Автор(ы) статьи: Данилкина И.И.
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

воссоздающее, пассивное, продуктивное-творческое визуальное воображение

Аннотация:

В статье рассматриваются основные формы визуального воображения: воссоздающее, пассивное, продуктивное-творческое, каждое из которых представляет собой сложную формы с множеством направлений

Текст статьи:

Развитию визуального воображения способствуют следующие его виды: воссоздающее, пассивное, творческое. Рассмотрим подробнее эти виды и их формы.

Воссоздающее воображение связано с памятью и представляется как психофизиологическая особенность человеческого сознания. Сущность его заключается в возможности создания образов предметов, увиденных в прошлом или воспроизведения пережитых жизненных ситуаций. Применение этого вида визуального воображения возможно для различных медицинских целей, используя такую форму лечения как гипноз. Эта форма управляемых мыслеобразов основана на технике глубокой релаксации, во время которой пациент отправляется в приятное странствие, пробуждающее все его  чувства. Пациент следует за канвой рассказа, который психотерапевт наполняет чувственными впечатлениями.

Гипноз, который используется главным образом психотерапевтами, является действенным средством непосредственного излечения множества самых разных заболеваний, вредных привычек и страхов, которые официальная медицина лишь «залечивает», включая фобии и страх перед выходом на сцену, анорексию и тучность, курение и пристрастие к алкоголю и наркотикам. Его можно использовать и для повышения атлетических и творческих способностей, для устранения хронических болей, мигреней, бессонницы и депрессии. Гипноз помогает восстановить или привести в равновесие иммунную функцию при артритах, волчанке, раковых заболеваниях и СПИДе, а также замедлить процессы дегенерации в таких болезнях как множественный склероз[1].

Обобщая вышесказанное, отметим, что использование гипноза способствует достижению положительных результатов посредством управления совокупностью мыслеобразов. А следовательно визуальное воображение здесь является продуктивной деятельностью, нацеленной на успешное исцеление.

Пассивное воображение является заменой деятельности и проявляется в виде грез, фантазий, мечтаний, сновидений или возникает при нарушении сознания.

Наиболее ярким проявлением психического расстройства личности являются галлюцинации. Галлюцинации подразделяются по органам чувств: на слуховые, зрительные, обонятельные, вкусовые и тактильные галлюцинации; а также на галлюцинации общего чувства.

Наибольший интерес для нас представляют следующие виды:

- Параноические галлюцинации воображения, которые характеризуются яркой визуализацией представляемых образов, их причудливым сочетанием с образными впечатлениями от действительных объектов; фрагментарностью и нестойкостью.

- Галлюцинации воображения — психогенные галлюцинации, фабула которых непосредственно вытекает из наиболее аффективно значимых и длительно вынашиваемых в воображении идей.

Согласно Фрейду, люди, страдающие неврозами полностью подчинены правящим над ними иррациональным психическим силам, а интеллект является аппаратом их маскировки. Индивид находится в вечном противостоянии социальной средой, в этом конфликте и порождаются неврозы[2].

Расстройства настроения и мышления проходят с переодически активным всплеском творческой активности человека.  Эти болезненные визуализации посещали многих известных личностей. К примеру, Гоген писал свои картины под воздействием болезненных галлюцинаций, а Ван Гог вообще страдал психическими расстройствами. Следствием этих заболеваний, так называемым продуктом деятельности визуального воображения в этих случаях являлись картины, которые в настоящее время являются признанными мировыми шедеврами. Свое исцеление эти авторы находили в изобразительном творчестве.

В отличие от галлюцинаций, грезы  — это вполне нормальное состояние, представляющее собой фантазию, связанную с желанием, чаще всего несколько идеализируемым будущим. Грезы ни несут в себе никакого отрицательного подтекста. Когда человек грезит, его визуальные образы направлены лишь на создание положительных эмоций. Человек видит себя в визуальной реальности идеализированным, без недостатков, совершает действия, которые он по каким-либо причинам не может совершить в реальной жизни.

Грезы – пассивная форма воображения, преднамеренно вызванные образы визуального воображения, не связанные с волей, направленной на воплощение их в жизнь. Преобладание этой формы визуального воображение в сознании человека свидетельствует о дефекте развития личности, выраженной в пассивной жизненной позиции.

Особую форму воображения образует мечта. В отличие от грез, она несколько более реалистична и в большей степени связана с действительностью, т. е. в принципе осуществима. Вместе с тем мечта может стать сильным мотивирующим фактором творческого поиска и мощным стимулом для продуктивной деятельности человека. Ставя перед собой определенные цели, человек стремится к их осуществлению.

Предвосхищая результаты нашей деятельности, мечта, создаваемая воображением, стимулирует к тому чтобы работать над ее воплощением в действительности, чтобы бороться за ее осуществление. Д.И. Писарев писал: «Если бы человек был совершенно лишен способности мечтать … если бы он не мог изредка забегать вперед и созерцать воображением своим в цельной и законченной картине то самое творение, которое только что начинает складываться под его руками, тогда я решительно не могу представить, какая побудительная причина заставляла бы человека предпринимать и доводить до конца обширные и утомительные работы в области искусства, науки и практической жизни…»[3]

Но из стимула к действию мечта воображения может иногда превратиться и в заместитель действия, перерождаясь в пустую мечтательность, которой некоторые люди, как дымовой завесой, заслоняются от реального мира и необходимости его изменять.

Фантазия  в переводе с греческого языка означает дословно «представление», «воображение». Заметим, что в истории культурфилософской мысли понятия воображение и фантазия многими исследователями не различаются, употребляя понятия в качестве синонимов (Аристотель, И.М. Розет, З. Фрейд и др.). Также существует и множество работ, направленных на разграничение этих понятий.

Так, Ф.Шеллинг в своей теории исходит из разграничения воображения и фантазии, определяет способность воображения в ее отношении к фантазии как «…то, в чем продукты искусства зачинаются и формируются», а фантазию он определяет как то, что созерцает их извне, «…что их как бы извлекает из себя, а тем самым и изображает»[4]. Согласно Шеллингу, фантазия есть интеллектуальное созерцание в искусстве. Высшим принципом фантазии он называет общее и абсолютное в особенном (в ограничении).

К. Зольгер различал три вида фантазии: фантазию в узком смысле слова (деятельность идеи как таковую), «чувственность фантазии» (действительность, в которой осуществляется деятельность идей) и «рассудок фантазии» (взаимный переход идеи и действительности друг в друга)[5].

По мнению К. Юнга, фантазия – есть «творческая деятельность, из которой вытекают ответы на все вопросы», ее динамическим принципом служит элемент игры, свойственной ребенку, несовместимый с принципом труда и производительности[6].

И Фрейд, и Юнг связывают деятельность фантазии с проявлением бессознательных внутренних конфликтов личности. При этом Фрейд пишет, что «никогда не фантазирует счастливый, а только неудовлетворенный. Неудовлетворенные желания — движущая сила мечтаний, а каждая фантазия по отдельности – это осуществление    желания,         исправление неудовлетворяющей действительности»[7].

Юнг разделяет фантазии на активные и пассивные. Проявления пассивной фантазии выражены в  болезненных формах, активная фантазия относится к высшим проявлениям человеческого духа, нашедшим свое воплощение в произведениях искусства.

Тем не менее, выделим фантазию как отдельную форму визуального воображения и определим ее качественные характеристики.

Толковый словарь живого великорусского языка В. Даля дает следующее определение фантазии: «Целеположенное воображение нарочито нереальных предметов, выдумка воображенья»[8].

По своей природе фантазии совершенно бесплодны, так как оперируя имеющимися в сознании образами и представлениями, человек не имеет намерения выразить в своих созданиях объективно существующее. Такая деятельность сводится к элементарной комбинации и интерпретации уже известного. Фантазии не имеют познавательной направленности, и не способствуют обогащению образов новым содержанием.

Фантазия характеризуется иллюзорным представлением о мире, с излишними комбинациями.  Функция заключается в замещении реальности.

Таким образом фантазия – это одна из форм воображения, заключающаяся в подмене творческой деятельности созданными образами, не воплощающимися в жизнь, зачастую невозможными для осуществления.

Одной из форм визуального воображения являются сновидения. В прошлом сновидениям давали чрезвычайно примитивное объяснение, усматривая в них побочный и случайный продукт разрядки нервной энергии во время сна.

Интерес к научному изучению сновидений возник с новой силой в XIX веке в связи с бурным развитием психологии, физиологии, медицины, философии и культурологи.

Большое количество исследователей придерживалось мнения о том, что сновидение представляет собой бессмысленный набор фантастических образов, которые возникают в связи с ослаблением роли сознания, которое отбирает впечатления бытия для формирования цельной картины действительности и продуцирования тех или иных действий для решения различных задач. В процессе сна сознание не контролирует эти впечатления, и они хаотически перемешиваются и порождают причудливые образы и мысли.

Другие исследователи отмечали определённую закономерность появления образов в сновидении и пытались их толковать.

Так, Ф. Новалис отмечает: «Все сказки – наши сны об отчем доме, который везде и нигде. Высшие потенции, подобно генам, дремлющим внутри нас, однажды разбудят нашу волю …»[9].

В сновидении человек сталкивается лицом к лицу с проблемой, которую предстоит решить и которая предстает перед сновидящим либо в виде образов как реальных представлений, либо в виде символов. Такой незаурядный, непривычный для бодрствующего сознания подход способствует углублению самопознания и появлению новых конструктивных идей или способов выхода из проблемной ситуацию[10]. Таким образом, сновидения не только выявляют какую-либо проблему, но и нащупывают решение, проверяют гипотезу и сообщают результаты тому, кто видит сновидение.

Любопытны также следующие наблюдения:  чем старше человек, тем реже он в сновидениях воспринимает себя взрослее относительно своего действительного возраста, и, напротив, чаще возвращается в прошлое и воспринимает себя молодым. Дети значительно больше фантазируют, чем взрослые. В фантазиях они частенько переносятся в будущее, которое влечет, зачаровывает и пугает одновременно. Различные варианты прогнозов на будущее, выстроенных бессознательным ребенка, определенным образом направляют сюжеты его сновидений. Взрослые, особенно люди пожилого и старческого возраста, все больше обращаются к своему опыту, сопоставляют, анализируют, предаются воспоминаниям, причем эти процессы столь же активно продолжаются в сновидениях[11].

Если говорить о культурологическом аспекте значения сновидений, то следует отметить, что литература, искусство, музыка, кинематограф, живопись становятся в большой степени связанными со сновидными образами, смешением сознательных и бессознательных форм восприятия мира, интересом к сложной и неповторимой личности человека[12].

Во сне мы оказываемся захваченными игрой собственного воображения, результат которой представляется нам чуждым и опасным вмешательством неких сторонних сил, посягающих на суверенитет нашего рационально структурированного сознания.

Свой рисунок «Сон разума», Ф. Гойя пояснил следующим образом: «Когда разум спит, фантазия в сонных грезах порождает чудовищ, но в сочетании с разумом фантазия становится матерью искусства и всех его чудесных творений»[13].

Разнообразный опыт деятелей искусства и ученых на­глядно показывает, какую роль сновидения могут играть в творческом процессе. Это можно проиллюстрировать на конкретных примерах.

В частности, описан случай с антропологом Германом Хильпрехтом (1893), который пытался расшифровать над­пись на двух небольших осколках агата, предполагая, что прежде они находились в перстнях вавилонского вельмо­жи. На осколках были клинописные знаки, относящиеся к касситскому периоду Вавилона. Уже за полночь усталый и измученный Хильпрехт уснул и увидел во сне вавилонско­го жреца, который и объяснил ему, каким образом соединить осколки вместе, доказывая таким образом их принадлежность к одной и той же цилиндрической печати с текстом молитвы. Пробудившись, Хильпрехт последовал полученному во сне наставлению, проверил предположе­ние и сделал необходимый перевод. Кстати, опыт Хильпрехта еще и показывает нам, как сновидение создает и вводит в творческий процесс живой образ помощника[14].

А. Ланге рассказывает, что, будучи шахматистом, он однажды видел во сне шахматную доску с 81 или 100 квадратиками с большим числом фигур, из которых одна по имени «Аин» (буква еврейского алфавита, означающая глаз) была старшая и по своему виду представляла комбинацию пешки и офицера. Королева была образована комбинацией пешки и туры. Доска была, как сказано, увеличена, увеличено и число фигур[15].

Результатом деятельности визуального воображения Д.И. Менделеева стала его периодическая система элементов. Менделеев три дня и три ночи, не ложась спать, проработал, пробуя скомбинировать результаты своей мысленной конструкции в таблицу, но попытки достигнуть этого оказались неудачными. Наконец под влиянием крайнего утомления Менделеев лег спать и тотчас заснул. «Вижу во сне таблицу, где элементы расставлены, как нужно. Проснулся, тотчас записал на клочке бумаги, — только в одном месте впоследствии оказалась нужной поправка».

Дмитрий Иванович принадлежал к ярко выраженному типу зрительного воображения. Его «визуализация» была исключительной силы[16].

Трудно даже бегло перечислить, сколько удивительных открытий подарили ученым их чудесные сновидения. Альберт Эйнштейн установил во сне взаимосвязь между пространством и временем, Нильс Бор — структуру атома, Георг Иоганн Мендель — законы наследственности, Александр Флеминг — открыл пенициллин, А. Рейнольде — авторучку. Одно из самых захватывающих приключе­ний во сне пришлось пережить изобретателю Элиасу Хоу, который в течение нескольких лет безуспешно работал над созданием иглы для швейной машины. Однажды утром Хоу припомнил странное сновидение, в котором он был схвачен племенем свирепых дикарей. Их вождь приказал: Элиас Хау! Я повелеваю тебе под страхом смерти немед­ленно завершить эту машину!» Но как изобретатель ни старался, у него ничего не получалось. Он сокрушенно разрыдался, но правителя это ничуть не тронуло, и он при­казал воинам отвести изобретателя к месту казни. Охва­ченный ужасом Хау все же смог заметить в наконечниках копий своих стражей отверстия в форме глаза. И в этот са­мый миг он понял, что единственное, что ему требовалось для нормальной работы машины, — это игла с ушком в форме глазка, которое располагалось бы возле острия. Хау вскочил с постели и немедленно выточил модель приснив­шейся ему иглы, таким образом доведя свои усилия до ус­пешного завышения. В описанном случае копья изображали иглы, столь необходимые для того, чтобы дать жизнь швейной машине с закрытым стежком. С тех пор приспо­собление для закрытого стежка стало базовым элементом конструкции всех последующих швейных машин[17].

Р. Декарт первым сформулировал основное философ­ское положение рационального эмпиризма, которое пред­ставляет развитие современной науки как результат ярко­го опыта в сновидениях. А. Кекуле, открывший кольцеоб­разную форму молекулы бензола после того как увидел во сне кусающую себя за хвост змею, однажды посоветовал своим коллегам: «Джентльмены, давайте учиться видеть сны!» Альберта Эйнштейна в конце жизни спросили, ког­да и где у него впервые возникла идея теории относитель­ности, и он ответил, что не может вспомнить более ранних ассоциаций, чем сон, который видел в юности. Во сне он ехал на санях. Сани разгонялись, ехали все быстрее и бы­стрее, покуда не достигли скорости света, и тогда звезды начали искажаться, превращаясь в удивительные узоры и принимая поразительные цвета, ослепляя его красотой и мощью своего превращения. Во многих отношениях, за­ключил он, всю его научную карьеру можно рассматри­вать как дальнейшие размышления над этим сновидением. Эти примеры не единичны[18].

Подобно ученым, писатели также используют сновидения в решении творческих задач.

Так, Вольтеру пришел в голову вариант одной из сцен в его «Генриаде» во сне[19].

Уи­льям Берроуз, автор «Голого завтрака» и «Стоянки на мерт­вых дорогах», высказался некогда: «Изрядная доля мате­риала приходит из снов. Многое — просто их непосредст­венная запись, разумеется, несколько расширенная» (Howell, 1985). В 1954 году Стив Аллен запомнил отрыв­ки одного своего сна, результатом чего стала самая популярная из его песен «Это могло стать началом чего-то большого». Писательница Сьгози Макки Чарльз написала некогда новеллу «Слушая Брамса», в которой действую­щими лицами были пришельцы-рептилии, ассимилиро­вавшие человеческую культзфу. Она вспоминает: «Началь­ная идея почти дословно воспроизводила разговор, который я нечаянно подслушала на концерте. Но мне уда­лось написать эту вещь лишь после того, как я увидела во сне беседовавшую со мной ящерицу».

Сценарист Джон Сейлз отказался от двух приснивших­ся ему сюжетов, прежде чем ему приснился сон, который Сейлз затем превратил в «Инопланетянина». «Сперва мне приснилось, что я делаю адски трудную работу, переписы­вая сценарий о пришельце, торгующем подержанными ав­томобилями. Затем я увидел во сне, что снимаю мистичес­кий триллер о Снежном Человеке. Мне он понравился, но все же он был слишком эзотерическим. Когда же я увидел сон о темнокожем пришельце, заблудившемся в Нью-Йор­ке, все начало становиться на места» (Springer, 1983)[20].

Таким образом, удельный вес догадок и изобретений во сне может быть весьма различен — от какого-нибудь незначительного усовершенствования, вроде изменения условий шахматной игры, до интуиций, следствием которых являются великие открытия. Мир сновидений – это пространство зрительных образов, которые находят воплощение и в произведениях культуры и искусства. В этом контексте, сновидения можно по праву считать языком искусства.

Если говорить о языке сновидений, то следует отметить, что во время сна мы видим, слышим, ощущаем и осязаем зрительные образы. Совокупность этих образов составляет целостный мир, со своим течением времени и возможностью вернуться в уходящее прошлое. Таким образом, сновидения представляются в качестве самостоятельной реальности, со своим течением времени.

Вопрос о реальности сновидения и его соотношении с обыденным восприятием действительности относится к числу фундаментальных онто-гносеологических проблем, определяющих способ осмысления человеком собственного бытия в мире. Поскольку эта проблема может быть тематизирована лишь в контексте различения иллюзии и реальности, следует предположить, что способность видеть и толковать сны открывает возможность мифологизации повседневности и культурного мифотворчества.

Смутное воспоминание о сновидении требует его истолкования в терминах обыденного опыта, в результате чего возникает эффект “прояснения” виденного и возрастающей отчетливости припоминания, что в свою очередь предполагает постоянное соотнесение процедур фальсификации и верификации “реального” с учетом вероятной “реальности сновидения”.

Поскольку в человеческой жизни сну и бодрствованию уделено равное время, внутри каждого из нас происходит борьба: мнения обоих состояний одинаково претендуют на истинность.

Таким образом, даже если мы спим наши видения во сне подобно картинам составлены из реальных элементов, то есть они имеют соответствующие идее телесной природы качества: протяженность и форму, количество и величину место и число.

Следует сказать, что определенным образам сна приписывают универсальную культурную значимость: сон переходит в область сакрального и представляется теперь неким привилегированным способом общения и источником творческого вдохновения.

Можно сказать, что значение сновидений для визуального воображения велико. И главное заключается в том, что сны  — это чрезвычайно богатый источник новых идей, способствующих раскрытию творческого потенциала человека. Это самостоятельный мир со своим течением времени, действиями, образами, способный изменить историю, культуру и человечество в целом.

На основании вышеизложенного вполне оправдано вы­сказывание С. Криппнера: «Сновидения — это незримая нить, связывающая человека с творчеством. Когда люди видят сны, они нередко улавливают в них проблески грядущего со всеми его возможностями. Сознательно работая со сво­им сновидениями, они могут начать воплощать это грядущее уже сегодня» (Криппнер С, Диллард Дж, 2000). В подтверж­дение этому, благодаря творческим, предзнаменующим сно­видениям вьщающихся исторических деятелей, писателей, музыкантов, ученых устанавливались культы языческих бо­жеств, осуществлялись политические, государственные преоразования, отменялись или, наоборот, форсировались гран­диозные военные компании, совершались уникальные научные открытия, создавались неувядаемые шедевры искусства[21].

Фантазмы являются еще одной формой визуального воображения. Слово «фантазма» греческого происхождения и в переводе означает призрак, приведение, пустое воображение. К фантазмам относят любые порождения визуального воображения, определенную сумму либидо, посредством которых создаются образы препятствующие нежелательному воздействию реальности на личность.

В этом контексте интересна трактовка Н.А. Бердяева, который относит

фантазмы к негативному воображению и предлагает четко различать от проявлений позитивного (творческого) мышления[22].

Фантазмы определяются нашим сознанием в виде четких образов.

 

Третий вид визуального воображения — это творческое воображение.

Креативную компоненту визуального воображения выделяли в своих учениях Н.А. Бердяев, И.Г. Фихте, К.Г. Юнг и др. Достаточное внимание изучению этого вида визуального воображения уделил в своей книге «Творческое воображение» Т. Рибо[23]. Считая воображение прямой причиной изобретения великого или малого, Рибо отмечает, что возникновение работы воображения нельзя свести ни к какому закону, оно является следствием схождения в одной точке различных, изученных предварительно фактов[24].

«Творческое воображение представляет собой лучшее, чем окружающая действительность»[25], пишет Н.А. Бердяев. Следовательно, творческое воображение выступает источником и основой творчества вообще, необходимым условием создания качественно нового.

Оно является необходимым условием творчества,  в результате которого визуальное воображение позволяет человеку создавать новые образы, не имеющие аналога, каковыми являются, к примеру, произведения искусства или изобретения науки.

Роль визуального воображения и его характер существенно определяются тем, что представляют собой его продукты. Одни находят себе легкое и малоплодотворное удовлетворение в мимолетных и праздных мечтаниях, прикрываясь завесой своей фантазии от реального дела. Другие, наделенные достаточными творческими силами, превращают воплощение своего воображения в реальное дело творчества. Их творения вводят в реальный мир как бы новое измерение.

В созданных художественным творчеством произведениях искусства люди созерцают преображенный, углубленный образ мира, далеко выходящего за ограниченные рамки их часто узкого личного существования: в практической жизни они ломают устаревшие нормы и реально изменяют окружающую действительность[26].

Непременным условием творческой деятельности в этом контексте является одаренность или гениальность личности. Эти люди обладают божественной искрой, которая и направляет процесс творчества в нужное русло и способствует созданию шедевров искусства и открытий в науке.

Говоря о богатом визуальном мире Художника, необходимо отметить способность продуцирования уникальных образов, основанных на неограниченном использовании прошлого опыта, выраженном в фактах, событиях, впечатлениях или переживаниях.

Исходя из вышесказанного, можно определить следующие качественные характеристики творческого воображения как одной из форм визуального воображения:

- при любой деятельности творческого воображения мы можем говорить о творческом характере этой деятельности: будь то создание новых образов, воплощенных в произведения культуры и искусства, или это создание новых комбинаций на основе пережитых в прошлом впечатлений;

- конечным продуктом деятельности творческого воображения является образ определенно нового содержания;

- вся культурная реальность является результатом конструктивной деятельности визуального воображения, посредством которой в практической деятельности людей создаются произведения искусства, науки и т.д.

Таким образом, рассмотрев основные виды и формы визуального воображения, необходимо определить механизмы, участвующие в визуальной деятельности.

Традиционным механизмом визуального воображения является синтез (первоначальное использование термина приписывают Канту). Наиболее распространенными формами синтезирования являются агглютинация, гиперболизация и схематизация.

Агглютинация (в пер. с лат. «приклеивать») – это соединение подряд любых, в том числе и несоединимых, свойств, качеств или частей, в результате чего появляются причудливые образы.

Гиперболизация заключается в увеличении предмета.

Схематизация определяется созданием представлений, из которых воображением конструируются образы, черты различия которых сглаживаются, а черты сходства выступают на передний план.

Так, нами были рассмотрены наиболее общие алгоритмы синтеза, участвующие в процессе построения образной реальности посредством визуальной деятельности.

Помимо синтеза, необходимо выделить такие механизмы визуализации, как ассоциация, акцентирование, отстранение (возможность видеть образы со стороны), эйдетическое видение (Э. Гуссерль), свобода (И.Г. Фихте) и другие.

В процессе творческой деятельности механизмы воображения могут видоизменяться или дополнять друг друга, выступая в общем процессе по созданию какого-либо произведения.

Список литературы:

[1]Дайана Стайн. Основы психического целительства при содействии духовных покровителей.- М.: София, 2007.с.

[2]См. Фрейд З. Массовая психология и анализ человеческого Я. – Тбилиси, 1991, кн.  1, с. 81.

[3]Писарев Д.И. Промахи незрелой мысли. // Собр. Соч. В 3 т. Л., 1981. Т. 2 с177 (примечание сост.)

[4]Фихте И.Г. Факты сознания. СПб., 1914. С.12

[5]История эстетики. М., 1967. Т.3. С. 338.

[6]Юнг К.Г. Проблемы души нашего времени. СПб., 2002, с.91.

[7]Фрейд 3. Указ. соч. С. 130

[8]Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1882, Т.4 С.532.

[9]Новалис Ф. Философские фрагменты. – М., 1987, с. 234.

[10]Вейн А.М., Корабельникова Е.А. Сновидения. – М.: Эйдос Медиа, 2003., 224 с., С. 132.

[11]Корабельникова Е.А. Детский сон: зеркало развития ребенка. – М.: Издательство ВЛАДОС-ПРЕСС, 2009. – 400 с., С. 311.

[12]Вейн А.М., Корабельникова Е.А. Сновидения. – М.: Эйдос Медиа, 2003., 224 с., Введение. А.М. Вейн. С.7.

[13]Лион Фейхтвангер. Гойя. // www.artois.ru/lib/goyya/g82.shtml //

[14]Вейн А.М., Корабельникова Е.А. Сновидения. – М.: Эйдос Медиа, 2003., 224 с., С. 133.

[15]См. там же

[16]Лапшин И.И. Философия изобретения и изобретение в философии:Введение в историю философии. — М.: Республика, 1999. — 399 с. — (Мыслители XX века).

[17]Вейн А.М., Корабельникова Е.А. Сновидения. – М.: Эйдос Медиа, 2003., 224 с., С. 135-136.

[18]Вейн А.М., Корабельникова Е.А. Сновидения. – М.: Эйдос Медиа, 2003., 224 с., С. 136.

[19]См. там же

[20]Вейн А.М., Корабельникова Е.А. Сновидения. – М.: Эйдос Медиа, 2003., 224 с., С. 137.

[21]Вейн А.М., Корабельникова Е.А. Сновидения. – М.: Эйдос Медиа, 2003., 224 с., С. 143.

[22]См.: Бердяев Н.А. О назначении человека. С. 160.

[23]См.: Рибо Т. Творческое воображение. СПб., 1901.

[24]Там же, С. 132.

[25]Бердяев Н.А. О назначении человека. М., 1994. С. 130.

[26]Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. – СПб. – Питер. -1999., 720 с., С.300-301

Автор(ы) статьи: Боровкова О.В.
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

антропологический поворот, граница, предел, целостность, философия существования

Аннотация:

Усилившееся внимание к проблемам уникального, специфического, с одной стороны, и проблемам «иного» - с другой, наличие так называемого «антропологического поворота» приводят к необходимости конкретизации и разведения ключевых понятий -«граница» и «предел». Через рассмотрение их определений в истории философии выявляются взаимосвязи, общее и особенное.

Текст статьи:

ЛИТЕРАТУРА

1.Александрова З.Е. Словарь синонимов русского языка. М.: Советская энциклопедия, 1969, 600 с.

2.Антология мировой философии: В 4 т. Т. 1, ч.1. М.: Мысль, 1969. 576 с.

3.Гегель. Энциклопедия философских наук. Т. 1:Наука логики. М.: Мысль, 1975.452с. А.ГоббсТ. Сочинения: В 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1989.

 

5.Даль Владимир. Толковый словарь живого великорусского языка: Т. 1-4. М.:Рус. яз., 1989. 

6. Егоров П. Пограничные миры. М., 2008

7. Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука// Кант И. Сочинения в шести томах. М., 1965. С. 69-

211. 8.ЛейбницГ.В. Новые опыты о человеческом разуме//Антология мировой философии:В 4т. T.l. М.: Мысль, 1969. С. 464-481.

9.       Лосев Л. Ф. Миф, число, сущность //Лосев Л.Ф. Самое само. М.: Мысль, 1994. С. 300-526.

10.Малявин В.В. Чжуан-Цзы. М.: Наука, 1985.

11.Мамардашвили М.К. Введение в философию //Мамардашвили М.К. Необходимость себя: Лекции, статьи, философские заметки. М., 1996.

12.Мюллер В.К. Англо-русский словарь. М.: Русский язык, 1985.

13.Ожегов СИ. Словарь русского языка / Под ред. Н.Ю. Шведовой. М.: Русский язык, 1989.

14.Плеснер X. Ступени органического и человек. Введение в философскую антропологию // Проблема человека в западной философии: Пере-

воды / Сост. и послесл. П.С. Гуревича; Общ. ред. Ю.Н. Попова. М.: Прогресс, 1988. 552 с.

15.Русс ко-английский словарь /Подред. О.С. Ахмановой. М., 1959.

16.Уемов А.И. Вещи, свойства и отношения. М.: Из-во АН СССР, 1963.

17.Флоренский П.А. Термин //Acty Universitatis szegediensis de Aitila iuzs /Nominatae Disserlaliones Slavicae Slavisftsche Mitteitungen: Материа­лы и сообщения по славяноведению. Х\ТЛ. Szeged, 1986.

18.Эпштейн М. Русская культура на распутье //Звезда. 1999. № 1.

Автор(ы) статьи: Берсенева Т.П.
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

гармония, гедонистичность, удовольствие, целостность, томление по красоте.

Аннотация:

B статье рассматривается феномен гармонии как отношения и связи и в материальном, духовном мире человека, акцентируется внимание на анализе субъективной гармонии, как гармонии смыслов, идей, настроений.

Текст статьи:

Постановка вопроса о гармонии в наш век социальных и экономических конфлик­тов может показаться несвоевременной. Действительно, развитие общества, культуры, ис­кусства далеко не всегда соответствует античным представлениям о мере и гармонии. Но разговоры о конце гармонии все-таки кажутся неправомерными. Именно сегодня сильнее, чем когда-либо раньше, ощущается внешний и внутренний дисбаланс, человек стоит пе­ред дилеммой: подчиниться противоречивости и стихийности, сделать хаос главным принципом бытия или гармонизировать этот хаос, найти свое место в жизни. Чаще всего человек выбирает второй путь — ищет твердую основу своего существования. Думается, что таким основанием может быть понимание и восприятие мира (и себя в этом мире) как целостной, упорядоченной, гармонически организованной структуры.

Понятие «гармония» существует в философии уже 2500 лет, представления о ней возникли еще в древнегреческой мифологии. Гармония выступает здесь как дочь бога войны Ареса и богини любви и красоты Афродиты. В этом мифологическом образе отра­зились представления о гармонии как порождении двух, казалось бы, несоединимых на­чал: красоты и борьбы, любви и войны.

Крупнейшие мыслители, начиная с античных времен, давали свое философское оп­ределение категории «гармония». Среди них мы можем назвать Пифагора, Гераклита, Платона, Аристотеля. Предельно общее определение гармонии, которое извлечь из их ра­бот, состоит в том, что она является оптимальным способом соотношения сторон (частей) целого, слиянием различных компонентов в единое органическое целое, в ней получает внешнее проявление внутренняя упорядоченность и мера бытия, гармония — это единство в многообразии. Высказывания многих философов, а также современный уровень знаний о гармонии дают нам представление, что гармония — это особый способ существования устойчивости и изменчивости, равенства и неравенства, единства и различия, специфиче­ское единство многообразия или, более обобщенно, — одна из форм отношения, связи. Но гармония есть не только связь или только единство, а именно определенная форма взаи-мо- и мироотношения, так как она требует связи и отграничения, единства и разнообра­зия. Именно в этом смысле нужно понимать слова Гегеля о том, что «истиной» гармонии является различие, и различное есть сущность гармонии.

Не всякое отношение есть гармония. Гармония предполагает определенный род от­ношений внутри конкретной целостности, характеризующейся единством согласованно­сти частей между собой и целым. Гармония требует различий, составляющих целое. Эти различия, которые могут включать в себя момент противоположности и, следовательно, находиться в отношении противоречия, не восстают друг против друга, а находятся в со­гласованности, отвечающей определенным моментам поступательного развития.

Поскольку гармония есть отношение, постольку нас будет интересовать, отноше­ния каких явлений могут нести в себе гармонию. Наблюдая мир явлений, мы находим в нем много гармоничного. Когда мы слушаем хорошую музыку, то обычно говорим, что эта музыка гармонична. Рассматривая в музее древнегреческую статую, мы говорим о красоте, гармонии, соразмерности этого произведения искусства. Описывая дом, спроек­тированный хорошим архитектором, мы замечаем, что части этого здания находятся между собой в гармонической пропорции. В других вещах или явлениях мы также отмечаем гармонию, но не можем ее объяснить. Однако мы можем сказать о вещественном бытии, о мире явлений, что гармония там существует.

Уточним, что гармония — это отношения и связи и в материальном, вещественном мире, и в идеальном, духовном, субъективном мире человека как определенной целостно­сти. В первом случае гармония реализуется в пространстве и времени, во втором — как гармония смыслов, идей, настроений.

Так как все сущее в мироздании подчиняется закону гармонии, так и человек, явля­ясь частичкой этого мира, целенаправленно, но иногда неосознанно устремляется к гар­монии. Связано это, прежде всего, с тем, что человек остро ощущает звучание мощных диссонансов в своем собственном существовании. Одно из противоречий во внутреннем мире личности возникает потому, что чувственная, видимая красота, которая способна удивлять, вдохновлять, изменчива и преходяща. Гераклит тонко заметил, что невозможно дважды войти в одну и ту же реку, ибо все течет.

Как физическое существо человек сиюминутен, он напряженно переживает свою телесную ограниченность, зависимость от времени. И эта личностная относительность рождает беспокойство, тревогу, страх. Столкновение с бесконечной чередой человеческих смертей, потерями близких людей, осознание неотвратимости собственного исчезновения ставят человека перед лицом сложнейших вопросов, переполняют внутренний мир чувст­вом безысходности, трагизма, вызывают горечь, разочарование, страх, заставляют сомне­ваться в прочности человеческого присутствия на Земле. Осознание хрупкости человече­ского бытия создает «пограничную ситуацию», приоткрывающую ранее невидимое, за­ставляет острее переживать значимость каждого мгновения.

Но иногда человек, даже способный «расслышать» запросы жизни и откликнуться на них, может легко «потерять себя». Не это ли сегодня чувствуют большинство рабо­тающих людей: много интересной работы, много возможностей карьерного и финансово­го роста, при этом очень мало времени для чего-то другого. Когда люди выбирают, куда вложить свои способности и душу, для них очевиден смысл их начинаний, им нравится то, что они делают, но этого так много, что часто они испытывают ощущение потери себя: я себе не принадлежу, у меня нет времени на себя, я должен не кому-то, а себе. В какой-то момент человек сам для себя становится проблемой, и все реже чувствует внутреннее со­гласие и гармонию. Происходит это не только в тяжелые моменты жизни, перед «погра­ничной ситуацией», когда нужно мобилизовать силу и мужество, а на фоне благополуч­ных обстоятельств, когда жизнь хорошо налажена и течет в заданном русле.

Кроме этого, гармония внутреннего мира человека нередко подвергается «атакам» инстинктивных влечений, инерции бессознательного. Именно в таком состоянии Отелло убивает свою возлюбленную, а Анна Каренина решается на самоубийство. Человек всегда в состоянии выбора между истинным и ложным, возвышенным и низменным, прекрасным и уродливым.

С развитием общества человеческое существование не стало менее напряженным, экспрессивным. Но что может сделать человек, чтобы прийти к гармонии, которая бы ос­вободила его от мук одиночества, дала бы возможность почувствовать себя в мире, как дома, и позволила бы ему достичь чувства единства с миром? Ответ на эти вопросы не может носить теоретический характер, даже если он находит свое выражение в теориях и размышлениях о жизни. Так как гармония есть отношение, то на этот вопрос человек мо­жет ответить только всем своим бытием, своим деятельностным отношением к миру. Че­ловек содержит в себе внутреннюю потребность в преодолении любых форм хаоса, в ус­тановлении гармонии, стремится не просто адаптироваться, приспособиться к жизни, а гармонично включить себя в жизнь, организовать «человекомирные» отношения.

Универсальная форма гармонизации отношений человека с миром, заключавшаяся в устремленности к устойчивости и надежности в этом зыбком, вечно текущем мире, в преодолении  хаотического природного начала, связана с возникновением мифологии.

«Томление» по абсолютной красоте и гармонии отразилось в различных мифологических идеях. Возникли вдохновляющие образы царства вечной гармонии, к которому жаждал приобщиться архаичный человек, тоскующий по реальному совершенству. Эти представ­ления нашли воплощение в древнегреческом образе «золотого века» как периоде полного блаженства. К архаической традиции принадлежат понятия «аваллон» (в кельтской мифо­логии «остров блаженных»), «парадиз» (в древнеиранской культуре — место достижения полной гармонии духа). В Шумере верили в существование райской страны Тильмун, где не было ни болезней, ни смерти. В египетской мифологии период незыблемого счастья -время, когда на земле царствовали Осирис и Исида. Один из наиболее ярких образов, свя­занных с поиском идеала, отражен в мифе об Атлантиде. Таким образом, глубочайшая ве­ра в существование абсолютной гармонии, «золотого века», где не было ни тревог, ни бо­лезней, ни зла, ни старости, то есть всего того, что приносило страдание, порождало хаос, повергало в пессимизм, — была присуща уже древним культурам.

С углублением мировосприятия вырабатываются новые формы гармонизации со­циального и личностного бытия. Так, в середине I тысячелетия до н.э. рождается первая мировая религия, основателем которой был принц Гаутама (Будда). Что такое страдание, отчего оно происходит, можно ли освободиться от душевных мучений — вот главная на­правленность напряженных размышлений Будды. Основная предпосылка страданий ус­матривалась не в каких-то конкретных бедах, формах зла, одолевающих человека, а в не­постоянстве, мимолетности всех вещей и явлений бытия. Надежную опору в этом неус­тойчивом, зыбком мире, подлинную гармонию Будда находит в развитии души, в отре­шенности от хрупкости, иллюзорности «видимой» красоты. Так вырабатывается ключевое понятие буддизма — нирвана — как умиротворенность, блаженство, абсолютная гармония, которую обретает человек в процессе угасания страстей, преодоления зависимости от внешнего мира.

В поисках утраченного рая, в борьбе за укрепление земного совершенства, за пре­ображенного человека, свободного от животных инстинктов, формировалось христиан­ское движение, главная цель которого — установление Царства Божьего на земле. Образ Божьего Царства означает не что иное, как идеальный нравственный мировой порядок, наступающий в результате напряженной духовной работы, приближающей человека к Бо­гу. Здесь происходит окончательная победа возвышенного над низменным, добра над злом. Этот итог всеобщего примирения зафиксирован в Библии, отразившей вековую меч­ту о том счастливом будущем, когда волк будет мирно сосуществовать с ягненком, и барс будет лежать с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе; и корова будет пастись с медведицей; и детеныши их будут лежать вместе; и лев, как вол, будет есть со­лому. Это ли не воплощение главного принципа гармонии Гераклита: из различного обра­зуется прекраснейшая гармония.

Проблема поиска абсолютной гармонии привела к рождению еще одной влиятель­ной религии — ислама. До возникновения исламского движения общественную жизнь ара­бов разъедали жестокие распри, отражавшие столкновение племенных приоритетов, ко­рыстных интересов, рыхлость религиозных верований, вбиравших в себя поклонение 360 идолам. Именно Магомет (Мухаммад), пытаясь преодолеть хаос существовавших отно­шений, консолидировать общество, проникся глубоким осознанием зависимости человека, Вселенной от всемогущего Аллаха как единственного источника абсолютного совершен­ства и гармонии. Важнейшим положением новой религии становится благая весть Корана о том, что при сотворении человек был наделен неиспорченной природой, позволяющей жить полноценной, счастливой жизнью благодаря сопричастности богу. Но люди оказа­лись неблагодарными, пренебрегли божественной милостью, лишая себя возможности на­сладиться связью с благодатью Творца как неизменным совершенством.

Следовательно, все мировые религии осознавали текучесть и относительность при­родной реальности, вещного бытия. И, значит, люди не должны фаталистически прини­мать все, что бы ни случилось, идти на поводу у временного потока. От их поведения требуется осознанность, ответственность, нравственность, сопряженные с всеобщим законом абсолютной гармонии, которую воплощал Бог.

Построить гармонические отношения с миром и обрести гармонию в своей душе человек издавна пытался не только с помощью мифологии, религии, но и искусства. Рож­дение искусства свидетельствовало о том, что общество начинало постигать гармонию неповторимого, сиюминутного. Временной поток разрушает гармонию настоящего, вно­сит неопределенность и хаос в человеческое бытие, рождая страдание, боль, разрывая красоту сегодняшнего дня, и только искусство позволило остановить мгновение, сохра­нить его в первозданности. Но самое главное, для искусства каждая личность является не­объятной Вселенной, утрата которой невосполнима и потому трагична. Когда в романе Э.М.Ремарка о войне гибнет главный герой — солдат, уставший от бессмысленных пере­стрелок, военные сводки в этот день состоят из одной фразы: «На Западном фронте без перемен». Для армейского руководства смерть одного солдата не имеет никакого значе­ния. Но с точки зрения искусства, угас неповторимый, потенциально безграничный чело­веческий мир.

С ростом самосознания, стремясь к качественно иному возвышению над спонтан­ностью бытия, человек разрабатывал рациональные пути овладения тайнами Мироздания, что могло обеспечить прочную стабильность, предсказуемость общественного развития. Так рождалась потребность в философских и научных знаниях. Философия уже в своем изначальном понимании мыслилась как бескорыстное стремление к истине во имя под­держания всеобщей гармонии. Именно познание давало человеку власть над силами хао­са, достаточно высокий уровень свободы, который позволял возвышаться над необходи­мостью.

Но сколь бы ни были различны представления всех этих религий, движений и на­правлений, общей для них является идея альтернативы для человека. Человек может вы­бирать между двумя возможностями: идти назад или двигаться вперед. Эта альтернатива может быть оформлена по-разному. В зороастризме альтернативой являются свет и тьма, в христианстве — благословение и проклятие, жизнь и смерть, в социалистической доктри­не альтернативой являлись социализм и капитализм. Так ведь и сам человек не является какой-то постоянной специфической субстанцией, а представляет собой противоречие, которое заложено в условиях самого человеческого существования. Это противоречие требует решения, которое может быть регрессивным или прогрессивным. То, что иногда кажется врожденным стремлением человека к прогрессу, скорее всего, есть динамика по­иска новых решений. На каждой новой ступени, достигнутой человеком, возникают новые противоречия, которые заставляют его и дальше искать новые решения, двигаясь к конеч­ной цели — стать полностью человечным и достичь совершенного единства с миром. Смо­жет ли человек достигнуть этой конечной цели, когда исчезнут поиск и конфликт (как этому учит буддизм), или это станет возможным только после смерти (как это проповеду­ет христианство), — неизвестно и, может быть, даже неважно. Важнее не достижение цели, а вера человека в то, что он может приблизиться к этой цели. Напротив, если человек ищет решения противоречий на регрессивном пути, то он будет неминуемо двигаться к полной потере человеческого облика. И если гармония есть оптимальное отношение и наилучшее состояние и никто не стремится к худшему, то оказывается, что именно чело­веческая деятельность может создавать противоречия и дисгармонию.

Поэтому здесь необходимо поставить вопрос о направленности возникновения гармонии из хаоса души, так как каждый по-разному понимает становление и достижение гармонии. О направленности нам дают представление жизненные ориентации, проявляю­щиеся во всех поступках человека, в его отношении к миру. Именно направленность «за­дает» тон всему «строю» личности.

В мире существуют два базовых полярно противоположных направления измене­ний: 1) становящееся всеединство, то есть движение к такому порядку, который увеличи­вает, в терминологии Эмпедокла, любовь и уменьшает вражду, обеспечивает соборность; 2) «порядок», который основывается на эгоцентрическом стремлении каждого сущего стать властным центром мира, что неизбежно приводит к возрастанию вражды и, следова­тельно, к хаосу. Примеры такой активной дисгармонизации можно найти в любой сфере деятельности. В межличностных отношениях — это желание сделать своего партнера сред­ством достижения собственных целей (при его искреннем участии в общем деле); в поли­тике — это стремление какой-либо сверхдержавы доминировать в мире; в биогенезе -стремление человека замкнуть единый энергоресурс планеты на самого себя, разрушая не только тонкую гармонию, но и простой баланс в биосфере. В общем виде активная дис-гармонизация проявляется как юношеское по своей сути стремление сделать все по-своему, невзирая на обстоятельства.

Первое направление в современной науке обозначается как негэнтропийное, второе — как энтропийное. Но то же самое, только в более глубоком и широком культурно — ду­ховном контексте, всегда обозначалось как добро и зло, как пути Бога и дьявола. То есть первый путь, созидательный, означает движение к гармонии, второй, разрушительный, — к хаосу, к дисгармонии. Э. Фромм второй путь назвал «синдромом распада», побуждающим человека «разрушать ради разрушения и ненавидеть ради ненависти», а первый путь -«синдромом роста», состоящим из «любви к живому, любви к человеку и независимости» [1]. Можно не сомневаться в том, что каждый человек движется в определенном направ­лении: к живому или к мертвому, к добру или к злу, к гармонии или дисгармонии.

Итак, человек любой эпохи и любой культуры сталкивается с одним и тем же во­просом: как достичь единения, как выйти за пределы своей отдельной жизни и обрести воссоединение. Но отвечают на этот вопрос по-разному. И как уже говорилось, история религии и философии есть история этих ответов, во всем их разнообразии и во всей их ог­раниченности.

Напомним, что гармония — это отношения и в материальном, вещественном мире, и в идеальном, духовном, субъективном мире человека. Но человек чаще видит гармонию в материальном, вещественном мире, связывая ее с количественной стороной, с соразмер­ностью, пропорциональностью, симметрией, равенством, материальной устойчивостью. Именно отсутствие этих качеств у некоего целого делает его дисгармоничным в количест­венном отношении. Мир, однако, есть динамическая, подвижная система, и движение, как и материя, в нем вездесуще. Поэтому, чтобы правильно применять понятие гармонии, не­обходимо осмыслить ее не как статическую (в качестве чего-то раз навсегда установивше­гося, безмятежного, застывшего), а как динамическую, как единство устойчивости и из­менчивости, а, следовательно, как противоречие, которое постоянно разрешается и вновь возникает в процессе развития.

Наблюдая конкретные стороны окружающего мира, мы убеждаемся в том, что ка­ждой из них присущи определенная статичность (устойчивость), но одновременно и опре­деленная динамичность (изменчивость). В подтверждение справедливости сказанного можно сослаться хотя бы на теорию эволюции Ч. Дарвина. В его учении биологические объекты обладают двумя важными качествами: наследственностью (определенной устой­чивостью) и изменчивостью. И только при неразрывном единстве этих двух качеств воз­можно существование конкретных биологических объектов.

Итак, понимая гармонию как отношение и рассматривая ее с точки зрения диалек­тики, мы можем выделить главный критерий гармонии — синтез устойчивости и изменчи­вости, равенства и неравенства, где различия, противоположности, составляющие содер­жание гармонии, не просто сосуществуют (это была бы статика, а не гармония), не просто дополняют, а взаимополагают друг друга. Таким образом, реальная гармония, и объектив­ная, и субъективная, всегда динамическая, становящаяся и потому несовершенная.

Поэтому внутренняя, субъективная гармония человека не всегда ассоциируется с гладкой, ровной, хорошо устроенной, «симметричной» жизнью и с успокоенностью души: «Покой нам только снится!» (А. Блок). Конечно же, благоустроенный быт, согласие в се­мье дают нам определенный комфорт, чувство уверенности, спокойствия и оптимизма. Но как часто мы невольно заблуждаемся, изображая гармонию лишь как желанное согласие. Почему молодежь охотно устремляется как к хорошему, так и к плохому? Скорее всего, потому, что в условиях повседневного комфорта, когда среда может предоставить челове­ку все, чего он ни пожелает, в условиях, не требующих активной творческой деятельно­сти, не допускающих риска, нередко можно наблюдать извращенное стремление вызвать дисгармонию. Это проявляется в поклонении беспорядку, превознесении хаоса, бравиро­вании грязной, неопрятной одеждой и прическами, стремлении назойливо и надоедливо шуметь. Духовное оскудение жаждет остроты впечатлений, а слезливая сентименталь­ность — жестокости. Отсюда закономерно следует вывод о том, что суть человеческого бытия состоит не в достижении полного спокойствия и душевного «равенства», а в осу­ществлении меры между стабильным и изменчивым, «равным» и «неравным» душевным состоянием.

Человеческая жизнь — это процесс, деятельность, движение в сторону какой-либо цели, страсти, какого-либо желания, и если человек из-за слабости, страха, некомпетенции или чего-то подобного не в состоянии достигнуть своей цели, своего желания — он страда­ет, испытывая противоречивые чувства: надежду и страх, веру и разочарование, любовь и ненависть. Это страдание приводит к разрушению внутреннего равновесия, согласия, и человек пытается восстановить свою внутреннюю гармонию.

Понятие «гармония» мы редко применяем по отношению к нашему душевному со­стоянию, заменяя его чаще словами удовольствие, удовлетворенность, счастье. В филосо­фии, начиная с самых ранних этапов ее развития, уделялось большое внимание понятиям «удовольствие» и «счастье».

Гедонизм рассматривал удовольствие в качестве главного принципа человеческого поведения. Аристипп, первый представитель гедонистической теории, считал получение удовольствия целью жизни. Гедонисты ставили знак равенства между понятием счастья и непосредственным переживанием, придавая счастью и удовольствию всецело субъектив­ный характер.

Первая попытка пересмотреть гедонистическую позицию, вводя объективные кри­терии в концепцию удовольствия, была сделана Эпикуром, который заявил, что не всякое удовольствие заслуживает предпочтения и только разумное удовольствие благоприятст­вует праведной и хорошей жизни.

Платон рассмотрел желания и удовольствия с учетом критериев истинности и лож­ности. Удовольствие, подобно мысли, может быть истинным и ложным, хорошие люди испытывают истинные удовольствия, а плохие — ложные.

Аристотель утверждал, что субъективное переживание удовольствия не может яв­ляться критерием правильности действий, а, следовательно, и ценности этих действий. Он говорил, что если людям с порочными наклонностями что-то доставляет удовольствие, не надо думать, что это доставляет удовольствие кому-либо еще. Порочные удовольствия являются действительными удовольствиями только для «растленных людей», в то время как удовольствия, реально заслуживающие этого названия, сопутствуют тем деятельно-стям, которые свойственны «добродетельному человеку».

Б. Спиноза в своей «Этике» пишет, что удовольствие — это результат разумной и доброй жизни, а не свидетельство греховности, как утверждают учения, осуждающие удо­вольствие. Понятие удовольствия у Спинозы связано с понятием потенции (силы). Удо­вольствие, соответственно, большая сила для реализации возможностей и для приближе­ния к человеческому образцу. Удовольствие является не целью жизни, а представляет со­бой сопутствующий элемент плодотворной жизни.

В теории Г. Спенсера ключом к его идее об удовольствии-страдании может слу­жить понятие эволюции. Философ делает предположение, что удовольствие и страдание выполняют биологическую функцию стимуляции и побуждения человека к деятельности, которая благоприятна и для индивида, и для всего человеческого рода. Исходя из этого, можно утверждать, что удовольствие и страдание являются обязательными и необходимыми факторами в процессе эволюции: человек изо дня в день поддерживает свою жизнь тем, что отыскивает приятное и избегает неприятное.

Таким образом, Платон считает критерием истинного удовольствия хорошего че­ловека; Аристотель — назначение человека; Спиноза — реализацию человеком своей при­роды посредством использования своих сил; Спенсер — биологическую и социальную ак­тивность человека [2. С.60].

3. Фрейд и другие ученые считали основой удовольствия чувство, сопровождаю­щее снятие болезненного напряжения. Объективная физиологическая потребность в удов­летворении голода, жажды, сна, сексуального удовлетворения ощущается субъективно как желание, и если какое-то время эти желания остаются неудовлетворенными, человек чувствует болезненное напряжение. Когда напряжение спадает, освобождение от него воспринимается как удовольствие, удовлетворение. Удовлетворение путем снятия болез­ненного напряжения дает удовольствие самое обычное и легкое в психологическом плане; оно также может быть одним из самых сильных удовольствий, если напряжение имело место длительный период времени и стало очень сильным. Значение этого удовольствия неоспоримо, как неоспоримо и то, что в жизни многих людей оно является, чуть ли не единственным типом удовольствия, которое им удалось когда-либо испытать.

Есть удовольствия, получаемые в результате снятия напряжения, но психического. Человеку может казаться, что какое-то желание вызвано телесными нуждами, а в действи­тельности оно обусловлено психическими потребностями. Эти желания схожи с нормаль­ными физиологическими потребностями, поскольку и те и другие происходят из некоего дефицита, нехватки чего-то.

Но кроме «сферы дефицита» существует, по выражению Э. Фромма, «сфера из­лишка» — феномен, присущий исключительно человеку. Это сфера внутренней деятельно­сти, которая возможна лишь при условии, что человеку не приходится трудиться только ради добывания средств к существованию и действовать только с целью снятия болезнен­ного напряжения. Излишек энергии, как пишет Э. Фромм, человек расходует на достиже­ние чего-то большего, чем простое выживание. На этом основании Э. Фромм делает раз­личия между удовлетворением, радостью и счастьем [2. С.76].

Во всех сферах жизни человек может получать удовольствие, удовлетворение, ра­дость, счастье. Удовлетворение, удовольствие происходит от действий, устраняющих на­пряжение. Радость же — это достижение, предполагающее внутреннее усилие. Счастье -тоже не божий дар, а достижение человека, это спутник всякой творческой деятельности: мыслительной, чувственной, эмоциональной, физической. Радость и счастье — это не раз­личные по качеству состояния, они различаются только в том смысле, что радость, скорее, соответствует единичному факту, а счастье — это непрерывное и долговременное полное переживание радости; мы можем говорить о «радостях» — во множественном числе, а о «счастье» — исключительно в единственном. Счастье является мерилом того, что человек нашел ответ на извечный вопрос человеческого существования, нашел единство с миром и обрел гармонию в себе, то есть у него есть надежда, есть вера в то, что надежда осущест­вится, и есть любовь к тому, во что он верит и на что надеется. Вера, надежда, любовь принадлежат к наиболее существенным общечеловеческим, а не только христианским, добродетелям.

Как правило, слово «вера», ассоциируется с Богом и религиозными учениями и воспринимается как понятие несовместимое с рациональным и научным мышлением. От­ношение к религиозной вере в современном обществе сложилось в результате длительной борьбы с авторитетом церкви. В настоящее время отсутствие веры является выражением глубокого смятения и отчаяния. За маской мнимой рациональной уверенности скрывается глубокая, укоренившаяся неуверенность, заставляющая людей с готовностью принимать любую навязанную им точку зрения, философию, или находить компромисс с нею. Без веры человек делается бесплодным, беспомощным, его охватывает панический страх и ужас. Все сомнительно, нет ничего определенного. Человек, одержимый сомнением, вынужден сомневаться во всем, о чем бы он ни думал, или испытывать чувство растерянно­сти во всем, что бы он ни делал. Сомнение имеет место при решении самых важных и пустяковых жизненных вопросов. Поэтому, может быть, не всегда надо ассоциировать ве­ру только с религией, с верой в Бога.

В сфере человеческих отношений вера — необходимое условие всякой настоящей дружбы и любви. Кроме этого, мы верим в самих себя. Мы осознаем существование не­коего Я, какого-то внутреннего стержня своей личности, неизменного и постоянного на протяжении всей нашей жизни. Это та самая суть, которая составляет реальность, опреде­ляемую словом Я, и на которой основывается наша убежденность в собственной уникаль­ности и неповторимости. Мы верим не только в свои собственные возможности, но и в возможности человечества.

Зачастую считают, что вера — это состояние пассивного ожидание человеком мо­мента, когда сбудутся его надежды. Но истинные вера и надежда не могут быть пассив­ными и проявляются в качестве внутренней активности. Понятие надежды глубоко разра­ботано в богословии. Так вот, исходя из теологического учения, церковь отнюдь не оп­равдывает бездеятельность. Человек не должен пассивно надеяться на Бога, потому что Бог дал ему силы, чтобы человек пользовался ими. Следовательно, надежда должна быть деятельной, и христианин должен пользоваться данными ему силами, согласуясь с пре­мудростью Божией.

Христианская надежда противопоставляется слепой надежде, самонадеянности, безнадежности и отчаянию. Слепая надежда обрекает людей в нужде, в бедности и болез­нях пассивно ожидать только сверхъестественной помощи, не прилагая для улучшения своего состояния никаких усилий. В излишней самонадеянности человек презирает зна­ния, разум и совесть и поступает только в соответствии со своими соображениями и же­ланиями. Безнадежность в богословии связывается с увлечением одними лишь земными делами и материальными благами. Но все земное проходит, все тленно, и это ощущения смерти порождает отчаяние, страх и безнадежность. Верующий же психически защищен, поскольку у него есть надежда на загробное воздаяние, которого у него не могут отнять никакие удары судьбы. Неверующий в Бога не имеет этой надежды и оказывается во вла­сти отчаяния. Здесь по отношению к надежде можно провести аналогии с верой.

Для современного человека вера редко связана с религиозным пониманием. Также и надежда — это надежда на свои силы, на победу разума, на взаимопонимание, на любовь. Тем более, что человек, осознавая себя отдельной сущностью, но, будучи существом со­циальным, часто ощущает одиночество и отчужденность. Поэтому самая глубокая по­требность человека — это потребность преодолеть свою отчужденность, освободиться из плена одиночества. Быть одиноким — значит быть отрезанным от мира, не имея возможно­сти воспользоваться своими человеческими силами; значит быть беспомощным, неспо­собным активно воздействовать на окружающий мир. Решение этой проблемы человек ищет в достижении единства с другими людьми, в слиянии с другим человеком, в любви. Любовь предполагает сохранение целостности личности, ее индивидуальности. Она раз­рушает преграду между людьми, помогает человеку преодолеть чувство одиночества и отчуждения и вместе с тем позволяет ему оставаться самим собой, сохранить свою цело­стность. Парадокс любви в том, что два человека составляют одно целое и все же остают­ся двумя самостоятельными существами.

Возвращаясь к мысли о субъективной гармонии, следует уточнить: зачастую сча­стье нами воспринимается как прямая противоположность горя или страдания. Но физи­ческие и душевные страдания — часть человеческого существования, и их неизбежность реальна для всех людей. Уберечься от горя во что бы то ни стало, можно лишь полностью отстранившись от окружающего мира, от людей, что исключает возможность испытать счастье. Неслучайно древнегреческие философы ввели понятие «катарсис», что означает очищение души от гнева, зависти, озлобленности, низменных побуждений и установление внутренней гармонии в результате сострадания к безвинному, к несчастному.

Нет четких критериев и норм, по которым можно было бы оценивать жизнь чело­века извне (простой смертный не просыпается с горькой мыслью о том, что он не ми­нистр), человек сам имеет главный и безошибочный критерий — удовлетворенность или неудовлетворенность жизнью. Этот критерий имеет множество оттенков в зависимости от типов людей. Один человек недоволен жизнью, но винит в этом окружающих. Он говорит, что ему не дали, не создали условий, не открыли дорогу. Его нельзя переубедить тем, что рядом с ним такой же человек в тех же условиях живет полной и увлекательной жизнью. Другой человек несет в себе глубокое недовольство собой, он полон сожалений, что мно­гое в свое время упустил, но не замечает, что продолжает жить по-старому, не пытается что-то изменить в жизни.

Удовлетворенность или неудовлетворенность жизнью — это сложное, но всегда обобщенное чувство состоявшейся или несостоявшейся, удачной или неудачной жизни. Человек с его противоречиями и метаниями, взлетами и падениями, утратами и приобре­тениями не может быть постоянно счастливым (только психически больные люди всегда счастливы) или постоянно несчастным.

Таким образом, субъективная гармония, воспринимаемая как успокоенность души, как раз навсегда установленный порядок в человеческой душе и в отношениях человека с миром, как состояние постоянной безмятежности, скорей всего, не гармония, а псевдо­гармония.

Библиография

1. Фромм Э. Душа человека. -М., 1992. — С.45.

1. Фромм Э. Человек для себя. — Минск, 2004.

Автор(ы) статьи: Андреева П.А.
Раздел: ТЕОРИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

эмоциональность, чувства, женщина, общение, переживание, культура

Аннотация:

Автор рассматривает эмоциональность, как специфическую особенность женского мира, физиологию женского организма, которая служит предпосылкой чрезмерной женской эмоциональности: строение мозга, эмпатийная реакция. Раскрывает женскую философию общения, как результат женской эмоциональности.

Текст статьи:

Практически на все аспекты деятельности человека оказывает влияние эмоциональность, поскольку связана с познавательными процессами. В связи с этим выявление и анализ особенностей эмоциональности представляется весьма актуальным для более детального понимания специфики функционирования «женского мира».

Уникальность эмоций состоит в их принадлежности к проявлениям первой, естественной, природы. Животные так же, как и человек, обладают способностью их переживать, и чувства животных, может, не такие сложные и противоречивые, но такие же сильные, с тем же механизмом отражения на основе генетического и ранее приобретённого опыта. Л.С. Выготский писал: «Кто оторвал мышление с самого начала от аффекта, тот навсегда закрыл себе дорогу к объяснению причин самого мышления» (10,с. 6-67)

Смысловая сфера отношений между фактом сознания и материальным объектом,   «объективацией   сознания»   (2,с.165), существовала  и функционировала ещё там, где субъект-объектное деление было не нужно, т.е. в доязыковой среде обитания человека. Как отмечает С. В. Бородавкин, такая допонятийная смысловая сфера, устная память смыслов, была более многозначна, чем письменная: «Понятие необязательно для трансляции смыслов данного общества, его культурных традиций» (2,с.166). Следовательно, изначально смысловое поле в его данности было внерационально, а область действия смыслов начинается с дотеоретического мышления. Но для того, чтобы развиваться, человеку была необходима диалогичная, двуязычная структура смыслов. Такую структуру и обеспечивает антропологический синтез рацио и эмоционально-образного языка.

С древнейших времен эмоциональность приписывалась к основным личностным чертам женщины. Иоанн Скотт Эриугена в своем произведении «О разделении природы» говорит, что женщина – Ева – эмоциональная часть природы Адама, которая была отделена от его духовно-разумной природы во время его сна. (11,с.153). В обыденном представлении это качество связывают с ранимостью психики, а, следовательно, со слабостью, которая  якобы характерна для женщины.

О большей эмоциональности женщин свидетельствуют следующие эмпириче­ские факты:

1) большая тревожность женщин по сравнению с мужчинами;

2) для девочек и женщин связь эмоций с межличностными отношениями являет­ся более значимой, чем для мальчиков и мужчин;

3) женщины чувствительнее мужчин к тем негативным жизненным событиям, которые переживают их друзья и близкие;

4)женщины чаще говорят о своих негативных эмоциях, таких как печаль и страх;

5) положительные эмоции женщины переживают более ярко;

6)девочки и женщины не стесняются демонстрировать свои эмоциональные ре­акции;

7)женщины превосходят мужчин в области невербальной экспрессии: они более точны в невербальном выражении эмоций и лучше декодируют невербальные эмоциональные сигналы других.(1, с.195-196)

Очевидно, что жизненный дар в женщине сильнее и богаче, поэтому ее эмоции обладают более широким диапазоном и высокой частотностью, нежели у мужчин. Например, молодая мать способна распознать в плаче младенца более десятки различных эмоций: от голода и боли до температурного дискомфорта и одиночества. Пожилая женщина «считывает» с младенца до 50-70 % возможной информации, нередко поучая взрослую дочь фразами вроде: «ребенка нужно покормить» или «ребенок хочет спать».  Мужчина – отец, напротив, услышав плач днем, радостно сообщает, что «ребенок хочет к матери» (6,с.13). В силу большей ответственности за рождение и сохранение потомства женщина обладает тонкой энергетической настройкой, полученную из окружающей среды информацию она мгновенно переводит в эмоцию. В виде эмоций, чувств, эротизма или эстетики проявляется импульс ее души.

Таким образом, между женщиной и окружающим миром складываются объективные отношения, где эмоции служат проявлением удовлетворенности или неудовлетворенность своим поведением, поступками, высказываниями, деятельностью. Эмоции это и своеобразное личностное отношение человека к окружающей действительности и к самому себе.(12) Для женщины характерны подвижность, бурное проявление чувств, быстрая перемена настроения.

Одной из причин известной женской эмоциональности служит разное строение и физиология мозга у мужчин и у женщин. У женщин эмоции связаны с обширной областью обоих полушарий, и их функционирование может происходить одновременно с действием других функций. Женщина может испытывать эмоции, обсуждая вопрос, вызывающий эмоциональную реакцию, в то время как для мужчины такая ситуация маловероятна, или он просто откажется обсуждать этот вопрос. Выглядит это так, как будто у эмоций есть своя отдельная комната, связь с которой идет через не слишком мощный у мужчин канал мозолистое тело, то есть функционирование эмоций в паре с другими функциями менее вероятно. Таким способом мужчина избегает внешнего проявления эмоций, не желая показывать, что он не владеет собой.  Женщина напротив, выплескивает их. (12)

Нервная система женщины менее устойчива, поэтому она быстро переходит из одного эмоционального состояния к другому. Огромные перепады женского настроения отражает народная мудрость. «Любящая женщина – ангел на земле»,- говорит одна из пословиц, «перед злой женой сатана – младенец непорочный!» — гласит другая.

В половые отличия также входит разная эмпатийная реакция у мужчин и женщин, в качестве примера рассмотрим проведение и результаты следующего эксперимента. Когда девочки слышат детский плач, то у них резко активизируются центры слуха, зрения, моторные и задние ассоциативные зоны мозга, у мальчиков реакция значительно менее выражена. Картина меняется, когда звучит глагол «плачут». У мальчиков реакция указанных зон коры выражена отчетливо, а у девочек — слабо. Более сильная реакция девочек на плач по сравнению с реакцией на слово объясняется авторами эксперимента тем, что плач для женщин является самым важным биологическим сигналом. Плач — это ведущая коммуникация матери и ребенка (3,с.96).

В основе любого действия, мотивированного гуманным побуждением, лежит эмоциональный позыв. «Эмоцию можно понять только, если искать в ней значение», — пишет Ж.-П.Сартр (8,с.102). Смысл её чувств не всегда осознаётся самой женщиной, этот смысл просто не укладывается в богатое половодье настроений — женских эмоций. Это погружение в магический мир, с магической мифологикой, непосредственно, неотделённой расстоянием. Неопосредованная логика, логика «неисключённого третьего» действует в этом случае как инструмент познания, непременно детерминированный такими координатами пространства и времени, как «здесь» и «сейчас» и удовлетворяющий женскую потребность в эмпатическом познании свойств мира. Мир предстаёт в этом случае как «орудийная целостность, т.е. как допускающий изменения непосредственно и в больших масштабах», — говорит Ж.-П. Сартр о «магическом мире» эмоций (8,с.106).

Для иллюстрации вышесказанного вспомним фабулу, зафиксированную в фольклоре многих народов. У русских это сказка «Иван — крестьянский сын», повествующая о том, как незамужняя сестра Ивана пошла на реку полоскать бельё; внезапно «озарившая» идея о том, что когда-нибудь у неё родится сын, который, также придя на реку, непременно в ней утонет, порождает сильнейшие эмоции и потоки слёз. Её мать, выслушав рассказ дочери о «смерти» внука, переживает то же состояние, что и дочь. Эмоции конструируют мир в магической форме, где идея о предмете есть часть самого предмета, где субъект эмоций виртуально находится в плоскости бытия объекта, не отделённый расстоянием в своём магическом состоянии сознания. Смысловая целесообразность задвигается на второй план, и сам смысл видится в конечном результате — в переживании виртуальной близости с любым объектом, по силе не уступающем сознанию сопричастности любой реалии. Эмоции — и у мужчин, и у женщин — бывают и простые, и очень сложные, но умение «отвязаться» от исходной точки реальности, умение погрузиться в «магический мир» в своих переживаниях, эмпатических перевоплощениях природа дала женщине.

Именно это качество — переживание как непосредственная причастность, присутствие — делает возможным обсуждение различных проблем в женской аудитории «обо всём и ни о чём», но, по мнению автора, это не пустые разговоры, а претворение специфической — женской -философии о бытии, выведение законов жизни путем постижения ошибок и успехов других людей.

Женщина оформляет структуру мысли в процессе громкой речи. Рассказывая что-либо, она расшифровывает неявные сигналы, свидетельствующие об определенном эмоциональном состоянии окружающих. Женская манера рассуждать вслух утомляет мужчину. Мужчина рассуждает про себя, а вслух произносит только выводы. Для женщины возможность поделиться своими эмоциями с мужчиной есть форма общения, от которой она безболезненно перейдет к другой деятельности и позабудет все огорчения.

Чтобы уметь общаться, нужно уметь слушать и понимать, слышать и быть понятым. Понять своего партнёра нередко означает уметь получить ответы и на незаданные вопросы. И в этом, как ни в чём другом воплощается природная способность женщины чувствовать и выражать своё душевное богатство эмоций, ведущих за собой всё поведение, эмоций как источника жизненной активности. Поэтому женщины более плотно, более контактно общаются друг с другом: ближе садятся, могут держаться за руки, что трудно представить в общении мужчин.

Философия общения — стихия женщины, в полной мере чувствующей все возможности этой стихии, чувствующей её философию. Не случайно женщина обладает значительно более развитой мимикой, чем мужчина, а мимика — внешнее выражение эмоций (7,с.9). В связи с чем, женщины чаще меняют выражение лица и могут отразить несколько десятков различных чувств, в то время, как у мужчин, как правило, можно распознать только два: отвращение и равнодушие. Так же женщины быстрее и точнее читают выражение лица, распознают радость и печаль даже на фотографии, в то время как мужчины очень часто не могут определить настроение представителей противоположного пола. Например, когда женщина входит в зал ресторана, ее «экстрасенсорные» способности позволяют мгновенно установить, какая пара находиться в полной гармонии, а кто сегодня в ссоре. (6, с.15).

Язык мимики и жестов, восклицаний и фраз как некие интуитивные приоритеты усваиваются с ранних лет. В мудрости межличностного общения происходит духовное самоутверждение, утверждение устойчивости своего женского личностного начала. Диалектическое развертывание сути женского личностного самовыражения начинается с детства. Его атмосфера несёт предпосылки для дальнейшего генезиса личности, когда девочки впервые приобщаются к социокультурным константам (5,с.36). Игра с куклой, способствующая развитию эмпатийной экспрессии — первая в жизни возможность собственного социогендерного самоопределения, а успех игры зависит от степени правдоподобности копирования, «подойти можно ближе к образцу кажется вполне удовлетворяющей целью» (4,с.182). Копируются действия матери, но сам принцип — копировать, подражать, следовать проверенному опытом слову или действию — быстро усваивается и впоследствии переносится на собственную жизнь. Копирование апробированных действий и представлений есть условие продолжения жизни рода, а требования для этого продолжения весьма консервативны и воплощены на протяжении всей эволюции в устойчивости женской филогенетики. Различия в играх мальчиков и девочек имеют явно выраженную биологическую основу. Культура девичьих ролевых игр  в детстве приучает женщину следить за эмоциональным фоном, чтобы всем было комфортно. Поэтому повзрослев, женщина полностью осведомлена о романах, надеждах, скрытых страхах близких и друзей, она догадывается о том, кто что думает, чувствует или какие планы строит.

Наконец, можно говорить о существовании «мужских» и «женских» эмоций, т. е. эмоций, более значимых для определенного пола: для мужчин это в первую очередь гнев и агрессии, а для женщин — печаль и страх (1,с. 196). И здесь женская эмоциональность служит добрую службу. Вместо того, чтобы накапливать отрицательные эмоции, как это делают мужчины, сдерживая себя, женщины выплескивают их в виде слез и жалоб, что сказывается на качестве и продолжительности жизни.

Идея о том, что всякая болезнь в теле вызывается негативными эмоциями, далеко не нова. Еще древним грекам было известно, что эмоциональная боль приводит к недугам. Гиппократ, которого считают отцом медицины, писал об этом еще две тысячи лет назад. Транс-медиум и контактер Эдгар Кейси, тоже говорил о связи эмоций и болезней. Он рассматривал стресс, карму и убеждения как факторы, влияющие на здоровье человека,— вещи, действенность которых официальная медицина в то время еще не признавала.  «Гнев вызывает головные боли или несварение желудка, депрессия приводит к слабости, эмоциональная неустойчивость влечет за собой астматические явления и так далее… Нельзя ненавидеть своего соседа и при этом не страдать проблемами желудка или печени… Нельзя испытывать ревность и предаваться на этой почве гневу и при этом не подорвать пищеварение или не страдать сердечными расстройствами» (9,с.165). «Эмоции и убеждения – источник болезней, а избавление от негативных мыслей и эмоций – основа выздоровления» (9,с.166). Способность декодировать сигналы также имеет свою специфику: каждый пол лучше распознает «свои» эмоции. Требования же деятельности приводят к исчезновению половых различий: к примеру, пережива­ние профессионального стресса. Если надо, женщины демонстрируют эмоцио­нальную сдержанность, а мужчины — чувствительность (в частности, к распозна­ванию эмоций других людей). Исследования особенностей половых различий в эмоциональной сфере должны быть про­должены, так как они имеют важное теоретическое и прикладное значение. Поскольку умение использовать собственную рациональность приводит к огромной экономии себя и своих жизненных сил.

 

 

Список литературы:

1. Бендас Т.В. Гендерная психология: учебное пособие. – СПб.: Питер, 2008 – 431с с. 196)
2. Бородавкин С.В. Гуманизм в кльтуре и культура в гуманизме // Вопр. Философии. – 2004. — №5. – С.163-177
3. Ильин Е.П. Дифференциальная психология у мужчины и женщины / Е.П. Ильин. – СПб.: Питер, 2002. – 560с., с.96).
4. Колесов Д.В. Нравственность и пол: психологические аспекты / Д.В. Колесов. – М.: Моск. Психол. – социал. Ин-т: Флинта, 2000, 232 с.
5. Коноплева Н.А. Гендерная индентичность творческой личности / Н.А. Коноплева // Словарь гендерных терминов / под ред. А.А. Денисовой. – М.: 2002. – С.35-37
6. Короткий В.И. Мужчина и женщина, как понять друг друга.- М.: АСТ – ПРЕССКНИГА. – 228с.
7. Курбатов В.Д. Женская логика. (игра общения и поведения)/ В.Д. Курбатов. – Ростов н/Д: 1995. — 544с.
8. Сартр Ж.-П. Первобытное мышление / Ж.-П. Сартр // Очерк теории эмоция: Психология эмоций: тексты; / под ред. В.К. Вилюнаса, Ю.Б. Гиппенрейтер. – М., 1984. – С.92-108
9. Стайн Дайяна. Основы психического целительства при содействии духовных покравителей: Полное руководство по исцелению себя, окружающих и планеты Земля / Перев. с англ. – М.: ООО Издательство «София», 2007. – 336с.
10. Хомская Е.Д., Батова Н.Я., Мозг и эмоции (нейропсихологическое исследование) М.: Изд-во МГУ, 1992 С. 6-67
11. Эриугена И.С. Перифюсион, или о разделении природы.// Вопросы философии. 2000 №1. с. 153

Интернет источники:

12. http://www.follow.ru

Автор(ы) статьи: Ромах О.В.
Раздел: не указан
Ключевые слова:

не указаны

Аннотация:

не указана

Текст статьи:

Последний выпуск 2009 «Аналитики культурологии» (3-15) года вобрал в себя статьи профессоров, доцентов, докторантов и аспирантов вузов Москвы, Петербурга, Ижевска, Ростова, Новоуральска, Омска, Томска, Новосибирска, Пензы, Саратова, Липецка, Тамбова, Нью-Йорка и др., что  радует нас, его учредителей.

Позвольте поблагодарить авторов за внимание к нам и качественные материалы, присланные своевременно. Статьи размещены по разделам: Теоретическая культурология, Историческая культурология, Социальная культурология  и Прикладная культурология.

Первый раздел «Теоретическая культурология» представлен статьями, в которых авторы рассматривают: эмоциональность, как специфическую особенность женского мира, физиологию  женского организма, которая служит предпосылкой чрезмерной женской эмоциональности; феномен гармонии как отношения и связи в материальном и духовном мире человека, акцентируется внимание на анализе субъективной гармонии, как гармонии смыслов, идей, настроений; проблемы уникального, специфического, с одной стороны, и проблемам «иного» — с другой, наличие так называемого «антропологического поворота» где возникает необходимость конкретизации и разведения ключевых понятий -«граница» и «предел»; визуальные аспекты повседневности, процессы его формирования на протяжении жизни человека; функционирование и типы философского текста в разные исторические эпохи порождает его разделение на варианты. Для каждой эпохи характерно свое понимание философского текста, своя модель философ­ского текста. Эти модели философского текста объединяются одним инвариантом — «идеальным фи­лософским текстом»; различные сценарии взаимоотношения космологии и теологии, предлагает­ся понимание этого взаимодействия в виде модели космологическо-теологического интертекста; особенности рассмотрения и концептуализации сущности человека на основании анализа его сущности в разных отраслях наук и работ известных философ мира; ценности академической культуры в условиях глобализации, их изменение под влиянием нарастания тенденций «академического капитализма», предложены возможные направления развития ценностей академической культуры в рамках ее структуры; существующие формы культуры, выработанные культурологами к настоящему времени, анализируются их сильные стороны. В качестве базовых форм культуры автор предлагает рассматривать две – предметную и личностную, исходящие их предназначения культуры – создавать окультуренную среду и формировать человека, постоянно совершенствуя его через свои ценности.

В разделе «Историческая культурология» исследуются: специфика взаимодействия телеологического и личностного времени в культурофилософских традициях даосизма и буддизма, соотношение времени и смерти как трансцендентного самоузнавания личности в надвременном тексте сакральных смыслов – в даосизме, как достижения бесстрастного блаженства и вечного невозвращения безграничной свободы – буддизм. Не менее интересно изучение частногое коллекционирования известно на Руси. Первоначально высоко ценились и тщательно сохранялись книги, что нашло отражение в различных летописях, Признание за книгой огромного образовательного и культурного значения отмечено во многих письменных источниках древности: в «Изборнике Святослава» (1076), автор которого писал, что составил «Изборник» из многих книг княжих; в сборнике «Пчела» (ХII в.) и др. Одна из первых библиотек на Руси упомянута в летописи под 1037 годом, когда Ярослав основал «церковь святой Софии» и при ней собрал книги. Книжные собрания на Руси возникли, по всей вероятности, еще ранее. В частности, летописец говорит о Владимире Святославиче: «бе бо любя словеса книжная». Книжные собрания создавались при епископских кафедрах, монастырях, церквах, княжеском дворе. Исследуются историко-философские аспекты повседневной культуры, в которых  чаепитие обладает рядом качеств, поддерживающих устойчивость традиции. Это временная повторяемость процедуры (утренний, послеобеденный, вечерний чай), определенная этическая затверженность и эстетическая завершенность церемонии. Чаепитие может быть рассмотрено как процесс, имеющий завязку — кульминацию — завершение, событие (праздник, прием гостей), ритуал (во время застолья процедура чаепития означает окончание мероприятия); проводится анализ того, каким образом религиозные  убеждения определяют семейный статус своих адептов, насколько религиозные принципы могут корректироваться  под влиянием социальных, политических и культурных факторов , анализируется преломление образной системы китайского менталитета в пословицах и по­говорках. Выявлено наличие различных представителей зооморфных фантастических существ, одно­временно показано, что все они соотносятся с пятичленной космологической моделью мира. Персона­жи совпадают с образами китайской культуры, характерными для мифологии, изобразительного ис­кусства и разных жанров устного народного творчества. Иерархия образов соответствует их значимо­сти в культуре в целом; представляются аспекты понятий «картина мира» и «модель мира», активно используемых в современной лингвистике и некоторых смежных с ней науках.

В разделе «Социальная культурология» помещены статьи направленные на исследование различных социальных аспектов. В их числе: рассмотрение особенностей разных типов людей: людей успешного социума, людей «дна», к каждому из которых применяются свои психологические приемы. не­бы­ва­лое вни­ма­ние к пси­хо­ло­гии, к эмо­ци­ям го­во­ри­т о не­об­хо­ди­мо­сти фор­ми­рую­ще­го­ся мас­со­во­го об­ще­ст­ва в вос­пи­та­нии чувств, обуз­да­ния пер­во­здан­ных ин­стинк­тов, смут­ных ощу­ще­ний, про­ти­во­ре­чи­вых же­ла­ний в ка­ж­дом че­ло­ве­ке. по мне­нию кар­лай­ла и рас­ки­на эту за­да­чу мог­ла вы­пол­нить толь­ко ми­ро­вая куль­ту­ра, ко­то­рая бы­ла тем фун­да­мен­том на ко­то­ром вы­рос­ла об­ще­ст­вен­ная эли­та, ари­сто­кра­тия;  структура обряда и ритуала как элемента культуры, при соблюдении которой происходит достижение желаемого результата; идее  духовности в образовании в эпоху постмодерна. В эту эпоху особое место в жизни человека занимает повседневное и духовные стремления не находят бла­гоприятных условий реализации. Как соотносятся принцип децентричности, отказ от формирования целостного образа человека в обра­зовании, с идеей становления духовности? Возможно ли такое состояние культуры и образования, при котором эти идеи будут неприменимы, или они нерасторжимо связаны с феноменом человека?; основные эстетические категории, красота (повседневная эстетика) бытия, повседневности, проявленная во всех сферах жизнедеятельности; попытки постмодернистов преодолеть все устоявшиеся нормы и традиции, выразившейся в решительном разрыве со всей предшествующей традиционной культурой. Это стремление роднит постструктурализм и постмодернистскую художественную культуру. Вся постмодернистская художественная практика пытается привлечь внимание шок-ценностями, которые завлекают публику новым, бессистемным, не имеющим смысла действием; социализационные траектории, которые проклассифицированы по трем критериям. Выделены четыре типа социализационных траекторий; процессы взаимодействия воли к жизни и культуры. Открытая представителями философии жизни двойственность специфики указанного взаимодействия позволяет сделать вывод о циклическом характере процесса исторического развития культуры, в рамках которого последовательно сменяют друг друга периоды социокультурной стабильности и нестабильности. В периоды стабильности культура ограничивает и направляет волю к жизни, в периоды нестабильности культура служит средством самовыражения и самоутверждения воли к жизни; этнический и числовой показатели долголетия, которые  хранят  в себе такие глубинные структуры, которые определяют на протяжении длительного времени национальное своеобразие. Как правило, черты, характеризующие ментальность той или иной культуры, в отличие от идеологических, социально-политических, религиозно — конфессиональных и иных культуротворческих факторов, отличаются большой стабильностью и не изменяются столетиями. Одним из таких устойчивых факторов является долголетие.

В разделе «Прикладная культурология» представлены статьи, в которых показаны: отождествление музыкальное произведение и музыкальный текст, что неправомер­, на основании чего и осуществляется попытка обозначить границы смыслового поля понятия «музыкальный текст» через язык, знак и символ; описываются фрагменты французского опыта организации различных форм исследовательской работы магистрантов на первом и втором курсах магистратуры. Проводится сопоставление приводимого опыта с организацией исследовательской работы магистрантов в  российских вузах; рассматривается язык как коммуникативное средство, знак-код, запечетлевающий социальные нормы и ценности, средство отличия, посредством его корпоратизации (профессиональной или ведомственной брэндовости; сон рассматривается как специфическая реальность, которая может быть изучена с помощь основных гносеологических моделях: объективистско-реалистской, конструкционистской и символи­ческой, но не исчерпывается ни в одной из них; затрагивается проблема возрождения русского православного искусства на основе идеи соборности. Анализ символических форм храма Христа Спасителя в Москве и Храма-на-Крови в Екатеринбурге приводит автора к выводу, что проникновение рыночных отношений в сферу православного искусства, когда отсутствует длительная духовная работа по усвоению и накоплению знаний прошлого, искажает соборный образ православного храма; проблемы культуры профессионального общения военнослужащих. Оно направлено на определение сущности общения, его структурной, функциональной и уровневой организации с учетом особенностей воинской службы; шестовская интерпретация творчества Ф. Достоевского. Показано, что Л. Шестову первому удалось столь глубоко проникнуть в природу противоречий творчества этого писателя, в его философскую психологию и драму исканий сущности человека; соотношения западной и восточной философии образования, необходимость развития межкультурного диалога на основе философской компаративистики и интеркультурной философии. В образовании о возможности интеркультурной философии можно говорить с точки зрения понимания ее  как стратегии для создания механизма взаимной адаптации, позволяющей сосуществовать культурному многообразию в образовательной реальности; частота использования ряда словообразований в анклаве материалов (в рамках русскоязычного сегмента сети Интернет), посвященных проблемам высшего образования. Сопоставляются частоты использования таких терминов, как «профессор», «консультант», «тьютор», «куратор», «фасилитатор» и др. как между собой, так и в сочетании с терминами «»магистратура», «бакалавриат», «индивидуальный», «академический». Установлен ряд закономерностей, возможные причины которых обсуждаются. Полифонизм исследований не только чрезвычайно интересен, но и дает множественные подходы к решению сложных проблем разного направления.

Всего доброго, ждем отклики на помещенные статьи, ждем новые материалы, которые надеемся разместить в нашем издании. С уважением, благодарностью, лучшими пожеланиями и надеждой на сотрудничество

Ромах О.В.

Автор(ы) статьи: Шиньев Е.П.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

диалог культур, межкультурная диффузия, интертекстуальность, аллюзия, идиостиль

Аннотация:

В статье рассматривается феномен межкультурной диффузии как механизм диалога культур. Межкультурная диффузия в литературе проявляется, прежде всего, в интертексуальности как магистральном потоке перекличек, взаимовлияний, взаимодействия писателей, их художественных систем. Именно поэтому представляется крайне необходимым рассмотрения феномена межкультурной диффузии как факта творчества. Данный феномен культуры еще мало изучен, но его научный анализ поможет осмыслению современных культурных процессов.

Текст статьи:

Изучение феномена межкультурной диффузии становится актуальным в связи с глобализацией, развитием тесных отношений между русской и американской культурами, а также процессами интенсивного взаимодействия культур в мировом масштабе и на евразийском пространстве России.

Интенсификация межкультурных контактов, зафиксированная в ХХ веке и не ослабевающая и в веке XXI, вызвала к жизни ряд новых тем, среди которых проблема межкультурной диффузии занимает особое место. Ее актуальность обусловлена прежде всего обострением противоречия между тенденцией, с одной стороны, к гомогенизации и унификации мира,  а, с другой стороны, к его гетерогенности, усиления процессов, ведущих к разнообразию и многоликости. Сосуществование этих двух противоположных тенденций заставляет вновь и вновь обращаться к механизмам и формам межкультурной коммуникации, в ходе осуществления которой создаются условия для доминирования одной и затухания другой тенденции развития.

Межкультурная коммуникация, становясь фактом повседневной жизни современного человека, усложнила его восприятие мира. Неизбежность сравнения «своей» и «чужой» культуры (представленной к тому же в разной степени приближенности к ее ядру) подвергают внутренний мир человека новым испытаниям: его самоидентификация становится все более сложной, а социальное целое (и без того находящееся в состоянии перманентного кризиса обновления) фрагментируется.

Культурообразующее значение литературы проявляется в том числе и в возможности самой литературы иметь диалогический характер, который проявляется, прежде всего, через межкультурную диффузию и интертекстуальность. Культурную диффузию можно определить как процесс (и одновременно результат) распространения (взаимного проникновения) явлений разных взаимодействующих культур. Процессы культурной диффузии впервые оказались объектом и предметом изучения и исследования в конце XIX века. Полагаем, что идеи диффузионизма могут быть полезными для анализа современных измерений культурной динамики.

Говоря о диалоге культур, В. С. Библер допускает диалог культур внутри каждой конкретной культуры, способность ее «смотреть на себя со стороны, быть, по словам М. М. Бахтина, “амбивалентной”»[2. С. 13]. Это очень существенное дополнение к пониманию диалога культур, но оно также требует уточнения. Амбивалентность культуры является своего рода «внутренним двигателем» ее развития, но она ни в коем случае не сводится к каким-либо двум полюсам, а характеризуется множеством антиномий.

Современная мировая культура сформирована в итоге долгого культурного взаимодействия. Диалог культур – основа данного взаимодействия. Важным при анализе межкультурного взаимодействия является раскрытие его механизмов.

Взаимовлияние и взаимопроникновение культур является следствием косвенного взаимодействия, диалога культуры с собой, как диалога «своего» и «чужого» (имеющего двойственную природу). Суть диалогичности – в продуктивном содействии суверенных позиций, составляющих единое и многообразное смысловое пространство и общую культуру. Основное, что различает диалогичность от монологичности – рвение к пониманию взаимоотношений разных взглядов, идей, явлений, социальных сил. Пересечение неповторимых культурных систем определяет специфику диалога культур.

Знание литературы обеспечивает способность человека ориентироваться в культурном пространстве, так как литература, будучи не только эстетическим, но и семиотическим образованием, приучает читателя читать культуру как текст в единстве и взаимодополнительности разнообразных связей. Литература побуждает читателя самостоятельно интерпретировать художественный текст, но всякий текст обращен и к внетекстовой реальности, и, следовательно, формирование интерпретационных навыков определяет способность человека становится творческим субъектом культурного процесса как процесса диалога эпох, поколений и народов, осуществляемого в рамках культурной традиции, которая представлена в текстах культуры.

Во всех книгах В. Набокова звучат многочисленные и тесно переплетающиеся цепочки мотивов, элементы которых нередко укрываются путем рассеяния по не связанным друг с другом подтекстам, либо в результате намеренно беглого, невыделенного проговаривания. Уникальной особенностью построения текста является то, что писатель как бы дразнит возможностью единственно верного способа соединения всех деталей повествования и столь же единственного, глобального смысла, который в нем заключен. При всей писательской культуре, Набоков уникален: от резкого субъективного мироощущения до органично-элитарной стилистики. С другой стороны, многие исследователи пытаются представить творчество Набокова как отход от традиций русской классической литературы.

Оксюморонный образ культуры, несовместимое значение и категории гармонии и хаоса, жизни и смерти, артистизм набоковского стиля – все эти уроки закладывают основу для дальнейшего развития мировой литературы.

Художественный мир В. В. Набокова как система складывается в русскоязычном творчестве и основывается на менталитете и традициях русской культуры, подвергаясь при этом влиянию западноевропейской, а именно, немецкой и французской культур, прежде всего. Здесь наблюдается двоякий процесс: билингвизм писателя выступает как способ сохранения его культурной самобытности при переходе на английский язык, а его англоязычное творчество является формой инобытия русской культуры. Билингвизм писателя также существует как способ трансляции русского культурного наследия в американскую культуру. Таким образом, мы наблюдаем процесс и механизмы межкультурной диффузии в творчестве В. В. Набокова.

Определяя место творчества В. Набокова в контексте мирового литературного процесса ХХ века, мы будем придерживаться мнения А. В. Злочевской: «один из самых ярких выразителей экспериментальных устремлений искусства ХХ века, Набоков вместе с тем принадлежал к художникам “классической” ориентации (Г. Гессе, М. Булгаков, Б. Пастернак и др.)» [4. С. 61].

Русская доминанта мышления Набокова сыграла организующую роль в процессе зарождения и формирования уникального для искусства ХХ века синтеза. Набоков оказался в фокусе мирового художественного процесса ХХ века, на пороге смены двух моделей эстетического и культурологического мышления. Идиостилю Набокова присущ синтез элементов художественного мышления «классического» типа и различных модернистских, авангардных и поставангардных течений в литературе ХХ века.

Роман В. Набокова «Машенька» (1926 г.) – проза более или менее традиционная, здесь выдержан сюжет, время течет в естественной своей последовательности, сцены четко сцеплены друг с другом, слог вымерен и не чрезмерно метафоричен. При этом роман стал поворотным пунктом в искусстве Набокова. Его проза клонится в сторону субъективности: реальное событие как бы утрачивает свою несомненность, превращаясь в объект переживания личности.

«Машенька» – это повествование о времени и его субъективной природе, эти идеи носились в воздухе. Здесь воплощена реальность прошлого, но сообщаться с ним можно только в пределах настоящего. Однако в романе заключены черты поэтики зрелой прозы писателя. По словам Н. Букс, «текст “вырастает” из центральной метафоры, элементы которой разворачиваются в романе в самостоятельные тематические мотивы. Указанием на метафору служит прием литературной аллюзии, доведенной в более поздних произведениях Набокова до изысканной потаенности» [3. С. 7]. Отличие первого романа от более поздних творений писателя заключается в том, что здесь литературная аллюзия нарисована с уникальной авторской откровенностью – с прямым названием адресата. Данное указание на адресата содержится в условной сердцевине текста.

Анализу «Машеньки» посвящен целый ряд работ отечественных и зарубежных исследователей. Они выделяли литературные ассоциации и реминисценции: «пушкинскую тему», переклички с Фетом (стихотворение А. Фета «Соловей и роза» Нора Букс считает доминантной метафорой романа), аналогии с Данте; были выявлены некоторые сквозные мотивы, например, мотив тени, восходящий к повести Шамиссо «Удивительная история Питера Шлемиля».

«Повторение тайных тем в явной судьбе», погруженное в контекст воспоминания, – центральная тема романа «Машенька». Ганин в романе – это персонаж настоящего, Машенька – прошлого. Соединение героев возможно в пространстве, лишенном временных измерений, каким является сон, мечта, воспоминание, медитация. По мнению А. Арьева, «в случае Набокова, в его художественной системе сон есть преодоление цитаты, способ уничтожения подобий, выход к собственному нетиражированному бытию, обретение “я”, того самого, что обладает памятью, превосходящей словарный запас языка, на котором это “я” себя выражает. Выражение – продукт невыраженного, таящегося во сне» [1. С. 205].  Образ героини Машеньки вбирает в себя черты фетовской розы. Об этом свидетельствуют многочисленные примеры скрытого цитирования.

Сокрытие знакового образа героини, аналогичное приему умолчания истинного имени, прочитывается в романе Набокова как аллюзия на сонеты Шекспира, обращенные к возлюбленной. Названные в стихах черты послужили определением ее условного образа, в шекспироведении она названа «Смуглой Леди сонетов». Пародийность отсылки обусловлена внешним сходством героинь и их духовным контрастом.

С другой стороны, Н. Букс указывает на то, что «нежная смуглота» Машеньки – это поэтическое эхо «Песней Песней» (Книга Песни Песней Соломона).

Так, можно предположить, что библейская цитата в «Машеньке» Набокова восходит к одному из эпизодов романа Германа Гессе «Степной волк», где Гессе цитирует Библию, а можно и усомниться в существовании секундарного (вторичного) источника. Исходя из историко-литературной ситуации, возможность цитации в «Машеньке» в этом случае может быть доказанной: «Машенька» была напечатана в 1926 году, а «Степной волк» Гессе после предварительной публикации отдельных частей вышел книгой в мае 1927 года. Однако простое сопоставление двух фрагментов обнаруживает разительное сходство.

Предложение о библейском характере цитаты в «Машеньке» может быть доказано с привлечением еще трех набоковских текстов: «Король, дама, валет», «Дар», «Ада». Игровая стратегия отыскивания цитаты подчиняется тем же законам, что и любая игровая деятельность. «Внутреннее напряжение» возникает за счет тесной связи между текстами, позволяющей определенным образом представить механизмы дешифровки цитаты. По мнению Семеновой Н. В., логика дешифровки предполагает определенный порядок рассмотрения этих текстов: «Дар», «Король, дама, валет», «Ада».

В романе «Дар» точная цитата из романа Гейне «Валтасар» «Buchstaben von Feuer» («буквы из огня» – нем.) отсылает к соответствующему эпизоду из Библии.

В том же «Даре» в соседстве с этой цитатой помещается еще одна библейская аллюзия: «Какое бы вавилонское слово достигло бы до небес». Отыскание вавилонского слова в других текстах приводит к следующим догадкам. Библейское слово из эпизода с пиром Валтасара – «мене, мене, текел, упарсин» – процитировано в романе «Король, дама, валет»: это имя сумасшедшего старичка, хозяина Менетеколфареса, воображающего себя магом и волшебником. Те же два слова из Библии, объединенные в «Короле, даме, валете» в одно, даны в виде анаграмматической цитаты в «Аде».

Соответственно, «небеса», с начертанными на них «огненными буквами», которых должно достигнуть «вавилонское слово», отыскиваются в «Машеньке». «Внутреннее напряжение» возникает в результате многократного воспроизведения одной цитаты в разных текстах писателя, когда выстраивается определенная логика дешифровки цитаты, осуществляемая в несколько этапов.

Еще один источник, с которым связан образ Машеньки – это «Цветы зла» Ш. Бодлера. Пародийная отсылка к воспетой поэтом возлюбленной, мулатке Жанне Дюваль, в текстах не названной, сопряжена с названием сборника. Сохраняя лирическое содержание, аллюзия набоковского образа ведет к «Стихотворениям в прозе Бодлера» с помощью использования метафоры цветов.

Симптоматично для набоковского творчества следующее: лирический образ девы-розы, закодированный в первом романе приемом аллюзии, возникает в «Подвиге», другом псевдоавтобиографическом романе Набокова, пародийно.

К текстам-адресатам надо отнести и стихи А. Фета, связанные с трагически погибшей Лазич.

Категория запаха утверждается в романе как осязаемое присутствие души. В тексте воплощен весь семантический ряд: запах – дух плоти – дух – дыхание – душа. Креативная функция памяти реализуется в реставрации запахов прошлого, что осознается как одушевление запахов прошлого. В запахе Машеньки запечатлен сладковатый аромат розы. В названии духов «Тагор» использован пародийный ход. Тагор – индийский поэт, автор душистых и сладковатых поэтических сочинений. Его стихотворение «Душа народа» (1911) стало национальным гимном. Такое ироническое упоминание Набоковым Тагора спровоцировано, по-видимому, огромной популярностью индийского поэта в Советской России в 20-е годы.

Развитие темы от аромата цветка к душе связано с мифом о Психее, в частности, с одним из его воплощений – сказкой С. Аксакова «Аленький цветочек» (1858). Адресат аллюзии возвращает мотив к исходной метафоре-доминанте романа.

Следует отметить пародийную отсылку к Маяковскому, в которой паспорт превращается в бюрократическое удостоверение души.

По мнению Ю. Левина, основной темой романа является оппозиция «существование / несуществование», которая реализуется через игру на соотношении романной и жизненной реальности, персонажа и реального автора. «В “Машеньке” эта тема еще проводится внутри романного пространства, реализуясь в событийной сфере в оппозиции “реальное / нереальное”, а в сфере внутренней жизни и поведения персонажей – в оппозиции “реализованное / нереализованное”, воплощающихся, соответственно, в темах “степеней реальности” и “отказа от реализации”»[5. С. 365].

Вслед за Данте, Гете, Соловьевым Набоков создал в своем романе образ Вечной Женственности, но в ее простенькой, милой, домашней ипостаси. И на этом уровне «Машенька» Набокова представляет лирическую антитезу «Стихам о Прекрасной Даме» А. Блока.

Потаенное пушкинское присутствие проявляется и в метафоре-доминанте романа. Возможно, сюжет стихотворения «Соловей и роза» Фет заимствовал не непосредственно из ориентального источника, а у Пушкина. Истинная рамка «Машеньки» построена с помощью пушкинского текста. Первый роман молодого литератора начинается эпиграфом из 47-й строфы первой главы «Евгения Онегина» и заканчивается аллюзией на 50-ю строфу первой главы пушкинского романа в стихах.

Первый роман писателя пародийно назван по имени отсутствующей героини. Героини нет в романе, но пустота ее отсутствия блещет всеми красками. Н. Букс убеждена в том, что использование Набоковым женских имен Мария, Марфа и Магдалина (Магда) придает его романам значительный оттенок пародии, адресуя читателя к великому первоисточнику – Библии, и она считает такой прием, по меньшей мере, странным, ибо есть вещи, не попадающие под пародирование.

Некоторые критики справедливо восхищаются изобретательным построением романа, оригинальной повествовательной стратегией его экспозиции, основной части и финала. Роман во многом отвечал законам художественного творчества литературы и кинематографа того времени: герметически изолированная группа персонажей, наделенных искусно выявленными индивидуальными особенностями, – герой, у которого нет характера, но он есть лишь память, одолженная ему Набоковым, герой, чьи дарования приходится принимать на веру за неимением доказательств. Структура романа столь упорядочена, что мгновенно обнаруживает себя. Несмотря на то, что роман вписывается в традиционные рамки реалистической прозы, в нем уже много от прозы модернистской, что и проявляется в тексте художественного произведения.

В романе «Машенька» концепция интертекстуальности представлена широко и многопланово. Однако понять, уловить ее модернистскую составляющую, которая так ярко иллюстрирует литературно-критические взгляды Набокова, представляется необходимым с целью выявления парадигмы набоковского творчества, которая заключена в неслиянности и нераздельности, в неэквивалентности самих культурологических систем и их смены, т. е. в процессе перехода от модернизма к постмодернизму.

Феномен межкультурной диффузии в произведениях В. Набокова включает в себя не только множество стилевых тенденций, которые определяются характерным для писателя переходом от модернизма к постмодернизму, но и самым процессом творческого осмысления художественного и жизненного материала. Межкультурная диффузия как фактор творчества писателя включает в себя полилингвизм автора, интертекстуальность, позволяющую осуществить перекличку с большим корпусом художественных текстов, как на текстовом, так и на мотивном уровнях. Межкультурную диффузию произведений В. Набокова можно назвать родовой спецификой его творчества и особенностью его художественной манеры, а также выражением ипостаси автора.

Таким образом, значение  феномена межкультурной диффузии выходит далеко за рамки чисто теоретического осмысления современного культурного процесса, ибо он ответил на запрос мировой культуры ХХ века с его явной или неявной тягой к духовной интеграции и диалогичности. Понятие межкультурной диффузии помогает маркировать культурные процессы и способствует их научному осмыслению, ибо в наилучшей степени отражает диалогичность и синкретизм не только художественного творчества в частности, но и всей культуры в целом. Приобретя необыкновенную популярность в мире искусства, межкультурная диффузия, как никакая другая категория, оказала влияние на  художественную практику, на самосознание современного художника.

Культурологический аспект феномена межкультурной диффузии особо четко выявляется при исследовании процесса развития художественной культуры, в котором огромную роль играет коммуникация между творцом и потребителями искусства, принадлежащим к различным культурным общностям. Межкультурная диффузия в литературе проявляется, прежде всего, в интертексуальности как магистральном потоке перекличек, взаимовлияний, взаимодействия писателей, их художественных систем. Данный аспект также включает в себя типологический аспект развития национальных литератур и литературы общемировой. Кроме того, предполагается корреляция в плане взаимодействия идиостиля писателя и господствующей художественной системы эпохи. Стилевая доминанта творчества подкрепляется духовной памятью, огромным комплексом мирового культурного наследия. Понимание художественного текста не возможно включения в этот культурологический контекст. Именно поэтому представляется крайне необходимым рассмотрения феномена межкультурной диффузии как факта творчества. Осмысление данного феномена предполагает глубокое изучение художественного мира писателя, тестов его произведений.

Примечания.

1. Арьев А. И сны, и явь (О смысле литературно-философской позиции В. В. Набокова) // Звезда. 1999. — № 4. — С. 204 – 213.

2. Библер В.С. Школа диалога культур. Основы программы. – Кемерово, 1992.

3. Букс Н. Эшафот в хрустальном дворце. О русских романах Владимира Набокова. М.: Новое литературное обозрение, 1998.

4. Злочевская А. В. Поэтика Владимира Набокова: новации и традиции // Новый мир. 2003. № 7. С. 61.

5. Левин Ю. Заметки о «Машеньке» В. Набокова // Набоков В. В. Pro et contra. СПб.: РХГИ, 1997. — С. 364 — №374.

Автор(ы) статьи: Черемисин А.М.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

музыкальная коммуникация, музыкальное событие, музыкальный дискурс

Аннотация:

Предметом обсуждения в данной статье является музыкально-коммуникативное событие, понимаемое нами как основная структурная единица музыкальной коммуникации и представляющее собой единство музыкально-коммуникативной ситуации и музыкального дискурса, содержащего в снятом виде все константы музыкальной коммуникации: генерирование, трансляцию и усвоение музыкальных ценностей.

Текст статьи:

Отдельные аспекты музыкальной коммуникации неоднократно подвергались анализу в смежных науках гуманитарного цикла, таких как теория культуры, эстетика, музыковедение, социология музыки, музыкальная психология, музыкальная педагогика. Однако ни одна из названных наук в силу специфики своих исследовательских интересов не ставила целью  комплексное изучение бытования музыки в обществе.

Вместе с тем, для того чтобы постичь сложную многоуровневую коммуникативную систему, присущую музыкальному искусству в ее динамическом движении и целостной форме, необходимо реально исследовать ее структуры и функциональные образования, ее основные внутренние и внешние связи. Нами предпринимается попытка решить эту задачу в рамках исследования музыкально-коммуникативного события.

Примером стандартного музыкально-коммуникативного события является концерт симфонической музыки в исполнении филармонического оркестра на сцене концертного зала от момента его объявления конферансье и взмаха дирижерской палочки до завершающих выступление музыкантов аплодисментов благодарных слушателей.

Музыкально-коммуникативное событие, таким образом, предстает как некое законченное целое со своей формой, структурой, границами. Мастер-класс, проводимый известным пианистом для учащихся музыкального учебного заведения, — другой пример музыкально-коммуникативного события, равно как, постановка оперетты на сцене музыкального театра, месса в католическом соборе, индивидуальный урок  по классу фортепиано в стенах консерватории, постановка оперы под открытым небом и т. д.

Из сказанного ясно, что музыкально-коммуникативное событие складывается из двух основных составляющих:

во-первых, это поток музыкально-речевого поведения, в свою очередь, включающий музыкальную речь (то есть то, что звучит, сообщается) и то, чем она сопровождается (мимика, жесты, пространственные перемещения и позы);

во-вторых, это условия, обстановка, в которой происходит музыкально-речевое общение (включая самих участников музыкальной коммуникации).

Рассмотрим подробнее названные составляющие  музыкально-коммуникативного события.

Поток музыкально-речевого поведения. Первая составляющая музыкально-коммуникативного события – поток музыкально-речевого поведения, в свою очередь, складывается из:

1) музыкального текста (того, что можно записать на нотной бумаге);

2) озвучивания этого текста, т.е. «живой» музыкальной речи, звучащей в процессе развертывания музыкально-коммуникативного события (того, что можно записать на обычный магнитофон);

3) значимых движений лица и тела исполнителя/ исполнителей: взглядов, мимики, жестов, поз;

4) того, как в ходе музыкального общения используется пространство, например, насколько близко исполнители стремятся находиться относительно друг  друга,  слушателей и т.д. (3-е и 4-е фиксируется только с помощью видеомагнитофона).

То, что можно записать на магнитофон, т.е. музыкальная речь, в реальном, живом общении теснейшим образом связано с тем, что  можно записать только на видео. По своему опыту мы знаем, что жесты, выражение лица, телодвижения исполнителя (музыканта-солиста/ певца/ дирижера) могут содействовать передаче смысла музыкального произведения, равно как находиться в рассогласовании с ним.

Исследователи музыкально-речевого поведения, делая магнитофонные записи процесса музыкального общения, фиксируют и изучают ни что иное, как музыкальный дискурс, т.е. динамический процесс порождения и восприятия музыкально-речевого произведения, процесс развертывания композиторского замысла в музыкальный текст и противоположный ему процесс  декодирования и интерпретации музыкального произведения. Для более точного описания музыкально-речевого поведения используются видеомагнитофонные записи, которые фиксируют  жесты,  мимику, телодвижения и пространственные перемещения исполнителей в ходе музыкальной коммуникации. Без таких исследований невозможно понять законы эффективного воздействия звучащей музыки на слушателей.

Итак, первая важнейшая составляющая музыкально-речевого события – это музыкальный дискурс, сопровождающийся жестово-мимически-прост-ранственным поведением.

Основанием для  экстраполяции понятия «дискурс» из области дискурсивной лингвистики в область изучения  бытования музыки в социуме является следующее:

во-первых, категория «дискурс», первоначально предложенная лингвистическим научным сообществом, в настоящее время все шире используется смежными гуманитарными науками: сегодня анализом дискурса занимается не только лингвистика, но и философия, этнометодология, когнитивная социология; к дискурсу обращаются также символический интеракционизм и теория социальных представлений; интеграция  собственно лингвистического и междисциплинарного изучения функционирования языка приводит к формированию новой парадигмы знания, именуемой как когнитивно-дискурсивная и представляющей собой синтез двух ведущих парадигм современности – когнитивной и коммуникативной. Становление новой парадигмы знаний на основе новой онтологии социально-психологического, гуманитарного мира, дает возможность уточнить и переосмыслить ряд вопросов теории культуры, в том числе особенности феномена музыки как специфической формы социального общения;

во-вторых,  неоспоримое признание многими авторами того, что музыка – это коммуникация, музыка – это мышление, музыка – это речь, музыка – это деятельность;

в-третьих, вполне очевидное существование трихотомии «музыкальный язык» – музыкальная речь – музыкальная деятельность, коррелирующей с аналогичными явлениями  в сфере вербального общения: язык – речь – речевая деятельность.

Музыкально-коммуникативная ситуация. Вторая составляющая музыкально-коммуникативного события – условия и обстановка, в которой происходит музыкальное общение, и все те, кто в ней участвуют, – именуется музыкально-коммуникативной ситуацией. Музыкально-коммуникативное событие, можно сравнить в некотором смысле с классической пьесой, в которой текст пьесы – это  и есть музыкальный дискурс, а сцена действия и действующие лица – это, по сути дела, элементы музыкально-коммуникативной ситуации. Членение  пьесы на действия (крупные части), а внутри их на сцены, картины, явления (мелкие части) аналогично структуре музыкального дискурса.

Параметры музыкально-коммуникативной ситуации соответствуют вопросам: Кто? Кому? Зачем? О чем? Где? Когда? и обуславливают параметры музыкального дискурса – Как?, содержащего в снятом виде все константы музыкальной коммуникации (см. схему). 

Константы музыкально-коммуникативного события

 

Автор(ы) статьи: Мордовина Л.В., Ухарская А.Н.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

число, символика числа, число как компонента мира вещей

Аннотация:

Число имеет длинную и глубокую историю. У пифагорейцев оно трактовалось как выражение гармонии космического и человеческого порядков. В исламе рассматривалось как первооснова всех наук, искусства и культуры в целом. В литературе приводятся изречения пророка Мухамеда о том, что числа позволяют человеку открыть мир духовный, способствуют его оформлению в настоящего мусульманина и дают возможность перенять весь комплекс знаний и опыта предшествующих поколений. Числа используются еще и для тренировки умственных способностей человека, выступая в данном случае своеобразным символом человеческого интеллекта. Символика чисел используется в священной литературе, архитектуре, музыке, скульптуре и живописи.

Текст статьи:

Число является одним из основных понятий математики. Понятие числа развивалось в тесной связи с изучением величин; эта связь сохраняется и теперь. Во всех разделах современной математики приходится рассматривать разные величины и пользоваться числами

Существует большое количество определений понятию «число».

Первое научное определение числа дал Эвклид в своих «Началах»: «Единица есть то, в соответствии с чем каждая из существующих вещей называется одной. Число есть множество, сложенное из единиц». Так определял понятие числа и русский математик Магницкий в своей «Арифметике» (1703 г.).

Еще раньше Эвклида, Аристотель дал такое определение: «Число есть множество, которое измеряется с помощью единиц».

В толковом словаре русского языка [1] дается следующие определения понятию «число»:

1. Понятие, служащее выражением количества, то, при помощи чего производится счет предметов и явлений .

2. То же, что цифра в 1 знач. (старин.).

3. Тот или иной день месяца в его порядковом ряду, месте (при названии месяца слово «число» в речи обычно опускается, напр. «первое мая» вместо «первое число мая»).

4. Грамматическая категория, показывающая, об одном или о большем числе предметов идет речь. Единственное число или двойственное число (указывает на два предмета).

Энциклопедия «Символы, знаки, эмблемы»[2] определяет число (нечетное), как символ светлого, доброго, мужской аспект; четное: символ темного, женский аспект.

Число имеет длинную и глубокую  историю. У пифагорейцев оно трактовалось как выражение гармонии космического и человеческого порядков. В исламе рассматривалось как первооснова всех наук, искусства и культуры в целом.

В литературе приводятся изречения пророка Мухамеда о том, что числа позволяют человеку открыть мир духовный, способствуют его оформлению в настоящего мусульманина и дают возможность перенять весь комплекс знаний и опыта предшествующих поколений. Числа используются еще и для тренировки умственных способностей человека, выступая в данном случае своеобразным символом человеческого интеллекта.

Символика чисел используется в священной литературе, архитектуре, музыке, скульптуре и живописи.

Во многих культурах, особенно в вавилонской, индуистской и пифагорейской, число есть фундаментальный принцип, лежащий в основе мира вещей. Оно — начало всех вещей и той гармонии вселенной, стоящей за их внешней связью. Число — это основной принцип соразмерности вселенной в пластическом искусстве, ритмике, музыке и поэзии. В герметической философии мир чисел отождествляется с миром причин. Числа не просто количественны, они имеют качественную символику.

В христианстве до учений святых Августина и Александра символизм чисел был развит слабо. По святому Августину, число это — архетип Абсолюта. Все располагается согласно числам.

В индуизме числа есть первичная субстанция вселенной.

Ноль- означает не существование, ничто, неявленное, беспредельное, вечное, отсутствие качества и количества. В даосизме ноль символизирует пустоту и небытие. В буддизме — это пустота и безвещественность. В ученье Каббалы ноль — безграничность, свет беспредельный, единое. Для Пифагора ноль — это совершенная форма, монада, исток и простор для всего. В исламе – это символ Сущности Божества. Изображенный в виде пустого круга, указывает как на отсутствие смерти, так и на абсолютную жизнь, находящуюся внутри круга. Ноль имеет тот же символизм, что и круг . Когда он изображается в виде эллипса, его стороны символизируют восхождение и нисхождение, разворачивание и свертывание. Перед единицей есть только пустота или небытие.

Единица. Означает первичное единство, начало, Создателя, перводвижитель, сумму всех возможностей, сущность, центр, неразделимое, изоляцию, подъем и воздымание, а также принцип, который позволяет развиться качеству и таким образом приводит к множественности. Число 1 есть символ мировой души, которая все оживляет, всему живому шлет свою частицу и впоследствии все в себя воспринимает. Это чистый дух, единственный, не смешанный с материей и потому — единственный блаженный.

Два. Двойственность, чередование, различие, конфликт, зависимость, статичность, укорененность; отсюда равновесие, стабильность, отражение, противоположные полюса, двойственная природа человека. Все, что . проявляется, — двойственно и образует пары противоположностей. Подобно тому, как единица олицетворяет точку, двойка означает протяженность. Двойка — первое число, происходящее из единства, поэтому она символизирует также грех. Пара животных, даже разных видов, — но с одинаковым символическим значением, например, два льва или лев и бык (оба — солнечные), означает двойную силу.

Три - любимое число человечества. Вся эстетика охотно прибегает к троичности. Для уяснения хода событий мы часто разделяем их время на три части. Религия выражается в божественной триаде. После сочетания духа и материи, в мире рождается нечто третье душа явлений и душа человека. «Три» есть символ души. Триада есть число целого, ибо содержит начало, середину и конец (Аристотель). Сила трех универсальна и олицетворяет трехчастную природу мира, мыслимого как небо, земля и воды. Это человек: тело, душа и дух; а также рождение, жизнь и смерть; прошлое, настоящее и будущее. В даосской символике — это сильное число, поскольку имеет центральную точку равновесия. Тройка означает Бога как Отца, Мать и Сына, отражением чего является и человеческая семья. Тройка обладает значимостью аккумулированного действия, ибо один или два раза могут быть совпадением, но три раза дают уверенность и силу, отсюда Гермес Трижды Величайший, трижды благословенные острова и т. п. В фольклоре встречаются три желания, три попытки, три царевича, три ведьмы, феи (две добрые, одна злая). Поскольку тройка эквивалентна множеству, она может символизировать большое число, скопление. Трехкратными бывают здравицы. Тройка означает также исполнение. Бесчисленны тройки божеств и сил.  В Христианстве: Троица, душа, единство тела и души в человеке и Церкви. Три дара волхвов Христу как Богу, Царю и Искупительной Жертве. Три образа Преображения, три искушения, три отречения Петра, три креста на Голгофе, три дня смерти Христа, три явления после смерти, три Марии, три качества, или богословских добродетели: Вера, Надежда, Любовь и многое другое.

Четыре. Из четырех точек образуется первая трехмерная фигура. Это пространственная структура или порядок проявления; статичное в противоположность динамичному и цикличному. Божественная четверка противопоставляется Троице. Четверка — символическое число Ветхого Завета. Четыре реки рая, образующие крест, четыре части земли и т. п. встречаются в символике почти повсеместно. Четверка может изображаться четырехлистником, а также квадратом или крестом. В христианстве число четыре — число тела, тогда как число три символизирует душу. Четыре отца церкви, великих пророка, главных добродетели (мудрость, твердость, справедливость, умеренность). Четыре ветра, несущие Единый Дух.

Храм стоит на четырех сторонах квадрата, символизирующих порядок и окончательность. У народов майя небесную крышу держат четыре великана. В пифагорействе четверка означает совершенство, гармоничную пропорцию, справедливость, землю. Четыре — число клятвы пифагорейцев. Четверка и десятка — божества.

Пятерка — число священного брака, поскольку является суммой женской (четной) двойки и мужской (нечетной) тройки. Символизирует медитацию, религию, активное состояние, многосторонность и, если не брать Восток, пять чувств. Растения с цветками из пяти лепестков или с листьями из пяти долей, например, роза, лилия и виноград, символизируют микрокосм. Пятиконечная звезда, как и пентаграмма, означает целостную индивидуальность, вдохновение свыше и духовное воспитание, если она повернута вершиной вверх; если же вершина обращена вниз, то это символ колдовства и черной магии. В христианстве пятерка символизирует человека после грехопадения; пять чувств; пять точек, образующих крест; пять ран Христа; пять рыб, которыми насытились пять тысяч человек; пятикнижие Моисея. Пять — число осознания; человек обретает опыт жизни посредством пяти чувств. С числом 5 человек стремится смотреть за пределы мира, состоящего из четырех элементов, отправляться в странствия и духовно прогрессировать.

Шесть. Означает равновесие, гармонию. Самое плодовитое из всех чисел (Филон). Символизирует единство полярных сил. Число 6 считается удачным из-за своей связи с Высшей гармонией и духовным совершенствованием. Это число красоты и гармонии. Под ним в человеческую жизнь входит культура бытия. Человек учится ценить прекрасное, двигается вперед: он идет к числу 7, мистическому числу, которое учит его смотреть внутрь и познавать себя, искать внутренний свет в пределах собственной души.

Семь. Человек воспринимает все окружающие явления — свет, звук, запах, вкус — через семь отверстий в голове: через два глаза, два уха, две ноздри и рот. Более того: людям свойственно усваивать поступающую информацию, если она не превышает 7 категорий. Если число знаков, например, точек на бумаге, меньше семи, то человек, не считая, сразу интуитивно называет число. Если же количество таких точек больше семи, то разум начинает считать. Число семь — символическое в ведической традиции. Оно является одним из основных числовых параметров Вселенной. Оно возникает из суммы двух основных мистических числовых параметров — 3 и 4 — и характеризует общую идею Вселенной. Число «семь» играет первенствующую роль. Семь тонов музыкальной гаммы впервые упоминаются в индийских Ведах. Особое значение имеет число «семь» в индуистской мистике; это символ здоровья.

Восемь. В духовном смысле восьмерка — цель посвященного, прошедшего семь ступеней или Небес, и, тем самым, число вновь обретенного рая, а также возобновления, восстановления, счастья, совершенного ритма. Восьмой день породил нового, совершенного человека. После семи дней поста и покаяния на восьмой наступает духовное обновление. В христианстве восьмерка означает восстановление и возрождение. Крещальня обычно бывает восьмиугольной, что символизирует место возрождения.

Девять. Это полнота, исполнение, достижение, начало и конец, целое, число небесное и ангельское, рай на земле. Девять — число, не подверженное порче. Кроме того, девятка — число окружности. У народов майя девять подземных миров, и каждым правит отдельное божество. У пифагорейцев девять — предел всех чисел, внутри которого существуют и обращаются все прочие.

Десять. Число космоса, парадигма творения. Десятка содержит все числа, а следовательно, все вещи и возможности, это основа и поворотный пункт всего счета. Означает нечто всеобъемлющее, закон, порядок, власть. Тетрактис (1+2+3+4=10) символизирует божественное; единица означает точку, двойка — протяженность, тройка (треугольник) — плоскость, четверка — объемность или пространство. Десять — совершенное число, возврат к единому. Как число пальцев обеих рук оно означает полноту и служит основанием счисления в целом. Десятка — это также число завершения путешествий и возвращения в исходную точку. Одиссей странствовал девять лет, а на десятый год вернулся. Троя была в осаде девять лет и на десятый год пала. Кроме того, десятка — это сумма девятки как числа окружности и — единицы-центра, отсюда ее значение совершенства

Число в Современной энциклопедии одно из основных понятий математики; зародилось в глубокой древности. В связи со счетом предметов возникло понятие о целых положительных (натуральных) числах: 1, 2, 3,… Задачи измерения длин, площадей и т.п. привели к понятию рационального (дробного) числа.

Философская энциклопедия[3] определяет  число как абстрактное, лишенное особенного содержания ,обозначение какого либо члена некоторого ряда, в котором этому члену предшествует или следует за ним какой-нибудь др. определенный член; абстрактный индивидуальный признак, отличающий одно множество от другого того же рода. У всех народов имеется числовая символика (ср. Пифагор); счастливые числа (напр., 3), священные числа (напр., 3 и 7) и несчастливые числа (напр., 13).

Таким образом из всех выше перечисленных определений понятия «число», можно сделать вывод о том, что числа всегда и везде являлись неким кодом, т.е., совокупностью знаков, символов а также системой определенных правил, при помощи которых может быть представлена (закодирована) различная информация о культуре определенной местности, народа.

Наши первоначальные представления о числе и форме относятся к очень отдаленной  эпохе древнего каменного века – палеолита. В течении сотен тысячелетий этого периода люди жили в пещерах, в условиях, мало отличавшихся от жизни животных, и их энергия уходила преимущественно на добывание пищи простейшим способом – собиранием её, где только это было возможно. Люди изготовляли орудия охоты и рыболовства, вырабатывали язык для общения друг с другом, а в эпоху позднего палеолита украшали своё существование, создавая произведения искусства, статуэтки и рисунки. Пока не произошёл переход от простого собирания пищи к  активному её производству, от охоты и рыболовства к земледелию, люди мало продвинулись в понимании числовых величин и пространственных отношений. Лишь с наступлением этого фундаментального перелома, переворота, когда пассивное отношение человека к природе сменилось активным, мы вступаем в новый каменный век, в неолит.

Самым трудным этапом, который прошло человечество при выработке понятия о числе, считается выделение им понятия единицы из понятия «много». Оно произошло, по всей вероятности, ещё тогда, когда человечество находилось на низшей ступени развития. Так, например, племя ботокудов, жившее в Бразилии, выражало числа только словами «один» и «много». Появление элемента «два» объясняется выявлением возможности взять по одному предмету в каждую руку. На первоначальном этапе счёта человек связывал это понятие с понятием обеих рук, в которых находится по одному предмету в каждой. При выражении понятия «три» встретилось затруднение: у человека нет третьей руки; это затруднение было преодолено, когда человек догадался помещать третий предмет у своих ног. Таким образом, «три» характеризовалось поднятием обеих рук и указанием на ноги. Отсюда сравнительно характерно произошло выделение и понятие «четыре», так как с одной стороны, к этому побуждало сопоставление двух рук и двух ног, а с другой – возможность поместить по одному предмету у каждой ноги. На первой ступени развития счета человек еще отнюдь не пользовался наименованием чисел, а выражал их или у ног, или соответствующими телодвижениями или жестами.

Дальнейшее развитие счета относится, вероятно, к той эпохе, когда

человечество ознакомилось с некоторыми формами производства – охотой и

рыболовством. Человеку пришлось изготавливать простейшие орудия для овладения этими производствами. Кроме того, продвижение человека в холодные страны заставило его делать одежду и создавать орудия для обработки кожи. Мало-помалу сложилось первобытно-коммунистическое общество с соответствующим распределением пищи, одежды и орудия. Все эти обстоятельства вынудили человека так или иначе вести счет общего имущества, сил врага, с которым приходилось вступать в борьбу за овладение новыми территориями. Процесс счета уже не мог остановиться на четырех и должен был развиваться далее и далее. На этой ступени развития человек уже отказывается от необходимости брать пересчитываемые предметы в руку или класть к ногам. В математику входит первая абстракция, заключающаяся в том, что пересчитываемые предметы заменяются какими-либо другими однородными между собой предметами или знаками: камешками, узелками, ветками, зарубками. Операция производится по принципу взаимно-однозначного соответствия: каждому пересчитываемому предмету в соответствие один из предметов, выбранных в качестве орудия счета (то есть один камешек, один узелок на веревке и т.д.). Следы такого рода счета сохранились у многих народов и до настоящего времени. Иногда такие примитивные орудия счета (камешки, раковины, косточки) нанизывали на шнурок или палочку, чтобы не растерять. Это впоследствии привело к созданию более совершенных счётных приборов, сохранивших своё значение и до наших дней: русские счёты и сходный с ними китайский суан-пан.

 

Автор(ы) статьи: Толмачева У., Ромах О.В.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

цветок, женственность, потенциал, чаша

Аннотация:

Цветы всегда привлекали внимание людей редким красочным видом. В традициях многих народов, в том числе и славянских, очень рано возникло особое трепетное отношение к этим божественным созданиям. Именно оно лежит в основе многих сказок, легенд, поверий. Символизм цветка находит своё отражение и в религии, и в искусстве, и в повседневной жизни людей. В символическом смысле он олицетворяет женский, пассивный принцип, некую форму вместилища, чашу цветка. Цветок в бутоне – это только потенциальная возможность. Это особо подчеркивается в символизме лотоса на Востоке и розы и лилии на Западе. Экспансия в феноменальный мир и форма открытого цветка связывают его с символизмом колеса с лучами, расходящимися от центра.

Текст статьи:

Для изучения семиотичности образа цветка в культуре, полагаем целесообразным исследователь его понятие, которых много в разных источниках, рассматривающих его с биологической, эстетической и другой литературе. Исследуя понятие «цветок», прежде всего, необходимо выяснить его значение в специализированном биологическом словаре, так как в нашем сознании цветок – это в первую очередь живое создание (либо часть его, в зависимости от понимания данного термина), имеющее отношение к растительному миру, миру природы.

Итак, с точки зрения биологии, цветок – это орган полового размножения цветковых растений. Типичный цветок состоит из двойного околоцветника (чашечки и венчика), тычинок (андроцея) и пестика (гинецея). В основании цветка находится цветоложе, которое может быть выпуклым или плоским. В простом околоцветнике деления на чашечку и венчик нет. Иногда околоцветник превращается в пучок волосков или щетинок. Цветки, полностью лишённые околоцветника, называют голыми, или беспокровными. В обоеполом цветке присутствуют тычинки и пестик, в раздельнополом – только один из этих элементов (в мужском – только тычинки, в женском – только пестики). Тычинки размещаются на цветоложе кругами или спиралями (у живокости, купальницы, горицвета).

Цветки бывают правильные, неправильные и асимметричные. У правильного цветка все части обычно одинаковы и расположены так, что через венчик можно провести несколько плоскостей симметрии (у лютика, гвоздики, незабудки). Через неправильный цветок можно провести только одну ось симметрии (у гороха, фиалки, орхидных). Асимметричный цветок построен так, что через него нельзя провести ни одной плоскости симметрии (у валерианы лекарственной, канны). Цветки также бывают простыми, полумахровыми и махровыми (особо ценятся в декоративном садоводстве). У полумахровых и махровых цветков дополнительные лепестки образуются за счёт расщепления основных лепестков либо за счёт превращения в лепестки тычинок, как, например, у кувшинки[1].

В «Большом энциклопедическом словаре» в разделе «Сельское хозяйство» даётся ещё более развёрнутое определение понятию «цветок».

Цветок (лат. flos) – сложный репродуктивный орган цветковых (покрытосеменных) растений, в котором происходит опыление, оплодотворение, развитие зародыша и образование плода. Морфологически цветок представляет собой специализированный укороченный побег, выходящий из пазухи так называемого кроющего листа; участок между кроющим листом и цветком называют цветоножкой (если её нет, цветок называют сидячим). Цветок имеет ось, или цветоложе, на котором располагаются все его элементы (в строгой последовательности – снизу вверх, кругами или по спирали): околоцветник, тычинки, плодолистики, образующие пестик (один или несколько). Цветоложе бывает конически удлиненное (например, у малины) или вогнутое (например, у шиповника), чаще слегка выпуклое. Околоцветник различают двойной, состоящий из зелёной чашечки и окрашенного венчика (у большинства семейств), и простой – чашечковидный (у ильмовых) или венчиковидный (у гречишных, лилейных), образованный чашелистиками, выполняющими функцию защиты (в фазе бутона).

Венчик состоит из лепестков, часто ярко окрашенных, привлекающих опылителей. Насекомоопыляемые цветки всегда крупные, ярко окрашенные (если они мелкие, то собраны в крупные яркие соцветия), обладают запахом, нектарными желёзками, привлекающими насекомых. Ветроопыляемые цветки обычно мелкие, невзрачные, с мелкой лёгкой пыльцой, в соцветиях серёжках или колосе. Бесчисленное разнообразие цветков определяется характером околоцветника, числом и взаимным расположением элементов. По типу симметрии различают цветки правильные, актиноморфные (радиально-симметричные) и неправильные, зигоморфные (моно- и асимметричные). Строение цветка – наследственный, постоянный признак, имеющий решающее значение в систематике покрытосеменных растений. Велико эстетическое значение цветов, их разнообразные формы используются в цветоводстве[2].

В техническом словаре цветок понимается как структурный компонент у всех покрытосеменных (цветущих) растений, обеспечивающий воспроизводство. Обладает четырьмя группами органов, располагающимися по кругу на оси – цветоложе. Наружные элементы цветка, объединяемые термином околоцветник, – это чашелистики (по цвету и форме напоминают листья, в совокупности формируют чашечку цветка и служат для защиты бутона) и лепестки, имеющие разнообразную, часто яркую окраску, которые образуют венчик; внутренние элементы: тычинки, нитевидные образования с пыльниками (мешочками с пыльцой), и плодолистики, которые образуют пестики с завязью, столбиком и рыльцем.

Таким образом, можно сделать вывод, что в научном мире под термином «цветок» принято понимать орган растения, отвечающий за размножение. Однако в повседневной жизни значение слова «цветок» не всегда совпадает с вышеописанным. Очень часто данным словом именуют не только часть, но и всё растение целиком. Однако распространяется это правило далеко не на все растения, а лишь на некоторые их виды.

Чтобы лучше понять принцип именования растения «цветком», необходимо изучить толковые словари русского языка и  проследить процесс развития и становления искомого термина.

С. И. Ожегов даёт следующее определение цветку. Цветок – орган размножения у растения, состоящий из зелёной чашечки, ярко окрашенного венчика из лепестков вокруг пестика и тычинок, а также само растение с такими органами размножения[3].

В толковом словаре русского языка под редакцией Д. Н. Ушакова также указывается, что слово «цветок» имеет два значения. Во-первых, цветок – это часть растения, обычно имеющая вид венчика из лепестков, окружающих пестик с тычинками, и являющаяся органом размножения. Часто цветком называют наиболее заметную часть его – венчик, состоящий из лепестков. Второе значение слова «цветок» – растение (трава), имеющее органом размножения цветки[4].

В «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля понятие «цветок» отсутсвует. Зато вместо него здесь даётся определение слову «цвет», имеющему обширный спектр значений. Для полноты картины представляется необходимым рассмотреть их все.

Итак, цвет по В. И. Далю – это, во-первых, род или вид краски, масть, колер. Другое значение данного слова – часть растения, рождающая плод и семя: «…в цветке мы различаем: чашечку, обычно зелёную; венчик, состоящий из лепестков разного цвета (краски); поддон или донце; пестик с завязью, или тычинки с пыльниками (или с теми и другими вместе), и прикрасы».

Цветик, цветок, цветочек по словарю В. И. Даля – это различные формы всё того же «цвета» во втором значении. Кроме того, можно заметить, что  «цветком» в той же статье, помимо всего прочего, именуется украшение в начале и конце книжки, главы, виньетка.

В самом деле, даже сейчас, увидев где-либо написанным слово «цвет», не всегда можно понять о чём именно идёт речь – о цвете, в значении «колер, краска», или о цветке (как например, в словосочетании «вишнёвый цвет»). Более того, всем известно, что при склонении по падежам некоторые формы обоих слов совпадают  (например, в родительном падеже множественного числа оба слова имеют форму «цветов»).

Чем это вызвано? Имеют ли слова «цвет» и «цветок» общее происхождение, или их омонимичность – не что иное, как совпадение? Возможно, выяснение этого, поможет лучше понять значение термина «цветок», а в дальнейшем определить и роль, какую цветок играет в культуре.

Но сначала необходимо обратиться к этимологическому словарю.

«Цветок» – общеславянское понятие, образованное при помощи уменьшительно-ласкательного суффикса -ок от «цвет». В свою очередь, «цвет» происходит от общеславянского květъ (ср. польск. kwiat) после изменения kv в ц’в, ě в е и отпадения конечного слабого ъ, того же корня, что «свет».

Праславянское  květъ,  kvisti, kvьtǫ родственно латышскому kvite^t, kvitu – «мерцать», «блестеть», kvitinât – «заставлять мерцать». Цвет исходно – «яркий свет, блеск», затем – «цвет, цветение, цветок».

Так становится понятно, что слова «цвет» и «цветок» не случайно так похожи друг на друга. «Цветок» происходит от слова «цвет», а то, в свою очередь имеет давнее родство с другим словом – «свет».

История искомого понятия интересна и загадочна, корнями она уходит в глубь веков. Венчает же её поистине чудесный цветок – многозначное и символичное слово – цветок.

Современные электронные толковые словари русского языка также не ограничиваются одним значением. Цветок – это и  орган размножения цветкового растения, его цветущая часть. В разговорной речи «цветок» может употребляться в значении растения, имеющее такой орган размножения; цветущее растение, а также искусственное украшение в виде такого растения. Ещё цветком могут называть стебель такого растения вместе с цветущей частью, используемый как украшение, знак внимания. В переносном значении, а также в поэтической речи под цветком зачастую подразумевают что-либо прекрасное, радующее взор[5].

Цветы привлекали внимание людей редким красочным видом. Это находит отражение и в этимологии понятия «цветок», и в современных его определениях. В традициях многих народов, в том числе и славянских, очень рано возникло особое трепетное отношение к этим божественным созданиям. Именно оно лежит в основе многих сказок, легенд, поверий. Символизм цветка находит своё отражение и в религии, и в искусстве, и в повседневной жизни людей.

В словаре символов указано, что цветок олицетворяет женский, пассивный принцип, некую форму вместилища, чашу цветка. Несёт символизм чаши. Цветок в бутоне – это только потенциальная возможность. Когда он раскрывается и растет вовне из своего центра, то олицетворяет развитие в осуществлении. Это особо подчеркивается в символизме лотоса на Востоке и розы и лилии на Западе. Экспансия в феноменальный мир и форма открытого цветка связывают его с символизмом колеса с лучами, расходящимися от центра. Цветочные сады навевают ассоциации с раем, Полями Блаженных, землёю лучшею, пристанищем душ. Цветы с пятью лепестками, роза, лилия, и т. п., символизируют Сады Блаженных, и микрокосм человека, зафиксированный в пяти крайних точках пяти чувств. Шестилепестковый цветок, особенно лотос, – это макрокосм. Цветы часто вырастают из крови бога, когда она проливается на землю, например, анемоны или красные розы выросли из крови Адониса, фиолетовые – из крови Аттиса, гиацинт – из крови Гиацинта, розы – из крови Христа. Божества также возникают из цветов, в особенности из лотоса, олицетворяющего свет Солнца и воды изначальные, основу, например, Брахма, Будда, Гор. Цветы, кроме того, олицетворяют хрупкость детства и мимолетность жизни. Ребёнок, поднимающийся из цветка, олицетворяет рождение бога или рождение дня, рассвет, новую жизнь. Синий цветок недостижим; красный олицетворяет рассвет, восходящее Солнце, страсть, атрибут Богини-Матери; для белых цветов типично значение чистоты и невинности; белые и красные вместе значат смерть. Пахнущие цветы и растения, которые являются апотропеическими и помогают умершим, используются в ритуалах, связанных со смертью, особенно у персов, иудеев и мандеев. Христианский обычай посылать цветы на похороны является, по-видимому, неким влиянием этого обычая. В алхимии белый цветок – это серебро, красный – золото, синий – цветок мудрых, растущий из Космического Яйца. В буддизме, означая преходящий характер тела, цветы приносятся в жертву при богослужении. Лотос полон глубокой символики в буддизме. У кельтов цветок означает душу, Солнце, духовный расцвет. В китайской символике это женский элемент, инь, (лев и конь, как выражающие скорость и силу относятся к ян). Подобная комбинация используется в символизме брака и украшений. У христиан роза вырастает из крови Христа. Роза и лилия являются эмблемами святого Хью из Линкольна. У греков анемоны посвящены Адонису, поскольку произошли из его крови. Зефир и Флора порождают весенние цветы садов. В мексиканской мифологии Ксочикетцаль была богиней цветов, а ее брат-близнец Ксочипилли был князем цветов. У римлян цветы означают похороны, жизнь, продолжающуюся в том мире. На праздники Розалии по могилам римлян рассыпались розы. В даосизме золотой цветок – это кристаллизация света, Дао, достижение бессмертия, духовное возрождение. Корзина цветов, означающих долголетие и счастливую старость, является эмблемой Лань Цзай-Хо, одного из восьми гениев или бессмертных даосизма.

В энциклопедии «Символы. Знаки. Эмблемы» говорится о том, что цветы ассоциируются с райским состоянием жизни и женской красотой, а также с идеей хрупкости и недолговечности и с идеей земных звезд. Траурные венки символизируют связь двух миров  земного и потустороннего. Оранжевые и жёлтые цветы символизируют связь с солнцем и солнечным, теплым светом. Красные цветы – знак страсти. Голубые цветы – недоступность, осторожность и неторопливость. Золотой цветок – «цветок китайской мистики», упоминаемый исключительно в трактатах алхимиков, — называют также сапфирно-голубым цветком гермафродита. В языческие времена был развит культ цветка. Считалось, что, зная определённый набор заклинаний, можно при помощи того или иного цветка останавливать болезни, напускать порчу, привлекать внимание, находить спрятанные сокровища и пр. Венок, сплетённый из полевых цветов, – символ счастья, эмблема молодости и свободного духа[6].

В искусстве цветы также имеют особую символику. О ней даёт некоторое представление «Словарь терминов и символов в искусстве». В нём упоминается, что цветы обычно являются атрибутом персонифицированной Весны (одного из четырёх времён года); или Обоняния (одного из пяти чувств); или богинь Флоры и Авроры. В аллегорическом натюрморте они символизируют недолговечность и эфемерность человеческой жизни. Иногда цветы являются также атрибутом Надежды и Логики (одного из семи свободных искусств).

Продолжение исследование символики цветка – сложное и многоаспектное изучение, которое позволяет определить их место в культуре и ментальности людей.

Список использованных источников:

http://sbio.info/page.php?id=12582

Ожегов С.И. Словарь толкового русского языка. М.: издательство «Русский язык», 1975; с. 801

Ушаков Д. Словарь Толкового языкат. 4, М., 2000; с. 1206.

http://ru.wiktionary.org/wiki/цветок

http://slovari.yandex.ru/dict/encsym/article/SYM/sym-0718.htm

 

 

 

Автор(ы) статьи: Страданченков А.С.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

социокультурный контекст, законодательство, культура, управление, общество, Россия, культурология

Аннотация:

Актуальность данной статьи обусловлена тем, что современная социокультурная ситуация в России находится на ответственном этапе политического и социально-экономического развития. Одним из определяющих факторов успешности и благополучности данного развития является исследование правовой культуры, управления и законодательства. Процессы социокультурного реформирования страны, которые идут по пути построения свободного демократического государства, должны быть основаны на философии гуманистического права, на культурном, как в научном, так и в широком смысле этого слова, правотворчестве и законодательстве, на интеграции России с международным сообществом.

Текст статьи:

Процессы социокультурного реформирования страны, направленные на построение свободного демократического общества, имплицитно должны основываться на философии гуманистического права, на культурном, как в научном, так и в широком смысле этого слова, правотворчестве и законодательстве, на интеграции России с международным сообществом. Отдельным аспектам философского анализа правовой культуры, управления и законодательства и посвящена настоящая статья.

Известно, что управление и законодательство, как многосторонние явления, не могут не взаимодействовать с другими социокультурными явлениями, что предполагает необходимость их анализа на наиболее абстрактном уровне с целью дополнения совокупности теоретических знаний в области культурологии в контексте некоторых правовых понятий, а также всеобщей системы знаний и создания единой картины мира, соответствующей современному уровню развития науки, культуры и исторического опыта.

Анализ управления и законодательства как неких универсальных целостных образований современной культуры может быть проведен именно в контексте современной философии и культурологии, поскольку для всего комплекса социально-гуманитарных наук вопросы исследования и формирования правовой культуры становятся весьма актуальными.

Гуманистическая направленность современной правовой культуры и законодательства представляет собой существенное значение не только для науки и социально-правовой жизни государства, но и для культуры всего общества.

Жизнь и судьба человека слагаются при участии правосознания и под его руководством, оно всегда остается одной из необходимых форм человеческой жизни. Задача организовать мирное и высокоорганизованное сосуществование людей на земле сегодня возлагается на культуру, законодательство, управление и правосознание. В основании правосознания лежит непосредственное убеждение человека в возможности и необходимости отличить «допустимое» и «верное»  поведение от «недопустимого» и «неверного», регулировать жизнь на основе этого общеобязательного критерия, а также ценностная ориентация человека, как категория аксиологии.

Одним из условий успешного построения правового государства, гражданского общества, успешной борьбы с коррупцией и правовым беспределом является разработка проблематики гуманистической правовой культуры всех элементов социума. Сложность же изучения правовой культуры как явления обуславливает необходимость её комплексного исследования, что служит предпосылкой для социально-философского анализа данной проблемы.

Одной из особенностей современных исследований, посвященных анализу правовых процессов, управления и законодательства, является стойкий негативный характер, что существенным образом сужает поле зрения исследователя, не позволяет увидеть широкий социокультурный контекст и объективно оценить происходящие в культуре и праве процессы. Старательное избегание тех или иных негативных категоричных оценочных суждений о современной правовой культуре ставит нашу работу в ранг уникальных, позитивная актуальность которых даст нашей отечественной культуре и обществу силы для преодоления реальных и мифологических правовых и социокультурных проблем.

Подчеркнем, что в ряде работ ученых, посвященных проблемам управления, законодательство рассматривается исключительно как правовой инструмент, содержащий в себе требования ограничений и предписаний. При этом упускается из виду нормативно-регулятивные и социально-воспроизводящие аспекты проблемы. Такой подход можно назвать узко профессиональным (чисто юридическим). Иногда, правда, законодательство рассматривалось и в более широком, социологическом контексте. Но при этом, обозначение места правовых норм в общем механизме управления обществом или организацией было скорее онтологическим. Сами правовые нормы обозначались как составные элементы управленческой системы, как не обсуждаемые правила поведения, но и только. А последнее оставлялось без дальнейшего анализа [1, с. 47].

Остается открытым вопрос: почему же внутренние особенности, обусловленности и закономерности происхождения, влияния законодательства как управленческой подсистемы на управляемые объекты, а также содержание самого процесса управления с участием законодательных норм фактически оставались вне поля зрения исследователей?

Проанализировав имеющую научную литературу по данному вопросу, мы выявили, что фактически не рассматривались следующие вопросы философско-культурологического аспекта законодательства: изучение законодательства как непосредственно продукта культуры; как отдельного явления, представляющего собой культуру, то есть – как составную часть культуры как системы, как конкретного и в то же время предельно широкого социально-культурологического понятия. Не исследовалась также проблема взаимосвязи законодательства и управления с точки зрения указанной степени абстракции. Необходимым и актуальным представляется рассмотрение правовых норм не самих по себе, а как элемента всей системы социальных отношений управленческого процесса, сопоставление законодательных норм с другими нормами, участвующими в нем.

Отметим также, что после подтверждения несостоятельности целого ряда методологических постулатов отечественной теории последних десятилетий относительно закономерностей развития общества возникла потребность поиска новых подходов к оценке человеческих коммуникаций, что остро поставило проблему поиска и новых мировоззренческих ориентиров, в том числе в отношении роли законодательства в управлении общественными отношениями. Роль философского подхода в этом доктор юридических наук, профессор В.В. Лазарев отмечает так: «На основе достижений философской (мировоззренческой) науки могут быть вскрыты сущность права и государства, определенные закономерности их трансформации, механизма функционирования, формы их регулирующего воздействия на общественные отношения» [2, c. 12]. Таким образом, осмысление явлений общественной жизни и ее правовых аспектов с философской точки зрения является необходимой предпосылкой творческого развития научной методологии по изучению различных процессов, происходящих в обществе.

Первым необходимым аспектом на пути данного осмысления является, наш взгляд, исследование понятий и их бытования в научной литературе. В отечественной литературе большинство из множества имеющихся трактовок понятия управления сводится к пониманию его как элемента, функции организованных систем различной природы (социальных, технических, биологических), которая обеспечивает сохранение их определенной структуры, поддержание режима деятельности, выполнение их целей и программ [3, c. 408].

Традиционно ученые представляют механизм управления, как систему, состоящую их следующих основных элементов: субъект управления, объект управления и канал связи, осуществляющий функцию контроля и передачи команд воздействия [4, c. 256]. Кроме этого в составе управленческой системы иногда выделяют и другие элементы, представляющиеся тем или иным авторам актуальными: содержание управления (управленческие технологии), социальные ресурсы, принципы и методы управления [5], а также цель управления, управленческую деятельность [6, c. 32] и т.д. Достаточно большой разброс в определении элементов механизма, системы управления предопределяется тем, что исследователями рассматриваются или системы управления различной природы, или делается акцент преимущественно на том или ином факторе, или же, производится выделение из всей системы управления определенных элементов, понятий, представляющихся наиболее важными, с точки зрения того или иного исследователя.

Подчеркнем, что, говоря об управлении в социальной системе, основными элементами её являются само общество, социальные группы, общности и отдельно взятый человек. Отметим, что в качестве субъектов управления здесь обычно выступают на разных уровнях государство, политические партии и т.п. (уровень общества), руководство организации (уровень любого юридического лица) или отдельная личность (в рамках не формальных межличностных отношений). Первые два субъекта рассматриваются обычно в рамках государственного и муниципального регулирования, а также в различных теориях менеджмента организаций. Личность, как субъект управления, рассматривается очень редко и в основном в рамках микросоциологии, психологии. С некой долей относительности можно говорить как о субъекте управления и о самом обществе.

Отсюда возникает необходимость целесообразного выделения в механизме управления социальной системы помимо основных элементов (субъект управления, объект управления и канал связи) управляющий субъект (того, кто разрабатывает, доводит и контролирует программу) и управляемые субъекты. Указанные «управляемые субъекты» объекта управления реализуют программы управления путем участия в той или иной регулируемой деятельности (производственной, политической, судебной и т.д.), на которую направлено управление. В отличие от большинства черт и характеристик регулируемой сферы деятельности, которые являются достаточно объективными, более-менее точно верифицируемыми и «закладывающимися» в программы управления, управляемые субъекты имеют свои особенные, специфические качества, связанные с самоактивностью, с индивидуальностью людей, составляющих объект управления.

Таким образом, среди основных управляемых субъектов можно выделить: на уровне государства, – различные общности, группы людей и граждан, осуществляющих деятельность и проживающих в данном государстве; на уровне организаций, – ее сотрудников и, в какой-то части, клиентов данной фирмы; а на уровне межличностных отношений, – людей, включенных в систему тех или иных социальных отношений (семейных, партнерских, ассоциативных и др.). Стоит добавить, что такими же качествами обладают и управляющие субъекты, – люди, занимающиеся разработкой и реализацией созданного субъектом управления проекта.

Научно доказано, что человек, в отличие от элементов не живых систем, действует во многом под влиянием потребностей, ценностей, мотивов, целей и задач, которые возникают под воздействием различных факторов как личностного, так и объективного (природного, социального) характера. При этом, не рассматривая крайние случаи девиаций (умственная болезнь, аффективное состояние и т.п.), человек продолжает действовать целенаправленно и нормативно, что может проявляться в двоякой форме: осознанной и бессознательной. Неосознанная нормативность проявляется в форме стереотипов и привычек. Стереотипизированное поведение связано как с внешними действиями (условиями), так и с психическими образованиями. Привычное же поведение называется обычно менталитетом, состоящим из присущих данному субъекту схемы мышления (понятийного аппарата), ценностей, оценок.

Все это и определяет непосредственно процесс управленческой деятельности, когда человек, будучи включенным в систему реализации управленческого решения (программы), вольно или невольно находится под влиянием и внешних к этому процессу факторов, в разной степени корректирующих его действия в рамках указанного процесса. При этом, «внешние» нормы и ценности могут совпадать или не совпадать с предписанными. Отсюда – необходимость учитывать указанное и понимать управление в рефлексивных системах, как деятельность, обусловленную информационной факторной связью.

Подчеркнем, что законодательство как культура в узком смысле с нашей точки зрения представляет собой совокупность специфических, специальным образом выработанных, установленных (принятых) и регулирующих общественные отношения социальных норм, имеющих название «законодательство». Законодательные нормы являются разновидность социальных норм, — существующей в обществе всей совокупности требований, предписаний, пожеланий и ожиданий соответствующего поведения [7, c. 454].  Именно социальные нормы выступают в качестве регулятивов социальных взаимодействий всех видов и уровней, обеспечивая их упорядочивание, организацию, институционализацию и контроль. Безусловно, к разновидностям социальных норм, примерно сопоставимым по ряду основных критериев с законодательными нормами,  можно отнести традиции, обычаи и моральные нормы. Рассмотрим основные отличия законодательных норм от указанных социальных правил:

• В отличие от традиций, законодательные нормы предписываются социокультурной среде «извне», посредством правоустанавливающих механизмов, органов, а также тем, что необходимость выполнения предписанных законодательством правил поведения или отклонения от них достаточно жестко регламентируется с помощью специальных средств и процедур.
• Законодательные нормы соотносятся с обычаями, по сути, так же как и с традициями. Объясняется это тем, что термин «обычай» очень близок к сути традиции и порой отождествляется с ней. Однако последняя охватывает больший круг явлений, сфер социальной жизни, нежели обычаи. И если обычаи основываются при переходе от поколения к поколению на стереотипных способах поведения в быту и производстве (производственные навыки, гражданские праздники и т.п.), то традиции содержат в себе больший оценочный компонент;
• Моральные (этические, нравственные) нормы, как и традиции, обычаи, также формируются в процессе социальной деятельности людей без участия каких-либо директивных инстанций, как итог «естественного отбора».  Мораль генетически восходит к феномену обычая, но отличается от него и от традиций в основном тем, что регулирует преимущественно сферу межличностных отношений, основанных на принятых в данном обществе нравственных ценностях, касающихся вопросов поведения, общения и взаимоотношения между людьми. В основе обязывающего (прескриптивного) значения нравственных норм лежит сила личных убеждений людей и общественного мнения;
• Законодательные нормы имеют, в отличие от указанных норм, также особый, «усиленный» канал обратной связи в лице специальных органов и способов фиксации их выполнения или нарушения.

Общество, как любая система, должно поддерживать баланс интересов всех ее порой разнонаправленных сил (социальных групп, общностей, партий, движений и т.д.), находить направления своего дальнейшего развития в свете объективных внутренних и внешних требований, а также вырабатывать средства для поддержания самого общества в определенном качестве. Человеческое общество, как сложный социальный организм состоит из огромного количества людей, социальных групп и общностей, каждый из которых имеет различные потребности, являющиеся основанием возникновения интересов, мотивов и изначальной движущей силой, источником и причиной деятельности людей [8, c. 527].

Поэтому и необходимы общие правила игры, устанавливающие для общества рациональные, не выходящие за определенные рамки действия. Роль их и осуществляется законодательной (нормативной) базой. Однако, необоснованное расширение сфер законодательного регулирования ведет к созданию условий тоталитаризма, потере инициативности хозяйствующих субъектов и простых людей, к застою. Неоправданное же сужение регулирующего влияния права может повлечь преобладание интересов отдельных субъектов в ущерб другим лицам, гражданам. Образование политического вакуума способствует выведению на политическую сцену субъектов, выдвигающих в качестве приоритетов не общественные, а свои личные интересы. Последнее чревато потерей легитимности государственной власти и даже распадом общества.

Законодательство выступает в процессе управления социальными системами как средство. В качестве такового законодательство представляет собой специфический инструмент в форме специальным образом установленных норм, обеспеченных силой государства, правомочных органов и поэтому эффективно влияющих на регулируемые субъектами управления, на определенные сферы общественной жизни. Указанные нормы, – суть установления, определения обязательных или возможных действий, границ и условий определенной деятельности,  способов существования какого-либо объекта или протекания какого-либо явления. В этом проявляется так называемая онтологическая модальность (от лат. modus — мера, способ) влияния законодательства на управленческие знания, действия.

Подчеркнем, что законодательные установления различны по субъектам и объектам, по санкциям и точности предписываемых действия, но суть нормативной регуляции у них одна и та же. Необходимость законодательства вытекает из того, что сам человек и организации, ассоциации и т.п., состоящие из людей, в силу изначально присущей им свободы действий не связаны с какими-либо ограничениями и без достаточно жесткого регулирования извне могут погубить друг-друга, деградировать. Все вышеуказанное способствует формированию основных задач законодательного управления на уровне общества, выработке оптимальной системы правовых норм, средств и способов воздействия на поведение людей, управляемых субъектов и объектов, согласование интересов всех участников с целью создания наиболее благоприятных, рациональных и целесообразных условий жизнедеятельности (внутренняя направленность регулирования) общества, его дальнейшего развития, а также с целью сохранения или улучшения положения государства на международной арене (внешняя  направленность регулирования).

Регулирование со стороны законодательства как средства управления осуществляется путем воздействия самих норм права на сознание людей, а также посредством влияния на общественные отношения различных актов применения норм права, мерами психического, организационного и физического принуждения, выступающих в качестве конкретных средств и способов правового воздействия. В результате указанного происходит перевод правовых предписаний норм законодательства в ожидаемую упорядоченность общественных отношений. В случае не достижения прогнозных ожиданий осуществляется съем произошедших отклонений регулируемых отношений и корректировка законодательных норм.

В заключение статьи подчеркнем, что без культурной памяти и высокой правовой культуры невозможно сохранение национальных традиций, религиозных и нравственных норм, формирование ценностных ориентаций современного общества, плодотворное развитие современной культуры. Только усвоение национальных корней, воплощенных в материальных и нематериальных остатках прошлого (в нормах права, морали, религии, обычаях), может лежать в основе национального самосознания и формирования национального единства и правовой культуры современного Российского общества.

 

Список литературы:

1. Костин В.А. Теория управления. Учебное пособие. М., 2004. С. 47
2. Общая теория права и государства: Учебник / Под ред. В.В. Лазарева. М., 2001. С. 12.
3. Большой Российский энциклопедический словарь. М., 2007. С. 408.
4. См., например: Мухин В.И. Основы теории управления: Учебник для вузов. М., 2003. С.256.
5. Управление организацией: Учебник / Под ред. А.Г. Поршнева, З.П. Румянцевой, Н.А. Саломатина. М., 2003.
6. Костин В.А. Указ. соч. С. 32.
7. Энциклопедический социологический словарь. / Под общей ред. Академика РАН Г.В Осипова.  М., 1995. С. 454.
8. Энциклопедический социологический словарь. С. 527.