Автор(ы) статьи: Рыкова Д. В.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

текст, текстологический анализ, картина мира, идеалы, красота, добро, справедливость.

Аннотация:

Данная статья посвящена актуальной культурологической проблеме анализа текста с целью поиска в нем ключевых понятий, характеризующих картину мира в целом. На примере текстов одного из недавних сборников писателя Людмилы Петрушевской можно доказать, что и сегодня в отечественной картине мира главенствуют идеалы добра, красоты, справедливости.

Текст статьи:

Владение языком и понимание произносимого и услышанного предполагает осознание некой общей языковой картины мира. Внутри же нее, сколь сильно не менялась бы окружающая реальность, находятся заложенные издревле идеи, которые чаще всего находят отражение в ключевых понятиях языка. В основе русской картины мира можно обнаружить архетипы, соответствующие христианским культурным традициям – это идеи добра, красоты, справедливости, смирения и т.п.

Сегодня в отечественной литературе эти идеи начинают звучать с новой силой. Их можно найти даже там, где, казалось бы, не каждый читатель их заметит. Это касается, например, творчества Людмилы Петрушевской, на сегодняшний день считающейся писателем-классиком.

В одном из ее недавно опубликованных сборников, «Богиня парка», отчетливо можно уловить обращение к христианской традиции с помощью анализа употребления ключевых понятий. Первое по счету произведение сборника «Богиня парка», которое называется «Ветки древа», начинается так:

«Я встретила свою родную душу рано-рано утром, приехав в Вильнюс на попутке – это была немолодая женщина на пустой туманной  улочке близ храма» [1]. Здесь явственно фигурирует ключевое понятие картины мира Петрушевской – «родная душа». Само слово «родной» является одним из важнейших в русской языковой картине: оно обозначает степень кровного родства людей, кроме того, «органичность родственной связи часто обеспечивает особую глубину взаимопонимания. <…> Для русского языка родными можно стать. В любви возможна и безграничная телесная близость, и слияние душ, и максимальный уровень взаимопонимания» [2].

В нашем же примере прилагательное «родной» соединяется с существительным «душа», что напрямую отсылает нас к христианской культурной традиции, в которой каждый человек мыслится состоящим из духа, души и тела. В богословских и философских текстах под словом «душа» подразумевается некий эфирный двойник тела, заключающий в себе бессмертный дух. Существует и бытовое толкование этого понятия: душа в наивно-языковом представлении воспринимается «как своего рода невидимый орган, локализованный где-то в груди и “заведующий” внутренней жизнью человека» [3]. Именно так, как возможность жить духовной жизнью, воспринимается душа в произведениях Петрушевской.

Словосочетание «родная душа» вмещает в себя представление о близком человеке, способном стать по-настоящему родным духовно, причем  либо стать таковым мгновенно, либо быть таковым всегда. Здесь прослеживаются отголоски древних воззрений о поисках своей половины души. Герои Петрушевской на протяжении всего повествования, которое часто описывает целую жизнь, ищут того, кто их поймет, приютит и обогреет. Во главу угла Петрушевская ставит именно духовное родство, возможность понять человека без лишних слов, по одному лишь взгляду. Именно такое событие и легло в основу создания новеллы «Ветки древа».

Далее идет уточнение хронотопа: время – «рано-рано утром», место ¬–  пустая туманная улочка Вильнюса, близ храма. Раннее утро – некое заветное время для христианской культурной традиции. Это время пробуждения, время молитвы, утренней службы в храме. Утро –  начало нового дня, а, следовательно, некая ассоциация с новой жизнью. Судя по тексту, для героини с этого момента действительно словно начинается новый жизненный этап, когда пройдены многочисленные препятствия, ушли страхи. Все же читатель осознает, что выбранное время (слишком рано) сулит и некоторую опасность – отсутствие людей, пустая улочка, туман, малознакомый город. Тем и важнее и счастливее для главной героини встреча с родной душой, которая сама выходит навстречу.

Для описания места действия автор использует негативные определения – «пустой», «туманный».  Героиня, изображаемая «на грани», имеет, с одной стороны, ранее утро – позитивное время для свершений, с другой же стороны, – чужое место, ждать от которого неизвестно чего.  Незнакомый город – зона, которая издревле пугает человека тем, что, возможно, вмещает злые силы, а те вряд ли помогут «чужаку». Еще одно уточнение, работающее на героиню, – «близ храма». Вторая героиня новеллы Ядвига, христианка, близка главной в испытываемым страданиях. Далее выясняется, что Ядвиге выпало гораздо больше, чем главной героине – она мгновенно потеряла сразу всех, кого любила: мужа, дочь, зятя и внука. Возможно, поэтому она прекрасно понимает главную героиню. Однако вернемся к храму. Согласно христианским представлениям, в храме пребывает особая благодать, милость Божия, неслучайно другое название храма – Дом Божий. Именно к церкви люди идут, когда уже нет надежды на чью-либо помощь, здесь находят приют бездомные, калеки, убогие. Так поступает Ядвига, потерявшая свою семью в пожаре и теперь надеющаяся лишь на Божью помощь. Главная же героиня, наверное, оказывается около храма по воле случая. Встреча двух душ уместнее всего и должна произойти в богоугодном месте.

Проанализируем и то, кем оказывается родная душа главной героини. В отличие от читательских ожиданий, близкий по духу человек – это не мужчина, а «немолодая женщина». Петрушевская верит, что по-настоящему понять женщину может лишь другая женщина, тем более, если речь идет о страдающем человеке. И чем больше горя выпадает на долю человека, тем сильнее и, в то же время, сострадательнее он становится, тогда он обращается к Богу и живет по Его законам.

Кроме того, в этом контексте важно и противопоставление: молодая женщина (главная героиня) – немолодая женщина (Ядвига). Оказывается, что у молодой жизнь счастливее: у нее есть сын и мать, то есть семья, о которой надо заботиться.

Итак, первое предложение новеллы «Ветки древа» уже ставит перед читателем главный вопрос произведения – возможность встречи родной души где угодно и в обличии кого угодно.

Посмотрим же, чем заканчивается текст: «Свобода еще на десять дней, а потом ежедневная жизнь, можно держать ребенка за руку, мое спасение, мое сокровище. Ядвига там одна, сухая ветка сожженного дерева» [4].

В этом сверхфразовом единстве на первый план выходит важное для автора понятие «свобода». Согласно исследованиям лингвистов, оно занимает одно из центральных мест в русской языковой картине мира. В нашем языке бытуют два синонима для обозначения этого явления – более европейское «свобода» и исконное «воля». Дмитрий Орешкин в статье «География духа и пространство России» писал о различии этих понятий, которое способно уловить лишь русское ухо: «Свобода (слобода) – от самоуправляемых ремесленных поселений в пригородах, где не было крепостной зависимости. Свобода означает  свод цеховых правил  и признание того, что твой сосед имеет не меньше прав, чем ты. «Моя свобода размахивать руками кончается в пяти сантиметрах от вашего носа», – сформулировал один из западных парламентариев. Очень европейский взгляд. Русская «слобода» допускает несколько более вольное обращение с чужим носом. Но все равно главное в том, что десять или сто персональных свобод вполне уживались в ограниченном пространстве ремесленной улочки. «Свобода» – слово городское.

Иное дело воля. Она знать не желает границ. Грудь в крестах или голова в кустах; две вольные воли, сойдясь в степи, бьются, пока одна не одолеет. Тоже очень по-русски. Не говорите воле о чужих правах – она не поймет. Божья воля, царская воля, казацкая воля… <…> Слово степное, западному менталитету глубоко чуждое» [5]. (Можно обратить внимание на то, как меняется лексика, когда автор начинает говорить о воле: для более доступного описания, он прибегает к исконным словам, выражениям, характеризующим истинно русские качества души.)

Примерно то же самое писала почти сотню лет назад писательница Тэффи в своем рассказе «Воля»: «“Свобода” переводится на все языки и всеми народами понимается. “Воля” – непереводима. <…> Свобода законна. Воля ни с чем не считается. Свобода есть гражданское состояние человека. Воля – чувство» [6].

Если опираться на эти толкования, то логике Петрушевской ближе восприятие «свободы» именно как «воли», говоря о свободе, писатель опирается на это фундаментальное свойство русской души – быть вольной. Тем не менее, ее воля существует внутри неких рамок: она ограничена другим ключевым для отечественного мировоззрения понятием – долг. В данном произведении этот долг воспринимается как родительские обязательства перед ребенком. Никто не имеет права быть полностью вольным, если от него зависит жизнь другого человека. Поэтому в «Ветках древа» эта свобода продолжится «еще на десять дней», а дальше начнется «ежедневная жизнь».

Антитеза «свобода – жизнь» так же характерна, наверное, лишь для русского человека. Западное сознание расценивает свою свободу как признак настоящей жизни. Только наш человек может противопоставить «волю» как примету неупорядоченного образа жизни, свободу передвижений и некое бесцельное существование, собственно «ежедневной жизни» с ее четким укладом и обязательствами. И судя по тексту новеллы, автору более важна эта «ежедневная жизнь»: главная героиня, «обремененная» ребенком, оказывается успешнее совершенно свободной и от этого несчастной Ядвиги.

Итак, можно сделать небольшой вывод о том, что свобода (воля) очень существенна как ключевая составляющая широкой русской души. В то же время, она подразумевает наличие неких страхов, неуверенности, страстей и переживаний. Если же выбирать между полной свободой и четким мироустройством, то автор более склоняется к последнему. Для Петрушевской и ее героинь-матерей очень значима эта уверенность в завтрашнем дне, жизнь, согреваемая мыслями о ребенке, заботе о нем.

Следующее важное понятие, употребляемое писателем в последнем сверхфразовом единстве, – «ребенок», в котором героине видится спасение и сокровище. Антитеза «мать и дитя – одиночество (сухая ветка сожженного дерева)» также играет немаловажную роль и в этом произведении, и в целом в творчестве Петрушевской. Одиночество здесь выступает как другая сторона свободы, от которой вряд ли кто-нибудь получит наслаждение. Тотальное одиночество – примета современной культуры. В христианской же традиции, как известно, это удел избранных – либо аскетов, отказавшихся не только от мирской жизни, но даже от монастырской, либо грешников, которым одиночество послано в качестве кары за их неправедность. Символически об этом говорится в евангельском эпизоде со смоковницей: «Поутру же, возвращаясь в город, взалкал; И увидев  при дороге одну смоковницу, подошел к ней и, ничего не нашед на ней, кроме одних листьев, говорит ей: да не будет же впредь от тебя плода вовек. И смоковница тотчас засохла. Увидевши это, ученики удивились и говорили: как это тотчас засохла смоковница? Иисус же сказал им в ответ: истинно говорю вам: если будете иметь только веру и не усомнитесь, не только сделаете то, что сделано со смоковницею, но, если и горе сей скажете: «поднимись и вернись в море», – будет. И все, чего не попросите в молитве  с верою, получите» (Матф. XXI, 18-22).

В своем произведении Петрушевская буквально использует тот же образ: сухой ветки древа жизни, множество веток которого означает большое семейство. Ядвига, ассоциирующаяся с сухой веткой, в одночасье потеряла всю свою семью, но по какой причине это произошло, читателю не понятно. Возможно, это случилось, потому что в героине не было веры. С тех пор она изменилась: и посещение церковной службы стало одним из ежедневных ее обрядов. То есть теперь Ядвига старается жить согласно христианскому учению.

Итак, сформулируем, каковы же ключевые понятия картины мира Петрушевской, согласно анализу некоторых отрывков новеллы «Ветки древа». Судя по начальному и конечному сверхфразовым единствам, которые вполне взаимосвязаны, автора беспокоит вопрос поиска родной души. Весь текст связан мотивом дороги, беспокойства и бесприютности. В финале же настоящая родная душа найдена – ее, впрочем, и не стоило искать так далеко – это ребенок. Героиня же, которая первоначально называется таковым эпитетом, оказывается очень несчастной именно по той причине, что своих детей потеряла и осталась в одиночестве. То есть, это у нее нет цели, тогда как смысл жизни главной героини очевиден – «держать ребенка за руку, мое спасение, мое сокровище». Образ ребенка как Спасителя встречается в Новом Завете – это один из важнейших символов всей христианской культуры.

Все вышесказанное очень важно для осознания современной культурной ситуации, ведь обращение к идеалам христианства говорит о том, что писатели как носители слова отходят от «чернухи» и несут читателям свет и тепло вечных истин. Поскольку же Людмила Петрушевская на сегодняшний день является одним из популярных писателей, это говорит о том, что душа современного человека стремится к гармонии, цельности, подобной той, которая освещала жизнь средневекового христианина.

Литература:

1.         Петрушевская Л. Богиня парка: Повести и рассказы. – М.: Эксмо, 2004. – С. 7.

2.         Зализняк Анна, Левонтина И., Шмелев А. Ключевые идеи  русской языковой картины мира: Сб. статей. – М.: Языки славянской культуры, 2005. – С. 241-244.

3.         Урысон Е. Душа, сердце // Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. – М., 1995. – С. 24-27.

4.         Петрушевская Л. Богиня парка: Повести и рассказы. – М.: Эксмо, 2004. – С. 18.

5.         Орешкин Д. География духа и пространство России // Континент. – 1992. – №4. – С. 121.

6.         Тэффи. Воля // Тэффи. Смешное в печальном. – М.: Советский писатель, 1992. – С. 203-204.

Автор(ы) статьи: Розенберг Н.В., Бабина В.Н. Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда. Проект 06-03-28302а/В
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

образование, ценности, повседневность, повседневная культура.

Аннотация:

Жизненные стратегии, базирующиеся на получении образования, чаще чем другие, включают в себя новые модели поведения, ставшие доступными в связи с изменениями в современном российском обществе. В статье рассматриваются аксиологические основания проблем современного образования в культурном пространстве повседневности.

Текст статьи:

Социально-экономические, политические и культурные изменения отражаются на повседневной жизни и влияют на мировоззрение, стиль жизни и поведение, потребление и отношение к устоявшимся взглядам. Трансформация общества расширяет свободу выбора и ответственность человека, в результате дифференциации структуры и появление новых интегрирующих элементов увеличивает возможности жизнедеятельности, при этом нарушая согласованность человека с собой и окружающей действительностью. Изменения требуют от человека значительного пересмотра ценностей и ценностных ориентаций. Исторический опыт показывает, что проблема ценностей всегда выходила на первый план и приобретала широкое социальное, нравственное значение, когда культурные традиции обесценивались, прежние установки в этике, идеологии объявлялись безнадежно устаревшими, консервативными и даже «вредными», а вместо них поспешно возводились «новые», большей частью заимствованные.

Отличительной особенностью социокультурных процессов, происходящих сегодня в нашем обществе, является переоценка и осмысление ценностей. Сегодня есть основания говорить о таких явлениях в нашем обществе как ценностный нигилизм, моральное равнодушие, бессмысленная агрессивность, вандализм, жестокость, экзистенциальный вакуум, цинизм и другие негативные следствия слома прежней ценностной системы. Общество оказалось, по выражению А. Маслоу, в состоянии «аксиологической депрессии». И потому проблема ценностей сегодня это не просто предмет научных споров и дискуссий, она связана с практической жизнью и отдельного человека, и общества.

Ценности как феномен идеального обладают способностью актуализироваться в действительности через реализацию в деятельности. Следовательно, если сегодняшняя действительность требует изменений, если она не отвечает запросам индивида, то изменения эти необходимо начинать с ценностных ориентиров. Тогда в своей деятельности человек  будет стремиться воплотить то, что является для него положительно значимым. Необходимо взращивание таких ценностей, которые бы способствовали развитию человека.

Скоротечность, всеобщая информативность, связность и необратимость социокультурных процессов заставляют индивидов больше ориентироваться на социальную практику, где приоритетным становится ориентация на опыт настоящего.

Жизненные стратегии, базирующиеся на получении образования, чаще чем другие, включают в себя новые модели поведения, ставшие доступными в связи с рыночными реформами  в экономике и либерально-демократическими изменениями в обществе.

Образование – это складывание образа бытия. Человек ведет себя не только сообразно своей природной индивидуальности, но и как существо разумное, духовное. И в этом отношении он, по словам Г. Гегеля, не бывает от природы тем, чем он должен быть. Образование – это соотнесение с «образом», неким идеалом. Образ выражает собой определенную ступень всеобщности, на которую восходит индивидуальное начало каждого. Этот процесс определяет все остальные базовые процессы, происходящие в культуре и обществе. Если образование не осуществляется, то, выражаясь словами М.К. Мамардашвили, наступает «антропологическая катастрофа», влекущая за собой и все остальные кризисы – экологический, демографический, экономический и прочие.

Кризис современного российского образования многогранен. В историческом, культурологическом, социологическом, психологическом плане он описан уже не раз. Однако, главным на сегодняшний день можно считать аксиологический аспект, поскольку ценностные ориентации обусловливают избирательную активность человека именно как субъектную, а не как биологическую. Каждый выбор человека – это внутреннее ценностное строительство. Главный вопрос наших дней: каким должен быть образ современного человека, чтобы образование могло соответствовать ему?

В современном информационном обществе со специфичными для него конфликтами ценностей, требующими соответствующих способов моральной регуляции, процесс образования приобретает качественно новый характер. Появляются дилеммы, ранее не характерные для этики и философии образования. К их числу можно отнести: конфликт между свободой и принуждением в образовании (при выборе направления и способов образования), конфликт между образованием как средством получения знаний и как средством успеха в жизни (престиж образования, коммерциализация образования, нравственные границы допустимости платного обучения); нравственные конфликты между семьей и школой (девальвация образа учителя средствами массовой информации, падение уровня почтительности к педагогу в семье); нравственные проблемы в применении современных образовательных технологий (дегуманизация образования, дистанционное обучение как отчужденная форма обучения); этические критерии допустимости религиозно-конфессионального образования в государственных учебных заведениях.

Этим перечнем, конечно, не исчерпывается вся совокупность проблем современного образования. Пытаясь преодолеть прежние недостатки, и воплотить инновационные приоритеты и ценности, отечественное образование вынуждено поменять классическую парадигму (сформировавшуюся в эпоху Нового времени) обучения и воспитания на современную, основанную на постмодернистской философии.

Одним из ведущих приоритетов классической парадигмы в образовании является научность. Отсюда процесс обучения представлялся как процесс изучения основ наук. Постепенно в школе, а затем и в высших учебных заведениях возникает практика деления изучаемых предметов на «главные» и «не главные». В число «главных» наиболее престижных попадают точные науки – математика, физика, химия, гуманитарные же дисциплины могут лишь отчасти соперничать с точными науками и подчас способны противостоять сциентизации. Еще сложнее складывается ситуация вокруг предметов, представляющих вненаучное знание – изобразительное искусство, музыка, хореография и т.д. Понятие «вненаучный» приобретает явно негативный оттенок, а подобные способы познания мира объявляются непрактичными, а, следовательно, и не нужными современному человеку. Здесь же кроются истоки конфликта между образованием как средством получения знаний и как средством успеха в жизни. Склонность человека к художественному творчеству определяет сегодня скорее его хобби, а не выбор профессии.

Основу воспитанности в классическом образовании составляет знание нравственных требований, норм общества, его основных ценностей, всего того, что необходимо для цивилизованного совместного проживания людей. Это в свою очередь, порождает еще один конфликт между знанием и поведением. Феномен так называемой «двойной морали» вызывается, по сути, декларированием одних ценностей и следованием другим.

Ведущим приоритетом постмодернистского образования  становится саморазвитие личности ребенка в свободных формах деятельности. Сама эта парадигма сформировалась под влиянием феноменологии, прагматизма, экзистенциализма, неофрейдизма, герменевтики, структурализма, представив личность как изначально открытую, проектируемую сущность. Педагогическая антропология О. Больнова придала личности позитивные измерения – благодарность, надежду, доверие и т.д. Спонтанное стремление к активности было истолковано как реализация творческих начал личности.

Следствие такого понимания человека стало перенесение акцента с универсальных, всеобщих характеристик личности на ее специфические, индивидуально неповторимые особенности, на ее самобытность и уникальность. Потребности индивидуальной самореализации в рамках этой парадигмы становятся несомненно более важными в сравнении с задачами культурной и исторической преемственности.

Для современной российской системы образования смена парадигм вызвала целый ряд серьезных проблем. В числе которых, утрата образованием ясных целевых установок и приоритетов. Из-за стремления предоставлять обществу как можно более широкий спектр образовательных услуг, происходит разрушение прежнего единого образовательного пространства. Многообразие, которое существует сегодня, к сожалению, лишено единства, единой системы приоритетов (национальных, государственных, частных).

Не менее сложной является внутренне конфликтная ситуация, связанная с профессионализацией учебных заведений. Прагматичное, специализированное отношение к образованию ведет к игнорированию, а зачастую и к вытеснению, гуманитарной и общекультурной составляющей личности. Намечается тенденция к упрощению образования к обучению, а обучения к профессиональной подготовке. Все чаще на место образования приходит диплом специалиста. Образование все меньше ассоциируется с усвоением определенного уровня культуры, все больше  с возможностью получить престижную работу по окончании учебного заведения. В итоге процветает технократизм в профессиональной деятельности, не создаются условия для личностного развития человека. Видимо этим можно отчасти объяснить парадокс нашего времени – большое количество людей с высшим образованием и острый дефицит интеллигенции.

Низкий уровень массовых духовных потребностей определяет снижение общего уровня образованности людей в нашем обществе. Ухудшение качества общего и профессионального образования столь заметны, что возникает необходимость определения образовательных стандартов, то есть минимума образованности, без которого невозможно жить и работать в современном обществе.

Еще большую тревогу в этом плане вызывает отстраненность учебных заведений от воспитательных целей. С одной стороны, это вызвано отсутствием ясных ценностных установок в обществе. Ни одно учебное заведение не может выполнять заказ частных лиц на формирование каких-либо политических, нравственных, религиозных взглядов и убеждений, выбор же самим учебным заведение некоей воспитательной доктрины может быть расценено как нарушение принципа свободы совести. Безусловно, полное исключение воспитательной стороны из образования невозможно даже в этих условиях. Человека формируют не только целенаправленные действия, которые собственно и называются воспитанием, но и атмосфера учебного заведения, общение с товарищами и преподавателями, правила, принятые в данном учебном заведении, а также содержание и характер обучения. Но без осознания конкретных целей воспитания, без осознания того, каким должен быть выпускник, результат такого не целенаправленного воздействия трудно предсказуем. Поэтому каждый из типов образовательных учреждений должен вырабатывать собственный воспитательный подход на основе единой системы ценностных приоритетов.

К числу конфликтов, которые приобрели в современной ситуации особо острый характер, относятся нравственные проблемы в применении современных образовательных технологий, активного внедрения информационных средств в образовательный процесс.

Одним из аргументов в пользу эффективности внедрения информационных технологий являются интерактивные возможности новых медийных средств, то есть возможность непосредственного диалогического участия каждого в процессе обучения. Активное участие личности в образовательном процессе должно привести к большей автономии, а также способствовать развитию концентрации. Однако, при всех очевидных плюсах, здесь имеют место и весьма сложные проблемы.

Основанием означенных проблем является, тот факт, что сами современные медийные устройства никогда не бывают нейтральными, они сами являются выражением ценностей. Не случайно, что они вводятся прежде всего для развлечения молодежи как первичной целевой группы. В этом отношении идеал образования во многом опирается на модель учащегося как игрока.

Интерактивность оказывается реакцией на так называемую «быструю культуру», которая при любых обстоятельствах стремится избегать сложности и скучности. «Учение с увлечением» строится по мерке развлечения, занимательной игры, а не серьезного труда. Игровое отношение к учебе ставит личность в условное отношение к жизни, не позволяет ей достигнуть реальных онтологических основ. Соприкасаясь с жизнью, знанием, ценностями и нормами как с миром виртуальностей, «человек играющий» оказывается еще более изолированным от их смысла, чем тот, для кого они даже в непознанном виде представляют реальную силу. Игрок целиком привязан к виртуальному миру, к возможностям медийного опыта. В этом опыте смешивается реальность, фикция, моделирование. Он полностью концентрируется на овладении правилами игры и их независимом применении.

Обратной стороной интерактивности является своего рода интерпассивность, суть которой заключается в том, что человек проявляет активность в выражении определенных эмоций  и настроений через другого. В результате самые интимные чувства могут быть театрализованы. Интерпассивность означает, что часть отчужденного моего «я» совершает и переживает за меня ценностно значимые акты. Следовательно, использование интерактивных медийных средств приводит к тому, что личность лишается подлинной пассивности и готовится к бурной активности повседневной жизни.

Кроме того, настойчивое и упорное освоение научного знания и культурного опыта не согласуется с установками «игрового учения», учебное заведение перестает рассматриваться как школа труда, заключающего в себе долг и ответственность. Г. Гегелю принадлежат слова о том, что падение духа измеряется тем, чем он удовлетворяется. Даже если исходить из установки, что между поучительным и развлекательным не должно быть неразрешимого противоречия, их приравнивание не только сомнительно, но и опасно как укрепление ирреальной позиции ожидания.

Еще одной опасной стороной воздействия визуальных медийных средств обучения является рассеянность, наблюдаемая в поведении детей, подростков и молодежи в последнее время. Скорость, с которой предлагается информация, заставляет быстрее, но и поверхностнее перерабатывать изображения. Визуализация информации дает целый ряд преимуществ, но, к сожалению, часто идет рядом с упрощением, в том случае, если она не дополняет другие средства получения информации, а пытается их заменить. Информации становится так много, что усвоить ее становится невозможно, можно лишь ознакомится, рефлексивное понимание происходящего теперь едва ли возможно. Современные программы построены на коротких сообщениях и эпизодах, значительно увеличилось количество сокращений и даже замены слов значками-символами. Это в свою очередь приводит не только к обеднению смысла, но и к утрате такой безусловной культурной ценности как язык.

В рамках развлекательных информационных программ молодежь больше, чем когда и где-либо подвергается воздействию идеологий. Целенаправленно внушается мысль о том, что можно подключиться к миру знаний посредством Интернета, научиться справляться со своими будущими проблемами, «проживая» их в игровой форме и т.д.

Анализ конфликтных ситуаций в сфере образования приводит нас к выводу о наличии взаимосвязи кризиса приоритетов и ценностей современного образования с общим кризисом социума. Конфликт ценностей, мироощущений и мировосприятий есть результат не только самобытного исторического развития нашей страны, но и следствие межцивилизационного взаимодействия.

В индустриально-информационную эпоху главным орудием экспансии становится иная система ценностей, которую несет иная культура, иная идеология. А уже вслед за изменением мировоззрения, ценностно-нормативной системы или параллельно с ней идет экономическая экспансия. Территориальная проблема решается в последнюю очередь. Общество, которое переживает духовный кризис, мечется в поисках новой национальной идеи, проникновение инородных ценностей не всегда воспринимает как опасность, как экспансию. Напротив, в новых веяниях видится спасение, обретение нового стержня, поворот к цивилизованному существованию. Когда же взаимодействие между цивилизациями переходит в сферу экономических или территориальных интересов, приходит осознание всей полноты свершившейся катастрофы.

Механизм межцивилизационного взаимодействия наряду с насилием физическим (имеющим своей целью вытеснение, уничтожение иных культур, систем норм и ценностей), предполагает и насилие символическое. Насилие символическое есть основание и оправдание насилия физического с целью установления иной системы ценностей и основанного на ней порядка. Физическое насилие уничтожает самого человека, как носителя определенной культуры и ценностно-нормативной системы. Символическое насилие оставляет человека живым и невредимым, но поражает разум и волю противника, разрушает его духовную среду, делает его духовно беззащитным и тем самым способствует потере мотивации для защиты. Символическое насилие влияет на мировосприятие и рефлексию через знаковые системы и чувственно-эмоциональное восприятие, разрушает базовые ценности и ориентации.

Образование в этих процессах играет существенную роль, так как оно по своей природе является таким элементом социальной и культурной жизни, где, с одной стороны, сконцентрированы достижения прошлого исторического опыта развития науки, культуры, общества в целом, с другой стороны, образование нацелено на реализацию культурных и научных проектов в будущем.

Трансляция культурного наследия посредством образования имеет свои особенности и сложности, которые дают о себе знать, как правило, в кризисное, нестабильное время.

Во-первых, передача культурного наследия предполагает активное освоение. Автоматически, в расчете на генетику, ценности не передаются. Их необходимо формировать, к ним надо приучать через работу мысли, чувств, оценки увиденного и услышанного. Помимо этого ценности не усваиваются случайно, для того чтобы их можно было транслировать необходима убежденность большинства общества в их положительной значимости.

Во-вторых, преемственность культурного наследия предполагает непосредственный контакт живых носителей культуры – старшего и младшего поколений. Культура старшего поколения должна быть востребована современным подрастающим поколением; оно должно увидеть, прочувствовать в ней «свой интерес», сделать ценности предшествующих времен своими. К сожалению, в российском обществе за последние годы как раз было сделано все, чтобы разорвать эту культурную цепь живых поколений, вызвать у молодежи неприязненное отношение и недоверие к духовным ценностям, которыми жили их родители.

В-третьих, культурное наследие живет не только за счет сохранения собственного опыта, традиций, но и за счет «приращения». Причем, «приращений» должно быть больше, чем «убываний» от пользования «старой культурой» – иначе наблюдается культурное истощение этноса. Новации в культуре необходимы, иначе она становится собранием застывших догм, которые перестают выполнять основные функции культуры в обществе.

В-четвертых, в любой стране культурное наследие испытывает на себе последствия культурных контактов, обмена и заимствования культурных достижений других народов. Прочность культуры обеспечивается, прежде всего, ценностями, которые в свою очередь воспроизводятся в сфере образования. Однако сегодня можно констатировать тот факт, что в культуре российского общества возник особого рода конфликт, сопровождающийся разрушением культурного единства общества, распадом традиционной, исторически складывающейся системы нравственных ценностей, социальных норм, потерей привычных жизненных ориентиров, утратой социального оптимизма.

Социальная, или даже социально-пространственно-временная обусловленность образования указывает на наличие некоторых сил, легитимирующих его эффективность. К одним из главных таких сил мы отнесем социальную институционализацию и культуру как множество устойчивых повседневных практик.

Автор(ы) статьи: Плотникова Е. В.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

рекламная деятельность, постиндустриальная культура, массовая культура, знаково-символический ряд, архетипичные представления, убеждающий компонент рекламы, культурологическая экспертиза рекламы.

Аннотация:

статья посвящена анализу проблем рекламной деятельности в условиях постиндустриальной культуры - рассмотрены знаково-символические компоненты рекламы как неотъемлемые составляющие рекламного воздействия на потенциального потребителя, а также объясняется роль убеждающего компонента рекламы в механизме стимулирования мотивации потребительского решения о покупке.

Текст статьи:

В настоящее время все большее становление  получает  постиндустриальная (постмодернистская, информационная, технотронная) цивилизация и культура. Постиндустриальная культура характеризуется приоритетом потребления над производством, индивидуальным стилем потребления, ростом интернационализации и стандартизации потребления, с одной стороны, но с другой – сохранением стремления к уникальности национальной культуры вообще и культуры потребления в частности. Можно сказать, что в постиндустриальной культуре духовные ценностные установки отошли на второй план, однако, массовая культура потребления при всем ее практицизме, продолжает вносить в духовное развитие общества свой вклад. Так, с одной стороны, она выполняет защитную функцию от разрушительных социальных тенденций, а с другой стороны, она, повышая  уровень потребления общества, способствует широкому распространению высокотехнологичных средств культуры (масс-медиа), которые ретранслируют  ее духовные ценности.  Данные характеристики  составляют сущность понятия «массовая культура». Это так называемая «индустрия культуры», основанная на предоставляемых современной техникой безграничных возможностях тиражирования любой информации. Основными параметрами массовой культуры являются стереотипизация культурного образца, его высокая воспроизводимость обществом и трансляция от поколения к поколению.

В современной науке сформировался ряд проблем в изучении рекламы как социокультурного феномена и неотъемлемого компонента экономической деятельности. Одной из них является то, что  реклама  — это неотъемлемая часть массовой культуры современного общества, характерными чертами которой являются общедоступность, упрощенность, развлекательность, а значит данные черты присущи и рекламе — зачастую, она дает отстраненную от острых социальных проблем картину мира, провоцирует «псевдопотребности», конструирует «псевдореальность». Кроме того, чтобы обеспечить эффективный мерчандайзинг (максимально широкий сбыт товаров), как правило при помощи рекламы, выгодно формировать, актуализировать у потребителей импульсивную мотивацию покупок и ориентироваться на простейшие вкусы и потребности людей. Если культура – это  закодированная в разнообразных знаковых символах социальная информация, то реклама – это один из наиболее массовых информационных ресурсов культуры и средств ее распространения, и более того — содержание и общий облик рекламы отражают культурный облик народа, его менталитет.

Сущность  культуры можно рассматривать как комплекс архетипов, смыслов и знаков. Важно отметить, что собственно архетипы не имеют конкретного психического содержания, в отличие от архетипичных представлений или символов, которые являются результатом совместной работы сознания общества и его бессознательного пласта. Таким образом, культурные архетипы имеют символическую природу. Можно сказать, что перевод бессознательного в сознательное  — является способом получения представлений о мире в виде определенных знаков-символов и ценностей, формирующихся в рамках данного культурно-исторического типа и закрепляющихся в менталитете людей в процессе общения между собой. Культурные архетипы наиболее отчетливо проявляются в  комплексах-аффектах, вызванных ситуациями или словами-раздражителями и являющихся формами субъективного переживания человеком своих архетипичных  структур, а интерпретация реакции человека на эти раздражители позволяет выявить культурные архетипы. Другими словами, архетипы культуры несут в себе смыслы, то есть выступают как знаки, которые обладают значениями. Совокупности знаков образуют тексты, в которых содержится социальная информация. В современной науке активно изучается  семиотическая направленность мышления человека, анализируется пространство культуры как пространство смыслов. Иными словами, наблюдается  ориентированность на определенный текст, как на исток мировой культуры. Этот исток, в свою очередь, должен провоцировать человека и общество познавать текстовый смысл через внетекстовый или контекстовый. Таким образом, в качестве текста может выступать любой культурный объект, если только он имеет для человека какой-либо смысл, то есть если он обладает духовной составляющей — «закодированной» информацией, которую люди способны «раскодировать».  В данном случае, реклама как культурный объект выступает одним из культурообразующих факторов, являющийся текстом и обладающий определенным смыслом, который закодирован в виде символов. Следовательно, рекламное сообщение содержит не только информационную модель товара, но и так называемый «убеждающий компонент» рекламы (ее социальный дискурс), который в большей степени осознается рекламодателем и  рекламоизготовителем, но в меньшей степени – рекламопотребителем.

В современной науке реклама идентифицируется как область социальной практики, с присущими ей процессами, отношениями, результатами. Эта социальная практика опосредует процесс обмена, то есть предлагает выбор товара в ряду аналогичных.  Данное опосредование производится при помощи информационных моделей рекламируемого объекта [7].  Ученые, изучающие феномен  рекламы, выявляют влияние социальных групп на принятие новых идей, использование средств массовой информации и покупательское поведение потребителей; используют социологические исследования, чтобы предсказать рентабельность продукта, который покупают разные группы потребителей.  По их мнению, рекламная деятельность  является социальным феноменом, оказывающим разностороннее влияние на общественную жизнь  [5]. Реклама влияет на образ жизни общества, поскольку она является силой, которая способна изменять социальное восприятие окружающего мира, мышление и поведение – она манипулирует  людьми, то есть преподносит им стереотипы мышления и поведения, принятые в этом мире. Усваивая их, люди начинают руководствоваться ими  в своей реальной жизни.

Основным компонентом потребительской рекламы, размещаемой на массовых каналах, являются не рациональные сведения, а не подкрепленный фактами знаково-символический ряд, формирующий мнение, представление аудитории о товаре. Именно этот ряд составляет специфику рекламного воздействия на социум.

Также на сегодняшний день проблемой изучения рекламы является ее культурологическое экспертное исследование. Под экспертизой понимается  изучение определенных вопросов с целью подготовки материалов, необходимых для обоснованного принятия решения по проблеме и приведения таким образом к минимуму риска ошибки [3]. В широком смысле под  экспертизой  рекламы специалисты  понимают глубокое  исследование, выполненное по предложению заказчика и имеющее своей целью получение информации по интересующему вопросу.  Такая экспертиза практически  ничем не отличается  от исследований эффективности рекламы и является их разновидностью. Но экспертиза может быть направлена на оценку рекламы не с точки зрения ее эффективности как средства достижения рыночного успеха, а с точки зрения ее социальной эффективности   — ее соответствия аккумулированными в ней знаниями, духовными ценностями, общепринятыми нормами общества.   Иными словами, убеждающий компонент рекламной деятельности создает  необходимые, порой более действенные, условия для мотивирования потребительского поведения. Следовательно необходима оценка рекламы в контексте общественной жизни. При оценке рекламы с точки зрения ее социальной эффективности вместо экономических показателей ее коммерческой выгоды на первый план выходят требования, обусловленные необходимостью защиты общества и личности от вреда, который может нанести им реклама в погоне за решением ее непосредственных задач (продвижением товара). Эти требования диктуются общепринятыми социальными нормами, принципами этики и эстетики и т. п. Соответственно в основе оценки социальной эффективности  рекламы находятся культурные и психологические критерии, обусловленные ценностными установками общества.

Следовательно, цель культурологической экспертизы рекламы состоит в определении того, насколько допустимы и приемлемы для общества те или иные конкретные рекламные акции и их последствия, не нарушает ли реклама условия нормальной жизни граждан, которые должно обеспечивать им государство по закону.   Таким образом, в культурологической и психологической экспертизе заинтересованы прежде всего потребители, однако рекламодателю тоже невыгодна неэффективная в социокультурном смысле реклама, поскольку она может утратить воздействие на потребителей и оказаться уже неэффективной экономически.

Соответственно, в область культурологической экспертизы входят вопросы, связанные с оценкой рекламы в когнитивном, ценностном и регулятивном отношениях [3]. Данная экспертиза  может проводиться по отдельным вопросам как эстетическая, этическая, филологическая, историческая, педагогическая и пр.  с привлечением каждый раз ряда специалистов в той области, к которой относится предмет экспертизы. Однако даже частные вопросы, требующие культурологической экспертизы, необходимо решать в достаточно широком культурном контексте. Поэтому целесообразно проводить комплексную культурологическую экспертизу, в которой экспертами выступают специалисты в разных областях культуры, рассматривая рекламный материал в свете общих принципов его культурной оценки. В задачу культурологической экспертизы входит анализ рекламных материалов на предмет установления их соответствия или несоответствия традиционным установкам национальной культуры и базовым ценностям современной культуры общества.

Таким образом, необходимость в культурологической экспертизе  возникает тогда, когда появляются опасения, что содержание рекламы вступает в противоречие с основными устоями национальной и общечеловеческой культуры — реклама не должна проповедовать антиценности и антиидеалы, антисоциальные и антигуманные формы поведения. Другими словами, реклама не должна быть антикультурной, она должна вписываться в контекст культуры и не оказывать негативного воздействия на процессы ее роста и распространения. На практике антикультурные тенденции проявляются в рекламе чаще всего в связи с нарушением этических принципов.

Однако, реклама не только распространяет информацию о продукте, но и является важнейшим системообразующим коммуникационным инструментом экономичекой культуры. Во многом реклама аккумулирует и  транслирует  нравы общества, в котором функционирует, но она также может привнести некоторые изменения в нравы и поведение потенциальных потребителей, на которых ориентирована. Как социальный и экономический институт она выступает в нескольких  категориях: реклама может демонстрировать людям метод решения проблемы;  реклама лучше функционирует в процветающем обществе и без рекламы компании не смогут представить новые продукты вниманию потребителей так быстро, чтобы окупить затраты на создание, разработку, производство и распространение этих продуктов; помимо исполнения своей основной роли, реклама поддерживает разнообразие и независимость прессы,  а также она является главным стимулом мощного экономического роста и стабильности [5].

Совокупность рекламного сообщения и рекламной деятельности как единый процесс, стимулирующий потребительское поведение,  представляет собой  социально-психологическое воздействие на потребителя с целью активизировать, то есть стимулировать мотив, побуждающий потребителя к приобретению товара. Для понимания поведения потребителя важны три понятия психологии – мотивация, познание, обучение [5]. Мотивация подразумевает побуждения, увлечения, убеждения, которые формируют поведение. Познание – область, в которую группируются все мыслительные явления (восприятие, оценка, память, мышление и т. п.). Обучение подразумевает изменения в поведении, связанные с внешними стимулами в условиях, которые возникают с течением времени. Эти три фактора, действующие в рамках условий общества, создают психологическую основу для поведения потребителя. Важнейшую роль в механизме стимулирования мотивации потребителя играет психический феномен, названный идентификацией. Он состоит в том, что при восприятии рекламы потребитель осознанно или бессознательно идентифицирует себя с обладателем рекламируемого товара.  Индивид воспроизводит в своем воображении ситуацию, представленную в рекламе и если это вызывает у него позитивные чувства, то следовательно актуализируется мотив, направленный на принятие рекламного предложения.

При принятии решения о покупке весьма важно первое впечатление о рекламируемом товаре или та ситуационная мотивация, которая, в данном контексте,  возникает под влиянием рекламы.  Так, ценностные характеристики товара соотносятся  не только с его внешним видом и функциями, которые он выполняет, но и  с самим рекламным сообщением и, прежде всего, с его символической сущностью. В свою очередь, символы являются результатом совместной работы сознания общества и его бессознательного пласта и они  содержат обобщенные, концентрированные, систематизированные данные об объектах. Можно сказать, что  культурный символ – это «пароль», который выражает себя во множестве символов, имеющих информационную, эмоциональную, экспрессивную направленность. Иными словами, культурные символы, представленные в рекламе, кодируют определенные жизненные ценности.  Индивид, воспринимая на бессознательном уровне данные символы, при помощи механизма ассоциаций декодирует их на основе своих ценностных позиций. В свою очередь  символы, так же при помощи ассоциативного механизма, пробуждают в потенциальном потребителе соответствующие чувства и настроения и тем самым создают соответствующую мотивацию.  Фактически стимулирование потенциального потребителя к приобретению конкретного  товара основано на  символическом восприятии и декодировании  не столько самого товара, сколько его рекламной презентации.

Можно сказать, что именно стимулирование мотивации потребителя при помощи символизации рекламного сообщения представляет собой основу для упрочения, а в дальнейшем и изменения ценностных ориентаций и интересов потребителя,  а следовательно и его потребительского поведения. Однако, роль рекламы в  процессе принятия индивидом решения о покупке на каждом этапе данного процесса различна. Так,  на этапе диагностики проблемы  потребитель как представитель рекламной аудитории сначала бессознательно, а затем осознанно испытывает «дефицит» товара в его жизни. Следовательно, исходным пунктом рекламного воздействия выступает стимулирование мотивации рекламной аудитории с помощью акцента на  следующую социальную ценность  -  понимание отсутствия товара как следствия неполноценного существования субъекта, которое необходимо  восполнить. Иными словами, потребитель должен понять «ограниченность» своего существования не только без прагматических функций рекламируемого товара, но и без его ценностно-символического  наполнения, без тех изменений в своей жизни, которые несет в себе данный товар (если он его приобретет).

Второй этап необходим для поиска той информации и того решения, которое может быть реализовано и разрешит проблему «дефицита», доставит наибольшее удовлетворение за счет восстановления целостности  так называемого «Я-образа».   На данном этапе роль рекламы заключается в информировании рекламной аудитории о спектре образцов (товаров), с которыми потенциальный потребитель мог бы соотнести свой собственный ценностный комплекс  (стремление к успеху, любви, самореализации, сохранению здоровья, к безопасности и уверенности и др.) и следовательно утвердить, а затем возможно модифицировать свой «Я-образ». Используя технику исследований, которую называют анализом когорт, специалисты стремятся получить доступ к  долговечным жизненным ценностям и постоянным предпочтениям современных потребителей и уже сейчас разрабатывать стратегии для продуктов, которые будут потребляться позднее. Когорты – это поколения людей одного года жизни с одними центральными ценностями [5].  Анализ когорт объединяет демографические и психографические данные  и добавляет их к характеристике  потребителя, изучая его прошлое и настоящее. Выделяют четыре группы когорт, которые уникальны и постоянно развиваются – традиционалисты, переходные, протестующие и промежуточные. Определив общие для поколения нравы, ценностные ориентации, стереотипы, установки  и воспоминания рекламодатель может отточить обращения и создать убедительные зрительные образы, чтобы лучше привлечь эту когорту.  Как основную единицу измерения покупательского поведения рекламодатели традиционно рассматривают семью. Знание ее жизненного цикла позволяет компании сегментировать рынок и согласовывать рекламные обращения с конкретными моделями и  группами потребления. В последнее время характер традиционного  жизненного цикла семьи изменился. Поэтому рекламодателям необходимо познание жизненных стадий, которое поможет им выяснить и понять происходящие изменения, чтобы можно было создать наиболее эффективные интегрированные маркетинговые коммуникации.

Опытные рекламодатели осознают, что стремления людей обычно определяют особенности того социального класса, к которому они принадлежат или хотели бы принадлежать больше, чем их собственные. Структура социальных классов помогает понять, почему только демографические категории не могут предоставить полезную информацию о клиентах.  Исследования показывают, что в современной социокультурной среде ни одна переменная (пол, доход, возраст) не может точно предсказать покупку потребителем того или иного товара. Используя же несколько переменных, можно получить более точное предсказание поведения потребителя. В современной науке большую  популярность снискал  метод психографической сегментации на основе стилей жизни Values and Life Stile (VALS). Данная система предполагает распределение респондентов на группы, каждая из которых обладает определенными моделями поведения и принятия решений, которые отражают самоориентацию (фундаментальную человеческую потребность определять свой социальный самообраз — Я-концепцию) и  материальные ресурсы (ряд психологических и финансовых возможностей, доступных для поддержания данной Я-концепции). Эта концепция учитывает личные и психологические ориентировки – принцип, статус, действие. Согласно VALS, человек приобретает определенные продукты или услуги, исходя из того, к какому типу личности он принадлежит. Покупка связана с жизненным стилем, который зависит от самоориентации и доступных ресурсов. Данная исследовательская система – это сеть взаимосвязанных сегментов, поскольку соседние сегменты обладают похожими свойствами и могут сочетаться разными способами, чтобы соответствовать конкретному рекламному назначению.

Также в рекламных  исследованиях применяется технология Personal drive analysis (PDA) – анализ личных побуждений. Данный метод используется, чтобы раскрыть индивидуальные стремления потребителей которые играют роль при выборе бренда. Брендинг, в свою очередь, выступает одной из основных социальных технологий рекламной деятельности, которая упрочивает имидж товара в сознании потребителя.

На этапах оценки вариантов покупки (определение альтернатив и их оценка) и выбора альтернативы (реализация решения) роль рекламы становится незаменимой. Ее задача интенсивно соотносить рекламируемый товар со спектром возникших  перед человеком проблем выбора. Приобретение конкретного товара  должно стать для индивида символом получения и подтверждения правильности сделанного выбора. Причем он  выражается не только в реальной прагматической сущности товара, но и в виртуальной совокупности ценностей, свойств, атрибутов, которые в комплексе обеспечивают наибольшую степень удовлетворения от использования товара. Иными словами правильность выбора товара потребителем стимулируется социально-психологическими преимуществами и ценностными ориентациями (т.н. убеждающим компонентом), которыми снабжен этот товар.

На этапе послепокупочной оценки потребитель анализирует  «вознаграждение» и соотносит реальную пользу от товара с его виртуальным (убеждающим, ценностным) наполнением. Если коэффициент этого соотношения высок, то данный алгоритм стимулирования  мотивации упрочится в сознании  индивида, станет его нормой. Если этого не произойдет, то возникает пересмотр убеждающего компонента рекламного  сообщения потребителем и велик риск того, что рекламопотребитель перейдет в ранг рекламополучателя сообщений о данном товаре.

Следует отметить, что рекламист может акцентировать внимание на любом из данных этапов принятия потребительского решения, но также надо помнить, что ценностные ориентации многих социальных групп не всегда достаточно устойчивы  и требуют активного стимулирования мотивации потребительского поведения на всех этапах принятия решения о покупке. Значит, интенсивность управления рекламной деятельностью должна  сохраняться на протяжении всего  процесса.

Таким образом, еще одной проблемой современного научного изучения рекламы, является то, что  рекламная деятельность должна постоянно упрочивать (стимулировать) мотивацию предпочтений разных социальных групп в отношении приобретения ими  конкретных товаров на основе социальных ценностных ориентаций, стандартов, убеждений.

 

Литература:

1.         Джерелиевская И. К. Человек в социокультурной реальности /И. К. Джерелиевская. -  М.: Московский социально-психологический институт, 2005. – 320 с. (гл.5, п. 5.4)

2.         Ионин Л. Г. Социология культуры: путь в новое тысячелетие / Л. Г. Ионин. — М.: Логос, 2000. – 432 с.

3.         Кармин А. С. Психология рекламы / А. С. Кармин. — СПб.: Изд. ДНК, 2004. – 512 с.

4.         Коломиец В. П.  Реклама в социологическом видении // Вестник Московского университета, 2001, №1. – С. 165 – 169 (Серия 18. «Социология и политология»)

5.         Лейн У. Р., Рассел Дж. Т. Реклама / СПб.: Питер, 2004.  – 537 с.

6.         Савельева О. О. Социология рекламного воздействия / О. О. Савельева. — М.: «РИП-холдинг», 2006. – 284 с.

7.         Федотова Л. Н. Социология рекламной деятельности: Учебник /  Л. Н. Федотова. — М.: Гардарики, 2002. – 272 с.

Автор(ы) статьи: Е.В. Петраш
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

икона, канон, современная русская культура, иконоборчество, современные иконописные школы.

Аннотация:

В настоящей статье рассматриваются актуальные проблемы, раскрывающие сложный, дискуссионный характер восприятия современным историко-культурным пространством наследия предшествующих поколений, в свете необходимости более глубокого изучения исторических истоков и традиций культуры, реконструкции ее смыслообразующих начал и основных ценностных ориентаций. Икона здесь выступает, как важнейший элемент русской культуры, ее художественно-эстетического наследия и духовного опыта. В статье исследуется основной спектр проблем, затрагивающих икону с точки зрения ее неприятия или искажения ее сакральной сути на современном этапе культурного развития России, рассматривается основной ряд проблем, связанных с возвращением древней иконы в действующие храмы, а так же вопросы, возникающие при восстановлении утраченных и создании новых росписей, в том числе представлены перспективы развития современных иконописных школ.

Текст статьи:

Тема иконы затрагивает такую область русской культуры, которая, представляя глубоко национальное явление, в тоже время, несет в себе общекультурные, универсалистские, вселенские и, в этом смысле, – вненациональные информационные составляющие, являя вместилище духовного опыта русского народа и православной церкви. Осмысление духовных и художественно-эстетических составляющих иконы – это одна из попыток реконструкции альтернативного идеала, основанного на приоритете духовно-нравственных ценностей, что особенно актуально в условиях современных исключительно лаицистских тенденций к преобладанию массовой, потребительской, без-нравственной, без-национальной и без-духовной культурной основы.

Однако, отношение современной культуры к иконе весьма неоднозначно. Интересно проследить социокультурные и исторические аспекты данной проблемы, порождающие дискуссионное поле обсуждения как самого феномена иконы, так и восприятие иконы в современном культурном пространстве России.

С одной стороны, возрождение Православия ставит вопрос о возвращение иконы в храм, что само по себе рождает ряд проблем с этим связанных, а именно возвращение икон из музеев, открытие древних росписей в храмах, где они сохранились, формирование отношения к иконам не каноническим и западного реалистического письма, новые росписи храмов и новые школы иконописцев. С другой стороны, в современной культуре продолжают жить, как старые формы иконоборчества, связанные с обвинением иконопочитания в идолопоклонстве, так развиваются и новые формы, как то искусствоведческая трактовка иконописного образа, логически вышедшая из ренессансного живописания, которая, во многом и противодействует возвращению иконы в храм.

Открытому иконоборчеству, направленному против сакральных изображений как таковых, в церковной традиции противостоит сформированная богословская концепция образа и исторический опыт, раскрывающий духовное содержание иконы, как «зримо-явленной истины». В наши дни этот опыт, изложенный в трудах отцов Церкви и философов нашего времени, вполне доступен для изучения, неоднократно переиздавался и воспроизводился в работах современных авторов. Однако приходиться признать, что большинство, даже среди верующих православных людей, не знакомы с учением Церкви об иконописном образе и не способны дать отпор мощному иконоборческому движению наших дней. С другой стороны, доступность этой информации и весьма активный интерес к самому феномену иконы в современной культуре внушают надежду на постепенное образование общества в этом вопросе.

Однако, можно наблюдать новые формы иконоборчества, как то искусствоведческая трактовка иконы, исключительно как произведения искусства, вне богословско-сакрального содержания иконописного образа. Искусствоведение как таковое не ставит перед собой задачу иконоборческого характера, имея по сути своей совсем другие цели и формы исследования. Однако, под воздействием искусствоведческого мировосприятия смысл и содержание иконы в сознании человека меняется настолько, что она теряет всю свою сакральную полноту, по сути перестает быть тем, что она есть. Более того, в силу своего скрытого характера, так как искусствоведение не выступает против иконописных изображений, даже напротив ратует за их сохранение (как памятников истории и искусства), в современной культуре явление это по большей части остается неосознанным и не находит должного сопротивления. При этом, не будучи явным, действует не на сознание, а на подсознание человека, что интересно, в том числе, и на людей относящих себя к православной традиции, постепенно и незаметно формируя их мнение, даже если оно противоречит им по духу, не говоря уже о людях малоцерковных и светских.

Современное искусствоведение определяет иконопись как одну из форм живописного искусства, являющуюся этапом культурного развития, исторически соответствующего эпохе Средневековья и вместе с ней ушедшее в прошлое. Из этого логически следует, что икона представляет собой культурно-историческую ценность как музейный экспонат и должна охраняться государством в том числе и от Церкви, которая претендует на возвращение икон в храмы, что может привести к порче и уничтожению исторических памятников. Как видно из вышесказанного, икона совершенно оторвана от Духовной Реальности, выражением которой она является, в лучшем случае ей отводится роль иллюстрации на церковную тематику, а иногда и роль начальных неразвитых форм живописного искусства.

Если рассматривать данное явление с историко-культурных позиций, то искусствоведческая трактовка иконы берет свое начало в Ренессансе, когда художественное творчество было оторвано от Церкви и передано светской культуре, в результате чего приобрело автономный, личностный характер иллюстративный по своему содержанию и эмоционально-психологический по сути, из сакрального явления превратившись в произведение искусства. Весьма важно подчеркнуть, что новая техника письма не является закономерным этапом развития художественных форм, логически вышедших из иконописных канонов, как это часто принято трактовать в искусствоведении, а представляет собой совершенно новый феномен, имеющий с иконописанием совершенно разные истоки. В основе иконописания лежит духовный опыт, то есть видение Мира Горнего и отражение его в соответствующих не реалистических формах. В основе живописания лежит фантазия художника, реализованная в доступных ему формах, то есть с натуры мира земного. «Способность воображения, — говорит епископ Игнатий (Брянчанинов), — находится в особенном развитии у людей страстных. Она действует в них соответственно своему настроению, и все священное изменяет в страстное. В этом могут убедить картины, на которых изображены священные лица и события знаменитыми, но страстными художниками. Эти художники усиливались вообразить и изобразить святость и добродетель во всех видах ее; но преисполненные и пропитанные грехом, они изображали грех, один грех. Утонченное сладострастие дышит из образа, в котором гениальный живописец хотел изобразить неизвестные ему целомудрие и Божественную любовь» . Иконописцам же предписывалось Церковью обязательное личное благочестие, чаще всего иконописцами были монахи. Обязательным считалось общение со старцами, то есть с людьми стяжавшими Духа Святаго и лично соприкоснувшихся с Миром Горним. Они-то и были истинными иконописцами, мастера лишь передавали их духовный опыт. Но даже если эти условия не могли быть соблюдены, иконописные каноны, сохранившие однажды выраженный духовный опыт, позволяли художнику не впасть в фантазию и лжесвидетельство.

С точки зрения искусствоведения церковные иконописные каноны являются отжившими формами Средневекового искусства, стеснявшими свободу творчества личности, и поэтому отвергнутые историческим культурным процессом, что по сути своей соответствует действительности, так как каноны представляют собой соборный духовный опыт Церкви, что естественным образом противоположно индивидуальному творчеству. Однако говорить о том, что канон является лишь художественным приемом, отслужившим свое и ушедшим в прошлое вместе с эпохой его породившей, в данном случае совершенно не правомерно. В этом смысле характерно, что Орос Седьмого Собора в заключении ставит в один ряд «будь то Евангелие, или изображение креста, или иконная живопись, или святые останки мучеников» . Ведь ни Евангелие, ни крест, ни мощи святых никакого отношения к искусству не имеют. Следовательно, и «иконная живопись» рассматривается как священное достояние, выработанное в глубинах кафолического Придания Церкви: «Иконописание [...] есть одобренное законоположение и предание Кафолической Церкви, ибо знаем, что она — Духа Святого, живущего в ней» (Орос) . Таким образом, иконописный канон не есть художественный прием, а представляет собой сакральное явление, вмещающее Евангельское Откровение и духовный опыт стяжания Духа Святаго. Отсюда следует, что иконописная традиция не может рассматриваться только с искусствоведческой точки зрения, так как не является в полном смысле этого слова искусством, как не являются искусством Евангелие, богослужебные тексты, мощи Святых и т.д.

Итак, искусствоведческая трактовка иконы, подменяя и путая понятия произведения искусства культового назначения и сакрального явления, вносит искажения в восприятие иконы, что по сути своей можно расценить, как специфическую форму иконоборчества.

В данном случае искажению и умалению содержания иконописных изображений противостоят работы видных богословов и философов к.19-н.20 в.в. кн. Трубецкого, о. Павла Флоренского, Епископа Игнатия (Брянчанинова), Успенского и других. Особое значение их в том, что создавались они не только как богословские работы, в них использованы философские и искусствоведческие приемы. Если Святоотеческое Предание не может служить авторитетом для научного восприятия мира современного внецерковного человека, то эти работы выстроены по всем правилам научной логики. Надо сказать, что работы эти в наше время неоднократно переизданы и широко известны не только в церковной среде, что внушает большие надежды на восстановление видения иконы адекватно ее духовному содержанию.

Что касается возвращения древних икон в храмы, то проблема эта многослойна. Как обрисовывает эту ситуацию профессор Дунаев , с одной стороны, иконы являются собственностью Церкви, были у нее изъяты, соответственно должны быть возвращены. С другой стороны, музейные работники, часто с риском для жизни, не изымали иконы, а спасали их от уничтожения, сохраняли, восстанавливали, а многим вернули первоначальный древний вид. Возможно, что в данном случае следует говорить не о праве собственности, а о возвращении в «родной дом», в место, где икона родилась и где ей и следует находиться по своему сущностному назначению. Ведь если ребенок потерялся, а добрые люди приютили его и заботились о нем, но пришли родители, не у кого не встает вопрос с кем будет жить ребенок, его возвращают родителям.

Другая сторона проблемы в том, что древние иконы нуждаются в бережном отношении и особых формах хранения, которые трудно создать в условиях бедных церковных приходов. Хотя с другой стороны не менее бедные музеи и запасники часто также не способны создать необходимые для хранения икон условия. Возможно церквам, которые будут иметь одну или десять древних икон, общими соборными усилиями будет легче справиться с хранением и реставрацией, чем музею, имеющему сто и более иконописных работ. Главное, необходимо понимание этой проблемы с обеих сторон. Со стороны Церкви понимание постепенно формируется. Вот, что пишет иконописец о. Зенон: «очень важно вернуть иконы Церкви. Но для этого, конечно, нужно сначала иметь гарантии, что они будут там храниться в должных условиях. Я думаю, что очень древние иконы уже не могут находиться в храме: должны быть особые помещения для их хранения, и только в праздники они могут выноситься для богослужения, для молитвы» . Разрешить же эту проблему можно только совместными усилиями Церкви и музеев. Реставраторы могут принести свои знания и опыт в церковь, а священнослужители принять предлагаемую помощь с благодарностью.

Еще одна проблема, встающая на пути возвращения древней иконы в храм, это объявление ее достоянием, принадлежащим человечеству. На что проф. Дунаев, на наш взгляд, очень точно отвечает: «Церковь не отнимает духовные ценности ни у общества, ни тем паче у человечества. Вообще «принадлежность человечеству» — красивая, но пустая фраза. Любое произведение искусства принадлежит на праве собственности не абстрактному человечеству, но какой-то конкретной организации, юридическому субъекту, музею или частному лицу. […] Владимирская икона Божией Матери, перенесенная из зала Третьяковской галереи в Успенский собор Кремля, так и останется общенациональным достоянием, а вовсе не превратится в исключительную собственность какого-то «прихода», как мнится иным чиновникам и неумным журналистам. Но икона должна находиться в Божьем храме, она создавалась для молитвенного общения с нею, Для литургического действа» .

Итак, икона не является произведением искусства как таковым, используя лишь художественные формы, икона по сути своей есть Духовная реальность, предназначенная для молитвенного общения человека с Горнем Миром. Отсюда следует, что икону не правомерно рассматривать и оценивать только с искусствоведческих позиций, что любая подобная оценка ведет к умалению сакральной сущности иконы и к прельщению малосведущих в этом вопросе людей. Соответственно, не являясь произведениями искусства, иконы должны находиться не в музеях, а в храмах. Уже сам факт нахождение святыни в музее порождает неправильное к ней отношение и является актом кощунства, не говоря уже о том, сколько пользы могли бы принести древние иконы для духовного возрождения народа, находясь в храмах и будучи доступными для молитвенного общения и литургического действа.

Однако мало вернуть древние иконы в храмы, они не заполнят и половины пустующего храмового пространства, и здесь встает проблема, для наших дней, может быть, важнейшая: проблема создания новых икон и новой росписи храмов. Потребность в том насущная и повсеместная. Требуются иконы и росписи не только для строящихся храмов (их пока еще немного), но и для старых, передаваемых Церкви и пребывающих, чаще всего, в совершенно разрушенном состоянии.

И опять проблема как бы раздваивается, с одной стороны, необходимо создавать иконописную школу построенную на лучших духовных традициях и образцах. С другой стороны, необходимо, чтобы и священство и миряне ощутили потребность в настоящей канонической иконе, чтобы в их духовном сознании неприемлемы стали живописные иллюстрации и стилизованные подделки.

Однако, ситуация такова, что, часто сами священники не готовы понимать и ценить настоящую икону. Иконописец о. Зенон пишет, что когда он предложил открыть древние росписи в Псково-Печерском монастыре, ему отказали на основании того, что старушки не поймут. «Сегодня нет устоявшегося и выраженного мнения Церкви о церковном искусстве, а уж тем более, контроля церковной власти над ним.» – продолжает о. Зенон – «И в ограду Церкви принимается практически все. Я давно задавался вопросом, на который и сейчас не имею ответа: почему очень благочестивые представители духовенства, многие монахи не принимают икону как должно? Можно вполне понять людей, которые добросовестно признаются, что икона канонического письма им непонятна, но никак нельзя согласиться с теми, кто отвергает икону по причине ее непонятности. Многие священнослужители убеждены, что каноническая икона трудна для восприятия простого народа, и лучше ее заменить живописной. Но я уверен, что для большинства не менее непонятны стихиры, ирмосы и сам богослужебный язык, уж не говоря о структуре богослужения, однако, едва ли кому-то придет мысль упростить богослужение применительно к духовной малообразованности. Задача Церкви — возводить людей к высоте боговедения, а не самой снисходить до человеческого невежества. Поэтому отвергающий подлинно православную икону тем самым ставит под сомнение правильность своего восприятия богослужения и, в частности, Евхаристии, из которой икона рождается» . В результате храмы часто расписывают бездарные халтурщики, не имеющие представления о подлинной иконописи. Иногда к ним обращаются просто от безысходности, от неимения ничего лучшего, но бывает и так, что священнослужители поощряют нецерковные по духу росписи, ибо и сами не отличаются должным духовно-культурным уровнем.

В таком духовном нечувствии образа, с одной стороны, виновато «искусствоведческое иконоборчество», за долгие годы сформировавшее определенное отношение к иконе. С другой стороны, целые поколения православных воспитывались на искусстве, которое, прикрываясь догматом иконопочитания, на самом деле никак ему не соответствовало. Древняя настоящая православная икона была открыта только в к. 19 века и почти сразу повсеместно изъята и идеологически уничтожена Советской властью. Вот почему так важно в наше время вернуть древнюю икону в храмы, чтобы новое покаленее клириков, иконописцев и мирян выросло в духовном общении с чистым незамутненным источником духовного опыта.

Что касается современной иконописной школы, то она весьма многолика. Сегодня многие живописцы берутся писать на религиозные темы и даже подражать иконе, используя при этом привычные живописные приемы, как-то живоподобие, перспектива, использование натуры. Для некоторых эти работы являются, по всей видимости, выражением их религиозных чувств и пока они не стремятся вносить их в храмы в качестве свидетельства Истины, работы эти остаются лишь ступенью их личного духовного развития.

Однако можно наблюдать и другие тенденции, когда живописцы, (например, И. Глазунов и его ученики), активно практикуют ренессансную живопись на христианские сюжеты, в том числе и при росписи храмов. В то время как, ренессансное начало в корне чуждо духу православных традиций. Более того, исторический опыт поиска в этом направлении виднейших русских художников к.19—н.20 века Иванова, Крамского, Поленова, Ге, Врубеля, Васнецова, Нестерова и других весьма наглядно это демонстрирует. Вот, что пишет Васнецов: «Ведь мне самому казалось в гордыне безумной, что именно я — и только я — понял дух древней русской живописи и еще, в несколько ином духе, Нестеров. Но когда реставрировали древнюю живопись, и эти фрески в монастырях, отыскали дониконовскую икону и еще более древнюю, то открылся совершенно новый чудесный мир глубочайшего вдохновения и знания закона натуры, выявилось поразительное понимание взаимодействия цветов и техники живописи. Ведь эти древние живописцы, будучи связанными традицией и определенными формами, создали подлинную, настоящую живопись в самом глубоком ее понимании, а именно как игру красок. Это были не рисовальщики, как мы, нынешние, а были творцы, настоящие художники. [ ] Я сам думал, что я проник в дух русской иконы и что я выразил внутренний мир живописца того времени, что я постиг — это уж от гордости — технику этого старого времени. Оказалось, однако, что я глубоко заблуждался. Дух древней русской иконы оказался во много раз выше, чем я думал. Внутренний мир живописи того времени был гораздо более богатым в духовном смысле, чем дух нашего времени, или лично мой, или Нестерова, и нам далеко до их техники, до их живописного эффекта. Моя живопись — это только слабое отражение, притом еще выхолощенное, очень богатого мира древней русской иконы» .

Так же, рассматривая этот вопрос далее, приходится констатировать, что в современной русской иконописной школе немало художников, которые не заботятся об образовании не только духовном, но и техническом. Обладая некоторыми навыками письма и художественными приемами иконописной традиции, они берутся расписывать храмы, пишут иконы на заказ. Эти росписи можно назвать полуреалистическими, так как это и не иконопись, и не реализм в строгом искусствоведческом смысле.

Однако, появляются художники, работы которых можно определить, как активный поиск, желание научиться, понять принципы иконописной выразительности. Об этом наглядно свидетельствует выпущенный в 1994 г. изд. «Современник» альбом «Современная православная икона». Иные иконописцы пробуют освоить приемы то московской, то новгородской средневековой живописи. Есть художники, которые как бы мечутся между средневековьем и «васнецовской» по духу манерою письма. Немалое число представленных в альбоме мастеров явно пытается подражать иконописцам XVII века, особенно Симону Ушакову. При этом, не все сознают необходимость хотя бы начального богословского знания при работе над иконою и над общим оформлением храма. Так, один из художников поместил в Деисусе иконостаса фигуру архангела Гавриила вслед за изображением Богородицы — в левой части иконостаса, тогда как он всегда помещается справа, напротив Божией Матери. Из этого следует, что иконописец, этого не знает, или считает необязательным для себя соблюдать элементарные правила, что совершенно недопустимо в соборном церковном творчестве.

Однако уже сейчас есть и отдельные иконописцы и целые иконописные школы, которые с самого начала имеют канонический подход к пониманию иконы, основанный на древней традиции соборного церковного творчества. В качестве примера можно назвать иконописцев Московской Духовной Академии и Свято-Тихоновского Богословского института. (Росписи академического и семинарского храмов в Троице-Сергиевой Лавре, в московской церкви свт. Николая в Кленниках) Их работы можно рассматривать, как реальные тенденции возрождения канонического иконописного искусства.

Есть и еще одна интересная и дискуссионная проблема, связанная с затронутой темой. В большинстве своем, ни у кого не вызывает сомнения, что храмы должны быть заполнены настоящими иконами. Однако встает вопрос, как относится к иконам и росписям реалистического письма, оставшихся от Синодального периода русской православной Церкви, что делать с огромным количеством полиграфических икон, часто сделанных не с лучших образцов и не лучшего качества. Икона — это постижение Духа, «молитва в красках», однако сейчас храмы заполнены иконами, которые не помогают, а мешают молитве. «Но всякий человек должен молиться благодаря иконе, благодаря пению, а не вопреки им» .

Однако не уничтожать же их, в самом деле. Иконы, освященные в церкви — суть есть святые иконы, и относиться к ним нужно соответственно. То же можно сказать и о полиграфических иконах. Более того, многие из таких икон отмечены чудотворением и мироточением. Есть иконы, которые имеют историческую связь со святыми людьми, и в этой связи очень ценны для православного христионина, как, например, образ Божей Матери перед которым молился Св. Серафим Саровский, или образ Богородицы, заказанный Св. Матроной Московской и сопровождавший ее всю жизнь. Надо сказать, что эти иконы были образца реалистического письма 19 века.

С другой стороны, современное иконописание только в самом начале пути к своему возрождению, хороших мастеров мало и, даже если бы их было во много раз больше, то они не в состоянии были бы обеспечить современные потребности, заменить всю живописную и полиграфическую продукцию. Прогнозируя сложившуюся ситуацию, можно предположить, что со временем, старые и новые храмы будут расписаны так, как это предписывает древний иконописный канон, не уничтожая иконы и фрески, а поновляя их, что отнюдь не противоречит традиции церковного искусства.

Итак, вопреки довольно распространенному мнению, что истинное иконописание в наши дни не возможно, мы позволим себе сделать вывод, что, если икона не есть художественный стиль определенной эпохи, а представляет собой сакральное явление, отражающее Духовный опыт Церкви, то с возрождением самой Православной Церкви, которое мы наблюдаем в наши дни, возродится и икона. В контексте современной культурно-исторической ситуации намечаются тенденции к постепенному формированию иконописных школ на основе древней канонической традиции иконописного мастерства, как в лоне Церкви, так и вне ее. Спектр религиозно-этических проблем связанный с иконами реалистического письма находит реальный исторический выход через поновление неадекватного религиозного искусства новыми каноническими изображениями, в том числе и полиграфические иконы по мере необходимости возможно делать только с лучших образцов. Так же можно констатировать тенденции в формировании конструктивного диалога Церкви и музеев, в результате которого, древние иконы постепенно передаются храмам, а музейные работники и церковные власти активно сотрудничают в деле реставрации и сохранения древних подлинников. Серьезной проблемой для утверждения иконописного образа в культурном пространстве современной России и полноценного раскрытия всей глубины его сакрально-духовного содержания является иконоборчество во всех его проявлениях. Однако нарастающий интерес к истории и теории иконы, который наметился в последнее время, дает основание предполагать, что иконоборчество будет преодолено силой богословской мысли и силой самого иконописного образа, возвращенного в храмы по средствам реставрации и в новых канонических росписях.

 

Литература

1.         Архим. Зинон (Теодор). Беседы иконописца. — Рига, 1997.

2.         VII Вселенский Собор. // Деяния Вселенских Соборов. Изд. Казанской Духовной Академии. — Казань, 1873.

3.         Дунаев М.М. Своеобразие русской религиозной живописи. – М.: Филология, 1997.

4.         Игнатий (Брянчанинов). Епископ. Сочинения. Т. 3. — СПб., 1886.

5.         Лепахин В.В. Икона и иконичность. — Санкт-Петербург, 2002.

6.         Преп. Иоан Дамаскин Три защитительных слова против порицающих святые иконы или изображения. Пер с греческого А. Бронзова, репринт, — Спб.: И.Л. Гузова, 1893.

7.         Трубецкой Е.Н. Три очерка о русской иконе: Россия в ее иконе. — Новосибирск: Сибирь XXI век, 1991.

8.         Успенский Л.А. Богословие иконы Православной Церкви. Коломна: Издательство западноевропейского экзархата. Московский патриархат, 1994.

9.         Философия русского религиозного искусства XVI-XX в.в. Антология под ред. Н.К. Гаврюшина — М.: Прогресс, 1993.

10.       Флоренский П.А. Иконостас. — М.: Искусство, 1995.

11.       Шмеман А. Можно ли верить, будучи цивилизованным? / Вестник РСХД. — Париж, 1974, №107.

12.       Языкова И.К. Богословие иконы. — М., 1995.

Автор(ы) статьи: А.В. Новиков
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

модернизация образования, подготовка к профессиональной деятельности, модель профессиональной деятельности специалиста.

Аннотация:

В статье рассматривается проблема моделирования профессиональной деятельности специалиста. На основе анализа существующих методик такого моделирования автор обосновывает возможность использования методики нормативно-функционального моделирования профессиональной деятельности студентов в сфере экономической безопасности.

Текст статьи:

В условиях модернизации российского образования в качестве основных ориентиров совершенствования профессиональной подготовки специалистов в сфере экономической безопасности в высшей школе выступаю ее цели и содержание. Цели профессионального обучения в вузе могут обеспечить готовность специалиста к деятельности определенного уровня (в этом случае деятельность выступает в качестве своеобразного эталона). Структура и содержание деятельности определяют содержание профессионального образования, а обученность в области профессиональной деятельности характеризует степень развития (совершенствования) значимых профессиональных качеств личности выпускника вуза.

В отечественной педагогике в качестве одного из перспективных путей решения обозначенной выше проблемы рассматривается моделирование профессиональной деятельности специалиста. Под моделью деятельности в этом случае понимается системное описание субъекта деятельности и связанных с ним объектов и сред, в которых эта деятельность осуществляется. Можно сказать, что модель деятельности специалиста – некий идеальный эталон его подготовки в вузе. Оптимальное решение задачи реализации такой модели в учебном процессе вуза следует искать с помощью переноса целей деятельности на адекватное содержание целей профессионального обучения. Следовательно, цели обучения должны находится во взаимно однозначном соответствии с целями деятельности специалиста. Исходная цепочка цели деятельности –- цели образования позволяет связывать потребности деятельности специалиста в сфере экономической безопасности с потребностями его подготовки, отражая две составляющие процесса профессионального обучения: внешнюю составляющую, которая отражает цели деятельности специалиста, и внутреннюю, которая отражает цели его подготовки к такой деятельности.

Предлагаемый путь решения проблемы совершенствования профессиональной подготовки специалистов в высшей школе позволяет, на наш взгляд, адекватно отразить в целях и содержании образования требования, предъявляемые обществом к профессиональным кадрам. Целесообразно особо отметить, что модель деятельности, являясь своего рода  эталоном подготовки специалистов, позволяет декомпозировать общие цели и содержание образования в дидактические цели и содержание, реализуемые в учебных программах соответствующих высших учебных заведений. В этом случае, исходя из требований системно-деятельностного подхода, обучение по любой дисциплине, преподаваемой в вузе, должно осуществляться в строгом соответствии с конечными целями подготовки специалиста конкретного профиля. Следовательно, модель деятельности специалиста выступает своеобразной основой для проектирования и конструирования преподавателем вуза соответствующей технологии обучения, а в условиях информатизации учебного процесса – информационной технологии обучения.

В настоящее время в отечественной педагогике разработано много методов и методик моделирования профессиональной деятельности специалистов.  Все они базируются на требованиях Государственного образовательного стандарта высшего профессионального образования, в котором в общем виде отражаются интересы государства в подготовке квалифицированных кадров в сфере экономической безопасности.

Следует отметить, что при разработке модели деятельности специалиста, как правило, большинство авторов применяют такие методы как: анализ реальной практики использования специалистов конкретного профиля,  анализ данных прогноза о развитии той сферы деятельности, для которой готовится специалист, экспертный опрос, метод построения модели специалиста “в обратном направлении” и другие. В основе большинства из используемых сегодня методик лежит экстраполяция деятельности наиболее квалифицированных специалистов, работающих в настоящее время в той профессиональной сфере, в которой предстоит работать выпускникам вуза. При этом результаты экстраполяции обязательно корректируются и согласовываются с мнением экспертов.

Анализ существующих методик моделирования профессиональной деятельности свидетельствует о том, что, к сожалению, ни одна из них не является универсальной. В большинстве случаев они носят узкопрофильный характер, в соответствии с видами, объектами и средой профессиональной деятельности различных специалистов. При этом следует отметить явно выраженное  противоречие, которое практически не удается разрешить в рамках предлагаемых подходов к моделированию профессиональной деятельности. Это противоречие между требованиями к  содержанию общей базовой подготовки специалистов в вузах и ведомственными интересами в получении узкопрофильных, практически подготовленных к исполнению первичных должностей кадров.

В наибольшей степени, на наш взгляд, свободна от указанных недостатков методика нормативно-функционального моделирования профессиональной деятельности  специалиста, предложенная В.В. Гусевым и  С.А. Федоренко. В данном случае термин нормативно-функциональное моделирование определяет следующие два подхода, используемые авторами. Нормативное указывает на приоритетное значение требований нормативных документов  государства и соответствующего ведомства, определяющих уровень и качество профессиональной подготовки специалиста, а функциональное – предполагает глубокий анализ профессиональных задач, которые приходится решать специалисту при реализации им  своих функциональных обязанностей. В качестве основных достоинств названной методики следует указать:

– во-первых, то, что на ее основе моделирование профессиональной деятельности осуществляется в строгом соответствии с требованиями социального заказа, обеспечивающего единство системно-деятельностного и личностно-ориентированного подходов к подготовке специалиста;

– во-вторых, методика позволяет на основе лингвистического, корреляционного и факторного анализа систематизировать и определить квалификационные характеристики специалиста;

– в-третьих, она предусматривает опережающую диагностику и оперативный контроль уровня сформированности у будущего специалиста значимых профессиональных качеств на каждом из этапов его обучения в вузе, то есть мониторинг профессионального становления выпускника;

– в-четвертых, методика предполагает возможность выделения основных этапов подготовки выпускника и построение на каждом из них в многомерном пространстве признаков “реальных” и “идеальных” образов будущих специалистов. Расчет меры близости между ними с использованием метода распознавания образов позволяет оценивать степень сформированности у студентов значимых профессиональных качеств и, на этой основе, разрабатывать адекватные управленческие воздействия по коррекции процесса подготовки специалиста в вузе;

– в пятых, методика носит достаточно универсальный характер, позволяющий моделировать профессиональную деятельность специалистов для различных министерств и ведомств.

Учитывая указанные достоинства, считаем возможным использование  названной методики в качестве базовой для моделирования профессиональной деятельности будущих специалистов в сфере экономической безопасности. Для этих целей обоснуем особенности ее реализации на технологическом уровне в вузе.

Общей методологической задачей, решение которой осуществляется с использованием методики, является разработка концептуальной модели деятельности специалиста, позволяющей формализовать и трансформировать реальную деятельность специалиста в модель его подготовки. При этом, процесс моделирования ведется исходя из двух важных предпосылок. Первая из них заключается в том, что непосредственно профессиональную деятельность не¬обходимо исследовать в неразрывной связи трех ее основных компонентов:

1. Специалист, осуществляющий деятельность.

2. Предмет, на который направлена или с которым сопряжена деятель¬ность.

3. Среда, в которой протекает деятельность.

Объединение перечисленных компонентов допустимо, если ориентироваться на принципиальные положения общей теории систем. При этом возможность применения математической формализации по-зволяет описывать системы любой физической природы. Отметим, что в получаемых на ее основе моделях на первый план выводится не само явление, а фор¬мальная взаимосвязь между наблюдаемыми (отмеченными) признаками, эле¬ментами, свойствами, связями и отношениями.

Вторая предпосылка заключается в том, что дина¬мика станов¬ления профессионального мастерства специа¬листа в вузе во времени включает в себя следующие ос¬новные этапы: адаптация к обучению в вузе; идентификация с требованиями будущей профес¬сиональной деятель¬ности; самореализация – профессиональное становление в творческом осуще¬ств-лении студентом своих будущих про¬фессиональных ролей и функций.

В соответствии с первой предпосылкой делается  вывод о том, что любая система на кон¬цептуально-формальном уровне может быть представлена в виде

,

где G – система объектов;  – произвольные объекты системы; – множество всех индексов объек­тов,  – символ декартого произведения,  – символ строгого включения.

В этом случае деятельность специалиста свя¬зана с тремя основными компонентами:

- моделью специалиста;

- моделью объекта деятельности;

- моделью среды протекания деятельности.

Тогда в соответствии с выражением (1.1) можно вывести модель деятельности специалиста   как систему вида

 

,                                             (1.2)

Следует подчеркнуть, что собственно процессуальная сторона деятель¬ности в данном выражении отображается символом декартова произведения.

Модель специалиста рассматривается авторами методики как  композиция биологической ( ), физиологической ( ), психи¬ческой ( ) и социальной ( ) структур (моделей) человека (как индивида, личности, специали¬ста), т.е.

 

,                                     (1.3)

 

Исходя из этого, основное внимание уделяется физиологической и психической структурам, так как именно в них сосредото¬чены такие подструктуры, как знания, умения и навыки. Модель психической структуры содержит ряд компонентов:

– психические процессы (внимание, ощущение, восприятие и др.);

– психические свойства и состояния;

– психические образования (знания, умения, навыки).

Особое место в модели деятельности отводится тому, с чем сопряжена деятельность. Здесь рассматриваются  различные варианты. В простейшем случае, когда специалист взаимодействует с некоторыми техническими сред¬ствами, модель такого объекта исчерпывающим образом описывается в виде

 

,                                  (1.4)

 

где М – множество модулей технического средства; L – множество обозначен¬ных свойств модулей;   – множество отношений между модулями и свойствами.

В более сложных вариантах специалист взаимодействует с людьми или группами людей, а также с техническими средствами. В этом случае модель объекта выражается как

 

,                                     (1.5)

где   – модель технического средства;   – модель субъекта.

Среда протекания профессиональной деятельности рас¬сматривается в следующем аспекте. Так как всякая деятельность специалиста связана с решением различного рода задач, то вместо понятия среда  используется понятие ситуация, и ее модель представляется  в виде обобще¬ния выражения

 

,                                      (1.6)

 

где   – количество рассматриваемых ситуаций.

Предложенный подход к формально-математическому описанию профессиональной деятельности специалиста в сфере экономической безопасности позволяет созда¬вать модели в терминах теории состояния, которая дает возможность рас¬сматривать соответствующие системы в различных ситуациях. При этом “состояния” определя¬ются через совокупность свойств системы (подсистемы, субъекта, модуля, ситуации) в их конкретном проявлении на данный момент времени. Представле¬ние о состоянии, о причинах сохранения и изменения, о переходах из данного состояния в другие необходимо для решения проблем наблюдае¬мости, управляемости и устойчивости систем.

Описание состояний и переходов осуществляется высказываниями, определенными в психическом пространстве деятельности. Разработка моделей 1.2–1.6 и проведение на их основе исследований деятельности конкретных специалистов по¬зволяет получить совокупность важных отображений об объектах и средах профессиональной деятельности, а также способах воздействия на них и т.д. На основе данных отображений могут формироваться или уточняться специфические требования к спе-циалисту, как индивидууму, так и личности.

Введение модели и ее отображения очерчивает область той информации, которая необходима для решения основной задачи – разработки модели специалиста в сфере экономической безопасности (далее по тексту МС):

– определения содержания подготовки специалиста в вузе (с выбором необходимых средств его  освоения);

– создание алгоритмов формирования информации для определения показателей эффективности профессио¬нального становления специалиста.

Разработка МС как эталонного образа проводиться на основе содержательной ин¬тер¬претации не¬обхо¬димых требований – значимых профессиональных качеств, которыми должен об¬ла¬дать специалист (алгоритм ее построения см. рис. 1.).

Исходное множество требований, заключенных в ГОС ВО, как правило, имеет большую раз¬мерность и для ее снижения на пер¬вом этапе разработки МС приме¬няется лингвисти¬ческий метод, ос¬но¬ванный на использовании специ¬альных грамматик, порождаю¬щих языки, с по¬мощью которых  может  описываться совокупность свойств ана¬ли¬зируемых понятий.

 

Лингвистический метод

Множество непроизводных элементов (словари терминов и понятий e1, e2, e3,.. ei)

e1Аe2®e1Be2, АÎVN; e1, e2, BÎV

Исходное  мно­жество навыков и умений выпускника (A, B, D,  … )

Полученное  мно­жество навыков и умений выпускника (CA, DB, DC, … )

Определение  значимых  факторов,  отражающих  структуру        требований к  профессиональной   деятельности   специалиста    (6 факторов)

Экспертная   оценка   степени   значимости               профессиональных   навыков  и  умений  специалиста

Факторный анализ

Экспертные оценки уровня сформированности ЗПК

Построение  МС Оценка  ее   достоверности

Разработка  технологии  мониторинга   профессионального становления   специалиста   в  вузе

Рис. 1.  Алгоритм моделирования профессиональной деятельности специалиста

В дальнейшем задача снижения размерности массива навыков и уме-ний выпускника вуза и выделения значимых профессиональных качеств специалиста в сфере экономической безопасности решается  с использованием метода экспертных оценок, который заключается в обра-щении к опыту, знаниям и интуи¬ции особо сведущих в данном виде дея-тель¬ности спе¬циалистов (экспертов). Результаты экспертной оценки анализируются по параметрам асимметрии, эксцесса, дисперсии и частичной выбраковки.

Следующим шагом моделирования  является нормирование экспертных оценок, заключающееся в выражении их значения в долях средне¬квадра¬тичного отклонения от¬носительно среднего арифметического по каж¬дому значимому профессиональному качеству:

 

,                                        (1.7)

 

где Zi – нормированная оценка i–го эксперта;  Xi – первоначальная оценка экс¬перта по данному значимому профессиональному качеству;  М – среднее арифметическое значение всех пер¬воначальных оценок по этому качеству; S – среднеквадрати¬ческое откло¬нение значений по данному качеству.  Нормирование проводится в ин¬тервале от 0 до 1.

В дальнейшем для выделения наиболее общих структурных компонен¬тов исходного мно¬же¬ства анализируемых профессиональных качеств используется факторный анализ. При его проведе¬нии выявляются групповые факторы, пол¬ностью описы¬вающие всю заданную структуру признаков. Основная модель факторного анализа описывается следующей системой равенств:

 

.                            (1.8)

В данном случае исходят из того, что значения каждого признака xi могут быть выра¬жены взвешенной суммой латентных переменных (простых факторов)  , ко¬ли¬чество которых меньше числа исходных признаков, и остаточным членом   с дисперсией  , действующей только на xi. Коэффициент lij определяет нагрузку i-го значимого профессионального качества на j-й фактор или нагрузку  j-го фактора на i-е качество.

Для определения наилучшей системы факторов и упрощения их пред¬метной интерпретации ис¬пользуется процедура вращения факторов в про¬странстве значимых профессиональных качеств с использованием ме-тода варимакс. Применение этого метода обеспечивает разделение факто-ров за счет уменьшения числа анализируемых качеств. Такое использование кри¬терия максимализации дисперсии факторных нагрузок позволяет найти решение, при котором каждое качество имеет мак-симальную нагрузку по одному из варимакс-факто¬ров и минималь¬ные нагрузки по другим факторам.

В результате факторного анализа экспертных оценок выделяются значимые факторы, отра¬жающие наиболее общую структуру требований профессиональной деятель¬ности к спе¬циа¬листу – выпускнику вуза.

Так, например, при разработке модели выпускника Всероссийской государственной налоговой академии было выделено шесть таких факторов.

Первый фактор – специаль¬ные качества объединил про¬фессиональ-ные умения и навыки, которые отражают основные требования, предъявляемые к вы¬пускникам их профессиональной деятель¬но¬стью, и отражают ее характерную специфику. Второй фактор – объединил сочетание качеств, которые наиболее полно характеризуют спе¬циалиста как руководителя. Третий фактор – адаптивные качества объединил на-выки, способности и умения, в большей степени отражающие умение специалиста быстро и аде¬кватным образом отвечать на изменение ситуации. Наряду с этим были выделены: четвертый фактор – комму-никативные качества; пятый фактор – управленческие качества и шестой фактор – исполни¬тельские качества.

Подобная компоновка значимых профессиональных качеств позволяет определить наиболее важные сферы будущей дея¬тель¬ности спе-циалиста. Соотнесение этой совокупности качеств с конкретными требованиями потенциального заказчика и их классификация по функциональной принад¬лежности является предпосылкой для следующего этапа разработки МС – определения требуемого уровня сформированности данных качеств. Эта задача решается с использованием метода экспертных оценок путем анализа практической деятельности бывших выпускников учебного заведения.

После нормализации данных для каждого значимого профессионального качества в относительных единицах оп¬ределяется уровень (норма) его проявления, обеспечивающий эффек¬тивную деятельность выпускника на производстве по избранной специальности.

Следующим важным этапом – являлась оценка достоверности разработанной МС с целью подтверждения ее объективности и надежности. Очевидно, что лишь успешная профессиональная дея¬тель-ность специалиста  может быть надеж¬ным индикатором правильности выбранных критериев подго¬товки. Такая информация может быть получена только путем сравнения МС с образами наиболее успешных специали¬стов, настоящих профессиона¬лов в своем деле. Для оценки достоверности разработанной МС в качестве эта¬лона ис¬поль¬зуется профиль сформи¬рованности значимых профессиональных качеств у  “идеальных” специалистов-выпускни¬ков вуза. Данный профиль создается исходя из реальной оценки знаний, навыков и умений, приобретенных ими в ходе обучения в вузе. Разработанный алгоритм оценки достоверности МВ  пред¬ставлен на ри¬сунке 2.

При реализации данного алгоритма особое внимание должно быть уделено определению выборки выпускников, которая является основой для расчета “идеального” образа специалиста.

Для отбора из общего количества выпускников наиболее успешных профессионалов в качестве внешнего критерия целесообразно использовать инфор¬мацию об их деятельности в структурных подразделениях системы экономической безопасности с помощью экспертного опроса (общая оценка профессиональной деятельности, соответствие занимае¬мой должности). С целью проверки степени отражения полученного образа уровню сформи¬рованности значимых профессиональных качеств можно произвести  расчет образа “наи¬менее успешного выпускника” вуза. Для этого отбираются отзывы на выпуск-ников, получивших отрицательные отзывы. Далее целесообразно провести корреляционный анализ между усреднен¬ными значениями уровней сформированности профессиональных качеств успешных, наименее ус-пешных выпускников и аналогичными показателями МС.

Рис. 2. Алгоритм проверки соответствия модели специалиста

“идеальному” образу выпускника вуза

 

По ре¬зультатам анализа можно оценить распределение уровней сформированности, которые при доста¬точном объеме выборки должны при¬ближаться к нормальному закону распределения. Пороговые значения уровней опреде¬ляются на ос¬нове сопоставления эмпирических законов распределения показа¬телей, полученных в резуль¬тате обследования выпускников в двух полярных группах.

Таким образом,  использование предлагаемой технологии моделирования деятельности специалиста, на основе структурно-динамического проек¬тирования профессионального становления личности студента позволяет с достаточной степенью точности и достоверности определять соответствие уровня профессионализации выпускника требо-ваниям его будущей прак¬тической деятельности. То есть, МС может служить основой для моделирования процесса подготовки специалиста в сфере экономической безопасности в соответствующем вузе.

Автор(ы) статьи: А.В. Новиков
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

профессиональная деятельность, управленческая деятельность, объект деятельности, задачи специалиста в сфере экономической безопасности.

Аннотация:

В статье рассматриваются вопросы совершенствования основных путей профессиональной подготовки специалистов, для чего раскрыты сущность, содержание и структура профессиональной деятельности.

Текст статьи:

Для обоснования основных путей совершенствования профессиональной подготовки будущих специалистов раскроем сущность и содержание понятия профессиональная деятельность на примере  деятельности специалистов в сфере экономической безопасности. С этой целью проанализируем основные ее составляющие. При анализе будем исходить из того, что сферу профессиональной деятельности специалиста любого профиля определяют, прежде всего, следующие структурные составляющие: область деятельности, объект деятельности и виды деятельности.

Область деятельности специалиста в сфере экономической безопасности определяется тем, что, как правило, сам специалист выступает элементом органа управления, и, соответственно, его основной функцией является само управление. Отличительной особенностью управленческой деятельности такого специалиста является творческий уровень этой деятельности, предполагающий способность решать профессиональные задачи в нестандартных условиях с разработкой новых методов их решения. При этом с повышением уровня органа управления возрастает внутренняя дифференциация профессиональной деятельности. Так если в первичных органах управления специалист, в соответствии с полученной задачей, как правило, самостоятельно принимает решение и организует его выполнение, то по мере возрастания уровня управления эта деятельность уже раскладывается на составляющие. Опираясь на этот вывод, целесообразно различать специалистов, которые подготавливают необходимую для принятия управленческого решения информацию и доводят ее до исполнителей;  обеспечивают информационную связь между элементами системы, и специалистов принимающих управленческие решения, организующих их выполнение и несущих полную ответственность за решение функциональных задач всей системой. Анализ характера этого процесса позволяет выделить главное основание этой дифференциации – уровень принимаемого решения и степень ответственности за его выполнение. В соответствии с этим можно выделить специалистов – начальников, которые принимают управленческие решения и несут за это полную ответственность, и специалистов-операторов, которые обеспечивают функционирование необходимой для принятия управленческих решений информации и несут ответственность за ее полноту и достоверность.

Объектами управленческой деятельности специалиста в сфере экономической безопасности могут быть различные по структуре и объему  предприятия, учреждения и организации, основанные на любых формах собственности, юридические и физические лица, а также различные информационные процессы, например, связанные с проверкой финансовых документов, бухгалтерских книг, отчетов, планов, смет, деклараций и иных документов.

Способность управлять каким-либо объектом  предполагает знание его внутренней структуры, особенностей функционирования, определенный уровень умений и навыков по определению и корректировке состояния этого объекта. Все это определяет потребность в получении специалистом в сфере экономической безопасности соответствующего профессионального образования практически в нескольких классах юридических профессий.

Виды профессиональной деятельности  специалиста в сфере экономической безопасности определяются, как правило, теми  задачами, которые ему приходится решать, выполняя свои функциональные обязанности в системах человек–человек; человек–машина–среда. Исходя из понимания задачи (деятельностная концепция А. Н. Леонтьева) как сознательной цели, осуществляемой в определенных условиях, а действия – как осознанного процесса или акта, направленного на достижение этой цели, можно представить виды профессиональной деятельности специалиста в сфере экономической безопасности конечным, набором типовых задач. Они  повторяются на практике в любом сочетании при выполнении функциональных обязанностей и отражают обобщенную ориентировочную основу деятельности. Среди типовых задач можно выделить задачи, связанные с реализацией функций анализа, проверки, контроля, организации и управления. Каждая из групп задач соответствует одному из основных видов профессиональной деятельности специалиста в сфере экономической безопасности.

Опираясь на подходы, предлагаемые О. А. Козловым, можно выделить пять классов задач, которые приходится решать специалисту в сфере экономической безопасности в различных органах управления. В основу их классификации целесообразно положить степень интеллектуальности и сложности  управленческих задач.

Первый класс – наиболее простые задачи, состоящие из полностью формализуемых процедур, выполнение которых, кроме затрат времени, трудностей для исполнителей не представляют. Эти задачи легко стандартизируются и программируются. К ним относятся контроль и учет, оформление различного рода документации. Эти задачи называются задачами принятия решения в условиях полной информации.

Второй класс задач – задачи принятия решений в условиях риска, то есть, в том случае, когда имеются случайные факторы, для которых известны законы их распределения. Постановка и решение таких задач возможны на основе методов теории вероятностей, аналитического или имитационного моделирования.

Третий класс задач составляют слабоструктурированные задачи, содержащие неизвестные или не измеряемые компоненты (количественно не оцениваемые). Постановка таких задач базируется на принятии решений в условиях неполной информации. Формальные схемы решения задач этого класса удается построить только на основе теории нечетких множеств.

Четвертый класс задач образуют задачи принятия решения в условиях противодействия или конфликта. Постановка и решение данного класса задач возможны с использованием теории игр.

Пятый класс – наиболее сложные задачи принятия решения, характеризующиеся отсутствием возможности формализации из-за высокой степени неопределенности. Основой решения этого класса задач остаются творческий потенциал человека и различные атрибуты его личности, а также атрибуты его деятельности (информированность, квалификация, талант, интуиция, образование и т. п.).

Следует отметить, что чем выше по значимости уровень управления, тем меньший объем работ, выполняемых специалистом с использованием вспомогательных средств, тем больше потребность в интеллектуальных способностях человека, его знаниях, навыках и умениях. При этом, с каждым годом  сложность задач, выполняемых специалистами специалиста в сфере экономической безопасности и, в частности, управленческих, неизмеримо возрастает. Это вызвано бурным развитием производства, возрастанием  роли человеческого фактора и, прежде всего, увеличением потока требуемой для принятия решения информации.

Из приведенного анализа делается вывод, что профессиональная деятельность специалиста в сфере экономической безопасности даже с точки зрения выполнения только управленческих функций является сложной, многогранной и полифункциональной, требующей высокого уровня профессионализма, интеллектуальных качеств и способностей. Следовательно, одной из важнейших проблем, требующей незамедлительного решения, является – повышение  уровня и качества профессиональной подготовки выпускников высшей школы.

В данном случае правомерно возникает ряд вопросов. Соответствует ли существующая система профессиональной подготовки специалистов в сфере экономической безопасности требованиям сегодняшнего дня? В полной ли мере  современная теория и практика такой подготовки соответствует изменившемуся характеру будущей профессиональной деятельности выпускников вуза? Насколько возможно учесть при подготовке специалистов в вузах все области, объекты и виды их будущей профессиональной деятельности?

На наш взгляд,  ответы на данные вопросы можно найти на пути развития системы непрерывного профессионального образования специалистов, что в свою очередь предполагает: совершенствование организационной и управленческой структур высшей профессиональной школы; выявление и устранение недостатков в существующей практике формирования как общих целей образования, так и дидактических целей, реализуемых в учебном процессе высших учебных заведений; уточнение и корректировку содержания  подготовки  выпускников вузов в соответствии с задачами, которые им придется решать в будущей профессиональной деятельности, а также обеспечение преемственности образовательных программ, позволяющих осуществлять рост профессионального мастерства специалистов.

Таким образом, в условиях модернизации российского образования в качестве основных ориентиров совершенствования профессиональной подготовки специалистов в сфере экономической безопасности в высшей школе выступаю ее цели и содержание. Цели профессионального обучения в вузе могут обеспечить готовность специалиста к деятельности определенного уровня (в этом случае деятельность выступает в качестве своеобразного эталона). Структура и содержание деятельности определяют содержание профессионального образования, а обученность в области профессиональной деятельности характеризует степень развития (совершенствования) значимых профессиональных качеств личности выпускника вуза.

Наряду с этим, одним из важнейших путей совершенствования профессиональной подготовки специалистов в сфере экономической безопасности в высшей школе выступает ее информатизация. Под информатизацией в этом случае следует понимать целенаправленно организованный в вузе процесс, ориентированный на реализацию целей обучения и развития индивида, обеспечивающий сферу образования методологией, технологией и практикой разработки и оптимального использования информационных технологий, применяемых в комфортных и здоровьесберегающих условиях.

Данное направление совершенствования образования  обеспечивается не только активным использованием в процессе обучения компьютерной техники или ресурсов информационных сетей. Они должны подкрепляться, прежде всего, дидактически обоснованной реализацией возможностей компьютерных средств, применение которых создает предпосылки интенсификации образовательного процесса, а также разработкой информационных технологий, ориентированных на развитие интеллекта обучающегося, на самостоятельное извлечение и представление им знания, на продуцирование информации.

Однако, несмотря на неоспоримый факт, заключающийся в том, что использование компьютерных средств в вузе способствует совершенствованию учебного процесса, развивает личность студента, приобщает его к реализации потенциала информационных ресурсов, следует констатировать  что в высшем юридическом образовании, в том числе при подготовке будущих специалистов в сфере экономической безопасности, в настоящее время все еще господствует традиционный подход к обучению со всеми присущими ему противоречиями и несоответствием современному уровню развития общества. Это и декларативный способ представления знаний, констатирующий подход к контролю результатов учебной деятельности, недостаточная дифференциация обучения, отставание содержания учебно-методической литературы от запросов современности, слабое проявление самостоятельности при освоении знаний и т.д.

Сказанное указывает на необходимость разрешения  объективно существующего противоречия между высоким уровнем развития современных информационных технологий, реализация возможностей которых определяет пути совершенствования профессиональной подготовки студентов, и недостаточным уровнем использования этих возможностей в научно-методическом и информационно-технологическом обеспечении юридического образования будущих специалистов в сфере экономической безопасности.

На наш взгляд, разрешение этого противоречия в высшей школе сегодня возможно если:

– содержание обучения будет проектироваться на основе деятельностной модели специалиста, определяющей основные задачи, функции, объекты и проблемы будущей профессиональной деятельности;

– обучение студентов современным информационным технологиям общего назначения (текстовые и графические редакторы, электронные таблицы, программы для работы в компьютерных сетях и т.д.) и специализированным технологиям, применяемым в юридической деятельности (справочные правовые системы по законодательству, правовые ресурсы, INTERNET и др.) будет осуществляется на материале содержания юридических дисциплин в формах поисковой, игровой, тренировочной, проектной, исследовательской деятельности;

– в качестве основных будут используются методы, моделирующие содержание профессиональной деятельности, осуществляемой в информационно-компьютерной среде, а учебная деятельность студентов будет строится как поэтапная самостоятельная работа, направленная на разрешение проблемных ситуаций в условиях группового диалогического общения при участии преподавателя;

– учебная деятельность будет осуществляется на полимотивационной основе, при которой  действуют внешние мотивы, не связанные с усваиваемыми знаниями и выполняемой деятельностью (учение является средством достижения других целей) и одновременно актуализируются внутренние мотивы познавательного интереса – стремление осваивать новые знания и виды познавательной деятельности, самореализация и др.;

– эффективность обучения, основанного на информатизации юридического образования студентов будет определяется по ряду показателей, среди которых: качество усвоения программного материала по дисциплинам юридического цикла; развивающий эффект обучения (продвижение в интеллектуальном развитии, повышение уровня познавательной мотивации, субъектной и рефлексивной позиции обучающихся и др.); временные затраты на обучение – сохранение или сокращение сроков обучения, предусмотренных учебным планом; валеологические характеристики учебного процесса (уровень утомляемости, тревожность обучающихся, состояние основных функциональных систем организма).

Рассмотренные в статье пути совершенствовании профессиональной подготовки специалистов в сфере экономической безопасности в высшей школе, безусловно, не охватывают всей их совокупности. Но даже частичное разрешение указанного выше противоречия будет, несомненно, способствовать повышению качества подготовки данных специалистов.

Автор(ы) статьи: Катаева О.В.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

голос, мелодика голоса, культуроформирование мелодики голоса, мелогармоничное говорение, коммуникативные ситуации.

Аннотация:

Мелодика голоса является одной из приоритетных проблем, изучающихся на современном этапе в культурологии. Феномен мелодики голоса как сложнейшее полифункциональное энергетическое явление остается главнейшим в формировании культурных процессов. Традиционная культура создает нам огромный пласт изучения этой проблемы: демонстрируются основные компоненты культуроформирования мелодики голоса человека, а именно, деятельность, традиции, обряды, коммуникативные ситуации, национальная принадлежность.

Текст статьи:

Мелодика голоса как сложнейшее полифункциональное явление обладает выраженной семантикой и воздействует на человека и социум. Мелодика голоса, окрашивая все сферы бытия человека, является компонентом деятельности, традиций, обрядов, творчества, состояния здоровья человека. Она воздействует на конкретную ситуацию, усиливает, снижает или аннулирует ее эффективность. Процессы суггестивности мелодики голоса человека происходят преимущественно в коммуникации, что говорит о существенном влияние мелодики голоса на культуроформирование.

Основой формирования культуры является совместная деятельность человека с другими людьми, которая основывается на процессе коммуникации. В свою очередь коммуникация не возможна без мелодики голоса. Наглядным свидетельством этого служит такая особенность процесса формирования культуры, которая заключается в том, что творчество на протяжении столетий осуществлялось через деятельность культурных общностей, немыслимых без непрерывной коммуникации (кружки, салоны, союзы, и т.д.). Где мелодика голоса становилась средством передачи идей, знаний, оценки событий, и выступала побудительной силой, организующей деятельность человека [5; 6].

Мелодика голоса определяет результативность деятельности, которая возможна при правильной организации интонационно- мелодических изменений и насыщенности голоса человека. Очень ярко эту тенденцию можно проследить на примере различных видов трудовой деятельности человека. Так, профессиональная деятельность актера, чтеца, телеведущего, диктора не мыслима без результативной мелодики голоса. Их профессионализм зависит от мелодики голоса, формируя профессиональную культуру той или иной деятельности. Главнейшей задачей профессионализма выше перечисленных профессий является мелогармоничное говорение, основанное на искусстве овладения художественным словом, совершенствование голосовых параметров. Искусство художественного слова очень важно в данных видах деятельности, оно учит превращать чужие слова в свои, воздействуя ими на зрителя. Так как зритель очень чутко улавливает малейшую фальшь и не прощает ее.

Не мало важную роль мелодика голоса выполняет в деятельности педагога, медика, юриста, политика, журналиста. Профессиональность человека этих сфер не подразумевает обязательной работы над мелодикой голоса, но голос формируется сам в процессе трудовой деятельности. Мелодики голоса здесь соединяется с процессом трудовой деятельности, зависит от него и определяет его эффективность.

Основой культуроформирования является и специфика национального мелоговорения. Мелодика голоса национально идентична. Так, мелодика голоса американцев отличается от мелодики англичан громкостью голоса. Голоса испанцев и итальянцев характеризуются повышенным темпом. Мелодика голоса русских считается самой мелодичной, протяжной, что проявляется в тенденции долготы гласных звуков.

Мелодика голоса формирует различные ситуации общения, проявляющиеся в коммуникации матери и ребенка, в общении военнослужащих, в общении с животными и др. Так, коммуникативные ситуации матери и ребенка имеют совершенно иной характер. «Ребенок в момент рождения лишь кандидат в человека, но он не может им стать в изоляции: ему нужно научиться быть человеком в общении с людьми» [3, с.188]. Общение матери и ребенка происходит посредством ласкового, спокойного, нежного, мелодичного голоса, который помогает поддерживать внутреннее равновесие, спокойствие малыша. Более того, мелодика голоса мамы важна и необходима малышу для благоприятного развития в утробе, так как на данном уровне развития ребенок воспринимает только мелодику голоса. Мелодично общаясь с новорожденным малышом, мама способствует формированию непосредственно тональности речи ребенка, которая проявляется в гуление. «Именно мамино пение и закладывает основы музыкальности, знакомит малыша с красотой звуков, мелодикой родного языка. Для новорожденного мамин голос и есть самая прекрасная музыка, в нем заключен весь мир – покой, защищенность, красота» [9, с.14]. В традиционной системе воспитания ребенка мелодика голоса имеет огромный потенциал для развития культуры личности ребенка. По мнению Тепловой А.Б. формировать голосовые способности ребенка можно через традиции домашнего пения, а именно колыбельную песню. Колыбельные – «это простые короткие попевки с монотонным, успокаивающим ритмом и ясной мелодией» [9, с.15]. Привыкая к колыбельным песням, ребенок начинает различать тональность голоса, мелодический строй родной речи, различать поющих людей. Следствием этого является то, что ребенок сам начнет напевать колыбельные, усыпляя себя. Недавно ученые из Гетингемского университета в Германии провели интересный эксперимент: испытали на группе добровольцев эффективность средств для сна и магнитофонные записи голоса, исполняющего колыбельные песни. На удивление специалистов, мелодика голоса оказалась намного эффективнее медикаментов: сон был у испытуемых крепким и глубоким.

Культуроформирование традиций, обрядов мелодикой голоса ярко выражено в истории различных цивилизаций, на примере античной, восточной и славянской культуры. В конкретной исторической эпохе преобладает определенная система представлений о мелодике голоса. Голос в первобытной культуре являлся необходимым стимулом для слаженного коллективного труда в условиях жизнедеятельности. В основе трудовой деятельности лежал ритм хоровых танцев, облегчающий совместные действия. Где простейшим «инструментом», обеспечивающим ритмическую основу танца, становится человеческий голос, рождающий простейшую мелодию.

В первобытной культуре закладывались основы энергетического воздействия голоса, которое проявлялось в подражании звукам окружающей природы. Первобытный человек считал, что с помощью мелодики голоса, имитирующей звуки природы (гром, падающие камни, льющаяся вода, крики птиц, рев умирающего раненого зверя), он может добиться успешной охоты или богатого урожая.

Эпохе Античности мы обязаны появлением таких понятий как мелодия, ритм, гармония. Древние греки видели свою задачу в изучении акустических сторон звучания слов, то есть мелодической основы речи, основываясь на знаниях об аналогичном звучании голоса. В жизни греков мелодика голоса имела значительное место. Она сопровождала их во время праздников, торжественных шествий в честь богов, во время свадьбы и траурных церемоний, звучала во время гимнастических состязаний атлетов, Олимпийских игр, поэтических турниров и театральных представлений. Музыкальное искусство было преимущественно вокальным: мужские и женские голоса подразделялись на три «области»: высокую, низкую и среднюю. «Но так как греки в отличие от нас называли высокие ноты низкими и наоборот, то их низкая область соответствовала регистру тенора или сопрано, средняя – баритону или меццо-сопрано и высокая – басу или контральто. По мнению древних, самые высокие голоса лучше всего выражали взволнованные и страстные чувства, средние же считались предназначенными для выражения спокойствия и важности» [1, с.223-224]. В Древней Греции обучение вокальному музыкальному искусству, постановке и развитию голоса было обязательной частью образования гражданина и считалось важнейшим средством воздействия на нравственный мир человека, «благородством … она возвышала сердца и освобождала людей от дурных мыслей» [1, с.62].

Голосом греки обращались к богам по поводу начала сева и сбора урожая, рождения и смерти, победы в битве и поражение, строительстве жилья и отправления в дальнюю дорогу. На основе этого возникают всевозможные «песни мельников», «песни гребцов», «песни банщиков», свинопасов, земледельцев, пастухов и т. д., обращенные к богам за помощью в нелегкой трудовой деятельности, и в то же время голос материализует просимое греками.

Тайной гармоничных звучаний Древней Греции владел легендарный Орфей. Его мелодика голоса благотворно влияла на все живое вокруг. В преданиях говорится, что под воздействием мелодики голоса даже деревья склонялись к земле, чтобы лучше слышать его пение. «Вся природа была очарована дивным пением. Такая сила звучала в песне Орфея, так покоряла она и влекла к певцу, что вокруг него, как зачарованные, столпились дикие звери из окрестных лесов и гор. Птицы слетелись слушать певца. Даже деревья двинулись с места и окружили Орфея; дуб и тополь, стройные кипарисы и широколистые платаны, сосны и ели толпились кругом и слушали певца; ни одна ветка, ни один лист не шелохнулся на них» [4, с.233]. Сила его певческого таланта была так велика, что приводила в движение скалы, укрощала диких зверей и волны, мешающие походу Аргонавтов. Имя Орфея стало синонимом  прекрасного певца имеющего мелодичный голос.

Роль пения древних греков в изучении мелодики голоса очень велика. Но также неоспорима роль речи, а именно ораторского искусства, в исследовании мелодики голоса. Выступая в суде, в народном собрании, греки и римляне  посредством голоса могли полностью изменить политику государства, вести споры, ловко задавать вопросы, отвечать на вопросы противника. Из греческих ораторов наибольшую известность получили: Антифонт, Лисий, Исократ, Демосфен; римскими представителями ораторского искусства являются: Катон, Цицерон.

Культура Востока с древнейших времен приписывала звуку голоса силу, способную творить мир, создавать и поддерживать его гармонию, так как именно мелодика голоса определяет гармоничность и темп. В одном из индийских трактатов говорилось: «Звук есть высшее лоно, звук – причина всего» [2, с.190]. Индийская музыка является воплощением триединства «песни, танца и мелодии». Человеческий голос в данном триединстве является главнейшим и непревзойденным инструментом, которому всегда предавали особое значение. Мелодика голоса в индийской музыке – это земной, естественный голос обыденной речи, приглашающий слушателя к доверительной беседе.  Музыкальное произведение никогда не репетируется, поэтому в музыкальной культуре Индии существует искусство голосовой импровизации, при котором исполнитель создает в сознании слушателей определенный художественный образ.

В основе индийской музыки лежит рага, что в переводе с санскрита означает «страсть, цвет и привязанность», нечто, способное мелодикой голоса «окрасить сердца людей» [2, с.189]. Рага как мелодическая идея, подчиненная точным правилам восхождения и нисхождения тона, предписанным местам пауз, обладает неповторимой, очень тонко обозначенной мелодией настроения, она строго соответствует определенному чувству, переживанию. Раги исполняются в строго определенное время суток и года, поскольку психофизическое состояние человека, вызываемое мелодикой голоса, должно соответствовать положению дел в природе и космосе, то есть гармоничным. Несвоевременное исполнение раги всегда считалось вредным, нарушающим природный порядок – дисгармоничным.

В народных верованиях славян голос осмысляется как обязательный атрибут «этого» мира, культурного пространства, в отличие от «того света», отмеченного печатью беззвучия. Очень четко «тот свет» беззвучия можно проследить в заговорах и обычаях славян: «болезни изгоняют туда, где не кричит петух, не блеют овцы, не поют девушки. Во время похорон и поминок их участники общаются друг с другом шепотом; в доме, где в течение года кто-то умер, не поют и не веселятся» [7,с.107]. Каждый обряд у славян предопределяет ту или иную мелодику голоса, в противном случае отступление от нормы оценивается негативно. «В то же время о рождении ребенка обычно принято сообщать криком, громким голосом, звоном или выстрелом» [8, с.511], что характеризует «этот» мир, данное культурное пространство.

В народной культуре голос осознается как нечто материальное, подверженное влиянию извне и само могущее стать инструментом воздействия, поскольку мыслится отчуждаемым от человека. Об этом говорит, например, сказочный мотив выковывания голоса.

С помощью голоса можно также навести порчу. У сербов и болгар, например, «запрещалось слушать натощак пение девушек, обходящих дома в Лазареву субботу и исполняющих для односельчан специальные песни: считалось, что своим пением лазарки могут довести домочадцев, услышавших их натощак, до полного истощения» [7, с.108]. По преданиям славян, голосом можно отвратить от человека болезнь и передать ее другому. Так у белорусов при лихорадке, куриной слепоте и других болезнях надо было пропеть, сидя на каком-нибудь высоком месте: «Кукареку, запою: кто услышит, то ему», — и болезнь перейдет к тому человеку, который услышит это пение.

В то же время и сам голос человека может быть подвержен неблагоприятному воздействию извне. Обладательницы хороших голосов старались не петь после захода солнца на улице, поскольку ведьмы, получающие в это время особую силу, могли бы лишить их голосов. Отнимая голос у человека, черт завладевал и его душой, принуждая совершать неблаговидные поступки. Леший тем же образом отбирал силу у человека, после чего тот медленно умирал [8, с.511]. Из чего можно сделать вывод, что голос человека выступал как вместилище  души и силы, потому и является объектом посягательства нечистой силы.

Громкому голосу, пению и крику приписываются особые магические значения и функции. С помощью голоса оказывается возможным оградить культурное пространство от проникновения враждебных и потусторонних сил. Славяне полагали, что если с какого-нибудь высокого места человек что-нибудь громко пропоет или крикнет (например, свое имя). То там, где будет слышен его голос, град не побьет посевов, девушек будут быстрее брать замуж, звери в лесу не тронут скот, холодный туман не повредит посевов, летом не будет змей, на такое расстояние вор и злодей не подойдет к дому. Громким голосом, пением криком люди «отворачивали» тучи от села, защищали посевы от ведьм, могущих отобрать урожай [7, с.108].

Голосу придавалось и продуцирующее значение. В один из весенних праздников люди, собравшись вместе, начинали громко петь или кричать. Считалось, что там, где слышен их голос, лучше уродятся фрукты и хлеб. В Болгарии в Юрьев день девушки кричали с холмов вблизи села: «Где нет голоса, не будет и колоса». Голос мог повлиять и на плодовитость скота и домашней птицы: в России под Новый год колядки исполняли, в том числе и для того, чтобы свиньи лучше велись.

Изменение голоса, как правило, маркирует перемену некоего состояния или статуса человека – обычно в обрядовой обстановке. Повсеместно известно изменение голоса ряжеными участниками обходных обрядов, связанное с представлением о том, что они (ряженые) олицетворяют потусторонние силы. Ряженые могли говорить с домочадцами нарочито высокими («тонкими») или низкими («толстыми») голосами, подделываться под голос животных, женщин, детей, умерших родственников, дополнять речь иными звуками (шепотом, свистом, хохотом). Перемена тихого пения на громкое фиксировала в восточнославянском календаре границу между зимним и весенним сезонами [8, с.512].

Не случайно в древние времена голосу придавали высшее, божественное значение. Во многих верованиях голос был тайно связан с началом существования вселенной. Голосом был сотворен и сам человек, и голосом он продолжает творение Божье. Таким образом, мелодика голоса несёт в себе огромную мощь, потенциал культуроформирования действительности.

 

Литература:

1.         Гиро П. Быт и нравы древних греков. – Смоленск: Русич, 2002. – 624 с.

2.         Данилова Г.И. Мировая художественная культура. От истоков до XVII века. – М.: Дрофа, 2006. – 333 с.

3.         Жинкин Н.И. Язык – речь – творчество. М., 1998.

4.         Легенды и сказания Древней Греции и Древнего Рима / Сост. А.А. Нейхардт. – М.: Правда, 1988. – 576 с.

5.         Петрова М.М. Теория культуры: Конспект лекций. – СПб.: Издательство Михайлова В.А., 2000.

6.         Ромах О.В. Культурология. Теория культуры. Курс лекций. Тамбов: Издательство ТГУ им. Г.Р. Державина, 2002 – 360 с.

7.         Славянская мифология. Энциклопедический словарь. – М.: Междунар. отношения,2002. – 512 с.

8.         Славянские древности: этнолингвистический словарь. В 5 т./ ред. Н.И. Толстого. – М.: Междунар. отношения. – 1995.

9.         Теплова А.Б. Самая прекрасная музыка – голос мамы // Няня, 2006, №4.

Автор(ы) статьи: Карцева Г.А., Карцев С.В.
Раздел: ПРИКЛАДНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

ритм, метр, гармония, единство, движение, музыкальный ритм, эстетическое воспитание.

Аннотация:

Настоящая статья исследует истоки формирования чувства ритма в истории культурного развития человека. Авторы останавливаются на философском понимании категории «ритм» мыслителями древности. Статья доказывает справедливость найденной античными философами формы ритмического единства физического и эстетического воспитания человека как основы гармонии внутреннего и внешнего мира.

Текст статьи:

У первобытного человека уже существовало стихийное ритмическое чувство. В эпоху среднего палеолита, то есть более сорока тысяч лет до нашей эры, далекие предки украшали различные предметы красочными пятнами, полосками, отверстиями и лунками, расположенными в определенной метрической последовательности и порядке. Следует подчеркнуть, что для первобытного сознания более свойственно было представление о равномерности, постоянстве, цикличности, нежели о переменчивости, разнообразии. Время в понимании древних людей вращалось по кругу, одновременно с настоящим моментом включая в себя прошедшее и будущее. Время и вечность сливались у них в единое целое: время выступало как развернутая вечность, а вечность – как свернутое в одно мгновение время. В магическом действе, совмещавшем зачатки музыки, танца, пения, господствовал принцип повторности. Ритм здесь играл доминирующую роль [4, с. 21]. Известный отечественный музыковед-исследователь Харлап М.Г. считает, что в синкретическом первобытном искусстве ритм имел гораздо большее значение, чем в обособившихся поэзии и музыке, так как он есть явление скорее природное, чем художественное. Именно поэтому из всех разделов теоретического искусствоведения ритмика постоянно подвергается попыткам построить «всеобщую» теорию, годную для всех времен и народов [3, с. 22].

Первые найденные с помощью раскопок подтверждения существования музыки у древних людей относятся к позднему палеолиту. Во Франции в гроте Ориньяк и в пещере Солютре обнаружены образцы примитивной скульптуры и рисунка, а также наиболее древние духовые музыкальные инструменты из костей животных с просверленными отверстиями, возраст которых – примерно 40 тысяч лет. Но, по всей вероятности, это были не самые ранние инструменты. Скорее всего, значительно раньше человек аккомпанировал своему пению или пляске хлопаньем по какому-либо природному предмету или в ладоши. На ранних ступенях своего развития человек вообще не знал музыкальных инструментов, об этом свидетельствует уже то, что до сих пор сохранились некоторые народности, которые для воспроизведения мелодий пользуются только собственным голосом, например, ведды (Шри-Ланка), огнеземельцы (Южная Америка), туземцы Андаманских островов. Данные племена не могут иметь контактов ввиду удаленности друг от друга, однако обладают сходной культурой. Это дает основание предполагать, что древние народы развивались подобным же образом. Напевы названных племен хорошо известны по многочисленным фонорасшифровкам ХХ века. Мелодическая линия их слаборазвита, диапазон состоит из 2-3 звуков. Первоначальный напев несколько раз варьируется с помощью ритма, который достаточно развит. Еще разнообразнее динамика (от pp до ff) и темп, часто начинающийся медленным вступлением и постепенно переходящий в неистовое ускорение. Вероятно, самые ранние инструменты служили лишь для подчеркивания ритма, сначала отбиваемого в ладоши или ногами, а затем появились различные ударные или шумовые инструменты: колотушки, погремушки и проч. Следующая группа – духовые из тростника, кости вначале без боковых отверстий, а затем – с отверстиями для воспроизведения звуков различной высоты. Впоследствии люди научились делать из выдолбленной тыквы, кокоса или дерева барабаны сначала без перепонки, а потом – с натянутой кожей; подбирая кусочки дерева разной длины, изготавливали ксилофон. Позднее появились струнные: музыкальный лук из гибкого прута с натянутой струной животного или растительного происхождения, а затем и более сложные.

Мы отмечаем, что представления о ритме, структурирующем в сознании временные процессы, у первобытных людей были наивными: они и не могли быть другими. Однако, несмотря на наивность и недостаточность научного знания, некоторые соображения древних нас по-настоящему удивляют. Интересным фактом является то, что уже в первобытную эпоху складывался и интонационный ритм, то есть свободный, несимметричный. «Мы встречаем его в первичном фольклоре от простейших форм (у таких племен, как ведда, кубу, огнеземельцы и т. п.) до наиболее развитых, как, например, русская протяжная песня… В основе этого ритма лежит не пульсация, а менее автоматизированный процесс дыхания, имеющий для пения первенствующее значение» [3, с. 23]. Ритмическое чувство особенно наглядно проявлялось в мифах о богах, которые всегда были связаны с сезонными циклами, а позднее – в представлении о цикличности, периодичности, круговращении бытия. Не даром колесо, как бы олицетворяющее круговорот рождения и смерти, до сих пор считается символом времени в Индии [4, с. 28]. Идея вечного возвращения и круговорота была присуща и древнерусской языческой модели мироздания, просуществовавшей до XII века н.э.

Многие выдающиеся достижения в области науки, техники, искусства берут свое начало в странах Древнего Востока. Высокого уровня достигло музыкальное искусство в Древнем Египте. В 3-1 тысячелетиях до н.э. здесь было развито народное искусство, преимущественно монументальное с музыкой, пением и танцами, связанное с прославлением богов Ра, Озириса, Изиды и Тота. Большое значение приобрели «Страсти», в которых песни с хором, шествия и пляски чередовались с драматическими сценами. Любимым жанром в «Страстях» были женские песни-плачи над мертвым Озирисом, который ежегодно воскресал к новой жизни как символ вечно молодой природы. Существовала и профессиональная музыка в виде культовых гимнов; они еще не записывались, но бережно передавались из поколения в поколение, запечатленные в особых движениях рук при управлении хором. В четвертом тысячелетии до н. э. в Египте стали бурно развиваться художественное ремесло, архитектура, скульптура, монументальная живопись, причем эти искусства основывались на определенных законах и канонах метрических пропорций и цветовых отношений. Метричность особенно наглядно проявлялась в искусстве орнамента. Со 2 тысячелетия до н.э. развивается светское профессиональное музицирование при дворах фараонов в виде музыкальных ансамблей певцов и инструменталистов (инструменты: арфа, лютня, флейта, гобой). После македонского завоевания египетский город Александрия с 3 века до н.э. стал культурным центром античного мира и дал музыкальному искусству прославленных теоретиков Птоломея, Евклида, Дидима и др.

Сирийская музыкальная культура была одна из первых, основанных на четырехзвучной диатонической системе (тетрахорд).

В Двуречье (бассейне Тигра и Евфрата) были найдены древнейшие из известных науке (3 тысячелетие до н.э.) таблички с клиновидной нотописью, предположительно арфового аккомпанемента вокальной мелодии. Обнаружены и остатки музыкальных инструментов: ударных, духовых (флейта), струнных (арфообразная лира, арфа, лютня).

О музыкальной культуре Палестины мы можем судить по страницам «Ветхого завета», доказывающих музыкальную одаренность израильтян. Религиозно-поэтической лирикой наполнены 150 псалмов царя Давида. Знаменитая «Песня песней» царя Соломона, вероятно, была основана на свадебном фольклоре. Цари-пророки Саул, Давид, Соломон описаны в «Ветхом завете» как знатоки и покровители музыкального искусства. Церковнослужители в Палестине, как правило, были музыкантами.

Индия стала родиной музыкального театра, возникшего за тысячелетия до современной оперы. Древнеиндийский ната (санскрит – актер, плясун) исполнял танец или пантомиму, одновременно пел и аккомпанировал себе на музыкальном инструменте. Созданный в древней Индии кукольный театр предполагал очень развитое музыкальное сопровождение. С глубокой древности Индия славилась богатым музыкальным фольклором, а также высокохудожественным профессиональным искусством. Классическая индийская музыка органично связана с поэзией и танцем. Образцом такого синтеза искусств – «Сангита» (инд. «сангит» – музыка) – стали Веды, состоящие из религиозных поучений, гимнических стихов и напевов. Их создателями и исполнителями были риши. Широко развивались всевозможные стили классического танца, органично соединяющегося с музыкой и пением. Огромное распространение получили различные ударные инструменты. Светская музыка формировалась во дворцах царей и раджей – центрах профессионального театра. В Индии была создана оригинальная нотация: звуки обозначались начальными слогами некоторых санскритских слов. Древнеиндийская музыка отличалась мелодической и ритмической виртуозностью. В старинных трактатах была детально разработана музыкальная ритмика: число ритмических типов доходило до 120, нередки были случаи использования полиритмии мелодии и аккомпанемента. Выразительность мелодии достигалась более мелким дроблением интервалов. Выработанная «Система шрути» предполагала деление октавы на 22 части (по четвертитонам).

Древний Китай выделялся развитой музыкальной культурой. Древнейший памятник народного песнетворчества «Книга песен» («Шицзин») включает 305 стихотворений. Некоторые исследователи полагают, что они были отобраны в середине 1 столетия до н.э. из огромного числа народных песен философом Конфуцием, который сам играл на струнных и ударных инструментах, пел и танцевал. Формированию музыкального искусства способствовала выработка теории. Около 750 года до н.э. ладовой основой струнной музыки была определена бесполутоновая пентатоника, около 550 года до н.э. установилась и двенадцатиступенная полутоновая система. Китайским теоретикам задолго до древнегреческих ученых было известно, что соотношение длины струн (или высот воздушного столбца) 1:2; 2:3; 3:4 соответствует октаве, чистой квинте и чистой кварте. Китайские музыкальные инструменты охватывали все группы и подгруппы инструментов в современной их классификации. Старинные документы свидетельствуют об использовании музыки в воспитательных целях, что было неотъемлемой частью философии. Китайцы мыслили бытие как бесконечный кругообразный циклический процесс, не имеющий также и начала. Характерной особенностью китайской культуры была приверженность к «абсолютным» ритуалам, то есть таким, которые не могут быть изменены ни при каких обстоятельствах, так как имеют космологическое основание, подобны небесным законам и порядку неба и, следовательно, коренятся в его природе. Показательным примером такого ритуала служит иерархичность всего сущего, призванная поддерживать общество, а шире – весь мир – в состоянии гармонии, ритмичности стабильных соотношений. Гармония и целостность мира, в понимании китайских мыслителей, базируется на существовании единого центра, вокруг которого организована материя. Космический принцип повторен и в микрокосмосе, где создаются некие центры силовых полей, которые связаны и взаимодействуют между собой, стремясь создать общий центр и распределиться вокруг него. Все это распространяется и на отношения между людьми. Индивидуальное «Я», воплощающее внутренние аспекты бытия в противовес внешним, представлявшим собой перевернутый образ внутренней реальности, превращается в подобный центр и, согласно всеобщему закону взаимодействия центров, осуществляет различные связи, что и определяет структуру целого. Я-центры распределяются вокруг основного центра, выполняя как бы двоякую функцию: являясь одновременно и центром собственного целого, представляют собой частицу общего центра. Такое мировоззрение было характерно для даосизма («Дао» – путь, естественный порядок вещей). По соображениям китайских мыслителей мир представляет собой гармоничную пульсирующую Вселенную, в которой единым формообразующим принципом становится мировой ритм. Он лежит в основе организации Космоса на уровне микро- и макромира и строится на взаимодействии противоположностей – Инь и Ян, которые регулируют любое движение, любое изменение. Движение в одном направлении продолжается до определенного момента, после чего вынуждено повернуть назад. Все развивается в прямом и обратном порядке. Характерным признаком китайской культуры в течение всего ее существования является символичность, почитание иерархически выстроенных обрядов, обилие строго организованных ритуальных действ. Уже древнекитайскими мыслителями были выделены ритмические характеристики человеческой жизни: ритм дыхания, ритм пульса, смена дня и ночи, сезоны года и годичные циклы, влияющие на изменение активности физиологических систем организма.

Первыми попытками осмысления ритмического строения мира и человека были античные эстетические теории, появившиеся около VI века до н. э.. Но и до них, в творчестве поэтов VIII-VII вв. до н. э., говорилось о пропорции и гармонии, имеющих прямое отношение к ритму. Гомер в «Иллиаде» и «Одиссее» значительное место уделял описанию роли пения и плясок, имевших ярко выраженную ритмическую основу, в жизни его соотечественников.

Сущность культуры любого исторического периода, как считает В.Н. Ярская, определяется пониманием времени. «В концепции времени воплощается рефлексия эпохи и деятельности, интерпретация сложившейся культуры, ритм социального времени и эффективность прогностического сознания» [4, с. 19]. Представление Гомера о времени соответствовало некой протяженности. Chronos (время) у Гомера никогда не обозначало какой-то определенный момент, а всегда – длительность. Время для поэта имело свою структуру, для его обозначения он использовал слово «день», имеющий начало и конец. Другой античный поэт того же периода Гесиод воспринимал время как циклическое или ритмическое возвращение подобного: какой-либо день одного месяца понимался им как тот же самый, что и такой же по порядку, день другого месяца. В поэме «Теогония» Гесиод уже пытался осмыслить «меру» как эстетическую категорию. Будучи мифологической по своему содержанию, поэма, тем не мене, вносит в описания жизни богов идею равномерного развития, так как здесь шаг за шагом происходит постепенное формирование волевого порядка из хаотичности, разумно устанавливаемого во всем мире Зевсом и его союзниками – богами-олимпийцами.

Показательным является то, что не только поэты, но и ранние философы античности выражали свои мысли в стихах, доказывая тем самым свое неосознанное ритмическое чувство. К примеру, Пифагором в VI веке до н.э. были написаны три его фундаментальных труда «О воспитании», «О государстве», «О вселенной» гекзаметрами.

Считается, что Анаксимандр первым в истории культуры обозначил основные вопросы космологии, имеющие непосредственное отношение к философской картине мира. Ему принадлежит первенство во многих областях. Именно он открыл солнцевороты, равноденствие, а также способы их распознавания, изобрел часы, умел определять время и времена года. Космос он представлял как гигантский шар, сферу. Согласно Анаксимандру, прежде всего образовалось детородное начало теплого и холодного, ритм взаимодействия которых породил огненную сферу, облекающую наш воздух. Первоосновой всего Сущего Анаксимандр считал объемлющую все миры вечную и неизменную природу Беспредельного. Время же, по его учению, относится к области упорядоченного становления и имеет явную ритмическую основу.

Большое место в философском понимании ритмических первоначал занимало творчество Пифагора. Вслед за предшествующими представлениями о циклическом движении времени Пифагор учил, что поскольку все происходящее в мире повторяется снова и снова через определенные временные интервалы, ничего нового вообще не происходит никогда. Временной ритм воспринимался им как метр. Заслугой Пифагора явилось то, что он первым заявил о ритмичном строении Вселенной, в которой господствует порядок и гармония. Гармония понималась им как единство противоположных начал, то есть диалектически. Особое место Пифагор отводил музыке. Следуя убеждению, что музыка есть гармония и своей внутренней упорядоченностью выражает упорядоченность мира, он провел акустические исследования и вывел зависимость высоты звука от длины струны. Вслед за китайскими мыслителями Пифагор установил, что две одновременно колеблющиеся струны создают совершенные созвучия – консонансы, если длины их соотносятся как 1:2 (октава); 2:3 (квинта); 3:4 (кварта). Отношения чисел для пифагорейцев были основой космического порядка: числа, звуки и мировая гармония воспринимались как тождественные. Музыкальная гармония есть звуковое выражение мировой гармонии: планеты окружены воздухом и прикреплены к прозрачным сферам, промежутки между которыми соотносятся как интервалы тонов октавы в музыке. Движение планет сопровождается прекрасной музыкой, которая, к сожалению, недоступна нашему уху, не способному уловить мировую гармонию сфер. Великий математик Пифагор воспринимал эту науку не только как интеллектуальную и точную дисциплину, но и как постигаемую чувственно гармонию пластических форм архитектуры и скульптуры. Математика для него – это и вращение звездного неба, создающего музыку космических сфер, и упорядоченная игра на музыкальных инструментах – главный элемент эстетического воспитания. Высшей целью пифагорейского эстетического воспитания являлось подчинение своего тела и души всеобщей космической музыкальности: ее ритм поможет найти человеку место и смысл в жизни, а правильно настроенное тело даст здоровье, душа же и интеллект постигнут гармонию сфер. Музыку пифагорейцы наделяли магической силой: считалось, что она может не только снять усталость и исцелить больного, исправить духовные и физические недостатки человека, но и околдовать. Пифагор установил зависимость настроения человека от воздействия тех или иных ритмов, умелым подбором и сочетанием различных по характеру музыкальных примеров восстанавливал спокойствие и хорошее настроение. Кроме музыки, он использовал и ритмичные танцевальные движения, и ритм стиха.

Дальнейшее развитие ритмического осмысления в истории культуры мы находим на рубеже VI и V вв. до н. э. у Гераклита Эфесского, в понимании которого время есть телесная сущность, становление единства бытия и небытия. В противоположность мифологическому времени, гераклитовское обладает самостоятельной текучестью и мыслится как процесс становления и развития, правда, выражено это было еще очень туманно. У Гераклита время вращается по кругу, а история есть круговращение одних и тех же политических форм. Но глобальные мировые события все равно невозможно предсказать, так как они сливаются в вечном круговороте [4, с. 34-37]. По Гераклиту мера, как и гармония, носит всеобщий характер и отражает особенности и взаимоотношения объективного мира, процессом движения которого является огонь. Метр, таким образом, у него наделяется развитием и изменчивостью, полностью превращаясь в ритм. Гераклит считается первым выразителем основного положения диалектики с помощью своей знаменитой формулы «всё течёт, все изменяется». Но мы знаем, что понятие «ритм» берет свое начало от глагола «теку», значит, можно с полным основанием считать, что основой бытия, находящегося в непрерывном процессе развития, Гераклит полагал ритм. Продолжение его утверждения гласит, что невозможно дважды вступить в один и тот же поток. В этом выражена суть постоянно изменяющегося, подвижного ритма. Вместе с тем мы находим у Гераклита учение о равномерности и повторяемости чередующихся восходящих и нисходящих движений мирового Логоса. Следовательно, в философии Гераклита содержится синтез динамического и рационального понимания ритма, то есть ритмической и метрической его сторон.

У Демокрита (V-IV вв. до н. э.) существование мира непосредственно связано с вечным движением атомов и их соединением в пространстве. Согласно его утверждению, время есть видимость, имеющая форму дней и ночей, то есть периодичной повторяемости, а, следовательно, метричности, что является одной из сторон ритма.

Как видим, время у Демокрита не просто пребывает в движении, оно еще имеет и зримые очертания в виде смены света и темноты. И характеристикой его выступает повторяемость, являясь, в конечном счете, и характеристикой движения, а также пространства, которое субъект воспринимает при наступлении светлого периода суток. Убежденность в атомистическом строении мира привела Демокрита к мысли о том, что время, как и все прочее, тоже состоит из маленьких частиц, но только не атомов, а отдельных точек, поэтому ритм его движения дискретен. Если вдуматься, то становится очевидным, что эта мысль есть ни что иное, как идея делимости времени, а вместе с ним и нашего бытия. Следует, однако, подчеркнуть, что мыслитель расходился с другими атомистами во мнении о форме атомов, составляющих все вокруг. Вопреки их утверждению о бесконечном их разнообразии, Демокрит считал, исходя из положения о вечной их подвижности, что все они имеют форму шара (вновь идея повторяемости). Это вполне соответствовало общей идее античности о шарообразном строении небесной сферы и всего сущего.

Идея о бесконечном кругообразном движении была характерна для античного мировосприятия. Наиболее понятным, видимым, материальным и неоспоримым для древнегреческих мыслителей было движение небесного свода, круговое или шарообразное, бесконечное по времени, но имеющее границы в пространстве. Даже Платон, крепко располагавшийся на идеалистической позиции, понимавший видимый мир как тусклое отражение идеального мира, свои неподвижные идеи все-таки представлял как принципы вечно подвижного космоса и всего того, что этот космос содержит. Физический космос, в его интерпретации, есть отражение идеального космоса, который вечно движется с неоспоримой правильностью своего движения. Идеально же правильным выступает только движение круговое. По Платону, космос состоит из вложенных одна в другую сферических областей, по которым и движется все, что внутри них. В «Тимее» он рассказывал о шаровидном, благодаря равному расстоянию от границ Вселенной до ее центра, небе и о времени, которое есть подвижный образ вечности. Вечность, в свою очередь, – это неподвижный, то есть собранный в одну точку, образ времени. Впервые из дошедших до нас источников именно у Платона мы находим четкое различение двух временных ритмов – «хроноса» (вечности) и «эона» (времени). Когда Бог создавал Землю, он замыслил сотворить и некое движущееся подобие вечности, той, что находится в неизменном единстве, «вечный же образ, движущийся от числа к числу, который мы назвали временем» [2, 37d-e].

Таким образом, Платон как бы возвратился к мифологическому представлению о времени как о концепции вечного становления, но уже на более высоком уровне, приняв во внимание имеющиеся достижения античной философской культуры. Основополагающими категориями эстетики для Платона были мера, которая делает мир целым и органичным, и близкая к ней гармония, включающая также и понятия согласованности, симметрии и пропорции. Ритм у Платона, определяемый им как упорядоченное движение, и метр – самостоятельные понятия, однако, очень близкие. Культуре человека способствуют музыкальный ритм и гармония, которые, внедряясь в душу, оказывают чрезвычайно положительное влияние на нее. Следует заметить, что термин «культура» употреблялся в Древней Греции практически как синоним paideia – воспитания – в соответствии с традициями этоса, связанного с прекрасным строем внутреннего Космоса добродетельного и мудрого человека. Человек, правильно воспитанный музыкой, лучше воспринимает прекрасное, становится честнее, добрее. Именно поэтому Платон требовал самого жесткого контроля над музыкой: некоторые лады способствуют изнеженности и чувственности, следовательно, их надо исключить. Музыкальные инструменты также воздействуют неодинаково на человека, и, по мнению Платона, в городе допустимо употребление только лиры и кифары, а в деревне – свирели.

Качественно новый подход к проблеме ритма мы находим у Аристотеля (IV в. до н.э.), внесшего незаменимый вклад в теорию художественной культуры и эстетику. Искусство по Аристотелю есть мимезис, то есть подражание. О подражании говорил и Платон, который мыслил его как копирование внешних форм реальности, воспроизведение наружного вида предметов. В отличие от такого понимания Аристотель рассматривал мимезис как подражание внутренней сущности вещей, творческому потенциалу природы, которое осуществляется с помощью ритма, слова и гармонии. Именно ритм, как считал Аристотель, способен ближе всего к жизни отобразить эмоциональное состояние человека, свойства его души, его характер. По Аристотелю музыкальные ритм и мелодия есть эффективные средства культуры, то есть – в понимании античных мыслителей – нравственного воспитания: близкие к реальной действительности, они способны передать гнев, кротость, мужество и другие этические качества. Оказывая влияние на человеческую психику и моральные особенности человека, музыка, по мнению Аристотеля, становится основным средством воспитания. Как и Платон, Аристотель выступал за установление регламента в вопросах искусства и воспитания: необходима моральная цензура, призванная контролировать смысл и содержание поэзии, песен и плясок. Он также проводил строгий отбор музыкальных инструментов и ладов, разделяющихся в его представлении на этические, то есть действующие на моральные качества человека, практические, то есть, вызывающие волю к действиям, и энтузиастические, то есть, приводящие в восторженное состояние. Музыка, по мнению Аристотеля, – самый значительный объект чувственного восприятия, так как оказывает этическое воздействие.

Большой интерес представляет у Аристотеля соотношение понятий «ритм» и «метр». Оказывается, он отнюдь не отождествлял их. Говоря в «Риторике» о необходимости наличия ритма в ораторской прозе, Аристотель отмечал, что этот прозаический ритм должен отличаться отсутствием метра, иначе проза превращается в стихи. По его мнению, именно танец был выражением ритма в наиболее чистом виде. В «Поэтике» он указывал на то, что некоторые из танцовщиков даже без гармонии и слова, исключительно при помощи собственно ритма, осуществляют мимезис. Именно в танце для Аристотеля искусство соединилось с самим временем, с фиксированием его в настоящем мгновении. Танцевальные позы как нельзя лучше иллюстрируют это положение, не только обозначая отдельные моменты времени, но и обеспечивая зрительское восприятие ритма. Являясь искусством временным и вместе с тем пространственным, танец как бы сближает их, подчиняя движение скульптурным позам.

Как и другие философы античности, Аристотель мыслил шар как идеальную форму. В «Физике» он констатировал, что не только все небесные светила являются шарами, но и все небо, и весь космос. В постижении времени Аристотель пошел дальше Платона. Различая бесконечное «время» и «вечность», он отмечал, что «вечные сущности, поскольку они существуют вечно, не находятся во времени, так как они не объемлются временем и бытие их не измеряется временем; доказательством этому то, что они, не находясь во времени, не подвергаются воздействию со стороны времени» [1, 221b]. У Аристотеля время связано не просто с вечностью, но с вечностью движения и является как бы мерой или числом самого движения, хотя и не сводится к нему. Цикличность времени периодически нарушается настоящим мгновением, где происходит его становление. По Аристотелю время не может существовать без движения, и бесконечностью времени он объяснял и бесконечность движения. В древнегреческом понимании движение есть любое изменение, но изменение совершается в материальном объекте, где оно может идти скорее и медленнее. Время же метрично, оно не подвластно изменению, оно находится вне объекта, поэтому для Аристотеля время есть не только движение, оно как бы над движением и без него не может существовать. «Одна его часть была, и ее уже нет, другая – будет, и ее еще нет» [1, 218a]. Человек различает время лишь тогда, когда отделяет «предыдущее и последующее… и душа отмечает два “теперь” – предыдущее и последующее, тогда это мы и называем временем, так как ограниченное “теперь” и кажется нам временем» [1, 219a]. Настоящее мгновение осуществляет непрерывную связь прошедшего и будущего времени: «Теперь» есть конец и начало времени, только не одного и того же, а конец прошедшего и начало будущего» [1, 222b]. «Время и непрерывно через “теперь”, и разделяется посредством “теперь”» [1, 220a].

Большой знаток естественнонаучных дисциплин, прежде всего физики, зоологии, ботаники, Аристотель прекрасно разбирался в проблемах элементарных форм живого. Ему принадлежит теория энтелехии, являющейся результатом живого развития жизни, сочетающей в себе как движение, так и осуществление этого движения с помощью метрического единства четырех принципов бытия: формы, материи, движения и цели. Он утверждал, что любые процессы стремятся приобрести форму, посредством которой общее воплощается в конкретном, единичном. Механизм энтелехии призван преобразовать неупорядоченное, находящееся в состоянии хаоса вещество жизни в упорядоченное вещество формы. Энтелехия есть и процесс, и результат. Вся окружающее нас материя наполнена энергией, которая побуждает ее к формообразующей деятельности, или, иначе – к ритмической организации, способствующей созданию стройно структурированной формы.

После Аристотеля философско-эстетическая мысль античной культуры начала клониться к упадку. Но на некоторых именах следует все-таки остановиться. Ученик Аристотеля Аристоксен из Тарента, хотя и не достиг той обобщающей силы, характерной для положений своего учителя, его заслуга в развитии метрики неоценима. Им была создана специальная теория стоп, берущая начало от Аристотелевского учения о танцевальной ритмике. Термин «стопа» обозначает «шаг» или танцевальное «па». Она представляет собой последовательность двух танцевальных поз, каждая из которых соответствует стопным временам – арсису и тезису, то есть поднятию и опусканию ноги. По аналогии с танцевальной метрикой в стихе также произошло деление метрической единицы на арсис, то есть восходящую, и тезис, то есть нисходящую, части. Каждая часть стопы, в свою очередь, делится на две фазы: короткую переходную точку или удар и стационарную – саму позу. Таким образом и складывается квантитативная ритмика, пропорции которой создают как бы архитектуру во времени. Специфика восприятия ритмических особенностей танца зрением заключается в прерывистости движения, смены поз, фиксируемых на некоторое время. Ритм античного танца как раз и состоял в смене танцевальных поз. Учение о поэтических стопах не требует сочетания непременно равных длительностей, так же, как и соединение стоп в стихи и стихов в строфы происходит из пропорциональных элементов, но не обязательно равных. Харлап М.Г. подробно описывает эту метрическую систему. Он отмечает, что размеры в ней регулировали только распределение долгих и кратких слогов, а единицей измерения всех ритмических величин была длительность краткого слога, которую называли латинским термином «мора». Долгий слог должен был состоять из двух мор и в определенных местах стиха мог заменить два кратких слога или, наоборот, быть заменен ими. Стиховой размер, образуемый последовательностью кратких и долгих слогов, указывал на характерный ритм [3, с. 25-26]. Аристоксен мыслил ритм как некий порядок в движении пространства или времени, выявляемый при разделении целого на части. В музыке он рассматривал ритм как в широком (соотношение крупных частей и разделов формы), так и в узком (соотношение длительности звуков в мелодии) его понимании.

В послеаристотелевскый период заслуживает внимание учение стоиков, просуществовавших с IV в. до н.э. до I в. н.э. Они подробно занимались вопросами формы художественных произведений. Дионисий Галикарнасский, например, детально разработал теорию наилучших образцов ритмов и созвучий в музыкальном искусстве.

И еще одна древнегреческая философская школа интересна интерпретацией понимания ритма – Эпикурейская школа, – также отличавшаяся длительностью существования. Философия эпикурейства гласила, что искусство, особенно музыка, доставляет такое же чувственное удовольствие, как еда или питье. Эпикур связывал восприятие музыки с субъективными, психологическими качествами сложной человеческой души: одно и то же музыкальное произведение оказывает на разных людей неодинаковое воздействие. Но всегда музыка есть сфера, умиротворяющая страсти и страдания, которые возникают в реальном мире. Мир же состоит из бестелесной пустоты, в которой помещается одушевленное и разумное его тело. Активным началом мира выступает Логос, который и создает его четыре элемента: активных – огонь и воздух, и пассивных – воду и землю. Душа этого мира – теплое дыхание, которое одушевляет и нас. Таким образом, всеобщим является живой ритм огня и дыхания воздуха. Все природные явления происходят согласно этому ритму. Например, молния случается оттого, что множество ветров скапливаясь вместе, начинают вращаться и воспламеняются, причина же землетрясения скрыта в заключенном в земле ветре, который, перемещаясь с частями земли, вызывает их движение.

Подводя итог рассмотрению античной культуры, мы отмечаем, что ее отличительной чертой был культ гармонии и силы, пластики и красоты, требовавший соблюдения неукоснительных норм воспитания юношества. По мнению античных философов, природа охватывает все человеческое, в том числе и воспитание, и специфическую человеческую деятельность, разумеемую сегодня как культура, а человеческое установление является естественным продолжением установления природного. Внутренний космический строй должен был соответствовать внешнему Космосу, воспринимавшемуся как гармоничный, разумный, прекрасный и вечно движущийся. Космос для древних греков был живым существом, органичным, а не просто механистичным. Кроме того, что сам Космос, да и все в мире двигалось, это движение происходило в едином ритме по замкнутому кругу. Движение в понимании античных мыслителей было не только перемещением в пространстве, но и всяким изменением, развитием. В этом идеальном вечном круговом движении у каждого есть свое место как физическое, так и логическое. Разумный космос, имеющий форму шара, устроен по принципу всеединства. Структура его такова, что каждый элемент служит отображением целого и восстанавливает это целое в себе (иными словами, ритмическое строение части повторяет ритмическое строение целого). Время, как и космос, находится в постоянном круговращении и включает в себя вечность. Особое место в древнегреческом мировидении занимало понятие меры как одного из обязательных условий прекрасного. Мера (metron, что переводится также и как «метр») – основа всех искусств, наряду с ритмом, подчиненным главному принципу античной эстетики – принципу меры, но не являющимся понятием, идентичным ей. Сущность ритма образует чередование напряжений и разрешений, то есть, повышений и понижений – арсисов и тезисов. Эта ритмика отличалась размеренностью во времени, соизмеримостью временных величин как в музыкальном, так и поэтическом и танцевальном искусствах. В моторных песнях и танцах основой ритма служила периодическая повторяемость, пульсация, в медленных же песнопениях на первый план выступала свободная ритмика, базирующаяся на дыхании. Основой античной теории ритма была характерная ритмика хореографии, которая строилась на подчинении временных соотношений определённым заданным формулам. Восприятие произведения хореографического искусства как временного специфически сближалось с пространственным восприятием, а само понятие ритма – с симметрией. Законы танцевальной ритмики были перенесены и на другие жанры, в частности, стихосложение, были созданы специальные стиховые формулы последовательности долгих и коротких звуков, деления на арсисы и тезисы, расстановки ударений. Ввиду того, что музыка и поэзия существовали в античности неотделимо друг от друга, теория стиховых размеров, или метрика, возникла в Древней Греции как раздел теории музыки, который формулировал основные каноны размещения слов в музыкально-ритмических фигурах. Строжайшие метрические правила регулировали только длительности слогов, не обращая никакого внимания на смысловые ударения. Структурирование прекрасного и гармоничного человека в процессе воспитания (или культуры, как понимали ее эллины) сочетало в себе формирование внутреннего и внешнего ритма, осмысливавшегося как гармония прекрасного тела. Обязательными для всех были занятия гимнастикой, способствовавшие не только развитию пропорциональных форм, но также и воспитанию чувства ритма и гармонии (в значении меры и упорядоченности), независимо от того, какая профессия будет в дальнейшем избрана. Искусство орхестики – ритмичной хоровой пляски – объединяло в себе огромное множество танцевальных средств, гимнастики, пантомимы, декламации, игры на музыкальных инструментах. Даже Сократ и Платон считали орхестику необходимой для жизни, и сами совершали некоторые упражнения. Воспитание атлетикой и музыкой призвано было воплотить идеал внутренней и внешней гармонии, физического и духовного совершенства – калокагатии (греч. – kalos – прекрасный, agathos – добрый). Оно строилось на гимнастическом и мусическом (греч. – musike – искусство муз) образовании, в комплексе включающем все, чем ведали музы – литературу, науки, искусства. Единство поэзии – музыки – танца было в нем первоосновой, так как строилось на ритме и гармонии, который, по мнению древних греков, приучал к упорядоченности в движениях, мыслях, эмоциях, деятельности. Совместно с физическими упражнениями, служившими гимнастикой для тела, занятия ритмическими искусствами были гимнастикой для души и психики, назначением их было формирование гармоничного и организованного, подобно небесным светилам, человека. Не в этом ли секрет удивительного соединения внутренней и внешней красоты, которая вызывает наше восхищение, когда мы любуемся прекрасными античными скульптурами? Может быть, именно в античном ритмическом воспитании следует искать средства достижения внутренней упорядоченности, спокойствия, достоинства, благородства, – качеств, так недостающих современной молодежи!

Литература:

1.         Аристотель. Физика // Аристотель. Соч. В 4-х т. / Пер. с древнегреч. – М.: Мысль, 1976-1984. – т. 3. – С. 59-262.

2.         Платон. Тимей // Платон. Собр. соч. В 4-х т. / Пер. с древнегреч. – М.: Мысль, 1994. – Т. 3. – С. 421—500.

3.         Харлап М.Г. Ритм и метр в музыке устной традиции. – М.: Музыка, 1986. –104 с.

4.         Ярская В.Н. Время в эволюции культуры: Философские очерки. – Саратов: СГУ, 1989. – 152 с.

Автор(ы) статьи: Данилкина И. И., Ромах Н.И.
Раздел: Прикладная культурология
Ключевые слова:

образ, визуализация, воображение, творчество.

Аннотация:

в статье раскрываются сущность и структура визуального (образного) воображения как базовые композиция воображения, творчества, Развиваемого в процессе деятельности.

Текст статьи:

Воображение принадлежит к числу высших познавательных  процессов, способствующих  познанию окружающего мира, самораскрытию и  самосовершенствованию  личности. Сущность воображения в познании и созерцании окружающего мира, в его изменении и преобразовании.

И  тем ценнее воображение,  чем в большей мере оно, преобразуя действительность и отклоняясь  от   нее,  все же учитывает ее существенные черты и наиболее значимые стороны. Но   для   того,   чтобы преобразовывать действительность на практике, нужно уметь  делать  это  и  мысленно. Сущность визуального воображения заключается в том, что,  что  человек мысленным взором имеет возможность  создавать  и   преобразовывать.

Воображение осуществляется как  мыслительный  акт,  в процессе которого становится     возможным      образно представить себе  (с разной  степенью ясности и отчетливости)   практически любой  предмет,   любую  ситуацию,  в которых  в  данный  момент  возникает потребность.  Именно эту потребность и удовлетворяет визуальное воображение, основной  задачей которого является представление  ожидаемого  результата  до  его  осуществления.

Единицей визуального воображения является образ. Источником возникновения образов служат объекты материального мира. Возникающие образы направлены не только в прошлое, как память о предметах и вещах, но и ориентированы в будущее, помогая человеку конструировать и прогнозировать его.

Возникновению образов способствуют следующие виды визуального воображения: воссоздающее, пассивное и творческое воображение.

Воссоздающее воображение связано с памятью. Оно позволяет вспомнить события, происходящие в прошлом. В рамках воссоздающего воображения человек имеет возможность наполнить исходный материал имеющимися или возникшими у него образами.

Пассивное воображение является заменой деятельности и проявляется в виде грез или возникает при нарушении сознания.

Третий вид, — это творческое воображение. Оно позволяет человеку создать новый и непредвиденный образ, не имеющий аналога. Именно в этой разновидности наиболее ощущается присутствие визуального воображения.

По поводу творческого воображения необходимо добавить следующее. Если человек может конструировать образы, которым нет аналогов (создавая их из уже имеющихся у него деталей других образов), то соответственно всякий образ может быть расчленен на многие детали, каждая из которых может обретать свой собственный смысл (большую роль здесь играет контекст использования отдельных деталей).

Наша визуальная культура выступает в качестве основного фактора, определяющего проблематику изучения природы образов. Большое количество информации мы получаем с помощью зрения, в связи с этим большая часть источников знаний ориентирована на зрительный канал восприятия (книги, телевидение, и т.д.).

В повседневном понимании образ представляет собой некую структуру, которая формируется через зрительный канал. Я смотрю на объект, а после закрыв глаза, получаю образ этого предмета. Человек, посредством визуального воображения, использует и создает образы,  которые не ограничиваются только воспроизведением непосредственно воспринятого.   Перед  человеком  в  образах так же может предстать как то, что он непосредственно  не  воспринимал,  так и  то,  чего вообще не было, и быть не может.

В первую очередь, образ — это целостная структура, наделенная как явным (доступным для сознания), так и скрытым (при частичной работе сознания в сновидениях, галлюцинациях, состояниях измененного сознания) смыслом.

Возникновение образов можно рассматривать с двух точек зрения. Если допустить, что всякому образу предшествует предмет, то в нашем сознании каждый образ является замещением предмета. С другой стороны, всякому предмету и явлению в окружающем нас мире предшествует образ. Здесь каждый образ представляет собой одну из возможностей становления действительности.

Следует отметить, что образ является структурой, которая позволяет проникнуть в бессознательное человека. Оно находит выражение в ранних формах познания ребенком действительности, в предчувствии, гипнозе, сновидениях, в привычных действиях, а также в стремлениях, чувствах и поступках, причины которых не осознаются.

При восприятии окружающего мира мы опираемся на каналы зрительный, слуховой и кинестетический восприятия. И от того, какая из этих систем является ведущей, зависит, какие образы возникают в человеке, а также возможно ли производить какие-либо манипуляции с ними или нет. Например, не все люди способны изменить яркость или форму имеющегося у них образа. Следовательно, можно сделать вывод, что образные структуры у всех людей разные. Нельзя подвести все образы под понятие универсальности, а только под понятие уникальности. Универсальным является лишь тот факт, что все мы способны посредством визуального воображения формировать в своем сознании образы, содержание которых будет зависеть от индивидуального содержания сознания.

Создание образных структур — важнейшая функция воображения в процессе научного познания. По своей внутренней структуре образ является системой знаний, в которой чувственно-наглядные компоненты играют роль элементов, а рационально-логические — роль программы, определяющей порядок связи и синтеза этих элементов, которая наполняет чувственный образ определенным смыслом и значением. В свою очередь, последний является своеобразным сплавом чувственности и мышления. Чувственность в данном случае играет роль материала, из которого при ведущей роли мышления строятся образы.

Формирование образов происходит на разных уровнях познания: на чувственном, рациональном и духовном (что представляется недосягаемым для рассудка, но имеющее место быть).

Следствием чувственно-рационального познания является научная система знаний, включающая эмпирические и теоретические методы доказательств. В этом случае образы конструируются на основании знаний. Знание формы предмета способствует формированию образа этого предмета. Соответственно образы предметов могут быть как визуальными, так и тактильными, слуховыми и т.д. Все это имеет отношение к индивидуальному разуму, никогда не покидающему собственных пределов в силу незнания этих пределов. В рамках чувственно-рациональной системы познания образ является вторичным по отношению к предметам. Образы помогают в овладении окружающим миром и выполняют функцию памяти (обращение к прошлому), функцию замещения мышления (обращение к настоящему), функцию творческого или продуктивного мышления (обращение к будущему).

Результатом духовного познания являются религиозные системы знаний, а также система верований. В рамках духовного познания индивидуальный разум способен выйти за пределы самого себя. Здесь образ характеризуется первичностью по отношению к предметам и явлениям окружающей действительности. Он объединяет в себе прошлое, настоящее и будущее, причем разные части образа могут иметь отношение к разным временам и означать одно по отдельности, но совсем другое в совокупности. В системе духовного познания образ наделен функциями передачи информации, закрытой для субъекта в каждодневном опыте.

Следствием синтеза уровней познания является объединение всех систем знаний и верований, существующих в мире или еще неизвестных ему, в одно, так как каждый аспект человеческой деятельности освещает только малую часть бытия. Здесь образ объединяет все возможные характеристики, проявляемые на разных ступенях познания.

Одна из основных функций образных структур — сложить представление об окружающем нас мире. В связи с этим, существуют два способа освоения мира. Первый — когда человек сначала обучается навыкам и умениям, а потом возникают образы, в этом случае образ является вторичным. Второй — когда человек сначала получает образы, а потом овладевает навыками (например, получение информации в сновидениях), т.е.  образ является первичным.

Для наук о культуре  понятие образ чрезвычайно важно, так как сама культура есть совокупность образов. В области художественного творчества и науках о нем сложилось восходящее к эстетике Платона понятие художественного образа, под которым понимаются специфическое средство и форма освоения жизни искусством, а также возникающие в процессе творчества автономные самоценные целостности художественного произведения (лит. персонажи и т.д.). Образ здесь – совокупность художественного видения и переживания, которому искусство придает выразительность и эстетическую ценность.

Мысль Гегеля, что образ «являет нашему взору не абстрактную сущность, а конкретную ее действительность», стала аксиомой понимания образа. в современной философии и психологии. В русле материалистической методологии выработано учение об образе как форме отражения в психике действительности, при этом уточняется, что на чувственной ступени познания образ выступает как ощущение, восприятие и представление, а на уровне мышления – как понятие, суждение, концепция; решающая роль отводится воздействию на психику внешней действительности, формирующей содержание образа. В психологии бессознательного, напротив, первичным бытием по отношению к генезису и содержанию важнейших для личности и культуры образов выступают интрапсихические начала; у Юнга они названы архетипами коллективного бессознательного. Формалистические концепции исходят из того, что многие образы, особенно образы искусства, вообще не могут быть редуцированы к какому – либо внешнему для сознания первобытию, ибо они – суть продукт определенной структуры и функции самого сознания. Такой подход, как, впрочем, и учение Юнга, развивает кантовскую идею априорных форм.

Первостепенное значение понятие образ имеет для религиозной культуры. На представлении о человеке как образе Божием построена христианская антропология. Религиозное искусство в сущности своей есть художественное претворение в явленный образ запредельного сакрального Первообраза. В религиозном сознании получило глубокую разработку учение о безобразном бытии, в рамках которого создается парадоксальный образ безобразного. Псевдо-Дионисием Ареопагитом была развита типология образов в их отношении к трансцендентному Абсолюту: Ареопагит выделяет «сходные» и «несходные» образы.

Образ представляет собой целостность, состоящую из чувственно воспринимаемой «оболочки», изобразительной стороны образа, и содержания, включающего идейный и эмоциональный аспекты. Каждый из компонентов играет важную роль, и в своем взаимодействии они задают смысл образа. Как носитель значения и генератор смысла образ есть знак.

В качестве психологического феномена образ является необходимым условием деятельности образного мышления, безгранично расширяющего многообразие культуры и углубляющего ее содержание.

Образ в философии — результат и идеальная форма отражения объекта в сознании человека, возникающая в условиях общественно-исторической практики, на основе и в форме знаковых систем. На чувственной ступени познания образами являются ощущения, восприятия и представления, на уровне логического мышления — понятия, суждения и умозаключения. Материальной формой воплощения образа выступают практические действия, язык, различные знаковые модели.

Специфической формой образа является художественный образ. Рассмотрим механизм создания образных структур в визуальном воображении на примере художественного образа.

Творческий процесс создания художественного образа условно можно разделить на 4 уровня, на каждом из которых преимущественно воссоздается одна из сфер образа персонажа.

1 уровень — собирание и обобщение жизненного материала — это длительный период постижения современного и всеобщего бытия людей из различных источников жизни, науки, искусства, литературы и др.

Всеобъемлющая, общечеловеческая культура, интерес к судьбам различных людей, к постижению сущности их характеров и взаимоотношений обусловливают непреодолимую потребность в постоянном наблюдении за людьми, в познании окружающей действительности, а в дальнейшем располагают к творчеству. И художник начинает ощущать себя в субъективном мире другого человека и, перевоплощаясь, живет его мыслями и судьбой, воспринимая мир его глазами. На этом уровне образуются творческие заготовки целостного образа человека, возможного прототипа.

2 уровень — кристаллизация замыслов и моделирование характеров персонажей.

Он начинается с поисков в материале проблем, наиболее значимых для большинства людей, для общества. И то, что наиболее значимо для людей, осознается художником как возможность, а затем и как необходимость творчества. Постепенно вырисовываются первые контуры внутреннего мира персонажей, постигается их суть и логика ведущих черт их характеров. Далее осуществляется тончайшая разработка их отношений друг к другу и состояний их внутреннего мира. Постепенно художник обретает способность мыслить от образа и рисовать во внутреннем зрении картины его внутреннего мира. Выстраивается динамика взаимоотношений персонажей.

3 уровень — воплощение внешнего облика персонажа и внутреннего видения всего содержания художественного произведения.

На этом уровне внутренний мир персонажа обретает видимую форму образа живого человека. Внутреннее видение собирает духовный мир и облик персонажа и как форма творчества несет в себе его психологическое содержание. В лице персонажа проявляется и его внутренний мир. Постепенно во внутреннем зрении возникает образ персонажа, ощущаемый как образ живого человека с определенным характером, настроением и внешностью.  Внутреннее видение, посредством которого художник воспринимает жизнь идеальных моделей образов, располагает к творчеству художественной формы.

4 уровень — Перевоплощение — это процесс оживления идеальных образов персонажей, благодаря которому последние становятся способными к самостоятельной жизни в воображении художника.

Перевоплощаясь, художник ощущает себя тем человеком, которого он изображает, живет и мыслит в его образе, волнуется его жизненными обстоятельствами. Вживаясь, он как бы входит в образ, рожденный своим воображением. Стимулом перевоплощения чаще всего является внутреннее видение образа.  Процесс перевоплощения поддерживается и усиливается внутренним видением и непрерывным воссозданием душевных движений, внутреннего мира персонажей. И последние обретают возможности самостоятельной жизни в воображении художника, мыслят, переживают и действуют согласно логике их характера, опыту прежнего бытия и обстоятельств и тяготеют к воплощению в материале искусства.

Каждый из этих уровней, преимущественно воплощая одну из сфер персонажа, выполняет и творческие функции остальных уровней. И когда один из них доминирует, то другие уровни находятся в субдоминантном состоянии, действуя под воздействием ведущих творческих сил.

Нет сомнения, что визуальное воображение является важнейшей стороной нашей жизни. Если бы люди не обладали возможностью воображать, человечество лишилось бы почти всех научных открытий и произведений искусства. Воображение — это присущая только человеку возможность создания новых образов путем переработки предшествующего опыта. Образы, возникающие в процессе активного воображения, выполняют функции идеальных моделей, с которых художник пишет произведение на языке своего искусства. «Дар этот, — писал Флобер, — в способности видеть, иметь перед собой модель, которая вам позирует».

Автор(ы) статьи: Семина В.С., Баженова Т.П.
Раздел: ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ
Ключевые слова:

«русский европеец», дворянский быт, дворянские роды, европейская культура, образование.

Аннотация:

в статье рассматриваются основные позиции формирование образа «русского европейца», которые складывались в России под воздействием европейской культуры во всех ее ипостасях – науки, искусства, образования, повседневной культуры. Акценты сделаны на литературу, воздействующую на все отрасли культуры, дворянский быт, аккумулирующий в себе основные черты «русского европейца».

Текст статьи:

В середине XVIII века в дворянском обществе складывается новая черта сознания – признание приоритета закона над личной волей правителя. В литературе того времени проводится мысль о том, что и сам монарх, принимающий законы несвободен  от их власти: «Те люди, коими законы сотворены, закону своему и сами покорены» . Приведенное высказывание свидетельствует о росте критических воззрений в дворянской среде на абсолютную монархию. За этим последовало разрушение традиционного дворцового церемониала восходящего к Московской Руси. За основу церемониала был взят не византийский, а французский образец. Французский этикет был переработан в соответствии с нормами российской действительности. В нем монарх становится первым среди равных. Равенство всех членов внутри дворянского сословия меняло систему взаимоотношений с верховной властью и на первый план стало выходить не раболепное поклонение царю, а идея личного служения . Тогда же возникают основные принципы отношения помещика (дворянина) со своими крестьянами под влиянием идей «естественного права» пришедших из Франции. Не случайно идеальной моделью «естественного» социума считалась семья, поэтому и на общество проецировались отношения: родители – дети. Если под «детьми» понимались крестьяне, то под  «родителями» – строгими, но справедливыми – помещики» . Сложившиеся отношения нашли свое отражение в художественной культуре. Так в литературе и театре создается идеал дворянина-помещика, справедливого, образованного господина и верного слуги престола. Этот образ «работает» в общественном сознании на формирование представлений о дворянской чести и способствует осознанию особого места дворянина в иерархии сословной принадлежности.

В то же время литература в различном жанровом выражении, воспринимавшаяся дворянским сообществом как сфера общественного служения, постепенно приобретает функции мощного механизма социокультурного регулирования. Через создание как негативных, так и позитивных литературных образов шла корректировка общественных этических ценностных  установок и нормативных представлений. Вместе с тем, литературные идеалы служили лишь формой, через которую дворянский слой осознавал отдельные элементы бытования своего сословия в общенациональной среде. Отсюда социальная связь дворянства и крестьянства во многом носила личный характер, персонифицируясь в образе нянек, дядек и доверенных слуг, которые по своему положению и роли если и не приближались к членам дворянской семьи, то, по крайней мере, воспринимались как очень близкие и дорогие люди последней. Свидетельством этому служит забота подросших дворян-воспитанников о своих крестьянах и крестьянках – воспитателях.

Признание «прирожденных» личностных достоинств представителей благородного сословия порождало неприятие самой идеи «пожалования» или выслуги дворянского достоинства. На всем протяжении существования дворянской культуры можно проследить внутренний антагонизм между родовым и личным дворянством. И сами дворяне, и правительство стремились отделить благородное сословие от «посторонних», подчеркнуть особенное положение дворян в обществе, ограничить доступ к чинам, дающим право на наследственное дворянство. Вместе с тем и родовое дворянство не было однотипным. Внутрисословная дифференциация, как по социальным, так и по социокультурным параметрам была очень велика, что и определяло различие в дворянской ментальности. Помимо чувства принадлежности к дворянскому благородному сословию, существовало, и зачастую доминировало в сознании, более узкое чувство принадлежности к определенному слою дворянства. Это и понятно, социальный слой определял повседневность дворянина. Особенно заметно это становится в XVIII века становится когда все новаторские социокультурные изменения захватывали в первую очередь сферу дворянской повседневности.

С середины XVIII  века культурная гегемония переходит к поместному слою дворянства. Экономическое положение этого слоя способствовало становлению относительной независимости от центральной власти. Европейское образование и гражданские права, участие в губернском управлении позволили поместному дворянству занять лидирующее положение в общественной и культурной жизни. Именно помещикам мы обязаны созданием специфической дворянской культуры, развитием культуры провинции, расцветом усадебных комплексов развитием литературы и искусства и сохранением бытовых, этических и гражданских сословных ценностей.

В ходе европеизации русской культуры произошла смена ментальной парадигмы – от средневековой к имперской. Причем она затрагивала не только отдельные сословия, но и меняла отдельную личность, ее мировоззрение, ценностные приоритеты. В первую очередь это касалось образования и воспитания, которые мыслились не иначе как неразрывные части целого. Для века Просвещения эти два направления формирования личности воспринимались как необходимая основа исправления общественных нравов. Считалось, что человек по своей природе не дурен, и не хорош, а становится дурным или хорошим в зависимости от обстоятельств его развития . Россия XVIII  века не была исключением из общего направления развития европейской общественной мысли, разрабатывающей проблемы личности. Начиная с Петра I, законодатели занимаются вопросами образования. Правда, сфера образования затрагивает преимущественно только одно сословие – дворянство. Забота об образовании и воспитании «главного авантажного сословия»  становится одной из составных частей внутренней политики России XVIII века. Возникшие в первой четверти XVIII в. специальные учебные заведения были направлены на решение насущных проблем, стоящих перед государством. По мнению Г.В. Плеханова, «птенцы гнезда Петрова смотрели на просвещение главным образом с точки зрения его непосредственной практической пользы. Они учились у Западной Европы, прежде всего с той целью, чтобы увеличить запас всякого рода технических знаний в своей стране» . Российское государство нуждалось в образованных людях, обладающих запасом научно-технических знаний и практических умений.

В середине XVIII века возросшее самосознание дворянства не просто признает необходимость образования. Наиболее прогрессивная часть дворянского общества начинает обращать самое пристальное внимание на систему воспитания своих молодых представителей. Если до середины XVIII  века все реформы в этой области шли сверху, диктовались правительством, то с середины XVIII века инициатива реформирования образовательно-воспитательной системы постепенно переходит из рук правительственных органов к той части дворянства, которая начинает воспринимать эту деятельность как общественный труд на пользу сословию. С этой целью создаются специальные учебные заведения для детей дворян: Пажеский корпус, Шляхетский корпус, Царскосельский лицей и др. Учебные программы включали наряду с общеобразовательными дисциплинами блоки предметов связанны с изучением античной культуры (латинский, греческий языки, мифологию Античности). Интерес к античной культуре открывал перед дворянской молодежью XVIII века новый мир классической красоты. Особая роль в этом плане Шляхетскому корпусу, который «подарил» отечественной культуре таких известных драматургов, как А.П.Сумароков и Я.Б.Княжнин. Искусство классицизма через мифологические сюжеты, большей частью как условные фабулы, несло новое философское и мировоззренческое содержание. Глубина демифологизации сопровождалась широкой интерпретацией мифов как элементов художественной знаковой системы. Это, в свою очередь, позволило адаптировать как античную, так и славянскую мифологию к тем общественным целям, которые являлись «сверхзадачей» русской культуры. В результате в недрах системы образования стал формироваться и выковываться такой феномен культуры России как «русский европеец». В.С. Соловьев в «Трех разговорах» так характеризует русского европейца: «Что такое русские – в грамматическом смысле? Имя прилагательное. Ну, а к какому существительному это прилагательное относится? …Настоящее существительное к прилагательному русский есть европеец. (подчеркнуто нами – В.С.,Т.Б.)» Мы – русские европейцы (подчеркнуто нами – В.С.,Т.Б.), как есть европейцы английские, французские, немецкие… Европеец это понятие с определенным содержанием и с расширяющимся объемом»  И далее В.С. Соловьев подчеркивает, что мировоззренческой основой воспитания русского европейца должно стать христианство в его первозданном виде. Это замечание русского философа справедливо потому, что практически во всех исследованиях русской мысли европеизм рассматривается скорее как географическое, нежели историко-культурное явление, а потому черты европейской культуры исследователи старательно ищут и находят на территории России до Урала, а далее поиски не идут потому, что, как бы, общепринятым считается видеть за Уральским хребтом неевропеизированную, дикую Сибирь.

Самыми первыми русскими европейцами были представители царствующего дома Романовых – Алексей Михайлович и Петр Великий. С Петра I круг русских европейцев ширится за счет, «птенцов гнезда Петрова», «екатеринских орлов», блестящей плеяды русских мыслителей, художников в самом широком смысле этого слова и «поборников философии малых дел». Последняя возникла на рубеже XIX и ХХ веков и была тем, что на «Западе родилось под именем «этики призвания», выношенной в тоге пуританской «мирской аскезы» . В этом видилось не стремление противостоять Европе, а проложить кропотливым трудом свой, встречный путь в Европу. Русские европейцы без иллюзий смотрели на историю и культуру Европы. Они видели те трагедии и злодеяния, революции и социальные потресения, которые ее раздирали. Вместе с тем, они видели и главную заслугу Европы: её способность  решать сложные и острые вопросы не закрывая на них глаза. Это свойство Европы отметил К.Д. Кавелин: «Нам не следует.. брать из Европы готовые  результаты её мышления, а надо создать для себя такое же отношение к знанию и науке, какое существует там…. Для этого нам надо прежде всего, критически взглянуть на результаты европейской мысли доискаться до её предпосылок…Вынуждены будем, по примеру европейцев, вдуматься в источники зла, которое нас гложет. Тогда нетрудно будет указать и на средства, как его устранить или ослабить. Такой путь будет европейским…» . Русские европейцы понимали, что любя Европу, её не следует сакрализировать, как не следует и умиляться рабской безропотностью и долготерпимостью русского народа. Они верили в то, что Россия способна самоопределиться в структуре мировой культуры и самосовершенствоваться как цивилизация. К таким людям можно отнести М.В. Ломоносова, Н.М. Карамзина, К.Д. Кавелина, А.С. Пушкина, И.В. Киреевского, М.Ю. Лермонтова. Н.И. Лобачевского, И.А. Гончарова, Н.Г. Чернышевского, В.О. Ключевского, В.С. Соловьева, И.И. Мечникова, Д.И. Менделеева, А.П. Чехова, А.И. Бунина, П.А. Столыпина, Г.В. Плеханова, И.П. Павлова, П.Н. Милюкова, В.И. Вернадского, Ф.А. Степуна и многих, многих других. Все они остро чувствовали свою духовную связь как с Европейской, так и самобытной русской культурой. При этом русские европейцы хотели преодолеть идеалы старообрядческого уклада жизни, который уходил своими корнями в глубокое средневековье, и несли в себе как основную ценность – стремление спасти душу, т.е. удостоиться высшего дара небес. Они противопоставили ему иной уклад – поренессансный, опиравшийся на личностное мироощущение Нового времени, которое провозгласило в качестве этической нормы достоинство конкретного, земного, живого человека и его свободный разум. От раннего гуманизма Данте и Петрарки, через рационализм Декарта, физику Ньютона, либерализм английских вигов, эмпиризм Локка, деизм Вольтера, «общественный договор» Руссо лежал долгий путь русского дворянства не только к ресторанам и публичным домам, но к достойному «человек имеет право», и в первую очередь право на свободу и творчество. Пожалуй, этим девизом русского европейца-дворянина, помещика, крепостника объясняется факт освобождения от крепостной зависимости талантливых крестьян, оплата их обучения за границей, которые в свою очередь украсили своими именами отечественную культуру. Среди них были выдающиеся художники, архитекторы, артисты, певцы, литераторы, ученые: В.А.Тропинин, О.А.Кипренский, Ф.С.Рокотов, братья Аргуновы, А.Н.Воронихин, П.С.Мочалов, М.С.Щепкин, Е.С.Семенова, П.И.Ковалева-Жемчугова, Т.Г.Шевченко, А.Л.Гурилев, Е.А. и М.Е.Черепановы, М.П.Погодин и многие другие.

В русско-европейском понимании стиль жизни должен строиться на «общечеловеческих», «цивилизационных» нормах мышления, творчества и поведения (Василий Боткин) и быть таким, чтобы жить с комфортом, что в соответствии с классическим английским определением этого качества, означало не просто удобство, но настолько высокую степень обустроенности повседневного быта, при которой личность могла себе позволить полную независимость от себе подобных .

Европейски ориентированному русскому человеку нужна была «размеренная правильность ежедневной жизни» (И.С. Тургенев «Отцы и дети»). Этого ему явно не доставало в России, где организованность всех материальных и духовных структур человеческого бытия далеко не всеми признавалась необходимостью и добродетельностью. Чаще всего жизнь крестьян, мещан, купцов подчинялась не культурной формализации, а аграрным циклам, которые мыслились в своем векторном определении не как направленное движение вперед – в будущее, а как периодическая смена поколений. Эту особенность отметил в первом «Философском письме» П.Я. Чаадаев: «Мы растем, но не созреваем; движимся вперед, но по кривой линии, то есть по такой, которая не ведет к цели» . Расти, но не созревать по П.Я. Чаадаеву означало ни что иное, как неспособность выработать свободу мысли без оглядки на других.

В основе идеологии русского европейца лежала западная модель мира, которую принято определять как «сокращенное и укрощенное отображение всей суммы представлений о мире внутри данной традиции, взятых в их системном  и операционном аспектах» . Понятие мир включает в себя «человека и среду в их взаимодействии» . Первоначально модель мира русского европейца формировалась в условиях теоцентризма, как основы мировоззрения сложившегося в недрах  традиционной русской культуры. Теоцентризм в центр мироздания помещал Бога, и потому человек, а тем более отдельно взятая личность, не могли быть мерилом всех вещей по причине тяготения над ними греха непослушания Богу. В противоположность теоцентрической модели мира русские европейцы «исповедовали» антропоцентрическую модель мира. В центр мироздания ими ставилась отдельная человеческая личность, которая объявлялась наивысшей ценностью и мерилом всех вещей. Способность к «продуктивному воображению» (И.Кант) признавалась ими первоосновой творческой деятельности во всех областях. Отсюда становится понятным, почему радикально настроенные русские европейцы («западники») Т.Н.Грановский, К.Д.Кавелин, Б.Н.Чичерин и другие выступают против русской патриархальной общины, видя в ней социокультурное образование, в котором произрастал средневековый взгляд на мир. Так, с точки зрения К.Д.Кавелина, идеалом органического развития общества является гражданское общество свободных личностей. Отсюда, по его мнению вытекает необходимость трансплантации западных социально-политических институтов и соответствующих им идеологических форм на русскую почву. Русский народ К.Д.Кавелин рассматривает как «этнографическую протоплазму», «калужское тесто», которое может, как угодно месить любая власть. Различие между Россией и Европой состоит, по Кавелину К.Д., в том, что к реализации христианских идеалов нравственного достоинства и свободы личности они идут разными путями. Если германские племена развивают исходное в их истории личностное начало в универсальный нравственный принцип, то русскому народу, начавшему с общинного, родового быта, только предстоит развить личностное начало. Собственно историческое развитие России, по его мнению, начинается с эпохи Петра I и может достигнуть стадии гражданского общества только с отменой крепостного права. Идеалы «Святой Руси», по мнению русских европейцев не отражают подлинного смысла русской истории. Антропоцентризм и антипатриархальность абсолютных русских европейцев вовсе не означали обязательного атеизма как личной мировоззренческой позиции. В их культурном мире, сформированном «под мощным влиянием идей европейского просвещения и секулярного гуманизма, не было место для Бога, но было место для святости» . Иначе говоря: они отвергали авторитарно-иерархические или мистические религиозные системы, ни за что не могли согласиться с идеей трансцендентного личного Бога, который, создав человека «по своему образу и подобию», требовал от личности смирения перед его единственной Божьей правдой и покорности его непреклонной Божьей воле. Но, в то же время, они верили во всесилие человеческого разума, неизбежность прогресса и окончательное торжество разумной, цивилизованной деятельности. Все эти идеалы, так же, как идеал гуманной просвещенной личности, были для них поистине святыми. За эту веру их, в отличие от материалистов шестидесятых, называли идеалистами сороковых годов. Кроме того, их модель мира была динамической и диалектической. Динамизм и прогресс в их мироощущении присутствовал изначально, так как был следствием воспитания в духе просветительного оптимизма. Особенно заметно это было у Г. Белинского и А. Герцена. Западноориентированный русский европеец не стремился разрушить, «взорвать» (Ю.М. Лотман) русскую культуру, заменив старое «исконно русское» западным «новым», «чужим». Напротив, он стремился к установлению тринарной модели, считая, например, что существует отсталая Россия, относительно прогрессивный Запад и еще нечто такое, что является органической частью русской культуры, но ни в чем не  противоречит западным идеалам человечности и прогресса и что жаль было бы это разрушать. Никому из русских европейцев не приходило в голову желание упразднить русскую кухню (ее большими любителями были И.С.Тургенев, В.П.Боткин и И.И.Панаев), псовую охоту с борзыми или русскую баню. Или серьезнее: никому из них, даже В.Г.Белинскому, не приходило в голову мысль, по которой полезно было бы упразднить православие. Ни один из «западников», включая В.Белинского и А.Герцена, и не помышлял о таких «взрывах», и это их решительным образом отличало от нигилистически настроенных разночинцев, не говоря  уже о революционерах XX века» . Они заменили оппозицию «наше-не наше» на толерантную – «свое – иное». Отечество было для них чем-то неизменно близким и родным, и поэтому они старались помочь России стать современной страной, открытой лучшим гуманистическим ценностям. Привычку к толерантности и диалогу культур, в отличие от «бинарного» принципа русских почвенников «кто не с нами – тот против нас»  они впитали из идеалов европейского Просвещения, который включал в себя антропоцентризм. Просветительский антропоцентризм XVIII века придавал человеку высокий статус в аксиологических аспектах. «Он у них деятелен, активен, является хозяином своего счастья. Вместе с тем просветителен, выступал «за свободу человека», его индивидуальные права…, они стремились согласовать личное, индивидуальное начало с началом общественным. Общество они представляли себе как союз, соглашение, объединение…свободных граждан…» . Как и французские Просветители, русские Просветители XVIII века несли антропологические идеи (Ф. Прокопович, Г. Бужинский, И.Т. Посошков, А.Д. Кантемир, В.Н. Татищев, Л.Эйлер, М.В. Ломоносов, И.М. Щербаков). Они восхищались человеком как совершенным созданием природы. Особенно ярко и выразительно это мысль звучит в поэме И.П. Пнина «Человек», которая явилась гимном человеку свободному:

Природы лучшее созданье,

Едва ты только в мир явился,

И мир мгновенно покорился,

Приняв тебя царем себе.

Ты царь земли, ты царь вселеной,

Хотя ничто в сравненьи с ней.

Хотя ты прах один возженный,

Но мыслию велик своей!

Предпримешь что – вселена внемлет,

Творишь – всё действие приемлет,

Ни в чем не видишь ты препон.

Природою распоряжаешь,

Всем властно с ней повелеваешь

И пишешь ей самой закон.

Поставив разум в качестве верховного начала,  русские просветители пытаются доказать, что, если человек безрассудно отдается своим  чувствам, пренебрегая доводами разума, он становится рабом собственных страстей, то есть уподобляется животному. Подобные рассуждения приводят их к мысли о создании особой нравственной философии, с помощью которой можно определить основные принципы этики и поведения людей в обществе.

Так, Куницын А.П. в своем произведении «Право естественное», доказывал необходимость защиты достоинства и величайшей ценности человеческой личности. По его мнению, суверенность каждого отдельного человека необходимо следует из «всеобщей законной свободы». Каждый имеет право на «себя самого», то есть: познавать мир, мыслить, желать, полагать достойную цель и средства к её достижению. Никто не смеет препятствовать в этом человеку и низводить его до простого орудия корыстных интересов. Особо выделяет и обосновывает А.П. Куницын право свободно мыслить в делах общественных, в науке и искусстве. Даже в том случае, если мнение одного противоречит распространённому мнению, это нельзя рассматривать как преступление. Если он, по мнению большинства, заблуждается, то следует учитывать, что заблуждения являются издержками разума на пути к истине, и потому всякое наказание, чинимое за оные, несправедливо. А, кроме того, может оказаться, что суждения, которые «иным людям, мнящим себя судиями, представляются ложными, на самом деле справедливы: истина определяется не большинством голосов, но силою доводов» .

Вместе с тем, русские просветители задумывались и над тем, почему свободомыслие как глубинная потребность человека с таким большим трудом реализуется в условиях российской жизни. Свобода или свободомыслие рассматриваются русскими просветителями как абсолютные ценности. И в этом утверждении они были согласны с французскими просветителями. Без свободы человек существовать не может, все его поступки продиктованы стремлением обрести свободу. Желание это вполне естественно, так как все люди равны по своей природе. С рождением наделены они одинаковыми правами, и только несправедливость, царящая в обществе, поставила их в неравноправное положение. Русские просветители считали, что сила человека проявляется только в обществе, его способности, дарования могут развиваться лишь в общественной деятельности, вне общества человек немыслим, ибо вне общества он уподобляется животному, теряет свое лицо, своё назначение. Но и общество со своей стороны должно проявлять заботу о личности, поднимать её человеческое достоинство, развивать заложенные в ней интеллектуальные и нравственные задатки. Одновременно они ставили вопрос о том, кого можно считать великим человеком. Ответ находили в том, великий человек – это не «уединный» герой, не себялюбец, а кто заботиться об общем благе не на словах, а на деле, насколько он способствует прогрессу человечества и облегчает тяжелую подневольную участь своего народа . Великого человека, по убежденному мнению русских просветителей, нельзя создать без общественного воспитания. Оно должно быть направлено на то, чтобы научить человека жить в обществе, считаться с интересами общества, а иногда и ставить их общественные интересы выше личных. «Вся жизнь общежительного существа должна быть сопровождаема беспрестанным как на себя, так и на прочих вниманием… Доброе воспитание может образовать существа разумные, силою навыка добродетельные, удобно соделать собственное своё счастье и споспешествовать благополучию других» . Такое воспитание не представлялось им особенно трудным делом, так как, по мнению просветителей, в человеке от рождения нет тяготения ни к добру, ни к злу, он представляет собой tabula rasa и его личностные качества будут складываться под влиянием обстоятельств и условий жизни.

В истории становления феномена русского европейца особое место принадлежит А.Н. Радищеву, который может быть сам признан без всяких натяжек великим русским европейцем. Его жизнь и творчество приходятся в основном на вторую половину XVIII века. Идеи Александра Николаевича не только глубоко отразили существенные социально-классовые и духовные коллизии эпохи Просвещения, но и смело и дерзновенно предвосхитили решение многих важнейших проблем, вставших во весь рост уже в XIX столетии. В учении о человеке Радищев А.Н. исходит из виталистического единства природы: «человек – единоутробный сродственник всему, на земле живущему, — пишет он, — не только зверю, птице, но и растению, грибу, металлу, камню, земле» . Горячо разделяя идеи «естественного права» Ж.Ж. Руссо, Радищев А.Н. пишет: «В человеке… никогда не иссякает права природы» . Главным философским произведением А.Н. Радищева является трактат «О человеке, его смертности и бессмертии» (1782-01796 г.). В нем проблема человека является главной темой. Важной стороной заключений А.Н. Радищева о «натуре человека», являлось утверждение о «силах», средствах, возможностях человека познавать мир вещей и явлений. Сюда он относил способность человека к активному творчеству, речь, стремление к коллективизму («общественному жительству»), к улучшению окружающих условий и самого себя, а также мысль или «мысленность», которую он считал не просто «вещественным свойством», но и силой умственной, «творительной силой» . «Рожденный для общежития» человек, согласно А.Н. Радищеву, в состоянии возвыситься над индивидуально значимыми потребностями; способен понять запросы человеческого (индивидуального и родового) существования. Не только личная польза, но и польза общественная в таких случаях оказывается связанной с необходимостью ставить интересы общества выше личных интересов, бороться против рабских условий жизни, если они общи для всех  тебе подобных, и даже прибегать к насилию во имя личного и общего блага, против «недолжного» строя жизни людей и народов. Истинный сын века Просвещения, А.Н.Радищев был убежден, что свет разума, сила человеческой личности способны «сквозь столетия» проницать грядущие события. Исторически неизбежное раскрепощение человека, доказывал он, приведет к высвобождению титанических сил народа, к подлинному расцвету личности и общества. Критерий развития «общежительства» Радищев видел в возрастании «человеческих начал», в прогрессирующей гуманизации общественной жизни, в осуществлении идеалов равенства и братства.

Внутренний мир русского европейца формировался не только под влиянием просветительского гуманизма, но и консервативного либерализма, который утвердился в России в 60-ые годы XVIII века и просуществовал в первоначальном виде до начала XIX века. У его истоков стояла Екатерина II , вошедшая в историю как хорошо образованный монарх, хорошо знакомый с философией французского Просвещения. В преамбулах к своим законодательным актам в духе просветительской литературы императрица заявляла, что её деятельность в качестве главы государства преследует «общую пользу», что вся её  жизнь направлена на то, чтобы сделать подданных счастливыми. Классическим образцом использования идей Просвещения для укрепления абсолютизма является упомянутый выше «Наказ» императрицы, составленный для Уложенной комиссии. В «Наказе» были изложены принципы будущего законодательства Российской империи. Он представлял собой компилятивное сочинение, в котором было 507 статей, из них 408 заимствованы у Монтескье, Беккария, Бильфельда, Юста . Работая над составлением «Наказа» в течение двух лет, Екатерина II целенаправленно систематизировала статьи, по-своему их истолковывала, руководствуясь при этом не доктринами Просвещения, а российской действительностью и расстановкой классовых сил. Доминантой «Наказа» стала идея необходимости данности власти стоящей над обществом, без которой оно существовать не может. Императрица стремилась показать, что существующий в России порядок закономерен, единственно необходим и возможен. Цель самодержавия – обеспечение интересов подданных, их естественных прав путем направления действий последних «к получению самого большого ото всех добра» . Свое понимание общего блага Екатерина сформулировала следующим образом: «самодержавных правлений намерение и конец есть слава граждан, государства и Государя» . Истинное благополучие согласно приведенному отрывку, достигалось согласно приведенному отрывку, достигалось только путем подчинения всех слоев общества верховной власти. Таким образом, утверждалось самодержавие обеспечит каждому человеку свободу, равенство, право собственности только в том случае, если каждый подданный будет свято исполнять законы и демонстрировать преданность верховной власти. Кроме того, «Наказ» декларировал право частной собственности, охрану прав граждан, устранение вмешательства государства в частную жизнь граждан, необходимость свободного суда и современного права, но не в отношении всех сословий, а только дворянства, добивавшегося особых прав и привилегий при отсутствии таковых у основной массы населения. Задача формирования «свободного» гражданина (под ним понимался законопослушный подданный) возлагалась в основном на воспитание. Детям через семейную и школьную педагогику внушался страх Божий; прививалась любовь к Отечеству, «почтение к установленным гражданским законам». Следующим важнейшим моментом воспитания, по мнению Екатерины II, являлась необходимость приучения молодых людей к правилам, которые характерны для их сословия: охота к трудолюбию, которая спасала от  праздности. Праздность объявлялась источником всякого зла и опасных заблуждений. Родители и воспитатели не должны были давать примеров дурных поступков, а наоборот, «научить пристойному в делах их и разговорах поведению, учтивости и благопристойности»  и ни в коем случае  не должны были выражать недовольство правительственной политикой. С этих позиций, Екатерина Великая и ее окружение стремились сформировать «новую породу людей». Екатерина стремилась воспитать в духе «образцового построения» не только детей, но и все общество. Для этого она использовала самые различные средства воздействия на умы и формирование нужного самодержавию общественного сознания. Важнейшими из них она считала журналистику и литературу. В 1789 году начал издаваться журнал «Всякая всячина», вдохновительницей и активной сотрудницей которого была сама Екатерина. В 1782 году императрица проводит школьную реформу. В ходе реформы создавалась целая система общеобразовательных школ, что отвечало возраставшим потребностям страны в образованных людях. С созданием народных училищ расширился круг людей, которые могли быть охвачены системой официального государственного воспитания. В целях пропаганды идей реформы в 1783 году была издана книга «О должностях человека и гражданина» австрийского педагога Иоганна Фильбергера. Это издание стало не только манифестом педагогических воззрений самодержавия, в ней впервые в завершенном виде была представлена политико-идеологическая доктрина русского абсолютизма.

Антропологизм и гуманизм мировоззрения русского европейца нашел своеобразное воплощение в движении масонства. Идеи масонства начали распространяться в России с 30-х годов XVIII  века и в немалой степени способствовали познанию человеческой личности, проблем нравственности. Вся масонская литература состояла из периодических журналов, оригинальных печатных сочинений, прошедших в большинстве своем цензурные барьеры, а из частной переписки, многочисленной переводной литературы, в том числе рукописной, и из протоколов, наставлений, катехизисов, не подлежащих разглашению и написанных исключительно для членов «братства». Масонство делало упор на «сердце» человека, стремилось использовать ценности и идеалы личностного мира, призывало воздвигнуть в душе каждого «внутренний храм богу, тем самым, избавляя человека от принудительной внешней религиозности . Масонская концепция человека базировалась на основных постулатах христианской антропологии и включала в себя определение сущности человека, его «природы». В философских построениях русских масонов, в особенности у И.В. Лопухина, И.Г. Шварца, отчасти И.П. Елагина и некоторых других, получило своеобразное развитие представление о человеке как микрокосме. «Человек, — писал И.В.Лопухин, — это малый мир, ибо он есть извлечение, экстракт из всех существ и потому подобится Великому миру. Богу же самому он подобен разумною душою, которая божественна, влита в живой небесный дух, управляющий человеческим телом, состоящим из стихий» . Восхищение совершенством и цельностью человека, целесообразным устройством его телесных органов и способностью к духовной деятельности, по утверждению масонов, может в равной мере отсылать и к премудрости «Творца», и находить в себе вполне естественное, рациональное объяснение в деятельности самих сил природы. Человек может быть «властелином всему» и в теологическом, и в просветительском смысле. Одним из известных масонов был князь М.М. Щербатов. В молодые годы он переводил на русский язык сочинения П. Гольбаха, в частности «Естественную политику», философскую поэму А. Попа «О человеке», а также Фонтенеля и Вольтера. Щербатов М.М. имел большую личную библиотеку, включавшую, по некоторым данным, 15 тыс. томов, внимательно следил за европейской литературой, был одним из наиболее образованных людей русского общества времен Екатерины II. М.Щербатов опирается в трактовке человеческой природы на просветительские концепции. Человек разумен, но испорчен неблагоприятными влияниями; он стал таким, каким «воспитание, разные предопределения и изображения часто несправедливо его сочинили» . Его понимание сущности или «природы» человека излагается в морально-психологических эссе «Размышления о смертном часе», «Разговор о бессмертии души», «Рассмотрение о жизни человеческой». Если воспитание, как утверждали европейские просветители, «делает» человека, то М.Щербатов признает главнейшим результатом воспитания способность объективного самопознания и на его основе – самовоспитания. Такая способность, по его мнению, будучи развита, серьезно улучшает человеческую «природу», и, следовательно, и общественную мораль. Среди российских масонов центральное место по праву принадлежит Н.И. Новикову. Деятельность его не укладывается в строгие рамки масонского движения, хотя он и был одно время убежденным сторонником идей и целей масонства. Н.Новиков был уверен, что просвещение, воплощенное в реальную форму книг и журналов определенного направления, способно привить людям склонность к самоочищению от скверны безнравственности, помочь им в моральном перерождении. Он одним из первых поставил в центр русского гуманизма социальную проблему, — проблему внедрения подлинной человечности в реальные жизненные отношения. В связи с этим он рисовал образ идеального человека, как разумного и добродетельного господина, который делает добро всему, кому только может. Он думает, что разум ему дан, чтобы служить государству, богатство – чтобы помогать бедным, и что для того он родился, чтобы «быть полезным всем людям» . Он защищает необходимость для русских людей, беря все ценное у чужих народов, оставаться  духовно верными своей родине. Вот почему писатель предпринял (под покровительством Екатерины II) издание «Древней Российской Библиотеки», чтобы русские люди могли, познавая прошлое, увидеть «великость духа наших предков» . Новиков Н. приучал читателя к мысли о значительности человеческого существования вообще и о ценности любой человеческой личности: «Человек есть  нечто возвышенное и достойное». Очень важно, чтобы люди поняли – человек есть «средоточение всех вещей», поэтому каждый должен «признать себя за важную и достойную часть его средоточия» . Согласно воззрениям Н.Новикова, человек возвышен, но он не замкнут на самом себе, причина его поступков и деятельности не исчерпывается чувством удовольствия или неудовольствия. Человек – существенный элемент всемирной связи, в которой нет существования изолированного или безграничного целого, «и потому всякий человек может некоторым образом сказать сам себе: весь мир мне принадлежит. Но «если бы люди были токмо единою целию всех вещей сего мира, а притом не была бы средством оных, то были бы они подобны шмелям, которые у трудолюбивых пчел поядают мед, а сами оного не делают» .

Наряду с гуманистическим мировоззрением развивающимся в России в рамках Просвещения. Начиная с Н.Карамзина и В.Жуковского, в русском сознании утверждалась идея эстетического гуманизма, такого, каким он был выработан Ф.Шиллером, В. Гумбольдтом, поддержан и развит всей немецкой романтикой. Сущность этого течения, развившегося в эпоху уже вполне сложившейся системы секулярной культуры заключалась прежде всего в благодушном оптимистическом взгляде но то, что эстетическая и моральная сферы в человеке настолько связаны одна с другой, что одно без другого развиваться не может. Это внутреннее единство двух (вполне секулярных) сфер души обеспечивало внутреннюю гармонию в человеческом духе. Эстетический гуманизм перейдя на русскую почву, сначала сочетался с сентиментальной установкой духа, которая была присуща Н.М.Карамзину и В.А.Жуковскому, затем получил иное оформление в следующих поколениях, сохранившихся в значительной степени до сих пор в русской интеллигенции. Кроме того, он был тесно связан с сентиментализмом. В центре внимания сентименталистов находился человек, причем не человек вообще, а конкретный человек, во всем своеобразии его личности. Особенно близки были течения немецкой романтики поэту В.А.Жуковскому. В 1805 году В.Жуковский писал И.Тургеневу: «Надобно сделаться человеком, надобно прожить недаром, с пользою, как можно лучше». Он ставит перед собой цель «возвысить, образовать свою душу и сделать все, что могу, для других. Для чего же и жить, как не для усовершенствования своего духа всем тем, что есть высокого и великого? Одному это сделать почти не можно. Будем же друзьями, то есть верными товарищами, на пути к доброму. Дружба есть добродетель» .

Эстетический гуманизм наиболее полно выразился в творчестве В.Ф. Одоевского. В.Одоевский исходит из того, что «в человеке слиты три стихии – верующая, познающая и эстетическая». В целостном соединении их и заключается содержание культуры, а их развитие образует смысл истории. В этой постановке основных проблем, конечно, на первое место выходит сам человек, в котором указанные три сферы и находят свое единство. «Человек только тогда человек, когда он идет наперекор природе».

Своеобразный итог размышлениям о человеке конца XVIII века был подведен в творчестве поэта Гавриила Державина. Поэт защищает свободу и достоинство человека. В стихах, написанных на рождение внука Екатерины II (будущего императора Александра I) он восклицает: «Будь страстей твоих владыка, Будь на троне человек». Он с гордостью говорит о возможностях человека, о силе человеческой мысли, стремящейся к постижению мира, могущей

Измерить океан глубокий,

Сочесть пески, лучи планет

и дерзающей вознестись к непостижимому богу .

Человек не только пылинка в хаосе мира. Он – частица общей системы мироздания, он занимает среди живых существ свое определенное и очень важное место:

Я связь миров, повсюду сущих,

Я крайняя степень вещества,

Черта начальна божества .

Вместе с тем, проведенный нами анализ мировоззренческих ориентаций и идеологических предпочтений первой, значительной плеяды русских европейцев оставивших заметный след и истории русской культуры в привнесении идей европейского Просвещения и гуманизма, не позволяют их отнести к носителям классического французского просвещения за исключением тех немногих, кто близко подошел к классически-просветительскому типу (Радищев А.Н., И.П. Пнин, В.В. Попугаев, А.П. Куницин). Это и понятно, ведь все они относились к дворянскому роду, а сословная принадлежность диктовала уровень восприятия, интериоризации и интерпретации идей Просвещения. Русские европейцы были способны лишь на распространение в России отдельных просветительских идей, которые более всего были созвучны их чаяниям и умозаключениям. Более всего идеи люмьеризма были представлены в таком передовом общественно-политическом движении России I четверти XIX века как декабризм. Однако и здесь они носили «урезанный» вид. Это объяснялось тем, что в конце XVIII — начале XIX веков общественно-экономическая жизнь России сравнительно быстро эволюционировала в сторону капитализма, идеи просвещения не охватили общественного сознания в значительной степени потому, что в России, как и в Европе, прокатилась волна феодальной контрреволюции. В полной мере антифеодальные силы в России проявили себя не раньше 40х годов  XIX  века. Именно тогда, по словам Г.В. Плеханова «все старое, традиционное… подверглось критике, все новое обсуждалось с точки зрения «разума», который был призван… заново переделать взгляды русских читателей» .

Русский «люмьеризм» – как идеализированная форма буржуазного общественного сознания по содержанию носил надклассовый, общечеловеческий характер. Цели русских европейцев демократического крыла (Белинский В.Г., Чернышевский Н.Г., Добролюбов Н.А.) носили утопический характер. Вместе с тем русскому просветительству 40-60х годов XIX века уже не характерны черты элитарности, противопоставления своей образованности и эстетической утонченности малообразованным кругам российского общества. Они осознавали себя органической частью русской нации, поэтому выступая за всестороннюю европеизацию России, признавали принцип общечеловеческого над национальным, целого над частью. Будучи явлением культуры, русский европеец в своей просветительской деятельности не придерживался культуртрегерской, пассивно-созерцательной позиции. Его активность по образованию и воспитанию нации носила характер революционно-демократических преобразований (В.Белинский, А.Герцен, Н.Чернышевский, Н.Добролюбов, Д.Писарев), основанных на идеях утопического, (крестьянского) социализма. Для обоснования и реализации указанных идей ими была предпринята попытка соединить в своей философской системе «французское» (практическое) и «немецкое» (теоретическое) начала. Стремление к разумному действию привело русских просветителей круга (Белинский-Чернышевский) к необходимости создания нравственной философии. Наиболее просветительский вид нравственная философия приняла у Н.Г.Чернышевского в теории «разумного эгоизма». Эта теория, впитав в себя, по словам Г.В. Плеханова «стремление искать в рассудке опоры для нравственности» , демонстративно направлена против средневековой морали, защищавшей тягостный труд и объявила о примирении личного с альтруизмом.

Ориентированные на ценности Европы русские люди в лице просветителей, художников, революционных демократов попытались структурировать новый тип отношения к миру, связанный с попыткой высокого интеллектуального переживания жизни. А.С. Пушкин, как истинный русский европеец в 1824 году писал: «Все наши знания, все наши понятия с младенчества почерпнули мы в книгах иностранных, мы привыкли мыслить на чужом языке…» . В 1926 году, 100 лет спустя после слов А.С. Пушкина историк российской духовности Зеньковский В.В. писал: «Мы рассмотрели развитие русской мысли в течение целого столетия и убедились в неустранимости той проблемы, которой были заняты. Русское самосознание неизбежно связано с проблемой Запада и его взаимоотношений с Россией, это означает и историческую, и духовную неотрывность нашу от Запада» . И высказывания гения русской словесности, и размышления русского философа наводят нас на мысль о том, что полыхавшие в свое время споры между «западниками» и «славянофилами» были лишь «семейной разладицей» внутри той части русского общества, которую принято называть русскими европейцами. Потому что, когда к началу XX века эта полемика была отчасти преодолена, появилась блестящая плеяда мыслителей и писателей, которые сделали идею русского европеизма определяющей. Но не только интеллектуальная этика активизировала эту идею, её реализовали в своей жизни 3 миллиона наших соотечественников, став русскими европейцами не только теоретически, но и географически, обогатив европейскую культуру бесценными «дарами» культуры Российской . Подытоживая анализ особенностей русского европейца, как субъекта культуры, необходимо отметить, что для него культура Европы представлялась как синтез классической греческой paideia, римской власти законов, христианской общности и индивидуализма германских наций. Эти принципы легли в основу европейского единства. Европейские народы по-разному говорят, пишут, одеваются, но у них есть общая для всех европейцев (в том числе и русских) идея, один способ мышления, который лежит в основе «европейского разума», «секуляризованной европейской культуры».

В заключении мы вправе вывести типологию русского европейца сообразно его мировоззрению, мироощущению и мироотношению: 1) просветитель – мыслитель; 2) общественный и политический деятель («философия малых дел»); 3) художник в самом широком понимании этого слова. Основной чертой названных типов является «деятельный гуманизм». Становление феномена русского европейца прошло три периода: 1) первая половина XVIII века – зарождение (этап ученичества); 2) вторая половина XVIII века – 40-е годы XIX века, — становление основных концептуальных систем русского европеизма;

3) 40-е годы XIX века – начало XX века – революционно-демократический этап, включающий в себе преобразовательную практику русского европейца.

Таким образом, выявленные особенности формирования феномена русского европейца позволяют установить связь между модернизацией русской культуры и процессами происходившими в Западной Европе в части культурно-исторической и мировоззренческой самоидентификации.