Автор(ы) статьи: Хамдохов Д.З.
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

многокультурное общество, социальное самочувствие, внутреннее функционирование социума.

Аннотация:

В статье представлены результаты социологического исследования социального самочувствия в многокультурном обществе (на примере Ка¬бардино-Балкарской Республики). Показано, что наличие факторов, обу¬словливающих мулътикулътурный характер общества, а также принципы организации и внутреннего функционирования общества накладывают оп¬ределенную специфику на социальное самочувствие и требуют иного под¬хода к его исследованию.

Текст статьи:

Исследование социального самочувствия представителей различных социальных групп является одним из важнейших аспектов социологиче­ского анализа тенденций развития российского общества, поскольку по­зволяет оценить сдвиги, происходящие в общественном сознании и соци­альной структуре общества, выявить зоны социальной напряженности, а также изучить многообразные и противоречивые групповые представле­ния о социальной жизни общества. Социальное самочувствие, в котором выражается общая тональность общественных настроений социальной группы, формируется в процессе проводимого людьми сопоставления воз­можностей удовлетворения своих потребностей, реализации интересов с аналогичными возможностями других. Причем важнейшая роль в процессе сравнения принадлежит групповым представлениям о справедливом рас­пределении приоритетов социального вознаграждения, складывающимся под влиянием господствующих в общественной идеологии оценок соци­ального статуса [1].

Структура воздействующих на социальное самочувствие факторов достаточно сложна и включает в себя социальные явления различных уровней, поэтому полное представление о социальном самочувствии мо­жет быть обеспечено лишь посредством всестороннего учета совокупности всех социальных воздействий.

Используемая в отечественных исследованиях операциональная схе­ма социального самочувствия опирается, как правило, на оценку положе­ния людей в обществе в зависимости от степени адаптации к современным условиям жизни. Данная схема, на наш взгляд, не отражает концепт соци­ального самочувствия в условиях многокультурного общества. Мы полага­ем, что наличие факторов, обусловливающих мультикультурный характер общества, накладывает определенную специфику на социальное самочув­ствие и требует иного подхода к его исследованию. В связи с этим пред­ставляется важной диагностика социального контекста социального само­чувствия с тем, чтобы выяснить, насколько явно «реалии» многокультур­ного общества обнаруживаются в самочувствии людей и как воздействуют на него.

Социальное самочувствие проявляется непосредственно в характере отношений представителей различных социальных групп к «своей» и «чужим» группам, а также в направленности и интенсивности их соци­альных перемещений. Поэтому при изучении социального самочувствия в многокультурном обществе необходимо осуществлять анализ как субъек­тивных (самооценка общественного положения, удовлетворенность груп­повой принадлежностью), так и объективных (интенсивность социальной мобильности) групповых показателей.

Эмпирическая база исследований, представленная широким спек­тром наблюдений за развитием политических и социально-экономических процессов в Кабардино-Балкарии (почерпнутых из газетных публикаций, личных бесед с экспертами и аналитиками), а также данные социологиче­ских исследований [2, 3] дают нам возможность убедиться в том, что куль­турное многообразие, принципы организации и внутреннего функциони­рования общества являются детерминантами социального самочувствия.

Известно, что Россия и в особенности многонациональные респуб­лики Северного Кавказа являются многокультурными, а это значит, что существует проблема культуры и конфликта. Главное заключается не в на­личии культурно сложного населения, совместном проживании и взаимо­действии людей с культурно отличительными характеристиками, а в том, какой смысл то или иное общество придает культурным различиям, как и в каких целях эти различия используются. И с этой точки зрения Россия имеет разительное отличие от преобладающего на Западе и в остальном мире опыта [4].

Обычно, когда речь идет о культурных отличиях, имеются в виду эт­нические, языковые, религиозные, расовые и прочие различия. Однако в условиях современной России, где институализация этнокультурного фак­тора велика, вплоть до государственно-административного устройства (к примеру, Кабардино-Балкарская Республика), этническая принадлежность признается самым взрывным и вместе с тем наиболее общепринятым, ле­гитимированным индикатором культурных различий [5]. Кроме того, в по­следние десятилетия в стране развернулось активное конструирование эт-ничности со стороны политических и научных элит: языковые различия вкупе с конструированием истории и акцентуацией религиозных различий позволили создать общество, в котором все люди превратились в предста­вителей своих национальных культур [6]. Другими словами, искусственно был создан социальный феномен, когда людей перестали воспринимать как тружеников или безработных, преступников или законопослушных граждан, больных или здоровых и т.д., но как представителей того или иного этноса. Таким образом, «фантом» этничности стал основным крите­рием отличий [7].

Ситуации, когда инакость любого рода однозначно интерпретирует­ся в терминах этничности, ведет к различным конфликтам, которые в наше время возникают в стране, в том числе и в Кабардино-Балкарии. Скажем, республика не является уникальным регионом с точки зрения культурного  многообразия.  Другое дело, что здесь существует своя особенность, свя­занная с приданием чрезмерной значимости этнокультурному фактору в обществе. А это означает, что население республики вынуждено жить в напряженном социальном поле, растрачивая большую часть сил и времени на примирение различных и прежде всего национальных интересов этни­ческих групп [8], что создает неблагоприятный фон для социального само­чувствия. Вот что по этому поводу пишет Б.Х.Бгажноков: «.. .самочувствие населения и в целом духовная атмосфера современного, как правило, мно­гокультурного общества зависят от удовлетворения этнических потребно­стей. Таковы хорошо известные потребности в сохранении, развитии, об­ретении форм этнического бытия, начиная от родного языка, обычаев, тра­диций, заканчивая различными формами культурной автономии и нацио­нальной государственности. В идеологической сфере такие потребности связаны с ценностями и целями этнического социума, с национальными интересами. Удовлетворение этнических потребностей вызывает позитив­ные этнические чувства, блокирование — негативные. В структуре соци­ального самочувствия его этническая компонента — этносоциальное само­чувствие — занимает значимое место, повышая или понижая уровень само­чувствия в целом» [9, с. 234]. Вслед за автором мы также полагаем необхо­димым выделять этническую компоненту как важную составляющую со­циального самочувствия и для ее измерения предлагаем использовать та­кие индикаторы, как равенство представителей различных этнических групп в исходных жизненных шансах, доступе к источникам власти и со­циальным ресурсам, а также статус групп в окружающем политическом и культурном пространстве. Вместе с тем заметим, что вне контекста много­культурного общества анализ самочувствия в терминах «этническое» и «социальное» теряет социологический смысл.

Состояние этнического самочувствия во многом определяется тем, насколько высок в нем уровень конфликтности, проявляющейся, напри­мер, в распространении бытового шовинизма или достаточно явном функ­ционировании в массовом сознании представлений о том, что националь­ная принадлежность определяет положение людей в обществе. Так, на во­прос «Каково материальное положение большинства представителей Ва­шей национальности?» 27,2% кабардинцев, 45,6% балкарцев и 45,5% рус­ских ответили «хуже, чем у других» [2].

Исходной базой для формирования плохого этнического самочувст­вия является плохое социальное самочувствие. Такой вывод можно сде­лать, анализируя оценки респондентов различных сторон этнического бы­тия в зависимости от уровня социального самочувствия. Показательно, что респонденты с плохим социальным самочувствием, как правило, негативно оценивают различные стороны этнического бытия [9, с. 234].

Одним из проявлений бытового шовинизма является стремление замкнуться в однородной национальной среде, в частности, на работе. Данные исследования показывают, что большинство опрошенных считают нормальным работать с коллегами других национальностей. В целом по

массиву 28,8% респондентов предпочитают работать в многонацио­нальном коллективе; для 56,3% национальный состав коллектива не имеет значения. Наряду с ними существуют люди (14,3%), которые убеждены в полезности однонациональных коллективов. Так, 3,6% предпочитают кол­лектив, состоящий из лиц своей национальности, а 10,7% — коллектив, где преобладают представители своей национальности. Нельзя не заметить, что среди кабардинцев данную точку зрения разделяет практически каж­дый четвертый (25,1%), у балкарцев таковых — 7%, у русских — 9,8% [2].

При сопоставлении ответов на вопрос «Приходилось ли Вам сталки­ваться со случаями неприязненного отношения к представителям Вашей национальности?» обнаружены заметные различия во мнениях респонден­тов: по оценкам 33,3% опрошенных балкарцев, 24,8% русских и 13,6% кабардинцев это происходило довольно часто; редко сталкивались с этим 42,2% респондентов балкарской национальности, 43,6% русской и 43,7% кабардинской; не сталкивались — 24,5% балкарцев, 29,7% русских и 42,7% кабардинцев. Таким образом, практически каждый четвертый оп­рошенный (24,6%) утверждает, что нередко сталкивался со случаями не­приязненного отношения к представителям своей национальности, что объясняется, на наш взгляд, ситуацией напряженности в межнациональных отношениях, имевшей место в республике в 90-е годы [2].

В многокультурном обществе в условиях ограниченности ресурсов и этноцентристского управления доминирующая культура, столь важная для социальной конкуренции, приносится в жертву местной культурной спе­цифике [10], а постоянное отождествление этнокультурной и социально-политической идентичности становится постоянным источником неудов­летворенности и скрытой агрессии. Так, обладающие эффективной чис­ленностью представители «большинства» имеют больше возможностей оказывать прямое и непосредственное влияние на свое положение в иерар­хии власти, что ограничивает доступ к управленческим и экономическим ресурсам представителей «меньшинства». Подозрительность, обида, ощу­щение несправедливости и бессилия в таких условиях возникают гораздо чаще у наиболее малочисленных народов, и кабардино-балкарское обще­ство в этом плане не исключение: в массовом сознании балкарцев (пред­ставителей меньшинства) прочно сложилось представление об ущемлен-ности национальных интересов. К примеру, на вопрос «в достаточной ли мере в Кабардино-Балкарии учитываются национальные интересы Вашего народа» утвердительно ответили лишь 26,2% опрошенных балкарцев. Сравним: доля таковых среди русских и кабардинцев, являющихся пред­ставителями большинства, вдвое больше и составляет соответственно 41,6% и 45,6%) [2].

Данные социологического исследования позволяют сделать вывод о том, что в Кабардино-Балкарии люди прилагают гораздо больше усилий, направленных на самореализацию. Так, 41,0% опрошенных кабардинцев, 55,9% балкарцев и 36,6% русских выразили уверенность в том, что в Ка­бардино-Балкарии они смогут реализовать свои силы, знания и способности (несмотря на то, что первые являются представителями субъектообра-зующих народов); за ее пределами — соответственно 17,1%, 19,6% и 37,6%; за пределами Российской Федерации — соответственно 18,1%, 10,8% и 5,9%; затруднились ответить соответственно 21,9%, 13,7% и 20,7% [9, с. 235].

Оценка возможности самореализации тесно связана с проблемой доступности различных социальных позиций для представителей разных социальных групп. В пространстве кабардино-балкарского общества (что, впрочем, характерно не только для него) социальная мобильность за­труднена, поскольку в нем не действуют механизмы здоровой конкурен­ции. Практически все социальные связи здесь носят локальный, персони­фицированный, межличностный характер, и зачастую людей оценивают не столько по их личным достоинствам и способностям, сколько по тому, ос­нащены они капиталом «полезных» (первичных) неформальных связей или нет. Так, большинство респондентов сходятся во мнении, что при продви­жении по службе предпочтение отдается лицам, чьи родственники или знакомые занимают определенные позиции во властных структурах, либо «своим» (по признаку этнической принадлежности), что имеет место в действительности. Хотя известно, что мобильность необходима для обес­печения стабильности общества, поскольку открытый доступ к позициям элиты позволяет способным и честолюбивым людям покидать низшие со­циальные уровни. Этим достигается эффект предохранительного клапана, уменьшающего вероятность революционных коллективных действий представителей низших социальных слоев [11].

В связи с этим уместно привести результаты исследований А.Г. Здравомыслова и А.А. Цуциева. Изучая миграционные процессы в Северо-Кавказском регионе, они пришли к выводу, что главный дейст­вующий фактор, влияющий на масштаб русской миграции из региона, со­стоит в том, что русские гораздо в меньшей степени, чем «представители коренных народов», оснащены капиталом первичных неформальных свя­зей. Этот социальный капитал представляет собой совокупность связей, которые могут быть эффективно конвертированы в преимущества в конку­рентной борьбе за дефицитные или престижные позиции. К тому же этот социальный капитал, подчеркивают А.Г. Здравомыслов и А.А. Цуциев, вы­ступает как «естественный», привычно используемый ресурс [12]. Не сек­рет, что в национальных республиках Российской Федерации элита фор­мируется преимущественно по этническому принципу, а не по профессио­нальным качествам. Такая система отторгает лучших людей — причем не только «чужой», но и титульной национальности, поэтому многие ее пред­ставители также вынуждены искать себе применение в других регионах страны.

Обратимся теперь к данным статистики. В Кабардино-Балкарии, тра­диционно привлекательной для иммиграции республике Северного Кавка­за, миграционный баланс оказывается в целом отрицательным. Только с 2000 по 2004 годы за пределы КБР выбыло 26512 человек (прибыло — 15464), удельный вес русских среди них составляет 58,7%. И если эмигра­ция русского и русскоязычного населения республики в 90-е годы была спровоцирована межэтническими конфликтами и затяжными военными действиями в Северо-Кавказском регионе, а также ростом напряженности в межэтнических отношениях в республике, то в последние годы — конку­ренцией на рынке труда. Число безработных в республике составляет 25% от всего трудоспособного населения, а уровень безработицы в Кабардино-Балкарии в 2,5 раза выше, чем в среднем по России и почти в 5 раз больше, чем, к примеру, в Москве. Однако, наряду с эмиграцией русскоязычного населения имеет место и устойчивая тенденция к оттоку кабардинцев [13].

Следует отметить, что в массовом сознании населения Кабардино-Балкарии прочно закрепились представления о том, что «клан» и «клано-вость» — незыблемые свойства кабардино-балкарского общества, и преус­петь в нем практически невозможно. Причем даже не важно, так ли это на самом деле. Важно, что люди убеждены в этом.

Известная теорема Томаса гласит: «Если люди воспринимают неко­торую ситуацию в качестве реальной, то она будет реальной и по своим последствиям». Поэтому при изучении социального самочувствия необхо­димо принимать во внимание наличие в массовом сознании предрассудков, поскольку они вплетаются в ткань социальных отношений.

Одним из механизмов формирования стереотипных представлений являются повседневные разговоры [14]. Обмениваясь, к примеру, новостя­ми об успехах других, жители республики не преминут упомянуть, что те принадлежат к такому-то клану, и в доказательство «разберут» цепочку первичных неформальных связей успешных людей. В другой раз они охотно расскажут о том, как благодаря личным качествам (способностям или талантам) преуспевают проживающие за пределами республики сооте­чественники. Рассказы о подобных историях подкрепляют стереотипные представления, и в результате люди довольно пессимистично оценивают свои шансы на успех в Кабардино-Балкарии, им крайне трудно выработать надежную стратегию действий: многие боятся рисковать (поскольку «из этого ничего не выйдет») и никак не найдут себе достойного места в усло­виях складывающейся рыночной экономики. Разумеется, все это сказыва­ется на настроении людей, ухудшает их социальное самочувствие. Для ил­люстрации данного тезиса приведем характерные для большинства (57%) респондентов высказывания: успешным становится тот, «кто принадлежит к клану» или «имеет высоких покровителей» [3]. Сравним приведенные данные с результатами исследования ВЦИОМ. 36% опрошенных россиян считают, что успех в жизни зависит от их личных качеств, способностей, талантов. Столько же респондентов (36%) утверждают, что успех это про­дукт личных связей, «пробивных способностей» [15]. Мнения, как видно, разделились, но очевидно одно: доля кабардино-балкарских респондентов, для которых талант и способности менее значимы, чем личные связи, поч­ти вдвое превышает соответствующую долю россиян в исследовании ВЦИОМ. А если принять во внимание обстоятельство, что понятия «труд» и «успех» относятся к базовым ценностям (по мнению 33% кабардино-балкарских респондентов), то можно представить, как оно воздействует на социальное самочувствие населения Кабардино-Балкарии [3].

Еще один механизм формирования стереотипных представлений связан с работой средств массовой информации. Показательными в этом плане являются многочисленные газетные публикации, которые тиражи­руют формирующиеся в повседневной жизни предрассудки и стереотипы. Контент-анализ материалов республиканских СМИ за 2005 -2006 годы по­казал, что большинство статей, характеризующих социальную организа­цию кабардино-балкарского общества, имеют негативный оттенок. Вот не­которые выдержки из них: «В условиях административного управления рыночные механизмы в полной мере зависят от чиновничьего произвола. В Кабардино-Балкарии это обстоятельство используется корпоративными кругами (если хотите кланами), чьи представители давно и прочно зани­мают определенные позиции во властных структурах. Ими контролируют­ся наиболее доходные сферы деятельности. Возможности рыночной кон­куренции сведены к нулю» [16]; «Дотационность северокавказских субъ­ектов РФ не от скудности природных ресурсов и отсутствия промышлен­ных мощностей, а от того, что эти ресурсы используются в интересах все тех же региональных бизнес-кланов, коррумпированных политиков и чи­новников, превративших государственную службу в бизнес» [17]; «Кабар­дино-Балкарская Республика рассматривается экспертами как регион с ав­торитарным, этно-тейпо-клановым правлением восточнокавказского типа. В республике слабо развиты гражданский сектор, СМИ, свобода слова и доступ к информации. Здесь… устойчиво действует раздел: свои и пра­вильные, а выражающие несогласие с господствующим мнением — это чу­жаки — враги, подрывающие мир и существующий порядок» [18]; «В условиях бесправия республика жила долгие годы… Даже более либе­ральные режимы в мире принято называть диктатурой. В нашем случае есть другой термин — «клан», то есть ограниченный круг лиц, состоящих друг с другом в родственных, дружеских и экономических отношениях. Все друг друга знают, уважают, ценят и друг от друга зависят. У клана есть предводитель, управляющий всеми процессами внутри и вне его. Никаких посторонних, никакого шума, гласности и инициатив, круговая порука, строгая иерархия…» [19].

По справедливому замечанию П. Бурдье, «легитимное право «назы­вать» означает также право «вызывать названные явления к жизни», делать их элементами социальной реальности» [20]. И эти «реалии» уже вжива­ются в мир повседневности далеких от политики людей и воздействуют на их социальное самочувствие.

Таким образом, результаты исследований позволяют сделать вывод о том, что культурное многообразие, а также социальная организация обще­ства являются значимыми факторами, воздействующими на социальное самочувствие и убеждают в плодотворности дальнейших исследований в данном направлении.

 

 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Галин И.Д. Социальное самочувствие. Социологический справоч­
ник. Киев. Издательство политической литературы Украины. 1990. С. 352.

2. Приводятся данные социологического исследования «Социальное
и этническое самочувствие народов Кабардино-Балкарии», проведенного в
2003 году Кабардино-Балкарским институтом гуманитарных исследований
Правительства КБР и КБНЦ РАН в рамках Программы фундаментальных
исследований Президиума РАН «Этнокультурное взаимодействие в Евра­
зии». Научный руководитель исследования — проф. Б.Х.Бгажноков.

3. Данные социологического исследования, проведенного автором
в Кабардино-Балкарии в 2005 году. Объем выборочной совокупности со­
ставляли 900 респондентов, при этом соблюдался квотный принцип отбора
опрашиваемых по полу, возрасту, образованию, национальности и месту
жительства (город, село).

4.    Тишков В.А.  Культурное  многообразие  в  современном  мире.
http://www.eawarn.ru/pub/AboutAVebSeminarBretagneAgenda/Tichkovexpos
eJiC.

5. Цюрхер К. Звездные войны, постмодернизм и столкновение циви­
лизаций // Мультикультурализм и трансформация постсоветских обществ
Под ред. В.С.Малахова и В.А.Тишкова. М. 2002. С. 69.

6. Бредникова О., Паченков О. «Этническое предпринимательство»
мигрантов и мифы мультикультурализма // Мультикультурализм и транс­
формация постсоветских обществ Под ред. В.С.Малахова и В.А.Тишкова.
М. 2002. С. 160.

7. Radtke F.-O. Multiculturalism, Welfare State and Germany // The Eth­
nicity Reader / M. Guibernau & J. Rex. (eds.) Polity Press. 1999. p. 253.

8. Бгажноков Б.Х. Основания гуманистической этнологии. — М.: Изд-
во РУДН, 2003. С. 44-46.

9.   Бгажноков Б.Х., Хамдохова Ж.М. Социальное самочувствие в
многокультурном обществе (по материалам исследований в Кабардино-
Балкарии // Этнокультурное взаимодействие в Евразии: в 2 кн. / отв. ред.
А.П. Деревянко, В.И.Молодин, В.А. Тишков. — М.: Наука, Книга 2-я.
М.: Наука, 2006. С. 231-238.

10. Тишков В.А. Теория и практика многокультурности // Мульти­
культурализм    и    трансформация    постсоветских    обществ    Под   ред.
В.С.Малахова и В.А.Тишкова. — М. 2002. С. 348.

11. Lipset M.S., Bendix R., Social Mobility in Industrial Society, Berke­
ley, University of California Press, 1959.

12. Зравомыслов А.Г. Цуциев А.А. Этичность и этническое насилие:
противостояние теоретических парадигм //Социологический журнал, 2003,
№3.

13. Гусейнов О. Стабильность в обмен на деньги / Газета Юга. 2004. Ван Дейк Т. А. Когнитивные модели этнических ситуаций // Язык.
Познание. Коммуникация / Под ред. В.И.Герасимова. М., Прогресс. 1989 -
С. 161-189.

14. Успех в России // Газета (деловая) «Взгляд» 11 июля 2007 г.

15. Кажаров А. «Со сменой власти должны наступить перемены в
обществе» // Газета Юга № 39 (604) — 29.09.2005.

16. My сов А. «Общественные организации подали голос» // Газета
Юга№ 48 (509) — 27.11.2003.

17. Эльдаров М. «Республике нужен свой омбудсмен» // Газета Юга
№15 (424) 11 апреля 2002 г.

18. Кажаров А. «Со сменой власти должны наступить перемены в
обществе» // Газета Юга № 39 (604) — 29.09.2005.

19. Бурдье 77. Социальное пространство и генезис классов // Он же.
Социология политики. М., 1993. С. 67.

Автор(ы) статьи: Семенов Илья Александрович
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

ирония, иронизмы, романтическая ирония, комическое, невербальные средства коммуникации, психолингвистика

Аннотация:

Статья рассматривает иронию как одну из категорий культуры. Согласно лингвистической теории инконгруэнтности, ирония как антифразис является стилистическим приемом повышения выразительности речи и ее эмоциональной насыщенности. Помимо стилистического приема - антифразиса, ирония являлась содержательной категорией, связанной с мировоззрением писателей-романтиков. Следует отметить многообразие языковых средств выражения ироничной интенции говорящего или пишущего. Так называемые иронизмы являются системным явлением в языке, т.к. они обладают ироничным значением вне контекста. Вместе с тем, бесспорна важность контекста, а так же невербальных средств для выражения иронии в устной и письменной речи.

Текст статьи:

Ирония наряду с юмором и сатирой является категорией комического и охватывает многие стороны человеческой жизни. На это указывает, например E. Lapp [5:20], М. Hartung [4:167]. Комическое в свою очередь явление как общечеловеческое, что подтверждено наличием комических универсалий, к которым можно отнести тематику, жанры комического дискурса. С другой стороны, комическое — явление глубоко этно­социальное, о чем свидетельствует специфика «национального юмора», высмеивание определенных моментов окружающей действительности¹. Таким образом, в исследовании универсальной способности человека воспринимать иронию есть культурно-национальный аспект.

Изучая языковые средства выражения комического, Панина М.А. [2:81] указывает: «Противоречие, лежащее в основе всякого комизма, есть ничто иное, как совмещение при восприятии двух противостоящих логико-семантических полей, которые определяются через оппозицию своих репрезентантов, например «высокое-низкое», «форма-содержание», «реальное-нереальное» и т.д.». Таким образом, смех, как реакция на комическую   (речевую)   ситуацию,   вызывается   столкновением   противоположностей,

¹ Например, в швейцарском языковом сознании австрийцы являются объектами насмешки. В целом ряде шуток выделяется их «непрактичность, ограниченность и др.» При этом полностью отсутствует упоминание в шутках народностей, с которыми у швейцарцев нет или почти нет культурного контакта (например, про чукч).

нарушением нормы в результате игры со смыслами. В лингвистике этот подход известен в рамках теории инконгруэнтности или контраста [8:150]. Данная теория применима и для исследования иронии, следуя которой, ирония является стилистическим приемом -антифразисом. Иллюстрацией антифразиса является отрывок из рассказа В. Фогта:

Ein gutes Spital, ein schönes Spital, ein modern eingerichtetes Spital, Ratten bloβ im Soussol, dort stören sie nicht <…. > Die kleine, aber gut eingerichtete Morgue ist immer belegt. [VogtW.1990:65]

Автор использует квалитативы в рамках вводного восклицательного предложения и вносит диссонанс, упоминая о крысах в подвале и никогда не пустующем морге при госпитале. Употребление слов или группы слов в противоположном смысле, используя контекст или сочетая с особым интонационным контуром позволяет правильно декодировать интенции иронизирующего.

Традиция определения иронии как стилистического приема- антифразиса восходит к Аристотелю. Однако ирония не сводится только к антифразису. В более позднее время, в произведениях Ф. Шлегеля, Е.Т.А. Гофмана получило хождение понятие «романтической иронии». Оно указывало на несоответствие идеала и реальной жизни, относительность реальных ценностей. Именно в период романтизма в творчестве писателей началось рассмотрение иронии как содержательной категории, связанной с мировоззрением и эстетикой авторов. Большая часть исследователей, например, И.В. Арнольд, А.Н. Пороховский, Н.М. Наер приходит к выводу, что ирония в настоящее время приобрела характер общеэстетической и общесемиотической категории, превратившись в часть более широких категорий комического и иносказательного. Средства выражения иронии могут быть разноуровневыми от слов до семантических единств значительного объема. Результатом использования иронии является декодирование адресатом иронического значения, которое передает собой значение любой языковой единицы, прямой смысл которой или стилистическая окраска не соответствует природе денотата. В этом случае ирония представляет собой гораздо более яркую палитру оттенков значений, которая повышает выразительность произведения и его значимость для восприятия.

Следует, однако, отметить, что при всем богатстве языковых средств, важным условием реализации иронии является фигура наблюдателя. Наблюдатель может быть как субъектом иронии, замечающим отклонение от нормы и выступающим как адресант комического произведения, так и адресат иронического высказывания. В конечном счете, наблюдатель должен обладать языковой компетентностью, чтобы подметить неожиданный, скрытый аспект рассматриваемого предмета и декодировать ироничное высказывание. Без знания о неуместности того или иного высказывания, невозможно распознать иронию говорящего. Ироничное высказывание, в свою очередь, должно отвечать следующим критериям, дабы исключить неуместные высказывания (например оговорки, ошибки вследствие безграмотности и т.д.):

1. Высказывание     должно     допускать    две   противоречащих    друг    другу интерпретации;
2. Участники иронической (речевой) ситуации должны обладать способностью распознать   конкурирующие   интерпретации   (например,   быть   знакомы   с контекстом,    знать    личность    иронизирующего,    обладать    достаточными
   языковыми знаниями и пр.).

При реализации иронии не исключается, однако, неправильная интерпретация высказывания, если высказывание является ироничным, но воспринимается как неироничное. Или же неироничное высказывание воспринимается как ироничное.

В рамках лингвистики особое внимание было направлено на поиск так называемых «сигналов иронии», чтобы попытаться минимизировать возможные ошибки при интерпретации (ироничного) высказывания. Так, Weinrich H. [14:60] указывал на необходимость присутствия сигнала иронии в ироничном высказывании. Это позволило найти определенные языковые средства на лексическом, фонетическом, грамматическом уровнях, обладающие потенциалом выражения иронии. Помимо такой поддающейся локализации иронии, с развитием прагматики, к сигналам иронии стали относить и контекст высказывания, что привело к необходимости описать ситуационную иронию. В своем диссертационном исследовании Варзонин Ю.Н. [1:25] указывает, что высказывание является ироничным только в соответствующем контексте, и вне контекста нет ироничного высказывания. В данной связи стоит, однако, указать на наличие в каждом языке определенных оборотов речи, маркированных как ироничные, то есть которые изначально имеют значение ироничности:

Eine nette Summe- хорошенькая суммах! Das ist ja eine nette Geschichte-хорошенькая история! Das sind ja nette Zustände! Ну и поряд(оч)ки! Das kann ja nett werden!-это уже слишком (чем дальше, тем лучше)!Du bist mir ja ein netter Bursche- Ну и гусь же ты!/ну и фрукт же ты !das sind j a nette Perspektiven- Хорошенькие перспективы!

В приведенном примере качественное прилагательное «nett» в немецком языке используется для характеристики человека или ситуации и входит в состав оборотов ироничного использования.

Так называемые иронизмы, то есть системные явления языка, приобретают ироничное значения благодаря частотности употребления в определенных контекстах. Таким образом, идет закрепление за данными единицами речи потенциал выражать ироничное значение. Можно найти и другие примеры фразеологического творчества, в результате которого оборот речи приобретает ироничное значение: Reisende soll man nicht aufhalten! (оборот, часто иронически используется в ситуации, когда участник диалога выражает свое отношение к другому участнику, желающему уйти) Der Geschickte gibt nach! (скрытая критика в адрес другого участника диалога, не желающего выслушать аргументы других). Но гораздо чаще это значение возникает в художественном произведении, в речи, в пределах вторичной иносказательной системы иронизма.

Вопрос о месте иронии по отношению к юмору и сатире, как категорий комического неоднозначен. Существуют различные мнения на данный вопрос. Так, Sergienko A. [9:31] указывает на принадлежность иронии к комическому. В рамках комического, ирония приближается, по мнению автора, к шутке, отличаясь от последней (и от сатиры) недосказанностью и способностью выражать буквальное значение, обратное задуманному. От юмора иронию отличает наличие помимо двухуровненой системы реализации `Scherz`- `Ernst`, присутствие элемента недосказанности: `Scheinernst`-`Scherz`-`Ernst`. Bausinger H. [3:58] высказывает мнение, что не так важно разграниченивать иронию и юмор, так как в реальной жизни любая теория, строго разграничивающая эти два феномена не работоспособна. В ответ на это Hartung M. [4:55] отмечает, что для участников коммуникационного процесса очень важно различать шуточное высказывание и иронию, так как это повлияет на процесс общения. Lapp E. [5:12-13] указывает на необходимость отличать иронию по характеристике возможности реализации серьезного модуса от юмора и шутки с одной стороны и по характеристике отсутствия отдельного литературного жанра от сатиры с другой стороны.

Следует указать на сложность интерпретации иронии в системе комического. Ирония выражает игру противоположностями, стирая границу между добром и злом, истиной и заблуждением, свободой и необходимостью, низким и высоким. Такая игра реализуется весьма многообразно: с помощью гротеска, парадокса, пародии, остроумия, гиперболы, контраста, соединение различных речевых стилей и т.д. П. Штамм использует нарушение стилевого единства в речевой ситуации для выражения иронии в своей пародии на любовные романы и искусственность речи их героев:

«Du gute Magdalis», sagte da Erna, «selbst in der Bewusstlisigkeit denkst du noch an dein in Unehren geborenes Nachkomm. So habe ich dir denn doch Unrecht getan, als ich dich allen anderen gottesfürchtigen Schwestern erzählte, du seist ein lasterhaftes Luder. Verzeih mir, so du noch kannst.» (siehe auch: «Erna-rote Lampen, tote Schlampen») [Stamm P. 2002,22]

Помимо смешения стилей, в приведенном отрывке мы всречаем интертекстуальную вставку, выражающую ироничную пародию на рекламные вставки во время трансляции телесериалов на телевидении.

Гротескно выглядит ситуация в рассказе В. Фогта, где прокурор города восхищен стойкостью главного героя-миллионера, который намеренно попадает в аварии, в результате которых гибнут невинные люди:

«Siebzehn Beerdigungen», dachte Staatsanwalt Walter Moser, als er durch den leise fallenden Schnee dem Untersuchungsgefängnis entgegenwatete. Keine Kleinigkeit <…> Welche unfassbare moralische Kraft muss in diesem Mann Sebastian Ender stecken! [Fogt. W., 1990, 94-95].

Помимо выражения иронии через несоответствие нормам этики реакции должностного лица, отвечающего за соблюдение законности в обществе, ирония выражается через троп-литоту, также способную нести ироническое значение.

Еще один швейцарский автор, М. Зутер, в своих рассказах о стиле жизни современных предпринимателей иронизирует над языковым поведением героев. Его тексты изобилую канцеляризмами и профессиональной лексикой, неуместными в сфере личных отношений:

Es stimmt nicht, daβ er Magda keine Chance gegeben hätte. Erbe ist auch im Privatbereich fair in Personalentscheidungen. Im Gegenteil: Er führte mit Magda mehrere auβerterminliche Qualifikationsgespräche. Ein Entgegenkommen, das sie mit einer ihm bisher unbekannten Verstocktheit quittierte. Und ihrem Lächeln, dessen ironischer Zug durch die neue Fülle ihrer Wangen vertieft wurde. So saβen ihm sonst nur Mitarbeiterinnen gegenüber, die ihre innere Kündigung längst vollzogen hatten. [Suter M.,2003,56]

Данный пример доказывает важность невербальных средства выражения иронии (например, ироническая улыбка), играющих большую роль в речевой ситуации для декодирования ироничной интенции собеседника.

Человек, попадая в определенную культурную среду, принимает вместе с языком нормы и стереотипы поведения. Вместе с изучением языковых средств выражения мыслей и желаний, идет обучение невербальным средствам общения, которые всегда сопровождают в фоновом режиме разговор или имеют свое отражение в тексте. Таким образом, вся гамма вербальных и невербальных средств общения (жесты, мимика, положение тела) заложены в каждом члене общества. Другой вопрос, насколько эти способности развиты и используются самим говорящим и насколько окружающая среда не препятствует (шумами при плохой телефонной связи и т.д.) обнаружению невербальных иронических сигналов.

Если обратиться к вопросу о роли невербальных средств выражения и/или обнаружения иронии, то помимо фоновых знаний адресата, например об истинных взглядах говорящего, его возрасте, воспитании, и помимо ситуативного контекста, в котором происходит диалог, сигналами иронии может выступать и интонация голоса, и отрицательное движение головой при выражении комплимента:

Mein Lieber, diesmal hast du wieder eine richtige(=falsche) Entscheidung getroffen!

Невербальный код информации говорящего позволит случайному слушателю раскрыть скрытый смысл сказанного, а именно произвести мысленную замену прилагательного положительной модальности «richtig» на другое с отрицательной модальностью «falsch». Произошла субституция одной семы, другой семой, причем обе несут оценивающую характеристику оппозиционного качества. Тем самым перед нами классический пример типа иронии, где критика выражается через похвалу. Также, ирония в зависимости от прагматической задачи информирует, побуждает к действию, способствует эмоциональной разгрузке или проверяет интеллектуальную способность собеседника «воспринять» и декодировать иронию.

Признавая заметное смещение интереса ученых в сторону реального функционирования языковых и неязыковых факторов в процессе общения, нельзя не отметить необходимость наблюдения и описания вербального и невербального поведения коммуникантов в режиме реального времени и в реальной обстановке, а не ограничиваться только анализом текстового материала.

В последнее время изучение невербальной коммуникации дает более продвинутый результат благодаря исследованиям в области семиотики, психолингвистики и теории коммуникации. Даниэла Веспер [12:1997] проводила в рамках диссертационного исследования в области возрастной психологии и психолингвистики эксперимент, в ходе которого детям в возрасте 8-13 лет демонстрировался фильм, где актер читал иронический текст, сопровождая звуковой ряд контрастирующей этому ряду мимикой, жестами и позами. Результатом исследования стало утверждение, что дети обладают способностью распознавать иронию, опираясь на мимику, жесты и контекст высказывания. Причем с возрастом ребенок может все более уверенно аргументировать свое решения, ссылаясь на невербальные средства выражения иронии.

Примером иронии, как сложной составляющей категории комического в современной швейцарской литературе может послужить пример из пародии на трехгрошовые любовные романы автора П. Штамма:

«Wer sind sie?» fragte Erna in das blendende Licht, und Tränen traten in ihre Augen, die so knapp einem fürchterlichen Todesfall entronnen waren. «Ich bin Doktor Nordmann», sagte die Stimme, die Erna nun zu einem wie aus Stein gemeisselten Gesicht gehörig erkannte, «der schon in jungen Jahren berühmte Herzchirurg. Ich soll hier eine neue Stelle antreten und habe Sie unterwegs dm stinkenden Schlund des Wolfes entrissen. Aber jetzt müssen Sie tapfer sein. Schon kommt das Empfangskomitee.» (Курсив мой.- С.И.) [Stamm P. 2002, 5]

В этом небольшом отрезке из целой серии романов о несчастной и романтичной главной героине медсестре Эрне наряду с целым рядом неточностей и нарушений логики повествования, квалитатив «tapfer» относится не к ужасной схватке с волком, а к встречающим гостей людям. Как уже было сказано, ирония допускает варианты интерпретации. В данном случае мы можем говорить или о желании автора вложить в уста его героя шутку, дабы успокоить девушку, либо иронию над внешним радушием и внутренней недоброжелательностью коллектива. В данном примере мы имеем дело с иронией автора по отношению к неискренности в общении коллег по работе.

Всякий раз, когда обнаруживается противоречие между созерцаемым (данным) и мыслимым (желанным), есть возможность реализации иронии. В отличие от сатиры, которая утверждает правильность мыслимой (желанной) нормы прямо, не допуская многозначности и сомнения, ирония допускает разную трактовку значения. В этом заключается сложность исследования данного феномена. Знание широкого контекста и анализ вербальных и невербальных средств реализации иронии помогает успешно декодировать ироничную интенцию автора.

Литература:

1. Варзонин Ю.Н. Коммуникативные акты с установкой на иронию. Дисс… канд.
   фил.н. Тверь, 1994.-148
2. Панина М.А.Комическое и языковые средства его выражения Дисс…канд.фил.н.
   М. 1996,- 144с.
3. Baussinger H., Ironisch-witzige Elemente in der heutigen Alltagskommunikation, in: JB
   für int. GermanistikVol.19 (2), 1987, S. 58-74
4. Hartung M., Ironie in der Altagssprache. Eine gesprächanalytische Untersuchung. Verlag
   für Gesprächsforschung, Radolfzell 2000
5. Lapp E., Linguistik der Ironie. Narr, Tübingen 1992
6. Naer N.M. Stilistik der deutschen Sprache. Высшая школа,M. 2004
7. Plett F. H., Systematische Rhetorik. W. Fink, München 2000
8. Schwind K., Satire in funktionalen Kontexten: theoretische Überlegungen zu einer
   semiotisch orientierten Textanalyse. Narr Verlag, Tübingen 1988
9. Sergienko Aб   Ironie als kulturspezifisches sprachliches Phänomen, Ihidem-Verlag ,
   Stuttgart 2000
10. Stamm P., Schwester Erna. Lieben und Leiden einer edlen Dulderin. O! Ton-Verlag,
    Winterthur 2002
11. Suter M., Beziehungsstress. Geschichten aus der Business Class. Diogenes, Zürich 2003
12. Vesper D.O.  Ironieverstehen bei Kindern. Untersuchung zur Bedeutung von situativem
    Kontext, Mimikund Intonation. Dissertation. Tübingen 1997
13. Vogt W., Husten. (1965/1990) Wahrscheinliche und unwahrscheinliche Geschichten.
    Nagel&Kimche, Zürich. 2. Auflage.1990
14. Weinrich H., (1966/1970) Linguistik der Lüge. Schneider, Heidelberg. 4. Auflage 1970

 

Автор(ы) статьи: Саранчева Н.В.
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

вещь, семиотика вещи, символ вещи, структура вещи, знаковость вещи.

Аннотация:

. В статье рассматривается принцип конструирования вещи как ее символ. Подчеркивается, что хотя символ вещи есть ее отражение, но не всякое отражение вещи есть ее символ. Символ вещи есть также ее выра¬жение, т.е. символ вещи есть внутренне-внешне выразительная структура вещи и ее знак. Проанализирована знаковая природа символа, тождество и различие символа с его предметом. Приводятся девять моментов, необхо¬димых для понимания и определения символа, как порождающей модели ве¬щи.

Текст статьи:

Символический мир ярче всего проявляет себя через материальную культуру, и символ вещи является принципом ее конструирования.

Всякий символ вещи есть прежде всего ее отражение. Однако не вся­кое отражение вещи есть ее символ. Когда стена отражает брошенный на нее резиновый мяч, или когда зеркальная поверхность отражает попавший на нее луч света, или когда мы инстинктивно отдергиваем палец, случайно попав­ший в кипяток, и кипяток в данном случае тоже отбрасывает, т. е. отражает наш палец, то все такого рода отражения ничего символического в себе не содержат. Ни луч света, попавший на поверхность зеркала, ни само зеркало, ни отраженный луч, ни сам факт светового отражения не суть символы и мыслятся вне всякого понятия символа и без употребления термина «сим­вол». Все физиологические рефлексы тоже суть отражения, и в них тоже нет ничего символического. Дело в том, что всякий символ указывает на некото­рый предмет, выходящий за пределы его непосредственного содержания. Он всегда содержит в себе некоторого рода смысл, а не просто смысл самих ве­щей, отражающих друг друга.

Смысл всегда указывает на нечто иное, в то время как смысл мяча, от­скочившего от стены, содержит в себе только свой собственный смысл и ни на что другое не указывает. Когда же мы говорим, что данная картина вы­держана в холодных или в теплых тонах, или говорим о холодных или теп­лых музыкальных звуках, или о высоких и низких тонах, везде в таких случа­ях в данную вещь мы вкладываем то, что ей на первый взгляд совсем не свойственно, но что ее осмысливает и делает для нас особенно понятной. Это можно сказать и о таких пространных и цельных произведениях слова, как мифы, сказки, легенды древних цивилизаций. Населявшие с глубокой древ­ности Индию, Иран, Месопотамию, Египет и другие страны и области Ближ­него и Среднего Востока народы на протяжении многих столетий своей бога­той истории творили замечательный фольклор, сюжеты и образы которого вследствие широкого культурного обмена становились всеобщим достояни­ем. Одна из популярных книг мира — знаменитый свод сказок, рассказов и повестей, известный под названием «Тысяча и одна ночь», впитал в себя тво­рения многих народов и поколений. В «Рассказе про Ала-ад-Дина и волшебный светильник» и «Рассказе о Маруфе — башмачнике» трактуется проблема везения и волшебного талисмана. Ал-ад-Дин — сын бедного портного, удача которому предначертана самой судьбой при помощи волшебного предмета -светильника. Маруф — бедный сапожник. Волшебный предмет — кольцо и ог­ромные богатства не предопределены ему его судьбой. Они попадают ему в руки, когда он помогает трудом оказавшему ему гостеприимство крестьяни­ну. В этих рассказах волшебные силы — это своеобразные волшебники -функционеры, слепо подчиняющиеся талисману — символу власти — и меха­нически исполняющие волю своих повелителей.

Однако тут же выясняется, что если всякий символ вещи есть ее смысл, то далеко не всякий смысл вещи тем самым есть и ее символ. Смысл вещи есть нечто более общее, чем ее символ; и чтобы стать символом, он должен быть еще определенным образом разработан и организован. Напри­мер, «символы в мистериях являются не только инструментами познания. Они пробуждают, направляют и обуздывают могучие эмоции: ненависть, страх, любовь и горе» [1. С.4].

Не всякое изображение вещи есть ее символ. Фотографический снимок какого-нибудь пейзажа есть его изображение. Но он в смысловом отношении остается в пределах этого пейзажа, так как он его точно воспроизводит и, следовательно, в нем тоже нет ничего символического, как нет ничего сим­волического и в самом пейзаже. Для символичности ему не хватает обобще­ния, поскольку всякий символ всегда есть некоторого рода обобщение. Люди «Тысячи и одной ночи» — это типы и «амплуа». Герои рассказов — красивые, щедрые, талантливые и образованные люди, во всех отношениях отвечающие нравственному и эстетическому идеалу, являясь обобщенным символом жи­телей большого арабского города.

Символ вещи и ее изображение. Символ вещи, как уже указывалось, не есть просто ее изображение. Во-первых, существует сколько угодно изобра­жений вещи, не являющихся каким-нибудь ее символом. Так, фотоснимок вещи есть ее изображение, но он ничего символического в себе не содержит. Танец может изображать охоту, ловлю зверя, умыкание невесты, сражение и даже бытовые сцены, т. е. такие моменты, в которых нет ничего символиче­ского, а потому их изображение тоже ничего символического в себе не со­держит, причем чем точнее изображение, тем оно менее символично. Во-вторых, существует сколько угодно символов, не содержащих в себе ника­кого изобразительного момента. Опадание листьев осенью многие называют символом осени. На самом же деле это не символ осени, а только ее признак или примета. Многие называют символом пограничные столбы, проволоку и другие предметы, отграничивающие одно государство от другого или вообще одну местность от другой. Но для такого рода предметов достаточно назва­ние «знак», «примета», «указание», «обозначение». Здесь нет никакой необ­ходимости употреблять термин «символ». «Аттестат зрелости», получаемый школьниками после окончания школы, тоже не есть символ зрелости, а толь­ко ее удостоверение или засвидетельствование. При этом ни в пограничных столбах, ни в аттестатах зрелости нет ничего изобразительного. «К тому же некое изображение лишь тогда вырастает в символ (и здесь точки зрения теологов, психологов, символистов и этнологов совпадают с определением Юнга), когда в картинке присутствует что-то помимо его непосредственного и очевидного значения. В нем должен содержаться еще и некий «неосознан­ный» аспект, который никогда не может быть однозначно пояснен или опре­делен» [2. С.9].

Итак, символ вещи есть ее закон, и в результате этого закона опреде­ленная ее упорядоченность, ее идейно-образное оформление. В целях ясной ориентации в этом темном лесу литературно-теоретических и литературно-исторических понятий необходимо иметь в виду следующее.

Символ вещи есть оформление ее идейно-образного построения. Но идейная образность, взятая сама по себе, вовсе еще не есть символ. Фотосни­мок есть буквальное воспроизведение вещи со всем свойственным ей идейно-образным построением. Эта идейно-образная сторона вещи и фиксируется при помощи фотоснимка. Но взятая сама по себе идейная образность еще не есть символ. Чтобы быть символом, она должна указывать на нечто другое, что не есть она сама, и даже стать для этих других предметов законом их по­строения. Как отмечают В. Бауэр, И. Дюмотц, С. Головин: «Чтобы подоб­раться к потайному «божественному» смыслу символа, необходимо иметь опыт общения с ним» [2. С.9].

Символ вещи и ее выражение. Символ вещи есть ее выражение. С этим определением символа мы входим в самое существенное разъяснение нашего понятия, хотя и здесь существует небрежность, которая запутывает научную терминологию и настоятельно требует частной дифференциации. Самым су­щественным является то, что выражение вещи всегда так или иначе есть ее знак, а без момента знаковости невозможно добиться существенного опреде­ления символа. И если всякий символ есть выражение, то далеко не всякое выражение есть символ; и если всякий символ вещи есть ее знак, то опять-таки далеко не всякий знак вещи есть ее символ. Тут огромная путаница и терминов, и понятий. Хромота есть признак болезненного состояния ног у человека, а, следовательно, и выражение переживаемого им несчастья; не­нормальный пульс или сердцебиение у больного является для врача резуль­татом или выражением болезненного состояния человека; гудок отходящего поезда есть указание на немедленное отбытие поезда. Во всех этих случаях мы никогда не употребляем слова «символ», но говорим о «результате», «следствии», «проявлении», «симптоме», «сигнале», «команде» и пр. Однако, здесь имеется то, что для символа весьма существенно, а именно выражение вещи или события. Как отмечает Л.В. Уваров, «связь знака и обозначаемого, как и символа с символизируемым, всегда осуществляется через отража­тельную деятельность нашего мира» [3. С. 107].

Чтобы выражение вещи стало символом, нужно понимать его не как-нибудь обывательски, смазано или стерто. Выражение вещи есть такая ее внутренняя жизнь, которая проявила себя внешним образом, и такая внешняя сторона вещи, которая указывает на ее внутреннюю жизнь. Выражение вещи есть сразу и ее внутреннее, и ее внешнее, причем то и другое должно пониматься достаточно оригинально и существенно, а не бегло, обыденно и слу­чайно. При этом не обязательно, чтобы внешняя сторона символа была слишком красочно изображена. Это изображение может быть даже и незна­чительным, схематическим, но оно обязательно должно быть существенным и оригинальным, указывать на нечто совсем другое и все время под­черкивать, что внешнее здесь есть не только внешнее, но и внутреннее, суще­ственное; а внутреннее, как бы оно ни было глубоко, здесь — не только внутреннее, но и внешнее, даже чувственное.

Царство мрачного Аида для древних греков было символом ужаса, страха и печали. Они представляли себе царство Аида, царство душ умерших мрачным и страшным, а загробную жизнь — несчастьем. В «Легендах и ска­заниях Древней Греции и Древнего Рима» дано подробное и очень изобрази­тельное описание этого царства: «Катят свои волны Коцит и Ахеронт; души умерших оглашают стенаниями их мрачные берега… носятся бесплотные легкие тени умерших… тихо раздаются их стоны, подобные шелесту увядших листьев… Нет никому возврата из этого царства печали» [4. С. 25].

Поэтому символ вещей или событий, являясь их выражением, вовсе не есть просто их выражение. В «Сказке о Джиллиаде и Шимасе», которая от­носится к древнейшему индийскому слою сказок «Тысячи и одной ночи», Шимас рассказывает историю о рыбаке, который, увидев в реке большую рыбу — символ житейских соблазнов, поплыл за ней и поймал ее, но попал «в пучину водоворота», а когда стал молить о помощи, то услышал ответ: «Что же помешало тебе выбросить то, что было у тебя в руке, и спасаться». Для символа вещей или событий необходима как их внутренняя жизнь известной степени напряженности, так и их внешняя сторона, по которой можно было бы судить об этой напряженности, причем для нее не обязательна какая-нибудь красочная разрисовка, достаточно только схематического изображе­ния или структурного объединения составляющих ее элементов. «Чаще всего в качестве символа выступает конкретно-чувственный зрительный образ…» [З.С.1О5].

Самое же главное, что получается от выразительной трактовки симво­ла, это то, что он теперь становится знаком. О значении изобразительности или закономерности изображений в общей форме уже говорилось и выше. Структурная выразительность является только конкретизацией упомянутой выше закономерной упорядоченности, но о символе вещи как о ее знаке еще не говорилось, говорилось о смысле вещи, необходимом для ее символа. Но символ вещи может и не выходить за пределы самой вещи. Гром и молния тоже имеют свой собственный смысл, а именно тот самый, который реализу­ется в нашем слухе и зрении; но это не символ, потому что иначе любая вещь окажется символом, поскольку в ней есть ее идея (в столе имеется идея сто­ла, в стуле имеется идея стула и т. д.). «Символ менее произволен, чем такие виды знаков, как сигналы к действию, различные условные обозначения» [З.С.1О5].

Называть всякое выражение или осуществление идеи каким-то симво­лом этой идеи противоречит чувству языка. Для символа, как его понимают все культурные языки, необходима такая идея, которая не имела бы ничего общего с непосредственным содержанием самого символа. У древних греков на о. Икаре Артемида почиталась в виде полена. Полено — это, несомненно, символ Артемиды; и не только потому, что в данном случае Артемида — не­что внутреннее, а полено нечто внешнее, но еще и потому, что полено и Ар­темида по содержанию этих образов не имеют ничего общего между собою. Античная мифология говорит нам о представлениях богов и в виде камней, и в виде геометрических фигур. Гера на Самосе почиталась, например, в виде доски, Эрос в Беотии — в виде огромного камня. Это действительно когда-то были символы. Правда, символ в данном случае уже переходит в миф.

Итак, символ вещи есть внутренне-внешне выразительная структура вещи, а также ее знак, по своему непосредственному содержанию не имею­щий никакой связи с означаемым содержанием.

Сигнификация, или обозначение — это не полагание предмета, даже ес­ли бы он был и объективным, не его воспроизведение, даже если бы оно бы­ло правильным, не мышление о предмете, не сознание предмета вообще. Это совершенно специфический акт; и потому знак, его результат и внешнее вы­ражение не являются ни чувственным познанием или мысленным утвержде­нием предмета, ни сознанием о нем, ни просто отнесенностью к нему, ни его представлением, ни его понятием, ни словом о нем. Слово, например, может пониматься как знак. Но далеко не всякий знак является словом. Следова­тельно, если символ является знаком, то ему присущи и все свойства знака. Он — не чувственное ощущение вещи, не чувственное представление вещи и не ее сверхчувственное представление, не мышление вещи, не понятие вещи, не объективирующее ее полагание, не мысленное ее утверждение, не слово о вещи. С.С. Аверинцев пишет: «Переходя в символ, образ становится «про­зрачным»: смысл «просвечивает» сквозь него, будучи дан именно как смы­словая глубина, смысловая перспектива». «Смысловая структура многослой­на и рассчитана на активную внутреннюю работу воспринимающего. Смысл символа объективно осуществляет себя не как наличность, но как динамиче­ская тенденция; он не дан, не задан. Истолкование символа есть диалогиче­ская форма знания: смысл символа реально существует только внутри чело­веческого общения» [5.С.581].

Символ, знаковая природа символа, тождество и различие символа с его предметом. Понятие знака входит в центральную область всего учения о символе. Однако точность описательного метода требует еще очень многих четких разграничений. Как уже указывалось, символ является знаком, но не всякий знак является символом. Проанализируем, что такое знак.

Знак вещи или события указывает на их смысл. Знак является не про­сто смыслом, а таким смыслом, который осуществлен, воплощен или дан на каком-нибудь другом субстрате, но не на том, который является субстратом осмысляемых вещей или событий. Кипарис или можжевельник у древних яв­лялся символом смерти или обстоятельств, связанных со смертью (например, погребение, оплакивание умершего, память о нем и пр.). Но кипарис, взятый сам по себе, никак не связан у нас с представлением о смерти. Это  просто красивое дерево. Следовательно, субстратом его является не смерть человека, а живая растительная ткань. То же самое можно сказать и о митре, клобуке, камилавке, мантии, сутане, которые являются символами разных званий у духовенства; о короне, скипетре, державе, которые являются символами ко­ролевской или царской власти; о фате, которая является символом вступле­ния девушки в брак; обручальных кольцах — символе состояния в браке; о трагической маске у древних — символе застывшего ужаса; о преподнесении цветов как о символе значительности события в жизни человека (рождение и смерть, годовщина или юбилей, та или другая памятная дата) или вообще до­брых отношений между людьми. Везде в этих случаях символы являются ли­бо вещами неорганической природы, либо растениями, либо животными, т. е. по своему субстрату не имеют ничего общего с тем, что они обозначают, а обозначают они человека в разные моменты его жизни.

Следовательно, если символ является знаком, то он базируется совсем на другом субстрате, а не на том, который он символизирует. В символе смысл некоего предмета переносится на совсем другой предмет, и только в таком случае этот последний может оказаться символом первичного предме­та. Б.В. Бирюков пишет: «Различают предметное, смысловое и экспрессивное значения знака. Знак обозначает данный предмет (или предметы) — предмет, обозначаемый знаком, называется его предметным значением и выражает свое смысловое и экспрессивное значение. Смысловое значение (смысл) зна­ка служит для выделения его предметного значения — для задания предмета, обозначаемого знаком. Смысловое значение знака — это его свойство пред­ставлять, фиксировать определенные стороны, черты, характеристики обо­значаемого объекта, определяющие область приложения знака; это то, что понимает человек, воспринимающий или воспроизводящий данный знак. Под экспрессивным значением знака понимаются выражаемые с помощью данного знака чувства и желания человека, употребляющего знак» [6.С. 199].

Самое интересное, однако, то, что смысл, перенесенный с одного предмета на другой, так глубоко и всесторонне сливается с этим вторым предметом, что их уже становится невозможно отделить один от другого. Символ в этом смысле является полным взаимопроникновением идейной об­разности вещи с самой вещью. В символе обязательно находится тождест­во, взаимопронизанностъ означаемой вещи и означающей ее идейной образ­ности. С.С. Аверинцев пишет: «Предметный образ и глубинный смысл вы­ступают в структуре символа как два полюса, немыслимые один без другого, но и разведенные между собой и порождающие символ» [5.С.581].

Предложенный выше анализ понятия знака предохраняет от обыва­тельской терминологической путаницы в представлениях о символе. Именно этот анализ обнаруживает как различие в символе символизирующего мо­мента с символизируемым предметом, так и их тождество. Выше уже совер­шенно правильно подчеркивалось полное различие в символе обозначающего момента и обозначаемого предмета. Но в специальном анализе понятия «знак» был выделен сигнификативный момент, который требует как раз пол­ного отождествления того и другого. Однако это противоречие возникает

только на путях формально-логической и метафизической методологии, не понимающей диалектического единства противоположностей [7]. Но факт остается фактом: в символе означающее и означаемое обязательно смы­каются в одной точке, как бы различны они не были сами по себе. По своему субстрату они — разные, а по своему смыслу они — одно и то же. Только подробная теория знака может здесь помочь установить точное понятие сим­вола. Учение об обозначающем и обозначаемом в символе уточняет понятие символа также и в других отношениях.

Приведем несколько примеров, как обозначаемая вещь (или событие) и обозначающий образ сливаются в одно целое, когда речь заходит о символе. До какого-то предела обозначаемое и обозначающее в символе остаются раз­дельными и как бы диспаратными. Но в таком случае обозначаемое не полу­чало бы никакого обозначения, а обозначающее не давало бы никакого обо­значения. В конце концов, а иной раз и очень быстро то и другое оказывается вполне тождественным, и это самотождественное различие обозначаемого и обозначающего впервые как раз и делает символ именно символом.

Исследователи немало потрудились над выявлением источников раз­личных сказочных мотивов «Сказки о Синдбаде-мореходе». Предполагается, что мотив огромной рыбы, которую путешественники принимают за остров, проник в сказку из «Жизнеописания Александра Великого» псевдо-Каллистена; приключения с великаном-людоедом и антропофагами, кормя­щими пленников сводящей с ума пищей, проникли в сказку, возможно, из сирийского перевода «Одиссеи»; захоронение Синдбада живым вместе с же­ной — реминисценция рассказов путешественников об обычаях Индии.

Для символической характеристики этого героя приведем еще несколь­ко описаний. В центре повествования — типичный багдадский купец, пред­приимчивый, любознательный, склонный к риску, но вместе с тем благора­зумный и, как всякий купец, стремящийся к обогащению. Синдбад — человек действия. Он сознает, что богатство недостижимо без усилий и преодоления опасностей. Немалую роль в судьбе предприимчивого Синдбада играет «слу­чай», этот помощник и спаситель беспомощного перед силами природы бес­правия человека. Когда случай благоприяиствует избавлению от очередного бедствия, Синдбад умеет им воспользоваться. Так, напоив вином шейха мо­ря, он ловко избавляется от оседлавшего его злодея. Потеряв своих спутни­ков и оказавшись в бедственном положении, Синдбад однажды «случайно» встречает корабль, на котором оказывается его имущество; во время кораб­лекрушения, когда все спутники Синдбада гибнут, ему везет, и волны выбра­сывают его на остров, где оказываются рощи с плодами и проточные пресные воды; во время странствий, сколь бы трудной ни оказалась ситуация, Син­дбаду всегда «случайно» встречаются правоверные мусульмане, готовые прийти ему на помощь. Синдбад — человек, энергично и умело использую­щий ситуацию, которую создает для него судьба, и в борьбе за существова­ние ловко избегающий грозящих ему со всех сторон опасностей. Таким об­разом, все действия и поступки этого героя очень символичны, и сам Син-дбад является символом, в котором отражена вся действительность того вре­мени.

Тут важно только самотождественное различие обозначаемого и обо­значающего в символе и важно разложение единого символа в бесконечный ряд. Как полагает С.А. Азаренко: «1. Символ есть функция действительно­сти. 2. Символ есть смысл действительности». 3. Символ есть интерпретация действительности в человеческом сознании… 4. Символ есть сигнификация действительности. 5. Символ есть переделывание действительности» [8.С.615].

В свете сформулированного автором символа вещи как принципа ее конструирования или как порождающей ее модели необходимо понимать и следующие моменты в определении символа, о которых говорилось выше, в стремлении дать описательную картину символа.

1. Символ вещи действительно является ее смыслом. Однако это такой
   смысл, который ее конструирует и модельно порождает.
2. Символ вещи является ее обобщением. Однако это обобщение не
   мертвое, не пустое, не абстрактное и не бесплодное, а такое, которое позволяет, а вернее, даже требует вернуться к обобщаемым вещам, внося в них смысловую закономерность. Другими словами, та общность, которая имеется в символе, implicite уже содержит в себе все символизируемое, хотя бы оно и было бесконечно.
3. Символ вещи является ее законом, но таким законом, который смысловым образом порождает вещи, оставляя нетронутой всю их эмпирическую конкретность.
4. Символ вещи является закономерной упорядоченностью вещи, дан­ной в виде общего принципа ее смыслового конструирования, в виде порождающей ее модели.

5.               Символ  вещи является  ее  внутренне-внешним  выражением,  но оформленным согласно общему принципу ее конструирования.

1. Символ вещи является ее структурой, но не уединенной или изоли­рованной, а заряженной конечным или бесконечным рядом соответствующих единичных проявлений этой структуры.
2. Символ вещи является ее знаком, однако не мертвым и неподвиж­ным, а рождающим собою многочисленные, а может быть, и бесчисленные закономерные и единичные структуры, обозначенные им в общем виде как отвлеченно данная идейная образность.
3. Символ вещи является ее знаком, не имеющим ничего общего с не­
   посредственным содержанием тех единичностей, которые тут обозначаются, но эти различные и противостоящие друг другу обозначенные единичности определены здесь тем общим конструктивным принципом, который превращает их в единораздельную цельность, определенным образом направленную.
4. Символ вещи является тождеством, взаимопронизанностью означаемой вещи и означающей ее идейной образности, но это символическое тождество является единораздельной цельностью, определенной тем или другим единым принципом, его порождающим и превращающим его в конечный или бесконечный ряд различных закономерно получаемых единичностей, кото­рые и сливаются в общее тождество породившего их принципа или модели как в некий общий для них предел.

Литература

1. Шейнина Е.Я. Энциклопедия символов / Е.Я. Шейнина. — М.: ООО
   «Изд-во ACT»; Харьков: Торсинг. 2003
2. Бауэр В., Дюмотц И., Головин С. Энциклопедия символов. М.: Крон
   Пресс, 2000. — 504с.
3. Уваров Л.В. Образ, символ, знак. — Минск: Наука и техника, 1967. -
   120 с.
4. Легенды и сказания Древней Греции и Древнего Рима. — М.: Правда,
   1987
5. Аверинцев С.С, Араб-оглы Э.А., Ильичев Л.Ф. и др. Философский
   энциклопедический словарь / 2-е изд. М.: Советская энциклопедия. 1989.
6. Бирюков Б.В. Знак. Философский энциклопедический словарь. 2-е
   изд. М.: Советская энциклопедия.
7. Диалектика символы и его познавательное значение // Известия
   ОЛЯ.М., 1972.-Т.31.-№3.
8. Античная литература. Греция. Онтология. — М.: Высш. шк., 1989. Т.1

Автор(ы) статьи: Ромах Ольга Викторовна
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

«человек культуры», культурологизация, культурогенность, деятельность, развитие, самореализация.

Аннотация:

В статье рассматривается феноменология «человека культуры» как закономерного этапа развития человечества и личности, происходящего в настоящее время. Необходимость и приоритет культурологизации личности рассматривается по содержательным, формообразующим, функциональным аспектам.

Текст статьи:

«Человек культуры» как  социально-нравственная ценность выступает сегодня в качестве такой модели личности, которая наиболее комфортно может существовать и развиваться в окружающем социокультурном пространстве. Сама культуросообразность и культурооформленность человека, то есть его способность усваивать, созидать, транслировать ценности культуры – процесс совершенно закомерный, более того, каждый развивающийся человек с возрастом культурологизируется, то есть в поле его зрения помимо чисто профессиональных и иных повседневных ценностей активно включаются ценности всего плата культуры. Не случайно существует афоризм, что «возраст человека — это сумма культуры».

Жизнеспособность «человека культуры» проистекает и подтверждается данными гуманитарных и естественно-научных отраслей знания. Соединение их в культурологии как в интегральной сфере не только совершенно естественно, но и объяснимо, так как позволяет проанализировать множественные аспекты понимания разных моделей человека, его пребывания в окружающей, культурно-природной средах. Последние буквально  влитых друг в друга и образуют особую цельность.  По мере развития цивилизации эта целостность становится все более явной, что, по мнению Максимова и многих других,  позволяет говорить о том, что «природа избрала человека для своего развития». Благодаря именно его деятельности она должна будет реализовать свою новую фазу существования. И это есть свидетельство направленности и целесообразности ее (природы) развития. Отсюда проистекает вполне обоснованный тезис о том, что, не создавая культуры, человек и человечество не могут ни сами подниматься в развитии, ни содействовать восхождению человечества и природы.

Это положение проходит по множеству работ философов и естественников. В частности, в одной из работ последних лет, посвященной кантовскому по­ниманию права и его проблемам в современную эпоху. С.С Алексеев комментирует, в частности, положения И. Канта о несводимости природы к вещественно-материальному, механиче­скому миру и говорит о ее одухотворенности и заложенности в ней начал целесообразности. Он подчеркивает, что согласно Канту, у природы имеется за­мысел, план, в ней выражено предусмотрение, а высшим выраже­нием этой целесообразности является разум и его носитель — че­ловек. Алексеев считает, что «начала целесообразнос­ти», о которых говорил Кант, это «то, что по привычным представ­лениям многих людей, является Богом, а по взглядам ученых современ­ности может выступать в качестве «информационного поля» или определяться как закономер­ная логика развития объективных процессов, По его мнению, это суть одно и то же. Таким образом, по Канту и Алексееву, наличие правовой нравственной целесо­образности в природе, и само право, понимается как звено замысла природы.

Это вполне укладывается в концептуальные позиции последнего времени о направленном харак­тере мирового развития. Это принципиальным образом отличается от концепции эволюционного развития сущего, которое сейчас подвергается множественной критике всех отраслей знания. Данный концепт подтверждает, что именно в этом ключе может развиваться любая высокоорганизованная система, содержа в себе схему дальнейшего развития. И именно та­ковыми видит наука сегодня Вселенную, биосферу, человечество, человека, культуру, «человека культуры» и так далее, которые должны содержать в себе информа­ционную программу будущего.

В силу этого, в развитии социума постоянно происходит про­цесс разработки людьми новых культурных программ или их вариантов по сравнению с теми, которые люди пытаются реализовать. Однако в условиях реальности далеко не все то, что является программами, может быть материализовано. Поэтому одним из на­правлений культуры как применительно к развитию общества в целом, так и применительно к его отдельным сферам и человеку, становится важным приобретение специальных способностей человека создавать и реализовывать реальные жизнеспособные программы, избегая прожектов.

Отсюда возникает и становится совершенно обоснованным положение о том, что человек – есть человек культуры, созидающий ее, выступающий как ее создание, ее носитель, транслятор и хранитель.

Поэтому наличие и развитие способностей человека создавать проекты, программы и идеи, чрезвычайно важны. Именно с их помощью он все лучше и лучше обустраивается в мире. Более того, проекты и мыслеформы  — есть предпосылки и выражения культурогенного творчес­кого процесса.

Особое место в этом ряду отводится ценностям культуры. Ее «вечные» или «доминантные ценности составляют в данном случае геном социальной жизни. По В.С. Степину,  это ее генетический код, в соответствии с которым воспроиз­водятся основные социальные структуры, образ жизни, типы мы­шления и типы личностей». И поэтому все ценности выступают для людей как созидательно-регулятивное начало, выраженное в смысловых, нормативных, формообразующих аспектах. Мыслеформы, или идеальные образования, выступают в роли проектов как руководство  к действию, в процессе которого и формируется цивилизации. В данном случае мыслеформы выступают как духовное средство и орудие социокультурного формообразования. Но культуросообразно не все то, что люди фактически возводят в идеальное. Созревание подлинности ценностей культуры – то есть подлинно высоких образцов науки, искусства и религии —  проявляются не сразу, в основном, исторически, как правило, нелегким и противоречивым путем.

Но они имеют для культуры генетическое значение как программирующее начало. Именно предварительная направленность и определенная заданность признается практически всеми философами и культуролога­ми. Так, согласно неокантианцам, соотнесение с ценностями и «воз­ведение в ценность» входят и в само образование, и в саму онтологию явлений культуры. То есть ценности наделяются формообразующим значе­нием и обладают объективным «смыслом», с чем должны согласовываться впоследствии все объекты культуры. За ценностью фактически признается программирующее значение. На­пример, В. Виндельбанд рассматривает дуализм ценности и реаль­ности как условие активности людей, цель которой он видит в во­площении в жизнь ценностей. То есть, основой культуры выступает продуктивная созидательная деятельность по опредмечиванию ценностей.

Более того, сам человек признается учеными естественниками (А.Баннипалский) как «психо-физиологическая структура с заранее запраграммированными параметрами». При всей категоричности подобного утверждения в нем просматривается разумное начало. Человек рождается мужчиной или женщиной, в определенной семье, стране, нации и др., которые в значительной степени определяют содержание, динамику, уровни его развития, сохраняя при этом свободу выбора, возможность творчества и самореализации и др.

Все эти процессы (развития, самореализации и др.), создающие в совокупности созидательную деятельность «человека культуры», протекают по достаточно известному шаблону, проанализированному многими исследователями, применимыми к деятельности. Первоначально человек намечает план – программу деятельности, определяет цель, рассчитывает  усилия и  систематическими трудами  реализуют задуманное в жизнь, практику, предметы разного рода и направления. Целеполагаение выступает здесь как чрезвычайно важный аспект, каковой и есть движитель человека, через который культура стимулирует его деятельность и активность. Виды деятельности могут быть возвышен­ными — типа идеала, высоких целей, образцов героическо­го и подвижнического поведения. А нормы, принципы как следствие, обычно мо­делируют повседневную человеческую жизнь. И табуированные и желательные  нормы в совокупности создают ожидаемый ракурс  общественного мнения, тот самый фон относительно направленности деятельности, который и становится с течением времени социальной нормой.

Виды деятельности реализуются на основе отражения, оценки, переживания, то есть, на основе усвоения людьми реальности, которая рождается из про­дуктивного воображения. Если принять мыслеформу за руководство, то она выступает в роли духовного основания созидаемого человеком социокультурного бытия. Одновременно, в качестве реалий культура воплощается в созидающем ее человеке, его продуктивной деятельности, в ее (деятельности), плодотворных результатах: деяниях и произведениях науки, искусства, религии, то есть культуры.

В социуме более или менее адекватно реализуются программы, проекты, замыслы деятельности людей, хотя, разумеется, далеко не все то, что намечалось, оказывается реализованным. В самом процессе деятельности в мыслеформы и первоначальные замыслы достаточно часто вносятся коррективы. Основой для этого выступают социальная реальность, формы образа жизни, которые никто не задавал и не плани­ровал: они возникают спонтанно. Спонтанные создания содержа­тельно иногда оказываются ценностными находками, хотя и противоположными: Например, спонтанно созданы многие образцы повседневной культуры, во время работы на многими открытиями в науке совершались так называемые «второстепенные» открытия, приобретшие затем колоссальную самостоятельную ценность. Все это в совокупности обнов­ляет жизнедеятельность, и, в свою очередь, являются питательной почвой для создания и обновления идеалов и мыслеформ.

Поэтому культура одновременно создается и как бытие, и как мир иде­альных позиций. И в идеальном, и в реальном планах она разви­вается постоянно, хотя развитию одного плана не всегда одновременно сопутствует развитие другого. Здесь нужно отметить, что создание множественных понятий о культурных образцах, о ценностях человече­ского бытия, само развитие представлений и культурных идеалов  достаточно часто намного опережает их реализацию. В качестве определенной предметности. В идеале, согласно Э.В. Ильенкову, проступает полнота сущности в ее вечном станов­лении. Культура выполняет обустраивающую человека функцию, так как культуроносная предметность различных ее видов,  служит удовлетво­рению многообразных человеческих потребностей: материальных, витальных, духовных, социальных. При этом часто чрезвычайно важен сам процесс, а не столько результат участия в культурогенной деятельности. Именно он может давать человеку чувство громадной самореали­зации, самодостаточности,  самоосуществления, ощущения мастерства и свободы творчества.

Отсюда, в виде программ, проектов культура, с одной стороны, направляет человеческую деятельность. Она стимулирует их к реализации перспективы, к материализации своих планов. С другой стороны, с помощью заданных моделей в пред­варительном порядке, она духовно-содержательно определяет, рег­ламентирует, нормирует и контролирует человеческую деятельность во всех ее проявлениях.

Таким образом, постоянно осуществляемое человеком окультуривание действительности, помимо всего прочего, включает в себя выявление и производство но­вых возможностей для создания ценностей, для улучшения и облагораживания на этой основе условий человеческой жизни. В этом случае, культу­ра, как изначально заданный аспект существования человечества, «продиктована» и еще одним, чрезвычайно важным моментом: необходимостью блокирования антигуманных явлений.

Развитие «человека культуры» как социально-нравственной нормы и сама онтология культуры невозможна без обращения к взаимосвя­зи идеального и реального, то есть, без утверждения в осовреме­ненной форме великого принципа платонизма. Он является одним из основ понимания культуры. При этом людьми обеспечивается то, чтобы реальное и идеальное взаимно друг друга обогащали, являясь при этом доминантой производства культуры. По­скольку человек есть деятель целеполагаюший и проектирующий, постольку в процессах становления культуры постоянно разреша­ется противоречие между реальным и идеальным.

При этом, идеальное придает ментальное содержание деятельности созидателей, и именно его они стремятся сделать явью. В обычной жизни это хорошо просматривается. Люди постоянно за­думываются над тем, как должно быть «по идее», с одной стороны, и как добиться ее реализации, с другой. Художник стремится создать необыкновенные красочные эффекты, музыкант – воспроизвести «музыку сфер», водитель намерен стать ассом, а не просто средним извозчиком; хозяйка,  готовя обед, стремиться сделать его произведением искусства и др. Поэтому в опредмеченном ментальный обра­з должен «узнать» себя. Но, узнавая, он узнает и внесенные в себя трансформации, более расширенные или обуженные элементы, их другой набор. Но независимо от того, он стал  предметным и функциональным, и, хотя ментальный образец по отношению к не­му сыграл направляющую роль, именно он – ментальный — трансформируется применительно к предметности, так как в процессе своего созидания создается и сам человек. По выражению Д. Марковича человек «удваивает себя в деятельности», то есть, создавая что-то, он создает  в себе новые способности, способности «человека культуры», так как основой его деятельности выступало культурогенное творчество.

Это дает основания для глубокого усвоения наличных культурных причинно-следственных связей, созидания новых направлений, совершения новых открытий, в которых более выпукло проступают ду­ховные смыслы как целостное гуманитарное содержание социальных процес­сов, культурного содержания. То есть, если рассуждать с точки зрения постоянно по­вышающихся человеческих потребностей, потребностей «человека культуры», эти позиции переходят в социально-нравственные нормативы и определяют дальнейшую человеческую жизнь. То есть, личностная форма культуры постоянно перетекает и создает предметную, а новая предметная форма требует совершенствования личностной. Именно в этом процессе создается «человек культуры», через которого совершенствуется и социально нормируется вся окружающая среда.

Автор(ы) статьи: Пронина Людмила Алексеевна
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

культурная картина мира, информациология, информационные критерии, информатизация

Аннотация:

автором исследуются изменения в культурных процессах и явлениях, происходящие под влиянием информатизации, которые приводят к трансформации культурной картины мира. Основой анализа является информациологический подход.

Текст статьи:

Одной из главных закономерностей современного этапа развития цивилизации является все большая ориентация на использование информациологических ресурсов общества, прежде всего знаний. Поэтому целесообразно использовать информациологический подход к исследованию современных проблем, в том числе  феномена информатизациии и ее влияния на картину мира. Информациология исследует процессы и явления микро- и макромиров Вселенной с единой информационной точки зрения. Говоря о передаче энергии, материи или информации, подразумевают, что передаются  элементы универса Вселенной. Информация извлекается  из данных только тогда, когда целеустремленный элемент универсума Вселенной использует их с какой-либо целью. Ее особенностью  является то, что пока существует носитель информации, поток отражения неисчерпаем и зависит только от наблюдающего элемента универсума Вселенной. По мнению А.В.Нестерова, если информационное свойство среды (универса), определяемое характеристикой «информационная проницаемость», будет равна нулю, то индивидуализующий элемент в этой среде будет информационно изолирован [9, с.8], что приведет к катастрофическим последствиям. Информациология рассматривает информацию как генерализационный безначально-бесконечный единый законопроцесс микро- и макромерных отношений, взаимосвязей и взаимосохранения энергии, движения и массы на основе резонансно-сотовой, частотно-квантовой и волновой природы света, тепла, звука и других свойств и форм в микро- и макроструктурах Вселенной [14, 15]. Информациологический подход используется при анализе проблем производства и потребления духовных ценностей, инноваций в культуре этносов, картины мира, человека в условиях информационной цивилизации и т.п. Данная методология может применяться при определении культурной картины мира и для прогнозирования ее развития.                                                              Принцип информациологического подхода заключается в том, что первоначально производится анализ и синтез отношений внутри вещей, предметов или их элементов, затем их отношений с внешним окружающим миром. Исходя из вышеизложенного, опираясь на позицию, что информатизация – внутренний процесс культуры, можно представить зависимость информатизации и  культурной картины мира  следующим образом. Информатизация, выполняя функции ритуализации и новаторства, влияет на культурную динамику,  поэтому целесообразно выделение информационных критериев развития культуры. Информационные технологии, информационные и информациологические ресурсы изменяют информационную картину мира, следовательно, и культурную картину. Проиллюстрируем данный тезис.

В известном смысле представление о картине мира может быть одним из определений «культуры», в том числе и этнической. Это станет возможным в том случае, если вслед за А.Молем определить ее как своего рода «духовное оснащение личности», некий фильтр, который «призван служить для  организации восприятий, а тем самым, в конечном счете, и поступков» [8, с.47]. «Роль культуры состоит в том, что она дает человеку «экран понятий», на который он проецирует и с которым сопоставляет свои восприятия внешнего мира» [8, с.44]. В сущности А.Моль утверждает, что культура представляет собой некую информационную модель окружающего мира, которую чаще всего и обозначают термином «картина мира». В этом случае все этнокультурные процессы приобретают форму непрерывного циркулирования культурной информации. Особенности картины мира определяют и специфику этнической избирательности информации. Так, можно утверждать об этнической избирательности в восприятии информации, способе запоминания и т.п.

Сегодня складывается синтетический образ единой Вселенной во всей своей целостности и неисчерпаемости составляющих его научных истин, фактов и выводимых на их основе научных концепций. Этот процесс можно назвать формированием мировой базы знаний, аккумулирующей мировой запас мудрости. Данное явление можно рассматривать как упорядочение стихии культурной информации, как мобильный, нетрадиционный инструмент обеспечения прогресса. Информациология гуманитарно-культурологической сферы мирового сообщества ориентирует нас на  решение двух научно-практических задач: во-первых, это научный анализ топологии институтов духовного и физического развития общества, определение минимальных и максимальных ее параметров, создание алгоритмов их оптимизации и программы эффективного использования информационных фондов.  Во-вторых, это  проведение организационно-технических мероприятий механизации, автоматизации и информатизации   на основе реализации эффективных технологий. Гуманитарно-культурологическая сфера является собирательной, объединяет и отражает все стороны человеческого бытия, включая экономику, науку, политику, историю, образование, технику, религию, право, страноведение, обществоведение, спорт, культуру в целом  и т.д.  Состояние и развитие данных институтов позволяет нам выделить внешние маркеры культуры, но они же трансформируют и внутреннюю ткань культур – духовно-ментальные структуры общества.

Информатизация  обеспечивает общество многообразием информациологических и информационных ресурсов, неисчерпаемыми источниками которых является информационная сфера Вселенной. По И.И. Юзвишину,  информационные ресурсы относятся к естественной информации Вселенной, а информациологические  -  к искусственной информации, создаваемой человеком. В ходе информатизации мы имеем дело и с теми, и с другими ресурсами. На наш взгляд, целесообразно опираться на постулат И. Юзвишина, что все, что внутри нас и во всей Вселенной – это вездесущая информация, везде информационный континуум [15]. Охарактеризовать уровень  развития  общества можно с учетом того, какой объем знаний фактически проходит через его информационную среду. Сам факт такого влияния информатизации является универсальным законом, не зависящим от общественно-политического строя.  Информатизация привела не только к увеличению объема информации, созданию локальных и глобальных систем и сетей, баз данных и знаний, но и к появлению принципиально новых технологий, к новой культуре, к новому типу общества.

В.Б. Бухман подчеркивает, что феномен культуры можно редуцировать к феномену социально ценной информации, которая являет себя и в знании, и в нормативах взаимоотношений и в самих взаимоотношениях. Человек в своей телесно-духовной сущности дуален  информационно. Тело «целеполагает» самосохранение, комфорт, порядок, ограничение разнообразия, логику, то есть информацию; дух зовет к риску, свободе (включая свободу от логики), многоальтернативному выбору, разнообразию, то есть к диссипации (рассеянию) информации. Дуальность природы человека может рассматриваться в информационном контексте, что заставляет считаться с информационными закономерностями творчества, в частности с законом сохранения информации [3, с.150].

Современное общество не может жить и развиваться без информации – наиболее выраженной формы культуры общества, и человек в ней выступает и созидателем, и распространителем, и хранителем информации, взаимодействуя по формуле «человек – информация – человек». В настоящее время  информацию следует  рассматривать  как диалогическую форму общения, ибо ей присуща интеллектуальная напряженность: потребность и способность направлять свою интеллектуальную и эмоциональную энергию на творчество и созидание. В силу этого информацию отличает социально масштабный характер, так как в ней отражаются и глобальные проблемы современности, и внутренний мир человека. А это значит, что ядро информации — это опыт человека, освоенные способы и формы творческой деятельности, духовный капитал, накопленный человечеством, то есть мы имеем дело с естественной информацией Вселенной, которую человек использует, потребляет, и искусственной информацией, им создаваемой. Среди естественной информации, входящей в ее состав, мы выделяем знания в памяти человека и персональные информационно-энергобиологические ресурсы. «Правомерна идея полифонии информации как одного из всеобщих способов распространения духовных ценностей и как органичного элемента культурного процесса. … Связанная с бытием человека, непрерывно осознаваемая и воспринимаемая им, информация становится произведением культуры. Она не просто элемент социальной структуры общества. Она – образ культуры и мышления людей, способ их организации и объединения. Связывая сотни людей, информация создает духовный мир, в котором человек живет, создает культурные ценности, делает научные открытия, формирует новые религиозные системы» [10, с.15].

Информация, как философская категория, – продукт отражения материи, в отличие от процесса отражения, как в самом себе, так и в окружающем ее мире. Получатель информации извлекает из одной и той же переданной информации разные объемы физической, семантической и прагматической информации. Мы согласны с учеными, утверждающими, что информация  — это  отражение разнообразия. Категория разнообразия  выступает основой закона Лотмана-Шрейдера: в кризисные периоды определенные пласты культуры подвергаются давлению, снижающему их естественное разнообразие за счет исчезновения «крайних элементов», резко отличающихся от среднего уровня в положительную или отрицательную сторону. Ю.Шрейдер считает, что  тенденция к уменьшению разнообразия является симптомом кризиса культурной ситуации, а увеличение разнообразия свидетельствует о здоровье культуры [13].  Являясь узловым пунктом познания, информация  позволяет выявить не только всеобщее, но и частное — конкретные, многогранные связи с действительностью, как отражение этой действительности. Информация находится  внутри нас, вне нас, между нами и вокруг нас, как единая сущность мироздания.  Ее дифференцируют  на естественную и искусственную, абсолютную (безусловную) и условную и т.п.  В качестве базового для нас  понятия мы предлагаем термин «культурная информация», которую мы определяем как источник (основа) жизни, пространства, времени. Культурная информация цивилизации складывается из неперекрывающихся частей информации на Земле. Для сохранения единства пространства

Основные  параметры культурной информации	Свойства-модификаторы культурной информации
	адекватность	достоверность	актуальность	доступность	оперативность	избыточность	объективность	полнота		старение
Аксиоматично-ценная	х	х	х	х	х	х	х	Х		х
Ситуативно ценная	х	х	х	х	х	х	х	Х		х
жизнеутверждающая	х	х	х	х	х	х	х	х		х
жизнеразлагающая	х	х	х	х	х	х	х	Х		х
Обыденная, бытовая	х	х	х	х	х	х	х	Х		х
Развивающаяся, в т.ч. саморазвивающаяся	х	х	х	х	х	х	х	Х		Х
Независимая (хранящаяся вне человека)	х	х	х	х	х	х	х	Х		х
Живая, самозаложенная (существующая только вместе с человеком)	х	х	х	х	х	х	х	Х		Х

 

Вселенной необходимо иметь культурную информацию, которая характеризует развитие всех ее частей. Мы выделяем следующие свойства культурной информации.

Таблица 1-  Матрица свойств культурной информации

 

Пересечение основных параметров и свойств-модификаторов позволяет уточнить качественную характеристику культурной информации, что достаточно сложно сделать в отличие от количественной. Так как свойства в целостном явлении влияют друг на друга, взаимно модифицируя себя, а выделение каждого из них в отдельности условно, то по вертикали мы расположили  параметры, выражающие наиболее обобщенную характеристику культурной информации, а по горизонтали свойства модифицирующего действия на анализируемое «атомарное» свойство.

Поясним, как действует данный механизм.  Развивающаяся информация может быть адекватной, если соответствует реальному объективному состоянию или неадекватной.  Она может быть достоверной или нет. Сегодня проблема достоверности информации становится все более актуальной, так как широко распространяется дезинформация, ведутся информационные войны и т.д. В условиях «культурного шума» (например, широкого распространения массовой культуры) для передачи определенного количества информации требуется больше данных или более сложные методы. По мере распространения информатизации все более актуализируется проблема доступности и избыточности. В настоящее время циркулирует огромный пласт информации,  который не несет в себе ничего нового. Причем в первом случае мы имеем дело, как с доступностью данных, так и с доступностью адекватных методов для их получения и интерпретации. Широкое распространение новых информационных технологий повысили оперативность культурной информации. В современных условиях возрастает значение такого свойства, как актуальность,  выделение которого  основано на признаке отражения. Актуализация культурной информации зависит от потребностей субъекта и объекта информационного взаимодействия, которые в свою очередь определяются целеполаганием.  Культурную информацию можно рассматривать как введенные в систему коммуникаций знания — неотьемлемую часть культуры,  социокультурное явление, охватывающее духовные и практические формы освоения мира. Знания дифференцируем на артикулированные (в виде текстов на любых носителях), которые доступны в обществе всегда и везде, и неартикулированные, передающиеся только в процессе личной коммуникации  или личных контактов (здесь человек выступает как источник культурной информации). Во втором случае транслирование ограничено, так как нет возможности введения информации в документальные коммуникации. Грамотность осваивается человеком посредством унаследования культурных традиций – социальных эстафет,  преобразованные формы знаний (свободно транслируемые формы культурной информации) обеспечивают творческую социокультурную деятельность личности. Если не существует личности с ее духовным началом (базой культуры), то общество знаний  не будет функционировать. Поэтому в качестве  параметра культурной информации можно предложить «независимая» и «живая, самозаложенная».

Одним из свойств культурной информации является старение. Темп старения определяется подвижностью отображаемой системы: старение тем интенсивнее, чем выше подвижность (изменяемость) объекта. Так, научная информация по ряду отраслей, как часть культурной, «стареет» достаточно быстро, а искусствоведческая или литературоведческая — медленнее. Но в целом культурная информация «стареет» достаточно медленно или не «стареет» вообще. Ценная (аксиоматично- и ситуативно-) культурная информация приводит к расширению, развитию тезауруса личности и общества. Ценность любой культурной информации определяется суммой тех материальных и духовных благ, которые может дать конкретному человеку ее использование. Поэтому каждое копирование культурной информации увеличивает количество благ, привносимых ею в мир, фактически на столько же, на сколько оно было увеличено при ее создании. При каждом копировании культурной информации с помощью современных компьютерных технологий происходит умножение совокупного богатства человечества с крайне малыми затратами. Это уникальная ситуация, которая появилась и развивается благодаря информатизации, поэтому  надо  стремиться к размножению и копированию культурной информации, чтобы максимально увеличить количество благ, которыми располагает человечество.

Опираясь на все многообразие можно выделить главное свойство культурной информации – это неисчерпаемость, что приводит к информационной емкости культурного пространства. Тогда культурное пространство следует  характеризовать такими свойствами, как активность, структурность и системность, что, на наш взгляд,  приводит его к ультраустойчивости и мультиустойчивости. Это значит, что оно  обладает информациогенными свойствами.

Каждый из объектов окружающего мира непременно характеризуется наличием информациогенных свойств, то есть совокупностью таких черт, которые стимулируют введение сообщения со сведениями о данном базовом факте в канал распространения культурной информации и последующее превращение сведений в сообщаемую информацию. Возможная информациогенность базового факта тесно связана с ценностью производимой на его основе культурной информации. Уровень же ценности в каждом конкретном случае есть диалектическое единство объективного и субъективного, причем первое определяется ситуацией, а второе – возможностями объекта в смысле нахождения им путей к разрешению данной ситуации. Каждый факт культуры можно рассматривать как сообщение, информацию, то есть  мы имеем дело с культурной информацией в форме артефактов и нематериальных образцов. Но специфика культуры будет проявляться и в отторжении информации об артефакте от самого артефакта, тогда мы имеем дело с информацией о культуре.

Любой вид деятельности протекает в определенном культурном пространстве, способствуя его динамичной трансформации. Наиболее устойчивая форма представляет собой форму бытия культуры, в которой на основе единства пространства и времени обеспечивается специфика содержания, целостность, органичность и т.п. В современных условиях информатизации культурная матрица, заданная пространственно-временным континиумом, должна встроиться в этот порядок.  Таким образом, результаты информатизации отражаются  в культурных нормах и  культурных процессах, мы являемся свидетелями процесса изменения культурных паттернов общества. Данные изменения привели к антиномичности и полиморфизму культуры, изменениям времени культуры. Информатизация привела к расширению информационных связей между регионами, странами, народами и т.д. В результате контакты и взаимовлияние разных социокультурных систем усиливаются, что может привести и приводит к процессам изменений культуры, обычаев и верований, то есть к аккультурации. Сегодня содержание и темп аккультурации зависит от уровня информатизации общества. Распространение телекоммуникаций по всему миру означает не только то, что стало легко общаться с друзьями и родственниками на всей планете, если есть телефон, Интернет-кафе или компьютерный терминал, но и то, что экономические и политические стратегии могут разрабатываться и осуществляться с учетом глобальных факторов. Значит можно говорить об  изменениях культуры повседневности.

Культура формируется на основе коммуникативных процессов в результате коммуникативной деятельности. Следовательно, в основе культурного развития лежат информационные процессы: возникновение, распространение, передача, усвоение и хранение культурной информации. Культурная информация – источник культурного развития и канал этого развития; она наследуется в форме социального опыта, способствуя возникновению социальной памяти. Место и роль культурной информации в структуре социальной памяти определяется ее регулятивным началом в процессе взаимодействия традиций и инноваций в культурном развитии. Культурная информация складывается из культурных элементов – самой малой (далее неделимой) единицей, тогда любой артефакт является культурным комплексом, состоящим из множества культурных элементов.

На каждом этапе развития общества информатизация выполняет две важнейшие функции, которые могут иметь различные варианты проявления и дополняться сопутствующими (вспомогательными) и т.д. На наш взгляд, информатизация  выполняет функции:

• ритуализации – коллективной памяти, сохранения традиций, передачи культуры посредством воспитания, семьи, народа и т.д.;
• новаторства – инициативы и активности, разработки новых форм и механизмов, разрушения старого,  воздействия созданной личности на то, что породило эту личность.

В зависимости от приоритетов информатизация может выполнять ритуально-новаторские функции, новаторско-ритуальные (функции преобладания) или ритуальные=новаторские функции (функции равновесны). Анализируя уровни социотехнической деятельности, можно утверждать, что из этапа в этап полюс двойственности (исходя из функциональных особенностей) будет смещаться от ритуализации к новаторству, то есть мы будем иметь дело с изменением доминирующего положения функций. На каждом этапе реализация функций сталкивается с трансформацией  инфосферы, что приводит к значительным изменениям в культурных процессах. В современных условиях основой информациологических технологий являются компьютеры, массмедиа, мультимедиа, локальные, глобальные и космические информационные сети, телекоммуникационные коммутаторы и концентраторы, проводные, информационно-сотовые и спутниковые каналы связи, и их программное обеспечение. Новаторство превращается в доминирующую основу, где одновременно присутствует и ритуализация.

Пространство и время – формы информации, а энергия, сила движение и масса – различные виды проявления ее качественных и количественных свойств в реально существующих или искусственно создаваемых процессах и явлениях. Современный этап характеризуется изменением содержания функций культурной информации, информационных  и информациологических ресурсов в обществе.  Потребители информации, которые недополучают необходимый для них объем информации,  оказываются в ситуации «ослабленного» инфовзаимодействия. Такое положение, на наш взгляд, приводит к различным обострениям, к  явлениям, которые называют культурным лагом и  культурным запаздыванием. Картина нашего настоящего — это смесь всех предыдущих этапов. В средствах массовой информации часто упоминается, что примерно 70 % населения планеты живет еще в аграрном обществе, 10 %  – в странах с индустриальной материальной базой, менее 20 % – в постиндустриальном обществе, причем среди них – всего несколько процентов – в информационном обществе, подготавливая переход к будущему «обществу знаний». Именно эти 20% населения планеты играют роль основных акторов глобализации, создавая условия для формирования единого человечества и глобальной социоприродной системы. В реальности мы имеем дело с различными этапами информатизации в странах.

Культурные системы, как правило,  реагируют с определенным отставанием на новые социальные явления и технические нововведения. Возникновение культурного лага находит свое объяснение в представлении, согласно которому технические нововведения продолжают служить старым целям индустриальной  трансформации, тогда как складывающаяся глобальная ситуация требует новой парадигмы бытия человека, изменения его ценностных ориентиров. Культурный лаг описывает ситуацию, когда одни части культуры изменяются быстрее, а другие медленнее.[1] Наряду с общими причинами возникновения культурного лага существуют национально обусловленные, конкретные его проявления. Так, Л.В. Скворцов  выделяет сферу информационного обеспечения органов управления, государственной власти, где разрыв между новыми требованиями жизни и инерцией сложившихся стереотипов особенно опасен [11].

Современные информационные технологии инициируют появление артефактов и паттернов, которые не успевают перейти из новации в традицию, ибо время сегодня  «спрессовано».  В современный период информатизации для преодоления культурного лага фундаментальное значение приобретает адаптация к информационной деятельности понятия «виртуальной реальности».  Сегодня содержание виртуального бытия  определяется восприятием конечного состояния человека и человечества. Если мы признаем фундаментальное воздействие виртуальной реальности на ход социальных событий, то тогда необходимы новые подходы к информационному обеспечению. В этом случае содержательные характеристики  информатизации изменяются, адаптируясь к новым потребностям общества. На наш взгляд, это признание приоритета гуманитарной составляющей информатизации над технической и технологической. Тогда в качестве параметра развития информатизации можно рассматривать принцип демократичности в информационном обеспечении на основе доступности информации. Например, использование результатов информатизации для определения культурных норм (стандартов культурной деятельности), их консервации и сохранения. В этом случае успешно реализуется функция ритуализации.

Кроме того, информатизация создает возможности для новых идентичностей и может  не повлечь  за собой перехода в новый социальный статус. Это идеальная действительность, подобная памяти. Вследствие своей интерактивности современные формы цифровой реальности являются важным средством расширения представлений о реальности контекста действия. Значение современных цифровых форм виртуального становится очевидным при анализе конкретных культур, культурных образцов, культурных процессов и т.д. Виртуальное пространство сегодня стратифицировано по различным аспектам (по линии гендера, этничности, региона, профессионального статуса и т.п.). Так, в настоящее время Африка практически исключена из сети компьютерных коммуникаций, а уровень ее информатизации представляет собой весьма пеструю картину — от вербальных форм коммуникации до компьютерных. Такое положение способствует изоляции культурных форм, а культурные процессы происходят гораздо медленнее. В связи с этим  культурные формы имеют устоявшийся характер, а культурный порядок  на некоторых территориях  не меняется в течение длительного времени. В большинстве случаев культурная трансмиссия осуществляется от человека к человеку или через традиционные документы. Культура конкретного народа, племени достигает определенного уровня развития, а отсутствие притока информации влияет на культурный порядок. В тоже время фиксация ее на различные носители представителями другой культуры позволяет сохранить ее, ввести в современное культурное пространство, а в критических ситуациях воссоздать ее и распространить. В данном случае реализация функции новаторства информатизации способствует эффективности ритуализации, а информатизация в этом случае  снимает угрозу разрыва культурной цепи.

Ключевую роль в  преодолении культурного лага играет осмысление природы информационных катастроф и механизмов их преодоления. Интерес для нас представляет гуманитарный аспект информационных катастроф, который проявляется в утрате  государством  способности к эффективному противодействию использования средств информации для дестабилизации общественной системы. Такая ситуация возникает в условиях утраты обществом своей идентичности. Информатизация обострила ситуацию: распространение виртуальной реальности, наступление массовой культуры, глобализация ноосферы и т.д. Наиболее сложный тип информационной катастрофы связан с деструкцией исторического знания (сегодня мы являемся свидетелями ревизии исторических событий, их забвения и т.п.). Традиционное общество, являясь концентрированным результатом деятельности поколений единого этноса или единого народа, превращает каждого своего члена в материзованную историческую информацию: он становится слепком своего локуса. Локус – это место бытия, которое из поколения в поколение совершенствуется этносом. Становление и развитие локуса фиксируется в памяти народа как стадии его собственной эволюции.  Единство истории в данном случае представляется естественным следствием того, что это – история одного локуса и одного субъекта истории. История – это объективная реальность жизни: она всегда связана с членом локуса. Глобализация жизни влечет за собой утрату непосредственной связи с локусом, а значит и плюрализм ориентаций в истории. История же локуса сохраняется в сознании и существует в нем, постепенно превращаясь в мифологему. Действие инфосферы  кардинально меняет традиционную ситуацию, особенно та ее часть, в которой действуют носители информации, способные вызвать ее массовое восприятие, инициировать новый тип образа жизни и направленность  действий. Воздействие инфосферы объективно и не зависит от субъективных целей и национальных границ. Индивиды теперь узнают друг друга и определяют свое тождество по той части ноосферы, в которой они находятся. При этом они могут принадлежать различным локусам. С этим связано возникновение массовых противоречий между внешней принадлежностью к определенному этносу и государству и внутренней солидарностью с культурными стандартами, не совпадающими с национальной традицией. Сегодня просматриваются тенденции превращения отдельных частей ноосферы, связанной с конкретными локусами, в информационную Галактику. Эта складывающаяся реальность и определяет необходимость осмысления новых форм международного взаимодействия, их влияния на национальные культурные традиции и духовные ориентации  [11, с.36-37]. Таким образом, содержание функций несколько трансформируется.

С понятием культурного лага тесно связано другое, которое называют культурным запаздыванием.  Оно происходит в тех случаях, когда нематериальная (духовная) культура не успевает приспособиться к опережающему развитию материальной культуры. Например, в России осуществляется переход к рыночной стратегии, однако традиции, обычаи, ценностные ориентации и взгляды большинства населения в ситуации стабилизации  отражают предшествующий этап развития, о чем  свидетельствуют многолетние исследования Института социологии РАН.

Насыщение пространства как среды жизнедеятельности человека техникой и засилье разного рода технологий приводит к появлению новых артефактов и паттернов, которые не получают достаточного временного лага для их перехода в традиции.  Культурный лаг и культурное запаздывание, на наш взгляд, особенно наглядно будут проявляться на стыке периодов развития информатизации, когда происходит смена технологий. Они приводят к полихронности культурного пространства, которое  выражается в двух аспектах, когда  на мировой культурной карте в конкретном локусе и хроносе сосуществуют социумы различных культурных возрастов, а в рамках одной страны объединены разновозрастные (имеется в виду культурный возраст) социальные группы. Культурная эволюция предполагает поэтапное прохождение субъектом всех возрастов. Среди  сверстников могут быть люди разного культурного возраста и наоборот.  Полихронность культурного пространства – это такое состояние  информатизации в обществе, когда ее функции равновесны.

Итак, информатизация привела к изменениям в информационной картине мира. Телекоммуникационные электронные технологии утверждают новый образ реальности, формируя фрагментарную культуру. Они приводят к созданию сверх насыщенного информационного поля, которое повсеместно окружает современного человека,   чье воздействие  носит выборочный характер. В современных условиях изменился и характер коммуникации: электронные СМИ сегодня лидируют, а Интернет признается как важнейший  источник новостей.  Последний  обладает важной социальной функцией, которой нет у других СМИ; в различных своих системах  (сервера, телеконференции, чаты, IRC, ICQ и т.д.) он дает обширное пространство для общения, поле для формирования отношений, отличных от принятых в реальном мире, ограниченном ритуалами и рамками социальных систем, культур и субкультур. Интернет позволяет формировать открытое сообщество в смысле форм поведения, видов информации, количества и характера участников, времени существования и т.д. Все  его компоненты  обладают гибкостью и динамичностью. Поэтому в качестве последствий информатизации можно выделить появление транскультурных сообществ. В последние годы средства массовой информации изменились качественно и количественно. Человек  постоянно находится  в данной среде, постепенно превращается в антропогенный источник изучения и колонизации пространства Вселенной. Роль средств массовой информации меняется, они превращаются в первую власть. Информациология утверждает, что высокие технические и социальные технологии общества формируют высокое глобально-космическое информациологическое мировоззрение на всей планете [14].

Информатизации  стимулировала возникновение новых культурных явлений и фактов. Так,  Э.М. Андреев и А.В. Миронов рассматривают проблемы интеллектуальной уязвимости и информационной безопасности в связи с переходом к информационному типу цивилизации. Опираясь на тезис, что «информация – универсальный инструмент прогресса человечества, глобальный и наиболее дефицитный ресурс развития современного общества, одна из основных общечеловеческих и национально-государственных ценностей» [2, с.170], предлагается новый подход к решению проблем информационной безопасности. Понятия интеллектуальной уязвимости и информационной безопасности как социальные категории и вероятностные характеристики означают определенную систему исключения опасностей и угроз для пользователей в процессе их информирования. В структуре информационной безопасности специалисты выделяют такие категории как информационный вызов, информационные угрозы, информационной риск и информационная опасность. Кроме того, мы являемся свидетелями расслоения территорий, государств, наций, отдельных типов учреждений и т.п. по информационному признаку. Сегодня проблема информационного неравенства все более актуализируется, в структуре которой можно выделить ряд аспектов. Во-первых,  личностно-социальный, связанный с социальной адаптацией человека к новой, быстро меняющейся информационной среде. Во-вторых, социально-экономический, обусловленный политикой страны в области развития информационной среды, создания информационной инфраструктуры, в том числе информационного законодательства, средств и методов доступа к информационным ресурсам и информационным коммуникациям, развития и практического использования информационных технологий. В третьих — аспект геополитический, связанный с неравномерностью развития самого процесса информатизации в разных странах и регионах мира, что обусловлено не только научно-техническими и экономическими различиями потенциалов этих стран, но и различиями образовательными [7, с.27].

В 2000 г. на Лиссабонском саммите лидеры ЕС постановили  превратить Европу в регион с наиболее конкурентоспособной и динамично развивающейся экономикой, основанной на знании (информации). В связи с этим была разработана стратегия «Электронная Европа- 2002»,   провозглашен переход к «сетевой» экономике, основанной на знании,  начал формироваться собственный сегмент новой «информационно-инновационной экономики» (по М. Кастельсу). Таким образом, доступ к средствам коммуникации становится  индикатором социального и экономического неравенства. Тогда следует  говорить и о таком последствии информатизации как информационное неравенство, которое можно рассматривать как фактор дифференциации социальных групп. В 1997 году Организация Объединенных Наций ввела новое измерение бедности – информационное, характеризующее возможность доступа к информационной магистрали. Проблема информационного неравенства признана мировым сообществом как глобальная. В связи с этим международные организации приняли ряд программ, направленных на ее решение,  в числе которых  программа ЮНЕСКО «Информация для всех». В ней  прописаны следующие показатели уровня доступа к информации: технологический аспект, обеспечивающий физический доступ к информации (подключение к сети); финансовый аспект  (уровень достатка пользователей, позволяющий приобретать компьютерные устройства для получения информационных услуг и ресурсов); социальный аспект (наличие общественного доступа для тех слоев населения, которые не могут оплачивать доступ на индивидуальном уровне); образовательный аспект (обеспечение пользователей объемом знаний, умений и навыков работы с технологиями электронного общества). Для операторов сетей, провайдеров услуг и содержания становится обязателен принцип честной конкуренции, гарантирующий благоприятные экономические условия на рынке; для производителей содержания ресурсов – принцип свободы слова и выражения мнений, которые гарантирует доступ к Интернету, инфраструктуре [4]. В 2003 году впервые в Женеве состоялся Всемирный саммит по информационному обществу, в котором участвовали 150 стран. В результате были приняты два документа «Декларация принципов» и «План действий», где провозглашались в качестве приоритетов развитие культур и языков народов мира [16].

Именно информатизация породила новое социальное явление – информационную стратификацию. Возникающие  эффекты в сложных антро-социо-культурных системах требуют от человека не только принятия современных социальных моделей, но и умения ориентироваться в полифонических дискурсах пониманий.  Это сложившаяся ситуация культурного плюрализма в обществе, Интернет-среда, медиа-пространство и т.п. Совершенствование коммуникативных технологий и сила их воздействия на человека постоянно возрастает, следовательно, возрастает значение информационной грамотности и информационной компетентности личности. Последняя предполагает одновременно и творческое усвоение личностью социокультурного опыта и традиций и открытость личности инновациям.

Так, О.Н. Вершинская выделяет следующие группы населения по их отношению к информационным и телекоммуникационным технологиям: те, кто создает новую информационную среду, творит новые информационные ресурсы; те, кто использует новую информационную среду и интегрировался в нее; те, кто находится в процессе интеграции и делает первые шаги; те, кто не сделал первого шага, но и не отрицает необходимость этого; те, кто отчужден от новой информационной среды и не замечает ее; те, кто активно противостоит нововведениям, считая их общественно вредными. Она замечает, что представителей первых трех групп — статистическое  меньшинство, а энергетика этих групп очень сильна [5].

Современная реальность создала для современного человека чрезвычайно широкий и многообразный спектр опасностей и угроз, которые в значительной степени имеют информационную природу, либо воздействуют на человека через информационные каналы. Но информатизация играет важную роль в эволюции общества, в его поступательном развитии. Современную теорию информации можно использовать в  выработке адекватной концепции социокультурной стратификации [10, с.49-57]. Механизм существования этнических и субкультурных общностей всех типов может быть описан в рамках понятий энтропии и информации. Стратификация в обществе выполняет  жизненно важные функции, одной из которых является распределение индивидов по важным для выживания общества социальным позициям, но глобальной задачей является сдерживание социальной энтропии, предотвращение установления социокультурной однородности индивидов. Общество должно иметь сложную структуру, чтобы быть устойчивым по отношению к социальным катаклизмам, потрясениям, внешнему давлению.  Возникновение и умножение  субкультур препятствует увеличению энтропийных процессов в социуме, смягчает накопление социальной напряженности, неизбежно возникающей в случае нарастания социальной поляризации. Рост разнообразия требует соответствующего совершенствования социальных интеграторов. Чтобы интегрировать общество со множеством субкультур, государство вынуждено брать на себя управление и поддерживать громадную социальную инфраструктуру, причем затрачиваемые на это средства составляют почти половину всего дохода общества. В современных условиях  целесообразно говорить о необходимости формирования новой культурно-информационной политики государств.

Информатизация влияет и на социокультурную дифференциацию  общества. В.Л.Иноземцев утверждает, что среди многочисленных социальных групп особое значение приобретает группа, именуемая в западной обществоведческой теории knowledge-class, которую он называет «классом интеллектуалов». Ее характерные особенности — высокие стандарты образования, принятые в этой среде, уровень образования, оказывающийся значительно выше характерного в тот или иной момент для большинства граждан. Признаком «класса интеллектуалов» является востребованность его представителей в разных структурных элементах социальной иерархии, и также их исключительная мобильность. «Сегодня в развитых обществах образовался слой интеллектуальных работников, которые обладают неотчуждаемой собственностью на информацию и знания, являются равными партнерами собственников средств производства, не эксплуатируемы как класс, их деятельность мотивирована качественно новым образом» [6, с.71].  Тогда уже не социальный статус служит условием принадлежности человека к элите постиндустриального общества, напротив, он сам  формирует в себе качества, делающие его представителем высшей социальной страты. В связи с динамикой социальных отношений людей на  смену восприятиям пространства в информационном обществе приходят идеи поточного пространства (space of flows), которое вне временных границ образуется вокруг потоков организационного взаимодействия, потоков образов, звуков и символов, доминирующих в процессах экономической, политической и знаковой жизни. Наибольшее влияние информационные (особенно мультимедийные) технологии оказали на бизнес и способы его организации, на культуру и образование. Сегодня уже можно говорить об информационном портере общества.

В структуре информационной системы мировоззренческие подходы проявляются в критериях отбора и оценки культурных ценностей для распространения в обществе и выделения ведущей идеи для выработки человеком гражданской позиции. В современных условиях мы выделяем новый вид мировоззрения  — информационное. Сегодня чрезвычайно актуальной проблемой является интеграция духовного мира и личности и общества в целом, а также всей совокупности сообществ, выработка единого интегративного взгляда на мир [10]. В качестве исходной платформы для такого интегративного взгляда должно выступать информационное мировоззрение, то есть трактовка окружающего мира в терминах теории информации (упорядоченности, энтропии, структуры и др.) Основное противоречие личностного мира в настоящее время – это сосуществование «двух культур» (Чарльз Сноу): мира точного и естественнонаучного знания и мира человеческого духа и искусства. Это разделение на разум и интуицию, непосредственное восприятие и рефлексию, анализ и синтез, на лево- и правополушарный стиль мышления. Примирить эти культуры – значит, придти к интеграции духовного мира личности. Перспективы решения проблемы связаны именно с  информационным мировоззрением, единой информационной идеологией,  информационной культурой. Усвоение и ранжирование человеком информационных ценностей – это социально-действенный процесс, направленный на активизацию личности, на воспитание способности и умения применять полученную «информацию-силу» в своей жизни. Главная задача – это формирование у человека культуры восприятия информации.

Информатизация привела к необходимости использования информационных критериев для характеристики развития общества, научно-технического и социального прогресса. Она изменила социальную и культурную жизнь. Превалирование информации во всех сферах жизнедеятельности привело к перевороту в каждой из них. В рамках складывающейся мировой социокультурной системы происходит, и будет происходить централизация ее подсистем. В каждой подсистеме формируется некий центр, влияющий на все  элементы, при этом закрепляется «униполярность» в структуре каждой подсистемы. Положение центров различных подсистем могут не совпадать. Так, центр духовной жизни может располагаться совсем не в той стране, где находится центр жизни экономической,  центр литературной жизни может не совпадать с центром жизни музыкальной. Такое положение дает шанс отдельным национальным структурам стать лидирующими в той, либо иной подсистеме. Из истории культуры можно привести множество  примеров появления подобного «локуса». Достижения определенной области творчества концентрируются  в одной национальной школе, на которую потом ориентируются все другие. В мировой социокультурной системе  применительно к периферийным элементам каждой подсистемы происходит постепенное выравнивание степени развитости различных элементов. Так, слабее проявляется феномен «провинциализма». В рамках отдельно взятой системы национальной культуры происходит та же централизация, но применительно к различным субкультурам.  В тех же рамках отдельно взятой национальной культуры (равно и в рамках глобальной культурной системы) продолжается «дивергентная эволюция» различных культурных подсистем, то есть их взаимное «отталкивание» — развитие в сторону усиления специфики каждой подсистемы, обретения ею своей собственной «экологической ниши».

Таким образом, информатизация привела к сложным социокультурным сдвигам в коммуникационной среде,  следовательно, и в среде жизненной. Сегодня человека окружает реальный естественный мир и искусственная информационно-символическая вселенная, созданная развитием знаковых систем массовых аудивизуальных коммуникаций.  В современных условиях происходит трансформация человеческой деятельности за счет влияния  информационных систем, в том числе и на творчество. Творчество в любой сфере человеческой деятельности пользуется памятью культуры. Ценности культурного наследия всегда служили фундаментом духовного развития поколений, поэтому следует рассматривать культуру как устойчивый инструмент трансляции общечеловеческих ценностей и смыслов в условиях информатизации. Особое значение приобретает использование коммуникационного пространства социальных институтов, хранящих культурные ценности. Библиотечно-архивные банки – это мощные источники (искусственные залежи) информационных ресурсов, которые по своей ценности превосходят естественные  (сырьевые, финансовые, трудовые и т.п.).

Содержание и основные направления информатизации зависят от страновых различий, национальных и культурных особенностей. Так, спрос на конкретные технологии определяют культурные факторы национального, регионального и локального характера, но которые подчиняются и интеграционным тенденциям. Страны различаются своими особенностями использования радио частот, электронной почты (например, в Германии она распространена недостаточно), факсов и т.д., составом аудиторий для разных видов технологий и т.п. В Европе информатизация ориентируется на функциональное и практическое информирование населения, в США – на развлечения.

Информатизация существенно изменила локус и законы его развития: современная информационная среда является новой формой бытия человека. К концу ХХ века в рамках кибернетики, а позднее информатики  стала складываться информационная картина мира. Она рассматривает окружающий мир под особым, информационным углом зрения,  дополняя вещественно-энергетическую картину. В окружающем нас мире получение и преобразование информации является условием жизнедеятельности любого организма. Можно утверждать, что без информации нет человека, нет личности и субъекта деятельности. Именно  приток информационных импульсов самого разнообразного характера формирует его как личность, а в качестве источников выступают как природа, так и социальная практика. Мы имеем дело и с информационными, и с информациологическими ресурсами. Структура личности в качестве  компонентов  включает сознание и самосознание, мировоззрение, характер, систему взглядов и ценностных ориентаций, совесть, духовный мир, потребность в самовыражении и творчестве, способность рефлексии. Данные  феномены  не являются врожденными. Они  формируются и видоизменяются в ходе жизнедеятельности человека на базе определенных наследственных качеств. Врожденные вещи связаны исключительно с генетической информацией. В то время как упомянутые нами  феномены, формирующиеся в ходе жизнедеятельности человека, связаны  преимущественно с информацией в социуме. Важнейшая роль в их детерминации принадлежит общению с другими людьми и деятельности. Очевидно, что эти процессы принципиально невозможны вне информационного пространства социума.  Лишь разнообразная деятельность, общение с себе подобными, формируют каждого конкретного человека как личность. Данные процессы, с одной стороны,  требуют исходной информации, постоянно питаются ею, а с другой  –  непрерывно генерируют новую информацию. Благодаря этому  реальная жизнь людей всегда представляет собой информационное взаимодействие. Любые коррективы в жизнедеятельности людей  объективно требуют информационного обеспечения. Ведь  информация имеет отношение ко всем без исключения стадиям и аспектам человеческой деятельности. Это и замысел, и планирование, и реализация определенных действий, и прогнозирование, и оценка  результатов и т.п. Кроме того, следует выделить информационное содержание технологического аспекта деятельности. Внутренний, духовный мир человека невозможен без субъективного переживания деятельности.  Оно формируется также на соответствующем информационном фундаменте. В связи с этим можно сделать следующий вывод: информация буквально пронизывает культурное пространство,  постоянно влияет на личностное содержание каждого из нас. Мера соответствующих изменений, и их направления всегда конкретны и индивидуальны. Частично они определяются наличным опытом жизнедеятельности, имеющимся уже  личностным тезаурусом и другими сугубо внутренними, интимными для каждого человека факторами. Таким образом, современный человек предстает как продукт длительного и сложного процесса изменения культурного пространства от древнейших исторических эпох до наших дней. Обогащая человека как личность и субъекта социального творчества, культурная информация тем самым проявляет себя в качестве важнейшего фактора, способного влиять на устойчивость развития, причем и в индивидуальном плане, и в общесоциальном.

Каждый человек существует одновременно в различных информационных, следовательно, и культурных пространствах, которые  могут быть связаны или автономны. Среди них можно выделить религиозные, национальные, профессиональные и т.п. На пересечении этих пространств и находится человек, где формируется его личное информационное, а значит и культурное пространство. Среда обитания человека является следствием действия множества факторов: она создается и развивается в непосредственной зависимости от многих причин. Но среда и сама активно влияет на них, подготавливая соответствующие изменения. В настоящее время реально существующая среда представляет собой сложное многоаспектное образование. Ее можно охарактеризовать как своеобразную результирующую всех информационных, культурных потоков, на пересечении которых находится человек.

В связи с этим можно утверждать, что благодаря информатизации складывается новая, информационная картина мира.   Р. Абдеев утверждает, что информация стала объективной характеристикой материальных систем и их взаимодействия. Никакая социальная жизнь невозможна без информации, без общения и коммуникаций. Информация выступает в качестве двигателя общественного и технического прогресса, а также в качестве узлового пункта познания, выявляя всеобщие и конкретные, многогранные связи с действительностью как отражение этой действительности.

«Соответственно трем основным видам оперативной информации – элементарной, биологической и социальной – мы различаем три крупных класса информационных структур: 1. естественно возникшие информационные структуры неорганической природы; 2. естественно возникшие информационные структуры органической природы; 3. искусственные информационные структуры, созданные целенаправленной деятельностью человека (так называемая вторая природа или ноосфера). Информационная картина   мира включает в себя и Человека, место которого – на границе между естественной и искусственной природой. Он олицетворяет собой начало интенсификации информационных процессов и ускорения научно-технического и общественного развития» [1, с.183-184].

Место личности в картине мира и процессах информатизации можно определить исходя из следующего положения: информационная система общества должна создавать контакты между людьми и интенсифицировать коммуникационные сети между пользователями, решающими аналогичные проблемы. Признание культурной информации идеальным, смысловым и формообразующим началом мира лежит в основе нового информациологического мировоззрения, утверждающего в сознании  человека новую единую информационную картину мира как интегративный образ информационно-коммуникативной реальности. Задавая видение мира в совокупности рационально-научного, духовно-образного и эмоционально-художественного аспектов, картина мира одновременно является средством ориентации и духовно-практического освоения этого мира. Развитие информациологии позволяет утверждать, что сегодня мы имеем дело с культурной картиной мира, где информатизация выступает как внутренний процесс культуры. Культура же – структообразующий фактор того, как человек живет, как он воспринимает мир, и как он его формулирует и формирует.

Литература:

1. Абдеев, Р.Ф. Философия информационной цивилизации: диалектика прогрессивной линии развития как гуманитарная общечеловеческая  философия для ХХ в. /Р.Ф.Абдеев. — М: ВЛАДОС, 1994. – 334 с.
2. Андреев, Э.М. Социальные проблемы интеллектуальной уязвимости и информационной безопасности /Э.М.Андреев, А.В.Миронов //Соц.-гуманитар. знания. – 2000. — № 4. – С.169-179.
3. Бухман, В.Б. Информационные аспекты саморазвития, диалога и взаимопонимания культур //Философия и общество. = Philosophy and society. – М., 2003. – № 2. – С.150-168.
4. Вартанова, Е.Л. Новые проблемы и приоритеты цифровой эпохи /Е.Л. Вартанова //Информ. общество. – 2001. — № 3. – С.50-56.
5. Вершинская, О.Н. Адаптация общества к новым информационным технологиям: новые возможности и новое социальное неравенство /О.Н. Вершинская // Информ. общество. – 1999. – № 1. – С.25-29.
6. Иноземцев, В.Л. «Класс интеллектуалов» в постиндустриальном обществе  /В.Л. Иноземцев // СОЦИС. – 2000. — № 6. – С.67-77.
7. Колин, К. Глобальные проблемы информатизации общества: информационное неравенство  /К. Колин //Alma mater. – 2000. — № 6. — С.27-30.
8. Моль, А. Социодинамика культуры /А. Моль.  — М., 1973. — С. 12, 208-209.
9. Нестеров, А.В.  Философия информации //НТИ. Сер.1. – 2000. — №2. — С.1-9.
10. Проблемы информационной культуры. Вып.3. Информационное мировоззрение и информационная культура: сб. ст. — М., 1996. — 199 с.
11. Скворцов, Л.В. Информационная культура и национальная безопасность /Л.В. Скворцов //НТИ. Сер.1. — 1997. — № 9. -  С.34-38.
12. Шлыкова, О.В. Феномен мультимедиа. Технологии эпохи электронной культуры: монография /О.В. Шлыкова. — М.: МГУКИ, 2003. — 251 с.
13. Шрейдер, Ю.А. Информатизация и культура /Ю.А. Шрейдер //НТИ. Сер.2. — 1991. — № 8. — С.1-9.
14. Юзвишин, И.И. Информациология или закономерности информационных процессов и технологий в микро- и макромирах Вселенной /И.И.Юзвишин. — М.: Радио и связь, 1996.
15. Юзвишин, И.И. Основы информациологии /И.И.Юзвишин. — М., 2001. -  233 с.
16. ЮНЕСКО об информационном обществе: основные документы и материалы. — СПб, 2004. — 120 с.

 

Автор(ы) статьи: Правиков Юрий Валентинович
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

подъязык, терминология, национальный язык, культурная система, lingua franca, литературный язык, нормирование, искусственный язык, естественный язык.

Аннотация:

В статье отмечается необходимость расширения традиционного взгляда на ограниченный подъязык и определения его сущности и специфики как культурного феномена. В связи с этим рассматривается соотношение понятия «подъязык» с понятиями национального, литературного, естественного и искусственного языка.

Текст статьи:

Исторически изучение подъязыков было связано в первую очередь с исследованием средств выражения специальных понятий, т.е. терминов. Взгляд на подъязык как на совокупность терминологических средств, используемых в текстах одной тематики, определяет характер большинства как теоретических исследований, так и практических работ по проблемам подъязыка. Однако с течением времени понятие эволюционировало и вышло за рамки «относительно замкнутой терминологической системы». Ввиду непростого характера природы подъязыка, разные исследователи по-разному ее понимают, обращая внимание на те или иные стороны данного явления. Это в определенной мере стало причиной появления таких близких по значению номинаций как язык для специальных целей, язык науки, специальный язык, профессиональный язык, социально-профессиональный вариант языка, субъязык, регистр, функциональный язык и т.п. Поэтому определение теоретического статуса понятия «подъязык» и выработка четкого представления о его природе и границах должны являться отправным пунктом для любого исследования, так или иначе связанного с данным явлением. В предлагаемой статье мы рассмотрим феномен подъязыка в контексте понятий национального, литературного и искусственного языка.

Мы будем опираться на самое общее понимание национального языка, которое, тем не менее, будет достаточным, чтобы отразить характер отношений между национальным языком и подъязыком. Национальный язык понимается как язык нации, как тип бытия языка, противопоставляемый другим национальным языкам. Таким образом, подъязык – это система специализированных средств, меньшая по объему, чем национальный язык, и занимающая в нем подчиненное положение. Различные подъязыки, как более или менее автономные языковые системы существуют в рамках национального языка как его функциональные разновидности – в том смысле, что выполняют основные функции языка в отраслевой перспективе: обмен специальной информацией (коммуникативная функция), получение нового специального знания (когнитивная функция), отражение «профессиональной» действительности и хранение специальных знаний о ней (аккумулятивная функция). Как разновидности одного национального языка разные подъязыки не имеют строгой изоляции друг от друга. Их автономность осуществляется за счет их внутрисистемных связей, за счет их внутренней организации. Между ними нет внешних границ. Все они входят в состав национального языка. Как отмечается в [1: 57], лица, пользующиеся отдельными системами, как правило, владеют и еще одной-двумя другими системами данного национального языка и могут быть проводниками заимствований из одной системы в другую.

Однако особый интерес представляет еще один момент. Национальный язык является формой национальной культуры. Как язык немыслим вне культуры, так и культура немыслима без языка. Овладевая родным языком, человек овладевает базовой культурной системой, на которую могут накладываться вторичные культурные системы (в том числе подсистемы научной и профессиональной деятельности). Иногда в этом случае говорят о явлении полиглоссии. Во многих профессиональных подъязыках отмечается преобладание интернационального элемента над национальным. Терминология, являющаяся ядром лексической системы подъязыка и составляющая его основу, относится к числу интегрирующих факторов, которые позволяют создавать единое информационное пространство, обеспечивающее взаимопонимание на межнациональном уровне [2: 170-171]. Это случай когда, вторичная культурная система ученых и профессионалов в незначительной мере зависит от первичных национальных культурных систем. Таким образом, одна и та же вторичная культурная система может быть у людей с разными первичными культурами. Причина – интернациональный характер науки и многих видов профессиональной деятельности: профессиональное и научное знание не имеет государственных, национальных, идеологических границ.

Подъязык следует отличать от другого функционального типа языка, который используется в качестве средства международного и межэтнического общения. Речь идет о lingua franca. В отличие от подъязыка lingua franca профессионально не ориентирован, но он и используется в ограниченных сферах социальных контактов. Он включает определенный интернациональный фонд специальной лексики, понятной многим. Профессиональный подъязык охватывает определенную отрасль и за ее пределами непонятен. Интернациональные средства подъязыка и формируемое с их помощью понятийное пространство существенно облегчают общение профессионалам различных культур. Их объединяет единая вторичная культура. Lingua franca обеспечивает общение людей с различными первичными культурами, причем общение на ограниченные темы, понятные большинству.

Теперь рассмотрим взаимоотношения подъязыка и литературного языка. Литературный язык является наддиалектной формой существования языка, сформировавшейся в определенный исторический период, основными чертами которой являются: 1) наличие письменности и определенного корпуса литературных текстов; 2) бережное отношение к уже имеющимся письменным произведениям; 3) построение новых произведений с учетом сложившихся традиций; 4) обозримый объем выразительных средств и их системная организация, позволяющая производить выбор оптимальных вариантов при наличии конкурирующих возможностей; 5) общепонятность и общедоступность языковых средств и выражений (естественно, речь идет об образованном контингенте); 6) консервативность сложившихся норм; 7) способность к постоянному обновлению и пополнению состава выразительных средств. Литературный язык находится в центре национального языка и лишь в умеренных долях включает специальную лексику. В противном случае он утратил бы соразмерность своих выразительных средств, что придало бы ему определенную профессиональную направленность и превратило бы его в один из подъязыков. Он перестал бы быть общепонятным. Термины мешают человеку, хорошо владеющему литературным языком, понимать какой-либо специальный текст. Для понимания такого текста требуются специальные знания, специальное образование. Таким образом, отсутствие общего употребления – основная черта, противопоставляющая подъязыки литературному языку.

Специфическим чертой литературного языка является нормирование, последовательно проводимое писателями, публицистами, деятелями культуры. Специальное редактирование научных текстов, а также бережное отношение к нормам подъязыков может создать иллюзию о принадлежности терминов к литературному языку. Это не так. Такое нормирование касается лишь произношения и написания специальных слов, а не самой их сущности. Содержание терминов, их системная организация, сочетаемость с другими словами, модели терминообразования — все это лежит за пределами общего употребления, а следовательно, и за пределами литературного языка. Надо заметить, что профессиональные подъязыки и литературный язык формируются на разных основах и история их не совпадает. Профессиональные подъязыки являются достаточно автономными подсистемами со своими закономерностями. Подравнивать нормы профессиональной речи под нормы литературных языков неверно и исторически, и лингвистически. Следовательно, возникает расщепление нормы на литературно принятую и профессиональную.

Между литературным языком и подъязыками нет непроходимой стены. Как уже было сказано, специальная лексика иногда проникает в литературный язык. При этом их специальное значение редуцируется, и они фактически превращаются в омонимы специальных лексических единиц, употребляющихся в специальных сферах. Специальная лексика в текстах литературного языка может играть роль важного выразительного средства, передающего местные особенности обстановки, характеристики персонажей и т.п. С другой стороны, подъязыки науки и техники многое берут из литературных языков, но реализуют по-своему, в частности, вырабатывают свои профессиональные нормы, свои словообразовательные модели. Однако нормы литературного языка и профессиональных подъязыков сосуществуют параллельно, не влияя друг на друга.

Рассматривая отношения между искусственным языком и специальным языком (подъязыком), мы с самого начала должны сделать оговорку о том, что мы не ставим себе задачу принять и отстоять определенную точку зрения в пользу естественности либо искусственности природы подъязыка. Это отдельный и не такой уж и простой вопрос, и он не имеет однозначного ответа даже в случае с «естественным» языком вообще. Постараемся описать положение вещей.

Начнем с наиболее радикальной позиции, согласно которой все человеческие языки признаются искусственными, т.к. являются результатом трудовой и социальной деятельности человека и противостоят в этом смысле естественному «языку» животных. Если мы принимаем эту позицию, то все, что остается сделать, это дать обоснование снятия кавычек, в которые мы заключили слово «язык». Вопрос о кавычках – это вопрос, который либо уже давно решен (и решен не в пользу нашего обоснования, какое бы оно ни было), либо принципиально не имеет решения. К тому же судить о естественности/искусственности языка и «языка», опираясь на антитезу «социальное-биологическое» в нашем случае совсем не продуктивно: такая позиция не позволяет увидеть разницу между, скажем, литературным языком и диалектом, литературным языком и подъязыком, подъязыком и искусственным языком в собственном смысле слова (например, эсперанто) и т.п. Все эти подсистемы являются в той или иной степени искусственными.

В [1] предлагается характеризовать различные языковые подсистемы по двум параметрам: 1 – естественное происхождению или искусственное создание; 2 – стихийность или сознательность преобразований. Такая характеристика может быть представлена в виде следующей таблицы:

Подсистемы	Происхождение искусственное (ПИ)	Преобразование сознательное (ПС)
Литературный язык	-	+
Диалект	-	-
Подъязык	+V-	+
Искусственный язык	+	+

Выбор ПИ и ПС в качестве положительно или отрицательно определяемых параметров условен, но не совсем случаен: в характеристиках ПИ⁺ и ПС⁺ подчеркивается активный характер человеческого влияния на происхождение и преобразование характеризуемой подсистемы; определять наличие естественности и стихийности знаком “+” было бы менее удачно, хотя, еще раз подчеркнем, выбор условен. Таким образом, литературный язык естественен по происхождению, но его сознательно формируют и культивируют (ПИ^-ПС⁺); диалекты естественны по происхождению и стихийно развиваются (ПИ^-ПС^-). Собственно искусственные языки мы делим на две разновидности: а) неспециализированные (международные языки (эсперанто, волапюк, идо и др.)); б) специализированные (символические языки: языки математики, логики, лингвистики и др., а также языки человеко-машинного общения (языки программирования, операционных систем, запросно-ответных систем и др.)) [3; 4: 201-203]. Обе разновидности имеют характеристику ПИ⁺ПС⁺. Теперь посмотрим, что происходит с подъязыком. Дизъюнкция в характеристике ПИ^+V- указывает на то, что подъязык может либо быть произвольно создан для новой отрасли знания, либо иметь естественное происхождение. Однако этим уникальность подъязыка не ограничивается. Одновременно с естественными элементами подъязык может содержать элементы искусственных языков, а именно символических языков науки (языки логики, лингвистики, математики, химии и т.п.), а также языков человеко-машинного общения, т.е. дизъюнкция должна быть заменена конъюнкцией. Таким образом, характеристика подъязыка по параметрам искусственности и сознательности будет иметь вид ПИ^(+V-)V(+&-)ПС⁺.

Итак, подъязыки являются функциональными разновидностями единого национального языка, проявляя при этом стремление к интернационализации. Подъязык имеет много общих черт с литературным языком. От литературного языка он отличается тем, что он не является общепонятным и общедоступным. Подъязык может иметь как естественное, так и искусственное происхождение, но он всегда в ходе своего развития сознательно преобразуется человеком.

ЛИТЕРАТУРА

 

1. Суперанская А.В., Подольская Н.В., Васильева Н.В. Общая терминология: Вопросы теории. — М., 1989.
2. Культура русской речи: Учебник для вузов. — М., 2005.
3. Королев К. Универсальный язык и универсальная письменность: в погоне за мечтой//Языки как образ мира. —  М., 2003.
4. Лингвистический энциклопедический словарь — М., 1990.

Автор(ы) статьи: Ирина Викторовна Малыгина
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

слобода, культура, воля, природа, чувства.

Аннотация:

В статье рассматривается свобода как важнейшая ценность – доминанта национального культурного развития. Феномен свободы анализируется на материалах работ Э.Канта, Хомякова, Шестова, Н. Бердяева и др. великих философов.

Текст статьи:

Духовная ситуация, сложившаяся к сегодняшнему дню в России, характеризуется таким несомненным достижением как раскрепощение, освобождение культурного потенциала общества. Мы вышли из состояния безгласия, зашоренности сознания, мучительно переживая и осмысливая наше прошлое и будущее. Вместе с тем, в этой ситуации обнажился кризис свободы, от которой оказалась отсеченной ответственность. Как выяснилось, жить в условиях свободы в некотором смысле труднее, чем в несвободном обществе. Ибо свобода — далеко не то же, что и вседозволенность. У нее есть свои пределы и очень жесткие, с которыми приходится считаться, дабы свобода не превратилась в мощную разрушительную силу. Следование желаниям, которое считается важнейшим признаком свободы, нельзя абсолютизировать. Известное ограничение стремлений и ценностей, которое внешне выглядит как ущемление свободы, на самом деле является ее важнейшей предпосылкой. В связи с этим закономерно возникает вопрос: если свобода переходит в свою противоположность, когда люди не ограничивают своих желаний, каково должно быть это ограничение? Чем следует руководствоваться, организуя собственные побуждения, концентрируя свою волю, чтобы быть свободным?                                                                                                                         Как известно, попытку найти решение данной проблемы предпринял нидерландский философ Б.Спиноза. При этом философ обратился к понятию необходимости. Прежде всего, по его мнению, следует знать, каковы страсти, побуждающие человека к действию, какова их природа. С одной стороны, это могут быть чувства, вызываемые разумными потребностями, обуславливающими полноценную жизнедеятельность. С другой стороны, это страсти, порождаемые заблуждениями; прихоти, излишества, идущие от дурного воспитания, пагубного влияния среды и т.д. Познание и умение отличить их друг от друга, следование первым и преодоление вторых — это и есть несомненный признак свободы.                              Проблема свободы ставится у Спинозы прежде всего как проблема моральная. Знаменитая формула, выведенная мыслителем, о том, что свобода — это не индивидуальный произвол, а познанная необходимость, — поныне считается одним из высших достижений человеческой мысли.            Родоначальник немецкой классической философии И.Кант связал понятие свободы с понятием нравственного закона. Философ утверждал, что мы не можем ни непосредственно созерцать свободу, «ни заключать к ней от опыта». То, что свобода действительна, мы знаем   a priori. Содержательным же наполнением этого знания является моральный закон. Свобода и моральный закон, таким образом, оказывались тождественными: не только свобода является условием морального закона, но и моральный закон, в свою очередь, есть то единственное, необходимое условие, «лишь при котором  мы можем познать свободу». Свобода, согласно Канту, есть условие бытия  морального закона, моральный закон — условие осознания свободы.                                                                                                                                          В русской философии проблема свободы всегда занимала одно из центральных мест. Причем в отличие от материалистов, которые придерживались подхода к ее решению , предложенного Спинозой, религиозные философы, начиная со славянофилов, противопоставляли свободу необходимости.                                                                                         Например, у славянофила А.С.Хомякова это выразилось в учении о двух типах личности, положенных им в основу его историософии. По мнению этого мыслителя, в каждой отдельной личности идет борьба двух противоположных начал, преобладание одного из которых и определяет тот или другой тип. Начала эти — свобода и необходимость. Каждый из этих типов А.С.Хомяков связывал с определенной формой религии: кушитской, основывающейся на строгой необходимости, или иранской религией свободы. Но и иранская религия, по мнению Хомякова, не раскрывает свободу во всей полноте и значимости; только лишь на почве христианства, лишь в церкви — братском единении людей во имя Христа — торжествует дар свободы.                                                                                                        О трактовке свободы, характерной для ряда русских религиозных философов конца Х1Х — начала ХХ века, можно судить по взглядам Н.А.Бердяева. На первом этапе своих философских исканий он принимал учение о свободе как осознанной необходимости. Однако в дальнейшем Бердяев склоняется к мысли «об абсолютности и вечности нравственного закона». Свобода в человеке, — учит философ, — никак не связана с необходимостью, поскольку нравственный закон принадлежит царству свободы а не царству необходимости.                                                                            Еще дальше в противопоставлении свободы необходимости пошел Л.И.Шестов. По мнению этого мыслителя, свобода несовместима не только с объективной необходимостью, но и с нравственным законом. Основная беда кроется в том, полагал Л.И.Шестов, что человек, став поклонником этического рационализма, вообразил, что «нравственные поучения и законы могут заменить бога», т.е. вместо пути свободы встает на путь «вечных» и «неизменных» правил. Идея порядка настолько срослась с душевным строем, что человек панически боится хаоса. Между тем хаос, утверждает философ, есть  не «ограниченная возможность, а возможность неограниченная» что открывает простор для свободы, для творчества.

Таким образом, мы можем выделить по меньшей мере три подхода к пониманию свободы:

во — первых, свобода как осознанная необходимость;

во — вторых, свобода как нравственный закон;

в — третьих, свобода как неограниченная возможность.

Какому же из этих определений мы следуем, когда говорим о свободном развитии культуры? По всей видимости, невозможно ограничиться одним из них. Несмотря на свою внешнюю несовместимость, они являются скорее взаимодополняющими, чем взаимоисключающими.

С одной стороны, как мы уже говорили, свобода — не вседозволенность, она не беспредельна, а ограничена некоторыми объективными законами и условиями, а также нравственными установками, субъективными представлениями о таких категориях, как добро и зло. С другой стороны, свобода зачастую предполагает именно момент преодоления сложившихся норм и догм, действия вопреки сформировавшимся в обществе, в определенной социально — этнической общности воззрениям и моральным установкам.

Пользуясь словами Н.А.Бердяева, можно сказать по этому поводу, что «творчество национальных культур и типов жизни не терпит внешней, принудительной регламентации, оно не есть исполнение навязанного закона, оно свободно, в нем есть творческий произвол. Законнический, официальный, внешне навязанный национализм только стесняет национальное призвание и отрицает иррациональную тайну национального бытия»[1]. Свободное развитие национальной культуры — это прежде всего возможность личности и нации в целом влиять на свою судьбу, вносить коррективы в существующий образ жизни, изменять его, следуя закономерностям мирового культурного процесса и осознавая свою ответственность за влияние на этот процесс.

Это свойство некоторыми исследователями рассматривается как имманентное культуре. Так, В.С.Библер определяет культуру как форму «самодетерминации нашей жизни, сознания, мышления», как форму «самодетерминации индивида в горизонте личности»[2].

Тем не менее, признавая самодетерминацию как действие внутренних закономерностей духовного развития личности или этнической общности, необходимо вместе с тем учитывать воздействие, которое оказывают на этот процесс внешние для него факторы, например, экономические и экологические. А кроме того, говоря о саморазвитии культуры, нужно иметь в виду, что оно противоречиво, поскольку в самом содержании культуры наряду с ценно стями, которые созданы свободным творчеством и стимулируют его, есть элементы, связывающие свободу, подавляющие ее. Речь идет, прежде всего, об идеологии . Поэтому, говоря о свободном развитии культуры вообще, русской в частности, следует в первую очередь уделить внимание взаимоотношениям культуры и идеологии.

И в этой связи трудно не согласиться с академиком Д.С.Лихачевым, настаивающим, что единственным «идеологическим» требованием к культуре должна быть свобода. Ибо нельзя сказать какие мировоззренческие концепции явятся в будущем. Заключение культуры в рамки идеологических требований неизбежно будет держать культуру в состоянии застоя. Между тем, чем многообразнее будут наши театральные, музыкальные, живописные, литературные концепции, тем активнее будет совершаться движение культуры, тем более высоким требованиям она будет отвечать.

Свободное развитие культуры предполагает прежде всего признание приоритета общечеловеческих ценностей в качестве духовной основы развития нации. Особенно важное значение это требование приобретает в современных условиях, когда глобальность процесса мирового развития все интенсивнее сталкивает различные культуры и национальные традиции в системе мирового обмена идеями, технологиями, товарами и услугами и все более настоятельно диктует необходимость их диалога. В свою очередь диалог различных культур ставит проблему поиска общечеловеческих оснований для взаимопонимания. Общечеловеческое не отрицает национальное, а впервые дает о себе знать, обнаруживает себя в форме национального. Именно в рамках национального формируется то индивидуальное, уникальное, что затем обретает достоинство общечеловеческого. Национальная культура — это в определенном смысле поиск каждым народом своего пути к общечеловеческому, специфический для каждого способ его приобщения к общечеловеческому.

Русская общественная мысль активно пропагандировала и отстаивала идею приоритета общечеловеческих ценностей, трактуя ее в своеобразном, русском преломлении. В качестве основы, доминанты русского национального идеала издавна выдвигается надличное, надиндивидуальное начало — стремление к общественной справедливости и правде. Характерная черта русского миросозерца- ния и самосознания, как оно складывалось исторически и фиксировалось общественной мыслью, состоит в благоволении к истине, добру, красоте, в формировании таких нравственных качеств национального характера, как миролюбие, кротость, смирение.

Свободное развитие русской культуры предполагает, без всякого сомнения, возвращение к этим вечным ценностям. Они во многом имеют христианскую основу, которую многие русские мыслители считали универсальной. Взаимосвязь христианства и русской культуры — бесспорна, русская культура в основе своей — культура православная. Эта основа сохранялась несмотря на то, что наряду с ней, особенно в нижних слоях общества, давали о себе знать пережитки язычества, а в верхних слоях сказывалось воздействие идей, проникавших из Европы, включая атеистические идеи.

Однако, целенаправленная  борьба с религией в условиях советского государства характеризовалась не только идеологическим противоборством , но также жесточайшими экономическими санкциями и чудовищными физическими расправами. В результате были разрушены, разграблены создаваемые веками памятники архитектуры, живописи, ювелирного искусства. От русской культуры оказался отторгнут целый пласт, без преувеличения — ценнейший и важнейший для русского самосознания.

Утрата русской культурой православных, христианских традиций — невосполнимая потеря, которая стала наиболее ощутима в сегодняшней ситуации, одним из признаков которой является массовая бездуховность. Справедливости ради следует отметить, что в последние годы в обществе коренным образом изменилось отношение к религии. Но эти изменения были так резки, что вместо возвращения в русскую культуру христианских ценностей, мы чаще всего сталкиваемся с внешней легковесной религиозностью. Не следует обольщаться, предполагая, что при помощи  простого набора наскоро усвоенных религиозных ритуалов и обрядов можно вернуть утраченные духовные ценности.

Чтобы решить эту задачу, нужно прежде всего вернуть православию то место, которое оно занимало в русской национальной культуре. Она издавна питалась от христианского корня. Даже после петровских реформ, открывших шлюзы для влияния западной культуры и ограничивших влияние Церкви на общественную жизнь, именно религиозное наследие старой Руси продолжало оставаться культурным основание национальной жизни. Мировоззрение многих русских писателей, поэтов, философов, публицистов оставалось христианским и даже церковным. Достаточно назвать такие имена как Алексей Хомяков, Иван Киреевский, Владимир Соловьев, Федор Достоевский и многие другие.

Наивысший взлет русской культуры пришелся на «золотой» Х1Х век. В это время расцветают философия и искусство, прежде всего — художественная литература. При наличии сильнейших западных влияний, при кажущемся отрыве от народных и православных корней, эта литература оказалась подлинно русской, христианской. В центре ее — христианин не в смысле принадлежности к Церкви и даже не в смысле реального состояния его вероисповедания, а в смысле тех почерпнутых из православия нравственных ценностей, которые являются для него приоритетными. Именно это обстоятельство позволяет назвать, например, «Капитанскую дочку» А.С.Пушкина христианским произведением. В основе произведения лежит христианский подход и к человеку, и ко всем происходящим событиям, при всем том, что какая-то специфически — религиозная проблематика в этой повести отсутствует. Здесь, как в семени, заложены те ценности, которые позже расцветут в русской культуре, составят ее духовно-нравственный идеал: жалость, сострадание, участие в человеческой судьбе, ненавязчивая красота добродетели. Конечно, были в русской культуре и другие веяния, и другое отношение к идеалу, но главная творческая магистраль проходила именно по тому пути, на котором были Н.В.Гоголь, Ф.И.Тютчев, А.А.Фет, Ф.М.Достоевский, Н.С.Лесков, Художники В.И.Суриков, А.А.Иванов, И.Н.Крамской, композиторы М.И.Глинка, Д.С.Бортнянс- кий, А.П.Бородин, М.П.Мусоргский, Н.А.Римский-Корсаков, П.И.Чайковский, философы А.С.Хомяков, Вл.Соловьев, Н.А.Бердяев и многие другие. Двигаясь по этой магистрали, русская культура никогда не порывала со своими христианскими истоками, подпитывалась от них, несла миру свидетельства огромной нравственной силы. Достаточно вспомнить такие имена, как Л.Леонов, А,Платонов, М.Булгаков, А.Ахматова, Б.Пастернак, В.Астафьев, В.Белов, С.Залыгин, А.Солженицын и ряд других. Сегодня среди творческой молодежи растет интерес к религиозной проблематике., библейской символике, к текстам Священного писания. В последнее время происходит активное возрождение религиозных видов и жанров искусства, таких как духовная музыка, церковное хоровое пение. Набирает силу современная школа иконописи.

Конечно же, новое мышление, утверждающееся сегодня в обществе, не связано напрямую с христианством, но родившись в историческом контексте, сформированном при участии русской культуры, оно впитало в себя критерии и ценности этой культуры, которые, безусловно,  во многом являются критериями и ценностями христианскими.

Казалось бы, те преобразования в обществе, которые чаще всего называют демократическими, позволяют нам говорить о той свободе для русской культуры, на отсутствие которой так долго сетовали и отсутствием которой многое оправдывали.

Действительно, сегодня налицо многие внешние признаки свободы: это появление новых имен и возвращение «забытых», это открывающиеся запасники. Но наряду с этим — изобилие «шедевров порноэстетики». Свобода слова достигла такого уровня, что нередко граничит с бранью, хамством и оскорблениями.

Очевидно, свободное развитие и демократизация культуры — понятия не тождественные. Есть немалая доля истины в высказывании Н.А.Бердяева о том, что «от демократизации культура повсюду понижается в своем качестве и в своей ценности. Она делается более дешевой, более доступной, более широко разлитой, более полезной и комфортабельной, но и более плоской, пониженной в своем  качестве, некрасивой, лишенной стиля»[3].

В отличие от демократизации, свободное развитие культуры предполагает ее качественное изменение по восходящей линии. Здесь уместно вспомнить о культурологической концепции еще одного замечательного русского философа — К.Н.Леонтьева, в которой отмечены некоторые важные черты такого развития. Среди них — усложнение структуры объекта, обусловливающее его обособление от других объектов, понятое не как изоляция от них, а своего рода «осознание» им своей особенности и индивидуальности[4].

В соответствии со сказанным, свободное развитие русской национальной культуры  наряду с ее все более органичным включением в мировой культурный процесс предполагает  и достаточную степень обособленности, индивидуализации, усложнения внутри своей национальной формы. Однако и здесь существуют определенные проблемы. Скажем, сегодня в либерально-демократических кругах весьма осторожно употребляется термин «русский». Как прежде  своеобразие «русского» терялось, растворялось в «советском», так сегодня оно теряется, замещаясь «российским» или «русскоязычным». Это в какой-то степени можно понять и оправдать в определенном контексте, когда речь идет о выделении чего-то общего, что присуще населению многонациональной страны, где помимо русских живут другие народы, обладающие собственным языком, культурой и самосознанием. Во всех остальных случаях такая подмена недопустима в отношении огромного народа, искони говорящего на русском языке, имеющего великую историю и культуру, включающую плоды духовного творчества широких пластов народа.

К сожалению,  приходится констатировать проблему свертывания этого массового творчества, которую рассмотрел в свое время Н.А.Бердяев. Он отмечал, что «в России произошла централизация культуры, опасная для будущего такой огромной страны… Русская культурная энергия не хочет распространяться по необъятным пространствам России, боится потонуть во тьме глухих провинций, старается охранить себя в центрах. Есть какой-то испуг перед темными и поглощающими недрами России. Явление это болезненное и угрожающее… В России существенно необходима духовно — культурная децентрализация и духовно-культурный подъем самих недр русской народной жизни»[5]. Философ считал необходимым бережное и уважительное отношение к жизненным процессам, происходящим в глубине народной жизни. Ибо невозможно «предписать свободу из центра, — должна быть воля к свободе в народной жизни, уходящей корнями своими в недра земли … Ныне должна проснуться не интеллигенция, — убеждал Н.А.Бердяев, не верхний культурный слой, не какой-нибудь демагогически развиваемый класс, а огромная, неведомая, народная, провинциальная, «обывательская» Россия, не сказавшая еще своего слова»[6].

Трудно спорить с этими словами мыслителя, поскольку свободное развитие русской культуры действительно немыслимо без всемерного использования творческого потенциала провинции, возрождения и обогащения его традиционных форм, воплотившихся отчасти в фольклоре и старинных народных промыслах.

Вместе с тем, это условие необходимое, но не достаточное. Сегодня еще одной очень важной задачей является возвращение русской культуре той ее органической части, которая многие годы была отлучена и «предана анафеме». Речь идет о культуре русского зарубежья. К счастью, многое удалось возвратить. Но не менее важно избежать повторения ошибок, породивших явление «русского зарубежья», повторения конфликта культуры и власти, русской интеллигенции и умозрительной государственной идеи, не имеющей ни общей для всех истории, ни национальных традиций, не являющейся элементом народной культуры.

И еще одно условие свободы национального культурного развития нужно выделить: степень этой свободы во многом зависит от характера взаимоотношений с окружающими национальными образованиями и этническими группами. Мы уже отмечали, что свободное развитие русской национальной культуры ни в коей мере не означает ее самоизоляции, разрыва с культурной жизнью других народов России и мировым культурным процессом. При всех активизирующихся этнодифференцирующих тенденциях, Россия остается страной многонациональной.

Несмотря на то, что именно русская нация количественно составляет основу страны, а ее язык является общегосударственным, необходимо уважать интересы так называемых российских национальных меньшинств, сохранивших свое национальное самосознание, несмотря на многовековое, подчас, нахождение в составе русского государства. Что же касается культуры, то каждая нация заинтересована прежде всего в сохранении  ее самобытности, неповторимости, уникальности. Поэтому свободное развитие русской культуры предполагает не навязывание ее окружающим народам, а умение вести с ними диалог «на равных». Более того, именно в силу своего этнического приоритета, русские несут особую ответственность за то, чтобы культурная жизнь каждого из национальных меньшинств развивалась свободно, в соответствии с особенностями психологии, быта, традициями, географическими и климатическими условиями и т.д.

И, наконец, о степени свободы национального бытия и культурного развития свидетельствует и уровень включенности данного национального образования в мировой культурный процесс. Всякая культура, претендующая на мировое признание, должна быть открыта для диалога, ибо постичь смысл собственного национального бытия, истинную национальную идею любой народ, в том числе и русский, способен лишь оценивая себя в контексте мирового культурного процесса.

 Безусловно, предложенная концепция свободного развития русской  культуры как фактора сохранения и создания национальных культурных ценностей охватывает лишь некоторые аспекты этого процесса и особенностей его проявления в современной социокультурной ситуации. Однако практическая реализация обозначенных в статье условий свободного развития культуры — объективное веление времени, которое настоятельно требует от русского народа готовности опереться на свою национальную культуру как мощный фактор преодоления кризисной ситуации, духовного возрождения и — на этой основе — подъема на новую ступень исторического прогресса.

Автор(ы) статьи: Лутовинова О.В.
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

жанр анекдота, визуальный анекдот, виртуальный дискурс, вторичная форма анекдота, смеховой мир.

Аннотация:

В статье рассматривается специфика анекдота в смеховом мире Интернета, его новые формы бытования, охватываемые тематические области, новые персонажи. Предлагаемая публикация представляет как подробный обзор проблемы по жанру анекдота вообще, так и собственное исследование автора, проведенное на материале свыше 2000 анекдотов компьютерной и интернетной тематики, в сопоставлении с анекдотами, отражающими мир реального взаимодействия.

Текст статьи:

Анекдот является одной из форм юмористического восприятия и отражения жизни и служит для создания комичной ситуации с целью развлечения коммуникантов. Выполняя фатическую функцию, анекдот способствует установлению и поддержанию контакта. «Анекдот — это своего рода контроль общества над кристаллизацией социальных отношений, при этом мы понимаем, что без стабилизации, определенности, формальной слаженности и естественно возникающей ритуальности общество нормально функционировать не может» 1 Анекдот представляет собой короткий устный рассказ о вымышленном событии злободневного бытового или общественно-политического содержания, с шутливой или сатирической окраской и неожиданной остроумной концовкой 2. Понятие анекдота в русской культуре отличается от понятия, известного западным культурам как короткий, обычно нравоучительный рассказ о событии или происшествии из жизни исторического лица, которое также существовало в России, но во второй половине XVIII — XIX вв. Такой вид анекдота имеет еще одно название — «литературный анекдот» 3.

В отличие от литературного анекдота, современный анекдот является речевым жанром. Важнейшими характеристиками данного жанра, как отмечает В.И.Карасик 4 являются шутливый ключ общения, фольклорность, двуплановость, фатика, наличие ключевого компонента, который носит предметный либо понятийный характер, имеет оценочную и/или аргументативную природу, соотносит текст конкретного анекдота с типовыми текстами этого жанра и может заключаться в обыгрывании звуковой стороны анекдота. Анекдот может также рассматриваться как одна из разновидностей современного фольклора 5, поскольку, во-первых, он является анонимным (в чем и состоит особенность фольклорного жанра), никто не заявит «А вчера я придумал новый анекдот», даже если и является его автором; во-вторых, первичная форма анекдота — устная; в-третьих, анекдот многократно репродуцируется, передаваясь от одного рассказчика к другому.

Все анекдоты можно классифицировать на основании различных критериев. Чаще всего классификация анекдотов производится по тематическому признаку (политические анекдоты, медицинские анекдоты, армейские анекдоты и др.), по представленным в них национальностям (анекдоты о чукчах, анекдоты о евреях, анекдоты об украинцах и др.) или по участвующим в них персонажам (анекдоты про Василия Ивановича и Петьку, анекдоты про Штирлица, анекдоты про Шерлока Холмса и доктора Ватсона, анекдоты про Вовочку и др.). Следует отметить динамичность персонажей анекдотов, которые периодически меняются, одни персонажи забываются, теряя свою популярность, а на смену им приходят новые. Это обусловливается тем, что анекдот является произведением устной речи и отображает предпочтения и интересы своего создателя, которые со временем могут меняться. Например, 80-е годы прошлого века очень популярными были анекдоты про армянское радио или про Авдотью Никитичну с Вероникой Маврикиевной. В настоящее время анекдоты про армянское радио частично утратили былую популярность (только 1% россиян считает их любимыми) 6, однако сохраняются в сборках анекдотов на различных специализированных интернет-сайтах: Армянское радио спрашивают «Господа, третий день не хочется работать, что бы это значило?» Ответ «Наверное, сегодня СРЕДА!». Вероятно, привлекательной является их краткая, но емкая вопросно-ответная структура, вследствие чего анекдоты данного вида иногда даже служат для создания новых: Армянское радио спрашивают «Что такое одиночество у программиста?» Ответ «Это когда есть E-mail, а письма присылает только сервер рассылки!». Анекдоты про Авдотью Никитичну и Веронику Маврикиевну, очень популярные при существовании комического дуэта Бориса Владимирова и Вадима Тонкова, рассказывать в настоящее время перестали. При попытке найти данные анекдоты на специализированных сайтах в Интернете мы столкнулись с тем, что в подборках анекдотов данный вид отсутствует, упоминаясь только в различного рода репортажах и интервью о знаменитом в советское время дуэте: — Авдотья Никитишна, можно попользоваться вашим пылесосом? —Конечно, Вероника Маврикиевна, только в моей квартире… Из новых персонажей, появившихся в конце прошлого века, можно выделить, например, новых русских, персонажей, связанных с Интернетом, так же появились анекдоты и о пришедших на смену старым новых политических деятелях, артистах эстрады и т.п.

С точки зрения способа создания комического, то есть, принимая во внимание, что обыгрывается в анекдоте, анекдоты можно разделить на референциальные и лингвистические 7. Если обыгрывается нелепость какой-то ситуации, несоответствие ее развертывания нашим представлениям, то такой анекдот относится к референциальным, если же в анекдоте обыгрывается то или иное языковое явление, то анекдот является лингвистическим. Примером референциального анекдота может служить следующий анекдот: Девушка: — У меня клавиатура не работает. — Админ: — Кофе? Девушка: — Чай. Админ: — С сахаром? Девушка: — Без. Админ: — Тогда ерунда, к утру высохнет. Лингвистическим анекдотом является, например, анекдот о беседе программиста с женой, в котором словосочетание «блок питания» используется в двух разных значениях: Жена сисадмина спрашивает мужа: — Почему ты никогда не рассказываешь, как у тебя дела на работе? -Да чего тебе рассказывать? Вот, вчера блок питания сгорел… -Бедненький! Ну ты хоть с собой бутерброды бери.

По своей структуре анекдоты могут подразделяться на монологические (На вопрос «Пользуетесь ли вы Интернетом?» утвердительно ответили 100% россиян… Таков результат опроса, проведённого недавно в Интернете) и диалогические (- Папа, ты не будешь сердиться? — Смотря что случилось… —Дая кофе пролил. —Ну, это ерунда. —Вот и я так думаю, а твой комп так не думает… Он теперь вообще не думает…). Говоря о структуре анекдота, необходимо так же отметить выделение в нем следующих слоев: метатекстового ввода и текста анекдота, последний, в свою очередь, подразделяется на текст «от автора» и речь персонажей анекдота 8. Метатекстовый ввод (А вы слышали последний анекдот о…? Я вам сейчас такой анекдотец расскажу! А вот такой анекдот есть, может, слышали.. Ты прям как в том анекдоте.) является необходимым компонентом данного речевого жанра и отличает его от других сходных, например, от шутки. Метатекстовые включения предопределяют настрой слушающих, включение их в действие анекдота.

Типология анекдотов на семиотической основе, предлагаемая В.И.Карасиком 9, на наш взгляд, представляется очень перспективной при анализе карикатурного изображения отражаемой в анекдотах действительности с позиции трех общесемиотических координат: семантики (отношения знака к миру), синтактики (отношения знака с другими знаками) и прагматики (отношения между знаком и интерпретатором).

Удачной представляется также классификация анекдотов на основе выделения базовых концептов (ценностных доминант) смеховой картины мира, приводимая Г.Г.Слышкиным 10, согласно которой все имеющиеся анекдоты можно разделить на четыре большие группы соответственно выраженным в них концептам: «нелепое», «страшное», «запретное», «претенциозное».

Появление в жизни человека новых информационных технологий и возникновение на их основе нового информационно-коммуникативного пространства привело к изменению в той или иной степени бытования привычных речевых и литературных жанров. Рассматривая новую социокультурную среду, возникшую в результате взаимодействия людей посредством Интернета, мы можем говорить о том, что Интернет во многом схож со средневековым карнавалом, в его интерпретации М.М.Бахтиным — «В противоположность официальному празднику карнавал торжествовал как бы временное освобождение от господствующей правды и существующего строя, временную отмену всех иерархических отношений, привилегий, норм и запретов. Это был подлинный праздник времени, праздник становления, смен и обновлений. Он был враждебен всякому увековечению, завершению и концу. Он смотрел в незавершимое будущее» 1₁. Подобное можно заметить и в виртуальной культуре, ценностями которой выступают анонимность; демократичность общения (проявляющейся в негласно утвержденной форме общения на «ты» и, как следствие этого, в легкости установления контактов и завязывания знакомств без учета возрастных, социальных, расовых, половых и т.п. характеристик коммуникантов); неограниченная доступность получения информации и завязывания контактов (возможность общения с большим количеством людей); скорость получения информации и завязывания знакомств; отсутствие пространственных границ, размывание расстояний и стирание роли временного фактора; свобода самовыражения (порой граничащая с вседозволенностью) ₁2. Некоторые из ценностей лежат в основе пренебрежения нормами, существующими в реальном мире. Подобное восприятие интернет-коммуникации, на наш взгляд, способствует популярности анекдотов в Сети.

В Интернете существует множество различных сайтов, являющихся своего рода коллекциями анекдотов, такие, как например, http://www.anekdots.ru, http://www.anekdot.ru, http://anekdotov.net, http://nocomment.info, http://anekdot.mail.ru, http://www.anekdoty.onru.ru и многие другие. На сайтах анекдоты группируются по тематическому признаку: «Про Вовочку», «Семейные», «О блондинках» и т.п., есть так же рубрики «Лучший анекдот», «Анекдот недели», «Последний анекдот», «Бородатый анекдот» и др., позволяющие оценить восприятие анекдотов. На некоторых сайтах под каждым анекдотом помещается шкала оценок и пользователь Сети может оценить степень актуальности, новизны, комичности и т.п. анекдота, исходя из того, насколько он ему нравится. Таким образом, можно говорить о том, что анекдот как жанр переместился из общения в ситуации реального взаимодействия в интернет-коммуникацию. Однако новая среда использования придала анекдоту ряд специфических черт, которые мы и хотим рассмотреть в настоящей статье.

Рассматривая анекдоты в сетевом пространстве, мы исходим из целей нашего общего исследования, сводящихся к изучению лингвокультурологических характеристик виртуального дискурса. Под виртуальным дискурсом мы понимаем текст, погруженный в ситуацию общения в виртуальной реальности. В нашем исследовании, вслед за В.М.Розиным 13 под виртуальной реальностью мы понимаем вид символической реальности, которая создается на основе компьютерной и некомпьютерной техники, а так же реализует принцип обратной связи, то есть коммуникативную виртуальную реальность, основной целью существования и функционирования которой, как отмечает А.Е.Иванов 14, будет являться передача или взаимообмен информацией между людьми, то есть коммуникация. Таким образом, основой виртуальной реальности как отличной от действительного, материального мира будут являться нематериальные понятия — информация, мысли и образы. Основное выражение, определяющее весь смысл виртуальной реальности — это «ощущение присутствия» в виртуальном мире ₁5. Однако, исходя из вышесказанного, не следует считать, что виртуальное является несуществующим. Виртуальное не есть несуществующее, просто мы не можем приписать ему объективное существование. Виртуальное содержание -то содержание, где отсутствует четкое разделение объективного и субъективного плана в понимании, где эти различные содержания перетекают друг в друга, становясь неразличимыми, неотличимыми. Кроме того, виртуальность, в отличие от других психических производных, типа воображения, характеризуется тем, что человек воспринимает и переживает еe не как порождение своего собственного ума, а как реальность. В связи с этим для нашего исследования интерес представляют те анекдоты, которые своим возникновением обязаны существованию глобальной Сети и отражают, прежде всего, специфику виртуального взаимодействия, имеют ряд дополнительных персонажей, выделение которых не было бы возможным без наличия Интернета, а так же характеризуют взаимоотношения между виртуальным и реальным мирами.

Говоря о специфических характеристиках анекдота в смеховом мире Интернета, прежде всего, следует отметить, что со сменой среды своего обитания анекдот меняет форму своего бытования, переходя из первичной устной формы во вторичную, то есть письменную фиксацию устного анекдота. Это еще раз подтверждает тезис, выдвигаемый А.Д.Шмелевым и Е.Я.Шмелевой 16, о том, что в конце XX — начале XXI вв. начинается постепенное снижение «удельного веса» устного речевого жанра анекдота в повседневной коммуникации. При восприятии анекдота с экрана монитора в большинстве случаев теряется такая составляющая структуры анекдота, как метатекстовый ввод. Рассказывание анекдотов в процессе сетевого общения сводится практически на нет, заменяясь их чтением на специализированных сайтах или в специальных разделах форумов. В процессе виртуального общения рассказывание анекдотов заменяется такими жанрами, как «напоминание анекдота» или «цитирование анекдота» 17. Напоминание анекдота характерно больше для общения в жанре чата, ICQ, e-mail, цитирование преобладает на страницах новостных сайтов. Блоги и форумы очень часто содержат как напоминание, так и цитирование.

Восприятие текста анекдота с экрана обусловливает и тот факт, что среди анекдотов, предоставленных на сайтах, практически отсутствуют анекдоты, построенные на языковой игре с омофонами. Приходит дед домой, восторженный такой, бабка его спрашивает: — Ты чего это веселый-то такой? — Да вот, все новых русских ругают, мол, хамы, культуры никакой, а тут сегодня я как раз в обратном убедился. — Это как это так? —Да переходил я дорогу, тут летит Мерс на огромной скорости. Затормозил. Вылезает оттуда новый русский и мне — ‘Для вас козлов переходов понастроили, а вы…’ Махнул рукой, сел и уехал. -И чего ж тут такого необычного-то? — Как что? Ты и на Вы, и по фамилии. В данном анекдоте при его графическом отображении теряется тот эффект, который производит анекдот при устной презентации, поскольку во фразе нового русского при визуальном восприятии слова «вы» и «козлов» явно не ассоциируются с вежливой формой обращения и фамилией, которые должны писаться с большой буквы. Подобный эффект заметен и в анекдоте из серии про Василия Ивановича и Петьку: Петька спрашивает Василия Ивановича: — Василий Иванович, хочешь быть почетным академиком? — Хочу, Петька, а по нечетным буду рыбу ловить.

Совсем отсутствуют среди анекдотов, представленных в Сети, анекдоты, нуждающиеся в сопровождении повествования жестовыми «комментариями». Если анекдоты, отражающие какие-то фонетические особенности персонажей, можно передать, используя при написании транскрипцию тех или иных слов (Урок русского языка в грузинской школе. Учитель говорит детям: — Русский язык — очень трудный язык, и многое надо запоминать. Запомните, дети! Слова «тарелька» и «вилька» пишутся без мягкого знака, а слова «малчик» и «палчик» — с мягким знаком), и процесс восприятия и понимания смысла не будет вызывать затруднений, то при воспроизведении анекдотов, содержащих жесты, потребуется их вербальное описание, которое по длине может превосходить реплики анекдота, что может привести к деформации жанра. Анекдоты, требующие жестового дополнения, выложенные в сети, выглядели бы следующим образом: «Знаете, кто на сколько пальцев в Советском Союзе живет? Коммунисты живут на один палец [рассказчик поднимает кверху большой палец - жест, означающий «Во!», «Отлично!»]. Рабочие живут на два пальца [рассказчик соединяет большой и указательный пальцы, подносит их к шее и щелкает по ней - жест, означающий выпивку]. Крестьяне живут на три пальца [рассказчик складывает из трех пальцев фигуру, носящую название «кукиш», «шиш» или «фига»]. Интеллигенция живет на четыре пальца [рассказчик, используя указательный и средний палец правой и левой руки, изображает тюремную решетку, которой прикрывает свое лицо]. А студенты живут на пять пальцев [рассказчик вытягивает вперед кисть руки ладонью вверх, как бы прося подаяния]» 18. Конечно, можно говорить о том, что в виртуальной коммуникации существует, например, возможность подкрепления текста видеообразом, поскольку креолизация текста является одной из особенностей виртуального дискурса, однако далеко не на всех сетевых ресурсах есть такие возможности, и даже на тех, где они существуют, процесс подбора и размещения картинок, адекватно иллюстрирующих содержание, может быть настолько долгим и трудоемким, что конечная цель не оправдывает применяемых для ее достижения средств.

Однако с возможностью визуального восприятия анекдота, анекдот не только теряет некоторые формы устного бытования, но и приобретает новые, существование которых без графического исполнения является невозможным. Рассмотрим несколько подобных анекдотов. «Приходит программист к окулисту. Тот его усаживает напротив таблицы, берет указку: — Читайте! — «БНОПНЯ»… Доктор, у вас что-то не то с кодировкой!» В данном анекдоте достижение комического эффекта происходит за счет того, что программист, оторванный от мира компьютеров и Интернета, тем не менее, продолжает воспринимать ситуацию через призму взглядов и ценностей, характерных для общения в Сети и постоянной работы с компьютером. Одним из таких моментов является получение электронного письма, которое при прохождении через серверы было перекодировано. Восприятие программистом таблицы в кабинете окулиста в качестве электронного письма и составляет основу для комического эффекта. Кодировка представляет собой цифровое представление букв и других символов для обработки компьютером, поскольку компьютер оперирует только числовыми значениями, а не словами. Люди же при общении используют язык, и для передачи того или иного текста посредством электронных средств связи данный текст должен пройти кодировку, то есть подвергнуться переводу на «язык цифр». Таким образом получается, что при написании письма текст как бы «шифруется» по определенному ключу, а при его получении адресатом он «дешифруется» по тому же ключу и воспроизводится на экране монитора пользователя. Единого стандарта для кодировки кириллического текста не существует, с равным успехом используется несколько различных кодировок. Однако в каждой кодировке буквы закодированы разными цифрами, поэтому если при «дешифровке» программа определит кодировку неправильно, на экране монитора появится ряд ничего не значащих символов. Например, вместо слова «Анекдот» мы можем получить следующее: юМЕЙДНР, бОЕЛДПФ, Щ-ГяяЁ’, °ЭХЪФЮв и т.п.

Каждый пользователь, независимо от того, каков его стаж работы за компьютером и сетевого общения, сталкивался с тем, что начинал набирать текст, забыв переключить раскладку клавиатуры. Данное обстоятельство отражено в следующем анекдоте про Штирлица: «Штирлиц пишет письмо на родину: «>cnfc Fktrce». Посмотрел на экран выругался и переключил регистр на русский.»

 Если набрать содержание письма Штирлица, как оно представлено в анекдоте, то есть латинским шрифтом при русской раскладке клавиатуры, то мы получим известное всем на основе фильма «Юстас Алексу». Передача данного анекдота в устной форме весьма затруднительна, поскольку, даже набирая ежедневно тексты, пользователю, оторванному от клавиатуры, довольно сложно соотнести расположение латинских и русских букв.

Еще более затруднительным как для передачи, так и для понимания, при устном воспроизведении явился бы следующий анекдот, связанный с работой в программе «Photoshop», предназначенной для обработки фотографий: «Под небом #99FFFF / Есть город #FFFF33 / С орасitу=0% воротами /И Сtrl+U, lightnеss+100 звездой.» Комический эффект в данном анекдоте заключается в том, что известную песню Бориса Гребенщикова «редактируют» при помощи программы «Photoshop», то есть программы, совершенно не пригодной для данных целей. В приведенном анекдоте коды представления цвета #99FFFF и #FFFF33 соответствуют голубому и золотисто-желтому, термин машинной графики «орасitу» означает «перекрытие» в применении к слоям, где проценты задают, насколько один слой виден из-под другого (в данном случае 0% обозначает прозрачность), а «Сtrl+U, lightnеss» показывает степень яркости слоя (в данном случае выбирается 100, что означает высокую степень яркости). Таким образом, известные строки песни Под небом голубым / Есть город золотой, / С прозрачными воротами / И яркою звездой «преломляются» в анекдоте компьютерной направленности. Конечно, для человека, знакомого с работой в графическом редакторе «Photoshop», не сложно запомнить данные соответствия, однако адекватно они воспринимаются только визуально, а не при аудировании.

Интересным является так же тематическое подразделение анекдотов компьютерной и интернетной тематики. Поскольку анекдот отражает все значимые стороны существования общества, тематическая классификация анекдотов показывает, насколько то или иное явление или событие являются ценными и актуальными для данного общества. В ходе нашего исследования мы проанализировали свыше 2000 анекдотов, так или иначе отражающих интернетную или компьютерную тематику. На основе исследованного материала мы можем выделить следующие группы анекдотов в данной области: 1) противопоставление виртуального мира миру реальному, 2) неисправная работа оборудования и программного обеспечения, 3) пользователи Интернета, их взаимоотношения и отношения с людьми, не включенными в данный вид дискурса, поведение в сети и при работе за компьютером, 4) интернет-зависимость, 5) общение между пользователями и службой поддержки / системными администраторами.

Анекдоты, содержащие противопоставление виртуального и реального миров, составляют самую многочисленную группу (32% от всего количества проанализированного материала). Анекдот на компьютерную или сетевую тематику — это своего рода смеховой эквивалент мира реального, с его системой ценностей, норм и правил, отличных от тех, что приняты в виртуальном пространстве. Противопоставляя реальность и виртуальность как таковые, как предметно-ситуативные фоны реального и виртуального видов дискурса, мы можем говорить о следующих дихотомиях их основных характеристик: «материальное -идеальное», «фактуальное — потенциальное», «локальное — глобальное», «безусловное -условное», «инициальное — фикциональное», «идентифицированное — анонимное», «рациональное — эмоциональное», «иерархичное — мозаичное» (подробнее см. 19), и с точки зрения пользователя, социализировавшегося в новой культурной среде, данная среда может представляться более совершенной в определенных аспектах.

Очень часто в анекдотах данной группы находят отражение неограниченные возможности в виртуальном мире: «DOOM‘еp преставился и предстал пред Богом. A Бог смотрит на него и говорит: «В Рай тебя не возьмешь — грешил предостаточно. В Ад тоже прямо сразу не направишь — свой, вроде, парень. Давай так — три последних желания, а потом в Ад?» A думеp ему в ответ: «Давай! Вааще не вопрос! Первое: IDDQD!» Подивился Господь, но выполнил. «Второе: IDKFA!» Пуще подивился Господь, но все равно выполнил и спрашивает: «Ну а третье?» «Hа фиг третье», — говорит думеp, — «давай в Ад!». Комический эффект в данном анекдоте заключается в том, что думер (игрок в одну из компьютерных игр жанра «экшен» — «Doom», где средствами компьютерной графики с максимальным правдоподобием имитируется участие игрока в истреблении чудовищ и маньяков при помощи огнестрельного оружия) просит себе у Бога неограниченное количество жизней (режим бессмертия) и полный боекомплект оружия, перед которым не устоит ни один противник. Анонимность виртуального общения и возможность перевоплощения пользователя в создаваемых им образах так же находит отражение в анекдотах на тему интернет-общения: «*Ходят две подружки по магазинам модной одежды. Зашли в один и просят продавца помочь подобрать прикид. Он: -Какой у вас размер? Одна из подружек: — Рост 170, вес 50, 90-60-90, размер груди 3, волосы… Вторая: -Анька, очнись, ты не в ICQ!!! или * Вы знаете, как Стаханов стал рекордсменом? Под его логином в шахту спускались четыре бригады…» Специфика новой среды и существования в ней пользователей так же противопоставляется реальному миру: «* — Здравствуйте! Я бы хотел назвать сына Сергеем. — Извините, но это имя уже занято, попробуйте другое. Свободны, например, Сергей2050, _Сергей_, Сер-Гей или Сергей-19. * — Пап, а пап — купи мне новый винчестер, а то старый загнулся… -А волшебное слово?! -И тут паролей понаставили!!! * Два инетчика: — Я тут с такой девушкой познакомился… Отпад. 90-60-90. — Круто. А откуда у нее шестизначная аська? и т.п.» В данных анекдотах обыгрываются ситуации, с которыми часто сталкиваются пользователи в Сети: невозможность выбрать нравящийся ник при регистрации на том или ином форуме, поскольку его уже занял кто-то другой, необходимость введения паролей при доступе на тот или иной сетевой ресурс, соотнесение определенных параметров не с внешними данными пользователя, поскольку при виртуальном общении они незаметны, а с какими-то техническими средствами и т.д.

Данная группа анекдотов содержит большое количество так называемых лингвистических анекдотов, то есть анекдотов, построенных на основе языковой игры. Это обусловливается тем, что язык интернет-общения специфичен и изобилует различными жаргонными и сленговыми словами, которые в процессе реальной коммуникации имеют совершенно другое значение. Человек, не знающий этого специфичного языка, обязательно потерпит неудачу: «* Звонок на радио: — Поставьте, пожалуйста, песню Пугачевой про то, как у нее завис Windows! Ди-джей (после паузы): — Я не могу вспомнить у Пугачевой такой песни! Можете напеть? — Ну, там еще в припеве: «Кликну, а в ответ тишина, снова я осталась одна Сильная женщина плачет у окна…» * Задачка, которую хороший программист решит за пару минут, а хороший физик сойдёт с ума: Ася весит 4,2 метра. За сколько времени она скачается, если ширина канала — 5 кило в секунду?» и др. Юмор приведенных анекдотов заключается в том, как могли бы быть интерпретированы слова интернет-сленга людьми, совершенно им не владеющими. В первом анекдоте обыгрываются различные значения слова «окно», нейтральное и сленгового, где последнее обозначает операционную систему Windows. Слово «кликну», употребляемое в интернет-сленге для обозначения нажатия мышкой, усиливает юмористический эффект. Во втором анекдоте комический эффект достигается за счет того, что с позиций организации и измерения реального мира, мы не можем мерить вес метрами, а килограммами обозначаем массу, а не измерение скорости, но в «переводе» с интернетного сленга «метр» обозначает «мегабайт», в которых измеряется объем получаемой и отправляемой информации, а «кило», соответственно, означает «килобайт», вследствие чего словосочетание «кило в секунду» приобретает смысл.

Отражение в анекдотах неисправной работы оборудования и программного обеспечения так же очень популярно (23% от всего проанализированного материала). Этот момент не может остаться без внимания, поскольку неудовлетворительная работа программ мешает успешному взаимодействию в виртуальном мире, где все строится на основе новых информационных технологий и от них зависит: «Идут по улице два мужика-пpогpаммеpа. Пеpвый мужик говоpит втоpому: — Слышь, а говоpят, что пpогpаммное обеспечение для нового амеpиканского самолета-невидимки «Стелс-2» будет pазpабатывать Майкpософт! Втоpой: — Скоpее всего, это связано с тем, что новый самолет должен уметь неподвижно зависать в воздухе». Здесь следует отметить, что основная часть анекдотов данной тематики появилась в середине 90-х годов прошлого века, когда все большее распространение стала находить коммерчески удачная операционная система Windows: «*Вчера, 11 ноября, Майкрософт подал в суд на фирму Бандай, производителя томагучи (электронные домашние животные, от которых детишки всего мира сдвинулись умом). Суть обвинения в том, что программное обеспечение томагучи — плагиат майкрософтоского. Адвокат Майкрософта Эрик Лоргард заявил: — Томагучи требуют постоянного, практически ежечасового ухода, иначе они гибнут. Впервые это было реализовано в Windows; * — Почему на управляемые боеголовки не ставят WINDOWS? — Потому что она либо зависнет, либо вернется за подтверждением!; * Из разговора двух сетевых червей: -Я ползаю по юниксам, валю один за другим. Кайф! — А я ползаю по виндам. Никакого кайфа. Никогда не поймешь, толи ты завалил, толи само упало; * Не кажется ли вам символичным, что праздник мелких пакостей и легких ужасов в Штатах назывется «Хелло, Win»? * Звонок в Microsoft: — Здраствуйте, три года назад я установила Windows 95. За все время работы не было ни одного сбоя. Подскажите, что я неправильно делаю; * — В чем заключается многозадачность Windows 95? — Она глючит и работает одновременно». Дело в том, что в тот период операционная система Windows являлась более уязвимой, чем в настоящее время, поскольку ее ядро и системные установки были доступны любому пользователю. Например, раньше пользователь мог свободно изменить что-то в системном реестре, представляющем собой служебную информацию с описанием установок программы, из-за чего изменялась работа всей программы или же происходил сбой. Учитывая тот факт, что в середине 90-х годов прошлого века больший процент пользователей составляли профессионалы в отношении компьютерного оборудования и программного обеспечения, они не только использовали появлявшееся новое программное обеспечение, но и пытались посмотреть настройки, узнать, что нового появлялось в новой версии, по сравнению со старой, какие в ней заложены возможности и т.п.: «* Поймал программист золотую рыбку, она ему говорит: — Загадывай желание. — Хочу мира во всем мире! — Нет, это сложно. — Ну, тогда пусть Windows 98 нормально работает. — Слушай, а как насчет мира во всем мире? * Хуже всего приходится программистам из Microsoft. Им, бедолагам, в случае чего и обругать-то некого». В настоящее время управление операционной системой осуществляется службами, представляющими собой резидентные программы, которые находятся в оперативной памяти и контролируют работу всей системы. Например, в последних версиях операционной системы Windows нельзя удалить системные файлы, отсутствие которых привело бы к сбою в нормальном функционировании всей системы, даже если пользователь разбирается в этом, удаленные   специально   или   по   ошибке   подобные   файлы   могут  быть   автоматически восстановлены системой. Кроме того, операционная система Windows с течением времени стала более универсальной, что сократило количество сбоев в ее работе по причине несовместимости с аппаратными средствами.

Несмотря на то, что работа программного обеспечения в настоящее время стабильнее, интерес к анекдотам с рассматриваемой тематикой не уменьшается, поскольку не уменьшается проблем похожего характера, появляющихся из-за все большего распространения Интернета, а вместе с ним, возникающих в жизни пользователя недовольства работой провайдера, обеспечивающего связь, высокими ценами за доступ в Интернет и ненадлежащее качество связи, работой того или иного сервера и т.п.: «* Программа, позволяющая сэкономить деньги на интернет-соединениях. Установите программу. Запустите, перейдите на вкладку «Настройки», введите в поля тарифы вашего провайдера, нажмите кнопку «Ок». В появившемся диалоговом окне выберите пункт меню «Сжечь модем»; * У диалапера спрашивают: — А что ты тестируешь, качество связи с новым провайдером? — Нет, свои нервы… сколько они еще смогут выдержать этот коннект!!!; * Однажды ночью шел интернетчик домой. Вдруг в темном переулке его остановили двое, приставили нож к горлу и потребовали деньги. — Провайдеры… — подумал интернетчик; * Перед выходом в Интернет помолись коннектию!». Так же, одним из любимых выражений пользователей различных ресурсов является фраза «Ххх без глюков -это не ххх!», вместо «ххх» можно подставить названия тех сайтов, в работе которых часто возникают те или иные проблемы технического характера, затрудняющее пребывание пользователей на нем и их общение. Как показывает исследование, на просторах Рунета таких сайтов встречается немало.

К данной тематической группе можно так же отнести анекдоты про Билла Гейтса, главу компании Microsoft, выпускающую программное обеспечение, в частности, операционную систему Windows, столь популярную среди анекдотов о сбоях в работе программного обеспечения. В анекдотах Билл Гейтс высмеивается как мучитель пользователя Интернета, поскольку программное обеспечение, разрабатываемое его компанией, постоянно «глючит», «виснет», «рушится» и т.п. Согласно анекдотам, «все люди делятся на две категории: первые не знают кто такой Билл Гейтс, а вторые его не любят». Ругая нестабильность работы программ, пользователи ругают и сами программы, и их создателей, а поскольку имена тех многих программистов, которые работают над созданием программ, широкому пользователю неизвестны, а глава компании является совокупным образом тех, кто производит данные программы, поскольку, во-первых, является их руководством, а, во-вторых, в отличие от неизвестных русскому пользователю программистов, является заметной фигурой, с конкретным именем: «— Правда ли, что Билл Гейтс — самый знаменитый человек в мире? — Правда. Но говорят, что его мать вспоминают еще чаще, чем его самого…». Комический эффект достигается также и за счет того, что Билла Гейтса ставят в один ряд с известными личностями, совершившими преступления против человечества, и «преступление» против многочисленных пользователей сети признается самым тяжким: «— В кого бы вы выстрелили, если бы оказались в одном лифте с Садамом Хусейном, Гитлером, Сталиным и Билл Гейтсом и у вас был бы только один револьвер с двумя патронами? — В Билла Гейтса два раза, чтобы наверняка…». Убить Билла Гейтса желает каждый пользователь, рассчитавшись с ним за испытанные трудности при работе с Windows: «Идет презентация новой версии Windows. Полный зал народа. Билл Гейтс на трибуне. Вдруг слышится ужасный шум, грохот, звуки начавшейся драки. Один из присутствующих программистов, сидящих далеко от трибуны никак не может понять в чем дело и обращается к соседу: — Слышь, чего там такое происходит? —Да в зал ворвался какой-то взбешенный хакер и нацелил пушку на Гейтса, но сидящие в первых рядах программисты его скрутили и пушку отобрали. — Но почему??? — А чтоб без очереди не лез!». И, как итог, как самое жестокое наказание, к которому «приговаривается» глава известной корпорации в смеховом мире Интернета — это задача сделать невозможное, выливающаяся в написании программы для операционной системы, с которой она несовместима, причем использовать для этого совершенно не подходящее аппаратное средство: «Умирает Питер Нортон. На том свете ему за многочисленные заслуги перед компьтерщиками всего мира предлагают выбрать место жительства — Рай или Ад. Походил Нортон по Раю, посмотрел — Ангелы на лирах играют, нектар пьют -скучно. Пошел на Ад посмотреть. Заходит, а там Билл Гейтс за компом сидит — клавиши топчет. Глянул на это дело Питер и пулей к Богу: — Все — говорит — хочу в Аду жить! Бог начинает выяснять причину такого выбора, Нортон объясняет про скуку в Раю и что в Аду Билл Гейтс за компом развлекается. На что Бог отвечает Нортону: — Он не развлекается -это у него Адское наказание. — Какое?! — Он пишет MicrosoftOffice, чтоб работал под OS/2 на ЕС-1840».

Пользователи Интернета, их взаимоотношения между собой, взаимоотношения с людьми, не имеющими отношения к виртуальному дискурсу, работа в Интернете и с компьютером, лингвокультурные типажи виртуального дискурса так же находят отражение в анекдотах (21%).

Лингвокультурный типаж представляет собой узнаваемый образ представителей определенной культуры, совокупность которых и составляет культуру того или иного общества 20. Поскольку Интернет представляет собой новую социокультурную среду, со своими собственными ценностями, нормами, правилами и т.п., можно говорить о выделении определенных лингвокультурных типажей виртуального дискурса. Поскольку лингвокультурный типаж представляет собой разновидность концепта, то так же предполагает освещение с понятийной, образной и ценностной сторон. По мнению В.И.Карасика, именно ценностная сторона концепта является определяющей для того, чтобы концепт можно было выделить 21. Ценностные характеристики типажей отражаются в оценочных суждениях, в том числе и анекдотах. Если тот или иной образ начинает отражаться в анекдотах и афоризмах, это означает, что он приобретает характеристики концепта в той или иной культуре. Внутри виртуального дискурса мы считаем правомерным выделять такие лингвокультурные типажи, как «хакер», «чайник», «ламер», «программист» (или «программер»), «администратор» (так же «системный администратор», или «сисадмин»), «модератор», «чаттер», «флудильщик», «спамер», «падонак»: * Доктор ставит хакеру диагноз: — Итак, дорогой, вам осталось жить 30 дней. — Извините, доктор, а где можно скачать сrасk?; * Подведены итоги лотереи «Windows 95»: 1. Выиграла фирма MicroSoft. 2. Разыграны миллионы чайников; * (Ламер: — А моя программа работает быстрее чем твоя. Хакер: — Зато моя РАБОТАЕТ); * Смотрит программист телевизор. Идут титры. Программист говорит: — Черт, как эти фильмы долго грузятся!; * Бог инспектирует Ад на предмет исполнения наказаний грешникам. Дьявол: — А тут у нас дом бичевания. Заходят в первую комнату. Стоят мужики, изредка свистит кнут. Редкие вскрики. — Здесь у нас наказывают прелюбодеев. Сколько раз за день изменил — столько ударов. Заходят во вторую комнату. Крики чаще. — Здесь у нас наказывают карманников: сколько раз запустил руку за день в чужой карман — столько ударов. Заходят в третью комнату. Ужасающий непрекращающийся вопль. Щелчки кнута слились в один непрерывный гул. У Бога от удивления аж челюсть отвисла: — А это кого так? — Спамеров.

Очень часто в анекдотах юмористический эффект достигается за счет введения в текст анекдота нескольких персонажей и противопоставления их действий. Если в анекдотах, не связанных с тематикой компьютеров и Интернета в качестве таких персонажей выбирались представители различных национальностей, профессий, социальных слоев, то в анекдотах, связанных с миром Сети, функционируют новые герои, являющиеся представителями этой новой социокультурной среды: * Чем хакер отличается от чайника? Хакер подбирает пароль с третьего раза, а чайник набирает с пятого; * Решили как-то собраться хакер,юзер и ламер. Хакер и ламер пришли, а юзер опоздал. Он говорит: — Извините, зачитался… Купил книгу про TCP-IP. Ламер: -А что такое TCP-IP? Хакер: -А что такое книга?; * При работе в Windows: Молитва программиста: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа — ENTER». Молитва чайника: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа — RESET». Молитва ламера: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа — Ctrl+Alt+Delete». Все три приведенных анекдота построены на сравнении пользователей сети с разным уровнем знаний и умений, и отражают образную сторону того или иного лингвокультурного типажа. Так, хакер предстает как пользователь с глубокими знаниями в области компьютеров и Сети, оторванный от реальной жизни, настолько погруженный в интернет, что даже не помнит, что такое книга, как во втором анекдоте. Чайник — это пользователь, который делает только первые шаги в процессе социализации в мире компьютеров и Интернета, и утрированные характеристики, такие как, набор пароля с пятого раза, перегрузка компьютера через кнопку «Reset» при каких-то неполадках в работе, создают комический эффект. Ламер, который представляет собой пользователя, имеющего знания только немногим большие, чем у чайника, но характеризующийся завышенной самооценкой и самомнением, очень ярко представлен в третьем анекдоте, где сравнивается с программистом, который нажимает «Enter» для запуска программы и чайником, выбирающим «Reset» для перезагрузки компьютера в случае неудачной работы. Комический эффект достигается за счет того, что ламер действует, на первый взгляд, так же, как и программист, то есть он работает с клавиатурой, и использует даже ни одну, а несколько клавиш, но результат, к которому он приходит, одинаков с результатом чайника, поскольку за одновременным нажатием клавиш Ctrl+Alt+Delete следует перегрузка компьютера.

Еще одной темой, находящей отражение в анекдотах, является проблема интернет-зависимости пользователей. Около 13% всех проанализированных нами анекдотов посвящены данной теме. У Сергея Лукьяненко, автора известного романа о виртуальном мире «Лабиринт отражений» есть известная многим пользователям Интернета фраза «Трудно жить без виртуальности, если хоть раз в ней побывал», которую можно встретить в виде ориджинов или любимых цитат авторов того или иного блога. Действительно, проблема интернет-зависимости является одной из актуальных проблем современного постиндустриального общества, и в то время как психологи и социологи бьют тревогу, пользователи Сети отражают данную проблему в смеховой картине мира. После долгого процесса виртуального общения у пользователя может стираться грань между реальным и виртуальным мирами, причем изменения заметны не только людям, окружающим пользователя Сети в реальном мире, но и ему самому. При беседах с пользователями Интернета мы часто слышали о том, что им очень хочется поставить смайлик при написании делового письма по работе, мелькает иногда мысль «перезагрузиться» при неудачной попытке сделать что-либо и т.п. Причиной смехового эффекта в анекдотах с данной тематикой, служат действия или слова интернет-зависимых пользователей, которые потеряли чувство границы между реальным и виртуальным мирами и продолжают вести себя в процессе реального взаимодействия так, словно они находятся в Сети: «* Маня: «Ваань.. дома жpать нечего!» Ваня: «Отстань…» «Ва-ань.. последние носки тебе штопаю!» «Отвали…» «Ва-ань, старшему завтра в школу идти, а у него ботинки развалились!» «От***ись ты от меня, дypа хp***ва! У меня ещё за Интернет не плачено, а ты тут со всякой х***й лезешь!!! * Страшилка. Отец и мать вечером уходят в гости и говорят сыну: «Останешься один, ни за что не заходи в папин кабинет. Ни за что не открывай книжный шкаф. Ни за что не залезай на верхнюю полку. Ни за что не бери книгу в черной обложке. Ни за что не читай с пятой до сто пятой страницы…» Вернулись… Смотрят — не помогло, не слушал сын их слов. Как сидел за компьютером, так и сидит. * — Папа, а это правда, что от общения в форумах и чатах люди тупеют? — Гыгыгыгыгы, сынок, лол». Комический эффект первого анекдота построен на смещении приоритетов и ценностей персонажа Вани, которого жена Маня никак не может оторвать от компьютера, и даже доводы о том, что вещи пришли в негодность, а дома нечего есть, вызывают в нем не ожидаемую женой реакцию, а воспоминание того, что не оплачен Интернет. Второй анекдот по своей структуре аппелирует к русским народным волшебным сказкам, в которых главному герою кто-либо из персонажей, являющихся выше него рангом, наказывает не ходить в те или иные места или не производить тех или иных действий, но герой обязательно поступает наоборот. Стараясь привлечь внимание ребенка к книгам, родители мальчика поступают аналогичным образом, однако притягательность компьютера оказывается для мальчика больше. Из последнего анекдота, описывающего разговор сына с отцом, становится понятным, что отец практически живет в Интернете, и нормы общения, принятые там, выносит в реальную жизнь (словом «гыгыгы» в чатах и форумах обозначается громкий безудержный смех, а лол — написание русскими буквами lol (аббревиатуры от англ. laughing out loud — громко смеясь вслух), которая обозначает смайлик, во многих чатах и форумах передаваемый графически как человечек, катающийся по полу от смеха).

Неудачи и ошибки в процессе социализации в виртуальной среде находят отражение среди анекдотов о звонках в службы поддержки или к системным администраторам (11%). В виртуальном дискурсе, в отличие от педагогического, социализирующийся субъект при испытывании трудностей может найти как поддержку, желание помочь, так и явный негатив, доходящий вплоть до высмеивания и оскорблений. Неадекватное поведение, непонимание элементарных для данного социума вещей, показывает, что данный человек является для этого социума «чужим», а к чужакам относятся настороженно и неодобрительно, если они, к тому же, начинают показывать, что сведущи в том, в чем не разбираются. Поскольку одной из целей виртуального дискурса является саморепрезентация, то одной из стратегий будет являться дискредитирующая стратегия, заключающаяся в принижении достоинств «противника», высмеивании его недостатков: «* Звонок в компьютерную контору: — С моим компьютером проблемы, он не включается… — Как не включается? -Да пишет все время: «Вставьте дискету, вставьте дискету…» -А вы вставляли? — Hет… Как-то не догадался; * Компьютерный магазин. Продали принтер. Звонок через несколько часов. Клиент: «Я у вас принтер купил, не могу установить его на компьютер». Продавец: «А вы руководство по эксплуатации читали?» Клиент: «Нет конечно, я что идиот?; * — Алло! Техотдел?! Я пароль набираю — а меня не пускают! — Значит, правильно набирать надо. — Я правильно набираю! Пять звездочек!».

Подведем некоторые итоги.

Анекдот в смеховом мире Интернета продолжает оставаться одной из форм юмористического восприятия и отражения жизни и служит для создания комичной ситуации с целью развлечения коммуникантов. Однако со сменой среды своего обитания анекдот меняет форму своего бытования, переходя из первичной устной формы во вторичную, то есть письменную фиксацию устного анекдота. При восприятии анекдота с экрана монитора в большинстве случаев теряется такая составляющая структуры анекдота, как метатекстовый ввод. Рассказывание анекдотов в процессе сетевого общения сводится практически на нет, заменяясь их чтением на специализированных сайтах или в специальных разделах форумов.

Восприятие текста анекдота с экрана обусловливает и тот факт, что среди анекдотов, предоставленных на сайтах, практически отсутствуют анекдоты, построенные на языковой игре с омофонами. Совсем отсутствуют среди анекдотов, представленных в Сети, анекдоты, нуждающиеся в сопровождении повествования жестовыми «комментариями», поскольку возможное описание жеста вербально порой могло бы превосходить по размеру текст анекдота и делать анекдот сложным для восприятия. Однако с возможностью визуального восприятия анекдота, анекдот не только теряет некоторые формы устного бытования, но и приобретает новые, существование которых без графического исполнения является невозможным, появляется вид анекдота, который можно назвать графическим, или визуальным, такой анекдот, который нужно именно читать, а рассказывание не дает того эффекта, что прочтение.

Тематически все анекдоты о компьютерах и виртуальном пространстве можно разделить на 5 основных групп: 1) противопоставление виртуального мира миру реальному, 2) неисправная работа оборудования и программного обеспечения, 3) пользователи интернета, их взаимоотношения и отношения с людьми, не включенными в данный вид дискурса, поведение в сети и при работе за компьютером, 4) интернет-зависимость, 5) общение между пользователями и службой поддержки / системными администраторами.

 

Литература

1. Анекдот        //        Энциклопедия        «Кругосвет»        [Электронный        ресурс]        //
   http://www.krugosvet.ru/articles/92/1 009210/100921 0a1 .htm
2. Бахтин М.М. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья
   и Ренессанса. — 2-е изд. — М.: Худож. лит.,  1990. — 543  с.  [Электронный ресурс] //

   http://www.philosophy.ru/library/bahtin/rable.html#_ftn1

3. Григорьев Ю. Чапаев и Новый Русский — любимые герои анекдотов у россиян // Прямой
   эфир радиостанции «Эхо Москвы», передача «Ах, анекдот, анекдот» [Электронный ресурс] //

   http://www.echo.msk.ru/guests/4378

4. Иванов  А.Е.   Философские  и  психологические   аспекты  виртуальной  и  социальной
   реальности и их взаимосвязь:  Автореф.  дис.  …канд.  филос.  наук.  — М.:  Московский
   государственный лингвистический университет, 2004. — 30 с.
5. Карасик В.И. Анекдот как предмет лингвистического изучения // Жанры речи. — Саратов:
   Изд-во ГосУНЦ «Колледж», 1997. — С. 144 — 153.
6. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. — Волгоград: Перемена, 2002.
   -477 с.
7. Карасик В.И., Дмитриева О.А. Лингвокультурный типаж: к определению понятия //
   Аксиологическая   лингвистика:   лингвокультурные   типажи:   Сб.   науч.   тр.   /   под   ред.
   В.И.Карасика. — Волгоград: Парадигма, 2005. — С. 5 — 25.
8. Лутовинова О.В.  Определение  и характеристики  виртуального  дискурса //  [Текст]:
   материалы международной научной конференции, г. Волгоград, 18-20 апреля 2006 г.:в 3 ч.
   Ч.3 / ВолГУ; оргкомитет: О.В.Иншаков (пред.) [и др.]. — Волгоград: Волгоградское научное
   издательство, 2006 . — С. 134 — 139.
9. Лутовинова О.В.  Проблема ценностей в виртуальном дискурсе // Концептосфера и
   языковая картина мира / Отв. ред. Е.А.Пименов, М.В.Пименова. — Кемерово: КемГУ, 2006. -
   С. 201-205.
10. Репкин        Д.        Виртуальная        реальность        [Электронный        ресурс]        //

    http://www.virtual.ru/virtual_reality.html

11. Розин   В.М.   Существование,   реальность,   виртуальная  реальность   //  Концепция
    виртуальных миров и научное познание / Отв. ред. И.А.Акчурин, С.Н.Коняев. — СПб.: РХГИ,
    2000.-С. 56-74.
12. Слышкин Г.Г. Современный русский анекдот: функции и ценностные доминанты //
    Аксиологическая лингвистика: игровое и комическое в общении: Сб. науч. тр. / Под ред.
    В.И.карасика, Г.Г.Слышкина. — Волгоград: Перемена, 2003. — С. 190 — 203.
13. Химик В.В. Анекдот как уникальное явление русской речевой культуры // Анекдот как
    феномен культуры. Материалы круглого стола 16 ноября 2002 г. — СПб., 2002. — С. 17 — 31.
    [Электронный ресурс] // http://www.philology.ru/literature2/khimik-02.htm
14. Шмелев А.Д., Шмелева Е.Я. русский анекдот в XXI веке: трансформации речевого
    жанра.  // Труды международной конференции «Диалог-2005»  [Электронный ресурс]  //
    http://www.dialog-21 .ru/Archive/2005/Shmelevy/Shmelevy.htm

Автор(ы) статьи: Т.С. ЛАПИНА, РОМАХ О.В.
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

культура, социальная культура, философия культуры, гуманизация, цивилизация, социальное окультурирование.

Аннотация:

В статье анализируются содержательные, структурные и функциональные аспекты преобразования культуры в культуру социальную, которая становится важной частью гуманизации цивилизации. Процесс транформации ее в мощное социальное явление рассматривается применительно к социуму, социальным стратам, отношениям внутри их, что в результате приводит к феномену „человеческого измерения" в качестве непреложного критерия человеческой дея¬тельности и созданий, в том числе общественных отношений. На этой основе философия выдвигает идею социальной культуры, что позволяет любомудрию отстаивать необходимость придания атрибутивного характера социальному окультуриванию цивили¬зации.

Текст статьи:

Начиная с середины XX в. — времени принятия первых ме­ждународных документов по правам человека — в мире особенно бурно эволюционирует вид культуры, непосредственным назна­чением которого является гуманизация общественных отноше­ний, — социальная (в узком смысле) культура. В широком смысле „социальное» тождественно „общественному», а в узком — „соци­альное» означает сосуществование людей в обществе, деление населения на различные слои и классы, выделение из него разно­типных участников общественной жизни, а также отношения ме­жду различными типами участников. Рассматриваемую культуру можно назвать и гуманитарной, если сравнивать ее с техниче­ской, и она составляет один из наиболее крупных видов культуры вообще, находясь в ряду с материальной, духовной и политиче­ской. В сфере гуманитарной культуры субъекты целенаправленно изобретают и внедряют в общественную жизнь как личностно-индивидуальные, так и социальные формы гуманизма, некоторые из которых зародились еще в далеком прошлом (например, бла­готворительность и меценатство, официальная помощь ветеранам войн и вдовам погибших воинов, общественное призрение сирот и немощных людей, снижение ставки ссудного процента).

Изучение истории вопроса и состояния социальной помощи на Земле в современный период показывает, что субъектами умиротворения общественных отношений и оказания социально­го вспомоществования в принципе могут быть органы общест­венного управления (государственного, муниципального, граж­данского, международного), субъекты материального и духовно­го производства (предприниматели, банкиры, коммерсанты, писатели, артисты, художники и т.д.), а также соответствующие структуры (производственные, финансовые, художественные и иные), профессионалы определенных категорий (социальные ра­ботники, врачи, медсестры, юристы и др.), религиозные органи­зации и церковь, а кроме того — лица, добровольно вставшие на путь миротворческой и социальной работы: например, какие-то представители правящих династий, правозащитники из числа во­лонтеров и др. Выявляется, что начиная с древности и по сю пору поиск субъектами форм гуманизации встает в качестве особой проблемы не только и не столько на уровне личных отношений между людьми, сколько на макро уровне, т.е. в качестве общест­венной задачи.

Теоретическое выведение „человеческого измерения» и практическое возделывание соответственно ему общественного бытия составляет отдельное направление активности субъектов, из чего следует вывод: есть резоны гораздо более подчеркнуто и явно, чем это делалось в теории ранее, выделять особый вид культуры. Между тем, социальная культура далеко не во всех культурологических работах обособляется в качестве вида, и по­ка отсутствует достаточно полное раскрытие ее природы. Соци­альная культура представляет собой возделывание гуманизиро­ванной социальности, при этом развитие теории культуры пошло таким образом, что культуроносная социальность — творение лю­дей, которое в числе немногих не изготавливается из природного материала и поэтому полностью представляет собой человече­ское создание, — не привлекла еще достаточного внимания иссле­дователей в отличие, например, от науки и искусства. Однако со­циальность — главная и непосредственная среда человеческого существования, и определенные субъекты цивилизованного об­щества продуцируют специальные способы придания ей антронеблагоприятные условия: новаторы, реформаторы, малый и средний бизнес, перспективные ученые, квалифицированные ра­ботники, оказавшиеся безработными, невостребованные таланты и др.

Внутри длинного ряда стран насущным делом является применение весьма широкого спектра социально-обеспечительных и защитных мер как-то: охрана труда и пенси­онное обеспечение работника в старости, защита прав личности через суд, государственная и общественная защита прав потреби­теля и т.д. Реабилитационными службами и кризисными центра­ми в этих странах проводится восстановительная работа над людьми, травмированными вследствие аварий, катастроф, веде­ния военных действий, стихийных бедствий, социальных столк­новений и преступного насилия над личностью; в них ведется борьба с бедностью и принимаются меры по уменьшению разни­цы в доходах между самыми богатыми и самыми бедными (в ча­стности, путем законодательного введения прогрессивной шкалы налогообложения), что несколько снижает остроту напряженно­сти в имущественных отношениях. Рассматриваемый вид окуль­туривания выражается и во введении социального сопровожде­ния семей; выделении для трудоспособных инвалидов в фирмах и на предприятиях специальных рабочих мест, в подчинении в чем-то их ограниченным возможностям планировок улиц, жилых до­мов и квартир.

В порядке иллюстрации предпримем краткий экскурс в ис­торию окультуривания труда и трудовых отношений. В конце XIX в. трудовые отношения в развитых странах Запада, в основ­ном, были поставлены в цивилизованные рамки. В первую оче­редь это явилось следствием забастовочной борьбы западноевро­пейских рабочих. Облегчение условий труда происходило также под влиянием голосов гуманистически настроенной обществен­ности, звучавших со страниц периодических изданий, общест­венно-политических и теоретических работ, в которых высказы­валось сочувствие тяжелому положению рабочих и раздавалась критика в адрес работодателей и правительств за безжалостность, проявляемую по отношению к рабочему люду. Государства и ра­ботодатели пошли на уступки работникам, хотя это не означает, что все противоречия там между предпринимателями и наемны­ми работниками были сняты, часть которых существует, как из­вестно, и по сей день. Однако уже тогда были разработаны неко­торые способы их смягчения и разрешения.

В указанное время в этих странах произошла юридизация трудовых отношений, при этом первой страной, в которой было принято достаточно прогрессивное социальное законодательст­во, была Германия. Вследствие отмеченного заметно улучшились условия труда, что выразилось в ограничении рабочего времени с 15 до 9 — 10 часов в сутки, законодательном введении выходных и праздничных дней, повышении зарплаты, смягчении условий труда и усилении его охраны. Первые профсоюзы возникли в странах Зап. Европы еще в XVII в., но они могли действовать лишь нелегально, тогда как обозначенное время ознаменовалось там легализацией и активизацией деятельности профсоюзов. Кроме того, в указанных странах возникли государственные ин­спекции труда, которые осуществляли надзор и контроль за со­блюдением социального законодательства. В начале XX в. трудо­вые отношения стали оформляться таким юридическим докумен­том, как трудовой договор, в котором оговаривались порядок найма, обязанности и права (включая право на забастовку) работ­ника. Была введена система его защиты: с конца XIX – начала XX в западноевропейские рабочие получили возможность обра­щаться в суд за защитой своих прав.

В России в 1886 г. был принят Устав о промышленном тру­де, в котором значились и права работника, однако он плохо со­блюдался. В современный период основные права наемного ра­ботника в России юридически закреплены в Трудовом кодексе РФ 2001 г., но с соблюдением этих прав в стране пока еще на­блюдаются большие трудности. Отметим и то, что в законода­тельстве ряда стран, в том числе в трудовом законодательстве РФ, из-за особенностей психики и организма подростков и жен­щин, а также из-за выполнения последними детородной и мате­ринской функций охрана труда женщин и подростков прописана не только общим, но и особым образом. Особая охрана труда осуществляется кроме того по отношению к труду инвалидов и лиц пенсионного возраста. В трудовых законодательствах многих стран зафиксированы положенность дополнительного отпуска работникам, занятым на производствах с вредными условиями труда, а также положенность повышенной оплаты сверхурочных часов работы и работы в праздничные дни. В 1989-ом г. была принята международная конвенция о правах ребенка, в которой, в частности, содержится запрет на применение детского труда.

Окультуривание трудовых отношений выражается и в уч­реждении по странам бирж труда и центров трудовой занятости, в выплате пособий по безработице, во вменении правительствам и предпринимателям такой функции, как создание новых рабочих мест. Достижением своего времени было введение и несколько иной цивилизованной формы установления трудовых отношений — заключения контракта, т.е. письменного соглашения со взаим­ными обязательствами для договаривающихся сторон, которыми чаще всего выступают импресарио, с одной стороны, и предста­витель творческой профессии (обычно артист) — с другой.

Качественный скачок в развитии форм социального обслу­живания произошел в западных странах в тридцатые годы XX в. в связи с утверждением социальной работы как профессиональ­ной деятельности хорошо подготовленных специалистов, станов­ление которой происходило там начиная с конца XIX в. Во вто­рой половине XX в. свершилась институционализация социаль­ной работы: в 1956 г. была учреждена Международная федерация социальных работников, при этом соответствующие националь­ные объединения, входящие в МФСР, действуют в 55 странах мира (в том числе в России). Но решающая роль в деле утвер­ждения социального окультуривания в качестве непреложного общественного процесса принадлежит международному инсти­туту прав человека, в которых, как они выражены в норматив­ных документах, относительно определенно проступает содержа­ние того, чего ведущим субъектам в целях реализации гумани­стической ориентированности следует добиваться по отношению к личности и социальному аспекту общественных отношений.

В совокупности прав человека, содержащихся в норматив­ных источниках права, специфически „обрисован» образ достой­ной жизни в ее общих чертах: продолжение жизни каждого до ес­тественного конца, личная безопасность, обладание собственно­стью, наличие жилища, пребывание в экологически здоровой среде, доступность здравоохранения и т.д. Содержание прав че­ловека в общем и целом соответствует основам бытия людей: ма­териально-неорганическим, физиологическим, психологическим, общественным. Эти права — социальное образование, но они про­дуцируются для того, чтобы личность свободно могла пользо­ваться ими индивидуально. С их помощью программируется деятельность социальных субъектов в том смысле, что обеспечение соблюдения рассматриваемых прав предполагает создание соци­альными субъектами общественной среды по меркам человека и жизни. Соблюдение прав человека высоко оценивается в созна­нии мирового сообщества в силу того, что представляет собой важнейший социальный способ поддержки человеческого досто­инства.

Вследствие эксплицирования и юридизации прав человека понятия социальной свободы и справедливости содержательно конкретизировались по сравнению с абстрактно декларативной формой их репрезентации. Долго искомое в истории философ­ской и социологической мысли понимание социальной свободы обрело полноценное содержательное наполнение и ее можно те­перь определять как наличие для личностей конкретных возмож­ностей удовлетворять свои права, отсутствие помех в осуще­ствлении правомерной жизнедеятельности и простор для соци­ально здоровой самореализацию. Ведь общественные условия, имеющиеся для соблюдения прав человека, — это предпосылки того, чтобы индивид мог развернуть свою деятельность как тру­женик, творец, гражданин, общественный деятель, семьянин, от­дыхающий и т.д. Благодаря реальности прав человеческие инди­виды обладают таким достоянием, на которое никто, в том числе и государство, не должен посягать. „ … Нет иного (кроме прав человека) института, — пишет известный правовед С.С. Алексеев, — представляющего собой прямое выражение свободы личности, твердой основы ее суверенности, независимости, противостоя­щей произволу власти и насилию»¹. Ограничение гражданина в правах в правовом государстве производится лишь на основе ого­воренных в законе случаев и путем применения специальных юридических процедур.

Среди исследователей, работающих в области обществен­ных наук, распространилась точка зрения, будто бы права чело­века носят исключительно естественный характер, что усиленно пропагандировали теоретики естественного права в России еще в XIX в. В связи с этим встает вопрос о том, являются ли права че­ловека явлением культуры. На наш взгляд, права человека явля­ются не естественным, а социальным образованием, естественны лишь их некоторые, при этом — нельзя отрицать — существенные предпосылки. Права не представлены непосредственно. Еще до закрепления в законе они явились социально-духовным откры­тием, а также изобретением тех субъектов, которые первыми по­ставили о них вопрос, удачно уловив исходящее от социально-экзистенциальной практики требование признавать и учитывать даже уже стихийно возникающие притязания человеческих инди­видов на обладание определенными условиями жизни. Права мо­делируются на основе выявления философией права и учета в процессе правотворчества их естественных и социальных пред­посылок.

Проектирование, декларирование, легитимация и тем более само соблюдение прав — это явление социальности. Правоведы, называя их естественными в противоположность их этатистской трактовке, согласно которой права даруются властью, благородно хотят подчеркнуть их не зависящий от усмотрения власти харак­тер, то, что они вытекают из родовой природы человеческого су­щества и существования. Да, права человека неверно изображать даром, исходящим от государства, но они и не нечто, просто дан­ное от природы. Они даны людям социальными субъектами.

Необходимым условием появления и утверждения в социу­ме института прав человека является формирование субъектов, способных такие права спроектировать, продекларировать, юридизировать, определив их законодательные гарантии, и законны­ми путями обеспечивать условия их соблюдения. Реальность прав зависит от устройства и степени развития экономической и поли­тической подсистем общественной жизни, она невозможна без и вне определенного содержательного и процессуального наполне­ния юстиционной деятельности, которая составляет одно из важ­ных звеньев субъективной стороны общественного детерминиз­ма. Выражая ту мысль, что права человека — явление социально­сти, а она создается людьми как общественными существами, А.В. Грибакин резонно пишет: „ … Все, чем располагает общест­во, все, что составляет содержание социума, есть результат жиз­недеятельности человеческих индивидов … Иначе говоря, нужно признать, что никаких естественных прав человека нет, а есть только те права, которые выработаны в обществе, утверждены самими людьми» . Поэтому фразы типа „естественное право су­ществует само по себе», является „данным ему (человеку. — Т.Л.) от природы»³ нуждаются в оговорках и пояснениях, проливаю­щих свет на социальную природу появления и соблюдения прав. Взгляды, будто бы люди обладают правами от рождения и со­вершенно независимо от государственного признания, О.В. Мар-тышин называет „наивными» и „недостоверными». „ … Человек не имеет прав вне общества и государства»⁴, — обоснованно за­ключает этот правовед.

От природы человеку даны только жизнь, организм, ин­стинкты и витальные потребности. Люди в лице социальных субъектов сами продуцируют свои права, сознательно или бес­сознательно опираясь на их естественные предпосылки. Если права на жизнь, свободу, обладание достоинством, личную безо­пасность и др. отрефлексированы в общественном сознании и за­фиксированы в международных и внутригосударственных нормативных документах, а самое главное — если государство, граж­данское общество, другие субъекты страны и мировое сообщест­во создают и поддерживают конкретные возможности использо­вания и соблюдения этих прав, только тогда личность с рождения живет в социальных условиях обладания правами человека. Таким образом, права человека суть продукт культуры весьма высокого уровня развития. Как отмечает исследователь социальной помо­щи Е.П. Агапов, реализации прав в западных странах способству­ет введение их соблюдения в содержание социальной работы. „Закрепленные в существующем законодательстве, — пишет этот автор, — эти права часто оставались на бумаге, поскольку многие люди о них просто не знали … Становилось все более очевид­ным, что помочь людям в реализации этих прав могут (и должны) социальные работники … В конечном счете это привело к изме­нению взгляда на социальную работу: если раньше ее рассматри­вали как помощь тем, кто оказался в катастрофическом положе­нии (например, вследствие тяжелой болезни или потери работы), то теперь она предстала в виде деятельности, направленной на реализацию прав граждан … Неудивительно, что в законодатель­стве ряда стран (например, Швеции) было закреплено право каж­дого человека на помощь со стороны социального работника»⁵. Поскольку социальная работа в основном осуществляется про­фессионалами, находящимися на государственной службе, по­стольку введение соблюдения прав по отношению к клиентам со­циальных работников в число обязанностей последних ощутимо способствует реализации прав.

Социалка вмещает в себя такие формы гуманизма, для на­хождения оптимальной степени распространения которых по странам требуется весьма большое искусство. Мало будут госу­дарство, общественные и религиозные организации, бизнес социально обслуживать уязвленные слои населения — созреют гроздья праведного гнева, зато очень уж щедрое предоставление порож­дает среди его подопечных тунеядство и социальный инфанти­лизм, иногда влечет со стороны опекаемых предъявление в на­глой форме сильно завышенных требований, обращенных к вла­стям. Кроме того, слишком большие социальные выплаты, нала­гаемые государством на бизнес, вызывают бегство из страны час­ти предпринимателей и намного увеличивают дефицит бюджета. Гуманитарное окультуривание должно избегать Харибды потака­ния социальному иждивенчеству и Сциллы заброшенности инди­вида обществом. Пожалуй, лучше всего та социалка, вовлечен­ность в которую является своего рода лифтом, поднимающим ее „клиентов» в средние слои, т.е. создание гражданам условий для заведения на законных основаниях собственного дела.

В деле социального окультуривания встает много трудно­стей: имеются страны, говорить о нем в условиях которых вооб­ще пока не приходится (в них, например, нет даже пенсионного обеспечения, женщины сильно дискриминированы), но и за раз­витыми странами постоянно тянется „шлейф» каких-то нерешен­ных социальных проблем. Вожделенная толерантность в соци­альном общении далеко не всегда достигается. И все же нельзя отрицать, что в немалом числе стран и на международной арене стали особым направлением труда, творчества и общественной деятельности разработка, а также практическое применение спо­собов и методов трудоустройства нуждающихся в нем людей, со­циального обеспечения и защиты, умиротворения межсубъект­ных отношений, утверждения на Земле ненасильственного мира и производство других социальных благ. Отрицание немалых дос­тижений цивилизованного человечества в вопросах отстаивания прав человека, оказания помощи слабо защищенным слоям и категориям населения (например, малоимущим, несправедливо ре­прессированным лицам, вынужденным переселенцам), предот­вращения некоторых социальных конфликтов и т.д. было бы пре­небрежением к выявлению и обобщению опыта социально-предоставительной деятельности, кроме того — к необходимости обмена им между странами.

Философская антропология и социальная философия в об­щем виде эксплицируют запросы на: проведение просветитель­ской, воспитательной, медицинской, законодательной работы по искоренению или хотя бы ограничению индивидуальных и обще­ственных практик, приносящих вред личности — вроде курения, употребления наркотиков, забав с пиротехникой, показа сцен на­силия, жестокости, сексуальных и психических извращений по телевидению; проведение структуризации населения для выявле­ния всех без исключения демографических, социальных и про­фессиональных слоев, всех категорий населения от младенцев до бомжей и заключенных; непрерывный мониторинг реального по­ложения различных слоев и категорий населений. Для этого должны использоваться введенные экономистами и социологами показатели, в которых мыслятся верифицируемые, иногда под­дающиеся количественному выражению и точному учету такие общественные реалии, как права человека, качество и уровень жизни, потребительская корзина, черта бедности, прожиточ­ный минимум, децильный коэффициент и т.п.; выявление нуж­дающихся в социальном предоставлении и обустройстве; созда­ние специализированных структур и подготовку профессиональ­ных кадров, способных как ставить, так и решать социальные за­дачи; составление социальных проектов и программ и установле­ние обратной связи к ним от общественных реалий; дальнейшее совершенствование законодательства. На основе учета общих запросов на гуманизацию развертывают свою деятельность органы и учреждения общественного управления, здравоохранения, со­циальной защиты, образования, социологические службы.

Гуманистическая философия первой отрефлексировала формирование на Земле такого вида культуры как социальная, и любомудрие, кроме того, как бы запускает гуманитарное окуль­туривание, выявляя его основания. Нам уже доводилось писать о том, что „философия в силу ее природы в состоянии спродуциро-вать общие принципы как объяснения, так и производства куль­туры, являющиеся ее основаниями, т.е. вывести изначальные при­чины и конечные следствия ее существования»⁶, охарактеризо­вать „то, чем она детерминируется и что она, в свою очередь, де­терминирует в обществе»⁷. Ставя вопрос не в конкретно-историческом, а в логическо-философском ключе, укажем на та­кие детерминанты становления и развития социальной культуры:

- отрефлексированность благодаря гуманистической фило­софии в общественном сознании современных цивилизованных стран личности и жизни в качестве первостепенных ценностей и сформированность в нем понимания развития человеческого ин­дивида как самоцели общественной истории. Вот, например, ка­ковы некоторые принципы, записанные в Кодексе этики, являю­щемся одним из основополагающих документов Международной федерации социальных работников: „(1) каждый человек имеет уникальную ценность независимо от происхождения, этнической принадлежности, пола, возраста, взглядов, социального и эконо­мического статуса, а также его вклада в общество; (2) каждый че­ловек имеет право на свободу в удовлетворении своих потребно­стей до степени, которая не ущемляет такие же права других; (3) каждое общество, независимо от формы правления, должно стре­миться к обеспечению максимума благ для всех своих членов»⁸.

Очевидно, что эти принципы сформулированы под влиянием воз­зрений Канта, Руссо, Вольтера и других философов на человече­скую личность;

-    полагание в качестве важнейшей основы общественного
устройства понимания людей как существ, каждое из которых
имеет право на достойную жизнь;

-    многоаспектность родовой природы и многомерность на­туры человека, влекущие многообразие его потребностей, от ха­рактера удовлетворения которых зависят самочувствие и воз­можности самореализации личности;

-    понимание того, что удовлетворение индивидом потребностей и его самореализация требуют, если он практически здо­ров, не только усилий с его стороны, но и создания субъектами определенных общественных условий для обеспечения жителям доступа к социальным средствам существования;

-    социально-коммуникативная природа общественной сре­ды, в силу чего она создается и поддерживается установлением определенного характера связей между участниками обществен­ных отношений;

-    наличие в жизненном цикле большинства людей рисковых периодов в связи с младенчеством, достижением пожилого воз­раста, установлением инвалидности, болезнью, производствен­ным травматизмом, безработицей, потерей кормильца, беремен­ностью и родами, многодетностью, понесением ущерба вследст­вие попадания в положение жертвы и т.д., когда человеку требу­ется социальная поддержка по независящим от него обстоятельствам;

-    отрефлексированность того, что поскольку каждый из нас больше или меньше нуждается в определенных формах обеспе­чения и защиты, в гуманистически ориентированных общественных отношениях, постольку социальная культура вырастает из общественной необходимости, что автоматически технологиче­ский и экономический прогрессы не обеспечивают гуманизации общественной жизни, для чего требуется особое окультуривание.

Общество может стать в ряде направлений его жизнедея­тельности обеспечительно-предоставительным и его ведущие субъекты могут усиленно работать над тем, чтобы придать соци­альным отношениям бесконфликтный, правовой и нежертвенный характер, лишь самодостраиваясь, поднявшись на более высокую ступень самоорганизации и поставив благодаря этому под гума­нитарный контроль общественные отношения. Важнейшим га­рантом развития любого вида культуры является создание новых высоко организованных субъектных структур, активность кото­рых соответствует целям окультуривания.

Вначале факторы и пути гуманизации социальности надо теоретически вывести. А практическое внедрение „человеческого измерения» во все сферы общественной жизни предполагает спе­циальную разработку курсов социальной политики и социальных программ; создание таких структур, как обеспечительные, за­щитные, миротворческие; учреждение соответствующих органов, фондов, ведомств; устройство специфически оснащенных заведе­ний: детских домов и деревень, домов инвалидов, реабилитаци­онных центров, служб доверия и спасения, пансионатов для без­домных лиц и др.; формирование гражданско-инициативных (не­правительственных и некоммерческих) гуманитарных организа­ций внутригосударственного и международного масштабов. И вообще создание органов и учреждений социального обеспечения и защиты, опеки и попечительства составляет одно из выражений повышения уровня окультуренности страны. Требуется также разработка и введение в действие социального законодательства.

Для крупных компаний в цивилизованных странах стали нормой разработка и реализация проектов по поддержке образо­вания, культуры и спорта. В немалом числе стран в настоящее время введены различные виды защиты граждан от возможных социальных рисков (фонды защиты обманутых вкладчиков и др.), учреждены министерства по чрезвычайным ситуациям, сформи­рованы государственные и муниципальные органы по управле­нию делами беженцев и иного рода мигрантов, в международных масштабах разрабатываются и в чем-то выполняются программы помощи беднейшим странам, для чего создана Международная ассоциация развития. Кроме того во многих современных странах в вузах специально готовятся кадры для проведения гуманитар­ного окультуривания: социальные работники, а также менеджеры и психологи определенных специализаций.

В миротворческих целях глобального масштаба после Вто­рой мировой войны была учреждена ООН, на Земле действуют и другие миротворческие организации, при необходимости по странам и на мировой арене формируются согласительные ко­миссии и организовываются столы переговоров, дабы использо­вать диалог и полилог для устранения или хотя бы смягчения со­циальной напряженности, если она возникла. Под эгидой ООН в 1919 г. была образована Международная организация труда (МОТ), в функции которой входит разработка и утверждение ме­ждународных стандартов в области труда, развитие социального партнерства (между правительством, работодателями и профсою­зами), международная правовая защита трудовых прав работника. МОТ издает рекомендации, которые государства, являющиеся ее членами (а это все цивилизованные страны), должны принимать и учитывать, что далеко не всегда делается. В 1998-ом г. МОТ приняла декларацию об „Основополагающих принципах и правах в сфере труда», одним из которых является запрет на применение детского труда, тогда как практически детский труд еще доволь­но широко и при этом подпольно используется в некоторых стра­нах. Немалое число разработанных МОТ принципов вошло в со­ответствующие юридические кодексы отдельных стран, в том числе — в Трудовой кодекс РФ.

Усилия специализированных социальных структур — это больше, чем благородные действия филантропически настроен­ных отдельных лиц (такие лица нередко участвуют в подобных структурах), они основаны на научных изысканиях, внутригосу­дарственном и международном праве, и это придает их активно­сти обязательный характер. Скажем, такие учреждения, как Ев­ропейский суд по правам человека в Страсбурге, Международ­ный суд в Гааге, где судят, в частности, за преступления против человечности, работают на установление справедливого мирово­го порядка. В построении гуманизированного общественного ук­лада серьезнейший шаг составляет создание правовых и социаль­ных государств.

Но нельзя не признать, что в целом проблем и трудностей в деле повсеместной гуманизации общественных отношений на Земле пока еще не меньше, а может и больше, чем успехов и дос­тижений. Тем не менее, внедрение в общественную жизнедея­тельность социальных форм гуманизма не носит зыбкого харак­тера, ибо во многом уже является делом институционализиро­ванным. Институционализация какого-либо вида общественной практики происходит, если: а) сформировались его субъекты в лице и тех из них, кто рядовым порядком осуществляет соответ­ствующую деятельность, и тех, кто ведает управлением адекват­ной областью общественной жизни; б) эта практика достаточно разветвлена, структурированна, организованна и между ее составляющими налажено взаимодействие; в) разработано и введе­но в действие правовое оформление и обеспечение соответст­вующей деятельности субъектов; г) ведется подготовка профес­сиональных кадров для осуществления такой деятельности; д) целенаправленно разрабатывается теория этого вида практики. Поскольку все это имеет место в деле социального окультурива­ния, оно приобретает системный, воспроизводимый и относи­тельно состоявшийся характер.

Социальное окультуривание глобализуется: соблюдение прав человека является требованием международного права, соз­дана система международной юридической защиты прав челове­ка, и по странам, и на международной арене действуют много­численные гуманитарные организации, социальная работа уста­навливается в качестве непреложного направления общественной жизнедеятельности внутри подавляющего числа стран.

В целях продолжения и наращивания опыта гуманизации мира требуется помимо прочего противопоставлять его зловеще­му опыту вершения бесчеловечных практик, среди которых вы­явлены: рабство, эксплуатация человека человеком, геноцид, апартеид, необоснованные репрессии, этнические, идеологиче­ские и конфессиональные чистки, организация концлагерей, изу­верские казни, пытки, дедовщина, дискриминация женщин, при­менение детского труда, насилие в семье и проч. Подобные явле­ния инфернального, можно сказать, характера тоже надо изучать и типизировать, дабы вырабатывать надежные способы пресече­ния дегуманизации во всех ее разновидностях. Свертывание и искоренение на Земле антигуманных практик и — наоборот -развертывание практик гуманных (это соблюдение прав челове­ка, расширение доступа к образованию, налаживание здраво­охранения, повышение качества жизни населения и др.) философски обосновываются в качестве основных и глобальных на­правлений современного окультуривания человечества.

*        *        *

Итак, культура — это не только уменье производить духов­ные и материальные блага и правильно ими пользоваться. К культуре, как видим, относится и гуманизация общественных от­ношений. Гуманистическая философия выдвигает „человеческое измерение» в качестве непреложного критерия человеческой дея­тельности и созданий, в том числе общественных отношений. На этой основе философия выдвигает идею социальной культуры, что позволяет любомудрию отстаивать необходимость придания атрибутивного характера социальному окультуриванию цивили­зации.

Процитированная литература

¹Алексеев С. С. Самое святое, что есть у Бога на земле. И. Кант и про­блемы права в современную эпоху. — М., 1998. С. 254.

Грибакин А.В. Введение в философию права: Конспект лекций. -Екатеринбург, 1999. С. 68 — 69.

Рассказов Л.П., Упоров И. В. Естественные права человека. Учебное пособие. — СПб., 2001. С. 6.

Мартышин О. В. Совместимы ли основные типы понимания права? // Государство и право. 2003. № 6. С. 19 — 20.

Агапов Е.П. Социальная работа как феномен культуры. — Ростов н/Д., 1999. С. 83.

Лапина Т. С. Защитим философию, обращаясь к культуре // Вестник Российского философского общества. 2007. № 1. С. 150.

¹ Лапина Т. С. Природа философии культуры: современный вариант // Аналитика культурологии. Научный журнал, http:analiculturolog.ru. 2007, № 1. Page of 8.

Цит. по: Агапов Е.П. Социальная работа … , с. 93.

Автор(ы) статьи: Татьяна Сергеевна Лапина, Ромах Ольга Викторовна
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

культурогенность, энергетика, произведения искусства, культура, духовность, творчество

Аннотация:

В статье рассматривается энергетическая сущность явлений культуры. Которые создают вокруг себя особые пространства, попадая в которые люди включаются в чувствование, переживание, подражание им, увеличивая культурогенную энергетику.

Текст статьи:

Создания культуры – интеллектуально-духовные, материальные, социальные, политические – предстают опредмечиванием сущностных сил субъектов, способных продуцировать, осваивать, наследовать и обогащать ценностное достояние человечества. Ценности создаются поисковыми усилиями, трудом и творчеством субъектов, вызревают в процессах противостояния культуроносной активности декультурации, в виде которой могут выступать антикультура и акультурация, варварство и вандализм, китч и симулякры. Понятно, что творчество, созидательный труд, блокирование издержек общественного и личностно-бытового производства, борьба с носителями декультуризирующей активности требуют от субъектов культуры обладания умственной, духовно-душевной, поисково-ориентировочной и социальной энергией. Эти виды человеческой энергии, затраты которой представляют собой непременное условие формирования культуры и обретения людьми и обществом культурности, являются составной частью предмета культурологии.

Культуроносная умственная энергия воплощается в относительно истинных рационально-гносеологических образах, предстающих результатом теоретического познания и в конечном счете складывающихся в различные отрасли знания, виды наук и теоретические дисциплины. Познание осуществляется сложными путями, в частности, как тесное взаимодействие его чувственной (сенситивной) и абстрактно-мыслительной сторон, которые не существуют друг без друга, и которые, если познавательный процесс протекает успешно, обогащают друг друга. В ходе научного познания происходит также подъем от эмпирического уровня к теоретическому.

Внутренними источниками развития познания выступают преодоление его многочисленных трудностей и разрешение специфических противоречий, в ходе чего оттачивается ум и аккумулируется умственная энергия людей. Главная трудность познания заключается в его постоянной незавершенности и мобильности: образ, все ближе и ближе „подступая” к объекту, никогда не сливается с ним, а эмпирического материала, сколько бы его ни было накоплено, постоянно недостает.

Что касается противоречивой природы познания, то основным его противоречием предстает доходящее до борьбы и конфликта противостояние между истиной и заблуждением, и в историческом ходе этой борьбы, как известно, они могут меняться местами. Истина не всегда рождается в относительно миролюбивых спорах, порой она – исход яростных столкновений между носителями прямо противоположных взглядов, когда на пути ее достижения оказываются пока (увы!) неизбежными даже человеческие жертвы.

Накопление умственной энергии и прогрессирование культуры предполагает совершенствование в ходе общественной истории субъекта познания и развертывание объекта последнего. Субъект познания развивается главным образом благодаря совершенствованию от эпохи к эпохе системы образования и научно-исследовательской деятельности, во время чего появляются и обогащают содержание и организацию своей активности учреждения образования и науки, функционирование которых в настоящее время приобретает глобализирующийся характер. Развитие объекта познания, происходящее на основе набирания мощи общественной практикой, выражается в громадном раздвижении границ познаваемости сущего вглубь и вширь: люди все лучше осваивают, а значит и постигают космос, все дальше проникают в природу вещества и жизни, все более успешно приоткрывают тайны человеческой психики, им теперь доступно дно мирового океана, а общество становится более управляемым под влиянием его углубляющегося постижения (хотя стихийности в функционировании общества еще очень много).

На общественном и личностно-индивидуальном уровнях плоды затрат умственной энергии в конечном счете осознанно выражаются в знаково-логической форме, т.е. в систематизации разрабатываемого или постигаемого теоретического материала, выражаемой с помощью такой семиотической фактуры как обычный, но в основном теоретический язык, формулы, схемы и компьютерные языки. Однако подготовка результатов теоретического постижения индивидом сущего ведется и на подсознательном уровне психики, во время чего материал накапливается и упорядочивается бессознательно, что может выливаться во всплески интуитивных догадок и внезапные озарения, появляющиеся как у исследователя, так и, бывает, у постигающего материал человека¹. На индивидуальном уровне познания, надо отметить, „участвуют не только ум, интеллект, но и воля, эмоции, стремление к прекрасному”².

При всем значении умственной энергии ее недостаточно для производства и освоения культуры. Культуроносные артефакты одухотворены, что обусловлено признанием за ними ценности с точки зрения общечеловеческих интересов. „Ценности, которые конституируют культуру, – пишет П.С. Гуревич, – рождаются из недр человеческого бытия”³, т.е. идентификацию ценностей люди производят на основе общественно-экзистенциального опыта, проживая свою жизнь в качестве биосоциальных существ. Известный процитированный автор придерживается убеждения о существовании вечных ценностей, которые „сохраняют в себе статус всечеловеческого”. В их числе им называются „святость жизни, достоинство свободы, величие любви, лучезарность истины, немеркнущий свет красоты, неиссякаемый исток добра”⁴.

В работах современных отечественных специалистов в области теории культуры активно обсуждается вопрос о способах бытия, т.е. об онтологии культуры, при этом один из них – Ю.В. Ларин выделяет четыре основные конкурирующие понимания форм ее бытия, в числе которых указанный исследователь признает аксиологическое⁵. С позиций аксиологического понимания, которого придерживается и автор предлагаемого доклада, выявляются, на наш взгляд, три момента бытийственности образований культуры. Это: 1) качественный с предметной точки зрения характер определенной человеческой активности и предметная возделанность артефактов; 2) признание соответствующей деятельности и артефактов ценностью на основе их достаточно высокой оценки субъектами; 3) относительная освоенность культурогенной деятельности и ее плодоносных результатов в качестве образцов и объектов изучения, оберегания, воспроизводства, восхищения, наслаждения, почитания.

Понять, чтò в произведенном и содеянном представляет собой ценность, а чтò – наоборот – неценностно или антиценностно, тем боле проникнуться ценностной природой каких-то произведений и деяний, – это тоже своего рода труд и творчество. Без достаточно квалифицированного умственного, а также социально психологического подходов субъектов к ценностному отбору ценности не эксплицируются, т.е. культура устанавливается с помощью „языка” человеческого признания, осуществимость которого требует затрат и духовно-душевной энергии. Обладающая ею личность способна произведенное и содеянное не только холодно-рассудочно объяснять, но и постигать, когда к трезвости понимания присоединяется способность глубоко чувствовать, переживать, что называется вживаться в проявления достигнутого людьми.

Чтò достойно, а чтò не достойно высокой оценки, то устанавливается сложным и противоречивым образом, может неоднократно пересматриваться на протяжении общественной истории и быть объектом политической, идеологической, религиозной и иной борьбы между представителями различных социальных сил. То есть содержательное наполнение культуры бывает выстрадано, так же как бывает выстрадан отказ созидательных субъектов признавать в составе культуры антикультурные явления (например, деспотические режимы, фашизм, теневую экономику), маскирующиеся под подлинные ценности.

Духовная энергия включает в себя индивидуально-душевную, хорошо исследованную О.В. Ромах. Выявляя психологическое оснащение и душевный потенциал индивидуально-личностной культуры, она называет волю определенной направленности, эмоции определенного содержания, чувство прекрасного, фактически говорит о душевном трепете как сопроводителе участия индивида в создании и освоении культуры⁶.

Одухотворены проявления любого вида культуры, даже материальной. Проиллюстрируем как бы от противного: абажуры, перчатки и дамские сумочки, изготовленные из кожи казненных людей (такое делалось после Великой революции во Франции, а также в фашистской Германии), как бы они ни были удобны при использовании и внешне привлекательны, не составят культуроносных артефактов, поскольку не могут быть одухотворены, если рассуждать с позиций общечеловеческих интересов. В настоящее время теряет одухотворенность и, значит, ценностный характер ношение одежды из натурального меха.

Духовность составляет один из атрибутов культуры.

Семиотическая фактура духовно-аксиологической энергетики, т.е. то, что внешне ее репрезентирует, транслирует, аккумулирует, воздействуя на социальные чувства людей, весьма богата. Это разные виды символики и атрибутики: производственно-торговая (реклама, логотипы, этикетки и проч.), религиозная (крест, полумесяц, иконы, статуи Будды, облачения священнослужителей, культовые действия и т.д.), политическая (гербы, гимны, флаги, свастики и звезды разной конфигурации, награды, короны, скипетры, демонстрации и т.д.), военная (знамена, знаки отличия, спецодежда, ордена и медали, парады и проч.), служебно-трудовая (почетные грамоты, награды и звания и т.п.), коммуникативная (этикет, обряды, архетипы, званые трапезы, кумиры и т.д.), спортивная (знамена, стяги, эмблемы, вымпелы, призы и проч.), игровая (игрушки, игры, балы, маскарады, розыгрыши и т.п.). Символикой и атрибутикой обзаводятся и общественные движения, а содержание социальной памяти в аксиологическом аспекте передается, в частности, через памятники, стелы, пантеоны, мавзолеи, надгробия, названия географических мест, городов, улиц, поселков, пассажирских станций (топонимику).

Опираясь на знания эмпирического и теоретического характера, на проникнутость ценностями, субъекты выявляют положение дел в тех или иных областях жизнедеятельности, дают характеристику состояния различных сфер общественной и личностно-индивидуальной жизни. Подобные поиск, ориентация и анализ составляют проявления особой – поисково-ориентировочной энергии. Прежде чем поставить практические задачи и перейти к их решению, культура требует оценить то, что имеется, и дать квалификацию наличному. Приложение вышеназванной энергии опирается на результаты затрат умственных и духовно-душевных сил. Так, в качестве постоянного вопрошания человека о действительности и себе самом познание движется вперед через постановку теоретических проблем, выдвижение гипотез, их опровержение или доказывание. Имеется и такая форма поисковой деятельности как проектирование, т.е. ориентировочное моделирование ожидаемых изменений в природе и составление моделей того, чтò субъекты собираются создать и какую деятельность они намерены развернуть.

В ходе ориентации и поиска выясняется состояние географической среды в связи с деятельностью людей, положение в обществе в целом и состояние общественных отношений (производственных, управленческих и иных). Субъекты налаживают мониторинг состояния промышленности, торговли, сельского хозяйства, транспорта и коммуникаций, жилищного комплекса, строительного дела, протекания разработки недр и т.д. Требуется отслеживать состояние дел и в области того, что называют культурой в узком смысле слова, т.е. в области образования, театрального, музейного, библиотечного, архивного дел, в сфере развлечений и отдыха. Очень важно бывает выяснить то, каково положение с трудовыми ресурсами в стране и состояние в ней народонаселения в связи с уровнем рождаемости и смертности, процентом инвалидности среди жителей, характером наиболее распространенных заболеваний, соотношением между числом детей и числом стариков и т.д. Составляется и картина внешних отношений, характеризуется состояние обороноспособности страны, выясняется уровень и характер преступности в ней и на международной арене.

На индивидуально-личностном уровне поисково-ориентировочная энергия затрачивается на обрисовку для самого себя состояния своей личной жизни и своего быта, на выработку самооценки, оценок и характеристик (составление образа социально-индивидуального облика) других лиц – как тех, с кем непосредственно общается индивид, так и тех, кого он наблюдает в качестве управленцев, общественных деятелей, телеведущих, писателей, артистов, звезд спорта и т.д.

Развертывание поисково-ориентировочной активности необходимо для приложения социальной энергии, которое начинается с составления прогнозов общественного и космического развития, постановки практических задач, разработки путей их решения, определения субъектного состава тех структур, которые должны будут их решать. Бывает надо твердо и конкретно определить, над чем в будущем работать, в каких направлениях развертывать активность, чтò следует устранять, подсекать, блокировать и чтò – наоборот – хорошо бы утверждать, усиливать, наращивать, может быть, создавать заново. На индивидуальном уровне личность разрабатывает жизненные планы, ставит перед собой перспективные цели своей жизнедеятельности, может намечать задачи самовоспитания и самопеределки.

Как видим, культура создается еще одним видом энергии – социальными усилиями. Последние затрачиваются, во-первых, на выведение регулятивов, т.е. предметных и социальных руководств к практическим действиям и на сам процесс регулирования поведения  и деятельности людей. Регулятивы могут носить либо регламентирующий, либо охранительный, либо стимулирующий характер. Во-вторых, социальная энергия расходуется на коммюнативную деятельность социальных субъектов. Это: а) умиротворение и гуманизация общественных отношений путем придания им ненасильственного, нежертвенного, бесконфликтного и правового характера (для чего могут использоваться диалог и полилог, договорные начала, международное и внутригосударственное право, внедрение социального партнерства); б) поощрение законопослушного предпринимательства и конкуренции, инноваций; в) поддержка на высоком уровне социалки (well fair – англ.), т.е. различных видов социального обеспечения и защиты; г) соблюдение прав человека, совершенствование системы их международной защиты, а также обеспечение соблюдения прав ребенка и прав работника. Служба омбудсменов появилась и по странам, и на мировой арене.

В-третьих, социальная энергия необходима для распознавания, подсечения и искоренения антикультуры и антигуманных практик. Последние в виде эксплуатации, геноцида, различных видов чисток: этнических, социальных, идеологических, конфессиональных и др., – дискриминации женщин, применения детского труда, пыток и т.д. еще довольно широко бытуют на Земле и препятствуют гуманизации общественных отношений. Дальнейшее развертывание гуманных практик (это соблюдение прав человека, повышение качества жизни населения, совершенствование систем здравоохранения, образования и т.д.) и свертывание практик бесчеловечных составляют в условиях современности главные направления социального окультуривания человечества в глобальном масштабе.

Без повсеместного создания на Земле гуманизированной социальной среды в достаточном объеме недостижима социальная свобода, которая означает реальную возможность для личности использовать свои права, наличие простора для социально здоровой активности индивида, отсутствие общественных помех для него в деле гуманной самореализации. То есть без затрат и умелого приложения субъектами социальной энергии до конца нереализуема свобода. Между тем, некоторые авторы увязывают свободу лишь с интеллектуальной и духовной культурами, социальная „ветвь” культуры ими даже не называется⁷. При этом несовсем правильно передается понимание свободы И. Кантом, который главным условием внешней свободы для индивида считал не мораль, а право (рассматривая последнее как самое святое, что есть у Бога на Земле) и усиленно это подчеркивал, что, в свою очередь, блестяще оттенили такие отечественные исследователи творчества Канта в указанном аспекте как известный правовед С.С. Алексеев и философ Э.Ю. Соловьев⁸.А функционирующее право – это явление в основном социальной культуры.

И наконец (в-четвертых), культурогенная социальная энергия тратится на остальные практические дела по реализации общество- и антропофильных замыслов и проектов. В процессе создания произведений и свершения деяний не только достигаются успехи, но чаще всего кроме того допускаются промахи и ошибки. Поэтому энергия тратится также на их исправление и на избавление от них, что как бы от обратного активизирует поисково-ориентировочную деятельность и, как правило, влечет выработку более совершенных регулятивов.

Развитие культуры всех видов и подвидов сопровождается формированием и совершенствованием субъектов и субъектных структур, способных вырабатывать, накапливать и целенаправленно тратить те энергии, без приложения которых не создаются культуроносные артефакты и культура не прививается. Ход общественной истории сопровождается появлением и функционированием субъектных структур различных видов: хозяйственно-экономических, финансовых, торговых, политических, гражданско-инициативных, законотворческих, правоприменительных и правоохранительных, социально-обеспечительных и защитных, образовательных, медицинских, художественных, досуговых и иных. Некоторые из них по тем или иным причинам сходят со сцены истории, но в общем и целом появление все более организованных и все более способных к эффективному производству и управлению субъектных структур составляет одну из закономерностей развития культуры.

Человеческие индивиды приобретают способность источать культуроносные энергии благодаря прохождению социализации, благотворному воздействию на них образования и воспитания, если они культуроносны, совершенствованию их личности в процессе правомерной трудовой деятельности, многообразной работе над собой. Индивиды участвуют в создании культуроносных произведений и совершают соответствующие деяния, овладевая основным занятием, приобретая профессию, подключаясь к общественно-политической активности, будучи захваченными полезными увлечениями. Энергетические потоки культуры закодированы в создаваемых людьми образцах деловой занятости, профессионализма, творческой, трудовой и досуговой активности, в примерах служения Родине, человечеству и людям, а также в образцах семейственности в хорошем смысле слова, что видно на положительных примерах супружества, материнства, отцовства и т.д., кроме того – на образцах любви и дружбы.

Человеческая энергетика едина, но в то же время диверсифицирована на различные виды и подвиды. Тогда, когда по преимуществу затрачивается один вид энергии, то к нему чаще всего присоединяются и другие энергии, так что полностью отделить их друг от друга возможно лишь в абстракции.

Литература

¹О роли бессознательного в научном и художественном творчестве см.: Ромах О.В. Деятельность как способ развития культуры // Аналитика культурологии. Электронное научное издание. http://analiculturolog.ru 2007. № 1 (7). Page 1, 2, 3 of 8.

²Там же. Page 2 of 8.

³Гуревич П.С. Философия культуры: Пособие для студентов гуманит. вузов. – 2-е изд. – М., 1995. С. 286.

⁴Там же. С. 122.

⁵См.: Ларин Ю.В. Пролегомены к культурологии: Монография. – Тюмень, 2002. С. 68 – 80. Его же. Онто-логика культуры: Монография. – Тюмень, 2004. С. 55 – 76.

⁶См.: Ромах О.В. Эмоции в смысловом аспекте культурологии // Аналитика культурологии. Электронное научное издание http://analiculturolog.ru 2004. № 2; Ее же. Воля как доминанта культуры // Аналитика культурологии … 2006. № 1(5).

⁷См.: Келле В.Ж. Культура и свобода // Вестник Российского философского общества. 2007. № 1 (41).

⁸См.: Соловьев Э.Ю., И. Кант: взаимодополнительность морали и права. – М., 1992; Алексеев С.С. Самое святое, что есть у Бога на земле. Иммануил Кант и проблемы права в современную эпоху. – М., 1998.