических и эстетических ценностей.

 

Литература

^[1] Е.И. Григорьева. Генезис и эволюция народных промыслов и ремесел (региональный историко-культурологический аспект). Тамбов, 1995. – С. 45.

^[2] А.С. Миловский. Народные промыслы. Встречи с глобальными мастерами. М.: Мысль, 1994. – С. 5.

^[3] А.В. Воронов. Российский дизайн. Очерки истории отечественного дизайна. Том 1. М.: Союз дизайнеров России, 2001. – С. 136.

^[4] Сборник статистических сведений по Тамбовской губернии. Т. 1-12. Тамбов, 1880-1884.

^[5] Кустарные промыслы Тамбовской губернии. Тамбов, 1900. – С. 21-25.

^[6] О.Д. Балдина. Вкусы и пристрастная современного художественного рынка России. М.: АСТ, Астрель, 2002, – С. 239-240.

1. Ромах О.В. Информациология языков культуры с. 7.15 Аналитика культурологии, 2005, № 1
2. Ромах О.В. Интеллектуальный потенциал культурологии .  Аналитика культурологии, 2005, № 1. С. 68-76

Автор(ы) статьи: Белобородова Н.С.
Раздел: СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ
Ключевые слова:

проектирование, культуросообразное образовательное пространство, информациология, интеллектуальность, открытая система, обмен с внешней средой.

Аннотация:

Статья посвящена проблеме роектирования современного культуросообразного образовательного пространства, ядром которой является переосмысления теории и практики с точки зрения синергетической парадигмы. Представленный анализ доказал, что развитие возможно только в открытых системах, которые обмениваются с внешней средой энергией, веществом, информацией, причем за исходное начало берется не система как целое в ее статичном состоянии, а человек с его неповторимостью как источник стихийности, неупорядоченности и в то же время выступающий как источник развития. При этом подлинное образование подразумевает самодостраивание личности в общении, совместном решении множества задач, определяющих в конечном итоге общечеловеческую культуру. Практика современного образования указывает на то, что данное развитие невозможно без диалога и совместного творческого поиска специалистов в разных областях знаний (философии, психологии, культурологии, политологии и др.).

Текст статьи:

В эпоху глобализации, социальных перемен, активного взаимодействия культур и мировоззренческих идей образование  необходимо воспринимать изначально как неустойчивую, подверженную стихийным влияниям, нелинейно, асинхронно, стохастически развивающую систему. Методология, теория, механизмы самопроизвольного возникновения и относительно устойчивого существования, трансформации и развития находятся в сфере теории самоорганизующихся систем, что является предметом изучения синергетики.

Синергетика и предмет ее изучения исследуется как естественнонаучными, так и обществоведческими науками (В.Арнольдов, В.И.Аршинов, Е.Н.Князева, С.П.Курдюмов, А.П.Назаретян, И.Пригожин, И.Стенгерс и др.), на синергетическую концепцию миропонимания опираются в своих исследованиях педагоги и психологи (Г.И.Аксенова, Н.И.Вьюнова, М.В.Богуславский, Л.Я.Зорина, Л.И.Новикова, М.ВСоколовский, М.А.Таланчук, С.С.Шевелева и др.).

Сущность нового осмысления традиционных проблем различных наук,  в том, что самоорганизующиеся модели природы и общества синергетика представляет как неравновесные системы особого типа, устойчивость которых обеспечивается искусственным опосредованием внешних (с природой и средой) и внутренних отношений. При таком подходе каждое общественное явление имеет причину и одновременно выступает причиной других явлений. Причина и следствие образуют цепь явлений, приходящую из прошлого, пронизывающую настоящее и исчезающую в будущем. Таким образом, синергетика определяется как совместный, согласованно действующий процесс, как область знаний о нелинейных самоорганизующихся системах. Наука уточняет представление о динамическом характере реальных структур и систем, связанных с ними процессов развития, раскрывает рост упорядоченности и иерархической сложности самоорганизующихся систем на каждом этапе ее развития во взаимосвязи с практикой.

Первые попытки переосмысления педагогической теории и практики с точки зрения синергетической парадигмы были осуществлены в начале 90-х годов, когда отказ от жесткой социально-экономической детерминанты в трактовке педагогических явлений, разрушение установившейся глобальной схемы объяснения хода историко-педагогического процесса, восприятие его не как системного явления, а как набора разнообразных взаимодействующих структур потребовали создания «новой упорядоченности» картины миропонимания, трактовки глобального педагогического процесса как «многоуровнего целого». [1].

Возникнув в начале как междисциплинарное направление научного поиска, синергетика стала одним из действенных факторов стирания границ между естествознанием и обществоведением, своего рода катализатором создания универсальной эволюционной картины мира, что повлияло на изменение жизненной позиции человечества, его мировоззрения, на процессы иного, чем прежде, восприятия пространства и времени. В развитии представлений о путях движения общества синергетика стала инструментом нового взгляда на природу и общество, на процессы, происходящие в них, на закономерности их взаимодействия.

Сегодня с особой тщательностью определены методологические посылки синергетического взгляда на общественные явления. Проанализируем их.

1. Окружающий мир синергетикой представляется как открытая система, в которой постоянно происходит обмен энергией, веществом, информацией и их циркуляция. Такой мир характеризуется постоянной изменчивостью, стохастичностью сопровождающих его и являющихся его элементами составляющих. По закону природы, открытый мир постоянно эволюционирует, но в нем неизменны неожиданные повороты, спонтанные изменения, непредсказуемые движения, взрывы. При таком состоянии открытых систем возникает необходимость выбора пути движения, поиска «стрелы» времени. [4].

Синергетика признает множество путей эволюции, которые отражаются в принципе нелинейности, то есть многовариантности, необратимости. В мировоззренческом плане нелинейность может быть развернута в рамках идеи многовариативности (или альтернативности) путей эволюции, глубинной взаимосвязи случайности и необходимости, хаоса и порядка. Постоянно происходящие колебательные процессы, которые со временем усиливаются, создают ситуацию наивысшего напряжения, что может завершиться или разрушением системы, или переходом ее на более высокий уровень организации. Этот уровень в синергетике обозначен как диссипативная структура [4].

Диссипативная структура представляет собой систему, полную энергии, которая при движении переходит в другие виды энергии или же проецирует переход части энергии упорядоченных процессов в энергию неупорядоченных процессов Состояния, которые сопровождают саморазвивающиеся системы в синергетике, получили название аттракторы, бифуркация, флуктуация, фрактали (таблица 1). Данные понятия, отражающие особенности самоорганизующихся систем (в том числе и человека как одной из самых сложных социально-биологических систем), позволяют представить сущность универсальных механизмов ее функционирования, понять общие закономерности, по которым осуществляются динамические нелинейные процессы в открытых системах.

Таблица 1

Компоненты саморазвивающихся систем в синергетике

 

2. Развитие теории самоорганизации связано, прежде всего, с философским осмыслением результатов естественнонаучных исследований, необратимых и открытых термодинамических процессов, раскрывающихся на основе этой трансформации мировоззренческих методологических принципов освоения и постижения мира. В понимании и философско-методологическом осмыслении особенностей системы особое место принадлежит диссипативным структурам. Диссипативные структуры обладают рядом свойств и особенностей, которые равновесно значимы как для биологических, так и социальных систем (В.И.Аршинов, В.Г.Буданов, С.С.Шевелева и др.).

Во-первых, диссипативные структуры когерентны, то есть ведут себя как единое целое и структурируются так, как если бы каждая молекула, входящая в макро систему, была информирована о состоянии системы в целом.

Во вторых, конструктивным механизмом самоорганизации сложных систем является хаос, так как рождение нового связано с нарушением привычной системы упорядоченности, с переструктурированием и достраиванием системы за счет элементов среды, с выходом за пределы исходной системы

В третьих, диссипативные структуры способны «запоминать» начальные условия своего формирования и, проходя через точки бифуркации, «выбирать» одно из нескольких возможных направлений дальнейшей эволюции

В-четвертых, эволюция таких систем содержит как детерминистические (причиннообусловленные), так и стохастические (случайные, вероятностные) элементы, представляя собой сопряжения необходимости и случайности

В-пятых, время является небезразличным внешним параметром для системы (как это было в классической или квантовой механике), а внутренней ее характеристикой, выражающей необратимость процессов в этих системах

В-шестых, неравновесность как исходное состояние представляет собой источник самодвижения системы. [5]

3. Образование как саморазвивающаяся система представляет собой целостное явление, в котором периодически и регулярно происходят флуктуации (колебания, случайные отклонения), которые в силу неравновесности систем и входящих в них подсистем, усиливают амплитуду их колебаний, активизируют рассогласованность движения их элементов, приближая всю систему к точкам бифуркации (разветвления). В силу стохастичности самоорганизуемых систем после наступления момента бифуркации определение направления путей эволюции вновь образовавшихся систем становится трудно предсказуемым. Вместе с тем, наличие явления нелинейности в синергетике открывает перед вновь образовавшимися системами или их элементами поливариативный путь развития, ситуацию «свободного выбора эволюционного пути». Мир, обладая поливариативностью, многообразием своих проявлений, представляет (системе в целом) широкий выбор путей движения вперед. В развитии образования в данном случае может доминировать как прогрессивные, так и регрессивные тенденции.

4. Наличие в саморазвивающихся системах элемента когерентности свидетельствует о том, что вновь образовавшиеся (образующиеся) системы или ее подсистемы являются неотъемлемыми ее частями и обладают соответствующей «памятью» о принадлежности ранее существующей саморазвивающейся модели. В исследовании закономерностей развития образования указанная посылка требует от субъектов самоорганизующейся системы обязательным условием исследования постоянного возвращения к ее первоистокам, переоценивания и переосмысления результатов движения вперед, соотнесения их с первоначальным состоянием системы и, в зависимости от оценки результатов, вносить соответствующие коррективы в ход эволюционных процессов (оценочно-регулятивная деятельность).

Обратим внимание на весьма важный факт, вытекающий из результатов научных исследований и анализа развития самоорганизующихся систем (Г.И.Аксенова, В.И.Аршинов, Е.Н.Князева и др.): многие корректирующие и целенаправленные воздействия оказываются тщетными или приносят вред, если они противостоят тенденциям саморазвития природных и социальных систем. Стремление к предельной планомерности, централизации, насильственной переделке приводит чаще всего к кризисным состояниям, непредсказуемым последствиям. Подтверждением этой мысли служат не всегда обоснованные наукой реформы и совершенствования в системе образования, не приводящие к ожидаемым результатам.

5. Основной смысл познания самоорганизующихся систем состоит в том, чтобы научиться определять минимальный набор естественных структур, характерных для той или иной системы. При многообразии путей развития системы количество их не бесконечно и в конкретной ситуации возможен выбор только определенного количества вариантов или комбинаций вариантов Обладание знанием о существовании неэффективных путей развития, позволяет сберечь время, сохранить силы и энергию.

По мнению исследователей (С.П.Курдюмов, Г.Г.Малиницкий), сложная нелинейная система может сама себя строить, структурировать, вносить необходимые коррективы и изменения. Однако при этом подтверждается важность правильного (в первую очередь, социально и педагогически целесообразного) инициирования тенденций саморазвития этой системы. При каждом нелинейном процессе есть определенная область параметров или стадий, где нелинейная система особенно чувствительна к воздействиям, согласованным с ее внутренними свойствами, что можнообозначить как «резонансное воздействие».

Теория резонансного воздействия свидетельствует о том, что важна не сила управляющего (социального, педагогического и др.) воздействия, а его правильная пространственная организация, его симметрия, тогда даже слабое, но резонансное воздействие, как правило, довольно эффективно. На это обратили внимание исследователи И.Пригожин и Е.Н.Рерих: если «укалывать» систему в нужном месте и в соответствующее время, топологически согласовывая с ее собственными внутренними структурами, то она будет разворачиваться перед нами во всем своем богатстве и своеобразии. [4].

6. Для исследования явлений общественного порядка важно еще то, что комплекс синергетических категорий помогает по-новому осмыслить ряд традиционных проблем, раскрывая при этом малоизученные прежде причинные зависимости. [3].

Во-первых, нелинейность мышления становится характерной чертой обновляющейся методологии истории. К примеру, синергетическое мышление для историков, политологов, экономистов означает то, что им следует оценивать то или иное историческое событие через процедуру прямолинейного сравнения предыдущего и последующего его состояний, т.е., они стоят перед необходимостью сравнивать реальный ход последующих событий с вероятностным ходом событий при альтернативном ключевом решении.

Во-вторых, диалогизм концепций самоорганизации способствует продуктивному использованию ее категориального аппарата в исследовании процессов массовой психологии, механизмов творчества личности на основе результативного использования синергетических законов и принципов (принципов дополнительности, неопределенности, законов необходимого разнообразия, иерархических компенсаций, техногуманитарного баланса (или закон эволюционных корреляций) и др.[2].

В-третьих, синергетическая модель развития самоорганизующихся систем предысторию и содержание современного кризиса в образовании позволяет рассмотреть в новом ракурсе, основанном на законе техногуманитарного баланса, признаками которого выступают: несоразмерность выработанных предыдущим историческим опытом ценностно-нормативных регуляторов наличному технологическому потенциалу, перспективы решения наиболее острых проблем в этой области и вероятную цену, которую за это придется заплатить и которую уже заплатили (появление и развитие функциональной неграмотности населения, отчуждение обучающихся от процесса образования и др.).

Как справедливо считают О.П.Долженко, Б.Т.Пономаренко, В.Д.Шадриков, С.С.Шевелева и др., с точки зрения синергетического подхода традиционная система образования, опирающаяся на принципы классической науки, уже не может эффективно выполнять роль средств освоения человеком мира. Отсюда необходимым звеном выступает то, что современное образование предполагает открытость будущему, а его дальнейшее развитие связано с преодолением закрытости, приданием процессу образования творческого характера.

В заключение методологического обоснования нашей  позиции попытаемся определить своеобразные точки отсчета в рассмотрении проблемы проектирования современного культуросообразного образовательного пространства.

Первое. Наука и практика в начале нового столетия показали, что механическое, прямолинейное осуществление некоторых отдельных операций, жесткие детерминистические установки при определении путей и средств развития вузовской системы профессионального образования ведут к затруднению осуществления свободных и осмысленных действий, делают развитие профессионального образования неэффективным, а претворение ее в практику мало результативным, иногда даже противоречивым и противоречащим запросам времени.

Второе. Синергетически наполненные исследования убедительно доказали, что развитие возможно только в открытых системах, которые постоянно обмениваются с внешней средой энергией, веществом, информацией. Переработка, интеграция различного рода информации ведут к новым формам организации и упорядоченности, а недостаток и неполнота используемой информации приводят к гибели системы, приближают бифуркационные точки, т.е. точки саморазрушения.

Третье. Как основополагающий принцип, открытость образовательной системы предполагает, что за исходное начало берется не система как целое в ее статичном состоянии, а человек с его неповторимостью как источник стихийности, неупорядоченности и в то же время выступающий как источник развития. Иными словами, человеческая индивидуальность выступает основой общественных связей людей, а сложность и многообразие задач, возникающих перед обществом, требуют индивидуальной инициативы, индивидуального разнообразия. Последнее утверждение говорит о том, что свободное развитие индивидуальности должно восприниматься образованием и – в перспективе – выступать условием развития общества. Однако свободное развитие может быть достигнуто только тогда, когда оно (развитие, образование) реализуется в ситуации определенного баланса.

Четвертое. Ситуация совместного творческого освоения мира, характерная для открытой образовательной системы, когда участники образовательного процесса объединяются в единую структуру, позволяет им реализовать оптимальные образовательные траектории для каждого человека. При этом подлинное образование подразумевает самодостраивание личности в общении, совместном решении множества задач, определяющих в конечном итоге значимость личности и ее деятельности в обществе. Практика современного образования, в том числе и профессионального, указывает на то, что становление и развитие современной модели образования невозможно без диалога и совместного творческого поиска специалистов в разных областях знаний (философии, психологии, педагогики, культурологи, политологии и др.).

Пятое. Синергетический подход в педагогике исходит из того, что возникновение каждого нового уровня в системе научно-педагогического знания перестраивает систему в целом. Ключевыми характеристиками в данном случае выступают дефиниции «многомерности», «неоднозначности». Существенной чертой синергетического миропонимания становится новая картина роста научно-педагогических знаний, ведущих к новому качественному состоянию. Особое внимание уделяется полифоничности познаваемых процессов (их альтернативности, вариативности), обнаружению в них нераскрытых или недостаточно раскрытых состояний, признание большей роли случайности в их развитии.

Исходя из того, что образование представляет собой сложную саморазвивающуюся систему, особенности его развития в стратегическом ключе необходимо искать в традициях этой системы, учитывая флуктуации в их развитии, точки бифуркации в их взаимодействии. Развитие системы профессионально-педагогического образования как неравновесной, нелинейно развивающейся системы требует не только знания основ ее функционирования, видения этапов ее развития и точек бифуркации в ней, но и владения основами управления неравновесными системами, созданием необходимых условий для их развития.

Основным и главным отличительным признаком жизнедеятельности системы профессионально-педагогического образования как системы является его активность, направленная на порождение и воспроизводство материальной или духовной энергии. Данная активность можно охарактеризовать как векторно направленную напряженность системы. Движущая активностью системы образования потребность не может быть утолена, ибо она есть потребность в самой активности, в деятельности, ломающая равновесные системы со средой, способствующая развитию, изменению, обновлению, революционному преобразованию существующего положения вещей.

Синергетический подход, солидаризуясь со многими другими, обращает исследователей на генезис рассматриваемых процессов. Для нашего исследования наиболее важным выступает феномен отношения к образованию как к системе. Система определяется как совокупность элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом, которые образуют определеннуюцелостность, единство. В качестве общих характеристик системы выступают целостность, структурность, взаимосвязь системы со средой, иерархичность, множественность описания.

Системный подход направлен на выявление структурных и функциональных компонентов, их связей и отношений в процессе функционирования системы, а целостный подход – на выявление интегративных, инвариантных характеристик данной системы, на изучение того, что является системообразующим фактором, что сохраняет ее целостность. Важнейшим достижением единства системного и целостного подходов является изменение стиля мышления исследователя, когда в известном объекте необходимо увидеть не сумму разрозненных частей, а нечто целое, его реальные связи и опосредования между элементами. В системном исследовании акцент делается на выявление многообразия связей и отношений, имеющих место как внутри исследуемого объекта, так и в его взаимоотношениях с окружающей средой, в межсубъектных отношениях.

Образовательная система любого порядка как часть социальной системы обладает рядом характерных признаков, что важно учитывать при анализе открытых, неравновесных систем:

1 Исследуемый объект как система должен быть представлен определенной совокупностью частей или компонентов. В своем взаимодействии они образуют единое целое, которое может быть разделено определенным способом и от этого будет зависеть граница (предел) отдельного элемента системы. В данном конкретном случае элемент выступает в качестве неделимой части компонента.

2. Для того чтобы отвечать принятым в науке требованиям, любая система должна обладать интегративными свойствами. Изменение свойств одного из элементов или компонентов вызывает определенные изменения и в других элементах, а иногда и во всей системе в целом.

3. Система обладает и определенной внутренней организацией – структурой, определяющей характер и порядок связей между компонентами. Структура обеспечивает целостность системы, определяет характер и тип интегративных связей системы (их иерархию, соподчинение, определенную ролевую зависимость).

4.Целостная система избирательно взаимодействует со средой. Избирательный характер взаимодействия может способствовать развитию, укреплению, стабилизации системы или нарушать, ослаблять интегративные процессы, вести к развалу системы, ее разрушению.

5. Важное качество – динамизм системы, постоянное движение в изменении взаимоотношений между элементами, между системой и средой. Это ведет к развитию системы, движению ее в избранном, определенном стратегическими ориентирами направлении.

Таким образом, системный подход создает условия для стабильности и последовательности в организации и проведении исследований, в выяснении глубины и многообразия взаимосвязей исследуемого объекта со средой. Единство подходов предполагает ограничение описываемого явления за счет вычленения необходимого и достаточного состава элементов и связей изучаемого объекта, его функциональных зависимостей и взаимосвязей с другими системами.

Исследования показали на один неизбежный вывод: необходимо признать, осознать несовершенство ряда реально действующих и идеальных компонентов системы образования, что стало предметом разгорающихся научных дискуссий. Приходится констатировать, что доминирует несистемное видение, когда образование рассматривается не как самоорганизующийся объект действительности, а только как кризисная сфера, как сфера противоречий, несогласованностей, конфликтов, не поддающихся регулированию и целенаправленному управлению. Как показывают наши исследования, это требует методологического обоснования возможных, планируемых и прогнозируемых изменений на основе отношения к системе образования как к самоорганизующейся системе, подчиняющейся и действующей по законам и закономерностям педагогической синергетики.

В заключение отметим, что было бы наивно полагать, что установление равновесия внутри синергетической системы происходит спонтанно и автономно, лишь за счет внутренних сил уравновешивания. Сказанное позволяет говорить и важности роли внешних управляющих воздействий в виде разработки, обоснования и принятия надежных, испытанных временем и прогнозируемых, диагностичных и технологичных направлений профессионально-педагогической подготовки.

 

Литература:

1. Богуславский М.В. Синергетика и педагогика // Магистр. – 1995. – №2. – С. 89 – 95
2. Загвязинский В.И. Педагогическое творчество учителя // Советская педагогика. – 1988. – №1. – С. 70 – 75;
3. Назаретян А.П. Синергетика в гуманитарном знании: предварительные итоги // Общественные науки и современность. – 1997. – №2. – С. 91 – 97
4. Пригожин И., Рерих Е.Н. В поисках нового мировоззрения. – М. 1991. – 344 с.
5. Ромах О.В. Информациология языков культуры с. 7.15 Аналитика культурологии, 2005, № 1
6. Ромах О.В. Интеллектуальный потенциал культурологии .  Аналитика культурологии, 2005, № 1. С. 68-76
7. Шевелева С.С. К становлению синергетической системы образования // Общественные науки и современность. – 1997. – №1. – С. 125 – 133.

Автор(ы) статьи: Абакова Татьяна Николаевна
Раздел: СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ
Ключевые слова:

стратегия дисредитации, эвфемизмы, дисфемизмы, языковое воплощение.

Аннотация:

В статье рассматриваются эвфемизмы и дисфемизмы как языковое воплощение стратегии дискредитации в англоязычных газетных текстах политического характера.

Текст статьи:

Определенные культурные нормы требуют от человека находить или создавать в языке новые слова и выражения, которые в определенных условиях служат «для замены таких обозначений, которые представляются  говорящему нежелательными, не вполне вежливыми, слишком резким» [1]. В лингвистике такие слова и выражения получили название эвфемизмы, основой, которых, является стремлением не обидеть, не задеть чувства человека [2]. Основная цель процесса эвфемизации – избежать коммуникативных конфликтов [3]. Кроме того, эвфемизмы в различных сферах жизни человека и общества преследуют различные задачи. В частности, эвфемизмы в политической сфере подчинены цели завуалировать или намеренно исказить информацию о реальных событиях или фактах, «обмануть общественное мнение и выразить что-либо неприятное более деликатным способом» [4]. Например, такие слова как «pre-emptive» (приоритетный) вместо «aggressive» (агрессивный), «involvement» (вовлечение) вместо «invasion» (вторжение), «conflict» (конфликт) вместо «war» (война) плотно вошли в словарный состав английского языка как эвфемизмы для прикрытия истинного характера военного вторжения в дела других государств. Большое количество слов и выражений приобретают эвфемистические «облагораживающие свойства» в условиях контекста [5]. Например,

The MI5 document, entitled Companies and Organisations of Proliferation Concern, has been compiled in an attempt to prevent British companies inadvertently exporting sensitive goods or expertise to organisations covertly involved in WMD programmes [6]. Выражение «sensitive goods«  (чувствительные товары) в качестве эвфемизма слова «explosives» (взрывчатые вещества) является приемом подмены одно понятия другим.

В политической сфере с помощью эвфемизмов искусно манипулируется общественное мнение, в котором большая роль отводится СМИ. Современные средства массовой информации, в последнее время, характеризуются увеличением использования обсценной лексики, грубых и вульгарных слов и выражений [3].

По своим целям и характеру процессу эвфемизации противопоставляется процесс дисфемизации. Дисфемизация представляет собой процесс обозначения какого-либо предмета, явления или действия более вульгарным или грубым словом или выражением. Дисфемизмы, находясь в оппозиционных отношениях с эвфемизмами по признаку оценочного ассоциата, являются средством придания большей степени негативнооценочной окраски денотату и ориентированны на отрицательное речевое воздействие на коммуниканта. С позиции речевого воздействия большую роль играют газеты.

В последнее время в теории средств массовой коммуникации ведется активная разработка отдельных способов и степени эффективности воздействия СМИ на коммуниканта, создания определенных оценок при передаче информации. С позиции воздействия газетный текст в политической сфере рассматривается нами как совокупность выбранных субъектом речи необходимых языковых средств и речевых действий для достижения определенных коммуникативных целей [7]. Таким образом, информационная функция в тексте в политической сфере становится вторичной и на первый план выходит воздействующая задача, которая состоит в стремлении субъекта речи внушить адресатам определенную оценку, сформировав при этом положительное или отрицательное отношение аудитории к действиям, явлениям, предмету или объекту речи. В газетных текстах политического характера воздействующая функция реализуется через использование речевых стратегий и речевых тактик [8]. С позиции возникновения дисфемизмов, на наш взгляд, интересна стратегия дискредитации, реализуемая через тактики оскорбления, обвинения, издевки [9]. На языковом уровне  субъект дискредитирующей речи выражает свое отрицательное эмоциональное состояние  по отношению к объекту дискредитации, его действиям или решениям через номинации с пейоративной окраской, в частности, через дисфемизмы, и преследует цель разоблачения и обличения действий политиков или правительственных органов. Эту задачу выполняет тактика обвинения. В Longman Dictionary of Contemporary English »обвинение» определяется как заявление о виновности кого-либо в чем-либо (a statement saying that someone is guilty of doing something wrong).  Например,

But yesterday was one of the worst days of bloodshed since Baghdad fell [10]. При использовании дисфемизма «bloodshed» (кровопролитие) вместо «war» (война) автор статьи ставит задачу обличить действия правительства и показать реальную цену развязанной войны. Следует заметить, что с начала войны само слово «war», а также слова, описывающие действия американских военнослужащих, вышли из употребления и были заменены эвфемизмами.  Авторитет американского правительства, столь высоко находившийся в начале войны, в последнее время, согласно опросу, проведенныйCNN и газетой USA Today, резко упал. Этим объясняется тот факт, что прямые номинации обозначения войны и военных действий не только вернулись в активный словарь СМИ, но стали заменяться словами и выражениями с резкоотрицательной оценкой.

Дисфемистические свойства могут приобретать вполне нейтральные лексические единицы, подвергшиеся изменениям в денотативном плане, вследствие чего происходят изменения и в коннотативном аспекте. Отрицательная оценочность приобретается такими единицами в условиях контекста. Например,

A bill would then have been rammed through the Commons and would have been hacked about in the Lords [6]. Выбор глагольных лексем «to ram» (таранить) вместо «to pass» (проходить) и «to hack» (зарубить) вместо «to reject» (отклонить) в качестве дисфемизмов объясняется намерением автора инкриминировать неспособность законодательных органов власти Великобритании быстро и правильно принять законопроект.

В следующих примерах также используются тактика обвинения правительства Великобритании через лексические единицы, обладающие дисфемистическими свойствами.

Mr. Blunkett published the fifth asylum bill/fifth act outdoes…in inhumanity/be threatened with having their children taken into care/Michael Howard…describes it as «despicable« («презренный» вм. unpleasant «неприятный») [6].

Mr Bigley’s death was a calculated ploy/The government’s policy of «talking but not negotiating»/Tony Blair and the government have blood on their hands («иметь кровь на руках» вм. to be guilty «бытьвиновным») [6].

The deportees landed yesterday/One of those expelled yesterday, Hawar Ismail, told a UK-based refugee group he had been «beaten»/ All those being expelled («выгонять» вм. to deport «депортировать») [6].

Разновидностью тактики обвинения является тактика издевки, направленная на высмеивание предмета речи или действия объекта. Отличительной чертой тактика издевки является использование как дисфемистических, так и эвфемистических единиц. Эвфемизмы и дисфемизмы тактики издевки носят иронический характер. Например,

He is the latest in a line of political appointees to the London job, traditionally bestowed upon presidents’ faithful friends, usually with deep pockets [6]. Автор статьи, акцентирует внимание на том, что друзьями президента являются состоятельные люди, используя выражение «with deep pockets» (букв. «с глубокими карманами»)  в качестве иронического эвфемизма вместо «richers» (богатые).

Whether or not there was any deliberate royal interference in the course of justice, even the Queen has not been untainted by these sleazy upstairs-downstairs shenanigans [6]. Слово «shenanigan» в английском языке используется в несерьезном контексте и имеет значение «bad behaviour that is not very serious». Слово «shenanigan» (озорство, проказа) является ироническим эвфемизмов слова «intrigue» (интрига).

Who these Labour people are/Labour really has become such a… sect that its members truly believe that the key to Britain’s problems is to get rid of Blair [6]. Слово »sect» - секта (a group of people with their own particular set of beliefs and practices, especially within or separated from a larger religious group) применительно к партии Лейбористов приобретает отрицательную оценку в контексте и являетсяироническим дисфемизмом.

В тексте в политической сфере, помимо уже названной цели, разоблачить и высмеять действия органов власти, реализуемая через тактики обвинения и издевки, стратегия дискредитации преследует задачу унижения и оскорбления дискредитируемого объекта через тактику оскорбления [8].  В Советском энциклопедическом словаре оскорбление определяется как «умышленное унижение чести и достоинства, выраженное в неприличной форме» [11]. На лексическом уровне оскорбление реализуется, главным образом, через инвективы. С другой стороны, оскорбить можно, употребив не грубое слово, а нормативную лексику, и при этом достичь еще большего эффекта. Оскорбление может быть прямым, то есть направленно непосредственно на объект речи, или косвенным – через оценку действий объекта. Например,

The Senate … cuts to Governor Ehrlich’s funding for the environment, health care and education/Ehrlich has staged a number of events/the events have not helped Ehrlich’s cause/The events, Hogan said, were «a lousy way to govern» [12]. Тактика оскорбления представлена через описание действий политика, а именно, проведение ряда мероприятий, которые не дали желаемого результате, и в результате была сокращена программа по здравоохранению, образованию и окружающей среды. Слово «lousy» (паршивый) вместо слова «bad» (плохой), выступающий в качестве дисфемизма, придает дисфемистический характер всей фразе «a lousy way to govern» и может расцениваться как оскорбление, так как автор фактически называет политика «a lousy governor» (паршивый руководитель).

Charles has also point-black refused to apologise…to the BBC’s royal correspondent…whom he called «that awful man»/he whispered to his sons: «Bloody people. I can’t bear that man. I mean he’s so awful, really he is» [13]. В данном примере тактика прямого оскорбления выражена двумя способами. Во-первых, через употребление в качестве дисфемизма прилагательного «awful» (ужасный) вместо «bad» (плохой), который может считаться оскорбительным в реакции слушающего. Во-вторых, через инвективную единицу «bloody» (проклятый), имеющая негативное значение в своем содержании и поэтому является оскорбительным.

Таким образом, эвфемизмы и дисфемизмы являются тактическими языковыми средствами, с помощью которых может быть достигнут желаемый прагматический эффект и осуществиться целенаправленное воздействие на массовою аудиторию в газетных текстах СМИ, которое реализуется через речевые стратегии и речевые тактики, в частности стратегию дискредитации. Задача стратегии дискредитации в тексте в политической сфере, раскрываемая через тактики оскорбления, обвинения и издевки, и направленная, с одной стороны на унижение и оскорбление дискредитируемого объекта речи, а с другой стороны, на разоблачение и высмеивание действий политических деятелей и правительства, может  реализовываться как через дисфемизмы, так и через эвфемизмы. В качестве дисфемизмов могут выступать слова и выражения, как с негативной окрашенностью, так и вполне нейтральные, приобретающие отрицательную оценку в условиях контекста. Эвфемизмы и дисфемизмы тактики издевки носят иронический характер.

Литература

1. Шмелев Д. Н. Эвфемизм//Русский язык: Энциклопедия. – М., 1979. – с. 879.

2. Тер – Минасова С. Г. Язык и межкультурная коммуникация: (Учеб. пособие) — М.: Слово/Slovo, 2000. – 624 c.

3. Крысин Л. П. Эвфемизмы в современной русской речи//Русистика. – Берлин, 1994, №1-2, С. 28-49.

4. Galperin I. R. Stylistics. M., 1977, p. 175.

5. Ларин Б. А. Об эвфемизмах//История русского языка и общее языкознание. М., 1977, с. 110.

6. The Guardian Oct, 8, 2004; Nov, 28, 7 2003; Oct, 9, 2004; Nov, 21, 2004; Feb, 15, 2001; Dec, 28, 2002; July, 12, 2005.

7.  Макаров М. Л. Основы теории дискурса. М., 2003. – 280 c.

8. Паршина О. Н. Стратегия и тактика речевого поведения современной политической элиты России. Астрахань, 2004. – 196 c.

9. Иссерс О. С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. Омск: Изд-во Омск. гос. ун-та, 1999. – 284 с.

10.    Ромах О.В. Информациология языков культуры с. 7.15 Аналитика культурологии, 2005, № 1

11.    Ромах О.В. Интеллектуальный потенциал культурологии .  Аналитика культурологии, 2005, № 1. С. 68-76

12.    The Times Feb, 21, 2004.

13. Оскорбление//Советский энциклопедический словарь. Изд. 2-е. М., 1983, с. 940.

14. The Gazette Apr, 17, 2006.

15. The Daily Mail Apr, 2, 2005.

Автор(ы) статьи: Тайманова Татьяна Соломоновна
Раздел: МОРФОЛОГИЯ КУЛЬТУРНОГО ПРОСТРАНСТВА
Ключевые слова:

мифологема Жанны Д Арк, массофикация в социальном сознании, психологическая мифологическая устойчивость, парадигмы мифологемы.

Аннотация:

В статье дается культурологический анализ образа национальной французской героини в свете мифологической (Е. М. Мелетинский, А.Ф. Лосев) и психоаналитической (К.Г. Юнг) теорий. Прослеживается процесс генезиса и изменения во времени и в общественном сознании мифологемы и архетипа Жанны д’Арк. На примере трех произведений французской литературы, посвященных национальной героине, показывается, как одна и та же мифологема, один и тот же архетип породили совершенно разные литературные образы.

Текст статьи:

Образ Жанны д’Арк несомненно является знаковым в истории мировой кудьтуры. За пять веков он стал неотъемлемой частью массового сознания и постоянным объектом художественного творчества. Что делает его столь плодотворным? Обратимся к понятиям мифа, мифологемы, архетипа, широко используемым для анализа распространения некоторых сюжетов в искусстве.

Рассмотрев как зарубежные, так и отечественные концепции, которые можно применить для интерпретации феномена Жанны д’Арк, остановимся на двух возможных вариантах подхода к теме. Первый обозначим как сведение сюжетов, связанных с Жанной д’Арк, к первичным образам, культам, ритуалам. Здесь возникают  темы  Девы, Матери, Героя,  обрядов узнавания, испытания и т.п. — своеобразные лучи  семантического пучка, исходящего от древнейших, первобытных мифов [[1]]. Второй связан с возникновением новых мифологем в общественном сознании на более поздних этапах развития человечества. Исходя из натурических, лунарно-солярных и прочих теорий возникновения мифов, можно считать, что главным фактором здесь является столкновение человеческого сознания с непознаваемым, с чудом.

Из многочисленных концепций мифов теория А.Ф. Лосева кажется нам наиболее интересной и плодотворной в отношении мифологемы Жанны д’Арк. По А.Ф.Лосеву, миф есть непосредственное вещественное совпадение общей идеи и чувственного образа. Он настаивает на неразделенности в мифе идеального и вещественного, следствием чего и является появление в мифе стихии чудесного, столь глубоко для него специфичной. Лосев противопоставляет миф и науку, считая, что миф — не идея или понятие, но жизненно ощущаемая и творимая вещественная, телесная реальность. В мифе, по его мнению выпирает аффективная сторона, которая может доходить до экстатичности. Он подчеркивает, что миф не схема или аллегория, а символ, и специфика мифа тесно связана с личностью. Миф не сводится к догматам и таинствам, а к субстанциональному утверждению личности в вечном. В отличие от догмата миф историчен как инобытийное историческое становление личности в идеальном синтезе этого становления и первозданной нетронутости личности, что составляет истину «чуда». Только через историческое инобытие «личность» достигает самопознания, осуществляемого в «слове» [[2]].

Личность, история, слово и чудо – таковы, по мнению ученого, основные моменты мифа. По Лосеву, миф есть в словах данная чудесная личностная история. Все, что мы знаем об истории Жанны д’Арк, включая и исторические факты, и домыслы, и литературные сюжеты, прекрасно укладывается в данную концепцию.

Что касается архетипа ( в переводе с греческого – начало образа, в позднеантичной философии – прообраз, идея), этот термин в XX веке был использован К.Г. Юнгом в его аналитической психологии и подразумевал изначальные психологические структуры, образы (мотивы), составляющие содержание так называемого коллективного бессознательного и лежащие в основе общечеловеческой символики сновидений, мифов, сказок и других созданий фантазии, в том числе и художественной. Это понятие близко тому, что в мифологии принято называть «мотивами», а во французской социологии «коллективными представлениями». Е. М. Мелетинский в своем фундаментальном труде «Поэтика мифа» рассматривает идеи и, в частности, теорию архетипов Юнга, наряду с идеями многих филологов и философов, как плодотворные для развития мифологического подхода к генезису литературы [[3]]. Действительно, искусство, по мнению Юнга, тесно связано с процессом духовной саморегуляции. Психический процесс проявляется в постоянном порождении символов, имеющих смысл (рациональное начало) и образ (иррациональное начало). Истинный художник может поднять свою личную судьбу до уровня судьбы человечества, и происходит это за счет того, что художник имеет прямые и интенсивные отношения с бессознательным и умеет их выразить в художественной форме. Юнг выделяет в подсознании два слоя: более поверхностный – персональный, связанный с личным опытом, и более глубокий – коллективный, который не развивается индивидуально, а наследуется и может стать сознательным лишь вторично. В снах и фантазиях человеку являются некие образы, напоминающие образы или мотивы мифа и сказки. Глубокие коллективные недра подсознания, по мысли Юнга, являются вместилищем архетипов. Юнг сравнивает архетипы с комплексами, но личные комплексы проявляются в истории индивида, а общественные комплексы архетипического характера – в истории человечества. Они дают жизнь мифам, религиям и философским концепциям, воздействующим на целые народы и разделяющим исторические эпохи. При этом личные комплексы активизируются в моменты невроза. Аналогичная ситуация происходит с архетипами, которые всплывают, активизируются в моменты так называемых общественных или исторических неврозов, а проще говоря в кризисные моменты истории  [[4]].

Говоря об образе Жанны д’Арк в художественном творчестве, нельзя не заметить, что авторы наиболее часто обращаются к нему как раз в переломные периоды жизни общества. Ярким примером тому могут служить литературные произведения, созданные во Франции в начале XX века на линии разлома двух эпох, в период национального, духовного, религиозного кризисов, в преддверии мировой войны.

Остановимся на трех произведениях французской литературы, посвященных национальной героине и использующих различные парадигмы мифологемы Жанны д’Арк. Это «Жизнь Жанны д’Арк» А. Франса (1908), «Мистерия о милосердии Жанны д’Арк» (1910) Ш.Пеги и оратория П.Клоделя «Жанна д’Арк на костре» (1935). Покажем, как одна и та же мифологема, один и тот же архетип вызвали к жизни столь различные произведения и породили столь непохожие литературные образы.

Шарля Пеги, родившегося в предместье Орлеана, культ Девы окружал с детских лет. Этот сложный, бескомпромиссный, порой впадающий в крайности, никогда не находящий душевного покоя поэт и публицист всю свою короткую жизнь посвятил, в первую очередь, двум главным сюжетам: Делу Дрейфуса и Жанне д’Арк. Эти темы, казалось бы, столь несходные между собой, принадлежащие двум разным пластам его творчества публицистике и поэзии, на самом деле имели для Пеги много общего. Борьба за справедливость, поиски правды, стремление к духовному, нравственному и историческому возрождению Франции и то совершенно особое отношение к понятию мистики, в котором сливается и привычное нам мистическое мироощущение, свойственное художнику, и новый смысл, вносимый Пеги в это слово: бескомпромиссность, неконьюнктурность, бескорыстие, жертвенность – антиномия политике. Известная французская исследовательница творчества Пеги Ф. Жербо считает, что Дело Дрейфуса в сознании Пеги стало «секуляризованным мифом о Христе» [[5]]. В «Мистерии о милосердии Жанны д’Арк» также явно прослеживается параллель между образами Жанны и Христа. Все это указывает на то, что в творчестве Пеги нельзя провести четкую грань между публицистикой и поэзией. В «Мистерии», которую Пеги создал как итог своих духовных, религиозных исканий, героиня во многом повторяет героиню юношеской драмы Пеги «Жанна д’Арк». Они обе в каком-то смысле еретички, ибо позволяют себе вопрошать небо, доколе же продлятся страдания родной земли, позволяют усомниться в праведности и патриотизме святых апостолов, позволяют не принимать с кротостью один из основополагающих догматов церкви — идею ада. Они обе готовы идти в бой и спасать [[6]]. В ранней драме Пеги показал свою Жанну в действии: сюжет развивается в соответствии с хронологической канвой и заканчивается костром в Руане. Для зрелого Пеги действие и историческая канва совсем не важны. Не менее сильный образ можно создать, дав только лишь диалоги Жанны с монахиней г-жой Жервезой, олицетворяющей для Пеги институт католической церкви. Понимая, что миф о Жанне живет в сознании каждого читателя, что всем знакомы ее подвиги и ее трагическая судьба, Пеги углубляет этот образ, погружая его в сферу философских, этических, религиозных исканий. При этом его художественный дар позволяет ему создать живой, обаятельный, земной образ, вызывающий и восхищение, и острую жалость. Пеги наделил устойчивый архетип новой парадигмой, ранее ему несвойственной –милосердием и показал, что это качество не менее важно для всеобщего спасения, чем героические подвиги. Возможно, когда-нибудь эта парадигма станет столь же устойчивой в коллективном архетипе Жанны как ее героизм и божественные голоса, руководившие ею.

Шарль Пеги и Поль Клодель были современниками. Но Пеги погиб в самом начале первой мировой войны, а Клодель успел прожить несколько лет после окончания второй. Обоих писателей объединяет глубокая вера, хотя пришли они к ней совершенно различными путями и их религиозные воззрения имеют больше различий, чем точек соприкосновения. Тем не менее парадигма святости Жанны д’Арк безусловно имела решающее значение для выбора сюжетов у обоих авторов. При этом, как многие католики, Клодель не принял «Мистерию» Пеги: «Из Жанетты он сделал твердолобую протестантку, которая только и знает, что упрекает Бога» [[7]]. В его сознании этот архетип имел совсем другое преломление. Когда Ида Рубинштейн впервые предложила Клоделю создать произведение на данный сюжет, поэт сначала отказался. Он счел, что история Жанны слишком хорошо известна и не дает простора воображению художника. Более того, он считал, что писать о канонизированной святой не нужно и даже кощунственно. Заметим здесь, что этот вопрос уже возникал в связи с полемикой Жака Маритена и Шарля Пеги вокруг образа Жанны д’Арк [[8]]. Клодель говорил по этому поводу: « Мы не можем делать с образом Жанны д’Арк все, что захотим, напротив, это она, девушка-святая, делает с нами, что хочет. Одно ее присутствие вынуждает нас быть всего лишь свидетелями и проводниками ее идей» [[9]]. Но, как он сам вспоминал, перед ним вдруг явился образ Жанны на костре, причем ее связанные руки рисовали крест. Писатель понял, что не нужно описывать историю и деяния Жанны. Нужно писать об их высшем смысле. Сам того не сознавая, Клодель пошел тем же путем, что Пеги, опираясь на существование  устойчивого архетипа  Жанны в общественном сознании. В оратории нет ни конфликта, ни борьбы. Все уже свершилось, все известно. До смерти остался один миг, когда нужно все осмыслить и оценить. Это осмысление происходит сверху в прямом и фигуральном смысле. Смерть Жанны – это вершина ее жизни. Действие же оратории разворачивается перед зрителями внизу, на нижнем уровне, под помостом с костром.

Поэт дает два аспекта истории Жанны – политический и религиозно-мистический. Первый решается в фарсовом ключе: суд над Жанной вершат не люди, а злобные и глупые животные – Свинья, Осел, Тигр. Политика властей выглядит как карточная игра, где короли просто меняются местами, королевы остаются постоянными величинами – их величества Глупость, Гордость, Жадность, Сладострастие.

История же самой Жанны полна чудесных символов и аллегорий: ее жизнь до того, как в ее душе прозвучали божественные голоса, похожа на холодную зиму, когда кажется, что природа умерла. Но вот появляется надежда, начинают петь птицы, природа оживает: «Все становится белым! И розовым! И зеленым!» [[10]]. Звучат голоса святых Екатерины и Маргариты. Вера и надежда сильнее смерти. Костер в финале – символ гибели земной Жанны, девочки, которая боится боли и смерти, и воскрешение ее для иной жизни. Пламя сжигает цепи, которые приковывают ее к земле, душу – к телу, Жанну небесную – к Жанне земной.

Надежда, святость, отстраненность от земной жизни, жертвенность – вот основные парадигмы мифологемы Клоделя. Они не противоречат концепции Пеги, но дают совершенно другой образ. Общей при этом выступает парадигма патриотизма и национализма. У Пеги Жанна заявляет, что французские святые не допустили бы гибели Спасителя. Она призывает: «Пусть со всеми французами в святой поход \ Выступят все христиане» [[11]]. Сама она в последних строках «Мистерии» устремляет свой взгляд в сторону Орлеана. У Клоделя Жанна восклицает: «Это я спасла Францию! Это я объединила Францию! Все руки Франции – в одну десницу! И да будет она единой!» [[12]].  Такое совпадение не случайно. Оно связано с другим совпадением: мистерия была написана за четыре года до начала первой мировой войны, оратория – за четыре года до начала второй. По-видимому, в сложные исторические моменты в сознании нации активизируется тот или иной архетип. Здесь это, скорее всего, архетип Девы-Спасительницы.

Произведение А. Франса в данном ряду стоит особняком. Если говорить о Жанне д’Арк как о мифологеме и о мифе, то «Жизнь Жанны д’Арк» Франса направлена на то, чтобы развенчать этот миф. Ведь по верному замечанию Вильяма Дугласа, автора работы «Значения понятия «Миф» в современной критике», «миф» в XX веке стал употребляться в таких смыслах, как: иллюзия, ложь, лживая пропаганда … Он стал больше полемическим, чем аналитическим термином [[13]]. По-видимому, именно в таком аспекте воспринимал миф о Жанне Анатоль Франс. «Жизнь Жанны д’Арк» – это отклик писателя на события во Франции начала XX века, связанные с так называемым «католическим возрождением» и усилением клерикальной реакции. Франс, будучи последовательным противником клерикалов, намеренно разрушает историческую и церковную легенду. Низводя святую на землю, он несомненно во многом продолжает традиции Вольтера. В свете же мифологической науки XX века отношение Франса к мифу о Жанне близко концепциям французской социологической школы, предложившей понятие «коллективных представлений», в частности, идеям Л.Леви-Брюля, который считал, что коллективные представления оказываются предметом веры, а не рассуждений и носят императивный характер [[14]].

Оперируя огромным историческим и литературным материалом, Франс убедительно доказывает, что на протяжении длительного времени имя Жанны было окружено непроницаемой завесой лжи. С беспощадной силой и иронией он разоблачает церковные легенды о «святой из Лотарингии» В предисловии к ««Жизни Жанны д’Арк», имеющем остро злободневный публицистический характер, Франс пишет: «После войны 1871 года под двойным влиянием патриотического духа, разжигаемого поражением, и католических настроений, процветающих в среде буржуазии, культ Орлеанской Девы возрождали с удвоенным рвением. Литература и искусство завершили преображение Жанны. Католики… по рвению и энтузиазму соперничают в этом со спиритуалистами» [[15]]. Сам Франс рассматривал свой труд как научно-историческое исследование и в ходе работы над ним консультировался со многими известными историками, в частности, с Э.Лависсом и П.Шампьоном. Однако, несмотря на скрупулезный анализ исторических фактов, книга Франса носит скорее публицистический характер, нежели характер научного исследования. С первой и до последней страницы автор подходит к образу Жанны с позиций, противоположных церковным, Развенчивая «святость» Жанны, писатель убедительно показывает, что в основе легенды, освященной веками, кроются тайные политические махинации церковников. Франс отвергает божественное вдохновение в поступках и мыслях Жанны, утверждая, что они были инспирированы некими лицами духовного звания. Он описывает продуманную скрытую работу по подготовке «чуда». Развенчиваются все ритуалы и обряды, связанные с мифом о Жанне (узнавание короля, явление святых голосов, чудесные победы героини на поле брани). Франс последовательно пытается доказать, что в Жанне видят то, что нужно и выгодно увидеть, прежде всего исходя из соображений политики. Но что же видит в Жанне сам писатель? Только ли жалкую игрушку в руках политиканов? Объясняя характер Жанны, Франс опирается на данные медицины и в данном случае следует за главой натуралистической школы, при том, что он всегда обвинял Золя в недостатке вкуса и отсутствии идеалов. Более того: Жанна Франса легко сравнима с Бернадеттой из «Лурда», а доктор Боклер из романа Золя имеет прототипом доктора Шарко, на труды которого опирался Франс в описании истерического и экстатического характера Жанны. Тем не менее, неверно было бы утверждать, что Франс характеризует Жанну как обычную истеричку. Автор пытается нарисовать более сложный образ. Если Жанну и можно, по его мнению, отнести по ряду признаков к группе галлюцинантов, то она резко выделяется среди них своими прекрасными душевными качествами. «Они настолько же неуклюжи, — пишет Франс, — насколько она прекрасна, и неоспоримо то, что они терпели неудачи в то время, как она возвысилась благодаря своей внутренней силе и расцвела в легенде» [[16]].

Франс пишет, что Жанна прекрасна, но образ, выведенный им в книге, лишен красоты. И дело здесь не в том, что Франс сам считал, что создает не художественное, а историческое произведение, и не в том, что мы рассматриваем это произведение как публицистическое. Вспомним здесь образы, созданные историком Мишле и всегда ангажированным, всегда публицистичным Пеги. Причина на наш взгляд кроется в другом. Приведем слова Юнга об архетипе: «Энергетику архетипов можно почувствовать по особому очарованию, сопровождающему их появление. Они как будто завораживают. Эта особенность характерна и для личных комплексов, только последние появляются в истории индивида, а общественные комплексы архетипического характера – в истории человечества» [[17]].  Нам кажется, что если в рассмотренных нами очень кратко первых двух произведениях толчком для их генезиса послужил именно архетип, то для Франса миф о Жанне д’Арк был только мифом в пежоративном смысле.

Мы рассмотрели различные варианты трактовки одной и той же мифологемы. Для Пеги, таким образом, основной парадигмой становится идея милосердия, для Клоделя — жертвенности,  у Франса образ Жанны вовсе лишен мифологичности.  Активизация архетипа в сознании Пеги и Клоделя позволила им создать произведения, вошедшие в золотой фонд мировой литературы, которые, в свою очередь, обогатили  устойчивую мифологему новым содержанием.

Литература

 

 

[1].   См. об этом: Chakhnovitch M. , Taimanova  T. L’image de de la “pucelle guerrière” dans les mentalités française et russe // Le Porche. Bulletin de l’Association des Amis du Centre Jeanne d’Arc — Charles Péguy de Saint Pétersbourg. 2001, № 8. P. 86-89.

[2].   См: Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991.  С.134-160.

[3].   Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1976.  С.60-63, 155-157.

[4].   Юнг К.Г.  Человек и его символы. М.,1997. С.343.

[5].   Gerbod F. Les voies de la redécouverte de christianisme entre 1897 et 1905 // L’Amitié Charles Péguy. Bulletin d’informations et des recherches. Paris, 1987, N 40. P.203-204.

[6].   Péguy Ch. Oeuvres poétiques complètes. Paris, 1975.  P.43, 369.

[7].   Feuillets mensuels de l’Amitié Charles Péguy. Paris, 1971. № 165 P. 27.

[8].   См.: Владимирова А.И., Тайманова Т.С. Спор о Жанне д’Арк: переписка Ш.Пеги и Ж. Маритена \\ Вопросы филологии. CПб., 1998. Вып.4. С.114-121.

[9].   Claudel P. Théâtre. En 2 vol. Paris, 1965-1968. T.II.  P. 1517.

[10].  Ibid.  P.1137.

[11].  Péguy Ch. Op. cit.  P.47.

[12].  Claudel P.  Op. cit.T.II. – P.1134

[13].  Douglas W.W. The Meanings of “Myth” in Modern Criticism //Modern Philology.1953, I. P.232-242.

[14].  Леви-Брюль Л. Первобытное мышление. Москва, 1930. С.6.

[15].  France A. Vie de Jeanne d’Arc. En 2 vol. Paris, s.a., T.I. P.LXVII.

[16].  France A. Op. cit. T.I.  P. XXXVII.

[17].  Юнг К.Г. Цит. соч. С. 76.

Автор(ы) статьи: Палий Любовь Валерьевна
Раздел: МОРФОЛОГИЯ КУЛЬТУРНОГО ПРОСТРАНСТВА
Ключевые слова:

общественные парки и скверы, стилистика, композиционно-планировочные особенности, природно-архитектурное содержание.

Аннотация:

Публикация посвящена малоизученному разделу истории русской культуры – городским общественным садам и скверам XIX - начала XX вв. Основываясь на многолетних исследованиях, автор делает попытку кратко сформулировать стилистические, композиционно-планировочные особенности развития городской садово-парковой культуры, характерные черты ее природного и архитектурного содержания, а так же обозначить роль общественных садов и скверов в социо-культурной жизни города.

Текст статьи:

Процесс формирования городской садово-парковой культуры в первой половине XIX столетия происходил одновременно с существованием романтического пейзажного стиля родившегося  в усадебных парках. На первом этапе ее существования мы имеем дело, по сути, с перенесением и приспособлением к городским условиям стилистических и композиционно-планировочных приемов романтического усадебного парка, о чем, кстати, свидетельствовало окраинное или даже загородное расположение первых  публичных садов.

Наследуя  усадебной культуре, городская садово-парковая культура практически  не сохранила  ее  ключевое понятие «парк».  Для обозначения городских зеленых насаждений  и в первой, и во второй половине XIX века чаще всего употребляли определение «сад» и новое для русского садоводства того времени понятие «сквер». Последнее, возможно, появилось от буквального перевода английского  слова square [skwεə].  В английском языке у него немало значений, некоторые из которых, в частности: площадь, городской квартал, прямоугольник очень точно подчеркивают особенности расположения садов в городском ландшафте, приближенность к геометрически правильным фигурам планов участков, на которых они разбиты.[i][1]  Несмотря на синонимичный характер слов «парк» и «сквер», они никогда не смешивались  в городской садово-парковой культуре.  Нельзя сказать, что причиной тому совершенно очевидная разница  в  масштабах:  те немногие сады, организованные в городах в первой половине  XIX  века зачастую мало уступали по площади среднему усадебному парку.  Вероятно, все же понятие  парк больше ассоциировалось с уединенностью, размеренностью жизненного уклада усадьбы, большей приближенностью к естественному природному ландшафту, что было совершенно невозможно в динамичной  быстро меняющейся городской среде. Она диктовала и  изменение местоположения  общественного сада,  и характер его создания. Теперь зеленые зоны устраиваются в центре города, рядом с  крупными государственными, губернскими, общественными учреждениями, соборами,  у набережных больших рек.[ii][2] Иначе формируется и территория городских  садов:  часть из них создавалась на месте древних  укреплений, разрушенных кремлевских стен или рядом с ними, многие  путем постепенного объединения мелких участков зелени, пустырей заброшенных участков  частных домовладений. В некоторых, быстрорастущих городах под сады приспосабливали попадавшие в городскую черту ближайшие рощи и прибрежные луга. Кроме того, небольшие скверы образовывались  при приходских церквях.[iii][3]

Выражаясь словами автора историко-дидактического очерка  «Изящное садоводства и художественные сады», «заявленные условия» диктовали и совершенно иной принцип взаимодействия сада с окружающей средой.[iv][4]     Вот, что об этом далее пишет Арнольд  Регель, попутно оценивая и художественное содержание городских скверов и садов: «… городские скверы и сады, огражденные решеткой  от улиц и домов, не имеют и не могут иметь ничего общего с окружающей обстановкой; это микрокосм или вернее: оазис среди городской сутолоки и пыли; поэтому, никакой идеи пейзажного садоводства в них провести не мыслимо: иллюзии нет. В отношении же стиля новейшие скверы – преимущественно состоящие из широких аллей и пестрых клумб, вперемежку с небольшими группами и маленькими куртинами – придерживаются принципа, который всего ближе можно назвать франко-американским: тут все искусственно, от ковровых клумб до копища разнородных дерев, как бы собравшихся на свидание со всех концов света; и искусственность эта не только не скрывается, даже не стушевывается, а как бы нарочно бьет в глаза <…> но считать эти скверы чем-либо художественным  - то же нет основания: некоторые из них очень красивы, спора нет, но только это не сады, а своего рода гульбища, бульвары, <…>».[v][5]

Цитируя весьма эмоциональное мнение А. Регеля,  добавим, что во все времена сад был малоприбыльным предприятием в свою очередь требовавшим постоянных капиталовложений. И если в частных садах одно из основных стремлений владельца было поддержание сада в духе модных эстетических тенденций, то владельцам или арендаторам сада общественного  было свойственно стремление поддержание его в чистоте и порядке.  Таким образом, эстетика стиля и изменчивая мода  с этого момента уходят на второй план, хотя конечно нельзя сказать, что она полностью не принимается во внимание.

Практически постоянный дефицит материальных средств в городских бюджетах не способствовал частому изменению планировки. Общественные сады и скверы, создаваясь по первоначальному проекту, десятилетиями не меняли своего внешнего облика.  С точки зрения стиля, определить его как какой-то однозначный  невозможно, так как можно сказать, что и от регулярности, и от пейзажности было взято самое   практичное с точки зрения экономичности и даже безопасности  посетителей. Например, регулярная планировка широких центральных аллей, оканчивавшихся несколькими входами-въездами, способствовала их большей пропускной способности  во время массовых мероприятий. В то же время более экономичной и менее трудоемкой считалась  посадка деревьев и кустарников в пейзажном стиле, так как они не требовали фигурной стрижки и особого ухода. Этими же соображениями диктовался и выбор растений. В силу климатических особенностей и   общедоступности они не должны были быть экзотическими, поэтому предпочтение отдавалось самым простым  и неприхотливым  деревьям, кустарникам и цветам.

Черты практичности так же были свойственны и  архитектурному «интерьеру» общественного сада. Как правило, набор построек был невелик: собственно для  развлечений и отдыха предназначались: несколько беседок, столики и скамейки,  летний театр или вокзал,  открытая сцена, площадка для танцев, ресторан (мог помещаться в здании вокзала или летнем помещении организации – арендатора), иногда кегельбан, летнее помещение организации – арендатора. На территории сада так же строился  ряд бытовых сооружений: дом  для самого арендатора или сторожа, кассы, туалеты (ретирады – П.Л.), летние кухни и ледники. Ни бюджет города, ни естественно средства арендатора не располагали к заказу проектов этих построек у известных архитекторов. Все подобные работы выполнялись губернскими архитекторами и инженерами, обязательным согласованием и контролем Строительного отделения Губернского правления.  Садовые строения часто носили временный характер,  в большинстве случаев  строились из дерева, так как  если это не предусматривалось контрактом, по истечении оговоренного срока  арендатор был обязан убрать их с территории сада. Архитектурная составляющая небольших скверов, особенно расположенных вблизи церквей могла быть еще более скромной, ограничиваясь скамейками и в лучшем случае павильоном для продажи прохладительных напитков. Не каждый общественный сад мог похвастаться и наличием  открытых водоемов. Часто их роль исполнял небольшой, несложный по конструкции фонтан. Лишь единичные факты свидетельствуют  и о наличии  в садах памятников и скульптурных композиций. Безусловно,  и здесь сказывался режим всеобщей экономии.

Однако такой практичный подход к художественной составляющей ни сколько не умалял значения городских садов и скверов, позволяя реализовать его в несколько иной плоскости. Они часто становились своеобразными участниками  модернизационных процессов  и технического прогресса.  Сады, возможно даже быстрее, нежели другие объекты городского хозяйства, обзавелись водопроводом и электрическим освещением. Рядом с ними строились остановки трамвая, тем самым, создавая более комфортные условия для посетителей.  Сады могли предложить  по мере их появления практически  все новинки технической мысли: фотографию, зонофон, биоскоп, и, наконец, синематограф. Часто становясь  местом проведения  официальных, благотворительных, просветительских мероприятий, концентрируя  большую часть увеселительной жизни города, общественные сады постепенно становились неотъемлемым элементом его социо-культурного пространства.

 

Литература

 

[i] Мюллер В. К. Англо – русский словарь. 53 000 слов. Издание 23 – е стереотипное. – М., 1992. С.678.

[ii] Вергунов А.П., Горохов В.А.  Русские сады и парки, М., 1988, С.146 – 147.

[iii] Там же.

[iv] Изящное садоводство и художественные сады историко-дидактический очерк инженера Арнольда Регель. СПб.,1896. С. 208.

[v] Там же.

Автор(ы) статьи: Недев, Тодор Недев
Раздел: МОРФОЛОГИЯ КУЛЬТУРНОГО ПРОСТРАНСТВА
Ключевые слова:

эволюция, труд, капитал, генезис, новая социально-экономическая система – общество знания.

Аннотация:

В статье представлены наметившиеся тенденции в мире с ссылкой на всвмирноизвестных ученых-экономистов, таких как А. Гиданс, Л. Р. Клайн и Дж. Сорос. На базе их идей автор формулирует первый тезис, что наступил новый этап в развитии капитализма, в достаточной мере гибкого и приспосабливающегося к новым условиям. Второй тезис принадлежит Питеру Дракеру и касается посткапиталистического общества. По его мнению капитализм достигает своего аппогея в начале ХХ в. Самым главным по П. Дракеру является знание. Основной деятельностью, посредством которой будет создаваться богатство, не является нераспределение капитала в зависимости от производственных потребностей, ни труд. Производительность и инновации создают сегодня стоимость. Третий тезис поддерживается болгарскими учеными Ив. Николовым, В. Продановым, П. Ганчевым и самим автором: глобальной экономики начинается с экономического кризиса 1969-1973 гг., уникальными параметрами, характеристиками и социально-экономическими последствиями; глобальная экономика содержит в себе отрицание капитализма как системы, она чревата новой экономической системой и создает новые общественные отношения, отрицающие ныне существующие.

Текст статьи:

После экономических кризисов 1969-1973 гг. и так называемых «неж­ных» революций и «краха коммунизма” в 1989, многими экономистами, со­циологами и политологами констатируется, что в мире наступили глобаль­ные и радикальные перемены.

Эти перемены охватывают всю капиталистическую общественно-экономи­ческую систему.

На этой основе формируется три основные тезиса: первый, что это — новый этап развития капитализма, который оказался достаточно гибким и приспособленным к новым условиям, второй — Питера Ф. Дракера - о посткапиталистичес­ком обществе, и третий — который мы поддерживаем, (вместе с другими исследо­вателями — см. Иван Николов), что глобализация, в том числе, и глобальная эко­номика, содержит, несет в себе отрицание капитализма как системы, что она за­чинает в своей утробе новую систему и создает новые общественные отношения, которые отрицают существующие до сих пор.

Первый тезис точнее всего сформулирован и выражен Антони Гиденсом, Лоуренсом Р. Клайном и Дж. Соросом [12, 18, 29].

В своей популярной книге в защиту политики британских лейбористов А. Ги­денс пишет: «Для Маркса социализм выигрывает или теряет, благодаря своей способности представить общество, которое создаст большее богатство, чем капитализм и будет делить это богатство более справедливым способом. Если социализм мертв, то только потому, что эти претензии потерпели крах». И отсюда вытекает важное заключение автора: «Сегодня уже никто не предлагает альтернативы капитализму. Спорные вопросы, которые оста­лись, относятся к тому, насколько и каким образом капитализм должен управляться и регулироваться» [12, С.13].

Так появляется «третий путь» лидера британских лейбористов и премье­ра Великобритании Тони Блейера, который утверждает, что «социализм мертв», и что «капитализм должен быть управляемым». В этом духе и позиция француз­ского премьера Лионеля Жюспена, выраженная на XX съезде Социнтерна: «Мы должны продолжать осмысливать капитализм, чтобы его вызвать, его контроли­ровать и его реформировать». Некоторые болгарские авторы (И. Николов, В. Проданов, П. Ганчев, Цв. Семерджиев) также имеют публикации по этим проб­лемам, хотя некоторые из них поддерживают тезис, что «у капитализма есть альтернатива».

По мнению нобелевского лауреата по экономике за 1980 г., Лоуренса Р. Клайна, в США налицо экономическая перемена, вызванная рекордно долгим периодом экономического роста, который начинается полуофициально с марта 1991 г. и, по мнению ученого,  продолжается, а в 90-х годах превысил 80-е годы, причем другой такой рост был в 60-е годы. Он констатирует, что теперешняя циклическая фаза исключительная, и закономерно задает себе вопрос, есть ли основания назвать это «новой экономикой?».

В конце XX века экономика США — ведущая на мировой арене. Клайн на­ходит общее у этого этапа с 20-ми годами прошлого века, когда реальный ВВП на душу на­селения в стране (измеренный Эрвином Крейвсом, Робертом Саммэрсом и Аленом Хестоном) на практике был самым большим, и США доминировали в других экономических измерениях — мировой торговле, мировых финансах и как мировая военная сила.

Л. Р. Клайн излагает свои доводы о наличии новой ситуации — нового эконо­мического механизма, в специальном докладе на встрече по проекту ЛИНК в Нью Йорке. Он считает, что продолжительность теперешнего роста в США достигнута без генерирования растущей инфляции и при очень благоприятных цифрах безработицы и роста ВВП. Результат макроэкономического развития ученый свя­зывает с целостной экономической средой и институтами в ней. Основная пред­посылка роста, по его мнению, конец «холодной войны» в 1989 г. После конца «холодной войны» (когда обе суперсилы США и СССР израсходовали миллиар­ды долларов на содержание огромных вооруженных сил), в следующий период уже не было военного соревнования, и в результате этого получилось облегчение и оживление экономики США, в то время, как в странах бывшего СССР хозяйство зависит от спекулянтов и олигархов. В этих странах, по мнению Клайна, не реализуется последовательно адекватный план переструктуризации, который бы провел СССР через фазу переходной экономики и подготовил его к мирному ци­вилизационному развитию. Таков и случай с Россией, и с некоторыми другими республиками бывшего СССР.

О воздействии «мирного дивиденда» можно судить по данным «Объеди­ненной экономической комиссии Конгресса США», где показан курс расхо­дов на оборону, скоординированный и отнесённый к росту населения и ин­фляции.

Некоторые пессимистические оценки о производительности в США свя­заны с так называемой «ползучей инфляцией», «галопирующей инфляцией», «потрясениями в экономике» и др. на фоне экономического развития «азиатских тигров», в сравнение с результатами 70-х гг. Многие экономисты в США и вне их начинают говорить о вступлении страны в период деиндустриализации, и что экономика страны безнадежно неконкурентоспособна на мировом рынке. Примером указывают Японию — в добыче стали, автомобилестроении, электронике и других производственных отраслях. Использование инвести­ционного контроля (точно во время) циклов качества, роботизации и сильной ра­бочей этики цитируются как методы, посредством которых Япония перегнала США и другие индустриальные государства.

Но постепенно ситуация поворачивается в пользу США. Уже начинают гово­рить с пессимизмом о японской экономике, вследствие неустойчивого оздоров­ление после краха рынка акций и недвижимости в Токио в 1989 г. Западная Ев­ропа — без Великобритании, проводит реструктивную политику (чтобы отве­чать требованиям Маастрихта), а США в это время ускоренно внедряют мно­жество технологических инноваций. Американская экономика снова превра­щается в конкурентоспособную. Основной принцип — применение науки и технологии в производство, процесс, который продолжается уже два десятилетия.

Страна постепенно восстанавливает свой уровень в экспорте (пока еще не­достаточно). Завоеваны ключевые рынки для американских товаров и услуг, свя­занных с компьютеризацией, биотехнологиями и информационными техноло­гиями. Под формой вывоза услуг проводится обучение многих молодых кадров со всего мира в американских университетах и бизнескругах.

По мнению Лоуренса Р. Клайна, сегодняшняя экономическая среда от­личается от той, которая была в 70 и 80 гг. Основные факторы и причины, по мнению ученого, были следующие:

1. Технологический прогресс под формой расширения новых технологичес­ких секторов — компьютеров, телекоммуникаций, измерительных приборов.

2. Технологические изменения имеют исключительное значение для комму­никаций. Это относится и к глобализации, к которой открыты (или все более от­крываются) экономики всех стран. Экономические барьеры перед США умень­шились, значительно расширились возможности практических действий.

3. Технический прогресс уменьшил и смягчил воздействие инфляции, что ведет к продолжительному росту в 2-3,5%  без инфляции.

4. Соревнование, конкуренция между странами, вследствие глобализа­ции, не позволяет компаниям поднимать цены на глобальном рынке.

5. В сравнение с периодом «Холодной войны«, когда военные расходы представляют серьезную тяжесть для экономики, после ее окончания создают­ся благоприятные возможности для расширения гражданской, обществен­ной инициативы и деятельности.

Сегодняшняя мировая экономика, которая находится на пороге нового столетия, отличается от послевоенной экономики. Она развивалась при до­минировании тяжелой индустрии и строительства, которые обслуживали потреб­ности мира после Второй мировой войны. Это относится и к изменениям в ин­дустриальной деятельности и переходу к интеллектуальной деятельности, осно­ванной в большей степени на услугах, что, по мнению нобелевского лауреата Л. Р. Клайна, скорее эволюция, чем революция. Речь идет о том же типе эко­номики, по его мнению, с некоторыми различными акцентами, но система и ло­гика остаются прежние.

В макроотношении экономика некоторых западных стран — Канады и Ве­ликобритании похожи на экономику США. Они, по мнению ученого, имеют малую или уменьшающуюся безработицу, сильный рост, низкую инфляцию и (сейчас) растущие ликвидные проценты. Эти две, как и множество других стран, уже помогают развитию высокотехнологичных компаний, которые стартуют в национальном масштабе, а позднее и в США. Индустриальные струк­туры и некоторые характеристики трудового рынка в США начинают проявляться и в экономике других западных стран. Сейчас есть много областей соперничест­ва и конкуренции в странах с развитой экономикой, но по признанию ученого, эти области эволюционируют, они характерны и для индустриальных, и для разви­вающихся хозяйств.

На вопрос, существует ли новая экономика, Л. Р. Клайн отвечает уклон­чиво: «Это вопрос эволюции вследствие изменившейся экономической среды, а не новой экономики, существования различных поведенческих механизмов».

Известный американский финансист и мультимилиардер Джордж Сорос при представлении своей последней книги «Кризис мирового капитализма. От­крытое общество в опасности!» в переводе на русский в Высшей Экономи­ческой школе в Москве в июне 1998 г сам признал, что под влиянием финансо­вого кризиса в том году он чересчур сгустил краски и пророчества о будущем крахе глобального капитализма [29]. Но вопреки всему, этот труд, как и его предыду­щие, изобилует наблюдениями, обобщениями, парадоксами и логическими схема­ми и представляет своего родасплав экономики, философии и политики.

Некоторые идеи, высказанные автором, по нашему мнению, могут быть при­няты за классические и заслуживают особого внимания. Во-первых, мно­гие идеи Сороса подносятся им так, что только очень подготовленный и посвя­щенный в эти вещи читатель может полностью вникнуть и понять логический смысл автора, в ряде случаев его теоретические схемы требуют дополнительных комментариев, иллюстраций, нового расположения, развития и завершения. Во-вторых, его сочинения очень многословны, изобилуют повторениями и мало интригующими деталями, субъективными оценками событий и др.

В его последнем труде можно открыть следующие наиболее важные идеи.

Во-первых, центральная идея в книге связана с предполагаемой Дж. Соросом рефлексной схемой возникновения «глобальных» (как их называет автор, не­зависимо от того, что точнее они называются «системными») экономических и политических кризисов. Этот вопрос и раньше затрагивался автором, но в этой книге он делает более развернутый анализ, притом с примерами, которые затра­гивают страны бывшего Советского Союза и сегодняшней России.

В основе рефлексной схемы стоит ситуация, когда господствовавшие идеологические представления не отражают реального положения вещей, доводя до рефлексного неравновесия; тем более, что в таких случаях управляющие кру­ги не желают приспосабливаться к изменяющимся условиям. Именно этой схе­мой объясняется крах СССР. Согласно логике Сороса, вещи имеют такую по­следовательность: управляющая КПСС пытается собрать действительность в рамки концепции опирающейся на предначертанные и преднамеренные идеоло­гические представления; общественные условия ужесточаются, но реальность по-старому стоит далеко от официальной идеологии; при отсутствии корректи­рующего механизма реальность и официальная интерпретация расходятся все больше и больше, и никакое принуждение не в состоянии предотвратить измене­ния в реальном мире. Достигая кульминации своего развития, описанный процесс доходит до глубокого кризиса в сфере государственного управления, который нельзя преодолеть на основе старой идеологии.

Результат кризиса — полный отказ от прежних ценностей, разрушение и «исчезновение» Советского Союза и резкий поворот «новой» России от социализма к капитализму. Аналогична историческая схема при падении Древнего Египта и Древнего Рима. Соответствующий механизм рождения кризисов может быть назван «цивилизационно-идеологическим» (Сорос, по нашему мнению, неу­дачно называет его «статистическим неравновесием» [29, С. 75].

Переход России к рыночной экономике порождает второй вариант рефлекс­ного механизма возникновения кризиса, а именно: события развиваются так бы­стро и стремительно, что бизнесмены и правительство идут за ними, и сит­уация выходит из-под контроля [29, С. 75].

Во-вторых, по мнению Сороса, в основе любой человеческой деятельнос­ти стоят два типа ценностей: экономические (рыночные) и общественные (моральные).

Рыночные ценности утилитарны, измеримы деньгами и отражают заботу человека о себе. Моральные ценности отражают заботу о других и не подлежат измерению. Все социальные общности различаются по отношению к этим двум типам ценностей.

Современный капитализм, по мнению Сороса, характеризируется доминированием экономических ценностей, что делает его неустойчивым, неста­бильным, подверженым кризисным потрясениям. Полностью объяснимо, что моральные ценности всегда были основными факторами, которые содержат катастрофические действия людей.

При отсутствии моральных ограничений человек чувствует себя все более сво­бодным в своих действиях и легче достигает новых материальных успехов. Соответственно, чем больше стремление к рыночным ценностям в нерыночной сфере общественной жизни — личных отношениях, политике, медицине, праве, тем больше рушится само общество [29, С. 83].

Политики получают признание за то, что выбраны, а не из-за исповедуемых ими принципов; о деловых людях судят по их благосостоянию, а не по их чест­ности или вкладу в социальное благосостояние [29, С. 94].

Понятие «хорошо» (моральные принципы) оказывается подмененным поня­тием «эффективно» (экономические оценки), и в этом Сорос видит главную опасность для стабильности капиталистического общества.

Эта логическая схема приложима и к социализму. Он, в отличие от капи­тализма, характеризуется гипертрофией общественных ценностей. Здесь человек очень связан с моральными стереотипами поведения, его деятельность отрывает­ся от реальности и оценивается не экономическими категориями, а абстрактны­ми терминами «хорошо» и «плохо». Общественное положение человека и его материальное благосостояние зависят не от того, как он работает, а от того, сколь удачно он вписался в социально-политическую иерархию. В результате этого нарастает экономическая дезориентация хозяйственных субъектов.

Это ведет к бездарному разбазариванию национальных ресурсов, по сущест­ву, эрозирующего всю экономическую жизнь, и в конце концов, разрушающего мораль. Именно это произошло в СССР.

В период перехода к рыночной экономике посттоталитарных обществ заме­чается головокружительный скачок от одной крайности в систе­ме человеческих ценностей к другой. В таких обществах каждый защищает свои собственные интересы, и моральные нормы мешают продвижению вперед.

Логика рассуждений Сороса в очередной раз доказывает «закономерность» аморальных действии большой части посттоталитарных обществ (например, в России, и это относится и к восточноевропейским странам).

По мнению Сороса, будущее мировой системы капитализма зависит от того, насколько эффективно она даст возможность современному индивиду сочетать в своей деятельности рыночные и моральные ценности, насколько они приближаются к пресловутому «золотому сечению» между собой.

В-третьих, Сорос излагает свою атомную концепцию построения миро­вого рынка капиталов и механизмов дезинтеграции капиталистической системы. Они функционируют на базе свободного движения капиталов, внося капиталы на финансовые рынки в центре системы, и пересылая их на периферию.

Перебрасывание происходит непосредственно — с помощью кредитов и денеж­ных инвестиций, и косвенно — через многонациональные корпорации [29, С. IX-X].

Таким образом, Сорос оперирует моделью, подобной модели ато­ма Е. Резерфорда.

При нормальных условиях такая схема очень эффективна для стран периферии, которые нуждаются в международных инвестициях, открывают свои рынки, и центр перебрасывает в них необходимую массу денег. Но при возникновении кризисной ситуации в странах периферии капитал изменяет движение и начи­нает свой отлив обратно к центру.

До определенного момента такое движение инвестиционного потока полезно центру, но если кризис в странах периферии станет очень глубоким, их бедст­венное положение становится невыгодным центру, он рискует попасть в область кризиса.

Подобные примеры есть уже в Малайзии, которая вследствие кризиса отбро­шена на 30 лет назад в своем развитии и попала в изоляцию. В России в 1998 г. вследствие резкой девальвации рубля были зачеркнуты все социальные завоева­ния последних десяти лет экономических реформ.

Таким образом, интегрирование стран финансовой периферии в мировую систему капитализма скрывает постоянную опасность катастрофических кризисов.

Но любые попытки выйти из игры таят в себе еще большие опасности. Невоз­можно полностью приостановить движение капитала, иначе он оставляет страну нелегальными путями, в результате чего национальная экономика обескровли­вается. В то же время это автоматически наносит удар по другим странам, имею­щим с ней внешнеторговые отношения. Дополнительный фактор, который спо­собствует дезинтеграции системы мирового капитализма, это неспособность международных финансово-кредитных институтов удержать систему от распада. Указанные факторы в кризисный период усиливают утечку капитала с перифе­рии к центру. Имея ввиду, что система строится по принципу дезинтеграции «центр-периферия», кризис и процесс дезинтеграции, она оказывается «размытой во времени и пространстве». Даже и после выхода из кризиса в периферии все еще остается напряжение.

Если же депрессия дойдет до центра (т.е. США), это может вызвать разру­шение мировой финансовой системы и международной системы торговли [29, С. 13].

Такова, в общих чертах, схема Сороса по цепной реакции экономических кризисов в мировой капиталистической системе.

В-четвертых, Сорос задевает вопрос о глубоком противоречии между капи­тализмом и демократией. По его мнению, страны, которые находятся в перифе­рии мировой капиталистической системы, вынуждены догонять, по понятным причинам, более развитые государства, ее центр. А это может получиться только с помощью привлечения и использования международного капитала. Фактически, большая часть мировой экономики, пытаясь решить именно эту за­дачу, находится в постоянной и очень жестокой конкуренции за международ­ные инвестиционные ресурсы. Но реальным козырем в этой борьбе может послу­жить низкая зарплата, что при других равных условиях ведет к повышению нор­мы прибыли капитала.

В демократической Европе такая борьба ведет к несоблюдению традиций, и частные компании всячески стараются снизить объем своих прибылей [29, С. 26]. В противном случае, это вызвало бы требования рабочих о повышении  их зарплат, и замедлило бы приток международных инвестиций. В большинстве случаев замораживание зарплат значительно легче для авторитарных правительств, что предполагает триумф для тоталитарных режимов в многих странах поздней индустриализации. Таких примеров много в большой части восточно-азиатских государств, где правительства заключают контракт с местным бизнесом, помогая ему стимулировать капиталы. «Азиатская модель» требует государственного ре­гулирования и руководства промышленностью, и контроля над зарплатами. Пер­вой такую политику проводит Япония. В Южной Корее эта государственная по­литика осуществляется военной диктатурой, которая держит в своих руках не­большую группу промышленных конгломератов; подобный союз наблюдается и между военными и предпринимателями в Индонезии. В Сингапуре само госу­дар­ство становится капиталистом, а в Таиланде вмешательство военных в коммер­ческую жизнь страны очень велико [29, С. 121]. Сорос не исключает, что Россия пойдет по этому пути.

Он относится скептически к ожиданию, что успешная деятельность автори­тарных режимов в конечном счете доведет до развития демократических инсти­тутов.

В первую очередь, как показывает практика, международные банки и транс­национальные корпорации чувствуют себя увереннее при сильном авторитарном режиме [29, С. 122].  Следовательно, такие структуры скорее задерживают, чем со­действуют приходу к власти демократических правительств.

Во вторую очередь, управляющие диктаторы неохотно расстаются с властью.

В третью очередь, в капиталистической системе нет сил, которые бы могли толкнуть отдельные страны к демократии, делая акцент на том, что капитализм равен благосостоянию, демократия равна власти.

В-пятых, специфика современного капитализма ведет к отрицанию по­литической демократии.

В-шестых, асимметрия в отношениях «кредиторы-должники», по мнению Дж. Сороса, главная причина для возникновения временных кризисов. Он счи­тает, что МВФ относится более жестоко к должникам, чем к кредиторам, и в этом сос­тоит асимметрия в их отношениях.

В связи с изложенным, перед международным сообществом стоит дилемма: регулировать мировые финансовые рынки или предоставить каждой стра­не возможность защитить свои интересы всевозможными средствами. По мнению Сороса, изменение существующей системы должно происходить путем ликвидации отмеченной асимметрии в отношениях между кредиторами и долж­никами, с перебросом определенных потерь во время кризиса на и за счет креди­торов [29, С. 198].

По нашему мнению, такой подход со стороны Сороса очень убедителен и оригинален.

В целом, предпринятый Соросом анализ современного капитализ­ма с точки зрения политического и экономического либерализма заслуживает особого внимания и высокой оценки со стороны научной общественности.

Второй тезис — Питера Дракера, согласно которому, несколько десяти­летий назад каждый знал, что посткапиталистическое общество, наверное, будет марксистским [15]. Сегодня, уверенно говорит он, все мы знаем, что един­ственное, что не случится с будущим обществом, это то, что оно не будет марксистским. Но в то же время он утверждает, что развитие страны выходят из чего-то, что могло было быть названо «капитализм». Наверное, рынок останется эффективном объединителем экономики. Как общество развитые государства уже вошли в посткапитализм. Эти страны, по мнению Дракера, превращаются в общество «новых» классов, которые в своей глубокой сущности содержат новый центральный источник богатства. Существуют два социальных класса, гово­рит Дракер, которые преобладали в капиталистическом обществе: капита­листы, которые обладают и контролируют средства производства и рабо­чие, пролетарии по Марксу, отчужденные, эксплуатируемые, зависимые. Сначала пролетарии, по его мнению, превращаются в «довольный» средний класс вследствие революции производительности, которая начинается во время, когда К. Маркс умер, и достигает своего апогея во всех развитых странах после Второй мировой войны. Начинает господствовать индустриальный рабочий, ко­торый уже не пролетарий, но все еще «рабочий». После этого происходит «революция менеджмента», и «синие воротнички» начинают быстро уменьшаться в количест­ве. Еще более чувствительна, по мнению автора, потеря ими социального стату­са и власти.

До 2000 г., прогнозирует ученый, не остается развитого государства, в кото­ром традиционные рабочие, занимающиеся производством и движением товаров, представляют уже более шестой или восьмой части рабочей силы.

Капитализм достиг своего апогея раньше — в начале XX века, но не позд­нее Первой мировой войны. С тех пор никто не смог стать равнозначным про­тивником по мощи и престижу таким людям, как Морган, Карнеги или Форд в США, Сименс, Тиссен, Ратенау, Крупп в Германии, Монд, Кюнард, Ливер, Викерс, Амстронг в Великобритании, де Вендель и Шнайдер во Франции, или семьям, которым принадлежат большие цаибатсу (несколько богатых семей, владеющих торговлей, финансами и промышленностью) Японии: Мицубиши, Мицуи, Сумгитомо. К началу Второй мировой войны они замещены про­фессиональными менеджерами. Нанятые упрапвляющие, то есть менеджеры, получают «исключительно высокую зарплату» или бонусы, хотя они сами не обладают ни­какой или почти никакой собственностью.

Для доказательства своего тезиса о глубоком изменении капитализма Питер Дракер указывает на пример того, что в развитых странах пенсион­ные фонды контрулируют запасы и движение денежных масс. Начало этого явления замечается в 50-е гг. XX века. Механизмы управления и регуляции пенсионных фондов разрабатывается лишь сейчас. Самый большой пенсионный фонд в США, где это явление возникло, и сегодня развивается больше всего, об­ладает активами в 80 млрд. долларов; даже маленький пенсионный фонд инвес­тирует в экономику приблизительно миллиард долларов. Подобные накопления капиталов делают ничтожным все, что в прошлом управлялось самыми сильны­ми капиталистами. Возрастная структура развитого общества — гарантия, что пен­сионные фонды получают все большее значение в каждом из этих государств.

Преференциальные собственники этих фондов — наемные рабочие. Если ис­пользовать определение Маркса о социализме, как владением средств произ­водства самими рабочими, по мнению Дракера, США должны были бы быть самой со­циалистической страной, оставаясь в то же время капиталистической. Пенсион­ные фонды в стране управляются новым типом капиталистов — безличных, ано­нимных наемных рабочих с зарплатой, экспертов по инвестициям, аналитиков и менеджеров ценных бумаг.

Питер Дракер считает, что реальный, контролирующий источник и без­условно, решающий «фактор продуктивности» уже не капитал, не земля и труд. Это — знание. На место капиталистов и пролетариев приходят классы посткапиталистического общества — работники в сфере знания и услуг.

Посткапиталистическое общество, по мнению Питера Дракера, вероят­но, использует свободный рынок как доказанный механизм экономической интеграции. Это не будет антикапиталистическое общество, но и не капиталис­тическое — институты капитализма уцелеют, хотя некоторые из них, такие как банки, будут играть совершенно другую роль. Но центр притяжения в этом обществе — его структура, его общественная и экономическая динамика, общественные классы и его проблемы будут различаться от того, что сложилось за 250 лет, и обрисовывает темы, вокруг которых создаются политические партии, общест­венные группы, общественные системы, а также личные и общественные интересы.

Не капитал, не природные ресурсы (святая святых экономистов), не «труд» будут основным экономическим источником, «средством производства», если использовать этот политический термин. Согласно прогнозам П. Дракера, это будет знание. Основной деятельностью, посредством которой будет созда­ваться богатство, не будет распределение капиталов в зависимости от про­изводственных нужд, не будет и «труд» — два полюса во всех экономических, социологических, философских и политологических теориях в XIX и XX ве­ках, независимо идет ли речь о классическом, марксистском или неокейн­сианском взгляде. «Производительность и инновация» сегодня производят стоимость: обе — практическое применение знания в деятельности, в работе. Ве­дущие группы, по мнению П. Дракера, в обществе знания будут «работаю­щие в области знания, администраторы знания, которые знают, как распре­делить их, согласно производственным потребностям, точно так, как капиталис­ты знали, как распределить финансовые средства для нужд производства; про­фессионалисты в области знания; наемные рабочие в этой сфере. Эти люди, по мнению П. Дракера, будут работать в организациях, но в отличие от наемных ра­бочих при капитализме, они будут владеть как «средствами производства», так и средствами и«орудиями производства»: первыми через свои пенсионные фонды, которые во всех развитых странах быстро становятся единственными реальными собственниками; вторыми - от того, чторабочие в сфере знания вла­деют своими знаниями, куда бы не пошли, несут их с собой. Следовательно, про­дуктивность работы в области  знания, как и работающие в ней будут эконо­мическим вызовом для посткапиталистического общества.

Социальный вызов посткапиталистическому обществу также и работающие в сфере услуг. У них, в целом, нет образования, как у работающих в сфере знания, которых большинство в любом развитом государстве.

Дихотомия ценностей и эстетических вкусов будет разделять посткапи­талистическое общество. Но это не будут «две культуры» — письменная и науч­ная, о которых английский ученый, писатель и государственный администратор Чарлз Перси Сноу пишет в своей книге «Две культуры и научная революция» (1959 г.). Такое разделение полностью возможно.

Дихотомическая связь, по нашему мнению, реализуется между интеллектуа­лами - людьми умственного труда и «менеджерами» и «прагматиками». Пер­вые будут заниматься идеями, авторые - практической деятельностью. Основ­ная, философская основа посткапиталистического общества в том, чтобы дос­тичь нового синтеза из этой дихотомии.

Если знание — источник богатства в  посткапиталистическом обществе, то какова будет роль и функция труда и капитала, которые основа капиталис­тического (и социалистического) общества.

То, чего не успело капиталистическое общество, будет довершено в пост­капиталистическом обществе, это будет видно в политической области; труд в его теперешнем виде исчезнет как фактор производства, а роль и функция тра­диционного капитала получит новое определение.

По мнению П. Дракера, мы перешли в «общество наемных рабочих», где труд не представляет такой ценности, как прежде. В то же время мы перешли в капитализм без капиталистов, а это входит в противоречие с нашими прежними представлениями. В следующие десятилетия эти проблемы будут в центре поли­тического внимания.

Каковы роль и функции труда и финансового капитала в начале третьего ты­сячелетия?

В годы «упадка промышленного производства» в США почти не измени­лась доля промышленности в ВВП. В 1975 г. она — 22%, в 1990 г. — 23%. При­том за эти 20 лет ВВП вырастает в 2,5 раза.

П. Дракер прогнозирует, что эта тенденция продолжится, если в США не наступит тяжелый хозяйственный кризис. Вероятно, промышленное произ­водство сохранит этот уровень 23% от ВВП, и за предстоящие 10-15 лет дойдет до удвоения. Ожидается, что доля трудовой занятости в общей рабочей силе в отрасли упадет до 12% и ниже. На практике это означает, что резко сузит­ся размер занятости в промышленном производстве.

В этих двух государствах различным образом реагируют на одни и те же тенденции развития. В США существуют пессимистические, мрачные прогно­зы в отношении «упадка промышленного производства». В Америке это иденти­фицируется с трудовой занятостью работников  »синих воротничков». В Японии - реакция противоположна. Перемены, наступившие в последние 20 лет для японцев — победа, для американцев — считаются поражением. Для японцев, го­ворит образно П. Дракер, чаша «полуполная», а для американцев — «полупустая».

В двух странах стратегии различны. В Америке на рабочие места в промыш­ленности смотря как на бесценное качество. В Японии же на них смотрят как на ответственность и обязанность. США делают отчаянные попытки привлечь производителей, которые предлагают квалифицированные рабочие места. В бед­ных американских штатах - Кентукки и Теннеси привлекают японских автомо­билестроителей обещаниями долгосрочных налоговых льгот и займов при низких процентах. В Лос Анджелесе объявлены награды для договоров, заклю­ченных на миллиарды долларов для быстрого переоборудования компаний.

Различия в социальных структурах США и Японии объясняют и различный способ, которым они реагируют на две одинаковые тенденции. Сокращение руч­ного труда в Америке при производстве и перемещении товаров, лишает или уменьшает на практике занятости чернокожих, а они — самое заметное меньшин­ство в Америке.

В Японии большая часть молодых людей на практике имеют среднее образо­вание, и считается, что они чересчур образованны для ручного труда. Они – слу­жащие. Продолжающие обучение в университетах после окончания занимают управленческо-административные или профессиональные должности.

Американцы и западноевропейцы утверждают, что каждая страна нуж­дается в базе для промышленного производства. Это для них означает ра­бочие руки.

Японцы считают, что было бы выгоднее, как экономически, так и соци­ально, если в развитых странах вместо создания рабочих мест для «синих воротничков», сэкономленные деньги вкладывались бы в образовательную систему государства и таким образом бы гарантировалась возможность мо­лодым людям усвоить новые знания, чтобы подготовиться к работе в облас­ти знания или стать высококвалифицированными рааботниками в сфере услуг.

Развитые страны на практике все еще имеют необходимость в индустриаль­но-промышленном производстве. США имеют самое развитое сельское хозяй­ство в мире, хотя в данный момент фермеры — всего 3% работающих в отрас­лях страны. В концу Второй мировой войны их было 25%. Они могут считаться и мировой индустриальной силой в начале XXI века при трудовой занятос­ти в промышленности не более 10% всего работающего населения.

И в обозримом будущем будут рабочие места, которые будут нуждаться в живой силе множества людей. Повышение производительности традиционного рабочего места может происходить благодаря современным знаниям, получен­ным во время обучения. В следующие десятилетия наибольшая нужда будет в «техниках», то есть квалифицированном техническом персонале.

Сейчас в академических кругах развитых стран дискутируется пробле­ма, есть ли достаточная «производительная промышленная база» для всех операций, связанных с технологией, дизайном, маркетингом индустриальных из­делий. Если у государства есть база знаний, оно может иметь и серийное произ­водство. Но труд, совершаемый только «синими воротничками», которые об­служивают машины, неконкурентоспособен. Конкурентоспособное производ­ство предполагает рабочие операции, исполняемые, преимущественно, людьми, обладающими знаниями, с помощью машин, как, например, компьютерные кон­соли и заводские компьютеризованные рабочие станции обслуживания из 97 тех­ников в сталелитейном заводе «Юнайтед Стейдс Стиил».

По мнению П. Дракера, начался процесс радикальной перемен в миро­вой экономике, хотя она остается рыночной и сохраняются институты рын­ка. Если все еще говорится о «капиталистической» экономике, преобладаю­щий фактор в ней — «информационный капитализм». Производства, которые за последние 40 лет продвигались к центру экономики, занимаются, преиму­щест­венно, созданием и распространением информации, а не изделий и предметов.

«Сверхбогатые» в условиях старого капитализма были бароны сталеваре­ния XIX века. «Сверхбогатые», рожденные промышленным бумом после Второй мировой войны, были производители компьютеров и софтверных про­дуктов, производители телевизионных программ, как, например, Рос Перо — «человек, создавший целый бизнес в области информационных систем и ими руководиввший».

Информация и знания превращаются в основные источники богатства. 10 лет назад начали публиковаться и первые исследования экономического по­ведения знания. В них даются ясные доказательства, что поведение экономики, основнованной на знании, не вписывается в утверждения существующих теорий экономического поведения. Новая теория экономики, которая основана на знании, также не вписывается в существующие до сих пор теории об эконо­мическом поведении. Следовательно, эта новая теория будет отличной от всех прежних теорий, независимо, идет ли речь о кейнсианской или нео­кейнсианской, классической или неоклассической.

По мнению П. Дракера, и других аналитиков, «совершенная конкуренция» — модель перенаправленности ресурсов, но также и распределения эко­номических вознаграждений.

В «реальном мире» встречается и несовершенная конкуренция. Но в эконо­мике знания несовершенная конкуренция — наследственный дефект ее самой. Ни экономика свободной торговли, ни протекционизм сами по себе не будут по­лезны при разработке будущих экономических стратегий. Экономика знания, вероятно, будет нуждаться в балансе между ними.

Согласно другому положению, экономика определяется или расходами, или инвестициями. Кейнсианцы и неокейнсианцы (как Мильтон Фридман) связывают ее с расходами; классические и неоклассические школы (напри­мер австрийская) делают ударение на инвестициях.

Применение различных видов нового знания, в первую очередь, для усо­вершенствования процесса, продукта и услуги; во вторую очередь, для разра­ботки новых и различных продуктов, процессов и услуг; и в третью — ориги­нальной инновации, создают перемены в экономике и в обществе.

В конечном счете, объем знаний, то есть его количественная характерис­тика не столь важна, сколько его производительность, то есть качественная характеристика. Это относится как к старому, уже накопленную знанию, и его применению, так и для полученных вновь знаний.

Сказывается, что знание не дешевый товар. Все развитые страны расхо­дуют до 20% БНП для его создания и распространения — для обязательного образования, прежде, чем оно превратится в молодую рабочую силу. В раз­витых странах на него тратится около 10% БНП. Работодатели выделяют еще 5% дополнительно на повышение квалификации своих рабочих для, так называемого непрерывного образования. От 3 до 5% совокупного националь­ного продукта расходуются на научно-исследовательскую и прикладную научную дея­тельность, то есть на производство новых знаний.

Совсем мало стран в мире, которые выделяют большую часть БНП для формирования традиционного капитала, т.е. денежной массы. Япония и Германия — достигают 20% общего продукта, только после Второй ми­ровой войны. В США годы подряд накопление капитала не доходило до 20% БНП.

Следовательно, накопление знаний оказалось самым большим вложе­нием, которое делается в развитых странах. Возвращаемость инвестирован­ных в знание средств со стороны государства или какой-либо компании все более превращается в фактор, определяющий их конкурентоспособность.

В современном американском обществе замечаются симптомы, подобные британским, уменьшения продуктивности в сфере знания, в сравнении с японцами. От производства микрочипов до факс-аппаратов, от элементов машин до копировальной техники американцы создают новые технологии, что бы видеть, как японцы разрабатывают их производство, а после этого захватывают и их рынки.

В Германии до объединения экспорт на душу населения годы подряд был в 4 раза выше, чем в США и в 3 раза больше, чем в Японии. В области новых технологий (компьютеры, телекоммуника­ции, фармацевтика, новые материалы и др.) в Германии пропорционально инвес­ти­руется столько средств и человеческих ресурсов, сколько и в США, даже боль­ше. Но создается сравнительно меньше по объему нового знания, и страна потер­пела полный неуспех в своих попытках превратить его в успешные инновации. Новое знание остается формой информации, не становясь производитель­ным.

В Японии во второй половине XX века развились исключительно высокие темпы, как традиционных производств, так и рассчитывающих на знание совре­менных индустрий. Страна не рассчитывает только на собственные научные зна­ния, но и на американские, особенно, в области технологий и менеджмента. Соб­ственная научная база в Японии начинает создаваться в конце 70-х гг. То есть в годы, когда она становится экономической силой N2 в мире.

О продуктивности капитала заговорили в конце 50-х гг. и в начале 60-х, когда в мире увлеклись централизированным планированием (по примеру СССР, во Франции, основывающемся на консенсусе). Еще Маркс мыслил о количестве ка­питала, но не останавливался на его производительности. Кейнс делает разницу между инвестированными и накопленными денежными средствами. Он прини­мает, что после вложения денег, их продуктивность — данность.

Во второй половине XX века возникает вопрос, каково количество дополнительной продукции, которая получается, если делаются дополнительные вложения. И тогда становится ясно, что существует разница в продуктивности денежного капитала, и она имеет огромное значение.

При первых попытках измерить реальное состояние при обеих моделях планирования (советской и французской) оказалось, что производитель­ность капитала низка и вырисовывается тенденция спада.

Построенные гигантские сталелитейные заводы, создающие новые рабочие места в этих странах, редко переходят на хозрасчет, не говоря о прибыли. Так они превращается в мельницу для их национальной экономики, вместо того, чтобы приносить дополнительный инвестиционный капитал. Есть вероятность, что централизованное планирование будет также превращать капитал, который несет знание, в непродуктивный, как получилось с финансовым капиталом.

Планируемое повышение знаний в так называемых высоких технологиях, как в Японии, например, амбициозные проекты создания компьютера «пя­того поколения», так и в США посредством разнообразных планов создания так называемых консорциумов, финансируемых правительством в области инноваций, до сих пор не создало что-то, что бы сильно впечатляло.

Процесс создания инноваций, то есть применение знаний для произ­водства новых знаний требует, кроме цен, реализации и планирования, децентрализации, постоянных усилий и организованности.

 

* * *

 

Третий тезис — современный этап глобализации, точнее, глобальной эко­номики, (по мнению И. Николова, В. Проданова, П. Ганчева и др.), начинает­ся экономическим кризисом 1969-1973 гг., который по своим параметрам, характеристикам и социально-экономическим последствиям уникален.

В первую очередь, кризис 1969 г. — кризис сверхпроизводства или, точнее, переполненных мировых рынков массовым промышленным производством, типизированной, стандартизированной, конвейерной продукцией. В первые 25 лет после Второй мировой войны США — величайший экономический гигант, доминирующий в Европе, Азии и почти во всем мире. В условиях бескризисно­го развития мировой экономики, не знающей большой безработицы, роди­лись германские, французские, итальянские, японские и другие экономичес­кие «чудеса». Вследствие этого, более дешевые продукты этих стран посте­пенно вытесняют американские и в самой Америке. В то время, как в 1945-1950 гг. в Японии имелись только американские легковые машины, в 70-е годы четвертьлегковых машин в США уже японские. Достигнуто сверхпроиз­водство, и рынки переполнены. Кризис начинается. Капитализм не мог и не имел возможности найти другие территории и новые рынки для дальнейшего расширения объема индустриального, материального производства.

До «краха» коммунизма (1989 г.) было еще двадцать лет, когда мирно, впервые без войны, можно было занять рынки стагнирующей социалистической эконо­мики.

Но в 70-е годы пришлось все радикально менять. На место индустриальной эпохи приходит информационная, или, как удачно выражается Алвин Тофлер, «на место второй индустриальной волнысо страшной силой приходит третья информационная волна».

Во вторую очередь, кризис 1969-1973 гг. совпадает с переходом капиталис­тической системы в мире с четвертой восходящей на четвертую нисходящую волну, согласно «длинных волн Н. Кондратьева». Согласно этой теории о длинных экономических циклах, этот переход означает генеральную смену основ­ных фондов, по существу, перемену мировой среды, рынка, изменения в движе­нии финансовых ресурсов, начального этапа в подготовке смены мирового лиде­ра и все это — как необходимое условие для перехода к пятому циклу и его вос­ходящей волне. Найден единственно возможный выход из кризиса 1969 г.- пе­реход от индустриализма к информационным технологиям. По существу, это условие нового этапа восходящего эволюционного развития.

В третью очередь, глобальные и радикальные перемены, наступившие после экономического кризиса не вследствие новых технических открытий и изобретений, а экономической потребности и возможности ускорить их внед­рение. Таков и случай с компьютером, открытым в середине 40-х гг., претерпевшим много усовершенствований, дошедший до третьего поколения и лишь к 1975 г. получивший возможность массового внедрения в производство. Этой цели содействует и появление персонального компьютера, то есть когда он ста­новится экономически возможен и доступен для каждой фирмы, для каждого че­ловека, когда хардвер становится намного дешевле софтвера. Это доказывает максиму, что проходит относительно долгий период, пока данное открытие или изобретение массово внедрится в практику.

Теоретические основы К. Маркса и его последователей о генезисе, развитии (апогее) и загнивании капиталистичес­кой общественно-экономической формации и условиях возникновения следую­щего общества (в утробе «старого») наглядно могут быть пред­ставлены в двух пунктах: первый — капитализм самоотрицается в силу действия диалектических законов, в силу своих собственных внутренних противоречий и законов саморазвития; второй — будущее общество — социалистическо-коммуни­стическое.

Главная социальная сила - класс, исторически объективно определенный совершить этот переход — индустриальный пролетариат. Этих выводов Маркс достигает в результате многолетней теоретической и эмпирической исследова­тельской работы. Индустриальный пролетариат и люди наемного труда — объект эксплуатации в самой высокой степени. Они создают добавочный продукт (стоимость), а другие его присваивают. В начале третьего тысячелетия перед по­рогом XXI века в силу объективно изменившихся социально-экономических условий, с уменьшением индустриального пролетариата, эта социальная сила — люди наемного труда.

Исходной позицией им служит положение К. Маркса: «Никогда обществен­ная формация не погибает, прежде, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточный простор, а новые высшие производственные отношения не наступают никогда прежде созревания материальных условий для этого, в недрах старого общества».

При углубленной интерпретации основных трудов К. Маркса, Фр. Энгельса и В. И. Ленина и их последователей (в новое время Мао Цзе Дун и Дэн Сяо Пин) можно проследить развитие этого основного постулата исторического материа­лизма, самоотрицание капитализма в результате его собственного внутреннего противоречивого развития.

Нельзя обойти кардинальную проблему о предпосылках краха коммунизма, так называемого реального социализма и всей системы, как теории, идеологии и практики в Восточной Европе и бывшем СССР. Некоторые из объективных при­чин, предопределивших его историческую обреченность: построение социализма в преимущественно отсталых в экономическом отношении странах, в которых нет развитой индустрии и индустриального пролетариата. В этих странах с недо­статочно развитыми экономическими и социальными системами, с не достаточной степенью развития производительных сил, в недрах которых развились бы новые производственные отношения, силой и на базе определенной идеологии навязано построение, на деле, так называемого социалистического общества не на основах научного социализма.

Перед нами стоит вопрос, где граница, до которой капитализм может и имеет потенциальные силы развивать свои производительные силы и после которой капиталистические производственные отношения отмирают?

Ответ на этот вопрос мы находим в «Экономических рукописях 1857-1859 гг» К. Маркса в главе о капитале, §10 «Развитие фиксированного капитала как пока­зателя развития капиталистического производства».

Так как понятие «фиксированный капитал» вышло из употребления, следует отметить, что Маркс его рассматривает в самых различных аспектах, но его край­нее синтезированное определение — «средство труда», «инструмент», «машина».

«…Включенная в производственный процесс капитала, — пишет Маркс, — ма­шина или, точнее, автоматическая система машин (система машин; автоматической является только самая законченная, самая адекватная форма этой системы, и лишь она превращает машины в систему), приводящаяся в движение автоматом, движущей силой, которая движется сама. Этот автомат состоит из многочислен­ных механических и интеллектуальных органов, так что сами рабочие опреде­ляются только как его сознательные члены.»

Здесь, в данном случае важны два момента: «интеллектуальные органы», кото­рые в наше время — компьютеры, и рабочие в производстве — «его сознательные члены». Эти мысли Маркса не случайны, а логическое завершение — заключение из углубленного и всестороннего исследования накопленного капитала и всех экономических и социальных последствий, до которых доводит развитие фикси­рованного капитала — показатель развития капитализма.

Под заглавием «Разложение капитала как господствующей формы производ­ства в развитии буржуазного общества», в §10, Маркс рассматри­вает разложение капитала. Исходной позицией ему служит уменьшение непо­средственного труда в производстве и превращение его во второстепенный фак­тор в создании общественного богатства.

На этой основе он приходит к выводу, что капитальное отношение между жи­вым и опредмеченным трудом — «последнее развитие стоимостного отношения и лежащего на стоимости производства». И продолжает: «…главной целью произ­водства и богатства стал уже не непосредственный труд, который совершает сам человек, ни время, за которое он работает, а присвоение всеобщей производи­тельной силы…». «Кража чужого рабочего времени, на котором почиет современ­ное богатство, выглядит жалкой основой в сравнение с этой недоразвитой ос­но­вой созданной самой крупной промышленностью. Раз труд в непосредственной форме перестал быть больше источником богатства, рабочее время перестает и должно перестать мерой богатства…». В этом смысле приведем еще одну мысль Маркса: «Рабочее время как мера богатства полагает само богатство как основа­ние на бедности». На вопрос, что является источником общественного богатства при автома­тизированном машинном производстве, он дает следующей ответ: «Развитие фиксированного капитала показывает, до какой степени вообще общественное богатство при автоматизированном знании,…,стало непосредственной произво­дительной силой, и потому условия самого общественного жизненного процесса попали под контроль всеобщего интеллекта и преобразовались в соответствии с ним… до какой степени общественные производительные силы произведены не только в форме знания, а как непосредственные органы общественной практики, реального и жизненного процесса».

В начале XXI века человечество попало под контроль всеобщего интеллекта и не преобразуется в соответствии с ним. Но это процесс, констатированный Марксом как тенденция, начался и ему принадлежит будущее. В конце изложен­ных мыслей Маркса о распаде капитализма нам хочется указать, что вместо ра­бочего времени, он рассматривает освобожденное от производства время как «рас­полагаемое для всех…», необходимое для собственного развития индивидов и из-за этого в конце приходит к выводу, что фиксированный капитал — уже  чело­век-творец.

Современная глобализация не только отрицание капитализма, но и начало его окончательно отмирания, исчезновения как общественно-экономической систе­мы. Этот процесс начинается не одновременно во всем мире, а в самых развитых в отно­шении информационных технологий и информационного производства капита­листических странах.

Подобные процессы наступают и в Великобритании, Франции, Германии и др. Независимо от уменьшения роли непосредственно занятых в сельскохозяйст­венном производстве, их производительность, как и урожаи, нарастают исклю­чительно ускоренно, и в 90-е гг. за час работы фермер, работающий в этой отрас­ли, дает около 400 кг пшеницы.

В прошлом веке наступили значительные изменения в рабочем времени и со­циальном статусе рабочего класса. Средняя продолжительность рабочего вре­мени с 3000 часов в год в 1914 г. в США в конце века уже 1800 ч., а в Германии — 1650 ч., а в некоторых странах, членах ЕС проектируется 35 часовая рабочая неделя.

Так обрисовывается тенденция того, что будущее развитие индустриального производства, вообще производства материальных благ, будет все более науко­емко и высокостоимостно, автоматизировано до его полного обезлюживания.

Это особенно видно в производстве информационных товаров. Так, согласно исследованиям, соотношение между самыми известными фирмами, кото­рые занимаются информационными продуктами: «Нетскейп» 1:60, «Ора­кул»- 1:13, «Ройтер»- 1:10,2; «Майкрософт»- 1:9,5; «Интел»- 1:2,28; «Хюлет Па­кард»- 1:1,35. Фирма «Нетскейп» разрабатывает программы для Интернета и имеет собственный капитал — фонды стоимостью 17 млн. долларов. Коллектив ее — 50 человек. Но цена фирмы на рынке — 3 млрд. долларов. По мнению авторов исследования, высокая рыночная стоимость фирмы — следствие интеллектуаль­ного капитала, а не долгосрочных материальных активов фирмы.

Знания и умения трудового коллектива не являются ни «средним обществен­ным», ни опредмеченым в товаре. Тут идет речь о цене фирмы, которая опреде­ляется знанием, умением работать в команде, создавать новости, новые идеи и др. В этом случае цена — денежное выражение не стоимости фирмы «Нетскейп», (это стоимость инвестированного капитала), а речь идет о потенциальном богат­стве, которое создает интеллектуальный труд команды фирмы. Так получается, что знание — отрицание капитала и из-за этого — отрицание стоимости. Так что это не скрытая стоимость вообще, и вообще не стоимость, а богатство, созданное творческим трудом в освобожденное от материального производства время. Вы­сокая стоимость, в смысле богатства, создается не капиталом, не долговремен­ными материальными активами, а знаниями рабочей силы.

Так текущее знание является отрицанием определенного знания как капитала. В 80-е гг. прошлого века соотношение между ценами хардвера и софтвера — 80:20, а в конце века, наоборот — 20:80 в пользу софтвера. Можно предположить, что причина такого соотношения в создании богатства из капитало-опредмечивания и теку­щего знания — творчески труд.

На мировом рынке продукты чисто научной, в том числе, и в фундаменталь­ных науках, исследовательской деятельности имеют многократно более высокую доходность, чем инновация, как их применение в данном виде в производстве.

Вследствие радикальных перемен, которые несет глобальная экономика, место материального производства как главного фактора социального развития постепенно занимается информационным.

Основное и определяющее производственное взаимодействие уже не проис­ходит между физической работоспособностью рабочего и орудием труда как ве­щественно-энергетическое воздействие на объект труда, и имеет материальное благо, то есть воздействие между трудом и капиталом как опредмеченное знание.

Речь идет о принципиально новом взаимодействии: с одной стороны — теку­щее знание, идея, носимая высококвалифицированным рабочим, а с другой — ком­пьютер, зафиксированое знание предшествующих поколений, а продукт — информа­ционное благо — новое знание. Капитало производственное взаимодействие распадается.

До сих пор мы рассматривали главное, что труд — источник богатства. Но в на­чале XXI века оказалось, что не только творческий труд единственный источник богатства. Источники богатства — работающие в сфере услуг, развлекательной индустрии — «шоу бизнеса», музыке, искусстве, кино, театре, спорте. Это — огром­ная армия, которая участвует своим трудом для создания новых эстетических ценностей, вершинных достижений в искусстве, культуре, спорте. И еще, другая, еще большая часть, которая своим трудом участвует для реализации произве­дений искусства или спортсмены, часть которых — представители наемного труда.

Публичной тайной являются огромные суммы в долларах, которые получают за свои труд спортсмены из футбольных клубов Великобритании («Ливерпуль» и «Манчестер Юнайтед»), Испании, Италии, Франции, Обьединенных арабских эмиратов, Германии, Голландии, Бразилии, Аргентины, США и др. стран.

По аналогии с воспроизводственным процессом в материальном производстве, который, как процесс обмена веществ, включает два момента: производство — труд, расход человеческой работоспособности и потребление — процесс восстано­вления рабочей силы, а также информационного производства, измеряемого свободным временем может рассматриваться в двух фазах: «производство» — создание новой идеи, нового информационного продукта или нового индивида — творца, и «потребление» — для разнообразия, развлечения, отдыха, для восстановления и т.д.

В этом духе можно отметить, что Билл Гейтс (самый богатый человек плане­ты, владеющий 30-50 млрд. долларов) создает и умножает богатство собствен­ным трудом вместе с командой людей, некоторые из которых среди десятка самых богатых в мире. Их труд — эманация освобожденной персонализированной творческой деятельности. Его богатство — дело его собственного труда. Оно – личная, а не частная собственность. И он не должен быть включен в класс капи­талистов — эксплуататоров.

В начале третьего тысячелетия прогрессивная роль в развитии человечества принадлежит творческой личности, той, которая сидит на компьютере (включая Интернет) и управляет из своего офиса конвейером и целым биз­несом  (экономически, технологически и юридически). Значительно изменяются функции и управляющей команды менеджеров. Они работают в условиях рыноч­ной экономики, и для них исключительно важное значение имеет знать законы и «соблюдать» правила капиталистического хозяйства.

Уже было упомянуто, что в 80-е годы прошлого века соотношение между ценами хардвера и софтвера в цене одного компьютера была 80:20 в пользу хардвера, а сейчас — 20:80 в пользу софтвера. В связи с этим, можно допустить, что таково соотношение между доходами, которые по­лучаются от капитала как техника, хардвер, и доходы знающих и могущих как софтвер, примерное соотношение, которое отражает вклад при создании богат­ства, а не только пропорции при его распределении.

В начале XXI века констатируется, что формы собственности на капитал также претерпевают существенные изменения. Один из феноменов нашей дей­ствительности это то, что крупнейшими инвесторами оказываются обществен­ные фонды, и в первую очередь, по значению, — пенсионеры. Так, например, 75% капитала самого большого банка США Чейз Манхетен — принадлежит пенсион­ным фондам.

Перед представителями теоретической мысли стоит задача выяснить сложную теоретическую проблему о все более нарастающей и господствующей роли крупного, глобального финансового капитала.

Финансовый капитал в условиях глобальной экономики и как теория, и как практика, и как современная политика, в самом синтезированном виде содержит и выражает основное противоречие капитализма — его общественный характер и его частное присвоение, так, как его сформулировал Маркс.

Сформулировать и определить финансовый капитал сейчас во всех его аспек­тах и тенденциях будущего развития невозможно, да мы и не ставили себе такой задачи. Нас интересует теоретическое наследие Маркса, которое прямо затраги­вает проблемы финансового капитала в сегодняшнем развитии.

Прежде всего, «фиктивный капитал» появляется у Маркса. Он возникает, когда перед истечением срока платежа данной облигации издается новая, и увеличивается капитальная стоимость, хотя и не имеет никакого покрытия.

Новая важная проблема, которой наука должна найти ответ, это соотношение перерастания финансового капитала в фиктивный, а фиктивного в виртуальный и обратно, в какой-то форме (вещественной или информационной) богатства. Это особенно наблюдается при периодических финансовых кризисах капитала.

Во времена виртуального мира возникает проблема виртуальных денег, соот­ветственно — виртуального капитала, который действует с огромной скоростью. Это на практике — сделки, которые совершаются по Интернету, виртуальные курсы обучения и переквалификации, конференции на расстоянии между людьми со всего мира, даже совершение хирургических операций, связь с космонавтами из командных центров и др. Виртуальное постепенно входит в быт людей, в мир, в котором мы живем Это уже не мир капитала и физического труда. Социально-экономическая система капитализма эволюционирует, радикально меняется, в сравне­ние с XIX веком, и продолжает развиваться и изменяться. Осталась в истории старая социально-классовая структура. В мире есть исключительно богатые страны Севера и исключительно бедные люди и государства Юга. Одни социаль­ные структуры управления сменяются другими структурами — самоуправления и самоорганизации. В условиях глобализирую-щегося мира меняется и классичес­кая роль национального государства, и национальный суверенитет получает дру­гой смысл.

Эволюция, перемены в экономических основах современного глобального ка­питализма задают тон темпам и формам мировой системы хозяйства. Они вызы­вают изменения в системе управления, в роли управленческих институтов и ре­гулировании, как в глобальном, планетарном масштабе, так и в региональном, а также в отдельных странах и в самой производственной сфере.

В глобализирующемся мире, наряду с государством, все более мощным ста­новится вмешательство и роль различных мировых и региональных организаций, множества гражданских объединений космополитического характера, отдельных мировых политиков, ученых, менеджеров, бизнесменов в развитии социально-экономической, политической, духовно-цивилизационной и информационной интеграции и глобализации.

Наднациональные организации мирового характера — ООН, МВФ, МБ, ВТО, ЮНЕСКО, ФАР и др., регионального характера — ЕС, НАТО, ОПЕК, ОБСЕ, НАФТА и АСЕАН, Исламская конференция, Арабская лига и др. постепенно отнимают часть суверенитета национальных и многонациональных государств и их функций в регулировании международных отношений.

 

ЛИТЕРАТУРА

1.     Бауман, З. Глобализацията. Последиците за човека. ЛИК, С., 1999.

2.     Белл, Д. Културните противоречия на капитализма. Народна култура, С., 1994.

3.     Бжежински, Зб. Извън контрол. Глобален безпорядък в навечерието на XXI век. Обсидан, С., 1994.

4.     Бжежински, Зб. Голямата шахматна дъска. Американското превъзходство и неговите геостратегически императиви. Обсидан, С., 1997.

5.     Бороноев, А. О., Тхакахов, В.Х. Социальные процессы: методология исследования: Проблемы теоретичной социологии, СПБ, вып. 4, 2003.

6.     Бурнашов, И. Л. Великобритания и евро. МЭ и МО, 2002, № 9, с. 70–75.

7.     Буш, Дж. Америка ще е пътеводна звезда на XXI век. В-к Стандарт, Интернет издание, 21.02.2001.

8.     България в цифри, The Economist, Светът през 2005 г. С. с. 50-59

9.     Вайнштейн, Гр. Илич, О новых технологий к “новой экономике”, МЭ и МО, 2002, № 10, с. 22–29.

10.       Генов, Н. САЩ в края на ХХ век. Унив. изд. “Св. Кл. Охридски”, С., 1992.

11.       Гест, Робърт Африка. По-малко войни, по-големи усилия за разрешаване на конфликтите. The Economist, Светът през 2005 г., С. с. 96.

12.       Гиденс, А. Третият път, С., 1998.

13.       Глобални модели и прогнози за развитието на икономиката на света и на България. БАН, С., 1991.

14.       Дадаян, В. Глобалные экономические модели. М., 1981.

15.       Дракър, П. Ф. Посткапиталистическото общество, превод от англ. ез., С., 2000

16.       Енгелс, Ф. За авторитета. В: Маркс, К., Енгелс, Ф. Съчинения Т. 18.

17.           Калетски, Ан. Британската икономика рискува да загуби конкурентоспособността си. The Economist, Светът през 2005 г., Поредица Демос, с. 63

18.       Клайн, Р. Лоурънс. Доклад по проекта ЛИНК, ООН, 17-20.04.2000, сп. Икономическа мисъл, 04/2001.

19.           Кларк, Майкъл Международни. Повратна точка за тероризма… “Ал Кайда”, The Economist, Светът през 2005 г., с. 99

20.           Кондратиев, Н. Проблеми на икономическата динамика. Дългите цикли на икономическата конюнктура, Унив. изд “Св. Климент Охридски”,      с. 61 – 128.

21.           Леонидов, Ат. Теорията на икономическия растеж от Адам Смит до Пол Роумър (изсл. проект). Политиката на икономическия растеж в развитите страни – теоретични основи и практика. Икономически институт на БАН, сп. Народностопански архив, 1/2002. с. 3–13

22.           Лоонг Лий Хсиен, Азиатската епоха на промяна и обещания. The Economist, Светът през 2005 г., с. 91

23.       Маркс, К. Капиталът. В: Маркс, К., Енгелс, Ф. Съчинения, Т. 46, част I, БКП, С., 1978.

24.           Недев, Т. Геополитика. Бъдещето на човечеството. ВСУ., В., 2001.

25.           Примаков, Е. Години в голямата политика. С., 2000.

26.           Рар, А. Владимир Путин. “Немецът” в Кремъл. Изд. Слънце, С., 2002

27.           Ростоу, У. Стадии на икономически растеж (некомунистически манифест) Делфин прес, 1993.

28.           Сакс, Дж. Как да намалим наполовина бедността. The Economist, Светът през 2005 г., с.105

29.           Сорос, Д. Кризис мировога капитализма. Открытое общество в опасности, пер. с англ., М.,1999.

30.           Съединени американски щати (джобен справочник). Хейзъл, С., 1996.

31.       Сяопин, Д. Китайският път: реформи и стабилност. ЛИК, С., 1999.

32.       Уорд, Р. Япония. Завръщането. The Economist, Светът през 2005 г., с. 83

33.           Фукуяма, Фр. Краят на историята и последният човек. Обсидиан, С., 1993.

34.           Хайлбронер, Р.Л. Икономика за всички. Интерпримат, С., 1993.

35.           Хънтингтън, С. Сблъсъкът между цивилизациите, сп. Международни отношения, кн. 5, год. XXII, с. 5–23.

36.           Цзъмин, Ц. Реформата и модернизацията – исторически шанс за социализма през XX век. Сп. Понеделник, бр. 7 и 8, 1998.

37.           Япония, МЭ и МО, 2002, № 8, с. 49–60.

38.           Ячменов, Б. А. Некоторыe особенности рабочего класса и рабочего движения индустриаль­ных стран (заметки по итогом Международного коммунистического семинара в Брюсселс, 204 мая 1998 года). Сп. Марксизм и современность, Украйна, Киев, с. 51 – 56.

39.           Bauman, Z. Globalization. The Human Concequenses, 1996.

40.           Beck, U. Was ist Globalisierung? Frankfurt a. M., 1998

41.           Bzezinski, Z. America`s New Geostrategy. Foreign Affairs, Spring 66, 4/1988.

42.           Economist Untelligence Unit, Светът в цифри: Държави. The Economist, Светът през 2005 г., с. 107-119

43.           Maddison, A. The World Economy. OESD, P., 2001, p. 362–363.

44.           Wallerstein, I. 1. Globalization or the Age of Transition?/ International Sociology. 2000, №2

45.           World Bank. Global Economic Prospects and the Developing Countries. Washington, 2002, p. 235.

46.           World Trade Organization. Report of the Working Party the Accession of China. Doha 9–13, 11. 2001, p. 36.

47.           WTO Trade Policy Review P. 1 2001 Report on Barriers to Trade and Investment, European Commisin. Brussels, July, 2001.

Автор(ы) статьи: Ежова Надежда Александровна
Раздел: МОРФОЛОГИЯ КУЛЬТУРНОГО ПРОСТРАНСТВА
Ключевые слова:

культурный ландшафт, категории субъективного восприятия, морфология ландшафта, формы, фрагменты ландшафта.

Аннотация:

В статье рассматриваются категориальные аспекты, основанные на субъективном восприятии, визуальной личностной системе; структурные (морфологические) основы городского культурного ландшафта, ранжируемые по формам, фрагментам, фону, объектам и др.

Текст статьи:

 

Многоликость, поливариантность культурного ландшафта явились важным фактором, стимулирующим появление в конце ХХ века и развитие в дальнейшем научных направлений, рассматривающих культурный ландшафт как сложнейшую систему. Сложившиеся к настоящему времени подходы к изучению культурного ландшафта (структурно-морфологический или сциентистский, феноменологический или экзистенционалистский, перцепционный, эволюционный, искусствоведческий или виталистический) рассматривают его символическую качественную составляющую, ориентированную на изучение восприятия ландшафта, выявление внутренних образов, определение их культурных кодов, находящихся в природной и эстетической эволюции.

Научная картина мира формируется знаниями о мире, выраженными в двух формах: в чувственно-конкретной, образной и понятийно-теоретической. Образ культурного ландшафта, создаваемый сложными корреляционными связями природных и социальных систем, рассматривается не только как гуманитарная категория, сопряженная с субъективным восприятием, но и как объективное геоизображение местности, формируемое зрительной системой человека.

Геоизображение представляет собой продукт генерализации объективной информации о местности, воспринимаемой органами чувств человека и дополненной накопленной в памяти информацией. Образное геоизображение является временной категорией и подразделяется на обыденное и научное (отражающее научную картину мира в зависимости от характера проводимой генерализации: художественной, научной и др.).

Ранжирование фрагментов ландшафта возможно на основе анализа имеющихся ресурсов. Современная практика использует оценку ресурсов культурного ландшафта как целостного явления при игнорировании естественных, исторически сложившихся «самооценок» ландшафтов. Коль скоро все места самоценны (хотя никаких абсолютных, универсальных мест в ландшафте нет), то каждое из них уникально. Тогда, при прочих равных параметрах, чем больше размер, площадь ландшафтного пространства, тем большим содержанием, набором структур, сложностью, смыслом оно обладает, тем более богато потенциальными формами. Величина (площадь) для ландшафта — мера содержательная, интенсивная, ее нельзя заменить количеством ландшафтных элементов, поскольку в силу недискретности ландшафта существует бесконечное множество способов их выделения.

Составные части ландшафта — фон и объект — неразрывны, их сочетание, первоначально иногда случайное, в дальнейшем всегда ведет к взаимным связям. Ландшафт – это такая среда, где различные составляющие непременно образуют смысловые, вещественные, утилитарные, символические взаимодействия и связи. Пространство ландшафта — сложное и богатое производными от соседства различных элементов.

Выступая в качестве символической среды, ландшафт рождает массивную синтагматику, доминирующую над парадигматикой, отличающуюся четкой дифференцированностью, насыщенностью смысловыми различиями. Фиксация множества деталей, фрагментов ландшафта невозможна без учета структурированных групп людей и форм их деятельности.

Создавая среду, носители одних человеческих типов часто почти неосознанно репрессируют другие типы. Тем самым открывается возможность реконструкции доминантных типов исключительно по среде ландшафта, приобретающего статус своеобразного проективного теста для целого сегмента культуры.

Каждое из мест ландшафта, наделенное множеством функций, используется в определенных целях, служит различным социальным группам для решения конкретных задач. Всякое место и даже само основание его существования (выделения) полисемантично, полифункционально, поликонтекстуально. Наивно полагать, будто с помощью универсального набора элементов можно сложить любую конструкцию и реализовать любую функцию, выразить любой смысл. Функции и задачи имеют свои области определения, они не совпадают, пересекаются. Не только места обретают функции, но функции и смыслы наращивают свои места.

Каждый ландшафт имеет свой специфический «язык». По П.А. Флоренскому, культура истолковывается как деятельность по организации пространства, выявлению формулы, позволяющей воспроизводить  конкретные образы, в которых проявляется данное пространство. Этот постулат предоставляет возможность разделения современных культурных ландшафтов на два класса: традиционные и инновационные. Рассмотрим их характерные особенности на примере севера России.

Традиционные культурные ландшафты формируются материальной и духовной культурой коренного населения Арктики, включая русское старожильческое население. Их основной особенностью является огромное, однотипно хозяйственно и ментально освоенное пространство, которое при этом имеет крайне низкую плотность населения. Пришлое население, не видя перспективу целостной организации таких территорий, обычно относит их к неосвоенным землям.

Инновационные культурные ландшафты севера России, сформированные пришлым населением, представлены производственными и селитебными культурными ландшафтами разных типов. Существенным отличием традиционных и инновационных культурных ландшафтов севера России являются мировоззренческие концепции, заложенные в основу их формирования и функционирования. Кратко они характеризуются  следующим образом: «человек — неразрывная часть природы» (традиционные культурные ландшафты) и «человек – покоритель природы» (инновационные культурные ландшафты). Вероятно, в будущем возможно появление инновационных культурных ландшафтов, основанных на концепциях коэволюционного развития ноосферного толка.

Пространственная организация традиционных и инновационных культурных ландшафтов имеет многочисленные вариации, нуждающиеся в углубленном изучении. Они могут быть постоянно и переменно центрированными, простираться в нескольких соседних урочищах, охватывать группы местностей, выделяемые в классическом ландшафтоведении.

К особой классификационной категории относится степень гармонизации культурных ландшафтов, определяемая как на основе  эстетики формируемого образа с использованием арсенала ландшафтной архитектуры, художественной эстетики и т.д., так и на основе оценки степени гармонизации массоэнергообмена внутри них с использованием методов геоэкологии. Традиционные культурные ландшафты значительно чаще бывают гармоничными, чем инновационные. Напомним, что элементарной единицей культурного ландшафта являются топосы (местоназвания), обладающие территориальными, визуальными, семантическими и другими свойствами, которые могут быть выявлены и осмыслены только в рамках культурного ландшафтоведения.

В целом, для традиционных культурных ландшафтов характерен эволюционный темп временных изменений. Для инновационных культурных ландшафтов он варьируется от революционного (молодые города) до эволюционного.

Существенно различается и вектор направления развития культурных ландшафтов: от развивающихся инновационных культурных ландшафтов промышленных центров до угасающих традиционных культурных ландшафтов небольших деревень. В связи с этим выделяются соответствующие классификационные единицы культурных ландшафтов.

Большие и малые пространства, наделенные смыслом человеческой деятельности, в определенных отношениях являются равноценными. Всякое ландшафтное место — участник многих личностных взаимодействий, технологических цепочек и пр., поэтому отсутствует единая мера универсального ранжирования мест.

Множественность видов ландшафта является не столько мерой его внешней состоятельности, сколько атрибутом бытия. Ландшафт существует как качественно разнообразное пространство, включающее особенности рельефа, почв, растительности, поселений, угодий и др. Многообразие ландшафта является основой его устойчивости, в том числе и как носителя смысла. Формы человеческой деятельности в той мере способны выжить в ландшафте, в какой они сами дифференцированы в соответствии с ландшафтом.

Дифференциация пространства ландшафта связана с дифференциацией не столько отдельных мест, фрагментов и областей, сколько с дифференциацией направлений (горизонтальное и вертикальное, широтное и долготное, центральное и периферическое и др.), образующих научное понятие анизотропности. Анизотропность означает качественность и дифференцированность ландшафтных направлений.

Широкий спектр ландшафтных направлений видоизменяется в зависимости от местоположения. Так, в деловом центре города главное направление — вертикальное, в остальных городских районах и пригороде – горизонтальное, ось «центр — периферия». В собственно сельской местности доминирует природное направление «север — юг». Любое перемещение меняет множество аспектов ландшафта.

Результат перемещения весьма неоднозначен хотя бы потому, что перемещение – это смена мест, каждое из которых рассматривается с определенной точки зрения, имеет тот или иной контекст, смысловую позицию. Более того, осмысленное использование единой меры удаленности объектов в ландшафте (расстояния) почти невозможно из-за полиметричности ландшафтного пространства, отсутствия глобальных универсальных метрик. Например, реально переживаемое расстояние в ландшафте зависит от физического состояния путника, способа и мотива передвижения и т.д.

Современный человек зачастую заменяет понятие ландшафта более привычным термином — пейзажем. Красивый, живописный, величественный, экзотичный, типичный и пр. пейзажи существуют как выражение определенной позиции к выделенному месту. Считается, что Петрарка ввел важную культурную новацию, поднявшись на гору исключительно для созерцания вида окрестностей. Далее следует известный культ зрительной живописности, включающий массовое создание парков — определенных пейзажных композиций, выражающих и символизирующих определенные образы природы и (или) ландшафта. Так, английский и французский парки символизируют разные стили трансформации, культурного обустройства ландшафта.

Парк как композиция пейзажей и ландшафт во многом резко различаются. В пейзаже обзор производится с определенных мест, прогулки осуществляются по специальным дорожкам. В ландшафте все места (те, куда и те, откуда смотрят) равноценны, для перемещения открыто все пространство. Парк искусственно создан для фрагмента жизни, ландшафт — просто жизненен. Парк подчинен созерцанию, ландшафт включен в многообразную человеческую деятельность. В итоге, реализм ландшафтной живописи подвергается сомнению, т.к. статические образы ландшафта неадекватно отражают существующую реальность, и зрительные личностные впечатления подвергаются осмыслению только при сверхвизуальной включенности индивидуума в жизнь ландшафта.

Для качественно дифференцированного пространства существенное значение имеет масштаб. В обыденной речи данное понятие отождествляется с размером, хотя первоначальное и истинное значение слова крупномасштабный – «изображенный и (или) рассматриваемый с высокой степенью подробности». Масштаб – это отношение между реальным объектом и его отображением, описанием, представлением его смысла (не только на карте).

Масштаб является категорией ландшафта. Если какой-либо объект может быть безоговорочно тождественен сам себе, то для ландшафта это утверждение верно лишь при сохранении масштаба. В мелком масштабе существуют государства, в среднем — города и их агломерации, далее, двигаясь по пути увеличения масштаба, мы знакомимся с районами города и природными урочищами, отдельными зданиями, жилыми помещениями.

Каждый масштаб подобен цельной сфере реальности, суммируя характерные формы, закономерности, понятия и траектории перемещения. Смысл объекта и фрагмента ландшафта зависит не только от масштаба рассмотрения, но и от способа его существования.

В крупном масштабе города – это скопления кварталов, горы — хаос отдельных вершин, сельская местность — лоскуты полей. В среднем масштабе города «оказываются» звездообразными телами, горы — линиями хребтов, сельская местность — сгустками полей вокруг деревень. В мелком и сверхмелком масштабе городские системы предстают множеством точек, горные массивы — четкой системой с характерным ритмом хребтов и долин, сельские территории — сплошным ковром с узелками городов. Даже функция (использование) объекта и (или) территории производна от масштаба. Так, большие судоходные реки связывают, интегрируют соседние территории, но каждый отдельно взятый участок реки является барьером, препятствием связям территорий, находящихся на разных берегах.

Обычное представление об иерархии масштабов, порожденное практикой вкладывания мелких объектов в крупные, неточно. Масштаб – это особый тип контекста, в полимасштабном пространстве культурного ландшафта каждой его части или месту отвечает целый спектр смыслов, значений, функций. Конкретный сегмент пригородного ландшафта — одновременно и мозаика пустошей, полей, дачных участков, и часть системы большого сельского хозяйства, и уникальная «малая родина». В каждом месте наслоены не только вещественные компоненты природного ландшафта (рельеф, почва, климат, растительность и пр.), но и масштабные уровни. Любой ландшафт – это сложная картина интерференции масштабов, их взаимодействия.

Множественность конфликтов в ландшафте образуют конфликты не столько между разными частями, местами-соседями, сколько между масштабными уровнями. Ведь каждый масштаб – это еще и уровень смыслополагания, поэтому в межмасштабных конфликтах не бывает абсолютно правого. Понятия объекта, тождества, собственности, истины и др. масштабно не инварианты, т.к. они осмысленны в ситуациях, полное описание которых не требует масштаба. Не только экологические кризисы часто вызываются тем, что издержки (последствия) и эффект (польза) заданы в разных пространственных и временных масштабах.

В различных масштабах разворачивается жизнь человека, предъявляющего к окружающей среде тесно зависимые от масштаба требования. Каждый индивид имеет собственный спектр масштабов, в котором доминантную роль выполняют масштабы, связанные с образом жизни. В свою очередь, масштаб личности связан с богатством и размахом масштабного спектра и отчасти индицируется ими.

Адекватность социального поведения, результативность взаимодействия горожанина и ландшафта напрямую зависят от его способности проживать всю полноту масштабного спектра, от навыков концентрации на необходимом масштабе и переключения на другой масштабный уровень. Полимасшабности ландшафта соответствует наличие и взаимодействие различных возрастных и социальных групп городского населения. Они основывают свое жизненное поведение на переживании и семантическом использовании разных масштабов. Рисуя образ традиционного общества, И. Хейзинга удивляется, сколь много людей занято не культивированием своих крошечных доменов, но семантическим освоением всего спектра масштабов.

Полимасштабность ландшафта обеспечивает его почти бесконечную емкость для смысла и деятельности, наличие утилитарных и неутилитарных способов использования ландшафта в различных ландшафтных нишах. Количество таких ниш увеличивается за счет временных масштабов, выражающихся в периодичности, ритмичности и сезонности. Ландшафт служит средой обитания для огромного числа популяций живых организмов, многие из которых занимают не отдельные, только им предназначенные ячейки пространства, но используют ряд фрагментов пространственного и временного масштабных спектров.

Итак, мир ландшафта для современной цивилизации весьма экзотичен. Составление характеристики объекта вне конкретного масштаба невозможно; более того, масштабы не поддаются отождествлению. В мире ландшафта вещи и события не существуют «сами по себе», отсутствуют масштабно инвариантные феномены (хотя структуры вещей и событий, их идеальные модели могут быть масштабно инвариантными и изучаться как таковые). Местное население – это не просто жители конкретного места, а население полимасштабного места.

Масштабная сбалансированность присуща всем культурным ландшафтам, чьи устойчивые комплексы включают масштабно-дополнительные элементы. Простейший пример сбалансированного комплекса — большая традиционная семья со «специализацией» ее членов, наличием определенных масштабных уровней. Любой кризис, происходящий в мире ландшафта и (или) видимый в окружающем мире как своеобразной проекции, имеет симптомом, основанием или последствием утрату баланса в масштабном спектре. В этом смысле не составляет исключения и кризис культуры.

В настоящее время, когда процессы унификации набирают силу, важнее подчеркнуть неуфицируемую упорядоченность, на первый взгляд представляющуюся хаосом. Нормально функционирующий ландшафт равно антитеза хаосу и такту, равномерной повторяемости стандартных элементов. Визуально и эйдетическим зрением мы любуемся всей тканью культурного ландшафта. Здесь ощущается ритм сходных, но не тождественных элементов и их размещения. В свою очередь, ритм индуцирует специфичный масштаб. Поэтому многое в смыслополагании ландшафта роднит его с музыкальным искусством, а страницы «Музыки как предмета логики» А.Ф. Лосева читаются как логическая предтеча феноменологии ландшафта.

Таким образом, указанное ранжирование культурных ландшафтов, включающее в себя топономику, масштабирование, смысловые акценты, пейзажные композиции, территориальную характеристику и др., в целом даёт лишь возможные общие подходы к его изучению. Учитывая, что действительность не ограничивается четкими схематическими рамками, необходимо принимать во внимание метаморфозы культурных ландшафтов. Можно привести примеры убыстрения хода времени в традиционных культурных ландшафтах под воздействием естественных и антропогенных причин, меняющих их место в классификации и т.д.

Ранжирование культурных ландшафтов может быть востребовано в региональном планировании, т.к. оно достаточно полно характеризует территории развития культурных ландшафтов на основе их системного анализа.

Литература

1.                Веденин Ю.А. Очерки по географии искусства. – СПб., 1997.

2.                Каганский В.Л. Переходные зоны как компонент культурного ландшафта // Географические проблемы интенсификации хозяйства. — М., 1988.

3.                Калуцков В.Н., Иванова А.А. [и др.] Культурный ландшафт Русского Севера. — М., 1998.

4.                Калуцков В.Н., Красовская Т.М. Представления о культурном ландшафте: от профессионального до мировоззренческого. — М., 2004.

5.                Коган Л. Город и политика: российские уроки. — М., 2003.

6.                Линч К. Образ города. — М., 1982.

7.                Лихачев Д.С. Памятники архитектуры. — М., 1998.

8.                Лихачев Д.С. Поэзия садов. — М., 1992.

9.                Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. — М., 1991.

10.           Лотман Ю.М. Об искусстве. — СПб., 2000.

11.           Лямин В.С. Теоретико-познавательная роль категории «географическая картина мира» // МГУ, ВСГ. – 2000. — №3.

12. Ромах О.В. Эмоции в смысловом аспекте культурологии с. 47-55 Аналитика культурологии, 2004, № 2

 

13. Ромах О.В. Информациология языков культуры с. 7.15 Аналитика культурологии, 2005, № 1

14. Ромах О.В. Интеллектуальный потенциал культурологии .  Аналитика культурологии, 2005, № 1. С. 68-76

15.       Филин В.А. Видеоэкология. Что для глаза хорошо, а что — плохо. — М., 2002.

16.      Флоренский П.А. Анализ пространственности // Избранные труды по искусству. — СПб., 1993.

17.    Хейзинга Й. Человек играющий. — М., 1992.

Автор(ы) статьи: Алпацкий Иван Иванович. Чухнов Иван Петрович.
Раздел: МОРФОЛОГИЯ КУЛЬТУРНОГО ПРОСТРАНСТВА
Ключевые слова:

культуроохранные технологии, социально-культурная деятельность, краеведение, культура.

Аннотация:

В статье рассматриваются основные виды культуроохранных технологий. Авторы дают определение культуроохранным технологиям социально-культурной деятельности, приводят характеристику их типов, а также более подробно останавливаются на технологии организации краеведческой работы и технологии учета и изучения истории культуры, ландшафтных зон и историко-культурных заповедников.

Текст статьи:

Культуроохранные технологии социально-культурной деятельности вызваны к жизни стремительными изменениями, происходящими в обществе, при этом они способствуют требованиям адаптации социально-культурной деятельности к формам проведения досуга молодежи. Следует отметить, что «тенденции, происходящие в обществе, заставляют специалистов-технологов, работающих в социально-культурной сфере, находиться в постоянном поиске  новых идей, форм, средств и методов работы с населением, организационно-управленческих действий, проводить анализ и переоценку своей деятельности, уточнять ее цели и задачи»[1].

Культуроохранные технологии в системе социально-культурной деятельности представляют собой методы и приемы сохранения и изучения культурно-исторического наследия, возрождения и развития традиционных форм народной художественной культуры, организации историко-краеведческой и туристско-экскурсионной работы.

Анализ состояния практики современных культуроохранных технологий, используемых в учреждениях социально-культурной сферы, позволяет нам прийти к выводу, что данные технологии представляют собой открытую, самоорганизующуюся (синергетическую) систему, способную к самопознанию (рефлексии), количественному и качественному обогащению, преобразованию и изменению. Эта система развивается за счет изменений, происходящих во внешней и внутренней социально-культурной среде, и детерминирова­на внешними обстоятельствами политического, социально-экономического и социально-культурного происхождения. В тоже время и сама технологическая система социально-культурной деятельности детерминирует эти обстоятельства.

Если рассмотреть особенности использования культуроохранных технологий в современных социально-культурных процессах, то следует отметить, что эти технологии разнообразны по содержанию, сферам деятельности, масштабу применения, использованию субъектов социально-культурной деятельности. При этом следует подчеркнуть, что в качестве субъектов социально-культурной деятельности выступают лица, занятые преимущественно производством социально-культурных ценностей; лица, занятые преимущественно отбором, сохранением и распространением социально-культурных ценностей; лица, занятые преимущественно управлением процессами отбора, сохранения, производства и распространения культурных ценностей; лица, занятые преимущественно воспитательной и образовательной деятельностью в сфере культуры.

Существуют многообразные типы культуроохранных технологий, которые можно представить следующим образом:

–   технологии организации краеведческой работы;

–   технологии учета и изучения памятников истории и культуры, ландшафтных зон и историко-культурных заповедников;

–   технологии создания территориальных краеведческих энциклопедий и справочников;

–   реставрационные технологии по возвращению памятникам и культурным сооружениям первоначального назначения;

–   технологии музеефикации частных художественных собраний и коллекций (произведений изобразительного искусства, орденов, костюмов, монет, почтовых марок и т.д.);

–   технологии развития туристско-экскурсионных маршрутов на базе историко-культурных и историко-промышленных объектов;

–   технологии возрожде­ния традиционных форм социокультурной деятельности: на­родных промыслов, ремесел, обрядов и др. (Т.Г. Киселева, Ю.Д. Красильников).

Рассматривая более детально культуроохранные технологии социаль­но-культурной деятельности, мы пришли к выводу, что наиболее эффективно можно использовать в практической деятельности технологии организации краевед­чес­кой работы; технологии развития туристско-экскурсионных маршрутов на базе историко-культурных и историко-промышленных объек­тов, а также технологии возрождения традиционных форм социокультурной деятельности: народных промыслов, ремесел, обрядов и др.

Остановимся более подробно на технологии организации краеведческой работы и технологии учета и изучения истории культуры, ландшафтных зон и историко-культурных заповедников.

Само определение термина «краеведение» неоднозначно и многоплано­во и утвердилось это понятие в русском языке лишь в XX веке, хотя корни этого слова уходят в глубину веков. Нет этого слова ни в «Толковом словаре «живого великорусского языка» В.И. Даля, ни в «Энциклопедическом словаре» братьев А.Н. и И.Н. Гранат, издаваемом в конце XIX - начале XX ве­ка. В «Советском энциклопедическом словаре» дается следующее опреде­ле­ние данного термина: «Краеведение, изучение природы, населения, хозяйства, истории и культуры какой-либо части страны, административного или природного района, населенных пунктов, главным образом силами мест­ного населения»[2].

Важно отметить, что изначальный смысл слова подразумевает не просто знание о чем-то, но и путь познания, поиска и распространения этих знаний. Краеведение сегодня это и научная и научно-популяризаторская деятельность определенной проблематики: прошлое и настоящее какого-либо края, определенной местности – от деревни, небольшого города, даже улицы, завода, учебного заведения и до крупного региона.

Первыми краеведами можно назвать русских летописцев, в сочинениях которых даются описания отдельных земель, городов, монастырей, сказания о знаменательных событиях в истории края, жития местных святых. Научные основы краеведения были заложены в XVIII веке. Особенно велика роль в получении и распространении краеведческих знаний В.Н. Татищева и М.В. Ломоносова. Задумав создать «Ландкарту Российскую» Ломоносов разослал составленную им анкету с разнообразными вопросами о прошлом и настоящем отдельных местностей. Велика роль в развитии добровольного общественного краеведения и Вольного экономического  общества (1765 г.).     При обосновании гербов русских городов краеведческий элемент становился ведущим. На труды краеведов ссылался неоднократно и Н.М. Карамзин в «Истории государства Российского». Краеведческий материал собирал и знаменитый этнограф И.И. Сахаров. Огромный вклад в краеведческую науку сделало русское географическое общество (с 1845 года).          Краеведением занимались многие энтузиасты, среди которых можно увидеть исследования декабристов, революционеров, разночинцев, ссылаемых царским правительством в мало изученные и отдаленные районы России. Под руководством П.П. Семенова-Тян-Шанского Русское географии­ческое общество занималось и историческим краеведением, что нашло отражение в многотомных изданиях «Географический-статистический сло­варь Российской Империи» и «Россия. Полное географическое описание нашего Отечества».

Велика роль в выявлении, систематизации и описании памятников разного типа и губернских ученых архивных комиссий, созданных в 1880-е годы по почину академика Н.В. Калачова. Использовали труды краеведов по историко-географической, историко-культурной и статистической тематике в обобщающих трудах исследователи в университетских центрах. Краеведение в началеXX века отличалось неоднородностью, но носило массовый характер, прежде всего среди интеллигенции.

После революции 1917 года в краеведческую работу включились не только видные краеведы, но и народные массы. Краеведение первого послере­волюционного десятилетия, стало массовым научно-культурным движением, так как краеведение считали важной сферой культурно-просве­тительной политики партии и правительства.

С 1917 по 1927 год количество краеведческих учреждений и организа­ций достигло почти 2000. В условиях разрухи, гражданской войны, подвиж­ники краеведения привлекали молодежь к выявлении, учету, охране и использованию историко-культурных ценностей в национализированных имениях и квартирах дворян, помещиков.

К краеведению старались приобщать возможно широкие слои населе­ния и особенно учащуюся и студенческую молодежь. Необходимо отметить  тесную связь краеведения 1920-х годов с академическими учреждениями и университетами, а в руководящих органах краеведческих учреждений стояли крупнейшие ученые-академики и профессора.

Была развернута широкая издательская деятельность краеведческих трудов и методической литературы для краеведов. В 1923 году вышел пер­вый номер журнала «Краеведение» в Москве, а затем материалы краеведчес­ких исследований начинают публиковать и местные издания.

Значительный урон краеведению был нанесен в 1930-е годы, когда арестовали крупнейших ученых, связанных с краеведческой работой (С.Ф. Платонов, Е.В. Тарле, А.В. Чаянов, Н.Д. Кондратьев и др.), и были переформированы, закрыты местные краеведческие общества и прекращены многие их издания.

Массовая коллективизация, кооперация, антирелигиозная пропаганда также не способствовали развитию краеведения и многие памятники, особенно культовой архитектуры, были разрушены или использовались под хозяйственные, складские помещения. «В тоталитарном жестоко централизованном государстве краеведческим организациям, как возможной форме духовной оппозиции, не было места. Как в центре, так и на местах они были обречены на ликвидацию и забвение»[3].

В годы Великой Отечественной войны 1941-45 годов, в последующие два десятилетия краеведение было отторгнуто от научных исследований и в основном сводилось к школьному краеведению, как наиболее массовой и доступной форме работы. Лишь со второй половины 1960-х годов, в связи с организацией Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, работа краеведов активизировалась, ей стали уделять серьезное внимание вузы, академические институты и началась работа по подготовке к изданию «Свода памятников истории и культуры» при создании которого использовались материалы краеведов.

В краеведение все больше приходят люди по призванию и можно говорить о возрождении краеведения как науки.

В настоящее время краеведение – это изучение края в совокупности явлений – общественно-политических, социально-культурных, экономичес­ких и природных. Краеведение – это наука, опирающаяся на междисципли­нар­ные связи.

Таким образом, необходимо подчеркнуть, что краеведение это форма общественной деятельности;      школа познания;          школа воспитания культуры и истории; школа экологического образования;        школа патриотического воспитания; школа общения разных поколений.

Технология учета и изучения истории культуры, ландшафтных зон и историко-культурных заповедников.

Охрана памятников представляет собой современное направление государственной политики – сохранение культурного наследия. Над ее решением трудятся люди самых разных профессий – философы, историки, архитекторы, реставраторы, искусствоведы, музейные работники, краеведы. Становится все более очевидной необходимость объединения усилий этих людей для сохранения культурного наследия и памяти о тех, кто оставил яркий след в истории и культуре России. Памятниковедение как наука уточняет понятийный аппарат, дает единые критерии оценки исторической, эстетической и научной значимости памятников и их классификацию.

В слове «памятник» корень, основа и смысл его – память. Памятник является материальным выражением интеллектуальной памяти и представ­ляет собой хранителя и передатчика информации. Отсюда велика социальная значимость памятника, многофункциональность его как носителя культурно­го наследия. В состав культурного наследия входят памятники архитектуры, живописи, скульптуры, археологии, науки и техники, ландшафтные зоны. Современные представления о памятниках культуры и искусства сложились лишь в XX веке. У истоков охраны памятников на Руси стояло собирание церковных реликвий и почитание святынь. В 1471 году В.Д. Ермолин  восстановил разрушившийся Георгиевский собор в Юрьеве-Польском, постро­ен­ный в 1234 году. И хотя поновление храмов и икон нарушало их первоначальный вид, важно стремление продлить жизнь этих святынь.

В XVIII веке представление о памятнике-святыне и реликвии – смени­лось представлением о памятниках, как объектах науки, раритетах, достопримечательностях. Во второй половинеXVIII века наряду с увлечени­ем античностью, просвещенное общество начинает интересоваться и русскими древностями, а памятники отечественной истории уже считались заслуживающими внимания.

При введении в провинциальных городах регулярной планировки в конце XVIII века учитывали старую застройку и бережно к ней относились. Академик Г.Ф. Миллер с 1778 года объехал и сделал описание более десятка городов Центральной России. Просветитель Н.И. Новиков намеревался издать серию книг «Сокровища российских древностей».

Патриотический подъем в период войны 1812 года особенно усилил интерес к национальным реликвиям. В 1824 году на средства правительства К.А. Лохвицкий в результате археологических раскопок раскрыл фундамент Десятинной церкви в Киеве, построенной в X веке. В 1834 году был восстановлен Дмитриевский собор во Владимире, а граф С.Г. Строганов на собственные средства издал альбом с видами этого собора. В 1843 году Синод запретил при обновлении церквей записывать старые фрески.
В 1848-1853 гг. вышло роскошное издание «Древности Российского государ­ства» в 6 томах.

Необходимо отметить показной характер отношения к национальным реликвиям при Николае I, когда власти боялись привлекать к охране памят­ников широкие круги общественности. Неоднозначно было отношение к памят­ни­кам у славянофилов и западников. Казенный подход к проблеме культурного наследия критиковали Д. Писарев и А. Герцен.

Во второй половине XVIII века в России велись раскопки курганов и городищ, делали первые научно-поставленные реставрационные работы архитек­туры, фресок и икон. В стране возникла сеть музеев, архивных комиссий, археологических обществ. Потребовались десятилетия, чтобы изменить укоренившиеся традиционные представления о развитии искусства, в которых предпочтение отдавалось античности и мастерам эпохи Возрож­дения в Италии. Огромную роль в  пересмотре традиционных представлений о культуре допетровской Руси сыграл И.И. Грабарь, написавший фунда­мен­таль­ную «Историю русского искусства» и подготовивший в 1913 году выставку древнерусского искусства. Изменилось и отношение общественнос­ти к памятникам русской архитектуры и живописи XVIII – начала XX  века после организованной С.П. Дягилевым в 1905 году в Петербурге в Тавричес­ком дворце грандиозной историко-художественной выставки русских портре­тов. Издание журналов «Старые годы», «София», серии книг «Куль­тур­ные сокровища России» знакомили широкую публику с дворцами, усадьбами, храмами эпохи классицизма и ампира.

В предреволюционные годы лучшие представители русского об­щества – ученые и художники, архитекторы и историки, публицисты и краеведы выработали научно обоснованные представления о памятниках истории и культуры, о принципах их охраны и реставрации. В 1910 году возникло Общество защиты и сохранения в России памятников искусства и старины.

Несмотря на попытки издать и ввести в действие закон о защите и охране памятников истории и культуры закон так и не был принят.

После Октябрьской революции 1917 года новое правительство  вопро­сам охраны и реставрации памятников культуры и истории уделяло самое пристальное внимание. С первых дней своего существования государство обратилось к защите культурно-исторического прошлого. Вопросами охраны памятников истории и культуры с первых месяцев Советской власти до 1932 года занимался Наркомпрос РСФСР, где в 1921 году была образована Главнаука, которая и занималась делами охраны памятников.

Архивные документы свидетельствуют о широкомасштабной работе по проведению в жизнь декретов, указов и постановлений по охране памятников истории и культуры. Среди наиболее важных необходимо отметить декреты «Об охране библиотек и книгохранилищ» 1918 г., «О регистрации, приеме на учет и хранении памятников искусства и старины» 1918 г., циркуляр ВЧК «Меры против расхищения» 1918 г., декреты о национализации частных галерей, музеев, коллекций и собраний. Многочисленные царские дворцы и особняки знати были национализированы и превращены в музеи.

В 1918 году Наркомпрос РСФСР издает Постановление об образовании губернских подотделов по  делам музеев и охране памятников искусства и старины. В 1921 году были образованы губернские комитеты по делам музеев и охране памятников искусства, старины, народного быта и природы.

С 1932 года охраной памятников занимался Междуведомственный коми­тет по охране памятников революции, искусства и культуры при Президиуме ВЦИК РСФСР.

В 20-30-е годы налаживалась деятельность центральных и местных учреждений по охране памятников истории искусства, не только в Москве, Петербурге, но и в провинции. В это время сложилась система государствен­ных учреждений в области охраны памятников, но в эти же годы происходит и варварское уничтожение памятников культовой архитекторы. В одной только Москве были уничтожены сотни памятников. «Коммунистические культуртрегеры не пожалели памятников мирового значения, бывших гордостью русской культуры, они не пожалели и целых районов, уничто­женных полностью: известна участь храма Христа Спасителя, Сухаревой башни, Зарядья»[4].

Также невосполнимы потери периода Великой Отечественной войны 1941-45 годов. «Всего на территории России от рук немецких оккупантов пострадало 173 музея, из них более 100 вообще были стерты с лица земли. Число утраченных движимых объектов культуры составило, по данным Комиссии, сотни тысяч единиц хранения»[5].

Война превратила в руины более 70 000 городов, сел и деревень. Методично и сознательно фашисты уничтожали драгоценнейшие памятники архитектуры, вывозили в Германию художественные произведения. Но уже в годы войны начались работы по возрождению городов, памятников архитек­туры, по сооружению памятников героям и жертвам войны.

В 1966 году было создано Всероссийское общество охраны памятни­ков истории и культуры, которое изменило отношение к делу сохранения историческо­го и культурного наследия, к самим памятникам, а также сфор­мировало понимание высокого предназначения и огромного воспи­та­тель­ного, познавательного и эстетического потенциала памятников Отечества.

Систематическая и целенаправленная работа по сохранению и наибо­лее эффективному использованию в воспитательных целях памятников истории и культуры велась в школах, институтах, среди рабочих и сельских жителей. Способствовало этому и принятие в 1978 году Закона РСФСР «Об охране и использовании памятников истории и культуры». В постсоветский период принимается большое количество нормативных, правовых актов по учету, охране, реставрации, использованию памятников истории и культуры. Все больший акцент в работе делается на привлечение общественных органи­заций и обществ, молодежных объединений и клубов для выявления, сохранения и реставрации памятников.

Благотворительность, спонсорство, бескорыстие являются характерны­ми чертами энтузиастов сохранения и реставрации памятников культуры. Еще в 1980-е годы возникло общественное движение за сохранение культур­ного наследия, которое нашло поддержку по всей стране. Это были выездные реставрационные отряды студенческой молодежи, которые работали без­возмездно на реставрации памятников, на острове Валааме, в Спасском Лутовинове, в Архангельской и Московской областях. И сегодня многие памятники архитектуры можно восстановить, привлекая к работе выездные молодежные объединения. К этому можно привлечь и волонтерские отряды, организовав для них курсы реставраторов. Это одно из направлений работы с молодежью по воспитанию патриотических чувств, любви к Отечеству и ее культурному наследию.

Таким образом, технология изучения, реставрации и охраны памятников истории  и культуры может развиваться по трем направлениям: выявление и учет памятников истории и культуры на региональном уровне;  реставрация и возрождение памятников находящихся в аварийном или неудовлетворительном состоянии;    использование памятников истории и культуры в воспитательных целях.

Таким образом, в настоящее время в деятельности различных учреждений культуры и досуга имеют место разнообразные культуроох­ранные технологии, многие из которых направлены на воспитание нравст­вен­ных и духовных качеств, формирование национального самосознания, образа жизни, миропонимания и ответственности за судьбу России.

При этом условиями реализации современных культуроохранных технологий должны являться использование интегративно-деятельностного подхода как теоре­тико-методологической основы данного процесса; взаимосвязь и взаимодополняемость традиционных и нетрадицион­ных форм воспитательной работы; интеграция деятельности специалистов смежных с педагогикой профес­сий: психологов, организаторов досуга, работников музеев, художни­ков.

Сегодня, как справедливо отмечают Т.Г. Киселева и Н.Н. Ярошенко, основное внимание в работе специалистов социально-культурной сферы должно обращаться не только на традиционные для социально-культурной деятельности направления (гражданское и патриотическое воспитание, организация отдыха, народное художественного творчество), но также и по таким новым направлениям как:

–   целенаправленное формирование гражданской инициативы и социаль­ной ответственности новых поколений россиян;

–   создание системы социально-культурной анимации, обеспечи­вающей восстановление нарушенной системы межличностного взаи­модействия;

–       обеспечение условий для формирования установок толерантного сознания всех групп населения, развития системы межкультурного и межнационального диалога[6].

 

Литература

1. Новикова, Г.Н. Инновационная направленность социально-культурных технологий // Совершенствование подготовки кадров сферы культуры: традиции и новации. – МГУКИ, 2004. – С. 110.
2. Советский энциклопедический словарь. М., «Советская энциклопедия», 1986. – С. 643.
3. Аленова В.А., Мизис Ю.А. История Тамбовского краеведения (XIX в. – 30-е годы XX в.). – Тамбов, 2002, –С. 389.
4. Романюк С.К. Москва. Утраты. М.: Изд-во ПТО «Центр», 1992. – С. 5.
5. Ромах О.В. Информациология языков культуры с. 7.15 Аналитика культурологии, 2005, № 1
6. Ромах О.В. Интеллектуальный потенциал культурологии .  Аналитика культурологии, 2005, № 1. С. 68-76
7. Сводный каталог культурных ценностей похищенных и утраченных в период 2 мировой войны. Т. 1. Государственный музей заповедник «Царское село». Екатерининский Дворец. Книга 1. М., 2000. – С. 3.
8. Киселева Т.Г., Ярошенко Н.Н. Самоопределение социально-культурной деятельности: выбор будущих инвариантов развития / Совершенствование подготовки кадров сферы культуры: традиции и новации. – М.: МГУКИ, 2004. – С. 58-59.

Автор(ы) статьи: Рыжов Александр Вячеславович
Раздел: МУЗЫКОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ КУЛЬТУРОЛОГИИ
Ключевые слова:

средства коммуникации, интеракция, субъект-объектное авторство.

Аннотация:

В статье приводятся основные средства коммуникации, посредством которых осуществляется контакт между журналистом и телезрителем. Благодаря интеракции активная часть аудитории является соавтором сюжетов телевизионных передач.

Текст статьи:

Создание ежедневных новостийных передач начинается со сбора информации, которая ложится в их основу. Актуальной проблемой региональных  тележурналистов является поступление социально важных  вестей в офис  телекомпании. Специалисты телевидения в числе источников информации называют: Интернет, местные печатные издания, пресс-релизы различных  организаций, календарь памятных  дат и прочие. Однако для журналистов малых  городов наиболее важным источником тем являются личные контакты со зрителями.

Репортёр должен всегда быть внимательным, общаясь с теми, кто звонит в студию, друзьями, знакомыми, случайными людьми на улице, которые заговаривают с ним, узнав  в лицо. Каждый подобный контакт может стать источником информации, откроет прежде не затрагиваемую журналистами социальную проблему. И освещение  её, привлечение к ней общественного внимания сыграет на престиж и самой передачи, и на рейтинг канала. В ходе личных  контактов невольные – добровольные респонденты сами рассказывают о том, что их волнует, о чём говорят на службе, что происходит в цехе завода, офисе фирмы, семье. Тележурналисту необходимо увидеть в обывательском, на первый взгляд, разговоре информационный повод, извлечь из него социально значимую тему.

Н.В. Зверева пишет: «…любую, самую  узкую тему можно сделать интересной для всех, замесив тесто  для сюжета на дрожжах – деньги, смерть, любовь» (Н.В. Зверева «Школа регионального тележурналиста» М.; 2004, с.128). Каждая новость, органично вплетённая в перечисленные ценности, станет интересна огромному  числу зрителей, тем более если объект сюжета и главные действующие лица живут рядом с ними.

Кольчугинский телеканал его создатели окрестили «СанСИ — ТМ». Последние  две буквы в столь оригинальном  названии обозначают «телемост». Другими словами, связь между зрителем и журналистами. Контакты этих двух сторон в эпоху, когда уже создано информационное поле Земли, настолько тесны и часты, что можно говорить о двойном авторстве идеи каждого телевизионного сюжета. Подобное сотрудничество и сотворчество являет собой пример  выгодного симбиоза. Журналисты к той или иной теме или проблеме привлекают  общественное внимание, в том числе и властей, в силах  которых оказать помощь в решении задачи. А респонденты и вероятные участники телевизионного сюжета, если и не добьются быстрого решения проблемы, то обозначат её на самом  высоком уровне региона, на который подаёт сигнал телевидение, а, следовательно, оказывает воздействие на её культурную среду.

Таким образом, зритель на сегодняшний день  не просто пассивно воспринимает  коммуникатора, а является  активным  создателем  телевизионных  передач, начиная от новостей, заканчивая всевозможными  шоу-программами. И чем чаще контакты обозначенных субъектов, тем интереснее и менее оторван от жизни телеканал.

Анализируя передачи региональных каналов, сравнивая их с центральными, темами, поднимаемыми на тех  и  других, можно прийти к выводу, что преобладающее большинство центральных студий тяготеет к созданию программ «медиаориентированных» по своему характеру, то есть выполняющих пропагандистские, просветительские, развлекательные функции. Множество региональных  студий, тесно взаимодействуя со своей медиааудиторией, регулярно освещая темы социального  контроля, социализации личности, определили  стиль своих  передач как «человекоцентрированный», то есть учитывающий мнение своих реципиентов.

Итак, рассмотрим несколько способов связи, с помощью которых  осуществляется интеракция между  телезрителями и журналистами в малых  городах.

 

Наиболее распространённый технический модуль – телефонная  связь. С середины 60-х годов минувшего века и до настоящего времени он является самым стабильным и самым оперативным, тем более теперь, когда широко распространены мобильные аппараты. Даже если телеканал не афиширует номер редакции в эфире, долгое время утаить его в малых  городах  невозможно. Через телефонные книги, специальные службы, знакомых -  в самое  ближайшее время наиболее активная часть телеаудитории будет  его знать.  Однако чаще всего номер телефона  местной студии озвучивается в передачах. В первую очередь для того, чтобы зрители могли сообщить или узнать полезную информацию.

Нередко звонки не содержат интересной информации, а порой в студию звонят  люди с неадекватной психикой. Но в любом случае, внимательный журналист выслушает каждого и даже предложить звонить в студию впредь и сообщать новые факты. В этом случае у журналиста появится новый информационный агент, который впоследствии станет доставлять ценные сведения.

В пору широкого применения мобильной связи журналисту стало гораздо легче получать  оперативную информацию. Нередко корреспонденту звонят прямо с места события. На центральных  каналах широко применяется прямой эфир, когда коммуникатор, находящийся за сотни километров от ведущего в студии, в эпицентре событий, общается с ним по телефону через спутник. Та же схема с небольшими вариациями  имеет место в малых городах. Оперативные службы, а также свидетели того или иного факта звонят непосредственно в момент его совершения. В условиях  малого города оперативная съёмочная бригада в состоянии успеть на место действия и, если информационный повод заслуживает интереса, снять кадры достойные центральных каналов. Несмотря на несовершенство техники, а также недостаточный профессионализм региональных  коллег, ведущие информационные программы не гнушаются кадрами из провинции, если они имеют эмоционально-ценностную и социально важную подоплёку.

Прямой эфир — наиболее предпочтительное на ТВ средство интерактивной  связи между зрителем и журналистом. Для многих  профессионалов  понятие «прямой эфир» и означает «настоящее телевидение», когда у реципиента создаётся ощущение  присутствия на месте действия.

«Для любого телевидения «прямой эфир» -  это высший  пилотаж.  Во-первых, это связано с  большой ответственностью главного редактора. Во-вторых,  это связано с большой ответственностью всей команды, которая обслуживает людей, находящихся в прямом эфире…  В прямом  эфире самая  большая ответственность лежит на ведущем (журналисте – прим. А.Р.), поскольку он «ведёт» своих  собеседников, не позволяя затянуться паузе, скрашивая или обостряя интригу, умело помогая  участникам выкарабкаться или загоняя их в угол» (А.В. Уханов «Новая волна», Владимир, 2003 г., с.142).

В ходе прямого эфира зритель имеет право позвонить в студию, высказать своё мнение, задать вопрос и, таким образом, стать полноправным участником телевизионного действия, внеся свои коррективы в ход событий. На региональном телевидении большой популярностью пользуются встречи с интересными людьми, собеседниками в режиме прямого эфира. Тогда в ходе передачи рядовой зритель может пообщаться с главой территории, руководителем крупного предприятия или государственной структуры, попытаться решить наболевшую проблему.  Телефоны в телестудии не умолкают ни на минуту во время прямого эфира. Каждая программа, осуществляемая в этом режиме, когда в студии на вопросы  аудитории  отвечает гость, в малых городах становится событием общественной жизни. Люди дают оценку как журналисту, так и реципиенту. Так что прямой эфир  - настоящий экзамен и для того, и для другого. Помимо того, что телезрители оценивают манеру держаться, общаться, нередко отмечают ошибки, оговорки, следят за интонацией, реакцией, мимикой, жестами, когда по телефону звучит острый вопрос. На следующий день горожане повсюду обсуждают передачу, делятся впечатлениями друг с другом, а нередко и с самими героями передачи. Замечания могут сделать и респонденту, и журналисту. Имеют место факты, когда люди, находящиеся вдали от  телеприёмника в момент передачи, записывают прямой эфир и просматривают, чтобы назавтра высказать своё мнение о нём. Следует отметить, что и программу региональных новостей часто люди  включают для того, чтобы было о чём поговорить.

Из всего вышесказанного следует, что далеко не каждый публичный человек, к которому есть вопросы у телеаудитории, или журналист готовы работать в прямом эфире.

«К сожалению, многие современные  ведущие привыкли к  видеозаписи… Видеозапись – это всегда спокойнее. Многие чувствуют себя более уверенно, так как знают, что в любой момент можно остановиться и повторить свой текст в другом варианте или вообще начать всё сначала… Когда мы предлагаем этим журналистам попробовать себя в режиме прямого эфира, они выглядят ужасно.  Что-то бормочут себе под нос или, раскрыв  от ужаса глаза, молча оглядываются на видеокамеру после первой же ошибки» (Н.В. Зверева «Школа регионального тележурналиста». М.; 2004, с.220.).

Прямой эфир наиболее предпочтительное средство коммуникации между зрителем и журналистом, он позволяет  человеку, смотрящему  на экран, ощущать, что всё то, что он видит, происходит именно сейчас, в данный момент и самому влиять на ход событий.

 

Интернет – последнее техническое достижение, в малых городах им телезрители пользуются ещё довольно робко. Но практически все региональные телекомпании  имеют свой сайт или электронный почтовый  ящик, куда присылают свои вопросы, предложения, пожелания. Большинство компаний размещают в Интернете  свои новости, прошедшие в эфир, обычно рядом имеется окно для комментариев. Порой, как ответ на злободневную информацию на сайте компании развёртывается настоящая дискуссия на тему сообщения.

Если в городе есть локальная интрасеть, то ведущие СМИ  региона (среди которых  телевидение самое  авторитетное и оперативное), как правило, имеют в ней собственный  форум, в котором обсуждаются проблемы ТВ, его передачи, информационные программы, делаются прогнозы.

 

Почта, с одной стороны, самый консервативный, но с другой стороны – самый постоянный и безотказный коммуникативный канал. Старшее поколение людей, не освоившее компьютеры и Интернет, но являющееся наиболее активными зрителями, засыпают телевизионные каналы  письмами самого различного содержания. В крупных телекомпаниях специально создаются отделы писем, в региональных, нередко журналисты сами рассматривают, поступившую в студию корреспонденцию. Существуют инструкции, которые определяют строгий контроль за учётом всех  получаемых писем. Их регистрируют во входящей корреспонденции, обязательно рассматривают. В советские времена чётко предписывалось отвечать на каждое письмо. На студиях малых городов подобная практика до сих  пор существует.

Если главному редактору или журналисту телекомпании попало в руки письмо, он непременно связывается с автором, беседует с ним лично, подробно расспрашивает о волнующей человека проблеме. Если это частный случай, не имеющий широкого распространения, то корреспондент связывается сам с соответствующими организациями и  пытается помочь медиапотребителю. Если проблема затрагивает широкий круг населения – то, по меньшей мере, она находит своё место в информационном выпуске региональной студии.

Таким образом, из поступающей корреспонденции журналист также может почерпнуть тему для сюжета, узнать о социально важной проблеме или факте. Однако в настоящее время некоторые учёные признают почту за условный канал связи. Так как письма поступают с большим временным отрывом, а новости, это событие со знаком сегодня.

 

Вышеназванные виды коммуникации одинаковы как для центральных, так и для региональных СМИ. Однако поступающая от респондентов информация, как правило, имеет локальный характер (людей более волнует то, что происходит у них  во дворе, чем в столице или других государствах). Такие сообщения будут мало интересны для каналов, вещающих на обширные территории. Зато для региональных журналистов – в сообщениях поступающих  от  зрителей вполне может скрываться тема для злободневного репортажа.

А значит, в результате  коммуникации между зрителем и журналистом создаётся творческий союз, благотворный для  обеих сторон. Итог  этого тандема – создание информационных сюжетов на темы, затрагивающие социально важные проблемы и  ценностные ориентиры, оказывающие влияние на культурную среду региона.

Литература

1. Ромах О.В. Эмоции в смысловом аспекте культурологии с. 47-55 Аналитика культурологии, 2004, № 2
2. Ромах О.В. Информациология языков культуры с. 7.15 Аналитика культурологии, 2005, № 1
3. Ромах О.В. Интеллектуальный потенциал культурологии .  Аналитика культурологии, 2005, № 1. С. 68-76

Автор(ы) статьи: Лавринова Наталья Николаевна
Раздел: МУЗЫКОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ КУЛЬТУРОЛОГИИ
Ключевые слова:

коммуникация, коммуникативная целесообразность, коммуникативные качества, коммуникативный аспект культуры.

Аннотация:

В статье коммуникативная целесообразность рассматривается как одна из главных категорий культуры речи военнослужащего, поэтому важно знать основные коммуникативные качества речи и учитывать их в процессе речевого взаимодействия. В соответствии с требованиями коммуникативного аспекта культуры речи военнослужащие должны владеть функциональными разновидностями языка, ориентироваться на прагматические условия общения, которые существенно влияют на оптимальный для данного случая выбор и организацию речевых средств.

Текст статьи:

Своеобразной характеристикой профессиональной пригодности офицеров ВВС Российской Федерации является – умение четко и ясно выразить свои мысли, говорить грамотно, умение не только привлечь внимание своей речью, но и воздействовать на слушателей. Необходимость владения военнослужащими культурой речи обусловлена родом их деятельности, который связан: с общением с личным составом разных категорий военнослужащих; с организацией боевой подготовки, организацией полетов; с воспитательной работой.

Под культурой речи понимается владение нормами литературного языка в его устной и письменной форме, при котором осуществляются выбор и организация языковых средств, позволяющих в определенной ситуации общения и при соблюдении этики общения обеспечить необходимый эффект в достижении поставленных целей коммуникации.

Культура речи содержит три составляющих компонента: нормативный, коммуникативный и этический. Нормативный аспект предполагает, прежде всего, правильность речи, то есть соблюдение норм литературного языка, которые воспринимаются его носителями в качестве «идеала», образца. Цицерон писал: «Умение правильно говорить – еще не заслуга, и неумение – уже позор, потому что правильная речь не столько достоинство хорошего оратора, сколько свойство каждого гражданина». Этический аспект культуры речи предписывает знание и применение правил языкового поведения в конкретных ситуациях. В военно-профессиональной сфере он проявляется  в системе общевоинских уставов, которые требуют от военнослужащих соблюдения норм поведения и общения.

Основу коммуникативного аспекта культуры речи составляет выбор необходимых языковых средств в соответствии с коммуникативными задачами.

Речь возникает в ответ на необходимость вступить в общение с кем-либо или сообщить что-либо. Коммуникативный аспект рассмотрения речи позволяет сконцентрировать внимание как на закономерностях употребления языка в речи (внутриязыковая сторона), так и на социально-психоло­гических условиях осуществления языковой деятельности (внеязыковое окружение). Речевая деятельность может рассматриваться как специализированное употребление речи в процессе взаимодействия между военнослужащими, частный случай де­ятельности общения. Единство ее информативной и коммуника­тивной сторон составляют речевую коммуникацию.

Речевое общение представляет собой процесс установления и поддержания целена­правленного, прямого или опосредованного контакта между военнослужащими при помощи языка. Элементарной единицей этого процесса является речевой акт — произне­сение говорящим высказывания в непосредственной ситуации обще­ния со слушающим.

Важным элементом коммуникации выступает речевое поведение — использование языка военнослужащими в предлагаемых обстоятельствах, в многообразии реальных жизненных ситуаций,совокупность речевых поступков.

В коммуникативном аспекте речи проявляется психологическое взаимодействие партнеров. Оно предполагает определенные позиции общающихся сторон, их отношение друг к другу, обмен средствами воздействия, реакцию на эти воздействия. В зависимости от того, что переживает по поводу своего собственного сообщения говорящий, по-разному воспринимается и то, что он сообщает. Содержание сообщения может не восприниматься сознанием слушателя, если оно не окрашено психологическим отношением говорящего к содержанию своего сообщения.

Структура речевой коммуникации включает в себя такие компоненты как: отправитель (адресант), получатель (адресат), канал связи, сообщение, код, контекст (ситуация). Сообщениепонимается как процесс и результат порождения речи, то есть текст.

Референция— это содержание сообщения. В осуществлении рефе­ренции, т.е. в сообщении определенной информации состоит комму­никативная функция речи.

Код в речевой коммуникации — это военно-профессиональный язык или его разновид­ность (диалект, сленг, стиль), который используют участники данного коммуникативного акта.

Контекст (или ситуация) — это военно-профессиональная сфера деятельности, в которой происходит конкретное событие. Речь приобретает определенный смысл и может быть понята только в структуре неречевого контекста.

Важнейшим структурным компонентом любой коммуникативной ситуации является обратная связь. Реакция слушающих на высказыва­ние говорящего  составляет основу обще­ния, ее отсутствие приводит к разрушению коммуникации: не полу­чая ответ на заданный вопрос, человек чувствует себя задетым и обычно либо добивается ответа, либо прекращает разговор. Реакция со стороны слушателя в виде явно выраженного инте­реса к говорящему составляет общий фон, на котором только и может развертываться разговор. При отсутствии такого интереса общение становится тяжелым и прерывается.

В структуре речевой коммуникации присутствуют психологические и социально-ролевые характеристики, существенным образом влияющие на процесс про­дуцирования речи.

К психологическим структурным компонентам акта речевой комму­никации следует в первую очередь отнести намерение и цель, т.е. мотивационную составляющую, которая определяет, что, зачем и по­чему хочет сказать автор высказывания.

К социально-ролевым структурным компонентам акта речевой, комму­никации относятся статусные и ситуативные роли участников общения, а также используемые ими стилевые приемы.

Понятие «социальная роль» указывает на по­ведение, предписанное человеку его социальным (возрастным, поло­вым, должностным и т.д.) положением, или статусом. В начале кон­кретного коммуникативного акта от коммуникантов требуется пони­мание собственной социальной роли и роли партнера. Это необхо­димо для ориентировки в ситуации и выбора соответствующей мане­ры речевого поведения. Не случайно, когда представляют друг другу незнакомых людей, то называют одну из основных социальных ролей (например, «полковник Кирсанов» «профессор Максаков», «курсант Иванов») остальные опознаются по внешнему виду человека или предполагаются сопутствующими называемой при представлении роли.

Особенности речи в межличностном общении военнослужащих определя­ют:

1) персональность адресации, т.е. индивидуальное обращение собеседников друг к другу, учет взаимных интересов и возможностей понимания темы сообщения; более пристальное внимание к организации обратной связи с партнерами, так как адресат разговорной речи всегда присутствует налицо, обладает той же степенью реальности, что и говорящий, активно влияет на характер речевого общения, позиция партнера непрерывно переосмысливается, на нее реагируют, ее предвосхищают и оценивают;

2) спонтанность и непринужденность: условия непосредственного общения не позволяют заранее спланировать разговор, собеседники вмешиваются в речь друг друга, уточняя или меняя тему разговора; говорящий может перебивать сам себя, что-то вспоминая, возвращаясь к уже сказанному;

3) ситуативность речевого поведения: непосредственный контакт говорящих, тот факт, что предметы, о которых идет речь, чаще всего видны или известны собеседникам, позволяет им использовать мимику и жесты как способ восполнения неточности выражений, неизбежной в неформальной речи;

4) эмоциональность: ситуативность, спонтанность и непри­нужденность речи в непосредственном общении неизбежно усилива­ют ее эмоциональную окраску, выдвигают на первый план эмоцио­нально-индивидуальное восприятие говорящими как темы разгово­ра, так и собеседника, что достигается с помощью слов, структурной организации предложений, интонаций; стремление быть понятыми побуждает собеседников к частному выражению личных оценок, эмоциональных предпочтений, мнений.

Анализ особенностей речевого общения военнослужащих в профессиональном взаимодействии связан с различением уровней коммуникации:

- общение военнослужащих как представителей тех или иных групп (наци­ональных, возрастных, профессиональных, статусных и т.д.). При этом определяющим фактором речевого поведения двух или нескольких человек является их групповая принадлеж­ность или ролевая позиция (например, командир — подчи­ненный, преподаватель — курсант и т.д.);

- передача информации множеству лиц: прямая в случае публич­ной речи или опосредованная в случае доведения приказов и других служебных документов до личного состава.

Речевое поведение военнослужащих в профессиональном общении имеет ряд особенностей: обслуживающий характер речевой деятельности (здесь речь всегда подчинена внеречевой цели, направлена на организацию совместной деятельности); строгая регламентация речевого поведения (в сфере профессионального общения соблюдение норм речевого поведения сопровождаетсястрогим контролем). Для речевого поведения военнослужащих в профессиональном взаимодействии основное значение имеет речевое оформление ролевого статуса, жесткий контроль над содержанием и формой речи, снижение личностного начала.

Отличительная особенность речевой коммуникации военнослужащих в профессиональном взаимодействии связана с определенными ожиданиями со стороны получателей сообщения. Эти ожидания обусловлены устойчивыми ролевыми стереотипами, существующими в представлении адресатов, а именно: как должен говорить представитель той или иной социальной группы, какая речь вызывает или не вызывает доверие, владеет или не владеет выступающий темой и т.п. Чем более официальной является речевая ситуация, тем более формализованы ожидания слушателей.

В военно-профессиональном взаимодействии особое значение приобретают применяемые  речевые стратегии и тактики.

Под стратегией речевого общения понимают процесс построения коммуникации, направленной на достижение долговременных результатов. Стратегия включает в себя планирование речевого взаи­модействия в зависимости от конкретных условий общения и лич­ностей коммуникаторов, а также реализацию этого плана, т.е. линию беседы. Целью стратегии может являться завоевание авторитета, воздействие на мировоззрение, призыв к поступку, сотрудничеству, воздержанию от какого-либо действия.

Тактика речевого общения понимается как совокупность приемов ведения беседы и линия поведения на определенном этапе в рамках цельного разговора. Она включает конкретные приемы привлечения внимания, установления и поддержания контакта с партнером и воздействия на него, убеждение или переубеждение, приведение в определенное эмоциональное состояние и т.д.
Коммуникативная целесообразность считается одной из главных категорий культуры речи военнослужащего, поэтому важно знать основные коммуникативные качества речи и учитывать их в процессе речевого взаимодействия. В соответствии с требованиями коммуникативного аспекта культуры речи военнослужащие должны владеть функциональными разновидностями языка, ориентироваться на прагматические условия общения, которые существенно влияют на оптимальный для данного случая выбор и организацию речевых средств.

Коммуникативные качества речи военнослужащего включают:

точность речи; понятность речи; чистоту речи; богатство и разнообразие речи; выразительность речи; краткость.

Точность речи связывают с точностью словоупотребления. Она зависит от того, насколько говорящий знает предмет речи, насколько он эрудирован, умеет ли логически мыслить, знает ли законы русского языка, его правила. Точность речи определяется:  знанием предмета,  логикой мышления, умением выбирать нужные слова. Среди требований, предъявляемых языку военнослужащего, выделяется требование понятности. Его соблюдение важно потому, что оно связано с действенностью, эффективностью устного слова. Общепонятность языка определяется, прежде всего, отбором речевых средств, необходимостью ограничить использование слов, находящихся на периферии словарного состава языка и не обладающих качеством коммуникативной общезначимости. Чистота речи – отсутствие в ней лишних слов, слов-сорняков, слов-паразитов. То есть таких слов, которые не несут никакой смысловой нагрузки, не обладают информативностью. Они просто засоряют речь военнослужащего, затрудняют ее восприятие, отвлекают внимание от содержания высказывания. Богатство и разнообразие речи, оригинальность речи военнослужащего во многом зависит от того, насколько он осознает, в чем заключается самобытность родного языка, его богатство. Выразительность речи усиливает эффективность выступления: яркая речь вызывает интерес у слушателей, поддерживает внимание к предмету разговора, оказывает воздействие не только на разум, но и на чувства, воображение слушателей. Выразительность устной речи военнослужащего зависит от ситуации общения и ряда условий:  самостоятельности мышления; неравнодушия, интереса к тому, о чем говорится или пишется, и к тем, для кого это делается; хорошего знания языка, его выразительных возможностей; знания свойств и особенностей языковых стилей; систематической и осознанной тренировки речевых навыков; умения контролировать свою речь; сознательного намерения говорить и писать выразительно.

         Развитие у офицеров коммуникативных качеств речи является одним из аспектов процесса формирования военнослужащего как языковой личности, то есть личности, которая проявляет себя в речевой деятельности, обладает совокупностью знаний и представлений, отражает систему отношений в военно-профессиональной сфере.

 

Литература:

1.          Винокур Т.Г. Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения. М., 1993.

2.          Клюев КВ. Речевая коммуникация: Учеб. пособие. М., 1998.

3.          Леонтьев АЛ. Психология общения. М., 1997.

4.          Маслова В.А. Лингвокультурология. М., 2001.

5.           Ромах О.В. Эмоции в смысловом аспекте культурологии с. 47-55 Аналитика культурологии, 2004, № 2

6.         Ромах О.В. Информациология языков культуры с. 7.15 Аналитика культурологии, 2005, № 1

7.         Ромах О.В. Интеллектуальный потенциал культурологии .  Аналитика культурологии, 2005, № 1. С. 68-76

8.          Хоруженко К.М. Культурология. Энциклопедический словарь. Ростов-на-Дону, 1997.