шпага, пистолеты, сабля рапира, ружье.

В статье рассматриваются характеристика видов дуэли, оружия; основные правила поведения в дуэли.

Текст статьи:

Одним из не менее важных элементов дуэльного ритуала является выбор вида дуэли. Ритуализированный поединок строго регламентировался сводом определенных правил, включающий в себя: выбор места  и времени проведения, варианта одежды и вида дуэли. Следует отметить, что на формирования дуэльного ритуала огромное влияние оказала, прежде всего, среда распространения, а именно военная, перенимался иноземный стиль поведения и ход самого поединка. Определенное значение в проведение поединка играет психологический аспект противников, характер оскорбления.

Известно, что в исторический период разрешения конфликтов с помощью поединка существовало огромное количество видов дуэли. С течением времени после Отечественной войны 1812 года и заграничных походов России, повсеместное распространение получают жестокие виды дуэли, определяющие смертельный исход поединка, которые были похожи на самоубийства. Это такие виды дуэли  как стрельба на три шага, так называемая «американская дуэль», где цена жизни или смерти определялась жребием, и ее разновидности: глотание пилюли, одна из которых отравлена, использование ядовитой змеи, которую впускали в темную комнату, где находились оба противника; у обрыва и т.д.; так называемая «четверная дуэль» (фр. une partie carrée) — поединок, в котором после противников стрелялись их секунданты.

Обычно  «американская дуэль» использовалась в случаях юридических запретов, неравного положения соперников, физических ограничений, при которых результат обычного поединка был предопределён, но соперники не имели возможности или не желали пользоваться правом замены, и так далее), но при этом оба соперника считали, что разногласия можно решить только смертью одного из них.

Также «американской дуэлью» мог называться ещё один вид дуэли, более похожий на охоту друг на друга: соперники по взаимной договорённости прибывали, обычно с разных сторон, в определённое время в заданное место, выбранное в качестве «дуэльной территории», например, перелесок или ущелье, и с оружием в руках отправлялись выслеживать друг друга. Целью было обнаружить противника и убить его.

Один из самых известных видов дуэли -«русская(гусарская) рулетка» –экстремальная своеобразная азартная игра или пари с летальным исходом. По правилам игры в пустой барабан револьвера заряжается один патрон, после чего барабан несколько раз проворачивается так, чтобы игроки не знали, где располагается единственный патрон. После этого игроки по очереди подносят дуло револьвера к собственной голове и нажимают на спусковой крючок.

Существует несколько разновидностей русской рулетки. В основном, техники игры различаются по следующим признакам:

• По количеству патронов в барабане
  Минимальное количество патронов в барабане — один, максимальное — на один меньше количества камер в барабане. При этом понятно, что риск возрастает прямо пропорционально количеству патронов в барабане.
• По вращению барабана
  После каждой попытки барабан револьвера может (дополнительно к автоматическому повороту барабана) вращаться рукой. Математически подобная операция делает игру несколько менее рискованной, но в то же время и менее предсказуемой.
• По наносимым увечиям
  В «классическом» варианте после поворота барабана дуло револьвера приставляется к виску, то есть выстрел с большой вероятностью означает смерть. Однако существовали и более «безопасные» варианты, когда револьвер приставляется, например, к ладони. В «бескровном» варианте выстрел производится в сторону.

При этом «классическим» вариантом русской рулетки считается игра с наличием одного патрона в барабане револьвера, дополнительным вращением барабана ладонью после каждого выстрела и приставлением дула револьвера к виску (к голове). Русская рулетка подчиняется общим законам математической статистики. Описание данного вида дуэли встречается в литературе: в романе М.Ю.Лермонтова «Герой нашего времени», в романе Бориса Акунина «Азазель»,в романе Стивена Кинга «Воспламеняющая  взглядом» и т.д., экранизировался в кинематографе, встречается в сюжете компьютерных играх, упоминается в словах песен.

Фактически дуэль в России легализовалась с принятием «Правил о разбирательстве ссор, случающихся в офицерской среде»(май, 1894), а четкое структурирование условий поединка изложены В.Дурасовым в «Дуэльном кодексе» (1908), который вобрал в себя все возможные виды дуэлей, систематизировал всю российскую дуэльную традицию. Согласно данному кодексу все условия проведения поединка обязательно должны были оговариваться письменно и очень подробно, чтобы впоследствии точно воспроизвелись на месте боя. На практике подобное обстоятельство выполнялось не всегда.

Не смотря на существование большого количества разнообразных видов дуэли, к XIX веку установился определенный минимум, из которого делался определенный выбор при организации дуэли в зависимости от степени оскорбления. Виды дуэли различались по роду оружия: холодного и огнестрельного.

Согласно, кодеку В.Дурасова, который выделял три рода дуэлей: законные, исключительные и секретные. Законные дуэли могу происходить только на пистолетах, шпагах и саблях.

Выбор места проведения дуэли и оружия принадлежало оскорбленному и принималось во внимание возраст, здоровье и желание противников. Оружие становилось своеобразным знаком и языком разрешения конфликта.

К холодному оружию допускалось использование шпаги, сабли и рапиры. Часто использовалась пара одинаковых клинков одного типа. «При настоятельной необходимости провести бой в отсутствие одинаковых клинков допускалось, с согласия противников и секундантов, использовать пару однотипных клинков, по возможности одинаковой длины. Выбор оружия производился в этом случае по жребию. Если один из соперников по праву оскорблённого действием решал воспользоваться собственным оружием, тем самым он давал противнику право воспользоваться собственным оружием того же типа.

Известно, что воспитание дворян было не только строгим, но и включающий определенный круг необходимых знаний, способствующий социализации отпрыска аристократа в своем обществе. Одним из необходимых условий для мальчиков было воспитание выносливого, здорового человека и уделялось большое внимание различным видам спорта, в том числе и фехтованию. Впоследствии в Европе очень были распространены именно фехтовальные поединки. Естественно, что человек, хорошо владеющий шпагой и искусством фехтования, имеет своеобразное преимущество, которое может повлиять на результат поединка, а он должен определяться, прежде всего, как божественный промысел. Эта особенность неравенства между противниками определило постепенное вырождение данного вида дуэльного оружия. Но следует учитывать тот факт, что в отличие от дуэли на пистолетах, где результат зачастую являлся смертельным исходом, дуэль на  холодном оружии была менее кровожадной.

Дуэли на холодном оружии делились на подвижные и неподвижные.

• Подвижная дуэль. Размечалась более-менее длинная дорожка или площадка, в пределах которой дуэлянты могли двигаться свободно, наступая, отступая, обходя противника, то есть, применяя все возможности техники фехтования. Возможна была подвижная дуэль и без ограничений площадки.
• Неподвижная дуэль. Противники размещались в фехтовальной позиции на расстоянии действительного удара используемым оружием. Запрещалось наступать на противника и отступать, бой должен был происходить, не сходя с места.

Дуль на шпагах могла быть непрерывной и периодической.

• Непрерывная дуэль продолжается без перерывов до тех пор, пока один из противников не будет обезоружен и не будет ранен.
• Периодическая дуэль состоит из правильных периодических схваток (3-5 минут) и перерывов, продолжающихся определенное время и прекращающихся по команде руководителя.

В XV—XVII веке в дуэли на холодном оружии не возбранялись удары руками и ногами, борьба на земле, в общем, любые действия из арсенала уличной драки. Кроме того, обычно в пару к шпаге использовался кинжал для левой руки, либо левая рука обматывалась плащом и использовалась для отведения ударов противника и захватов. К началу XIX века дрались одной шпагой (саблей, рапирой), вторая рука обычно убиралась за спину.

Удары руками и ногами были запрещены, безусловно запрещалось также захватывать клинок оружия противника рукой. Бой начинался по сигналу секунданта-распорядителя и должен был останавливаться по его первому требованию (в противном случае секунданты должны были разнять противников). Если один из противников ронял оружие, второй должен был прекратить бой и дать первому возможность поднять его. Во время дуэлей «до первой крови» или «до ранения» после любого удара, достигшего цели, противники должны были остановиться и дать возможность врачу освидетельствовать раненого и заключить, не является ли рана достаточно серьёзной для прекращения боя, в соответствии с принятыми правилами. При дуэли «до результата» бой прекращался, когда один из противников переставал двигаться.»(википедия)

«При дуэлях на шпагах следует выбирать тенистую аллею или лужайку, защищенную от солнца, ветра, пыли, достаточной величины, ровную с твердой почвой. Величина поля поединка должна быть в длину не менее 40 шагов и в ширину не менее 12 шагов. Границы поля должны быть ясно обозначены». Предпочтительно драться противники должны  с обнаженном торсом, но в зависимости от погоды допускалась рубаха и жилет; крахмальное белье категорически не допускалось.

Шпага для дворянина –это символ личной чести, атрибут благородного оружия.

Видов дуэлей на пистолетах существует больше, чем на холодном оружии. Во всех случаях для дуэли использовались парные однозарядные пистолеты. Оружие не должно было быть знакомым никому из противников, этому придавалось большое значение. Дуэль на пистолетах уравнивала соперников в возрасте, физическом развитии и степени тренированности.

«Дуэльные пистолеты продавались парами в специальных футлярах(коробках, чемоданчиках). В футляре предполагалось также место для пороха, пули и аксессуаров, необходимых для заряжения. Пистолеты могли быть искусно инкрустированы, некоторые из них являлись настоящими произведениями искусства. Наибольшей популярностью в первой трети XIX века пользовались французские пистолеты Лепажа и немецкие Кюхенрейтера».

Существует две системы выбора пистолетов для дуэли:

1. Противники пользуются своим личным оружием, когда противник привозит свою пару личных пистолетов и ею пользуется;
2. Противники личным оружием не пользуются. Секунданты противных сторон привозят по паре пистолетов, выбор пары решается по жребию.

Заряжение пистолетов производилось секундантами непосредственно на месте дуэли. При дуэлях на пистолетах местность поединка выбирают открытую, ровную, с твердой почвой. На дуэли предпочтительно одежда темного цвета; крахмальное белье и верхнее платье из тонкой ткани не допускаются.

Существует шесть употребительных видов этой дуэли: дуэль на пистолетах ,стоя неподвижно; стоя неподвижно и стреляя произвольно; с движением вперед; с безостановочным движением вперед; с движением по параллельным линиям; дуэль на пистолетах по сигналу.

В наиболее традиционных дуэлях каждый из противников делал только один выстрел. Если оказывалось, что в результате оба соперника оставались невредимыми, считалось, тем не менее, что честь восстановлена и дело окончено. В случае, когда секунданты договаривались о дуэли «до результата» или «до ранения», в подобной ситуации пистолеты заряжались вновь и дуэль повторялась либо с самого начала, либо, если это было оговорено, с изменением условий (например, на минимальной дистанции).

Неподвижная дуэль.

Противники располагаются на оговорённом расстоянии друг от друга (как правило, в Западной Европе применялось расстояние порядка 25-35 шагов, в России — 15-20 шагов). Стреляют после команды распорядителя, в зависимости от ранее оговорённых условий, либо в произвольном порядке, либо поочерёдно, согласно жребию. После первого выстрела второй должен быть сделан не более чем через минуту.

Подвижная дуэль с барьерами.

Наиболее распространённый вид дуэли в России XVIII—XIX века. На дорожке размечается «дистанция» (10-25 шагов), границы её отмечаются «барьерами», в качестве которых могут применяться любые предметы, положенные поперёк дорожки. Противники размещаются на равном расстоянии от барьеров, держа пистолеты в руках дулом вверх. По команде распорядителя противники начинают сходиться — двигаться навстречу друг другу. Идти можно с любой скоростью, отходить назад запрещено, можно ненадолго останавливаться. Дойдя до своего барьера, дуэлянт должен остановиться. Порядок выстрелов может оговариваться, но чаще стреляют по готовности, в произвольном порядке (противника выцеливают в движении и стреляют, остановившись). Существует два варианта правил этой дуэли. Согласно первому, более распространённому в Западной Европе, противник, выстреливший первым, имел право остановиться там, откуда стрелял. Согласно второму, принятому в России, после первого выстрела тот из соперников, который ещё не стрелял, имел право потребовать, чтобы противник вышел к своему барьеру и, таким образом, получал возможность стрелять с минимального расстояния.

Дуэль на параллельных линиях.

На земле отмечаются две параллельные линии на барьерном расстоянии, определённом соглашением (обычно 10-15 шагов). Противники встают друг напротив друга и идут вдоль линий, постепенно сокращая расстояние. Нельзя отходить назад, увеличивая расстояние до линии. Стрелять можно в любой момент.

Неподвижная дуэль вслепую.

Противники стоят неподвижно на оговорённом расстоянии, спиной друг к другу. После команды распорядителя они, в определённом или произвольном порядке, стреляют через плечо. Если после двух выстрелов оба остаются целы, пистолеты могут заряжаться снова.

«Приставить пистолет ко лбу».

Чисто русский вариант «экстремальной» дуэли. Противники встают на расстоянии, обеспечивающем гарантированное попадание (5-8 шагов). Из двух пистолетов заряжается только один, оружие выбирается по жребию. По команде распорядителя противники одновременно стреляют друг в друга.

«Дуло в дуло».

Также применялась исключительно в России. Аналогично предыдущему варианту, но заряжаются оба пистолета. В таких дуэлях нередко гибли оба противника.

«Через платок».

Противники встают спиной друг к другу, держась каждый левой рукой за уголок платка, растянутого между ними по диагонали. По команде распорядителя противники разворачиваются и стреляют.

Кроме шпаг и пистолетов, дуэль могла проводиться на саблях и рапирах. Но на поле боя подобные виды оружия встречались редко и обязательно с согласия обеих сторон противников. На саблях рубились гусары и уланы, для которых подобный вид оружия был привычным. К началу XIX века рапиры стали исключительно спортивным оружием. В России дуэль на рапирах являлось очень редким явлением.

Привычным оружием для американского населения считалось ружье. Этот вид оружия был не только символом американца, его чести и мужества, но и привычным в связи с постоянным военными столкновениями с индейцами в борьбе за земли, необходимым атрибутом в обычной жизни в борьбе за существования со стихией. Поэтому оружие было естественным для «американской дуэли», для которой существовали свои «правила игры», выяснение правды в конфликтных ситуациях.

Список литературы:

1. Востриков А. Книга о русской дуэли,2004
2. Франц он Болгар. Правила дуэли,1895
3. Дурасов В. Дуэльный кодекс, 1912
4. Гордин Я.А. Дуэли и дуэлянты,2002
5. http://ru.wikipedia.org- свободная энциклопедия Википедия

статика культуры, динамика культуры, статика и динамика культуры.

Раскрывается сущность понятий статики и динамики культуры. Рассматриваются основные идеи, концепции, теории динамики культуры.

Текст статьи:

Исследование истории культуры  невозможно представить  без совокупности статических и динамических элементов. Статика и динамика  – это антагонистические понятия, характеризующие состояния покоя, неизменности и те преобразования, которые происходят в культуре, во взаимодействии различных культурных пластов.

Статика выражается, прежде всего, состоянием покоя, в некоем историческом стоянии. Кроме того, в статике культура рассматривается с точки зрения его структуры, компоновки частей, соединения каждой части (элементы), их функций, взаимозаменяемости и упорядоченности.

Культурная динамика характеризует процессы изменчивости внутри культуры или во взаимодействии между разными культурами, их обусловленность, направленность, сила выраженности, а также закономерности адаптации культуры к новым условиям, факторы, определяющие изменения в культуре, условия и механизмы, реализующие эти изменения.

Понятие «динамики культуры   не следует путать с более широким понятием «культурные изменения». Культурные изменения предполагают любые трансформации в культуре, в т. ч. такие, которые лишены целостности, ярко выраженной направленности движения.

Сущность понятия динамики культуры воспринимаются неоднозначно, и на сегодняшний день выработано  немалое количество идей, концепций и теории, разъясняющие понятие динамики культуры с разных гносеологических позиций. Такое разнообразие методологий в изучении динамики неизбежно, и делает их взаимодополняющими при анализе данного базисного явления. Это обусловлено сложностью, а во многих случаях неочевидностью, изменений в культуре.

Можно выделить две  самые значимые типологии культурной динамики: поступательно – линейная и циклическая.

Наиболее простая концепция культурного развития — традиционная теория линейного прогресса, т.е. целенаправленного поступательного движения культурных форм, который понимается в духе эволюционизма как совершенствование человеческого рода, общества, отдельного человека, а также результатов ее материальной и духовной деятельности.

Такой позиции придерживались И. Г. Гердер, Ж. А. Кондорсе, Г. В. – Ф. Гегель, О. Конт, К. Маркс, Э. Тайлор. Их основные методологические расхождения касались не самой сути культурной динамики как линейного процесса, а механизмов, ее «запускающих», тех факторов, которые становятся определяющими для исторических изменений.

Циклический тип культурной динамики исходит из представления о том, что изменения в мире подчинены закону повторяемости, обратимости.

Теоретики циклического направления исходят из идеи множественности культур, рассматривая человечество как совокупность исторически сложившихся общностей, каждая из которых занимает определенную территорию и имеет присущие только ей специфические черты, в совокупности образующие особый культурно–исторический тип.

Каждая культура проходит определенный жизненный цикл от рождения до смерти, двигаясь по замкнутому кругу к исходному состоянию хаоса.

Подобные взгляды были распространены в V-IV вв. до н. е. в греческой (Аристотель, Полибий) и древнекитайской (Сыма Цянь) философии.

Теория культурно–исторических типов Н. Я. Данилевского, сформулированная  в труде «Россия и Европа» (1869) стала основой нового научного подхода (циклического) в объяснении процессов культурной динамики, нового понимания принципов и механизмов культурной динамики общественных процессов.

Русский философ отмечал, что начала цивилизации одного культурно–исторического типа не передаются народам другого типа. Каждый тип сам вырабатывает их для себя при большем или меньшем влиянии чуждых ему цивилизаций, предшествовавших или современных. Влияние одной цивилизации на другую Н. Я. Данилевский допускал лишь в смысле «почвенного удобрения». Всякое же системообразующее воздействие чуждых духовных начал на культуру он абсолютно отвергал. Все культурно–исторические типы одинаково самобытны и из себя самих черпают содержание своей исторической жизни. Но не все они реализуют свое содержание с одинаковой полнотой и многосторонностью.

Н. Я. Данилевский сформулировал основные принципы социокультурной динамики, которые аналогичны процессам, происходящим в живом организме, – это возникновение, рост и закат цивилизаций [1].

Взгляды Данилевского предвосхитили похожие теоретические построения О. Шпенглера. В своем главном труде «Закат Европы» он сделал предметом исследования «морфологию всемирной истории». Шпенглер настаивал на своеобразии мировых культур (или «духовных эпох»), которые рассматривал как неповторимые органические формы, понимаемые с помощью аналогий [2].

Шпенглер отрицал общепринятую условную периодизацию историко–культурного процесса – «Древний мир—Средние века—Новое время». Он предлагал другой взгляд на эволюцию мировой истории, объясняя ее сменой ряда независимых друг от друга культур, проживающих, подобно живым организмам, периоды зарождения, становления и умирания. Закат любой культуры характеризуется переходом от культуры к последней стадии своего существования – цивилизации. Отсюда ключевой принцип его концепции: противопоставление «становящегося» – живого, творческого начала, т. е. культуры, и «ставшего» – мертвого, формализованного, т. е. цивилизации [2]. 

Английский историк и культуролог А. Тойнби под влиянием идей предшественников разработал свою концепцию культурно–исторического процесса, где речь идет о 21 относительно замкнутой цивилизации.  (Позже он выделял уже 36 «мертвых» цивилизаций и 5 «живущих» цивилизаций третьего поколения: западно–христианскую, православно–христианскую, исламскую, индуистскую, дальневосточную.)

В этом труде Тойнби выделял цивилизации, для которых характерны уникальные универсальные религии, специфические формы правления и институционализации, а также самобытные искусство и философия. Каждая цивилизация в своем развитии прошла четыре стадии: возникновение, рост, надлом и разложение [3]. Тойнби попытался обосновать эмпирический закон повторяемости общественного развития. Согласно его концепции, эволюция общества осуществляется через «подражание». Если в примитивных обществах подражают старикам и предкам (что делает эти общества статичными), то в «цивилизациях» подражают творческим личностям, что обеспечивает динамику развития.

Он отмечает: Человек достигает цивилизации не вследствие биологического дарования (наследственности) или легких условий географического окружения, а в ответ на вызов в ситуации особой трудности, воодушевляющей на беспрецедентное до сих пор усилие [3].

В качестве «вызовов» рассматриваются неблагоприятные природно–климатические условия, вторжения соседей и гениальные достижения предшествующих цивилизаций. Если цивилизация достойно отвечает на вызов истории, то она получает импульс к дальнейшему развитию. Если же этот вызов оказался ей не по силам, то происходит надлом цивилизации, а потом – ее упадок. Движущей силой цивилизации, которая дает импульс к поиску ответа на вызов, является ее элита, творческое меньшинство, противопоставленное пассивному большинству.

Одна из важных концепций, где обосновывается гипотеза о нелинейном, циклически–волновом характере исторических процессов, представлена в трудах П. А. Сорокина. Свою теорию круговорота суперсистем он развил в четырехтомнике «Социальная и культурная динамика», введя в научный оборот термин «социокультурная динамика».

В основу модели социально–культурной макродинамики П. Сорокин положил известный принцип цикла исторических эпох. Согласно его модели, в истории каждой цивилизации последовательно и неизбежно сменяют друг друга три типа культуры[4]:

1) чувственный, для которого характерно чувственно–эмпирическое восприятие, где главными ценностями выступают утилитаризм и гедонизм;

2) идеациональный тип, для которого характерна ориентация на сверхчувственные ценности – Бог, Абсолют;

3) идеалистический – смешанный тип, сочетающий черты первого и второго типов.

Каждый из этих трех типов обладает единством ценностей и значений, которое проявляется во всех сферах культуры. Динамику культуры можно представить как движение маятника из одной крайней точки – «идеациональной» – в другую крайнюю точку – «чувственную», и обратно, с прохождением через промежуточную фазу «идеалистической» культуры [4].

В качестве варианта циклического развития выделяют также инверсионное развитие. Инверсия описывает изменения, которые движутся не по кругу, а совершают маятниковые движения — от одного полюса культурных значений к другому и обратно. Такой тип динамики возникает в обществах, где не сложилось устойчивое культурное ядро, «золотая середина» или прочная структура. Поэтому ослабление жесткой нормативности и ограничений может приводить к распущенности нравов, полная покорность существующим порядкам и их носителям может изменяться «бессмысленным и беспощадным бунтом», разгул страстей и чувственности может уступить место крайнему аскетизму и рассудочному рационализму. Чем меньше степень стабильности общества и чем слабее налажены отношения между его различными компонентами, тем больший размах приобретают повороты в его духовной и политической жизни.

Во второй половине XX в. одним из наиболее интенсивно развивающихся подходов к исследованию динамики культуры становится социально–синергетическая парадигма – комплексное научное направление, вобравшее в себя достижения неравновесной термодинамики, теории управления, теории сложных систем и информации. Синергетика радикально изменила понимание отношений между порядком и хаосом, между энтропией и информацией. Возникло новое видение мира культуры, представляющее состояние хаоса как переходное от одного уровня упорядоченности к другому. Основание синергетики связано с именами немецкого физика Г. Хакена и лауреата Нобелевской премии, бельгийского физика И. Р. Пригожина.

Один из центральных постулатов в теории – понятие сложных систем. Такие системы имеют место в различных сферах общественной жизни – в науке, в экономике, политике и т. п., а значит, и в культуре в целом. Особо важными являются два аспекта системы: большая размерность пространства и многоуровневая структура [5]. Именно в силу своей сложности системы обладают таким свойством, как неустойчивость (нестабильность). Состояние системы считается устойчивым, если при небольшом отклонении от него система возвращается в это исходное состояние, а неустойчивым – если отклонение от него со временем растет. Сложные системы характеризуются также многообразием нелинейности процессов. Синергетика развивает и новое понимание отношения случайности и необходимости, признавая, что в окружающем нас мире существуют и детерминизм и случайность, поэтому важно проследить, каким образом необходимость и случайность согласуются, дополняя одна другую.

В рамках теории катастроф появился термин «аттрактор», т. е. тенденция структурирования системы, формирования порядка. Противоположная аттрактору тенденция – стремление системы к хаосу – проявляется через диссипативность (рассеивание) структуры [5].

Таким образом, в рамках синергетики исследуется внутренняя неустойчивость процессов спонтанного упорядочивания систем, когда небольшие воздействия или случайные флуктуации способны привести к крупным последствиям в дальнейшем саморазвитии систем.

Одним из ведущих отечественных культурологов, создавших оригинальную концепцию культурной динамики в рамках синергетического подхода, был М. С. Каган.[

М. С. Каган развивает системный подход во взгляде на культуру, которая является для него составной частью более широкой системы – бытия вообще, существующего в трех основных взаимосвязанных формах: природа - общество - человек [6]. А культура как порождение человеческой деятельности становится четвертой, интегральной формой бытия, охватывающей все три сферы в равной степени.

Уже из этого видно, что культура включает в себя три сложных уровня, именно поэтому, отмечает М. С. Каган, при осмыслении столь сложного феномена, как культура, необходимо применять синергетический подход, т. е. рассматривать ее как процесс, детерминированный изнутри и обусловленный стремлением человека к самостоятельной, свободной и целенаправленной деятельности.

Культурная динамика, по мысли философа, соотносится с законами, которые действуют в физических процессах, т. е. переход от одного уровня культурной организации к другому совершается через разрушение сложившегося порядка (энтропии). Затем уровень энтропии падает, и на смену ему приходит уровень более совершенного порядка. Таким образом, история культуры проходит через этапы чередования состояний гармонии и хаоса [6].

В синергетических моделях культура и общество предстают как неравновесные системы особого типа. Культура как антиэнтропийный механизм, развиваясь, увеличивает энтропию в других системах и приводит к периодическим антропогенным кризисам.

Современный взгляд на культуру предполагает, что культура – это не просто система, а открытая, сложноорганизованная, саморазвивающаяся система. То есть культура развивается в соответствии с некими общими законами самоорганизации материи, что вынуждает культуру как открытую систему обмениваться энергией (информацией) с окружающей средой. Отсюда вытекает, что любые изменения в системе будут носить системный характер, например, невозможно поменять экономическую систему без изменения ценностных установок в обществе, которое эту экономику создает, и, соответственно, наоборот. Таким образом, синергетическая модель эволюции обнаруживает широкие перспективы для понимания, а следовательно, и для решения разного рода социокультурных проблем.

Итак, широкий аналитический диапазон в изучении динамики культуры позволяет говорить о многообразии позиций в понимании характера ее процессов и глубже увидеть и понять смысл культуры как таковой.

Кроме этого, в особое состояние выделяют культурный застой, состояние, когда происходит преобладание статики над культурной динамикой. Это состояние длительной неизменности культуры, при котором резко ограничиваются, запрещаются или повторяются нововведения, нормы, ценности, способы деятельности, идеалы воспроизводятся практически в неизменном виде. В состоянии застоя культура может находиться на протяжении как короткого по историческим масштабам, так и длительного времени. Застой следует отличать от устойчивости культурных традиций, он наступает, когда традиции доминируют над инновациями, подавляющие их. Не всякие культурные изменения ведут к выходу из состояния культурного застоя.

В целом  связь между статикой и динамикой можно охарактеризовать всеобщим законом единства и борьбы, где движение и развитие  обусловлено раздвоением единого на взаимопроникающие противоположности и разрешение возникающих противоречий между ними через борьбу.

 Литература 

1. Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М., 2003. С. 487;
2. Шпенглер О. Закат Европы: Очерки морфологии мировой истории: В 2 т. М., 2003;
3. Тойнби А. Постижение истории. М., 1990. С. 148;
4. Сорокин П. А. Социальная и культурная динамика.М.: 2006. C. 1176;
5. Хакен Г. Синергетика. М., 2005, С. 404;
6. Каган М. С. Синергетика и культурология // Синергетика и методы науки. СПб., 1998. 

модернизауия, НИП, нанотехнологии, биотехнологии.

В статье рассматриваются признаки модернизации НИП в систнме высшего образования.

Текст статьи:

Наука и базирующиеся на ней высокие технологии служат стратегическим показателем экономической, политической и оборонной мощи государства. Потому для ведущих стран и регионов мира наука и образование превратились в мощный сектор экономики. Новыми базовыми научными и высокотехнологичными направлениями являются нанотехнологии, биотехнологии, информационно-коммуникационные технологии и технологии новых материалов. Экспертами прогнозируется, что к 2020-2025 гг. произойдет новая научно-техническая революция — технологическая, основой которой станут разработки, синтезирующие достижения в сфере названных направлений. Соединенные Штаты Америки, страны ЕС, Япония, Китай, Корея уже наращивают темпы по созданию новых высокотехнологических изделий и продукции. По сценарию, который считают наиболее вероятным специалисты ИМЭМО, в посткризисный период темпы роста мировой экономики несколько повысятся. И основными движителями этого ускорения выступят два фактора − глобализация и инновации.^[1] В этом плане весьма интерес передовых зарубежных стран, научные изыскания в модернизации научно-исследовательского комплекса страны. Проведенных ведущими экспертами тех стран.

М. Гиббоне[2] определяет переход к инновации как переход к новой, второй модели академического знания, обладающей рядом совершенно новых характеристик в отличие от институционализированной в современных университетах дисциплинарной формы производства знания: знание производится в прикладном контексте, знание трансдисциплинарно, неоднородность и организационное разнообразие форм производства знания, возросшая социальная ответственность и отчетность, расширенная база систем контроля качества.

Производство нового знания в прикладном контексте предполагает, что помимо познавательных и социальных норм, которые влияют на фундаментальные исследования и науку, следует руководствоваться и более широкими соображениями полезности производимого знания для кого-то: для индустрии или правительства, для общества в целом.

Трансдисциплинарностъ по второй модели означает, что научное знание возникает не просто на основе уже существующих дисциплин. Наиболее важные и актуальные виды научного знания сейчас производятся не столько учеными, технологами или промышленными исследователями, сколько «…символическими аналитиками, людьми, которые работают с символами, концепциями, теориями, моделями, данными, производимыми другими в самых разных частях научной системы, и конфигурируют их в новые комбинации для решения самых разных проблем»[3] . Другими словами, актуальное научное знание и основанные на нем результаты формируются на стыке различных научных дисциплин и на разных уровнях научного знания (фундаментального, прикладного, технических разработок). Во второй модели вид, форма окончательного решения всегда будет выглядеть иначе, будет иной, чем в каждой отдельно взятой дисциплине.

Неоднородность и организационное разнообразие форм производства знания следует понимать, имея в виду навыки и опыт, вносимый в этот процесс участниками. Состав, композиция команды, решающей проблему, со временем меняется в соответствии с меняющимися требованиями. Люди объединяются во временные рабочие группы и сети сотрудничества, которые расформировываются, когда проблема решена или переопределена. Участники групп могут затем быть собраны в других группах, с другими людьми, часто в совсем другом месте для работы над совсем другими проблемами. Но при этом непрерывно происходит обмен и обогащение опытом. Так создается необходимый интеллектуальный задел и потенциал компетентности, который вносится в новый проблемный контекст. Несмотря на короткий, зачастую, жизненный цикл таких групп и изменчивость проблем, над которыми они возникают, схема организации и коммуникации может быть представлена в виде матричной структуры, из которой будут формироваться последующие группы и сети, предназначенные для решения разнообразных проблем.

Социальная ответственность и отчетность перед обществом тех, кто производит знание, вызваны растущим интересом и участием общества в решении проблем окружающей среды, безопасности, здравоохранения, энергетики, сохранения невосполнимых ресурсов, собственности и воспроизводства. Общество ждет, что научно-исследовательская деятельность будет осуществляться с учетом существования актуальных проблем, и что это найдет отражение в постановке целей, разработке дизайна исследовательской деятельности всех научных учреждений и их большей ориентации на производство полезной конечной продукции.

Контроль качества во второй модели значительно отличается от традиционного контроля, основанного на оценках, суждениях и мненияхэкспертов, имеющих научный вес в своих дисциплинах. Во второй модели появляются дополнительные критерии, вторгающиеся в производство знания через контекст приложения, объединяющий самые разные Интеллектуальные, социальные, экономические и политические интересы. Качество предопределяется теперь более широким множеством критериев, соответствующим расширяющемуся социальному спектру вовлекаемой экспертизы.

Один из главных приоритетов научной политики — востребованность производимых результатов научной  деятельности — наряду с уходом государства из сферы управления научно-исследовательской деятельностью ведет к тому, что университеты вынуждены принять на себя всю полноту ответственности за развитие данной деятельности. По мнению М.Гиббонса, университеты, которые не воспримут новую модель или, другими словами, будут продолжать игнорировать изменения во внешней среде, будут обойдены другими учреждениями и не смогут конкурировать за ресурсы. В управлении, таким образом, ключевыми становятся вопросы об организации и структуре научно-исследовательской работы в процессе перехода к новой модели производства знания, о преодолении доминирующих дисциплинарных форм институционализации и ориентации исследователей не только на процесс научно-исследовательской деятельности, но и на достижение ее результатов, качественных и востребованных обладателями финансовых ресурсов.

Возможности взаимного сближения прежней и новой моделей производства знания М.Гиббонс видит в университетах, в которых сосуществуют две различных, но взаимодействующих структуры, обеспечивающих научно-исследовательскую деятельность. Первая структура — это традиционная структура дисциплинарных кафедр, поддерживающих исследования, необходимые для реализации учебного процесса. Вторая структура — мобильная инновационно-ориентированная матричная структура, объединяющая исследователей из самых разных дисциплин и из разных организаций для работы над научной проблемой, поставленной внешним заказчиком. Именно такие структуры будут способны воспринять вторую модель производства научного знания и смогут составить конкуренцию другим организациям и учреждениям, занимающимся научно-исследовательской деятельностью.

Все большее признание сегодня получает итегративная модель инновационного цикла, исходящая из параллельной разработки и коррекции приоритетов и деятельности по стадиям цикла (фундаментальные исследования, прикладные исследования, разработки, внедрение)[4].  Линейная инновационная модель[5] в настоящее время практически не применима в российских условиях, так как для ее реализации требуется бесперебойное достаточное финансирование и участие представителей промышленности, заинтересованных в конечном использовании изобретения. В современной России подавляющее большинство исследовательских коллективов не обеспечено такими условиями. Исключение составляют менее десятка научных центров крупных нефтяных и топливно-энергетических корпораций, созданные в 2000 — 2001 гг. Являясь структурными подразделениями ведущих российских компаний, данные центры используют линейную инновационную модель в рамках одной корпорации[6].

Проведенное исследование показало, что выживание научно-исследовательских и образовательных учреждений нашей страны зависит не только от эффективности исследовательского процесса, но, в большей степени, от успешности сотрудничества с промышленностью, т.е. от успешности распространения полученных результатов. Процесс распространения результатов, полученных в результате исследований, принято обозначать термином «трансферт технологий».

Университеты и научно-исследовательские институты в целом представляют собой ключевое звено между идеей, знанием, технологией и конечным продуктом. Преимущество университетских исследователей перед сотрудниками лабораторий промышленных компаний состоит в способности междисциплинарного поиска, не ограниченного узкими и прагматичными целями, диктуемыми требованиями рынка и интересами товаропроизводителей. Но важно прикладывать усилия по стимулированию интереса ученых к патентованию своих разработок и последующему использованию в промышленности, так как исследователь может не осознавать коммерческой ценности своего изобретения и поэтому даже не пытаться дать ему истинную жизнь в виде товара или услуги. В то время как промышленность нацелена на получение как можно более быстрой финансовой отдачи от изобретения, ученые вузов/НИИ руководствуются в своей работе интересами общественной пользы и научного поиска, что позволяет им добиваться более значимых результатов, то есть более весомых открытий. Однако именно совместная работа науки и промышленности, как показывает зарубежный опыт, дает более эффективную коммерциализацию, сочетая опыт и знания с практическими навыками и ресурсами.

Государственное стимулирование трансферта технологий в США способствовало не только интенсивному развитию традиционных и росту новых высокотехнологичных отраслей, но и увеличению основных экономических показателей, что напрямую связано с повышением уровня жизни населения. Трансферт технологий значительно улучшил финансирование как прикладных, так и фундаментальных исследований американской высшей школы, способствовал увеличению количества вузов и исследовательских учреждений, а также вызвал качественное улучшение подготовки студентов и научных работников.

Как неоднократно отмечалось многими американскими исследователями (Дж. Кендрик, Э. Денисон и др.), примерно 40-50% экономического роста США в последние 50 лет было достигнуто за счёт научно-технических нововведений и образования. Так, по расчётам экономиста Э. Денисона, с 1929 по 1982 г. вклад науки и образования в ВВП составил 42% (14% — пришлось на долю образования и 28% — на долю науки)[7].

Размеры ассигнований на НИОКР  в США в первое десятилетие 2000-х годов достигли астрономических масштабов: 342,8 млрд. долл. по данным на 2008 г. Из них 63,4 млрд. долл. (18,5%) было израсходовано на фундаментальные исследования, 79,3 млрд. (23,1%) — на прикладные и 199,9 млрд. (58,3%) — на разработки (опытно-конструкторские работы). При этом 55% всех ассигнований на фундаментальные исследования были использованы академическим сектором американской науки, т.е. университетами. Большая часть этих ассигнований была государственной и выделялась различными федеральными ведомствами, ведущую роль среди которых играли министерства обороны, здравоохранения и социальных услуг, энергетики, сельского хозяйства (62% всех ассигнований на академическую науку), Национальный научный фонд. Почти 242 млрд. долл. из ассигнованных в 2006 г. на науку средств было использовано в частном секторе экономики (более 70%)^[8].

Учитывая масштабы общих расходов страны на научные исследования и роль в этих исследованиях (прежде всего фундаментальных) государства, можно заключить, что в американском обществе и во властных элитах сложилось чёткое понимание того, что, во-первых, наука играет ключевую роль в социально-экономическом развитии страны, а во-вторых, что государство несёт ответственность за выработку основных приоритетов научных исследований и за обеспечение такого общественного блага как «знание». При президенте США существует Управление по научно-технической политике, призванное, наряду с другими государственными и общественными институтами, обеспечивать государственные интересы в сфере науки и высоких технологий. Можно утверждать, что наука с её огромным бюджетом и занятостью в более чем 4 млн. человек (в 1950 г. — 200 тыс. человек), превратилась из некогда узкой сферы интеллектуальной деятельности в мощный сектор экономики США[9].

Соединённые Штаты также являются ведущим экспортёром наукоёмких услуг — компьютерных, информационных, научно-исследовательских, инженерных и др. Их доля на мировом рынке данных услуг (общий объём превышает 14 трлн. долл.) составляет 35% (столько же, сколько доля всего ЕС)^[10]. Быстрыми темпами меняется в США  и профессионально-квалификационная структура занятости в пользу работников, преимущественно умственного труда, доля которых в начале нового века превысила 60%. При этом наиболее быстрыми темпами растёт численность представителей новых профессий, связанных с разработкой и обслуживанием компьютерных технологий. Так, за 90-е годы и первую половину первого десятилетия нового века число специалистов по использованию информационных баз данных, компьютерных инженеров, системных аналитиков увеличилось в среднем в 2 раза[11].

Интеграция науки и образования является ведущим преимуществом американских университетов. Система высшего образования в США — это основной сектор проведения фундаментальных исследований в стране (в отличие от России и многих европейских стран, где центры научных исследований традиционно отделены от вузов). 235 исследовательских университетов США и несколько крупных исследовательских университетов Канады фактически составляют основу научного потенциала этих стран, позволяют занимать ведущие позиции в мировой науке. При этом важно подчеркнуть два обстоятельства. Во-первых, в США, например в ведущих частных университетах, финансирование фундаментальных исследований осуществляется не менее чем на 60% федеральным правительством. Во-вторых, высокий уровень научных исследований в университетах заметно повышает качество преподавания различных учебных дисциплин, даёт возможность привлекать студентов старших курсов бакалавриата и магистратуры к проведению научных исследований в качестве помощников профессоров. Таким образом, сочетание в одном учебном заведении научных исследований и обучения, с одной стороны, существенно повышает уровень и эффективность учебного процесса, а с другой — расширяет финансовые и кадровые возможности для проведения исследований.

Существует несколько способов получения государственных ассигнований на научные исследования. Во-первых, путём получения свободных грантов, которые могут быть использованы на любые научные исследования по выбору. Во-вторых, путём получения целевых грантов, направленных на проведение конкретных исследований,  которые  распределяются на конкурсной основе. Третьим способом является так называемый совместный договор, заключаемый между вузом, государством и корпорацией.

Основными источниками частных средств (пожертвований, грантов и контрактов) являются частные лица, благотворительные фонды и корпорации. Частные лица и фонды финансируют текущую и инвестиционную деятельность вузов, а также выделяют средства на выдачу стипендий. Корпорации финансируют вузы по тем же направлениям и заключают с ними контракты на научные исследования и развитие коммерческой деятельности.

Благотворительные дары и пожертвования и в настоящее время остаются главными источниками формирования эндаументов. В США они могут быть сделаны в разных формах: в виде непосредственных дарений денег, ценных бумаг различных видов, долей в собственности, недвижимости; в виде финансовых обязательств, когда жертвователь формально обещает сделать взнос в эндаумент в определённые сроки; в форме завещаний, прижизненных трастов и т.п.

Доходы же от эндаументов направляются конкретным исследователям на основании желания донора, который принимает в расчёт только репутацию университета и личность исследователя. Решение принимается задолго до формирования собственно программы научных работ, а исследователь-бенефициар эндаумента имеет широкую свободу в выборе конкретных направлений научных изысканий. Таким образом, эндаументы играют ключевую роль в формировании институциональной базы академической науки в США[12].

Таким образом, российские и американские университеты в сфере организации научных исследований отличаются степенью доступности источников финансирования и размерами средств, получаемых за определенный период.

Основная часть федеральных ассигнований, выделяемых на научные исследования, направляется в США в исследовательские университеты. Американская статистика выделяет 120 основных высших учебных заведений, которые получают максимальные федеральные ассигнования. Так, в 2004-2005 уч. г. американские вузы получили федеральных ассигнований на общую сумму 55,7 млрд. долл., из них 36,3 млрд. долл., или 65,2%, получили 120 вузов (треть из которых были частными некоммерческими университетами)^[13]. Самые крупные ассигнования, превышающие 1 млрд. долл., получили Калифорнийский технологический институт, Университет Джонса Хопкинса и Массачусетсский технологический институт. Значительную часть ассигнований на научные исследования федеральный бюджет распределяет по министерствам и иным структурам, которые затем направляют их в исследовательские университеты[14].

Бюджет на образование и исследования в 2004/05 гг. достиг 10,33 млрд долл. США. Из них более 240 млн долл. США предполагается направить на реализацию нового проекта «Элитные университеты», в рамках которого отобранные на конкурсной основе десять университетов в течение 5 лет наряду с базовым институциональным финансированием будут каждый год получать 30,1 млн долл. на научные исследования по актуальным вопросам современности[15].

Если анализировать новое российское законодательство с точки зрения американского опыта, невольно возникают серьёзные вопросы. Во-первых, российский закон «О порядке формирования и использования целевого капитала некоммерческих организаций»^[16], написанный в значительной степени под влиянием успешного американского опыта, накладывается на совершенно иную среду. Мощное бюрократическое «сопровождение», предусмотренное в российском законе и заметно усложняющее процесс создания и функционирования фондов, просто отсутствует в США в силу самой структуры американского законодательства.

В соответствии с положениями закона целевой капитал не может быть сформирован «автономными учреждениями», а именно этот статус приобретут все институты национальных академий наук и все бывшие государственные вузы после окончания проводящихся реформ науки и образования. Чтобы выйти из этого положения закон предлагает создавать управляющие компании, т.е. дополнительных нахлебников. В противоположность этому в США управление эндаументом осуществляется самими университетами, это часть их управленческих функций, и не создается никаких бюрократических надстроек.

Во-вторых, отсутствие налоговых стимулов для жертвователей значительно ограничивает возможности создания и роста в России целевых благотворительных фондов. Более того, из-за отсутствия налоговых льгот для жертвователей формат целевых благотворительных фондов в России не имеет прочной базы развития, так как стимула к выделению средств не существует.

Ключевым моментом в развитии инновационной системы США и в развитии коммерциализации технологий стало закрепление в 1980 г. за университетами право собственности на изобретения, создаваемые в ходе работ, финансируемых из федерального бюджета (акт Бэй-Доула). В то же время в нашей стране,  аналогичный закон все еще находится на рассмотрении в Федеральном Собрании РФ и вопрос о разделении прав на интеллектуальную собственность между федеральным правительством, университетом и исследователем юридически не закреплен. В России подобного рода отношения носят, как правило, прецедентный характер[17].

По сути, американский университет сегодня -это во многом бизнес-организация, включающая структуры, характерные для любого бизнес-проекта: финансовый менеджмент, кризисный менеджмент, без которых сложно выжить в условиях ужесточающейся конкуренции. При этом каждый университет пытается сконцентрироваться на своих основных преимуществах. Во многих университетах созданы бизнеспарки, центры трансфера технологий, местные венчурные фонды, которые частично поддерживаются университетом и являются источниками получения каких-то внешних ассигнований[18].

Система управления научными исследованиями в США гораздо более централизована, чем в России. Всеми вопросами, связанными с финансированием, взаимодействием с фондами, занимается университет, а грантополучатель только готовит заявку. В этом отношении российский исследователь обладает гораздо большей свободой. Он может свободно, без согласования с администрацией подать заявку в тот же Российский фонд фундаментальных исследований, предоставив финансовые гарантии, подтверждающие платежеспособность данной организации.

Усиление роли центрального уровня в управлении научно-исследовательской деятельностью также продиктовано необходимостью координации научных структур всех форм с тем, чтобы их работа была направлена на достижение целей всего университета в целом и, как отмечает М.Шатток, для того, чтобы избежать возникновения «академической анархии»[19], вероятность которой значительно увеличивается с появлением все большего количества исследовательских единиц. Все это выводит задачу координации всей научно-исследовательской деятельности университета в ряд самых актуальных направлений университетского менеджмента.

Кроме того, ответственность за проект в России может лежать на университете, институте, какой-то внутриуниверситетской структуре, факультете или исследовательской группе, а в США только университет является единственным ответственным лицом и все отношения строятся на уровне «фонд-университет». Накладные расходы в большинстве российских фондов составляют 10- 20% от общих поступлений (это та часть гранта, которая перечисляется в бюджет университета), в США — от 40 до 60% (то есть американский исследователь отдает очень большие деньги именно на финансирование, на поддержку инфраструктуры университета).

Таким образом, пример США доказывает, что бедственное положение российской науки грозит не только технологическим отставанием от ведущих индустриально развитых стран мира, но и ставит под угрозу поступательное развитие всей страны в целом. Представляется целесообразной и необходимой реорганизация системы вузовской науки адекватно требованиям времени. Разумеется, речь при этом не должна идти о механическом закрытии или уменьшении финансирования российских академических институтов, показавших свою неэффективность. Кроме того, очевидно, что частные институты высшего образования пока не обладают достаточными ресурсами и научными школами, чтобы составить серьёзную конкуренцию государственным вузам. Поэтому, в отличие от американской системы высшего образования, в России ещё долгое время приоритет в развитии высшей школы, в том числе и в области интеграции науки и образования, будет и должен принадлежать государственным вузам. Непродуманная приватизация таких институтов может представлять, на наш взгляд, серьёзную угрозу самому образованию и  науке.

Отличительной особенностью развития инновационных режимов в Европе по сравнению с США, является формируемая в странах Европейского Союза региональная научно-техническая политика. Этот опыт представляет не меньший интерес для Российской Федерации. В рамках этой политики происходит стимулирование структурных изменений с целью улучшения региональной предпринимательской среды и повышения конкурентоспособности путем развития трансфера технологий. Одними из центральных направлений этой политики можно также считать развитие инфраструктуры, обеспечивающей предпринимательскую деятельность, и предоставление консультационных услуг, особенно в области маркетинга и экспорта. Однако методы разработки и осуществления этой политики в разных странах существенно отличаются.

Несмотря на то, что в Европе меньше ученых и исследователей (всего 630 ООО, по 4 человека на каждую 1000 населения), в то время, как в США эта пропорция составляет 8 на 1000 (всего 950 000 ученых) и в Японии 9 на 1000 (всего 450 000 исследователей), европейским странам все больше удается теснить конкурентов на мировых рынках высокотехнологичной продукции^[20]. Безусловно, первенство среди европейских стран в инновационной сфере принадлежит Германии, которая стоит на 2 месте в мире после США по уровню доходов от продажи своих технологий (Германия ежегодно получает от экспорта наукоемкой продукции около 530 млрд. долл. США)^[21]. Можно предположить, что особый вариант развития инновационного режима в Германии, заключающийся в стимулировании независимых исследовательских организаций в области коллективных и контрактных изысканий, и прямое сотрудничество с промышленными предприятиями представляют не только конкурентоспособную модель в сравнении с американским опытом, но и служат одной из причин устойчивого развития германской экономики, которое получило название «германское экономическое чудо». Научно-технические организации (НТО) — один из многочисленных видов организаций, действующих в области исследований и трансфера технологий, были организованы для обеспечения поддержки всего промышленного сектора, прежде всего в целях организации коллективных исследований[22]. Важной сферой активности НТО является осуществление следующих функций: техническая поддержка клиентов путем распространения информации (14%); оказание образовательных и консультационных услуг клиентам, в том числе начального и дальнейшего обучения (9%); стандартизация и сертификация компаний, продуктов, агентов (12%), установление соответствия стандартам качества. В целом НТО финансируются из трех источников: общественных фондов: Европейское Сообщество, государство, регионы, добровольных взносов и обязательных НТО в Германии составляет около 50 %.[23]. Опыт Германии интересен тем, что основан на использовании научно-технического потенциала отдельных территорий. Это также актуально для России, где научно-технический потенциал страны концентрируется в крупных академических центрах. Так, в Германии выделяют пять технологических регионов — технологическая фабрика Карлсруэ, технологические центры Дортмунд, Фрейласинг, Йена и технологический регион Аахен. Представляется очевидным, что отсутствие системы, предусматривающей разные подходы к организации научно-исследовательской работы и последующего использования ее результатов в России, серьезно затрудняет адаптацию зарубежного опыта трансферта технологий.

информационно-интеллектуального ресурса общества, специалист, национальная инновационная система

В статье анализируются особенности формирующейся национальной инновационной системы создания специалистов технического, технологического и инженерно-экономического профилей. На сегодняшний день становится очевидным, что градиент гармоничного развития человека и общества лежит в области создания новых методов использования информационно-интеллектуального ресурса общества (ИРО).

Текст статьи:

Инновационное высшее образование относится к числу важнейших факторов, способствующих формированию инновационного потенциала российской экономики. Ключевым звеном кадрового обеспечения формирующейся национальной инновационной системы РФ должны стать специалисты технического, технологического и инженерно-экономического профилей. На сегодняшний день становится очевидным, что градиент гармоничного развития человека и общества лежит в области создания новых методов использования информационно-интеллектуального ресурса общества (ИРО).

Успешное использование ИРО в социальной сфере  связано в первую очередь  с развитием у человека механизмов самоопределения, творческого выбора в ситуации неопределенности, способностях осваивать инновации, а эти свойства определяются не только доступностью знаний и информации, сколько содержанием культуры, осмыслением преобразований своей деятельности, — всем тем, что определяет отношения с природой, обществом и самим собой.

Стремление использовать сегодняшние исторические альтернативы наталкивается на серьезные трудности, не в последнюю очередь связанные с тем, что процессы реформирования накладываются на нерешенные острые противоречия и проблемы, своими корнями уходящие в далекое и недавнее прошлое. Наблюдавшиеся тогда падение интереса к труду, социальная апатия, отчуждение человека от политической системы, искаженное правосознание, деморализация части населения и т. п. еще не изжиты полностью, еще остаются отнюдь не меньшим тормозом начатых радикальных реформ, нежели техническая и технологическая отсталость многих отраслей нашего производства. Кроме того, отсутствие достаточно четко очерченных целей реформ, экономическая и политическая нестабильность, доминирование в обществе традиционных ценностей сформировали у основной массы населения негативно-настороженное отношение к ключевым элементам  рыночных преобразований. Кризис продемонстрировал слабость государства и новой элиты. Последствия психологического шока в виде стойкого недоверия населения к власти, любым ее инициативам и начинаниям ощущаются и сегодня. Вместе с тем, по сравнению с 1990-ми годами, когда и центральным и местным властям высказывали доверие только 11,6% опрошенных, в 2000-е годы рейтинг верхушки исполнительной власти значительно вырос. Так, по данным опроса ВЦИОМ в 2006-2009 гг. доверяли Президенту РФ 70-80% опрошенных; Председателю Правительства — около 40% в 2006-2007 гг. и 70-80% в 2008-2009 гг. Доверие ГД ФС РФ высказывали только 30-40% опрошенных[1].

Социологи утверждают, что хотя фундаментальной ценностью оставалась жизнь, однако в отличие от предыдущих десятилетий на первый план начали выходить те референты данной моноценности, которые больше связаны с непосредственным ее физическим воспроизводством. Подсистема массового сознания все более приземлялась и сжималась вокруг некоего ядра референтных фундаментальной ценности понятий: власть, деньги, стабильность, выживание[2]. Так, например  итоги социологического исследования общественного мнения студентов Новосибирского государственного технического университета, проведенного в 2001 г. показали, что более половины опрошенных (54,8%)  в вопросе о ценностных предпочтениях выбрали материальное благополучие (на первом месте — здоровье, на третьем и четвертом — семья и дружба)[3].

Исследования показывают, что молодое поколение гораздо быстрее адаптировалась к новым социальным условиям. Повышенный уровень социального самочувствия молодого поколения в немалой степени связан с тем, что молодые люди менее всего связаны с прошлым и воспринимают нынешнюю жизнь как нечто само собой разумеющееся. Многие из них полны уверенности в собственных силах, по-хорошему амбициозны, ориентируются на современные стандарты потребления, строят планы, исходя из уровня жизни обеспеченных групп.

Одновременно ценностные ориентации молодежи претерпели заметные изменения; особенно это касается значимости труда. Своеобразным фокусом духовной жизни студентов ряда технических вузов г.Москвы являлись установки, ценностные притязания по поводу того как, каким образом следует достигать успеха в современной жизни. В данном случае речь шла об определяющих жизненных ориентирах. О том, насколько современный молодой человек рассчитывает на собственное трудолюбие, достижения и соответственно прилагает в этом достиженческом направлении основные усилия. Или же он (она) рассчитывает на везение, удачу (авантюристическая ориентация). Выясняя мнение студентов о факторах жизненного успеха, социологи отвечали на фундаментальный вопрос: насколько в нашей жизни утвердились достиженческие нормы, нравы или, наоборот, аскриптивно-партикуляристские стандарты, предполагающие, что люди достигают успеха за счет родственных связей и пр.

Исследование показало, что современные квалификационные характеристики специалистов (существующая модель) более или менее полно удовлетворяют только профессиональным требованиям, тогда как социально-психологические требования к специалистам присутствуют в них в недостаточной степени, а личностные и творческие качества вообще обеспечиваются с большой натяжкой. Очевидно, что в качественную характеристику выпускника вуза не закладывается единство фундаментальной, специальной, теоретической, общегуманитарной и практической подготовки.

Между тем личностная сторона предполагает раскрытие возможностей субъекта обучения, формирование его мотивов и интересов, воспитание потребностей в процессе целенаправленного взаимодействия преподавателя и студента. И, даже более того, эмоционально-психологические и духовно-нравственные качества специалиста, уровень его гуманитарной культуры становятся в современных условиях профессионально-необходимыми качествами, составляя основу его профессиональной компетентности^[4].

Исследование показало, что в настоящее время требования к выпускнику инженерного вуза существенным образом изменились.

«Если конкретизировать требования со стороны общества к основному образованию,− пишет Л.Гребнев, — и учесть положения, сформулированные в «Основных направлениях социально-экономической политики Правительства Российской Федерации на долгосрочную перспективу»,   (п. 1.6.,) [5], то  результатом обучения в вузе, должен стать специалист-личность, умеющий обнаруживать проблемы, вырабатывать способы их решения и критически оценивать получаемые при этом результаты – как непосредственные, так и отдаленные. Это человек, способный формировать собственную позицию по любым вопросам общественной жизни, готовый осваивать профессии, требующие именно высшего общего образования и развитых психологических навыков работы в команде, в том числе многопрофессиональной (+межнациональной, международной). Это человек, понимающий и, по возможности, разделяющий принципы функционирования  отрытого, толерантного общества, умеющий соотносить собственные интересы и интересы различных общностей, способный грамотно организовывать как минимум свою собственную деятельность, управлять самим собой, собственной жизнью.[6]

Речь идет о четырех «столпах» компетентности выпускника высшей школы: профессионально-методической, социально-коммуникативной, компетентности в плане деятельности, претворения задуманного в жизнь, компетентности в плане личности,[7] сформировавшегося активного поиска знаний, исключающего дискретность во времени. На наш взгляд, неправомерно сводить инновационность к соединению экономического и технического в деятельности инженера. Инновационность – понятие синтетическое, вобравшее в себя различные стороны активного мышления  специалиста. Ядром его содержания мы считаем нацеленность сознания на новые знания, социально-психологическую потребность в них и интеллектуальную готовность их восприятия.

Сбалансированные требования к выпускнику вуза, его профессионализму, фундаментальной образованности, специальной (теоретической и практической) подготовке, осознанному отношению к труду, специальности и ответственности перед обществом за результаты своей профессиональной деятельности, выдвинутые мировым сообществом, включают в себя и формирование новых подходов и к преподаванию гуманитарных и социально-экономических дисциплин, которые должны изучаться не только как общеобразовательные, но и как вооружающие студентов методами решения  соответствующих задач во взаимосвязи с экономическими, правовыми, управленческими, экологическими, социальными, психологическими и другими аспектами их будущей профессиональной деятельности.

Технические науки, изучающие закономерности функционирования техники в силу ее двойственной природы, совмещающей в себе естественное и искусственное, природное и социокультурное, находятся на стыке наук о природе и наук об обществе и человеке. А это означает, что в инженерном образовании при постановке преподавания технических наук, составляющих его основу, необходимо в принципе использовать «язык» гуманитарных наук, язык культуры, раскрывающий «человеческие измерения» техники как способа человеческого существования и деятельности.

Специалист – выпускник высшего учебного заведения – представляет собой, с одной стороны, личность, с другой – работника. Специалиста как работника характеризуют профессиональные знания, умение и навыки для выполнения им профессиональных обязанностей. Специалист как личность характеризуется жизненными ценностями, мотивацией, социальными, экономическими, политическими, социокультурными нормами, выходящими за пределы профессионально необходимых.

Исходя из сказанного, сверхзадачей программ подготовки специалистов в высших технических учебных заведениях становится формирование у обучаемых не только знаний, умений и навыков решения отдельных частных инженерных задач на микроуровне, но и для аналогичной деятельности на более высоких уровнях, включая макроуровень, где техносистема, являющаяся объектом той или иной специальности, рассматривается в целом, причем не изолировано, а в ее реальной взаимосвязи с другими техническими системами, внешней природной средой и социумом. Гармоничный синтез двух ветвей человеческой деятельности и двух ветвей знания (гуманитарного и технического) определяет наиболее продуктивную перспективу развития образования.

По свидетельству специалистов (экспертов) западных университетов в результате изучения гуманитарных дисциплин активизируется не только логическое, но интуитивное, творческое начало человека, расширяется сфера эстетического отношения к миру, осуществляется гармонизация личности. Как показывает опыт ряда стран, эта структура образования дает, в конечном счете, и существенный финансово-экономический эффект.

Обеспечить развитие соответствующих личностных, нравственных, социально-культурных и приобретение необходимых профессиональных качеств выпускниками актуальная современная задача всей  высшей школы России и должен быть ориентиром обучения в вузах страны. Такой подход позволит построить качественно иную модель личности специалиста.

Модель специалиста в широком смысле есть «совокупность его профессиональных, социально-психологических, творческих (креативных) и личностных качеств, определяющих его способность трудится в современных условиях общественного развития, добиваясь результатов, адекватных требованиям социально-экономического и научно-технического прогресса»[8]. Тем самым модель специалиста выступает как некий идеал, ориентир, который должен быть достигнут при реализации вузовской подготовки, инструмент совершенствования системы высшего технического образования.

При этом системный характер деятельности современного специалиста, сочетающий в себе не только предметно-инструментальную, но и духовную, культурную сторону, определяет необходимость отражения в модели специалиста как определенного уровня профессиональной компетенции (овладение системой общенаучных, профессиональных знаний и способов деятельности), так и компетенции социокультурной (наличие системы общечеловеческих и профессиональных целей, ценностей, идеалов), и психологической (определенный уровень творческого, интеллектуального развития, стиль деятельности и общения и т.д.)^[9].

Высокий уровень общей эрудиции, сформированное гуманистическое мировоззрение, наличие специального гуманитарное знание, несущее в себе ценности, идеалы человечества, является предпосылкой для становления метода, основанного на гуманистических принципах. Трансформация гуманитарного знания в умение с целью выработки гуманистического сознания, имеющего практическую реализацию, предполагает как условие прикладное воплощение главных принципов гуманизма в сферу повседневной образовательной практики, т.е. гуманизацию всей сферы института образования.

В частности, как считает выдающийся ученый современности X. Ортега-и-Гассет, «узкий специалист является новым варваром, отставшим от современной цивилизации, архаичным и примитивным… Этот новый варвар является профессионалом…, он более учен, чем когда бы то ни было прежде, но в то же время и более бескультурен»[10]. В современном  мире «невежество, замаскированное под «узкоспециальную образованность», становится одной из главных опасностей»[11]: узкий специалист не в состоянии решать социальные проблемы обеспечения безопасности жизнедеятельности человека и окружающей среды, функционирования общества, не может оценивать возможные последствия воздействия научно-технических и технологических разработок на личность, общество, культуру.

Поэтому  университет будущего — гуманитарно-технический университет, университет единой культуры человечества, призванный осуществлять формирование целостной, органичной, гуманитарно-культурной личности…, ориентирующейся в обеих культурах, … являющейся носительницей новой культуры, в которой уже не будет противоречия «гуманитарное — техническое».^[12]

Одна из важнейших характеристик это активная гражданская позиция, устойчивое стремление к социальному взаимодействию с обществом, коллективом, семьей, друзьями, партнерами, уважение и принятие различных точек зрения, понимание механизмов возникновения и разрешения социальных конфликтов.

Высокая организационно-управленческая и психолого-педагогическая культура, предполагает  способность ориентироваться в системе общечеловеческих ценностей и учитывать особенности и интересы различных социальных, национальных, религиозных, политических и профессиональных групп в обществе; понимание психологии личности и малых групп для способности оказывать на них определенное управленческое и педагогическое воздействие); возможность применять различные методы социального управления для создания благоприятной духовной атмосферы и устойчивого психологического климата в научных, инженерно-технических коллективах и студенческих группах; готовность к социально-культурному взаимодействию и сотрудничеству в профессиональных сообществах, развитию способностей работы в команде и в международных проектах; устойчивое стремление руководствоваться в общении и профессиональной деятельности правами и обязанностями гражданина, к свободному и ответственному поведению.

Важно воспитывать в специалисте способность к оценке и прогнозированию  социальных, экологических и нравственных последствий собственной профессиональной деятельности и организации в целом. В современных условиях научно-технического прогресса, когда существует реальная опасность возникновения глобальных катастроф техногенного происхождения^[13], экологическое сознание представителей специалистов в области техники и технологии (подразумевающее обеспечение безопасности человека, общества и окружающей среды, обеспечение выживаемости человека и сохранение его жизни и здоровья, а также качества окружающей среды) становится одним из наиболее актуальных вопросов их профессионализма.

При этом вся деятельность научно-технического сообщества должна подчиняться определенному этическому кодексу, в основе которого лежат такие направления поведения инженеров, ученых и преподавателей высшей школы, как: личная ответственность за обеспечение безопасности других в своей профессиональной деятельности и постоянная забота об общественном благополучии; ответственность за ка­чество подготовки новых научных и инженерно-технических работников, че­стность, беспристрастность, порядочность, справедливость; уважение суще­ствующих законов и т.д.

Высокоразвитая личность студента предполагает обладание инструментальными компетенциями, включающими: владение письменной и устной коммуникацией на государственном языке и необходимое знание второго языка, способность и готовность к подготовке и редактированию текстов профессионального и социально-значимого содержания, способность к презентации и защите результатов комплексной инженерной деятельности, способность к критическому восприятию информации, ее анализу и синтезу, владение навыками публичной речи, аргументации, ведения дискуссии и полемики и др.

Высокий профессионализм современных представителей научно-технической интеллигенции невозможен без наличия у них знаний и навыков в области электроники, информатики, коммуникаций и связи. Это обусловлено тем, что в современном информационном обществе коммуникационно-вычислительные сети, информационно-поисковые системы (в частности, Интернет), компьютеры и микроэлектроника, становятся неотъемлемыми признаком жизни человека и общества, способствуя резкому увеличению и улучшению обмена различной информацией, выступающей, в свою очередь, одним из основных факторов современного общественного развития.

Безусловно, требуется успешное владение основами технической эстетики, дизайна и эргономики[14]. Это качество представителей научно-технической интеллигенции обусловлено необходимостью обеспечения конкурентоспособности и эргономичности (безопасности для человека) создаваемых ими технических конструкций, машин и механизмов: внешний вид и технические характеристики последних имеют важное значение при эксплуатации технических средств, при сбыте научно-технической продукции и т.д.

Анализ документов и материалов позволяет определить ряд позитивных тенденций в развитии высшей технической школы, обозначившихся на рубеже ХХ-ХХI вв. Прежде всего это формирование идеологии взаимосвязи развития общества, образования и личности и постепенный переход к личностно ориентированному образованию. В свою очередь это обуславливает  переход к многообразию образовательных программ (по срокам, уровням, направлениям обучения), создающих предпосылки для реального выбора индивидуальных образовательных траекторий в соответствии с запросами и возможностями личности. И как следствие возникновение сети разнообразных образовательных учреждений, основной принцип функционирования которых это повышение уровня автономности образовательных учреждений, развитие академических свобод педагогов, учащихся и студентов, гуманизация и гуманитаризация образования, движение к органичному единству естественнонаучного и гуманитарного образования. Переориентация образовательного процесса на овладение учащимися и студентами различных способов освоения культуры, развитие у них навыков самостоятельной работы и творчества, использование возможностей общего образования для формирования гражданственности, правовой, психологической, экономической и экологической культуры студентов, для развития многообразия мнений вот основные тенденции в становлении личности специалиста. В связи с этим переход от изучения компьютерной техники к освоению информационных и коммуникационных технологий, становится одним из важнейших условий, наряду с ориентацией на более полное использование образовательных возможностей социокультурной среды, расширение масштабов и повышение значимости инновационного движения для развития системы образования. Все это позволит привлечь в вузы, в высшую техническую школу высококвалифицированных педагогических кадров, обусловит  переход к многоуровневой системе профессионального образования, проведение научных исследований в высшей школе в целях формирования содержания образования и др.

В тоже время исследование проблемы позволяет сформулировать вывод о том, что сложившееся ныне содержание высшего технического образования все больше отстает от глобальных тенденций становления информационного, постиндустриального, гражданского общества, от потребностей формирования свободной личности в условиях демократизации общества. До сих пор не преодолен его технократический и сциентистский характер, все больше проявляется серьезная проблема слабой включенности сферы образования в общие процессы российских реформ. Даже в правительственных документах и инструктивных материалах Министерства, социокультурная основа выращивания современного специалиста, как правило, не звучит, остается неким не обязательным фоном.

Другими словами, конечно, все это хорошо, как бы говорят наши оппоненты, тем не менее, сегодня мол нам необходимо в первую очередь высокой профессиональное знание, что бы двигать науку вперед, а с ней и экономику. Но это тупиковый путь и его страна уже проходила. В результате мы остались хотя и с хорошими техническими знаниями, относительно хорошими, но без гражданского самосознания наших специалистов, а соответственно потеряли и в сути инновационного процесса. И в ближайшее будущее, такой узкий подход весьма сильно скажется на общем прогрессе страны.

модернизация, научно-исследовательский комплекс, гранты, временная ограниченность

В статье рассматриваются проблемы модернизации и перехода от образования «классических» школ к использованию «американской» модели организации научных исследований, в основе которой находятся «проточные» коллективы — получатели грантов, выделяемых различными отечественными и зарубежными фондами под конкретные, четко ограниченные во времени проекты.

Текст статьи:

Исследование показало, что в последние годы в нашей стране осуществляется переход от образования «классических» школ к использованию «американской» модели организации научных исследований, в основе которой находятся «проточные» коллективы — получатели грантов, выделяемых различными отечественными и зарубежными фондами под конкретные, четко ограниченные во времени проекты.  Ряд экспертов утверждает, что перераспределение научно-технического и кадрового потенциала и финансовых ресурсов сопровождается ухудшением нравственно-психологического климата в науке. В большинстве случаев новые формы организации не являются адекватной заменой традиционных школ, особенно в области фундаментальных естественнонаучных исследований, так как американский тип научной школы более близок университетской науке, а не к системе исследований в рамках отечественной Академии наук или отраслевой науки[1].Основным заказчиком фундаментальной науки является система высшего образования, поэтому необходимо теснее связать Российскую академию наук с Министерством образования. В нынешних условиях нарастающей конкуренции в системе высшего образования требуется не просто целеустремленная, а новаторская работа, обеспечивающая стабильность и высокое качество обучения.

В настоящее время центрами инновационного ядра могут стать, как мы уже говорили, неформальные объединения (исследовательские университеты) структурных подразделений образовательного учреждения, НИИ РАН, промышленных предприятий. Такие объединения должны иметь перспективную тематику, с точки зрения вывода конкурентных высокотехнологических товаров на внутренний и внешний рынки, кадровый потенциал, материальную базу для решения поставленных задач.

«Исследовательский университет» — это университет нового типа, использующий весь набор инновационных технологий, как при своей организации, проведении исследовательской деятельности, так и в реализации образовательных программ. Именно такие неформальные объединения при минимальных организационных затратах позволяют объединить усилия для решения проблем экономики. Эффективность таких объединений будет определяться их способностью использовать инновационные технологии во всех сферах своей деятельности.

На статус «национального исследовательского университета» может претендовать университет, который в равной степени эффективно занимается образовательной деятельностью и научной, как и федеральный университет, выполняет фундаментальные и прикладные исследования по широкому спектру наук. Исследовательские университеты – крупнейшие научные центры в секторе высшего образования, которые осуществляют в качестве равноценных видов деятельности как подготовку специалистов с высшим образованием всех уровней: бакалавров (причем с фундаментальной базовой подготовкой), магистров, аспирантов и докторантов; так и выполнение научных исследований и разработок мирового класса. В состав таких университетов могут включаться не только вузы, но и научные организации, которые находятся в ведении федеральных органов исполнительной власти, государственных академий наук, их региональных отделений.

Так, например, Программа «Исследовательский университет», которую реализует МАТИ (РГТУ) им. К.Э. Циолковского совместно с партнерами, позволяет успешно реализовывать крупные научные проекты. Результаты реализации проектов позволяют не только добиваться новых научных результатов, развивать связи с национальными исследовательскими центрами США и стран ЕС, занимающихся такими проблемами, но и получать новые товары и услуги. Финансирование проектов на стадии фундаментальных исследований осуществлялось за счет различных научных грантов, полученных совместно, и из внебюджетных средств участников. На последующих стадиях, связанных с практическим использованием полученных результатов, источником финансирования является развиваемый участниками инновационный бизнес. Последний развивается за счет контактов с венчурной фирмой «Институт прикладных исследований» (г.Ульм, Германия). Планируется также развитие бизнеса в рамках осуществления трансферта технологий совместно с промышленными предприятиями. В 1998 году в рамках Межведомственной программы появился инновационный технологический центр университета (ИТЦ), цель которого в системе «Высшая школа — наука — промышленные предприятия» состоит в содействии сохранению и развитию наукоемких технологий. Программа ориентирована на формирование социального слоя высококвалифицированных специалистов, конкурентоспособных в условиях рыночной экономки за счет создания новой образовательной среды при поддержке становления и развития деятельности малых инновационных предприятий в сфере высшей школы, вовлечения в нее профессорско-преподавательского состава, аспирантов и студентов.

В основе концепции лежит тот же матричный подход к организации деятельности и управления университета, сочетающий    традиционные    вертикальные    структуры    и    гибкие горизонтальные структуры, являющиеся, по сути, внутренним проектным ответом университета на появляющиеся возможности во внешней среде.

По сути, именно инженерное образование должно являться связующим звеном, обеспечивающим взаимодействие науки и техники, ученых и инженеров, в преодолении ведомственной разобщенности. Это требует развития проблемно-ориентированного технического образования, приводит к необходимости активного взаимодействия академических научных учреждений и вузов, ориентации на нужды промышленности и общества и появлению новых организационных и инновационных структур в системе высшей технической школы — технопарков. Главной целью технопарков должны стать разработка  и реализация инновационных процессов, создание и производство высокотехнологичной продукции, новые технологии, образцы техники и материалов, а также специализированные рыночные инфраструктуры, создаваемые в интересах поддержки малого наукоемкого бизнеса. Первый технопарк в Российской Федерации был создан еще в 1990 г. – «Томский научно-технологический парк». Затем их образование резко ускорилось: 1990 г. — 2 технопарка, 1991 г. — 8, 1992 г. — 24, 1993 г. — 43. В 1994 году в системе высшее школы функционировал 41 технопарк, 12 центров сертификации продукции, 8 центров наукоемкого бизнеса, свыше 12 тыс.малых предприятий и фирм, осуществляющих выпуск наукоемкой и малотоннажной продукции вузов. В 1995 году количество технопарков возросло до 57, а в 1999- до 68. На сегодняшний день создано около 80 технопарков, преимущественно при вузах.

Однако реально действующих технопарков значительно меньше: так, в 2000 г. была проведена аккредитация, которую сумели пройти только около 30 технопарков. И только чуть более десяти из них были признаны отвечающими международным стандартам (например, Зеленоградский научно-технологический парк Московского института электронной техники, Международный научно-технологический парк «Технопарк в Москворечье» Московского государственного инженерно-физического института). Столь небольшое число реально работающих технопарков, выявленное по итогам аккредитации, объясняется тем, что при создании технопарков не использовались рыночные подходы. Большинство из них организовывалось с единственной целью — получить дополнительные бюджетные средства под новую структуру. В то же время и со стороны государства не проводилось какой-либо первоначальной селективной политики по заданным критериям: в частности, не делалось приблизительного расчета окупаемости проектов[2].

Формирование на базе Государственных научных центров и научных центров РАН университетских комплексов может стать как способом решения задачи подготовки кадров высшей квалификации, восстановления кадрового потенциала науки, так и весьма эффективным институциональным решением в современных условиях. В Московской области такие масштабные инновационные проекты реализуются уже много лет. Работает исследовательский университет в городе Пущино, созданный на базе институтов Пущинского научного центра РАН. Известен построенный во взаимодействии с Российской академией естественных наук Международный университет в Дубне с рядом филиалов в других муниципальных образованиях. В этих реализовавшихся проектах проявились и позитивные, и тормозящие тенденции.  Главная проблема заключается в том, что реальная интеграция науки и образования требует преодоления ведомственной разобщенности, полноценного целевого взаимодействия федеральных министерств и ведомств, имеющих государственный статус академий наук, региональных и местных властей.

В отсутствии стимулирующей государственной политики вузы самостоятельно стали развивать новые формы подготовки кадров, в том числе для инновационного бизнеса. Достаточно распространенной стала форма университетских учебно-научно-инновационных комплексов (УНИК). Специфика УНИК состоит в том, что благодаря кооперации научных, учебных и производственных мощностей обеспечивается новое качество образования, развитие научных исследований и коммерциализация результатов научно-технической деятельности.

Так, в основу работы УНИК Томского государственного университета систем управления и радиоэлектроники (ТУСУР) была положена модель Оксфорда. Здесь УНИК построен на базе сотрудничества с малым инновационным бизнесом. В структуре УНИК действует 15 частных фирм, имеющих свои структурные подразделения внутри университета. Частные фирмы инвестируют средства в развитие таких инициатив, как создание инфраструктуры для проведения НИОКР, собственно НИОКР подготовка специалистов для частных фирм. Для этого фирмы оснащают учебные лаборатории новым оборудованием. В итоге ТУСУР получил в течение трех лет более 1 млн. долл. прямых инвестиций, а частные предприятия — участники УНИК пятикратно увеличили свои доходы, которые суммарно составили 20 млн. долл. Соответственно, возросшие доходы способствовали росту имиджа наукоемких фирм и привлечению в них молодых кадров. Конкурс на технические специальности ТУСУР возрос до 12 человек на место[3].

Характерной тенденцией последнего десятилетия выступают масштабные институциональные преобразования, придающие специфику инновационным процессам во всех сферах научной и образовательной деятельности. Особое значение в осознании сущности инновационного образования и придании инновационным процессам в высшей профессиональной школе динамичности, принадлежит наукоградам (Обнинск, Дубна, Королев, Кольцово, Северск, Черноголовка, Троицк, Жуковский и др.)[4] и новым уникальным моделям «наукоградских университетов»[5] (специализированный университет (Пущинский государственный университет), комплексный (Международный университет природы, общества и человека) и др.), способным концентрировать потенциал вузовских коллективов и направлять его на решение крупных национальных проектов. Деятельность вузов в структуре новых институциональных образований будет непосредственно связана с отраслями производства, а научная и производственная инфраструктуры, объединенные в единый комплекс (интеграция), позволят, с одной стороны, поддерживать высокий интеллектуальный и исследовательский потенциал, а с другой – обеспечивать подготовку конкурентоспособных специалистов.

Таким образом, профессиональная подготовка в этих условиях – это модель новой социальной практики. Она уникальна, прежде всего, в силу интеграции научно-исследовательской и профессионально-ориентированной реальности, инновационности среды, явно выраженным ценностным аспектом образования и как следствие, востребованностью кадров.

Реформы заставили ускорить объединение интеллектуальных ресурсов региональной науки в лице Южного центра РАН и Северо-Кавказского научного центра высшей школы на базе РГУ. На базе некоторых из этих центров был создан в самом конце 2006 г. Южный федеральный университет, а несколько ранее в Красноярске — Сибирский национальный университет. ЮФУ и СФУ должны стать принципиально новыми, инновационно-предпринимательскими учебно-научными центрами национального уровня. Каждый из них организован путем объединения четырех вузов разного профиля с целью повышения качества подготовки специалистов в областях, приоритетных для выбранных регионов, и достижения такого уровня, который позволит им к 2015–2020 годам войти в число 100 ведущих университетов мира.

Национальный проект «Образование» в сфере высшего образования направлен на создание принципиально новых учреждений высшего образования — инновационных вузов. В учебном плане такого вуза должны присутствовать такие формы обучения, как проектные разработки, тренинги, стажировки на производстве, в научно-исследовательских организациях. Технологическое оснащение учебного процесса должно соответствовать уровню передовой науки.

Перед федеральными университетами правительство поставило амбициозную цель выведения российского высшего образования на мировой уровень и для ее достижения выделило значительные бюджетные средства. Однако этим фактически и ограничиваются стимулы и меры государства для того, чтобы содействовать превращению федеральных университетов в исследовательские университеты мирового уровня.

Центральное место в деятельности федеральных университетов должны занять их программы развития, которые, исходя из основной миссии нового вида высшего учебного заведения, станут основой роста научно-инновационного развития регионов, будут направлены на проведение научных исследований по приоритетным стратегическим направлениям их социального экономического развития, а также на подготовку, повышение квалификации и переподготовку кадров для него.

Оценка специалистов относительно эффективности этого эксперимента весьма неоднозначна. Исследователи выявили следующие проблемы, существенным образом снижающие эффективность управления:

- Масштабный университет представляет собой сложную иерархическую структуру, что ограничивает гибкость управления и замедляет скорость принятия решений»[6].

- Федеральным университетам довольно сложно привлекать лучших, в том числе зарубежных, ученых, поскольку они не могут предложить эксклюзивные зарплаты. Выделенные федеральным университетам значительные бюджетные средства могут тратиться только на закупку учебного и уникального научного оборудования, капитальный ремонт, стажировки сотрудников, на создание новых учебных программ и учебно-методического обеспечения.

-Инновационная деятельность, которую должны развивать федеральные университеты и которая может быть дополнительным привлекательным фактором для молодых и инициативных преподавателей и ученых, ограничена действующими нормами, требующими пересмотра[7].

Между тем, 14 января 2009 г. Госдума РФ приняла в третьем чтении закон о создании федеральных университетов, предложенный российским правительством. Федеральный университет вводится в систему российского образования наряду с университетами, академиями и институтами. Такие вузы будут создаваться по решению президента. Структура управления федеральными университетами будет особой: его ректор будет назначаться правительством сроком на пять лет, предусмотрены должность президента университета и наличие попечительских советов. Также федеральные университеты смогут создавать образовательные программы на основе собственных стандартов, не считаясь с обязательными для других вузов госстандартами[8].

В настоящее время происходит диверсификация источников финансирования научных исследований, когда помимо госзаказа, формируемого на пять, шесть, десять лет вперед, практикуется привлечение кратковременных средств на то или иное исследование. В этой связи создается система грантов государственных и частных научных фондов. Таким образом, происходит, своего рода, некий отбор, селекция наиболее устойчивых групп. Для вузовских научных коллективов гранты — одна из важнейших форм выживания. Однако у грантовой формы финансирования есть свои недостатки и, прежде всего, это потеря широты исследования, его узкопрофильность. Грантовое финансирование не может быть длительным, оно ограничено 1-3 годами и в случае невозобновления финансирования проекта, очень часто группа меняет тематику своих исследований, забрасывая то, где уже имеется некоторый задел.

Среди недостатков этой системы особое место занимает система налогообложения выделяемых государственными фондами субвенций на проведение исследований. Сущность этой системы состоит в проведении денег, выделяемых государственными фондами Российским государственным гуманитарным фондом, Российским фондом фундаментальных исследований и др. индивидуальным исследователям и исследовательским коллективам, через юридические лица. Законодателем не только не предусмотрены, но и откровенно запрещены прямые перечисления денег физическим лицам, осуществляющим научные исследования. Тем самым, хотя в конкурсе на гранты принимают участие физические лица, которые, в конечном счете, и выигрывают субвенции на исследовательские проекты, означенные суммы проходят через организации, которые никакого отношения к указанным проектам не имеют. До конечного адресата доходит совсем не та сумма, которая фигурирует в качестве цены исследовательского гранта, что отрицательно сказывается на стимулировании исследовательской деятельности[9].

Для научных прорывов эта система оказывается неэффективна, потому что гениальный ученый не может написать хорошую в бюрократическом отношении заявку на грант. Если ученый великолепно разбирается в своей проблеме, то в бюрократическом плане, как правило, он проигрывает. Специалисты настаивают на том, что реально должны сосуществовать отдельные открытые конкурсы на получение грантов для молодых ученых; для подающих надежды молодых докторов наук; наконец, для научной элиты, уже внесшей большой вклад в науку[10].

Исследование показало, что стимулирование вузовского сектора науки осуществляется через федеральные целевые программы, в том числе, направленные на поддержку молодой перспективной научной молодежи, и в рамках государственной политики по регуляции процессов движения научных кадров. Ряд мер для кардинального подъема вузовской науки с ее пока еще значительным (и востребованным) кадровым потенциалом предусмотрен в принятой 28 июля 2008 г. Федеральной целевой программе «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009-2013 гг.».[11].

Исследуя такие свойства системы высшего образования, как открытость и способность к самоорганизации, невозможно не рассматривать воздействие «внешней среды обитания» на эволюцию системы. Глубина этого воздействия будет зависеть от того, какие характеристики системы, ее принципы и элементы будут отвечать на это воздействие и каким образом. Одним из принципов государственной политики в сфере образования, зафиксированный законом (ст.2, п.1, п/п.З Федерального закона «О высшем и послевузовском профессиональном образовании» от 22 августа 1996 г.   № 125-ФЗ)   является интеграция   России   в   мировую   систему образования при сохранении и развитии достижений и традиций российской высшей школы. Анализ программных документов, касающихся модернизации образования, утвержденных в начале века, позволяет утверждать, что интеграция   России   в   мировую   систему образования является определяющим фактором  современного этапа модернизации инженерного образования.

В процессе глобализации мировое образование вступает в качественно новый этап — международную интеграцию, которая является результатом развития и углубления предшествующего этапа — интернационализации — и доведения его до уровня интеграции национальных систем. Для интеграции становятся характерными возрастающие за счет согласованной международной образовательной политики взаимное сближение, взаимодополняемость и взаимозависимость национальных образовательных систем, синхронизация действий, достигаемая на основе регулирования их наднациональными институтами, постепенное перерастание национальными образовательными системами своих государственных рамок и зарождение тенденций к формированию единого образовательного пространства как наиболее эффективной формы реализации задач будущего.

Социальные преобразования, связанные с формированием новой образовательной парадигмы обязательно должно привести к «расширению границ» — созданию системы непрерывного, открытого, массового и интернационального образования. Число людей, имеющих высшее образование, будет непрерывно расти, при этом его структура должна трансформироваться так, чтобы стать доступной действительно всем. Обе отмеченные тенденции — и структурные изменения, и более высокий уровень распространения — имеют место как в России, так и на Западе. Принято считать, что эти тенденции получили свое официальное оформление с принятием европейскими странами Болонской декларации, впоследствии подписанной и Российской Федерацией. Декларация предписывает провести ряд реформ в сфере образования.

Анализ основных положений «Концепции модернизации», предложенной Министерством образования и науки РФ, позволил сформулировать вывод о том, что этот программный документ опирается на зарубежный опыт и именно интеграцией в международное сообщество, реализацией принципа открытости образования обусловлен в большей степени новый этап проводимой модернизации.[12]Участие наших вузов в интеграционных процессах международного, мирового масштаба позволяет лучше понять собственные традиции, достижения, обогащать ими других и обогащаться самим за счет вдумчивого освоения приемлемого опыта других стран. Однако использование этого опыта, равно как и позиционирование российской образовательной системы на международной арене не лишено противоречий, нет однозначности в понимании общественностью целей и ряда задач, а, порой, налицо и протест против проводимых реформ.

Очевидно, что вхождение российской высшей школы в интеграционные процессы будет весьма непростым. Во многом это обусловлено значительным отличием организационных механизмов российской высшей школы от европейской модели  образования, следовательно, вероятна дезорганизация пока еще слаженно работающей системы. Исследование позволило определить возможные проблемы, связанные со следованием принципам Болонской декларации: получение некачественного образования, в том числе, вследствие введения таких прогрессивных, на первый взгляд, образовательных технологий,  как дистанционное обучение; утверждение новых ФГОС ВПО, проекты которых подвергаются жесткой критике; расширение практики тестирования, которое улавливает лишь остаточные знания, приводя к тому, что молодой человек не может самостоятельно решать творческие задачи; возникающие сложности с трудоустройством бакалавров; утрату вузовским образованием воспитательного потенциала решено восполнить с помощью формирования в процессе обучения различных «компетенций», что заметно упрощает ситуацию,  отодвигая на далекую периферию другие не менее, значимые аспекты.

По мнению многих экспертов, специалистов, ученых Российской академии наук, с такой структурой экономики Россия как высокотехнологичная держава существовать не может. Следовательно, единственно возможным базовым вариантом может быть вариант инновационного развития. Собственно говоря, инновационный сценарий предполагает более сбалансированную, гармоничную структуру экономики.

В России по состоянию на 2008 г. есть прорывные исследования и разработки в области критических технологий практически по всем направлениям шестого технологического уклада. Может ли Россия в этих условиях осуществить инновационный прорыв, исходя из того сложного кризисного состояния, в котором пребывает высокотехнологичный комплекс?. Прогноз, который по указанию Президента РФ выполнила к 1 декабря 2008 г. Российская академия наук, позволил сделать вывод, что у нас действительно есть результаты мирового и выше мирового уровня. В России по состоянию на 2008 г. есть прорывные исследования и разработки в области критических технологий практически по всем направлениям  высшего технологического уклада. Необходимо сосредоточить именно на этих приоритетах кадровый, финансовый, организационный ресурсы, чтобы не тратить силы на развитие тех направлений, по которым другие страны ушли уже слишком далеко относительно нашего уровня, и нам придется заимствовать мировые достижения.[13] Только в этом случае можно достичь желаемого уровня развития страны.

Но это все слова и пожелания, а как же на самом деле может развиваться процесс модернизации страны. Ученые провели расчеты и построили две диаграммы: оптимистичный  и пессимистичный, или  как они назвали: инновационный и инерционный.  Эти диаграммы приводятся ниже.

Рисунок

Даже при инновационном развитии страны прогресс не предусматривается слишком уж бурный. В 2030 году мы будем не намного впереди, по сравнению с настоящим периодом. Территория и природные ресурсы останется прежними, но потеряем в темпах развития экономики, в образовании и науки и особенно сильно пострадает внешняя политика, другими словами нас все больше не будут уважать. И в самом деле, есть за что.

А при инерционном развитии, многие современные достижения мы просто потеряем. Мы потеряем большую часть территории и природных ресурсов, упадет еще больше экономика, сократится наука и образование и пр. Впрочем, и этого достаточно для весьма пессимистического общего вывода.

Тем не менее, анализируя структуру и основные отрасли российской экономики по степени конкурентоспособности на мировом рынке эксперты пришли  к выводу, что существует шанс осуществить технологический прорыв

Таким образом, сегодня необходимо реализовать такую модель стратегии инновационного развития, где все ресурсные возможности (кадровые, финансовые, материально-технические) должны быть сфокусированы на инновационной структуре развития. Поэтому у нас нет просто иного выхода, как активно заниматься модернизаций на инновационной основе.

утилитаризм, история русской философии, фундаментальный базис, творческая потенция.

Ядром философских учений о человеке, разработанных Чер­нышевским, Лавровым и Михайловским, являлась идея целостного понимания человека, согласно которой личность представляет со­бой нераздельное целое и в этой связи все внутренние и внешние процессы и явления, происходящие и присущие ей, обусловливают друг друга и влияют друг на друга. «На человека надобно смотреть как на одно существо, имеющее только одну натуру, чтобы не раз- резывать человеческую жизнь на разные половины», - отмечал Н.Г. Чернышевский. Однако несмотря на то что все три философа отстаивали мысль о целостном восприятии индивида, аргументиро­вали свои позиции они по-разному.

Текст статьи:

Философское творчество Н.Г. Чернышевского, П.Л. Лаврова и Н.К. Михайловского в истории русской философской мысли — яр­кий пример применения светского подхода к пониманию человека, органично сочетающего в себе идеи позитивизма, утилитаризма с классическими философско-антропологическими трактовками. В.В. Зеньковский философские изыскания этих мыслителей опре­делил как «этический утилитаризм», уже в самом этом понятии указав на их исходную антропологическую посылку.

Ядром философских учений о человеке, разработанных Чер­нышевским, Лавровым и Михайловским, являлась идея целостного понимания человека, согласно которой личность представляет со­бой нераздельное целое и в этой связи все внутренние и внешние процессы и явления, происходящие и присущие ей, обусловливают друг друга и влияют друг на друга. «На человека надобно смотреть как на одно существо, имеющее только одну натуру, чтобы не раз- резывать человеческую жизнь на разные половины»¹, — отмечал Н.Г. Чернышевский. Однако несмотря на то что все три философа отстаивали мысль о целостном восприятии индивида, аргументиро­вали свои позиции они по-разному. Так, тот же Чернышевский, по собственному признанию, основывал свои антропологические воз­зрения исключительно на естественнонаучных доказательствах, считая, что философия должна видеть в человеке то же самое, что и медицина, физиология и химия. П.Л. Лаврову и Н.К. Михайловско­му ближе были не позитивистские, а классические философские трактовки человеческой сущности, связанные с восприятием ее с точки зрения единства разума, чувства и воли: «Правильная поста­новка всякого человеческого дела возможна лишь тогда, когда в ней участвует весь человек, во всей своей целостности, в гармоническом сочетании разума, чувства и воли»».

Н.Г. Чернышевский выделял в индивиде два фундаментальных ба­зиса — явления материального порядка и явления нравственного по­рядка. К последним мыслитель отнес не только феномены, связан­ные с этической характеристикой личности, но и различные прояв­ления познавательной и эстетической сфер. П.Л. Лавров, в свою очередь, утверждал, что в человеке необходимо отличать «явления, в которых преобладает восприимчивость человеческого духа, явле­ния знания, стремления к истине, от явлений, в которых преоблада­ет производительность человека, именно, от явлений творчества, стремления к стройному, патетическому, прекрасному»³. Таким об­разом, именно знание и творчество Лавров определял в качестве сущностных характеристик личности. В данной связи важно под­черкнуть, что если Чернышевский принимал во внимание матери­альную составляющую человеческой жизни, то Лавров, главным образом, сосредотачивался на исследовании духовной сферы, счи­тая, что последняя и является полным выражением сущности чело­века.

Под знанием Лавров подразумевал результат такой человече­ской деятельности, которая связана с накоплением и проверкой фактов, разрушением стереотипов, критикой, достижением истины. Познавательный вид деятельности, согласно философу, имеет три источника, из которых черпается знание: внутренний мир лично­сти, природа и история. Цель любой науки сводится к сопоставле­нию и сравнению единичных явлений, присущих этим трем источ­никам, и на основе этого к обобщению, поиску причинно- следственных связей и закономерностей, систематизации.

Вторая атрибутивная характеристика человека — творческая потенция, устремленная на преодоление противоречий и вносящая гармонию в человеческое существование, активизируется тогда, ко­гда индивид ощущает дисгармонию, разрозненность, упадок. По мнению П.Л. Лаврова, творчество наиболее полно реализуется в та­ких видах деятельности, как эстетическая, гражданская и этическая. Именно поэтому плоды творческого отношения человека к дейст- оитртп.нпсти иесьмя пазнообпазны: начиная от создания письмен-

Таким образом, знание принципиально отличается от творче­ства, поскольку первое всегда стремится к усвоению действитель­ности в том виде, в каком она существует, второе, наоборот, сво­дится к преобразованию реальности. По сути «знание уменьшает бытие предмета, уменьшает число признаков в том, что узнается, переходит от реального к отвлеченному, от формы единичного предмета к существенным признакам представления предмета; творчество увеличивает бытие того, на что оно обращено: оно при­бавляет реальный признак к представлению, в нас существующему, к состоянию духа, которым мы проникнуты; оно вводит в мир ре­альный то, что принадлежало только нашему внутреннему миру; оно дает единичное обособляющее бытие тому, что было обще»⁴.

Но, несмотря на то, что и II.JI. Лавров, и Н.Г. Чернышевский, и Н.К. Михайловский — каждый по-своему определял и сущностные признаки человека, всех их объединял сугубо утилитарный подход к вопросам о первооснове человеческой жизнедеятельности и ис­ходных предпосылках проявления нравственности. Согласно пред­ставлениям указанных мыслителей, исходным основанием жизни любого индивида является нацеленность на получение наслажде­ния. «Цель всех человеческих стремлений состоит в получении на­слаждений»⁵, — утверждал Н.Г. Чернышевский. Развивая эту мысль, ПЛ. Лавров подчеркивал, что тяга к наслаждению и чувство от­вращения от страдания присутствуют во всех без исключения по­буждениях личности — в стремлении к пользе, к справедливости, к истине, к стройности, к деятельности вообще. Гедонизм же как ис­ходный мотив человеческих поступков придает им эгоистическую окрашенность: «При внимательном исследовании побуждений, ру­ководящих людьми, оказывается, что все дела, хорошие и дурные, благородные и низкие, геройские и малодушные, происходят во всех людях из одного источника: человек поступает так, как прият­нее ему поступать, руководится расчетом, велящим отказываться от меньшей выгоды или меньшего удовольствия для получения боль­шей выгоды, большего удовольствия»⁶.

Таким образом, человек по своей природе — существо эгои- ключается в том, что именно эгоизм человеческой натуры и порож­дает нравственность. «Себялюбивая личность, требующая только наслаждений, в самой себе нашла источник нравственного разви­тия»⁷, — писал П.Л. Лавров, выводя такие категории, как творчест­во, мораль, милосердие, справедливость, честь из естественного желания наслаждаться. Описывая механизм трансформации чело­веческого эгоизма в нравственные установки, мыслитель указывал на то, что в определенный исторический момент сознание индивида достигло такого уровня своего развития, при котором для соблюде­ния собственных интересов он был вынужден поставить себя на место другого и тем самым признать за ним право на существова­ние и достижение удовольствия. Так был дан старт формированию этического.

Подобно Лаврову, Н.К. Михайловский считал, что в любом высоконравственном поступке всегда можно найти эгоистичную основу. Так, например, отнимая у голодного кусок, человек, безус­ловно, действует как себялюбец, но, оставаясь голодным для того, чтобы отдать этот кусок другому, он действует эгоистично вдвойне — здесь на первое место выходит желание получить удовольствие от «хорошего» поступка, затмевающее потребность насытиться само­му. В этом смысле вполне понятно замечание Михайловского о том, что «альтруизм есть ни что иное как разветвленный эгоизм»⁸.

По сути, мораль для представителей утилитаризма является одним из способов достижения выгоды и наслаждения. Человек выработал нравственные предписания, во-первых, для того, чтобы достичь каких-то собственных целей, во-вторых, чтобы обезопа­сить себя от притязаний других. Именно на основе этих идей были сформированы нехарактерные для классической этики представле­ния Н.Г. Чернышевского о главной этической категории «добро». «Добро — это как будто превосходная степень пользы, это как будто очень полезная польза… Добром называют очень прочные источ­ники долговременных, постоянных, очень многочисленных насла­ждений»⁹, — писал он. А если и существует какая-то разница между понятиями добра и пользы, то она касается лишь интенсивности их стоянства, прочности, плодотворности, изобилия хорошими, долго­временными и многочисленными результатами»¹⁰.

Изложенные выше мысли легли в основу теории разумного эгоизма, которую последовательно отстаивали Чернышевский, Лавров и Михайловский и которая стала ядром их этических уче­ний. Приверженность этой теории наложила специфический отпе­чаток на представления этих мыслителей о сущности нравственно­го. И здесь важно иметь в виду два момента: во-первых, то, что этика интересующих нас философов содержит в себе явные черты релятивизма; во-вторых, то, что сфера этического, согласно пред­ставлениям Н.Г. Чернышевского, П.Л. Лаврова и Н.К. Михайлов­ского, совпадает с изначальной сущностью человека, подчиняя себе все другие компоненты духовного мира личности. Первое замеча­ние, касающееся этического релятивизма, присущего всем трем мыслителям, находит многочисленные подтверждения на страни­цах их произведений. Так, рассуждая в духе позитивизма, Н.К. Ми­хайловский писал: «Стоя исключительно на точке зрения причин­ной связи явлений, нельзя отличить добро от зла, ибо и то и другое одинаково имеют свои причины и, следовательно, одинаково за­конны. Таким образом наука, теоретическая мысль становится в печальное противоречие с непосредственным нравственным чувст­вом, которое остается без кормила и весла»¹¹. Н.Г. Чернышевский также указывал на относительный характер понятий добра и зла. Логика его рассуждений весьма запутана: в одном месте своей главной работы по философии «Антропологический принцип в фи­лософии» он отмечал, что человек называет добрыми поступками те действия других людей, которые полезны для него, следователь­но, зло — это все то, что приносит ему вред. В другом месте он рас­суждал уже иначе: добр тот, кто делает хорошее для других, зол — кто делает дурное для других. Другими словами, «какой бы вывод ни вздумали вы сделать в нравственных науках, вы всегда найдете, что и он, и другой, противоположный ему, вывод и, кроме того, множество других выводов, не клеящихся ни с вашим, ни с проти­воположным ему выводом, ни лоуг с лттом. имеют искпенних за-

Однако представления об относительном характере мораль­ных понятий не побудили Лаврова и Михайловского усомниться в необходимости существования нравственного идеала. И тот, и дру­гой с огромным удовольствием рассуждали на эту тему. По мнению П.Л. Лаврова, нравственный идеал, имеющий универсальный ха­рактер, требует от человека, с одной стороны, развития физических, интеллектуальных и моральных качеств, с другой стороны, уваже­ния к достоинствам ближнего и готовность самопожертвования ра­ди соблюдения справедливости. Именно стремление достигнуть тех высот, какие ставит перед людьми идеал, активизирует нравствен­ное развитие личности. Моральный же идеал в понимании Н.К. Михайловского соотносим не только с жизнью, но и со смер­тью: «Он должен выработать такое общее направление жизни, ко­торое, удовлетворяя требованиям чести и совести, вместе с тем дозволило бы встретить неизбежный смертный конец спокойно и непостыдно, без страха и упрека»¹³.

Таким образом, идея об изначальной эгоистической природе индивида, постоянно стремящегося к наслаждению и получению выгоды, счала базисом антропологических и этических концепций указанных мыслителей. Эгоизм, на определенном историческом этапе переросший в нравственность, совпадает, по мнению Черны­шевского, Лаврова и Михайловского, с сущностной спецификой человека. Именно эти философские интенции и позволили причис­лить этих мыслителей, вслед за В.В. Зеньковским, к такому на­правлению, как «этический утилитаризм».

Примечания:

1. Чернышевский, Н.Г. Антропологический принцип в философии / Н.Г. Чернышевский. Собр. соч.: в 5 томах. -М., 1974. — Т. 4. Статьи по фило­софии и эстетике. — С. 292.
2. Михайловский, Н.К. О некоторых явлениях французской жизни / Н.К. Михайловский. Литература и жизнь (письма о разных разностях). — СПб, 1892.-С. 241.
3. Лавров, П.Л. Очерки вопросов практической философии / П.Л. Лавров. // Философия и социология. Избранные произведения: в 2 томах. — М., 1965.
4. Лавров, ПЛ. Три беседы о современном значении философии / П.Л. Лавров // Указ. изд. — С. 537.
5. Чернышевский, Н.Г. Антропологический принцип в философии / Н.Г. Чернышевский // Указ. изд. — С. 287.
6. Там же. С. 282.
7. Лавров, П.Л. Очерки вопросов практической философии // П.Л. Лавров //Указ. изд.-С. 387.
8. Михайловский, Н.К. О совести г. Минского // Н.К. Михайловский // Указ. изд. — С. 52.
9. Чернышевский, Н.Г. Антропологический принцип в философии // Н.Г. Чернышевский // Указ. изд. — С. 288-289.
10. Там же. С. 287. 
11. Л.Михайловский, Н.К. О некоторых явлениях французской жизни // Н.К. Михайловский // Указ. изд. — С. 240.
12. Чернышевский, Н.Г. Антропологический принцип в философии // Н.Г. Чернышевский // Указ. изд. — С. 244.
13. Михайловский, Н.К. Из литературных воспоминаний и текущей жизни // Н.К. Михайловский // Указ. изд. — С. 383.

социализация, домашнее воспитание, военно-учебный корпус, частный пансион, Царскосельский лицей, Пажеский корпус.

В статье рассматривается процесс обучения и воспитания дворянских юношей в XVIII – нач. ХIХ века, которое осуществлялось в домашних условиях, либо в государственных учебных заведениях.

Текст статьи:

Рассматриваемая нами социальная группа, как и любая другая общественная единица подвержена процессам, происходящим в обществе. Известно, что ребенок в процессе своего взросления становится личностью с комплексом установок и ценностей, с симпатиями и антипатиями, целями и намерениями, шаблонами поведения и ответственностью, а также с неповторимо индивидуальным видением мира. Человек достигает этого состояния с помощью процесса социализации, в ходе которого индивид превращается в  личность.

Социализация – процесс, посредством которого человеком усваиваются нормы его группы таким образом, что через формирование собственного «Я» проявляется уникальность данного индивида как личности. Это процесс усвоения индивидом образцов поведения, социальных норм и ценностей, необходимых для его успешного функционирования в данном сообществе. В процессе социализации принимает участие все окружение индивида: семья, окружение, сверстники, средства массовой информации и т.д. Социализация охватывает все процессы приобщения к культуре, обучения и воспитания, с помощью которых человек приобретает социальную природу и способность участвовать в социальной жизни. Одну из главных ролей в процессе социализации играет воспитание и образование ребенка.

Применительно к вопросу о социализации дворянского сословия следует отметить, что образование и воспитание их детей впрочем, как и жизнь самих родителей, зависело от многих факторов, но прежде всего от имущественного состояния семьи, знатности, уровня образованности родителей и, что не мало важно, пола ребенка.

Следует отметить, что воспитание и образование юношей дворянского происхождения являлось приоритетным по отношению к реализации данного процесса у противоположного пола. Это было связано с тем обстоятельством,  что в рассматриваемый период  обучению мальчиков уделялось более пристальное внимание как со стороны самих родителей, так и со стороны государства. Политики государства в этой области выражалась через создание большого количества учебных заведений, как государственного, так и частного порядка, где юноши могли получить соответствующее дворянскому происхождению воспитание и образование. К ним относились различные военно-учебные корпуса и частные пансионы. Сыновья особо знатных семей имели возможность поступить в привилегированные закрытые заведения, например, Пажеский корпус и Царскосельский лицей в Петербурге или Ришельевский лицей в Одессе.

Но тем неменее, по тем или иным обстоятельствам, о которых упоминалось выше, мальчики обучались в домашних условиях. Их воспитанием занимались родители или приглашенные домашние учителя.

Дамашнее воспитание и образование дворянских юношей как и воспитание противоположного пола чаще сводилось к обучению элементарным навыкам разговора на одном или двух иностранных языках —  французском или немецком, обучение грамотности, правилам арифметики, начальным сведениям по истории и географии. Некоторые различия были связаны с воспитанием морального облика ребенка. Если девушек родители готовили в основном к семейной жизни, прививая  соответствующие знания и умения, то к вопросу морального воспитания юношей подходили несколько с другой стороны.

Основная  установка в воспитании дворянского ребенка мужского пола состояла в том, что родители  ориентировали его не на успех, а на идеал. То есть быть храбрым, честным, образованным ему следовало не для того, чтобы достичь чего бы то ни было, например, славы, богатства, высокого чина, а потому что он – дворянин, ему многое дано, и он обязан быть таким. Рассматривая этот вопрос, следует сказать о некоторых  писателях, которые, не смотря на свое дворянское происхождение, все же негативно характеризовали  отдельных представителей сословия. Например, Фонвизин, Пушкин в своих произведениях выступали с резкой критикой дворянства, но главным образом она была направлена как раз  на тех дворян, которые не соответствуют этому идеалу и не выполняют своего предназначения.

Едва ли не главной сословной добродетелью считалась дворянская честь. С детства в юные умы родителями вкладывалось понятие и осознание того, что  честь является основным законом поведения дворянина,  безоговорочно преобладающим над любыми другими реалиями жизни, будь это выгода, успех или собственная безопасность. Тем самым мальчиков дворянского происхождения ориентировали на то, что человек должен был привыкнуть отвечать за свои слова. Говорилось и о том, что публичное оскорбление неизбежно влечет за собой дуэль, но публичное, же извинение делает конфликт исчерпанным.  Граница между честью и бесчестием порой была чисто условной, но, тем не менее,  постоянная угроза смертельного поединка накладывала свой отпечаток на весь стиль воспитание и отсюда поведения ребенка.

Мальчики воспитывались в обстановке повышенной требовательности и одновременно подчеркнутого доверия. В особенности повышалась цена  так называемого «честного слова». Им прививалось понятие о том, что нарушить данное слово — значит,  раз и навсегда погубить свою репутацию, поэтому в сознании ребенка поручительство под честное слово было абсолютно надежным. Например, Е.К. Мещерская в своих воспоминаниях рассказывает показательный в этом отношении случай, когда «честного слова ребенка оказалось достаточно, чтобы взрослые мужчины, уже готовые к дуэли, совершенно успокоились»[1].

Обостренное чувство собственного достоинства воспитывалось родителями в ребенке с детства. Независимо от рода деятельности безусловным достоинством дворянина считалась храбрость. Господствовавшее тогда убеждение, что это качество можно воспитать, вырабатывалось путем волевых усилий. Этим убеждением объясняются и весьма рискованные воспитательные меры, которые применялись к детям, проявлявшим  некоторую робость и нерешительность. Если обратиться к мемуарным свидетельствам, то сами дети в большинстве случаев воспринимали такие обучающие моменты  не как жесткость и строгость старших, а как необходимую закалку характера.  Например, в суровых условиях воспитывал своего племянника Н. Н. Раевского князь Потемкин» [2], таким опытом делился с друзьями  и А. С. Грибоедов [3].

Естественно, для того, чтобы воспитать храбрость и выносливость от детей требовалось наличие физической силы и ловкости, поэтому дворянских юношей с малолетства учили плавать, ездить верхом, владеть оружием, а также с ними занимались гимнастикой и приучали не бояться холода. Но правильно было бы заметить, что все это относилось не столько к области «физкультуры», а скорее к области формирования личности. В том смысле, что в общем контексте этических и мировоззренческих принципов физические испытания как бы уравнивались с нравственными навыками. То есть уравнивались в том смысловом контексте, что любые трудности и удары судьбы юноша дворянского происхождения должен переносить мужественно, не падая духом и не теряя собственного достоинства.

Продолжая разговор о домашнем воспитании юношей дворянского происхождения, следует отметить тот факт, что, несмотря на всю глубину воспитания истинного дворянина в домашних условиях в нем присутствовали некоторые отрицательные моменты. Как и в случае воспитания девушек дворянского происхождения, которых чрезмерно заботливые родители старались оградить от суровой правды окружающего мира, что приводило к некоторой беспомощности девушки при столкновении с проблемами  реальной жизни вдали от родного дома. Так и юноши, воспитывающиеся в основном на том понимании, что главным в поведении человека являются не результаты, а принципы, часто ставили молодых людей в тупик. Та самая установка: думать об этическом значении поступка, а не о его практических последствиях — традиционна для дворянского кодекса чести.

Следование нормам дворянской этики неизбежно приходило в противоречие с государственными постановлениями и влекло за собой разного рода трудности. Дворянский ребенок, которому в семье внушались традиционные этические нормы, испытывал потрясение, сталкиваясь с невозможностью следовать им в условиях государственного учебного заведения, где он получал первый опыт самостоятельной жизни.  Можно сказать, что истинный дворянин чувствовал себя между двух огней: законами своего сословия – с одной стороны, и государства – с другой. Например, подтверждением этого противопоставления может служить такое характерное для дворянской среды явление как дуэль, официально запрещенная государством и, следовательно, уголовно наказуема. Тем самым получался своего рода  парадокс, заключающийся в том, что офицер мог быть изгнан из полка за дуэль или за отказ от нее. Это означало, что в первом случае он попадал под суд и нес наказание, во втором – офицеры полка предлагали ему подать в отставку.

Тем не менее, семья дворянского происхождения, которая имела возможность, отправляла мальчиков  на воспитание и обучение либо в частные пансионы, либо государственные учебные заведения, к которым относились военно-учебные  корпуса и лицеи.

Пожалуй, охотнее и чаще всего, дворянских  детей отдавали в частные пансионы, не смотря на то, что здесь могло иметь место «смешение сословий», т.е. попадание в ряды учащихся детей принадлежащих другим социальным слоям, а преподавание предметов иногда бывало ниже допустимого уровня. Но этот факт был связан прежде всего с тем обстоятельством, что частные пансионы делились на несколько групп или разрядов, и следовательно были доступны для семей имеющих различные материальные возможности. B первой половине ХIХ в. в России существовало большое количество часгных пансионов, как, в столичных, так   и в провинциальных городах. Они  делились на  три разряда в зависимости от учебной программы и  платы за обучение: программа пансионов первого разряда соответствовала программе  гимназий, второго – уездных училищ, третьего – предполагала лишь обучение элементарной грамоте и знакомству со счетной системой.

Как отмечалось выше, качество образования дворянских детей зависело прежде всего от материального состояния семьи. Поэтому так как перворазрядные пансионы стояли очень дорого, то в них в основном могли обучаться сыновья богатого и занимающего высокие посты на государственной службе дворянства.  Например, популярным в высшем свете был петербургский пансион аббата Николя.  В этом учебном заведении воспитывались дети, пренадлежавшие к аристократическим фамилиям. Среди них были дети из рода Гoлицыных, Нарышкиных, а также князь П. А. Вяземский,  граф  А. П. Шувалов,  граф  П. Д. Толстой, Александр и Константин Бенкендорфы и многие другие. В 1811 году в данный пансион хотели определить и маленького Александра Пушкина, но так как семья будущего поэта была небогатой из-за высокой платы от этой идеи пришлось отказаться.

Пансион размещался в церкви св. Екатерины на Невском проспекте. По воспоминаниям бывшего воспитанника «первое место в общей системе образования занимало изучение языков, но не в «долбяшку», а вдумчивое изучение,  с долей творчества… С одной,стороны – строгая дисциплина, не допускающая ни малейшего исключения в раз  установленном порядке,  поддерживающая авторитет иезуитов среди учеников, с другой – их осмысленное и терпеливое преподавание,  сопряженное  с приветливым и ласковым обращением, чуждым  всякой  формальности» [4]. Анализируя  высказывание можно сделать вывод о том, что главной задачей педагогов учебного заведения было выработать в учащихся желание к самостоятельной и одновременно сознательной работе. Что касается методики преподавания тех или иных дисциплин, то она для того времени была безусловно прогрессивной. Несомненным плюсом обучения в пансионе являлось постоянное нахождение учителей непосредственно рядом с воспитанниками. Это давало возможность обучающимся с пользой проводить свободное время, так как воспитатели занимали его интересными рассказами преимущественно исторического содержания, а также познавательными  играми или другими развлечениями.

Обучение в пайсионах второго и третьего разрядов стоило меньше, что давало возможность для обучения  детям менее знатных и состоятельных дворян. Образовательный уровень в таких учебных заведениях был  конечно же значительно ниже, нежели в перворазрядных пансионах. Это выражалось прежде всего в организации учебного процесса. А именно с тем обстоятельством, что в пансионах II и, особенно, Ш разрядов практиковались так называемые «смешанные» классы. Это предполагало присутствие в классной комнате во время учебного процесса всех учащихся пансиона, которые делились на две группы: старших и младших. К старшим относились пансионеры от 15 до 20 лет, к младшим 12 – 13 лет. Естественно, что в такой обстановке обучающий процесс был незначителен и неэффективен. Об этом свидетельствуют воспоминания учеников пансионов. Одним из них является Н.П. Вагнер, который в мемуарах рассказывает о своем обучении в одном из таких пансионов. Он отмечает, что «вспоминая теперь всю жизнь этого странного педагогического заведения, мне кажется, что главным недостатком в нем было полное отсутствие педагогики»[5].

К сожалению, это «отсутствие педагогики» было присуще многим пансионам рассматриваемого нами временного периода.  «Смешанные» классы практиковались в частных пансионах Москвы, где в младшем классе наряду с мальчиками 6 – 7 лет сидели и 15-летние, а в старших были ученики от 20 до 25 лет. Следует отметить и тот момент, что некоторые частные пансионы зачастую не имели ни общей учебной программы,  ни единых требований к учащимся, ни регламентированного распорядка дня. Именно  поэтому в некоторых уроки продолжались 6 часов в сутки, а в других длились на протяжении 10 часов. К тому же в мужских пансионах широко применялась система телесных наказаний. Также на образовательный процесс влиял и тот аспект, что большинство частных пансионов содержали иностранцы, а именно немцы, поэтому русский язык, русскую литературу и историю там преподавали очень плохо, если преподавали вообще.

Еще хуже дело обстояло с провинциальными пансионами. Если учебная деятельность московских и петербургских частных пансионов в какой-то мере контролировалась министерством, то провинциальные пансионы, в большинстве случаев лишенные такого контроля, отличались более низким уровнем преподавания. Преподаватели там нередко бывали люди малообразованные, и нередко  сомнительных нравственных позиций. Особенно часто так случалось, когда директор пансиона сам брался за преподавание, как, например, было в одном казанском пансионе, где все предметы, кроме языков, вел сам владелец учебного заведения.  По словам бывшего ученика Н.П. Вагнер, он «не принадлежал к числу всеобъемлющих энциклопедистов, которые могли бы заменить преподавателей всех наук. При этом по своему характеру легкому, увлекающемуся, он не был способен к солидному, основательному преподаванию каких бы то ни было наук…» [5].  Нередки были в таких учебных заведениях случаи появления на уроках учителей в нетрезвом состоянии, а также опозданий и пропусков занятий.

Из вышесказанного следует вывод о том, что пансионное воспитание наряду с положительными отличалось некоторыми отрицательными чертами. В мужских пансионах воспитание по большей части сводилось к достижению послушания учеников. Причем достигалось это самыми жесткими, а иногда просто жестокими мерами. В то же время в тех пансионах, где отсутствовал контроль со стороны воспитателей, в переpыве между занятиями и вечером ученики были предоставлены сами себе и часто развлекались не лучшим образом. В некоторых  не только не было библиотеки,  но чтение неучебной литературы просто запрещалось. По воспоминаниям бывшего ученика Л.Ф. Пантелеева: «Скучно тянулись в  пансионе зимние вечера, никаких общих или кружковых чтений и в помине не было, игры сколько-нибудь оживленные не разрешались. Но если и случались, то  по большей части отличались грубостью [6].

Кроме частных пансионов, мальчики, принадлежащие к дворянскому сословию могли получить образование в государственных учебных заведениях. Такими являлись военно-учебные корпуса и лицеи.

Российское дворянство, обязанностью которого было находиться на государственной службе, большей частью осуществляли ее в армии или на флоте. Со временем военная служба стала считаться наиболее почетной и даже естественной для дворянина. Отсутствие ее в биографии того или иного лица требовало особых объяснений, т.е. имелись ли у юноши какие-либо физические недостатки, болезнь или недостаток средств для службы в гвардии.

В связи с этим большинство дворянских семей стремилось определить сыновей в какие-либо военные училища. Правительство, идя навстречу пожеланиям сословия, расширяет в начале XIX в. сеть военно-учебных заведений. Кроме кадетских корпусов, существовавших еще с XVIII в., в 1805 г. открывается ряд начальных военных училищ в обеих столицах, а также в некоторых  провинциальных городах – Смоленске, Киеве, Воронеже и др.  В них зачислялись дети  от 7 до 9 лет. Обучение длилось  в течение  7 лет. Затем из каждой роты 16 лучших учеников направлялись в  кадетские корпуса.

Среднее военное образование молодые дворяне могли получить в так называемом дворянском полку, который впоследствии был  преобразован в Константиновское военное училище, в морском кадетском корпусе или  школе колонновожатых – учебном заведении для подготовки  квалифицированных штабных офицеров, Гродненском корпусе, а также в созданном в 1802 г.  Пажеском корпусе.

Пажеский корпус – это особо привилегированное учебное заведение для детей знатных дворянских фамилий. Поступление в него разрешалось сыновьям, отцы которых состояли в звании не ниже генерал-лейтенанта или гражданских лиц 2-го и 1-го класса. Воспитанников готовили к придворной  или военной службе в гвардии. С одной стороны Пажеский корпус принадлежал к системе военно-учебных заведений, но с другой резко от них отличался. По условиям быта и организации учебного процесса он был скорее ближе  к аристократическим закрытым пансионам.

Пажеский корпус был открыт в бывшем доме канцлера Елизаветы Петровны графа Воронцова, который к началу XIX в. не был перестроен и имел признаки роскошного жилого дома знатного человека XVIII в. Например, великолепная двойная лестница, украшенная зеркалами и статуями, росписи потолков – все это отличалось от обстановки казенного заведения.

Но не смотря на роскошное убранство корпуса обстоновка была располагающей к учебе. Прежде всего это выражалось в хорошей организации быта учебного заведения. В  каждой комнате стояли три ряда кроватей с хорошим бельем и теплым шерстяным одеялом. Возле  кровати – комод для вещей, книг, тетрадей. Чистота,  порядок и освещение везде были безукоризненны. Каждому пажу полагался служитель, который заправлял его постель, следил за бельем, чистил одежду и обувь. Питание пажей было превосходным. Распорядок дня разумно предусматривал чередование занятий и отдыха, прогулок, гимнастических упражнений, строевой подготовки. Большое внимание уделялось физическому развитию, закаливанию. Так, например,  «каждый день перед завтраком пажи в любую погоду совершали 15-минутную прогулку без верхней одежды, в одних куртках» [7].

Что касается программы учебных занятий, то она была достаточно обширна. В трех младших классах преподавались общеобразовательные предметы: русский, немецкий и французский языки, математика, история, география, черчение и рисование. Успеваемость оценивали по 12 балльной системе, при этом оценки ниже 6 считались неудовлетворительными. Воспитанники, получившие 2 и 1  лишались права на отпуск.

В трех старших классах изучали преимущественно военные науки: тактику, стратегию, военную историю, артиллерию, фортификацию; кроме этого – физику, химию, аналитику, геодезию, а также правоведение и статистику. Строевую службу пажи постигали летом в лагерях,  зимой при разводе караулов во дворце и  участии  в парадах.

Но наряду с положительными моментами следует отметить, что обучение в корпусе в начале его основания в первой четверти XIX в. имело некоторые недостатки. Многие предметы преподавались отрывочно, бессистемно. Военное образование было недостаточным, да и в то же время непосредственное начальство мало вникало в учебный процесс.

Положение стало меняться во второй четверти XIX в. при Николае I. Военизированный характер стал носить весь строй жизни пажеского корпуса. В течение всего пребывания в корпусе воспитанники  приучались к военной дисциплине, строгой подчиненности. В отпуск при наличии хороших оценок отправляли с билетом, в котором был обозначен срок увольнения. При плохом поведении на улице или в каком-либо общественном месте любой офицер мог отобрать билет, и тогда видовника ожидало строгое наказание. Выпуск пажей завершался публичным экзаменом, на который съезжался генералитет воспитанники выпускных классов всех военно-учебных заведений Петербурга, многочисленные посетители.

Помимо обучения, пажи, находясь в корпусе, принимали участие и  в придворной службе. Естественно, что частое пребывание при дворе требовало от воспитанников определенных навыков светского общения. Тем самым в корпусе их обучали танцам; в младших классах гувернеры, которые там заменяли ротных командиров, следили за их поведением, манерами. В старших классах практику светского новедения пажи постигали во время многочисленных приглашений в частные дома, на балы, домашние спектакли и различные праздники.

Еще одним учебным заведением где могли получить достойное образование дворянские дети был лицей. Одним из наиболее привилегированных закрытых учебных заведений в первую половину XIX в. был Царскосельский лицей. Необходимо сказать о том, что  по программе, организации учебного процесса, общему духу – это было совершенно особое учебное заведение, не имеющее аналогов в России того времени.

Проект создания лицея для высокоодаренных детей был разработан Сперанским в 1808 г. Первоначально, по мысли автора проекта, не предполагалось сословных ограничений при наборе учеников. Однако в государственных документах, а именно в постановлении о лицее,  утвержденном в 1810 г., были изъяты положения о приеме детей всех сословий и равенстве учащихся. Что касается основополагающих идей Сперанского о направлении, методах и содержании воспитания, то они сохранились в разработанной автором форме.

Учебная программа включала как предметы среднего учебного заведения – русский язык, математику, историю, географию, немецкий и французский языки, латынь, закон Божий, нравоучение, так и университетского курса. Новшеством для образовательного процесса того времени являлось то, что особое внимание обращалось на науки нравственные, т. е. те познания, которые относятся к формированию нравственного облика человека.

В сознании юнного поколения вкладывались понятия об устройстве гражданскиго общества, о правах и обязанностях людей,  возникающих вследствии контакта человека с этим обществом. Данные понятия формировались у лицеистов при изучении таких предметов как  история права, правоведение, логика. При изучении исторических наук наибольшее внимание уделялось отечественной истории. В раздел словесности входили такие разделы как художественная литература, лингвистика, стилистика, эстетика и, наконец, «изящные науки», включающие чистописание, рисование, занятие танцами, гимнастические упражнения, фехтование, а также верховую езду и плавание.

Таким образом, заведение, принимавшее учеников 10-12 лет, должно было довести их за чрезвычайно короткий, а именно шестилетний период обучения до уровня окончивших восемь классов гимназии или  четырехлетний университетский курс. Но следует заметить, что  программа, автором которой являлся упомянутый выше Сперанский существовала в практике учебного заведения только первые 6 лет.

Штат профессоров и преподавателей лицея был составлен из лучших специалистов. Первыми преподавателями его стали профессора Педагогического петербургского института А. П. Куницын, И. E. Кайданов, Я. И. Карцев, Н. Ф. Кошанский, профессор французской словесности Д. И. де Будри (из Екатерининского института благородных девиц) и профессор немецкой словесности Ф. М. Гауйшильд [8] .

Ведущую роль в создании особой атмосферы свободомыслия и доброжелательности, которая характерна была для первых лет существования Лицея, сыграл его директор В. Ф. Малиновский, человек разносторонне образованный, прогрессивных воззрений, который ко всему прочему являлся  единомышленником Сперанского. В педагогической практике Малиновский считал необходимым воспитывать в каждом ученике способность к самостоятельному критическому и философскому мышлению, развивать у него стремление жить и трудиться на благо общества. В «Памятной книге Лицея» он писал о необходимости в преподавании всех предметов выделять нравственную идею, «приучать к различию добра и зла». Педагогам и наставникам полагалось относиться к воспитанникам корректно, как ко взрослым, обращаться на «вы» с прибавлением «господин». Необходимо отметить тот факт, что Царскосельский лицей был единственным в России учебным заведением, где не было телесных наказаний.

Все вопросы, касающиеся обучения и воспитания, решала так называемая Конференция лицея, состоящая из профессоров и директора. Несомненным плюсом как для самого лицея, так и преподавателей являлся тот факт, что Конференция постоянно находилась в постоянном взаимодействии с  Петербургским, Московским, Харьковским и Казанским университетами. Эти учебные заведения обеспечивали лицей книгами и  учебными планами, а преподаватели  в свою очередь имели возможность посылали свои научные труды в перечисленные университеты.

Хотя первоначально лицей предназначался для детей самых высокопоставленных семей, но тем неменее он не привлек внимания сановного и богатого дворянства. Первыми воспитанниками заведения стали в основном дети родовитого, но небогатого служилого дворянства. К экзамену были допущены 38 человек зачислено – 30.  Из них, принадлежащих к титулованному дворянству было только пять – барон Дельвиг, князь Горчаков, барон Корф, Гревенеци и граф Броглио. К родовитым дворянским семьям принадлежали Горчаков, Пушкин, Пущин, Ржевский, Матюшкин и Маслов.

Форменная одежда лицеистов бала приимущественно  военного покроя и состояла из повседневного и парадного мундиров. В специально построенном для лицея здании, которое находилось рядом с Екатерининским дворцом, размещались хозяйственные помещения. К ним относились: больница, расположенная на первом этаже, большой зал, классы и классные комнаты для занятий после уроков, занимающие второй и третий этажи. На четветом этаже размещались спальни воспитанников, состоящие из небольших комнат, разделенных перегородкой, с  умывальником, постелью, шкафами для белья и одежды.

Питание лицеистов было довольно разнообразным и обильным. Что касается распорядка дня воспитанников, то он был составлен таким образом, что занятия чередовались с отдыхом. Также практиковалось предоставление ученикам свободнлго времени. Большое внимание уделяли воспитатели физическому здоровью лицеистов. Например, зимой воспитанники имели возможнлсть кататься на коньках на небольшом четырехугольном пруду перед дворцом.  Кроме этого ежедневными были верховая езда, фехтование, летом – плавание и гребля. Директор Малиновский устраивал различные подвижные игры, летом организовывал пешеходные прогулки, катание в шлюпках по озерам и прудам Царского села.

Анализируя образовательный процесс Царскосельского лицея смело можно сделать вывод о том, что все в жизни лицея – и лекции профессоров, и самостоятельные занятия и чтение, и общение с наставниками и друзьями, и даже развлечения – способствовало развитию индивидуальности каждого воспитанника. Особую воспитанность и широкую образованность выпускников Царскосельского лицея, и прежде всего – первого выпуска отмечали многие современники, назвавшие этот выпуск блистательным. Позднее он получил название «пушкинский». И действительно, среди воспитанников, закончивших Лицей в 1817 году, был не только величайший поэт, но и другие яркие личности – воины, поэты, исследователи. Все очень разные, но все – самостоятельно мыслящие и прекрасно образованные личности.

Подводя итог вопроса о воспитании и образовании юношей дворянского происхождения можно говорить о том, что этот процесс реализовывался в каждой отдельной семье по своему. Как отмечалось выше, на качество образования детей влияло имущественное состояние  родителей, их положение в обществе, а также степь образованности самих родителей. Родители, не имеющие средств для обучения детей в различных учебных заведениях, существовавших в этот период времени, занимались образованием мальчиков самостоятельно. Этот процесс достигал очень хороших результатов в тех семьях, где родители являлись достаточно образованными и просвещенными людьми, обладавшими высокими моральными качествами,  которые проявляли заботу о хорошем обучении и нравственном воспитании своих наследников. Альтернативой домашнего воспитания выступало обучение в учебных заведениях как частного, так и государственного порядка. К частным относились в основном пансионы, подразделявшиеся в зависимости от размера оплаты на несколько разрядов, что давало возможность для обучения детям, родители которых имели неодинаковые финансовые возможности. К государственным относились различные военные корпуса и лицеи. Хотя количество таких заведений было значительным, в то же время ощущалась некоторая нехватка. Государство, не справлявшееся собственными силами все чаще стало прибегать к помощи привилегированного сословия. Дворянство предоставляло свои родовые имения для организации в них образовательных учреждений, оказывало материальную помощь, на средства отдельных представителей были организованны разного рода учебные заведения. 

Список использованной литературы:

1. Мещерская Е.К. Трудовое крещение.// Новый мир, 1988. № 4. С. 212—213.
2. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в 16 т. – М-Л.: «АН СССР», 1937 – 1959. – т. ХII. – с. 171-172
3. Фомичев С.А. Грибоедов в Петербурге. – Л.: «Лениздат», 1982. – С. 171.
4. Комаровский Н.Е. Записки Графа Николая Егоровича Комаровского. – М., 1912. – с 112.
5. Вагнер Н.П. Провинциальный пансион полвека назад.// Русская школа, 1895. т.1, № 3, с.19
6. Пантелеев Л.Ф. Из воспоминаний прошлого. – М-Л.: «ACADEMIA», 1934. – С 798.
7. Имеретинский Н.К. Пажеский корпус 1843-1845. Записки старого пажа.// Русский вестник, 1887. т. 190. № 8, с. 625
8. Яковкина Н.И. История русской культуры. ХIХ век. – СПб.: «Лань», 2002. – 576 с.

традиции, офицерство, воспитание, функции, критерии.

В статье рассматриваются структура и функции традиций, эмпирика восстановления их в полицейской офицерской среде, влияние на личный состав и воспитательные особенности.

Текст статьи:

Традиции – важнейшая часть регулирования жизни общества, в т.ч. профессиональных коллективах, в частности, сотрудников МВД России. Почему же это так важно для нас? Прежде всего в традиции сосредоточена мудрость поколений, которые осуществили отбор бытовавших в прошлом и заслуживающих теперь внимания норм, ценностей, идеалов, правил, сохранили созданные ранее объекты. Традиции — это своего рода кладезь идеальных и материальных ресурсов, используемых людьми в своих текущих делах, для возведения будущего на фундаменте прошлого, в частности, традиции предписывают действия (например, в артистическом мире, в области медицины или юриспруденции), определяют ролевые модели (например, поведение героев, харизматических лидеров, святых и пророков), поддерживают социальные институты (например, монархию, кон­ституционализм, парламентаризм), различные образцы организационного устройства (например, рынок, демократию и т.д.) и образы обществ (например, древней Греции, американского или западного). В сфере полиции, традиции (праздники, памятные даты, получение знаков отличия, присвоение званий, уставы, неофициальные приметы и обряды), носят объединяющий характер, с одной стороны, и с другой стороны – отличают сотрудников полиции от остальных членов общества; разделяют на различные ступени служебной лестницы работников; укрепляют патриотизм и нравственность сотрудников правоохранительных органов.

Так, традиция вбирает в себя символы коллективной идентичности, усиливает чувство общих корней, принадлежности и верности нации, сообществу, группе. Таковы, прежде всего, национальные традиции с их гимнами, флагами, эмблемами, мифологией и публичными ритуалами. Ту же роль играют традиции регионов, городов, местных сообществ, связывая их граждан или членов внутри определенного пространства. Традиции профессий и фирм, символизированные в значках, лозунгах и легендах, придают чувства достоинства и гордости за сопричастность именно к этой профессии или фирме. Традиции университетов и школ, выражаемые в пышных ритуалах, церемониях, одежде и т.д., позволяют сохранить автономию в данной сфере социальной жизни.

Традиция помогает пережить разочарования, смягчает неудовлетворенность повседневным существованием. Традиция, истоки которой коренятся в счастливом прошлом, поддерживает общество в периоды кризиса. Традиция, напоминающая о былой независимости, не дает нации погибнуть в период иностранной оккупации и порабощения. Традиция утерянной свободы рано или поздно подрывает самую жестокую тиранию. Словом, если прибегнуть к поэтической метафоре, «время — это небо для духа, которому тесно в настоящем»[1].

Одна из основных традиции в профессиональных сферах, а именно, в сфере МВД России – празднование памятных дат и событий. Основным праздником является День правоохранительных органов.

28 октября (10 ноября ) 1917 было принято постановление НКВД РСФСР «О рабочей милиции». Праздник начал отмечаться с 1962 года после Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 сентября 1962 год[2].

После вступления в силу нового закона «О полиции» 1 марта 2011 года название праздника вновь устарело, и в преддверии очередной праздничной даты 10 ноября Указом Президента Российской Федерации от 13 октября 2011 года № 1348 установлен новый праздник — День сотрудника органов внутренних дел Российской Федерации

Ежегодно 10 ноября работники правоохранительных органов принимают поздравления и вспоминают навсегда ушедших сослуживцев. В парадной форме и с праздничным настроением они несут свою службу даже в этот знаменательный день.

Сегодня изменение названия сути не меняет. По-прежнему виновники торжества — защитники правопорядка, полицейские. В их честь, по традиции, будет организован праздничный концерт, выданы премии, а к могилам погибших в борьбе с преступностью возложены цветы.

Какие бы изменения не претерпевали правоохранительные органы за свою многовековую историю, неизменным оставалось одно — они всегда были оплотом государственной власти, гарантией соблюдения и защиты гражданских прав.

10 ноября — не просто праздник, это наша благодарность людям, хранящим наш покой. 

Еще одним популярным профессиональным праздником остается День участкового уполномоченного полиции.

День участкового уполномоченного в нашей стране стали отмечать не так давно – указ об этом был издан только 6 ноября 2002 года. Однако, видимо в качестве компенсации, правительство озаботилось организацией этого праздника всерьез – согласно тексту указа Министерства внутренних дел, каждый год руководству следует награждать отличившихся сотрудников и ветеранов участковой службы. Сейчас этот пункт указа выполняется весьма прилежно – во многих регионах проходят соревнования среди участковых, победители которых часто получают вневедомственные награды.

День участкового в России отмечается 17 ноября — именно в этот день в 1923 году была утверждена Инструкция участковому надзирателю. Данный документ, по мнению компетентных специалистов, запустил процесс формирования института участковых в Российской Федерации.

Работа в уголовном розыске связана с постоянным риском, опасностью, требует от человека необычайного мужества, решительности, самообладания, силы духа. В уголовном розыске всегда работали люди сильные и смелые, способные неординарно мыслить, ведь по долгу службы им приходится сталкиваться с самыми опасными преступниками, террористами, убийцами. Свой профессиональный праздник сотрудники уголовного розыска в России отмечают ежегодно 5 октября.

История уголовного розыска берет свое начало с 5 октября 1918 года, когда принята инструкция об организации отделов уголовного розыска, и создано Центральное Управление уголовного розыска России при Главном Управлении милиции. В это же время в городах с населением от 40 тысяч человек стали создаваться органы уголовного розыска для охраны порядка и расследования уголовных преступлений.

По традиции в День работников уголовного розыска происходит чествование ветеранов угрозыска и награждение лучших сотрудников. По телевидению показывают передачи и фильмы, посвященные нелегкому и опасному труду сыщиков.

Наряду со старыми традициями, появляются новые. Например, в Уфе прошел милицейский бал.

«Так сотрудники правопорядка отпраздновали день ветерана органов внутренних дел и внутренний войск. Попробовали себя в бальном искусстве не только люди в погонах, но и приглашенные гости. И даже пять полицейских из Германии, приехавших на научно-практическую конференцию в уфимский юридический институт МВД России, а попавшие на бал»[3].

«У нас очень много талантливых людей, которые генерируют интересные идеи, — сказал журналистам главный полицейский республики Башкирия Игорь Алешин, — Признаюсь, знал, что будет происходить, но когда увидел воочию, был поражен. Милицейский бал еще раз доказывает, что люди у нас очень талантливые, особенно молодежь. Сегодняшний праздник – это дань преемственности поколений и тем замечательным офицерским традициям, которые всегда существовали в России»[4]. 

Понятие традиции бессмысленно выводить, не основываясь на понимании культуры. Само понятие ‘культура’ не имеет определённой дефиниции и разнится в зависимости от познающего субъекта. Культурологи насчитывают около сотни различных трактовок понятия. В такой ситуации сложно дать строго научное понимание как культуры, так и производного понятия — традиции. Оба они находятся in frontier науки, следовательно — обоснование будет скорее субъективным, и его следует отнести к философскому (см. Bertrand Russell, ‘Lets the people think’). Бессмысленно обосновывать все существующие понятия культуры как phenomenon genesisus ab homo, следует выбрать то, в контексте которого будут вестись рассуждения, дать изначально его значение, вывести посредством его дефиницию традиции и, таким образом, избежать всяких разночтений (см. Bertrand Russell, ‘Lets the people think’). 

В рамках настоящей работы культуру будем понимать в трёх её значениях, для большей ясности отмеченных, после употребления термина соответствующим номером.

Глобальное значение культуры (1). В этом смысле культурой можно представить всё то, что создано человеком, в противовес природы. Это самое древнее понятие культуры (восходит из древней аграрной науки, делящей растения на дикие и культурные). В моём понимании, такое понятие будет неполным. Недостаточно указать в предмете на его происхождение вследствие человеческой деятельности, чтобы отнести к объектам культуры. Элементарно, фекалии будут следствием деятельности человека, но вряд ли кто-то в здравом уме отнесёт их к объекту культуры. Отсюда возникает вопрос: продуктом какой деятельности человека — осознаваемой или бессознательной будет объект культуры? Если скажем, что осознаваемой, то будем неправы, поскольку нельзя культурогенез отнести исключительно к осознанной деятельности. Его основы почти всегда зарождаются в индивидуальном или коллективном бессознательном. Наиболее ярко это выражается в так называемых откровениях. Созданные откровением религиозные памятники, как Библия явно относятся к объектам культуры. Попытки разграничить инстинктивные и интеллектуальные продукты деятельности человека лишь на первый взгляд могут показаться рациональными: но только если принимать точку зрения, что отличие животного (природного субъекта) от человека (субъекта культурогенеза) в наличии интеллекта. Очевидно, что такая точка зрения — упрощение и неточность, поэтому такая попытка понимания глобальной культуры так же провальна, так как мы столкнёмся с размытыми объёмами инстинктивного и интеллектуального.

Предлагаю следующую концепцию — к культуре (1) относить лишь то, что создано или преобразовано человеком и имеет для человечества ценность. Чтобы избежать излишней запутанности с другими понятиями культуры, последующими далее, совокупность таких объектов можно именовать культурным массивом, иначе — культурной массой. Объект, потерявший для человека ценность выбывает из культурной массы, вновь созданный объект, приобретая ценность — входит в неё. Один и тот же объект может входить в культурный массив или не входить в зависимости от времени.

се объекты входящие в культурный массив можно подразделить на материальные и идеальные. Не теоретизируя на тему материального и идеального, сразу отнесём традицию в контексте глобальной культуры (1) к виду идеальных (иначе безтелесных — incorporalis) объектов культурного массива.

Локальная культура (2). Локальная культура основывается на общности индивидов — её носителей. Культура (2) и её носители (субъекты) имеют двустороннюю взаимосвязь, порождающую культурное поле — пространство воздействия. Вследствие двустороннего характера взаимосвязи, принадлежность индивида к культуре (2) определяется, во-первых, его самоидентификацией с культурой, во-вторых, принятием его этой культурой. Индивиды объединяются в культуры (2) на основании общих ценностей. Понятно, что не всякая ценность является основанием для формирования культуры (2), и не всякой ценности достаточно. Чтобы говорить о культурогенезе в контексте культуры (2), следует учитывать качественную и количественную характеристики: ценности должны быть существенными и образовывать ценностную группу.

Общность индивидов, построенная на необходимости, принуждении или выгоде не является единой культурой (2); в этом культура (2) отличается, в частности, от цивилизации. Один объект культуры (1) может иметь ценность в одном культурном поле, а в другом не иметь. Объект входит в культурный массив в том случае, если он имеет ценность хотя бы в одном культурном поле. Ценность может выражаться в интенции уважения или в интенции владения. На один и тот же объект культуры могут распространяться обе интенции. Но невозможно представить, чтобы один объект культуры был под интенцией владения, но не был под интенцией уважения. Если культура-необладатель объекта распространяет на объект только интенцию уважения, то по общему правилу это детерминирует близость культур. Чем больше таких объектов, тем родственнее культуры. Однако, если культура-необладатель распространяет на объект интенцию владения, это может привести к конфликту культур. Ярчайший пример — палестинский вопрос.

Один и тот же индивид может принадлежать двум или более культурам. Самый простой пример — принадлежность конкретного молодого индивида как к национальной культуре, так и к определённой молодёжной субкультуре.

В этом отношении мы можем видеть влияние культуры (2) в пространстве — культурное поле. Но влияние распространяется и во времени. Именно оно и будет вторым пониманием традиции (2).

Индивидуальная культура (3). Третье понимание культуры значительно отличается от предыдущих, поскольку выражает (на уровне универсальных категорий) не явление, а признак. На бытовом уровне мы можем заметить в обыденной речи значительно отличие смысла слова ‘культура’ в зависимости от контекста. Причина отличия в том, что термин ‘культура’ используют и для обозначения явлений (1, 2) и для обозначения признака (3). Культура (3) — это признак степени. А именно, это степень интегрированности индивида с культурой (2). Различные индивиды единого культурного поля могут в разной степени понимать и принимать общие для них ценности. По этому признаку и выделяют ‘культурных’ и ‘некультурных’ людей. Таким образом, один человек может в одном культурном поле быть ‘культурным’ а в другом ‘некультурным’. Пример — эллины и варвары. Многие варварские народы находились на высокой степени развития, однако, эллины не распространяя интенцию уважения на объекты культурного поля варваров и называли их этим пренебрежительным именем. Мы так же знаем, с каким пренебрежением, в свою очередь, относились скифы к эллинской культуре.

Для определения культуры (3) за основу следует брать именно аксиологические нормы, а не аксиологическую практику, что может восприниматься как отступление от ‘золотого’ правила (практика — критерий истинности). Однако, в оценочных понятиях объективная истина утрачивает своё значение, поэтому мы можем позволить себе это отступление. Действительно, если общество воспринимает как ценность уважение к чужому имуществу, но большинство его членов позволяют себе неуважение к частной собственности, мелкие хищения, а то и кражи или грабежи (как это происходит в России), то к ‘более культурным’ следует относить тех, кто интегрирован именно с нормами, а не с практикой жизни, даже если таковых меньшинство.

Теперь зададимся вопросом, каким же образом ценности внутри культурного поля передаются индивиду, особенно представителю молодого поколения? Иначе говоря, каким образом происходит интеграция субъекта культуры с его культурным полем. Чтобы понять логику моего изложение, нужно отвлечься и привести концепцию трёхзвенной системы познания мира.

Логическая наука, а так же психология и иные науки, ставящие в область своего исследования познание обычно отмечают два их уровня — непосредственное и абстрактное (логическое). К первому относят ощущение, восприятие и представление. Ко второму — понятие, суждение и умозаключение.

Искать познание и принятие ценностей культурного поля, а следовательно культуру (3) на непосредственном уровне нет смысла. Ведь если бы мы говорили о культурной интеграции на этом уровне, то как неизбежное следствие имели бы культуры примитивных живых существ, поскольку для преемственности поколений достаточно было бы иметь хотя бы способность к представлению.

Искать культуру (3) на уровне абстрактного мышления в современной научной среде считается нормой, что, однако, приводит к нескончаемым антиномиям. И разрешение одних антиномий приводит к появлению следующих. На самом деле с этого пути следовало бы свернуть ещё в XVIII веке, благодаря одному мыслителю, который не показал новой дороги, но указал на тупик старой. Однако, в силу его неадекватности, мало кто обратил внимание на указанный им тупик. Этот мыслитель — французский писатель маркиз де Сад. Он не был самым первым, но в его творчестве невозможность познания ценностей исключительно на уровне непосредственного и абстрактного мышления была показана самым ярким образом.

Маркиз де Сад сделал немало попыток с рациональных позиций обосновать культурные ценности (особенный акцент делался на мораль). После того, как все возможности были исчерпаны, он пришёл к выводу, об отсутствии какого либо основания для существования таких ценностей. Его работы стали кодексом всякого злодейства. Вред таких идей был очевиден, но и опровергнуть их было невозможно.

В силу неадекватности самого автора, его идеи не получили широкого распространения. Однако, более умеренная позиция, тоже отрицающая ценности, получила, в своё время самое широкое распространение. Речь идёт о нигилизме. «Нигилизм есть до конца продуманная логика наших великих ценностей и идеалов»[5] — эта формула, выраженная Ф.Ницше есть самая яркая цитата, иллюстрирующая мою мысль.

Так вот, всё дело в том, что у человека помимо непосредственного и логического уровней познания существует ещё и третий — я назвал его ‘символьный’. И культурные ценности передаются именно на символьном уровне познания.

Исходя из этого, традиция (3) есть передача культурной ценности от культуры (2) к её субъекту. Именно такое значение традиции, следует считать главным, и по умолчанию буду употреблять термин ‘традиция’ именно в третьем значении.

Структура же традиции следующая — она содержит символ, который надлежит передать, и знак — выражение символа, при помощи которого должен познаваться символ. Исключительно логикой из знака вывести символ невозможно, именно потому я и говорю о символьном уровне познания — апеллирование именно к символу, непосредственно от знака, символическая идеация. Отметим, что структура символ-знак свойственна не только традиции но и многим другим явлениям.

Как и при переходе от одного суждения к другому путём умозаключения, так и при интерпретации знака может возникнуть ошибка. В силу гораздо более высокого уровня символьного мышления, ошибки здесь происходят гораздо чаще. Так же, знак может начать жить самостоятельной жизнью, независимо от создавшего его символа.

Культура, в которой истинное значение её символов понятно только её лидерам, а от остальных субъектов скрыто, пусть называется эзотерической.

Касательно традиции, знак чаще всего выражается как ритуал. 

Концептуальные подходы к пониманию сущности и социальной значимости традиции можно сгруппировать соответственно их общей направленности. В группу подходов, которую можно условно обозначить как модернизм и прогрессизм, входят концепции традиции как отмеченной негативным знаком «диалектической пары» новации. В парадигме прогрессизма традиция — это то, что в конечном счете отступает под натиском нового, это обреченное и исторически относительное. Такое понимание просматривается у многих, совершенно разных авторов. По мнению, к примеру, Ханны Арендт, традиционность как характеристика социума полностью исчерпывает себя в эпоху модерна, поскольку логика индустриального развития требует замены традиции как социального ориентира ориентацией на общечеловеческую рациональность. Наиболее отчетливо эта идея была сформулирована Максом Вебером, впервые на концептуальном уровне противопоставившим традиционный и рациональный способы социальной организации[6]. Традиция и рациональность в универсуме прогрессизма составляют два полюса, между которыми существует напряженность, определяющая направленность социальной динамики[7].

Традиционное общество понимается как тип социальной организации, радикально отличной от общества современного, характеризуемый замедленностью изменений, если не полным их отсутствием. Вторая его черта заключается в том, что оно предъявляет к своим членам совершенно иные требования, и главное из них — полностью подчинять личную интеллектуальную и социальную инициативу авторитету традиции.

Отсюда вытекает признание тесной связи между традицией и стереотипом. По сути, если ограничить рассмотрение поведенческим ракурсом, очевидно, что следование традиции предполагает стереотипизацию социального и индивидуального поведения, жесткое доминирование стереотипа над индивидуальным волеизъявлением, личностными особенностями и устремлениями. Социальный стереотип составляет механизм реализации традиции. На это обращает внимание известный отечественный исследователь Э. С. Маркарян, определяя традицию следующим образом: «Культурная традиция — это выраженный в социально организованных стереотипах групповой опыт, который путем пространственно-временной трансмиссии аккумулируется и воспроизводится в различных человеческих коллективах»[8].

Основной проблемой, связанной с традицией, в таком случае становится проблема соотношения стереотипизированного опыта и возникающих инноваций, а также проблема природы самих инноваций. Согласно Э. С. Маркаряну, «динамика культурной традиции — это постоянный процесс преодоления одних видов социально организованных стереотипов и образования новых», а инновации появляются в процессе органической перекомбинации элементов традиции. В таком понимании, как отмечает С. П. Иваненков, нивелируется качественная разница между традиционным и инновативным моментами социальности. Для более глубокого проникновения в проблему необходимо, считает он, «найти категориальное основание определения, в котором традиция будет положена как иное для инновации и обратно». Таким основанием, по его мнению, может быть только отношение двух реалий — традиционной и инновационной — ко времени как атрибутивному параметру социального бытия. 

Литература:

1. «Социология социальных изменений», под ред. В.А.Ядова, 1996.
2. Собрание законодательства Российской Федерации, 2011, №43, ст. 6020
3. Газета «Курьер культуры» от 25.04.2011 г., Уфа, (ст. «Культурные традиции российского офицерства в Уфе возрождали милиционеры»).
4. Ф.Ницше, «Воля к власти»,  перевод:  Е. Герцык, Москва, 1994г.
5. Косинова О. А. К вопросу о трактовке понятия «традиция» в отечественной педагогике, 2009г.
6. «Определение Традиции», Ален де Бенуа, 2008 г.
7. Маркарян Э.С. Узловые проблемы теории культурной традиции , 1981г.

социологическая концепция Плеханова, преобразованная диалектика Гегеля, марксизм, социолог.

Социологическая концепция Плеханова достаточно полно представлена в его произведениях. Среди главных социологических работ следует назвать «Социализм и политическая борьба», «К во­просу о развитии монистического взгляда на историю», «К вопросу о роли личности в истории», «Материалистическое понимание ис­тории», «Материализм или кантионизм», «О материалистическом понимании истории», «О так называемых религиозных исканиях в России», «Искусство и общественная жизнь» и другие.

Текст статьи:

Идеи марксизма и марксистской социологии благодаря Геор­гию Валентиновичу Плеханову (1856-1918) получили широкое рас­пространение в России. В его личной библиотеке, содержащей 16 тысяч томов, находится большое собрание книг по социологии с его замечаниями и комментариями.

Социологическая концепция Плеханова достаточно полно представлена в его произведениях. Среди главных социологических работ следует назвать «Социализм и политическая борьба», «К во­просу о развитии монистического взгляда на историю», «К вопросу о роли личности в истории», «Материалистическое понимание ис­тории», «Материализм или кантионизм», «О материалистическом понимании истории», «О так называемых религиозных исканиях в России», «Искусство и общественная жизнь» и другие.

«Душой» его мировоззрения и социологических взглядов был марксизм, в котором он видел представителя истинного понимания хода исторического развития и нравственного оправдания, необхо­димости вершить судьбы исторического прогресса.

В этом русле наиболее адекватным методом изучения должна была стать, по его мнению, марксистки преобразованная диалекти­ка Гегеля, включающая такие принципы как материалистический монизм и историзм и принцип практики. Эмпирической базой его исследований является масса исторических фактов, наблюдений, накопленные к тому времени данные статистики.

Основным теоретико-методологическим принципом для Пле­ханова, безусловно, служит материалистическое понимание исто­рии, то есть материализм в объяснении действий как отдельной личности, так и больших социальных групп. Ядро его социологиче­ской концепции составляют: во-первых, классовая модель общест­ва. в которой выделяются экономическая доминанта (базис) и оп- исключительно революционный способ смены общественного строя; в-третьих, подчиненный социальной среде статус личности и зависимость последней от производительных сил и социальных ин­ститутов.

Марксистский взгляд на структуру общества и общественное развитие Плеханов выразил в так называемой «пятичленке» — пяти положениях, располагая их в порядке приоритета и определяющего влияния:
- состояние производительных сил;
- общественные или экономические отношения;
- социально-политический строй, выросший на данной эко­номической основе;
- определяемая частью непосредственно экономикой, частью всем выросшим на ней социально-политическим строем психика общественного человека;
- различные идеологии, отражающие в себе свойства этой психики¹.

Установленную Марксом неразрывность взаимосвязи произ­водительных сил и производственных отношений Плеханов назы­вает коренной причиной социального развития. Диалектика здесь такова, что производственные отношения являются следствием производительных сил.

Плеханов выясняет и влияние природы на развитие общества. Естественная среда (географическое положение, климат) — важ­нейшая предпосылка становления и движения человеческой исто­рии. Так, в одной из рецензий на книгу русского социолога Льва Мечникова «Цивилизация и великие реки», в основу которой по­ложены идеи географического детерминизма, Плеханов назвал важным приобретением науки. Вместе с тем, как марксист он на­стаивает, что взаимное влияние производительных сил и производ­ственных отношений является главной причиной социального раз­вития, имеет свою логику и независимые от естественной среды.

Сравнительная стабильность географической среды по отношению к изменчивости исторических судеб народов, пишет Плеханов, подтверждает этот вывод. Это значит, что зависимость человека от географической среды — вели­чина переменная и изменяется с каждым новым шагом историче­ского развития. И далее, географическая среда способствует или препятствует развитию производительных сил.

В книге «К вопросу о развитии монистического взгляда на ис­торию» Плеханов пишет о народонаселении как неотъемлемом элементе общественного развития, рост которого, однако, не явля­ется коренной причиной общественного прогресса. Он приводит положение Маркса, что абсолютные законы размножения сущест­вуют только у животных и растений, тогда как рост (или убыль) населения в человеческом обществе определяется экономической структурой.

В ряду важнейших вопросов социологии, разработанных Пле­хановым, большое место занимает вопрос возникновения и разви­тия общественной психики и идеологии, происхождения форм об­щественного сознания и их взаимодействия, вопрос об отношении политической и идеологической надстроек к экономическому бази­су.

Как нет ничего застывшего и низменного в природе, так и в истории общественной жизни с изменением способа производства изменяются идеи, теории, политические убеждения, то есть изме­няется вся надстройка. Все это представляет исторический продукт реальной деятельности людей.

В своих работах Плеханов особо обращает внимание на харак­теристику зависимости развития форм собственного сознания от материального производства. Подробно и обстоятельно он подвер­гает критике идеалистические теории «саморазвития» идеологии, представления о том, что общее состояние умов и нравов создает якобы не только различные виды искусства, литературы, филосо­фии, но и промышленность данного периода, социальную среду.

дожественным чутьем, чтобы понять, например, сложные процессы развития общественной психологии и её значение в жизни общест­ва, её приспособление к экономике, её связи с идеологией. Крупные писатели Бальзак или Ибсент, отмечал Плеханов, много сделали для объяснения психологии различных классов современного об­щества.

Остро критикуя субъективизм Лаврова, Михайловского и дру­гих, Плеханов самостоятельно и оригинально развивает марксист­ское учение о роли идей и теорий в историческом процессе. Идеи превращаются в великую силу, но при одном непременном усло­вии: они должны уметь схватить и отразить действительный ход истории, отношение классов. Только в этом случае они неотделимы и служат прогрессу. В противном случае они становятся тормозом общественного развития. Он призывал вносить передовые, выдви­гаемые наиболее прогрессивными общественными силами, идеи в массы и видел в этом величайший фактор прогресса.

Не менее убедительна аргументация Плеханова в пользу мар­ксистского положения об обратном влиянии надстроечных форм на экономику. Зависимость политики от экономики не исключает их взаимодействия, влияния политических учреждений на хозяйствен­ную жизнь. Политический строй и вся надстройка или содействует развитию производственных сил, или препятствует.

Плеханов показал относительную самостоятельность в разви­тии надстройки и общественного сознания. При разделении физи­ческого и умственного труда духовная жизнь, включая идеологию, как бы обособляется в относительно самостоятельную область об­щественной жизни с присущими ей внутренними тенденциями соб­ственного развития. Относительная самостоятельность идеологии проявляет себя также в преемственности содержащихся в ней идей. Едва ли вызывает сомнение тот факт, что идеология любого класса активно относится к идейному наследству предыдущей эпохи, ис­пользуя достижения предшествующих поколений. Идеологи каждого данного времени находятся в тесной связи с идеологами предшествующего периода.

Вопрос о роли идеологической и политической надстройки , соотношении с базисом принимает  вид  дилеммы о связи необходимости и свободы в истории. Иначе гово­ря, если развитие обычаев, морали и конституционного устройства общества определяется развитием производительных сил, то как мы должны объяснить активную роль человеческого фактора в ис­торическом развитии? Плеханов отвечает на этот вопрос, разграни­чивая направление и темп исторического развития, содержание и форму правовых, политических, идеологических надстроек. На­правление исторического развития определяется необходимостью, но его темп подвержен вмешательству человека. Содержание над­строек, в конечном счете, детерминировано потребностями произ­водства, определено классовыми интересами, но одно и то же со­держание может быть выражено в разных формах.

Право и конституционные формы детерминированы потреб­ностями общества, которые, в свою очередь, детерминированы спо­собом производства и теми взаимодействиями между людьми, ко­торые ими созданы. Определенные правовые и конституционные системы выражают определенные идеи, но идеи возникают на базе потребностей, господствуют те же идеи, которые удовлетворяют общественные потребности. В реальности, писал Плеханов, «идеа­лами» является то, что полезно людям, и каждое общество в выра­ботке идеалов руководствуется только своими потребностями. Ка­жущиеся исключения их этого бесспорного правила объясняются тем фактором, что в процессе развития общества его идеалы часто отстают от новых потребностей.

Социальные потребности, которые порождают определенные правовые, политические и идеологические надстройки, проявляют себя в соответствующих конфликтах, классовых интересах. Клас­совые и групповые интересы, обусловленные экономическими (производственными) отношениями, оформляются в праве, которое служит средством институализации государства, чьей целью явля­ется защита господствующих интересов. Тема исторического раз­вития поэтому зависит от исхода классовой борьбы, выражающего к-ттяг.огтых сил. Только конкретное изучение классовых сил сил, некоего таинственного закона, толкавшего её на этот путь, а тем, что не было эффективной внутренней силы, способной столк­нуть её с этой дороги.

Борьба вокруг форм права и конституции не проявляет себя прямо как борьба между конфликтующими классовыми силами, а как борьба между различными идеями, выражающими противобор­ствующие классовые интересы. Содержание этих интересов детер­минируется экономическими отношениями, но последние не опре­деляют идеологические формы выражения этих интересов. Таким образом, отношение идей к социальным потребностям и классовым интересам не является простым. Мир идей — это автономный мир, подчиненный своим собственным законам, так что идеи не высту­пают прямым выражением классовых интересов. Интеллектуалы не могут быть сведены к льстивым представителям особых интересов, но их идеи, тем не менее, обусловлены их исторической средой.

В своих трудах Плеханов по-марксистки решал вопрос о роли народных масс и личности в истории. Вопрос этот он обстоятельно разрабатывает в своей наиболее известной и яркой работе «К во­просу о роли личности в истории».

В этой работе он противопоставляет марксистский взгляд на роль народных масс и личности в истории народническим пред­ставлениям. Так, идеологии народничества вслед за братьями Бау­эр, проповедуя субъективизм в понимании истории, игнорировали роль народных масс, классов в историческом процессе и рассмат­ривали интеллигенцию как самостоятельную общественную силу, играющую первостепенную роль в общественном развитии.

Эти идеологи считали, что прогресс в истории осуществляется исключительно «критически мыслящими личностями» как особой высшей разновидностью человечества. Критически мыслящая лич­ность — это «герой», это тот, кто увлекает «толпу», противостоя­щую герою. Толпа, в представлении народников — это лишенная всякого творческого свойства пассивная масса, что-то вроде огром­ного количества людей, приобретающая значение и смысл, когда во главе её становится энергичная, «критически мыслящая личность».

вышающегося» над массой. С этой точки зрения, история народов превращается в серию «Жизнь замечательных людей». Получается, что религия, нравы, обычаи, весь характер народа оказываются сформированными одним человеком, действующим по заранее об­думанному плану. Так исчезает, писал Плеханов, всякое представ­ление о социальной науке, о законах, от которых зависит человек в историческом развитии. Такая точка зрения, отмечал он, не имеет ничего общего с наукой.

На примерах из разных областей общественной жизни он до­казывал, что история делается массами, миллионами производите­лей, а не «героями» по их произволу и фантазии. И все же, хотя ка­ждый член общества участвует в историческом процессе, не все, а только отдельные личности остаются надолго, а то и навсегда, в памяти современников и потомков. Роль таких личностей, которых принято называть выдающимися или историческими, столь велика и очевидна, что долгое время философы их считали двигателями истории. Такой взгляд был связан с идеалистическим пониманием истории, поскольку так называемые выдающиеся личности были связаны с производством идей: это идеологи, политики, законода­тели, правители, полководцы и так далее.

С точки зрения материалистического понимания истории, по­следней и самой общей причиной исторического движения челове­чества является развитие производительных сил, которыми обу­славливаются последовательные изменения в общественных отно­шениях. Рядом с этой общей причиной действуют особые причины, то есть та историческая обстановка, при которой совершается раз­витие производительных сил данного народа. Наконец, влияние особенных причин дополняют действия причин единичных, то есть личные особенности общественных деятелей и других случайно­стей, благодаря которым события получают свою индивидуальную физиономию. Единичные причины не могут произвести коренных изменений в действии общих и особенных причин. Но все-таки не­сомненно, что история имела бы другую физиономию, если бы влияютие на неё единичные шзичины были заменены другими

Чтобы человек, обладающий талантом известного рода, при­обрел благодаря ему большое влияние на ход событий, нужно со­блюдение двух условий. Во-первых, его талант должен сделать его более других соответствующим нуждам данной эпохи: если бы На­полеон вместо своего гения обладал музыкальным дарованием Бет­ховена, то он, конечно, не сделался бы императором. Во-вторых, существующий общественный строй не должен заграждать дорогу личности, имеющей данную особенность, нужную и полезную как раз в это время. Тот же Наполеон умер бы малоизвестным генера­лом или полковником Бонапарте, если бы старый режим просуще­ствовал во Франции лишние семьдесят пять лет. В 1798 году спо­собные сподвижники Наполеона, выдающиеся полководцы Даву, Мармон, Макдональд были подпоручиками, Гош, Марсо, Ней, Массэна, Мюрат, Сульт — унтер-офицерами; Ожеро — учителем фехтования; Ланн — красильщиком; Сенсир — актером; Бесьер — па­рикмахером; Жюбер и Жюно — студентами юридического факуль­тета. Если бы старый режим продолжал существовать до наших дней, то никому и в голову не пришло бы, что в конце 18 века во Франции некоторые красильщики, юристы, учителя фехтования, актеры, парикмахеры были военными талантами.

Великий человек велик не тем, что его личные особенности придают индивидуальную физиономию историческим событиям, а тем, что у него есть особенности, делающие его наиболее способ­ным для служения великим общим нуждам своего времени, возни­кающие под влиянием общих и особенных причин. Карлейль в сво­ем известном сочинении о героях назвал великих людей начинате­лями. Это очень удачное название. Человек является именно начи­нателем, потому что он видит дальше других и хочет сильнее дру­гих. Он решает научные задачи, поставленные на очередь преды­дущим ходом умственного развития общества; он указывает новые общественные нужды, созданные предыдущим развитием общест­венных отношений; он берет на себя почин удовлетворения этих нужд.

Он — герой. Не в том смысле, что может останавливать ход мирового развития, а в том, что его деятельность является сознательным и свободным выражением этого необходимого и бессознательного хода.

Однако никакой великий человек не может навязать обществу такие отношения, которые уже не соответствуют состоянию произ­водительных сил или еще не соответствуют ему. В этом смысле он действительно не сможет делать историю, и в этом случае он на­прасно стал бы переставлять свои часы. Он не ускорил бы течения времени и не повернул бы его назад.

Но если «я» знаю, в какую сторону изменяются обществен­ные отношения благодаря данным переменам в общественно- экономическом процессе производства, то «я» знаю также, в каком направлении меняется и социальная психика; следовательно, «я» имею возможность влиять на неё. Влиять на социальную психику — значит влиять на исторические события. Стало быть, в известном смысле «я» все-таки могу делать историю и мне нет надобности ждать, пока она «сделается».

И не для одних только «начинателей», не для одних только великих людей открывается широкое поле действия. Оно открыто для всех имеющих очи, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, и серд­це, чтобы любить своих ближних. Понятие великий есть понятие относительное. В нравственном смысле велик каждый, кто по еван­гельскому выражению «полагает душу свою за други своя».

Вклад Плеханова в разработку социологической теории вооб­ще и оЬобенно в её марксистском варианте оставил значительный след в истории русской общественной мысли, обессмертил его имя.

Примечания:
1. Плеханов, Г.В. Избранные философские произведения: в 5 томах I Г.В. Плеханов. — М„ 1957. — Т. 1. — С. 24-37; Т. 2. — С. 300-335; Т. 3. — С. 179- 180.
2. Голосенко, И.А. История русской социологии 19-20 веков / И.А. Го- лосенко, В.В. Козловский. — М., 1995 г. Гл. 8.
3. Краткий очерк истории философии / Под ред. Новчука. — М., 1971. Гл. 16.
4. Социологическая мысль в России / Под ред. Чагина. — Л., 1978.

культура, этнос, межкультурное взаимодействие, Северное Причерноморье.

Культура всегда детерминирована историей, и ее типология выстраивается как в синхронном, так и в диахронном варианте. Известные типологии культуры сформулированы, прежде всего, философами, а именно, Гердером, Ницше, Шпенглером и др. В этом случае вполне уместно говорить об историко-философской картине мира, что дает импульс развитию науки культурология. Рассматривая Северное Причерноморье в контексте Античного мира, мы осуществляем некоторое обобщение событий, фактов, которые являются инструментарием для обозрения культурной целостности эпохи, для ее культурологического анализа. Й. Хейзинга писал, что великие историки культуры, независимо от принятых ими установок, всегда были историческими морфологами, людьми, ведущими поиски форм жизни, мысли, обычая, значения искусства. Кроме того, культурологическое исследование предполагает наличие диалога, общения культур прошлого и той, которая находится в данном случае в поле зрения исследователя.

Текст статьи:

Взаимодействие  культур – это взаимообусловленный, двусторонний процесс, т. е. изменения состояния, содержания, следовательно, и  функций одной  культуры  в результате воздействия другой обязательно должны сопровождаться  изменениями в другой  культуре. Иными словами,   взаимодействие имеет двусторонний характер. Особенностью северопонтийских городов было то, что доминирующее положение в них всегда принадлежало грекам. Хотя в V – II вв. до н.э. в эти города вливалось много эллинизированных варваров. Проникновение на Боспор синдо-меотской знати повлиял на круг культурных интересов высших слоев боспорского общества, большое распространение получила торевтика, в частности нашивки золотых бляшек на одежду, что придавало ей полуварварский характер.  «Взаимодействие варварского мира на боспорское общество ещё резче сказалось в первые века нашей эры. Оно проявлялось в одежде, оружии, быте, распространении верховой езды, погребальных обрядах, неразрывно связанных с сарматизацией населения боспорских городов[ 3, с. 106].

Попробуем объяснить процесс, происходящий в Северном Причерноморье, ссылаясь на идеи Л. Гумилева, который рассматривал этнос как природную общность, наделенную определенным энергетическим зарядом  пассионарности. Он объясняет стремление этноса к освоению новых территорий пассионарным  импульсом.  Любая  живая система, будь то этнос или организм, развивается единообразно. Внезапно в ней появляется некоторое количество людей, наделенных пассионарностью,  пассионариев [5, с.31].  В ранний период колонизация была эпизодическим явлением и проходила так: отважные предприимчивые люди из разных городов отправлялись в чужие далекие страны в поисках лучшей жизни и обогащения. Впоследствии колонизация приобретает более систематический характер. От момента пассионарного толчка до полного затухания его инерции проходит свыше тысячи лет. И по  мере того, как энергия усваивалась и рассеивалась в окружающем пространстве, этнос проходил различные фазы генезиса этнокультурных систем. Уже в VII в. до н. э. начинают  налаживаться  торговые связи греческих купцов с местными племенами, чему немало способствовало развитие земледелия и скотоводства в бассейнах Буга, Днепра и Кубани. Тогда же  стали возникать сначала временные, а затем постоянные торговые фактории. Самое раннее греческое поселение было основано во второй половине VII в. до н. э. на острове Березань близ устья Днепро-Бугского лимана. Оно носило название Борисфениды. Возникло оно в 645 г. до н. э.  [1, с. 10].

Акматическая фаза пассионарности — VI – V вв. В первой половине VI в. до н. э. начинается этап активного освоения новых территорий. Эллинистические переселенцы, строя города в Северном Причерноморье, приносили туда порядки покинутой родины:  хозяйство, социальные и политические институты, почитание богов.

Особенно много городов выросло на берегах Керченского пролива или, как его называли греки, Боспора Киммерийского. Греческие переселенцы попали в новые, весьма суровые ландшафтно-климатические условия, в результате у них складывается оригинальный стереотип поведения, обеспечивающий, несмотря на изменчивые условия, устойчивость системы, необходимую для существования и развития. Характерной особенностью этнических контактов в Северном Причерноморье был симбиоз греческих полисов и варварской хоры, заселенной местными племенами, в основном состоящими из свободных общинников. Греческие города вели оживленную торговлю с окружающими их местными племенами: скифами, синдами, меотами и др. [3, с. 100]. Тесные межэтнические  контакты с античным миром способствовали социально-экономическому развитию племен Прикубанья, проникновению в их среду многих достижений древнегреческой культуры: развитию ремесел – гончарного, ювелирного, оружейного, рыбного промысла, сельского хозяйства, расцвета искусства.

Процветает не только внешняя, но и внутренняя торговля. У местных племен греки закупали зерно, продукты животноводства (кожу, шерсть), соленую рыбу, меха. Обмен северопонтийских варваров с эллинскими купцами должен был также способствовать появлению работорговли, источником которой были войны между местными племенам. Коль скоро в роли крупных торговцев со стороны варваров выступала племенная знать, отмеченные экономические связи способствовали ее обогащению, увеличению имущественной дифференциации в варварской среде и усилению власти племенных вождей.

Таким образом, в ходе межкультурного взаимодействия  происходит  ускорение социально-экономических процессов в среде северопонтийских племен. Тесные контакты синдской знати с эллинским миром греческих городов Азиатского Боспора (Тамани) способствовали широкому проникновению античных элементов в культуру и быт местного населения. Так, на Семибратнем городище античная посуда, сделанная при помощи гончарного круга, численно преобладает над местной, лепной. На городище найдены обломки колонн из мрамора и известняка, что свидетельствует о наличии здесь зданий, построенных в античных архитектурных традициях. Обнаруженная на Семибратнем городище надпись начала IV в. до н. э. указывает на существование святилища Аполлона Феба – одного из наиболее почитаемых божеств эллинского пантеона. Возможно, что поклонялись ему не только торговавшие с синдами греческие купцы и возводившие укрепления греческие строители, но и кое-кто из местных жителей.

Фаза надлома охватывает эпохи V – IV вв. до н.э. и характеризуется снижением уровня пассионарности с выбросом свободной энергии, порождающей искусство, роскошь, интриги и междоусобные войны [5,с.31].

В первой четверти V в. до н. э. греческие полисы, расположенные по обе стороны Керченского пролива, объединяются под главенством Пантикапея, и из  самостоятельных городов-государств создается Боспорское царство, оно занимало обширную территорию Восточного Крыма, включая Феодосию, весь Керченский полуостров, Таманский полуостров и примыкающие к нему территории, вплоть до предгорий Северного Кавказа, а также район устья р. Дон (греческий Танасис).   Были присоединены племена синдов, торетов, дандариев и псессов, обитавших на Таманском полуострове и в низовьях Кубани, что превратило Боспор в разносоставное греко-синдо-меотское государство, в состав которого вошли как греческие города, так и территории, заселенные местным населением.

Инерционная фаза, охватывающая IV – I до н. э., – время, благоприятное для накопления материальной культуры, упорядочения бытия, стирания локальных этнических особенностей, унаследованных от прошлых эпох [64, с.379]. Один из законов культурно-исторического движения состоит в том, что период цивилизации каждого типа сравнительно очень короток, истощает силы его и вторично не возвращается [6, с.106].

IV –I вв. до н.э. характеризуются чередой подъемов и депрессий. Фаза экономического расцвета и большого политического влияния обширного Боспорского государства (IV в. до н.э.) – расцвет древнегреческой культуры государств Северного Причерноморья совпадает со временем их экономического расцвета. В крупных Боспорских городах создан новый тип архитектуры (роскошные каменные склепы), в изобразительном искусстве – стенные росписи с изображением кочевников и бытовые сцены; в скульптуре наблюдался расцвет искусства реалистического портрета и декоративного искусства. Общее положение экономики на Боспоре в III – II вв. до н. э. представляло собой сложную картину. Отдельные отрасли производства то оживлялись, то затухали. Весь процесс развития носил неравномерный характер, появилась тенденция к усилению городской автономии. Боспорское государство испытывало острый экономический кризис.

Фаза обструкции – I – II вв.  н. э. Для неё характерна ассимиляция лишенного пассионарности этноса, смешение с соседями и очередной взлет. Этнос существует за счет материальных ценностей и навыков, накопленных в предыдущую фазу. В этот период наблюдается воздействие варварского мира в одежде, оружии, быте, распространении верховой езды, погребальных обрядах.  В искусстве идет снижение стиля. В искусстве в конце I – II вв. античные сюжеты принимают иную форму, а в III в. выступают на первый план новые темы со слабыми отголосками античных представлений.  В конце I в. и главным образом во II в. в терракотах античные и восточные божества Пантикапея переданы в грубой и схематичной манере [7, с. 14].

Инициативу социального обновления перехватывают варвары, которые до этого были скованы присутствием ведущего этноса эллинов. В то же время активно идет процесс этнической «варваризации» государства. Верхушка, знать местных племен переселялась в города. Некоторые из варваров – в основном из сарматской среды – добивались довольно высокого положения. Так, во II в. н. э. управление Горгиппией было доверено Неоклу, варвару по происхождению. [2, с. 33]

Мемориальная фаза  –  III –  IV в. н. э. Неубывающая энтропия ведет этнос к распаду. К началу III в. н. э. изменяется ситуация на границах Боспора. К началу III в. н. э. в степях Северного Причерноморья появились варварские племена, названные античными авторами готами. Была разгромлена Ольвия, варварские племена двигались к восточным границам Боспора. Горгиппия приняла удар одной из первых, вслед за ней был разгромлен Танаис. В III – IV вв. варваризация Боспора достигла той степени, когда полное поглощение его варварами стало неизбежным. Несмотря на разрушительность  гуннского нашествия, это не вызвало прекращения жизни на территории бывшего Боспорского царства. На развалинах полуразрушенных городов вскоре снова обосновывались жители: алано-сарматские и остатки греческого, сильно варваризированного, боспорского населения. Быстро оживает и Пантикапей, теперь называемый обычно городом Боспором; на рубеже IV – V вв. он опять становится важным торгово-ремесленным центром. Но уже теперь это не столица обширного рабовладельческого государства, а лишь крупный торгово-ремесленный центр варварской области в восточном Крыму, находившийся на протяжении V в. под властью алано-гуннского племенного союза [4, с.484]. Кризис античного мировоззрения, утрата мифологических представлений, истинное сакральное знание утрачивается, значение символов забывается. Этими бурными событиями завершается античная эпоха нашего юга.  Согласно О. Шпенглеру, культура умирает тогда, когда душа культуры осуществила все без остатка, все возможности в форме народов, языков, вероучений, искусств, государств, наук и тем самым снова возвращается  в прадушевное состояние [8, с.149].

Вышеизложенное позволяет сделать вывод, что античные государства на территории Северного Причерноморья существовали в течение тысячи лет, пройдя путь от резкого взлета, к чередованию подъемов и депрессий, и, наконец, медленному упадку и гибели. Тесные межэтнические контакты варваров с античным миром способствовали социально-экономическому развитию племен Северного Причерноморья, проникновению в их среду многих достижений древнегреческой культуры.  В то же время, экзогамные браки привели к изменению структуры стереотипа  поведения эллинов, к распаду этнической целостности, причем особи, ее составляющие, входили в состав других этносов. В результате  взаимодействия и диалога культур  на территории Северного Причерноморья  Душа древнегреческой культуры растворилась в соседних этносах и возвратилась в Прасимвол.  Взаимодействие греческого и варварского мира представляло собой сложную структуру, которую можно характеризовать как смену фаз генезиса этнокультурных систем.

Список литературы.

1. Алексеева, Е. Горгиппия [Текст] / Е. М. Алексеева // Античные города Северного Причерноморья: Археология СССР. – М., 1984. – С. 82 – 84.
2. Аптекарев, А. Боспорское царство [Текст] /А. З. Аптекарев // По страницам истории Кубани. – Краснодар: Советская Кубань, 1993. – С. 24 – 35.
3. Блаватский, В. Античная археология и история [Текст] / В.Д. Блаватский. – М.: Наука, 1985. – 279 с.
4. Гайдукевич, В. Боспорские города [Текст] / В. Ф. Гайдукевич.  – Л., 1981.  – 622с.
5. Гумилев, Л. Этносфера: истории людей и истории природы [Текст]  / Л. Н. Гумилев.  – СПб.: «Издательский Дом “Кристалл”, 2003. – 576 с.
6. Данилевский, Н. Россия и Европа [Текст]  / Н. Я. Данилевский.  – М.: Книга, 1991. – 573 с.
7. Силантьева, П. Терракоты Пантикапея [Текст] / П. Ф. Силантьева  // Археология СССР. Свод археологических источников. Вып. Г1-11. Терракотовые статуэтки. Ч. III.  Пантикапей.  – М., 1974. — С. 5 – 37.
8. Шпенглер, О. Закат Европы: В 2.т. – Т.1 / Пер. с нем. И. И. Маханькова [Текст]  // О. Шпенглер. – М.: Айрис-пресс, 2003. – 528 с.